Крестный для Альбуса (гет)

Ранним утром громким пением Гермиону разбудили птицы. Спина и бок болели от выпирающих пружин, и Гермиона вспомнила, где она и что произошло. Сон мгновенно слетел, она села и поняла, что в гостиной совершенно одна.

В памяти всплыли картинки прошедшей ночи, и Гермиона покраснела. Отдельные воспоминания промелькнули, и все случившееся можно было бы посчитать сном, если бы не истерзанные, горящие губы и боль в мышцах. Но самое главное — ощущение глубоко внутри, которое она даже не могла описать, потому что никогда до этого не знала. Словно очень долго неосознанно испытывала сильную жажду, а теперь утолила.

Гермиона ожидала, что почувствует стыд и сожаление, но ничего такого не было.

Она неуверенно позвала Северуса, но он не откликнулся.

Гермиона задумалась, когда и почему он ушел, не разбудив ее, и решила, что Северус просто не привык спать с кем-то в одной кровати и поэтому перебрался в спальню.

— Северус? — вновь позвала она, а потом завернулась в измятое покрывало и поднялась по лестнице. Она не знала, что именно скажет, но не сомневалась, что слова придут сами.

Добравшись до спальни, она осторожно заглянула внутрь, но увидела только нетронутую кровать.

Гермиона медленно спустилась и пошла на кухню. На столе стояла чашка с остатками кофе.

Задумавшись, она села за стол, к ней тут же подлетел термос и налил горячий черный кофе в чашку. Кофе, дающий заряд бодрости на всю ночь. Гермиона хорошо знала это после бессонных ночей, когда готовилась к экзаменам. На вкус отвратительная крепкая бурда, но это отлично помогало проснуться... или же прочистить мозги.

Гермиона сглотнула, и в первый раз после пробуждения в душе зашевелилось нехорошее предчувствие.

Северус покинул дом, и она не сомневалась, что все из-за прошедшей ночи. Гермиона попыталась представить, что же он надумал себе за это время, но быстро осознала, что даже после нескольких часов близости не смогла бы даже отдаленно понять его мысли. Сильнее чем когда-либо он казался ей закрытой книгой. Книгой, которую она могла подержать в руках и даже разглядеть как следует, но не сумела бы прочитать, поскольку та написана незнакомым языком. Гермиона почувствовала, как сердце сжалось от страха и грусти.

Неожиданно она вспомнила последнее сражение Гарри и Волдеморта много лет назад. Гарри рассказал Волдеморту правду о любви Северуса к Лили, а Темный Лорд ответил: «Он боготворил ее. Но после ее смерти понял, что существуют и более доступные женщины».

Гермиону замутило.

Неужели это и произошло? И она просто была доступна?

Северус ничем не дал ей понять, что, кроме желания, испытывает что-то еще. И Гермиона осознала, что на большее не могла и надеяться. Эта мысль причинила боль и одновременно разозлила.

Гермиона не знала, как долго просидела за столом. Вдруг она услышала, как с тихим скрипом отворилась и захлопнулась входная дверь.

Гермиона вскочила и быстрыми шагами пересекла кухню.

— Северус, я... — начала она, но замолчала, сразу поняв свою ошибку.

Человек на пороге смотрел на нее большими глазами. И это был не Северус.

— Гарри... — с трудом произнесла она и попыталась поплотнее закутаться в покрывало, тщетно надеясь представить все совсем не так, как оно видится.

— Я стучал, — ровно произнес он, — но подумал, что Северус меня не слышит, и просто зашел. Я... Что ты тут делаешь, Гермиона?

Голос Гарри казался чужим и спокойным. Слишком спокойным. Таким Гермиона до сих пор не знала друга.

Гарри не всегда понимал все с первого взгляда. Но даже для него стало яснее ясного, что тут произошло. То, что Гермиона в это время оказалась в доме Снейпа, да еще закутанная в покрывало, в то время как ее вещи валялись возле дивана, не могло быть понято как-то иначе.

— Полагаю, ты можешь сложить два и два, — произнесла она и с горящими от стыда щеками наклонилась за одеждой.

Дрожащим голосом она попросила его отвернуться и позволить ей одеться.

Вот только стыд никуда не делся.

Гарри хотел сесть на диван, но опомнился и пристроился на край подлокотника.

Он молча смотрел на нее.

— Скажи что-нибудь, — попросила Гермиона. Тишина казалась невыносимой. И хотя они были всего в паре шагов друг от друга, Гермиона ощущала, что теперь между ними лежат миры.

— Когда это началось? — Гарри разглядывал ее, словно видел в первый раз.

— Не знаю, — прошептала она. — Не могу точно сказать, когда по-другому начала смотреть на Северуса. А это... — она выделила последнее слово, хотя Гарри уже понял ее, — вчера вечером, — едва слышно закончила она.

Они никогда не разговаривали о столь личном, и Гермиона ощущала, как увеличивается неловкость.

— Я не выбирала, Гарри. Просто иногда случается такое, что невозможно контролировать.

Он покачал головой и встал.

— Я просто не могу поверить, что именно ты, которая всегда все планировала и продумывала, вляпаешься в это.

— Планировала и продумывала? — и хотя ей по-прежнему было стыдно, Гермиона почувствовала, как в душе разгорается гнев. — Моя жизнь — это не только бесконечные расчеты и логические выводы, Гарри! Я такой же человек, как и ты. И, веришь или нет, у меня есть чувства и потребности, которые нельзя заменить... как ты сказал? Планирую и продумываю? Как ты можешь судить меня? Ты выбрал Северуса крестным, но он недостаточно хорош для меня?

— Гермиона, я не осуждаю тебя.

Он устало взъерошил волосы, и только теперь Гермиона заметила беспокойство в его глазах.

— Просто... я желал тебе лучшего. Ты заслуживаешь человека, который сделает тебя счастливой.

Он подошел к ней и взял ее руки в свои.

— Мне кажется, самое лучшее — едва-едва достойно тебя, — тихо сказал он, и у Гермионы на глаза навернулись слезы. — Я ценю и уважаю Северуса, но если ты позволишь спросить тебя...

Она посмотрела на него, пытаясь сморгнуть влагу с ресниц.

— Ты уверена, что он сможет сделать тебя счастливой так, как ты себе представляешь?

Гермиона подумала о том, что Северус не может простить себя. О боли и вине, которые переполняют его. Он прячется в тени, скорее всего, из-за того, что полагает, будто не заслуживает свет. Ее голос был полон грусти, когда она произнесла:

— Я не знаю, на что надеюсь, Гарри. Не знаю, может ли он сделать меня счастливой... и хочет ли вообще.

Гарри молча обнял ее, но почему-то это не принесло утешения.

Повинуясь просьбе Гермионы, Гарри ушел, и вскоре дверь отворилась снова. На этот раз это был Северус. Нахмурившись, он посмотрел на нее.

— Где ты был? — спросила она, глядя на него и пытаясь понять его мысли по неприступному выражению лица.

— В лаборатории. — Он показал маленькую склянку с желтоватой жидкостью.

«Где же еще, — подумала она. — И лишний раз ты убедилась, как плохо его знаешь».

Гермиона не осмеливалась начать разговор о том, что важно для нее, поэтому поинтересовалась:

— Что это?

— Зелье для меня, — ответил Северус, и она расслышали нотки недовольства в его голосе.

Гермиона сглотнула, сжала руки и начала:

— Послушай, Северус, я...

— Честно говоря, я удивлен, что ты еще здесь.

Эти слова удивили и разозлили ее, и Гермиона не придумала ничего лучше, как тихо спросить:

— Неужели?

— Да. Я полагал, что ты уже давно ушла.

— Для тебя это нормально — исчезать после такой ночи?

— Раз уж ты спросила — да, — ответил Северус.

Гермионе показалось, что все внутренности скрутило узлом, и прежде чем осознала, она услышала свой голос:

— Почему ты вообще со мной спал, Северус?

— Почему? — Он холодно улыбнулся и шагнул к ней. — Потому что я эгоист, Гермиона. Потому что давно не занимался сексом с молодой привлекательной женщиной. А я умею использовать подвернувшуюся возможность.

Она вздрогнула словно от пощечины.

— Неприятно? — притворно озабоченным тоном спросил он. — Не может быть. Я был уверен, что ты хорошо знаешь людей и понимала, во что ввязываешься.

Гермиона обхватила себя руками, словно защищаясь, но, разумеется, это не уменьшило боль от его слов.

— То есть, я согласилась быстренько трахнуться, так? — дрожащим голосом сказала она, мгновенно побледнев.

— Как вульгарно, — холодно произнес он.

Снейп не знал, что она почти никогда не использует подобные выражения, но, скорее всего, его это не особенно заботило. Он пожал плечами, когда она промолчала, и нанес следующий удар:

— Намного интересней, почему ты переспала со мной?

Она посмотрела в его бледное лицо, равнодушные черные глаза, не отпускающие ее взгляд ни на секунду. Попыталась хоть что-то сказать, но быстро поняла, что лучше уж молча сносить все издевательства.

— Думаешь, что влюблена в меня? — резко спросил он и обхватил ее подбородок, не давая отпустить голову. — Смотри на меня!

Против воли Гермиона взглянула в его холодные глаза. Она чувствовала в груди странный холод и пыталась подавить слезы.

— Глупая девчонка! — рявкнул он, правильно поняв ее молчание. — Ты всерьез полагала, что я, как Уизли, буду держать тебя за ручку, водить в театр или катать на лодке под луной? — он язвительно ухмыльнулся.

Гермиона не знала, смешно ему, потому что она могла такое подумать или потому что сам представил эту картину.

— Я думала, — тихо начала она, удивляясь, что еще может говорить, пока все вокруг нее рушится, — что могу быть частью твоей новой жизни.

Северус закатил глаза и отпустил ее подбородок.

— Пожалуйста, избавь меня от этого фарса. Иначе кончится тем, что ты возомнишь себя сияющей героиней, которая принесла свет и радость в мою мрачную душу и тем самым спасла от одиночества или больше — от меня самого.

У Гермионы задрожали губы, и она неосознанно попятилась.

— Просто удивительно, что за твоим блестящим умом на самом деле скрывается столько наивности, которая воистину заслуживает жалости, — выплюнул Северус, рассматривая Гермиону, словно насекомое, в котором внезапно открыл неизвестное свойство.

— Может, объяснишь мне, почему я так наивна? — вырвалось у нее. Она сама не понимала, как злости удалось пробиться через унижение и стыд. — Потому что подумала, что начинаю понимать тебя? Или поверила, что небезразлична тебе и ты хоть немного уважаешь меня? Что именно, Северус?

— Потому что у тебя неправильное представление о влюбленности! — резко отозвался он. — Девчачье, искаженное понятие о том, что у тебя может быть со мной. Ты не знаешь меня, Гермиона. И ты ничего не знаешь о любви.

— Неужели? Тогда расскажи! — потребовала она, дрожа от гнева.

— Я не обходительный мужчина. И не тот, кто будет дарить тебе цветы или сделает массаж, когда ты придешь домой после тяжелого рабочего дня. Я не стану выслушивать твои жалобы, потому что мне хватает своих проблем, и не буду говорить лживые комплименты. Ты ошибаешься, если полагаешь, что за маской неприязни и отторжения прячется другой человек. Я уже как-то сказал тебе, помнишь? Не существует другого мужчины. Я точно такой же, каким ты меня знаешь со времен Хогвартса: желчный, жестокий ублюдок. Тебе только кажется, что ты понимаешь меня. И ошибаешься, думая, что влюблена в меня или даже любишь. — Северус горько рассмеялся, глядя куда-то мимо нее. — Я знаю лучше, и потому запомни мои слова: любовь — это боль и огонь. Она сжигает дотла, не оставляя даже пепла.

— В твоем мире, — пробормотала Гермиона.

Боль все сильнее охватывала ее, сковывая холодом и не давая дышать.

— Да, в моем, — равнодушно согласился он. — Видишь, как различны наши миры. Ты умная женщина, Гермиона, живи своей жизнью и оставь мне мою.

Он произнес эти слова очень тихо и совсем не язвительно, но менее жестокими они от этого не стали.

Гермиона не знала, откуда у нее еще остались силы, чтобы пройти мимо Северуса к двери. И когда вышла наружу, она ничего не видела, словно накрытая каким-то стеклянным колпаком, который отрезал от нее остальной мир, оставив ей лишь пустоту внутри. Будто душа разбилась на тысячи осколков, а когда Гермиона попыталась собрать ее, то не нашла несколько кусочков.

Она не чувствовала, что по щекам текут слезы, пока как слепая шла по улице. И не слышала звон стекла от пробирки, которую с яростью швырнули в стену.