Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая (гет)

Заметив, что руки дрожат, Гарри сцепил их и зажал между коленями. Его била дрожь, и он очень надеялся, что чувства, охватившие его, не отразились на лице – смесь ужаса, недоверия, острой жалости... И ненависти. Ненависти к тем, кто способен довести человека до такого состояния. Сейчас он очень хорошо понимал, почему Ханна сказала: «Мне страшно!» В постели сидел обтянутый серой кожей скелет. И это Эрни Макмиллан, который комплекцией мог поспорить с Невиллом?

— Великий Мерлин! — прошептала Джинни. – Что они с тобой сделали?

Эрни попытался улыбнуться. Это выглядело жутко — словно он забыл, как улыбаются. Неуютно было всем, но Гарри больше всего, потому что Эрни не сводил с него глаз и явно собирался с силами, чтобы заговорить.

— Гарри, ребята, — сказал он наконец, снова попытался улыбнуться, и на этот раз ему удалось. – Я понимаю, что вы не можете мне доверять, и я хочу заверить вас – это действительно я, Эрни Макмиллан. Я могу это доказать, Гарри. На втором курсе я боялся тебя и считал, что ты наследник Слизерина. Но когда василиск напал на Гермиону, я понял, что ошибся, потому что ты никогда не причинил бы ей зла. А на пятом курсе я сказал, что верю тебе насчет Того-кого-нельзя-называть, и что тебе верят не только сумасшедшие… — он вдруг поперхнулся и виновато посмотрел на Луну. Та засмеялась:

— Все в порядке, Эрни! Это ты, без вопросов!

Как только он заговорил, в палате словно посветлело, и друзья тихо вздохнули – с облегчением. Так говорить мог только Эрни Макмиллан. Вслед за Луной улыбнулись все, а Рон сообщил:

— Мы тебя узнали, как только ты заговорил!

— А как?.. – удивился Эрни.

— Старина, да у кого еще в Хогвартсе такой торжественный стиль?!

Эрни опять поперхнулся бульоном – Ханна пользовалась любой паузой, чтобы кормить его с ложечки. Только на этом условии – что больного заставят поесть – мадам Помфри согласилась впустить их в больничное крыло, где оказались еще и МакГоногалл, Дамблдор, Слизнорт и почему-то Мартин Оливандер. Мастер палочек сидел на стуле рядом со второй постелью и молча, с мягкой улыбкой, сжимал руку изможденного старика. Наверное, тот, кого Эрни тащил на себе… Родственник Оливандера-младшего? Или даже… «Не может быть!»

Оливандер-старший? Живой?!!

Это был он, и он повернул голову, ответив на их взгляды серебристо-лунным сиянием глаз. С радостным восклицанием Луна вскочила, подбежала к нему.

— Что, малышка? – слабым и очень теплым голосом сказал старик, сжав ее руку. – Меня тоже трудно узнать, правда?

Девочка кивнула, в ее широко раскрытых глазах блестели слезы.

— Ты жива… — прошептал Оливандер. – Ты снова жива…

Луна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы и погладила его руку. Не только Гарри – все были потрясены. Никто ни разу не видел Луну плачущей, пусть и от радости!

Показалось, или призрак Дамблдора и правда негромко шмыгнул?

— Гм… Эрни… — негромко сказал он, уплотняясь рядом с постелью, — это ничего, что я вас называю по имени?

— Нисколько не возражаю, сэр, — с удивлением в голосе отозвался Эрни. — И я счастлив, что вы вернулись, пусть и… — он замолчал.

— В виде призрака? – улыбнулся Дамблдор.

Стоящая неподалеку МакГоногалл посмотрела на него с легким неодобрением.

— Да… или… Так вы призрак, сэр? Простите. Таких привидений я ни разу не видел! Вы сейчас стали как живой… простите!

— Не извиняйтесь, Эрни, вы мне льстите. Да, то, что вы видите перед собой – одно из величайших моих достижений. Скажите, — Дамблдор внимательно посмотрел на него поверх очков, — я правильно понял, что вы обо мне не знали и не слышали?

— Я… Да, сэр.

— Значит, можно предположить, что вас похитили не позже февраля.

Мальчик задумался, машинально отодвинув руку Ханны с ложкой.

— Пожалуйста, Эрни! – жалобно попросила Ханна.

Эрни неохотно проглотил еще ложку. Наверное, его смущало, что его кормят так на глазах у всех – но только ли в этом было дело? Казалось странным, что человек, настолько истощенный голодом, отказывается от еды… Видимо, Дамблдор и Слизнорт подумали о том же – они вдруг переглянулись, Дамблдор кивнул, и профессор зельеварения мягко спросил:

— Скажите, мой мальчик, а давно вам не хочется есть?

Что-то было в его голосе такое, отчего все насторожились. Даже Ханна опустила ложку, когда Эрни задумался. Но мальчик только сказал беспомощным голосом:

— Не знаю, сэр!

— Примерно с конца весны, — раздался слабый голос Оливандера. — Его бросили в мое подземелье уже в таком состоянии. Не в смысле истощения, а под заклятием. Помоги немного, Март…

С помощью Луны и сына он сел, прислонившись к спинке кровати.

— Это было вскоре после того, как из тюрьмы вернулся Люциус Малфой… — с явным усилием продолжил он. – Он меня вроде как… проведал, спрашивал, хорошо ли за мной ухаживали в его отсутствие, — старик усмехнулся, хмыкнул, — хотя он видел, конечно, что мне стоило пребывание у него. И в особенности… общение с Темным Лордом. О, Малфой был – сама забота, но меня это не сильно трогало. Даже известие, что Темный Лорд мертв, почти что не обрадовало меня.

Он слабо улыбнулся Луне и посмотрел на остальных. Потом сказал Дамблдору:

— Лучше сначала я немного расскажу, Альбус. Эрни не сможет… пока. Не обижайся, мой мальчик.

— Ни в коем случае, сэр!.. – горячо воскликнул Эрни.

— Подождите… — вмешался вдруг Слизнорт, и все слегка вздрогнули – несмотря на свои габариты, профессор умел присутствовать настолько незаметно, что о нем почти что забыли. – Эрни, мой мальчик, что вы чувствуете, когда пытаетесь что-то вспомнить? Ну, что у вас в голове?

— Как туман, сэр… и… все незнакомое…

— Вам в этом тумане страшно?

— Нет… нет, пожалуй. Просто неприятно, и очень неохота…

— Ага! И вам не хочется есть?.. Ага! Простите, господа, я вас ненадолго покину… — не обращая внимания на изумленные взгляды, Слизнорт бросился к двери; за ним, словно кометный хвост, затухало его отрешенное бормотание: — Экстракт одолени, две капли аконита, порошок фей…

— Сок сливы-дирижабля! – закричала вслед Луна.

Послышался глухой удар, Слизнорт отскочил от полуоткрытой двери и застыл, держась за лоб.

— Простите, сэр!

— Ничего… ничего… — профессор зельеварения медленно повернулся к ней. – Что… что вы сказали?

— Простите, сэр… — растерянно повторила Луна. – Просто я подумала, что сок сливы-дирижабля мог бы помочь…

— О да… — пробормотал профессор. – Конечно, мог бы! Очень даже мог бы, дорогая моя! – он потрясенно смотрел на девочку. – И если бы он у меня был…

Он осекся, потому что Луна вскочила и в несколько стремительных шагов — казалось, даже ее очертания расплылись – оказалась перед ним. Слизнорт слегка даже попятился. Луна поднесла руки к ушам, потом протянула ему что-то. Слизнорт нахмурился, разглядывая лежащие на ее ладонях сережки.

— Да, я их давно заметил, дорогая моя… они прелестны и очень вам идут, но… погодите!

Он осторожно взял одну из сережек, поднес к глазам.

— Это же они… — Слизнорт лихорадочно схватил и вторую сережку; Луна опустила руки. – Это и правда сливы-дирижабли, они почти неотличимы от редисок… Мисс Лавгуд, дорогая, откуда это у вас?

— У нас дома целый куст растет, — нетерпеливо ответила Луна. – Этого хватит, верно? Нужно ведь совсем немножко. Хоть они и подсохли, но несколько капель выдавить можно.

— Конечно, конечно! – заверил ее Слизнорт, доставая из кармана маленькую баночку и бережно опуская в нее сережки. – Тогда простите меня, дорогая моя, я побежал… Вы мне потом расскажете, ладно?

— Что?

— Как вы додумались… И пятьдесят баллов Гриффиндору!

Слизнорт выскочил из палаты.

— Я из Когтеврана, сэр! – крикнула вслед Луна.

— Да, в самом деле, — донеслось из коридора. – Когтеврану тоже!

Посмеиваясь, Луна вернулась к постели Оливандера. Разыгравшаяся сценка несколько развеселила всех, в палате уже не было так тягостно, и Гарри в который раз задался вопросом: что за девочка такая, Луна? Случайно ли у нее получается, или она делает так сознательно? Он попытался поймать ее взгляд, но Луна безмятежно смотрела куда-то поверх голов.

Кто-то дотронулся до его плеча, он оглянулся и увидел МакГоногалл. Директор жестом поманила его и Гермиону за собой.

На диванчике в преддверии сидели, напряженные и бледные, мужчина и женщина. При их появлении они вздрогнули и отшатнулись назад, вжимаясь в спинку, потом встали и нерешительно, со страхом и ожиданием в глазах, шагнули навстречу.

— Это миссис и мистер Макмиллан, — представила МакГоногалл, аккуратно прикрыв дверь.

Гарри и сам догадался — Эрни был весь в отца. Мистер Макмиллан был невысоким, полным и круглолицым, его лицо с добродушными чертами сейчас блестело от пота, а на лбу пульсировала жилка – точь-в-точь, как у дяди Вернона, когда тот злился. Но мистер и миссис Макмиллан не злились. Им было страшно. Они надеялись и не смели поверить.

— Это и правда наш мальчик? – прерывающимся голосом спросила миссис Макмиллан, вытирая платочком глаза.

Директор молча кивнула, и миссис Макмиллан схватилась за плечо мужа.

— Кто же тогда погиб рядом с вами, мистер Поттер? – хрипло спросил Макмиллан, пристально глядя на Гарри. – И чьей палочкой вы воспользовались?

Гарри растерялся от этого вопроса.

— Я не знаю, мистер Макмиллан… Палочку я отдал кому-то из Министерства. Разве ее вам не передали?

— Тейлор настоял, чтобы ее положили в саркофаг рядом с… сейчас даже и не знаю, с кем! – тихо сказала миссис Макмиллан. — С телом.

— Потому что это была не его палочка, — сказал вдруг мистер Макмиллан, — и мне почему-то не хотелось, чтобы она осталась у нас…

— Ты мне этого не говорил!

— Я думаю, — вмешалась МакГоногалл, — теперь мы узнаем. Главное – друзья его опознали, и это действительно он.

Гарри и Гермиона поспешили подтвердить ее слова. Миссис Макмиллан с благодарностью улыбнулась.

— Нам уже можно войти? О, замечательно! – обрадовалась она, услышав, что Ханна сейчас кормит Эрни. – Такая хорошая девочка! Она так страдала, когда он…

Макмиллан успокаивающе тронул ее за локоть и сказал:

— Хорошо, мы подождем. Как он, миссис МакГоногалл?

Помедлив, директор решительно ответила:

— Плохо. Нет, для его жизни опасности нет, — быстро добавила она. – Он крайне истощен, у него дистрофия, но это мы умеем лечить. Мальчик поправится быстро. Однако… — она опять помедлила, — он заколдован. С его памятью что-то сделали, и мы пока не знаем, что.

— Он нас не узнает?! – воскликнула побледневшая миссис Макмиллан.

— Узнает! – заверила ее МакГоногалл. – Возможно, с некоторым трудом. Он не сразу узнал Ханну, не сразу узнал ребят…

Вот почему Эрни так долго смотрел на меня, сообразил Гарри.

— …Это какая-то непонятная пока комбинация заклинаний. Гораций Слизнорт сейчас подыскивает нужное зелье. У Альбуса есть несколько приборов, которые позволят обследовать память Эрни. Я думаю, мы с этим справимся.

— А вы? – спросил вдруг Макмиллан, обращаясь к Гарри и Гермионе. – Вы не можете что-нибудь сделать? Я слышал, что вы вернули зрение девочке из Когтеврана.

Гарри молчал, ему очень не хотелось отвечать: «Я не знаю». Но тут, к его облегчению, заговорила Гермиона:

— Очень возможно, мистер Макмиллан. Только сначала мы должны понять, что с ним. С Айрис Смит было легче – все люди представляют, что такое слепота, для этого достаточно закрыть глаза…

«Умница!» — с нежностью подумал Гарри и с вернувшейся уверенностью сказал:

— Мы поймем.

Лица Макмилланов посветлели.

— Давайте сделаем так, — предложила МакГоногалл. – Я сейчас попрошу ребят ненадолго выйти, вы можете повидаться с ним. Только я вас попрошу вот о чем – вести себя спокойно и естественно и по возможности не расспрашивать его.

— Ну, может быть… – с сомнением протянул Рон, когда они устроились на диванчике и стульях в вестибюле и приготовились ждать. – Мне не показалось, чтобы Эрни был под каким-то заклятьем. Он всегда был немного тугодумом, а после того, что ему довелось пережить… у кого угодно в голове перепутается.

Джинни рассердилась:

— Зря ты так! Эрни – герой! И сбежал, и Оливандера вытащил!

— А кто спорит, сестренка? – удивился Рон. – Я про то, что может и не быть какого-то заклятия. Хотя, то, что у него пропало чувство голода…

— Ну, это-то ты понимаешь… — усмехнулась Джинни.

— Заклятие есть, — настаивала Луна. – Это же заметно!

— Не у всех такое зрение, как у тебя, малышка.

— Да сам ты малыш!.. – рассердилась она; и все рассмеялись, а Гарри мысленно дополнил: «Малыш шести футов росту!». — Вы заметили, как он все время моргает? Его свет слепит…

— Точно! – воскликнула Гермиона. – У него все время расширены зрачки, а я никак не могла понять – что это у него с глазами! Так, постойте…

На ее лице появилось хорошо всем знакомое, такое родное выражение Гермионы-Отрешенно-Задумчивой, что Гарри и Рон переглянулись и улыбнулись. Чуть ли не явственно послышался шелест страниц невидимых книг – невидимых для всех, кроме Гермионы, конечно!

— Но расширенные зрачки – это больше похоже на яд… — пробормотала она – Так, однако ведь яд не может воздействовать на память таким образом. Настолько… утонченно.

— Яд – вот это очень может быть! – воскликнул Рон. – Мало ли что ему могли подсыпать! Гермиона, Эрни ведь был в Отряде Дамблдора с самого начала.

— Ну, и что?

— То, что Гарри тогда научил нас противостоять «Империус»-у. А это значит, что он мог сопротивляться любому заклинанию, воздействующему на память! «Конфундус», «Обливейт»… ему они должны быть нипочем! Не так ли, Гарри? Гарри! Ты меня слышишь?

…Конечно, Гарри слышал его, но как бы издалека. Он смотрел на стену напротив, не видя ее. Вместо стены там была размытая мозаика… которая как раз начала обретать резкость, и не хватало только несколько кусочков.

Такое получалось не впервые. Еще на втором курсе – когда на вырванной из книги странице он прочитал написанное рукой Гермионы слово «трубы», и это оказалось недостающим кусочком – он сразу и вдруг… даже не понял, а увидел, как василиск перемещается по замку, а потом – как и почему его жертвы окаменели, но не погибли.

— Я слышу, Рон… — пробормотал он, — подожди…

Сейчас отсутствующий кусочек прятался в прошлом – в очень недавнем. В лавке близнецов Уизли. Что там было? Да много всего…

Краем глаза он увидел, что Рон собирался сказать еще что-то, но Гермиона резким шепотом потребовала: «Не мешай ему!» Она не сводила глаз с Гарри. Никто не сводил с него глаз.

…Когда он искал последний хоркрукс, недостающие кусочки тоже прятались в прошлом. Выручай-Комната, статуя волшебника, диадема, которую он сам надел ей на голову, чтобы пометить место, где спрятал тетрадь… Тогда, правда, мозаика сложилась слишком поздно – Драко успел перепрятать диадему. Но хотя бы удалось понять, что это она… «К чему все это?..» Гермиона как-то сказала: «Хотела бы я уметь так, как ты!» А что он умел? Это она умела – работать кропотливо, выстраивать мозаику кусочек за кусочком. Умела искать и находить, знала, где искать и находить. А он порой даже не сознавал, что ищет что-то… пока искомое не возникало само собой.

Чего же не хватало в картинке сейчас? Недостающий кусочек. Лавка Уизли. Луна… Что она сказала? «Взяли обычную туманку, и…»

Туманка. Выдумка близнецов – маленький шарик, вызывающий не очень густой туман.

А кто-то хотел наложить заклинание «Агорафобос» на всех, кто в тот момент находился под открытым небом. Заколдовать сразу такое количество людей – задача непосильная даже для самого могущественного волшебника.

Однако можно заколдовать «туманку» и заполнить весь Косой переулок туманом, уже несущим в себе заклятие!

И можно…

— Я понял, — сказал Гарри.

…Проклятие можно наслать непосредственно на человека – так обычно и делают. Но обладающий достаточной силой и подготовкой волшебник может отбить его – если, конечно, это не одно из Непростительных.

Однако многие проклятия можно наложить на предмет. Два года назад заколдованное ожерелье чуть не убило Кети Белл. Еще раньше такое проклятие поразило самого Дамблдора, который имел неосторожность надеть кольцо Марволо. О таких проклятиях и говорил Грюм, когда спрашивал Луну, заколдовывала ли она свое оружие.

Редко кто решается на такое. Во-первых, есть такое понятие, как честь. Порой она встречается даже у злодеев. А во-вторых – простой расчет на самосохранение. Если будешь подсовывать врагу проклятые вещи, он в конце концов может ответить тем же.

И тем более никто не решится накладывать проклятия на то, что человек есть, пьет… или просто вдыхает. Более того – это просто не придет в голову, а если и придет, то вместе с тем же расчетом: если я это сделаю, то же самое могут сделать и со мной.

— А все же кто-то не побоялся это сделать… — пробормотал Невилл.

Гермиона, уставившаяся на Гарри совершенно круглыми глазами, вдруг сорвалась с места и скрылась за дверью лазарета. Послышался быстрый шепот; минута-другая — и она вернулась в сопровождении мадам Помфри и МакГоногалл. За ними прямо из стены вышел Дамблдор – настолько выведенный из равновесия, что даже забыл уменьшить свою плотность; из стены он вырвался со звуком выскочившей из бутылки пробки.

— Вы уверены?.. – задыхаясь, спросила директор.

— Не на все сто, — решительно ответила Гермиона, — но ведь это можно проверить. Похоже, Эрни дали уже заколдованное зелье. Наверное, оно само по себе действует оглушающе, и он не может сопротивляться заклятию… или заклятиям. Скорее всего, их несколько.

— Проверить нетрудно, — вмешалась мадам Помфри. – Яд наверняка присутствует, Гораций ведь его распознал. Как только он сварит противоядие, мы дадим его мальчику – от яда его надо избавить в любом случае. Если наложенные заклятия существуют…

— Да, Помона, ты права, — кивнула, несколько успокоившись, МакГоногалл. – К нему вернется способность сопротивляться. Но кто мог вообще додуматься до такого?!

— Я знал такого человека, — хмуро сказал Дамблдор.

Все повернулись к нему, но он ничего больше не сказал. Он просто исчез – мгновенно и бесшумно, без привычного хлопка трансгрессии. Впрочем, он же был призраком, хотя об этом нередко забывали. А сейчас никто об этом и не думал. Догадка была – хуже некуда. И хмурое лицо Дамблдора, который возник в том же месте меньше чем через минуту, только подтвердило ее – еще до того, как он заговорил.

— Его там нет, — сказал он МакГоногалл. – Нигде во всем Нурменгарде.

МакГоногалл побледнела, а Гермиона сжала руку Гарри с такой силой, что он даже охнул.

— Прости, — шепнула она, разжав пальцы. – Я… мне… стало страшно!

Он успокаивающе сжал ее руку, хотя тоже было не по себе. Не только ему — оглянувшись, увидел, что все, включая МакГоногалл и мадам Помфри, не сводят широко раскрытых глаз с хмурого призрака. Все, кроме… Гарри тихо засмеялся, чувствуя немалое облегчение, и шепнул подруге:

— Посмотри на Луну. Она не боится.

— Ну, и что?..

— Вот если бы Луна испугалась – тогда было бы страшно!

Гермиона скептически глянула на него, но все же не удержалась, и уголки губ дрогнули в улыбке. А Гарри напомнил:

— Не ты ли когда-то говорила, что не нужно бояться имени?

— Я, — подтвердила Гермиона. И на этот раз улыбнулась по-настоящему.

Гарри ответил ей ободряющей улыбкой – и слегка вздрогнул, когда раздались еще смешки. В тишине, наступившей после слов Дамблдора, их шепот был слышен всем.

— Разве я такая бесстрашная, Гарри? – с удивлением спросила Луна.

Тут уже заулыбались все.

— Вы разве сомневались, мисс Лавгуд? – спросил Дамблдор, разом утративший всю свою хмурость.

Девочка пожала плечами:

— Да нет, просто я об этом как-то не думала… А давно он сбежал?

— Давно, — ответил Дамблдор. – Я еще допрошу нурменгардских эльфов, но и так ясно, что вскоре после Битвы. Мне больше хотелось бы знать, как он это сделал! Он ведь сам создал эту тюрьму и позаботился, чтобы оттуда не было выхода!

— А какой смысл в тюрьме без выхода?

Дамблдор уставился на нее поверх очков.

— Совершенно верно, мисс Лавгуд… — медленно проговорил он. – Убить ведь проще, правда? Проще, чем строить тюрьму без выхода!

Луна кивнула.

— Заключенный всегда может понадобиться, сэр!

— Вот он кому-то и понадобился….

— Так-так, Альбус!

От гулкого баса Слизнорта вздрогнули все – никто и не заметил, как он подошел.

— Я правильно понял? – с непривычной суровостью спросил зельевар, глядя Дамблдору в глаза. – Гриндельвальд сбежал? Альбус, друг мой, как неосмотрительно с твоей стороны! Как неосторожно!

Зрелище было немного комичным. Старые волшебники смотрели друг на друга, для чего высокому и худому Дамблдору пришлось нагнуться, а низенькому и толстому Слизнорту – задрать голову, рискуя вывихнуть шею. Некоторое время человек и призрак молча смотрели друг на друга, наконец Дамблдор сказал:

— Ты прав, Гораций. Совершенно прав.

— Ладно, — вздохнул Слизнорт; отвернувшись, достал из кармана вычурный флакончик и задумчиво посмотрел на него. – Зелье получилось, кажется, отменное, спасибо мисс Лавгуд за блестящую идею. Пойдем к нашему пациенту?

С этими словами он протянул мадам Помфри вычурный флакон. Гарри вспомнились слова МакГоногалл о «мужественном трусе», но Слизнорт не казался особенно напуганным. Мадам Помфри посмотрела флакон на просвет, коснулась его палочкой, отчего жидкость внутри мягко засияла; кивнула и скрылась за дверью.

МакГоногалл повернулась к Слизнорту, собираясь что-то сказать – наверное, что к Эрни пришли родители и надо немного подождать – но тут дверь снова открылась, и Макмилланы вышли из больничного крыла. Отец Эрни тут же подошел к ней и Дамблдору.

— Мадам МакГоногалл, сэр… — он говорил быстро, но четко, с теми же торжественными нотками, что и его сын, — я хочу подтвердить, что это и в самом деле наш сын…

— Мы в этом и не сомневались, мистер Макмиллан, — мягко сказал Дамблдор.

— …и я хочу добавить, что мы заметили что-то важнее. Его волосы растут очень неровно. По всей видимости, их достаточно давно выстригали, чтобы изготовить Оборотное зелье.

— Сейчас это трудно заметить, — вставила миссис Макмиллан, — они уже отросли. Но я заметила.

— Это тоже очевидно, — сказала МакГоногалл.

— Я понимаю, что вас тревожит, Тейлор, — тем же мягким голосом заговорил Дамблдор. – И в свою очередь заверяю вас, что на репутации вашего сына не лежит ни малейшей тени. Пусть ему и не довелось сражаться, но одно то, что он смог бежать и спасти из плена человека, которого все считали погибшим, уже делает его героем Битвы. Я не могу обещать ему орден Мерлина, поскольку это, увы, в ведении Министерства – но обещаю вам, что табличка с его именем в Зале Славы будет!

— Спасибо, сэр! – воскликнул растроганный мистер Макмиллан, а его жена всхлипнула и улыбнулась.

— И я думаю, — добавил Дамблдор, — что мы узнаем, кто был предателем, скрывавшимся за его обликом.

— А вот тут, — неожиданно для себя пробормотал Гарри, — есть одна странность…

Захваченный неожиданной мыслью, он даже не заметил, что все смотрят на него, и даже вздрогнул, когда Макмиллан напряженным голосом спросил:

— У вас есть какие-то сомнения относительно Эрни?

— Что?.. Нет-нет! Не Эрни. Не Эрни… Но тот человек, который принял его облик…

Он снова задумался, теребя подбородок.

— Непохоже, чтобы он был предателем.

…Гарри очень не любил вспоминать эту, самую драматическую часть Битвы. А когда все же приходилось – скажем, когда он рассказывал Рону, девочкам и МакГоногалл — перед глазами вставал, вытесняя все остальное, поединок с Волдемортом. Конечно, память хранила все. Как группа Пожирателей буквально врезалась в них, оттеснив его от друзей, как он отступал, отбиваясь, потеряв из виду Джинни, Луну и Невилла; как вдруг оказался среди пяти-шести пуффендуйцев, из которых знал только Эрни. Память хранила все. Вспомнилось — он встретился глазами с Эрни, ожидая, что они подбодрят взглядами друг друга, но тот почему-то резко отвернулся и ушел в сторону, не прекращая, впрочем, метать заклинания в наступающих врагов. А тех становилось все больше, было не до удивления – и все же Гарри на секунду поразила ярость на лице Эрни. На секунду подумалось – он мстит за разлуку с Ханной: девочка уехала из Хогвартса после того, как Пожиратели убили ее маму. Потом стало не до того – плотный отряд Пожирателей вдруг расступился, и вышел Волдеморт…

— Я думал, что мне конец, — говорил Гарри, говорил словно про себя, — а когда кажется такое, замечаешь и запоминаешь все. Потому что кажется, что в последний раз. И я его видел – этого, про которого думал, что это Эрни. Видел боковым зрением, краем глаза. Он наставил палочку на Волдеморта, и у него была какая-то безумная ухмылка. Волдеморт ударил раньше. Две очень мощные «Авады» — такой силы, что перед ними шла воздушная волна, меня толкнуло назад, и я оказался среди трупов. Упал… об это я уже рассказывал.

Этот человек четко сражался против них, он пытался ударить даже по Волдеморту… И во время сражения он раза два оказывался позади меня, он мог элементарно убить меня в спину – я ведь думал, что это Эрни, меня не беспокоило, что он у меня за спиной. Он не сделал этого. Он ничего не сделал, чтобы помешать нам!

Все смотрели на него с удивлением, Макмилланы – с некоторой растерянностью. Спохватившись, Гарри извинился:

— Простите, мистер Макмиллан, я просто… К Эрни, конечно, это никакого отношения не имеет, и он вряд ли знал, кто и для чего воспользовался его обликом.

— Я понимаю, что это важно, — отец Эрни кивнул и сказал жене: — Может, пойдем, дорогая?

Было ясно, что все, связанное с неведомым Пожирателем, его не интересует или пугает, и Гарри не мог его осуждать. Мистер и миссис Макмиллан не состояли в Ордене Феникса, и к тому же только что снова обрели своего сына, которого считали погибшим. Они сердечно попрощались со всеми, миссис Макмиллан обещала прийти на следующий день и испечь для Эрни тортик; ее заметно расстроило, когда мадам Помфри, как раз вышедшая из палаты, строго запретила ей приносить еду, потому что истощенный голодом Эрни пока что нуждается в специальной диете. Но приходить разрешила – в отведенное для свиданий время. «Что ж, пойдем, дорогая, — снова сказал мистер Макмиллан, — за Эрни здесь будут ухаживать не хуже, чем в больнице Святого Мунго!»

Они ушли. Рон некоторое время смотрел на Дамблдора, явно колеблясь, и наконец, решившись, спросил:

— Сэр… как вы думаете, может Гриндельвальд оказаться новым Темным Лордом?

Дамблдор и Слизнорт переглянулись и коротко рассмеялись.

— Мне кажется, вопрос резонный, Альбус! – с упреком в голосе заметила МакГоногалл.

— Нет, Минерва! – усмехнулся Дамблдор. – Да, вопрос резонный, но чтобы Гриндельвальд!.. Понимаете ли, Рон, он уже слишком стар, чтобы быть чем-то новым!

— Вы считаете, что опасности нет? – настойчиво спросил Рон.

Дамблдор сразу стал серьезным.

— Нет, не считаю. Насолить он может, и еще как! – он помолчал. – Хотя я слышал, что он несколько раскаялся в заключении… однако… человек он достаточно, скажем так, своеобразный. Мы еще поговорим о нем. Как я понимаю, Поппи, мы уже можем зайти?

К удивлению всех, мадам Помфри покачала головой. Дамблдор вопросительно уставился на нее поверх очков.

— Возможно, вы добавили в свое зелье многовато аконита, Гораций, — сказала она, обращаясь к Слизнорту, — так что мальчик уснул. Что, кстати, к лучшему – во время сна его организм освободится от яда. Но разговоры с ним придется отложить. Будит его сейчас я не позволю! – добавила она категоричным тоном. – Сон ему в любом случае нужен, как и мистеру Оливандеру – мальчик тащил его на себе черт-те сколько миль, а потом еще они и трансгрессировали сюда в таком состоянии, что как только целы остались!

— Ну, раз так, — отозвался несколько растерявшийся зельевар, — то все хорошо… Пойду подготовлю кое-что к уроку.

Кивнув всем на прощание, он поспешил по коридору. За ним последовала МакГоногалл, у которой тоже скоро должен был начаться урок. Перед тем, как уйти, она подошла к Гарри и Гермионе, улыбнулась и сказала:

— Спасибо.

— За что? – удивилась Гермиона.

— За напоминание. Имени и правда не надо бояться, а Гриндельвальд – это всего лишь имя.

Она ушла, и друзья остались с Дамблдором. Словно забыв об их присутствии, призрак размышлял, машинально перебирая серебряные пряди своей бороды. Молчание уже начинало давить, и Гарри подумывал, как бы поделикатней увести друзей, но Дамблдор вдруг нарушил тишину.

— Мне бы хотелось попросить вас кое о чем, — сказал он, — но это может быть несколько… неприятно. Так что я не обижусь, если вы откажетесь.

— А что нужно сделать?

— Нам очень стоит вместе сходить сейчас в мавзолей и посмотреть, кто лежит в саркофаге Эрни.

Не дождавшись ответа, он замерцал, став полупрозрачным, поплыл над полом и прошел сквозь окно. Машинально шагнув за ним, друзья растерянно остановились.

Похоже, Дамблдор был настолько выбит из колеи, что даже забыл – он-то призрак, но они нет!

— Ладно, — с усмешкой хмыкнул Рон. – Пошли.

Они заторопились по коридору.

Утро встретило их солнечным светом и зябким ветерком, и друзья невольно сбились тесной кучкой – так было тепло. То самое тепло, которое они впервые испытали на Астрономической башне, и в котором нуждались сейчас – потому что им было не по себе. Может, не всем – Луна шла с обычным отрешенным выражением, Невилл тоже казался спокойным. Прошедшие через смерть… Дамблдор, ждавший их у входа, негромко спросил: «Идем?» и, продолжая оставаться бесплотным, пошел, вернее, поплыл над аллеей, ведущей к озеру. Они последовали за ним, не видя его лица — только просвечивающий силуэт. Гермиона почему-то слегка дрожала, несмотря на охватившее их тепло Круга. Внешне было незаметно, но Гарри держал ее за руку и чувствовал эту дрожь.

— Что с тобой? – спросил он наконец.

Он спросил негромко, но Луна услышала – оглянулась, на лице мелькнула тень беспокойства. Гермиона этого не заметила.

— Я… она замолчала. – Нет, не обращай внимания… Это глупо, конечно.

Однако Гарри чувствовал, что ей очень хочется сказать, и он спросил:

— И все же, в чем дело?

— В то, что… Очень глупо, я ведь и сама знаю… Это как тогда, с моим портретом… хотя нет, не совсем. Портрет и я – одно и то же, а тут…

Гарри коротко рассмеялся.

— Извини, — быстро сказал он, когда Гермиона с обидой глянула на него. – Нет, ладно, не сердись! Ты думаешь о своем саркофаге?

Она еще несколько секунд смотрела на него сердито, пока в конце концов не споткнулась, и Гарри пришлось придержать ее.

— Гермиона, — ласково сказал он. – Ты здесь. Ты живая. Я тебя люблю. Какое значение имеет, что лежит в саркофаге? Твое прежнее тело, только и всего…

— Нет, — возразила Луна.

— Что?!

— Ничего там не лежит. Я туда ходила.

— Ты… открывала саркофаг? – ошеломленно спросила Гермиона.

— Нет, конечно! – Луна засмеялась. – Нет там твоего саркофага. Моего тоже. И Невилла.

От неожиданности все остановились. С удивлением оглянувшись, Дамблдор подплыл к ним; узнав, в чем дело, он улыбнулся, ступил на землю и обрел плотность, став похожим на живого человека.

— Все правда, — подтвердил он. – Как только вы вернулись к жизни, Гермиона, ваш саркофаг исчез. Как потом и саркофаги мисс Лавгуд и мистера Лонгботтома. Я не спрашивал у мистера Диггори, но не удивлюсь, если узнаю, что могилы Седрика тоже больше нет. Зачем живым могилы и саркофаги?

Аллея выходила к озеру в некотором отдалении от мавзолея, и они, свернув, пошли вдоль кромки воды. Ветерок то стихал, то снова начинал дуть, по поверхности пробегали пятна ряби, волночки с тихим шелестом набегали на воду и снова откатывали. Раздался всплеск, недалеко от берега высунулась голова гигантского кальмара – он заплыл на мелководье, где вода была прогрета солнечными лучами. В воздух взметнулось громадное щупальце и, подняв фонтан брызг, снова скрылось под воду. Наверное, кальмар просто ловил рыбу, но казалось, будто он с ними поздоровался. Друзья помахали ему в ответ, а Невилл крикнул:

— Привет, союзник!

Луна порылась в карманах, достала надкусанный и явно зачерствевший бутерброд и, примерившись, метнула в озеро. Щупальце снова взмыло в воздух.

— Это он понимает лучше, чем «привет», — невозмутимо заметила девочка и оглянулась на Дамблдора. – Пойдем?

Дамблдор улыбнулся — в его очках ярко сверкнул солнечный блик — и кивнул.

Они снова последовали за ним. Гарри почувствовал, что Гермиона успокоилась – ее рука больше не дрожала, пальцы расслабились. Окончательно он убедился, когда она, потянув его за собой, ускорила шаг и поравнялась с Дамблдором.

— Сэр, а вы не думаете, что тело этого человека могло сохранить облик Эрни?

— Но ведь зелье действует только час! – удивился Гарри (Гермиона ведь сама варила Оборотное зелье, в нарушение всех школьных правил, еще на втором курсе!)

— На живого человека! — возразила она. – Организм стремится вернуть свою форму, и зелье быстро истощается. А если человека убили, пока оно действует?

«Хороший вопрос!» — с восхищением подумал Гарри.

Он вспомнил признания Барти Крауча-младшего – как он бежал из Азкабана, поменявшись внешностью с матерью, и как она умерла и была похоронена в его облике…

— Хороший вопрос, Гермиона! – сказал Дамблдор, будто прочитав мысли Гарри. – Только ответ вас разочарует.

— Ничего, скажите!

— Я не знаю.

От огорчения Гермиона даже замедлила шаг. Дамблдор с улыбкой оглянулся:

— Что делать – никому не дано знать все на свете… Но хотя бы ответ на ваш вопрос мы сегодня узнаем.

Аллея раздваивалась, обтекая с обеих сторон саркофаг-гробницу Дамблдора – он стоял перед мавзолеем, будто охраняя его. Не сговариваясь, друзья тоже пошли с обеих сторон, обходя саркофаг – Гарри, Гермиона и Рон слева, Джинни, Невилл и Луна справа…

Словно что-то, повеявшее из прошлого, снова разделило их на Искателей и Отряд Прикрытия.

Взмыв в воздух, Дамблдор проплыл над саркофагом, хранящим его тело. Потом повернулся, и почему-то присел, глядя сощуренными глазами вдоль крышки. Потом вдруг усмехнулся:

— Что ж, хоть крышку-то он закрыл снова. Аккуратненько… Интересно, это у него совесть проснулась? Или просто не хотел оставлять следов?

— У кого? – в недоумении спросил Рон.

— У Волдеморта.

Джинни ахнула:

— Что?! Волдеморт… вскрывал вашу могилу? Зачем?!!

— Из-за палочки, — хмуро сказал Гарри. – Я видел… когда мы возвращались в Хогвартс. Видел его глазами… хотя… — он осекся. – Нет, не понимаю…

— Что, Гарри? – спросил Дамблдор.

В его голосе отчетливо прозвучала нотка веселья – здесь, в тени мавзолея, она казалась сильно неуместной.

— Когда мы вернули Луну и Невилла, — Гарри оглянулся на друзей, — профессор МакГоногалл достала палочку, про которую сказала, что это ваша. Она отдала ее Сириусу вместе с палочками моих родителей.

Призрак кивнул.

— Это и была моя. А та, которую положили в саркофаг… тоже моя, конечно. Моя самая первая палочка, детская, так сказать, работы Оливандера. Хоть меня и терзала боль, хоть я и делал ошибку за ошибкой, но по крайней мере эту ошибку я не допустил. Когда мы с тобой, Гарри, отправились в пещеру, мне все же хватило ума оставить в надежном месте свою палочку и взять взамен старую.

Гарри смотрел на него в полнм потрясении. Вторая палочка Волдеморта… самая первая палочка Дамблдора?

— Ольха, жало мантикоры, — улыбнулся Дамблдор. – Это была сильная палочка, но ты устоял против нее.

Гарри потряс головой:

— Сейчас даже не пойму, как мне это удалось!

— По двум причинам. Во-первых, потому что ты очень сильный волшебник. А во-вторых, потому что это тоже была моя палочка. Даже если волшебник очень долго не пользуется палочкой, связь с ней сохраняется. Она помнила меня – а значит, не хотела зла тебе. И когда ты направил против нее силу самого Волдеморта, она предпочла вылететь у него из руки! Ладно, — спохватился он, — мы еще поговорим об этом. Иди первый, Гарри.

Машинально, все еще под впечатлением от его слов, Гарри повернулся и шагнул к мавзолею.

И снова остановился, глядя на бронзовую дверь.

По обе стороны от нее еще двое охраняли покой погибших. Два барельефа — волшебника и волшебницы, изображенные в профиль – они смотрели на дверь и в то же время, хотя их головы были склонены в печали, казалось, что они смотрят друг на друга. Гарри нерешительно шагнул поближе, пытаясь понять, почему они кажутся ему такими знакомыми, почему у волшебника слева от двери очки и непокорные встопорщенные волосы, почему у волшебницы справа в глазах зрачки из малахита… Он почувствовал, что друзья столпились позади него, сделал еще шаг – и тут оба барельефа ожили, повернули головы, посмотрели на него – и улыбнулись. И Гарри ничего не оставалось, кроме как узнать их.

Он же видел их на первом курсе в зеркале Еиналеж, и на пятом — в Омуте памяти…

С трудом отведя взгляд от двух пар мраморных глаз, он оглянулся на Дамблдора.

— Потом, Гарри, — мягко сказал призрак. – Нам сейчас лучше зайти.

Поднял руку, и бронзовая дверь бесшумно растаяла.