Право на поражение (гет)

— Как ему такое вообще могло прийти в голову? — спросила я Лестрейнджа. — Разве Том не понимает, что Снейп знает слишком много? Зачем устраивать открытый судебный процесс? А вдруг он проболтается?

Рабастан слушал в пол-уха и совершенно не воспринимал всерьёз мои опасения. Видя это, мне хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он перестал заниматься ерундой и начал думать, как нам избежать неприятностей. Волшебники не готовы к правде и, если честно, никогда не будут к ней готовы.

— Напротив. Я удивлён, почему он раньше этого не сделал. Конечно, проще было втихую свернуть засранцу шею, но, надо признать, в плане Риддла есть своеобразное изящество.

— О чём ты?

— Подумай, кем был Снейп для всех до войны и кем стал после.

Я понимала, что имел в виду Рабастан. Долгое время все считали профессора Северуса Снейпа предателем и двойным шпионом. Его ненавидели, презирали, и я сомневалась, что стали бы оплакивать после смерти, если бы не Гарри. Легко, играючи мой друг сумел очистить имя Снейпа и сделать его героем.

— Риддл хочет, чтобы Снейпа снова возненавидели?

Лестрейндж кивнул.

— Но как?

— Расскажет всем правду. Снейп изобрёл зелье подчинения, и, благодаря его безумной затее, погибло больше сотни людей. Волшебники не простят ему это, будь он хоть трижды героем.

— Всё равно это опасно. Он знает, что Гарри больше не Гарри.

— Ему не поверят. Только не после всего того, что натворил наш доблестный зельевар.

— Почему ты так уверен?

— Мистер Аддерли был столь любезен, что поделился с нами компроматом на Снейпа. После того, как Синих расформировали, он спас остатки архива, который ищейки должны были уничтожить, когда всех преторов убили. Эти документы и воспоминания самого Аддерли станут неплохим подспорьем для обвинения.

— Аддерли рискует.

— Риддл умеет убеждать. Ему не отказывают. Выпьешь? — Рабастан протянул мне стакан с огневиски, наполненный на треть.

— Нет. Ты прекрасно знаешь, что я не пью.

— И зря. Порой нужно хорошенько напиться, чтобы крыша не поехала, — сказал он, залпом осушив стакан, а затем вдруг спросил: — Ты так ничего и не сказала о моём подарке.

— Подарке?

— На свадьбу.

— Извини, я их ещё не смотрела.

Рабастан хрипло рассмеялся.

— Ты странная. Помню, когда Беллатрикс вышла замуж за Рудольфуса, то всю ночь провела за распаковыванием и сортировкой подарков. Конечно, большую часть выбросила, посчитав хламом, а остальное оставила на память. Я тогда радовался, как мальчишка, что мой подарок Белла повесила на самом видном месте.

— Что ты ей подарил?

— Голову домового эльфа.

— Это мерзко, — я вздрогнула и отвернулась. — Надеюсь, меня ждёт что-то более традиционное. Сервиз там или набор сковородок.

— А это смотря с какой стороны посмотреть, — сказал Лестрейндж, взяв меня за подбородок и заставляя взглянуть на себя.

Его рука как всегда была горячей и сильной, надёжной. О такую всегда можно опереться, не переживая, что в самое неподходящее мгновенье она исчезнет. Порой украдкой, стыдясь, я задумывалась, какими могли бы быть наши отношения, если бы Риддл не заполучил тело Гарри. И тогда я с грустью понимала, что никаких отношений и не было бы. Я никогда бы не захотела поближе узнать человека, которого все считали убийцей и сумасшедшим. Том же стал тем связующим звеном, которое соединило нас троих в одно целое, что теперь и не разберёшься, где кто. Вместе мы стали сильнее, и порой мне казалось, что могли справиться с чем угодно. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

* * *

Рабастан подарил нам на свадьбу чемодан. Тот самый, который таскал на встречу с оборотнями и не разрешал мне в него заглянуть. В нём были заложены чары расширения пространства, как и в чемодане Аластора Муди, только вместо одиночной камеры внутри находился уютный деревенский дом с лужайкой, усланной настолько сочной зелёной травой, что она казалась ненастоящей.

Странный выбор для такого человека, как Лестрейндж, но всё же я его понимала. Когда годами убегаешь и прячешься, то иногда хочется покоя, пусть и придуманного, спрятанного в коробке, с лёгким запахом лаванды, пыльных штор и свежевыпеченного хлеба. Я выбралась из чемодана и осторожно закрыла его. На крышке была приклеена эмблема «Холихедских Гарпий» с многообещающей надписью «Вперёд и вверх!». По-королевски щедрый подарок, ничего не скажешь. Правда, я надеялась, что никогда им не воспользуюсь.

Распаковывая остальные подарки, я начала понимать, почему Беллатрикс в своё время без сожаления выбросила большую часть из подаренного на свадьбу. Фарфоровые статуэтки пастушек и фей, сервизы и медные вазы гоблинской работы, было даже полное собрание книг Гилдероя Локхарта. На десятой коробке у меня появилось подозрение, что гости собрали всё ненужное и бесполезное и, особо не задумываясь, передарили нам.

Из вереницы безвкусных и вычурных безделушек выбивался подарок Невилла. В коробке, перевязанной красной лентой, лежала шкатулка из кости великана, которую я украла из Гринготтса. Помнится, в своё время они с Луной использовали её, чтобы усыпить преторов. Мне стал любопытно. Я поддела крючок пальцем и откинула крышку.

Ничего не произошло.

Стало даже как-то обидно. Признаться, я не ждала от подарка Лонгботтома ничего хорошего, но шкатулка, к счастью, оказалась безобидной как снаружи, так и внутри.

— Гермиона! — позвал меня Том.

— Иду!

Я поставила шкатулку на прикроватный столик и поспешила вниз.

* * *

— Вы ни за что не поверите, что произошло! — сказал Риддл.

Всегда спокойный и невозмутимый, сейчас он выглядел взволнованным и взъерошенным, словно попавшая под дождь птица.

— Неужели старина Северус отдал Мерлину душу? — лениво спросил Рабастан.

Ему тоже было непривычно видеть Тома таким, поэтому он был заинтригован ничуть не меньше, чем я.

— Лучше. К оборотням, которых похитил Снейп, вернулся человеческий облик.

— Не может быть!

— Сильвер, должно быть, рад, что его щенки снова могут говорить.

— Рабастан!

— Что? Разве я не прав? — Лестрейндж самодовольно усмехнулся и отсалютовал мне стаканом с огневиски. Мне даже не хотелось задумываться, каким он был по счёту сегодня.

— Тихо! — одёрнул нас Риддл. — Нашли время ругаться. Нужно не упустить возможность и извлечь из случившегося выгоду. Рабастан…

— Да, шеф.

— Хватить надираться с утра пораньше. Выпей бодрящего зелья и отправляйся к оборотням. Нужно понять, насколько стабильно их состояние и как обратная трансформация повлияла на их магию. Мы с Гермионой отправимся в суд, будем наблюдать за допросом свидетелей. Возьми, — Том протянул мне небольшой флакон из тёмного стекла.

— Что в нём?

— Зелье, от которого ты начнёшь безудержно рыдать. Нам нужно расшевелить волшебников, разжалобить их.

— Для этого мне нужно будет расплакаться? — Я недоверчиво посмотрела на Риддла.

— Да, когда будешь давать показания.

— А как же Аддерли?

— Его мы оставим на десерт. Сомневаюсь, что его появление смутит Снейпа, но есть вероятность, что правильно подготовленные волшебники вынесут приговор единогласно и нам не придётся разыгрывать спектакль ещё раз.

— Том…

— Нет, Гермиона, не проси. У Снейпа был шанс исчезнуть и не путаться под ногами, но он им не воспользовался, поэтому сейчас я поступаю так, как считаю нужным. Это не жестокость — необходимость, не более. Понимаешь?

— Да, — тихо ответила я. — Но это не значит, что я с тобой согласна.

— Не соглашайся. Главное, не забудь выпить зелье перед тем, как у тебя начнут брать показания в суде.

* * *

Суд над Снейпом походил на дурной сон, с той лишь разницей, что мне никак не удавалось проснуться. Подсудимый сидел на железном стуле, скованный цепями по рукам и ногам, и со скукой наблюдал за собравшейся публикой. Здесь были члены суда Визенгамота, журналисты, авроры и праздные зеваки. Казалось, что большинство волшебников не понимали, что происходило, но продолжали толпиться, ожидая хлеба и зрелищ.

Как же это было мерзко.

Риддл направился к судье — мистеру Генри Дожу, сыну Элфиаса Дожа. Насколько я слышала, Генри был осторожным, опытным, но всё же предвзятым волшебником, когда дело касалось Пожирателей смерти. Дож был одним из первых, кто одобрил идею проводить испытания зелья подчинения над Лестрейнджем. Что и говорить, Том выбрал идеального судью для Снейпа.

Я спустилась по каменным ступеням к передним лавкам, где сидели волшебники, у которых сегодня будут брать показания. Мне не хотелось находиться здесь и свидетельствовать против Снейпа, хоть я и понимала, что он виноват. Северус не был хорошим человеком, как и Риддл. Вся разница между ними в том, что один попался, а второй оказался хитрее и не побоялся ударить первым.

Свободное место оказалось рядом с Аддерли. Он кивнул, приветствуя меня, но не произнёс ни слова. Никаких бессмысленных разговоров о природе и погоде, никаких сплетен. Аддерли то и дело сжимал и разжимал руки, пытаясь занять себя хоть чем-то, чтобы не думать о том, что ему предстояло сделать. Том умел убеждать, но это не значило, что люди подчинялись ему с радостью.

На лавке для свидетелей сидели ещё Теодор Нотт, Эрни Макмиллан и, к моему изумлению, Невилл. Мой друг выглядел осунувшимся и постаревшим: на его висках была видна первая седина, а в углах рта залегли горькие складки. Он читал газету и ни на кого не смотрел. Мне хотелось дёрнуть его за рукав, привлекая внимание, как раньше, до всего этого безумия, но я не смогла заставить себя прикоснуться к нему. Мы стали друг другу чужими, и я с грустью понимала, что в этом изрядная доля моей вины.

— Тишина! — произнёс мистер Дож усиленным Сонорусом голосом и застучал молотком по столу.

Волшебники затихли, с интересом посмотрев на подсудимого. Снейп же совсем на них не обращал внимание. Он рассматривал свои руки, аккуратно время от времени поправляя кандалы, чтобы не натирали. Никакого волнения или страха за свою жизнь, никакой злости или желания отомстить. Казалось, что он был совершенного спокоен, безучастен ко всему происходившему, как человек, который точно знает, что ему нечего бояться.

Я прослушала вступительную речь судьи. Моё внимание привлёк вопрос:

— Северус Снейп, вы признаёте себя виновным в изобретении и распространении зелья подчинения, унёсшего жизни ста пятидесяти двух волшебником?

— Нет, — спокойно ответил он.

Одно слово, словно камень, брошенный в стоячую воду, всколыхнуло волшебников, взбудоражило их. Кто-то начал выкрикивать оскорбления, кто-то засвистел, кто-то — громко возмущаться, что ему наступили на ногу. Люди были похожи на мальков, которые бессмысленно мечутся в сетке, ещё не понимая, что за них всё давно решили.

Дож снова застучал молотком по столу, привлекая к себе внимание, а дальше начался фарс. Свидетелей вызывали одного за другим, задавая вереницу одинаковых вопросов.

Ваше имя и фамилия?

Кто вам предложил принять участие в исследованиях?

Вы знали о побочных свойствах зелья подчинения?

Чем вы занимались, когда к власти пришли преторы?

Когда вы узнали о том, что мистер Снейп жив?

Вызвали Невилла. Я украдкой выпила зелье, которое дал мне Риддл, памятуя, что оно начнёт действовать с отсрочкой. Лонгботтом честно отвечал на все вопросы, которые ему задавали. Складывалось впечатление, что для него это муторная и обременительная повинность, что он не понимал, что от его слов зависела чья-то жизнь. Конечно, Невилл никогда не любил Снейпа и ни за что бы не стал ему помогать, но всё же что-то в его поведении было неправильным, что-то меня смущало. Он фальшивил, как расстроенное пианино, и даже не краснел.

— …и последнее, мистер Лонгботтом. Когда вы узнали, что мистер Снейп жив?

— Тогда, когда и мистер Поттер.

Я сцепила на коленях руки, чтобы унять дрожь. Фраза Невилла прозвучала двусмысленно, но ни защита, ни обвинение не обратили на это внимание.

«Что ты затеял, Лонгботтом? Что?» — хотелось мне закричать, но всё, что я могла — это сжать зубы и ждать своей очереди, когда меня вызовет обвинитель. В это мгновенье я ощутила, что на меня кто-то смотрит. Взгляд был осязаемым, тяжёлым и холодным, будто ледяная купель. Подняв голову, я увидела, что это Снейп смотрел на меня. Он слегка кивнул, приветствуя, а потом перевел взгляд на моего соседа, словно вдруг заметил что-то интересное. Аддерли рядом со мной вздрогнул и закашлял. Когда он отнял руку ото рта, я увидела на его руке кровь. Аддерли снова надрывно закашлял, попытался ослабить воротник мантии, чтобы вдохнуть полной грудью, но покачнулся и стал заваливаться на бок. Я подхватила его, укладывая на лавку и расстёгивая пуговицы. Не помогало. Ничего не помогало.

Достав волшебную палочку, сказала:

— Энервейт.

Заклинание сработало, но без толку. Аддерли дышал прерывисто, надрывно, словно у него в горле что-то застряло и не давало сделать вдох. Ещё один приступ кашля закончился тем, что у него изо рта пошла кровь, яркая, как красные чернила, которыми так любил делать пометки в эссе профессор Снейп.

Люди рядом со мной суетились, кричали, чтобы вызвали колдомедиков. Аддерли снова захрипел, а затем протяжно выдохнул и затих.

— Нет, нет, нет, — прошептала я, ощущая, как из моих глаз катятся слёзы.

Проклятое зелье начало действовать так не вовремя! Сдавленные всхлипы перешли в настоящую истерику. Я плакала и никак не могла остановиться. Перед глазами всё было размыто из-за слёз, руки дрожали. Меня оттеснили в сторону, кто-то заботливо сжал руку, уводя из зала заседаний, а я всё оглядывалась назад, туда, где остался лежать Аддерли, и понимала, что это не правильно. Так не должно быть. Не должно!

* * *

— Аддерли мёртв, — сказал Том, устало сев рядом со мной на диван. — Отравлен. Самое паршивое, что Снейп об этом как-то догадывался. Перед судом он мне сказал, что признает свою вину только тогда, когда и я сознаюсь в том, кто я на самом деле.

— А ты?

— Послал его в задницу к троллю.

— Серьёзно? — Я удивлённо посмотрела на Риддла. Такое мог учудить Лестрейндж, но Том — никогда.

— Нет, конечно, но очень хотелось, — ответил он. — У Снейпа есть сообщники. Сначала я думал, что ему помогает только Малфой, но оказалось, что в этом замешано гораздо больше людей. Мне нужны имена, но Снейп их не назовет.

— Ты можешь использовать легилименцию. Ты лучший в этом.

— А он лучший окклюмент, — сказал Риддл.

— Сыворотка правды?

— Пробовал уже. Он каким-то образом распознал, что мы добавили зелье в его завтрак, и не стал есть.

— Круцио?

— Мерлин, вы ли это, мисс Грейнджер? — Том усмехнулся и притянул меня к себе, прижимая так, словно я была единственным человеком, который мог его понять и не осудить. Возможно, так оно и было.

— Миссис Риддл, — мягко поправила я его, уткнувшись лбом в его мантию, пахнущую мятой и влагой; в Лондоне сегодня был дождь.

— Мы ещё поборемся. Он не победит, пока я жив, клянусь тебе, — тихо сказал Риддл, касаясь губами моей макушки.

— Не победит, — повторила я, сильнее прижимаясь к нему и понимая, что сама себе не верю.

Каждый раз Снейп оказывался на шаг впереди нас, не боясь ни выбора, ни последствий. Для него всё это увлекательная игра, ведь ему нечего было терять: ни тогда, до битвы за Хогвартс, ни сейчас. Но хуже всего было то, что мы до сих пор не знали, какова его цель.

Чего он хотел на самом деле?

На что готов был пойти и через кого переступить?

Я одновременно хотела узнать ответы на эти вопросы и страшилась их, ведь у всего была цена, а за знание она всегда высока.

Сомневаюсь, что когда-либо смогу её заплатить.

* * *

— Что это?

— Подарки, — ответила я, продолжая расчёсывать волосы перед зеркалом.

— Мерлин, неужели я похож на человека, который коллекционирует фарфоровых фей? — спросил Том, с отвращением рассматривая изящную статуэтку.

— Нет. Ты похож на человека, который коллекционирует других людей, — сказала я, улыбнувшись.

— Что ты имеешь в виду?

— Рабастан, я, Гарри… Снейп — все мы стали экспонатами в твоей коллекции. Ты меняешь людей, Том. Заставляешь нас проявлять такие черты своего характера, о которых мы даже не догадывались.

— Это плохо?

— Это страшно. Прошло меньше года, а по ощущениям все десять. Кажется, что за это время я прожила целую жизнь, — тихо добавила я, положив расчёску на стол и устало закрыв лицо руками.

Глаза всё ещё были красными и болели после всех слёз, выплаканных из-за зелья, которое дал мне Риддл. Все думали, что я оплакивала мистера Аддерли, что мы были если не друзьями, то хорошими знакомыми. Все поверили моим слезам, и от этого было мерзко на душе, ведь они были такими же фальшивыми, как и весь судебный процесс над Снейпом.

— Иногда мне кажется, что ты меня околдовал, что чарами заставил подчиниться тебе и стать твоим человеком.

— Магия на это не способна.

— Знаю, Том. Знаю.

Как объяснить человеку, что то, что он делает, неправильно? Что нельзя забирать право выбора, право на ошибку, взамен давая иллюзорное ощущение безопасности и счастья. Наше с Томом счастье действительно было похоже на дым, который исчезнет, стоит подуть ветру чуть сильнее, и всё, что остается после — это горечь, разъедающая до слёз глаза.

Риддл обнял меня за плечи, согревая и пытаясь ободрить. Молчаливо, уверенно, но этого было мало. Всегда было мало. Я откинула голову, упираясь затылком ему в живот и ощущая, как его ладони оглаживали мои предплечья, плечи, затем шею. Как осторожно он перебирал мои волосы, разминая затылок и на мгновенье помогая забыть обо всех тревогах и опасностях, которые постоянно следовали за нами по пятам.

— Ты ведь никуда не исчезнешь?

— Нет, Гермиона. Я всегда буду рядом, — ответил он, мягко рассмеявшись.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я сглотнула, ощущая, как страх, весь день сжимающий меня в стальных тисках, постепенно отпускает, а взамен него приходит покой. Пусть всего на миг, но мне стало легче. Риддлу хотелось верить даже тогда, когда он не мог совладать с последствиями своих решений.

Он не был чудовищем, не был и всесильным волшебником. Порой мне казалось, что он ребёнок, так и не сумевший повзрослеть, порой — что мечтатель, наделенный талантом вести за собой других, порой — что безумец. Наверняка я знала только то, что следую за ним добровольно.

Что это мой выбор.

— Так что нам подарил старина Рабастан? Ещё одну голову домашнего эльфа?

— Нет, кое-что поинтереснее. Я поставила его подарок там, — сказала я, махнув рукой в сторону прикроватной тумбочки, возле которой стоял чемодан.

Том подошёл к ней, но его внимание привлекла шкатулка Невилла. Он взял её, с интересом рассматривая причудливую резьбу, а затем со щелчком откинул крышку, чтобы посмотреть, что находится внутри.

Вспышка.

Комнату залил свет, настолько яркий, что от него нестерпимо разболелась голова, а на глаза навернулись слёзы. Вскрикнув, я зажмурилась, чтобы уберечь зрение, одновременно ища на столике волшебную палочку. Что-что, а щитовые чары я смогу поставить даже ослепнув. Послышался глухой удар, а за ним ещё один, словно что-то — или кто-то? — упал.

— Том? — прошептала я. — Том!

Хлопнула дверь.

— Какого пикси вы здесь творите? — услышала я рассерженный голос Лестрейнджа, а затем он сдавленно выругался.

Перед моими глазами всё ещё вспыхивали разноцветные пятна, а слёзы мешали чётко всё рассмотреть. Я видела силуэт Тома, лежащего без сознания на полу, а рядом с ним — проклятую шкатулку, которая казалась мне тёмным бесформенным пятном. Видела Рабастана, склонившегося над Риддлом и пытавшегося понять, что же только что произошло.

Часто моргая, я, спотыкаясь, подошла к нему и опустилась на колени.

— Он жив, — сказал Лестрейндж отрывисто. — Оглушён, правда, но жив. Ты знаешь, что с ним произошло?

— Шкатулка, — хрипло произнесла я, а затем, прокашлявшись, повторила: — Это всё шкатулка, которую подарил нам Невилл. Он её открыл, а из неё вырвался свет — и вот. — Я беспомощно развела руками.

— Ты её открывала?

— Да. Сегодня утром, и всё было в порядке. Ничего не понимаю.

Риддл пошевелился и застонал. Облегчённо выдохнув, я склонилась над ним и ласково погладила по щеке. Жив. Жив! Мне хотелось закричать от радости, но я лишь улыбнулась и спросила:

— Эй, ты как?

Том открыл глаза, невыносимо зелёные, чужие, до боли знакомые глаза моего лучше друга, и сказал:

— Всё хорошо, Гермиона. Теперь всё будет хорошо.