Право на поражение (гет)

Вместо пролога

Самый худший грех — молчание.

Сейчас, оглядываясь назад, я это понимала. Если бы я тогда рассказала правду, если бы не побоялась сделать выбор и принять последствия, если бы продолжила борьбу, то смогла бы предотвратить всё то безумие, которое изменило нас и нашу жизнь.

Но я устала и испугалась — сейчас я могла себе в этом признаться. Страх снова потерять друга, того, кто стал семьёй и долгие годы был одним из немногих людей, которым я безоговорочно доверяла, был невыносим.

Я не могла. Одно неосторожное слово — и его бы без раздумий уничтожили. Мёртвый герой всё равно оставался героем. Так было даже лучше, ведь тогда не возникло бы никаких неудобных вопросов и громких заявлений, никаких противоречий, которые искажали бы официальные заявления, сделанные министром.

Промолчав, я осознанно оттолкнула помощь друзей и попыталась в одиночку победить, но ошиблась, недооценила врага и потеряла всё. В одиночку можно выиграть битву, но не войну — это я тоже выучила со временем, как и то, что право на поражение есть у каждого, но далеко не каждый его использует.

Глава №1 Друзья

— Снова поругался с Джинни?

— Можно и так сказать, — ответил Гарри.

Он сидел на диване и листал книгу по Рунам. Рядом на столике стояли чашка с кофе и недоеденный сэндвич. В последнее время у Гарри появилась привычка ночевать у меня дома, в гостиной. Не то чтобы я была не рада другу, но у него — невеста, свадьба с которой должна состояться через две недели, а он, вместо того чтобы проводить с ней время, сбегает и прячется у меня. По-другому и не скажешь.

— У тебя всё хорошо? — осторожно спросила я.

— Всё просто замечательно, — рассеянно пробормотал он и потянулся за чашкой с кофе. — Где ты достала эту книгу? Такую ересь я только на прорицании читал.

— Гарри, книга написана на кельтских рунах.

— И что? — Он озадаченно посмотрел на меня. Очки то и дело норовили сползти — ему приходилось поправлять их.

— В школе ты не учил Руны.

— В Аврорате мы проходили краткий курс. Мне стало любопытно, и я продолжил их изучать.

Гарри беспечно улыбнулся и отпил немного кофе. Дескать, ты что, подозреваешь меня в чём-то?

— Просто всё неправильно.

Я села рядом с ним, привычно опёршись на его плечо, и забрала чашку с кофе — горячая. Гарри обнял меня, притягивая ближе.

— О чём ты? — спросил он.

— У тебя скоро свадьба, а ты не рад. Я на днях виделась с Джинни. Такой подавленной я её не видела с похорон Фреда.

— Не будет никакой свадьбы, Гермиона.

Я посмотрела на него, не до конца понимая, о чём он говорит. Как это — не будет? Они с Гарри любят друг друга, и мне было трудно представить более счастливую пару. Их свадьба воспринималась мной как нечто само собой разумеющееся, как естественное продолжение идеальных отношений.

— А Джинни об этом знает?

— Догадывается. Надо было с ней поговорить, да всё некогда.

— Но… я не понимаю. Что между вами случилось?

— Ты и вправду хочешь это знать?

Гарри смотрел на меня прямо, не отводя взгляда и не пытаясь сменить тему несмешными шутками или показной бравадой, как это часто делал Рон. На миг он показался мне совершенно чужим человеком, но стоило ему улыбнуться, привычно, чуть скованно, — и наваждение прошло.

— Не хочу, — честно ответила ему.

Он кивнул и спросил:

— Я останусь у тебя на ночь, хорошо? Лень домой аппарировать.

Я кивнула — мне не жалко. Возможно, сейчас Гарри просто не хотел оставаться один. Шутка ли: они с Джинни встречались больше трёх лет и почти сыграли свадьбу, а теперь он вдруг решил всё прекратить.

Впрочем, не мне судить: мои отношения с Роном закончились, так и не начавшись.

* * *

— Он сошёл с ума, Невилл!

— Эрни всегда слишком увлекался, когда дело касалось исследований.

Мы с другом сидели в его кабинете. На столе, полках и стеллажах были расставлены десятки вазонов с необычными растениями. Чего только стоила одна плотоядная герань, которая поглощала всё более-менее съедобное, к чему могла дотянуться. Или ядовитая уховёртка, чей отвратительный запах отпугивал людей от кабинета лучше, чем отталкивающие чары.

Невилл всегда оставался верен себе и любил растения гораздо больше, чем волшебников.

— Ладно, признаю: он сумасшедший. Тебя это успокоило? — Невилл передвинул коробку с пончиками подальше от герани и заметил: — Пока что образец проходит испытания. Кто знает, чем они закончатся.

— Предлагаешь не мешать? — спросила я, откусывая от пончика, покрытого шоколадом.

Он кивнул и сказал:

— И не помогать. Честно говоря, у меня самого волосы дыбом встали, когда он описал действие зелья: «Ваши эмоции и желания всегда будут под контролем. Больше никаких преступлений, ведь действие зелья исключает саму возможность возникновения мысли об этом!». — Невилл зажал нос, чтобы сделать свой голос чуть гнусавым, подражая речи Макмиллана.

Я невольно улыбнулась и покачала головой:

— Это ещё не доказано.

— Как и обратное. Хуже всего, что старина Эрни сумел заинтересовать этим зельем Синих. Теперь наш отдел должен докладывать обо всех успехах им.

Синими мы называли волшебников, которые работали в отделе по контролю злоупотреблением магии. Цвет их форменных мантий был синим, отсюда и пошло название, которое использовали чаще, чем официальную аббревиатуру — слишком запутанную и трудную для запоминания.

— Они же раньше занимались только отслеживанием непростительных заклинаний. Даже маячки на все зарегистрированные палочки навесили.

— Навесили, — согласился Невилл. — Только с помощью маячков можно не только непростительное отследить.

— Ты думаешь, что список запрещённых заклинаний шире, чем официальный?

— Кто знает… Они ведь не болтают о своей работе. Хуже, чем невыразимцы — у тех и то можно больше узнать.

Я нахмурилась — мне не понравилось то, что рассказал Невилл. В последний год влияние Синих росло, и порой им верили больше, чем аврорам. После дела «семьи О'Рейли», когда удалось предотвратить убийство четырёх человек и поймать преступника, их авторитет вырос до небес. Большинство людей не желали вникать в мотивы несостоявшегося убийцы и считали, что такому опасному человеку нечего делать на свободе.

Нужно будет расспросить Гарри о Синих — возможно, он знал больше. Мне очень не хотелось, чтобы люди, которые ставили контроль выше прав человека, однажды пришли к власти.

— Я искренне надеюсь, что это зелье окажется пустышкой, — сказала я, скармливая остатки пончика герани. Неблагодарное растение едва не цапнуло меня за палец, но я, наученная горьким опытом, вовремя отдёрнула руку.

— Боишься, что оно попадёт не в те руки?

— Боюсь, что как раз в те. Нет ничего хуже зла ради всеобщего блага, знаешь ли.

* * *

— Ты не поверишь, кого поймали Синие! — Рон едва ли не подпрыгивал на месте — настолько ему хотелось поделиться новостями.

— Говорящую белку? — насмешливо улыбнулась я.

— Лучше! Лестрейнджа.

— Так его же убили.

— Это Рудольфуса, а вот Рабастан жив — сам видел, как его связанного вели к лифту.

Рон выглядел таким гордым, словно поимка опасного Пожирателя смерти — его заслуга. Он остался прежним, немного наивным, эгоистичным ребёнком, который никак не хотел взрослеть. Но, несмотря ни на что, я любила его, хоть и не совсем так, как он любил меня.

— Как? Ему почти три года удавалось скрываться от авроров.

— Ходит слух, что он воспользовался одной из зарегистрированных палочек.

— То есть получается, что Синие сами его поймали и будут допрашивать? — удивилась я.

— Получается, что так.

— А Аврорат?

— Что мы можем сделать? Синие — герои, а мы опять прошляпили опасного преступника. Если так пойдёт и дальше, то наше ведомство отправят пылиться в архив, как пережиток прошлого, — сказал Рон, а затем, немного помявшись, добавил: — Мне нужно идти, а то влетит от шефа — в последнее время он стал что-то слишком нервным.

Я кивнула. Мистера Сэвиджа можно было понять: ответственность оказалась слишком большой, и он не справлялся. Много авроров погибли в битве за Хогвартс, другие после победы ушли в отставку или пошли на повышение, как Кингсли. Сэвидж был один из немногих, кто остался из старой гвардии, и его назначили временно исполняющим обязанности главы Авророта.

Все прекрасно понимали, что эта работа не для него, но новое поколение ещё только начали обучать, а грязную работу кому-то надо было выполнять. Он это знал, как и то, что его место со временем должен был занять Гарри Поттер. Друг, конечно, никогда не жаловался, но Рон как-то обмолвился, что мистер Сэвидж предвзято относился к Гарри и зачастую поручал самые бестолковые и нудные задания.

Я вздохнула: после победы ничего не изменилось. Порой мне казалось, что мы только оттянули неизбежный конец, в котором не было ни победителей, ни проигравших.

* * *

Гарри пришёл поздно. Он выглядел усталым и, отказавшись от ужина, лёг на диван. Его глаза закрывал компресс, смоченный в травяном настое. Он пах мелиссой, жимолостью и самую малость арникой — это было хорошее средство против мигрени, но раньше Гарри никогда сам не пользовался зельями. Как и Рон, он стыдился слабости и считал, что раз все кости целы — значит, всё хорошо.

— Я поговорил с Джинни.

Он всё так же лежал с компрессом на лице, его голос звучал равнодушно, отчего складывалось впечатление, что мы разговаривали о погоде, а не о его девушке.

— Вы расстались?

— Можно и так сказать. Сначала я подумал, что она расплачется, но она разозлилась. Бросила в меня Летучемышиный сглаз, а когда не получилось заколдовать — вазой с цветами.

Я усмехнулась — в этом вся Джинни. Она всегда между обдумыванием проблемы и действием выбирала последнее.

Можно было сказать много чего: я тебе сочувствую, сожалею, вы были такой красивой парой, всё ещё наладится, — но слова не были нужны Гарри. Он принял решение и не намерен был его менять.

Сев рядом, я сжала его руку — сухую и горячую, словно у него был жар, — и спросила:

— Сделать тебе чай?

— Лучше кофе.

Он натянуто улыбнулся и сжал в ответ мою ладонь, осторожно, будто опасаясь, что делает что-то не то. Мы с Гарри всегда хорошо понимали друг друга и редко ссорились. Я считала его не только лучшим другом, но и семьёй, братом, которого у меня никогда не было. И хотя он никогда не говорил, я знала, что тоже много значу для него.

К сожалению, в человеческом языке для обозначения любви осталось только два слова, но ни одно из них не могло в точности описать наши с Гарри отношения, не извратив их смысл.

* * *

Я проснулась среди ночи от шума. Лежала с открытыми глазами, всё ещё сонная и не понимающая, что меня разбудило. Волшебная палочка, до того лежавшая под подушкой, перекочевала в руку — так надёжнее. За эти годы поймали не всех Пожирателей, и Лестрейндж был тому живым доказательством.

Скрип, тихий стон, бормотание — звуки доносились из гостиной. Гарри снова мучили кошмары. Вздохнув, я встала и пошла будить друга. Если этого не сделать, то утром он проснётся угрюмым и раздражительным, как книззл, которому наступили на хвост.

Лицо Гарри казалось белым в тусклом свете, просачивающемся сквозь неплотно задёрнутые шторы, волосы слиплись от пота, а тело то и дело содрогалось, словно в кошмаре его пытали.

Может, и вправду пытали — он ведь не скажет, слишком гордый.

— Гарри, — прошептала я, осторожно встряхнув его за плечо. — Проснись!

Он что-то тихо пробормотал, а затем внезапно схватил меня за руку и посмотрел зло, с ненавистью. На какой-то миг мне показалось, что его глаза стали красными, чужими. Мне стало страшно, будто я вернулась на много-много лет назад, когда была всего лишь беспомощной девочкой-магглой, которая до конца не понимала и боялась своих способностей, а одноклассники дразнили её и подбрасывали в портфель банановые шкурки и мышей. Даже волшебная палочка, которую я всё ещё сжимала в руке, казалась не грозным оружием, а безделушкой, купленной в захудалой сувенирной лавке за дюжину пенсов.

Но вот Гарри моргнул, сбрасывая с себя остатки кошмара, и осмысленно посмотрел на меня.

— Гермиона?

— Ты напугал меня, — призналась я, всё ещё цепляясь за его плечо. Забавно: я хотела спасти его от кошмаров, а сейчас сама искала у него защиты.

— Я кричал во сне?

Я покачала головой и нехотя встала с дивана. Рядом с Гарри было спокойно, и мне совершенно не хотелось возвращаться в пустую, холодную комнату. К сожалению, мы не всегда можем следовать нашим желаниям.

— Мне жаль, что я разбудил тебя.

— Пустяки. — Я улыбнулась и взъерошила его всё ещё влажные волосы. — Для чего ещё нужны друзья, как не спасать от кошмаров?

— Для того, чтобы спасать их самих?

Гарри сказал это будто и в шутку, но мне всё равно стало не по себе. Это прозвучало так, словно он прочёл мои мысли, но ведь это невозможно. Легилименция — одна из немногих наук, которую он так и не смог освоить.

Впрочем, как и окклюменцию.

* * *

— Ты не поверишь, но проект с экспериментальным зельем получил дополнительное финансирование.

— И что это значит? — спросила я, пытаясь скормить Фрэнси остатки булки от сэндвича.

Фрэнси — сокращенно от Франчески, — так Невилл решил назвать свою плотоядную герань и по совместительству домашнюю любимицу. Конечно, он был не в восторге от того, что я делаю; считал, что булка для его любимицы ужасно вредна и у неё могут пожелтеть листья. Сам-то он кормил её беконом и пончиками, которые, конечно же, были исключительно полезны для хрупкого организма герани.

— Только то, что испытания мы будем проводить не на лабораторных крысах, а на людях. На заключённых в Азкабан волшебниках, — уточнил он, увидев ужас, отразившийся на моём лице. — Лестрейнджу выпала честь стать нашим первым подопытным кроликом — представляешь?

— Это возмутительно! Они, конечно, преступники, но бесчеловечно ставить над ними опыты. Министр ни за что не подпишет разрешение на использование заключенных.

— Уже подписал. Бумага со всеми полагающимися печатями лежит у Макмиллана на столе.

Если бы я хуже знала Невилла, то могла подумать, что ему всё равно: он выглядел до безобразия равнодушным и расслабленным. Но это было показное, фальшивое. Ещё со школы он запомнил, что атака в лоб может принести гораздо больше проблем, и если бить — то наверняка, когда все козыри на руках.

— И как старина Эрни ему это преподнёс?

— Как зелье, понижающее агрессию и блокирующее возникновение негативных эмоций и вредных желаний.

— Пилюли счастья? — спросила я, недоверчиво прищурившись, на что Невилл лишь пожал плечами. Дескать, думай что хочешь — суть от этого не изменится.

— А побочные эффекты?

— У крыс их не обнаружили.

— Люди — не крысы.

— Я это знаю, Гермиона. А вот Эрни… Мерлин, мне иногда кажется, что после смерти родителей его как будто подменили. Он всегда был занудой и трудоголиком, но в последние месяцы Макмиллан стал просто невыносимым.

— Поэтому ты прячешься здесь?

— А что я ещё могу сделать?

— Хотя бы поговорить с Кингсли и объяснить, что это зелье отнюдь не такое безобидное, каким ему его описали!

— Это бесполезно, Гермиона. За Эрни поручились Синие.

— Вот холера!

И здесь они уже успели подсуетиться. У меня складывалось впечатление, что скоро ни одно важное решение не будет приниматься без их одобрения. Возможно, во мне взыграла гордость, может, зависть, но я по-прежнему считала, что нельзя давать слишком большую власть в руки небольшой группе людей, чьи мотивы не до конца ясны.

— Нужно поговорить с Гарри.

— Он в последнее время немного странный, — сказал Невилл. — Налить тебе ещё чаю?

Я покачала головой.

— Он расстался с Джинни. Немного не в себе — это со временем пройдёт.

— Не в этом дело. Я на прошлой неделе подошёл к нему поговорить, а он не узнал меня. Смотрел как на незнакомца, и лишь когда я назвал своё имя, он всё «вспомнил».

— Может, заработался?

— Может, — не стал спорить Невилл. — Но во время разговора у меня возникло ощущение — не знаю, как правильно объяснить, — что я разговариваю с чужаком. Лицо и жесты те же, а вот ощущения другие.

— Глупости. Это ведь Гарри! Просто Гарри.

— Верно. Просто Гарри.

Невилл скупо улыбнулся и заговорил о маггловской кондитерской, где продавались вкуснейшие пончики. Я слушала его в пол-уха и думала о Гарри. С другом действительно что-то происходило, но я даже не представляла, с какой стороны подойти к проблеме, чтобы не спугнуть его. Он мог запросто вспылить и уйти, громко хлопнув дверью.

Конечно, он бы потом извинился. Конечно, я бы его простила.

Но это значило бы, что вопрос закрыт, а я не собиралась так просто сдаваться. Я обязательно со всем разберусь — для этого ведь и нужны настоящие друзья.

— Нет, нет и нет. Ничего не хочу слышать. Это твоя работа, Грейнджер. Не хочешь выполнять мои поручения — увольняйся! В конце концов, я здесь главный.

Эрни раскраснелся, вспотел и казался ужасно взволнованным, но не намерен был идти на компромисс. График работы есть, все документы подписаны и даже сам министр Кингсли одобрил исследования — Макмиллан считал, что этого более чем достаточно, чтобы работать припеваючи и не обращать внимания на мелкие неприятности. Проблема была в том, что неприятностями были люди, на которых хотели испробовать экспериментальное зелье.

Я не могла этого допустить.

— Это безумие. Мы изучали действие зелья на лабораторных крысах, а не на людях. Один Мерлин знает, какие могут возникнуть побочные эффекты.

Я снова загородила Эрни дорогу, мешая войти в лабораторию. Он скривился, будто хлебнул полынной настойки, но всё же предложил:

— Если ты так переживаешь о заключенных — помоги нам. Будешь следить за их самочувствием и проводить тестирование. Если — но только если! — зелье окажется опасным для жизни людей — я, так и быть, сверну проект. Надеюсь, теперь ты довольна?

— Более чем, — ответила я, вымученно улыбаясь.

Хотя ужасно хотелось огреть Эрни чем-то тяжёлым по голове, чтобы хоть немного вправить мозги.

— Первая победа. — Невилл ободряюще сжал моё плечо.

Сегодня было начало эксперимента, и ради такого события друг покинул свой уютный кабинет и любимую герань.

— Надеюсь, что не последняя. Макмиллан проигнорировал все мои письма, а официальное прошение министру даже не передали. Такое впечатление, что у Синих везде есть свои люди.

— У тебя паранойя, Гермиона.

— Я думала, что ты поддержишь меня. Друг, называется.

— Я и поддерживаю, и на правах друга искренне советую: хватит делить людей на хороших и плохих. Цвет мантии ещё ничего не значит.

— Но всё же…

— Внимание! — Макмиллан постучал по столу, обращая на себя взгляды присутствующих. — Дамы и господа, я счастлив, что мы получили возможность продолжить наши исследования. И верю, что они принесут пользу магическому сообществу и изменят жизнь волшебников к лучшему.

Эрни говорил чётко, уверенно, ни на миг не сомневаясь в своей правоте. Он искренне верил в свои слова, в своё детище, и это было по-настоящему страшно, ведь в это мгновенье Макмиллан как никогда напоминал мне безумца, открывшего рецепт взрывчатки, но так до конца и не понявшего это.

— …мы творим историю, но какую — зависит только о нас. Так давайте вместе создадим наше наследие!

Собравшиеся вяло похлопали ему. Я понимала, что многим не по душе предстоящая работа, но у каждого из нас были причины продолжить этим заниматься: Эрни хотел изменить мир, Ноттом двигало тщеславие, Невиллом — исследовательский азарт, Луной — любопытство, мной — желание защитить.

Защитить в первую очередь себя и дорогих мне людей, как бы эгоистично это не звучало.

* * *

Рабастан Лестрейндж сидел в кресле, весьма удобном, если не считать ремней, которыми его удерживали. Конечно, можно было использовать обездвиживающие чары, но для чистоты эксперимента их часто заменяли на что-то менее надёжное.

— С крысами было проще, — пробормотал Невилл.

— За крыс не дают гранты, Лонгботтом.

После войны Нотта оправдали благодаря тому, что он не примкнул ни к чьей стороне. Это-то многих и настораживало. Теодора терпели, признавая его талант в зельеварении, но не доверяли. Впрочем, ему было всё равно — он предпочитал ни с кем не сближаться и не заводить приятелей на работе.

— Нотт! Лонгботтом! Все ссоры за дверьми лаборатории. Лавгуд, приготовь, пожалуйста, первую дозу зелья. После его введения у нас будет четыре дня для первичного тестирования. На пятый — повторная инъекция. Всё понятно?

В повседневной жизни Макмиллан был занудным недалёким человеком, но в лаборатории он превращался в мастера своего дела. Вот и сейчас, организовывая работу, Эрни в первую очередь думал о пользе для эксперимента, а не о личных симпатиях.

— Я буду наблюдать за ним первые сутки, — сказала я, на что Макмиллан лишь кивнул.

Он прекрасно понимал, что, если что-то пойдёт не так, это можно будет заметить сразу и если не исправить, то хотя бы свести ущерб к минимуму.

Когда все приготовления были сделаны, мы встали вокруг Лестрейнджа. Он спокойно смотрел на нас, слегка усмехаясь, и совершенно не боялся ни шприца с длинной иглой в руках Макмиллана, ни нацеленной на него волшебной палочки Нотта.

Он не боялся, и это озадачивало.

Лестрейндж не выглядел ни сломленным, ни равнодушным к своей судьбе. Такой человек до конца будет драться и не станет просить о снисхождении. Возможно, он не знал или до конца не понимал, какому риску мы его подвергнем, а может быть, прятал страх за показным безразличием.

Я не знала ответа, и, честно говоря, мне было всё равно.

— Что же, приступим. Начало первого этапа эксперимента: двадцать минут второго. — Эрни сделал укол, снял жгут с руки Лестрейнджа, затем ввёл прозрачное, как слеза, зелье.

Я напряжённо всматривалась в лицо Пожирателя, но он лишь слегка поморщился, когда вытягивали иглу.

— Интересно, что вы ещё переняли у магглов? Волшебством хоть не разучились пользоваться? — Лестрейндж хрипло рассмеялся.

Его веселья никто не поддержал. Все ждали хоть какого-то результата, но не было ни заторможенности, как у некоторых крыс, ни лихорадки, ни тупого послушания, как при Империо. Лестрейндж вёл себя совершенно нормально спустя как десять минут, так и полтора часа.

Когда закончился рабочий день, я сделала кофе и приготовилась скоротать ночь за книгой. Я сомневалась, что сегодня произойдёт что-нибудь действительно важное, но расслабляться было нельзя. Жизнь человека — не игрушка, даже если этот человек — убийца.

— Составить тебе компанию?

— Не надо, Невилл. Я справлюсь.

— Смотри: если что — вдвоём прятать труп легче.

— Не переживай, в крайнем случае скормлю его Фрэнси.

Невилл грустно улыбнулся, но больше не стал меня переубеждать. Оставаться один на один с Пожирателем смерти было опасно, но меня от него отделяла прозрачная стеклянная стена, укреплённая защитными и сигнальными чарами. Я надеялась, что этого будет достаточно, чтобы уберечь меня от опасности.

* * *

Ночь прошла до безобразия скучно. Все показатели Лестрейнджа были в порядке. Проведя ещё несколько тестов и скрупулёзно записав свои наблюдения в журнал, я передала документы Нотту. С утра он был до отвратительного свеж и весел и то и дело что-то напевал себе под нос.

Махнув ему на прощание, я направилась к лифтам. В это время людей было немного, но, поднявшись в Атриум, я застала привычную для министерства суету: бумажные самолетики летали под потолком, волшебники куда-то спешили, останавливаясь только для того, чтобы поприветствовать знакомых. Отвратительную статую из чёрного камня заменил фонтан, обычный и безо всяких скульптур. Правда, сначала на его месте хотели поставить обелиск с выбитыми на нём именами погибших, но потом решили, что это лишнее. Люди хотели забыть войну со всеми её ужасами и потерями, а не вспоминать каждый день, приходя на работу.

В толпе я заметила Гарри. Он разговаривал с мистером Сэвиджем. Было заметно, что глава аврората чем-то ужасно недоволен, но друг в кои-то веки проявлял чудеса выдержки и не нарывался на неприятности. Я подошла к ним и поздоровалась.

Мистер Сэвидж хмуро посмотрел на меня и замолчал. Гарри слабо улыбнулся и приобнял за плечи. От него пахло летучим порохом и кофе. Странно: он не любил путешествовать по каминной сети и всегда, когда была возможность, выбирал аппарацию.

— Разберитесь с этим, мистер Поттер, иначе мы все скоро станем безработными, — сказал Сэвидж, глядя на нас с раздражением.

Он выглядел плохо: мантия помята, манжет рубашки был испачкан чернилами, под глазами залегли тёмные тени от недосыпания, — но всё же Сэвидж не сдавался. Продолжал выполнять работу и совершать ошибки, а не сидеть сложа руки.

— Это какое-то недоразумение — я всё могу объяснить!

Мимо нас пара Синих вела под конвоем смутно знакомого волшебника. Он то и дело вертел головой по сторонам, словно искал спасения. Возможно, он надеялся, что в толпе найдётся человек, который преградит Синим дорогу и скажет: «Отпустите его! Он ни в чём не виноват».

Люди же, заметив троицу, предпочитали расступаться, давая им дорогу, а не геройствовать. Единственным человеком, способным на такое безрассудство, был Гарри. Но он стоял рядом и с каким-то нездоровым интересом наблюдал за людьми. Он не злился, не осторожничал и не собирался помогать попавшему в беду волшебнику.

Просто наблюдал, и это было неправильно.

— Гарри, — прошептала я. — Почему Синие задержали этого человека?

Он рассеянно посмотрел на меня, не узнавая. Я поняла, что имел в виду Невилл, когда говорил о Гарри как о чужаке; мне стало страшно и неуютно.

Я попыталась отстраниться, но он не позволил. Крепче сжал руку на моём плече и ответил:

— За злоупотребление магией. Уже четвёртый на этой неделе. — Помолчал немного, а затем предложил: — Пошли выпьем кофе?

Он снова был прежним родным Гарри, снова был моим другом, но страх никуда не исчез. Страх, что его место займёт чужак, и я потеряю что-то важное.

Что-то, что нельзя описать словами.

— Позже. Я устала.

Гарри кивнул и спросил:

— Встретимся дома?

Я сначала хотела переспросить, какой он имеет в виду дом, а потом поняла, что речь идёт о моей квартире. После расставания с Джинни он продолжал жить у меня, хотя у него был свой дом на площади Гриммо 12, но Гарри почему-то не любил там бывать и редко о нём упоминал.

— Хорошо. — Я устало улыбнулась, надеясь, что он не заметит моей настороженности.

Конечно, мне могло показаться или же воображение сыграло со мной злую шутку. Дважды. Но я чувствовала, что с Гарри происходило что-то странное, пугающее.

И я сейчас ничем не могла ему помочь.

* * *

Дома меня ждал сюрприз: Критчер. Он сидел на краю дивана, замотанный в грязное обтрёпанное полотенце. Увидев меня, домовой эльф сначала обрадовался, а потом нахмурился, боязливо втянул голову в плечи и хрипло спросил:

— Гряз… Мисс Грейнджер знает, где находится господин Поттер? Господина давно не было — Критчер волнуется.

— Как долго он не приходил?

— Полгода, — ответил домовой эльф. — Господин пару раз аппарировал к порогу дома, но так ни разу и не вошёл.

— Гарри потерял ключи?

Критчер обхватил голову своими жилистыми руками и пробормотал:

— Нет никаких ключей. Магия узнаёт владельца и впускает. Её нельзя обмануть ни амулетами, ни оборотным зельем — таково свойство старинных домов. Критчер это точно знает.

— Последние два месяца Гарри живёт здесь. Если хочешь — можешь подождать его.

— Нет-нет, Критчер не может. Не может.

Он спрыгнул с дивана и, прихрамывая, подошёл к окну. Прижался лицом к стеклу, тоскливо глядя на редких прохожих на улице. Его большие уши уныло повисли, отчего Критчер растерял добрую половину своей надменности и выглядел одиноким, потерянным, не знающим, что делать дальше. Я понимала, что он не останется. Его визит сюда, в дом грязнокровки, был сам по себе вызовом для старого домового эльфа. Он не мог требовать от себя большего даже ради Гарри.

Я устала, и всё, чего мне хотелось — спать, поэтому решила быстрее закончить с тяготившим нас обоих разговором.

— Передать что-нибудь Гарри?

— Передайте… Передайте, что дом и Критчер всегда будем его ждать, — сказал он и исчез, щёлкнув пальцами.

* * *

Проснулась я поздно вечером. В полудрёме ощутила, как кто-то прикасается к моим волосам, осторожно перебирает их и рассматривает моё лицо.

Открыла глаза: Гарри.

Всегда растрёпанные волосы были аккуратно зачёсаны назад, очки сползли на кончик носа, но, кажется, сейчас они ему не мешали. Его лицо наоборот было непривычно серьёзным, словно он искал решение для сложной задачи по нумерологии с несколькими переменными. Искал, но не находил или находил несколько, но все они на проверку оказывались ложными.

— Во сне ты выглядишь беззащитной, — задумчиво пробормотал он.

— Это плохо?

— Нет, не плохо. Скорее непривычно.

Я рассмеялась: забавно было это слышать от человека, с которым месяцами бродяжничала в лесу и жила в одной палатке.

Гарри нахмурился, не понимая причину моего веселья.

— Вставай, — сказал он. — Я кое-что разузнал о Синих — тебя это должно заинтересовать.

* * *

Гарри принёс несколько копий документов с таблицами и графиками. На первый взгляд всё это выглядело нагромождением бесполезных данных, но, перечитав их несколько раз, я поняла, что всё совсем не просто. Графики служили для того, чтобы определить, какая часть людей была предрасположена к насилию. Все, кого опросили, были поделены на пять групп, но границы между ними были нечёткими. Так, испытывая сильные эмоции, волшебник мог переходить из одной группы в другую, отчего все результаты исследования сводились к нулю.

— Я не понимаю, для чего всё это. Без катализатора, мешающего переходить из одной группы в другую, всё это, — я кивком указала на бумаги, — не имеет смысла.

— Возможно, катализатором станет ваше зелье, а все эти волшебники первыми опробуют его на себе.

— Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Это чудовищно!

— Почему? Зелье на стадии тестирования, и ещё не известно, что из этого всего получится. Лишь одна из вероятностей — не более! — что безумная идея Макмиллана воплотится в жизнь.

— Он очень упрямый.

— Ты тоже. В конце концов, в лаборатории всегда может произойти несчастный случай.

— Знаешь, иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю.

Гарри снисходительно усмехнулся и сказал:

— Поверь, Гермиона, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.

Что он имел в виду? Я не знала и из-за этого ощущала себя уязвимой, беспомощной и бесконечно одинокой — совсем как Критчер.

Но стоило мне заговорить о домашнем эльфе с Гарри, как он тут же поспешил сменить тему. Отчего-то само упоминание о доме на площади Гриммо вызывало у друга раздражение, но с чем это было связано — я так и не смогла понять.

* * *

Причину я поняла несколько дней спустя, когда случайно встретила Джинни в Косом переулке. Она была необычно весела, всё время болтала об Оливере, который Вуд и который был очень талантливым игроком в квиддич.

— …когда мы встретились на дружественном матче наших команд, то поняли — это судьба. Я раньше никогда не думала, что так хорошо может быть рядом с другим человеком!

— Как же Гарри? — спросила я.

Джинни на миг замерла. Её взгляд стал рассеянным, чужим, кукольным. Я уже видела это — так смотрели те, кому стёрли память, но не потрудились заполнить пробел новыми воспоминаниями.

— Мы расстались с Гарри. Это было правильное решение, — ответила Джинни, а затем тряхнула головой, словно сбрасывая назойливые воспоминания. — Приходи к нам в воскресение на ужин — мама обещала испечь свой фирменный тыквенный пирог. Ты же помнишь, какой он вкусный — пальчики оближешь!

Я-то помнила, как и то, что после того, как рассталась с Роном, меня перестали приглашать на семейные воскресные ужины, а вот Джинни забыла. Вернее, ей помогли забыть.

* * *

Наверное, если бы я была внимательнее, то раньше бы заметила, что что-то не так. Но я не хотела замечать. Размякла после войны, устала терять дорогих мне людей и предпочла закрыть глаза на то, что Гарри менялся. День за днём он постепенно превращался в другого человека, к которому я привыкла и по-своему полюбила.

Возвращалась домой я пешком, пытаясь оттянуть неизбежное. Внезапные перепады настроения, новые привычки и привязанности, разрыв отношений со старыми друзьями и невестой, стёртая память, невозможность войти в дом на Гриммо и ещё многое другое, о чём я только могла догадываться.

Мне вспомнилась старая сказка о тщеславной девушке, которая очень любила рассматривать своё отражение. Она могла днями просиживать перед зеркалом, глядя на себя. И вот в один прекрасный день её отражению это надоело, и оно хитростью поменялось с девушкой местами. Мораль этой сказки так и осталась для меня загадкой, но её наверняка сочинила волшебница. Уж кто-кто, а маги знали толк в обычных с виду артефактах.

Возможно, с Гарри произошло то же самое, но вот кто занял его место — об этом мне только предстояло узнать.

Он был дома. Задумчиво листал книгу и на моё приветствие ответил рассеянным кивком. Вытащив волшебную палочку, я нацелила её на него и спросила:

— Кто ты?

— Что?

— Хватит врать! Я хочу знать, кто ты такой и что сделал с Гарри.

Лже-Гарри не спеша закрыл книгу и встал с дивана. Поднял руки, показывая, что не вооружён, и шагнул ко мне. Так легко, естественно, бесстрашно, словно был уверен, что я не причиню ему вреда. Я невольно попятилась, совсем не зная, что делать. Видела перед собой лицо друга и не могла навредить ему.

И он это прекрасно понимал.

Улыбнулся чуть насмешливо и сказал:

— Не глупи — опусти палочку. Нам нужно поговорить.

— Кто ты? Отвечай! Иначе, клянусь Мерлином, я выбью из тебя ответ, чего бы мне это не стоило.

— Том.

— Что? — Я озадаченно посмотрела на него.

— Меня зовут Том, — терпеливо повторил лже-Гарри. — Том Риддл.

Но лучше бы он этого не говорил: я оказалась не готова услышать правду.

— Знаешь, в чём разница между людьми?

— В привычках? — спросила я.

Мы сидели в гостиной друг напротив друга. Волшебные палочки были спрятаны, на столе стояли чашки с чаем, пахнущим лимоном и ромашкой, а на подоконнике дремал Живоглот. Но, несмотря на мнимую беззаботность, я ощущала угрозу, повисшую в воздухе: лёгкую, словно дым, и такую же горькую.

— В тех, кто их окружает. В друзьях. — Последнее слово он произнёс насмешливо. — Ведь кто ещё, кроме друзей, может утверждать, что перед ними их друг, а не незнакомец под оборотным зельем или маскирующими чарами.

— Убедишь друзей — и тебе поверит весь мир?

Я недоверчиво посмотрела на него. Это было слишком просто, чтобы оказаться правдой.

Риддл кивнул и сказал:

— Биографию можно выучить, привычки перенять и отработать, мимику и жесты отрепетировать перед зеркалом, но этого недостаточно, чтобы тебе поверили. Всегда остаётся что-то ещё, какая-то мелочь, которая может выдать. Скажи, Гермиона, что выдало меня?

Простое любопытство, лёгкая улыбка, привычно сцепленные на животе руки — всё это принадлежало Гарри, но в то же время я понимала, что передо мной другой человек. Хитрый, расчётливый, готовый пойти на всё, чтобы добиться известных лишь ему целей. Я понимала это, но не могла объяснить, ведь как можно рассказать о надвигающемся шторме или птице, прячущейся в кроне деревьев?

Их ощущаешь, их предчувствуешь, но попытка описать всё это кажется смешной и слишком неуклюжей, чтобы словам можно было поверить.

Вместо этого я спросила:

— Где Гарри?

— Здесь.

Риддл снова снисходительно улыбнулся, словно его забавляла моя недогадливость.

— В этой комнате?

— Можно и так сказать.

Я нахмурилась, рассматривая человека, выглядевшего так же, как и Гарри. Ничего не изменилось — он оставался таким же, как и день, и месяц, и год назад.

Затем я поняла: ничего и не должно было меняться, ведь Гарри всегда был рядом.

Как и Риддл.

— Это ведь тело Гарри? Ни одно зелье, ни одно заклинание или амулет не может поддерживать чужой облик так долго.

Он снова кивнул.

— Но как?

— Тебя это действительно интересует? Гораздо интереснее, зачем…

— Зачем ты мне это рассказываешь? — перебила я Риддла. — Не боишься, что о твоём маленьком секрете станет известно Аврорату?

— Допустим, ты расскажешь о том, что я не Поттер. И что дальше? Думаешь, что меня изолируют и станут искать способ его спасти? Не будь наивной, Гермиона, от твоего друга избавятся, не задумываясь и не жалея. А потом министр обязательно произнесёт проникновенную речь на его похоронах и поставит памятник Поттеру в полный рост. Это будет гораздо надёжнее и дешевле, чем готовиться к третьей магической войне. Но ты ведь этого не хочешь и поэтому будешь молчать.

Он был прав, каждое его слово звучало убедительно и разумно, но я не собиралась мириться с этим. Если мне не у кого будет попросить о помощи, то я сама найду способ избавиться от Риддла.

Чего бы мне это не стоило.

* * *

Ночью я спала плохо. Мне снились коридоры и перекрёстки; лестницы, ведущие в никуда. И погоня. Меня преследовал человек без лица, и я знала, что нельзя допустить, чтобы он меня поймал. Ведь тогда произойдёт худшее: я исчезну, а моё место займёт кто-то другой, одновременно и похожий, и непохожий на меня.

— Тише, это всего лишь сон.

Кто-то осторожно погладил меня по голове — у него были горячие руки, — а затем укрыл одеялом.

— Не уходи, Гарри.

— Не уйду, спи.

— Обещаешь?

— Обещаю. Я всегда буду рядом, Гермиона.

* * *

Следующие две недели тянулись медленно. Дни были похожими друг на друга, словно пуговицы на камзоле профессора Снейпа. Риддл продолжал ночевать в моей гостиной на моём диване, продолжал пить кофе на моей кухне и читать мои книги. Он не был ни плохим, ни хорошим, но оставался неотъемлемой частью моей жизни.

Лестрейнджа после второй инъекции начало лихорадить. Настроение у него с каждым днём становилось всё хуже, а шутки — злее. С Эрни он совсем не разговаривал, к Невиллу цеплялся на каждом дежурстве, меня же иначе как маггла не называл.

Тесты по-прежнему не показывали никаких изменений, и я почти поверила в то, что зелье Макмилана оказалось пустышкой.

— Тебя когда-то пугал человек, которого ты хорошо знаешь?

— И очень часто. Ты, к примеру.

Невилл мягко улыбнулся, поглаживая Фрэнси по листьям. Порой друг напоминал мне статую Будды, чья безмятежная улыбка таила в себе ответы на все вопросы в мире.

— Я не о себе.

— Знаю. Но, видишь ли, человек остаётся человеком со всеми своими достоинствами и недостатками, и только от нас зависит, будим мы с ними мириться или нет.

— А если этот человек… другой?

— Насколько он другой?

Но я не ответила. Испугалась. Не за себя — за Невилла. Он был моим другом, и я не имела права подвергать его опасности.

Не стоило и сомневаться: Риддл избавится от любого, кому станет известно о его маленьком секрете.

* * *

Риддл перехватил меня в Атриуме.

— Давай прогуляемся? — предложил он.

— Не могу. У меня осталась работа.

— Брось, ты никогда не берёшь работу на дом.

Не слушая моих возражений, Риддл подхватил меня под локоть. Выйдя из министерства, мы аппарировали. После душных каменных стен и пропыленного Лондона оказаться в осеннем лесу было неожиданно. Большинство деревьев всё ещё оставались зелёными, но уже проглядывалась медь клёнов и золото дубов; воздух был влажен и пьяняще пах прелыми листьями.

— Зачем ты меня сюда привел?

— Увидишь. — Риддл взмахнул палочкой, и я ощутила холод, а затем жар.

Казалось, что моя кожа горит, плавится, оплывая как свеча, а потом снова принимает форму. Я осторожно прикоснулась к своему лицу — оно стало более вытянутым, подбородок уменьшился, а на переносице появилась небольшая горбинка; волосы распрямились и стали светлее.

На миг я ощутила восхищение, невесомое, как прикосновение шёлка: лёгкость, с которой Риддл накладывал сложнейшие заклинания, не могла не восхищать. Невольно улыбнулась ему, ловя задумчивый взгляд, а затем, устыдившись, отвернулась.

Всё было неправильным и непонятным, начиная от самого существования Риддла до той жажды знаний, которая появилась у меня, ведь я понимала, что его знания уникальны. И, возможно, он ими поделится, если я попрошу.

Если попрошу…

Но чем мне придётся заплатить за это?

Риддл — шкатулка с двойным дном. Хуже всего, что я не знала, зачем он подпустил меня так близко к своим тайнам и что сделает, когда ему надоест возиться со мной.

Он вёл меня по лесу, держа за руку. Мне не нравились его прикосновения, но я не пыталась отстраниться. Риддл был страшным человеком, но я не ощущала угрозы. По крайней мере, по отношению ко мне. Был ли это каприз или расчёт — я не знала, только надеялась, что эта внезапная блажь поможет мне выиграть достаточно времени, чтобы спасти Гарри.

Мы пришли к озеру. Вода в нём выглядела грязно-серой, а вверху была лёгкая дымка; казалось, что оно дышит. На его берегу находилась кофейная «У дядюшки» — деревянный дом, сложенный из неокрашенных цельных стволов дерева. Казалось, что окна в нём прорубили топором, в получившиеся отверстия было вставлено разноцветное стекло, а щели заделаны на скорую руку мхом и клеящими чарами.

Мы сели на террасе и заказали кофе. Риддл под действием чар выглядел престарелым джентльменом с блестящей круглой лысиной на макушке. Это было забавно, но смеяться мне совершенно не хотелось.

Риддл молчал. Казалось, что всё его внимание сосредоточено на чашке кофе, но я понимала, что это впечатление обманчиво. Прошло полчаса, затем час. Мы заказали и выпили ещё кофе, но по-прежнему ничего не происходило. Мне надоело бездействие, но я не делала попыток встать и уйти. Риддл чего-то ждал, и мне хотелось знать, чего и зачем он затеял весь этот маскарад.

Послышался хлопок аппарации, затем ещё один. Аккуратно повернувшись, я увидела, как в кофейную зашли два волшебника. Один из них был мне не знаком, вторым оказался секретарь Кингсли. Без форменной мантии и очков в золотой оправе Ханна выглядела совсем не строгой, скорее усталой и чуточку неряшливой, словно за работой совершенно забывала смотреть за собой.

Аббот положила на стол свиток пергамента, её собеседник кивнул и спрятал его, затем что-то спросил. Ханна на миг задумалась и покачала головой. Новый вопрос, на что она, немного повысив голос, ответила:

— Нет, это недопустимо. Ищите другой способ!

Поднялась со стула и покинула террасу. Человек рассмеялся, а затем подозвал официанта и заказал огневиски. Он был чем-то жутко доволен и праздновал. Но… что?

— Не понимаю. Что это?

— Начало, — ответил Риддл.

Он ждал этого вопроса и теперь с интересом наблюдал за мной.

— Начало чего?

— Войны.

* * *

— Я не понимаю. Зачем Ханна встречалась с тем человеком? Он ведь был Синим, верно?

Риддл кивнул. С нашего возвращения домой он не произнёс ни слова. Казалось, что ему нравилось наблюдать за мной, за моим смятением и растерянностью.

Я устала от загадок и спросила прямо:

— Зачем ты всё это мне рассказываешь и показываешь?

— Мне нужна будет помощь. Ты же не хочешь, чтобы Синие пришли к власти?

— Не хочу, но я не стану тебе служить.

— Мне нужен не слуга, а союзник.

Не удержавшись, я рассмеялась. Это звучало абсурдно. Дико! У Лорда Волдеморта никогда не было союзников. Но он назвал себя Риддлом. Из того немногого, о чём он мне рассказал, я смогла предположить, что один из крестражей всё же не был уничтожен. И этот осколок каким-то образом смог захватить тело Гарри, вытеснив или усыпив настоящего хозяина. Своеобразный симбиоз, в котором паразит сумел не только взять верх, но и не уничтожить носителя.

— Почему ты не расскажешь об этом мистеру Сэвиджу или Кингсли?

— От Аврората совсем ничего не осталось, а министр ест из рук у Синих. Если эксперименты с зельем увенчаются успехом, то они в итоге получат послушную, управляемую толпу, которая с радостью примет смену власти.

— Бескровная война, — пробормотала я. — Но какая тебе из этого выгода?

— Всё очень просто: я хочу жить, Гермиона. Жить и самому управлять своей жизнью.

— Гарри тоже этого хотел.

Риддл усмехнулся и сказал:

— Неужели? Тогда почему он не боролся за своё тело?

— Врёшь!

Он подцепил кончиками пальцев мой подбородок, заглядывая в глаза.

— Поттер сдался без боя, — повторил Риддл. — И теперь его место занял я. Рано или поздно ты смиришься с этим.

— Никогда.

Я хотела произнести это слово твёрдо, с вызовом, но смогла его лишь сдавленно прошептать. Было жутко смотреть в зелёные глаза Гарри и ощущать чужого, властного, не терпящего возражений человека.

— Не глупи. Не делай того, о чём потом пожалеешь, Гермиона.

Но, конечно, я не собиралась его слушать. Тогда я ещё не понимала, что Риддл никогда не бросал слова на ветер.

* * *

С утра в лаборатории был переполох. Эрни кричал на Невилла и Луну, поочередно указывая пальцем то на стенд с графиками, то на стеклянную клетку Лестрейнджа. Поймав Нотта, я отвела его в сторону и спросила:

— Что произошло?

— Макмилан час назад сделал нашему подопытному кролику третью инъекцию, и тот впал в кому. Теперь он кричит и обвиняет всех в том, что мы хотим сорвать его эксперимент.

— Инъекцию? На четыре дня раньше?

Я не верила своим ушам! Как можно было так спешить, зная, что действие зелья до конца не изучено? В таких дозах оно запросто могло оказаться ядом.

Нотт пожал плечами и посоветовал:

— Не попадайся Эрни на глаза. Лестрейнджу-то теперь всё равно, а с нас Синие сдерут три шкуры за фиаско с зельем.

Послушавшись, я вышла из лаборатории. Идти в свой кабинет не хотелось, кабинет Невилла наверняка был закрыт, но охранные чары друг настроил так, чтобы я могла в любое время туда попасть. Ещё одна его причуда, но я не спорила.

Сев за стол, я на миг задумалась, а потом взяла пергамент с карандашом и записала всё, что мне было известно о Риддле. Я понимала, что эта бумага — смертный приговор и для него, и для Гарри, но мне нужна была страховка. Пусть ненадёжная и чуточку абсурдная, пусть я понимала, что нельзя всего доверять бумаге, но у меня не было выбора. Бумаге всё равно: ей не страшны ни угрозы, ни пытки, ни смерть.

Сделала три копии, затем аккуратно сложила их и спрятала в карман. На две из них будут наложены чары отсроченной доставки, и, если со мной что-то случится, одна копия попадёт на стол Кингсли, а вторая — к Невиллу. Третью я намеревалась спрятать в своём сейфе в Гринготтсе. Согласно новому указу, при отсутствии наследников все сейфы вскрывали, и я надеялась, что если с первыми двумя копиями что-то случится, то третью рано или поздно найдут.

Возможно, мне не поверят. В конце концов, когда всё откроется, будет моё слово против его, Риддла, но тень сомнения обязательно закрадётся в чью-то голову. Человек же, по глупости или из-за упрямства, готов будет пойти на всё, чтобы докопаться до истины.

По крайней мере, я на это надеялась.

* * *

Вернувшись из банка в лабораторию, я застала в ней не только Синих, но и авроров. Здесь были и Сэвидж, и Риддл, и Рон. Если первые казались равнодушными, то вторые выглядели взволнованными.

— Где вы были, мисс Грейнджер?

— На обеде, — ответила я, прислоняясь спиной к дверям.

Старая привычка, оставшаяся после войны: спина всегда должна быть защищена. Конечно, я не собиралась ни с кем драться, но и идти на поводу у Синих было глупо — их внимание не сулило ничего хорошего.

— В четыре часа дня?

— Диета. — Отвечать односложно было просто.

Гораздо проще, чем перестать сжимать волшебную палочку в кармане. С каждым мигом происходящее нравилось мне всё меньше, но я ничего не могла сделать.

Синий покивал, а затем, повернувшись к собравшимся, сказал:

— Мы намерены задержать всех, кто участвовал в эксперименте. Возможен умышленный срыв исследования. Мы не можем это так просто оставить.

— Это не в вашей компетенции, — отрывисто сказал мистер Сэвидж.

Он покраснел от злости и бессилия. Прекрасно понимал, что не ему с ними тягаться. А Гарри… Гарри молчал. Вернее, молчал Риддл — его все устраивало.

— У нас есть письменное разрешение министра Кингсли. Все, что касается эксперимента, находится под нашим полным контролем. Смотрите.

Синий достал пергамент — тот самый, который передала одному из них Ханна, — и передал его мистеру Сэвиджу. Тот ознакомился с ним, поморщился, но всё же спросил:

— Что будет с учёными?

— О, не переживайте вы так. Мы всего лишь зададим им несколько вопросов.

Я невесело улыбнулась. Всего лишь! Проблема была в том, что вопросы они могли задавать и час, и день, и месяц.

— Думаю, что не стоит мешать нашим коллегам, мистер Сэвидж, — сказал Риддл. — Мы поможем вам сопроводить учёных.

Сэвидж посмотрел на него с ненавистью — застарелой, а оттого бессильной и дурно пахнущей обидой от мнимого предательства. Рон в сердцах ударил кулаком о стол, но не стал спорить. Он тоже понимал, что это бесполезно.

Риддл подхватил меня под локоть. Со стороны казалось, что он всего лишь поддерживает меня, но я прекрасно ощущала стальную хватку на своей руке. Надежда на то, что он как-то поможет мне выпутаться из этой истории, исчезла, едва успев прийти мне в голову.

Мы шли впереди у всех на виду, в лифт зашли первыми, став у стенки и невольно оказавшись спрятанными за спинами других людей. Он склонился ко мне, сильнее сжимая руку, и сказал:

— Так надо.

А затем прошептал заклинание. Я пошатнулась — создавалось впечатление, что меня огрели пыльным мешком по голове. Когда тошнота и головокружение прошло, я посмотрела на человека, который не дал мне позорно упасть на пол.

И не узнала его.

Конечно, я его видела и даже, кажется, знала его имя.

Кажется…

— Нам пора, Гермиона.

Я кивнула и послушно пошла за ним. Мне не было страшно, как другим. Почему-то казалось, что всё идёт своим чередом и незачем волноваться.

— Иди.

Человек — я никак не могла его вспомнить — подтолкнул меня к двери, за которой скрылись люди в синих мантиях.

— Ты меня подождёшь?

Отчего-то его ответ казался важным, ведь от него зависело очень многое, но что?

Я не помнила.

— Подожду. Иди.

И я вошла внутрь. Дверь за моей спиной закрылась и вспыхнула зелёными запирающими чарами. «Четвёртый уровень, — пришла в голову мысль. — Самому не выйти, не зная пароль».

— Вашу палочку, мисс Грейнджер.

Я посмотрела сначала на волшебника, затем на Невилла — кажется, так звали моего друга, — и отдала ему то, что он просил.

В конце концов, я не сделала ничего противозаконного.

Меня скоро отпустят.

Обязательно.

Последующие дни слились для меня в вереницу допросов, приёма пищи и отдыха в камере. Правда, насколько отдых был продолжительным, я представляла смутно. В камере не было ни окон, ни часов. Отмерять дни по завтракам, обедам и ужинам тоже оказалось бесполезным: иногда перерывы казались мне слишком короткими, иногда — настолько долгими, что от голода хотелось плакать.

Камеры Синих, которые они насмешливо называли гостевыми, отличались от камер в Азкабане. В них не было ни холодно, ни сыро, за стенами не стенали другие заключённые, а в коридорах не караулили дементоры. Камеры были похожи на пустые коробки с идеальными белыми стенами и узкими кроватями, накрытыми серыми пледами. Всё для удобства гостей, чтобы они не дай Мерлин не замёрзли.

Временами казалось, что нас совсем не охраняют. Толкни дверь и уходи, — что могло быть проще? — но дураков не находилось. Если бы всё было так просто, то люди бы не исчезали — это я понимала даже сейчас, одурманенная, со спутанными мыслями и временами забывающая своё имя.

Я понимала, что со мной что-то не так, и в то же время не помнила, как это — так? Как правильно? Я не знала, а спросить было не у кого.

На допросы меня водили в сопровождении двух магов в синих мантиях. Всегда одна и та же комната с неестественно белыми стенами и ярким светом, от которого болели глаза. Единственное тёмное пятно — мистер Моран, который задавал мне вопросы.

Всегда одни те же:

— Как вас зовут?

— Ваша должность?

— Ваши обязанности?

— Что вы думаете о мистере Макмилане?

— На какой стадии находились испытания зелья?

И ещё с дюжину таких же скучных и бессмысленных вопросов, на которые после третьего посещения я отвечала не задумываясь. Хотели ли они меня подловить на лжи или на умалчивании важных деталей — я не знала. Сценарий допроса изменился лишь однажды, когда мистер Моран вёл его вместе со своим ассистентом, Кормаком Маклаггеном.

Он спросил:

— Как давно вы знаете мистера Поттера?

— Со школы, — ответила я, устало подперев голову рукой.

Спина ныла от вынужденного сидения на неудобном стуле, но жаловаться было бесполезно: мистер Моран сидел на таком же стуле и выглядел бодрым и довольным жизнью.

— Какие отношения вас связывают?

— Он мой друг.

Хотя мой голос звучал уверенно, сама я этого не ощущала. Казалось, что Гарри, о котором меня спрашивают, и Гарри, которого я знаю — два разных человека. Глупая, неправильная мысль, от которой начинала болеть голова и совершенно невозможно было на чём-то сосредоточиться.

Мистер Моран нахмурился, отчего шрам, пересекающий его бровь, побелел, сильно натягивая кожу вокруг. Этот шрам был чужеродным на открытом простоватом лице человека, который был похож скорее на добродушного дядюшку, каждое Рождество дарящего конфеты племянникам, а не на ищейку Синих.

— Он ваш друг, но вы вместе живёте на протяжении последних трёх месяцев. Насколько я знаю, у мистера Поттера есть дом на площади Гриммо 12?

— Есть, — сказала я, всё ещё не понимая, к чему все эти расспросы.

Да, у Гарри был дом, но он ненавидел его почти так же сильно, как и Сириус. Я не видела ничего странного в том, что он жил в моей квартире, а не в родовом гнезде Блэков.

— И он живёт с вами?

— Гарри недавно расстался с невестой. Не сошлись характерами… кажется.

— Ну да. — Мистер Моран кивнул, словно я только что подтвердила то, о чём он и так догадывался, но больше не стал задавать вопросы.

По дороге в свою камеру я встретила Эрни; его тоже сопровождали два волшебника в синих мантиях. Макмилан выглядел неважно: бледный, осунувшийся и безразличный ко всему и всем. Скользнул по мне взглядом, но то ли не узнал, то ли не подал вида. Просто прошёл мимо, словно мы были незнакомцами, а не двумя людьми, попавшими в неприятности из-за его самоуверенности.

* * *

Можно ли устать от безделья? Можно. Особенно когда давно потерял счёт времени, а рядом нет ничего, на что можно отвлечься: ни книги, ни газеты, ни даже банальной рекламной брошюры, настолько же бесполезной, насколько яркой и безвкусной.

Они пришли за мной неожиданно. Как всегда двое в синих мантиях с незапоминающимися лицами. От одного пахло табаком, от другого — псиной, но я сомневалась, что это сможет мне как-то помочь.

Без волшебной палочки, растерянная и отупевшая от неизвестности, я как никогда раньше ощущала себя беспомощной и уязвимой. Они вывели меня из камеры, и мы отправились в противоположную от комнаты для допросов сторону. С каждым шагом я нервничала всё больше и больше — неизвестность пугала. Хотелось вырваться и сбежать назад, спрятаться в своей камере с узкой жёсткой кроватью и давящей со всех стороной тишиной.

Там было безопасно.

Я не сделала этого. Молча шла вперёд, сжимая кулаки и глядя перед собой. Позволить себе бояться сейчас — роскошь, на которую я не имела права.

Мы пришли к массивной железной двери. Воздух рядом с ней искрился от магии — нечего и думать приблизиться к ней, не зная пароля. С четвёртым уровнем защиты шутки плохи — ударит разрядом, да так, что и пепла не останется.

Рядом с дверьми стояли и другие волшебники. Я узнала Луну и Невилла, узнала Нотта. Все те, кто работал с Лестрейнджем, были собраны здесь.

Все, кроме Эрни.

Я хотела спросить у своих конвоиров, где он, но не успела. Дверь бесшумно открылась, и нас выпустили на свободу. Несмело сделала шаг, затем ещё один и ещё, до конца не веря, что всё закончилось. Что нас так просто отпустят после столь длительного заключения. Трудно сказать, сколько прошло времени. Для меня — не меньше месяца, но я понимала, что это иллюзия; точное время я смогу узнать, лишь посмотрев на дату в календаре.

По ту сторону двери нас встречали несколько авроров и Синих. Я посмотрела на людей, ища знакомые лица, и замерла, до конца не веря тому, что вижу. Ко мне медленно, не спеша подошёл человек в синей мантии и до боли знакомым лицом.

— Гарри? — хрипло спросила я. — Но… как?

— Позже, — ответил он, подхватывая меня под локоть и отводя в сторону.

Я беспомощно посмотрела сначала на него, затем на остальных освобождённых. Встретилась взглядом с Невиллом, но он лишь покачал головой.

Молчи.

Мне ничего не оставалось, как последовать за моим другом.

Был ли он до сих пор другом? Надеюсь, что на этот вопрос я вскоре узнаю ответ.

* * *

Из министерства мы аппарировали в незнакомую мне квартиру. Она казалась неухоженной и совершенно не жилой, воздух пах так, словно недавно применяли очищающие заклинания. В гостиной стояли стопки из запечатанных коробок, на столе — грязная чашка и свежий номер Пророка.

— Где мы?

— Дома, — ответил Гарри.

— Это не мой дом, — возразила я, подойдя к окну, из которого было видно велосипедную дорожку и часть ухоженного парка.

— Теперь твой.

Я оглянулась, чтобы увидеть, как Гарри взмахнул палочкой, насылая на меня чары.

Вспышка.

Я визгнула и сжала голову, чтобы хоть как-то уберечь её от боли и нахлынувших воспоминаний.

— Так надо.

Всхлипнув, я осела на пол, но и это мне не помогло: боль оглушала.

— Ты меня подождёшь?

— Подожду. Иди.

Кто-то обхватил меня за плечи, с силой отдирая мои руки от лица. Я посмотрела на этого человека, узнавая. Теперь по-настоящему, ведь все мои запечатанные воспоминания вернулись. У него было лицо и глаза Гарри и даже его смешные круглые очки, но он не был моим другом.

Он не был ничьим другом.

— Риддл, — сказала я, рассматривая его холодное равнодушное лицо и ворот синей форменной мантии.

— Грейнджер, — поприветствовал меня он.

— Какого драккла ты творишь?

На что Риддл лишь усмехнулся и сказал:

— Сначала приведи себя в порядок — ванная комната по коридору направо, — а потом мы с тобой поговорим.

Он не повышал голоса, но всё равно это прозвучало как приказ. Я нахмурилась, но всё же вынуждена была признать его правоту. За время, проведённое в камерах Синих, мне было не до душа, да и никто не предлагал.

Поднявшись на ноги, я направилась в ванную. Мне нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями и иметь силы противостоять врагу.

Пока что он опережал меня, но я не собиралась так просто сдаваться.

* * *

Душ пошёл мне на пользу, вместе с ощущением чистоты даря негу и расслабленность. Клонило в сон, но я не могла позволить себе более длительную передышку. Вокруг всё было чужим и незнакомым, таящим в себе опасность.

Я не понимала, зачем Риддлу понадобилось приводить меня сюда, в эту квартиру, не понимала, зачем ему понадобилась я сама. После заключения у Синих я стала неблагонадёжной, и, хотя они отпустили меня, будут продолжать присматривать.

Возможно, даже сейчас, ведь на Риддле мантия Синих. Почему он вдруг переметнулся к ним? Почему решил служить тем, кого презирал? И какую роль во всём этом сумасшествии он отвёл для меня?

Я всё ещё не знала, что за игру он ведёт и что поставлено на карту. В одном была уверена: нам с ним не по пути.

Риддл считал по-другому.

Когда я вошла в гостиную меня уже ждали чашка горячего ароматного чая и сэндвичи. Он сидел за столом, мне же жестом предложил сесть напротив. Я робко потянулась за едой, на что Риддл лишь снисходительно усмехнулся:

— Какой прок мне тебя травить? Проще было оставить у Синих — меньше хлопот, да и с трупом нет нужды возиться.

— В еду можно добавить не только яд, — заметила я, всё же попробовав еду. Она оказалась восхитительно вкусной. Сыр в сэндвичах — в меру острым, а хлеб — свежим, так и тающим во рту.

— Не сегодня. У меня есть подарок. — Риддл положил передо мной мою волшебную палочку и сказал: — К сожалению, на неё повесили несколько неприятных заклинаний, так что колдовать советую с осторожностью. Позже мы купим тебе ещё одну, а то какой прок от свободы, если за каждым твоим шагом следят?

Он улыбнулся, я же не оценила шутки.

— Я хочу вернуться домой.

— Это невозможно. Я продал твою квартиру. После обыска Синих она стала весьма ненадёжным убежищем.

Это стало для меня неприятным сюрпризом. Последней каплей, после которой я не смогла себя больше сдерживать.

— Да что ты себе позволяешь! Какое ты право имеешь влезать в мою жизнь и делать всё, что вздумается?! — Я вскочила на ноги, опрокидывая стул.

Всё было невыносимым: и несправедливое заключение, и допросы, и проданная квартира, и человек, обманом заполучивший тело Гарри. Человек, который просто проходя мимо, особо и не усердствуя разрушал всё, что я с таким трудом создавала последние три года. Мне хотелось обхватить его шею руками и душить, душить, душить, пока это самоуверенное заносчивое выражение не слезет с его лица. Как ошмётки, как старая змеиная кожа.

— Заткнись и сядь.

Его слова отрезвили меня, как ушат холодной воды. Риддл не был Роном, не был и Гарри. Это на своих мальчишек я могла накричать или отчитать, но он не был одним из них. Тот, кто называл себя лордом Волдемортом, не терпел непослушания. И наказывал за любое своеволие. Он был чудовищем — не человеком, в чьей власти я оказалась волею судьбы.

Сглотнув, я подняла стул и села; есть совершенно не хотелось.

— Так-то лучше. — Риддл одобрительно кивнул. — Будь добра: избавь меня от истерик. Не люблю разочаровываться в людях. Это утомляет, знаешь ли.

— Меня это должно напугать? — резко — резче, чем можно было себе позволить, — спросила я.

— Если ты не растеряла последние мозги у Синих, то да.

— Что тебе от меня надо?

— Я уже говорил: помощь.

— От неблагонадёжной? — Я устало закрыла лицо руками.

Весь наш разговор смахивал на диалог слепого с немым: шума много, а толку мало.

— Я поручился за тебя. Безукоризненная репутация Гарри Поттера может творить чудеса.

— Неужели?

— Конечно, особенно если перед этим пойти к ним на службу и вырядиться в синий балахон, который они носят вместо формы.

— И всё это ради меня? — недоверчиво спросила я.

Риддл не стал меня разочаровывать.

— Ради себя. За последние восемь дней, которые ты провела у Синих, много чего изменилось. Аврорат во главе с Сэвиджем на днях расформируют, а аврорам предложат либо пойти на службу в отдел Синих, либо пройти курсы по переквалификации.

— Действуешь на опережение?

— Люди придают слишком большое значение добровольному сотрудничеству. Они считают, что раз ты сам к ним пришёл — значит, веришь в их идею и не предашь. По крайней мере, не сразу.

— Как глупо.

— Глупо, — подтвердил он. — Гораздо более надёжно сотрудничество. Общие интересы могут сплотить.

— У нас с тобой нет общих интересов.

— Есть: Гарри. Ты ведь хочешь помочь своему другу?

— Ты — не Гарри.

— Верно. Я гораздо умнее него. Тебе чертовски повезло, что я на твоей стороне…

— Я устала. Давай отложим разговор на завтра? — перебила я Риддла.

Глаза слипались, и всё, что мне хотелось — забиться в самый тёмный угол, с головой укрыться одеялом и уснуть. Как жаль, что всё, что происходило сейчас — не банальный кошмар, от которого можно проснуться, а реальность, слишком жестокая и непредсказуемая, чтобы можно было оставаться в стороне.

Риддл кивнул и сказал:

— Пошли.

Он повёл меня в комнату, которая должна была стать моей спальной. В углу громоздились коробки с вещами, на тумбе возле постели стояла моя старая лампа, украшенная абажуром с движущимися созвездиями. Её мне подарила Джинни на четвёртом курсе.

— Ты перевёз сюда все мои вещи?

Он кивнул.

— Они в коробках, расставишь потом, как захочешь. У тебя будет время, прежде чем ты вернёшься к исследованиям над зельем.

— Разве меня теперь допустят к такой ответственной работе? После того, что случилось с Лестрейнджем?

— Конечно. Виновного нашли и наказали, а Рабастан вопреки всему выжил, если тебя это интересует.

— Эрни?

— Он был слишком импульсивен для учёного — это многим не нравилось. Его место займет Лонгботтом.

— Не может быть! Невилл никогда добровольно не согласился бы на это!

— О, поверь, они умеют уговаривать. Дело в цене. Синие считают, что и меня купили. Твоей свободой, — уточнил он, когда я оглянулась и растерянно посмотрела на него.

Я робко улыбнулась и сказала:

— Спасибо.

— Не за что. — Риддл спросил: — Тебе было бы жаль, если бы он умер? Рабастан ведь Пожиратель.

— Он — человек.

— Что верно — то верно, — задумчиво пробормотал Риддл, а затем внезапно взял мою расчёску и спросил: — Можно?

— Что?

— Ты всегда перед сном расчёсываешь волосы. Можно мне сделать это сегодня?

Я хотела возразить — сама мысль повернуться к нему спиной ужасала, но всё же не сказала ни слова. Кивнула, разрешая. В конце концов, если бы он хотел меня убить или как-то навредить, то сделал бы это раньше.

Риддл сел за моей спиной и медленно стал расчёсывать волосы. Аккуратно, не спеша и не дёргая за пряди. Казалось, что процесс доставляет ему удовольствие или, быть может, ему нравилось ощущать власть и мою беспомощность.

Это было странно. Непонятно, но… приятно. Раньше мои волосы расчёсывала только мама. В школе у меня не было подруг, которые бы меня причёсывали, плели бы косички и повязывали яркие безвкусные ленточки на хвост.

Зато у меня были два самых верных и замечательных друга, с которыми мы вляпывались во всевозможные истории, частенько ссорились, но которых я несмотря ни на что любила.

— Ты научишься мне доверять, Гермиона, — тихо сказал он. — У тебя нет выбора.

— Выбор есть всегда, — возразила я.

Его рука легла мне на затылок, немного запрокидывая голову и натягивая волосы у основания. Не больно — скорее неприятно.

— Ты его уже сделала, только еще не понимаешь этого.

Созвездия на абажуре двигались, переплетались и рассыпались по стенам водяными бликами. Раньше меня это успокаивало и помогало заснуть, теперь же оставляло равнодушной. То, что по-настоящему меня волновало — человек за моей спиной и его рука на моём затылке.

От его прикосновения было жарко и стыдно, но отстраниться не хотелось. Хотелось наоборот сильнее прижаться к этой руке, которая обещала так много и одновременно могла с лёгкостью всё отобрать.

— Риддл… чего ты на самом деле хочешь?

Я думала, что он как всегда промолчит или сменит тему разговора, но он ответил:

— Всё, и даже этого будет мало.

Слова прозвучали болезненно правдиво и страшно.

— Но начать можно с малого: освободить Лестрейнджа и сорвать этот нелепейший эксперимент с зельем подчинения. — Он помолчал, а затем спросил: — В этом-то ты мне поможешь?

— Да, — ответила я, не задумываясь.

Возможно, Риддл был прав, и между нами было гораздо больше общего, чем я признавала?..

Закончив расчёсывать мне волосы, он ушёл, а я ещё долго лежала без сна. Возможно, сейчас я совершила огромную ошибку, пообещав помочь Риддлу, но оставаться в стороне больше было нельзя. Если сейчас я не сделаю выбор — его сделают за меня, и сомневаюсь, что он мне понравится.

— Что пишешь?

— Завещание, — ответил Невилл.

Мы, как в прежние времена, сидели у него в кабинете и пили чай с пончиками. Клубничный джем приторной сладостью таял на языке, отчего хотелось выплюнуть десерт, но я упорно продолжала жевать.

— Не рановато ли?

— В самый раз. Не хочу, чтобы всё моё состояние после смерти досталось министерскому бюрократу, который выкупит его с молотка за бесценок. Бабуля бы не одобрила.

Я улыбнулась и глотнула чаю. Невилл был умным — куда умнее меня! — и осторожным. После всего произошедшего он оставался единственным человеком, которому я могла доверять.

— Если нам повезёт, то Лестрейндж умрёт во время эксперимента.

— Смотря с какой стороны посмотреть, — сказал Невилл, продолжая сочинять завещание. Его руки были безнадёжно испачканы в чернилах, отчего кожа стала пятнистой, а на пергаменте то и дело появлялись кляксы и разводы.

— Что ты имеешь в виду?

— Если он умрёт во время эксперимента, мы последуем за ним. Синие не простят нам провала и постараются избавиться от ненужных свидетелей.

— А если после? — спросила, забирая у него черновик завещания и бегло просматривая его.

— Тогда Рабастан станет героем и мучеником, чью жизнь принесут в жертву науке, всеобщему благу и амбициям Синим. Мы, скорее всего, тоже последуем за ним. Так что, Гермиона, для завещания самое время — не сомневайся.

— Ну уж нет! Я так просто не сдамся. К слову, почему ты завещаешь мне только герань? Почему не коллекцию книг по гербологии или набор серебряных вилок с фамильным вензелем? Я же твой лучший друг! — Я притворно нахмурилась, а потом, не удержавшись, рассмеялась.

Всё это было ужасно глупо: и наш эксперимент, и завещание, и даже чаепитие. Так осуждённые успокаивают себя перед казнью, делая что-то до смешного привычное и простое, что внезапно становится важным, почти сакральным. Они до последнего верят, что это их спасет.

— Франческа — не всего лишь герань. Она уникальная герань! Так что перестань капризничать, допивай чай и пошли работать — наш обеденный перерыв почти закончился. В конце концов, даже уничтожать мир надо по расписанию.

* * *

Лестрейндж после комы ужасно отощал, черты его лица заострились, кожа посерела и казалась настолько тонкой, что вот-вот порвётся на скулах. Лишь глаза остались прежними: злыми и насмешливыми.

— Как вы себе чувствуете? — спросила я.

Первый из цепочки стандартных вопросов, на которые он перестал отвечать после того, как очнулся. Сейчас Рабастан сидел напротив, положив голову на сцепленные пальцы, и наблюдал. Ему доставляло удовольствие выводить людей из себя, но если с Ноттом это ещё срабатывало, то Невилл и Луна оставались равнодушными к выходкам нашего подопечного.

Как не крути, зелье, подавляющее агрессию и волю, работало из рук вон плохо. Или, быть может, у Рабастана к нему выработался иммунитет.

— Молчанием вы ничего не добьётесь, мистер Лестрейндж.

Он молчал и усмехался, эдак паскудно, как человек, который точно знает, что мне нечего предложить ему взамен, и тем более — я не смогу наказать его за неповиновение. Мелкое вредительство — не более, но это давало Лестрейнджу иллюзию, что он всё ещё что-то может контролировать в своей жизни.

— Что ж, продолжим завтра.

Я закрыла папку с бланками и направилась к доске с графиками и свежими результатами тестирования. Нотт довольно улыбался и выглядел до неприличия счастливым.

— Случилось что-то хорошее?

— О, да! Смотри. — Он указал на два графика. — Это анализы Лестрейнджа до комы, а этот — после. Видишь разницу?

— Повысилось число антител и появились атипичные клетки. Что это значит? — Я посмотрела на Нотта — он продолжал улыбаться, чуть заносчиво, но это совершенно его не портило. Он был красивым мужчиной и прекрасно умел этим пользоваться.

— То, что мы создали вирус и антидот к нему. И то, и другое сейчас находится в крови Лестрейнджа. Понимаешь, к чему я веду?

— К тому, что на Рабастана вирус не действует. У него полная невосприимчивость к инфекции, но в то же время он может стать источником заражения. Это катастрофа, Нотт! — воскликнула я.

Посмотрела по сторонам, но в лаборатории по-прежнему никого кроме нас не было. Рабастан продолжал за нами молча наблюдать, и я могла поспорить, что он прекрасно знал, о чём мы говорили.

— Почему? Это конец нашим исследованиям. И слава Мерлину! Скоро я смогу вернуться домой и забыть обо всём этом ужасе и...

— Как ты не понимаешь, — перебила я его. — Ничего не закончится! Иммунитет есть только у Лестрейнджа, а мы все восприимчивы к вирусу. Достаточно выпустить его на свободу — и мы попросту превратимся в послушное стадо баранов.

— Нет, это ты не понимаешь! Я устал от всего: от войны, от смертей и бесконечной борьбы. Хочу спокойно жить и не думать о завтрашнем дне. Разве это так много?

Я беспомощно посмотрела на Нотта, не зная, что ответить. Мне было трудно понять его и ещё труднее осознать, что он не хочет ничего менять, даже зная, чем всё это нам грозит. Нотт с радостью готов был отдать контроль над своей жизнью другому человеку, только бы не беспокоиться о завтрашнем дне. Жить долго и счастливо, послушно следуя чужой воле.

— Так нельзя. Это неправильно.

— Не тебе судить, Грейнджер.

Нотт развернулся и направился к выходу. Я смотрела ему в след не находя слов — они все были бессмысленными и неуклюжими, не способными повлиять на принятое решение. Волшебная палочка сама собой оказалась в руке, и я направила её Нотту в спину.

Шаг, ещё один и ещё. Он взялся за ручку двери и потянул её на себя, а я всё ещё медлила. Можно было оглушить Теодора, подчинить Империусом или стереть воспоминания. Было так много заклинаний, способных повлиять на его сознания, но ни одного, которое бы изменило его самого.

Вся магия и все мои знания оказались неспособны на это, ведь если человек не хочет бороться — ничто не сможет заставить его сделать это.

Дверь закрылась, я спрятала палочку. В тишине лаборатории раздалась пара хлопков — Лестрейндж аплодировал мне, всё ещё улыбаясь.

— Браво, грязнокровка. Браво! У тебя, оказывается, есть мозги.

Я лишь покачала головой: всё казалось бессмысленным. Мы проиграли войну ещё до её начала, только пока этого не понимали.

* * *

Атриум вечером всегда становился похож на растревоженный улей. Часть волшебников спешила домой, другая — заступала на вечернюю смену. Возле каминов выстроилась небольшая очередь; пламя то и дело окрашивалось в зелёный цвет.

Я ждала Риддла возле лифтов. После заключения спускаться на этаж к Синим не хотелось, мне казалось, что если я снова к ним попаду, то больше не выберусь. Так и исчезну в застенках, как Эрни. По официальной версии, он находился под домашним арестом, но все мы понимали, что это ложь.

Очень удобная и щадящая, но всё же ложь.

Люди заходили и выходили из лифтов. Бесконечный поток из форменных мантий, причудливых шляп и серых лиц, — он подхватывал, затягивал в себя и растворял, превращая тебя в такую же тень, ничем не отличающуюся от остальных.

Мне казалось, что эти серые люди в одинаковых мантиях смотрели на меня. Смотрели и осуждали. Ведь то, чем мы занимались в лаборатории, было правильным, важным и необходимым для блага всего магического сообщества, а я не только не понимала этого, но и хотела помешать.

Я была вредителем, а вредителей уничтожают. С того времени как я покинула лабораторию — ни на миг не выпускала палочки из рук. Слабое утешение, хлипкая защита, ведь в одиночку я не справлюсь, если поступит приказ арестовать меня.

Можно было рассчитывать на Невилла, но он находился в такой же, если не в большей опасности. На Рона, но после того как Аврорат расформировали, он ушёл в бессрочный отпуск и подумывал пойти работать во «Всевозможные Вредилки Уизли». Они были моими друзьями, самыми верными и самыми преданными. Это могло стать силой, но могло обратиться и слабостью.

Как не горько это признавать, единственный, кто мог мне помочь и за кого не было страшно — это Риддл. Чудовища всегда выживают, и он живое этому доказательство.

Трель звонка — двери лифта снова открылись. Среди вновь прибывших волшебников я увидела несколько синих мантий.

— Гарри! — позвала я его. Риддл сразу же повернулся на голос, без запинки и раздумий, словно это имя всегда ему принадлежало.

— Гермиона, — поприветствовал он меня, подходя ближе.

Даже если Том удивился, то не подал виду. Вокруг было слишком много посторонних.

— Нам нужно поговорить, мы можем...

— Твоя подружка, Поттер?

К нам подошёл Маклагген. Со школы ничего не изменилось: Кормак по-прежнему оставался заносчивым засранцем, смотрящим на всех свысока.

— Ах, это же сама Гермиона Грейнджер! — Он отвесил мне шутовский поклон. — Сразу не узнал. Новая причёска?

— Зато ты остался прежним — всё так же рассчитываешь на помощь влиятельных родственников? — спросила, окинув насмешливым взглядом его шёлковую мантию, украшенную фибулой в виде ворона. В глаз птицы был вставлен гранённый алмаз, отчего казалось, что она смотрит на тебя.

— У меня они по крайней мере есть...

— Хватит, — сказал Риддл, и Маклаген тут же заткнулся.

Тому не нужно было повышать голос или строить грозное лицо, достаточно пары слов — и люди делали так, как он того хотел. Этому нельзя научиться, нельзя подделать — это либо есть, либо нет. Ведь Риддл не только отдавал приказы, он искренне верил в то, что имел на это полное право.

Мерлин, неужели никто так и не понял, что это больше не Гарри? Сейчас, глядя на Риддла со стороны, разница как никогда чувствовалась. Всё — от осанки до прищура глаз — кричало о том, что это опасный человек, что от него надо держаться подальше. Но никто этого не замечал, предпочитая видеть прежнего доброго, чуть бестолкового и вспыльчивого Гарри.

Маклаген ушёл, растворившись в толпе безликой серой тенью. Риддл оттеснил меня к стене, чтобы не сталкиваться с людьми, выходящими из лифтов.

— Ты голодна? — спросил он. Неожиданный вопрос и совсем-совсем неуместный.

Я покачала головой. Разве это имеет сейчас значение? Но потом подумала и нехотя призналась:

— Кажется, да. Можем поговорить за ужином.

— Хорошо.

Он подхватил меня под локоть, и мы направились в сторону каминов.

* * *

Дом возле озера ничуть не изменился. Всё та же вывеска «У дядюшки», пьянящий запах осеннего леса, древесины и кофе. В этот раз мы сидели внутри кофейной, а не на террасе; похолодало, и шёл дождь.

Плетённые из лозы кресла, шерстяной плед, жар, исходящий от камина — всё это создавало домашнюю, сказочную атмосферу, в которую хотелось окунуться с головой. На ужин подавали куриную грудку с лесными грибами и пюре из сельдерея, а к нему — грог с ромом, чтобы согреться. На десерт нас ждал тыквенный пирог.

Мы поужинали в тишине, не портя трапезу лишними словами и бесполезными сейчас метаниями. Риддл был спокоен и невозмутим, словно уверен, что ничего плохого и непоправимого не может произойти. Эта его уверенность передалась мне, и я ненадолго смогла забыть о тревогах и наслаждаться ужином.

После мы поднялись на второй этаж — Риддл снял одну из гостевых комнат. Он слушал мой рассказ молча, не перебивая, а затем спросил:

— Сколько у нас есть времени, прежде чем вирус выделят из крови?

— Неделя — в лучшем случае.

— Мало. За это время сложно будет подготовить побег.

— Ты всё ещё надеешься, что нам удастся это провернуть?

Я сидела в кресле, забравшись в него с ногами, и грела руки о чашку с кофе. После рассказа меня стало потряхивать, казалось, что только сейчас, рассказав всё Тому, я позволила себе бояться.

— У нас есть выбор: мы можем сидеть и ждать, когда они выпустят вирус на волю.

— Разве Синим не дадут антидот?

— Не всем.

— А тебе?

— Не хочу рисковать. Не будет Лестрейнджа — не будет угрозы, по крайней мере, на какое-то время, — сказал он, усмехнувшись.

Усмешка у него была такой же паршивой, как и у Лестрейнджа, но, в отличие от своего бывшего соратника, он действительно мог управлять своей жизнью. Это-то и пугало.

— Ты можешь кому-то доверять в лаборатории? Нам нужен человек, который прикроет нас, если вдруг что-то пойдёт не по плану.

— Нет. Никого нет, — возразила я слишком поспешно, и Риддл это заметил.

— Гермиона, я ведь могу заставить тебя.

— Ты не станешь этого делать. Ты хочешь, чтобы я помогала тебе добровольно.

— Так и есть. Ты уже это делаешь.

Я хотела возразить, но поняла, что он был прав. Первым, кому я рассказала о результатах исследования, и первым, к кому я обратилась за помощью, был Риддл. В той, другой жизни до войны этим человеком стал бы Гарри, но вот незадача — его место занято, а жизнь украдена. Герой оказался в беде и сам нуждается в спасении.

— Через пять дней будет ежегодный бал в министерстве в честь победы над Волдемортом. Ты будешь меня сопровождать. Тогда же мы устроим побег Лестрейнджа.

— Ты говоришь это так, словно нет ничего проще проникнуть в защищённую лабораторию, вывести заключенного и не попасться никому из Синих.

— Так и есть. Пошли. — Риддл встал и подал мне руку.

— Куда?

— Домой.

Он рывком поставил меня на ноги, а затем осторожно обнял. Я ощущала тепло его тела, дыхание в волосах, крепкую руку, сжимающую, но не причиняющую боли. И на краткий миг позволила себе расслабиться и отдаться на волю случая. Речь шла не о доверии, не о дружбе и не о любви, а лишь о необходимости. Сейчас это казалось невероятно важным и нужным, по крайней мере, мне.

Мы аппарировали, оставляя позади сказочный уют дома у озера и снова окунаясь в кошмар.

* * *

В воскресение утром Риддл пригласил меня на прогулку. Сначала я хотела отказаться, но затем подумала и согласилась. Сомневаюсь, что он стал бы тратить время на поход в булочную или в парк, чтобы покормить голубей. Даже живя под одной с ним крышей, я редко его видела. Риддл уходил утром — возвращался поздно, гораздо позже меня. Мы с ним пересекались редко, но, когда это происходило, обменивались лишь парой общих фраз.

Аппарировав, я на миг зажмурилась, пережидая, пока голова перестанет кружиться. Я ненавидела парную аппарацию, но Риддлу было всё равно. Он привык всё контролировать, не собираясь полагаться на волю случая даже в такой мелочи.

Оглянувшись по сторонам, я увидела обшарпанные серые стены, несколько пожелтевших плакатов о пользе правильного питания и даже листовку «Разыскивается!» с лицом известного контрабандиста — Рольфа Скамандера.

— Мы в Лютном.

Риддл кивнул и сказал:

— Хочу сделать тебе подарок. Пошли.

Мы миновали пару лавок с заколоченными окнами и завернули за угол. В проулке, в котором мы оказались, окон вообще не было. Зато несколькими этажами выше к стене была приколочена лестница — настолько ржавая и скрипучая, что держалась на честном слове, сдобренном парой клеящих заклинаний. На нижней ступеньке сидел рыжий кот с драным ухом и пристально наблюдал за нами, совсем как человек.

А может, он действительно был человеком. В Британии далеко не все анимаги зарегистрированы.

Подойдя к серой обшарпанной двери, Риддл толкнул её и вошёл в лавку. Внутри внезапно оказалось уютно: пара громадных рогатых подсвечников с дюжиной оплывших свечей стояли на прилавке, запах пыли и старого пергамента смешивался с пряным ароматом сушёных трав. На полках, заполненные бесконечными жестянками, ютились старые ученические котлы, медные весы и прочая алхимическая дребедень.

— Чем могу помочь?

Из-за стеллажа вышел низенький волшебник, то и дело близоруко щурящий глаза. Риддл молча отдал ему список, тот внимательно прочитал его и, хмыкнув, сказал:

— К сожалению, у меня нет ничего из этого, мистер Поттер. Тяжёлые времена — торговля плохо идёт, сами видите.

— И всё же кое-что у вас должно быть. — Риддл шагнул ближе, так чтобы его лицо хорошо было видно в тусклом свете.

Без очков, с аккуратно причёсанными волосами и в элегантной мантии он казался совсем другим человеком. Чужим и бесконечно далеким.

Я не знала, кого увидел перед собой продавец; он внезапно стал бледным, испуганным и жалким.

— Да-да, кое-что есть, — пробормотал он, вытаскивая из-под полы несколько продолговатых коробок.

Внутри оказались волшебные палочки — не больше дюжины, но не стоило и сомневаться, что в министерстве о них ничего не было известно.

— Прошу, господин.

— Это не мне — моей спутнице. Она на днях потеряла свою палочку и хотела бы подобрать что-то надёжное и неброское. Сами знаете, как нынче сложно с бюрократами: всю душу выпьют из-за несчастной справки.

— Конечно, я всё понимаю. Прошу, мисс, попробуйте вот эту! — Продавец осторожно передал мне палочку из вишнёвого дерева.

Я взмахнула ей, но ничего не произошло. Не было никакого отклика. За ней последовали буковая палочка с сердцевиной с волоса из хвоста единорога, за ней сосновая, а за сосновой — палочка из орешника.

Ни одна из них мне не подошла. Я понимала, зачем Том всё это затеял, и отчасти радовалась, что ничего не получилось. Мне не хотелось становиться послушным орудием в его руках.

— Это всё? Может, есть ещё несколько, которые вы нам не показали? — Риддл нетерпеливо барабанил пальцами по прилавку.

— Есть ещё одна.

— Покажите.

— Но, сэр...

— Покажите! — приказал Том. Продавец не посмел его ослушаться.

На прилавок легла ещё одна коробка, а внутри неё лежала осиновая палочка. Я взяла её, особо ни на что не рассчитывая, и ахнула: волшебная палочка, казалось, вибрировала в руке и обжигала. Всё это длилось пару мгновений, не больше.

Я взмахнула ею и прошептала:

— Люмос!

Яркий огонёк вспыхнул на её кончике и засиял ровным чистым светом.

— Поздравляю, мисс. Это великая удача — заполучить такую палочку!

Я робко улыбнулась и благодарно кивнула. Она мне тоже понравилась. И, как оказалось, не только мне. Риддл сжал мою руку с палочкой и потянул к себе, чтобы лучше рассмотреть, а затем усмехнулся и сказал:

— Кто бы мог подумать... Впрочем, для дела она подойдёт как нельзя лучше.

Затем резко повернулся к продавцу и взмахнул своей палочкой. Волшебник застыл, рассеянно глядя куда-то поверх наших голов.

— Что ты делаешь?!

— Изменяю его воспоминания.

— Но...

— Не волнуйся — мне не зачем его убивать. Я даже заплачу ему за палочку, которую этот пройдоха честно украл у другого не менее честного волшебника.

Я высвободила свою руку и вышла из лавки. Меня тошнило от методов Риддла, от его самоуверенности и расчётливости, но в тоже время я понимала, что во многом он прав. Нельзя честно сражаться с теми, кто не признает никаких правил. И если для этого понадобиться купить несколько волшебных палочек и стереть память дюжине волшебников — это станет невеликой ценой за победу.

По крайней мере, я хотела в это верить.

— Мне жаль его.

— Кого? — спросила я у Луны.

— Лестрейнджа. Он похож на паука в банке: перебирает лапками, стучит в стенки, а выбраться не может.

Мы сидели в кафе мистера Фортескью. Луна ела фисташковое мороженое с изюмом, а я пила горячий шоколад. Волшебники то и дело смотрели в нашу сторону: одни хихикали, другие делали вид, что ничего особенного не происходит, третьи невежливо тыкали пальцем. Лавгуд всегда умела привлекать внимание. Вот и сегодня она была одета в канареечного цвета мантию, рукава которой были сшиты в форме птичьих крыльев. Стоило Луне повернуться или взмахнуть рукой — и крылья начинали шевелиться, вздувались парусами за спиной, отчего казалось, что она вот-вот взлетит.

— А нас? Нас тебе не жалко?

— Нет. У нас был выбор. И, в отличие от Лестрейнджа, наша банка большая — размером с целую Англию.

— Ты говоришь так, словно мы тоже под арестом.

— Разве нет?

Луна выковыривала изюм из мороженого и складывала его на краю тарелки. Она выглядела рассеянной, чуточку мечтательной, смешной, до безобразия чудной — такую ни за что не станут воспринимать всерьёз. Не станут опасаться.

— Ты бы хотела выпустить паука из банки?

Опасно — слишком опасно! — задавать такие вопросы, но ещё более опасно отвечать на них. Кто знает, не провокация ли это? Не проверка на лояльность к Синим?

Луна улыбнулась, эдак понимающе, искренне, словно знала, о чём я думаю, и спросила:

— А ты?

Я кивнула. Конечно, мой порыв был связан с самозащитой и, что греха таить, расчётом. Кровь Лестрейнджа можно было использовать не только для подчинения, но и для подавления сознания. Кто знает, возможно, это бы подействовало. Гарри сумел бы снова взять верх над Риддлом и отвоевать своё тело. Шанс, пусть мизерный, всё же был. Я продолжала в это верить.

— Мне нужна помощь.

— Нам всем, Гермиона. Нам всем.

* * *

Дома меня ждал сюрприз. На кровати лежала большая коробка, перевязанная шёлковой лентой. На карточке, прикреплённой к ней, было написано «Магазин Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». Открыв коробку, я увидела мантию глубокого синего цвета и туфли. У меня не было сомнений, кто и зачем их купил. Это было так похоже на Риддла — всё и всегда держать под контролем, не оставляя ни малейшего шанса для случайности.

Я закрыла коробку и посмотрела на наручные часы: до начала бала в министерстве осталось четыре часа.

* * *

Риддл вернулся поздно. Он был чем-то раздражён и выглядел неряшливо: волосы спутались и торчали в разные стороны, рукав мантии испачкан, а ботинки, всегда начищенные до зеркального блеска, были покрыты толстым слоем грязи.

— Тяжёлый день?

Я была собрана и готова к выходу в свет. Вкус у Тома оказался отменным, и мантия идеально мне подошла. Риддл придирчиво меня рассматривал, потом махнул — повернись! — и одобрительно кивнул.

— Замечательно! Всё внимание сегодня будет приковано к нам.

— Разве это разумно? — осторожно спросила я. — Для того, что мы задумали?

— Разумно. Более того — необходимо, чтобы нас не заподозрили.

— Я не понимаю.

— И не надо. Всё увидишь на балу, — сказал он, а затем, помолчав, добавил: — Постарайся ни с кем не спорить и не задавать слишком много вопросов.

— Это будет сложно, сэр. — Я криво улыбнулась и присела в книксене.

— Это в ваших интересах, мисс, — парировал он.

В ванне послышался звук льющейся воды, затем скрип двери и стук, с которым открывают дверцы шкафа. Прошло не более десяти минут, как Риддл снова вернулся в гостиную, но на этот раз он выглядел идеально, ни что не напоминало о его недавнем дурном настроении.

Безмятежен и спокоен, как переевший мышей филин, он привычно протянул мне руку, я так же привычно её сжала, и мы аппарировали.

* * *

Бальный зал в министерстве встретил нас музыкой и запахом дорогих духов. Резкие, сладкие, навязчивые ароматы кружили голову и ужасно раздражали. Я чихнула и посмотрела вверх. Чары, использованные на потолке, не были такими совершенными как в Хогвартсе, но и они создавали иллюзию бесконечной ночи, бездонной, бархатной и обманчиво безопасной. Мне казалось, что на меня кто-то смотрит из небесной бездны и только и ждёт, как бы схватить и утащить к себе.

Между гостями сновали официанты с подносами, возле стен стояли столы с лёгкими закусками. Тут и там слышался смех, восклицания и монотонный шум разговоров. Волшебницы блистали нарядами и драгоценностями, волшебники соперничали в занудстве, кичились должностью на работе и хвалили своих отпрысков, значительно преувеличивая их успехи в учёбе и спорте.

В общем, всё как всегда.

Кроме одного: в воздухе витало напряжение. Предвкушение. Тревога.

Волшебники ждали, застыв, как тараканы под тапком, и каждый из них надеялся, что в этот раз всё обойдётся и достанется соседу. Тапок-то один, а их, тараканов, много.

Люди продолжали исчезать, а Синие продолжали подминать под себя один департамент за другим. Аврорат был началом — это понимали все.

Риддла приветствовали, ему были рады, несмотря на синюю мантию, разрыв с невестой и то, что он стал перебежчиком. Напротив: многих восхищала его прозорливость и предприимчивость. Многие жаждали внимания Тома, порой топорно добиваясь его грубой лестью и весьма непрозрачными намёками.

Я чувствовала себя неуютно. Со стороны мы выглядели идеальной парой. Безупречной. В синих мантиях, как в доспехах, не скрывая — подчёркивая, кого поддерживаем и кому служим. Мне ужасно хотелось развернуться и уйти, совершенно неразумно и по-детски показывая, что не хочу, что против всего, что происходит. Что мне противно и плохо.

Но я продолжала держать Риддла под локоть, сдержанно улыбаться, помалкивать и ждать. Том не раскрыл мне весь план по спасению Лестрейнджа, не сказал, где мы его спрячем и кто нам в этом поможет. Я тоже не рассказала ему о Луне. Пусть продолжает думать, что нашим прикрытием станет Невилл; если что-то пойдёт не так, то мои друзья не пострадают.

Краем глаза я заметила Ханну. Она выглядела усталой и чем-то обеспокоенной. Серебристого цвета мантия подчеркивала нездоровый цвет лица и глубокие тени, залёгшие под глазами. Мы на миг встретились взглядами, но она почти сразу отвернулась, сделав вид, что не знает меня.

— Мистер Поттер, это правда, что вам предложили должность претора?

Сотрудники отдела по контролю злоупотреблением магии делились на три группы: ищейки, как мистер Моран, занимающиеся розыском и поимкой волшебников, хранители, которые отслеживали запрещённые заклинания и вспышки магии в мире магглов, и преторы, которые управляли отделом и обладали чрезвычайными полномочиями. Всего преторов было пять, что создавало видимость демократии в принятии решений, но на деле вся власть принадлежала одному человеку. Которому из пятерки — не знал никто.

— Это слухи, миссис Марчбэнкс.

— Ну-ну, не стоит скромничать. Я помню вас ещё с экзаменов на пятом курсе — вы тогда себя очень хорошо зарекомендовали, а ваш патронус был выше всяких похвал!

— Вы слишком добры, миссис Марчбэнкс.

Том смущённо улыбнулся и склонил голову — совсем как Гарри, когда его хвалили. Мой друг не умел принимать признания и восхищения, считая, что всё незаслуженно, Риддл же принимал и наслаждался, как дорогим изысканным вином.

На возвышение в бальном зале вышел Кингсли. За эти три года он совсем не изменился, оставаясь невозмутимым и надёжным, как скала. Он был хорошим министром, но все понимали, что его время прошло. Война закончилась, Аврорат канул в Лету, куда вскоре предстояло отправиться и Кингсли. Раньше я считала, что он не держался за должность и с радостью передал бы обязанности министра кому-то другому, чтобы вернуться к прежней жизни.

Но это было раньше, сейчас же я ни в чём не была уверена.

— Приветствую вас, дамы и господа! Я рад, что мы все сегодня собрались вместе в этот день, чтобы почтить память наших родственников, друзей и соратников, которые сражались вместе с нами. Которых больше с нами нет. Я плохой оратор, поэтому скажу только одно: мы помним. Их всех. Их жертву и отвагу. И никогда — слышите? — никогда не допустим, чтобы подобное повторилось. Это я могу вам обещать.

Раздались аплодисменты, сначала редкие и скупые, они нарастали волной, оглушая и сбивая с толку. Я сглотнула: уж мне-то было хорошо известно, каким образом Кингсли собирался исполнить своё обещание. Тотальный контроль над нашей магией, поступками, мыслями, в обмен на иллюзии безопасности и стабильности. Это было страшно, отвратительно, бесчеловечно, но, казалось, никто этого не понимал. Волшебники продолжали аплодировать, с каждым хлопком сильнее забивая гвозди в крышки своих гробов.

Ханна стояла на возвышении позади Кингсли. Как его помощник, она всегда и везде сопровождала министра и была самым преданным и верным его союзником. Сейчас же Аббот не аплодировала, не выглядела воодушевлённой и счастливой. Скорее затравленной, отчаявшейся и напуганной. Это было видно по бледному лицу, сжатым в тонкую линию губам, безвольно опущенным вдоль тела рукам. Она напоминала мне ведьму из средневековых гравюр, схваченную инквизицией и готовящуюся к сожжению на костре. Жертвенную, прекрасно понимающую, что её ожидает, и принимающую это со смирением.

Я невольно шагнула вперёд, ощущая, что нужно поговорить с ней. Спросить что-то очень важное, от чего могут зависеть наши жизни. Ханна знала, возможно, слишком много, и смогла бы ответить. Нужно было только спросить.

Риддл не пустил. Предупреждающе сжал мою руку, притягивая меня ближе к себе, и шепнул:

— Не глупи.

Заиграла музыка. Скрипка и виолончель, контрабас и фортепиано. Волшебники всколыхнулись, как волны в море. Часть отошла к стенам, другая разбилась на пары и закружилась по залу в вальсе. Риддл развернул меня к себе и повёл в танце. Раз, два, три. Раз, два, три.

— Что ты делаешь?

— Отвлекаю внимание. Мы хорошо смотримся вместе, Гермиона.

Я ничего не сказала. Следовала за его умелыми руками, ощущая взгляды волшебников, прикованные к нашей паре.

Раз, два, три. Раз, два, три.

Разворот, мягкое скольжение по блестящему полу, тепло ладони Тома. Сначала между лопаток, затем ниже, на пояснице. Он притянул меня ещё ближе, и я уткнулась носом в его плечо. От него приятно пахло чем-то лёгким и освежающим, совершенно ненавязчивым. По телу прошла дрожь, пробирающая холодом до костей, а затем мы внезапно остановились.

Риддл по-прежнему держал меня в объятиях, волшебники — танцевали и совершенно не обращали на нас внимание. Я удивилась и пытливо посмотрела на Тома, он кивком указал на что-то. Повернувшись, я увидела нас, кружащихся в танце. Со стороны мы действительно выглядели красивой парой, идеально чувствующие друг друга и не замечающие никого вокруг. Это было удивительно и достойно восхищения: немногие могли создать магией точную копию до мельчайших подробностей, воспроизведя не только внешность, но и жесты. Том был гениальным волшебником, оставаясь при этом убийцей и чудовищем.

— Фантомы, прикрытые иллюзорными чарами третьего уровня, — сказал Риддл. — Пошли. У нас есть где-то полчаса, пока чары не развеются. Потом надо будет вернуться.

Он крепко сжал мою руку и повёл за собой к выходу из бальной залы. На нас никто не обращал внимание, не замечал, словно мы стали для всех невидимыми. Я сжала в кармане заколдованный галлеон и потёрла гравировку, через пару мгновений монета нагрелась, передавая сигнал от Луны — она была на месте и ждала нас. Фокус, придуманный ещё во времена отряда Дамблдора, по-прежнему работал безотказно.

* * *

В лифте к нам присоединился Кормак Маклагген. Сказать, что я удивилась — значит вообще ничего не сказать. Правда, моё удивление продлилось ровно до того мига, как я взглянула ему в глаза: они были пусты и безвольны. Империус действовал безотказно на большинство волшебников, и Маклагген не стал исключением.

— Каков план? — спросила я.

— Заходим в лабораторию, забираем Лестрейнджа и уходим.

— Как предсказуемо. Ты действительно веришь, что нас так просто впустят и выпустят?

— О том, чтобы впустить, должна была позаботиться ты, а с выпустят справлюсь я.

— Как, если не секрет?

— Обаянием и убеждением, мисс Грейнджер. Прошу.

Решетка в лифте открылась, и Риддл пропустил меня вперёд. Чувствовать его за спиной, знать, что он прикрывает, было... странно и в то же время до смешного успокаивающе, словно нас впереди ждала самая обычная, заурядная прогулка, а не похищение человека.

Поворот, ещё один и ещё. Раз, два, три, как в танце. И вот мы перед входом в лабораторию, но прежде, чем я коснулась ручки, дверь открылась изнутри. На пороге стояла Луна в канареечной мантии. Милая, смешная Луна с непривычно-серьёзным выражением лица и волшебной палочкой в руке.

— Я оглушила охранника и обезвредила все замыкающие и сигнальные чары. По крайней мере те, о которых нам рассказали, — сказала она, пропуская нас внутрь.

Риддл оттеснил меня в сторону и вошёл первым. Окинул взглядом стеллажи, доску с графиками и алхимический стол, хмыкнул, увидев кресло с фиксирующими ремнями, и слегка поморщился при виде Рабастана в камере. Под одним из столов торчали ноги в дешёвых ботинках и смешных полосатых носках, выглядывающих из-под калош. Обойдя стол, я увидела человека в синей мантии — это был один из охранников, которые по очереди дежурили в лаборатории.

— Они установили дополнительную сигнальную систему. Как только мы откроем камеру, она сработает.

— Сколько у нас после будет времени... Гарри? — С каждым разом мне всё труднее было называть Риддла именем моего друга. Он это замечал, но ничего не говорил. Знал, что я не стану рисковать Поттером.

— Немного, поэтому всё нужно сделать быстро. — Риддл вытащил волшебную палочку и предупредил: — Отойдите, чтобы не задело.

Красный луч заклинания врезался в замок; он зашипел и взорвался. Заградительный барьер замигал, а затем с хлопком исчез. Лестрейндж, до этого равнодушно наблюдавший за нами, вышел из камеры, с каким-то детским восторгом глядя на разрушения в лаборатории: стеклянные колбы полопались, книги и бумаги разлетелись по полу, а котёл с зельем опрокинулся, пачкая противной зелёной жижей всё вокруг.

— Чем обязан, Поттер? — хрипло спросил он.

— Carpe diem*, Лестрейндж, — ответил ему Риддл.

Рабастан сначала недоверчиво посмотрел на него, а потом вдруг расхохотался, громко и заливисто, словно никогда не слышал ничего смешнее. Я его понимала: понять, что человек, которого все давным-давно похоронили, не только выжил, но и сумел завладеть телом своего победителя и жить в нём припеваючи — дорого стоит.

— Вот сукин сын! И в этот раз всех обвёл вокруг пальца. — Отсмеявшись, он потребовал: — Мне нужна палочка.

Том кивнул и взмахнул палочкой, отдавая мысленно приказ. Кормак внезапно повернулся и напал на Луну:

— Петрификус Тоталус!

Лавгуд отлетела к стене и с силой врезалась в неё. Крылья канареечной мантии на миг вздулись пузырём, а затем опали, закрывая собой Луну, словно пытались защитить её от угрозы. Всё произошло настолько быстро, что я не успела помешать, лишь бессильно сжала руки.

Рабастан подошёл к Лавгуд и забрал у неё волшебную палочку, придирчиво осмотрел и сказал:

— Да, эта на время подойдёт. Пошли отсюда, а то скоро сюда все сбегутся.

— Не любишь внимания?

— Не люблю, — подтвердил Лестрейндж. — Но ещё больше, Поттер, не люблю быть подопытной крысой. Оказывается, очень неприятно, когда в тебя втыкают иглы и по несколько раз на день берут кровь.

Мужчины направились к выходу, я — к Луне. Откинув спутавшиеся светлые волосы, я увидела на её лбу кровоточащий порез; правая рука была вывернута под неестественным углом и начала отекать. Я направила палочку на перелом кости, чтобы вправить их и наложить шину, но мою руку вдруг с силой сжали.

— Даже не думай. — Риддл сердито посмотрел на меня, а затем, не церемонясь, рывком поднял на ноги и повёл за собой.

— Ей нужно помочь!

— Ей помогут. Позже.

— Так нельзя! Ты обещал, что никто не пострадает.

— Раскинь мозгами, Грейнджер. Луну видели в лаборатории, взять хотя бы оглушённого ею волшебника. Нужно быть полным идиотом, чтобы не связать её с нападением. А так она станет жертвой, на которую напали и ограбили. Так что перестань глупить и доставай палочку. Прорываться отсюда придётся с боем.

Мы шли быстро и в главном коридоре нагнали Лестрейнджа с Маклаггеном. Один рукав коридора заканчивался площадкой с лифтами, второй — аварийным выходом на нижний этаж.

— Маклагген, будешь атаковать всех, кто выйдет из лифта. Понял? — спросил Риддл.

Кормак кивнул и пошёл к лифтам, послушный и совершенно безвольный, как марионетка.

— Ты слишком много следишь. Синие смогут найти тебя по остаточным чарам от заклинаний. — Мы бежали к лестнице, слыша позади, как со звонком открывается решётка и звучат первые заклинания. Кормак пока ещё сдерживал преследователей, но его не хватит надолго.

— Не отследят. Запасная палочка, — объяснил Том, не останавливаясь.

Ступени были скользкими, воздух — тяжёлым и влажным, словно рядом за стеной тёк подземный ручей. Я подскользнулась на одной из ступеней, но Лестрейндж подхватил меня под локоть, не дав упасть.

Спустившись вниз, мы увидели, что нас ждут.

Это была Ханна. В своей серебристой мантии она умудрялась сливаться со стеной, оставаться почти незаметной. Аббот молча протянула Риддлу курительную трубку.

— В одиннадцать?

— Да, как и договаривались. Надеюсь, что ты сдержишь своё слово, Поттер.

— Разумеется.

Он отдал трубку мне, а затем повернулся к Лестрейнджу и сказал:

— Это портключ. Он перенесёт вас с Грейнджер в безопасное место.

— Ты остаёшься?

— Да, их нужно задержать.

— Какая самоотверженность, — насмешливо протянул Рабастан, всё же сжимая мою руку с портключем. Через мгновенье-другое мы должны были перенестись.

Риддл лишь усмехнулся, но вдруг усмешка сползла с его лица, оплыла как воск. Он успел взмахнуть палочкой, ставя щит между нами и нападавшими. В него врезалось сразу несколько заклинаний, он мигнул, но не исчез. Одно из заклинаний угодило в потолок и обвалило часть камня. Я увлекла Лестрейнджа в сторону, спасая нас от осколков. Ханна отскочила в другую, споткнулась, но сумела удержаться на ногах. Её мантию припорошило каменной крошкой и пылью, отчего она стала совсем серой, похожей на саван.

На миг я поймала взгляд Ханны, смешливый, по-детски беспечный — он очень странно выглядел на её усталом лице.

А потом он потух.

Ханна пошатнулась, как подбитая птица, и упала. Последнее, что я запомнила перед перемещением — летящий в меня зелёный луч Авады и стальную хватку Лестрейнджа на моей руке.

_________________

*Лови момент.

Мы аппарировали на улицу в спальном районе: вереница домов, похожих друг на друга как близнецы, была с одной стороны, с другой — металлическая решётка и сквер, полный деревьев с голыми стволами. Площадь Гриммо совсем не изменилась с моего последнего визита.

— Риддл получил в наследство от Поттера дом? — удивился Лестрейндж.

Правда, это не помешало ему крепче сжать мою руку и потащить ко входу. Он не мог видеть дом, но каким-то образом понял, что я могу. Что я — одна из хранителей и смогу провести его внутрь. Гарри сам настоял на этом после войны. Он тогда сказал, что мы с Роном его семья, и что бы не случилось — двери этого дома всегда будут для нас открыты.

Дом двенадцать на площади Гриммо обещал безопасность, был своеобразным убежищем для зверя, по следу которого вот-вот пустят гончих, чтобы затравить и поймать.

— Я не убегу, — сказала я, пытаясь выдернуть свою руку из захвата Лестрейнджа.

— Ещё бы ты попробовала убежать, маггла. Риддл за подобную глупость живьём с тебя шкуру спустит! — Он хохотнул, но всё же отпустил меня.

Дом появлялся медленно, не спеша, словно старая неповоротливая черепаха. Казалось, что он просыпается после долгой спячки, потягивается, хрустит костями и отряхивает со шкуры пыль и мелкий мусор.

В этот раз я сама взяла Рабастана за руку. Вернее, за рукав мантии, брезгуя прикасаться к коже. Мы взошли по крыльцу, дверь оказалась не заперта. Внутри воздух был влажным, тяжёлым, противно пахнущим старыми башмаки и лавандой.

Было темно. Я взмахнула палочкой и шепнула:

— Люмос!

У подножья лестницы лежал Кричер в своем старом грязном полотенце. Он свернулся калачиком, обхватив себя тонкими руками, словно ему было холодно, но он слишком устал, чтобы дойти до кровати и согреться под одеялом.

— Эй! — окликнул его Лестрейндж. — Эльф, я с тобой говорю.

Он подошёл к нему и пнул, отчего Кричер перекатился на спину. Я увидела, что лицо домового эльфа искажено в жуткой гримасе, а глаза неподвижно смотрели в потолок.

Рабастан взъерошил волосы и усмехнулся:

— Ничего не меняется: наш Тёмный лорд так и не научился убирать за собой сломанные игрушки.

* * *

Том вернулся утром. Вошёл в дом словно ни в чём не бывало, не обращая внимание на такие мелочи, как накрытое простыней тело Кричера на полу и нацеленную на него волшебную палочку.

— Брось, Гермиона. Я слишком устал, чтобы слушать нотации и прочую чепуху. Ты всё равно не станешь причинять вред телу Поттеру.

— Зачем?

Я не уточняла, что имею в виду, но Том понял меня без слов. Такое случалось всё чаще, словно он знал меня не первый год.

— Мне нужен был этот дом, но глупый эльф не признавал меня хозяином и настроил защиту так, что я не мог войти внутрь. Он мешал — я от него избавился. Всё просто.

Риддл подошёл и протянул руку, словно хотел обнять, но я не позволила. Уклонилась, отступила, прячась за креслом и не выпуская палочку из рук. Всё было как-то глупо, неправильно, но в то же время до смешного просто и понятно.

Что поделаешь, если ныне такое время: от ненужных избавляются, неблагонадёжных запирают в клетках, а остальных ценят не больше, чем статистическую погрешность в эксперименте.

— Что с Луной? С Ханной? Нас ищут?

— Иди отдыхать. Завтра обо всём поговорим.

— Нет. Я не для того впутывалась в эту авантюру, чтобы сейчас делать вид, что всё хорошо.

Риддл молча протянул мне свежий выпуск Пророка и, развернувшись, ушёл. Наверное, к Лестрейнджу. Наверное, это было важно, но меня сейчас интересовала только газета в моих руках с огромной колдографией Кингсли на первой полосе. Заголовок над ней гласил: "Перевёртыши под крылом министра или начало новой войны?"

* * *

Кингсли на колдографии выглядел безмятежным и в то же время печальным. Как ему это удавалось — загадка. Я помнила его другим: сильным и решительным, серьёзным и весёлым, уставшим и отважным, но никогда таким фальшивым и искусственным, словно цветы в погребальном венке.

Риддл был прав — нам действительно надо было поговорить обо всём завтра, но я не захотела, за что теперь расплачивалась головной болью и опустошением. Луна в Мунго с сотрясением и переломами, а Ханна мертва. Холодный расчёт или шальное заклинание — сейчас это не так уж и важно. Аббот больше не было, не стало и угрозы разоблачения, если бы её схватили живой.

Во всём винили Маклаггена. Судя по статье, он сейчас находился в следственном изоляторе Синих, и одному Мерлину было известно, что с ним сделают, чтобы узнать имена соучастников.

Лестрейнджа тоже похоронили. Это было удобно. В конце концов, мёртвый Пожиратель всегда предпочтительнее Пожирателя живого. Я не строила иллюзий: его будут искать. После эксперимента он стал слишком ценным, чтобы спустить дело на тормозах.

Ни обо мне, ни о Риддле в статье ничего не было сказано, но это ничего не значило. Нас могли видеть до того, как портключ сработал, или же фантомы могли исчезнуть посреди бального зала раньше, чем это было запланировано.

Ни в чём нельзя было быть уверенной, а единственный, кто мог ответить на вопросы — это Риддл.

В дверь постучали.

— Можно?

— Это твой дом, — отозвалась я.

Я не запирала дверь в комнате — это было бессмысленно. Если бы от меня захотели избавиться, то ни Риддла, ни Лестрейнджа не остановили бы банальный замок и чары.

— Это дом Поттера.

— У тебя его тело, его жизнь, его палочка. И дом тоже — нечего играть в благородство.

— Это вежливость, Гермиона.

Том вошёл и сел рядом со мной на кровати. От него пахло свежестью и гелем для душа. Забавно, он очень щепетильно относился к чистоте, стараясь внешней безупречностью компенсировать жестокость и расчётливость.

Интересно, можно ли отмыться от крови? Наверное, можно, если очень постараться.

— Ханна мертва. Она тоже стала бесполезной?

— Отчасти, но не я её убил, — сказал Риддл.

Я слабо улыбнулась — он не врал, незачем было врать.

Его волосы были гладко зачёсаны назад, рукава рубашки небрежно подвёрнуты, а очки исчезли. От моего друга совсем ничего не осталось, но я знала этого человека почти так же хорошо, как и Гарри. Я знала его привычки, жесты, слова и фразы, которые он чаще всего использовал. Трудно было не знать всего этого, живя с человеком под одной крышей столько времени.

Я была слепа: все эти три года Риддл постепенно день за днём захватывал тело Гарри, подчинял его себе, пока в какое-то мгновение не вытеснил совсем. Он изучил всех его друзей и знакомых, изучил и меня. Возможно, даже привязался по-своему, скорее используя, чем дорожа.

Пришло время признаться себе в том, что я так долго отрицала: Гарри больше нет. Он не спит внутри сознания Риддла и не связан заклинаниями. Он исчез, растворился в личности Тома, как капля коньяка в кружке кофе.

К худу это или к добру — время покажет. У меня не было времени оплакивать его. Как ни смешно, но Тёмный лорд больше не был самой страшной угрозой. Его потеснили Синие с их безумным планом сделать идеальное общество с идеальными волшебниками, марширующими вперёд, в идеальное будущее.

Но это не означало, что я забыла и простила.

Такое невозможно простить.

— Не стоит грустить за погибшими, Гермиона. Это бессмысленно.

Риддл обнял меня, скользнув горячими руками по плечам и спине. Так сделал бы Гарри, чтобы утешить и ободрить. Он был мне как брат, которого я любила несмотря ни на что. Том же братом никак не воспринимался. Его объятия были слишком другими, а причины — совсем непонятными.

И всё же его не хотелось оттолкнуть, не было ни отвращения, ни брезгливости, только какая-то болезненная потребность прижаться сильнее, чтобы забыть обо всех тревогах хотя бы на миг.

— Расскажи о том, что произошло после того, как сработал портключ.

— Аббот убили, я продолжал обороняться. Нужно было потянуть время, чтобы ваш след смазался, затерялся среди других заклинаний. В этом мне помогла пара фантомов в масках Пожирателей. Иногда людей бывает очень просто обмануть.

— А потом? Как тебе удалось выбраться?

— Помогли фантомы — они оттягивали внимание на себя. Они не могли никому причинить вреда, но создавали много шума. Мне удалось спрятаться под мантией-невидимкой и вернуться назад, в бальный зал. Я развеял своего фантома и продолжил танцевать с твоим. Подмены никто не заметил, поэтому, когда подняли тревогу, я первый вызвался добровольцем и поспешил в лабораторию.

— Как удобно, — протянула я, а затем спросила: — Это конец? Мы победили?

Риддл молчал долго, уткнувшись подбородком в мою макушку. Так долго, что я уже не надеялась получить ответ.

— Я не знаю, Гермиона, — наконец произнёс он. — Время покажет.

* * *

Следующие два дня я провела в доме на площади Гриммо двенадцать вместе Лестрейнджем. Кто за кем присматривал — тот ещё вопрос. Правда, у меня было преимущество — волшебная палочка. Палочку, которую Рабастан забрал у Луны, он сломал в первый же вечер. Сломанную палочку нельзя было отследить.

Рядом с Лестрейнджем я не была в безопасности. Это всё равно что закрыться в клетке со спящей мантикорой. До поры до времени она похожа на безобидного котёнка, но стоило только её потревожить — и никто не дал бы и кната за целостность твоей шкуры.

В отличии от Сириуса, он совсем не пил, оставаясь всегда собранным и готовым в любой миг отразить нападение. Казалось, что время, проведённое в Азкабане и лаборатории, нисколько не притупило его инстинктов.

Как-то утром я застала его в гостиной бросающим ножи в самодельную мишень из доски, разукрашенной разноцветными красками. Где он их достал, было непонятно, ведь ещё летом перед пятым курсом миссис Уизли выбросила из дома всё, что так или иначе было опасным или связанным с тёмной магией.

Заметив меня, он усмехнулся и протянул мне нож со словами:

— Присоединишься?

Я покачала головой и отступила.

— Ну и зря. Нужно уметь защищаться и без палочки. Она не всегда будет у тебя под рукой, — сказал он, бросив нож. Он вошёл в центр мишени на половину лезвия, легко, словно перышко.

— Зачем вам учить меня этому?

— Мне скучно, а ты забавная. Иди сюда.

Я медленно подошла к нему, беря протянутый нож. Он стал за моей спиной, обхватив мою ладонь и показывая, с каким размахом и под каким углом стоит бросать нож, чтобы он вошёл в мишень.

Его прикосновения мне были по-прежнему неприятны, но я попыталась сосредоточиться на процессе обучения. В первый раз у меня ничего не получилось, во второй тоже. В пятый нож попал в мишень, стукнулся об неё рукояткой и упал. В пятнадцатый мне удалось зацепить край доски. Через час занятий нож попадал в мишень. Не в центр и не всегда ровно, но достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что он сможет причинить вред.

Рабастан одобрительно улыбнулся и сказал:

— Пару тренировок — и ты будешь бросать ножи не хуже Беллатрикс.

— Не думаю, что буду продолжать.

— Эх, маггла. Вроде и умная волшебница, а всё продолжаешь чудить. Как ты не можешь понять, что до сих пор жива только потому, что полезна Риддлу. И чтобы оставаться ему полезной, ты должна постоянно осваивать новые навыки.

— Навыки убивать? — с вызовом спросила я его.

— И это тоже.

— Почему вы называете его Риддлом? Почему не Волдемортом?

— Потому что он больше не Волдеморт. — Лестрейндж замахнулся и снова бросил нож в мишень. — Тебе это сложно понять, но поверь мне. Я знал его до падения, знал после возрождения. Это были два разных человека. А этот — не похож ни на одного из них. Может быть, дело в Поттере. Может быть, он сумел как-то повлиять или изменить то, что осталось от Тёмного лорда... Я не знаю, а он не скажет.

— Мистер Лестрейндж, есть ли вероятность, что... что Гарри...

— Нет, — перебил он меня. — Не строй иллюзий. Поттер мёртв, а его место занял Риддл. Я не знаю этого Риддла, не знаю, на что он способен и к чему стремится в этот раз. Так что на всякий случай готовься к войне, маггла, — добавил он со смешком.

Что ж, Рабастан только подтвердил мои подозрения. И как бы горько и больно не было, как бы не хотелось наказать его, я не могла ничего сейчас поделать. Дело было не только в том, что Том сильнее и искуснее меня в волшебстве.

Риддл был полезен в борьбе с Синими. И пока он оставался полезным — он будет жить.

* * *

Я вернулась в квартиру, которую мы делили с Риддлом. Было начало ноября, дни становились всё больше дождливыми и унылыми, а ночи — длиннее и холоднее.

К тому времени Ханну уже похоронили, а министр обзавёлся новым помощником из Синих. Им стал Гарри Поттер.

Казалось, что для Риддла все эти перемены не имели большого значения. Несчастный случай, удачное стечение обстоятельств, улыбка фортуны — всё это сплелось в клубок разноцветных нитей, который не сможет расплести даже мойра.

Утром за завтраком Том протянул мне небольшую бархатную коробку со словами:

— Наденешь на безымянный палец.

Я открыла её — внутри оказалось кольцо. Золотой ободок с затейливой резьбой без каких-либо камней.

— Это такая шутка?

— Отнюдь. Для продвижения по службе мне нужна невеста, которая позже станет женой. Человек с семьёй внушает уважение, он выглядит надёжным и предсказуемым. Им легче манипулировать, поэтому таких людей охотнее допускают к власти.

— Фиктивный брак? Но почему я?

— А кто? Джинни? Все знают, что мы с ней разошлись. А с тобой Гарри Поттер прожил последние полгода. К тому же вы с детства дружили — никого не удивит такой союз.

— Ты заранее всё спланировал.

— Разумеется. Надень кольцо и купи вечернюю мантию. Завтра мы приглашены на ужин к одному из преторов; там я официально объявлю о нашей помолвке.

— Нет.

— Что нет?

— Я не буду в этом участвовать.

Том откинулся на спинку стула, задумчиво рассматривая меня. Мне не нравился этот взгляд, оценивающий и в то же время снисходительный, словно он говорил не с взрослым человеком, а с малым неразумным ребёнком.

— Чего ты хочешь? Ухаживаний и романтики? Заверений в любви до гроба? Или, быть может, обещания, что после всего я верну это тело Поттеру? — спросил он.

Каждое его слово звучало как насмешка над тем, что было мне дорого. Над тем, во что я верила и в тайне желала. Каждое его слово ранило, и он это прекрасно знал.

— Ты не вернёшь тело Гарри. Его больше нет, — медленно произнесла я. Слова давались мне с трудом, но стоило сказать их вслух — и стало легче.

— Он всё ещё здесь, во мне, и я не могу от него избавиться, как бы не старался. Ты права — я не верну тело Поттеру, некому возвращать. Не смогу и дать тебе то, во что не верю. Могу предложить лишь сделку, а соглашаться на неё или нет — решай сама.

Риддл ушёл, оставив меня один на один с мыслями, сомнениями и обручальным кольцом. Я не надела его, сунула в карман, трусливо откладывая решение на потом.

В конце концов, у меня всё ещё оставалась иллюзия выбора.

* * *

Я застала Невилла складывающим свои вещи в коробку. Снаружи она выглядела небольшой, но внутри наверняка были наложены расширяющие пространство чары: в неё легко помещались как справочник и чернильница, так и история зельеварения в пяти томах.

Франческа стояла на столе, лениво шевеля листьями в попытке дотянуться до сэндвича с ветчиной.

— Привет, — поздоровалась я.

Невилл мельком взглянул на меня и кивнул, продолжая собираться. Он спешил, у него не было времени на праздные разговоры.

— Проект закрыли?

— Да, — ответил Невилл. — По крайней мере, мы им больше не нужны.

— Я сегодня хочу проведать Луну. Пойдём вместе?

— Не могу. Я буду... занят. Нужно перевести вещи, да и бумажной волокиты много. Ты же знаешь этих бюрократов — за каждую разбитую пробирку потребуют отчёт.

Я невольно улыбнулась: несмотря ни на что, Невилл оставался прежним, чуточку рассеянным и надёжным. Вместе с тем я ощутила, что пришла не вовремя. Что сейчас он не сможет ни выслушать меня, ни дать совет.

— Мы же не прощаемся? Не навсегда?

Глупости! Какие глупости лезли в голову! Но мне так важно было услышать, что всё это — отчуждение и спешка — временно, что всё закончится, и мы снова будем встречаться за чашкой кофе в обеденный перерыв и говорить обо всем на свете.

Мне было важно знать, что мы по-прежнему остались друзьями.

— Конечно, нет.

Невилл подошёл ко мне, порывисто обнял, сжимая до боли в костях. Он прощался, прощался надолго, но ничего не мог мне рассказать. У стен тоже могли быть уши или глаза, ведь магия почти всесильна.

За нами следили, только после побега слежка усилилась, из тени превратившись во вполне осязаемых ищеек, которые только и ждали повода, чтобы нас схватить и утащить к себе.

Мой друг не хотел рисковать ни мной, ни собой, ни Луной, поэтому сторонился и собирался уйти в глухую оборону. Он прекрасно понимал, как и Риддл, что с побегом Лестрейнджа ничего не закончится.

— Береги себя и позаботься о Фрэнси, хорошо?

Всё было действительно плохо, раз он отдавал мне свою любимицу. Я ни о чём не спрашивала, вопросы были слишком опасны. Молча взяла вазон с геранью и ушла. Глаза были мокрыми, и то и дело приходилось моргать, чтобы не споткнуться. Я шла вперёд, опустив голову и моля Бога о том, чтобы он защитил моих друзей. Мысленно обещала, что сделаю что угодно, только бы с ними ничего не произошло. Только бы они жили.

Потерю ещё одного я бы не пережила.

* * *

Вечером, вынимая мелочь из карман мантии, чтобы постирать её, я обнаружила клочок пергамента. Внутри было написано всего пару строк знакомым, чуть угловатым почерком Невилла:

Используй фильтры для воды и не забудь пересадить Франческу в новый вазон. Из старого она уже выросла.

Невилл с самого начала планировал найти меня и отдать герань. И предупреждение, ведь при мне он ничего не писал. Для него это было важно, важнее, чем собственная безопасность, иначе обо всём этом он сказал бы мне в кабинете.

Значит, об этом нельзя было говорить. Мерлин, Невилл, что же мы создали в лаборатории и к чему это нас приведёт?

Я скомкала клочок пергамента и сожгла его, прошептав:

— Инсендио!

В тот день я так и не пошла к Луне. Осторожность Невилла передалась и мне: в каждой тени мне чудился соглядатай и шпион. Не купила я и мантии, упрямо решив, что ни за что на свете не буду плясать под дудку Тома. Хватит! Он и так только и делал, что помыкал мной и всё дальше втягивал в неприятности.

Если кому-нибудь станет известно о нашем участии в побеге заключённого, о срыве эксперимента и противостоянии Синим — мы не жильцы. От нас избавятся в два счёта, без оглядки на последствия и общественное мнение.

Мы с Риддлом давно перестали быть неблагонадёжными, превратившись во врагов нового режима. Но, несмотря ни на что, я была рада этому.

Я сражаюсь — значит, живу.

* * *

...а утром стало известно, что Невилл исчез. Его дом, доставшийся ему после смерти бабушки, сгорел. Тело не нашли.

В коридорах святого Мунго было людно: целители в лимонных мантиях спешили по своим делам, пациенты чинно сидели на лавках, дожидаясь своей очереди, а суетливые родственники только и делали, что отвлекали медперсонал от работы глупыми вопросами и бесконечными жалобами. Воздух пах целебными настойками и чистящими заклинаниями. И гиацинтами.

Риддл приносил их мне при каждом визите, отчего через неделю моя палата стала походить на цветочный магазин. На вопрос, почему не розы или орхидеи, он ответил:

— Это слишком банально. Моя невеста заслуживает лучшего.

И я получала лучшее: отдельную палату, мистера Флоренса в качестве целителя и даже сиделку — миссис О'Нил, — милейшую старушку с доброжелательным выражением лица и стальной хваткой бульдога.

Корзина с цветами оттягивала мне руки, но я упорно её несла. Осталось совсем немного — за поворотом была палата Луны. Я впервые за всё время пребывания в Мунго пришла проведать подругу. Сначала не могла, пока боролась с лихорадкой, а потом не хотела. Было стыдно и горько, что подвела. Что не сумела защитить.

После побега Лестрейнджа Лавгуд так до конца и не оправилась от травм. Кости срослись, синяки и ссадины сошли, а вот память не вернулась. Луна не узнавала никого: ни своего отца, ни друзей, ни даже любимую канарейку.

Постучав, я вошла в палату. Лавгуд сидела в кровати и читала Придиру. Хрупкая, взъерошенная, как меленькая птичка, в салатовой больничной пижаме — она казалась здесь слишком неуместной и чужой.

— Привет, — поздоровалась я.

Луна рассеянно посмотрела на меня и улыбнулась.

— Ты тоже мой друг?

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Казалось, что чья-то невидимая рука сжала мне горло, отчего на глаза наворачивались слёзы. Я поставила корзину с цветами на тумбочку возле её кровати и села на краешек кресла.

— Спасибо. Они красивые. Конфеты будешь? Папа каждый раз приносит, а я не успеваю съедать. Нельзя же говорить, чтобы больше не носил — обидится.

— Почему?

— Почему обидится? — спросила Луна.

— Да.

— Ну... это его способ показать, что он любит меня. Что-то вроде напоминания надеть шарф зимой или не забыть взять сэндвичи на работу. Или вот как эти цветы. Тебе ведь их тоже кто-то подарил?

— Кто-то, — пробормотала я, невесело усмехнувшись. — Ты вспомнила что-то?

Лавгуд покачала головой и сказала:

— Это ничего. Так даже интереснее: можно снова познакомиться со всеми и создать новые воспоминания.

— Ты оптимистка.

— А какой смысл оплакивать прошлое? Что-то начинается, что-то кончается. Что-то остаётся неизменным.

— Что, к примеру?

— Дружба. Мы ведь друзья?

— Конечно, друзья.

— Вот видишь! Правда, ты пока единственный друг, который пришёл меня проведать. Кроме отца и странных людей в синих мантиях меня никто не навещает, да и те в последнее время заходят всё реже. Наверное, поверили, наконец, что я ничего не помню.

Луна открыла тумбочку и достала коробку с шоколадными котелками:

— Бери. Сладости надо есть вместе — так вкуснее.

Я взяла один котелок, но не стала есть. Не смогла. Лишь всхлипнула и прошептала:

— Прости, Луна. Это всё моя вина. Я не хотела, чтобы так получилось. Не хотела.

Всё напряжение, вся горечь от недомолвок и секретов выплёскивалась из меня вместе со слезами. Я уронила конфету и закрыла лицо руками. Мне было ужасно стыдно за всё, что я сделала и что ещё должна буду сделать. За то, что использовала друзей без оглядки на последствия. Совсем как Риддл.

Чем дальше, тем больше я становилась на него похожей. Не в мотивах, так в методах.

Скрипнула кровать, тёплые руки опустились мне на плечи, обнимая и даря утешение, которое я не заслужила. Луна успокаивающе гладила меня по спине. Я порывисто обняла её в ответ, позволяя себе выплакаться. Слова по-прежнему были опасны и могли погубить и её, и меня. А слёзы — это слабость, которая, к счастью, безопасна и бесполезна и совершенно не интересна шпионам Синих.

* * *

Вернувшись в палату, я не застала миссис О'Нил. Зато там был Риддл. Он стоял возле окна, обманчиво расслабленный и спокойный. Стоило двери открыться, как Том обернулся и настороженно посмотрел на меня.

Трудно было сказать, чего он опасался больше: моего предательства или моей смерти. И то, и другое могло испортить его планы и блестящую карьеру.

Я подошла к нему и протянула конфеты, которые дала мне Луна.

— Будешь?

Уголки его губ дрогнули в улыбке, а затем он привлёк меня к себе и крепко обнял. Его руки заскользили по моей спине, губы — по виску и ниже, к скулам.

Он не целовал — только обозначал поцелуй, но и этого хватило, чтобы потерять контроль. Я могла сколько угодно отрицать, но факт оставался фактом: он мне нравился. Слишком сильно, чтобы продолжать разыгрывать равнодушие.

Он это знал, я это знала, но мы продолжали делать вид, что ничего особенного не происходит. Так было проще и безопаснее.

* * *

...три недели назад.

— Тебе нравится играть в куклы?

— С чего ты взяла? — Риддл озадаченно посмотрел на меня.

В тёмно-синей мантии и белоснежной рубашке он выглядел безупречно и непривычно строго. Мне же выпало сегодня нарядиться в мантию серебристого цвета. Казалось, дай Риддлу волю — и он перекроит меня по своему образу и подобию, выпотрошит как рыбу, оставив от Гермионы Грейнджер только имя да магию.

— Ты снова купил мне мантию.

— Ты забыла её купить, и этим пришлось озаботиться мне.

— Я и не собиралась, — честно призналась я. — Как и не собираюсь разыгрывать роль твоей невесты. Это глупо.

— Разве? — Том снисходительно посмотрел на меня. — Люди верят в то, во что хотят, а эта ложь ничем не хуже любой другой.

— Возможно, но ложь имеет одно неприятное свойство: рано или поздно она открывается и становится явью.

Риддл подошёл ко мне и цепко ухватил за подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Надеюсь, ты не собираешься доставлять мне неприятности, Гермиона? Моё терпение имеет границы.

— Не сегодня.

Том внимательно всматривался в меня, словно ища подвох в словах, но, не найдя, отпустил. Небрежно провёл рукой по шее, зарываясь пятернёй в мои волосы. Щелчёк — и заколка оказалась у него в руках, а локоны упали тяжёлой волной мне на плечи.

— Так лучше, — сказал он, улыбнувшись.

Я не стала возражать. Пока наши цели совпадали, я не собиралась спорить с ним по мелочам. Нравится ему играть в куклы — пусть. Вот только я не игрушка и ни за что не позволю Риддлу сломать меня.

* * *

Я думала, что претор устроит ещё один бал наподобие того, что был недавно в министерстве. Всё оказалось гораздо проще и одновременно сложнее. Было приглашено не более двух дюжин гостей, а сам ужин проходил в тихой семейной обстановке.

Кроме преторов с жёнами пригласили ещё Кингсли, нынешнего директора Хогвартса — профессора МакГонагалл, главу отдела международного магического сотрудничества — мистера Причарда с супругой, глав отделов магического правопорядка и магических происшествий и катастроф и, к моему большому удивлению, Нотта.

Теодор чувствовал себя не в своей тарелке, но отчаянно пытался сделать вид, что всё хорошо.

Я кивнула Нотту и последовала за Риддлом. Он представлял меня преторам, вежливо поздоровался с министром магии и профессором МакГонагалл, блестяще отыгрывая роль молодого, но расторопного служителя закона, всем сердцем болеющего за благополучие магического общества.

Среди собравшихся здесь лжецов Том был лучшим.

На первое подали грибной суп, на второе — телятину с подливой и домашним рагу. За столом велись неспешные разговоры о погоде и спорте, то и дело перемежающиеся невинными шуточками, словно изысканной приправой в слишком пресной каше.

Я окинула взглядом собравшихся: все были заняты либо разговорами, либо едой. Даже профессор МакГонагалл раскраснелась как девчонка и смеялась, слушая историю Киингсли о гоблинах и кентаврах. Всё было до неправдоподобного спокойно и по-домашнему уютно.

Но отчего тогда Нотт сидел как на иголках, почти не прикасаясь к еде, и вздрагивал каждый раз, как кто-то к нему обращался. Время близилось к десерту, но прежде чем его подали, мистер Хорнби, претор, который пригласил нас на ужин, поднял бокал с вином и произнёс тост:

— За будущее! Без насилия, войн и разочарований.

Все поддержали его одобрительными возгласами и пригубили вино. Я сделала глоток, ощущая, как терпкий фруктовый букет расцветает на языке, сменяясь теплом и искрящейся радостью.

Напиток был действительно чудесным.

После того, как подали десерт — мороженое с миндалём и грецким орехом, — Нотт, извинившись, вышел из-за стола. Он так спешил, словно у него внезапно прихватило живот, и Тео боялся не успеть добежать до уборной.

Я посидела немного, наслаждаясь мороженым, а затем наклонилась к Тому и шепнула:

— Мне надо отлучиться. Скоро вернусь.

Он кивнул, не став ни о чём меня спрашивать.

Я вышла в коридор, в нерешительности замерев. В двухэтажных домах уборные были как на первом, так и втором этаже. Куда же направился Нотт?

Несмотря на мою неприязнь к Тео, за время работы с ним я неплохо изучила его. Чем-чем, а проблемами со здоровьем он не страдал. Значит, дело в другом.

Взбежав по лестнице на второй этаж, я прислушалась. Снизу доносилось позвякивание столовых приборов и шум разговоров, похожий на шелест листвы. Здесь же было тихо, только в конце коридора из-под неплотно закрытой двери пробивалась полоска света.

Открыв дверь, я вошла внутрь и увидела Нотта, склонившегося над умывальником. Его волосы и лицо было мокрыми, а взгляд — сумасшедшим, как у затравленного зверя.

— Я идиот, Грейнджер, — внезапно сказал он.

— В этом никто и не сомневался. Можешь объяснить, что случилось?

Теодор помолчал, собираясь с мыслями, а затем сказал:

— Они нашли способ, как распространить инфекцию без носителя. Без Лестрейнджа.

— Это невозможно!

— В чистом виде — нет. По задумке старины Эрни, все волшебники должны были заразиться и переболеть нашим изобретением как гриппом. Инфекция распространилась бы в течение недели, а после мы бы имели идеальное и послушное общество волшебников.

— Это было бы возможно, если бы Лестрейндж не сбежал, — сказала я.

— У них остались образцы его крови. Они сварили из него зелье и приняли решение вручную всех заразить.

Нотт снова включил кран и плеснул себе в лицо холодной водой.

— Еда? — спросила я, всё ещё до конца не осознавая, в какое дерьмо мы все вляпались.

— Или вино. Или тыквенный сок. Или вода. Какая, в сущности, разница, если мы всё равно ничего не можем с этим сделать? Антидот был в крови Лестрейнджа, а он сбежал, оставив всех с носом. Преторы подумали и пришли к выводу: зачем им антидот? В их планы не входит отыгрывать всё назад.

— Откуда?

— Откуда я узнал?

Я кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Подслушал. Мне предложили должность хранителя. На словах благодарность за проделанную работу, а на самом деле — короткий поводок, чтобы не болтал лишнего.

— Я не понимаю. Ты же хотел этого: спокойствия и прекращения борьбы. Хотел переложить ответственность на чужие плечи.

Нотт невесело усмехнулся:

— Я говорил, что я был идиотом?

— Говорил.

— Могу повторить ещё раз, Грейнджер.

— Не стоит.

Мы замолчали, каждый задумавшись о своём. Из крана капала вода, раздражая и не давая сосредоточиться.

— Ты пришёл сюда, чтобы очистить желудок? — внезапно поняла я.

— Ага. Всё выблевал. Правда, сомневаюсь, что поможет. Здесь надо что-то сильнее, что не даст сработать зелью.

Нотт выглянул в коридор, к чему-то напряжённо прислушиваясь, а затем подтолкнул к двери.

— Возвращайся ко всем. Я тоже скоро спущусь. Возможно, нам удастся ещё переговорить, а если нет, то запомни: инкубационный период длится два дня, затем — лихорадка, а после полная перенастройка организма под действие зелья. До и во время лихорадки можно ещё что-то предпринять, чтобы затормозить реакцию.

— Ты считаешь, что нас уже заразили?

— Не будь наивной, Грейнджер. Для чего тогда претор Хорнби собрал всех, кто мог представлять хоть какую-то опасность для новой власти?

Я сжала руку Теодора и сказала:

— Спасибо.

И ушла. Нужно было предупредить Риддла и как можно быстрее перенестись на площадь Гриммо, к Рабастану. Всё ещё можно изменить, но нельзя было терять времени даром.

* * *

Моё отсутствие заметили. Кингсли участливо улыбнулся и спросил:

— С тобой всё в порядке, Гермиона?

— Со мной да, а вот Нотту стало дурно. Оказывается, он совершенно не переносит грибы.

Я вздохнула и опустила голову так, чтобы лицо скрыли волосы. В детстве я была плохой лгуньей, с возрастом стала не лучше.

— Бедняга. Если бы я знал, то не стал бы подавать грибной суп! Почему он не сказал об этом раньше? — Возмущению мистера Хорнби не было предела.

— Возможно, он не хотел вас обидеть, — предположила я, садясь рядом с Риддлом.

Том вопросительно посмотрел на меня, в ответ я лишь легонько сжала его ладонь. Нужно потерпеть час-другой, а потом мы сможем уйти отсюда. В отличие от Нотта, мы могли добыть антидот из крови Рабастана и попытаться себя спасти.

Остаток вечера прошёл мимо меня. Внезапно стало жарко, кружилась голова. В горле запершило и стало так сухо, словно я несколько дней ничего не пила. Рядом закашляла профессор МакГонагалл.

— С вами всё в порядке? — спросил её Кингсли.

— Да-да, всё хорошо. Простыла, наверное. Выпью перечное зелье и завтра буду как новая.

Я невесело улыбнулась. Как же! Зелье начало действовать раньше, чем мы рассчитывали. У нас не было пары дней, чтобы продолжать играть в законопослушных волшебников.

— Гарри, мне не хорошо. Поехали домой.

Том посмотрел на меня, а затем вдруг наклонился, касаясь губами горячего лба, и тихо выругался.

— Извините, претор. Мы вынуждены вас оставить. Гермионе нездоровится.

— Конечно-конечно! Я всё понимаю. Может быть...

Что предложил мистер Хорнби, я не услышала. Моя голова стала ватной и тяжёлой, совершенно не способной связно мыслить. Сначала Риддл вёл меня, поддерживая за локоть, затем подхватил на руки и куда-то понёс.

Кажется, он воспользовался портключем. Кажется, что-то спрашивал и тормошил. Я ничего не понимала, не могла даже открыть глаза и посмотреть на него. Было больно и горячо, будто жидкий огонь разливался по венам, сжигая меня изнутри.

Том ещё раз встряхнул меня, отчего я невольно посмотрела на него. Он нацелил на меня волшебную палочку и сказал:

— Легилименс!

Было больно и противно, но в то же время я понимала, что не стоит сопротивляться. Найдя мои воспоминания о разговоре с Ноттом, Риддл быстро всё поймёт и отправится к Лестрейнджу за антидотом.

В конце концов, это и в его интересах тоже.

* * *

Я сгорала в огне. Никогда не думала, что дышать может быть так больно. Казалось, что воздух разрывал лёгкие, отчего во рту появлялся неприятный металлический привкус крови.

Риддл всё время был рядом. Накладывал охлаждающие и обезболивающие заклинания, отпаивал чем-то горьким, после чего температура поднималась ещё выше и тело ломило так, словно из меня живьём вынимали кости.

Сквозь бред до мен доносились голоса Риддла и Лестрейнджа.

— Девчонка плоха, мой лорд. Её надо отправить в Мунго.

— Сам знаю. Рано ещё — мы так и не поняли, подействовал ли...

— Какая разница? Она умирает.

— Заткнись.

— Она вам надоела?

— Заткнись, — повторил Риддл, и это было последнее, что я запомнила своим измученным сознанием.

* * *

Проснулась я уже в Мунго. Сквозь неплотно закрытые шторы пробивался тусклый, по-осеннему холодный солнечный свет. На тумбочке возле кровати стояла ваза с гиацинтами. Комнату наполнял тонкий аромат цветов, перебивая запах лечебных настоек и зельев.

В глубоком мягком кресле сидел Риддл и читал газету. Он выглядел уставшим и невыспавшимся. Волосы, всегда аккуратно зачёсанные назад, сейчас топорщились в разные стороны, совсем как у Гарри, а мантия была помятой.

Я пошевелилась, скрипнула кровать. Том посмотрел на меня и спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Плохо, но жить буду.

— Это хорошо.

Он отложил газету и пересел на мою кровать. Небрежно коснулся рукой моего лба, проверяя, есть ли жар, и удовлетворённо кивнул, не обнаружив его.

— Я долго пробыла здесь?

— Пять дней.

— А остальные? Как они перенесли... заражение?

— По-разному. — Риддл надолго замолчал, но затем всё же произнёс: — Больше всего не повезло МакГонагалл и жене одного из преторов. Они был старыми и слабыми, сгорели за два дня. Ты же молода и сумела справиться не только с лихорадкой.

Я прикрыла глаза. Значит, антидот подействовал, пусть и не так гладко, как мы рассчитывали.

— А Нотт? — спросила я, вспомнив, что уж он-то не стал бы сидеть сложа руки и ждать, пока пройдёт лихорадка.

— О! С Ноттом получилось забавней всего. Он то ли идиот, то ли псих, то ли гений. С перепугу решил, что инфекцию сможет победить другая инфекция, и заразил себя драконьей оспой, представляешь? В итоге мы имеем новый всплеск хвори, которой никто не болел уже больше тридцати лет.

— Он жив?

— Жив. Сейчас находится в изоляторе вместе с дюжиной других бедняг, которых он успел заразить. Смешно, но у него получилось. Едва не убив себя, он остановил действие зелья.

— И что дальше?

— Не знаю, — честно признался Том. — Кроме драконьей оспы случилась вспышка лихорадки, которая косит волшебников не хуже, чем чума в средневековье. Посмотрим, кто выживет после эпидемии, от этого и будем отталкиваться.

— Вода.

— Что?

— Они заразили воду, — сказала я, устало закрыв глаза.

— Вполне возможно. Это объясняет, почему инфекция так быстро распространилась.

Я нашла его руку и сжала, ища не то ободрение, не то защиту. Раньше рядом со мной всегда кто-то был: Гарри, Рон, родители, Невилл. Сейчас же я осталась одна. Единственный человек, который продолжал оставаться рядом — Риддл. Я должна была ненавидеть его, испытывать праведный гнев и отвращение из-за того, что он украл у меня друга, а вместо этого чувствовала лишь опустошение и отчаянную потребность хоть в ком-то, кто смог бы понять и приободрить. Кто дал бы сил не сдаваться и продолжить сражение, каким бы отчаянным оно не было.

Риддл каким-то образом понял, в чём я нуждаюсь. Сжал мою ладонь в ответ и, внезапно склонившись, поцеловал в лоб.

— Ты не умрёшь. Ты всё ещё нужна мне.

Всё верно. Пока я ему нужна — я жива.

* * *

После ухода Риддла ко мне в комнату зашла старушка, похожая на добрую бабушку из сказок. Она была одета в твидовую юбку, смешные остроносые туфли и шерстяную малиновую кофту. В руках у неё был поднос со свежезаваренным чаем.

— Как ты, деточка? — поинтересовалась она.

— Хорошо. А вы?..

— О, я твоя сиделка — миссис О'Нил. Мы с тобой чудесно проведём время, деточка. Хочешь чай?

Я покачала головой. Всё, что я хотела — вернуться домой и отлежаться пару дней в тишине, но целители меня ни за что не выпишут. После многочисленных случаев, когда волшебники за пару дней сгорали в лихорадке, в Мунго решили перестраховаться, и даже тех, кто на первый взгляд казался совершенно здоровым, на некоторое время всё равно оставляли под наблюдением.

Все боялись новых смертей.

— Совершенно зря. Чудесный чай, маггла. Сам делал.

Миссис О'Нил подмигнула мне и совсем не по-женски почесала лопатку, закинув руку за спину.

— Чёртова кофта и чёртовы чулки. Никогда не думал, что носить их окажется сложнее, чем следить за твоей дурной головой.

— Мистер Лестрейндж? — шёпотом спросила.

— Он самый.

Как это похоже на Риддла: один параноик оставил меня под присмотром другого. Трудно сказать, кто из них двоих был хуже.

— И что дальше? Будете следить за мной и читать сказки на ночь?

— Вот ещё! Делать мне нечего. Будешь паинькой, и я не буду лезть в твои дела. Мне, знаешь ли, тоже не улыбается всё время сидеть под замком на Гриммо, а тут столько всего интересного. И еда вкуснее. Не больница — рай. Цени, пока и тебя под замок не посадили.

— Я ценю, — сказала, устало откинувшись на подушку.

Могло быть и хуже. Я могла умереть от лихорадки или попасть в изолятор к Синим, а так всего лишь оказалась в Мунго.

Редкостное везение для такой невезучей пташки, как я.

* * *

Вечером мне представилась возможность полюбоваться на нового идеального и абсолютно послушного волшебника будущего. Им оказался Кормак.

С идиотской улыбкой на лице и совершенно мутным, дурным взглядом, тем не менее, МакЛагген был бодр и весел, с рвением выполняя возложенную на него миссию.

Видеть его в роли моего охранника было непривычно, но в то же время я понимала, что Том так просто никого не выпускал из своих рук. Игрушки служили ему ровно столько, сколько приносили пользу. Или пока не ломались. Выбор у них был невелик. По-правде говоря, его у них совсем не было, но они все, в том числе и я, продолжали тешить себя надеждой, что что-то ещё контролировали в своей жизни.

Идеальный волшебник новой системы обязан быть счастлив.

Не важно, что у него проблемы на работе или плохое настроение, что он заболел или вчера на двенадцатом году жизни скончался его любимый мопс — человек всегда оставался счастливым. Это иррациональное счастье было видно в широких улыбках и в послушном следовании правилам, в желании быть полезным и не задавать лишних вопросов.

Зачем принимать решение и делать выбор, если кто-то другой знает, как поступить лучше? Абсолютное послушание и вера в то, что всё идёт своим чередом, что всё правильно — стало девизом нового времени.

За первую неделю от нашего изобретения погибло сорок два волшебника, в основном старики и маленькие дети. Были и исключения: им стала Молли Уизли. Её палата находилась в конце коридора, поэтому о случившемся я узнала поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. Тело, накрытое белой простынью, вывозили на каталке в коридор, за ним следовала Джинни.

Она улыбалась и всё повторяла целителю:

— Конечно, это трагедия. Но мама бы не хотела, чтобы мы грустили. Я уверена, что она счастлива.

Я подошла к Джинни и ободряюще сжала её руку. Нужно было сказать что-то утешающее, но в голове крутилось только банальное: "Мне жаль!"

Джинни посмотрела на меня, и я увидела, что она плачет. И улыбается. Где-то глубоко внутри она понимала, что всё совсем не хорошо, что случилось нечто ужасное и непоправимое, но дурман зелья нашёптывал ей другое и заставлял улыбаться.

— Всё хорошо, Гермиона, — сказала она, а затем вдруг спросила, неуверенно и ломко: — Я счастлива?

— Ты счастлива, — соврала я, криво улыбнувшись.

Одной ложью больше — одной меньше, какая разница? В правду сейчас всё равно никто не поверил бы. Правда не делала людей счастливыми.

* * *

— Поздравляю, Грейнджер!

Лестрейндж, под маской миссис О'Нил, сидел в кресле и читал Пророк. Охранник из него получился своеобразный: он не ходил за мной по пятам, но всегда знал, где я находилась и с кем встречалась. Сначала я думала, что он навесил на меня следящее заклинание, но так и не смогла его обнаружить. Когда же спросила — Рабастан лишь посмеялся и посоветовал почитать учебник по защите от Тёмных искусств за пятый курс.

— Меня выписывают?

— Нет. Лучше. — Он протянул мне газету.

Первую полосу занимала статья о лихорадке, унёсшей десятки жизней и с которой отважно боролись колдомедики в Мунго. Ниже было напечатано интервью с Кингсли и Гарри Поттером. Последнего же поздравляли с помолвкой и желали, чтобы его невеста, мисс Грейнджер, поскорее поправлялась.

— Он всё же это сделал, — сказала я, смяв газету и бросив её на кровать.

— А ты думала, что он тебя послушает и изменит свои планы?

— О, только не говорите, что полностью поддерживаете его, мистер Лестрейндж.

— Не скажу. Риддл после возрождения стал более рассудительным и осторожным. Его решениям можно доверять. По крайней мере большинству.

— Звучит так, словно вы хотите убедить в этом себя, а не меня.

Лестрейндж хрипло рассмеялся и сказал:

— Я хочу убедить тебя в том, что если мы вляпаемся в дерьмо, то не оттого, что наш шеф — псих.

— Это обнадёживает.

— То-то же, маггла. Ладно, пойду за маффинами. Сегодня обещали испечь шоколадные. Эти магглы в кафе знают толк в домашней выпечке.

Я невольно улыбнулась: большой и страшный Пожиратель смерти был тем ещё сладкоежкой.

* * *

После обеда пришёл Риддл и принёс букет гиацинтов. Я кивнула и предложила прогуляться. Конечно, коридоры больницы не самое приятное место для прогулок, но на улицу нас не выпускали — ноябрь выдался холодным и снежным.

В холле соорудили что-то вроде миниатюрного зимнего сада в вазонах и кадках: петунии соседствовали с карликовыми пальмами и орхидеями, а лимонное дерево — с гибискусом и подсолнухами. Благодаря магии все цветы цвели круглый год и сладко пахли весной. За зеленью было удобно прятаться от любопытных глаз, в то же время имея возможность наблюдать за снующими туда-сюда целителями в лимонных мантиях.

— На днях от лихорадки умер один из преторов. Мне предложили занять его место.

— Поздравляю, — сказала я, наблюдая за молодой семьёй.

Девочку лет пяти нёс на руках отец, а мать счастливо улыбалась и то и дело поправляла бантики на золотых кудряшках.

— Ты злишься.

— С чего бы?

— Злишься и ставишь чувства выше дела. Мне нужен доступ к информации, а он есть только у преторов.

— О! Так дело только в этом? Не во власти, которую даст тебе эта должность?

— Эта должность принесёт мне больше проблем, чем пользы. — Том поморщился. — Чем больше ты на виду — тем тщательнее за тобой следят. У меня больше нет армии Пожирателей и влияния древнейших семей волшебников. У меня есть только ты и Рабастан, поэтому будь добра: перестань капризничать и займись делом. Через неделю тебя выпишут, и ты пойдёшь работать хранителем вместо Нотта.

— Что с ним?

— Он жив. Пока что. Его забрали, как и Макмилана, и поместили под домашний арест. Поняли, что он сумел не поддаться влиянию инфекции, и теперь хотят выяснить, как ему это удалось и можно ли с этим что-то сделать.

Я вздохнула: Теодор был чертовски везучем засранцем, и я надеялась, что он сможет уцелеть.

— Каковой моя цель?

— Найти Невилла.

— Он не у Синих?

Риддл покачал головой и сказал:

— Он исчез, его ищут. Преторы точно знают, что ему удалось сварить антидот к зелью подчинения. Для них Лонгботтом опаснее любого из нас. Вот только он родился в семье волшебников и никогда полностью не отказывался от магии. Попросту не сумеет сдержаться и рано или поздно чем-то выдаст себя.

— И мне нужно будет первой его найти. — Помолчав, я спросила: — Не понимаю, Риддл. Какая для тебя в этом всём выгода?

Том молчал. Девочка на руках отца беспокойно вертела головой, с интересом расматривая всё вокруг. Она казалась нормальной, не превращённой в счастливо улыбающего болванчика с отсутствием воли.

— Диктаторов рано или поздно свергают, герои же правят долго. В роли диктатора я был дважды и оба раза проиграл, — произнёс он, поворачивая меня к себе.

— Ты не сможешь стать героем. Ты не Гарри.

— Верно — я не Поттер. Я гораздо лучше и умнее его.

Риддл склонился и поцеловал меня, легко прихватив зубами нижнюю губу. Я удивлённо распахнула глаза, а потом зажмурилась — его лицо оказалось слишком близко, и это было невыносимо смущающее.

Я упёрлась руками ему в грудь, отталкивая, на что он лишь сильнее прижал меня к себе, углубляя поцелуй.

Это не было неприятно.

Это было неправильно.

Он украл жизнь Гарри, а теперь хотел украсть и мою.

— Ах, как же это мило! — воскликнул кто-то рядом.

Вспышка колдокамеры заставила Риддла отстраниться. Он нахмурился и сердито посмотрел на Скитер, блестяще отыгрывая роль незадачливого влюблённого, пойманного на горячем.

— Скитер, — процедил он, крепче прижимая меня к себе.

Я уткнулась лицом в его мантию, чтобы не видеть весь этот фарс. Он знал, что Рита была где-то рядом, что наблюдала. Кого-кого, а Риддла застать врасплох было почти невозможно.

— Мистер Поттер, вы дадите интервью читателям Пророка?

— Нет.

— Но...

— Я сказал — нет, — перебил он её, поднимаясь на ноги и увлекая меня за собой.

Никто не стал нас останавливать, но я слышала за спиной вспышки колдокамеры и скрип прыткопышущего пера.

От Скитер не стоило ждать ничего хорошего.

* * *

В свежем выпуске Пророка красовалась наша с Риддлом колдография. На ней мы выглядели влюблёнными и счастливыми. Скитер не пожалела слов и сочинила потрясающе-приторную статью о чувствах, долге и героизме — бульварные романы ей и в подмётки не годились.

Лестрейндж хохотал, читая статью, а после, видя моё перекошенное лицо, поделился банановым маффином и сказал:

— Съешь и перестань корчить такие зверские рожи — тебе не идёт.

Я усмехнулась: порой иметь Пожирателя в няньках совсем неплохо.

Риддл продолжал приходить ко мне каждый день с гиацинтами и новостями, в которых правды было больше, чем в тех, которые печатали в Пророке.

В последнее время его в моей жизни стало так много, что можно было утонуть. Том не был навязчив или неприятен. Порой с ним было так же легко и спокойно, как с Гарри, порой хотелось треснуть чем-то тяжёлым по голове. Риддл мог уступить в мелочах. Например, избавить Кормака от роли моего телохранителя.

Важные же решения он примал сам, будь это становление претором или наша нелепая помолвка, которую вдруг все стали воспринимать слишком серьёзно. Даже Лестрейндж, который ко всему относился как к игре, занимательной, но всё же не стоящей внимания.

Риддл приручал меня, привязывал к себе вниманием, сдержанностью и заботой, едва заметной и на первый взгляд незначительной. Ему нравилось играть роль влюблённого, нравилось делать вид, что я — его слабость. Он был игроком, азартным до полной самоотдачи, готовым поставить на кон всё, и это в нём завораживало.

Риддл играл в любовь, я ему подыгрывала, в глубине души боясь заиграться. Боясь, что в один день игра станет реальностью.

Однажды меня пришёл навестить мистер Моран. Ищейка Синих ни капли не изменился с последней нашей встречи в изоляторе, когда он день за днём допрашивал меня. Вся та же строгая мантия, всё тот же шрам, пересекающий бровь, и цепкий взгляд.

Он остался собой в то время, когда все изменились.

Мистер Моран не выглядел счастливым и не улыбался глупой послушной улыбкой болванчика, который с радостью выполнит любой приказ.

Лестрейндж отвлёк его внимание на пару минут. Этого времени хватило, чтобы собраться и, широко улыбнувшись, пролепетать:

— Какая приятная неожиданность! Мистер Моран, я так счастлива вас видеть!

Он окинул меня взглядом, кивком поприветствовал и спросил:

— Как вы себя чувствуете, мисс Грейнджер?

— Замечательно. Конечно, эта ужасная лихорадка совсем меня измучила, но знаете, я так... счастлива! Вы скорее всего читали, что мы с Гарри обручены и скоро поженимся! Мы планируем отпраздновать это событие в маленьком семейном кругу человек на сто и...

Я говорила, говорила и говорила, делая паузы только для того, чтобы набрать побольше воздуха и продолжить нести чушь. И не давать вставить ищейке ни слова. Эта была проверка. Раз Нотт сумел найти способ не поддаться действию зелья, то его могла найти и я. Нельзя было давать ни шанса усомниться в том, что со мной что-то не так, что я сохранила себя, сохранила способность думать и принимать решения, а не слепо действовать приказам.

Мистер Моран хмуро смотрел на меня, время от времени кивая. Его взгляд стал рассеяным, поза в кресле — расслабленной, и я поняла, что он перестал вслушиваться в мою болтовню. Право же, я бы сама на себя наложила Силенцио, только чтобы перестать слышать бесмысленный лепет восторженной дурочки, но нужно было продолжать.

Дверь палаты снова открылась, и внутрь зашёл Риддл. Он удивился, увидев мистера Морана. Я же, продолжая играть, радостно воскликнула:

— Гарри!

Встала с кровати и в два шага подошла к нему, обнимая так крепко, словно пыталась этим объятием защитить и его, и себя. Том обнял меня в ответ, утыкаясь лицом в мои растрёпанные волосы и щекоча дыханием кожу.

Ищейка с мгновение рассматривал нас, а затем, извинившись, попрощался и ушёл. Мы сумели убедить его если не в своей благонадёжности, то хотя бы в том, что дорожим друг другом.

В нашей уязвимости.

* * *

В ночь перед визитом к Луне мне приснился сон. Я снова была в изоляторе Синих, в своей камере с белыми стенами и ярким до рези в глазах светом. Одну из стен заменили на стекло, сквозь которое было видно часть лаборатории.

Подойдя ближе, я смогла рассмотреть стол, на котором лежал Эрни. Он был обездвиженным и очень бледным, словно человек, который долгое время не видел солнца. Его руки были утыканы маггловскими прозрачными трубками от капельниц, по которым в организм поступали зелья.

Вокруг Макмилана, словно огромные насекомые, сновали учёные и целители. Вычерчивали волшебными палочками заклинания и формулы над телом, отчего Эрни то и дело вздрагивал и мычал. Казалось, что если бы он мог — кричал бы, но даже этой малости его лишили.

Вдруг после очередной формулы Эрни выгнулся дугой, а затем обмяк. Я застучала кулаками о стекло, сбивая руки в кровь и крича, чтобы ему помогли, но казалось, что меня никто не слышал.

Люди-насекомые выходили из лаборатории молча, не спеша, словно оставляли после себя на разделочном столе крысу, а не человека.

Словно его жизнь ничего для них не значила.

Удар, ещё один и ещё.

Один из волшебников повернулся в мою сторону, а затем медленно, будто сомневаясь, приблизился к стеклу, и я увидела себя.

Тот же овал лица, тот же хмурый уставший взгляд и собранные в пучок непослушные волосы, вот только эта Гермиона пугала своим равнодушием. Она была абсолютно пуста внутри и послушна, без малейшего проблеска разума в карих глазах.

Другая я по ту сторону зеркала криво улыбнулась и легко стукнула пальцами о стекло. По нему тут же расползлась сетка трещин, и оно с громким звоном рассыпалось в пыль. Я отшатнулась, неловко взмахнула руками и упала, не сумев сохранить равновесие.

Проснулась я у себя в палате на скомканных и мокрых от пота простынях с бешено стучащим в груди сердцем.

И постыдным ощущением, что я, в отличие от Эрни, в безопасности.

* * *

Из Мунго меня выписали первого декабря. Миссис О'Нил и я аппарировали на площадь Гриммо двенадцать. Дом Блэков оставался таким же мрачным и неприветливым, как в последний мой визит сюда, но казался более обжитым.

Лестрейндж не терял времени даром и за время, проведённое на Гриммо в одиночестве, сумел привести в порядок гостиную, кухню и пару спален на втором этаже. В одной из них я нашла сумку со своими вещами; на столе стояла герань — Франческа, — и лениво шевелила листьями. Я вспомнила, что Невилл просил пересадить её в вазон побольше, и решила этим заняться.

Сперва трансфигурировала новый большой вазон из пары старых башмаков, которые вполне могли принадлежать отцу или дедушке Сириуса, затем набрала земли и прелых листьев из лужайки позади дома и принялась за самое тяжёлое: вынуть Фрэнси из горшка.

Фрэнси выниматься не хотела. Цеплялась корнями за глиняные края, оплетала мои руки и порывалась уцепиться за волосы. Хорошо, что я предусмотрительно убрала их в пучок на затылке!

То ли моё упорство было вознаграждено, то ли герани надоело вредничать... Всё же она позволила поместить её в новый вазон и аккуратно присыпать землёй и даже благосклонно приняла награду в виде пары кусочков ветчины.

Испачкавшись как трубочист, я устало утёрла пот со лба, ещё больше размазывая грязь по лицу, и решила для начала всё убрать, а потом уж принять ванну. Выбрасывая землю, я наткнулась внутри вазона на свёрток. В вощёную бумагу была завёрнута пара флаконов с зельями. Один из них подписали словом "до", другую — "после", а во вкладыше пара слов, написанных угловатым почерком Невилла:

"Каждой болезни своя панацея".

Я улыбнулась: мой друг оказался куда лучшим игроком, чем я. Он сумел предугадать события на пару ходов вперёд и спрятать зелье подчинения и антидот от него там, где никто не станет искать. В самом безопастном месте — под защитой Фрэнси.

В моих руках было оружие гораздо страшнее, чем то, которое использовали Синие, чтобы подчинить себе волшебников. Оно не убивало, не вызывало лихорадки, оно отнимало волю так же легко и буднично, как люди чистили зубы по утрам и выпивали чашку кофе.

Так же я владела и панацеей. Соблазн использовать её и прекратить весь этот фарс одним махом был велик. Настолько, что у меня зачесались руки немедленно аппарировать в министерство и провернуть тот же трюк, что и Синие, добавив в воду антидот от заразы.

Но я остановила себя — понимала, что этим не решу проблему. Если не сработает вариант с зельем подчинения, то Синие придумают что-нибудь другое, от которого вряд ли найдётся лекарство. Если что-то менять, то нужно начинать с причины. Уничтожить преторов и всех тех, кто одобрил наши исследования и создание зелья.

Я завернула флаконы в вощёную бумагу и вернулась в дом. Зелья нужно было спрятать, и я знала, где смогу это сделать.

Кто-кто, а Франческа нас с Невиллом никогда не подводила.

* * *

Риддл вернулся на площадь Гриммо поздно вечером. Снег таял на его мантии и волосах, а лицо непривычно покраснело и казалось как никогда раньше юным и мальчишеским. Не удержавшись, я стряхнула с его плеча капли воды, а он перехватил мою ладонь и прижал к своей щеке.

Кожа Риддла была холодной после прогулки по улице, моя же — горячей. Внезапно я поняла, что действительно скучала по нему. Это было смешно — я не виделась с Томом чуть меньше суток, но его было за эти три недели так много, что, когда этого много стало меньше, я стала чувствовать себя неуютно.

Он улыбнулся, эдак понимающе, словно знал, о чём я думаю, и легко поцеловал мою ладонь. В тот вечер мы с ним почти не разговаривали, но, казалось, слова нам были не нужны. Хватило чая, тишины, заполненной потрескиванием пламени в камине, тиканьем часов и хрустом крекеров.

Тогда мне почти удалось не думать о том, что Риддл мой враг.

* * *

Работа хранителя в отделе по контролю за использованием магии была чем-то похожа на работу статиста. Вся соль состояла в том, что нужно было наловчиться отслеживать заклинания, входящие в специальный список. Под запрет подпадали не только непростительные, но и ряд других, которые можно отнести к атакующим или вредительским, будь это Бомбарда или Петрификус Тоталус. Всего заклинаний было больше шестидесяти, а закреплённых за каждым хранителем магов — сто сорок восемь.

Моя задача осложнялась ещё и тем, что нужно было найти Невилла. Он был умным и скорее всего сумел раздобыть список заклинаний, с которыми работали хранители. Поэтому нужно искать иначе, по другому заклинанию, от которого человек, родившийся в семье волшебников, никогда не смог бы отказаться. Заклинание, с которым бы Невилл настолько свыкся, что ему бы и в голову не пришло перестать его использовать.

Дни тянулись длинной чередой, а я так и не могла подобрать ключ к разгадке. Казалось, что каждое заклинание было по-своему важным и особенным, но я смотрела на проблему глазами магглорожденной, до сих пор воспринимающей магию как дар, а не нечто само собой разумеющееся. Надо было смотреть глазами волшебницы.

Вместе со мной в отделе работала Астория Гринграсс. Нельзя сказать, что мы с ней подружились — скорее стали хорошими знакомыми, которые предпочитали мирно сосуществовать и не усложнять жизнь ни себе, ни другим.

Как-то раз я её спросила:

— Если бы у тебя был выбор отказаться от всех заклинаний кроме одного — какое бы ты оставила?

— Аллохомора, — ответила она, не раздумывая.

— Почему?

— На маггловеденье нам рассказывали, что магглы часто теряют ключи или где-то их забывают. Это ужасно неудобно.

Я улыбнулась. Всё верно: волшебники пользуются замками, но не ключами. Они им попросту не нужны.

* * *

Зная заклинание, найти Невилла не составило труда. Просмотрев отчёты по использованию чар за последнюю неделю, я нашла лишь двух волшебников, которые пользовались Аллохоморой чаще, чем другими заклинаниями. Одним из них оказался некий Джим Фитцджеральд, который держал в Косом переулке лавку по изготовлению "Волшебных замков на все случаи жизни". Второго же волшебника оказалось найти сложнее. Каждые несколько дней он менял место жительства, оставляя после себя только старые выпуски Пророка да пустые коробки из-под пончиков.

Я не унывала и продолжала искать. Мне столько всего нужно было рассказать Невиллу, о стольком спросить!

Я безумно соскучилась по старому другу.

Риддл понял, что я напала на след, но сам ни о чём не спрашивал. Возможно, ждал, что я всё сама ему расскажу, а может быть, повесил на меня заклинание слежения, которое и так держало его в курсе всех моих перемещений и встреч.

Я не могла ему полностью доверять.

Он не был ни Гарри, ни Невиллом.

Поэтому, когда я наконец-то нашла последнее место пребывания Лонгботтома, то, никому ничего не сказав, в одиночку отправилась к нему.

Это оказалось ошибкой.

Мои руки были заняты коробкой с пончиками, движения сковывала тяжёлая зимняя мантия, поэтому я не сумела вовремя уклониться от атакующего заклинания. Петрификус сковал моё тело, и я замерла на месте, беспомощно глядя на приближающегося волшебника.

Им оказался мистер Моран.

Он окинул меня холодным, ничего не выражающим взглядом, забрал коробку с пончиками из рук и сказал:

— Здравствуйте, мисс Грейнджер. Вы полны сюрпризов, но я разочарован. Вас называли самой умной ведьмой, выпускавшейся из Хогвартса за последние пятьдесят лет, а на деле вы оказались глупее гусыни.

Он был прав: я оказалась глупой и самоуверенной. Мало того, что в одиночку сунулась в ловушку, так и посчитала себя сообразительнее других. Посчитала, что только я одна сумею найти Невилла, потому что знаю его лучше всех.

Я ошиблась, и за ошибку нужно было платить.

Мистер Моран не спеша откусил от одного из пончиков, которые я принесла Невиллу, а затем взмахнул волшебной палочкой и прошипел:

— Круцио!

— Ваше упрямство, мисс Грейнджер, не принесёт ничего, кроме боли. Ответьте на мои вопросы, и всё закончится.

Мистер Моран улыбнулся и посмотрел на меня так, словно я была его любимой племянницей.

Или самым большим разочарованием в его жизни.

Я сглотнула и скосила глаза на свою волшебную палочку, которая лежала на полу совсем рядом — стоило протянуть руку. Вот только протянуть никак не удавалось: малейшее движение, даже вдох отдавался болью во всём теле, а во рту тут же появлялся противный вкус крови.

Моран не стал забирать мою палочку или прятать. Он был уверен, что я не смогу ею воспользоваться. Не после того, как он сломал мне пальцы, потоптавшись по руке каблуком.

— Адрес, мисс Грейнджер. Мне нужен адрес, где скрывается Лестрейндж.

— Я не знаю, — повторила я, кажется, в сотый раз. И в сотый же раз мне не поверили.

— Круцио! — прозвучало почти ласково, на выдохе, как обещание.

Кажется, я снова кричала. Откуда только силы взялись после прошлого раза? Помнится, тогда у меня пошла горлом кровь, и Моран был вынужден остановиться. Убивать меня раньше, чем разузнает что-нибудь о Лестрейндже, не входило в его планы.

Всё закончилось так же быстро, как и началось, вот только эхо от заклинания продолжало гулять по телу, заставляя его раз за разом содрогаться от боли.

— Я хочу, чтобы ты поняла, Грейнджер: ничего личного, — сказал он, а потом, вздохнув, рассказал: — Ещё месяц назад у меня была семья. Жена и дочь, и дом с книззлом. А потом лихорадка, вызванная вашим изобретением, — последнее слово Моран выплюнул, как страшное ругательство. — Жена сгорела за два дня, а дочь изменилась до неузнаваемости. Такая послушная, верящая каждому слову, готовая с крыши спрыгнуть, только чтобы доказать свою преданность и полезность. Мерзость.

Он резко встал со стула и подошёл ко мне. Присел на корточки и толкнул, переворачивая меня на спину.

— Я хочу вернуть мою Мэри, Грейнджер. И я верну её. Если мне для этого придётся живьём содрать с тебя шкуру, то поверь: я это сделаю, — сказал он, а после паузы вновь спросил: — Так где прячется Лестрейндж?

— Не знаю, — прошептала я, глядя на него слезящимися глазами. — Я ничего не знаю.

— А кто знает? Ты переболела лихорадкой, но не изменилась, хотя и очень старалась убедить меня в обратном. Кто кроме тебя и Лонгботтома мог организовать побег? Кто ещё знал о последствиях?

— Гарри.

Я почти не солгала. Он действительно знал, где находился Лестрейндж, даром что самого Гарри давно уже не было.

Если мне сегодня не удастся уцелеть, то хотя бы получится столкнуть Риддла с Мораном. Один из них не переживёт эту схватку. Слабое утешение, но другого у меня не было.

— Видишь, как это было просто, а ты упрямилась.

Мистер Моран погладил меня по слипшимся от крови и пота волосам, словно послушное животное, которое после множества тренировок наконец-то сумело порадовать хозяина правильно выполненным трюком.

— Вы меня отпустите?

— Нет. Тебя нельзя отпускать — ты слишком много знаешь. Поверь, так будет лучше для всех, — сказал он, вытаскивая волшебную палочку.

Лениво провел ею по моей скуле, отбрасывая слипшиеся волосы с лица, и открыл рот, но заклинание так и не произнёс. Всё открывал и закрывал рот, словно на него наложили Силенцио.

— Какая чудесная картина. Как в старые добрые времена.

— Да, мой лорд, вы правы, — сказал Лестрейндж, а затем взмахнул палочкой, и Моран взмыл под потолок, выгнувшись в судороге.

Он не кричал — хрипел, и этот хрип был самым прекрасным, что я слышала за всю свою жизнь.

* * *

— Вот так и доверяй тебе. Чуть-чуть отпустил поводок, и тут же вляпалась в неприятности, — ворчливо сказал Том, протягивая мне только что наколдованный стакан с водой.

Как оказалось, он умел не только калечить, но и исцелять. Вправленные пальцы, туго перетянутые магическим корсетом сломанные ребра да парочка обезболивающих — и я снова почувствовала себя человеком.

— Вы следили за мной?

— Мы и не переставали. Рабастан предугадал, что ты не захочешь поближе познакомить нас с Лонгботтомом, а жаль. Он был бы нам очень полезен.

— Том... спасибо.

— Благодари не меня, а Лестрейнджа. Ему стало тебя жаль, хотя как по мне за глупость надо платить. Пусть и сломанными костями — так урок лучше усваивается. — Риддл криво улыбнулся, а затем спросил у Лестрейнджа: — Что там с ищейкой? Он действовал по приказу преторов?

— По собственной инициативе, — ответил Рабастан. — На него не подействовало зелье, зато оно хорошенько потрепало его родных, вот у нашего мистера Морана и сорвало крышу.

— Пустышка?

— Похоже на то. Что будем делать?

— Что и всегда. Его опасно отпускать, — сказал Том, равнодушно пожав плечами.

— Хорошо.

Лестрейндж взмахнул палочкой, но Риддл остановил его:

— Постой. Пусть это сделает Гермиона.

— Нет! Я... не могу. Это неправильно.

Я ошарашенно посмотрела на Риддла. Он ведь не станет меня заставлять? Я не стану убивать Морана, пусть он и причинил мне вред.

— Неужели тебе стало его жаль, маггла? — Рабастан искренне удивился. — Я бы после сломанных костей жаждал крови. — Он нехорошо улыбнулся и взмахнул палочкой.

Послышался хруст, мистер Моран взвыл и схватился рукой за бедро.

— Теперь не убежит, — сказал он, с интересом рассматривая скорчившегося у его ног человека.

После допроса Моран выглядел ужасно, если не сказать жалко. В чём-чём, а в искусстве причинять боль Лестрейндж был виртуозом.

— Я не стану этого делать. Ты меня не заставишь. — Я зло посмотрела на Риддла, а в ответ получила лишь снисходительную улыбку.

— Никто никого не будет заставлять, Гермиона. Ты это сделаешь сама, сознательно. Или не сделаешь. Последствия будут в любом случае — цена за них разная.

С этими словами Риддл положим мне на колени осиновую волшебную палочку — ту самую, что он купил мне в Лютном переулке, а затем они с Лестрейнджем аппарировали.

* * *

Мистер Моран настороженно смотрел на меня, время от времени облизывая пересохшие губы и открывая рот в попытке подобрать правильные слова.

Слова не подбирались. Трудно попросить о пощаде того, кого ты пытался убить меньше часа назад. Я криво улыбнулась: Моран боялся, и его страх был мне приятен.

Я крепче сжала волшебную палочку и подошла к нему, стараясь не тревожить сломанные рёбра. Палочку пришлось взять в левую руку, на правой пальцы хоть Риддл и залечил, но они всё ещё дрожали; неприятно осознавать свою уязвимость.

— Что дальше? — спросил он, опираясь на локти и пытаясь сесть.

Я его понимала: унизительно лежать на полу, когда над тобой кто-то возвышается.

Пожав плечами, я задала встречный вопрос:

— У меня есть выбор?

Мы оба знали ответ, и нам обоим он не нравился. Риддл предоставил мне право выбора, забрав право на поражение. Он знал, что я могу навредить себе, но не смогу подставить под удар других, будь то Луна, Невилл, Гарри или Рабастан.

Если я сейчас отпущу Морана, то он вполне сможет сдать нас Синим, и тогда Лестрейнджа заберут в лабораторию на опыты, меня — в изолятор к Нотту и Эрни, а Риддла уничтожат. Он слишком непредсказуем и самодостаточен, чтобы вписаться в существующую систему идеального мира.

Пока система существовала, я не имела права на ошибку и на жалость. Сейчас не время играть в героев, да я им никогда и не была. Героем среди нас мог стать Гарри, до последнего веря в чудо и созидая чудеса.

Моран молчал, поэтому я ответила вместо него:

— У меня нет выбора.

— О нём рано или поздно узнают. Лорд Волдеморт — это не то шило, которое можно утаить в мешке. Ты должна это понимать.

— Я понимаю, мистер Моран, но вас это больше не должно волновать, — сказала я, а затем взмахнула палочкой и твёрдо произнесла: — Авада Кедавра!

Вспышка была невыносимо яркой и столь же прекрасной.

* * *

Я стояла в душе, пытаясь смыть с себя кровь, боль и отвращение, которым, казалось, пропиталось всё моё тело. Я была противна и ненавистна сама себе. Мысли о том, что это было необходимо, не могли ни стать оправданием, ни принести облегчения.

Я убила человека.

Осознанно.

Сама.

И ничто теперь не могло этого изменить. Риддл прекрасно умел играть на чувствах и привязанностях, мастерски извращая самое святое, то, что раньше было стержнем у человека и помогало ему справляться с неприятностями.

Создав тайну — маленький грязный секрет на троих, — он ещё крепче привязал меня к себе. Как друзей связывают данные в детстве прозвища и шалости, так и нас, уже взрослых, связала смерть случайного человека, который оказался слишком самоуверенным и неудачливым.

И бесполезным.

В борьбе против Синих мистер Моран мешал, поставив привязанности и эмоции выше всего остального. За что и поплатился.

Я хрипло рассмеялась, осев на кафель и закрыв лицо руками. Горячая вода лилась сверху, заглушая рыдания и смывая слёзы. Вздрагивая всем телом, я пыталась успокоиться, но не могла. Меня колотило от пережитого отчаянья и боли, от ненависти к Риддлу и к себе. Том был злым гением, раз за разом вынуждающим меня совершать поступки, которыми нельзя было гордиться.

Выключив воду, я завернулась в полотенце и подошла к зеркалу. Большое, в полный рост, оправленное в тяжёлую медную раму, оно искажало всё, что в нём отображалось.

Вот и сейчас в нём я видела худую осунувшуюся девчонку со спутанными мокрыми волосами и злыми глазами. В ней не было ничего красивого или доброго, сплошные углы и острые скулы, да ненависть, которой, казалось, она дышала.

Девчонка в зеркале насмешливо улыбнулась мне и сказала:

— Это только начало.

* * *

Риддл ждал меня в моей комнате. Забравшись с ногами на кровать, он расслабленно откинулся на подушки и что-то черкал в блокноте. Гарри не имел привычки складывать список дел или расписание на день, Том же предпочитал всё раскладывать по полкам.

Как будто порядок на бумаге мог уравновесить безумие в голове.

— Тебя сюда не приглашали.

— Злиться после всего глупо, — сказал Том, по-прежнему не глядя на меня.

— Убирайся, — прошипела я, сжав от бессилия кулаки.

Понимание того, что мне вряд ли удастся достать его, причинить боль, злило, но больше всего злило осознание, что всю ответственность за свои поступки я переложила на Риддла.

И винила его во всём произошедшем.

Том посмотрел на меня и с интересом спросил:

— А если не уйду? Тогда что?

— Я убью тебя.

На что он обидно рассмеялся и сказал:

— Милая, не давай обещания, которые не сможешь выполнить. Это может испортить репутацию. Что ты сделала с телом Морана? — Он резко сменил тему разговора.

— Трансфигурировала в старый чемодан.

— Не лучший выбор. Чары могут продержаться неделю, а могут и день. Ты выиграла время, но не избавилась от проблемы. В следующий раз будь изобретательнее.

— В следующий раз? — переспросила я, не веря услышанному.

— В следующий раз, — повторил Риддл. — Волшебник, убивший однажды, рано или поздно сделает это снова. Это ведь так просто — всего два слова, и проблема решена. Тебе ведь понравилось?

— Ты ненормальный! Чудовище.

— Мы оба, Гермиона. Мы оба, — сказал он, поднявшись и подойдя ко мне.

Том возвышался надо мной почти на голову, от него пахло дорогим парфюмом, старыми газетами и пылью, словно он весь день провёл в архиве или библиотеке.

Риддл смотрел на меня как на эскиз картины или гипсовую заготовку к скульптуре. Я была для него словно предмет искусства, ещё не завершённый, лишённый красок и жизни, но уже принявший форму. Он же был мастером, творцом, не жалевшим ни времени, ни усилий для того, чтобы воплотить свою мечту в реальность.

Несмотря ни на что, он тоже был мечтателем, как и Гарри. Мечтателем, за которым слепо шли и которым восхищались.

Том поцеловал меня, жадно, без намёка на нежность или осторожность. Он целовал так, словно это был наш первый и последний поцелуй: горький, нежеланный, но такой необходимый.

Всхлипнув, я уткнулась в его рубашку, пряча лицо и остатки гордости. Как же сильно я ненавидела Риддла! Как же сильно я в нём нуждалась.

— Ложись спать, — прошептал он, крепко сжимая меня в объятиях.

— Завтра станет легче?

— Легче? Нет, не станет, — честно ответил он. — Завтра просто начнётся новый день. Может быть, он будет не таким дрянным, как сегодняшний.

— Издеваешься? — спросила я, всё ещё прижимаясь к нему.

— Не сегодня, Гермиона.

Он прикоснулся губами к моему лбу и ушёл.

В ту ночь мне не снились кошмары.

* * *

На работу я вышла как ни в чём не бывало. Не стоило привлекать к себе внимание, если этого можно было избежать.

Исчезновение мистера Морана все заметили. Его не любили, но с ним считались. Возможно, поэтому с его поисками не слишком усердствовали, а возможно, понимали, что искать нет смысла.

Хватало и других проблем. После эпидемии лихорадки все волшебники поделились на три группы: изменённые, мёртвые и нормальные. Последних было слишком мало, но тем ярче они выделялись среди общей серой массы.

Будь-то ребёнок, школьник или взрослый — все они казались по-своему ненормальными и настоящими среди послушных марионеток во главе с Синими.

Их начали замечать.

Их стали забирать в изолятор.

Из изолятора возвращались лишь те, кто после повторного приёма зелья изменялся. Или умирал, но это старались не афишировать. Количество смертей перевалило за сотню, но полного списка не видел никто, кроме преторов.

Я была хранителем — низшим звеном, исполняющим монотонную и в большинстве своём бесполезную работу. После эпидемии количество нарушений равнялось почти нулю, остальные научились обходить систему и пользоваться только проверенными и одобренными заклинаниями.

Каждый день я готовила для нас с Риддлом ослабленный образец зелья подчинения, чтобы мы с ним выглядели такими как все. После него сознание всегда казалось разделённым на две части: одна была послушной, делала и говорила то, что от неё ждали, вторая оставалась прежней, запоминая и осознавая всё происходящее, но ни во что не вмешиваясь.

Так было безопасней.

Невилла я больше не искала. Если он не хотел, чтобы его нашли, пусть так и будет. Он умный, справится, а когда понадобится моя помощь, он легко сможет со мной связаться.

До Рождества оставалось чуть больше недели. Мы с Асторией сидели в кафе в Косом переулке и пили горячий шоколад. Она болтала о том, что за последние две недели у вверенных ей волшебников не было ни одного нарушения, о своём женихе, Драко Малфое, и предстоящей свадьбе.

— Мы хотели отпраздновать на материке, в Италии, но не получили разрешения покинуть страну.

— Разрешения? — спросила я.

— Ну да. Чтобы покинуть Англию портключём, на метле или аппарировав, нужно получить разрешение. Несанкционированное перемещение приравнивается к преступлению, — рассказала Астория, сделав ещё глоток из кружки. — Сейчас многим отказывают, не объясняя причины. Конечно, мы расстроились, ведь наши родственники с материка не смогут приехать к нам.

— Почему? Им тоже не дадут разрешения на визит?

— Нет-нет, с этим всё в порядке. — Она запнулась и покачала головой. — Они не хотят сюда ехать.

— Почему?

— Они не понимают. Жалеют нас и считают, что всё неправильно. Преторы создали лучший, безопасный и совершенный мир, а они считают, что нами управляют диктаторы. Они неправы!

— Конечно, неправы, — эхом повторила я.

Когда-то Луна сказала мне, что мы давно уже под замком, как пауки в банке, только банка у нас размером с Англию. Она не ошиблась, и сейчас это только подтверждалось.

* * *

Когда я вернулась домой, на площадь Гриммо двенадцать, меня ждал сюрприз. Сюрприз был одет в расшитую бабочками мантию и играл в шахматы с Лестрейнджем.

— Луна?

— Гермиона, — поприветствовала меня Лавгуд.

— Как ты здесь оказалась?

— Меня пригласили. Шах, мистер Лестрейндж, — сказала она, с интересом глядя на доску.

Рабастан хмыкнул, задумчиво потирая подбородок, а затем смахнул все шахматные фигуры на пол и сказал:

— Ничья.

— Не умеете проигрывать? — спросила я Лестрейнджа.

Он усмехнулся и ответил:

— Умею, но не люблю. Выпьешь?

Я кивнула и села на диван рядом с Луной.

— Гарри решил и из тебя заговорщика сделать?

— Гарри? — удивилась Лавгуд. — Это был не Гарри, ты же знаешь.

— А он?..

— Да. Он назвал своё настоящее имя, отчасти поэтому я согласилась помочь.

— Ты вспомнила?

— Не всё, но это и к лучшему. Всё помнить скучно. — Луна улыбнулась привычной родной улыбкой и ободряюще сжала мою руку.

Она понимала, что не всё так просто. Понимала, что даже сейчас и здесь никто из нас не находится в безопасности, но всё же решила помочь.

Несмотря ни на что и без оглядки на последствия.

Мне так много хотелось ей сказать!

Но я лишь сжала её руку в ответ, молча обещая, что в этот раз не подведу. Что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы мои друзья были в безопасности.

В гостиную вошёл Риддл. Скинув зимнюю мантию, он кивнул Рабастану, затем повернулся к нам и поприветствовал:

— Леди! Я рад вас видеть.

Как же! Рад он. Мы с ним виделись каждый день, почти не разговаривали, но я была уверена, что за мной постоянно присматривали. Хотя я так и не надела обручальное кольцо, все считали нас помолвленными и влюблёнными.

С того вечера Том ни разу не приходил без приглашения ко мне в комнату, ни разу не целовал и не пытался навязаться. Просто постоянно был недалеко, и эта странная близость была мучительнее всего, что было и что могло бы быть.

Я не доверяла ему, и он это знал.

— Обойдёмся без предисловий. У меня есть план, как нам избавиться от зелья подчинения и влияния Синих. Вы мне поможете?

— Твой план такой же гениальный, каким был и план освобождения Лестрейнджа? — осторожно спросила я Тома.

Он снисходительно улыбнулся и ответил:

— Он гораздо лучше. И проще.

— Объясни, — потребовал Рабастан, протягивая мне бокал с вином. Грандиозные планы Риддла — это то, что невозможно понять и принять на трезвую голову.

— Всё просто: мы освобождаем из изолятора Синих всех заключенных. Пока они создают панику и неразбериху, вливаем в центральное водоснабжение министерства антидот к зелью подчинения и уничтожаем всех преторов вместе с дюжиной преданных им ищеек, которые составляют костяк всей организации.

— Это безумие! Их глава...

— У них нет главы, — перебил меня Том. — Они сумасшедшие фанатики. Напоили зельем всех волшебников и выпили его сами. Итог мы знаем: один из преторов умер, а с ним и ещё сотня волшебников. Я почти месяц потратил, собирая информацию в архивах и опрашивая людей: у них никогда не было главы, все решения принимались голосованием, отсюда и нечётное число преторов, и эта слепая вера в лучший, идеальный мир. Они придумали его, поверили и навязали всем остальным.

— Твой план, Риддл, дыряв, как решето. У нас нет антидота, у нас нет даже формулы антидота и уж тем более нет достаточного количества людей, чтобы всё это провернуть.

— Для этого нужно пять-шесть волшебников — не так уж много. Антидот есть у мистера Лонгботтома. Насколько я знаю, мисс Лавгуд встречалась с ним: именно он помог ей не подпасть под влияние зелья. То печенье, что вам принёс друг, — последнее слово Том выделил, — было с сюрпризом. Я прав?

— Прав, — сказала Луна.

— Вот видишь, Гермиона. Всё, что нам нужно — это найти его и убедить сотрудничать. Тогда у нас появится достаточное количество людей и антидот. В конце концов, удачный исход не только в моих интересах.

Риддл был уверен в себе и в своих словах, он искренне верил, что мы его поддержим, и силе этой веры можно было позавидовать.

— Избавиться — значить убить. Я вас правильно понимаю? — внезапно спросила Луна.

Она как и прежде казалась чуть рассеянной и спокойной, но что-то в ней неуловимо изменилось. Угроза, почти незаметная и оттого более пугающая, чем вспыльчивость Лестрейнджа или холодный расчёт Риддла.

— Правильно, — не стал лгать Том.

— Никто из нас на это не пойдёт.

— О вас и не идёт речи. У меня достаточно... ликвидаторов. — Риддл улыбнулся, и мне ужасно захотелось содрать эту улыбку с его лица вместо с кожей.

Я знала, о ком он говорил, и от этого знания было больно и мерзко.

* * *

Через час наше своеобразное собрание закончилось. Я вызвалась проводить Луну. На улице падал снег, отчего казалось, что асфальт укрыт пушистым одеялом, сотканным из волшебной пыльцы.

На прощание я обняла Лавгуд, крепко-крепко, понимая, что совсем не хочу отпускать её.

— Ты больше не одна, Гермиона, — прошептала Луна, обнимая меня в ответ, а затем пожала руку и аппарировала.

Я сжала ладонь, сминая клочок пергамента, и улыбнулась.

Она была права, и от этого становилось легко и сладко на душе.

* * *

— Гермиона! — позвал меня Риддл, когда я поднялась к себе.

Я открыла дверь, в нерешительности замерев на пороге, а потом покачала головой и сказала:

— Не сегодня, Том. Я устала.

— Ты ведёшь себя как ребёнок.

— Разве?

— Гермиона. — Риддл протянул ко мне руки, пытаясь обнять, но я не позволила.

Увернулась и закрыла дверь, отгораживаясь от него. Я не могла доверять себе — его близость была неправильной, а объятия — слишком желанными, чтобы после ему можно было в чём-то отказать.

Он не стал настаивать, хотя мы оба знали, что ни двери, ни замок не стали бы для него преградой. Когда за дверьми раздался звук удаляющихся шагов, я вытащила из кармана клочок пергамента, который дала мне Луна, и прочла:

"Не сдавайся".

— Не сдамся, Невилл, — прошептала я и улыбнулась.

Две волшебные палочки как две жизни: одна у всех на виду, размеренная и скучная, вторая — полная недомолвок, тщательно спрятанная и отрицаемая. Казалось, что моё я тоже разделилось на две части.

Та часть, которая владела палочкой из древесины виноградной лозы, была законопослушной волшебницей, хранителем и счастливой невестой самого Гарри Поттера. Вторая, которая использовала волшебную палочку из осины, искренне ненавидела систему, созданную Синими, и готова была сотрудничать даже с дьяволом, только чтобы её уничтожить.

Дьявола прекрасно заменил Риддл. В чём-чём, а в жестокости и коварстве он мог дать фору любому персонажу из сказок и легенд, — в этом я не сомневалась.

— О чём задумалась? — спросила Астория.

Она неотрывно смотрела на заколдованное перо, делающее пометки в списке вверенных ей волшебников. Изменённые правил не нарушали, мёртвые — тоже. Нормальные же исчезли или были надёжно заперты в изоляторе.

— О Рождестве. Не представляю, что подарить Гарри, — соврала я, смущённо улыбнувшись.

— Подари себя, — посоветовала Гринграсс.

— Что? Ох, чёрт! — От неожиданности я слишком резко дёрнула рукой, опрокидывая чернильницу. Синее пятно быстро расползлось по пергаменту, сведя на нет всю работу: доклад был безнадёжно испорчен.

Взмахнув палочкой, я пробормотала очищающее заклинание; вместе с пятнами исчезло и всё написанное. Нужно было начинать сначала. Бесполезная скучная бумажная работа раздражала меня, но я терпеливо её выполняла. Это была часть прикрытия, плата, благодаря которой я находилась на свободе, в отличие от тех же Лестрейнджа или Нотта.

— А что здесь такого? В конце концов, вы помолвлены. — Астория на миг отвлеклась от своего списка и, взмахнув палочкой, исправила мою оплошность. Что-что, а бытовые заклинания у неё замечательно получались.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я её, на что она скупо кивнула и вновь вернулась к работе.

Помолвка. Я нахмурилась, про себя проговаривая это слово, горькое, как ягоды лимонника. Мы по-прежнему играли с Риддлом свои роли, хотя, по правде говоря, между нами ничего не изменилось. Счастливыми и влюблёнными мы были лишь на людях, а дома, на площади Гриммо, почти не разговаривали и старались не пересекаться.

Мною руководил страх. Я боялась, что Тому удастся забрать меня у меня, как бы глупо это не звучало. Что руководило им — трудно было сказать. Он не говорил, я не спрашивала. Так и жили.

— Мы с Драко хотим пригласить вас с Поттером на нашу свадьбу. Вернее, уже послали приглашения. Ты не думай, я всё понимаю: школьная вражда и... после. — Астория запнулась и потупилась, а затем заговорила быстро-быстро, словно боялась, что я её перебью: — Присутствие кого-то из преторов на свадьбе могло бы помочь сгладить ошибки в прошлом. Драко уже совсем не тот, что раньше. Он никогда не хотел воевать и вредить вам. А школа... Да что там говорить! Ребячество, не более. Ты же понимаешь?

Асторино понимаешь было так похоже на другой вопрос, заданный мне Джинни в госпитале святого Мунго.

Я счастлива?

Я вымученно улыбнулась и ответила:

— Да. Понимаю.

— Так вы?..

— Я поговорю с Гарри. Он, знаешь ли, тоже уже не тот человек, которым был раньше.

* * *

После работы я прогулялась по магазинам и купила подарки. Для Луны — шаль-хамелеон, меняющую цвет в зависимости от настроения хозяйки, для Невилла — светящийся в темноте кактус, для Гарри — свитер, простой, не волшебный, со смешным рогатым оленем на груди.

Первые два подарка я отослала Луне с совой. Мне хотелось верить, что она найдёт способ связаться с Невиллом и поздравить его за нас обоих. Свитер же решила спрятать, всё ещё упрямо продолжая верить в то, что мой друг вернётся и я когда-нибудь смогу отдать его ему.

На площади Гриммо меня ждал Рабастан. Он снова был под домашним арестом, и с каждым днём заточения его настроение становилось всё хуже и хуже. В последнее время он начал пить, частенько хватая лишнего, и громко разговаривал сам с собой. Со стороны это выглядело жутко, поэтому я, стараясь не шуметь, поднималась к себе в комнату и запиралась.

Пьяный Лестрейндж становился непредсказуемым.

Сегодня же я изменила своей привычке. Вернулась поздно, была почти полночь, и до наступления праздника оставалось несколько минут. Я вошла в гостиную, держа подарок, завёрнутый в шуршащую зелёную бумагу.

Рабастан посмотрел на меня мутным взглядом, не понимая, что мне от него понадобилось. Я же молча протянула ему коробку и сказала:

— С Рождеством, Рабастан.

На что он криво усмехнулся, но подарок принял. Я не ждала от него ни благодарности, ни фальшивого восторга, что мой подарок — это именно то, чего ему не хватало для полного счастья.

Счастливым Лестрейнджа могла сделать только свобода, но этого я не могла ему дать, а вот старый альбом, полный колдографий из его прошлого, мне удалось раздобыть. Он, как и многие другие вещи и документы из бывшего Аврората, перекочевал в хранилище министерства. Оно чем-то было похоже на выручай-комнату в Хогвартсе: тысячи и тысячи коробок, ненужных докладов, папок с документами и пыли. Между всем этим сновал старый бойкий волшебник, напоминающий засушенный гриб. Его руки в старческих пятнах были ловкими и умелыми, а прищуренные слезящиеся глаза — зорче, чем у ловца в квиддиче. Казалось, что он с закрытыми глазами мог найти нужную тебе вещь и помнил обо всём, что попадало в это царство ненужных вещей.

Альбом я банально стащила, уменьшив до размеров спичечной коробки и спрятав в кармане. Старый волшебник сделал вид, что не заметил этого, лишь прикрикнул на своего помощника:

— Джон! Где тебя пикси носят? Иди живо сюда.

На выходе я столкнулась с этим самим Джоном: худощавым нескладным парнем в огромных очках в черепаховой оправе. Он пробормотал извинения и не глядя на меня поспешил к своему начальнику.

* * *

У меня был ещё один подарок. Для Риддла. Как-никак мы с ним были заодно, хотя нас и нельзя назвать друзьями.

Что можно подарить человеку, у которого, казалось бы, есть всё?

Или чего бы он не смог заполучить сам.

Это был сложный вопрос, неудобный и болезненный. Проведя столько времени с ним рядом, я не могла отрицать, что он восхищал меня и одновременно злил.

Временами мне хотелось убить его, а временами я боялась, что он исчезнет и оставит меня одну. Один в поле не воин, а два — это уже сила. Я решила подарить ему флакон "Зелья удачи". Одна столовая ложка — один идеальный, незабываемый день.

На покупку зелья я решилась случайно, ощущая внутреннюю необходимость совершить это. Конечно, я понимала, что он использует его в корыстных целях, но всё же где-то глубоко внутри хотела верить, что хорошее воспоминание важнее сиюминутной выгоды.

Мне не хватило смелости вручить его лично, поэтому я оставила коробку, перевязанную неброской белой лентой, у двери его комнаты. Засыпая в своей постели, я улыбнулась, представив, насколько озадаченное у Тома будет лицо, когда он откроет подарок.

Утром меня разбудило осторожное прикосновение к лицу. Открыв глаза, я увидела Риддла, задумчиво рассматривающего меня. Положив одну руку на подушку рядом с моей головой, другой он перебирал мои растрёпанные волосы.

На мгновенье мне стало неуютно: казалось, что я попала в ловушку. Но мгновенье прошло, затем ещё одно и ещё. Ничего не происходило, Риддл по-прежнему молчал.

Сглотнув, я пробормотала хриплым ото сна голосом:

— С Рождеством, Том.

На что он мне ответил:

— Это было очень неосторожно и глупо, но спасибо. Мне понравился подарок. — Немного помолчав, он усмехнулся: — С Рождеством, Гермиона.

На миг мне захотелось наплевать на всё, обнять и поцеловать его. Снова ощутить тепло его тела и ту жадность, с которой он прикасался ко мне, словно и вправду нуждался, а не только использовал.

Всего лишь на миг, но я не могла позволить себе настолько эгоистичный поступок.

* * *

Завтракали мы втроём. Лестрейндж был свеж и бодр, и казалось, что ничего не напоминало о его недельном запое.

Он поприветствовал меня насмешливым:

— Леди.

А затем взмахнул палочкой и отлевитировал продолговатую коробку, криво перевязанную пёстрой лентой. Внутри оказался метательный нож с плоским тонким лезвием.

Я озадаченно посмотрела на Рабастана, не зная, что сказать. Он, казалось, всё понял без слов.

— Не стоит благодарить. В конце концов, кусок стали между рёбер ничуть не хуже, чем Авада.

— Это для защиты? — Я натянуто улыбнулась, до конца не зная, как относиться к подарку.

— Нападение — тоже защита.

Я кивнула, запоминая его слова. Нож был лёгким и идеально лёг в руку. В чём-чём, а в холодном оружии Лестрейндж знал толк.

Риддл лишь снисходительно посмотрел на нас, как на малых детей, но ничего не сказал. Завтракали мы в тишине, но она не была тяжёлой и удушающей, отнюдь. Она была почти домашней, обыденной, как у людей, долгое время живущих рядом и привыкших к причудам друг друга.

Эти несколько месяцев — будто целая жизнь, которую бы я с удовольствием стёрла из своей памяти. В то же время я понимала, что никогда этого не сделаю.

Память была моим лучшим сторожем.

* * *

После завтрак Лестрейндж, снова превратившись в миссис О'Нил, ушёл за булочками. С его слов, конечно же. Хотя я-то понимала, что булочки — последнее, о чём он думал и чего хотел.

— Прогуляемся? — предложил Риддл.

За сегодня мы разговаривали с ним больше, чем за прошедшую неделю. Каким-то непостижимым образом наши отношения вернулись к тому времени, когда мистер Моран ещё был жив. Я не знала, как к этому относиться.

Между тем, что было правильно, и тем, чего мне хотелось, я эгоистично выбрала второе. Сегодня Рождество, в конце-то концов.

Мы аппарироровали в маггловскую часть Лондона в подвал одного из пабов.

— Здесь за нами будет труднее проследить. Если что — легко затеряемся в толпе, — сказал Том.

— Ты же ненавидишь магглов. Или что-то изменилось?

Не удержалась я от замечания, на что он ответил:

— Не изменилось, но иногда они бывают полезными.

Зима в этом году оказалась странной и капризной, как юная кокетка, переборщившая с румянами. Снега было то слишком много, то он и вовсе таял, едва успев выпасть на землю, покрытую прелыми листьями. Город в такие дни походил на грязный эскиз, который незадачливый художник начал рисовать, да так и забросил на самом интересном месте.

Смешно, но в Лондоне я как никогда раньше ощущала себя чужой и лишней. Впрочем, как и в волшебном мире.

Риддл везде выглядел уместно, на своём месте. Даже сейчас он уверенно лавировал в толпе, крепко держа меня за руку.

Выйдя из паба, мы направились в сторону Трафальгарской площади. Ёлка в этом году была как всегда красивой и пёстрой. Вечером, когда зажигались огоньки, наверняка от неё нельзя было отвести взгляда. Я помнила, как родители почти каждый год возили меня посмотреть на неё и купить книгу в подарок. С каждым годом в рождественской книге становилось всё меньше ярких картинок и всё больше умных слов.

Мне это нравилось.

Я была счастлива.

Том с интересом разглядывал ёлку, так и не отпустив мою руку.

— Любишь Рождество? — спросила я.

— Ненавижу, — честно ответил он.

Что-что, а эта прямолинейная честность в нём мне нравилась. Она создавала между нами иллюзию доверия.

— А я люблю. В этот день никогда не чувствуешь себя одинокой.

Риддл криво усмехнулся и сказал:

— Какая ерунда.

— Разве лучше всё время быть одному?

— Я не один. У меня есть ты и Рабастан.

— Это не одно и то же. Мы не друзья.

Риддл повернулся, глядя так, словно впервые меня увидел: мне удалось его удивить.

— А кто тогда? — спросил он. — Мы живём вместе под одной крышей, едим за одним столом, у нас общая цель и воспоминания. Я забочусь о вас, а вы храните мою тайну. Кто же мы тогда, Гермиона?

Я не знала, что ему ответить. Никогда не думала, что он мог смотреть на всё происходящее так по-человечески. Конечно, он мог лгать мне — Том был самым искусным лжецом, которого я знала, — но мне хотелось верить, что его слова искренние. Что ему нужны не только слуги и враги, не только борьба.

— Не знаю, — сказала я, пытаясь отстраниться.

Том не пустил. Сжал моё плечо, чтобы быть уверенным, что не сбегу.

— Мы не друзья, но и не враги. — Риддл помолчал, а затем зло бросил: — Бессмысленный разговор. Ты можешь сколько угодно отрицать, но мы давно уже перешли границу этой глупой вражды.

— Глупой? — недоверчиво переспросила я. — Да как ты можешь! Гарри...

— Забудь о Поттере, — перебил он меня. — Нет его больше, и ты это прекрасно понимаешь. И давно во мне не видишь его. Прекрати цепляться за прошлое и наконец-то вернись в настоящее. Есть мы, есть Синие, есть эта дурацкая ёлка за моей спиной, а Поттера нет.

— Замолчи!

— Не замолчу. Хватит жалеть себя! За три года, что я за тобой наблюдал, ты всегда была рассудительна и рациональна в своих поступках, никогда не совершала глупостей. Это ты меня знаешь несколько месяцев, а я был рядом долго. Слишком долго, чтобы сейчас безучастно наблюдать, как ты раз за разом вляпываешься в неприятности, поддавшись эмоциям.

— Что ты хочешь? Что тебе от меня надо? — спросила я, ощущая, как вся злость и возмущение испарились, словно по мановению волшебной палочки. Опустошение — вот и всё, что осталось. А ещё тоска, безнадёжная и вязкая, как жвачка на зубах. Выплюнуть-то можно, но потом придётся долго отдирать её от подошвы ботинка.

— Будь на моей стороне. Будь моим другом. Я ничем не хуже Поттера.

— Разве лорду Волдеморту нужны друзья? — с горечью спросила я.

— Они нужны Тому Риддлу.

— Это несправедливо. Ты не можешь требовать от меня большего, чем уже имеешь, — прошептала я, пряча лицо в складках его мантии.

Ужасно дико было смотреть в лицо Гарри и видеть перед собой другого человека, чужого, опасного и жестокого. Риддл не спрашивал разрешения и не считался ни с чем, снова, как и в тот раз, когда вынудил меня убить Морана.

— Я не требую, а предлагаю. Ты мне сделала подарок на Рождество, теперь моя очередь.

— Ты хочешь подарить мне дружбу? — Не удержавшись, я рассмеялась. Это было настолько абсурдно и невероятно, что я бы ни за что не поверила бы, расскажи мне кто-нибудь об этом.

Риддл обнял и прижался щекой к моим волосам, терпеливо ожидая ответа на своё предложение.

— Я не могу, Том. Доверие — это не то, что можно подарить или купить.

— Мы можем попробовать. Ты ничего не теряешь, Гермиона.

"Разве что себя", — с грустью подумала я, но всё же сказала:

— Хорошо. Мы попробуем.

Скорее всего, завтра я пожалею о своих словах, ведь Риддл не тот человек, которому можно доверять. И не тот, которому можно отказать, не опасаясь последствий.

И всё же мне хотелось верить в него.

Хотелось верить ему.

* * *

Свадьба Астории Гринграсс и Драко Малфоя выпала на первое января. Символичное время на изломе старого и нового года.

Приглашения были написаны вычурным каллиграфическим почерком, а слова подобраны так тщательно, словно мы были королевской четой, а не старыми знакомыми жениха, пусть и не очень хорошими.

Прочитав приглашение, Риддл усмехнулся и сказал:

— Ставлю галлеон, что они разослали это всем преторам.

— Ты настолько плохого мнения о людях?

— Нет, просто я не настолько наивен. В отличие от тебя, — не удержался Том от замечания.

— Значит, ты не пойдёшь на торжество?

— Конечно, пойду. Власть как костёр: её надо подпитывать и укреплять, иначе оглянуться не успеешь — и тебя сметут.

Риддл оставался верен себе и накануне торжества купил мне новую мантию. На этот раз чёрную, украшенную серебристой вышивкой.

— Это ведь не похороны, — сказала я, перебирая мягкую ткань и любуясь узором.

На что он мне ответил:

— Одно другому не мешает. Нужно быть готовым ко всему.

Аппарировали мы к воротам Малфой-мэнора. Риддл отдал приглашение домовому эльфу и уверенно зашагал по мощёной дорожке к поместью.

— Ты ведёшь себя как хозяин.

— Я и был здесь хозяином, но это всё в прошлом. К сожалению, привычки не так легко изжить.

— Зачем?

— Зачем — что? — переспросил Том.

— Зачем изживать?

Том остановился и посмотрел на меня с любопытством. Затем протянул руку и вынул из моих волос заколку. С таким трудом уложенная причёска вмиг рассыпалась по плечам непослушными локонами.

— Чтобы не попасться на мелочи. Все великие шпионы прокалывались на мелочах, знаешь ли.

— Ты-то шпион?

— А кто?

Лжец. Убийца. Безумец.

Я могла сказать ему об этом и подобрать ещё с дюжину слов, но не стала. Это опасно и глупо. Как не крути, но я тоже была шпионом в тылу врага.

* * *

Астория была хороша в воздушном белом платье и изящной диадеме. Она выглядела по-настоящему счастливой, как и Драко. Кроме Риддла из преторов пришел ещё мистер Хорнби. Я помнила ужин в его доме, во время которого он напоил всех зельем подчинения; в тот день умерла его жена, не справившись с лихорадкой.

Мистера Хорнби, казалось, потеря совсем не затронула. С его слов, это была вынужденная жертва, со слов Лестрейнджа — трезвый расчёт.

Мы не спеша прогуливались среди гостей, приветствуя незнакомых волшебников и останавливаясь переброситься парой слов со знакомыми. По большому счёту, мне нужно было приятно улыбаться и молчать, что я с удовольствием делала.

Молча было гораздо удобнее наблюдать за людьми.

Новобрачные сами подошли к нам. Драко тщетно пытался казаться важнее и внушительнее, чем был на самом деле, а Астория то и дело льнула к нему ласковой кошкой.

— Поттер.

— Малфой.

Драко с Риддлом обменялись рукопожатием, которое тут же засняли на колдокамеру журналисты. Я не сомневалась, что завтра на первой полосе Пророка увижу эту трогательную колдографию под пафосным заголовком.

Что не говори, а своего Малфой добился. Он получил свой заветный кадр, который поможет если не обелить, то основательно почистить от грязи свою репутацию.

Астория шагнула ко мне и крепко обняла.

— Спасибо, — шепнула она.

В этом простом слове было так много искренности и трезвого расчёта, что мне стало смешно. До слёз, но я сдержалась и ответила:

— Всегда пожалуйста.

* * *

Торжество было в самом разгаре. Смешно, но Рабастан снова оказался прав: все свадьбы были ужасно скучные и однообразные. Что у Билла с Флер, что у Драко с Асторией, праздник проводился по одному сценарию.

Приближалось время танцев. Риддл куда-то запропастился, и мне удалось ненадолго передохнуть. Перестав растягивать губы в фальшивой улыбке, я взяла бокал с вином и отошла к окну, чтобы не мешать парам в центре бального зала.

Тур начинали новобрачные. Астория и Драко были красивой парой, эдакими фарфоровыми статуэтками, которые ожили по мановению волшебной палочки. Я залюбовалась, глядя на то, как плавно Малфой вёл свою жену в танце. Кто бы мог подумать, что из малолетнего гадёныша вырастет вполне приличный человек.

К мистеру и миссис Малфой стали присоединяться другие пары. Сначала одна, затем вторая, третья. Миг — и их стало не меньше дюжины. От ярких мантий и блеска драгоценностей рябило в глазах.

Я отвернулась и глотнула вина, ощущая, как оно приятно отдаёт терпкостью на языке. В окне отражались силуэты танцующих пар; я рассеянно наблюдала за ними.

— Как ты?

— Всё хорошо, — ответила я Тому.

Он положил мне руки на плечи, словно тем самым отгораживая от остального мира.

— Пошли домой, — предложила я, допивая вино одним махом.

В голове непривычно зашумело, отчего пришлось опереться на Риддла. Он тихо хмыкнул и крепче обнял меня.

Я понимала, что за нами наблюдают. Что меня и Тома оценивают, взвешивают и проверяют, но всё было к лучшему. В чём-чём, а в равнодушии нас бы не заподозрил сам профессор Дамблдор, будь он жив.

Пол внезапно качнулся под ногами, а затем что-то грохнуло, словно кто-то рядом наложил Бомбарду на ближайшую стену. Окно взорвалось осколками стекла, больно раня руки, которыми я успела закрыть лицо.

Миг — и взрыв повторился.

Мы с Риддлом упали на пол.

Казалось, что грохот никогда не закончится, но вот наступила тишина, настолько неправдоподобная и тягучая, что она просто не могла длиться вечно.

Её нарушил сначала стон, а затем крик.

Я ощущала, как немеют изрезанные осколками руки и как тяжело дышит Том, навалившийся мне на спину. И мне совсем не хотелось вставать. Наоборот, хотелось зажмуриться сильнее и аппарировать домой.

И не видеть того, что случилось. Не слышать.

Но я не могла так поступить. Если бы я начала убегать и прятаться, то что тогда от меня осталось бы?

Я перестала бы быть Гермионой Грейнджер, потеряла бы себя.

Этого нельзя допустить, не раньше, чем синяя зараза будет уничтожена.

Я с трудом села и огляделась. Первое, что увидела — белое платье, разукрашенное алыми разводами. Светлые волосы растрепались и испачкались в пыли и крови, от правой руки осталось лишь обрубок, из которого торчала желтоватая кость, но Астория всё так же была хороша. Даже смерть не смогла этого у неё отнять.

Сломанной фарфоровой статуэткой она лежала на полу и улыбалась, глядя остановившимся взглядом сквозь меня.

— Том, — прошептала я, пытаясь вложить в это единственное слово от крика о помощи до просьбы сказать, что всё это чья-то дурацкая шутка. Что всё понарошку.

Риддл понял меня по-своему. Закрыл рукой мои глаза и прошептал:

— Обливейт.

— Просыпайся, соня!

Кто-то легонько встряхнул меня за плечо. С трудом открыв глаза, я увидела Гарри. Его волосы были растрёпаны, а круглые очки сползли на кончик носа, отчего он выглядел немного рассеянным.

Гарри смущённо улыбнулся и аккуратно поправил очки, близоруко щуря глаза. Он часто так делал в последнее время — зрение у него с годами не становилось лучше, — но друг упрямо увиливал от похода к целителю.

Сейчас он был таким до боли знакомым и родным, что, не выдержав, я всхлипнула и обняла его.

— Гарри? Это и правда ты? — хриплым после сна голосом спросила я.

Это было похоже на сон, такой долгожданный и иллюзорный. Как насмешка или чья-то злая шутка. Казалось, что стоит мне отпустить Гарри — и он исчезнет, поэтому я крепко-крепко сжимала его в объятиях, боясь хоть на миг отстраниться.

Так много нужно было ему рассказать! Но слова совсем не хотели подбираться. Они перемешались и склеились, словно бисер в коробке, в которую опрокинули пузырёк с клеем.

Словами можно было захлебнуться, но ни одно из них не могло описать всё то, что я ощущала. Весь тот восторг и счастье от того, что мой друг снова рядом, не могли вместиться внутри и выплёскивались наружу вместе со слезами, текущими по моим щекам.

— Гарри, — сдавленно прошептала я.

Он обнял меня в ответ, уткнувшись носом в макушку. Друг понял меня без слов — всегда понимал, и само осознание этого принесло с собой волну облегчения и усталости. Бороться в одиночку больше не было сил, но вдвоём у нас получится. Мы справимся.

Гарри отстранился, ласково погладил меня по щеке и сказал:

— Просыпайся.

— Что?

— Просыпайся, — терпеливо повторил он. — Ты нужна ему. Нужна нам.

— Не хочу. Не проси.

— Мне жаль, Гермиона. Мне так жаль. — Гарри обхватил руками моё лицо и поцеловал в лоб, прощаясь.

И я проснулась.

* * *

Надо мной склонился Рабастан. Его лицо покрывала щетина — он снова забыл побриться, — а под глазами залегли тёмные круги. На кого-кого, а на Гарри он был похож меньше всего.

Я зажмурилась, стараясь ничем не выдать своего разочарования и боли. Он чужой — всё равно не поймёт.

— Просыпайся, Грейнджер. Тебя ждёт работа. И Риддл.

— Подождут, — пробормотала я, но всё же села на кровати.

Судя по часам, время было далеко за полдень — я безнадёжно проспала всё на свете. Казалось, что я забыла что-то важное. В голове вертелась мысль о встрече, то ли прошедшей, то ли предстоящей, но чем больше я об этом думала, тем сильнее у меня болела голова.

На кухне за обеденным столом нас встретил Том. Перед ним стояла тарелка с тостами и беконом, а в руках он держал Пророк. Читать газеты было для Риддла чем-то вроде развлечения: всегда полезно знать о том, какая глупость нынче в моде. Все важные события он каким-то образом узнавал наперёд, а на остальное не обращал внимание.

Я кивнула ему и села напротив. Есть мне хотелось гораздо меньше, чем узнать последние новости. Что-то произошло, Риддл редко обедал вместе с нами.

Отложив газету, Том откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на меня.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, а что?

Я потянулась за ножом, чтобы намазать джем на тост, и замерла, увидев на своей руке обручальное кольцо, подаренное Томом. Когда я успела его надеть?

— Тебе в последнее время нездоровилось, а вчера ты потеряла сознание, — ответил он.

— Ничего не помню, — честно призналась я, покрутив кольцо на пальце. — Вчера произошло что-то важное?

— Нет. Ничего стоящего внимания.

Мне хотелось снять кольцо, но если я его вчера надела, то на это была причина, верно? В конце концов, оно лишь для маскировки. Символ нашей сделки, не более.

* * *

Выполняя рутинную работу хранителя, я всё время ловила себя на мысли, что что-то не так. Чего-то не хватало. Стол рядом с моим пустовал, и, судя по всему, он освободился совсем недавно, но мне никак не удавалось вспомнить, кто за ним работал.

Это озадачивало — раньше я никогда не жаловалась на память.

Фрэнси приболела. Пышные листья поникли, несколько даже пожелтели, но хуже всего было то, что она отказывалась от пончиков. Что-что, а за эту липкую гадость она готова была откусить пару пальцев даже у Невилла: привязанность привязанностью, а обед по расписанию.

Не придумав ничего лучшего, я решила отнести плотоядную герань в лавку, где продавали её сестер по теплице и прочие экзотичные растения.

В лавке мне не повезло. Мастера на месте не оказалось, его заменял зелёный стажер, понятия не имеющий, чем отличается болиголов от цикуты. Неудачу я решила сдобрить горячим шоколадом в одном из многочисленных кафе в Косом переулке и подумать, что делать дальше. Для герани я купила тарелку с цукатами, но они её не заинтересовали.

В теории, можно было обратиться за помощью в аптеку к практикующим зельеварам, но, скорее всего, мне предложат пустить Фрэнси на ингредиенты для декоктов. Чем-чем, а сентиментальностью настоящие зельевары не отличались.

Самое большее, на что они были способны — заспиртовать останки своего любимца и поместить их в банку. Зачем добру зря пропадать?

— Плохой выбор. Цукаты герани не нравятся — их долго переваривать, а вот подгнившие фрукты самое то. Особенно когда её долго не выгуливали и она заскучала.

За мой столик сел долговязый парень в огромных очках в черепаховой оправе.

— Простите? Я вас знаю?

Его лицо казалось мне знакомым. Точно! Я видела его в хранилище министерства — он был помощником тамошнего смотрителя.

— И очень хорошо. — Он невесело усмехнулся и ласково погладил Франческу по листьям.

Вместо того чтобы цапнуть наглеца за палец, герань потянулась к его руке, как послушная собака, соскучившаяся по хозяйской ласке.

— Невилл? — шёпотом спросила я.

— Боюсь, вы обознались, мисс. Меня зовут Джоном. Иногда ещё "эй ты" и растяпа — кто же знал, что пыль в хранилище надо вытирать тряпкой, а не с помощью чистящих заклинаний?

Я невольно улыбнулась: что-что, а посмеяться над своими неудачами Невилл умел и любил.

— Ты всё время был рядом, а я тебя не узнала.

— Так и было задумано. Что же это за маскировка, если друзья могут раскусить тебя в два счёта? — сказал он, а затем, помолчав, добавил: — К тому же я не мог оставить вас с Луной без присмотра.

— Я скучала.

— Знаю, но так было надо. Зато теперь я могу гулять, где захочу, без риска нарваться на ищеек Синих.

— За мной могут следить.

— За тобой следят и сейчас. К примеру, вон тот почтенный джентльмен, который вот уже пятнадцать минут рассматривает витрину книжного магазина, или милая старушка, питающая нездоровую любовь к твидовым юбкам.

Мне хотелось оглянуться и посмотреть на свой конвой, но я сдержалась. Сейчас куда безопаснее было рассматривать кружку с горячим шоколадом. И куда приятнее.

Я не сомневалась в том, кто скрывался под обличием старушки — всё же Лестрейндж был той ещё занозой, особенно когда Риддл спускал его с поводка. А вот кого направили за мной следить Синие — хороший вопрос.

— Ты появился неожиданно.

Я вопросительно посмотрела на Невилла, но он в ответ лишь покачал головой, тем самым говоря, что ещё не время. Он не собирался делиться со мной своими планами и догадками, а я не имела права жаловаться, потому что первой начала недоговаривать и врать ему о том, кем стал Гарри.

Мы были квитами, но от этого не становилось легче. Между нами больше не было главного, что связывает друзей: доверия.

— Я пересадила Франческу в новый вазон. Нравится?

Невилл кивнул и усмехнулся, прекрасно поняв, почему я сменила тему разговора. Флаконы с зельями были спрятаны на дне кадки, и их сторожила Фрэнси. Я не считала себя в праве как-то их использовать или отдать Риддлу, хотя понимала, что ему не столько нужен Невилл, сколько его изобретение.

Флаконы были своеобразным гарантом безопасности для моего друга. Я не смогла уберечь Гарри, но ни за что не отдам Риддлу Невилла.

— Нравится. — Немного помолчав, он добавил: — Я тоже скучал, Гермиона. И я рад, что с тобой всё в порядке. Несмотря ни на что, — сказал друг, накрыв мою ладонь своей и легонько её сжав.

Затем он встал и ушёл не оглядываясь.

"Надеюсь, оно того стоило", — подумала я крепче, сжимая в руке записку, которую Невилл оставил мне на прощание.

Я не стала окликать его или провожать взглядом. Это было лишним и могло вызвать вопросы, на которые я не смогла бы дать ответ.

За стол напротив моего села старушка в твидовой юбке. Щелчком пальцев подозвав официантку, она долго изучала меню, то и дело поднося к своим глазам театральный бинокль. Что-что, а любовь к драме была у Лестрейнджей в крови.

— А из чего сдалан этот десерт? — дотошно спрашивал Рабастан бедную девушку, после чего та терпеливо перечисляла все ингредиенты выбранного блюда.

И так раз десять, пока ему не надоело измываться над официанткой и он наконец-то не сделал заказ. Затем, когда волшебница ушла, Рабастан посмотрел на меня и вдруг подмигнул.

Дескать, я всё видел и всё знаю, но это будет нашей маленькой тайной. Но я-то знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и за молчание Лестрейнджа мне придётся заплатить.

Оставалось надеяться, что цена будет не слишком высокой.

* * *

На площадь Гриммо мы аппарировали вместе. Рабастан ушёл переодеваться, что заняло у него от силы минут десять, а потом он спустился вниз и нашёл меня в гостиной.

— Чего вы хотите?

— О чём ты, Грейнджер?

— О нашей случайной встрече в кафе, — любезно напомнила я ему.

— Ах, об этом! — Лестрейндж улыбнулся и наклонился вперёд, опираясь локтями в колени и положив подбородок на сцепленные руки. — Самую малость. Ты поможешь мне кое-что забрать из семейной ячейки Лестрейнджей в Гринготтсе, а я не расскажу нашему лорду о том странном парне, с которым ты сегодня любезничала. Риддл не любит ни с кем делиться своими игрушками.

Последнее слово неприятно резануло слух, но я предпочла промолчать. Все мы для Тома не больше чем пешки на игральной доске.

— Что забрать, если не секрет?

— Фамильную безделушку, моя дорогая. Я сентиментальный, знаешь ли.

Рабастан лгал и не краснел. Я досадливо поморщилась, но всё же сказала:

— Хорошо. Понятия не имею, как вы это собираетесь провернуть, но я вам помогу.

— Очень разумно. И дальновидно, Гермиона. Умница! Ещё бы немного подучить манерам — и из тебя получится замечательная слизеринка.

— Предпочитаю оставаться невоспитанной гриффиндоркой, — огрызнулась я, на что Лестрейндж лишь рассмеялся.

Обидно, но он до сих пор воспринимал меня как полезного, но ужасно бестолкового ребёнка, которого при должной сноровке и унции терпения можно было научить не бросаться едой за столом, а аккуратно размазывать её ложкой по тарелке.

Хлопнула входная дверь — Том вернулся домой. Он был зол. Внешне это никак не проявлялось, но стоило ему зайти в комнату, и мы с Рабастаном ощутили себя лишними, как мухи, со всего размаху влипшие в сироп.

Лестрейндж ушёл почти сразу, ничего не спрашивая, предпочитая переждать бурю, а уж потом искать уцелевших. Если они, конечно, будут. Себе я такой роскоши позволить не могла.

Я терпеливо ждала, пока Риддл не заговорит первым. Как ни крути, он был из тех людей которым нужны слушатели, особенно когда-то что-то шло не по плану.

— Сегодня был убит ещё один претор, — наконец-то сказал Том.

— Ещё один?

— Да. Вчера, — он на миг замолчал, словно пытаясь подобрать слова, — был убит мистер Джарвис на свадьбе Малфоев, сегодня — мистер Хорнби. Первого изрешетило осколками от взрыва, а второй повесился. Глупость — да и только! Как будто кто-то поверит, что один из самых влиятельных ныне волшебников в Британии добровольно распрощается с властью.

В таких случаях полагалось говорить, что мне жаль или что это невосполнимая потеря, но, если честно, мне было совершенно всё равно. Эти люди были сумасшедшими фанатиками, не видящими разницы между тем, что хорошо и что плохо. Они заслужили такой конец. Оставалось надеяться, что другие не станут спешить занять их место. Беда в том, что Том тоже был претором и, судя по его словам, он не имел никакого отношения к смерти своих коллег.

— Ты сказал, что мистер Джарвис был убит на свадьбе Малфоев, — медленно повторила я. — Я помню, что Драко прислал нам приглашения, но никак не могу вспомнить само торжество.

— Тебя там не было. Ты себя плохо чувствовала и проспала почти весь день. Я отправился в поместье Малфоев сам.

Я нахмурилась. Рассказ Риддла звучал гладко и правдоподобно, но всё же меня что-то беспокоило. Кусочек паззла никак не хотел становиться на своё место, а я никак не могла вспомнить, что же на нём было изображено.

Я не помнила вчерашний день.

Не помнила имя невесты Малфоя.

И понятия не имела, зачем надела на палец обручальное кольцо.

Казалось, что кто-то аккуратно стёр из моей головы пару мелочей, забыв заменить их чем-то похожим и таким же незначительным. Но ведь это глупость! Кому бы понадобилось стирать мою память?

Риддл внимательно наблюдал за мной, читая как открытую книгу. В какой-то миг злость ушла из него, он стал как и прежде спокоен и невозмутим. Черты его лица чуть смягчились, и он позволил себя слабо улыбнуться, а затем вдруг сел рядом со мной и взял меня за руку. За ту самую, на которую было надето кольцо.

На краткий миг мне показалось, что вид обручального кольца на моём пальце доставляет ему удовольствие. Он любил всё контролировать, кольцо же было символом моего смирения и покорности, но, к сожалению или к счастью, я не ощущала ни того, ни другого.

— Ты мне снова не веришь, Гермиона. Мы это уже проходили, — задумчиво произнёс он, переплетая наши пальцы и притягивая меня ближе.

Я совсем растерялась: вот я сидела на диване, а через миг оказалась у Риддла на коленях. Дьявол! Последний раз мне доводилось сидеть на коленях у дедушки Уилла, когда мне было семь.

Рядом с Томом, находясь так близко, я ощущала себя беззащитной, и он это знал. И использовал против меня. Я закрыла глаза и склонила голову, прячась от него за волосами.

Риддл не позволил мне даже этой малости. Откинул мои волосы на спину и обхватил лицо руками, совсем как Гарри. Сегодняшний сон встал перед глазами так ярко, что стало больно. Пришлось себя украдкой ущипнуть, чтобы избавиться от наваждения.

Сон. Это был всего лишь сон.

— Это сложно, — сказала я, накрыв его руку своей. — Ты требуешь всего и сразу, а я так не могу.

Его руки всегда были тёплыми и никогда не причиняли мне боль. Так легко было поверить в то, что он был на моей стороне.

Совсем как Гарри.

Проблема в том, что он был Томом, и я не имела права об этом забывать.

— Это просто, — возразил он. — Ты сама всё любишь усложнять.

Я не знала, что ему сказать, поэтому просто поцеловала его. Сначала неловко, совсем по-детски коснулась губами щеки, а затем губ.

Не поцелуй, лишь намёк, но и этого оказалось достаточно. Риддл перехватил инициативу, легко скользнув языком по моим губам, дразня и заставляя желать большего. Не удержавшись, я провела руками по его плечам, напряжённой шее, волосам, ероша и спутывая их.

Гарри стригся коротко, Риддл же предпочитал чуть отросшие волосы, которые было так удобно зачёсывать назад. Я слегка оттянула пряди назад, сознательно делая ему больно, на что Том лишь хмыкнул и прихватил зубами мою губу.

Очки мешали, и я их сняла, совсем не заботясь о том, что Том без них так же, как и Гарри, не видел дальше своего носа. Казалось, что это совершенно ему не мешало.

Я ощущала жар его губ на своём лице и тепло рук под футболкой, когда он медленно провёл ими по моей спине. Он хотел большего, я ощущала это бедром и как никогда чётко понимала разумом.

Ни один мужчина или парень не желал меня так откровенно и ни к одному из моих немногочисленных кавалеров меня так сильно не тянуло. Не знаю, чем бы закончились наши посиделки на диване, но нас прервал Рабастан.

Присвистнув, он сказал:

— Вы бы хоть табличку повесили: не беспокоить! Или отталкивающими чарами отгородились. Как малые дети, честное слово.

— В гостиной нет дверей, и тебе об этом прекрасно известно, — спокойно произнёс Том, не давая мне отстраниться ни на дюйм.

Я уткнулась красным от смущения лицом ему в плечо, совершенно не желая встречаться с Лестрейнджем взглядом. Несмотря ни на что, мне было хорошо рядом с Риддлом.

В то мгновенье я поняла с ужасающей ясностью, что нам никогда не стать друзьями. Мы были одновременно слишком похожими и слишком разными, чтобы спокойно сосуществовать вместе. Если бы не странная прихоть Тома, если бы не моя самоуверенность, если бы не то, что он оказался внутри тела моего лучшего друга, и ещё сотни если, то всё было бы по-другому. Но, если честно, я не уверена, что променяла бы здесь и сейчас на что-то другое.

Для этого я была слишком эгоистична.

Я сжала руку с кольцом. Чтобы меня не подтолкнуло надеть его, сейчас я не жалела об этом. Возможно, это было единственным верным решением. Единственным, что всё ещё могло придать смысл и разумность всему происходящему.

* * *

Преторов всегда было пять. Двоих убили — трое всё ещё живы. Одним из этой троицы был Риддл, а его, насколько мне известно, убить будет не так уж и просто. Это понимала не только я, поэтому следующей жертвой, скорее всего, станет кто-то из двух оставшихся.

— Либо мистер Коллинз, либо мистер Фицджеральд, — сказала Луна, продолжая решать головоломку в свежем выпуске Придиры.

Годы прошли, а журнал всё так же был аляповат и пестрел псевдонаучными статьями о тысячи и одном открытии, в которые верила лишь пара безумцев. Луне это никогда не мешало. Она была одной из тех счастливых людей, которым было плевать на мнение окружающих.

— Хочешь сделать ставку?

— Зачем? — Лавгуд искренне удивилась. — Если ставить, то только на... Гарри. Он переживёт нас всех.

Ей всё ещё было непривычно называть Риддла чужим именем.

— Наш давний друг оставил мне ещё одну записку. Канарейки в клетках долго не живут. Как думаешь, что это значит? — спросила я.

— Ничего, а может, всё вместе. Наш старый друг любит загадки. — Луна рассеянно улыбнулась, а затем вдруг спросила: — Как ты себя чувствуешь после того, что произошло на свадьбе Астории?

— Кто такая Астория?

Луна озадаченно посмотрела на меня, а потом, словно что-то поняв, пробормотала:

— Никто. Извини, я напутала с именами.

Я кивнула, соглашаясь, но всё же её слова встревожили меня. Луна была уверена, что я хорошо знаю эту Асторию и что со мной случилось что-то плохое. Или не со мной?

Виски заломило, и я сжала их, пережидая приступ боли. Мозаике по-прежнему не хватало паззлов, и пока я ничего не могла с этим поделать.

— Гермиона! — Луна сжала моё плечо и легонько встряхнула, вырывая из липкого тумана боли.

— Со мной всё хорошо, — поспешно сказала я и улыбнулась.

Ненавижу, когда меня жалеют.

— Ты ведь не случайно меня пригласила в кафе? — Луна как всегда была прямолинейна, как грабли, на которые случайно наступили.

— Да. Хочешь поучаствовать в одной афере?

— Обожаю аферы. Что нужно делать?

— Ничего особенного: ограбить банк. У нас есть двадцать четыре часа, мантия-невидимка и твидовая юбка миссис О'Нил. Что скажешь?

— Скажу, что юбку заберу себе. Обожаю твид. — Луна улыбнулась, а затем спросила: — Когда начинаем?

— Через два часа, — ответила я, снова чувствуя твёрдую почву под ногами. Честно говоря, самой у меня не хватило бы решимости воплотить сумасшедший план Лестрейнджа в жизнь.

Но вдвоём — совсем другое дело. Вдвоём можно справиться с чем угодно, ведь так приятно знать, что твою спину обязательно прикроют.

* * *

Перед тем как грабить банк, мне нужно было встретиться с Томом. Конечно, он не знал о нашей задумке, да и никто ему об этом не рассказал бы.

У меня было подозрение, что фамильная безделушка Лестрейнджа как-то связана с Риддлом. Всё же Рабастан был не тем человеком, который с лёгкостью мог подчиняться приказам. Иногда он вёл себя как настоящая сволочь, иногда дурачился или наряжался в женское платье, выпив оборотное зелье, но всё это было лишь притворство.

Умелый спектакль одного актёра, настоящее же его лицо, наверное, никто никогда не видел, и это пугало почти так же сильно, как расчётливая ярость Тома.

Риддл появился как всегда неожиданно. Ещё миг назад его не было — и вот он стоит рядом, как всегда идеальный от носков и начищенных до блеска ботинок до круглых очков.

Я шагнула к нему, совершенно не задумываясь о том, кто он и кто я. Это казалось не важным и глупым. Мне хотелось быть рядом с Томом, я в нём нуждалась.

Шаг, ещё один и ещё.

Риддл аккуратно провёл рукой по моему лицу, словно хотел в чём-то убедиться, а убедившись — усмехнулся и сказал:

— Сегодня внеплановое собрание преторов. Вернусь поздно — не ждите меня.

— Вернёшься? — переспросила я, ловя его руку и сжимая её.

— Конечно. Даже не надейся, что тебе удастся так легко от меня избавиться, Гермиона.

Слова прозвучали как угроза, но я-то знала, что Том не станет размениваться на мелочи. Зачем зря угрожать, если можно решить проблему раз и навсегда?

— Ловлю на слове.

Не удержавшись, я обняла его. Близость Тома в последние несколько дней стала необходимой для меня так же сильно, как воздух или книги. Возможно, это магия или приворотное зелье — я не знала, — но мне было всё равно.

Тогда, прощаясь с Томом, я ещё не знала, что через двадцать четыре часа мы окажемся по разные стороны баррикад.

Гоблины, работающие в Гринготтсе, были на редкость неприятными существами. Не сумев превзойти волшебников в магии, они подчинили их с помощью галлеонов и сиклей. Мой отец любил повторять, что, если хочешь управлять человеком, залезь к нему в карман: что-что, а долговая расписка держит в повиновении крепче любых цепей.

— Итак, вы хотите получить наследство, мисс Грейнджер? — спросил меня мистер Рагнок, посмотрев поверх очков.

Он чем-то напоминал мне Филча, тот был таким же занудным и въедливым.

— Совершенно верно.

— Наследство, — повторил Рагнок, — которое вам завещал мистер Рабастан Лестрейндж?

— Именно.

Не было нужды владеть легилименцией, чтобы понять, о чём он думал. На его месте я бы давно вызвала Синих, несмотря ни на какие документы, заверенные магическими печатями. Но вот незадача: мистер Рагнок был бюрократом — очень хорошим и законопослушным бюрократом, — поэтому вынужден действовать согласно протоколу от и до.

— Что ж, хорошо. Очень хорошо. Следуйте за мной, мисс Грейнджер.

Я незаметно перевела дух и украдкой посмотрела туда, где по моим предположениям под мантией-невидимкой пряталась Луна. Она должна была заколдовать гоблина, как когда-то это сделал Гарри, если бы что-то пошло не так.

Пока всё шло согласно плану. Дарственная была настоящей, как и печати, даром что она оформлялась задним числом. В конце концов, в магическом законодательстве не было закона, запрещающего бывшему Пожирателю смерти оставлять наследство грязнокровке.

Дарственную мы оформили у одного законника в Лютном переулке. Купили стандартный бланк, напечатанный на заколдованном пергаменте, где на месте дарителя и получателя было два пропуска, вписали свои имена и поставили подписи, а затем отдали волшебнику, который не глядя свернул бумагу и поставил сверху магическую печать. Любопытство законника стоило недорого — десять галлеонов, — впрочем, как и услуги.

Мы с гоблином зашли в лифт и спустились на несколько уровней под землю. Луна, всё ещё скрытая под мантией, ехала вместе с нами. Она была моей страховкой и рисковала ничуть не меньше, если не больше.

Смелая смешная Луна, всегда готовая прийти на помощь друзьям — этого нельзя было ни купить, ни обменять, ни подарить. Кто-то когда-то не потрудился Риддлу объяснить этого, а он в свою очередь не посчитал дружбу чем-то ценным и полезным.

Как и любовь.

Раздалась трель звонка, и двери лифта открылись. Мы оказались под землёй. С одной стороны возвышалась скала, с другой был обрыв с лентой рельс. Они всегда чем-то напоминали мне американские горки, но если первые подчинялись законам физики, то вторые держались на честном слове и паре заклинаний.

Сев в приехавшую вагонетку, мистер Рагнок затянул покрепче ремень безопасности и, скривив лицо в подобии улыбки, сказал:

— Держитесь крепче, мисс.

Я послушно пристегнула ремень и сжала подлокотники сиденья. Рядом со мной сидела Луна. Мантия-невидимка немного сползла, отчего стал виден клочок мантии и нога, обутая в маггловские кеды.

Вагонетка тронулась с места, сначала нехотя, со скрипом, а потом колёса вращались всё быстрее и быстрее, да так, что в ушах засвистел ветер. Я зажмурилась: от мелькающих по обе стороны ячеек сейфов рябило в глазах и подташнивало.

В прошлый раз, чтобы попасть в семейное хранилище Лестрейнджей, нам понадобилось немного времени, гораздо сложнее было разобраться с драконом. В этот раз никаких драконов не было — из них получились плохие сторожа, зато на площадке перед хранилищем появилась мозаика из разноцветных квадратов.

— Защита от воров? — спросила я с улыбкой.

— Лучше. Капкан, — ответил Рагнок, небрежно бросив на один из квадратов носовой платок. Едва коснувшись пола, ткань вспыхнула, а потом вмиг покрылась коркой льда.

— Впечатляет. А что будет с человеком?

— Хотите проверить? — предложил гоблин, на что я лишь покачала головой.

— Не сегодня.

— Какая жалость. Что ж, запомните: сначала красный квадрат, затем два жёлтых, затем синий и снова красный. Запомнили? Вперёд!

С этими словами гоблин разогнался и прыгнул сначала на красный квадрат, а затем на жёлтый. Не удержавшись, я рассмеялась: прыгающий гоблин зрелище презабавное.

— Вперёд, Гермиона.

Луна легонько подтолкнула меня в сторону мозаики. Я послушно прыгнула на первый квадрат, а затем на следующий и так далее. Лавгуд не последовала за мной: в мантии-невидимке это было рискованно. Конечно, мистер Рагнок мог догадываться, что в вагонетке мы с ним были не одни, но одно дело догадка, другое — знание.

Перед замком мы с гоблином оказались вдвоём. Рагнок провёл когтем по вязи рун, словно вспарывая магическую защиту хранилища, а затем отступил в сторону и приглашающе махнул рукой. Он не собирался идти за мной, знал прекрасно, что лишнего забрать я не смогу. Согласно дарственной, я могла взять лишь шкатулку, вырезанную из костей великана.

Старую, пожелтевшую от времени, пустую шкатулку, выглядящую на первый взгляд совершенно безобидно. Зачем она понадобилась Лестрейнджу — было совершенно не понятно.

С прошлого моего посещения хранилище совсем не изменилось: галлеоны, семейные драгоценности, столовое серебро и ещё множество странных, но, без сомнения, ценных предметов. Аккуратно, стараясь ничего не задеть, я забрала шкатулку с полки и направилась к выходу. Минуя дверь, ощутила, как сгустился воздух, словно кисель. Мои движения замедлились, и на какой-то миг показалось, что я совсем не могу двигаться, но миг прошёл, и меня силой вытолкнуло наружу.

Мистер Рагнок улыбнулся, показывая острые пожелтевшие зубы, и сказал:

— Сначала красный, затем жёлтый. Не перепутайте.

И я прыгнула вперёд.

* * *

Назад мы добирались другим маршрутом. Сначала по рельсам вагонетка долго спускалась вниз, а затем резко взмыла вверх, и мы оказались на площадке шириной где-то в дюжину футов.

— Дальше в лифт и вверх. Выход найдёте сами.

— Разве вы не боитесь оставить меня одну? — спросила я, удивившись.

На что Рагнок ответил:

— Вы не одна. — Он посмотрел туда, где стояла Луна. — И нет, не боюсь. У вас два пути: либо подняться наверх, либо прыгнуть вниз. Вам выбирать, мисс.

Я кивнула, а затем, набравшись смелости, спросила:

— Вы знаете, кто и для чего сделал эту шкатулку?

— Знаю.

— Расскажете?

— Нет. Зачем мне портить вам сюрприз, мисс Грейнджер?

— И всё же?

— И всё же нет. Об этом невозможно рассказать, это надо увидеть.

Сказав это, гоблин нажал на рычаг, и вагонетка, скрипнув колесами, покатилась вниз. Миг — и мистер Рагнок исчез.

— Что думаешь обо всём этом?

— Что мы опять влипли в неприятности, правда, пока ещё не ясно, в какие, — мрачно ответила мне Луна, сняв мантию-невидимку.

— Не рано ли? — Я кивком указала на мантию.

— В самый раз. Спрячь её. И это тоже.

Вместе с мантией-невидимкой Луна передала мне продолговатый предмет, оканчивающийся крюком; он чем-то был похож на звериный коготь.

— Это универсальная отмычка — такой все гоблины пользуются.

— Делать ключи для каждого сейфа накладно?

— Делать — нет, а вот носить с собой их всех на связке то ещё удовольствие, — протянула Луна со смешком.

— Зачем ты её стащила? — спросила я, когда мы ехали в лифте.

— Ну, мы же пришли грабить банк. Надо было взять хотя бы какой-то сувенир на память.

— Думаешь, она нам пригодится?

— Лишней точно не будет. Лестрейндж что-то задумал, и вряд ли это понравится Риддлу. Не хочу, чтобы ты попала под раздачу.

— Луна...

Я не знала, что сказать. Я совершенно не заслуживала её доброты и участия. Вместо слов я сжала её ладонь, крепко, до боли. Моя дорогая Луна снова выбивала почву из-под ног и дарила надежду. Вот так просто, без задней мысли и не ожидая ничего взамен.

Мне хотелось сказать, что я люблю её, ведь дружба тоже разновидность любви, но постеснялась. Мне никогда не удавалось правильно выразить свои чувства словами.

Внезапно лифт содрогнулся и остановился.

— Что за чёрт! — выругалась я.

Если в маггловских лифтах на панели было множество кнопок, в том числе кнопка вызова аварийной службы, то в гоблинском всего две: вверх и вниз. И обе не работали.

Мне стало дурно, хотя я никогда не боялась закрытых помещений. Что-то пошло не так. Долго не раздумывая, я вынула мантию и шкатулку из кармана и отдала Луне.

— Надевай быстрее, мне всё это не нравится.

— Зачем?

— Не спорь, Луна. Шкатулку надо отдать Лестрейнджу, ты знаешь, где его найти. Если меня задержат, ты успеешь аппарировать.

— Не глупи. Мы сможем спрятаться под мантией вместе.

— Смогли бы, будь мы всё ещё детьми. Мы выросли Луна, выросли. Под мантией может спрятаться только один взрослый человек, и им будешь ты. Гоблины в банке видели только меня, тебе будет легче ускользнуть. Найдёшь Риддла с Лестрейнджем, они смогут мне помочь. Надеюсь.

— Ты говоришь так, словно мы с тобой больше не увидимся.

— Всё может быть. — Я слабо улыбнулась.

Чтобы ни случилось, Луна должна уцелеть. Случай с побегом Лестрейнджа, когда Риддл бросил её в лаборатории, больше не повторится. Чего бы мне это не стоило.

Лавгуд нехотя надела мантию и отошла в угол лифта, я же, напротив, вышла вперёд, сжав палочку из осинового дерева.

Время тянулось мучительно долго. Мне казалось, что прошли часы, хотя на самом деле минуло не больше десяти минут. Лифт содрогнулся, а затем медленно поехал вверх. Я сжимала волшебную палочку всё крепче, судорожно вспоминая все боевые и защитные заклинания, которые я когда-либо читала. На ум как назло приходили только Ридикулус и Авада Кедавра.

Лифт остановился. Решётка медленно отъехала в сторону, впереди виднелся пустой коридор. Я шагнула вперёд, продолжая настороженно смотреть по сторонам.

Шаг, ещё один и ещё.

Было слишком тихо и безлюдно, даже если сделать скидку на то, что это чёрный ход или одна из неиспользуемых боковых галерей в Гринготтсе. Сзади шагов не было слышно. Луна молодец, догадалась дождаться, пока я дойду до конца. Если что, она прикроет спину — ей я могла верить.

Сделав ещё шаг, я замерла и озадаченно посмотрела вниз. Мои ноги стремительно покрывались коркой льда, как в той ловушке возле хранилища Лестрейнджей. Выругавшись, я дёрнулась вперёд, но ничего этим не добилась: лёд уже добрался до пояса. Прежде чем он сковал всё моё тело, мне показалось, что я увидела в конце коридора Невилла. Он шагнул мне навстречу и улыбнулся.

Я хотела позвать его, но не смогла. Лёд добрался мне до горла, отчего дышать стало больно. Казалось, что кто-то насыпал в глотку песка, да так и оставил, отчего я стала задыхаться.

К счастью, это продлилось не долго. Ещё мгновение — и лёд покрыл всё моё тело, и я уснула.

* * *

В себя я пришла в изоляторе Синих — эту ослепительно-белую комнату я никогда не смогу забыть. Она до сих пор иногда снилась мне в кошмарах, даже несмотря на то, что в прошлый раз я провела в изоляторе всего лишь неделю.

В дверь было стучать бесполезно и боязно. Ищейки Синих были не самыми приятными людьми, и мистер Моран был живым тому подтверждением.

Сколько я была в одиночестве, трудно сказать. Час? День? Год? При столь ярком свете спать было невозможно, даже закутавшись в одеяло с головой. Я ворочалась с боку на бок, считала в уме пикси, наматывала круги по изолятору, а затем, обессилев, просто сидела на кровати, поджав под себя ноги.

Рано или поздно за мной обязательно придут и выдвинут обвинения. Смешно, но я ждала этого так же сильно, как когда-то Рождественских каникул.

Неизвестность убивала.

* * *

— Мисс Грейнджер?

— Да. А вы кто? — спросила я, сонно глядя на красивого высокого волшебника в синей форменной мантии.

— Я мистер Аддерли. Я ваш дознаватель.

— Меня в чём-то обвиняют?

— О, сущая мелочь. Всего лишь в убийстве.

— И кого я убила? — спросила я, устало прикрыв глаза. Свет безжалостно резал глаза, и ужасно хотелось спать.

— Четверых преторов и дюжину гостей на свадьбе Малфоев.

— Меня не было на свадьбе Малфоев. И за последние две недели из всех преторов я видела только Гарри.

— К счастью, мистер Поттер жив. Сейчас он находится в Мунго, но это не относится к делу. Назовите своих сообщников, мисс Грейнджер, и это сумеет немного смягчить ваш приговор.

— У меня нет сообщников, и я не убивала преторов. — Я в упор посмотрела на мистера Аддерли, на что он лишь печально покачал головой.

— Зря вы артачитесь. У нас есть доказательства.

— Какие?

— Активатор артефактов, которые взорвались в поместье Малфоев и вчера во время совещания преторов.

Аддерли вынул из кармана продолговатый предмет, похожий на коготь. Предмет, который дала мне Луна.

— Этого не может быть. Это всего лишь отмычка.

Я озадаченно посмотрела на ищейку, всё ещё до конца не веря услышанному. Это какой-то розыгрыш.

— Верно, это универсальная отмычка. Видите. — Аддерли сжал пластину, и коготь разделился на три части. — Новейшая секретная разработка отдела Тайн, мисс Грейнджер. Ума не приложу, как она оказалась у вас.

— Мне её дали, — честно сказала я.

— Кто?

"Луна", — мысленно ответила, но в слух не произнесла ни слова. Луна была моим другом, она не могла подставить.

И всё же... всё же. Что-то не сходилось, паззл никак не хотел складываться в голове.

— Постойте. Вы упоминали о взрыве в поместье Малфоев, верно? Меня не было в тот день на их свадьбе, я болела.

— Вы были там вместе с вашим женихом, мистером Поттером. С Асторией Малфой вы вместе работали хранителями и были подругами. Она-то вас и пригласила на торжество.

— Но я не знаю, кто такая Астория. Не помню! — воскликнула я, подавшись вперёд. Виски снова заломило, но я не обращала внимания на боль. Гораздо важнее было узнать правду.

— Может быть, вы не врёте. Вам вполне могли стереть память ваши сообщники, чтобы обезопасить себя.

— У меня нет сообщников.

— Мисс Грейнджер, чем дольше вы будете упрямиться, тем хуже для вас. Мы всё равно узнаем правду.

Сказав это, Аддерли нацелил на меня волшебную палочку и шепнул: "Легилименс".

Моя голова взорвалась от боли.

* * *

Это было похоже на прыжок, только прыгнула я не вперёд, а назад. С одного воспоминания в другое, и каждое из них казалось размытым и покорёженным, лишённым красок, в каждом чего-то не хватало.

Кого-то.

Астории.

Я ничего о ней не помнила и ничего не могла с этим поделать, остро ощущая свою беспомощность и бессильную злость. Мне было понятно, что кто-то изменил мои воспоминания. Небрежно, ни капли не заботясь о том, что я могу это обнаружить.

Так беспардонно и самоуверенно мог действовать только один человек: Риддл.

Мистер Аддерли не осторожничал: копался в моей памяти грубо и напористо, вскрывая один за другим пласты воспоминаний.

Детские шалости, годы учёбы в Хогвартсе, месяцы скитания по Англии в поисках крестражей — он пёр вперёд, словно бульдозер, сметая всё на своём пути в поисках нужной ему информации.

Ему нужны были имена моих сообщников. Имена тех, кто устроил взрывы и парой точных ударов уничтожил почти всю верхушку Синих. Но вот беда: я не знала их имен. Мои сообщники — мои друзья, — не успели воплотить в жизнь ни единого замысла Ридда.

Они были невинны и чисты перед законом.

Аддерли не верил. Он искал, искал, искал, пока не наткнулся на блок в моей памяти. Блок был похож на каменную стену, оплетённую плющом. Мистер Аддерли разозлился и попытался его сломать. Я так и не поняла, что он сделал, но в какой-то миг мне показалось, что в мой мозг воткнули раскалённую иглу, а затем ещё одну и ещё.

Не выдержав, я взвыла от боли и страха. Казалось, что перед глазами полыхнуло пламя, а в следующий миг я оказалась на полу, лёжа на животе и прижимаясь пылающей щекой к холодному кафелю.

Мистер Аддерли лежал рядом, нелепо раскинув руки и содрогаясь всем телом; из его носа текла кровь.

* * *

Что-что, а свои тайны Риддл умел защищать. Блок в моей памяти так никто и не смог взломать, а правду я отказывалась говорить. Через пару дней Синим надоело со мной возиться, а может, произошло что-то ещё, такое же непоправимое и неожиданное, как убийство преторов.

Казалось, что обо мне все забыли, но это было не так. Трижды в день мне приносили еду, раз в два дня водили в душ, раз в три разрешали проводить час в общем зале, где собирались все неблагонадёжные, пойманные Синими.

Там я встретила Нотта и Эрни. Теодор выглядел бодрым и до неприличия весёлым, он развлекал себя игрой в карты на зубочистки. Эрни же предпочитал проводить время в одиночестве, ни с кем не общаясь и ничего не делая. Он казался отрешённым и безразличным ко всему и всем.

— Сыграешь со мной, Грейнджер?

— Я не умею.

— Я научу! Выбирай: покер, преферанс или скат? Могу ещё объяснить правила игры в терц, но, честно говоря, я их и сам плохо знаю.

— Не хочу.

— Зануда.

— Иди ты, — беззлобно огрызнулась я. — Лучше расскажи последние сплетни.

Я сложила руки на стол, как примерная ученица, и приготовилась слушать. Теодор мог сколько угодно отнекиваться и упираться, но в конце концов всегда делился со мной последними новостями.

— На ужин будут бобы и рыба, — сказал Нотт, тасуя карты.

Руки у него были ловкими, как у настоящего шулера.

— А ещё?

— Детка, нас здесь сорок человек. Какие могут быть новости, если три четверти заключенных последний раз были на свободе месяца два назад?

— Самые что ни есть свежие, — ответила я, улыбнувшись.

Нотт был тем ещё прохвостом, но каким-то образом он сумел найти общий язык с нашими стражниками. Я не знала, что Теодор им наобещал, но время от времени они делились с ним новостями, которые с каждым днём становились всё хуже.

— А что мне за это будет?

— Большое человеческое спасибо.

— Нет, Грейнджер, так не пойдёт. Спасибо было в прошлый раз и позапрошлый. Хочу что-то более существенное.

— Что?

— Для начала партию в скат, а там будет видно.

— Хорошо, сдавай карты.

— А правила? — спросил Теодор, тасуя колоду.

— Я наблюдала за игрой в прошлый раз, разберусь в процессе.

— Вот это я понимаю — азарт! Эй, Эрни, присоединяйся к нам, — внезапно воскликнул Нотт.

Макмилиан скривился, но всё же подсел за наш стол. Карты с тихим шелестом ложились перед нами рубашками вверх. Закончив сдавать, он взял свои карты и негромко сказал:

— Поговаривают, что ввели комендантский час и запретили аппарацию.

— Невозможно. Это вызовет недовольство общества.

— Разве? Гермиона, ты забываешь, что после зелья большинство волшебников стали послушными и согласными со всем, что им прикажет верхушка. Но вот беда: верхушки больше нет, а приказы теперь издаёт кучка идиотов, понятия не имеющие, что делать, но отчаянно не желающие умирать.

— Гарри ещё жив.

— Гарри исчез. Кто-то взорвал очередную бомбу в Мунго. Погибло несколько целителей, а тело нашего золотого мальчика так и не нашли. Так что официально Поттер жив, а фактически пикси его знает. В любом случае, я не буду скучать по этому засранцу. Сдаю.

— Принимаю, — пробормотал Эрни, забирая "взятку" из сброшенных карт.

— А что насчёт нас? — спросила я, забирая карты, протянутые мне Эрни, и размышляя, стоит ли отдавать туз или пожертвовать шестёркой.

— Мы в безопасности. Более того, я думаю, что здесь самое защищенное и тихое место во всей Англии. Согласись, Грейнджер, что изоляторы с неблагонадёжными революционеры будут взрывать в последнюю очередь.

Я невесело усмехнулась, признавая его правоту. Смешно, но в наше безумное время неблагонадёжность была лучшим алиби и щитом для обеих сторон.

— Твой ход, Грейнджер, — напомнил мне Нотт, нетерпеливо постукивая по столешнице.

— Пас.

— Так быстро спеклась.

Я кивнула и сказала:

— Надо учиться проигрывать.

* * *

После двух недель сидения в изоляторе меня пришли навестить. Я сразу подумала, что это мог быть только Риддл. Ни у кого другого не было столько власти и наглости, не было и возможности.

Я обрадовалась, что наконец-то увижу его и смогу убедиться, что с ним всё в порядке. Конечно, он был той ещё сволочью, но он был знакомой и предсказуемой сволочью, а не тёмной лошадкой, которая запросто могла взорвать дюжину людей, чтобы убрать неугодного человека.

С каждым шагом, который приближал меня к Тому, я волновалась всё больше и больше. За время, проведённое взаперти, моё лицо осунулось и подурнело, а серая форменная роба совсем не красила. Я понимала, что зря волнуюсь, что, скорее всего, мои чувства навязанные и ненастоящие, но ничего не могла с собой поделать.

Это было сильнее меня. Даже осуждённому на смерть человеку нужно во что-то верить, чтобы окончательно не сдаться и не сойти с ума.

Зайдя в дознавательскую, я увидела мистера Аддерли и Луну. Волшебник был похож на восковую куклу, неподвижную и равнодушную ко всему, Лавгуд же наоборот ободряюще мне улыбнулась.

— Оставьте нас, — приказал Аддерли моим стражникам.

За моей спиной закрылась дверь. Чуть помедлив, я села за стол напротив Луны. В моей голове возникло с десяток вопросов, но я молчала и ждала. Глупо делать первый ход, если на руках нет ни одной стоящей карты.

— Ты злишься.

Я покачала головой, краем глаза наблюдая за Аддерли. Он по-прежнему вёл себя странно, совсем не обращая на нас внимание.

— Не бойся, он под Империо, — сказала Луна, кивком указав на него.

— А ты?

— А я нет.

— Что всё это значит, Луна?

— Только то, что время пришло. План... Поттера был плох, хотя бы потому, что ликвидацию самого Поттера он исключал. Ты не хуже меня знаешь, что нельзя спасти дерево, поражённое паршой. Если уж рубить, то под корень.

Внезапно я поняла, что она хотела мне сказать. Поняла, для чего нужно было всё это: сотрудничество, помощь, предательство. Я мешала им с Невиллом, но они не хотели меня убивать. Они понимали, что я не позволила бы им навредить Риддлу, пока тот находится в теле Гарри, и решили на время от меня избавиться.

Нотт был прав: неблагонадёжность лучший из щитов. Одним махом они лишили Тома союзника и защиты, а потом напали, когда он меньше всего ожидал. Умно, нечего добавить.

— Ты нужна нам. Надо закончить начатое и наконец-то освободить всех от действия зелья.

— Ты и правда веришь, что я вам стану помогать?

— Станешь. Ты этого хочешь не меньше нас, а то и больше. К тому же Гарри мёртв, больше не надо выбирать между совестью и привязанностью.

Не удержавшись, я рассмеялась. Это было абсурдно, но, чёрт возьми, реально. Реальнее всего, что происходило за последние пять месяцев.

Отсмеявшись, я произнесла:

— Вы ничем не лучше него. Такие же чудовища, готовые на всё ради достижения цели.

— Ты нам поможешь? — нетерпеливо переспросила Луна.

Я кивнула.

— Отлично. Возьми. — Она протянула мне мантию-невидимку и палочку из осинового дерева. — У нас мало времени.

— Ты куда-то спешишь?

— Да. Нужно избавиться от последнего претора.

— Последним претором был Гарри.

— Нет, он был фальшивкой. Последний претор — наш старый знакомый, якобы умерший от лихорадки, когда Синие отравили воду в самом начале.

— Ты знаешь, где он?

— Более того — я знаю его настоящее имя.

— Кто?

Луна прикрыла глаза, словно сомневаясь, а затем ответила:

— Снейп.

Профессора Снейпа можно было описать сотней слов, но ни одно из них не могло полностью соответствовать ему. Строгий учитель, талантливый зельевар, удачливый шпион — всё это показывало лишь одну из его сторон, но никак не его настоящего.

Настоящего Снейпа не знал никто, даже профессор Дамблдор.

Мне бы очень хотелось спросить его, зачем он всё это затеял? Зачем создал зелье и допустил столько бессмысленных жертв, если в итоге всё развалилось, не успев начаться? И, самое главное, как ему удалось выжить? Пожалуй, последний вопрос тревожил меня больше всего. Я не верила в случайное везение.

В лифте мы встретились с Невиллом. В облике помощника смотрителя он чувствовал себя комфортно, словно всегда только то и делал, что скрывался под чужим именем. В этот раз под мантией-невидимкой пряталась я. Я не боялась, нет. Скорее мной овладел какой-то злой азарт, когда не столько важна цель, как способ её достижения. Мне было интересно, как далеко я смогу зайти, прежде чем стану бесполезной и от меня избавятся. Если раньше я могла верить своим друзьям, верить в них, то сейчас как никогда чётко понимала, что могу рассчитывать только на себя.

— Пошли со мной, Гермиона, — сказал Невилл.

— А Луна?

— Она едет выше, в Атриум. Нужно убедиться, что Снейп не покинул министерство.

— Ты все спланировал. Раньше тебе и в голову бы не пришло продумывать такие мелочи.

— Раньше меня не пытались убить, — Невилл невесело усмехнулся, выходя из лифта на первом уровне.

В это время коридор пустовал. Лениво летали бумажные самолётики, мигали волшебные фонари, был слышен стук клавиш на печатной машинке. Наверное, какой-то бедняга не успел доделать отчёт и вынужден задержаться на работе подольше.

— Пожар в твоём доме? — спросила я, оглядываясь по сторонам. Конечно, мантия-невидимка надёжно скрывала меня, но это совсем не значило, что стоит проявлять беспечность. Официально я находилась в изоляторе Синих вместе с ещё двумя дюжинами бедолаг, на которых так и не подействовало зелье подчинения.

— Пожар? Нет, конечно. Я сам его устроил.

— Не жаль было дома?

— Нет, он никогда мне не нравился. Слишком многое там напоминало о моей семье. Ты даже не представляешь, насколько тяжело жить в доме, где каждая вещь — напоминание о твоих талантливых и идеальных родителях, а ты сам — живое доказательство того, что на детях гениев природа отдыхает.

Голос Невилла не дрогнул, но я чувствовала, что воспоминания до сих пор причиняли ему боль. Он не смог с ними смириться, не смог забыть, даже всё сжёгши.

— Бабушка тебя не любила?

— Любила. По-своему, правда. Никак не могла смириться с тем, что я совсем не интересуюсь спортом и боевой магией, а вместо этого вожусь с землёй и рассадой. Считала это не мужским делом.

— Сейчас она бы тобой гордилась. Революция — это ведь так по-мужски, — не удержалась я от шпильки.

— Вот только не надо ёрничать! Мы не хотели лишних жертв, это получилось случайно.

— Как можно случайно не рассчитать радиус взрыва? Ты хоть инструкцию перед использованием взрывчатки прочитал или понадеялся, что всё и так сработает?

Я остановилась и сняла мантию-невидимку. Я рисковала своей жизнью и успехом нашей миссии, но мне действительно было важно посмотреть ему в глаза, важно было понять, что он сожалел. Что всё ещё где-то глубоко внутри Невилл остался человеком и моим другом.

— Не было никакой инструкции, я сам создал взрывчатку. Что-что, а взрывать зелья у меня всегда хорошо получилось. Кто же знал, что Малфои установят стеклянную перегородку рядом со столиками для гостей? Вместо того чтобы уничтожить одного претора-фанатика, осколками изрешетило добрую четверть волшебников. Я и сам был не рад! Ты хоть представляешь, какого это: проснуться и прочесть в утреннем выпуске Пророка, что играючи убил дюжину людей?

— И каково же? — спросила я, не позволяя себе ни на миг допустить мысли о жалости.

Я не хотела жалеть его, не после всего того, что он натворил. Невилл остановился, до конца не веря услышанному. Во все глаза рассматривал меня и не узнавал, ведь раньше я никогда с ним так не разговаривала. Никогда не была столь жестокой к нему.

— Паршиво, Грейнджер, — после паузы ответил Невилл, а затем развернулся и стремительно зашагал дальше. Я пошла за ним, с намереньем во что бы то ни стало докопаться до правды.

— Ты продолжил взрывать и дальше. Универсальная отмычка — что это вообще такое?

— Аналог детонатора в маггловских бомбах. Очень удобно, когда надо активировать механизм, находясь на расстоянии.

— Ты стащил его из отдела Тайн?

— Разумеется. Это было сделать проще, чем изобрести новый механизм. Нужно было только разобраться со способом активации. — Невилл замолчал на миг, а затем раздражённо добавил: — Правда, первый блин всё равно получился комом. Во второй раз было проще, мы взорвали только комнату с преторами. Со всеми, кроме Риддла. Его только задело. Он каким-то чудом догадался, что в комнате опасно находиться, и в момент взрыва оказался ближе всех к выходу.

— А в третий?

— В третий раз мы с Луной решили действовать аккуратней, использовав артефакт Лестрейнджа. Шкатулка усыпляла волшебников. Ненадолго, но достаточно для того, чтобы избавиться от того, кто мешает. Но и тут мы не рассчитали радиус её действия. Вместе с Риддлом уснуло и несколько целителей, итог ты знаешь.

Я кивнула. Конечно, знала, такое нельзя так просто забыть.

Мы дошли до системы очистки и перераспределения воды. Она находилась за одной из панелей на первом уровне, совсем рядом с кабинетом Кингсли. Рядом с системой не было ни охраны, ни банальных сигнальных чар, словно никто в серьёз не рассматривал возможность того, что воду могут чем-то заразить.

— Сработает? — спросила я, всё ещё сомневаясь, что у нас всё получится.

— Обязательно, — подтвердил Невилл, откупоривая пузырёк с зельем и опрокидывая его в резервуар.

На миг вода окрасилась в синий цвет, а затем снова стала прозрачной, как хрусталь тётушки Мюриэль.

— Это ведь не то зелье, которое ты отдал мне вместе с Фрэнси, верно?

Невилл кивнул, продолжая рассматривать воду. Казалось, что она чем-то заворожила его, и он никак не мог перестать смотреть.

— Тогда зачем ты дал мне противоядие?

— Чтобы узнать, на чьей ты стороне.

— Узнал?

Я не смотрела на Невилла, так же как и он на меня. Нам обоим было слишком тяжело находиться рядом, и если бы не необходимость, то мы вряд ли бы сейчас разговаривали. Невилл с Луной сколько угодно могли утверждать, что делали всё для моей защиты, но они не понимали, что меня не надо защищать. Я их не просила об этом.

— Узнал, — ответил он, закрывая панель и пряча пустой пузырёк в карман.

— И на чьей же? — Не удержавшись, я повернулась к нему, только чтобы увидеть, как по его лицу скользнула робкая улыбка, и услышать:

— На своей. Ты всё ещё на своей стороне.

Невилл потянулся ко мне, но так и не прикоснулся. На миг замер, а затем упал на пол. Я выхватила палочку, отгораживая нас с Невиллом щитовыми чарами, но они не понадобились. В дюжине шагов от меня стоял Лестрейндж.

— О, вот где ты! А я уже думал, что мне снова придётся спускаться в клоповник к Синим и спасать тебя.

Рабастан улыбался широко и безрассудно, ужасно довольный тем, что ему так ловко удалось оглушить противника.

— И ты бы стал ради магглы рисковать жизнью? — недоверчиво спросила я.

— Ради магглы, пожалуй, нет, а вот ради соратника…

Не удержавшись, я в два шага преодолела разделяющее нас расстояние и крепко обняла Лестрейнджа. Он был реальным, реальнее, чем что-либо окружавшее меня в эти дни, и я радовалась ему, как самому долгожданному рождественскому подарку.

Рабастан хмыкнул и обнял в ответ. Кто бы сказал мне полгода назад, что я буду рада ему — ни за что бы не поверила. Но, как оказалось, полгода растянулись на целую жизнь, и её оказалось достаточно, чтобы поверить даже в самые невероятные вещи.

— Пошли, Риддлу нужна наша помощь, — сказал Рабастан, спеша в сторону лифтов и увлекая меня за собой.

Я мельком глянула в сторону Невилла — он до сих пор был без сознания, но, судя по всему, ему ничего не угрожало.

— Том решил силой захватить министерство?

— Почти. Победить главного злодея и в качестве награды стать новым министром. Историю ведь пишут победители.

— А главный злодей у нас кто? — полюбопытствовала я. Всегда полезно знать, с кем ты будешь сражаться, до начала драки, а не после.

— Снейп, конечно же. И не ври, что мистер Лонгботтом не рассказал тебе о том, что наш общий знакомый каким-то чудом воскрес из мёртвых.

— Не буду.

— Вот умница!

Во время подъёма в Атриум я крутила в руках волшебную палочку. Мне хотелось верить, что я всё ещё нужна Риддлу, и он не встретит меня Авадой в лоб.

— Прекрати, — внезапно сказал Лестрейндж.

— Что?

— Прекрати думать и нервничать. Ты должна быть хладнокровной и собранной волшебницей, а не маленькой перепуганной девчонкой. Снейп — не тот человек, которого можно с ходу одолеть. И мы всё ещё не знаем, кто ему помогает.

— Это не Невилл. И не Луна.

— Мы об этом знаем. Если бы это были они, то Лонгботтом не отделался бы оглушающим заклинанием, — мрачно произнёс Рабастан, лениво поправляя запонки на манжетах белоснежной рубашки.

— За что вы его так ненавидите.

— За ложь. Простить можно многое, но не ложь, девочка.

Звякнул колокольчик, сообщая, что мы прибыли на уровень Атриума. Решетка отодвинулась в сторону, и мы вышли наружу.

* * *

В Атриуме творилось что-то невообразимое. Казалось, что кто-то разбил радугу на миллиард осколков и разбросал их по всему залу. Они кружились в воздухе, сталкиваясь друг с другом, со стенами, а затем опадали на пол пыльцой только для того, чтобы в следующее мгновенье снова взмыть в воздух, подхваченные невидимым торнадо.

В центре этого безумия сражались Снейп и Риддл. От магии звенел воздух, а от рёва заклинаний шумело в ушах. Они использовали тёмную магию, запрещённую, играя по-грязному, не беря в расчёт никого. Казалось, что им обоим нечего было терять. Что они живут лишь боем, от вспышки до вспышки на кончике волшебной палочки.

Огромный огненный феникс, наколдованный Снейпом, распахнул крылья, но ледяной василиск Риддла не уступал ему ни силой, ни коварством. Он обвил птицу кольцами, ломая ей крылья и впиваясь призрачными клыками ей в шею. Казалось, что можно было увидеть, как ломаются рёбра у птицы и алая густая кровь стекает по мягким перьям.

Сшибка. Ещё одна и ещё. Волшебники дрались не на жизнь, а на смерть, отлично понимая, что слишком многое поставлено на карту. И магия подчинялась их страсти и их праву сильнейшего. Словно опытная кокетка, она по очереди заигрывала с обоими волшебниками, никому не отдавая предпочтения и в то же время позволяя владеть собой без остатка.

— Красиво, правда?

Я оглянулась и увидела Луну. Она как всегда казалась невозмутимой и чуточку рассеянной. Общее впечатление портили только подпаленный рукав мантии да царапина на щеке.

Проследив, куда я смотрю, Луна улыбнулась и сказала:

— Это ничего, ерунда. Пара Синих решила помешать дуэли, но я их усыпила. Незачем вмешиваться в то, чего не понимаешь. — Лавгуд рассеянно провела рукой по волосам, а затем спросила: — Где Невилл?

— На первом уровне.

— Я заберу его?

Вопрос прозвучал так, словно она спрашивала у меня разрешение. Она понимала, что с появлением Риддла они проиграли. Что весь их и так неидеальный план рухнул в бездну, и единственное, что они могли сейчас сделать — уйти, чтобы не попасть под раздачу.

Я кивнула.

В конце концов, они с Невиллом по-своему заботились обо мне, пусть эта забота больше навредила, чем помогла. Луна ушла, а я снова посмотрела на сражающихся волшебников.

— Что будем делать? — спросила я Лестрейнджа.

— Ты помнишь, что я тебе говорил?

— Про победителей?

— Именно. Выше нос, Грейнджер! Сегодня мы станем теми, кто будет творить историю.

Сказав это, Рабастан прицелился и послал на пробу обездвиживающее заклинание. Оно выбило крошку в двух шагах от Снейпа, не причинив вреда.

— Бить в спину — как-то это не по-джентельменски, мистер Лестрейндж.

— Зато эффективно, — парировал он, снова посылая заклинание и снова промахиваясь. — Ну же, Гермиона! Помогай! Из этих двоих меньшее зло — Риддл. По крайней мере, сейчас.

Рабастан был как всегда честен, и эта честность помогла мне решиться быстрее, чем сотня уговоров и угроз. Взмахнув палочкой, я выстроила позади Снейпа одну за другой каскад воздушных ям, надеясь, что хоть в одну из них он угодит.

Снейпу везло как утопленнику, словно он накануне выпил «Феликс Фелицис». И не только он. Судя по тому, что на Томе до сих пор не было ни царапины, он тоже не побрезговал чистой удачей, идя на штурм министерства.

До чего же безрассудно и до чего гениально.

— У них равные шансы.

— О чём ты, Гермиона?

— Феликс Фелицис.

— Книззловы дети! — выругался Лестрейндж. — Эдак они до утра могут сражаться. Мерлин! У нас нет столько времени. Со Снейпом надо разобраться как можно быстрее, пока Синие не поняли, что к чему.

Я кивнула, соглашаясь с его правотой. Нужно было быстро что-то придумать, как-то отвлечь Снейпа. Всего на миг, чтобы помочь Риддлу.

Думай, Гермиона. Думай! Что может выбить из колеи опытного шпиона настолько, чтобы он допустил ошибку. Или… кто?

Я начала проговаривать заклинание раньше, чем осознала, что собираюсь сделать. Взмах волшебной палочкой, ещё один и ещё. Воздух вокруг меня сгустился, превращаясь в липкую плёнку, которая облепила меня с головы до пят, искажая и меняя до неузнаваемости лицо. Обойдя опешившего Рабастана, я как можно ближе подошла к дуэлянтам, рискуя в любой миг схлопотать непростительное.

Из тех воспоминаний, которые Снейп оставил Гарри, я смутно припоминала облик его матери. Длинные рыжие волосы, красивое бледное лицо, усыпанное веснушками, и глаза, невыносимо зелёные, которые, казалось, заглядывали в самую душу. Чары иллюзии получились у меня сразу, от испуга, наверное. Я не могла оценить результат, не видя себя, но всё же рискнула, поставив на карту свою жизнь.

Не обязательно, чтобы иллюзия была идеальной. Мне нужен был лишь миг, на который Снейп потеряет концентрацию и станет уязвимым.

Всего лишь миг.

— Северус! Сев! — позвала я профессора Снейпа.

Он услышал. Раздражённо бросил взгляд в мою сторону, да так и замер, не веря собственным глазам.

Миг.

Алая вспышка заклинания — и Снейп сломанной куклой отлетел к стене. Я побежала к нему, на ходу вспоминая заживляющие и восстанавливающие чары, но всё оказалось не так плохо. Не считая ссадин и огромной шишки на голове, профессор Снейп был цел. Не удержавшись, я оттянула ворот его рубашки и увидела толстые рубцы, уродующие его шею. Мерлин, как же он сумел выжить после такого?..

— Гермиона? — В голосе Риддла звучало сомнение, словно он не до конца верил в то, кто находится перед ним.

— Да, это я.

Я взмахнула палочкой, рассеивая иллюзию. Том возвышался надо мной, сосредоточенный и готовый на всё ради победы. Вот только всего порой бывает мало. Гораздо важнее то, кто рядом с тобой и на что этот кто-то готов пойти ради тебя.

Риддл опустился рядом со мной на корточки, осторожно, словно до конца не веря в то, что это я, провёл рукой по моей щеке, волосам, а затем обнял. Его близость была такой желанной и необходимой, такой правильной, что я бы всё отдала за то, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. От него пахло свежевыстиранной рубашкой, летучим порохом и гарью. Всё же Снейпу удалось его задеть, пусть ранение и оказалось пустяковым.

Он коснулся губами моих волос, затем щеки и прошептал:

— Спасибо.

И это единственное слово смогло вместить в себе гораздо больше, чем обычную благодарность за спасение жизни. Это было сродни признанию в любви, если бы Том Риддл действительно умел любить.

— Пора с этим заканчивать, — сказал он.

Всё ещё сжимая меня в объятиях, Риддл нацелил волшебную палочку на Снейпа с намереньем избавиться от бывшего соратника раз и навсегда.

— Нет! — Я оттолкнула его руку и отстранилась. — Ты не можешь этого сделать. Ты сам говорил, что ты Том, а не Волдеморт.

— Моя милая Гермиона, неужели ты думаешь, что способность убивать зависит от смены имён? — спросил он, усмехнувшись.

Эта усмешка мне совсем не понравилась, как и жёсткость, появившаяся на его лице. Он снова стал тем, кто готов был пойти на всё ради достижения цели.

Вот только цели у нас были разными. Он стали разными в то мгновенье, когда угроза Синих больше не висела над нами дамокловым мечом. Я могла понять и принять Риддлову жажду власти, но не жажду убивать.

Когда возникает столкновение интересов, то рушатся даже самые крепкие узы дружбы.

Но мы никогда и не были друзьями.

Я горько улыбнулась и нацелила на него палочку.

— Хватит, — сказала я. — Хватит убивать. Ты победил, оставь Снейпа в покое.

— Разве ты не знаешь, что нельзя оставлять в живых врагов? Это недальновидно.

— Ты хочешь быть героем, Том, значит, должен научиться проявлять милосердие. Даже к врагам.

Моя рука дрожала. Я понимала, что не смогу справиться с Риддлом, не смогу защитить ни Снейпа, ни себя. Все получится только в том случае, если Том отпустит нас. Если посчитает нас неопасными и бесполезными.

— Ты получил власть. Чего же ты хочешь ещё? — спросила я, заслоняя собой Снейпа.

Он ничем не был мне обязан, как и я ему. Нельзя было допускать, чтобы правление Риддла начиналось с крови.

— Опусти палочку, Гермиона.

— Нет.

— Опусти, не стоит меня злить.

— Я и не собиралась. Мы уйдём, Том. Снейп и я, и больше никогда не станем тебе мешать.

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной. — Риддл встал и протянул руку, предлагая мне не только помощь, но и союз.

Я покачала головой и грустно произнесла:

— Властью не делятся, Том.

В одном из каминов вспыхнуло зеленью пламя. Волшебники начали прибывать в Атриум. То ли кто-то подал сигнал тревоги, то ли сработал стадный инстинкт, когда людей, несмотря на здравый смысл, так и тянет в разгар бури полюбоваться звёздами. Волшебников становилось всё больше и больше. Они оглядывались по сторонам, словно малые дети, которые заблудились и искали взрослого, который их успокоит и заверит, что всё будет хорошо. Который за них решит возникшую проблему.

Таким человеком мог стать Гарри, но им стал Риддл.

— Они ждут тебя. Сейчас или никогда, Том. — Я криво улыбнулась, лихорадочно перебирая в голове варианты, как нам со Снейпом покинуть министерство и снова не оказаться за решёткой.

Риддл хотел что-то сказать, но не успел. Случай всё решил за нас. Очнувшись, Снейп какое-то время прислушивался к нашему разговору, а затем, недолго думая, схватил меня за руку и активировал портключ, замаскированный под запонку. Я ощутила рывок в области пупка, и мы переместились в неизвестность.

* * *

— Ваша глупость, Грейнджер, граничит с абсурдом. Вам жить надоело?

— А где ваше спасибо? Я ведь спасла вас.

— Какое к чертям спасибо? Глупая девчонка! Ты всё испортила! Три года исследований и планов книззлу под хвост. Кто тебя просил вмешиваться?

Я озадаченно смотрела на Снейпа, совершенно не зная, как себя вести и что делать дальше. Он впервые на моей памяти настолько вышел из себя, что стал кричать. Всё, что я смогла, — это честно признаться:

— Я не понимаю. Объясните, пожалуйста.

На что Снейп лишь махнул рукой, признавая своё бессилие, и сел рядом со мной на землю, усланную мокрыми прошлогодними листьями. Немного помолчав, он спросил:

— Как вы думаете, мисс Грейнджер, сколько должно смениться поколений волшебников, чтобы полностью изменить их базовые представления о добре о зле?

— Два?

— Одно. На смену поколения приходится в среднем пятнадцать-двадцать лет. Этого достаточно, чтобы создать с нуля новое общество и искусственно привить ему отвращение к насилию и войнам.

— Так это и была ваша цель? Не власть?

Я ощутила себя обманутой и одновременно до абсурда спокойной. Мир мог лететь в пропасть, волшебники сходить с ума, Волдеморт умирать и воскресать, а профессор Снейп всё так же оставался прежним. Оставался якорем, за который можно было зацепиться и которому можно было верить.

Не доверять, нет. Просто верить, как когда-то поверил Гарри.

— Зачем мне власть? От неё больше головной боли, чем пользы.

— Но зачем надо всё было делать так… Зачем убивать столько людей? — спросила я о наболевшем.

— Статистическая ошибка и человеческая глупость. Ни от первого, ни от второго никто не застрахован. — Снейп посмотрел на меня, на то, как я дрожу, кутаясь в мантию, и сказал: — Идёмте. Не думаю, что Риддл пошлёт за нами погоню, но всё же не стоит рисковать. Вам есть куда пойти?

— Нет.

Снейп хмыкнул:

— Что ж это за сопротивление, которое заранее не продумало пути отступления. Неужели настолько были уверены в победе Риддла?

— Не была. Я не на стороне Риддла.

— А на чьей?

— На своей, — ответила я, а затем спросила: — Откуда вы узнали, что Гарри больше не Гарри?

— Я и не знал до вашего разговора в Атриуме, — честно признался он.

— Вы считаете, что я сглупила, когда помогла Риддлу? — спросила я о том, что меня тревожило.

— Время покажет. Вряд ли он будет худшим министром магии, чем его предшественники, занимавшие эту должность последние двадцать лет.

* * *

Мы аппарировали в Малфой-мэнор. Внутри особняк казался пустым и заброшенным, даже домовые эльфы попрятались, услышав хлопок аппарации. Зато в холле нас встретил хозяин дома, Драко Малфой.

Он не выглядел убитым горем человеком, который недавно потерял свою жену. Казалось, что трагедия и вовсе не затронула его, если бы не шрамы на лице. Три рваные полосы шли от виска, пересекали щёку, рот и спускались ломаными линиями на шею. Теперешнее лицо Малфоя напоминало гротескную маску, которую так и хотелось содрать, чтобы посмотреть, что находится под ней.

Драко кивком поприветствовал нас и спросил:

— Вы надолго?

— На пару дней. Нужно пересмотреть наши планы и решить, что делать дальше.

— Грейнджер теперь тоже часть наших планов? — Драко без интереса посмотрел на меня, словно я была дальним и не очень любимым родственником, которого он вынужден терпеть из вежливости.

— Скорее да, чем нет.

Этих слов было достаточно, чтобы Малфой впустил меня в свой дом в качестве гостя и дал такую необходимую сейчас передышку.

* * *

«Трудно плыть против течения, но ещё труднее, когда ты плывешь одна», — думала я, лёжа вечером в кровати в одной из гостевых спален.

Малфой оказался на редкость не любопытным и не стал ни о чём меня расспрашивать. Казалось, что он совсем меня не замечал. Честно говоря, я была не против. В Хогвартсе мы только то и делали, что ругались, сейчас же изображать внезапно вспыхнувшую симпатию было глупо.

Поначалу я хотела принести ему свои соболезнования, но потом решила, что это будет неуместно и лицемерно. Я не помнила их свадьбы, не помнила даже Астории, с которой мы якобы неплохо ладили. Кусок моей памяти был качественно выдран и заменён фальшивыми воспоминаниями, и, наверное, я должна благодарить Риддла за это. Пусть по-своему, но он позаботился обо мне. Жаль, что я так и не смогла по достоинству оценить его заботу.

— Новый указ?

— Именно. О защите прав оборотней, — сказал Снейп, протягивая мне свежий выпуск Пророка.

Титульную страницу украшал портрет нового министра магии — Гарри Поттера. На колдографии он хмурился и что-то резко говорил журналистам. Казалось, что за то время, которое мы провели врозь, Риддл исхудал и осунулся. Черты его лица заострились, рядом со ртом залегли горькие складки, а взгляд стал колючим и тяжёлым.

Я крепче сжала газету, остро ощущая жалость и беспомощность. Мне хотелось помочь Тому, быть рядом и, быть может, стать для него утешением. Снейп мог говорить и думать что угодно, но я-то понимала, что сейчас Том как никогда человечен и уязвим, ведь он отпустил нас и не стал преследовать. Я не сомневалась, что будь он прежним, нам бы вряд ли удалось так легко скрыться.

После битвы в Атриуме не прошло и пары дней, как Кингсли сложил с себя полномочия министра и передал власть Поттеру. Вернее, Риддлу. Тот не стал долго колебаться и первым же своим указом уничтожил Синих. Ищейки были задержаны и отправлены в изоляторы, с хранителями и учёными поступили мягче, заключив их под домашний арест. Большую часть волшебников отпустили, повесив на них ограничители магии: медные браслеты с рунной вязью, которые блокировали возможность аппарировать и использовать боевые чары.

Одним росчерком пера Риддл поменял надзирателей и заключённых местами, не пролив ни капли крови. Возможно, он сумел понять, что убийце никогда не стать героем.

— Это разумное решение, — осторожно заметила я, сев напротив Снейпа.

Он поморщился, но всё же согласился:

— Разумное. Все его указы на редкость взвешенны и разумны. Более того, за последний месяц не погибло ни одного волшебника. Если бы я не знал, с кем имею дело, то решил бы, что у нас наконец-то появился вменяемый министр, который сможет навести порядок в Британии.

— Чего вы боитесь?

— Боюсь? — удивился Снейп. — Нет, мисс Грейнджер, я не боюсь. Скорее опасаюсь. Всё идёт слишком хорошо. Идеально, я бы сказал. Так не бывает.

— Предчувствие?

— Интуиция. Риддла никогда нельзя было назвать нормальным человеком. Рано или поздно он сорвётся.

— Этого не произойдёт, — сказала я, сцепив руки на коленях, чтобы унять дрожь. Рядом со Снейпом я всё время забывала, что больше не ученица, а он — не профессор.

— Почему вы так уверены?

«Потому что он больше не одинок», — подумала я, но вслух не произнесла ни слова. Да, у Тома был Лестрейндж, но этого мало. Ему нужны были мы оба, чтобы снова не превратиться в Волдеморта, но видят боги, я была не готова взвалить на себя это.

* * *

С Малфоем мы стали видеться чаще. Когда волшебники получили возможность избавиться от действия зелья подчинения, Драко отказался принимать антидот.

— Хочу довести эксперимент Снейпа до конца, — сказал он.

Тогда Малфой мне не соврал, но и не сказал всей правды. Драко не хотел вспоминать всю ту боль и радость, связанные с Асторией. Когда она умерла, он не смог в полной мере ощутить всю горечь потери любимого человека, не оплакал её и не смирился с её уходом, а сейчас боялся, что чувства и эмоции захлестнут его с головой и сломают. Что он не справится.

Драко предпочёл не вспоминать и жить дальше.

Он часто любил гулять в парке, разбитом вокруг поместья. Хотя зимой парк потерял половину своего очарования и красок, но всё так же оставался замечательным местом для раздумий.

Мне было скучно и одиноко в мэноре, что уж говорить про хозяина. Время от времени я навязывала себя Малфою, зачитывая в голос забавные выдержки из газет или донимая вопросами о поместье. Знала, что он не сможет по-настоящему разозлиться — зелье не позволит.

Поначалу Драко сердился, отказывался разговаривать, а затем стал ждать этих встреч. Сам он меня не искал — гордость не позволяла, но и сторониться перестал.

— Почему ты всё ещё носишь его кольцо? — спросил он меня.

Мы забрели в дальнюю часть парка к фонтану, украшенному статуями пары русалок. Не тех милых игривых созданий, которые так любят рисовать магглы, а к зубастым чешуйчатым чудовищам, которые, казалось, вот-вот оживут и утащат тебя на дно.

— Не знаю. Привыкла, наверное, — честно ответила я, потирая замёрзшие руки, чтобы немного согреться.

— Неужели? — Драко усмехнулся, всем своим видом показывая, что не верит мне ни на кнат.

Я смутилась и отвернулась. Он был прав: дело не в привычке, а в нежелании отказываться от всего того, что было. Ридлл каким-то образом умудрился настолько прочно поселиться в моих мыслях и воспоминаниях, что я не хотела его оттуда прогонять. А кольцо… кольцо было символом. Снять его означало отказаться от того человека, которым я стала за эти полгода.

Вечером того же дня рассматривая кольцо, я решила немного схитрить, чтобы больше не вызывать подозрений ни у Снейпа, ни у Драко. Я отказалась быть союзницей Риддла, но продолжала носить его обручальное кольцо — это могло создать проблемы в будущем.

Сняв украшение, я повесила его на цепочку вместе с кулоном, подаренным мне родителями на совершеннолетие. На миг мне показалось, что оно стало тёплым, как будто одобрило моё решение, но вот миг прошёл — и всё снова на своих местах.

* * *

— Я могу помочь вам восстановить утраченные воспоминания, — предложил Снейп.

Он никогда не отличался ни дружелюбием, ни бескорыстностью, поэтому я не спешила соглашаться на столь щедрое предложение.

— И сколько это будет стоить?

— А сколько дадите? — в свою очередь спросил он.

— Нисколько, пока не узнаю, зачем это вам, — честно ответила я.

— Вы не задумываясь кинулись меня спасать, но когда я предложил вам помощь — не доверяете и ищите подвох. Это не кажется вам странным?

Снейп не боялся ставить меня в тупик прямыми вопросами, не боялся смутить. Казалось, что ему доставляло удовольствие испытывать человека на прочность. Правда, в отличие от Риддла, он не желал заманить меня на свою сторону. Снейпу не нужны были союзники.

Я не ответила, а он не стал настаивать. Вопрос повис в воздухе, как табачный дым, постепенно отравляя и искушая меня.

Февраль подходил к концу. После месяца вынужденного заточения я начала делать вылазки во внешний мир. Сначала это была маггловская часть Лондона. Я бродила среди людей, как призрак, ни во что не вмешиваясь и наблюдая. Люди спешили по своим делам, ни на что не обращая внимания. Казалось, что они запрещали себе видеть всё, что выходило за рамки дом-работа-паб.

Осмелев, я стала аппарировала в Косой переулок, предварительно наведя на себя отталкивающие чары. Лучше быть невидимкой, которую никто не видит, чем случайно попасться на глаза не тому человеку и вляпаться в неприятности.

Косой переулок изменился. Больше не было пустых улыбчивых лиц, громких лозунгов и синих форменных мантий, мелькающих то тут то там. Казалось, что волшебники сбросили с себя чары, встряхнулись и снова начали жить. Пресса пестрела портретами Поттера, но дальше этого дело не заходило. Риддл не стремился сделать из себя символ, не стремился превознести себя над кем-то. Просто делал свою работу, создавая тот мир, о котором мечтал и в котором хотел бы жить.

В какой-то миг я поняла, что Снейп был одновременно прав и нет. И он, и я знали Тома, знали даже лучше, чем нам обоим этого хотелось. Риддл не изменился ни на йоту, лишь сменил пути достижения цели. Своего рода это был эксперимент, и пока что он приносил плоды.

Гуляя по переулку и рассматривая витрины, я пыталась понять, нравилась мне эта новая волшебная Британия или нет. С одной стороны, больше не было зелья подчинения, с другой — издавались указы, которые приносили пользу. Так свободная торговая территория для волшебников со всех континентов открывала новые возможности, а расширение прав разумных рас, будь то гоблины, оборотни или кентавры, могло стать толчком для развития науки и магии. Более того, Риддл восстановил Аврорат из пепла, поставив во главе своего человека, некого мистера О'Нила, питающего нездоровую любовь к маггловской выпечке и холодному оружию.

Идеальное будущее казалось как никогда близким и вероятным, и от этого становилось не по себе.

— Мистер Поттер!

Услышав оклик, я невольно оглянулась и увидела Риддла, стоявшего возле кафе мистера Фортескью. Рядом с ним был незнакомый темноволосый волшебник, снисходительно наблюдавший за суетившимися журналистами. Присмотревшись, я поняла, что вместо традиционной мантии на незнакомце надет твидовый пиджак.

— Лестрейндж, — прошептала я и улыбнулась. Старый лис ни капли не изменился, и я была этому рада.

— Можете уделить мне минутку? Ваш новый указ о защите прав оборотней как-то связан с покойным мистером Люпином? Как вы можете прокомментировать реакцию общественности?

Вопросы сыпались один за другим, превращаясь в вереницу пустых звуков. Парню было далеко до Скитер с её акульей хваткой и способностью переврать даже самую невинную фразу. Он старался, но все его усилия вызывали лишь улыбку и вялый интерес у Риддла, который смотрел на него как на занимательную, но бесполезную зверушку.

А затем Том посмотрел на меня. Вернее, на то место, где я находилась. Я могла наложить на себя маскирующие и отталкивающие чары, могла исчезнуть на месяцы, а то и годы, но это всё равно ничего не меняло.

Том всегда мог найти меня, если бы захотел.

Я невольно шагнула вперёд, к нему, словно крыса за волшебной флейтой, понимая, что вот он — стоит только протянуть руку, и я снова окажусь рядом. Снова вернусь домой. Последняя мысль отрезвила меня, словно звонкая пощёчина. Остановившись, я тоскливо посмотрела на двух людей, которые вопреки всему стали мне дороги, стали частью меня, а затем развернулась и зашагала прочь.

Каждый шаг был мучительно тяжёлым, разрывающим моё бедное сердце на части, но я упрямо шла вперёд и не оглядывалась. Знала, что если поддамся искушению, то уже никуда не уйду.

Риддл не окликнул меня, не остановил.

Он снова дал мне право выбора, ведь прекрасно знал, что рано или поздно я вернусь к нему.

* * *

Вернувшись в мэнор, я несколько дней всех избегала, пытаясь разобраться в том, что со мной происходит. Моё отношение к Риддлу резко поменялось после свадьбы Астории, вернее, после того, как были стёрты мои воспоминания. Из книг я знала, что воспоминания не всегда бесследно уничтожали. Иногда на них ставили блоки, иногда подменяли ложными. Чем выше было мастерство мага, тем незаметней совершался подлог.

Чтобы выяснить, что на самом деле случилось с моей памятью и откуда взялась моя болезненная привязанность к Риддлу, нужно найти опытного легилимента.

Снейп вполне мог это провернуть, но я не была готова довериться одному манипулятору, чтобы избавиться от влияния другого.

Всё решил случай. В начале марта на Поттера было совершено покушение. Незадачливой убийцей оказалась Мэри Моран, дочь того самого мистера Морана, которого я убила. Всё бы ничего, но при задержании она погибла. Один из авроров, мистер Сэвидж, использовал непростительное. Самооборона, не более, но я-то прекрасно понимала, что аврор был гораздо опытнее и искуснее в магии, чем девчонка, едва окончившая Хогвартс.

Причина покушения осталась неизвестной, предположения были одно абсурднее другого. Самым популярным оказалась месть за отца, одного из самых умелых ищеек Синих, который внезапно исчез осенью прошлого года.

Я горько улыбнулась. Мэри мстила не тому человеку, но, конечно, об этом она никак не могла знать.

— Мистер Снейп, вы сможете восстановить мои воспоминания? — спросила я его тем же вечером.

— Я могу попробовать, — честно сказал он, кивая в сторону дивана.

Я легла, устраиваясь удобнее и пытаясь расслабиться. Снейп ждал, когда я сама приду к нему и попрошу. Он рассчитывал на моё любопытство и жажду знаний, но всё оказалось куда банальней: страх.

Я боялась, что Риддл снова превратится в Волдеморта, и тогда и он, и Гарри навсегда станут для меня потерянными.

— Успокойтесь и не сопротивляйтесь, — произнёс Снейп, накрыв мои глаза своей ладонью.

Его кожа оказалась шероховатой, а руки пахли кофе. Я невольно улыбнулась, прислушиваясь к его голосу и ощущая, как моё тело постепенно расслабляется.

— Легилиментс!

Если мистер Аддерли шёл напролом, то Снейп просачивался в мою память как вода, отвоёвывая воспоминание за воспоминанием. Детство, Хогвартс, война и долгие три года ложной безопасности, а потом снова борьба. И восторг, и азарт, и боль.

И Риддл.

Снейп не пытался взломать блоки, он осторожно обходил их с тыла, словно опытный взломщик, подбирал отмычки и распахивал настежь то, что так упорно хотел спрятать Риддл.

Астория оказалась для меня ледяной купелью, в которую я угодила без подготовки и едва не утонула. Кусочек за кусочком, как паззл, она восстанавливалась в моей памяти, превращаясь из тени в живого человека. В моего друга, которому я не могла всецело довериться, но который продолжал меня поддерживать и быть рядом тогда, когда это было мне так необходимо.

Как кадры в кинофильме, воспоминания сменяли друг друга, проносясь разноцветной вереницей в голове.

Вот Астория пишет очередной бессмысленный отчёт; она хранитель и серьёзно относится к своей работе. Вот заказывает в кафе ароматный чай и маленькое воздушное пирожное, не больше двух в неделю, чтобы не испортить фигуру, а в следующем убирает чернильное пятно с испачканного мной свитка.

Вот она смеётся, вот хмурится, а дальше обнимает меня и шепчет: «Спасибо».

На ней чудесное свадебное платье, и она счастлива, счастлива настолько, что, кажется, даже зелье подчинения больше не имело над ней власти, а в следующий миг Астория лежит мёртвой рядом со мной.

Мне стало страшно, больно, захотелось кричать, но всё, что я могла — это попросить о помощи. Риддл помог, надёжно заперев все воспоминания, но не чувства. Быть может, он не умел этого, быть может, не придал значения или посчитал неважным, но заменив образ Астории в моей памяти своим, он тем самым усилил то, в чём я боялась признаться самой себе.

В том, что Риддл в какой-то миг перестал быть моим врагом, а стал кем-то большим. Кем-то таким же важным, как и Гарри.

* * *

— Грейнджер! Грейнджер!

Открыв глаза, я увидела Снейпа. Его лицо было бледным и изнеможённым, но всё ещё решительным. Он сумел довести дело до конца, несмотря ни на что.

— Как вы?

— Хорошо, — хрипло прошептала я.

Смотреть было больно, и лицо Снейпа то и дело двоилось, но в теле ощущалась приятная опустошённость, словно я долго-долго куда-то бежала и вот наконец-то достигла цели. Вот только стоила ли игра свеч?

Это предстояло ещё выяснить.

— Ваша память восстановлена. — Это не было вопросом.

— Вашими стараниями. — Я слабо улыбнулась, садясь на диван. Провела рукой по лицу, стирая слёзы. Кто бы что не говорил, а воспоминания могут ранить так же сильно как сталь.

— Я должен извиниться.

— За что?

— Я зашёл слишком далеко, пытаясь снять все блоки. Некоторые воспоминания — слишком личные, чтобы в них лезть.

— Ну вы же никому не расскажете?

— Мне никто и не поверит. — Снейп устало закрыл лицо руками. Он был ещё не старым человеком, но я впервые заметила в его волосах седину, а на ладонях — мелкие шрамы и пигментные пятна.

Трудно всю жизнь сражаться в одиночку, но ещё сложнее раз за разом побеждать, жертвуя тем, что по-настоящему дорого.

Не удержавшись, я сжала его плечо, стараясь хоть немного приободрить.

— Не нужно меня жалеть, Грейнджер. Это дурная привычка, — сказал он, всё же не пытаясь отстраниться.

— Почему?

— Потому что люди не любят, когда их жалеют, — произнёс он, а затем, помолчав, добавил: — Не забывайте этого. Так же, как и то, что Риддл и Поттер не один и тот же человек.

С этими словами он встал и ушёл, оставив меня одну.

* * *

Мне понадобилось два дня, чтобы решиться. Собрав вещи, я пошла в парк, чтобы попрощаться с Малфоем. Мы не стали за это время ни друзьями, ни даже хорошими знакомыми, но всё же я ощущала необходимость увидеть его.

Нашла я Драко рядом с фонтаном с русалками.

— Ты продержалась дольше, — сказал он вместо приветствия. — Мы со Снейпом думали, что не пройдёт и недели, как ты вернёшься назад к Риддлу.

— Значит, мне удалось вас удивить.

Я подошла к нему, не зная, что делать и что говорить. Никогда не любила прощаться, да и не умела, честно говоря.

— Хочу спросить...

— Да?

— Кто устроил взрыв на нашей с Асторией свадьбе? — спросил Драко.

Он не требовал, не угрожал, не просил, просто спрашивал. Так задают вопрос о погоде или о цене на кофе, но никак не о том, что перевернуло всю твою жизнь. Такого было свойство зелья подчинения — оно умело даже самый отвратительный кошмар превратить ни во что не значащую мелочь.

— Невилл, — всё же ответила я.

Угол малфоего рта, изувеченный шрамом, нервно дёрнулся, а лицо на миг исказилось от бессильной ярости, но в следующее мгновенье Драко снова стал спокойным и безразличным.

— Спасибо. — Он протянул мне руку, и я пожала её.

Странное прощание. Словно мы заключили договор, смысл которого до конца не был известен никому из нас.

* * *

Я аппарировала к дому на площади Гриммо. Постучала в дверь, мимоходом отмечая, что всё ещё могу видеть особняк и даже приблизиться к нему. Значит, Том не стал менять защитные чары. Неужели настолько мне доверял?

Дверь открыл Рабастан, сонный, в криво застёгнутой рубашке и с помятым лицом — опять всю ночь пил огневиски.

— Я дома, — сказала я и шагнула вперёд, чтобы тут же уткнуться носом в тёплое плечо Лестрейнджа и услышать в ответ:

— Эх, девчонка, ты разорила меня на дюжину галлеонов! Я опять проспорил Риддлу.

— Ставили на то, что я не вернусь?

— Ставил, что вернёшься раньше, — ответил он, крепко прижимая к себе и закрывая дверь, словно опасаясь, что я передумаю и снова сбегу.

— Извините.

— Ай, ерунда! Потом вернёшь. С процентами.

— Какой вы добрый, мистер Лестрейндж.

— Самый лучший, Гермиона. Самый лучший.

* * *

— Как Том? — спросила я, вертя в руках стакан с глинтвейном.

— Как-как? Бегает как белка в колесе, пытаясь сохранить то, что не успели развалить Синие. Бессмысленно, но надо же чем-то заниматься человеку? — лениво протянул Лестрейндж, глядя на меня как на зубную фею: вроде и поверить трудно, что вот она, рядом, и в то же время надо держать ухо востро — вдруг у феи не будет сдачи, и она заберёт два зуба вместо одного.

— А ты?

— А я глава Аврората, — похвастался он. — Всегда мечтал примерить шкуру ягнёнка.

— Неужели никто ничего не заподозрил?

— Отчего же — заподозрили. Им пришлось подправить воспоминания, остальные предпочли обманываться. Так проще и безопасней. — Лестрейндж улыбнулся улыбкой людоеда, уверенного, что любая шалость обязательно сойдёт ему с рук.

— Я скучала, — призналась, робко посмотрев на него.

Воспоминания воспоминаниями, а с чувствами я ничего не могла поделать. И Риддл, и Рабастан стали мне слишком дороги, чтобы можно было просто так отказаться от всего, что нас связывает.

— А мы-то как скучали! Хорошо, что ты вернулась — Риддл перестанет дёргаться по мелочам.

— Разве он волновался? — спросила я, всем своим видом пытаясь показать, что ответ мне не интересен. Ни капли.

— Шутишь! С ума сходил. Ты с ним, Гермиона, сыграла злую шутку. Преподнесла на блюдечке всю магическую Британию и сбежала. На его бы месте я нашёл бы вас со Снейпом и задал трёпки, а он отпустил на все четыре стороны. Конечно, он продолжил наблюдать издали, но это совсем не то.

— Как это — наблюдать? Он не мог знать, где я, — сказала я, глотнув пряного напитка, чтобы унять дрожь.

Порой Рабастан меня пугал, особенно когда переставал играть роль самовлюблённого эгоиста, интересующегося только выпивкой и твидовыми юбками.

— Да ну?

Лестрейндж протянул руку и подцепил кончиками пальцев цепочку с обручальным кольцом. Ничего не значащий жест, но мне он поведал о многом.

Какая же я была наивной! Риддл и не отпускал меня никогда. Он всегда был рядом, повесив маяк на вещь, с которой я вряд ли бы добровольно рассталась. Я сжала кольцо, не зная, что делать дальше. Сорвать и выбросить — глупо. Сохранить — не разумно. Любое моё решение будет иметь последствия, и я совсем не была уверена в том, что не разозлю Тома ещё больше.

— Не стоит паниковать, Грейнджер. Так или иначе, Риддл будет рад твоему возвращению. Ты его человек.

— А он? Он мой человек?

На что Рабастан лишь покачал головой и сказал:

— На этот вопрос можешь ответить только ты.

* * *

Том вернулся поздно. Он как будто знал, что я снова в особняке, хотя я могла побиться об заклад, что Лестрейндж ему об этом не сообщал. Риддл постучал в мою комнату и вошёл только тогда, когда дождался разрешения.

Он действительно изменился: и внешне, и внутри. Словно огромный беспокойный зверь, Том вошёл в мою комнату, окидывая всё цепким взглядом, как будто ища опасности.

Я шагнула ему навстречу, обнимая и успокаивая, ни на миг не сомневаясь в своём праве. Рабастан был прав: на заданные вопросы могла ответить только я сама.

— Набегалась? — спросил он вместо приветствия.

Я кивнула, сильнее прижимаясь к нему и вдыхая до боли знакомый запах. Том был бездной, которая могла в два счёта поглотить, стоило только заиграться в героя, но я-то не была героем. Мне можно было смотреть в бездну, гулять по краю и не бояться свалиться, ведь я знала, что меня обязательно подхватят и не дадут разбиться.

Это чувство было иррационально, неправильно, но реальнее всего, что я испытывала до него. Том поцеловал меня, сначала целомудренно, едва касаясь губами, а затем жадно и тоскливо, показывая, что рассержен.

Что скучал.

Всхлипнув, я обхватила его лицо, целуя в ответ и позволяя увлечь в сторону кровати. Нам обоим это было нужно, ведь мы давным-давно шагнули за грань друзья-враги. Всё, что нам осталось — сделать ещё полшага вперёд, плевав на последствия. Плевав на то, что Риддл был в теле моего лучшего друга, и это — видит Мерлин! — сводило с ума. Но в этот миг я как никогда ясно понимала, что рядом со мной Том, а не Гарри. Что это его я обнимаю, целую, ласкаю и вместе с ним падаю в бездну.

Руки Риддла жалили кожу, словно разогретая до красна сталь, ни на миг не позволяя забыть, с кем я. Он предлагал весь мир, требуя в замен всю меня. Всё, на что я была способна: любовь, преданность, доверие. Требуя, чтобы я показала ему, что значит быть человеком, и я подчинилась.

Движения становились всё резче, всё ненасытнее. Я обхватила его ногами и толкнула. Миг — и мы поменялись местами: я сверху, он — снизу.

Том потянул вверх свитер, обнажая меня, я же расстегнула его рубашку, наслаждаясь гладкостью кожи и мощью, скрытой в его жилистом теле. Наслаждаясь близостью, словно в первый и в последний раз в своей жизни.

Одежда мешала, и мы освободились от неё так быстро, как только смогли. Риддл снова подмял меня под себя, раздвигая мне ноги и не позволяя ни отвести взгляд, ни закрыть глаза. Ему было важно, чтобы я видела только его. Чтобы была только с ним, и я снова подчинилась, впуская Тома в своё тело и в свою душу.

И это было одновременно и сладко, и горько, и больно, и радостно, и невероятно правильно, словно в этот самый миг мы обрели не только друг друга, но и самых себя.

Том двигался резко, быстро, не жалея, словно никак не мог насытиться. Никак не мог поверить, что вот она я, а вот мы. Что это реальность, и я его прекрасно понимала.

Сама до конца не верила в то, что мы — это не иллюзия и не сон.

Не верила, что справимся.

Риддл не сомневался. Он брал и делал, вопреки всему и всем, искренне веря, что будет так, а не иначе. Что я обязательно вернусь и буду с ним, ведь я его человек. Только его, а он — мой.

Это было единственное, за что стоило драться на смерть, единственное, что могло нас спасти и помочь выстоять в неравной борьбе с предрассудками и человеческой глупостью.

Пока мы в это верили, нам было всё по плечу.

Сжимая меня в объятиях, целуя и глубже входя в моё тело, Том лишь утверждал своё право на будущее. Право на жизнь.

Всё, что мне оставалось — следовать за ним в бездну и перестать сомневаться.

У нас обязательно всё получится, ведь мы снова вместе.

Спящий Том казался совсем юным и беззащитным. Я провела пальцами по его щеке, затем доверчиво положила голову ему на плечо, наслаждаясь кратким мигом покоя и близости.

Светало.

Тусклый свет пробивался сквозь неплотно закрытые шторы, отчего на стенах танцевали тени, превращаясь то в диковинных зверей, то в зыбкие силуэты людей. Ночь заканчивалась, а вместе с ней и время, когда Риддл принадлежал мне и телом, и душой.

Я искренне хотела верить, что мы больше не расстанемся, но понимала, что от меня ничего не зависит. Том — ветер, злой и порывистый. Его нельзя ни поймать, ни приручить, только следовать за ним и не задумываться, куда нас заведёт эта болезненная привязанность.

* * *

— Что?

— Он сказал всем, что ты болеешь, — терпеливо повторил Рабастан.

— Месяц?!

— Мало ли. Может, у тебя редкий вид чесотки или хроникус сопливус.

— Нет такой болезни. Ты только что её придумал. — Я сердито посмотрела на Лестрейнджа, на что он обезоруживающе улыбнулся и налил мне полный стакан огневиски. Дескать, выпей, детка — и жизнь сразу станет веселее.

— Какая разница, что он сказал? — Лестрейндж не понимал, чем я недовольна. — Даже если бы Риддл вдруг всем заявил, что ты уехала в паломничество к тибетским монахам, ему бы всё равно поверили. Он ведь, мать его, герой, а героем нынче быть выгодно.

— Главой Аврората тоже, — сказала я, намекая, что уже обед, а он даже и не думает идти на работу.

Рабастан не стал спорить, лишь спросил:

— Пить будешь?

Я покачала головой. Он взял мой стакан, махом опрокинул в себя янтарную жидкость и довольно зажмурился. После моего возвращения прошло два дня. За это время мы успели поссориться, помириться и перейти на ты. То ещё достижение, честно говоря, но всё же я была рада.

Приятно знать, что кто-то нуждается в тебе настолько сильно, что готов снова стать нянькой, только чтобы не упускать из виду.

* * *

На третий день Риддл пригласил меня на чашку кофе. Это можно было бы назвать свиданием, если бы он знал такое слово или видел в нём пользу.

Кофе был вкусным, как и десерт, а вот внимание людей раздражало. Гарри всегда привлекал к себе внимание, где бы ни появлялся, Риддл же по сравнению с ним был грёбанной суперзвездой, разве что автограф у него не просили.

Взгляды, шёпот за спиной, неприкрытое восхищение и желание угодить — всё это было настолько похоже на тот первый послевоенный год, что становилось страшно. Хотя войны как таковой не было. Скрытое противостояние, мелкое вредительство, пара убийств и битва между двумя магами, ни один из которых не сражался ради общего блага — больше всего это походило на соперничество. Или на фарс.

Как ни крути, всю грязную работу за Тома сделали Невилл с Луной, я же преподнесла ему победу на блюдечке. Надеялась, что, если показать способ, как достичь желаемого не убивая, это сработает, и он не превратится в бездушное чудовище.

— Зачем ты меня сюда пригласил?

— Тебе здесь не нравится? — Риддл откинулся на спинку стула и улыбнулся. Улыбка у него была красивой, довольной, как у человека, наконец-то нашедшего свой Авалон и ни за что не желающего с ним расставаться.

— Нравится, — я натянуто улыбнулась. — Десерт вкусный.

— Лгунья. — Риддл позвал официанта и, расплатившись, сказал: — Пошли.

— Куда?

— Туда, где нас не потревожат.

Мы аппарировали в кофейную «У дядюшки», где осенью следили за Ханной. Казалось, что с того дня прошло несколько лет, а не месяцев. То время было далёким, больше похожим на иллюзию, чем на воспоминание.

Я обхватила себя руками и поёжилась: было холодно. Зима закончилась, но теплее не стало. Озеро рядом с кофейней было сковано льдом, обманчиво прочным, но я-то знала, что весь он исчерчен трещинами и пустотами.

Стоит сделать неверный шаг — и ты с головой ухнешь в ледяную купель.

Риддл взмахнул волшебной палочкой, накладывая на меня согревающие чары. Он мог меня просто обнять или увести в кофейню, но не сделал этого. Том всегда держался как будто в стороне, оставляя мне право выбора, право сделать первый шаг. Что поделать, если он не умел показывать эмоции, не умел сопереживать и большинство важных вещей считал не заслуживающей внимания ерундой.

Том так и не научился быть человеком, хотя в последнее время понимал, что что-то с ним не так. Возможно, именно поэтому не хотел меня отпускать. Верил, что с моей помощью сможет измениться и вернуть себе то, что потерял много лет назад.

— Ты счастлив? — спросила я его.

Увидев, как он внимательно и требовательно смотрит на меня, я уточнила:

— Ты стал министром, получил власть и влияние. Получил всё, что хотел. Это сделало тебя счастливым?

— Нет, — ответил Риддл. — Это только начало. Я хочу гораздо большего.

— Чего?

— Перемен.

— Разве ты не уничтожил Синих?

Я повернулась к нему, пытаясь понять, о чём он думает. Тщетно! Том по-прежнему оставался для меня закрытой книгой.

— Это не было целью, лишь промежуточным этапом.

— А что сделает тебя счастливым? Какова твоя цель?

— Я расскажу об этом позже. Всему своё время, Гермиона.

Он провел рукой по моим распущенным волосам. После моего возвращения у него появилась болезненная потребность прикасаться ко мне, словно Том хотел убедиться, что я никуда не исчезну.

Что я всё ещё рядом.

Как ни крути, и Снейп, и Лестрейндж были правы: Риддл постоянно балансировал на тонкой грани между безумием и рациональностью. Стать его якорем было страшно, но у меня нет выбора, если я хочу сохранить хотя бы то подобие мира, которое сейчас существует.

* * *

Посетителей в кофейне почти не было, лишь пожилая пара волшебников, слишком занятая разгадыванием кроссвордом и совершенно не обращающая внимание на окружающих. Мы поужинали, а затем поднялись в одну из гостевых комнат на втором этаже, где и провели ночь.

Я понимала, что Риддл это сделал для меня; иногда он мог предугадывать мои желания и идти на уступки. Правда, всегда нужно было отдать что-то взамен.

Так утром он попросил меня надеть обручальное кольцо.

— Неужели всё ещё хочешь на мне жениться? — спросила я, стараясь не смотреть ему в глаза. Не хотела признаваться даже самой себе в том, что хочу от него услышать.

— Разумеется. Это нужно для дела, — честно ответил он.

Я горько усмехнулась. Конечно, ради дела на всё можно пойти, а чувства — эта такая ерунда.

— Когда?

— В начале июня. Не беспокойся, я всё распланировал. Тебе не нужно будет заниматься подготовкой, писать пригласительные гостям и составлять меню. Главное, на церемонию не опоздать — это будет дурным тоном.

Риддл говорил о чём-то ещё, но я не прислушивалась. Крутила обручальное кольцо на пальце и смотрела в окно. В унылом пейзаже и застывшем в безмолвии озере было гораздо больше смысла и свободы, чем во всех словах, произнесённых Томом. Он всегда старался быть честным со мной, но — видит Мерлин! — лучше бы иногда врал.

* * *

Неделю спустя, когда я спешила на собрание законников, увидела в Атриуме знакомую канареечную мантию. От неожиданности споткнулась и едва не упала.

Луна. Это была Луна!

Замерла на миг, а затем пошла за ней, едва не срываясь на бег. Словно почувствовав, что за ней следуют, Лавгуд оглянулась и вдруг улыбнулась, радостно так, совсем как раньше.

Подойдя к ней, я какое-то время молча рассматривала её, отмечая, что она ни капельки не изменилась. Луна же шагнула вперёд и обняла меня, крепко-крепко, давая снова почувствовать себя в безопасности.

После всего, что произошло, после предательства, после поражения она всё ещё считала меня своим другом. Это было так наивно и глупо, так безрассудно, но в этом была вся Луна.

Мне о многом хотелось её расспросить, узнать, чем она занимается и где Невилл. Прошло чуть больше месяца, а казалось — что целая жизнь, которая создала между нами пропасть из недомолвок, лжи и глупых обид, которые никак не удавалось забыть.

Мы разучились доверять друг другу, и от этого было больно.

— Я не знаю, что сказать, — честно призналась я.

— Тогда молчи, — сказала Луна. Отступила на шаг, держа мои ладони в своих, и робко улыбнулась.

Ей тоже было тяжело, и она тоже сомневалась, но в ней не было страха. Риддл же научил меня убивать и бояться, идти напролом к цели и не доверять никому кроме себя. За это короткое время он смог изменить меня так же, как и я его. Вряд ли это можно назвать равнозначным обменом, но сделанного не воротишь, а мёртвых не воскресишь.

— Нам нужно поговорить.

Лавгуд кивнула и предложила:

— Давай завтра встретимся? В нашем кафе?

— Хорошо. В пять. Приходи вместе с Невиллом.

Луна снова кивнула, сжала на прощание мою руку и ушла. Я стояла среди чужих, спешащих по своим делам волшебников и смотрела ей вслед. Мне на миг стало страшно, словно я вот-вот её потеряю.

Глупо, знаю, но я ничего не могла с собой поделать.

* * *

— Ты можешь заниматься чем захочешь. Можешь вернуться в лабораторию и ставить опыты на мышах, можешь продолжить учиться. Я даю тебе полную свободу.

Риддл сидел за столом в своём кабинете и просматривал корреспонденцию. Часть писем сразу отправлялась в мусорный ящик, часть — в стол, а остальные он бегло просматривал, попутно делая пометки в ежедневнике. Он то хмурился, то усмехался, то задумчиво подпирал голову рукой, словно решал в уме сложную задачу.

— А что взамен? — осторожно спросила я.

— Оставайся моим человеком. Моими глазами и ушами среди этих напыщенных снобов и идеалистов.

— Ты так и не научился доверять людям.

— Я доверяю тебе. И Лейстрейнджу. Этого достаточно.

Его слова прозвучали резко, но, посмотрев на меня, он смягчился и сказал:

— Брось дуться! В большинстве своём люди не стоят того, чтобы за них сражаться. Не стоят доверия. Они хотят жить в своём отлаженном мещанском сегодня и до смерти боятся перемен. Считают их злом, но в то же время не готовы отстаивать свои интересы. Они боятся, и за этот страх я их презираю.

— Мы все чего-то боимся.

— Но не все преклоняемся перед своим страхом, — парировал Риддл, а затем позвал: — Иди ко мне.

Я шагнула к нему и как-то вдруг оказалась у него на коленях в его объятиях, ощущая на своём виске тёплое дыхание.

— Ты не прав, — упрямо возразила я.

Том рассмеялся и предложил:

— Что ж, тогда покажи мне свою правду. Покажи, что люди могут совладать со своим страхом.

Это был вызов, и я приняла его. Так я и оказалась среди законников.

Они были затянуты в корсеты консерватизма, опирались на вековые традиции и принимали в штыки всё, что выходило, по их мнению, за рамки приличного и понятного. Глядя на них, мне было и смешно, и грустно. Я пообещала себе, что сломаю систему, и тогда Риддл поймёт, что ошибался.

* * *

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила Луна.

Она грела руки о чашку с какао и избегала смотреть мне в глаза. Словно у неё была тайна, которой она стыдилась.

— Борюсь за права оборотней. — Я невесело усмехнулась. — Конечно, это сложно. Общество всегда их ненавидело, а они платили им тем же, нападая в полнолуние и заражая ликантропией. Не представляю, что нужно сделать, чтобы остановить эту вражду.

— Победить страх?

— Может, и так, — задумчиво произнесла я, а затем спросила: — Как Невилл? Он сегодня не пришёл.

— Хорошо. По крайней мере, настолько хорошо, как может быть человек, перешедший дорогу новому министру магии.

— Разве Риддл его ищет?

— Да. Нет. Не знаю. — Луна устало опустила голову на скрещенные руки и пробормотала: — За нами следили. Несколько дней, может, больше. Пришлось переезжать с места на место. Невилл решил разделиться и однажды утром просто исчез. Прошла уже неделя, а я так и не знаю, что с ним.

— Так это ты его искала в министерстве?

Лавгуд кивнула.

— А что ещё мне оставалось делать? Он всё тот же Невилл, каким был в школе. Глупый и бестолковый, зато храбрый. Готов расшибить лоб об стенку, только чтобы защитить других. Мне так страшно, Гермиона. Так страшно! У него ведь хватит дурости самому подставиться под удар, если он будет верить, что это как-то поможет.

— Мы найдём его. Я помогу! — сказал я, ободряюще сжав её руку.

Луна как-то странно посмотрела на меня, словно сомневалась, стоит ли принимать мою помощь. Она тоже боялась. Не за себя, нет. За Невилла.

И этот страх ранил меня сильнее, чем жалящее проклятие.

— После всего, что мы сделали с тобой, ты всё ещё хочешь помочь? — спросила она, боясь мне поверить.

— Да, — ответила я, не задумываясь.

В конце концов, они тоже желали перемен, как и я, и не боялись сражаться за то, во что верили. Одно это стоит того, чтобы за них сражаться.

* * *

На следующий день мы вместе с Лестрейнджем отправились в министерство. Он был под оборотным зельем и в неизменном твидовом пиджаке.

— Юбка мне нравилась больше, — сказала я, пытаясь как-то завязать разговор по дороге.

— Да ну? А может, мои ноги? Признайся, Грейнджер, что в чулках они были чудо как хороши, даром что старушке О'Нил было под семьдесят.

Я невольно улыбнулась: Рабастан не исправим, но именно это мне в нём и нравилось.

— Нет, ноги у миссис О'Нил были не очень. Кривоваты, — пояснила я, а затем спросила: — Если бы ты хотел кого-то найти. Кого-то, кто прячется и знает, что его ищут, то что бы ты сделал?

— Всё зависит от того, для чего ты ищешь человека.

— Есть варианты?

— Конечно! К примеру, для того, чтобы убить.

Я на мгновенье опешила, а потом сердито воскликнула:

— Что за глупости! Я никогда бы не стала этого делать.

Рабастан примиряюще поднял руки, тем самым словно говоря, что сдаётся и будет паинькой. Конечно, я ему не поверила.

— И всё же? — снова спросила я.

— Нашёл бы близких людей беглеца и надавил бы на них. По-настоящему хорошие и отважные люди позволят скорее убить себя, чем навредить тем, кто для них дорог.

— Ты рассуждаешь как Пожиратель.

— Я и есть Пожиратель, Гермиона. Только униформа другая да правил чуть больше, нежели три года назад, — устало сказал Рабастан.

Он обогнал меня на пару шагов, а затем остановился. Я в нерешительности замерла рядом, не зная, что сказать и как себя вести. Такой Лестрейндж вызывал у меня неприязнь, похожую на липкую патоку. Испачкаться — раз плюнуть, а чтобы отмыться, нужно время и усилия.

— Извини, я не хотел тебя пугать. — Он обернулся и протянул мне руку. — Просто не хочу, чтобы ты строила иллюзии и думала обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Правда — она честнее, хоть от неё и больнее раз в десять.

Кивнув, я шагнула вперёд и вложила свою ладонь в его.

Он был прав. Правда — она как обоюдоострый нож, но лучше раз об него порезаться, чем потом всю жизнь наступать на одни и те же грабли.

Жаль только, что люди так поздно понимают это.

* * *

Выманить Невилла я решила с помощью Франчески. За то время, пока меня не было на Гриммо, заботу о плотоядной герани взял на себя Рабастан. Он ласково называл её чудовищем, она же в ответ так и норовила откусить ему палец.

Разместив, как и в прошлый раз, объявление в «Пророке», я стала ждать. Рано или поздно Лонгботтом наткнётся на него и даст о себе знать. Я была уверена, что он продолжает читать газеты. Ему важно было знать о том, что происходит в магическом мире, важно знать, что всё было не зря.

Объявление о продаже Франчески разозлит его — в этом я уверена.

Луна посмеивалась над моими планами, но не отговаривала. Казалось, что в эти дни мы стали с ней ближе, чем за всё время, что друг друга знали.

Она пригласила меня домой. Эту квартиру Лавгуд снимала всего лишь неделю, но за это время она наполнилась красками и жизнью. Скучные обои в цветочек были заклеены рисунками и плакатами, на диване валялся ворох разноцветных мантий вперемешку с маггловскими платьями, а на кухне стояла дюжина разнообразных кружек со смешными картинками.

Лавгуд призналась, ужасно смущаясь, что всегда хотела иметь место, в которое можно пригласить много друзей. Она всегда об этом мечтала и даже решила научиться готовить разные сладости, чтобы было что подавать к чаю. Правда, сносно у неё получались только кексы, но Луна не расстраивалась. Говорила, что всё обязательно получится, главное — продолжать пробовать.

— Что ты будешь делать, когда мы найдём Невилла? — спросила я, лакомясь шоколадным печеньем. Оно было чуть подгоревшим, но всё равно очень вкусным.

— Поеду путешествовать.

— Куда?

— Может быть, в Австралию или в Африку. Подальше от Англии.

Луна рассеянно перебирала вырезанные из дерева бусины в тарелке и нанизывала их на нитку. Казалось, что это нехитрое занятие поглотило всё её внимание, но это было не так. Луна внимательно слушала и наблюдала. Ей это всегда было интереснее, чем пустые разговоры.

— Ты разочаровалась в борьбе?

— Нет, в людях, — ответила она. — Зачем бороться, если ничего не можешь изменить?

— Ради себя.

— Ты идеалистка, Гермиона. Надеюсь, что Риддл не сможет убить этого в тебе.

Я улыбнулась, про себя подумав, что тоже на это надеюсь. Наши с Томом отношения были похожи на танец над бездной, и за каждый новый тур нужно было заплатить цену. Я уже потеряла столь многих и боялась задумываться над тем, кто будет следующим.

Боялась будущего.

* * *

Покинув дом Луны, я на миг зажмурилась, — солнце било в глаза и слепило — а потом открыла глаза и увидела в толпе знакомую светлую макушку.

Драко? Но что он здесь забыл?

Малфой месяца два как не покидал свой особняк, предпочитая добровольное отшельничество обществу людей. В последний раз я видела его пару недель назад, когда решила вернуться к Риддлу. Конечно, он не понял и не принял моего решения, считая его глупым и эгоистичным, но всё же… Всё же я хотела верить, что когда-нибудь он вернётся к нормальной жизни.

Когда-нибудь снова станет прежним.

* * *

Риддл был полон планов и привычек. Раньше я этого не замечала, а сейчас начала понимать, что он бывает предсказуемым.

Так, он никогда ничего не ел вне дома на Гриммо, пил только после проверки жидкости амулетом для выявления ядов. Я никогда не видела его со стаканом огневиски или вина. Том всегда оставался трезвым и собранным, готовым в любой миг отразить нападение.

Все его вещи и одежда были аккуратно сложены и имели своё место на полках. Казалось, он никогда ничего не забывал и не путал. Это пугало. Будто в его голове была какая-то машина, которая отвечала за чёткость и последовательность исполнения всех его замыслов.

Ещё Риддл любил расчёсывать мои волосы на ночь. Я понимала, что это своего рода ритуал. Акт доверия, когда я поворачивалась к нему спиной и становилась уязвимой. Проблема в том, что я всегда была уязвима.

Медленно проводя расчёской по моим волосам, Том ждал, когда я первой нарушу молчание. Ждал отчёт.

— Они не примут закон, разрешающий оборотням обучаться в Хогвартсе и колдовать, — сказала я, решив, что оттягивать дальше неприятные новости не стоит.

— Значит, нужно убедить их. Показать, что оборотни смогут стать нашими друзьями. Люпин же смог вести почти нормальный образ жизни.

— Люпин мёртв.

Он отложил расчёску и повернул меня к себе. Его волосы были мокрыми после ванны, рукава рубашки небрежно закатаны, а очки он снял, отчего лицо Гарри выглядело ещё более чужим и незнакомым.

Я отвела взгляд и повела плечами, мягко освобождаясь от его хватки. Иногда с ним было хорошо, иногда — неуютно. Смешно, но я всё чаще забывала о том, кем он был. Жила лишь сегодняшним днём, рискуя снова вляпаться в неприятности.

— Гермиона, нам необходимо утвердить этот закон.

— Зачем? Ты всё время повторяешь, что это важно, но не говоришь, зачем тебе это. Я не верю, что ты хочешь сделать жизнь оборотней лучше.

— Это в который раз доказывает, что ты умнее других, — сказал он, обхватив моё лицо руками. Казалось, что ему доставляло удовольствие то, что я каждый раз ставила под сомнения его поступки и решения. Что ему нравилась моя борьба, и Том искренне наслаждался ею.

— И всё же?

— Хочу лишить волшебников преимущества. Они перестали считать магию чудом и относятся к ней так же, как магглы к электричеству. К чему-то само собой разумеющемуся. К чему-то привычному, что будет всегда. Я же хочу показать им, что они не правы.

— Зачем? Разве это что-то изменит?

— Это изменит всё.

В ту ночь он не стал больше ничего объяснять. Я ещё долго не могла уснуть, теряясь в догадках и сомнениях. То, что для Риддла было игрой, для других могло обернуться серьёзными неприятностями. Оставалось надеяться, что мы с Лестрейнджем сможем остановить его, если что-то пойдёт не так.

* * *

Либо Невилл превратился в параноика, либо действительно поумнел. На протяжении недели он слал мне бумажные самолётики, где были предложения встретиться то в одном, то в другом месте, и каждый раз Невилл не появлялся. День за днём я ждала его по два-три часа в назначенном месте, а затем, поняв, что он снова не придёт, уходила ни с чем, но упрямо продолжала приходить на встречи.

Чего-чего, а упрямства и терпения у меня хватало с лихвой.

Почему я решила, что самолётики слал Невилл? Очень просто: все они были подписаны неким мистером Смитом, да и почерк был его, чуть угловатый, смешной. Возможно, за мной следили, а может быть, Лонгботтом больше не считал меня другом и верил, что я смогу его предать.

Мерлин, какая же это всё глупость! Мы сами себе создали проблему и теперь не могли найти выход, раз за разом совершая те же ошибки.

От отчаянья у меня опустились руки. Я решила, что, если и в седьмой раз Невилл не придёт на встречу, я больше не стану тратить время в пустую и попробую поискать его другим способом.

В воскресенье я аппарировала в Грин Парк чуть раньше назначенного времени. Было солнечно, тепло, и я решила немного прогуляться. Несмотря на выходной день, в парке почти не было людей, что меня только радовало. Прохаживаясь по мощёным дорожкам, я с наслаждением вдыхала свежий воздух и старалась ни о чём не думать. Мысли тянули за собой воспоминания, а те — чувства и эмоции. В последнее время я редко ощущала себя счастливой.

Устав от прогулки, я села на лавку и стала ждать. Минутная стрелка на часах приближалась к двенадцати; скоро полдень. Закрыв глаза, я наслаждалась солнечным теплом и почти что задремала. Разбудило меня чьё-то прикосновение к руке.

Повернувшись, я увидела Малфоя. Его шрамы на прохладном воздухе покраснели и стали выделяться ещё чётче на бледной коже. Отталкивающее зрелище, что ни говори.

— Что ты здесь делаешь? — вырвалось у меня от неожиданности.

— Сижу, — ответил он, кривовато улыбнувшись, отчего его лицо стало ещё более некрасивым. — Ждёшь кого-то?

— Не-е-ет, — неуверенно протянула я. — Просто гуляю.

Мы молчали какое-то время, каждый думая о своём. Я то и дело поглядывала на наручные часы. Малфой заметил это и сказал:

— Он не придёт.

— Кто?

— Сама знаешь. Слишком осторожничает, — ответил Драко со злостью.

— Так это ты следил за Невиллом и Луной?

Малфой промолчал, но всё и так было понятно. Вопрос в том, зачем он это делал? Чего добивался? Я знала — Драко не скажет.

— Не вмешивайся, ладно? — не то спросил, не то попросил он. — Это не твоё дело.

— А чьё?

Драко снова не ответил, лишь аппарировал, оставив меня в одиночестве, растерянную и напуганную. Всё это время я боялась, что по дороге разрушений может пойти Риддл, и совсем забыла о том, что другим людям тоже не чуждо желание причинять боль.

Лес в марте похож на сонное животное: неповоротливое, ленивое и голодное. Снег почти растаял, остались лишь белые кляксы у подножья деревьев да рядом со скоплением камней. Я вдыхала полной грудью обжигающе-свежий воздух с запахом хвои и дыма. Где-то совсем рядом горел костёр.

— Не отходи далеко, — сказал Лестрейндж, щурясь от яркого солнечного света.

После полумрака гостиной на Гриммо он чувствовал себя неуютно, но не жаловался и не капризничал. Рабастан умел отделять важное от ерунды и никогда не отлынивал от дела, если видел в нём пользу.

— Боишься, что заблужусь?

— Боюсь, как бы тебя не сожрали, золотце, — серьёзно ответил он мне. — У оборотней мозги по-другому устроены, чем у волшебников.

— Хочешь сказать, что они безумны?

— Да. Нормальные в стае не выживают.

— У Люпина не было стаи, — напомнила я ему, беря его под локоть.

Не то чтобы мне нужна помощь, просто так было уютнее. Как ни крути, задание Риддла сложно назвать увлекательной прогулкой. Всё равно что сунуть голову в пасть крокодилу и надеяться, что он её не оттяпает.

— У него были Мародёры. Тот ещё зверинец, судя по рассказам.

— Ты несправедлив.

— Разве? — Лестрейндж искренне удивился. — Стая — это семья. Место, где тебя всегда примут. Отчасти, в этом оборотни преуспели больше, чем люди.

— Завидуешь им?

— Нет, Гермиона. Что хорошего в том, чтобы каждое полнолуние оборачиваться зверем и охотиться на кроликов. Скука да и только.

Я улыбнулась и покачала головой. С Рабастаном невозможно спорить. На каждое слово у него в ответ найдётся дюжина, и в итоге ты всё равно не сможешь ни в чём его переубедить. Такой уж он человек: раз вобьёт себе что-то в голову — и до конца будет стоять на своём.

Пройдя по тропе вглубь заповедника, мы оказались на поляне. Посреди неё горел костёр, возле которого грелись люди. Они чем-то были похожи на кочевое племя. Быть может, походной одеждой и рюкзаками, в которые помещалось лишь самое необходимое, а может, смуглой кожей, которая бывала у людей, проводивших много времени на свежем воздухе.

О том, где находилась община оборотней, разузнал Риддл. В заповедник мы переместились с помощью портключа. Он был одноразовым, и, если что-то пойдёт не так, уносить ноги придётся самостоятельно. Я надеялась, что всё будет хорошо, но где-то глубоко внутри понимала, что от случайности никто не застрахован. Всё же хорошо, что рядом со мной Лестрейндж. Он сильный боец и сможет прикрыть спину.

Оборотни нас поприветствовали молчанием и настороженными взглядами. Я посмотрела на собравшихся людей, отмечая, что среди них нет ни стариков, ни детей. Слабые среди оборотней не выживают, дети же, даже если рождаются, погибают в своё первое полнолуние. Учёные писали, что это связано с мутацией. Что ребёнок не может совершить обратный оборот и замирает где-то между человеком и волком.

— Добрый день! — я первой нарушила затянувшееся молчание, надеясь, что мой голос прозвучал приветливо и беспечно, что в нём нет страха. — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я — законник. А это, — я кивком указала на Рабастана, — мистер О'Нил, аврор. Мы пришли к вам с миром.

— Ещё бы, — фыркнул один из оборотней. Парень лет шестнадцати-семнадцати, с вытянутым как у лошади лицом и крупными зубами.

— Заткнись, Джон! — прикрикнул на него один из мужчин.

На вид он был ещё не старым, но его виски уже посеребрила ранняя седина, а в углах рта залегли горькие складки. Судя по тому, как парень втянул голову в плечи, это был вожак.

— Вы люди министра? — спросил мужчина.

Лестрейндж кивнул и в свою очередь спросил:

— А ты мамочка этого зверинца?

Я ахнула от неожиданности и досады. Ну как так можно! Они теперь ни за что не согласятся на переговоры.

Рабастан не обратил на меня ни малейшего внимания. Он скалился не хуже волка и смотрел на вожака с вызовом. Ему это пришлось по вкусу. Вместо того чтобы напасть на нас или прогнать, он хрипло рассмеялся и приказал:

— Рита! Принеси бренди нашим гостям и похлёбки.

Женщина с длинными тёмными волосами встала с поваленного дерева и засуетилась возле костра. Для нас освободили место напротив вожака, налили в жестяную чашку выпивки и дали по миске с горячим супом. Я поблагодарила и улыбнулась Рите, та в ответ кивнула и заняла своё место подле вожака.

Несмотря на опасения, суп оказался вкусным, а бренди приятно погрело. Оно было крепче огневиски и вкусно пахло абрикосами. Рабастан рядом молча расправился со своей порцией и сыто икнул.

Я задумчиво посмотрела на него. Он был расслаблен и до неприличного уверен в себе, словно ни раз бывал среди оборотней, хорошо изучив их повадки. Заметив мой взгляд, Рабастан подмигнул и понёс палец к губам, как будто говоря, что ещё не время. Сначала дело, а вопросы потом.

— Значит, хотите дать оборотням волшебные палочки? — спросил нас вожак, насмешливо щурясь.

— Магию, — уточнила я.

— А кто тебе сказал, девочка, что у нас её нет? — старый оборотень посмотрел на меня как на ребёнка, любознательного, смышлёного, но всё ещё глупого.

— Она не это имела в виду, Сильвер, — произнёс Лестрейндж. — Мисс Грейнджер об оборотнях только по книжкам знает, не сердись.

Сильвер-вожак кивнул и сказал:

— Пусть погуляет с молодняком, а мы с тобой потолкуем, перевертишь.

Я хотела возразить, но вовремя прикусила язык. Возможно, у меня была волшебная палочка и дюжина заклятий в арсенале, но куда мне тягаться с существами, вся жизнь которых проходила в борьбе. Джон и Рита сами вызвались проводить меня, и я послушно пошла вместе с ними.

* * *

Лес с проводниками больше не казался мне большим и страшным. Было в нём что-то чарующее и вместе с тем древнее, как сама жизнь. Рита учила меня ходить по мху, обходя стороной сухие ветки и валежник. Она говорила, что главное не шуметь — и тогда лес примет тебя, покажет свои сокровища и раскроет тайны.

Среди веток мелькнул рыжий хвост — белка скрылась в дупле. Ещё дальше под елью мы увидели заячьи следы, а на опушке нам встретился серый волк. Он жадно принюхивался к воздуху и внимательно наблюдал за нами, в любой миг готовый защищаться.

Джон опустился на корточки и, запрокинув голову, протяжно завыл. Волк оскалился, вздыбил шерсть на загривке и, рыча, попятился. Он был мудрым зверем и прекрасно понимал, что один в поле не воин.

— Это и есть ваша магия? — спросила я, с любопытством глядя на своих спутников.

— Можно и так сказать, ведьма. — Джон широко улыбнулся, довольный тем, что смог меня удивить.

— А что ещё вы можете?

— Много чего: найти место для ночлежки, выследить зверя и отыскать источник воды. Можем пройти по тайным тропам за день через всю Британию. Это наверняка не то, что ты привыкла считать магией, но от неё куда больше проку, чем от всех твоих чар.

— Джон! — одёрнула его Рита, а затем сказала: — Ты не сердись, он много болтает, да без толку. Мы редко видим новые лица. Мало нас осталось.

Я кивнула, отлично понимая, о чём она говорит. В битве за Хогвартс кроме Пожирателей смерти на стороне Волдеморта принимали участие и дементоры, и тролли, и оборотни. Конечно, тогда не было полнолуния, и они были не столь опасны, но всё же их не щадили. Как любили повторять некоторые волшебники: хороший оборотень — мёртвый оборотень.

— Я не сержусь. Просто мне любопытно и непривычно. Единственный оборотень, с которым я была знакома — это Ремус Люпин, но он был больше волшебником и не любил говорить о полнолунии и тех метаморфозах, что с ним происходили.

— Так ты нас пришла изучать? — спросила Рита, усмехнувшись.

— Скорее просить о помощи. Волшебники много умеют, ещё больше знают, но всё это, в конце концов, приводит к разрушениям и войнам. Возможно, всему виной то, что не они управляют магией, а магия ими.

— Чего ты хочешь от нас? — Джон встал и отряхнул штаны.

Казалось, что он изучал меня так же пристально, как и я его, с той лишь разницей, что в нём не было страха.

— Показать, что магия — это не игрушка, а дар и ответственность. Что волшебники не особенные и не единственные, кто может творить чудеса. — Я посмотрела на своих спутников, надеясь найти в их глазах понимание, но обнаружила лишь вежливый интерес и скуку.

— Такое впечатление, что ты повторяешь чьи-то слова, — сказал Джон. — В любом случае, решать будет Сильвер.

— Вы настолько ему верите?

— Мы верим в него. — Рита протянула мне только что сорванные белые амариллисы и улыбнулась.

Я взяла цветы и поднесла их к лицу, вдыхая тонкий, едва ощутимый аромат и пьянея от него сильнее, чем от чашки бренди.

Оборотни действительно владели магией, даром, что в них не было ни капли волшебства.

* * *

К чему пришли Лестрейндж с Сильвером, я так и не узнала, но расстались они жутко довольные друг другом и пообещали снова встретиться через неделю. Дипломата из меня не вышло. По правде говоря, всю работу сделал Рабастан.

В мою голову закралось смутное подозрение, что Том отправил меня к оборотням с другой целью. Но с какой? Что он на самом деле хотел узнать?

Мы аппарировали на площадь Гриммо поздно вечером. После свежести леса воздух в городе показался тяжёлым и душным. Дом нас встретил тишиной и одинокой свечой, горевшей в гостиной. Пожелав спокойной ночи Лестрейнджу, я поднялась в свою комнату.

Риддл уже спал. Я, стараясь его не тревожить, разделась и легла рядом.

Не получилось.

Он заворочался, а затем обнял меня, притягивая ближе, словно любимую игрушку, и сонно спросил:

— Как всё прошло?

— Гораздо лучше, чем мы могли надеяться, — честно ответила я. — Правда, Лестрейндж так и не рассказал, о чём они договорились.

— Расскажет, никуда не денется, — пробормотал Том.

Я лежала, прислушиваясь к его дыханию, сначала шумному и глубокому, а затем — едва ощутимому, и улыбнулась. Сегодняшнее путешествие к оборотням казалось мне сном, прекрасным и зыбким. В темноте и уюте нашей спальни все чудовища становились смешными, а опасности — не страшнее, чем прыжок с тумбочки.

Как ни крути, Риддл мог справиться почти со всем, а остальное перепоручал Лестрейнджу. Страшно подумать, на что эти двое были бы способны, если бы выбрали другой путь.

Я надеялась, что никогда об этом не узнаю.

* * *

— Всё, что мне нужно — это лицензия, Грейнджер, — сказал Нотт. — Пойми, этот бизнес гораздо безопаснее, чем все те эксперименты, которые мы проводили над Лестрейнджем.

— Ты просишь о невозможном.

— Но почему? Чем может парфюмерия с косметикой навредить магам?

Я понимала недоумение и возмущение Теодора, но ничем не могла ему помочь. Монополия в этой отрасли принадлежала мистеру Тьери на протяжении последних трёхсот лет. Конечно, здоровая конкуренция — это хорошо для бизнеса, но не в магическом сообществе.

Это был ещё один панцирь, который нам предстояло сломать вместе с Риддлом, чтобы создать будущее, о котором мы мечтали.

— Я посмотрю, что можно сделать, но ничего не могу обещать, — предупредила Нотта, чтобы он не надеялся на многое.

В конце концов, всё зависит от удачи, а она, как известно, дама своенравная.

* * *

— О чём договорился Лестрейндж с оборотнями? — спросила я Тома.

Вечером мы ужинали в «Фениксе», популярном ресторане в Косом переулке. Что не говори, а повар у них был мастером своего дела. Ходили слухи, что в его роду отметились гоблины, но им мало кто верил.

— Они согласились принять участие в переговорах с волшебниками и ближе познакомить их со своими традициями и бытом.

— Звучит слишком просто.

— В этом нет ничего простого. Оборотням тяжело было решиться на это. Нельзя одним законопроектом перечеркнуть вековую вражду.

Я кивнула, соглашаясь, и рискнула спросить:

— Всё же я не до конца понимаю, как оборотни помогут нам в борьбе за перемены?

— Монополия, Гермиона. Монополия на магию. Если ты родился волшебником, значит, ты имеешь право на чудеса. Родился сквибом — от тебя избавляются, как от сломанной вещи. Маги не задумываются, что не они одни могут колдовать. Что есть много других созданий, которые гораздо искусней их и сильнее. — Том немного помолчал, а затем задал вопрос: — Что отличает волшебника от домового эльфа?

— Рост? — Я улыбнулась и стянула с его тарелки маслину.

— Я серьёзно.

— Мм… волшебная палочка? — сделала я ещё одну попытку, за что получила одобрительный кивок.

— Палочка — это костыль, созданный человеком, чтобы скрыть своё невежество и слабость. Отбери её — и маг превратится в маггла. С домовыми эльфами этот фокус не пройдёт, как и с оборотнями.

— Почему же ты решил начать с оборотней, а не эльфов?

— Оборотни похожи на волшебников больше, чем эльфы, — ответил Том, усмехнувшись. — Надо начинать с малого, чтобы достичь цели.

— Какова же наша цель?

— Равноправие и здоровая конкуренция. Только так мы сможем развить магическое общество настолько, что оно превзойдёт в техническом плане магглов, и необходимость в том, чтобы скрываться, отпадёт.

— Ты делаешь всё наоборот.

— Объясни.

Риддл не приказывал, нет. И не просил. Ему просто было любопытно, как самому обычному человеку.

— Раньше ты боролся за права чистокровных волшебников, за их монополию на магию, а теперь же ты сражаешься против них. Не знаю, что хуже.

— Разве моя борьба кому-то вредит?

— Нет, но…

— Но что?

— Не знаю! — воскликнула я, а затем повторила чуть тише: — Не знаю. Это-то меня и пугает.

Том поднёс мою ладонь к своим губам, целуя и согревая своим дыханием.

— Всё будет хорошо. Мы справимся.

И я поверила ему.

* * *

Март подходил к концу. На начало апреля была назначена первая официальная встреча оборотней и волшебников.

Мы готовились к ней тщательно, стараясь всё продумать и обезопасить себя от неожиданностей. Лестрейндж занимался вопросами безопасности и целыми днями мотался между общиной оборотней и министерством, налаживая связи и подготавливая почву для слияния этих двух миров.

Иногда я его сопровождала, с удовольствием окунаясь в тишину и покой леса, размеренную кочевую жизнь оборотней и их нехитрые законы, главным из которых было: «Не навреди».

После смерти Фенрира многое изменилось. Он был словно язва на волчьей шкуре, которая разъедала изнутри общину и уничтожала молодняк в бесконечных драках и стычках.

Одной из самых интересных традиций оборотней была ночь охоты. Перед полнолунием они выпивали специальное снадобье, которое помогало им приглушить жажду крови, и уходили подальше в леса, где вероятность встретиться с человеком была ничтожно мала.

Затем начиналась охота на оленя, иногда на других зверей, но всегда стаей. Всегда до победного конца. В этом было что-то завораживающее, что-то первобытное и совсем не страшное.

Забавно: стоит лишь поближе узнать человека, как через время перестаёшь его бояться. Так было с Рабастаном и Риддлом, так стало и со стаей Сильвера.

— Они ведь знают, кто ты на самом деле, — как-то сказала я Лестрейнджу.

Он кивнул.

— Но как?

— Запах. Оборотни запоминают запах человека. Их не обмануть ни оборотным зельем, ни парфюмом.

— Удобно.

— Не то слово. — Рабастан запрокинул голову, рассматривая проплывающие над головой облака.

В последние дни он стал спокойнее и почти не пил. Говорил, что оборотней раздражал запах алкоголя, а он не настолько безумен, чтобы дразнить зверя перед полнолунием.

— Тогда почему ты каждый раз пьёшь зелье?

— Привычка, — ответил он. — Плох тот шпион, который играет роль только на работе.

— А ты, значит, хороший шпион?

— Лучший, Грейнджер.

Лестрейндж протянул руку, словно приглашая меня на танец. Я неловко сделала книксен и приняла его приглашение. Ладонь у Рабастана оказалась шероховатой и сильной; он отлично владел своим телом. Музыку нам заменил шум деревьев и журчание ручья. Я следовала за ним в своеобразном вальсе, кружась под сенью дубов и клёнов, едва тронутых ранней зеленью.

Танцуя, Лестрейндж выглядел настолько свободным и счастливым, что казалось, что он самый беззаботный человек на всей земле.

Поворот, шаг назад.

Не удержавшись, я рассмеялась. Что ни говори, а он умел быть джентльменом, когда действительно этого хотел.

Шаг в сторону, поворот, два шага вперёд.

Мы на миг застыли, зачарованно глядя друг другу в глаза. Так, словно между нами не было двадцать с лишним лет разницы, двух магических войн и вереницы смертей, навсегда исковеркавших и изменивших нас.

Всего на миг, но этого хватило, чтобы прочесть в его глазах все те слова, которые он никогда не произнесёт. Сглотнув, я подалась к нему и легко поцеловала в щёку.

— Извини.

— За что, золотце? Ничего ведь не было.

Слова прозвучали беспечно, наигранно, и я бы им даже поверила.

О, как бы я хотела им поверить! Но мы слишком хорошо изучили друг друга, чтобы позволить себе роскошь обманываться и обманывать.

Позже я не раз задавала себе вопрос, что бы произошло, если бы я поступила по-другому? Если бы Рабастан наплевал на всё и сказал то, что хотел, а не то, что было нужно. Если бы мы оба были чуточку безумнее и смелей?

Но эти вопросы так и остались без ответов.

Жаль.

* * *

Невилл нашёл меня сам.

Вернее, сначала Луну, а затем они пришли ко мне. Перехватили по дороге домой, взяли за руки и, не говоря ни слова, аппарировали в маггловскую часть Лондона. Пока я пыталась отдышаться и справится с головокружением, они трансфигурировали свои мантии. Так Невилл стал похожим на студента в потёртых джинсах, кроссовках и куртке, а Лавгуд — на кокетку из двадцатых годов в прямом блестящем платье и лёгком пальто.

— Больше никакой слежки? — хрипло спросила я.

На что Луна легкомысленно пожала плечами и сказала:

— За нами следят всегда и везде. Нет смысла прятать голову в песок и ждать нападения. Жизнь слишком коротка, чтобы всё время бояться.

Она взмахнула волшебной палочкой, и моя форменная мантия превратилась в вечернее платье. Со стороны мы наверняка выглядели презабавно, но нам было плевать. Я заразилась бесшабашным весельем от своих друзей, вновь ощутив себя школьницей, самой большой проблемой которой было вовремя сдать эссе по зельям.

Невилл подхватил нас под локти и повёл в паб, который находился на углу Риджент-стрит. В это время там было шумно и тесно, но мы смогли найти свободный столик и сделать заказ.

— Где ты был всё это время? — Пришлось склониться к самому уху Лонгботтома, чтобы он услышал мой вопрос.

— В Хогсмиде. Прятался в «Кабаньей голове». Старина Аберфорт всё так же ворчлив и неприветлив, но никогда не откажет в помощи.

— И всё же ты решил вернуться.

Он кивнул:

— В какой-то миг я понял, что если не вернусь сейчас, то так до конца жизни и буду прятаться, как крыса. Это не то, к чему я стремился всю жизнь.

Я ободряюще сжала его руку. Мне хотелось сказать много всего, но я понимала, что слова — это пустое. Разве можно ими передать всю горечь потерь? Весь страх за жизнь близких людей? За будущее, в котором нет ничего определённого и важного.

Наша жизнь становилась пустой, и, чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту, мы совершали поступки, порой нелепые, порой такие, за которые потом было мучительно стыдно. Мы прятались за масками, внутри оставаясь всё теми же маленькими перепуганными детьми, которые понятия не имели, что делать с собой. Которые отчаянно нуждались в советах взрослых, отказываясь понимать, что взрослые — такие же дети, как и мы.

Просто их маски давным-давно срослись с кожей на лицах, а сердца — загрубели и покрылись ледяной коркой.

— Ничего. Теперь всё будет по-другому, — произнёс Невилл уверенно. — Арендую оранжерею и буду разводить там растения.

— Нас ждёт выводок новых плотоядных гераней? — спросила я, усмехнувшись.

— И не только! Я планирую создать зубастые тыквы, бешеные огурцы, а хитом следующего сезона станут говорящие помидоры.

— Врёшь ты всё! — воскликнула Луна, рассмеявшись.

Что ни говори, а две пинты пива для хрупкой девчонки — то ещё испытание.

— А вот и нет! Честное г-гриффиндорское. — Невилл от волнения раскраснелся и даже начал немного заикаться, как в детстве.

Я примиряюще подняла руки и предложила прогуляться на свежем воздухе. На улице хмель немного выветрится, и мы сможем без приключений добраться домой.

Ночной Лондон чем-то походил на огромного спящего зверя. Людей на улицах почти не было, зато от света и огней рябило в глазах. Луна увидела на противоположной стороне улицы киоск, в котором продавали печёные яблоки в карамеле.

— Будете? — спросила она, махнув в сторону продавца в смешной шляпе в форме котелка, украшенной колокольчиками и яркими лентами.

— Нет, не сегодня, — ответила я, ёжась от холода. Платье было красивым, но ужасно непрактичным.

Невилл тоже отказался. Лавгуд нахмурилась, а затем сказала:

— Ну и ладно. А я возьму себе пару. Подождёте?

Мы кивнули. Луна перешла по переходу дорогу и заговорила с продавцом.

— Как думаешь, Риддл остановится на достигнутом?

— Нет, — ответила я. — Он никогда не остановится, и ему всегда будет мало. Хорошо, что для достижения своих целей он выбрал путь слов и дипломатии, а не крови и террора.

— Думаешь, это надолго? Риддл сможет остаться человеком?

— Не знаю, но сделаю всё, чтобы он не превратился в чудовище. Будет непросто, но оно того стоит. — Увидев непонимание, появившееся на лице Лонгботтома, я объяснила: — Риддл стоит того, чтобы за него драться.

— Ты идеалистка.

— Отнюдь. Просто хороший Риддл — это как твои говорящие помидоры. Мечта, которая при должном усердии станет реальностью.

— Ребята! — позвала нас Луна.

Она всё ещё стояла рядом с киоском на противоположной стороне улицы и держала пару яблок на палочке, обмазанных карамелью. Лавгуд была похожа на птичку, яркую и прекрасную, созданную для того, чтоб радовать и удивлять окружающих. В неё невозможно было не влюбиться.

Вдруг тишину сонного Лондона нарушил хлопок. Такой бывает, когда на праздники запускают фейерверк, вот только никакого фейерверка и в помине не было. Киоск за спиной Лавгуд лопнул, как перезревшая дыня, и из него вырвалось пламя.

Луна улыбнулась в последний раз, а затем исчезла, пожранная алым чудовищем.

— Мне кажется, что я схожу с ума, — пожаловалась я Гарри.

В ответ он покачал головой и сказал:

— Ерунда. Лучше на доску смотри, а то снова прошляпишь слона.

Волшебные шахматы — то ещё удовольствие. Я никогда не понимала, что хорошего в том, чтобы раз за разом уничтожать фигуры соперника, а затем чинить их с помощью Репаро.

Протянув руку, я переставила пешку так, чтобы она оказалась на пути офицера. Если Гарри решит сбить её, то поставит под удар короля, если нет — королеву. Несмотря на то, что Рону так и не удалось привить мне любовь к этой забаве, играть я научилась сносно.

— Я вижу Луну. Везде. На улице — в проходящих мимо людях, дома — в зеркалах, во снах. Это неправильно. Это ужасно!

— Почему? — Гарри не понимал меня. Для него всё это было увлекательной игрой, от партии до партии, а то, что на кону стояла чья-то жизнь — ерунда.

Он ведь мёртв, а мёртвым не бывает страшно.

— Потому что её больше нет. Луна погибла.

Произнести это оказалось ничуть не легче, чем две недели назад. У меня никак не получалось смириться с этим.

— Что за чушь? Луна жива. Оглянись, — сказал он, и я невольно его послушала.

Возле камина сидела девушка в белом платье. Светлые волосы были распущены и свободно ниспадали на плечи. Казалось, что она легче флера и вот-вот исчезнет, стоит лишь потревожить её покой.

— Луна? — испуганно прошептала я, не веря своим глазам.

Это ведь не могло быть правдой. Не могло! Если она ко мне и приходила, то только в кошмарах, наполненных огненными цветами, болью и сладким запахом горелого мяса.

Её голова повернулась, а тело — нет. Совсем как у совы, отчего кожа на шее пошла складками, а затем начала трескаться и осыпаться, обнажая обожжённую плоть. Лицо же было прекрасно, даром что и оно пошло трещинами. Прежней осталась лишь улыбка, чуть рассеянная, добрая и такая чужая на лице мертвеца.

Всхлипнув, я закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

— Гермио-о-н-на, — просипела Луна. Казалось, в её горле что-то застряло, и ей никак не удавалось чётко выговорить слова.

Испугавшись, я отшатнулась — отчего стул подо мной опрокинулся — и упала, больно ударившись затылком. Лавгуд мягко рассмеялась, а затем раздался противный хруст, будто кто-то сломал пару сухих веток — это вслед за головой повернулось и тело. Луна поползла ко мне, вцепилась тонкими пальцами в лодыжку, оставляя на коже синяки и царапины.

Я дёрнула ногой, пытаясь освободиться. Тщетно! Лавгуд держала крепко. Из-под трещин на её коже стали выбираться бабочки с серо-коричневыми грязными крыльями. Насекомые встряхивались, словно пробуждаясь ото сна, а затем переползали на меня, поближе к кровоточащим царапинам.

Ночницы. Это были ночницы!

Вскрикнув, я в отчаянье пнула Луну; она даже не пошатнулась.

— Ну что же ты вертишься, Гермиона? Разве они тебе не нравятся? — насмешливо спросила Лавгуд, оставляя на моей коже ещё больше царапин.

Каждую из них облепили ночницы, присасываясь и напиваясь моей крови, а я ничего не могла сделать. Никак не удавалось освободиться из рук покойницы и сбежать.

— Гарри! Гарри, помоги! — закричала я, всем сердцем веря, что уж он-то точно не бросит меня в беде.

Поттер сидел за игральным столом, и казалось, что всё его внимание сосредоточено на шахматной доске. Что он не видел и не слышал ничего вокруг, лишь вертел в руках офицера, так и не решив, что делать с пешкой.

— Кто-нибудь! Спасите, — прорыдала я, ощущая прикосновения десятков насекомых, пожирающих меня заживо.

А Луна… Луна улыбалась.

Её улыбка была всё также прекрасна.

* * *

Кошмар.

Ещё один из бесконечной вереницы преследующих меня каждую ночь и мучающих сильнее пыточного проклятия. От них ничего не спасало: ни зелье сна без сновидений, ни успокаивающее, ни чашка кофе.

Рано или поздно сон всё равно одолевал меня, а с ним приходили мертвецы. Казалось, что они звали меня за собой. Каждый раз стоило огромных усилий вырваться из лап кошмара и вернуться в реальность.

Поначалу я всех пугала криками, а потом на это перестали обращать внимание. Привыкли. Рабастан каждый вечер давал мне флакон с зельем сна без сновидений, но мы оба понимали, что это не выход. Зелье вызывало привыкание, я становилась раздражительной и вспыльчивой.

Риддл предложил более радикальное средство: стереть мне память. Я отказалась. Нужно быть совсем глупой, чтобы дважды наступить на одни и те же грабли. С Асторией это ни к чему хорошему не привело, с Луной тем более. Прошло две недели с того дня, как погибла Лавгуд, и справиться с этим оказалось куда сложнее, чем с тем, что в теле моего друга поселился другой человек.

— Снова к оборотням?

— Да, — ответил Лестрейндж. — В эти выходные состоится встреча, на которой мы всех убедим в том, что оборотни — безобидные пушистые твари и лучшие друзья человека.

— Лучший друг человека — собака.

— Не придирайся к словам, золотце. В конце концов, главное не что ты говоришь, а как, — сказал Рабастан, подмигнул мне и, подхватив саквояж, ушёл.

В последнее время он постоянно носил его с собой, но ни разу не разрешил мне заглянуть внутрь. Всё отшучивался, что носит в саквояже череп любимой бабушки, а показывать старые кости без шляпки или на худой конец чепца неприлично.

Врал, конечно, но это было куда лучше, чем жалость.

Риддл тоже не жалел. Когда я вернулась домой в ту страшную ночь, ошарашенная и напуганная, он ни о чём не стал спрашивать. Помог раздеться и силком затащил в ванную.

Стоя под тёплыми струями душа, я до боли зажмурила глаза, пытаясь сдержать слёзы, а они всё текли по лицу, смешиваясь с водой. Том был рядом, намыливал меня как маленького бестолкового ребёнка и растирал холодную кожу, помогая согреться. Я же ревела, уткнувшись ему в плечо, выплёскивая вместе со слезами всю боль и горечь, весь страх и отчаянье, и никак не могла успокоиться.

Позже вечером, лёжа в его объятиях, я всё-всё рассказала, а он слушал, не перебивая и не осуждая. Я была благодарна ему за это.

— Знаешь, это ведь моя вина. Луна погибла из-за меня.

— Она погибла из-за человеческой глупости и жажды мести. Не она, так Лонгботтом. Не стоит винить себя за это.

— Ты говоришь так, словно их жизни ничего не стоят, — сказала я, отстраняясь.

Мне вдруг стало холодно и одиноко. Риддл показался мне безнадёжно чужим и далёким, словно он был и не человеком вовсе, а бездушной машиной, ставившей выгоду превыше эмоций и привязанностей.

— Потому что так и есть. Их жизнь важна для тебя и ещё пары людей, остальным на них плевать. О человеколюбии и справедливости хорошо говорить за чашкой кофе, сидя в удобном кресле возле камина. На деле слова так и остаются словами. Мало кто хочет пачкать руки.

— Ох, замолчи!

Я закрыла уши руками, по-детски прячась от горькой правды. Так было проще. Риддл не стал настаивать, потушил свет и повернулся на бок, давая понять, что разговор закончен.

Той ночью я так и не смогла уснуть, а следующей мне приснился кошмар.

* * *

Время после гибели Луны текло странно. То неслось вперёд со страшной скоростью, отчего едва можно было заметить смену дня и ночи, то тянулось медленно, словно жевательная резинка «Друбблс».

Порой мне казалось, что я стояла на обочине и наблюдала за окружающим миром со стороны. Люди были похожи на волны, которые едва задевали меня по касательной, и всё, что оставалось — ждать и надеяться, что кто-то разрушит чары, и я проснусь, осознавая, что этот затянувшийся кошмар закончился.

С памятью творилось тоже что-то странное. Я могла распланировать день по часам и ничего не успеть. На работу я стала опаздывать. Не часто, но это всё равно раздражало. Казалось, что час или два — это немного, но они как будто стирались из моей памяти, и я никак не могла вспомнить, чем занималась в это время и где была.

Я не рассказывала об этом, не желая никого тревожить. В конце концов, это были мои проблемы — мне с ними и справляться.

* * *

Я не выдержала первой.

Забрала самые необходимые вещи, герань и переселилась в соседнюю комнату. С каждым днём кошмары становились всё ужаснее, и я с криком просыпалась. Риддл не упрекал меня, не ворчал, не злился. Просто молчал, и это было тяжелее всего.

Он казался равнодушным и холодным. Бесчувственным. Я понимала, что, пока не справлюсь с кошмарами, не смогу быть его якорем. Два безумца — это слишком много для одного дома.

Был ещё один способ избавиться от сожалений и боли. Мой образец зелья Синих и антидот к нему всё ещё были спрятан в вазоне Франчески. Как-то днём я достала флаконы, развернула провощенную бумагу и долго смотрела на прозрачную жидкость. Однажды она едва не убила меня, а сейчас могла спасти. Это было очень соблазнительное решение, ведь, сохранив воспоминания, я бы избавилась от чувств, которые они вызывали.

Так просто.

Возможно, именно эта простота в своё время соблазнила Малфоя, и он не стал бороться за своё будущее, предпочитая жить в настоящем. Интересно, сколько пройдёт времени, прежде чем я решусь пойти этой дорогой?

Я надеялась, что никогда об этом не узнаю.

* * *

Дом на Гриммо я в последнее время покидала редко и почти ни с кем не встречалась. Всю бумажную работу делала дома и отправляла документы с совой. Несколько раз я порывалась аппарировать к Невиллу, — он оставил свой новый адрес ещё тогда, в пабе, — но что-то меня останавливало. За две недели я написала Лонгботтому с два десятка писем, но так и не смогла отправить ни одно из них. Мне казалось, что они полны жалоб и упрёков. Что их нельзя ни в коем случае отсылать, чтобы ещё больше не расстраивать друга.

Я догадывалась, что Луна для него значила гораздо больше.

Что, возможно, он её любил.

Как-то раз гуляя по Косому переулку, чтобы немного развеяться, я зашла чуть дальше, чем обычно, и вышла к магазину «Всевозможных Вредилок Уизли». Я не стала заходить внутрь. Витрина была большой и яркой, через неё отлично было видно всё, что происходило внутри.

Джордж с Роном о чём-то спорили. На обоих были надеты забавные пурпурные мантии и цилиндры, украшенные павлиньими перьями. Они в них выглядели смешно и нелепо, но наверняка так и задумывалось.

Всё же Вредилки нельзя было воспринимать слишком серьёзно.

Я вспомнила, что Рон, после того как расформировали Аврорат, хотел уйти работать в магазин к брату. Судя по тому, что он так и не вернулся к старой работе после уничтожения Синих, новое дело гораздо больше пришлось ему по душе.

В этом не было ничего плохого. Я его не осуждала, отнюдь. Риддл первым стал отдаляться от Рона, отчасти избавляясь от бесполезного на его взгляд человека, отчасти оберегая свою тайну.

Разрыв помолвки с Джинни и его решение перейти на сторону Синих стало последней каплей. Рон считал, что Гарри предал его, что, по сути, было недалеко от правды.

Проблема в том, что ни Риддл, ни я не рассказали ему правды. Он не посчитал нужным, я же испугалась, что Уизли мог сгоряча наломать дров и от него избавились бы.

В витрине я увидела своё отражение. По сравнению с праздником, творящимся по ту сторону стекла, я выглядела серо и скучно. Бледное лицо с кругами под глазами, элегантная мантия, волосы, собранные в низкий хвост, — это всё ещё была я, но другая, изменённая, под стать Тому.

Я криво улыбнулась своему отражению, а затем ушла не оглядываясь. Невилл был не прав. Выбрав Риддла, я выбрала и его сторону, а с ним — и своё будущее, в котором не было места людям из моего прошлого.

* * *

Риддл первым устал от моего отчуждения.

Обычно он стучал, перед тем как войти в комнату, в этот же раз зашёл без приглашения. Том был зол, и это ощущалось так же остро, как прикосновения жалящих чар к голой коже.

Я сидела возле зеркала и расчёсывала волосы. Монотонные движения успокаивали и помогали хоть на краткий миг перестать думать о плохом.

— Ты долго ещё будешь жалеть себя? — спросил Риддл.

— О чём ты?

— О Лавгуд, Малфое и твоём дурацком чувстве вины.

Он встал за моей спиной и сжал плечи. Я поморщилась, ощутив, как его пальцы больно впились в кожу, прикрытую лишь тонкой тканью ночной рубашки.

— Отпусти. Мне больно.

— Да неужели? — Том усмехнулся и обхватил мою шею. Легко, едва ощутимо, но всё же мне стало не по себе.

— Неужели ты никогда не жалел о своих поступках? — спросила я, аккуратно положив гребень на стол и стараясь не шевелиться.

Риддл ласкал большим пальцем нежную кожу, но я понимала, что в любой миг его руки могли сжаться чуть сильнее и сломать мне кости.

Интересно, что его так сильно разозлило?

— Никогда, — ответил он. — Сожаления не приносят пользы.

— Так же как и я. Так? — Сглотнув, я попыталась отстраниться, но он не позволил. Запустил одну руку мне в волосы, заставляя запрокинуть голову и посмотреть на него.

Его лицо было непроницаемо. Ни тени эмоций, ни отголоска чувств, лишь холодный расчёт и жажда обладания. Риддл всегда был эгоистом и не желал ни с кем делиться тем, что принадлежало ему.

— Нет, не так. Иди сюда.

Он потянул меня к себе, крепко сжимая в объятиях и целуя. Я задыхалась, его настойчивость пугала. Губы Тома легко прикоснулись к моим скулам, затем — к векам, а потом ниже, к шее. Ему нравилось дразнить, нравилось вести за собой и подчинять. Он потянул вверх подол ночной рубашки, оглаживая мои бёдра, сжимая их, а затем скользнул ладонью мне между ног. Всхлипнув, я вцепилась в его руку, безмолвно моля о передышке.

Это было слишком сильно, слишком сладко. Риддл лишь рассмеялся, увлекая меня на кровать. Он никогда не наваливался всем весом, предпочитая опираться на локти и наблюдать за выражением моего лица, словно ему действительно было не всё равно.

Никогда не выключал свет, не признавая стеснения и робости. Поначалу было трудно, всё время хотелось погасить свечи или спрятаться от его взгляда под одеяло, но Том не позволял.

Если он владел, то полностью, не признавая полутонов и полумер.

— Я не хочу, остановись.

Риддл ничего не сказал. Развёл мои ноги в стороны, с нажимом проводя по внутренней поверхности бёдер, а затем медленно вошёл, растягивая удовольствие. Я прикусила палец, чтобы сдержать стон, но — видит Мерлин! — сдержаться было выше моих сил.

Я больше не хотела, чтобы Том останавливался.

* * *

Когда всё закончилось, я лежала на животе, бездумно рассматривая узор на обоях. Риддл лениво водил пальцами по моей спине, рисуя одному ему понятные узоры. Наши тела всё ещё были разгорячены и блестели от пота, но это не мешало.

С Томом в постели всегда было хорошо, до дрожи. Он знал толк в наслаждении и никогда не отказывал в нём ни себе, ни мне.

— Ты меня совершенно вымотал, — пожаловалась я.

— Это хорошо, значит, сегодня тебе не будут сниться кошмары.

— Это из-за них ты был так зол?

Я повернулась к нему, приподнявшись на локтях. Волосы мешали. Отбросив их на спину, стала заплетать локоны в небрежную косу. Риддл наблюдал за мной, задумавшись о чём-то, а затем покачал головой и ответил:

— Нет. Кошмары — ерунда. Рано или поздно ты справишься с ними. Гораздо сильнее раздражает то, что ты избегаешь меня тогда, когда нужна больше всего.

— Что случилось?

— Снейп. — Том помолчал немного, а затем сказал: — Он снова вмешивается в мои дела. Хочет сорвать встречу магов и оборотней.

— Какой в этом смысл?

— А какой смысл было создавать Синих?

Риддл устало прикрыл рукой глаза и рассказал о том, что сегодня исчезли несколько оборотней из стаи Сильвера. Кто-то напал на них и забрал с собой, сильно наследив в лесу, будто ни капли не переживал о том, что его могли выследить.

— Скорее всего, Снейп действовал не сам. Подчинил кого-то с помощью Империо и послал на убой. С прошлого раза он стал осторожнее и теперь делает всё для того, чтобы сохранить в тайне своё чудесное воскрешение.

— Почему ты считаешь, что это Снейп виноват? — спросила я, растянувшись, как кошка, поверх тела Риддла.

Он осторожно обхватил моё лицо. Лаская, провёл большим пальцем по губам, наслаждаясь нашей близостью, словно изысканным вином.

— Потому что чуть больше двадцати лет назад я разрушил его жизнь, убив дорогого для него человека, а теперь он хочет отомстить.

— И кто же его цель?

Зажмурившись от удовольствия, я нежилась в руках Тома, ощущая, что не так уж сильно устала. До утра далеко, жаль будет потратить такую замечательную ночь на сон.

Риддл потянулся ко мне, целомудренно поцеловал в лоб и ответил вопросом на вопрос:

— А как ты думаешь?

* * *

Я аппарировала к дверям дома на Лакричной улице, где Невилл снимал квартиру. Ждать пришлось долго. Лонгботтом всё не открывал дверь и притворялся, что дома никого нет, но я-то знала, что ещё как есть.

У него наверняка были те же проблемы, что и у меня: кошмары не давали спать ему по ночам, и он пробовал урвать пару часов для отдыха днём. Совсем без сна тяжело, начинаешь путаться и можешь наломать дров.

Наконец лязгнул засов, и дверь приоткрылась. В проёме виднелось усталое лицо Невилла с тёмными кругами под глазами и кончик волшебной палочки. Я слабо улыбнулась и выставила перед собой, словно щит, коробку с пончиками.

— Можно войти?

— Нет, — ответил он, но всё же посторонился, пропуская меня внутрь.

Комната была обставлена скудно и казалась нежилой. Грязную чашку на столе да походный рюкзак в углу не стоило брать в расчёт.

— Зачем ты принесла Фрэнси? — спросил Невилл, глядя на вазон с геранью, который я ему отдала.

Надо же было освободить руки, чтобы приготовить чай к пончикам.

— Чтобы ты не был больше один. Одиночество — плохой товарищ, особенно сейчас.

— Я тебя не звал.

— Знаю.

Взмах палочки — и чайник наполнился водой, ещё один — и на плите вспыхнуло пламя. Заботиться о ком-то было правильно, и плевать, что об этом меня не просили. В первую очередь это нужно мне, как бы эгоистично это ни звучало.

— Уходи, — сказал Невилл, поставив герань на стол.

— Уйду, — пообещала я. — Приготовлю чай и уйду.

— Как же ты не понимаешь…

— Нет! Это ты не понимаешь, — перебила я его. — Мне тоже тяжело тебя видеть. Тяжело вспоминать, но у нас нет выбора. Пока мы помним — Луна жива, и лишь это имеет значение.

Невилл сердито посмотрел на меня, но не стал спорить. Сел на стул, молча наблюдая за тем, как я разливаю чай по чашкам и выкладываю пончики на тарелку; так же молча мы поели.

Я совершенно не ощущала вкус сладостей.

Для того, что я собиралась сделать, нужна была храбрость, а её совсем не осталось. Правда — это обоюдоострый нож, и она могла ранить меня так же сильно, как и Невилла.

Решившись, я произнесла:

— Я знаю, кто убил Луну.

— Кто?

Лонгботтом жадно посмотрел на меня, и мне это совершенно не понравилось. Он был полон гнева и жажды мести, вот только я не могла этого допустить. Нельзя позволить событиям развиваться по кругу, иначе я рисковала потерять всех, кто был мне дорог.

— Я.

— Издеваешься?

На что лишь покачала головой и повторила:

— Я виновата.

— Не понимаю. — Невилл устало закрыл лицо руками и спросил: — Зачем ты пришла? Это какая-то очередная игра Риддла?

— Больше никаких игр. Я пришла, чтобы всё исправить.

Сглотнув, я собралась с силами и рассказала ему о Драко, о своих неосторожных словах и их последствиях. Лонгботтом во время моего рассказа то бледнел, то сжимал кулаки в бессильной ярости, то отворачивался, осознавая, что первым причинил боль.

В том, что произошло, были виноваты мы оба. Осознать это было легко, смириться — в разы труднее.

После мы долго сидели в тишине. Невилл то сжимал, то разжимал кулаки, напряжённо о чём-то думая, я же скармливала Франческе остатки пончика и гладила её по листьям. Прощалась.

Всё же с хозяином ей будет гораздо лучше и безопаснее. Растения Лонгботтом любил больше чем людей, а Фрэнси наверняка удастся быстрее исцелить его израненное сердце, чем сотне колдомедиков из Мунго.

Время… оно ведь лечит.

Возможно, когда-нибудь мы снова сможем встретиться, и между нами не будет этого мучительного отчуждения.

Возможно, мы снова сможем стать друзьями.

— И как ты собираешься всё исправить?

— Вернуть Малфою способность чувствовать. Должен же быть какой-то прок от тех зелий, которые мы создали.

— Антидот к зелью подчинения? — догадался он, а затем добавил: — Это слишком жестоко.

— Рада, что ты так думаешь. — Я вымученно улыбнулась. — Возможно, именно жестокость позволит мне разорвать этот порочный круг.

* * *

Приняв решение, на следующий день я собралась и аппарировала в Малфой-мэнор. Особняк выглядел мрачно и не ухоженно. Казалось, что все чары разом развеялись, отчего сад зарос кустарником и сорняками, а дороги размыло талым снегом. Ворота открылись сразу, стоило лишь к ним приблизиться. Возможно, меня ждали и готовились к встрече.

Сжав в кармане флакон с антидотом, я шагнула вперёд. Нечего бояться. Конечно, Малфой мог ударить в спину, но он не станет этого делать. Не теперь, когда отомстил за смерть жены.

Хозяин мэнора ждал меня на пороге, скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на то, как я приближалась к его дому. Шрамы на лице Малфоя всё так же сильно выделялись, делая его хмурым и некрасивым.

Я слабо улыбнулась и помахала, приветствуя. Он не сдвинулся с места ни на дюйм, но в то же время будто расслабился, перестав ждать, что я на него нападу. Глупо, силой всё равно ничего не добьёшься.

Остановивший в паре шагов от него, я сказала:

— Здравствуй, Драко.

Он кивнул и махнул в сторону открытой двери.

— Входи. Нам нужно поговорить.

Надо же, в кои веки наши желания совпали. Оставалось надеяться, что и возможности тоже совпадут.

Беда всех старинных поместий в том, что рано или поздно они остаются без хозяина. Предприимчивые магглы делали из домов музеи или гостиницы, придумывали занимательные истории, чтобы заманить постояльцев и временно наполнить старые стены жизнью. Маги же считали это кощунством. Всё равно, что заглядывать в гроб своего прадедушки в поисках пары сиклей.

Мэнор медленно умирал. Конечно, у него был хозяин, ещё живой и достаточно молодой, чтобы продолжить род. Проблема в том, что Малфою было наплевать. Выпив зелье подчинения, он стал ко всему равнодушным и до безобразия правильным, послушным на свой извращённый лад. Единственным исключением стала Астория, которую он продолжал любить, да и то в итоге его поступок привел к ещё одной трагедии.

Драко не спешил начинать разговор. Вертел в руках чашку с чаем, время от времени глядя в окно, словно кого-то ждал.

— Как поживает мистер Снейп? — спросила я, прерывая затянувшееся молчание.

— Играет в бога, — ответил он. — Ему скучно сидеть в четырёх стенах.

— О, так он изобретает зелье от скуки?

— Скорее от глупости. — Малфой слабо улыбнулся и поставил чашку на стол, а затем задал вопрос: — Ты ведь не из-за Снейпа сюда пришла?

Я кивнула.

— Он не совершает глупостей.

— Так для тебя человеческая жизнь — глупость?

— Я не это имела в виду.

— Разве?

— Не это, — повторила я. — Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь.

— Знаю. Лавгуд. Только не похоже, что ты пришла мстить.

Драко откинулся на спинку кресла и криво усмехнулся. Внешне он выглядел совершенно спокойным, но я-то знала, что внешность обманчива. Малфой боялся. Не меня, нет. Что-то не давало ему покоя, что-то повисло в воздухе тонкой душной пеленой и мешало дышать.

— Ты хотел поговорить, — напомнила я ему.

Мне всё меньше нравилась тишина в мэноре. Раньше она успокаивала, а сейчас была неуютной и несущей угрозу.

— Не ходи на встречу оборотней и магов.

— Это ещё одно предупреждение?

— Скорее дружеский совет.

— Мы не друзья, — резко сказала я, а затем, вздохнув, спросила: — Это связано с исчезновением оборотней?

Малфой промолчал.

— Не понимаю, зачем предупреждать об опасности, если не говоришь, с чем она связана? Это больше похоже на издёвку, чем на помощь.

— Я и не говорил, что хочу тебе помочь…

— А что ты хочешь? — перебила я его. — Чего добиваешься?

— А ты? — ответил он вопросом на вопрос. — Чего добиваешься ты, перейдя на сторону Риддла? Веришь, что сможешь сделать из чудовища человека? Или затрахаешь его до смерти?

— Какая же ты сволочь!

— Что, Грейнджер, правда глаза колет?

Вспылив, я вскочила на ноги и нацелила на Малфоя волшебную палочку. Моя рука дрожала от едва сдерживаемой ярости; я крепче сжала палочку и глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Драко хотел вывести меня из себя, и у него это получилось, вот только для чего ему это понадобилось?

Он слабо улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. Дескать, давай, колдуй, если хватит смелости. Малфой был настолько уверен, что я не поддамся эмоциям, что продолжил зубоскалить:

— Ты всегда на стороне победителей, Гермиона. Так было в школьные времена, так и сейчас. Как тебе это удаётся? Ну же, поделись секретом.

Я опустила палочку и села в кресло. Пусть говорит что хочет, ни за что не стану идти у него на поводу.

— Знаешь, чем мы с тобой отличаемся, Малфой? — спросила я

— Чем?

— Тем, что ты можешь только лаять, но не кусаться. Слишком труслив.

Лицо Драко покрылось некрасивыми красными пятнами — мне удалось пробиться сквозь стену невозмутимости и равнодушия, удалось задеть за живое. Эгоистичное желание сделать больно, пусть и словами, было слишком сильно, слишком соблазнительно, чтобы ему не поддаться.

Это не то, чем стоило гордиться.

— Зато меня не используют.

— Ты так в этом уверен? — спросила я зло. — Ты ничего не знаешь о нас с Риддлом.

— Я не про Риддла го…

— Хватит! — перебила я его.

Наш разговор зашел в тупик. Нужно было сделать то, ради чего я сюда пришла. Быстрее покончить и попытаться забыть об этом, как о страшном сне. Смешно, но вся моя жизнь в последнее время была похожа на бесконечный кошмар. Я наивно продолжала надеяться, что когда-нибудь смогу проснуться и просто жить, не оглядываясь и ни о чём не сожалея.

— Снейп сейчас в мэноре? — спросила я.

— Нет.

— Замечательно. Империо!

Это оказалось сложнее, чем я думала. Словно я пыталась удержать в руках мыльный шар, который должен был вот-вот лопнуть, оставив меня с носом. Так и с волей Малфоя: он сопротивлялся моим чарам настолько отчаянно, будто от этого зависела его жизнь. Возможно, если бы не Луна, я бы уступила. Мерлин с ним! Пусть бы жил как умел, я сомневалась, что он стал бы вредить нам и дальше.

Но Луна… Она просто попала под раздачу, как и Астория, и, чтобы разорвать этот порочный круг, мне нужно было совершить ещё одно зло, быть может, гораздо страшнее, чем убийство невинного человека.

Достав флакон с зельем, я вылила его в чашку Малфоя и приказала:

— Пей.

Драко посмотрел на меня так, словно увидел впервые в жизни. Его движения были резкими, дёрганными, как у марионетки, управляемой неумелым кукловодом. Он поднёс чашку к губам, на миг замер, всё ещё сопротивляясь Империо, но всё же магия оказалась сильнее. Малфой сделал глоток, затем ещё один и ещё.

Я пристально смотрела на него, пытаясь понять, подействовало зелье или нет? Казалось, ничего не происходило, но вот чашка выскользнула из его рук и упала на пол, разлетевшись на дюжину осколков. Малфой вздрогнул, будто кто-то с размаху ударил его кнутом, сжался в кресле и прерывисто вздохнул. Сейчас он был похож на дерево, которому отрубили корни, я же была тем лесорубом-любителем, который это сделал. И у него, и у меня была своя правда, но, на несчастье Драко, топор оказался в моих руках.

Жалела ли я о своём поступке? Сложно сказать.

Глядя на то, как Малфой беззвучно плакал, пряча лицо в ладонях, как вздрагивали его плечи, насколько он выглядел подавленным и уязвимым, я ощущала себя последней дрянью. Но стоило вспомнить, как улыбалась на прощанье Луна, прежде чем её поглотило пламя, и во мне просыпалось какое-то извращённое удовольствие. В конце концов, испытывать боль, грусть и сожаления — значит быть человеком. Я лишь вернула Малфою то, от чего он так легко отказался. Не более.

— Малфой! — позвала я его.

Он посмотрел на меня как раненное животное. Его глаза лихорадочно блестели, а лицо исказила жуткая гримаса боли и ненависти. Драко силился что-то сказать, но голос его подвёл, и слов было не разобрать.

— Прощай, Малфой, — сказала я, а затем взмахнула палочкой и прошептала: — Обливейт!

* * *

Я уже полчаса мыла руки, но они всё казались мне ужасно грязными. Вода была настолько холодной, что я почти ничего не ощущала. Это к лучшему.

Стереть Драко память было так же необходимо, как и вернуть возможность чувствовать. Я не боялась его мести, отнюдь. Просто не хотела, чтобы ещё один невинный человек попал под раздачу, как это получилось с Луной.

— Что ты делаешь?

Я оглянулась и увидела Риддла. Он стоял в дверях и смотрел на меня так, словно пытался понять, куда я вляпалась в этот раз.

— Руки… грязные, — ответила я, вымученно улыбнувшись, а затем отвернулась.

Это невыносимо и ужасно стыдно — признаться в том, что я совершила. И в то же время я понимала, что рано или поздно всё ему расскажу; Риддл поймёт и не осудит. Он мыслил не так, как обычный человек. Для него не существовало границы между добром и злом. Было лишь то, что необходимо сделать, и то, чем легко можно пожертвовать, чтобы достичь цели.

Если это означало быть чудовищем… Что ж, я им стала. Лучше так, чем потерять ещё одного дорогого мне человека.

— И ты решила с них содрать кожу, чтобы они стали чистыми? — спросил Том.

Он подошёл ко мне, стал так, что я оказалась между ним и раковиной. Риддл почти обнимал, но это было настолько ненавязчиво, что вырываться совершенно не хотелось.

Том закрыл кран, а затем осторожно стал растирать мои озябшие руки. Он никогда не поддавался эмоциям, предпочитая сначала заняться делом, и, честно говоря, этому стоило у него поучиться.

— Я совершила ужасное, — решившись, произнесла я.

— Кого-то убила?

— Что? Мерлин, конечно же, нет!

— Тогда почему разводишь сырость?

— Не развожу.

— Разве?

В ответ я лишь шмыгнула носом. Да, глупо получилось. Вздохнув, рассказала Риддлу всё о том, что сегодня произошло. Том слушал, не перебивая, продолжая задумчиво перебирать мои пальцы, к которым уже вернулась чувствительность.

— Где ты взяла антидот? — спросил он после.

— Невилл дал, — ответила я почти без запинки.

Соврала, конечно же. Мне не хотелось говорить Риддлу, что всё это время антидот был у меня. Это было по меньшей мере глупо: не стоило портить наши отношения сейчас, когда они только-только наладились.

— Ты поступила разумно, стерев ему память. Конечно, это не решит всех проблем, — пробормотал он, продолжая меня обнимать. — Зато и не создаст новых. Малфой может быть полезным в будущем.

Я посмотрела на наше с Риддлом отражение в зеркале: мы не выглядели ни счастливыми, ни беспечными, ни влюблёнными. Скорее уставшими, сосредоточенными, готовыми в любой миг к сражению.

Повернувшись к нему, я посмотрела в его глаза, ища в них ответ на самый главный вопрос: «Мы справимся?» И Том молча отвечал, что да, справимся. Нам нельзя было проиграть, не сейчас, когда столь многим было пожертвовано и столь многие погибли ради того, чтобы мы жили.

Риддл наклонился ко мне, целуя в сухие потрескавшиеся губы. Я не заслуживала ни его доверия, ни защиты, ни заботы, которую он так щедро мне отдавал, но продолжала эгоистично требовать большего, оставаясь не до конца искренней с ним.

Обняв Тома, я снова, как прежде, позволила ему всё, совершенно не желая думать о том, к чему может привести наша близость. Он стал моей слабостью, но и я стала его. Как обоюдоострый нож, моя ложь и его стремление к власти связало нас куда крепче, чем чувства и мечты.

С ним больше не было страшно.

С ним я чувствовала себя нужной и желанной.

С ним я готова была пойти если не на всё, то на многое.

Засыпая в объятиях Риддла, я пообещала себе: что бы не случилось, ни за что не позволю отнять у нас то, что мы с таким трудом построили за это время.

Ни за что.

* * *

Перед встречей я долго собиралась. Всё должно было быть идеально: от мантии и обуви до прически и макияжа. В последний раз я так тщательно наряжалась на бал на четвёртом курсе, куда меня пригласил Крам. Конечно, я больше не школьница, но и мой спутник не мальчишка. Как невеста министра, я должна была соответствующе выглядеть и вести себя. То, что для кого-то было забавой или возможностью похвастаться новой мантией и драгоценностями, для меня стало неприятной работой. Трудно постоянно быть на виду и понимать, что за каждым твоим шагом пристально следят.

В дверь постучали, и Рабастан, не дождавшись ответа, зашёл в комнату. Окинул меня одобрительным взглядом и сказал:

— Замечательно выглядишь, золотце! Ещё немного, и ты станешь настоящей леди.

— Снова за старое?

На что он лишь беспечно пожал плечами, а затем подошёл ко мне и протянул футляр. Открыв его, я увидела на бархате красивую подвеску с камнем в форме капли. Он был насыщенного красного цвета, в тон мантии, которую я надела сегодня.

— Я не могу его принять.

Закрыв футляр, я протянула его назад Лестрейнджу, но он покачал головой:

— Только на сегодня, а потом вернёшь. — Видя, что я сомневаюсь, он спросил: — Позволишь?

Я молча повернулась к нему спиной и приподняла волосы, чтобы ему было легче застегнуть замок. Справившись с задачей, он ещё на какой-то миг задержал пальцы на моей коже, рассматривая наше отражение в зеркале. Мне это настолько напомнило то, что было накануне в ванне с Риддлом, что я, смутившись, отошла от него.

— Спасибо, подвеска очень красивая. Не стоило, правда.

Рабастан понял всё правильно. Натянуто улыбнулся, но не стал заострять на этом внимание.

— Возьми на всякий случай осиновую палочку и кинжал, что я тебе подарил.

— Мы готовимся к мирной встрече или к войне?

— Одно другому не помеха.

— На Риддла снова готовят покушение? — спросила я, доставая из тумбочки кинжал и пряча его во внутреннем кармане мантии.

— Скорее всего. Так было с Мэри Моран. Мы так и не поняли, была ли девчонка под Империо или ей просто промыли мозги, но больше не хотим допускать жертв. Это плохо сказывается на репутации.

Что поделать, если жизнь ценится меньше, чем репутация. К сожалению, люди видят только то, что им хотят показать, будь-то новая метла или показное благополучие. В любом случае, нужно быть готовыми ко всему. Как говорил Рабастан, кусок стали между рёбрами так же надёжен, как и Авада в лоб.

* * *

Мы с Томом аппарировали к зданию, где должна была состояться встреча между волшебниками и оборотнями. Для магглов оно выглядело как полуразрушенная церковь, огороженная забором из плохо подогнанных друг к другу досок. Строительные леса высились с одной стороны как намёк на начавшуюся реставрацию, которая длилась вот уже больше пяти лет.

Риддл решил провести встречу на нейтральной территории. Так было лучше для обеих сторон. Всё же многолетняя вражда — не то, что стоит сбрасывать со счетов так скоро. Миновав забор и подойдя почти вплотную к лесам, я ощутила барьер, который мягко обволок нас, прежде чем пропустить внутрь. По зданию прошла рябь, обшарпанные стены и прохудившаяся крыша сменились аккуратными стенами из серого камня, обвитыми плющом. Солнце слепило глаза, воздух был свеж и горьковато пах нарциссами. Жёлтые цветы, словно цыплята, окружали здание венцом, радуя яркими красками так же, как и нежно-зелёные листья на деревьях.

Мы постучали в дверь, и её нам открыл Рабастан, снова нацепивший на себя маску главы Аврората — мистера О'Нила. Рядом с ним стоял мистер Сэвидж. После того как отдел восстановили, он вернулся на работу рядовым аврором, ни капли не жалея о прежней должности. На всех вновь прибывших Сэвидж смотрел подозрительно, всем своим видом показывая, что он-то к своим обязанностям относится серьёзно, не то что некоторые.

Риддл и я прибыли почти перед самым началом. Многие из приглашённых были на месте, тихо переговариваясь между собой и делясь последними новостями. Оборотни во главе с Сильвером стояли в стороне. Они казались напряжёнными и взволнованными, совсем не такими, какими я их запомнила в нашу последнюю встречу. Ни Риты, ни Джона не было среди них.

К началу переговоров осталось не больше четверти часа, за это время мы успели встретиться со всеми мало-мальски важными людьми, поприветствовать оборотней и пройти к скамьям, находившимся напротив кафедры. Том посадил меня в первом ряду, так что я оказалась рядом с Лестрейнджем с одной стороны и миссис Тонкс другой. Андромеда вежливо кивнула в знак приветствия, я ответила ей тем же. Пока все рассаживались по своим местам, я окинула собравшихся волшебников взглядом, отмечая, что из Уизли пришли только Рон и Джинни, которую сопровождал Оливер Вуд. В правом ряду я заметила Нотта и Эрни. По слухам, им удалось обойти монополию Тьери и открыть свой магазин парфюмерии в Косом переулке.

Ни Невилла, ни Малфоя среди собравшихся я не заметила. Это и к лучшему. Их столкновение ни к чему хорошему не приведёт, особенно сейчас, когда к Драко вернулась способность чувствовать.

— Приветствую вас, друзья. Сегодня важный день для всего магического сообщества, — произнёс Риддл, усилив свой голос с помощью Соноруса. — Мы положим конец многолетней вражде и откроем для наших детей новое будущее: без страха перед полнолунием, без сожалений об утерянной возможности овладеть магией. Магия для всех — вот наш девиз. Отныне и навсегда!

Он говорил, говорил, говорил, и с каждым словом люди слушали его всё внимательнее, всё больше проникаясь сказанному и веря в то, что это будущее возможно. Это ведь будет их добровольный выбор, не навязанный Синими или кем-либо ещё. И не важно, что к нему волшебников долго и упорно готовили, как и оборотней. Не важно, что мысль о сотрудничестве постепенно навязывалась им с помощью газет, радио и даже детских книг, где мальчик-оборотень помогает волшебнику победить злого чародея. Вся эта чудовищная пропаганда создавалась только с одной целью: ослабить влияние волшебников на другие расы и сделать их всех послушными воле Риддла.

Закончив говорить, Том пригласил Сильвера за кафедру, дав ему слово. Вожак оборотней не был оратором, и вся его речь вместилась в пару сухих фраз и заверений в том, что оборотни жаждут мира так же сильно, как и волшебники. Последние слова прозвучали двусмысленно. Все знали, что кому-кому, а магам на это было наплевать. Магия — это нечто большее, чем фразы на латыни и волшебная палочка. Это образ жизни, мыслей и стремлений. К худу или к добру, Риддл хотел изменить то, что долгие годы было основой всего. Оставалось надеяться, что это не приведёт к ещё одной трагедии.

Тем временем Том с Сильвером подписали договор о сотрудничестве между волшебниками и оборотнями и скрепили его волшебными печатями. Такими в своё время был скреплён пакт между магами и гоблинами, который стал началом относительно мирного сосуществования двух рас.

Раздались аплодисменты. Многие повставали с мест, продолжая хлопать и одобрительно восклицать. Я на миг прикрыла глаза, ощущая, как напряжение уходит из моего тела, оставляя приятную опустошённость. Всё прошло гораздо лучше, чем мы ожидали, и наши опасения и тревоги оказались тщетными.

Я поднялась на ноги и стала пробираться ближе к возвышению, чтобы успеть перехватить Тома. Мы условились, что перед праздничным банкетом дадим небольшое интервью журналистам. Я понимала, что нужна ему только для красивой колдографии, которая станет ещё одним приятным дополнением к его успеху. Как ни крути, у министра Поттера получается всё, за что бы он не взялся, будь-то политика или личная жизнь.

Кто-то схватил меня за локоть, останавливая. Я удивлённо посмотрела на человека, совершенно не узнавая его.

— Что вам нужно? — спросила я, пытаясь высвободить руку.

Он сильнее сжал пальцы и, наклонившись ко мне, тихо произнёс:

— Голову змеи.

— Что?

— Здесь нужно, чтоб душа была тверда, — сказал он и требовательно посмотрел на меня.

Казалось, что в моей голове раздался щелчок. Разум заволокло туманом, и в то же время я всё помнила и понимала, но словно смотрела на мир сквозь запотевшее стекло. В голове настойчиво вертелась мысль, что мне нужно отомстить за Гарри. Что только убив змея, я смогу спасти и освободить друга.

Сглотнув, я сказала вторую часть ключа:

— Здесь страх не должен подавать совета*.

Человек кивнул и отпустил меня со словами:

— Действуйте, мисс Грейнджер, без страха и без сожалений.

Я двигалась словно во сне. Вокруг меня мелькали размытые тени, голоса сливались в неразборчивый гул, отчётливо видно было только Риддла. Он спустился ко мне с возвышения радостный и безумно гордый проделанной работой. Казалось, будто он вот-вот лопнет от самодовольства.

Риддл коснулся моих волос, привлекая к себе и что-то говоря, но я его не слышала. Что-то мешало, настойчиво билось в голове пойманной птицей и никак не давало сосредоточиться. Я как будто разбилась на две части: одна не могла понять, что происходит, а вторая была полностью поглощена заданием, внушённым мне незнакомцем.

Рука сама собой скользнула во внутренний карман мантии. Улыбка на лице Тома исчезла, выражение стало взволнованным и настороженным, как у собаки, почуявшей дым, но ещё не понявшей, где пожар.

Сталь легко вошла в плоть, как по маслу. Риддл рвано выдохнул и вцепился мне в плечо, чтобы не упасть. Я провернула кинжал в его ране, затем ещё раз и ещё. На его губах выступила кровь, пачкая подбородок и воротник ослепительно-белой рубашки.

Я ничего не ощущала: ни страха, ни сожаления, ни радости, ни отвращения. Это было просто задание, которое нужно было выполнить. Как эссе по Трансфигурации, не более.

Тому удалось меня оттолкнуть. Он ухватился за рукоять кинжала и, пошатнувшись, упал на колени. Я посмотрела на безобразное липкое пятно на его мантии, затем на свои руки, испачканные кровью, всё ещё до конца не понимая, что наделала, но где-то глубоко внутри ощущая, что совершила непростительное.

Рядом закричала женщина. Кто-то начал звать на помощь, спрашивать, есть ли колдомедики среди собравшихся. Люди стали суетиться, толкаться. Меня оттеснили в сторону к стене; я всё ещё смотрела на свои руки.

Красное, красное, красное.

Слова вспыхивали в сознании раскалёнными углями, а в голове всё ещё не было ни одной связной мысли. Гарри… Кажется, это был Гарри. Я никак не могла понять, что только что произошло и кто был ранен. Конечно, это не мог быть Гарри. Только не он. Но кто же тогда? У этого человека было лицо моего друга, его имя, но он не был им. Он был врагом, которого нужно было уничтожить.

Змея. Незнакомец говорил что-то о змее.

Почему? Почему я его послушала? Я не могла это вспомнить. Я ничего не помнила. Голова жутко болела, и казалось, что она вот-вот лопнет, как воздушный шарик. Я обхватила её руками, сжимая и до боли и пачкая лицо чем-то липким и противным. Чем-то неправильным.

Красное, красное, красное.

Почему мои руки красные? Почему?

Что-то больно уткнулось в мою шею, выдёргивая меня из путаных мыслей. Подняв голову, я увидела перед собой человека в твидовом пиджаке. Он выглядел так, словно вот-вот свернёт мне шею.

— Дура, — прошипел человек, а затем я потеряла сознание.

Последнее, что запомнила — ядовито-сиреневую вспышку заклинания и надрывный крик, что министра Поттера убили.

____________________________________________

*Цитата из «Божественной комедии», Данте Алигьери.

Просыпаться было тяжело. Голова раскалывалась и гудела, словно накануне случилась грандиозная попойка и я здорово перебрала огневиски. Такое было лишь однажды, когда мы праздновали победу над Волдемортом. Правда, на праздник это мало походило, скорее на поминки.

Комната казалась мне знакомой. Стены из неокрашенных цельных стволов дерева радовали глаз, а запах древесины и свежести помогал справиться с подкатившей к горлу тошнотой. На тумбочке возле кровати стоял стакан с водой. Я с жадностью выпила её, ощущая, как с каждым глотком становится легче.

Окинув себя взглядом, я увидела, что на мне простое ситцевое платье. Странно. Я не имела привычки спать одетой. В комнате кроме меня никого не было, но окно оказалось открытым. Я поёжилась, ощутив холод. Обувшись, подошла к двери и взялась за ручку. Легко потянула её, и дверь бесшумно открылась. На миг мне стало тревожно и чуть-чуть страшно, словно, покинув эту комнату, я лишалась защиты.

Что за глупости! Я никогда не была такой мнительной и нерешительной.

Тряхнув головой, уверенно шагнула вперёд и оказалась в коридоре, в конце которого была лестница. Когда я спускалась по ней, то с кем-то столкнулась.

— Осторожно, золотце, — сказал человек, придержав меня за локоть, чтобы я не упала.

Посмотрев на говорившего, я узнала Лестрейнджа. Он выглядел уставшим и неряшливым, от него неприятно пахло алкоголем. В первое мгновенье я отшатнулась, сама до конца не понимая, почему это делаю. Казалось, будто что-то очень важное ускользает от моего внимания. Не то мысль, не то образ, словно шмель жужжит и никак не даёт сосредоточиться.

— Здравствуй. — Я робко улыбнулась, а затем вдруг взволнованно спросила: — Всё плохо, да? Я не помню, ничего не помню, но понимаю, что что-то не так, а как должно быть, не знаю. Ну что же ты молчишь?

Мои руки сами вцепились в его рубашку. Мне нужна была опора, кто-то настоящий, кто смог бы помочь не задохнуться от отчаянья и восстановить вереницу событий, которые привели меня сюда.

Лестрейндж аккуратно, но всё же настойчиво разжал мои руки и отстранился. В нём ощущалась какая-то напряжённость, злость, и это, честно говоря, озадачивало.

Был ли он всё ещё моим союзником? Другом? Была ли я всё ещё его человеком? Я не была уверена, что хочу знать ответы на эти вопросы.

— Сначала завтрак, потом разговоры. Пошли.

Мне оставалось только пойти за ним и надеяться, что отчуждение, возникшее между нами, мимолётно.

* * *

Этим утром в кофейне «У дядюшки» мы были единственными посетителями и постояльцами. Лестрейндж во время еды рассказал, что снял две комнаты и что мы здесь находимся три дня. На все мои расспросы он коротко отвечал «позже». Когда мы закончили завтракать, Рабастан предложил прогуляться вокруг озера.

Мы шли молча. Апрель в этом году был по-летнему тёплым. Деревья обрядились в молодую зелень, воздух одуряюще пах влагой и цветами. Обогнув озеро, мы оказались возле беседки, рядом с которой была разбита пара клумб с крокусами. Фиолетовые, сиреневые, жёлтые, белые, нежно-голубые — все они создавали причудливый узор, чем-то похожий на круги на воде.

— Здесь красиво, — сказала я, обхватив себя руками.

Было свежо, и я жалела, что не захватила ни кофты, ни на худой конец волшебной палочки, чтобы наложить согревающие чары. Непозволительная роскошь оказаться безоружной, которую я себе не позволяла уже много лет.

Смешно, до чего же я стала беспечной.

— Лишних ушей нет — и ладно, всё остальное ерунда, — пробормотал Рабастан.

Он подошёл к воде, сел на корточки и опустил руку в озеро, как будто хотел проверить, достаточно ли тёплая вода для купания или всё же стоит подождать месяц-другой.

— Когда у тебя начались проблемы с памятью? — неожиданно спросил Лестрейндж.

— Я бы не назвала это проблемами.

— И всё же?

— Где-то с месяц назад, может, меньше, — ответила я, а затем спросила: — Что происходит?

— Хотел бы я знать, Гермиона.

— Где Том?

— О, поверь, золотце, он последний, с кем ты захочешь встретиться после всего.

— С ним всё хорошо? — Я подошла к нему и, помедлив, опустилась рядом на ещё влажную от утренней росы траву.

Платье и так было помятым после сна, от того, что оно намокнет, хуже не станет.

— Жить будет. — Рабастан натянуто улыбнулся, а затем вдруг брызнул на меня водой. Я возмущённо воскликнула — холодная! — и, не удержавшись, рассмеялась. Правда, смех получился совсем не весёлым, скорее нервным.

— Мне страшно, — призналась я ему. — И я совершенно не понимаю, почему.

— Может, это к лучшему. — Он потянулся ко мне и взъерошил волосы, словно непослушному маленькому ребёнку, а затем улыбнулся, совсем как раньше.

Его улыбка ободрила и успокоила меня лучше, чем целебный настой из трав мадам Помфри. Всё же не удержавшись, я спросила:

— Мы справимся?

На что Лестрейндж беспечно пожал плечами и ответил:

— Мерлин его знает, Грейнджер. Скучать нам точно не придётся.

* * *

Прошло ещё несколько дней. Всё это время я провела в одиночестве, не считая редких визитов Рабастана. Хозяин кофейни со мной почти не разговаривал и старался избегать; других посетителей и постояльцев здесь не было. Не было также ни свежих газет, ни маградио. Я оказалась полностью отрезанной от внешнего мира. Одиночество никогда раньше меня не тяготило, но за эти несколько месяцев я настолько привыкла к постоянному присутствию Тома в моей жизни, к его близости, что отчаянно скучала.

Лестрейнж продолжал уклончиво отвечать на все мои вопросы и просил подождать, а чтобы я не сбежала, забрал волшебную палочку. Чтобы как-то скрасить моё одиночество, он предложил принести мне Франческу, на что я только покачала головой и призналась, что вернула её Невиллу. Кто же знал, что компания вредной плотоядной герани вскоре понадобится и мне?

Рабастан досадливо хмыкнул, но не стал опускать руки. На следующий день он принёс мне коробку, в которой что-то подозрительно ворчало и шипело. Я с опаской рассматривала её, но всё же решилась и сняла крышку. Внутри оказался Живоглот. Полукниззл сердито посмотрел на меня, а затем шмыгнул рыжей молнией под кровать — только его и видели.

— Нашёл его в доме, где ты раньше жила. Его приютила твоя соседка, после того как Риддл продал квартиру и забрал все вещи. Ты уж извини, но он не любит котов. Раньше, в старом теле, у него была аллергия на шерсть. Сейчас её нет, но неприязнь осталась.

Я улыбнулась впервые за эти дни и порывисто обняла Рабастана. Как ни крути, а он точно знал, что нужно, чтобы сделать девушку счастливой.

* * *

Дни тянулись унылой вереницей и были наполнены тревожным ожиданием. Я напоминала сама себе корабль, который мерно покачивался на волнах и не догадывался, что совсем скоро разразиться шторм. Мне больше не снились ни Гарри, ни Луна, ни Том, лишь небо, разукрашенное во все оттенки красного. Просыпаясь после таких снов, я ощущала себя больной и несчастной.

Рабастан продолжал увиливать от ответов, словно опытный шулер, но однажды, когда он был занят разговором с хозяином кофейни, я осмотрела карманы его мантии, так небрежно оставленной на стуле, и нашла свежий выпуск «Пророка». Целый разворот занимала статья, посвящённая предстоящему в будущем году чемпионату мира по квиддичу. Спорт меня мало интересовал. Бегло просмотрев заголовки, я нашла то, что было для меня важно: краткая статья о том, что министр Поттер пошёл на поправку после неудачного покушения и что неудачливого убийцу авроры всё ещё не поймали. Ещё в статье упоминалось, что из-за покушения свадьба мистера Поттера и мисс Грейнджер отложена на неопределённое время. Я судорожно сжала газету, ощущая, как внутри всё похолодело.

Почему? Почему Том отослал меня от себя? Неужели опасался, что покушение повторится и я могу пострадать?

Нет, глупости. Риддл предпочёл бы, чтобы я была на виду, справедливо считая, что самое безопасное место рядом с ним. В чём-то он прав. Желание всё и всех контролировать не раз выручало его и позволяло избежать многих неприятностей. Но он не сделал этого, а отослал в это уединённое место, словно нашкодившего ребёнка, и приказал Рабастану забрать мою волшебную палочку, лишая возможности колдовать. Конечно, я могла бы рискнуть и уйти отсюда, но это разозлило бы его. Том никогда ничего не делал без причины. Всё, что мне оставалось — терпеливо его ждать и надеяться, что он придёт и заберёт меня отсюда.

* * *

Апрельские грозы холодны и злы, словно взбесившиеся пикси. После обеда, чтобы отвлечься от вынужденного заточения, я решила прогуляться вокруг озера. Крокусы продолжали цвести и радовать яркими красками. Пригревшись на солнце, я уснула в беседке и проспала почти до вечера. Мне ничего не снилось, и это было благом. В последние дни сны становились всё мрачнее и ужаснее. Алый закат сменялся грозами: небо разрывали изломанные вспышки молний, а дождь был неправильным, солёным и липким, словно кровь. Каждый раз сновиденье заканчивалось тем, что я пыталась рассмотреть свои руки, и каждый раз они казались мне грязными, испачканными красным.

Меня разбудил шум дождя. Поёжившись, я обхватила себя руками, пытаясь хоть немного согреться и размышляя о том, стоит ли переждать грозу в беседке или лучше пробежаться до кофейни. Она находилась недалеко, на противоположной стороне озера, в её окнах горел уютный свет, обещающий мне тепло, приют и компанию молчаливого волшебника, ставшего поневоле моим сторожем.

Рискнув, выбрала второе. Дождь лил как из ведра, и я промокла до нитки. Когда добралась до дверей кофейни, меня знобило, мокрые волосы прилипли к лицу, ужасно раздражая. Отбросив их на спину, я решительно толкнула дверь, стремясь побыстрее оказаться рядом с живительным теплом и выпить чашку горячего чая.

С моей одежды капало, но я не стала задерживаться внизу и поспешила в свою комнату. Внутри меня ждал сюрприз: на столе одиноко горела свеча, а в кресле рядом с окном сидел Том. Он хмурился и, казалось, был настолько погружен в свои мысли, что ничего не замечал, но это было ложное впечатление. Стоило мне войти в комнату, он тут же посмотрел на меня тем цепким тяжёлым взглядом, который когда-то так сильно меня пугал. Я много раз воображала нашу встречу после столь долгой разлуки. Раз за разом прокручивала в голове, как кинусь к нему, обниму крепко-крепко и скажу, что скучала. Как буду расспрашивать его обо всём, что произошло за это время, как буду целовать его, а он будет улыбаться снисходительно и в то же время довольно. Том всегда был жаден до ласки и нежности и не считал нужным этого скрывать.

Его взгляд был словно ушат холодной воды. Я в нерешительности замерла на пороге, ощущая себя маленькой, жалкой и совершенно некрасивой. Мокрое платье неприятно липло к телу, волосы спутались, с них капало на пол, а на туфли налипла грязь. Я смутилась, избегая смотреть на Тома, но всё же радость от долгожданной встречи оказалась сильнее. Шагнула к нему, улыбнувшись, протянула руку, чтобы прикоснуться к бледному лицу с заострившимися скулами, но он не позволил. Чуть отклонился назад и небрежно махнул рукой, словно проводя между нами невидимую черту.

— Том, — тихо позвала его я, не решаясь ни на чём настаивать.

Его холодность ранила сильнее, чем я готова была себе в этом признаться, но я совсем не понимала, почему он меня наказывает ею. Почему смотрит так настороженно, с затаившейся на дне глаз яростью? И почему — Мерлин его подери! — я чувствую себя виноватой перед ним?

— Том, что происходит? — сделала я ещё одну попытку, присев на краешек кровати и рассматривая его.

— Разве ты ничего не помнишь? — недоверчиво спросил он.

— Не помню что?

— То, что произошло на встрече оборотней с магами.

Я медленно покачала головой и призналась:

— О встречи я знаю только то, что прочла в «Пророке», — сглотнув, я подалась чуть вперёд и задала вопрос: — Как ты себя чувствуешь?

На что он ответил кривой усмешкой. Так он мог улыбаться едва знакомому человеку, которого терпел, но считал навязчивым и бесполезным.

— Ты злишься.

Это был не вопрос — утверждение.

— Злюсь, — не стал отрицать Риддл.

Откинувшись на спинку кресла, он прищурился, глядя как будто сквозь меня, но вот взгляд Тома снова стал сосредоточенным, словно Риддл принял важное решение. В его руках оказалась волшебная палочка, которую он нацелил на меня.

— Мне нужно знать. Не сопротивляйся, будет только хуже, — сказал он, а затем взмахнул палочкой: — Легилименс!

Я отшатнулась, пытаясь избежать заклинания и боли, которую оно каждый раз с собой приносило, но это оказалось тщетным. В моей голове взорвалось маленькое солнце, выжигая сознание, ломая волю и малейший намёк на непокорность. Я упала на пол, ощущая во рту привкус крови и бесконечное море боли, в сравнении с которым Круцио был ласковым прикосновением пера. Так бывает, когда часть воспоминаний запечатана, и нужно много времени и мастерства, чтобы снять с них блок. Но когда волшебнику не хватает ни того, ни другого, он выбирает самый простой путь: боль. Чем она сильнее, тем проще вытащить на поверхность нужные воспоминания, и не важно, что в процессе можно свести человека с ума.

Мне казалось, что с меня живьём сдирают кожу и рвут, рвут на части, ни капли не щадя. Кажется, я кричала, рыдала, умоляла остановиться. Но Том не слушал, не хотел. Не остановился даже тогда, когда я не могла больше кричать, сорвав голос, и беззвучно плакала, глядя на него и ничего не видя, словно ослепла.

Риддл настойчиво раз за разом сминал мою волю и ломал всё, до чего мог дотянуться, в поисках воспоминаний — настолько важных для него, что он готов был пожертвовать моим разумом и жизнью, чтобы до них добраться.

Ещё одна вспышка в голове принесла с собой долгожданное забытье.

* * *

Мне снился сон, настолько реальный и осязаемый, что становилось жутко. Я лежала на диване и бессмысленно смотрела в потолок, а рядом со мной сидел Снейп и говорил:

— Вы вернётесь к Риддлу. Будете послушной и покладистой, будете всегда рядом. Раз в неделю мы с вами будем встречаться, мисс Грейнджер, и вы будете мне рассказывать обо всех планах Риддла. Станете моими ушами и глазами. Это необходимо и правильно. Повторите!

— Я стану вашими ушами и глазами, буду следить за Риддлом. Это необходимо. Это правильно, — послушно произнесла я.

— Блестяще. Десять баллов Гриффиндору, — насмешливо похвалил меня Снейп.

Сознание заволокло туманом. Я снова оказалась в той же комнате, но в этот раз сидела в кресле и наблюдала за ссорой Малфоя и Снейпа. Казалось, что я находилась в каком-то оцепенении и не могла пошевелиться.

— Ты с ума сошёл! Сначала Мэри Моран, теперь Грейнджер. Хочешь, чтобы Риддл избавился от неё? — Драко сердито смотрел на крёстного, но в то же время выглядел каким-то беспомощным.

Зелье лишило его не только способности испытывать чувства и сильные переживания, но и того стержня, который помогает человеку бороться и отстаивать своё мнение. Оно сделало из Малфоя тень его прежнего.

— Моран была необходима, чтобы прощупать защиту Риддла. Понять, на что он готов пойти ради того, чтобы удержать власть в руках. Он будет подозревать всех, кроме Грейнджер и Лестрейнджа. Рабастан тот ещё сукин сын; он скорее сдохнет, чем позволит снова запереть себя в клетке. А Грейнджер… Грейнджер доверчива и страдает тем же комплексом героя, что и Поттер в своё время. Риддл не станет ждать подвоха, ведь они так сильно любят друг друга, — на последних словах Снейп скривился так, словно у него разом заболели все зубы. — Когда настанет подходящий момент, Грейнджер сможет нанести решающий удар. Не переживай, он не убьёт её. Не сможет, слишком очеловечился.

— Ты так в этом уверен? — спросил Малфой.

— Нет. Впрочем, если он её убьет — ничего страшного. Придумаю новый план.

— Никак не могу понять, за что ты так сильно его ненавидишь?

Снейп долго молчал, и я уже думала, что он так ничего и не ответит. Я ошиблась. Волшебник медленно провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть неприятные воспоминания, и глухо произнёс:

— Он не выполнил своего обещания, и погиб человек.

— Поэтому ты хочешь отомстить, позволив погибнуть другому человеку?

— Это не месть.

— А что тогда?

— Вынужденная мера. Больше всего это существо ценит власть. Оно может называть себя как угодно: Волдеморт, Риддл, Поттер, — но суть от этого не изменится. Единственный способ его уничтожить — лишить того, чем он дорожит больше всего.

Малфой посмотрел на меня, открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Снейп перебил его:

— Нет, не Грейнджер, хотя в ней он тоже нуждается.

— Что же тогда?

На что Снейп лишь покачал головой и сказал:

— Всему своё время. Скоро ты обо всём узнаешь.

Свет снова померк, будто кто-то задул разом все свечи, оставив меня в темноте. Миг, второй, а затем меня выбросило в очередное видение. На этот раз я оказалась не в поместье Малфоя, а в лесу. Погода была солнечной, воздух пах хвоей и свежестью. Я пряталась за деревом, наблюдая за идущими по тропе людьми. Они были похожи на пару путешественников, и в то же время в них ощущалось что-то неправильное, звериное.

— Рита! — позвал её парень. — Давай сходим в деревню. Магглы бестолковые, но у них можно обменять кое-что из еды на эти смешные бумажные деньги. Я так соскучился по сыру — сто лет его не ел!

— Всего-то месяц прошёл, не ври, Джон.

— Ну, Рита! Ну, пошли!

Он обогнал её, заискивающие глядя в лицо, как щенок, только и ждущий отмашки хозяйки, чтобы можно было порезвиться. Рита хмыкнула, но ничего не сказала.

— Сильвера не будет целых два дня! Это такая редкость, сама знаешь. Тем более, у магглов есть не только вкусный сыр, но и разрисованные жестяные коробки, в которых так удобно хранить травы.

Рита искоса на него посмотрела, всё ещё сомневаясь. Я видела, что ей хотелось согласиться, что она не меньше Джона соскучилась по другим людям. Пусть случайным, как попутчики в автобусе, но всё же живым, мыслящим существам, которые могли внести хоть какое-то разнообразие в отшельническую жизнь оборотней.

— Если только ненадолго, — пробормотала она, нахмурившись.

Конечно, не всерьёз, но нельзя было показывать мальчишке, что Рита этого хочет не меньше него, а то чего доброго верёвки из неё начнёт вить.

— Ура! — воскликнул Джон, порывисто обняв подругу, а затем пошатнулся и упал, обездвиженный моим заклинанием. Рита последовала за ним, так и не успев ничего понять.

Вынув из кармана портключ — курительную трубку, — я активировала его и положила так, чтобы оба оборотня его касались. Миг — и они исчезли, оставив после себя лишь примятую траву да сумку, наполненную дешёвыми консервами.

Я не знала, зачем оборотни понадобились Снейпу, но приказ есть приказ. Мне нельзя было ослушаться, ведь он сказал, что это важно. Прислонившись лицом к стволу дерева, я на миг зажмурилась, чувствуя, как кора царапает кожу. Кружилась голова. Казалось, что ещё чуть-чуть — и я потеряю сознание. Но нет, прошло.

Вздохнув, я навела отталкивающие чары на то место, где только что были оборотни, а затем аппарировала.

Снова туман. Миг — и он сменился серыми узкими улочками, каменными домами и моросящим противным дождём. Я кого-то ждала, то и дело поглядывая на часы. Снейп опаздывал минут на двадцать, но я продолжала оставаться на месте. Мне нужно было передать ему важные сведенья о предстоящей встрече оборотней и волшебников. Было холодно, я продрогла, но магией пользоваться нельзя. Магия привлекала внимание, а за мной и так следили. Обручальное кольцо, как напоминание о постоянном надзоре Риддла, ужасно раздражало Снейпа, но я не могла его снять — это вызвало бы ненужные, опасные вопросы.

Вот за спиной послышались чёткие, размеренные шаги. Тяжёлая рука сжала моё плечо, словно Снейп опасался, что я сбегу от него, так и не передав ему нужные сведенья.

— Докладывайте, мисс Грейнджер.

Я всё ему рассказала обо всём: о месте, о времени, о приглашённых на встречу волшебниках, о защитных чарах.

— Всё продумано. Риддл неуязвим, — закончила я говорить.

— Вы как всегда самоуверенны, мисс Грейнджер. Раз за разом наступаете на те же грабли. Неужели не надоело? — как-то устало спросил Снейп.

Сжал переносицу, словно пережидая краткий приступ боли, а затем рассеянно провёл рукой по волосам. Они намокли от мороси, так же как и чёрная поношенная мантия. Снейп выглядел плохо. Он и в школе-то не был образцом здоровья и жизнелюбия, а сейчас и подавно.

Несмотря на то, что я не могла управлять своими действиями, что он подчинил мои разум и волю себе, мне было жаль его, но я понимала, что чего-чего, а жалости от меня он не примет. Слишком гордый. В этом они с Риддлом были похожи.

Но вот миг слабости прошёл, и Снейп снова стал собранным и решительным. Взмахнув волшебной палочкой, он что-то пробормотал. Слова подействовали на меня как удар пыльным мешком по голове: не осталось ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Только фразы, которые отпечатались в моём разуме красными красками:

Здесь нужно, чтоб душа была тверда,

Здесь страх не должен подавать совета.

— Когда вы их услышите, Грейнджер, то сделаете всё, чтобы уничтожить существо, обманом завладевшее телом вашего друга. Помните, что оно коварно и безжалостно. Что скорее всего оно заберёт вас с собой, но вы не должны бояться. Умирать не страшно — уж это я знаю.

Он снова сжал моё плечо, прощаясь, а затем ушёл, оставив меня оглушённую и растерянную, совершенно не помнящую ни наш разговор, ни то, какого драккла я забрела в эту богом забытую часть Лютного переулка.

* * *

Я очнулась на полу, ощущая боль во всём теле. Ужасно хотелось пить, но у меня не было сил ни чтобы подняться, ни чтобы попросить о помощи. Скосив глаза, я увидела ботинки Тома, добротные, начищенные до зеркального блеска. Он подошёл ко мне совсем близко, и я зажмурилась, не в силах выносить ярости в его глазах. Она была похожа на лёд, сковавший водную гладь. Я же, словно птица, то и дело билась в него в попытке выбраться из ледяной купели и сделать вдох.

Риддл склонился надо мной, рассматривая, а затем вдруг взял на руки и положил на кровать. Мне было холодно и больно, глаза жгло от непролитых слёз, но я не могла позволить себе такую роскошь, как расплакаться.

Было страшно. Я терялась в догадках, что со мной мог сделать Риддл и того, что будет дальше. Он не тот человек, который сможет простить предательство, а я его действительно предала. Пусть меня заставили, пусть я ничего не помнила об этом, но всё же этот поступок, как камень, брошенный в колодец с тихим хлюпом, взбаламутил воду и пошёл на дно, утаскивая меня вслед за собой.

Риддл всё молчал, ни капли не веря моему притворству, но всё же перестал меня мучить. Надолго ли? Я не знала. Тихие шаги, скрип закрывающейся двери, означавший, что я осталась в комнате одна.

Это хорошо. Пусть и немного, но у меня появилось время перевести дух и собраться с силами. Том не закончил со мной, отнюдь. Всё только начиналось.

Уснула я под утро, измученная болью и ожиданием. Мне всё казалось, что Том вернётся, чтобы продолжить копаться в моих воспоминаниях. Я боялась этого, но в то же время хотела снова его увидеть, заглянуть в любимые упрямые глаза и убедиться, что я всё ещё ему нужна.

Я его полюбила, хоть и понимала, что он не тот человек, к которому стоит привязываться, что его нельзя любить, ведь для него мои чувства просто звук. Пустота. Он забрал у меня моих друзей и мою жизнь, дав взамен лишь своё доверие, которое я так неосторожно предала. И видят боги, я об этом жалела и ненавидела себя за слабость, за доверчивость, которые перечеркнули между нами всё, что было и что могло бы быть.

Мне снова снился Гарри. Он смотрел на меня своими невыносимо-зелёными глазами долго-долго, а затем протянул руку и закрыл мне веки, как покойнице. Я хотела сказать ему, что жива, что меня ещё рано хоронить, но не смогла произнести ни слова. Что-то навалилось сверху, давя на грудь и мешая дышать. Что-то живое, горячее, вечное и неотвратимое, как возмездие за всё то зло, которое я причинила людям.

Вздрогнув, я проснулась и увидела Живоглота. Уютно растянувшись на мне, он щекотал шерстью шею. Кот был тяжёлым и горячим, как печка. Осторожно переложив полукниззла рядом на одеяло, я медленно села, цепляясь за спинку кровати. Живоглот сердито посмотрел на меня, а затем свернулся клубком и снова уснул. Мне бы так.

Ужасно кружилась голова, и было жарко. Пробежка под дождём дала о себе знать так не вовремя. По-хорошему нужно выпить перечное зелье, да где же его взять? Сделав усилие, я поднялась и медленно пошла к двери. Надо найти Лестрейнджа или на худой конец хозяина кофейни. Он ведь тоже волшебник и сможет помочь. О Риддле сейчас думать хотелось меньше всего. Я сомневалась, что после всего Том станет отпаивать меня лекарством, чтобы сберечь мою дурную голову.

Дойдя до лестницы, я ухватилась за перила и стала медленно спускаться. Казалось, что моё тело сделано из желе и ваты, что я вот-вот споткнусь и скачусь вниз, переломав все кости. Вздохнув, села на ступеньку, чтобы немного перевести дух и собраться с силами. Внизу вкусно пахло свежезаваренным кофе и выпечкой. Я зажмурилась, вдыхая запахи уюта и дома, позволив себе помечтать, — всего на мгновенье! — что всё ещё будет хорошо, что я сейчас спущусь вниз и увижу Тома, такого привычного и родного, сидящего за угловым столиком и лениво просматривающего новости в «Пророке». Что он посмотрит на меня, улыбнётся, чуть снисходительно, тепло, и кивком пригласит присоединиться.

Кажется, я снова уснула, но в этот раз меня разбудил не Живоглот, а Лестрейндж. Настойчиво тормошил за плечо и всё повторял:

— Эй, золотце, здесь нельзя спать. Слышишь?

Затем вдруг прижался губами к моему лбу, а затем отстранился и выругался.

— Да у тебя жар, Гермиона! Так дело не пойдёт. А ну-ка давай, хватай дядю Рабастана за шею — он отнесёт тебя в кроватку и даст лекарство, а то ещё помрёшь, не дай Мерлин. Кто тогда будет мозги Риддлу вправлять? Ещё одного Тёмного лорда я не переживу, поверь.

Он подхватил меня на руки и куда-то понёс, болтая о всякой чепухе. Гораздо позже, вспоминая об этом, я поняла, что тогда он боялся за меня, боялся, что не справится и потеряет ещё одного дорогого человека. Сейчас же мне больше всего на свете хотелось, чтобы он заткнулся хотя бы на мгновенье и дал мне чуть-чуть поспать.

Внезапно Лестрейндж остановился, будто натолкнулся на стену. Я ощутила, как Рабастан сильнее прижал меня к себе, словно хотел защитить, но понимал, что, если дело дойдёт до драки, он проиграет.

— Не трогай её. Не сейчас, — сказал Лестрейндж.

— И не думал, — услышала я голос Риддла, а затем он добавил вполголоса: — От неё столько неприятностей.

Том всё же пропустил Рабастана, и тот занёс меня в комнату, положил на кровать и заставил выпить горькое лекарство, после чего я забылась тяжёлым душным сном без сновидений.

…а утром на прикроватной тумбочке я увидела букет гиацинтов.

* * *

Риддл пришёл ко мне сам, спустя три дня, когда я поправилась настолько, что больше не нуждалась в сиделке, чью роль всё это время выполнял Рабастан.

Том куда-то отлучался, а вернувшись, принёс с собой запахи дыма, летучего пороха и чернил. Он сел в столь полюбившееся ему кресло возле окна, я же осталась лежать в кровати. Живоглот недовольно заворчал, а затем спрыгнул на пол и спрятался под кроватью. Если присутствие Лестрейнджа коту просто не нравилось, то Риддла он терпеть не мог.

— Тебе уже лучше.

Я кивнула и сказала:

— Тебе тоже.

Отчуждение, появившееся между нами, никуда не делось. Более того, за эти дни оно превратилось в каменную стену столь высокую и непреодолимую, что мне становилось по-настоящему страшно. Наши с Риддлом отношения были похожи на танец над пропастью. Он не позволял мне упасть, не разрешал смотреть вниз, уверял, что страха нет, а взамен требовал быть послушной и верить ему. Верить в него.

Я верила и продолжала танцевать, раз за разом ставя Тома превыше всего. Смешно, но стоило мне перестать видеть в нём чудовище и разглядеть человека, как я лишилась права на ошибку. Права на поражение.

Ведь любой мой выбор, правильный или нет, мог стоить кому-то жизни.

— Мне нужны твои воспоминания.

— А мне — моя волшебная палочка, Том.

Риддл поморщился. То ли потому что услышал своё имя, то ли потому что напомнила ему, что он лишил меня возможности колдовать.

— Я верну её тебе, но не раньше, чем буду уверен, что ты никому не навредишь. Согласна?

— Разве у меня есть выбор? — в свою очередь спросила я.

Том нахмурился, но ничего не сказал. Достав волшебную палочку, он взмахнул ею, врываясь в моё сознание раскалённой иглой и принося с собой боль.

* * *

— Хотите, я расскажу вам сказку, мисс Грейнджер?

Снейп измельчал травы в ступке, затем постучал пестиком о её край и отложил его в сторону. Получившуюся смесь он высыпал в кипящий котёл и принялся размеренно помешивать зелье.

Я сидела на жёстком деревянном стуле и бессмысленно смотрела перед собой. Страха не было. Боли, впрочем, тоже. Казалось, что Снейп избавил меня от всех чувств и эмоций, оставив лишь прочный сосуд, который он постепенно заполнит тем, чем посчитает нужным. И ни унцией больше.

— Сказка скучна, в чём-то даже банальна. Жил-был на свете волшебник: ни добрый, ни злой, ни старый, ни молодой, далеко не красавец, но и не урод. Самый заурядный и ничем не выделяющийся, если бы не его страсть к изобретениям. Он любил свою работу, был верен ей и отдавал всё своё время. Всего себя. Но вот проходили годы, волшебник старел, терял сноровку и в один далеко не прекрасный день понял, что если что-то не предпримет, то у него отберут то единственное, чем он дорожил всю свою жизнь. — Снейп закончил помешивать зелье, потушил огонь под котлом, а затем повернулся ко мне и добавил: — Его изобретения, которые он ещё не успел сделать. Волшебник понимал, что не успеет создать все те замечательные и полезные предметы, которые существовали лишь в его мечтах. У него не было на это времени. Поэтому он решил изобрести артефакт, который сможет перехитрить смерть. Он должен был бы стать венцом его творения.

Взмахнув палочкой над котлом, Снейп наложил на зелье охлаждающие чары, а затем с помощью ложки с длинным черенком налил немного жидкости в бокал и придирчиво посмотрел на него.

— В этом месте, мисс Грейнджер, вы должны были бы нетерпеливо поинтересоваться, что же он создал? Как оно работало? Получилось ли у него перехитрить смерть? Но, к сожалению или к счастью, я не смог бы ответить на все ваши вопросы. Только на часть. — Снейп криво усмехнулся и протянул мне бокал с зельем со словами: — Пейте.

Я послушно отхлебнула из бокала и снова замерла, продолжая слушать сказку.

— Известно, что волшебник создал некий предмет, который мог извлечь сознание мага из тела и сохранить его на века, тем самым даря бессмертие. Что может быть лучше для учёного, чем не зависеть от такого хрупкого и неидеального инструмента, как человеческое тело? Так же известно, что творец не смог воспользоваться своим изобретением, умерев накануне испытаний, и оно попало к его единственному кровному наследнику — к внуку его сестры.

Моё тело стальными тисками охватывали кольца жара, пока ещё сносного, но я понимала, что оно предвещает бурю. И боль. Это уже было, это ещё будет. Всё, что мне оставалось делать — безмолвно терпеть и надеяться, что в этот раз пытка будет короче.

— Вижу, вы вспотели, мисс Грейнджер. Это хорошо, — сказал Снейп, прикоснувшись рукой к моему лбу. — Значит, зелье действует. Вы ещё поймёте, в чём его прелесть. Не сейчас, гораздо позже. Иметь абсолютную невосприимчивость к действию чар — мечта каждого аврора, поверьте. Конечно, зелье заработает в полную силу через пару месяцев, и, если вас не убьют после покушения — а я уверен, что так оно и будет, — вы станете единственным человеком, который сможет на равных потягаться с Риддлом.

Снейп вернулся к столу и стал наводить на нём порядок. Какое-то время я рассматривала его спину, а затем спросила:

— Кто был его родственником?

— Чьим, мисс Грейнджер?

Снейп продолжил уборку, но по тому, как напряглась его спина, я поняла, что он не ожидал этого вопроса. Он искренне верил, что я нахожусь под его полным контролем.

— Изобретателя.

— Ах, его. — Снейп помедлил, прежде чем ответить, но всё же произнёс: — Кто-то из предков Лестрейнджа. Вполне вероятно, что это изобретение до сих пор пылится в их фамильном сейфе и про него благополучно все забыли. Глупо и недальновидно, вы так не считаете?

Я хотела ответить, но не смогла. Кольца жара сдавили мою грудь, а затем — шею, и я упала, потеряв сознание.

* * *

Очнувшись, я несколько мгновений пыталась понять, где нахожусь: в реальности или всё ещё в воспоминаниях. Рядом со мной был Риддл, склонившись так близко, что я могла ощущать его дыхание на своей коже. Могла прикоснуться к нему, могла поцеловать. Могла много ещё чего сделать, но не стала. Он был рядом, и этого было достаточно.

— Ты видел?

— Да.

— Тогда почему Снейп мог управлять мной, если сам же сделал невосприимчивой к магии? Почему смог заставить навредить тебе? — хрипло спросила я.

Ужасно хотелось пить, но я не стала просить принести мне воды. Гораздо важнее было понять, что со мной сделал Снейп и что теперь с этим делать нам. Глупо, но я всё ещё продолжала верить в то, что мы существуем не только в моих воспоминаниях.

— Зелье могло сработать не сразу. Оно до сих пор может не работать в полную силу, — задумчиво произнёс Риддл, рассматривая меня так, словно пытаясь разгадать, какие ещё сюрпризы я смогу ему преподнести. — Хотя его замысел поистине грандиозен. Лишить меня главного преимущества —воздействовать на человека магией, — это дорого стоит. Если бы он не предал меня, я бы снова его завербовал, — со смешком признался мне Том.

Прядь отросших волос упала ему на лоб, и, не удержавшись, я заправила её за ухо. Риддл не стал отстраняться. Сглотнув, он сказал:

— Мне нужно идти. Вечером я вернусь и сниму оставшиеся блоки в твоей памяти. После решим, что делать дальше. Отдыхай.

А затем ушёл, оставив меня измученную, с головной болью, но всё равно полную надежды, робкой и хрупкой, как первые весенние цветы.

* * *

Оставшееся время я маялась бездельем и отдыхала, набираясь сил перед предстоящей встречей с Томом. Всё же он был гораздо добрее, чем я могла рассчитывать. Я всё ещё была жива, сохранила разум и вернула себе большую часть утраченных воспоминаний. А боль… это небольшая плата за возможность вернуть хотя бы часть того, что между нами было.

Когда начало темнеть, я вышла на улицу, прихватив с собой чашку с какао. Вода в озере была темна и неподвижна, воздух наполнен свежестью, влагой и едва уловимым запахом крокусов. Они всё ещё продолжали цвести, и я догадывалась, что без магии здесь не обошлось.

Человек не мог долго находиться один, иначе начинал сходить с ума. Можно ли быть одиноким в толпе? Имея семью и друзей? Имея последователей? Конечно, можно. Это не редкость. Редкость иметь силы и возможности, чтобы отомстить людям за своё одиночество.

Насколько был одинок Риддл и насколько стал одиноким Снейп, что они оба решили найти утешение в мести? Я вспомнила слова Северуса, да простит меня он за фамильярность, о том, что я с Рабастаном стала якорем для Тома в море безумии. Что только мы можем удержать его от того, чтобы он не превратился снова в чудовище, в Тёмного лорда, одержимого кровью и бессмертием. Была ли та сказка, которою мне рассказал Снейп, предупреждением? Быть может, подсказкой? Что на самом деле он хотел мне сказать и во что превратить с помощью зелья?

Отчего-то я верила, что, если спрошу, он ответит. Не станет ничего скрывать, в этом больше нет смысла. Снейп сам не верил в то, что мне удастся убить Тома, не верил и в то, что его оставят в живых. Я невольно стала его запасным планом, его страховкой в этой бессмысленной борьбе.

— Пошли в дом, холодает, — сказал Том, положив тёплые сильные ладони мне на плечи. Совсем как раньше.

Я зажмурилась, крепче сжав чашку с остывшим какао, и сказала, сбивчиво, боясь не успеть, боясь, что он снова не захочет меня выслушать:

— Я бы никогда не смогла тебе навредить. Не так, хоть ты заслуживаешь хорошей взбучки. Ты эгоист, Том. Безнадёжный, самоуверенный эгоист, который всегда будет ставить свои желания превыше всего. И всё же, — я всхлипнула, вцепившись в чашку, как будто ища в ней недостающую мне храбрость, — ты мне нужен. Сильнее, чем я готова в этом признаться.

Риддл молчал. Невыносимо долго, раня меня этим молчанием сильнее, чем чарами. Затем осторожно развернул к себе и сказал:

— Знаю. В этом наша беда, Гермиона, и наша сила.

Он коснулся губами моего лба, словно этим нехитрым действием скрепляя непроизнесенные клятвы. Я готова была побиться об заклад, что он чувствует то же самое, но ни за что не признается в этом. Чтобы признаться в своей слабости, храбрости нужно гораздо больше, нежели для того, чтобы произнести Круцио.

* * *

Оставшиеся блоки удалось снять почти безболезненно. Правда, воспоминания, прятавшиеся за ними, были в большинстве своём бесполезными и смазанными, словно в те первые дни Снейп не знал, как лучше поступить: стереть мне память или наложить на неё блоки.

— Возьми. — Том протянул мне осиновую волшебную палочку.

Я забрала её, с удовольствием ощущая, как возвращается уверенность и пьянящее ощущение силы. С ней я снова была собой, снова могла колдовать и стать настолько свободной, насколько бы пожелала сама.

— Спасибо, — поблагодарила я Риддла, а затем спросила: — А где вторая?

— Она тебе больше не нужна.

— Почему?

— Потому что она больше не подчиняется тебе. От бесполезных вещей нужно вовремя избавляться, Гермиона.

— А как быть с людьми?

— Зачем спрашиваешь?

Том встал с кресла и подошёл к окну, чтобы открыть его и впустить свежий ночной воздух в комнату. Я не смотрела на него, продолжала любоваться волшебной палочкой и считать удары сердца.

Раз, два, три.

Риддл сел на кровать и наклонился вперёд, опираясь локтями о колени. Казалось, что что-то его беспокоило и тяготило, но он не был готов поделиться этим со мной. Стена отчуждения между нами всё ещё была высока.

Раз, два, три.

Я протянула руку, касаясь его спины, скользя ладонью вверх между лопатками, к напряжённым плечам, сама не понимая, что хочу и что смогу дать взамен. Наши отношения как сделка, когда покупаешь кота в мешке за фальшивые сикли: выгоды никакой, зато беспокойства на целый галлеон.

Раз, два…

Третий удар сердца пришёлся на то, что Том, повернувшись, привлёк меня к себе, и я оказалась у него на коленях. Уткнувшись ему в плечо, я малодушно старалась избежать его взгляда. Мне всё ещё становилось жутко, когда, забывшись, я видела в Риддле Гарри, его лицо с заострившимися чертами, прищуренные глаза, губы, искривлённые в насмешливой улыбке. Это было одновременно и больно, и сладко, и горько, и радостно. И тихо.

Если бы не насмешка судьбы, я бы никогда не смогла по-настоящему узнать этого человека, и он бы тоже не знал меня. Мы остались бы незнакомцами, задевшими по касательной жизни друг друга, но так и не сумевшими понять, насколько это было важно для нас.

— Обещай больше так не поступать.

— Как? — спросила я глухо, всё ещё не глядя на него.

— Так по-глупому. Ты однажды попросила поверить меня в других людей, поверить, что за них стоит сражаться, но как я могу сделать это, если не до конца уверен в тебе. Если ты раз за разом подводишь меня и не доверяешь.

— Том…

— Не перебивай. — Риддл сильнее прижал меня к себе, делая больно. — Я понимаю, что Снейп заставил тебя сделать всё это, но и ты должна понять, что твоя доверчивость губительна для нас обоих. Ты не сможешь остаться рядом со мной, если не изменишь своё отношение к людям. Рано или поздно я не смогу защитить тебя, и тебя попросту уничтожат, попытавшись добраться до меня. — Он всё сильнее сжимал меня в объятиях, и я не удивлюсь, если утром на моих плечах появятся синяки.

— Том, мне больно, — сдавленно прошептала я, и он отпустил, нехотя и медленно, будто вынужден дать немного времени и свободы, чтобы я смогла сделать выбор, но мы-то оба понимали, каким он будет.

— Я не смогу стать такой, какой ты хочешь меня видеть. Не смогу стать второй Беллатрикс или Рабастаном, да и не хочу, если честно.

— Тебя никто не заставляет быть ими.

— Ты хочешь, чтобы я изменилась, но беда в том, что люди не меняются. Они ожесточаются, гнутся под давлением обстоятельств, но не меняются. Всё, что я могу — пообещать, что буду осторожнее и больше не позволю застать себя врасплох. Больше не позволю нам навредить, но и только. Не проси меня о том, чего я не смогу тебе дать.

— Не буду, — сказал он, усмехнувшись, и легко коснулся губами моего лба.

Ночь мы провели вместе, а утром меня ждала коробка, внутри которой лежало подвенечное платье и белая картонка, на которой было написано «двадцать пятое апреля». Что же, я могла себя поздравить: моя свадьба должна будет состояться через три дня.

Не удержавшись, я надела платье. Правда, застегнуть его оказалось тяжело. Все крючки и пуговицы находились на спине, и я бы никак не смогла справиться с ними самостоятельно. Лестрейндж зашёл в комнату как всегда без стука и застал меня в криво застёгнутом платье, уныло рассматривающую себя в зеркале. Он ничего не сказал, лишь покачал головой и развернул меня к себе спиной. Легко прошёлся по крючкам и пуговицам, приводя платье в порядок, а затем вдруг подхватил меня на руки и закружил, то и дело натыкаясь то на кровать, то на кресло с тумбочкой. Я рассмеялась, крепче обхватив его за плечи, чтобы не упасть.

— Так-то лучше, хоть улыбнулась, — сказал он, всё ещё держа меня на руках. — Ты уж извини, но невеста перед свадьбой должна быть счастливой, а ты похожа на утопленницу, да и ещё не первой свежести.

— Я счастлива.

— Врёшь.

Рабастан понимал всё и дальше больше, ему не нужно было ничего объяснять, не нужно было и оправдываться. Быть рядом с Риддлом тяжело и дорогого стоит. Прошло меньше года, но седины в волосах Лестрейнджа стало гораздо больше, чем за годы, проведённые в Азкабане.

Все мы отдали что-то важное и оставили позади дорогих нам людей, чтобы прийти к сегодняшнему дню. Чтобы быть вместе. Кому-то это показалось бы не важным, не стоящим затраченных усилий, но для меня с Рабастаном, да и для Риддла, это была единственная реальность, в которой мы хотели бы оказаться.

— Вру, конечно, — призналась я.— Правда в том, что я не умею быть счастливой, но зато точно знаю, что никогда не останусь одна.

— Ты действительно веришь, что Риддл станет постоянно с тобой нянчиться? — рассердившись, Лестрейндж опустил меня на пол и положил руки на плечи, словно хотел хорошенько встряхнуть, чтобы одним махом выбить всю дурь у меня с головы.

— Конечно, нет. Этим ведь занимаешься ты.

— Нахалка.

— Я тоже тебя люблю, — рассмеялась я и, вывернувшись из его рук, снова подошла к зеркалу. Платье сейчас сидело на мне гораздо лучше, и в нём я казалась себе красивой и хрупкой, как цветы гиацинтов, которые любил дарить мне Риддл.

— Знаешь, я даже рада, что всё так получилось.

— А! Так ты всегда хотела ткнуть Риддла чем-то острым? — Лестрейндж встал за моей спиной, но не стал ни прикасаться, ни обнимать. Просто рассматривал вместе со мной наше отражение в зеркале, думая о чём-то своём.

— Нет, но я всегда хотела знать, насколько далеко мы с Томом сможем зайти, прежде чем попытаемся убить друг друга.

— И как? Узнала?

Я кивнула и прошептала:

— Слишком далеко, и от этого страшно.

На что Рабастан сказал:

— Не стоит бояться, золотце. Для грязной работы у вас всегда буду я. Как видишь, роли няньки, шпиона и наёмного убийцы мне удаются лучше всего.

Он был прав, но эта правда не могла сделать его счастливым, и в этом мы были с ним похожи.

— Всё взяла? — спросил Рабастан.

Я окинула взглядом комнату, в которой провела больше месяца. Мне не было известно, что ждёт нас впереди, но одно я могла сказать наверняка: сюда я больше не вернусь. Уютное убежище, созданное для меня Лестрейнджем, отслужило своё. Пришло время снова окунуться в мир магии.

Живоглот лежал на подоконнике, лениво щуря глаза. Я хотела погладить его на прощание, но он не позволил. Увернулся от моей руки, вильнул рыжим хвостом и спрятался под кроватью. Его я тоже оставляла здесь. Он был другом и частью моего прошлого, которое я не хотела терять, но понимала, что необходимо. В кофейне «У дядюшки» у него будет дом, безопасность и свобода — всё то, от чего я добровольно отказалась.

—Да, — сказала я и первой направилась к выходу.

Возле озера замерла, борясь с желанием в последний раз оглянуться на кофейню, но всё же пересилила себя. Нельзя. Прошлое должно оставаться прошлым, иначе я не смогу двигаться вперёд. Лестрейндж сжал мою руку, коротко, ободряюще, а затем подхватил под локоть, и мы аппарировали.

* * *

Переступив порог дома на площади Гриммо, я ощутила себя здесь чужой. Тишина давила. Рабастан рядом что-то весело насвистывал и выглядел чем-то жутко довольным, как объевшийся сметаной кот. Войдя в гостиную, я узнала причины его веселья. На столе стояли торт, украшенный цветами из марципана, и бутылка огневиски.

— Ты и правда думаешь, что это будет съедобным? — спросила я его.

На что он мне ответил:

— Не попробуешь — не узнаешь.

К тому времени как Риддл вернулся домой, мы были изрядно навеселе и съели добрую половину торта. Том застал нас за тем, как Рабастан пытался меня научить создавать фантома меня же самой. То ли из него был плохой учитель, то ли я была слишком пьяна, но всё, что у меня получалось — полупрозрачный силуэт, который исчезал, стоило лишь от него отвести взгляд. Риддл устало потёр переносицу, а затем взмахнул рукой, развеивая мои чары. Лестрейндж разочарованно вздохнул, но не стал спорить.

— Пошли спать, завтра поговорим, — сказал Том, поднимая меня с дивана, но увидев, что я нетвёрдо стою на ногах, подхватил на руки и понёс в спальню.

Я рассмеялась и игриво поцеловала его в щёку.

— Прибью Лестрейнджа, — пробормотал Том.

— Не надо, он хороший.

— Неужели?

— Хороший, — повторила я, обняв Риддла и положив голову ему на плечо. — Он ведь хотел меня развлечь перед свадьбой. Что-то вроде девичника.

— С Лестрейнджем в роли подружки невесты?

— Ага, у меня ведь больше нет подруг. Одних убили, другим подправили воспоминания, а Невилл… Он вряд ли захочет меня видеть, а уж про свадьбу и говорить нечего. Забавно, но у меня кроме тебя и Рабастана больше никого не осталось.

Том молча донёс меня до нашей комнаты, положил на кровать и сел рядом. Я рассматривала потолок, размышляя, стоит ли переодеться или и так сойдёт. До утра каких-то пять часов, всё равно выспаться не удастся.

— Ты ненавидишь меня? — внезапно спросил Риддл, снимая запонки и аккуратно кладя их на тумбочку.

— За что?

— За то, что у тебя больше нет друзей.

— Нет. Знаю, что должна, но не могу.

— Это обнадёживает.

— Разве тебе нужна надежда? Ты делаешь, что хочешь, и никогда ни в чём не сомневаешься. Надежда — она ведь, как и утешение, для простых людей, а ты себя таким никогда не считал.

— Кто же я тогда по-твоему? — Том повернулся ко мне и опёрся рукой о подушку рядом с моей головой. В тусклом свете лампы черты его лица было не разобрать, отчего он показался мне ненастоящим. Будто не человек, а заготовка куклы из глины, которую для начала надо обжечь в печи, чтобы после разукрасить и вдохнуть в неё жизнь.

Я протянула руку и прикоснулась к лицу Тома. Закрыла глаза и стала на ощупь изучать его: лоб, скулы, оправу очков, нос, упрямо сжатые губы. Риддл перехватил мою ладонь и сжал её, а затем склонился и легко поцеловал в лоб.

— Спи. Завтра у нас трудный день.

Я кивнула, так и не открыв глаза. Вслушивалась в шорох одежды, скрип кровати, щелчок, с которым потушили лампу; ощущала, как меня накрыли одеялом и обняли. Почти по-домашнему, почти уютно, но всё же не так, как могло бы быть. Послезавтра должно стать самый счастливым днём в моей жизни, но всё, что я чувствовала — это пустоту и безграничную усталость. Счастье — оно ведь тогда настоящее, когда его есть с кем разделить, а мне не было. Лестрейндж не в счёт, он и сам не рад затее Риддла. Для последнего же это всего лишь сделка. Повернувшись к Тому спиной, я осторожно, украдкой, накрыла его руку своей, да так и уснула, а утром меня ждал сюрприз.

* * *

— Мы идём в министерство, — огорошил меня с утра пораньше Риддл.

— Зачем? Сегодня выходной, — сонно пробормотала я и попыталась глубже зарыться в подушки с одеялом, чтобы досмотреть сон.

— Надо. Подымайся. — Том стащил с меня одеяло и забрал подушку.

Я сердито посмотрела на него, но всё же встала с кровати, ёжась от холода. Иногда Риддл бывал совершенно невыносимым.

Спустя два часа мы сидели в его кабинете в министерстве вместе с волшебником, который регистрировал браки. Перед тем как отправиться сюда, Том сказал, что нужно уладить кое-какое дело. Формальность, не более, зато потом мы сможем провести день вместе. И вот я сидела напротив своего почти что мужа и уныло рассматривала брачный контракт, под которым мне нужно расписаться, чтобы скрепить наш союз.

Риддл оставался собой — ему всё нужно было держать под контролем, даже такую мелочь, как собственный брак. Я бегло просмотрела содержание документа, совершенно не удивляясь таким фразам, как «не разглашать подробности семейной жизни» и «не заводить любовников». Мерлин! Такое впечатление, что любовник — это домашнее животное. Как попугай или морская свинка, честное слово.

— Дайте перо. Где нужно расписаться? — спросила я, не видя смысла дальше затягивать этот фарс.

— Вы согласны со всеми пунктами, мисс Грейнджер? — в свою очередь спросил волшебник, передавая документы.

— Разумеется, нет.

— Но тогда я должен...

— Ничего вы никому не должны, мистер, — перебила я его, ставя подпись везде, где было нужно.

Не объяснять же этому человеку, что Риддл страдает паранойей и подозревает всех и вся. Проще уступить, чем доказывать, почему ты не хочешь этого делать. Закончив, я передала бумаги Тому, и тот, в свою очередь, тоже их подписал.

Вот так вот буднично и совсем не интересно я стала миссис Поттер.

* * *

— Ты злишься.

— С чего бы это? — спросила я, не глядя на Тома.

Конечно, я злилась. Кто бы на моём месте остался спокоен? Правда, Риддлу об этом бесполезно говорить, он не поймёт.

— На это были причины.

— Какие? — я остановилась и требовательно посмотрела на него.

Что ж, если хочет — пусть говорит. Возможно, я даже ему поверю.

— Перестраховывался, чтобы ты не сбежала из-под венца. — Риддл подхватил меня под локоть, уводя в сторону от оживлённой части переулка и то и дело оглядываясь по сторонам.

— Глупости. Не сделала бы я этого.

— Что ты хочешь услышать?

— Правду.

— Честно говоря, не хотел превращать церемонию в цирк. Согласись, что журналисты, чиновники из министерства и куча едва знакомых людей не самая подходящая компания в такой важный день. Это первая причина.

Мы миновали пару лавок с заколоченными пыльными окнами и свернули налево, чтобы оказаться возле паба с многообещающим названием «Весёлая вдова».

— А вторая? — спросила я, когда мы очутились за угловым столиком и Риддл заказал нам по чашке крепкого кофе.

— Имя в контракте.

— Имя?

— Имя, — повторил Том, снисходительно глядя на меня.

Я озадаченно посмотрела на него, всё ещё не понимая, к чему он клонит, а потом меня вдруг осенило.

— Я теперь миссис Риддл? Не Поттер?

— Не Поттер.

На что я покачала головой и сказала:

— Ты сошёл с ума.

— Отнюдь. Всё предусмотрено: завтра мы разыграем небольшое представление, чтобы впечатлить нашу капризную публику, а сегодня уладим все формальности. Заодно сможем перестраховаться, если что-то пойдёт не так.

— А волшебник…

— Я подправил ему воспоминания.

— Ну конечно, — пробормотала я, а потом, не удержавшись, рассмеялась.

— Не вижу здесь ничего смешного.

— Ещё бы ты видел! — сказала я, смахнув набежавшие на глаза слёзы.

Всё же Том был удивительным человеком. Порой жестоким, порой несправедливым, но всё же удивительным. В конце концов, только ему могло прийти в голову дважды сыграть свадьбу, чтобы она уж точно состоялась.

И не важно, что невеста без платья, а в свидетелях лишь министерский чиновник, не важно, что сам жених называет себя одним именем, а женится под другим.

Главное — уладить формальности, а отпраздновать можно будет и потом.

* * *

После кофе мы с Томом аппарировали к морю. Волны казались серыми и злыми, накатывая друг за другом на изрезанный бухтами берег. Ветер пронизывал насквозь и норовил забраться под одежду, чтобы украсть последние крохи тепла. Чары немного помогли мне согреться, но всё равно хотелось оказаться в тепле, возле камина с чашкой чая или какао, а не на этом холме. Конечно, с него открывался чудесный вид, и в солнечную погоду им можно было бы насладиться, но сейчас всё, о чём я могла думать — это то, что быть подальше от природы и поближе к цивилизации не так уж и плохо.

— Где мы?

— В Шотландии, — ответил Том, увлекая меня за собой к тропе, ведущей в бухту.

— Зачем ты привёл меня сюда?

— Терпение, Гермиона. Скоро ты сама всё увидишь.

Мы молча спускались по тропе. Риддл шёл впереди, помогая мне преодолеть особо крутые участки спуска. Это было похоже на игру, когда тебе завязывают глаза и ты должен поймать человека, вот только вместо того чтобы резво бегать, ты то и дело спотыкаешься и в конце концов падаешь, сбивая колени в кровь.

Том не давал мне упасть. Крепко держал за руку и вёл вперёд, а я доверчиво шла за ним, зная, что он не причинит мне вреда. Я могла быть уверена в этом так же, как и в том, что меня зовут Гермиона.

— Почему ты тогда смеялась?

— В пабе?

— Да.

— Потому что у нас всё получается не так, как у других. Криво, нелепо, но до смешного прочно.

— Разве это плохо?

— Нет, не плохо. Страшно, — я запнулась, пытаясь подобрать нужные слова, но они никак не находились. — С тобой быть страшно, Том. Никогда не знаешь, что ждёт за поворотом и к чему приведёт тот или иной поступок. И кто пострадает в следующий раз, — добавила я чуть тише.

— И всё же ты здесь, со мной.

— Да.

— Ты об этом жалеешь?

— Нет.

— Не понимаю.

Риддл остановился и озадаченно посмотрел на меня. Он действительно не понимал, почему я, несмотря на всё, что с нами произошло за последние полгода, упрямо продолжала выбирать его и оставаться рядом. Честно говоря, я и сама не до конца понимала этого. Просто не могла иначе.

Том с трудом учился доверять людям, которые были рядом с ним.

Учился сражаться за них.

Учился быть человеком.

Вместо объяснений я шагнула вперёд и прижалась своими губами к его, не то в ласке, не то в поцелуе. Когда-то давно, в прошлой жизни, он предложил мне стать его другом, не понимая, что дружбу нельзя ни купить, ни обменять.

Она либо есть, либо её нет.

Мне так и не удалось стать для него другом, но так же я не могла утверждать, что он мне безразличен. Не безразличен — в этом-то вся беда.

Он ответил на мой поцелуй, как всегда жадно, как всегда искренне, без фальши. Я была его человеком, и Том нуждался во мне так же сильно, как и в Лестрейндже, а я нуждалась в них обоих.

Такова была моя правда, и я готова была её защищать, несмотря ни на что.

* * *

— Готова?

Я кивнула и пересекла барьер. На мгновенье мне показалось, что я не смогу его преодолеть — настолько сильно зазвенело в ушах от магии, — но миг прошёл, и я оказалась по ту сторону. Передо мной возник недостроенный дом. Опорные столбы, перекрытия и стропила, словно скелет гигантской рыбы, возвышались надо мной, обнажая всю свою подноготную. Я поднялась по скрипучим ступеням на крыльцо, робко заглянула в дверной проём, чтобы увидеть внутри всё те же столбы-кости и полуразвалившеюся стену из серого камня. Вверху сквозь дыры в потолке было видно небо, затянутое потемневшими от надвигающейся грозы облаками.

— Это должен был быть мой дом, — сказал Том.

Я оглянулась и увидела, что он не пошёл за мной. Так и остался стоять возле крыльца, грустно рассматривая строение и пряча озябшие руки в карманах.

— У меня никогда не было своего дома. Потом не было денег, а когда появились деньги — не хватало времени, чтобы всё довести до конца. Всё казалось, что успею. Что ничего не сможет мне помешать его достроить.

— А что потом случилось?

— Потом со мной случился Поттер. Дважды, — ответил Риддл, усмехнувшись.

— Сам виноват.

— Виноват, — не стал спорить Том, а затем вдруг спросил: — Тебе нравится здесь?

Я хотела сказать, что, конечно же, нет. В бухте было ветрено и холодно, вокруг высились лишь холмы, заросшие вереском, да море, полное холодной серой воды. Это не то место, которое я бы выбрала для того, чтобы построить дом. А Риддл выбрал. Более того: что бы ни случилось, он возвращался сюда, раз за разом продолжая мечтать о том, как достроит его и будет в нём жить.

Его мечта была мне столь близкой, понятной и человечной, что я невольно посмотрела на развалины дома другими глазами. Перед моими глазами возник уютный двухэтажный коттедж, построенный из дерева и камня. Внутри него было тепло и светло, в камине горело пламя. Окна защищали массивные ставни, а сам дом прятался от непогоды во фруктовом саду, в котором росли кривобокие яблони и груши, а ещё обязательно платан — куда же без него? И пусть эти деревья не растут рядом с морем, не беда. Мы ведь волшебники, мы сможем всё.

— Да, — сказала я. — Мне здесь нравится.

Том хмыкнул, а затем медленно поднялся ко мне и обнял. Я могла поспорить на галлеон, что он видел перед собой отнюдь не развалины, а дом, который он обязательно достроит и в котором мы когда-нибудь будем жить вдвоём.

* * *

— Где вас пикси носят? Завтра свадьба, а вы куда-то пропали на целый день, — проворчал Рабастан, когда мы вернулись на Гриммо. — Кто будет сверять списки гостей? Кто проследит за доставкой торта и цветов? В конце концов, я должен думать о безопасности, а не подбирать салфетки в тон вензелей на столовом серебре!

— Ты же говорил, что решил все вопросы, связанные с подготовкой к свадьбе, — укоризненно прошептала я, наблюдая за тем, как Лестрейндж беспокойно меряет шагами комнату. Казалось, что ещё чуть-чуть — и у него повалит из ушей пар: настолько он был зол.

— Решил.

— Как? Переложив все заботы на Рабастана?

— Согласись, что это было весьма предусмотрительно с моей стороны, — сказал Риддл, а затем обратился к Лестрейнджу: — Думаю, что всё пройдёт хорошо. Ты ещё ни разу не подводил меня.

Рабастан скривился, услышав эту своеобразную похвалу от Тома. Он открыл рот, собираясь высказать всё, что думает о Риддле и его безумной затее, а потом вдруг махнул рукой, словно говоря «Да пошло оно всё в задницу!» и ушёл, громко хлопнув дверью на прощание. Зная его, можно было предположить, что ушёл Лестрейндж недалеко. В библиотеку, где у него всегда была припрятана пара бутылок огневиски или в ближайший маггловский паб.

Я окинула взглядом беспорядок в гостиной: разбросанные по полу ленты вперемешку с искусственными цветами и блёстками, смятые листы пергамента, сломанные перья, тарелку со столь любимыми Рабастаном булочками — всё это действительно впечатляло. Что ни говори, а к поручению Лестрейндж подошёл со всей ответственностью и энтузиазмом, на который был способен. Оставалось надеяться, что до конца торжества доживут все: и невеста, и жених, и гости.

Вечером, засыпая в объятиях Риддла, я сонно пробормотала:

— Мы так и не сказали Рабастану, что поженились.

— Ещё успеем.

— Том?

— Да.

— Он ведь будет с нами? Всегда?

— А ты этого хочешь?

— Да.

— Всегда — это слишком долго.

— И всё же?

— Будет. Спи.

Я улыбнулась: Том мог сколько угодно убеждать себя, что не нуждается в людях, но правда была в том, что он уже давным-давно перестал быть одиночкой.

* * *

День нашей свадьбы был солнечным и до боли в глазах ярким. Казалось, что солнце решило возместить сполна всё то, что не додало за эту весну. Утро прошло в сборах и суматохе, но эти хлопоты были приятны. Всё же Том поступил очень мудро, когда уладил все формальности накануне. Сейчас, наблюдая за тем, как суетится Рабастан, я не была совершенно спокойна и довольна жизнью. В конце концов, церемония — лишь дань традициям. Спектакль, не более.

К алтарю меня вёл Лестрейндж. Хотя он нарядился в красивую вечернюю мантию, но всё же остался верен себе: твидовый пиджак сменила твидовая шляпа, а в одном из рукавов был спрятан нож. Риддл сегодня был хорош. Всё, от аккуратно зачёсанных назад волос до начищенных до зеркального блеска ботинок, выдавало в нём совершенно другого человека, не Гарри, но этого никто не замечал. Имя решало всё.

Саму церемонию я запомнила плохо. Кажется, нас о чём-то спрашивали. Кажется, мы давали друг другу клятвы. Кажется, нас поздравляли и снимали на колдокамеру. Это всё было пустым. Важным оставалась лишь рука Тома, крепко сжимающая мою, да надёжное плечо Рабастана рядом.

Счастлива ли я была в то мгновенье?

Безусловно.

Я надеялась, что это счастье продлится как можно дольше.

* * *

Первый танец, как ещё одна дань традициям, досталась моему теперь уже мужу, второй — Рабастану, а на третий меня пригласил Невилл. Он всё же пришёл на церемонию, но почти весь вечер оставался в тени. Мой друг исхудал, осунулся, но всё же из его взгляда ушло то выражение покорности и безразличия ко всему, которое появилось после смерти Луны.

Мы протанцевали весь танец молча, неотрывно глядя друг на друга. То ли заново знакомясь, то ли прощаясь. Когда музыка закончилась, Невилл отвёл меня в сторону и сказал:

— Рад за тебя.

— Честно?

— Да. Это твой выбор, нравится мне это или нет. Надеюсь, что ты будешь счастлива. — Невилл натянуто улыбнулся, а затем добавил: — Я принёс вам кое-что. Мелочь, но надеюсь, что она тебе пригодится.

— Твой новый питомец? — спросила я, заинтересовавшись.

Ещё одной Франчески Рабастан не переживёт, но, с другой стороны, ещё одной такой вредной герани нет и не будет, а со всем остальным Лестрейндж справится.

— Нет, на этот раз никаких разумных растений.

— Жаль.

— Выше нос, Грейнджер. Сомневаюсь, что ты будешь скучать — с таким-то мужем.

— Невилл…

— Извини.

Между нами повисло неловкое молчание. Так бывает, когда близкие люди в один далеко не прекрасный день понимают, что по сути их больше ничего не связывает. Это горько, неприятно, но, чем раньше они смиряются с этим, тем проще жить дальше.

— Прощай, Гермиона, — сказал Невилл, сжав мою руку, а затем ушёл не оглядываясь.

Я улыбнулась, глядя ему вслед. Глаза слезились — ужасно хотелось убежать, забиться в самый тёмный угол, где никто не найдёт, и расплакаться, но я не могла себе позволить такой роскоши. За мной наблюдало слишком много глаз, в том числе и журналисты во главе с Ритой Скитер.

Это было ужасно несправедливо.

Риддл подошёл ко мне и обнял. Защёлками вспышки колдокамер. Как же! Это ведь такая редкость — публичное проявление эмоций министра. Я накрыла его руку своей и прошептала едва слышно:

— Спасибо, мистер Поттер.

— Всегда пожалуйста, миссис Поттер.

Что бы ни случилось, спектакль должен продолжаться, и будь что будет.

Как проводят свой медовый месяц все нормальные молодожёны? Едут в горы, чтобы покататься на лыжах, к морю, чтобы понежиться под лучами тёплого южного солнца, или на худой конец в деревню, чтобы хотя бы ненадолго спрятаться от городской суеты.

Мы же с Томом и в этот раз отличились, променяв отдых на работу. Вернее, на поиски пропавших оборотней. Риддл не собирался отказываться от своих планов как и от расположения стаи Сильвера.

— Приходить в гости без приглашения невежливо, — сказала я, рассматривая кованую решётку особняка Малфоев.

— Нас пригласили, — возразил Том. — Драко был настолько любезен, что лично вызвался нас сопроводить.

— Не думала, что после всего он останется в Англии.

После того, как я дала выпить Малфою противоядие и вернула способность чувствовать, он исчез на несколько недель. Поговаривали, что Драко наложил на себя руки, что сошёл с ума, что занялся некромантией, пытаясь оживить Асторию, но, к счастью, ни один из слухов не подтвердился. Спустя время он вернулся в общество ещё более замкнутым, обозлённым и повзрослевшим. Беда в том, что Малфой продолжал укрывать Снейпа в мэноре, и об этом вскоре узнал Риддл, а там, где был зельевар, могли быть и пропавшие оборотни.

— Он слишком похож на своего отца. Море самоуверенности, но ни капли благоразумия, чтобы не лезть змее в пасть.

— Под змеёй ты подразумеваешь себя? — спросила я, усмехнувшись.

— Снейпа, — ответил Риддл, а затем, чуть помедлив, добавил: — Северус всегда был на своей стороне. Не удивлюсь, что он использовал мальчишку так же, как и тебя, чтобы заманить меня в ловушку.

— Ты говоришь об этом так спокойно.

— Незачем волноваться, я давно этого ждал.

— Зачем?

— А как ты думаешь? — Том улыбнулся, но эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Снейп слишком часто путал планы Риддла, чтобы это можно было так просто спустить на тормозах.

— Ты его убьёшь?

— Убью? — удивлённо переспросил он. — Нет, Гермиона, нет. Это будет слишком просто. Есть куда более интересные вещи, которые можно будет с ним сделать.

Я не стала спрашивать, какие, а он не стал рассказывать. Знал, что я никогда не смогу понять того, что он называл оправданной жестокостью, а я — банальным желанием отомстить.

Вот только месть никогда никого не делала счастливой, сколько бы ты её не держал в морозильнике.

* * *

Драко встретил нас в холле. Он выглядел ещё хуже, чем в нашу последнюю встречу, но всё же держался достойно, ни взглядом, ни жестом не показав, что ему неприятно нас видеть в своём доме.

Риддла сопровождали Лестрейндж в обличии мистера О'Нила, Кормак Маклагген и мистер Аддерли. Каким образом Тому удалось переманить на свою сторону бывшего дознавателя Синих, оставалось для меня загадкой, но я подозревала, что не обошлось без шантажа.

— Рад видеть тебя, Малфой, — поприветствовал его Риддл.

— Поттер, — поддержал Драко его игру, искривив губы в подобии улыбки.

— Мистер Малфой, вам пришло известие о том, что ваш особняк подлежит обыску? — спросил Аддерли.

Драко кивнул, а затем сказал:

— Не стесняйтесь, мой дом полностью в вашем распоряжении. Когда устанете искать скелеты в шкафах — сообщите, я прикажу домовому эльфу подать чай.

Аддерли подал знак Кормаку, и они отправились прочёсывать первый этаж мэнора, а Риддл и Лестрейндж — подвалы. Мы заранее договорились так поступить, здраво полагая, что если Малфой и задумал сделать гадость, то сам в неё ни за что не полезет, поэтому мне досталась роль сторожа для хозяина дома.

Я поднялась по лестнице к Драко и только сейчас увидела, что он опирался на трость, совсем как Люциус.

— Что случилось?

Он посмотрел на свою ногу, досадливо поморщился и сказал:

— Ерунда. Несчастный случай на охоте.

— Плохо прыгаешь? — неловко попыталась пошутить я.

— Плохо бегаю, — совершенно серьёзно ответил он. — Пошли, покажу тебе коллекцию столового серебра и бабушкиных акварелей. Надо же чем-то развлечь дорогих гостей.

Мы молча поднялись на второй этаж, так же в полной тишине осмотрели пару гостевых комнат, кладовку и комнату с портретами всех предков Малфоев. Я добросовестно раз за разом накладывала поисковые и выявляющие чары, которые не приносили никакой пользы. Драко на всё смотрел с равнодушием человека, который давно привык к глупости окружающих его людей, но считал дурным тоном делать им замечания.

— Неужели ты так и будешь молчать? — спросила я, первой не выдержав затянувшегося молчания.

— Мне нечего тебе сказать. Ты поступила так, как посчитала нужным, совершенно не считаясь с моим решением. Совсем как твой супруг. Вы друг друга стоите: оба самовлюблённые эгоисты с манией величия. Оправдываетесь тем, что заботитесь о всеобщем благе, а на самом деле только то и делаете, что разрушаете.

— А Снейп, конечно же, только созидал и творил добро, — едко произнесла я.

— По крайней мере, он никогда не притворялся хорошим. — Драко переложил трость из одной руки в другую и сел в кресло, вытянув перед собой раненую ногу. — Так кому пришла в голову чудесная идея искать в моём доме Снейпа?

— Мы не его ищем.

— Кого тогда?

— Друзей, — ответила я, не желая раскрывать всех карт. — Ты ведь знал, что Снейп делал со мной в своей лаборатории.

— Разумеется.

— Ты был заодно со Снейпом и всё же пытался предупредить меня. Почему?

Малфой озадаченно посмотрел на меня, а затем вдруг рассмеялся, коротко и хрипло, словно давно разучился это делать.

— Удивительно, насколько ты можешь быть глупой и наивной, Грейнджер. Во всём ищешь причину, во всех людях что-то хорошее, благородное. Как тебя от самой себя ещё не тошнит?

— И всё же? — настойчиво спросила я, сцепив руки в замок за спиной, чтобы побороть искушение ударить его, хотя так и хотелось залепить ему оплеуху, чтобы привести в чувство.

Всё это — не игра, а мы больше не дети. С нас не станут снимать баллы и отправлять на отработку, а просто избавятся, как от надоедливых насекомых. И Снейп, и Риддл слишком сильно и долго друг друга ненавидели, чтобы сейчас остановиться ради спасения чьей-то жизни, если вдруг кому-то взбредёт в голову очутиться между ними в решающий миг.

— Жалость, Грейнджер. Ты напоминаешь мне овцу, которая с радостью вскарабкается на алтарь и позволит себя прирезать, если будет верить, что это сможет кому-то спасти жизнь, — сказал Драко, устало прикрыв глаза, отчего шрамы на его лице немного разгладились.

— Ты ошибаешься.

— Разве? Тогда если я скажу, что твой драгоценный супруг сейчас идёт прямо в лапы пары обозлённых голодных оборотней, которые не могут больше контролировать своё обращение, что ты сделаешь? — Малфой с интересом посмотрел на меня, наблюдая, как недоверчивость на моём лице сменяется подозрением, а затем ужасом.

Развернувшись, я выбежала из комнаты и направилась в сторону подземелья, молясь только о том, чтобы успеть. Чтобы не случилось непоправимое. Я не видела, как Драко устало снова прикрыл глаза, а затем мановением волшебной палочки призвал к себе медальон. Мгновенье рассматривал его, никак не решаясь открыть, но всё же понимая, что это нужно будет сделать.

И лучше раньше, чем позже. Гермиона была права: встревать сейчас между Снейпом и Риддлом смерти подобно. Щелчок откидываемой крышки — и Малфой исчез, активировав портключ. Больше его в Англии ничего не держало.

* * *

Я бежала вниз, перепрыгивая сразу по несколько ступенек. У подножья лестницы поскользнулась и упала, сбив до крови колено. От боли заслезились глаза, но я не стала останавливаться, чтобы залечить рану. Наспех наложила обезболивающее и побежала дальше. Поворот, ещё один и ещё. Я слишком хорошо помнила эту дорогу. Помнила, как Беллатрикс приказала привести меня к себе, а затем пытала: сначала чтобы узнать правду, затем ради развлечения. Дверь, закрывающая вход в подземелье, оказалась приоткрытой. Толкнув её, спустилась вниз, держась за поручень на лестнице и прислушиваясь к малейшему шороху. Всё же человека перехитрить легче, чем зверя. Можно наложить с десяток маскирующих чар, изменить внешность, голос и повадки, но обойти чутьё оборотня невозможно.

Я дошла до развилки. Если свернуть направо, то окажусь возле камеры, в которой запирали пленников мэнора, а вот в левом коридоре я никогда не была. Кто знает, насколько глубоко он простирался и какие сюрпризы хранил? Было ли мне страшно? Само собой, но за Риддла с Лестрейнджем я боялась больше. Они ожидали найти измученных пленников, но никак не прошедших превращение оборотней. Как-никак до полнолуния оставалось ещё две недели. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я свернула налево, то и дело уговаривая себя не торопиться и не сорваться на бег.

Нельзя ошибиться. Нельзя.

Коридор внезапно расширился, и я на миг зажмурилась от яркой вспышки света.

— Юркая тварь, пикси тебя дери! — выругался Лестрейндж.

Его отгораживала от пары оборотней решётка, изрядно погнутая и держащаяся на честном слове. Звери загнали Рабастана в угол, и всё, что ему оставалось — обороняться; чтобы сделка с Сильвером не сорвалась, Риту и Джона нужно было вернуть живыми. Тома нигде не было видно.

Гадство! Если бы мы с Лестрейнджем были рядом, тогда был бы шанс их оглушить и запереть в клетке до того, как они разорвут нас на куски. И я приняла одно из самых глупых и безрассудных решений в своей жизни.

— Петрификус Тоталус! — воскликнула я, посылая заклинание в оборотня поменьше с серебристой шерстью на загривке.

Оборотень взвизгнул, как побитая собака, но устоял на лапах. Медленно повернул ко мне свою длинную морду, угрожающе ощерившись. Второй тоже посмотрел в мою сторону, коротко завыл, радуясь, что еда сама к ним пришла. Я крепче сжала волшебную палочку и снова произнесла заклинание.

Вместо яркой вспышки, которая должна была хотя бы ненадолго задержать оборотней, ничего не произошло. Я повторяла заклинание ещё и ещё, отступая назад, вглубь коридора. Тщетно!

Так не может быть. Невозможно, чтобы магия вмиг исчезла. Невозможно. Я ощутила, как взмокла рубашка на спине, а в горле пересохло. Казалось, время замедлило свой бег, звуки смазались, запахи шерсти и влаги смешались, вызывая тошноту. Двигались лишь звери, с каждым мгновеньем становясь всё ближе.

— Беги! Живо! — окрик Лестрейнджа вывел меня из оцепенения, и я, развернувшись, побежала, не видя ничего от ужаса, пеленой застилающего мне глаза.

Сзади снова раздался вой, в этот раз протяжный, торжествующий. В коридоре было темно — хоть глаз выколи. Я споткнулась и упала, но всё же не выпустила волшебной палочки из рук. Той самой, осиновой, которую подарил мне Риддл.

Я не стала подыматься и снова пытаться убежать. Знала, что тщетно. Слишком много времени потеряла, оборотни нагонят меня в раз.

Подняла палочку, пытаясь сосредоточиться, ведь второго шанса не будет.

Вдох-выдох.

Шорохи приближались, и я почти что увидела в темноте надвигающиеся тёмные силуэты оборотней, неспособных взять себя в руки и отличить друга от врага.

Взмахнув палочкой, я прошептала:

— Авада…

— Эвартестатум* максима! — опередил меня Риддл. Жёлтая вспышка на миг осветила весь коридор и замерших зверей, а затем погасла.

Раздался глухой стук, словно что-то тяжёлое упало на пол, а за ним — тихий скулёж, переходящий в злое рычание. Том, в отличие от меня, не стал ни медлить, ни сомневаться. Ещё один взмах палочки, ещё одна жёлтая вспышка, а затем тишина, настолько оглушительная и вязкая, что, казалось, к ней можно было прикоснуться.

* * *

— Не верю. Он не мог просто взять и сдаться. Не после всего, что натворил, — медленно произнесла я, кутаясь в плед и грея руки о чашку с успокаивающей настойкой.

После всего случившегося Том забрал меня домой, на Гриммо. Оставил на полчаса, которые показались мне бесконечными. Мучил не столько страх, сколько неизвестность. Почему он оставил Рабастана одного? Почему Рита и Джон превратились в зверей раньше времени? И почему, чёрт его дери, на них не сработала моя магия?!

Всё время, ожидая его, я просидела на кровати, так и не решившись выйти из комнаты. Было страшно. Казалось, что там, за дверью, меня ждало чудовище, которому только и надо, что открыть дверь, чтобы схватить меня и утащить к себе в логово. В темноту. Я чувствовала, что после сегодняшнего приключения ещё долго буду спать с включенным ночником, ища монстров под кроватью, хотя где-где, а там их точно не было.

Вот в моей голове — сколько угодно.

Когда Том вернулся, то рассказал, почему вынужден был оставить Лестрейнджа одного в подземелье. Аддерли и Маклагген нашли Снейпа, который совершенно спокойно, не прячась, сидел в чайной комнате и читал свежий выпуск «Пророка». Мы ждали сопротивления, битвы не на жизнь, а на смерть, но и здесь Снейп сумел нас удивить. Его план был до смешного прост: он решил сдаться. Вот Риддла и вызвали с помощью патронуса, чтобы он сказал, что делать дальше.

В магическом мире для всех Снейп был мёртв, и, благодаря стараниям Гарри, он умер как герой, награждённый посмертно орденом за отвагу. Только мы и преторы знали, какую роль Снейп сыграл в истории с зельем подчинения. Но все преторы мертвы, а нам никто не поверит. Однажды обелив имя Снейпа, Поттер не мог снова сделать из него злодея. Лестрейндж же был преступником, который до сих пор прятался. Малфой исчез из мэнора, и его поиски продолжались. Конечно, он мог свидетельствовать, если бы захотел, но если в суде решат считать его воспоминания, то станет известно и о том, что Гарри больше не Гарри. То же самое и со мной, и с Невиллом. Все мы оказались заложниками своих маленьких грязных тайн, о которых нельзя никому рассказывать.

Каждый из нас — преступник, ничем не лучше Снейпа. Мой бывший профессор это отлично понимал и, когда Том стал наступать ему на пятки, решил раскрыться, чтобы хотя бы ненадолго обезопасить себя. Он понимал, что Риддл не сможет убить его, не избавившись от свидетелей. С Кормаком справиться было проще простого, но Аддерли — неплохой окклюмент. Даже если бы ему подправили воспоминания, то полностью вмешательство в память не удалось бы замаскировать. Хвосты бы остались, и он сумел бы восстановить утраченное, если не всё, то большую часть наверняка.

Поэтому Снейп сейчас находился в Мунго, под замком и неусыпным надзором Лестрейнджа, но всё же в полнейшей безопасности. Том не мог ничего сделать, ведь за Снейпом пристально следили журналисты. Внезапная кончина воскресшего героя вызвала бы множество вопросов и теорий, каждая из которых была абсурднее предыдущей. Нельзя было спешить, рубя с плеча, и мы всё это прекрасно понимали.

— Снейпу надо выиграть время, только вот для чего. Чего он хочет добиться, раскрываясь сейчас. Шумиха рано или поздно уляжется, и Северус окажется в моей полной власти. Он не может этого не понимать, — рассуждал Риддл, меряя шагами комнату.

Том не суетился, не размахивал руками, не повышал голос, но было видно, что он напряжён и взволнован, как зверь, который внезапно из ловца стал жертвой. Зверь, который по глупости угодил лапой в капкан и теперь всерьёз раздумывает над тем, что лучше: отгрызть конечность, отделавшись малой кровью, или дождаться охотника, чтобы вцепиться ему в глотку.

— С чего ты так решил? Может, Снейп просто хочет жить и таким образом решил обезопасить себя?

— Жить? Глупости. Он давно потерял смысл в этой так называемой жизни, и всё, что его держало на этом свете — жажда отомстить за женщину, которая первая же от него отказалась. Последним его якорем была идея создать идеальное общество, ну или то, что он подразумевал под этим. Нет, он что-то задумал, и я готов поспорить на своё кресло министра магии, мне это однозначно не понравится.

— Договору с Сильвером ему не удалось навредить. Его стая всё ещё поддерживает тебя, — сказала я, отхлебнув горькой настойки.

Легче не стало, но зато противный привкус во рту помог немного отвлечься и мыслить трезво.

— О, да, оборотни живы — пара сломанных костей не в счёт. Только они не могут обернуться назад, словно Снейп сделал лекарство наоборот, вылечив оборотня от человечности. — Риддл остановился и сел рядом со мной, устало опустив голову на скрещенные руки. — Сильвер в ужасе. Формально условия соблюдены. Его молодняк вернулся живым и почти целым, но без единого проблеска человечности. По правде говоря, сейчас они ничем не лучше диких волков.

— Может, после полнолуния всё станет как раньше? — я обняла Тома, успокаивающе погладив его по плечу. — Луна — слишком сильный катализатор. Ещё ни одно зелье не смогло свести на нет её влияние на оборотня.

— Такая вероятность есть, но что-то мне подсказывает, что всё не так просто. Возьми, — Риддл протянул мне запечатанные конверты. — Их обнаружили у Снейпа, когда его нашли.

Конвертов было три, и все без подписи, без адресов. Печать обычная, восковая, без оттиска. Распечатав одно из них, я пробежала взглядом по содержанию и невольно вздрогнула. Это были мои письма! Те самые, которые я написала как страховку тогда, когда узнала, что Том завладел телом Гарри. В них подробно обо всём описывалось, — обо всём, что я знала на тот день, — и на них до сих пор были наложены чары, которые в случаи моей смерти отправят их волшебникам, которым я тогда доверяла.

— Как они попали к нему? Я, честно говоря, совсем о них забыла, — призналась я, вскрыв остальные конверты и убедившись, что все они содержали одно и то же послание.

— Снейп сказал, что ты сама ему их отдала. Это была одна из проверок, насколько ты ему подчиняешься. Он попросил принести ему вещь, о которой никто не знал, и ты принесла ему эти письма, — сказал Риддл. — Забавно, сейчас он делает то же самое, что сделала бы и ты, если бы тогда вдруг погибла.

— Что? Собирает на тебя компромат? — спросила я, натянуто улыбнувшись.

— Собирается заронить зерно недоверия. Достаточно пары идиотов, верящих в злого чудом выжившего Тёмного лорда, жаждущего развязать очередную войну, чтобы всё снова пошло наперекосяк. — Том снял очки и потёр переносицу. — Как же я от всего этого устал.

— Извини.

— За что? — он удивлённо посмотрел на меня.

Близоруко щурясь, Том протянул руку, прижав её к моему лицу и повернув его так, чтобы я посмотрела прямо ему в глаза. Желание контролировать всё и вся даже сейчас было сильно в нём, но оно больше не пугало и не раздражало меня. Теперь я понимала, что жажда всё контролировать — это как иголки у ежа. Защита, не более.

— Я доставила тебе столько хлопот. Проще было от меня избавиться в тот день, когда я узнала, что ты — это ты. — Я запнулась на мгновенье, а затем решила рассказать ему всё: — Знаешь, ведь я до сих пор не могу тебе полностью доверять. Даже после всего, что было. И хотя я больше не вижу в тебе Гарри, но и Тома до конца не могу увидеть, но, несмотря ни на что, хочу быть рядом с тобой. Это сильнее меня, сильнее здравого смысла и всех тех привязанностей, которые были до тебя.

— Знаю, — сказал Риддл, обхватив моё лицо второй рукой и притянув его так близко, что я смогла рассмотреть мельчайшие морщины в уголках его глаз. — Поэтому и не избавился тогда, в самом начале. Знал, что ты будешь моим человеком. Я жаден, Гермиона. Очень жаден. Мало кто по доброй воли отдавал мне свою преданность. Не перебивай. — Он провел пальцем по моим губам, останавливая готовые сорваться возражения. — Ты, как и Лестрейндж, предана мне и накрепко связана этим со мной. Какой бы странной и дикой тебе не казалась эта связь, как бы ты её не называла. Для меня это перевешивает всё, любую глупость или неосторожность. Ты всегда выбираешь меня, даже сегодня вопреки приказу не упускать Малфоя из виду, хотя прекрасно знала, что я смогу себя защитить. — Том замолчал, не столько подбирая слова, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, но всё же произнёс: — Наш брачный контракт, который мы подписали накануне свадьбы под моим настоящим именем — это ещё один способ связать нас. Будь я в теле Поттера или в каком-либо другом — ты всё равно останешься моей женой. Моим человеком.

— Снова магия? — спросила я почти шёпотом, заворожённая его словами.

То, что он говорил, не шло ни в какое сравнение с тем, как он это говорил. Если Том Риддл и мог позволить себе проявить что-то человечное, порывистое и несдержанное, то только так — голосом и интонациями, чуть суховатыми, отрывистыми, но в то же время выворачивающими всё нутро наизнанку. Том не верил в любовь, избегал произносить само это слово, но всё же сумел полюбить. Странно, на свой извращённый лад, но всё же это было так.

Он полюбил, и это стало своего рода приговором для нас обоих.

— Совсем немного, — ответил Том, всё ещё не выпуская моё лицо. — Мне, в отличие от Снейпа, есть за что бороться.

— Неужели мне удалость сделать из тебя человека, Том? — я улыбнулась, стараясь свести всё к шутке. Лучше так, чем позволить себе поверить, что всё сказанное — правда. Это ведь Риддл, он полон сюрпризов.

— Я всегда им был. Правда, с тобой чаще, чем с другими.

Том легко поцеловал меня в лоб и обнял. Я могла быть спокойной: сегодня кошмары не побеспокоят меня, ведь Риддл был рядом. Он прогонит их, ведь для него это так же просто, как произнести «Репаро».

* * *

Вечером, приняв ванну, я долго стояла перед зеркалом, пытаясь привести волосы в порядок, но они намокли, спутались, так и норовя выбиться из косы, которую я так старательно заплела. Вздохнув, отложила расчёску и внимательно посмотрела на своё отражение.

Ничего не изменилось, я всё та же Гермиона. Те же глаза, волосы, лицо, руки, но почему тогда меня не покидало ощущение, что что-то не так. Что что-то во мне сломано, безвозвратно утеряно как тогда, когда я впервые убила человека. Мистера Морана нельзя было назвать хорошим, но я не имела права отбирать его жизнь. Этот поступок изменил меня, искорёжил что-то глубоко внутри, но с этой ношей я привыкла жить.

Дело было в чём-то другом. Но вот в чём?

Вздохнув, взяла в руки волшебную палочку и, взмахнув ею, прошептала:

— Люмос.

Ничего не произошло.

Сосредоточилась, повторяя отточенное годами движение и произнося заклинание, и снова то же самое. Тихо выругавшись, начала сначала.

Взмах палочкой, заклинание.

Взмах, заклинание.

Взмах…

…и снова ничего. Ни малейшего отклика, искры или огонька, будто я разучилась колдовать. Будто вся моя магия исчезла, и я превратилась в обычного человека.

Я нервно хихикнула, не желая верить этой дикой, ужасной мысли.

А если?..

Нет. Нет! Не может такого быть.

Я волшебница, и этого никто у меня не отнимет. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я ещё раз взмахнула палочкой и сказала:

— Люмос!

Огонёк, бледно-жёлтый, слабый, как будто только что выбравшийся из кокона мотылёк, замерцал на кончике палочки, грозясь в любой миг исчезнуть. Но всё же он был, пусть и такой несовершенный. Я робко улыбнулась, рассматривая его, и с облегчением поняла, что могу колдовать.

По крайней мере, сегодня.

___________________________________________________

*Эвартестатум — заклинание, которое отбрасывает так, что жертва переворачивается в воздухе. Усиленное заклинание может оглушить.