Отражение нарцисса (джен)

По федеральному каналу передавали утренние новости: рассказывали о какой-то сверхсложной операции по ликвидации наркобанды, проведенной военной полицией в одной из самых захудалых фавел Рио. Лукас, сидя за завтраком, щелкнул кнопкой пульта и заставил телевизор умолкнуть.

— Зачем ты выключил? — спросила его жена. — Я вообще-то смотрела.

— Мне надоели новости, но если ты хочешь, я включу обратно.

— Помнишь Эрика из группы Мигела? Он играл на барабанах.

— Кажется, припоминаю, — пожал плечами Лукас. — А что?

— Скончался позавчера. Был в завязке восемь лет, но все равно умер молодым, — с грустью сообщила Анжела.

— Очень жаль. Веселый был парень, если я правильно его вспомнил. Анжела, у меня появился странный страх.

— Какой? — удивилась она.

— Каждый раз, когда я смотрю телевизор, то опасаюсь увидеть там своего клона, — стушевался Лукас. — Я знаю, что это глупо, но…

— Что-то в этом есть, — проговорила Анжела, намазывая масло на тост. — У меня бы на твоем месте давно развилась паранойя. Кстати, есть какие-нибудь вести о нем?..

— Никаких, — вздохнул Лукас. — Не знаю, радоваться этому или настораживаться.

— Возможно, он куда-то уехал? — предположила женщина. — Если двадцать лет о нем ничего не было известно, то почему вдруг сейчас секрет клона должен раскрыться? Тем более что если и есть менее всего заинтересованный в скандале человек, то это он сам. Наверняка этот Лео не в городе, Лукас.

— Я бы не был так уверен, — возразил он. — Конечно, ты права, но кто знает этих папарацци. Вдруг кто-то его заметил и уже ведет охоту?

— Хм, я попробую узнать что-нибудь через знакомых в редакциях газет. Они могли что-то слышать.

— Не нужно, Анжела.

— А Альбьери? — догадалась она. — Он знает адрес Лео? Ты мог бы пойти к нему и поговорить по душам, объяснить все как есть. Возможно, он прислушается к тебе.

— Поговорить по душам? — скептически взглянул на нее Лукас. — С клоном? Да это самое строптивое создание на свете.

— Интересно, в кого же он такой? — с озорной улыбкой спросила Анжела. — Точно не в тебя. В твоего отца?

— Не знаю и знать не хочу. Я почти полгода не нахожу себе места. Я чувствую, будто часть меня откололи и отправили в свободное плавание, это отвратительное чувство.

— Если ты расколотое целое, то он осколок, так получается?

— Как это ужасно звучит — осколок… — задумчиво произнес Лукас. — Когда-то я тоже ощущал себя осколком.

— Диогу… Понимаю. Но ведь ты смог найти свою дорогу, значит, и у него получится.

— У меня была ты, — тепло улыбнулся он жене. — Как много все же значит любовь в жизни человека.

— Ты преувеличиваешь мои заслуги, — не скрывая удовольствия в голосе, сказала Анжела. Она встала из-за стола, подошла к мужу и обвила руками его шею сзади. — Знаешь, что я думаю?

— Что?..

— Это всего лишь предположение, но мне кажется, что если он сумеет стать цельной личностью, тебе будет гораздо легче. Вам обоим будет легче. Он еще сам не понимает, кто он такой, а когда поймет…

— Думаешь, поймет? — усомнился Лукас.

— Будем надеяться на лучшее, не так ли?

* * *

С недавнего времени Лео разлюбил прогулки по городу, где все так или иначе напоминало ему о Мел. Тенистая аллея в парке и фонтан с прохладными брызгами, фургончик с мороженым за углом, длинная набережная, песок и могучий океан, высокая зеленая гора вдалеке и огромная статуя Христа-Искупителя, теряющаяся где-то в небесах. Рио оставался прежним, игриво-беспечным, и Лео удивлялся, как отсутствие одного-единственного человека может сделать его настолько пустым и бездушным, невыносимым до омерзения. Пока Мел была где-то рядом, пусть и не с ним, он бродил по улицам, словно одержимый, думая, что она недавно стучала туфельками по этим же самым тротуарам, сидела в уличном кафе, плескалась возле берега. Он надеялся случайно встретить ее, хотя бы увидеть издалека, но больше такой надежды не было, а значит, и смысла прогулок тоже. А был ли смысл жить?

Дома с появлением соседа-иностранца жизнь била ключом. Деуза, поначалу стеснявшаяся его расположения, вскоре привыкла к вниманию со стороны Брендона, но больше всего ее радовало то, как новый знакомый влияет на ее сына. Лео, ершистый по характеру от природы, плохо идущий на близкий контакт с кем-либо, неожиданно проникся доверием к деловитому англичанину, у которого, казалось, были ответы на все интересующие его вопросы. Потребность в дружеском плече была развита у Лео сильнее, чем он сам предполагал, что Фортескью понял почти сразу же и умело воздействовал на те рычаги, которые были ему необходимы.

— Сеньор, а как вы решили стать журналистом? — полюбопытствовал парень, коротая время за ремонтом пристройки к дому — самым разумным и благовидным предлогом к общению.

— Я понял однажды, какой могущественной силой обладает слово, — Брендон сосредоточенно забивал гвозди молотком. — Это величайший дар, данный человечеству. Словом можно уничтожить, словом можно спасти.

— Уничтожить? — каким-то странным тоном переспросил Лео.

— Знаешь ли ты, Лео, что общественное порицание — это одно из самых страшных наказаний для преступника? Разумеется, я не имею в виду отпетых негодяев, которых не вразумит даже электрический стул. Но бывают случаи, когда следствие оказывается слишком мягким по отношению к некоторым людям, совершившим преступление. Судью при желании можно подкупить, а вот общественность — ни за что и никогда, ее мнение переменить практически нереально.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — признался Лео. — Вы можете привести пример?

— Хорошо, расскажу тебе про статью, которую я написал не так давно у себя на родине. В Шеффилде года четыре назад началось настоящее экологическое бедствие — рыба дохла и всплывала на поверхность реки, лесные животные начали массово травиться. Естественно, первым делом подозрение пало на заводы одного известного в Британии промышленного магната, коих в Шеффилде было сразу два. Надзорные органы сразу инициировали серьезные проверки, и — о чудо — ни одного нарушения не было найдено. Как думаешь, что сделал этот промышленник?

— Дал кому-то взятку? — догадался Лео.

— Без сомнения. Я начал собственное расследование и составил подробный материал на тему того, как и что именно тот сливает в реку. Провели повторную независимую экспертизу и подтвердили мои слова, после чего головокружительная карьера вредителя была закончена. Если бы даже он однажды решил вернуться к своему делу, навсегда испорченная репутация сильно помешала бы ему, ведь все знали его фамилию, имя и те безобразные делишки, которые он творил.

Лео вдруг замер после этого рассказа. Его ум поразила чудовищная, парадоксальная мысль, которой он сам до смерти испугался.

— Лео, ты в порядке? — Фортескью исподволь следил за его реакцией.

— Я? — встрепенулся он так, будто рядом находился еще кто-то. — Необычная история.

— Почему же? Самая что ни на есть обычная история. Я, можно сказать, специализируюсь на таких делах — разоблачать негодяев.

— Кого еще вы разоблачили?

— Ну, был один политический интриган, убирающий конкурентов с пути в прямом смысле слова. Ох, и опасное было мероприятие, я удивлен, как меня самого не пристрелили из какого-нибудь окна по дороге на работу.

— Как же вы не побоялись? — поразился Лео.

— А чего мне бояться? — невозмутимо произнес Брендон. — Я одинокий волк, ничем не связан в этой жизни. Умру завтра — никто и не заметит.

— Вот и я так про себя думаю, — усмехнулся парень.

— Лео, а как же мать и бабушка?

— Согласен, им было бы тяжело. Но на самом деле я никогда не чувствовал себя частью этой семьи.

— Отчего же?

— Если я скажу, вы не поверите, а не скажу — не поймете.

— Дело твое, — пожал плечами Фортескью.

— Я… — Лео посмотрел куда-то в сторону застывшим взглядом. — Я не чувствую себя частью этого мира.

Журналист отложил инструменты и пытливо взглянул на него. Всего на секунду ему стало искренне жаль этого парня — неприкаянный, потерянный, словно обломок мачты, оставшийся после кораблекрушения и болтающийся по волнам в открытом море.

— А частью какого же мира ты себя чувствуешь?

— Не знаю, — Лео устыдился своей слабости и активно принялся за дело, чтобы ненароком не заплакать при чужом человеке.

Брендон был доволен — зароненное зерно упало в благодатную почву и потихоньку начало прорастать и укрепляться корнями. Вот только Лео об этом не подозревал — процесс для него был незаметен. Лишь смутное беспокойство временами давало понять, что происходит неладное, но он был слишком увлечен собственными страданиями, чтобы услышать его голос.