Весна. Хотелось петь с талантливыми птицами, хотелось танцевать под бескрайним небом. Кататься на роликах, на скейтборде, и так быстро, чтобы потоки воздуха свистела в ушах. Хотелось посидеть на причале, разложив на одеяле всевозможные вкусности, улечься с книгой, пока солнце не скатится за горизонт. Хотелось, но что-то мешает насладиться атмосферой. Что же именно? Конечно же, учёба. Любимые курсовые, многообразие контрольных, приближение долгожданной зачётной недели. Всё это так и давило на плечи. На плечи Лим, естественно. Рю будто и не был подвластен этой студенческой апатии.
Всё чаще Лим задумывалась, как же он будет сдавать экзамены, хотя, он же как-то дошёл до третьего курса без троек. Просто Рю был слегка безответственным — всего лишь слегка. Лим разве уже не сравнивала его с беззаботным ветром? Казалось невозможным представить этого парня за учебниками, но Лим довелось видеть его и таким — за день до контрольных по особо важным, просто чрезвычайно важным предметам. И сейчас, когда она предвкушала свидание с курсовой, Рю ухватил её за локоть, оттаскивая в сторону, противоположную трамвайной остановке.
— Эй, Рю, я же говорила, что буду занята!
— Лим, пожалуйста! Мне нужно съездить за заказом, а одному скучно, да и тебя хочется выгулять хоть немного, что наиболее важно.
— Я тебе что, собака?
— Ну что ты, ты гораздо лучше собаки! — обиженно заверил Рю и рассмеялся.
Рю всегда заставлял её смеяться. Одной улыбкой, одним взглядом, одним словом он мог изменить настроение. Широкая улыбка, прищуренные глаза, умоляющие выражение. Рюджи определённо знал, как добиться своего.
— Хочешь, я тебя потом покормлю?
— У тебя нет ни стыда, ни совести! Используешь людей в своих целях, как хочешь! — Лим ударила его по плечу, он скорчился, хватаясь за повреждённую конечность, и косо взглянул на свою обидчицу.
Лим всегда шутила, что еда — одна из её немногих радостей. И, заказав кушаний на целую голодную ораву детей, они, довольные, уселись за столик. Во время еды разговорам не место — так думал каждый из них, поэтому они молча накинулись на мясо, которое Рю любил даже больше своей жизни. Уплетая за обе щёки, не успев прожевать один кусок, он заталкивал в рот следующий, закидывая следом ещё и картошку, и оставалось только подивиться, как в его пасть столько помещается. Лим едва не подавилась, когда кинула на него взгляд, и попыталась сдержать глупую улыбку.
— Пенку не желаете? — спросила она, когда принесли кофе.
— С превеликим удовольствием, — Рю склонил голову в поклоне, и Лим начала усердно выгребать ложкой всю пенку, которая щедро возвышалась над поверхностью чашки.
Лим очень любила сладкое, хоть и старалась есть такое не слишком часто, и плотоядно облизала губы, разглядывая сладость. Тонкий слой бисквита, нежный крем и желе с крупными ягодами. Улыбаясь, Лим с удовольствием поедала свой десерт, а Рю смотрел на неё. Смотрел на изящные хрупкие пальцы, сжимающие вилку, на прикрытые глаза, слегка подведённые, красивые, окружённые пушистыми чёрными ресницами. Смотрел на то, как солнце играет в её мягких волосах, а косая чёлка падает на глаза, прикрывая лоб. На мелкие родинки, заметные лишь на близком расстоянии, красивые губы, немного покусанные… Рю отвёл глаза, когда она аккуратно коснулась пальцем уголка губ, убирая с них крошку.
Лим взглянула на Рю: что-то он сейчас необычайно молчалив, ушёл в себя. Но, подпирая голову рукой, он встретил её ответным взглядом. Его глаза, большие и тёмные, заставляли её утопать в них, как в чашке горячего шоколада. Подорвавшись, Рю выхватил вилку из ослабевших пальцев Лим и потянулся к тарелке с десертом. Не успела Лим отреагировать на такую наглость, как он уже украл кусочек десерта и с довольным видом положив его в рот.
— Да что с тобой не так? — возмутилась она, пока Рюджи, довольно жмурясь, наслаждался вкусом её пирожного.
* * *
Лим вернулась раньше, чем думала. Но дома всё равно никого не было. Здесь было пусто почти всегда. Но Лим была рада этой тишине и никогда не винила родителей. Устало вздохнув, она скинула с плеча тяжёлый рюкзак. Рю сегодня забил на пары. Скоро начнутся соревнования, и Рюджи усердно трудился. И день казался таким неожиданно обычным без его вечных подколов, без его взъерошенных волос и солнечной улыбки.
Мама всё время бегала по выставкам или пропадала в студии, она занималась реставрацией картин, организовывала мероприятия, посвящённые искусству, часто писала на заказ. Она много работала, но никогда не жаловалась, потому что любила то, чем занималась, вкладывая всю душу. Отец с головой закапывался в бумаги и документы, он был юристом в крупной кампании. И, хоть часто смеялся, говоря, что бросит эту работу, всё же оставался. Родители буквально жили на работе, но Лим всегда с трепетом ждала, когда они приедут домой. Отец заедет после работы за мамой, а потом они с шумом ввалятся в коридор, который сразу же становился тесным, и наполнят дом теплом и уютом.
Иногда они заезжали в магазин, покупали острую курочку, которую их дочь так любила, собирались за столом, разговаривая обо всём на свете, делясь последними новостями. Папа — про забавные случаи из практики, часто повторяя некоторые истории по несколько раз. Но Лим всё равно улыбалась, потому что только он мог, экспрессивно размахивая руками за столом, выронить куриный кусок из рук и даже не заметить этого. А мама рассуждала о современных тенденциях в живописи, раскритиковывая бездарных художников.
Как бы сильно Лим ни любила свою семью, всё равно нуждалась в одиночестве, минутке покоя и молчания. Ей нравилось посидеть с книгой и чашкой чая, иногда посвящая этому весь день. Приятная, лёгкая, медленная музыка, задёрнутые шторы, закрытая двери. И уютна комната превращалась в целый новый мир, подчиняющийся её фантазиям. Она могла бы провести всю свою жизнь, погружаясь в множество сюжетов.