Мразь (джен)

Гарри и Мей собирали паззл, который вчера вечером Мэгги помогла им собрать больше чем наполовину. До ее помощи дела их продвигались совсем медленно. Теперь уже собранная голова рыцаря начинала кричать, если кто-нибудь из них ошибался с местом расположения очередного кусочка.

— Не туда ставишь! Разуй глаза! — кричал на Гарри рыцарь.

— Замолчи! — огрызнулся Гарри.

— Да как ты смеешь разговаривать так с достопочтенный сэром Реймондом, мальчишка?

— Заткнитесь оба! — прикрикнул Сириус.

— Вот как-то так оно и произошло, — вздохнул Хвост, сидящий в кресле, закинув ногу на ногу, с бокалом обычного маггловского коньяка.

— И теперь что, попробуешь откупиться?

— Было бы на что откупаться. Я ж тебе не Малфой.

— Скорее всего, ты мог бы отделаться и штрафом, но там будет огромная сумма… — нахмурился Сириус. — Но ты, конечно, та еще скотина. За такое в Азкабан и нужно.

— Спасибо, мой верный друг, — усмехнулся Хвост, но как-то мрачно и разочарованно.

Гарри казалось, что Хвост с каждой их встречей становится все толще. Глаза его были маленькими и бегали из стороны в сторону, не задерживаясь подолгу на каком-то одном предмете или человеке. Поначалу это казалось Гарри странным, но потом он привык к этой привычке лучшего — после Джеймса Поттера, конечно — друга Сириуса. Он учил Гарри, что главное — не показывать на людях свой характер. Даже если ты зол или что-то тебя раздражает, если хочешь достичь успеха, люди не должны знать, как легко тебя разозлить. Хвост нравился Гарри. Он разговаривал с ним почти как со взрослым.

— Ты сделал что-то плохое? — спросила Мей, подбежав к Хвосту. Когда рыцарь, не смея ослушаться приказа взрослого, замолчал, она сразу же потеряла к нему интерес.

Мей говорила, что паззл ей совсем не нравился, что ей обидно, когда с ней грубо разговаривают, как делает нарисованный рыцарь. Но если рыцарь замолкал, то сразу же переставал ее интересовать. Сириусу это дурацкий огромный паззл тоже не нравился. И даже самого Гарри раздражал, но он упорно продолжал его собирать, потому что уже начал и должен теперь закончить начатое. Мэгги говорила, что тот, кто бросает начатое на полпути, — никогда не получит желаемого и будет неудачником. Гарри не хотел быть неудачником.

Хвост посадил Мей к себе на колени и стал ее щекотать. Та засмеялась и начала вырываться.

— Взрослые — они такие. Все время делают что-то плохое, — с опозданием ответил Хвост. Гарри был уверен, что после щекотки Мей уже забыла, какой вопрос задала.

— И мой папа тоже?

— Твой папа был тем еще любителем делать гадости.

— Какие гадости он делал? — Мей посмотрела на Сириуса, как будто спрашивая разрешения поговорить о нем с Хвостом. Сириус усмехнулся, позволяя.

— В школе он постоянно досаждал школьному завхозу Филчу и нашему однокурснику из Слизерина, Нюниусу. Он будет у вас вести зелья, когда поступите в школу. Если, конечно, не уволится к тому моменту.

— Под конец примазался к Дамблдору, скользкая змея, — вставил свое Сириус, как будто обращаясь не к Мей, а просто размышляя вслух.

— Его зовут Нюниус? — удивился Гарри, подобрав очередной кусочек паззла.

— Нет, но это имя подходит ему больше, — хохонул Сириус.

— А что ты сделал, Хвост? — серьезно поинтересовался Гарри, упустивший первую часть разговора. Они с Мей пришли в гостиную позже, потому что обедали по расписанию. Это Сириус, взрослый, мог пропустить обед. — Почему тебя хотят посадить в Азкабан?

— Потому что я облажался, — произнес Хвост обреченно, но тут же усмехнулся, как будто не желая показывать свою слабость. Как он и учил Гарри.

— Как ты мог вообще таким заниматься? Ты же... гриффиндорец, черт тебя дери.

— Бродяга, деньги не пахнут.

— Гнусное выражение. Им можно оправдать любое дерьмо, сделанное за деньги. — Сириус поднялся с кресла. — Нет, серьезно? Так можно и убивать, оправдываясь: да деньги не пахнут, а мне заплатили.

— Ты кого-то убил? — испугалась Мей, театрально прикрыв рот ладошкой.

— Нет, твой папа образно говорит, я никого не убивал.

— Убивали другие, конечно! А ты был всего лишь посредником!

— Продавцом, Сириус. И никто не умер, скорее всего. Это всего лишь… эксперимент.

— Еще одно сомнительное оправдание! Да как ты вообще мог! Я знаю тебя столько лет, мы дружим со школы, но оказывается, что ты можешь делать то, чего я от тебя никак не мог ожидать.

Гарри заметил, что они говорят загадками, чтобы он и Мей не поняли, что же именно сделал Хвост. Им, детям, достаточно знать, что Хвост сделал что-то плохое, но никого не убил. Наверное, это главное. Ведь убийство — самое страшное преступление. Так Сириус сказал Гарри, когда тот спросил, какой поступок будет самым плохим из всех, что может сделать человек.

— Ты странно рассуждаешь, Сириус. Мы все делаем разное, и один поступок может быть и плохим, и хорошим. Допустим, человек продает органы. Это плохо. Но тем, кому он их продает — хорошо. Жизнь за жизнь. Между ними посредник, тот, кто осмелился взять на себя ответственность за этот обмен жизнью. Ну и заработал, ясное дело. Или ты бы никогда не согласился на преступление ради жизни Мей, например? Ты бы не переступил через свои принципы ради ее жизни? Это так… к примеру, конечно же.

— Ты сейчас чушь несешь, Хвост! У тебя была безвыходная ситуация? Кто-то из твоих близких умирал? — Гари чувствовал, что Сириус злится. Он уже повысил голос. Гарри не любил, когда Сириус был злым.

— Бродяга, нам с тобой обоим известно, что ты тоже переступал... мелочно, гадко, и не перед лицом смертельной опасности. Но ты мог себе позволить оставаться честным и думать, будто совесть твоя чиста. Когда ты нуждался в деньгах, но тебе надоедала очередная дурацкая работа, ты увольнялся. Брал деньги из сейфа Сохатика, и жил на них. Я же лишь искал место, где смогу их заработать менее неприятным способом. Извини, что не мог врать самому себе, будто всегда поступаю порядочно. Возможности не представилось, — Хвост развел было руками, но одной из них придерживал Мей, поэтому жест, который он хотел изобразить, вышел каким-то неполным.

Он сказал это специально? Гарри подумал, что да. Специально для него. Потому что Хвост его любил, Гарри чувствовал это. Он также чувствовал, что Мей ему нравилась гораздо меньше. Он бы никогда не сказал это Хвосту, Мей или даже Сириусу, потому что это выглядело бы глупо. Гарри ведь не знал наверняка. Только чувствовал.

Гарри уже спрашивал Мэгги, что имел ввиду высокий дядя на похоронах мамы Сириуса, говоря про деньги, и Мэгги все ему объяснила. Она говорила с ним как со взрослым! Она сказала, что у Сириуса был некоторый запас золота, который остался от наследства дяди Сириуса — Альфарда Блэка. Но этих денег было немного, и когда они купили и обустроили дом, они почти закончились. Сириус хотел найти хорошую работу, но найти хорошую работу — дело непростое. Он работал в нескольких местах, но везде ему платили очень мало и условия работы были плохими, да и вспыльчивый характер Сириуса не способствовал продвижению по службе. И когда им совсем не хватало средств, Сириусу приходилось одалживать деньги из сейфа Поттеров, чтобы покупать на них еду и одежду, в том числе, и для самого Гарри. Но они никогда не брали оттуда золото, если в этом не было острой необходимости.

— Хватит, мы это уже обсуждали, и я все вернул, — Сириус сжал кулаки. Последнюю фразу он произнес медленно, с деланным спокойствием. Если Сириус начинал говорить таким тоном — значит, он очень и очень зол.

— Вернул. Потому что Вальбурга умерла, — Хвост не смотрел на Сириуса, уставившись в одну точку на полу, где-то на уровне глаз рыцаря. — Ты знал, что она умрет так рано? Или вернул бы их в старости, когда Гарри уже считал бы, что ты егообокрал?

— Гарри живет у меня, поэтому я никого не обворовывал.

— То есть, ты считаешь, что жить у тебя для него большая честь, поэтому он должен тебе приплачивать?

Сириус мгновенно оказался у кресла, где сидел Хвост, и ударил того в нос. Мей, все еще сидевшая на коленях Хвоста, посчитала лучшим выскользнуть, ловко извернувшись. Она подползла к Гарри по мягкому ковру. Хвост посмотрел на Сириуса с неприязнью, потирая рукой ушибленное место.

— Слышать правду всегда неприятно, да, Бродяга? — Хвост встал, поправил, съехавшую красную футболку, развернулся и направился к выходу из дома, чтобы аппарировать.

— Хвост! Хвост! — Гарри выбежал за ним следом, и успел ухватить его за руку как раз в тот момент, когда он аппарировал...

...И неаккуратно свалился на пыльный ковер, где его сразу же стошнило. Облачка пыли поднялись от его рук, на которые он приземлился, и пылинки попали в глаза, отчего они заслезились. Вытерев рот рукавом, Гарри попытался подняться.

— Ох, Мерлин! — воскликнул Хвост и тут же подхватил Гарри на руки.

Он прошел в небольшую комнату, уложил Гарри на грязный пыльный серый диван, на который был неаккуратно накинут вязаный плед, исчез на мгновение и вернулся со стаканом воды.

— Пей, — Хвост приподнял голову Гарри. — Детям не просто так не разрешают аппарировать даже со взрослыми, Гарри. Тебе нужно вернуться домой.

— Н-нет, — Гарри едва смог произнести это, и закашлялся.

Он кашлял еще некоторое время, после чего его снова вырвало прямо на его рубашку. Хвост быстро убрал все заклинанием и сел рядом с ним на диван. После второго очищения желудка Гарри стало заметно лучше. Ни говоря ни слова, он смотрел на стену, где висела картина, на которой одинокий человек, стоя на берегу моря, любовался закатом. Картина не двигалась и смотрелась нелепо на фоне выцветших светло-зеленых обоев из тонкой бумаги, больше похожей на газетную, поклеенных на неровную поверхность стены, которая где-то поднималась буграми, а где-то имела углубления, в которые поместился бы целый кулак Гарри.

— Зачем ты пошел за мной?

— Ты поругался с Сириусом.

— Но это не причина убегать, Гарри.

— Ты сделал что-то очень плохое, Хвост? — Гарри развернулся на диване так, чтобы смотреть ему в глаза.

— Я так не думаю, — Хвост провел ладонью по лбу Гарри, наверное, проверяя температуру.

— Почему же Сириус был так зол?

— Видишь ли, он разозлился на меня не потому, что я сделал что-то плохое, а потому, что я напомнил ему, что он тоже делал плохое.

— Я уже слышал про сейф Поттеров раньше, и Мэгги мне все объяснила. Разве Сириус крал у меня деньги?

— Нет, конечно. Понимаешь, его выжгли с родового дерева и лишили доступа к имуществу. До смерти своей матери у него не было доступа к сейфу Блэков, и когда у него и Мэгги не хватало средств, он... одалживал их у тебя. Но не всегда на… необходимые вещи. Иногда он брал деньги не для того, чтобы прокормить семью, а на другие, не самые хорошие, вещи. Он привык ни в чем себе не отказывать, но при этом не мог привыкнуть к тому, что ради этого нужно работать или каким-то еще способом получать деньги. Раз уж ушел из дома, пошел против матери, то нужно быть полностью самостоятельным. Не только на словах. Но ему повезло, и вначале дядя помог ему, а потом этот дядя скончался, оставив все свои сбережения Сириусу. И Сириус так и не повзрослел, так и не понял, что большинству людей все дается с большим трудом. Надо быть очень упорным, Гарри, чтобы заработать деньги и положение в обществе.

— Мэгги меня учила доделывать начатое до конца, чтобы добиться успеха! — гордо сказал Гарри. Он уже знал этот урок!

— Мэгги мудрая женщина, слушай ее, Гарри. Вначале я не любил ее, но она была почти ребенком, едва только окончила школу, когда они с Сириусом поженились.

Гарри не думал, что человек, уже окончивший школу, может считаться ребенком, но промолчал.

— Но почему Сириус не спрашивал у меня разрешения, когда брал золото из сейфа? — Гарри очень не любил, когда его вещи брали без спросу. Из-за этого у него было много ссор с Мей. Раньше, когда он говорил с Мэгги на эту тему, он не думал об этом, но сейчас вдруг понял, что Сириус мог ведь спросить у него. Он бы разрешил, конечно же, и все выглядело бы куда правильнее.

— Он не специально, Гарри. Сириус думает, что ты еще маленький и неспособен понять многие вещи.

— Все взрослые так считают! — обиженно заявил Гарри и отвернулся.

Он огляделся по сторонам. Комната, где он находился, оказалась очень тесной и грязной, Мэгги бы с ума сошла в таком месте. Окно было не прозрачным, а серым, занавески съехали в сторону, и на них были жирные пятна. Потолок был низким и коричневым, как от копоти. В одном месте даже совсем черным. Будто бы здесь когда-то прямо на полу жгли костер.

— Где мы?

— В Лютном. Это лавка, где я работал. Вернее, лавка на первом этаже, а здесь жилые комнаты.

Гарри тут же спрыгнул с дивана и подбежал к окну, ловко запрыгнув на подоконник. Посмотрел на мощенную улочку, на деревянный дом напротив, выкрашенный в зеленую краску, и подумал, что отчего-то Лютный выглядит не таким уж мрачным, как он себе представлял. Более узкий, чем Косая аллея, — здесь, наверное, с трудом разойдутся два толстых человека, таких, как Хвост, а в дом напротив при желании можно запрыгнуть прямо из окна, на подоконнике которого сидел Гарри. Улочка выглядела грязноватой. Но не мрачной. Он попытался увидеть как можно больше, но угол обзора был нешироким, да и переулок сворачивал вправо, поэтому Гарри видел только два каменных серых дома, стоящих рядом с зеленым деревянным.

— Из-за этого тебя хотят арестовать? За работу в Лютном? — осенило Гарри.

— Нет, если б за такое сажали в тюрьму, то Лютного бы не было.

— Скажи, что ты сделал? — Гарри спрыгнул с подоконника и вернулся на диван. Сел рядом с Хвостом.

— Ты еще слишком маленький, Гарри.

— Все говорят, что я слишком маленький. Что я не могу понять многие вещи. И потом оказывается, что вместо того, чтобы спросить моего разрешения, они решают за меня, как мне было бы лучше! — горячо воскликнул Гарри.

— У многих поступков есть полутона, Гарри. В детстве их сложно видеть. Потому что вначале нужно научиться различать однозначно хорошее или плохое. Мы иногда делаем что-то плохое, потому что хотим обидеть человека. Иногда делаем что-то хорошее, но оно тоже делается, чтобы обидеть кого-то. Иногда люди делают плохое, потому что не считают это плохим. Или делают плохое, чтобы потом было хорошо.

— Как можно сделать что-то хорошее, чтобы обидеть? На хорошее не обижаются! — с убежденностью заявил Гарри, скрестив руки на груди.

— То, что Сириус поступил в Гриффиндор и не стал злым темным волшебником — это хорошо?

— Конечно! — не раздумывая, согласился Гарри.

— Вот видишь, — улыбнулся ему Хвост. — А он сделал это лишь назло своей матери. Он сделал хороший поступок, чтобы обидеть.

— Но он же стал добрым волшебником? — с сомнением, в котором читалась надежда, спросил Гарри.

— Не сразу. Он любил обижать младших, мог сделать больно. Один раз в школе он даже едва не убил человека, его остановил твой отец. Конечно, потом он стал добрым волшебником.

— И ты сделал что-то хорошее, но кого-то обидел?

— Наоборот, я сделал что-то плохое, но не потому, что хотел сделать именно плохое. У меня такая работа, и мой... начальник предложил мне сделать что-то плохое. У меня есть девушка, я хотел сделать ей предложение, мне нужны были деньги, поэтому я согласился сделать что-то плохое, чтобы потом я мог сделать что-то хорошее, понимаешь?

— Нет, — честно ответил Гарри. — У тебя скоро свадьба?

— Уже не знаю, но я хотел бы, чтобы она была.

— А я нет! — с детской честностью и убежденностью заявил Гарри. — Все взрослые после свадьбы становятся другими. У них появляются свои дети и они забывают, что когда-то любили других детей!

— Любовь, кроме материнской, конечно, — временное явление, Гарри.

— Материнской? Если у меня нет мамы, значит, меня никто не будет любить… не временно?

— Я не знаю, — Хвост притянул к себе Гарри и обнял его. — Сириус тебя любит, но я не могу сказать, будет ли он любить тебя всегда. И он не умеет прощать что-то серьезное. Он даже перед смертью не простил свою мать, хотя она просила с ним встречи. Он не ответил на ее письмо, когда она была серьезно больна.

— И тебя он не простит? Я не хочу, чтобы ты перестал приходить к нам.

— Простит, если я сам извинюсь перед ним.

— Так извинись!

— Все не так просто, Гарри. Сегодня я думал одолжить у Сириуса денег, но понял, что он мне их не даст. Из принципа, понимаешь? Я даже не начал говорить об этом. Разозлился, почувствовал настроение Сириуса, это его ощущение правоты, и разозлился. Я был неправ, Гарри. Но мне обидно, что для него наша с ним дружба значит меньше принципов, которых он придерживается. Он не кричал на меня, но в разговоре о штрафе, Сириус даже не подумал сказать, что поможет мне. Я знал, он прокручивает в голове мысль, что он мной разочарован. Так же, как и другими. Все окружающие его постоянно разочаровывают и…

Хвост резко замолчал на полуслове. Передумал говорить то, что собирался. Обнял Гарри еще крепче.

— Не говори это Сириусу. Давай это будет наш с тобой маленький секрет, хорошо?

— Хорошо. Хочешь, я одолжу тебе денег, Хвост?

— Спасибо, малыш. Но, боюсь, без разрешения Сириуса ты не сможешь этого сделать.

Хвост встал, поднял Гарри на руки над собой, посмотрел ему в глаза.

— Тебе пора возвращаться домой, а то Мэгги с ума сойдет. И помни: о том, что я тебе сказал — ни слова.

* * *

— Ужас, как он перенес аппарацию? — обеспокоенно спросила Мэгги, обнимая Гарри.

— Неплохо. Его стошнило, но в таком возрасте могло быть и хуже. Мне пора, Мэгги.

— Не останешься на ужин? Я как раз накрыла на стол.

— Боюсь, не могу. У нас с Сириусом произошло небольшое недопонимание, и мне лучше уйти.

— С Сириусом у половины Британии вечно происходят недопонимания, — улыбнулась Мэгги.

Живот ее был круглым, и Гарри знал, что она очень хотела сына. Но результаты каких-то анализов показали, что она родит девочку. Она делала вид, что не расстроилась, но Гарри видел, как она плакала в тот день.

— Увидимся, Мэгги. Пока, Сохатик.

— Пока, Хвост! — Гарри помахал ему рукой.

Как только за Хвостом закрылась дверь, Мэгги очень осторожно, держась рукой о стену за собой, присела рядом с Гарри.

— Ты знаешь, почему они поссорились? Сириус отказался мне говорить.

— Знаю. Потому что Хвост сделал что-то плохое, чтобы было хорошо. Он хотел жениться, и ему нужны были деньги, но теперь его хотят арестовать за это плохое, а Сириус сказал, что не ожидал от Хвоста такого, ведь он знает его много лет, — быстро и сумбурно выдал все «секреты» Гарри.

Он не стал упоминать, что больше всего Сириуса вывело из себя упоминание того, что они брали деньги из сейфа Гарри, а до этого Сириус и Хвост вроде бы даже мирно общались и пили спиртное. Ему показалось, что Мэгги бы не хотела этого знать. Не сказал он и о том, о чем пообещал молчать.

— Ты не знаешь, что именно плохого он сделал?

— Нет. Но Хвост говорил про какие-то органы, как пример. И спрашивал, пошел бы Сириус на преступление ради жизни Мей.

— Что на это сказал Сириус?

— Ничего.

Мэгги поджала губы, как будто была недовольна — не то ответами Гарри, не то тем, о чем говорили Сириус и Хвост в пересказе Гарри. Она поднялась, все так же облокотившись о стену позади себя, и вышла, чтобы позвать к столу Сириуса и Мей.

За ужином в этот день было тихо, одна только Мей говорила без умолку о недособранном паззле и о том, как тот посмел назвать ее грубиянкой. Гру-би-ян-кой. Это было новое слово для нее и звучало красиво, хоть и означало нехорошую девочку. В окнах уже было темно, а темноты Гарри по-прежнему боялся. Он даже боялся просто выглядывать в окно. В очертаниях подъездной дороги и невысоких холмов ему мерещились чудовища, только и ждущие, когда он на них посмотрит. Они не существовали, если на них не смотреть — это простое правило Гарри усвоил еще совсем маленьким. Поэтому, если он хотел ночью писать, нужно было всего лишь зажмуриться и идти к туалету на ощупь.

— Может быть, нам переехать на Гриммо? — невзначай бросила Мэгги. — В этом доме нам негде обустроить еще одну детскую.

— Ноги моей не будет в том доме, — бросив на стол вилку, заявил Сириус. — Не смей даже говорить об этом! Я лучше куплю новый дом.

— Конечно, ведь тебе больше некуда потратить деньги! — прошипела Мэгги. — Ведешь себя как ребенок, который боится страшного дома с приведениями!

— Там мрачная дыра, в которой детям не место. Этот дом способен разрушить психику кому угодно!

— Ты говорил, что разрушением психики занималась твоя мать, а не дом. Тем более, что там всегда можно сделать ремонт, и это выйдет гораздо дешевле, чем покупка нового дома, — настаивала на своем Мэгги.

— Если ты такая умная, найди способ убрать головы домовиков с лестничного коридора, где чары вечного приклеивания, тогда поговорим. — Сириус поднялся, не доев, и вышел из столовой, недовольный разговором.

— Уже, — тихо прошептала Мэгги и улыбнулась.