Осколки чужого прошлого (гет)

Небечено. Возможно, глава будет выложена заново в отбеченном варианте, но маловероятно. Не люблю, когда главы у беты редактируются дольше, чем я их пишу ;)

* * *

— Вставай! Просыпайся! Живо!

Гарри открыл глаза и сел, но обнаружил себя не в чулане, как ожидал, а на довольно просторной кровати. Он никак не мог привыкнуть к своей новой комнате. Мальчик прислушался. Никто больше в его дверь не стучал, тетя Петунья не приходила его будить.

"Что это было?"

"Будильник! Скажи, эффективно? Нам пора вставать, иначе мы опоздаем на поезд" — Матроскин лежал на подоконнике, грелся в лучах восходящего солнца.

Тот август, что Гарри прожил у Дурслей перед школой, нельзя было назвать веселым. Хотя, нужно заметить, что их поведение после встречи с Хагридом изменилось. Тетя и дядя не осмеливались запирать племянника, даже после того, как он явился в дом первого августа в восемь утра к завтраку. Они с ним вообще не разговаривали, но это нисколько не расстраивало Гарри. Будто он сам когда-либо жаждал общения с ними!

Вчера дядя Вернон даже согласился отвезти Гарри на вокзал. Правда, сказал, что племяннику просто повезло, и ему все равно нужно было первого сентября быть в Лондоне. Но, разве это важно? Главное, Гарри не будет ехать с огромным чемоданом, клеткой и совой в поезде и в метро! Ему одного подобного путешествия хватило с лихвой.

Мальчик почесал свою лохматую голову, нацепил очки и потянулся. Сегодня он едет в Хогвартс! Наконец-то! Он с недовольством посмотрел на старые потертые джинсы Дадли, клетчатую рубашку, которая была самой приличной в его гардеробе, и приуныл.

Все вещи уже были сложены, и помимо школьных принадлежностей, в чемодане находились: одна широкая ярко-зеленая футболка с неопределенной надписью — буквы уже стерлись от старости, черные классические брюки, которые некогда входили в костюм Дадли пятилетней давности (пиджак от костюма и сейчас был Гарри слишком велик в плечах), белая рубашка — ее покупали кузену четыре года назад, когда у подруги тети Петуньи была свадьба, две пары носков, черные ботинки, купленные Дадли все на ту же свадьбу неизвестной тетиной подруги, одна единственная пижама и, хвала Мерлину, своя собственная зубная щетка.

"Зимой в Хогвартсе холодно будет. Свитер еще возьми", — проконтролировал сборы Матроскин.

"Почему там холодно? Неужели нельзя создать тепло при помощи магии?"

"Помнишь, что я говорил, когда мы мантии покупали? Волшебство не всесильно. Это у маглов есть центральное отопление, либо электрическое. А волшебники способны сделать теплым небольшое помещение. Кто-то должен постоянно поддерживать чары. А сама магия — как воздух. Она постоянно циркулирует в пространстве. Она не берется из ниоткуда, и не уходит в никуда. И если половину магии пространства тратить на согревающие чары, даже у самых лучших студентов вместо нормальных табакерок из мышей будет получаться волосатые коробочки с лапами".

Гарри бросил в чемодан растянутый шерстяной свитер серого цвета.

Полчаса спустя дядя Вернон запихнул чемодан Гарри в багажник, и они поехали. Мальчик был на вокзале Кингс-Кросс в десять тридцать. Дурсль положил чемодан и клетку на тележку, Гарри с ним вежливо попрощался, но родственник ничего не ответил, лишь поспешил побыстрее скрыться. Гарри достал из кармана билет.

"Платформа девять и три четверти... Это где?"

"Где-то между девятой и десятой. Точнее не могу сказать, идем искать", — Матроскин расположился на чемодане рядом с клеткой. Наверно, одиннадцатилетний мальчик, везущий большой чемодан, сову и кота выглядел странно. Если судить по лицам прохожих — несомненно.

Кот спрыгнул с тележки и стал принюхиваться к колоннам, обошел вокруг билетную кассу. До отправления поезда оставалось пятнадцать минут, и Гарри начинал нервничать. Должно быть, Хагрид забыл сказать ему какую-то важную деталь — по какому кирпичу постучать палочкой, какое слово-пароль назвать билетному кассиру или что-то в этом роде. А, может, ему просто протянуть билет кассиру и тот все поймет? Ну, например то, что в этом мире слишком много ненормальных людей!

— Я так и думала, что будет целая толпа маглов... — услышал Гарри голос неподалеку.

Он резко повернулся. Эти слова произнесла пухлая женщина в странном цветастом тряпье. Она разговаривала с четырьмя огненно-рыжими мальчиками, и держала за руку девочку лет девяти-десяти. Каждый из мальчишек вез чемодан, у самого старшего из них была сова.

— Так, какой у вас номер платформы? — громко поинтересовалась женщина.

— Девять и три четверти, — пропищала девочка, дергая мать за юбку, — Мама, а можно я тоже поеду...

— Ты еще слишком мала, Джинни. Ну что, Перси, иди первым.

Самый старший мальчик пошел вперед, но тут его загородила толпа людей, выходящих из прибывшего на десятую платформу поезда.

"Последи за вещами", — сказал Гарри Матроскину, и отошел в сторону. Как раз вовремя, чтобы заметить, что рыжий мальчик просто вошел в барьер между девятой и десятой платформой.

"Идем, Матроскин. Нам надо пройти через барьер между платформами".

— Фред, ты следующий, — велела женщина.

— Я не Фред, а Джордж, — оскорбился один из двух абсолютно одинаковых мальчиков.

— Извините, можно я пройду, — тихо произнес Гарри и, не дожидаясь ответа, побежал к барьеру.

Разбежался он из-за страха, боялся, что просто остановится перед платформой, а когда бежишь — нет возможности затормозить в последний момент. Зря он это сделал, не предупредив Матроскина. Кот, до этого мирно лежавший на чемодане, по дороге скатился куда-то в сторону, не успев зацепиться. И вот тут-то Гарри и пожалел, что уже не может остановиться.

Гарри оказался на забитой людьми платформе. Прямо перед ним возникла пожилая женщина, загородив обзор. Она держала за руку пухлого мальчика, которого, казалось, сейчас стошнит.

"Матроскин, где ты?"

А Матроскин, шмякнувшись перед барьером, инстинктивно замяукал, привлекая внимание рыжего семейства. Самый младший мальчик громко закричал:

— Мама, это же кот Гарри Поттера!

* * *

— Так, носки я сложила в их чемоданы, мантии погладила. Кажется, я забыла посмотреть, взял ли Джордж пижаму, — полная рыжеволосая женщина размышляла вслух, — Утром проверю.

Женщина в цветном платье и в, некогда белом, фартуке посмотрела на часы. Половина первого ночи. Она вздохнула, закрыла глаза и задремала, ей даже снился какой-то сон.

— Мама! Мама!

Она открыла глаза.

— Что случилось, Рон? Почему ты не в постели?

— Я не могу уснуть, — огненно-рыжий мальчик сел в продавленное кресло напротив.

— Из-за поступления в Хогвартс переживаешь? — улыбнулась женщина.

Мальчик кивнул.

— Иди ко мне, — она раскрыла свои объятия, ребенок сел рядом с ней, и мама обняла его.

Ей хотелось плакать. Она чувствовала себя так... одиноко. В доме пахло старым тряпьем, наверно оттого, что вся мебель и шторы перешли по наследству от дедушек и бабушек, если судить по их виду. За всю свою жизнь эта женщина никогда и нигде не работала, посвятив всю себя семье. И сейчас, когда ее младший сын поступал в школу, ей было грустно. На следующий год в Хогвартс поступит и Джинни — самая младшая в семье, и она останется совсем одна. Ведь муж целыми днями пропадает на работе, которая приносит какие-то гроши, или в гараже, где вечно мастерит что-то бессмысленное. Лучше бы стулья в доме починил!

Внезапно в камине вспыхнул огонь, нарушив уютную идиллию матери и сына. Из камина вышел пожилой мужчина с длинной седой бородой. Одет он был в светло-голубую мантию, на голове красовался нелепый фиолетовый берет.

— Альбус! — вскочила женщина, — Что-то случилось?

— Все хорошо, Молли, — добродушно произнес старик, — Прошу прощения за столь поздний визит. Но, видишь ли, мне больше не к кому обратиться в данное время суток. Хагрид, которого я просил месяц назад сопровождать Гарри Поттера в Косом переулке, забыл сообщить мальчику, как попасть на платформу девять и три четверти.

— Точно, в этом году со мной в одном классе будет учиться Гарри Поттер! — взволнованно отозвался рыжий мальчик, который даже не поднялся с кресла для приветствия старца. Манерам его не учили.

— Да, Рональд, — улыбнулся белобородый маг, и снова обратился к женщине, — Явиться сейчас к самому Гарри я не могу. Боюсь, он уже спит. А вы все равно всегда заходите на платформу с магловской стороны. Молли, я очень прошу тебя встретить его. Он жил с маглами, боюсь, он не сориентируется...

— Я поняла, Альбус. Конечно, не вопрос. Но почему он жил с маглами? — женщина была удивлена подобному.

— Они — его единственные родственники. Гарри жил у родной тети по материнской линии.

Рыжеволосая женщина вздохнула. Да, они, пожалуй, были единственной семьей волшебников, которая добиралась до платформы девять и три четверти магловским способом. Артур даже гордился этим, ведь он очень любил маглов, но причина крылась в ином. Редко какой волшебник способен на больше двух парных аппараций подряд. Аппарируя с кем-либо, пусть даже с родным сыном, волшебник должен отдать часть своей магии другому. Большую часть. А магия, как ни странно (хотя, почему странно-то?), отдаваться не хочет. Это эльфы — альтруистические создания, готовые тратить свою магию на других. Но не Молли Уизли. Артур никогда не брал выходной первого сентября, и мать семейства всегда одна провожала сыновей. Они добирались по каминной сети в "Дырявый котел", а оттуда уже ехали к Кингс-Кросс.

— Но как я его узнаю? — спросила Молли.

— Внешне он — копия своего отца, — улыбнулся старик, — У него будет полярная сова и черно-белый кот. Хагрид рассказывал о его питомце.

* * *

"Матроскин! Где ты?" — Гарри не собирался заходить в поезд. Он готов был даже послать учебу в Хогвартсе к драклам, но без Матроскина туда бы не уехал!

"Ой! Мои ребра! Я в руках младшего из тех рыжих. Он сейчас меня раздавит!"

"Ты сможешь попасть на платформу?"

"Да, иди к последнему вагону, там всегда свободнее. Рыжий сказал, что передаст кота Гарри Поттера лично в руки Гарри Поттеру".

Мальчишка повез тележку к концу состава, думая над какой-то ерундой вроде того, кто возвращает тележки обратно на магловские платформы, и возвращают ли их вообще.

В предпоследнем вагоне Гарри нашел свободное купе, занес туда сначала клетку с совой, имя которой он так и не придумал, но птица уже начинала отзываться на "Сову". Затем пару раз попытался поднять чемодан, но не особо успешно. Огляделся, не видит ли кто его, и впервые в своей жизни произнес настоящее заклинание. Чемодан поднялся на нужную высоту и направился в сторону купе, где аккуратно расположился в углу. Гарри шел следом за своим чемоданом и улыбался так, будто он только что совершил какое-то великое открытие, но окружающие об этом пока не знают.

Гарри сел к окну, притянул в себе ноги, обхватил их руками, и стал наблюдать за волшебниками на улице. Родители провожали своих детей, давали им последние наставления.

"Где там этот рыжий с тобой застрял?"

"Прощается с мамашей. От нее воняет потом и сырой рыбой!" — рыбу Матроскин не любил, впрочем, запах пота, скорее всего, — тоже.

"Ты ведь можешь сбежать..."

"Зачем? Я самый обычный кот, даже не книзл! Я итак им тонко намекаю, что пора бы меня уже вернуть хозяину — ору на всю платформу благим кошачьим матом!"

Прозвучал громкий свисток, и через минуту поезд тронулся с места. Оставшиеся на платформе люди махали руками своим детям, внукам, братьям и сестрам. Какая-то маленькая собачка декоративной породы, жалобно скуля, бежала за поездом, пока состав не свернул вправо. Платформа исчезла из виду, судьба собачки осталась неизвестной.

Гарри почувствовал прилив возбуждения. Он не знал, что ждет его впереди, но очень надеялся, что новая жизнь будет лучше прежней.

Спустя минут пятнадцать в купе ввалился рыжий мальчик с черно-белым котом. Матроскин сразу вырвался из его рук, прыгнул на сидение и потерся о ноги "хозяина".

— Ты кота потерял на платформе, я тебя по всем вагонам искал, — мальчик уселся напротив Гарри.

— Спасибо. Я очень переживал, — поблагодарил Гарри, хотя и был уверен, что Матроскин смог бы самостоятельно пройти сквозь барьер.

"Видишь у него на щеке темное пятно, малыш?"

"Вижу".

"Это размазанное крысиное дерьмо! Я там чуть не задохнулся. От него дерьмом воняет, от его мамаши — потом и рыбой, от мантий — старьем. Как же плохо быть котом с более сильным обонянием, чем у людей!"

Гарри погладил Матроскина, искренне ему посочувствовав.

Рыжий мальчишка уставился в окно. Наверно, он не знал, как начать разговор. Сейчас поезд проезжал мимо каких-то однотипных домов.

— Я Рон Уизли, кстати, — все-таки решил представиться мальчик.

— Гарри Поттер.

— Да, я знаю.

— Откуда?

— Дамблдор сказал, — ответил Рон, и Гарри стало не по себе. Все о нем все знают, все говорят, только он сам ничего не понимает, — Слышал, ты жил с маглами. Какие они?

— Обычные, только колдовать не умеют. Люди как люди, — пожал плечами Гарри. Не жаловаться же на своих родственников первому встречному. — Но я бы хотел иметь братьев-волшебников, как у тебя. Чтоб они могли мне что-то пояснить, рассказать.

"Тебе меня мало, да? Я тебе как будто ничего не рассказывал!" — оскорбился Матроскин.

"Извини... Просто ты можешь многое рассказать, а братья могли бы и показать мне волшебство!"

"Ага. Может это его братья в дерьме измазали, тренируясь в своем волшебстве!"

Рон Уизли поведал душещипательную историю о том, как плохо быть шестым ребенком в семье, когда тебе не достается ничего нового. Даже облезлая крыса Короста, которую рыжий мальчик продемонстрировал, достав из кармана, перешла ему по наследству от старшего брата. Матроскин, как ни странно, никак не отреагировал на появление "лакомства". Гарри было неприятно слушать жалобы Рона.

— А у тебя на лбу действительно есть... ну ты знаешь... — шепотом спросил рыжий мальчик.

Гарри нехотя провел рукой по волосам, открывая лоб.

— Значит, это сюда Сам-Знаешь-Кто... А ты что-нибудь помнишь?

— Нет, — ответил Гарри, хотя сейчас, когда он задумался — вспомнил. Вспомнил зеленый свет, крик женщины и кошачье мяуканье. Такое, будто коту очень больно. Отчаянное... Матроскин был там...

— Совсем-совсем ничего? Жаль, — огорчился Рон.

"Ему жаль! Как ты мог, подлый Гарри Поттер, не запомнить гибель своих родителей, чтобы потом всем об этом рассказывать, будто анекдот!" — отозвался Матроскин.

Гарри был с ним полностью согласен. Хотел бы этот рыжий мальчик помнить смерти своих близких? А то жаль тут ему... Но этот Уизли — из семьи магов, может он что-то знает?

— Скажи, а ты не знаешь, что случилось с Волдемортом? Где он сейчас?

Мальчик отпрянул от Гарри так, будто увидел самого Волдеморта. Причем, если судить по нелепому выражению лица Уизли, Волдеморт был с воздушным шариком в руке, и пел колыбельную.

— Что случилось?

— Ты назвал по имени Сам-Знаешь-Кого! — в голосе Рона звучали испуг и уважение.

— А его нельзя называть по имени? — удивился Гарри.

— Можно, наверно. Но его никто из наших по имени не называет. А я-то думал, уж кто-кто, а ты...

— Я вовсе не хотел показаться храбрым. Я не знал, что его нельзя называть по имени, — стал оправдываться Гарри.

"Хоть ты не начинай! А то надоело уже. Сам-Знаешь-Кто, Сам-Знаешь-Когда, Сам-Знаешь-Что-Решил-Сделать, Сам-Знаешь-Как-Облажался! Ну, назвал ты его по имени, и что? Прогремел гром, засверкали молнии, перед тобой разверзлась бездна?"

"Нет..."

"Вот видишь, хоть сопливым Волдемортишкой его называй — ничего не случится!"

Дальнейший разговор не клеился, мальчишки перебрасывались лишь отдельными фразами. В половине первого в купе заглянула женщина, продающая сладости, и Гарри купил всего понемногу, не зная, что из магических вкусностей ему больше понравится. Рон ничего покупать не стал, сказав, что ему дали с собой бутерброды. И не забыл при этом пожаловаться на маму, которая вечно забывает, что он не любит говядину.

— Угощайся, — Гарри бросил купленные сладости на сидение, взял в руки синенькую коробочку, — "Шоколадная лягушка"... Надеюсь, она не настоящая?

— Нет. Они только сделаны в форме лягушек, а сами из шоколада. Будешь есть, вкладыш не выбрасывай. Я их собираю. У меня их около пятисот!

Гарри развернул коробочку, откусил голову лягушки, и достал вкладыш. На ней был изображен пожилой человек с длинной седой бородой, в очках половинках и в темно-фиолетовой мантии со звездами. "Альбус Дамблдор" — гласила подпись.

— Так вот ты какой, Альбус Дамблдор, — пробубнил себе под нос Гарри.

— Только не говори мне, что ты никогда о нем не слышал!

Гарри перевернул карточку, и прочитал: "Альбус Дамблдор в настоящее время директор школы "Хогвартс". Считается величайшим волшебником нашего времени. Профессор знаменит своей победой над темным волшебником Гриндевальдом в 1945 году, открытием двенадцати способов применения крови дракона и своими трудами по алхимии в соавторстве с Николасом Фламелем. Хобби — камерная музыка и игра в кегли".

"Это все неправда, малыш", — Матроскин перевернулся на другой бок.

"Что именно?"

"Все! Ну, разве что, он действительно директор Хогвартса, и насчет трудов по алхимии не уверен — может, действительно, были такие".

Кто-то постучал в дверь купе. На пороге появилась девочка с густыми каштановыми волосами, которая уже переоделась в школьную форму.

— Никто не видел жабу? — начальственным тоном спросила она, — Мальчик по имени Невилл потерял жабу!

— Держи, — Гарри протянул коробочку с "шоколадной лягушкой".

— Что это? — спросила девочка, однако, коробочку все же взяла.

— Шоколадная жаба. Держи вторую, передашь мальчику по имени Невилл.

— Я ищу живую жабу!

— Живой у меня нет, — грустно вздохнул Гарри.

Девочка покинула купе, хлопнув дверью. И что он такого сказал?

Рон начал рассказывать что-то про квиддич, но чувствуя, что тема не интересна собеседнику, замолчал. Гарри, чтобы как-то поддержать разговор, спросил о том, кем работают его старшие братья.

— Чарли в Румынии изучает драконов, а Билл работает в Гринготтсе. Он сейчас по их делам в Африке. А ты слышал, что недавно в Гринготтсе случилось? Кто-то пытался ограбить банк! Какой-то секретный сейф на нижнем уровне, представляешь?

"А вот это уже интересно!" — Матроскин даже один глаз открыл, и уставился на Рона.

— И что случилось с грабителями?

— В том-то и дело, что ничего! Их не поймали. Поэтому об этом так много говорили и писали. Но самое странное, что грабители ничего не похитили.

"Вот неудачники!"

— И кто мог попытаться ограбить банк?

— Не знаю. Все боятся, что за этим мог стоять Сам-Знаешь-Кто...

"Ну, точно, — неудачник! Ребенка убить не может, ограбить банк ему не по зубам. Стареет".

"А вдруг это, правда, он? Вдруг он вернется?" — начал переживать Гарри.

"Ну и что? Известное зло лучше неизвестного".

Дверь купе снова открылась. На пороге стояли трое мальчишек. Одного из них Гарри сразу узнал — это был тот бледнолицый, встреченный в магазине мадам Малкин. Двое других были крупными ребятам, напомнившими Гарри уменьшенный вариант охранников из супермаркета. Белобрысый мальчик представил их как Крэбба и Гойла, а сам назвался Драко Малфоем. Назвал он свое имя так, будто все тут же, как его услышат, должны падать ниц. Но никто этого делать не собирался. Мальчик сообщил, что в мире волшебников есть несколько династий, которые куда круче всех остальных (а самые крутые, разумеется, Малфои), и Гарри Поттеру необходимо дружить только с представителями этих династий. Сам Гарри Поттер был с этим не согласен. Матроскин так вообще посоветовал слать Малфоя к Мордреду.

— На твоем месте я бы был осторожнее, Поттер, — медленно произнес белобрысый, — Если не будешь вежливее, закончишь, как твои родители.

"Скажи, что уж лучше так, чем быть найденным мертвым в магловской канализации, как его дед".

Гарри передал слова Матроскина Малфою. Тот покрылся красными пятнами, и попытался наброситься на Гарри с кулаками. Но тут в его руки одновременно, как по сигналу, вцепились Матроскин и Короста. Хотя почему как по сигналу? Сигнал был, кот посмотрел на крысу и кивнул ей, только этого никто не заметил. Трое неприятных мальчишек убрались восвояси. Матроскин и Короста притворялись спящими, хотя насчет крысы Гарри не был уверен, может, она действительно спала. Но уж кота Гарри знал хорошо!

"Матроскин! Я же вижу, что ты не спишь. Правда, что деда этого Малфоя нашли в канализации?"

"Правда, но это не важно. Ты только что познакомился с будущей элитой Слизерина!"

Элита Слизерина? Что-то Гарри резко перехотелось считать себя хитрым.

"И куда мне идти?" — мальчик задумался над своим будущим факультетом.

"Иди к Мерлиновой бабушке! Я уснуть пытаюсь".

Через два часа поезд прибыл на станцию Хогсмид. Вещи и животных просили оставить, и Гарри второй раз за день пришлось расстаться с Матроскиным. Школьники, переодевшись в мантии, вышли на платформу. Первокурсников встречал Хагрид, который повел их по узкой извилистой и, отчего-то скользкой, тропинке к лодкам. Когда Гарри увидел замок, он не смог сдержать восхищенный возглас. Мальчик стоял на берегу озера, а на другой его стороне, на вершине скалы возвышался огромный замок с множеством башен. В окнах замка отражался свет звезд.

— По четыре человека в одну лодку! — скомандовал Хагрид, и когда все расселись, флотилия двинулась по гладкой поверхности ночного озера.

Плыли в тишине. Наверно, каждый из первокурсников сейчас думал о том, что ждет его впереди. На какой факультет он поступит, кто из детей, плывущих сейчас в лодках, станет его другом... По крайней мере, Гарри, плывя в одной лодке с Роном Уизли, той девочкой с густыми каштановыми волосами, и пухлым мальчиком, который держал в руках жабу ("должно быть это Невилл, который все-таки ее нашел"), думал именно над этим. Вскоре лодки причалили к подземной пристани, и первокурсники высадились на камни.

Хагрид повел детей по каменной лестнице, освещая дорогу лампой. Они оказались у подножия замка, и преодолев еще один лестничный пролет — у огромной дубовой двери.

У этой двери стояла высокая черноволосая женщина в изумрудной мантии. Женщина показалась Гарри очень строгой.

— Профессор МакГонагалл, вот первокурсники, — радостно сообщил Хагрид.

— Спасибо, я их забираю. Следуйте за мной, — волшебница развернулась и вошла в двери замка.

Гарри оказался в огромном, слабо освещенном холле, мраморная лестница вела на верхние этажи, несколько коридоров открывали пути первого этажа. В один из них и повели первокурсников. Они прошли мимо больших дверей, за которыми слышались голоса, и оказались в небольшом пустом помещении.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — наконец поприветствовала их профессор МакГонагалл. — Скоро начнется банкет по случаю начала учебного года, но прежде чем вы сядете за столы, вас разделят на факультеты. Отбор — очень серьезная процедура, потому что с сегодняшнего дня и до окончания школы ваш факультет станет для вас второй семьей...

"Матроскин, где ты?"

"На складе всякого барахла. Тут какой-то старик проклинает свою работу, волшебников и весь род человеческий".

"Что за старик?"

"Откуда мне знать? Уж точно не Альбус Дамблдор!"

— Я вернусь через несколько минут, — сообщила профессор МакГонагалл, — Пожалуйста, ведите себя тихо.

Когда профессор покинула помещение, школьники стали спорить о том, как проходит распределение. Рон Уизли заявил, что им придется сразиться с горным троллем.

"Матроскин, а как распределяют по факультетам?"

"Это делает древний артефакт. Тебе нужно всего лишь примерить старую Шляпу, потерпеть ее противные наставления и постараться не чихнуть от пыли".

Гарри с облегчением вздохнул. Это лучше, чем горный тролль.

Внезапно воздух прорезали истошные крики, и Гарри с трудом подавил желание убежать. Если кто-то кричит, то не следует ждать ничего хорошего! Но в этот раз правило не сработало. В помещении всего лишь появились призраки.

"Тут настоящие привидения!"

"Радость-то какая! — ехидно отозвался кот. — На складе перебирают вещи. Пойду, помогу".

Мальчик нахмурился, понимая, чего можно ожидать от этой помощи. Неудивительно, если Драко Малфой обнаружит в своем чемодане старые носки дяди Вернона, а Рон Уизли — женское платье или кучу бутербродов с ненавистной ему говядиной.

— Церемония отбора сейчас начнется, — вернулась профессор МакГонагалл. Она строго посмотрела на призраков, и те поспешили скрыться, — выстройтесь в шеренгу и идите за мной.

Гарри встал за каким-то светловолосым мальчиком. Первокурсники вышли из маленького помещения, и на этот раз все же вошли в тот зал, откуда доносились голоса.

Первокурсники оказались в очень странном и красивом месте. В огромном Зале тысячи свечей парили в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели старшие ученики. В противоположном конце Зала стоял пятый стол, за ним сидели преподаватели. Гарри посмотрел вверх, но вместо потолка увидел настоящее ночное звездное небо.

"Тут так красиво!"

"Вижу", — отозвался Матроскин.

"Где ты?" — Гарри оглянулся в поисках кота.

"Да не вертись ты так! Нужно кое-что проконтролировать".

Профессор МакГонагалл поставила перед шеренгой первокурсников трехногий табурет и положила на него Шляпу. На мгновение в зале воцарилась тишина, а потом Шляпа запела, сообщая о различиях в факультетах.

"Ты ведь уже был в Хогвартсе?"

"Был".

"Ты здесь учился, верно? Ты раньше был человеком?"

"Не знаю".

"Все ты знаешь! Ты врешь! Почему мне все врут или что-то недоговаривают? Тетя и дядя знали, как погибли родители, но не говорили ничего. Ты никогда не рассказываешь о себе. Может, ты даже знаешь, как я смог выжить, но не говоришь?"

Тем временем распределение началось и несколько первокурсникам уже присоединились к своим товарищам по факультету. В числе распределенных студентов была и та девочка с каштановыми волосами, которую звали Гермиона Грейнджер. Шляпа отправила ее в Гриффиндор.

"Нет, малыш, я этого не знаю".

"Ты лжешь! Мне уже не пять лет!"

"А ты не пробовал думать, Гарри Поттер? Если тебе уже не пять лет, то твои размышления должны быть логичнее. Зачем я, по-твоему, поплелся с тобой к этому якобы Лаппесу в попытке разузнать что-либо?"

Гарри задумался. Действительно, зачем?

"Извини... Я сегодня в поезде кое-что вспомнил. Ты был там, в доме, когда убили моих родителей! Ты кричал!"

"Мне было больно..."

"Отчего?"

"Не знаю. Видимо, какой-то всплеск магии или что-то подобное. Это может быть, когда встречается магия двух плоскостей".

"Каких еще плоскостей?"

"Ты уверен, что сейчас самое время об этом говорить?"

Тем временем сбылась мечта Драко Малфоя и Шляпа отправила его в Слизерин. Он сел за крайний левый стол между, распределенными ранее, Крэббом и Гойлом.

"Что ты там делал, в доме моих родителей?"

"Я уже говорил — крыс ловил".

"Неправда! И вообще, почему я слышу твой голос в своей голове?"

"А вот это я бы тоже очень хотел понять, малыш. Но, может, поговорим об этом позже?"

"Хорошо".

"Ты следующий, приготовься".

— Поттер, Гарри!

Гарри сделал шаг вперед и по всему залу вспыхнули огоньки удивления, сопровождаемые шепотками:

— Гарри Поттер?

— Она сказала Гарри Поттер?

Последнее, что увидел мальчик, прежде чем Шляпа упала ему на глаза — это зал, полный людей, каждый из которых смотрел на него.

— Гм-м-м, — задумчиво произнес прямо ему в ухо тихий голос. — Непростой вопрос. Очень непростой. Много смелости, это я вижу. И ум весьма неплох. И таланта хватает — о да, мой бог, это так, — и имеется весьма похвальное желание проявить себя, это тоже любопытно... Так куда мне тебя определить?

"Ээ... Желательно не в Слизерин..." — подумал Гарри.

— Ага, значит, не в Слизерин? — переспросил тихий голос. — Ты уверен? Знаешь ли, ты можешь стать великим, у тебя есть все задатки, я это вижу, а Слизерин поможет тебе достичь величия — это несомненно...

"Уважаемая Шляпа! В поезде я встретил трех мальчиков, которых вы отправили в Слизерин. Вряд ли они помогут мне достичь величия. Только могут помочь стать высокомерным злым выскочкой!"

Гарри показалось, что Шляпа усмехнулась.

— Ну что ж... тогда... Гриффиндор!

Мальчик поплелся к гриффиндорскому столу. Рыжий староста вскочил со своего места, схватил руку Гарри и начал ее трясти, прям как бармен в "Дырявом котле", а рыжие близнецы кричали:

— С нами Гарри Поттер! С нами Гарри Поттер!

Сам Гарри Поттер почему-то чувствовал себя паршиво. Если Слизерин бы помог ему достичь величия, то, что ему может дать Гриффиндор? Надо было поинтересоваться у Шляпы. Пока он чувствовал себя здесь черной вороной среди рыжих лисиц. О, а вот еще одна лисица подоспела — Рон плюхнулся на скамейку рядом с Гарри.

Мальчик посмотрел на преподавательский стол. В самом углу сидел Хагрид, который поймав взгляд Гарри, показал ему большой палец. Гарри улыбнулся в ответ. В центре стола стоял большой стул, напоминающий трон, и на этом стуле-троне восседал Альбус Дамблдор. Гарри сразу его узнал, он был таким же, как на вкладыше из "шоколадной лягушки". Дамблдор поднялся со своего трона, широко развел руки и поприветствовал учеников. Потом произнес какой-то несуразный набор слов, удививший Гарри. Школьники зааплодировали, директор сел на место, а Гарри зачем-то так и продолжал на него смотреть. Дамблдор поймал его взгляд. Внезапно в голове мальчика возникла картинка-воспоминание: он едет в Хогвартс-экспрессе, Рон рассказывает о вкладыше в "шоколадной лягушке", и Гарри достается карточка с изображением Альбуса Дамблдора.

"Что ты пялишься на всех! Запомни раз и навсегда: глаза — это зеркало души. В прямом смысле! Курицу лучше ешь, и мне кусочек прихвати".

"Он пытался прочитать мои мысли?" — возмутился Гарри.

"Мысли не читают. Их чувствуют".

"Какая разница?"

"Наверно, никакой".

"У него получилось?"

"А с чего бы у мага девятой ступени не получилось? Только он мои мысли прочитал вместо твоих".

"Как?"

"Курицу ешь! Я тебе лучшее место в спальне занял".

Гарри посмотрел на стол, который сейчас буквально ломился от самых разнообразных блюд. Помимо курицы, запеченной картошки, отбивных, котлет, различных салатов, соусов здесь зачем-то стояла еще и вазочка с мятными леденцами. Гарри взял один леденец, посмотрел на него, пожал плечами и положил в карман мантии. В тарелку же попали салаты, картошка и курица.

— Неплохо выглядит, — послышался голос за спиной Гарри.

Мальчик резко обернулся. На его тарелку с едой грустными глазами смотрел призрак.

— Я не ем вот уже почти четыре сотни лет. У призрака нет необходимости в пище, но мне ее очень не хватает. Кстати, я, кажется, не представился. Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, к вашим услугам. Привидение, проживающее в башне Гриффиндора.

— Я знаю, кто ты! — внезапно выпалил Рон. — Мои братья рассказывали о тебе. Ты Почти Безголовый Ник!

— Я бы предпочел, чтобы меня называли сэр Николас, — строго начал призрак, но его перебил светловолосый мальчик, сидящий напротив Гарри.

— А как это — почти безголовый?

— А вот так! — раздраженно ответил призрак, и потянул себя за левое ухо. Голова отделилась от шеи и упала на плечо. Затем он потянул себя за правое ухо, и голова встала на место. — Всего доброго!

Наверно, сэр Николас обиделся.

После плотного позднего ужина Гарри хотелось только спать. Чтобы не уснуть прямо за столом, он широко распахнул глаза и стал смотреть по сторонам. Взгляд его снова упал на преподавательский стол. Хагрид что-то пил из огромного кубка, профессор МакГонагалл беседовала с Дамблдором, профессор Квиррелл в нелепом тюрбане разговаривал с неизвестным сальноволосым и крючконосым преподавателем. Крючконосый поднял глаза и уставился на Гарри.

"Ай! Дементор меня побери!"

"Матроскин, ты споткнулся?"

"Почти. Что за урод рядом с Квирреллом?"

— А кто это там разговаривает с профессором Квирреллом? — спросил Гарри у рыжеволосого старосты, имени которого он пока не запомнил.

— Ты уже знаешь Квиррелла? Рядом с ним профессор Снейп, преподает зельеварение. Но все считают, что он хочет занять место учителя Защиты от темных искусств. Он декан Слизерина, — сообщил староста, и шепотом добавил, — Говорят, большой знаток самих темных искусств.

"Ты слышал?"

"Ага. Еще один знаток. Вот развелось-то их, знатоков этих".

"Выглядит он жутковато".

"Позер! У настоящего знатока глаза должны быть красными, и в радиусе десяти метров вокруг него все должно застывать!"

"Правда?"

"Нет".

Дамблдор снова поднялся. Что-то говорил. О каком-то Запретном лесе и коридоре. Но Гарри уже не мог нормально воспринимать информацию. Детский организм требовал сна. После речи директора пели какой-то нелепый гимн, и мальчик изо всех сил сдерживался, чтобы не зевнуть.

Наконец, все школьники поднялись и отправились в спальни. Несколько лестничных пролетов, несколько поворотов, множество похожих портретов. Гарри был уверен, что дорогу он не запомнил.

Матроскин действительно занял лучшее место для Гарри — кровать у окна, вдали от входа. Мальчик переоделся в пижаму, кинул куда-то мантию, рубашку и джинсы, и уснул сразу, как только голова коснулась подушки. Даже полог кровати не задернул. А черно-белый кот еще долго смотрел в окно...

* * *

Я вернулся с прогулки и снова смотрю на белый потолок. Где-то вдали играет приятная музыка. Мэри, конечно, противная, но играет на фортепиано великолепно. Я люблю музыку. Под нее хорошо вспоминать... и думать. А мне нужно многое вспомнить и о многом подумать.

Моя память — словно рваное лоскутное одеяло. И эти лоскуты выделяются яркими пятнами на белом фоне. Фон этот — пустота и неизвестность. Я помню отдельные имена — Ксенон, Ибер, Амбра и много других. Хотя, это даже не имена — прозвища. Когда в памяти всплывают лица, я могу сказать, кого из них как звали. Но спросите меня сейчас, кто такой Ибер, и я отвечу, что не имею ни малейшего представления. Хотя, одно имя-прозвище я все же помню лучше других, как и человека, носящего его. Не смогу забыть. Никогда.

Пытаюсь вспомнить события прошлого, а вспоминаю лишь свою смерь. Тот день — самый яркий лоскут моей памяти. Их было немного, но, кажется, все те люди — носители прозвищ, там были. И глаза... Жалостливые, презрительные. Разные.

Две пары глаз я запомнил лучше остальных. Один взгляд полон сочувствия и скорби, другой — презрения. Угадайте, кто произнес тогда заклинание?

Я умер от обычной Авады Кедавры, без боли и страха. Не успел тогда ничего осознать. Всего два слова, и человека больше не существует. И нет больше возможности узнать, понять за что. Но не в моем случае!

Один волшебник каким-то образом смог раздобыть древнейший артефакт, и решил поиграть в Повелителя смерти. И если я сейчас могу мыслить — значит, у него получилось. Не лучшим образом, но все же. Не совсем жив, но и не мертв. Кажется, того волшебника звали Эксторис. Дурацкое прозвище!

Я был магом восьмой ступени, сейчас я ничто. Я мечтал и строил планы, сейчас я смотрю в потолок. Я жил в предвкушении чего-то великого, теперь я лишь существую. А существую ли? Может, мне так только кажется?

Мне удалось узнать, что календарь на стене — не чья-то злая шутка. Сейчас действительно тысяча девятьсот восьмидесятый год. Как такое может быть?

Идет какая-то бессмысленная война двух псевдотайных организаций. Если эту комедию вообще можно назвать прекрасным словом война. Да, настоящие войны прекрасны в своей ужасности! Когда ты живешь будущим, жертвуя настоящим. Нет, не так. Человек всегда живет настоящим, но ради прекрасного будущего. Настоящее — серость и уныние, а в случае войн — предвкушение. Уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю! Любая дверь, закрывающаяся за тобой, открывает несколько новых. А к смерти можно привыкнуть так же легко, как можно привыкнуть просыпаться каждый день в пять утра. Жаль, не к своей.

В какой фарс люди способны превратить замечательную идею! Идея была отчасти моей, что еще неприятнее. Я бы сказал обиднее, но обижаются лишь глупцы. Но я все-таки ничто, а не глупец. Прошу не путать с "никто", тогда бы я имел душу.

Душу? А она существует? У некоторых маглов есть мнение, что существенно лишь то, что имеет внешнее проявление. У человека есть голос, глаза, нос и уши. А душу-то, душу кто-нибудь видел или слышал? Но я не могу согласиться. Вот возьмем, к примеру, такое прекрасное чувство, как ненависть... Разве она имеет внешние проявления на начальных стадиях? Нет, я могу ненавидеть человека, и улыбаться ему. Так это я еще не специалист в таком деле! Есть те, кто друзей и родных ненавидят, и живут они с этой ненавистью всю жизнь, и всю их жизнь она не имеет внешнего проявления. Значит, она где-то внутри. Но где? Не в почках же или кишечнике! В душе, не иначе. Таким образом, ненависть доказывает существование души. И раз уж я испытываю ненависть, значит, душа у меня все же имеется. Только, кажется, я ее когда-то продал? Не ненависть, упаси Мерлин, — душу. Если бы я продал ненависть, меня бы сейчас здесь не было. Ненависть — то, что держит меня на этом свете.

Итак, что я имею? Ненависть. Что я потерял? Все. Тело, душу, магию, знания, понятия о чести и долге, принципы. Ну вот, теперь чаша весов приблизилась к равновесию.

За секунду до смерти я подумал — за что? Сейчас я могу ответить на этот вопрос. За все! Все, что я потерял. Раньше у меня были принципы, я знал, что поступать нужно должным образом, стараться следовать справедливости. Безусловно, мои понятия об этой справедливости отличались от общепринятых, но, тем не менее, они хотя бы были. Раньше я знал, что все в этой жизни покупается, продается, либо отнимается насильно. Спросили бы меня тогда, я бы сказал, что правильнее купить. Сейчас скажу — отнять!

Мне нужны магия и знания. Первое — не продается, второе — вполне можно купить. Но и то, и другое можно отнять! Теперь я это точно знаю.

Сейчас тысяча девятьсот восьмидесятый год...