Осколки чужого прошлого (гет)

В связи с тем, что в предупреждения это не уместилось, пишу здесь, прежде, чем читать, просьба ознакомиться.

Автор шутит. Над попаданцами в Гарри и других персонажей, над попытками рационально объяснить магию (при всем моем уважении к ГП и МРМ), над нелепыми сюжетными ходами, когда не понятно, что за фигня вообще творится в этом проклятом Хогвартсе, над идиотским перемещением во времени, над появлением очень загадочных Марти/Мэри Сью и многими другими вещами. Серьезно это воспринимать категорически не советую. При этом некоторые философские и им подобные размышления взяты из одного религиозно-философского учения, очень почитаемого автором. Если у вас вдруг проснется СПГС, сие не возбраняется.

Приятного прочтения!

Первый год обучения Гарри Поттера в Хогвартсе. Философский камень в комплекте прилагается, правда, с возвратом.

Хотелось просто исчезнуть, не существовать вовсе. Но судьба смеялась надо мной, я слышал ее истерический, холодный хохот, от которого мурашки пробегали по коже... Мое желание исполнилось. Я исчез. Я не существую, есть лишь память о прошлых событиях. Не моя память, уже не моя. Тот, кого нет, не может помнить. Эта память абстрактна, но она расплавляет меня изнутри, оставляет рваную дыру в сердце. И одиночество... Разве может быть одинок тот, кто больше не существует?

Первый вздох дается с трудом. Это не сложно, просто не хочется дышать. Если ты дышишь — значит, ты живешь. Яркий свет, слишком яркий... Я не вижу никого и ничего вокруг, лишь этот свет. Может, просто перестать дышать? Нет, инстинкты делают это за меня, я не могу остановиться. Наверно, не только память уже чужая, но и тело. Разве можно не существовать, когда у тебя есть тело и эта память? Легко! Вздохи рваные, кажется, что следующий будет последним... но нет.

Тяжело, больно... Моя показательная казнь была таковой для одного единственного зрителя — меня же самого. Пустой огромный зал с множеством каминов, но помню я его плохо, хоть и видел каждый день на протяжении десятка лет. Ведь память мне уже не принадлежит. Я умер, и делаю первый вздох...

В раю, аду, где-то между? Любое из этих мест представлялось другим! Я не могу видеть, но чувствую... Осколки прошлого рассыпались, закатились в самые глубокие закутки памяти. Смогу ли я их собрать? Нет... наверно, нет. Ведь мне это уже не нужно. Освобождение или тюрьма? Не имеет значения.

Проходит час, день, месяц... Я не знаю, но продолжаю дышать. Нет сил, нет чувств, нет мыслей. Теперь я могу видеть, и каждый день смотрю на идеально белый потолок. Он — моя жизнь, моя тюрьма, мое спасение. На стене календарь. Когда впервые его увидел — думал, сойду с ума.

Проходит время, а я все смотрю на календарь... Каждый год новый, но не менее пугающий. И я боюсь времени. Заперт в четырех стенах, в никчемном теле. Жду. Долго. У меня много времени, и у меня его нет. Совсем. У меня много планов, но их не осуществить. Никогда.

Я жду... Но чего? Не существую, но строю новые теории, догадки. Кто я, зачем я здесь? Так далеко и так близко. И учусь...

Я мертв и учусь жить.

* * *

Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою серебряную зажигалку. Он щелкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись как ни в чем не бывало, так что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на сверток, лежащий на пороге дома номер четыре.

— Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, шурша мантией.

Из-за угла дома, на пороге которого лежал сверток, показались ярко-желтые глаза, которые светились в темноте словно два маленьких фонарика.

* * *

— Подъем! Вставай! Просыпайся!

Гарри перевернулся на другой бок, с кровати упало нечто пушистое. Но, либо оно не было живым, либо даже не заметило падения.

— Живо! — провизжала женщина, тарабанившая в дверь.

Мальчик нащупал на полке круглые очки, надел их и поднялся. Наступил на это самое пушистое нечто. Нечто, все же, оказалось вполне себе живым, и ему это явно не понравилось.

"Эй, какого лысого Мерлина!"

"Извини, я не знал, что ты сегодня спал на полу".

Почти десять лет прошло с того утра, когда Дурсль обнаружили на своем пороге невесть откуда взявшегося племянника, но Тисовая улица за это время почти не изменилась. Солнце вставало над теми же ухоженными садиками и освещало ту же самую бронзовую четверку на входной двери дома Дурслей; оно пробиралось в гостиную, оставшуюся почти неизменной.

Только стоящие на камине фотографии в рамках свидетельствовали о том, что с тех пор прошло немало времени. Десять лет назад на фотографиях было запечатлено нечто, напоминавшее большой розовый мяч в разноцветных чепчиках, но с тех пор Дадли Дурсль вырос, и теперь на фотографиях был крупный светловолосый мальчик, сидящий на своем первом велосипеде, кружащийся на ярмарочной карусели, играющий с отцом в компьютерные игры, мальчик в объятиях целующей его матери. Однако ничто на этих фотографиях не говорило о том, что в доме живет еще один ребенок. И тем более, ничто в этом доме не говорило о том, что здесь живет еще и кот! А пушистое нечто, свалившееся с кровати Гарри, было именно котом. Обычным черно-белым котом. Или, скорее, бело-черным, все-таки светлого цвета в его окрасе было больше.

"Иди готовь яичницу, а я еще посплю..."

"Ленивый!"

Сегодня был особенный день, и этот день Гарри должен был провести у миссис Фигг — старой соседки-кошатницы, которая на еду своим питомцам тратила больше денег, чем на себя. Когда раз в год Гарри бывал у старухи — всегда мечтал быть котом. Тогда бы она накормила его качественным кормом, а не просроченным печеньем!

— Причешись! — рявкнул дядя Вернон вместо приветствия.

"Как будто это поможет..." — услышал Гарри голос в своей голове.

"Ему бесполезно объяснять, ты же знаешь. И вообще, кажется кто-то собирался спать!"

"Я уже слышу топот слоненка над головой — поспишь тут!"

Через пару секунд на кухне появился Дадли — кузен Гарри, как две капли воды похожий на отца. Толстое розовое лицо, отсутствие шеи и светлые прямые волосы — фамильные черты Дурслей. Дадли сразу направился к горе разноцветных коробок, и принялся их считать.

"Не каждый день ребенку исполняется одиннадцать лет. Как и десять, как и девять, восемь, семь... Да вообще рождение Дадли Дурсля — величайшее событие современности! Куда уж нам с тобой, простым смертным," — черно-белый кот появился на пороге кухни и сразу же исчез.

Вернон Дурсль, как раз смотревший в сторону двери, встряхнул головой. Решил, что кот ему померещился. В прошлом году сюрприз в ботинках ему тоже померещился, ага!

Дадли остался недоволен количеством подарков, и Гарри принялся спешно поглощать яичницу, боясь, как бы кузен не перевернул стол от злости. Конечно, Матроскин мог бы принести ему мышей, но не выглядели они так аппетитно, как собственноручно приготовленный завтрак.

Ах да, черно-белого кота, тайно живущего в доме педантичной тети Петуньи, в жизни бы не потерпевшей присутствия питомца, звали Матроскин. Как он сам представился. Правда, он сказал, что не особо похож, и настоящий Матроскин должен быть полосатым, а не пятнистым. Когда Гарри спросил его, почему он взял именно это имя, так непривычно звучащее на родном английском языке, кот с гордостью заявил, что он — персонаж мультика. Гарри, к сожалению, мультики не смотрел, так как ему разрешали смотреть лишь то, что включали Вернон или Дадли. А последний любил фильмы ужасов и боевики.

"Поэтому он такой тупой. Не смотри эту гадость!" — говорил Матроскин.

Зазвонил телефон, и тетя Петунья метнулась к аппарату. В это время Гарри наблюдал, как кузен разворачивает гоночный велосипед, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением... Завидовал ли он? Пожалуй, совсем чуть-чуть.

— Вернон, плохие новости, — тетя вернулась. Вид у нее был рассерженный и, вместе с тем, озабоченный, — миссис Фигг сломала ногу, она не сможет взять этого.

Петунья махнула рукой в сторону Гарри. Тот спокойно продолжал наблюдать за действиями кузена, но ему хотелось прыгать от счастья.

"Эй! Я не иду сегодня к миссис Фигг! Она сломала ногу!"

"Радость-то какая! А я предлагал в прошлом году столкнуть ее с лестницы! И вообще, я в печали..."

"Отчего?"

"Ты не сможешь стащить для меня корм!"

После недолгих споров, было решено взять Гарри Поттера в зоопарк. Дадли подобная перспектива не радовала, но... жизнь штука сложная, и иногда приходится смириться с неизбежным.

Полчаса спустя Гарри, не смевший поверить в свое счастье, сидел на заднем сидении машины дяди Вернона и впервые в своей жизни ехал в зоопарк. Никто и подумать не мог, что на крыше машины изо всех сил старается удержаться черно-белый кот. По идее, звуки, которые издавал Матроскин, должны были быть слышны в салоне, но... он ведь был необычным котом! Он мог незаметно исчезать и появляться в любом месте, и, наверняка, для него не составило труда добавить к функциям новой машины Дурслей дополнительную звукоизоляцию. Вечером того же дня Матроскин будет любоваться исцарапанной крышей серебристого форда...

Всю дорогу дядя Вернон жаловался на окружающий мир. Нужно сказать, что он вообще любил жаловаться: на Гарри, на людей, с которыми работал, на совет директоров банка... Гарри его душещипательную речь не слушал, в голове его был другой голос, который сейчас так отборно матерился, поминал Мерлина, Моргану и Альбуса Дамблдора с его идиотскими уроками трансфигурации. Причем тут директор школы чародейства и волшебства, Гарри не знал. А вот о самом Хогвартсе знал многое.

Солнечный воскресный день был прекрасным. Начиная с того, что миссис Фигг сломала ногу (Матроскин объяснил радость Гарри по этому поводу законом сохранения энергии — если у кого-то убыло, значит у другого прибыло. И нужно радоваться, что в этот раз прибыло у тебя), и заканчивая тем, что Гарри купили мороженное и отдали кусочек пирога Дадли. Кузену он показался слишком маленьким.

После обеда Дурсли отправились в террариум. Дадли сразу нашел самую большую змею, но та показалась ему слишком скучной. Он ушел прочь, а Гарри остался любоваться огромными чешуйчатыми кольцами. Внезапно змея подняла голову и подмигнула лохматому мальчику. Затем указала головой в сторону Дадли, который рассматривал что-то у противоположной стены, и подняла глаза к потолку.

— Я понимаю, — говоря это змее, Гарри чувствовал себя по-дурацки, как будто общения с Матроскиным ему мало, — Наверно, это ужасно надоедает.

Змея энергично закивала головой.

— Откуда вы родом? — оживился Гарри. Он-то думал, что через толстое стекло змея его не услышит.

Толстый хвост указал на табличку, где говорилось о том, что змея зовется Боа-констриктором из Бразилии, но родилась и выросла в зоопарке.

— Значит, вы никогда не были в Бразилии...

В этот момент Дадли заметил, что большая змея все-таки соизволила проснуться.

— Пошел отсюда, ты! — кузен толкнул Гарри.

Мальчик, не ожидавший удара, упал на бетонный пол. Дальнейшие события развивались слишком быстро. Дадли отпрянул от стекла с криком ужаса.

А стекло это, собственно говоря, исчезло. Огромная змея выползала из террариума, она на мгновение остановилась перед Гарри, который наблюдал за происходящим с открытым ртом, поблагодарила его и поползла к выходу. Люди с криками стали разбегаться. Где-то поблизости промелькнул черно-белый кот, в пасти которого находилось что-то пестрое.

Владелец террариума был в шоке. Гарри тоже. Даже понимая, что это сделал он. Больше некому было. Мальчишка очень расстроился, ведь это был единственный стихийный выброс магии, направленный не на самозащиту, а на причинение вреда другому человеку. Гарри понимал, что он разозлился на кузена и хотел сделать ему больно...

"Ничего, малыш. Это жизнь. Или ты, или тебя," — успокаивал его вечером Матроскин.

"А вдруг я стану злым?"

"Станешь, — спокойно сообщил кот, — Это ты еще жизни не видел..."

"Когда уже мне это письмо придет, мне ведь скоро одиннадцать!" — Гарри очень переживал.

"Не о том думаешь. У нас есть более важные дела! Первое — нам нужно как-то выбраться из чулана. Вернее, тебе. Я-то выберусь. Второе — месть Дурслям за очередное наказание".

"Я не хочу никому мстить!"

"Добрая душа. Но тебе и не придется, я им уже отомстил. Подложил дохлую крысу в кровать к свинье и селедке — вот они завтра обрадуются!"

"Кстати о дохлых... — вспомнил Гарри, — что ты стащил в зоопарке?"

"О! — Матроскин потянулся, выставив вперед лапы — как это и делают коты, — это был особо редкий вид попугаев. На вкус, скажу тебе, не отличить от курицы! Спи, малыш. Завтра нужно что-нибудь придумать, иначе и тебе придется питаться дохлыми крысами и птицами".

Но уснуть получилось только у кота, а Гарри, лежа в тесном чулане, размышлял. О своей странной жизни... Он прожил у Дурслей почти десять лет, полных обид и лишений. Даже сейчас на нем висела старая пижама Дадли, рукава который были закатаны, так как кузен был раза в полтора выше Гарри, и шире его раза в четыре, и носки дяди Вернона, которые при желании можно натянуть до колен. Из игрушек на полке стояли какой-то поломанный солдатик и нечто, напоминающее фарфорового бегемота.

И, сколько он себя помнил, рядом всегда был черно-белый кот. Кот, который будил Петунью, когда у Гарри поднималась температура, который радовался его первому стихийному выбросу магии — тогда у пятилетнего мальчика очень быстро отросла челка. Кот, который рассказал ему о магии, о Хогвартсе и четырех факультетах, об оборотнях и вампирах, о гоблинах, домовых эльфах. О том, что маглы — те же волшебники, только очень слабые. Они не видят дальше своего носа, они губят планету, заменяя магию своими изобретениями, они не чувствуют сути... Матроскин не любил маглов. Он вообще, казалось, людей не особо жаловал ("Мыши вкуснее"). Кот сообщил Гарри о том, что за ним следит миссис Фигг, но не стал говорить — почему. А может, и сам не знал.

Единственное, во что он наотрез отказался посвящать Гарри — так это история гибели его родителей. Матроскин сказал, что сам ничего не понял.

А Гарри так хотел, чтобы у него были родители...

Иногда мальчик думал, что вся его жизнь — лишь сон. Не бывает на самом деле таких умных котов, магии не существует. Но он просыпался каждый день, а в ногах его, свернувшись клубком, спал Матроскин. Кот не мог говорить, Гарри вообще подозревал, что он единственный, кто способен его понимать. Он слышал его голос в своей голове и мог отвечать... На любом расстоянии, где бы в данный момент не находился. Гарри не смог бы подобрать правильного слова, чтобы рассказать о том, кем ему приходился Матроскин. Домашний питомец? Да, конечно! Это кто еще чей питомец!

К одиннадцати годам Гарри знал в теории многое о трансфигурации, чарах, даже таблицы смешивания ингредиентов в зельеварении... Но это лишь теория, и он ждал того дня, когда ему придет письмо из Хогвартса, и он сможет, наконец, купить свою волшебную палочку! Матроскин обещал, что за ним придет кто-то из школы.

"А вдруг никто не придет?" — забеспокоился тогда Гарри.

"Дамблдор скорее съест свои носки, чем позволит тебе остаться на свободе," — ответил кот.

Разве жизнь у Дурслей, когда он заперт в темном чулане, и есть свобода? Может, он что-то не понимает...

* * *

Гарри еще никогда так не наказывали, как за историю с бразильским удавом. Благо, Матроскин снабжал его свежими продуктами и не менее свежими новостями. Мальчик не хотел думать о том, где кот берет колбасу, хлеб, чипсы и сок, но что-то подсказывало, что он просто носит их из ближайшего супермаркета. Разумеется, не оплатив. А откуда у Матроскина деньги? Да и вообще, Гарри представил, как кот везет тележку с продуктами, а затем расплачивается за товары. Абсурд!

Главной новостью, одновременно приятной и не очень, стало письмо из Хогвартса, которое попало в руки дяде Вернону. Нужно сказать, что родственничек ни словом не обмолвился о нем, но на следующий день Гарри разрешили покинуть чулан и посмотреть в гостиной телевизор. Это было странно, он думал, что после письма его накажут еще больше. Но самым странным было то, что мальчику отдали вторую спальню Дадли, где тот до этого хранил свой старый хлам.

Гарри хватило одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи. Теперь он сидел на кровати, казавшейся такой огромной, и осматривал кучу поломанных игрушек, старую игровую приставку и гоночный велосипед. Но... своя спальня его не радовала. Он хотел письмо, он хотел в Хогвартс.

На следующий день за почтой отправили Дадли. И снова там обнаружилось письмо для "Мистера Г.Поттера".

Дядя Вернон молнией метнулся в коридор, Мароскин аж присвистнул, и сказал, что не думал, что этот кабан способен так быстро бегать.

Еще через день Дурсли заколотили щель для писем, так как на этот раз обнаружилось целых три письма для "Мистера Г.Поттера".

В пятницу писем было уже не меньше дюжины, их просунули под дверь.

В субботу, после того, как дядя Вернон заколотил и щель, письма были доставлены в коробке из под яиц. Матроскин долго смеялся над фантазией Дамблдора, и предположил, что в следующий раз тетя Петунья отломит кусок батона, и внутри обнаружится письмо. А лучше будет, если она его не заметит, и съест. Вот бы добавить в чернила слабительное зелье! Переживания Гарри Матроскина не интересовали, он продолжал утверждать, что за ним обязательно придут, а пока можно наслаждаться физиономиями Дурслей. Теоретически, Матроскин мог незаметно схватить одно из писем, но не видел в этом никакого смысла.

В воскресенье дядя Вернон выглядел уставшим, но счастливым.

— В воскресенье — никакой почты, — заявил он, намазывая джемом газету, — Сегодня — никаких чертовых писем...

Не успел он договорить, как из дымохода вылетел конверт, ударив Вернона по затылку. В следующую секунду в комнату влетело не меньше тридцати писем. Гарри взял одно из них, но дядя отобрал конверт, схватил мальчишку и вышвырнул его в коридор.

— Через пять минут жду вас всех готовыми к отъезду! Соберите все необходимое, — заявил Вернон.

И вот Гарри плывет в лодке... Идет дождь, сильный. Одежда промокла насквозь, волосы свисают мокрыми прядями. Сейчас мальчик впервые в жизни был согласен с Дадли, заявившим, что папа сошел с ума. Казалось, прошло не меньше нескольких часов, прежде чем лодка достигла скалы, где стоял один единственный покосившийся домик.

"Семейство Дурслей, наконец, смогло позволить себе дорогостоящий дом на берегу моря. Поздравляю, малыш! Экстремальный отдых нынче набирает популярность, даже Вернон купился," — Матроскин в лодке не ехал, зато обнаружился в домике под диваном.

Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех, даже Матроскина. Четыре пакетика чипсов, и четыре банана! А уж когда упаковками из под чипсов драгоценные родственники Гарри пытались разжечь огонь в камине, кот уже от души хохотал.

Вскоре начался шторм. Было очень холодно. Наплевав на то, что в доме была всего одна комната, мальчик прижался к Матроскину. Вместе ведь теплее! Если что, скажет Дурслям, что кот местный и был тут.

Гарри только начал засыпать, как в голове раздалась песенка "Happy Birthday to you!" — поздравление от Матроскина, которому почему-то не спалось. Но его пение прервал отчаянный стук...

В дверь ударили с такой силой, что она с оглушительным треском сорвалась с петель и упала посреди комнаты.

На пороге стоял великан. Его лицо скрывалось за длинными, спутанными волосами и бородой, лишь маленькие черные глаза блестели, словно жучки. Великан протиснулся в хижину, поднял дверь и закрыл ей проем.

"Поздравляю, Гарри. Уже второй раз твою жизнь вверяют этому безответственному болвану", — Матроскин тоже оглядел незнакомца, и, казалось, узнал его.

— Может, чайку сделаете, а? Эй, подвинься, пузырь, — великан уселся на софу, где до этого спал Дадли, — А вот и наш Гарри. Когда я в последний раз тебя видел, ты совсем маленький был. А сейчас вон какой — вылитый отец. А глаза мамины.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, — приказал Вернон, направив на великана оружие.

"Будет весело, если Дурсль его застрелит!"

"Он из Хогвартса?" — спросил Гарри.

"Ага. Даже за всеми грязнокровками отправляют учителей, а не дворников... или ключников, не помню, кто он там".

— Да заткнись ты, Дурсль, — великан протянул руку, выхватил ружье и свернул его узлом.

Вернон испуганно пискнул.

— Гарри... — великан стал копаться в карманах, — С Днем Рождения! Боюсь, я мог случайно сесть на него, но, уверен, что он такой же вкусный, как и был.

Огромный человек достал из кармана торт, на котором кремом было написано "С Днем Рождения, Гарри!"

— Кто вы? — спросил Гарри.

— А ведь точно, я и забыл представиться. Рубеус Хагрид — хранитель ключей Хогвартса.

"Как он красиво это сказал-то..."

— Ну так, что там с чаем? — великан посмотрел на сморщенные упаковки из под чипсов, достал розовый зонт и наколдовал огонь в камине.

После этого стал копаться в карманах, извлекая оттуда медный чайник, пакетики с чаем, кружки, сосиски...

"О, сосиски! Да он — наше спасение. Попроси и для меня кусочек! И вообще, скажи ему, что не понял, кто он. Ты же не знаешь ничего о Хогвартсе, забыл?"

— Извините, но я до сих пор не понимаю, кто вы... — тихо сообщил Гарри.

— Так я уже вроде бы сказал. Зови меня просто Хагрид. Я работаю в Хогвартсе. Конечно, ты уже знаешь все о Хогвартсе...

— К сожалению, нет.

— Нет? — удивился и одновременно разозлился великан, и повернулся к Дурслям.

Хагрид устроил Дурслям разнос, оказалось, они все знали о Хогвартсе, но не говорили Гарри. Матроскин принялся снова напевать поздравление, и, наверняка, развлекался, наблюдая за происходящим.

— Короче так, Гарри, ты — волшебник, — заявил великан.

— Волшебник... — то ли вопрос, то ли утверждение.

"Больше экспрессии, малыш. Я не верю".

— Ясное дело — волшебник. И еще какой! А будешь еще лучше, когда... ээ... подучишься. Кем ты еще мог быть с такими-то родителями! И вообще, пора тебе уже письмо вручить.

Хагрид достал из своего безразмерного кармана кротовой шубы письмо, в котором говорилось, что Гарри зачислен в школу чародейства и волшебства Хогвартс. К этому уведомлению прилагался список необходимых книг и предметов.

— Они ждут ответную сову до тридцать первого июля? Но это сегодня... — забеспокоился Гарри.

— Клянусь Горгоной, ты мне напомнил, — хлопнул себя по лбу Хагрид, и все из того же самого кармана (теперь-то Гарри понимал, что есть волшебство!) достал пергамент, перо и настоящую живую сову. Написал пару строк, и выкинул сову за дверь. — Вот, так-то лучше.

— Он никуда не поедет! — заявил Дурсль.

— Храбрый магл попытается остановить его? — спросил Хагрид, и уселся на софу, от чего та со скрипом низко осела.

"Вернону впервые в жизни сделали комплимент — назвали его храбрым!"

— Почему вы ничего не говорили мне? — спросил Гарри. Он и предположить не мог, что Дурслям что-то известно о магии.

— Когда мы взяли тебя в свой дом, то поклялись покончить с этим, — вышла из-за спины Вернона Петунья в ночной сорочке и с бигудями на голове (для кого прихорашивалась в этом месте?), — Моя прелестная сестра была такой! О, в свое время она тоже получила письмо и исчезла. Приезжала каждое лето на каникулы, и карманы ее были полны лягушачьей икры. А сама она все время превращала чашки в крыс. Я после этого не могла ничего есть! Она была чудовищем, но не для наших родителей. Они так гордились ей. Как же, в семье родилась настоящая ведьма!

Петунья замолчала, перевела дыхание. Казалось, она хотела сейчас высказать все, всю свою обиду, выплеснуть свою злость. Через секунду она продолжила, правда, уже спокойнее.

— В школе она встретила Поттера, они поженились, и у них родился ты. И, конечно же, я знала, что ты будешь таким же странным, таким же... ненормальным. А потом они исчезли, и тебя подсунули нам!

— Вы говорили, что мои родители погибли в автокатастрофе! — прокричал Гарри.

— Автокатастрофа? — взорвался Хагрид, и вскочил с софы, — Автокатастрофа? Да какая автокатастрофа смогла бы убить Лили и Джеймса Поттеров? Ну и ну, вот дела. Быть такого не может, чтобы Гарри Поттер ничего о себе не знал. У нас каждый ребенок знает твою историю!

— Но почему? — в голосе Гарри появилась настойчивость, — и что случилось с мамой и папой?

— Да... не ждал я такого, — с лица Хагрида сошла ярость, и на смену ей пришла озадаченность, — Что ж... думаю, будет лучше, если я расскажу тебе, что могу. А могу я не все, так как загадок много осталось...

Он снова сел и уставился на огонь в камине.

— Наверно, я начну с человека одного... Его все в нашем мире знают... — Хагрид замолчал.

— Кто он такой? — спросил Гарри, ожидая продолжения.

— Ну... Я вообще не люблю его имя произносить. Никто из наших не любит.

— Почему?

— Боятся. Его уже много лет нет, а все равно боятся. Короче, был один волшебник, который... который стал злым.

"Это потому что у него велосипеда не было!" — вставил свои пять кнатов в рассказ Матроскин.

"Причем тут велосипед?"

"Да так... Все по разным причинам злыми становятся. Я вот после Костероста стал злым. Не советую тебе пить эту гадость — сразу захочешь кого-нибудь убить".

Гарри так и не понял, шутит Матроскин или нет. Говорил он все это вполне серьезным тоном.

— Звали его... Звали... — замялся Хагрид.

— Может вы лучше напишите его имя? — предложил Гарри.

— Нет, не знаю я как оно пишется, — проворчал Хагрид, и шепотом продолжил, — Волдеморт. И не проси меня повторять! Этот волшебник лет двадцать назад начал себе приспешников искать. И нашел ведь! Темные были дни, никому нельзя было верить. Жуткие вещи творились. И он побеждал. Нет, с ним, конечно, боролись, но не особо успешно. Даже мест безопасных не осталось, разве что Хогвартс, да. Пожалуй, Дамблдор был единственным, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. А твои мама и папа были замечательными волшебниками, лучшие в выпуске. Не пойму, правда, чего их Ты-Знаешь-Кто раньше не попытался на свою сторону переманить... Знал, наверно, что не перейдут они на темную сторону. А потом подумал, что может убедить их получится, или... ээ... с дороги хотел их убрать. В общем, никто не знает. Знаю только, что десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего год был...

Хагрид снова прервал свой рассказ и достал все из того же кармана носовой платок размером со скатерть. Высморкался.

"Волдеморт убил их, да? Почему ты не мог рассказать мне раньше?" — разозлился Гарри. Обидно, когда от тебя что-то скрывают самые близкие.

"Ты дальше слушай. Я потом кое-что объясню".

— Ты извини, плохой из меня рассказчик. Грустно все это... В общем, Сам-Знаешь-Кто убил их. А потом — вот этого вообще никто понять не может — попытался и тебя убить. Да не вышло! Ты не спрашивал никогда, откуда у тебя на лбу этот шрам? Такое бывает, когда злой волшебник насылает на тебя проклятие.

"А если бы он был добрым, у тебя на лбу вместо молнии осталось бы сердечко, с подписью: "С любовью, Волдеморт", — прокомментировал Матроскин.

"Замолчи! Замолчи!" — шутки по этому поводу Гарри считал неуместными.

"Ладно, успокойся только".

— Так вот, родителей твоих убил, даже дом разрушил. А тебя убить не смог! Поэтому ты и знаменит, Гарри. Все знают твое имя.

В голове у Гарри возникли сотни вопросов, как к Хагриду, так и к Матроскину.

— А что стало с Вол... Сами-Знаете-Кем?

— Исчез он. В ту самую ночь, когда тебя убить пытался. Поэтому ты стал еще более знаменитым. Это самая настоящая загадка. Он все сильнее становился, и тут просто исчез. Кто-то говорит, что он умер. Но я так не думаю, в нем уже и человеческого ничего не оставалось. Другие говорят, что он прячется. Вряд ли, какой в этом смысл? Большинство людей думают, что он где-то тут, но силу свою потерял. Что-то было в тебе такого, что сломило его...

"А теперь ты... Рассказывай все, что знаешь! Ты обещал объяснить!"

"А что тут объяснять, он все верно обрисовал. Только, малыш, после Авады можно выжить лишь в одном случае", — лениво протянул Матроскин.

"В каком?"

"Это может сделать маг тринадцатой ступени просвещения. Поэтому я тебе и не рассказывал эту историю... слишком странная она".

"Но... как я тогда выжил?" — возможность того, что он окажется магом тринадцатой ступени Гарри сразу отмел. Ведь даже Мерлин был магом одиннадцатой ступени!

"Откуда мне знать? Может, Волдеморт решил пошутить, и кинул в тебя вместо Авады чары щекотки, а ты так смеялся, что сильнейший темный маг столетия умер от зависти. Или... он случайно увидел себя в зеркале и впал в глубочайшую депрессию. Знаешь каким он был уродом?"

"Я, между прочим, серьезно спрашиваю!" — Гарри чесал кота за ухом. После появления нежданного гостя, такая мелочь, как присутствие в домике кота, казалась несущественной. Никто даже внимания не обратил.

"Ну... тогда он мог объесться тыквы, после чего его пробрал понос, и он решил заавадиться на месте от стыда. Малыш, я правда не знаю. И родителей твоих Волдеморт на свою сторону переманивать не собирался. Ты, конечно, извини, но они были весьма посредственными волшебниками. Я бы сказал — шестая ступень, не выше. У него таких последователей было — вагон и маленькая тележка. Его именно ты интересовал".

"Почему? Откуда ты знаешь? Ты там был?"

"Ага... Крыс ловил, — Матроскин лег на спину, — Почеши живот".

"Ты все время шутишь, а мне ведь нужно знать правду!" — рассердился Гарри, но все же начал чесать белый живот кота.

"Ничем помочь не могу. Сам ее не знаю. А правда вообще — штука опасная. Ты все прослушал! Великан только что сказал, что завтра мы идем в Косой переулок за покупками!"

Следующим утром Гарри проснулся рано. Он знал, что уже рассвело, но не торопился открывать глаза. Проблемы смерти родителей отошли на второй план и он предвкушал поход по магазинам. Наконец-то он сможет купить себе волшебную палочку!

Тук. Тук-тук!

Гарри на мгновение подумал, что пришла тетя Петунья, чтобы разбудить его. Он с опаской открыл глаза и сел. С него упала тяжелая кротовая шуба, а вместе с ней — черно-белый кот.

"Уже пора вставать, малыш?"

"Кто-то стучал, ты слышал?"

"Сова. На подоконнике. Почту принесла".

Хагрид спал на поломанной софе, которая все-таки не выдержала его веса. Гарри было приятно, что великан позаботился о нем, накрыв его своей шубой. На подоконнике обнаружилась сипуха с привязанной к лапе газетой. Сова спикировала на голову Хагриду и начала усиленно теребить клювом бороду великана.

"Бедные совы. Представляю, как их раздражают подобные подписчики!"

— Хагрид! — громко позвал Гарри, — Тут сова...

— Заплати ей, — пробормотал великан, уткнувшись лицом в софу, — Деньги в кармане. Нужно пять кнатов...

"Маленькие бронзовые монетки, малыш. Можешь взять больше, деньги лишними не бывают!"

Гарри отсчитал ровно пять кнатов, решив, что ему чужого не нужно. Тем более, если верить Матроскину, деньги у него должны быть в Гринготтсе.

Хагрид громко зевнул, сел и потянулся. Софа под ним окончательно развалилась.

— Пора идти, Гарри. Нам нужно с тобой в Лондон. Накупить тебе всего к школе. Ой, а этот кот твой что ли?

— Ага. Матроскин, — Гарри погладил кота, которые подставил ему живот.

— Странное и-имя, — зевнул еще раз Хагрид.

— Из мультика.

— Не книзл, конечно, но красавец. Ты ешь сосиску, они и холодные ничего.

"Не книзл? Да покажите мне книзла, который столько всего знает, и я поцелую пятку Хагрида!" — оскорбился Матроскин.

"Ты самый лучший кот!" — успокоил его Гарри. Кота он любил.

Гарри вышел на скалу вслед за Хагридом. Море было чистым, словно и не было вчера шторма. Только лодка была залита водой. Одна. Та, на которой он с Дурслями добирался до этого места.

— Хагрид, а как ты сюда попал?

— Прилетел.

— Прилетел? — удивился Гарри.

"У него сзади на спине пропеллер, малыш. Только это секрет. Никому не говори!"

"Хорошо..."

— Да... не будем об этом. Теперь, когда ты со мной, мне нельзя чудеса творить.

"Ему их вообще нельзя творить. Использует дыры в нашем прекрасном законодательстве! А ведь может и штраф схлопотать".

"Почему нельзя?"

"Спроси у него. Только не сейчас".

Они уселись в лодку. Гарри продолжал рассматривать спину Хагрида, пытаясь понять, где там пропеллер. Великан посмотрел в сторону берега.

— Хотя... если по правде... глупо грести самому. Если я сделаю так, чтобы мы побыстрее поплыли, ты никому в Хогвартсе не расскажешь?

— Конечно, нет! — Гарри хотелось увидеть волшебство. Да и плыть несколько часов — не лучшая идея.

Хагрид достал розовый зонт, ударил два раза о борт лодки, и та помчалась. Сам великан уткнулся в газету, принесенную утром совой.

Лодка мягко причалила к берегу, Хагрид выбрался первым, помог Гарри. Они поднялись по лестнице и вышли на улицу. Матроскин с гордо поднятым хвостом шел следом.

— Мы сейчас первым делом, как до Лондона доедем, в Гринготтс зайдем. Это наш волшебный банк — самое надежное место, чтобы что-то спрятать. Им гоблины управляют. Говорят, самые секретные сейфы драконы охраняют. Всегда мечтал иметь дракона! С самого детства.

Гарри весьма скептически отнесся к подобной мечте. Он даже не представлял, как выглядит настоящий дракон, да и не хотел представлять. Вряд ли он напоминает пушистого домашнего питомца, которого можно погладить.

"Отправлять Хагрида в магловский общественный транспорт — прямо нарушать Статут о секретности! Посмотри как на него все пялятся".

"Ага..." — Гарри огляделся в поезде — все то и дело поглядывали на великана, который кроме роста выделялся еще и странной одеждой.

* * *

После довольно долгих переходов в метро и блужданий по улицам Лондона, Хагрид остановился у неприметной черной двери.

— Пришли, — произнес Хагрид, — "Дырявый котел". Известное местечко.

"Ага. Проходной двор. Гениальный маркетинговый ход — создать бар на периферии мира маглов и волшебников! Хотя, во времена открытия "Дырявого котла" и слов-то таких не знали," — Матроскин уже устал, поэтому нашел себе самое лучшее место — карман Хагрида. Гарри представил, что кот лежит там рядом с совой, медным чайником и носовым платком-скатертью.

"Каких слов?"

"Маркетинговый ход".

"Я тоже не знаю".

"Вот видишь, малыш, слов можно и не знать, а все равно действовать!"

— Тебе как обычно, Хагрид? — спросил пожилой волшебник за барной стойкой.

— Не могу, Том, я здесь по делам Хогвартса, — гордо заявил великан, и легонько хлопнул Гарри по плечу. Так легонько, что у мальчика аж колени подкосились.

— Боже милостивый, — произнес бармен, пристально глядя на Гарри, — Это... Неужели это...

В баре воцарилась тишина.

— Благослави мою душу, — прошептал старик, — Гарри Поттер, какая честь!

Он поспешно вышел из-за стойки, подошел к Гарри и стал трясти его руку. В глазах пожилого волшебника стояли слезы.

"Матроскин! Что мне делать?"

"Улыбаться, что ж еще! Наслаждайся минутой славы! Интересно, а если бы я пошел выступать в цирк, все бы так же замирали при появлении несравненного кота Матроскина?"

После бармена пожать руку великому Гарри Поттеру пожелали все посетители "Дырявого котла". Сам мальчик уже устал улыбаться, он думал, что еще чуть-чуть и у него начнут болеть мышцы лица.

Вперед выступил бледный молодой человек, он очень нервничал. У него даже дергалось одно веко.

— Профессор Квиррелл! — представил его Хагрид, — Гарри — профессор Квиррелл — твой будущий преподаватель Защиты от темных искусств.

"Мать моя рыжая блохастая кошка! Чему он может научить? Да, малыш, не повезло тебе. Хорошо хоть он не самый важный предмет ведет".

Минут через пять профессор Квиррелл отправился покупать книги о вампирах, хотя, казалось, что его пугала сама мысль об этих существах. А Гарри еще минут десять слушал, как все рады его видеть. Пока это не надоело и Хагриду, и он не заявил, что им уже пора.

— Ну что я тебе говорил, — радостно сообщил великан, когда они вышли на задний дворик бара, — Ты знаменитость! Даже профессор Квиррелл затрясся, когда тебя увидел. Хотя, если по правде, он всегда трясется.

Хагрид начал считать кирпичи в стене над урной. До одного из них он дотронулся розовым зонтом, и в стене появилась маленькая щель. Она начала быстро увеличиваться, пока не открылся широкий проход-арка. А урна так и осталась стоять.

— Какого дракла ее сюда поставили! — возмутился великан, убирая урну в сторону.

За аркой начиналась мощеная булыжником извилистая улица.

— Добро пожаловать в Косой переулок, — произнес Хагрид.

Они прошли сквозь арку, и Гарри, оглянувшись, заметил, что та снова стала глухой стеной.

Ярко светило солнце, отражая то, что было выставлено в витринах ближайших магазинов — котлы, хрустальные колбы и книги. Они не напоминали обычные, магловские, в ярких обложках, которые читал Гарри. Они были... мальчик снова не мог подобрать слово, чтобы выразить свои мысли и чувства, как и в случае с отношением к Матроскину. Солидные, что ли.

Мальчишки, с виду не старше Гарри, разглядывали в витринах метлы. Матроскин рассказывал, что волшебники пользуются этим инструментом уборки не по назначению. Даже историю, откуда это пошло, рассказал. Как-то раз, веке в одиннадцатом, маглы заперли одну молодую ведьму. Аппарировать она не умела по возрасту, не научили ее этому искусству в пятнадцать-то лет. А сбежать ей очень хотелось. В углу комнаты кто-то оставил уборочный инвентарь. Ведьма переколдовала его и вылетела в окно. А нужно сказать, заперли ее в доме, который располагался в довольно людном районе. Естественно, множество маглов в ту ночь лицезрело сатанинское зрелище — молодая девушка вылетела из окна на метле и умчалась прочь. Как оказалось, на метле летать удобнее, чем на обычных палках, которые вечно куда-то заносит. Видимо, хвост метел способствовал поддержанию равновесия в воздухе. Гарри помнил эту историю и тоже заинтересовался "Нимбусом-2000". Он бы хотел научиться летать на метле. И даже в квиддич бы хотел играть. Но Матроскин был против. "Глупые полеты никак не способствуют продвижению. Скорее наоборот, так как отнимают время", — говорил кот.

— Нужно сначала зайти в банк и снять денег, — сказал Хагрид.

"Интересно, ключ у него? Если он так уверенно направляется к банку — да. Но откуда?"

"Дамблдор дал?"

"А у Дамблдора откуда? — Матроскин так и не вылез из кармана Хагрида, может нашел там еще одну сову и решил ей полакомиться? — Знаешь, почему гоблины управляют финансами? Они ценят тайну, они знают о чести. Никогда, ни при каких обстоятельствах они не подпустят кого-либо к чужому сейфу. Хоть самого Министра с ордером о конфискации. Пусть конфискует все, что вздумается, но не из сейфа! Можешь отдать гоблину на хранение свой личный дневник, и будь уверен — он никогда его не прочтет, и тем более, дневник никогда не попадет в чужие руки. Гоблинов за это и ненавидят — они лучше людей! И будь у человека хоть пять ключей от чужого сейфа — сокровища он не заберет. Но ключи, на всякий случай, у магов всегда хранились в недоступных местах, дома — только у бедняков (а кому нужны их сейфы?). Где же Джеймс Поттер должен был хранить ключ, чтобы Дамблдор его нашел и забрал? Или скажу по-другому... сам ли Джеймс Поттер сообщил подобную информацию старику?"

Гарри задумался... Действительно, почему этот ключ не у него? Хотя... Дурсли бы все забрали. Наверно, Дамблдор подумал об этом. Тем временем великан и мальчишка подошли к мраморной лестнице Гринготтса.

Гарри смотрел на маленького уродливого человека (а гоблин выглядел именно как маленький уродливый человек) в бордовом жилете.

— Да, это гоблин, — спокойно сообщил Хагрид. Маленькое существо поклонилось им.

Они оказались в огромном холле. У Гарри возникло ощущение, что он находится в читальном зале старинной библиотеки. За длинным столом сидело около сотни гоблинов, которые записывали что-то, взвешивали монеты, рассматривали драгоценные камни.

— Доброе утро, — обратился Хагрид к свободному гоблину, — мы тут пришли немного денег взять... из сейфа мистера Гарри Поттера.

Гоблин, в таком же бордовом жилете, внимательно посмотрел на мальчишку. Гарри казалось, что сейчас он, как и бармен в "Дырявом котле", захочет пожать ему руку. Но тот лишь препротивнейше ухмыльнулся и обратился к Хагриду:

— А у мистера Поттера есть его ключ?

Гарри стало не по себе.

"Да, малыш. Мы создаем себе никчемную репутацию в Гринготтсе".

"Почему?"

"За тебя говорит Хагрид. У него твой ключ. Его передача кому-то постороннему — плевок в душу гоблина. Им не так важно, что из-за тебя исчез какой-то там Волдеморт, но вот ключ — это святое".

— Где-то был, — ответил великан, и стал выкладывать вещи из кармана. Среди вещей оказался и Матроскин, который сразу прыгнул на руки Гарри, не желая лежать на стойке.

"Дилемма... Можно громко и возмущенно заявить: "Где-то был? Как он вообще у вас оказался, это мой ключ!", и восстановить репутацию у гоблина, а можно промолчать, пока мы еще ничего в этой жизни не понимаем... Что выбираешь?"

"Второе... Репутацию восстановлю как-нибудь в другой раз," — сказал Гарри, хотя его очень расстроили слова Матроскина.

Ключ все же нашелся. Хагрид передал гоблину еще какое-то письмо от Дамблдора.

— Прекрасно, — бросил тот, — сейчас вас отвезут к сейфам. Крюкохват!

Путешествие к сейфам Гарри понравилось. Только холодно было. Минут через десять тележка, в которой они ехали, остановилась. Гоблин отворил дверь. Матроскин не забыл упомянуть, что и это намек на неуважение — владелец всегда сам открывает дверь своего сейфа, если она не защищена гоблинской магией.

— Тут все твое, — сообщил Хагрид.

Гарри стоял у порога небольшой темной комнаты. На полу были сложены в стопки золотые, серебряные и бронзовые монеты.

"Не много... Но на первое время хватит," — прокомментировал Матроскин.

"Не много? Да тут же полно золота!" — возразил Гарри.

"Полно? Для кого? Чтобы купить особо ценные книги или артефакты уйдет половина содержимого твоего сейфа. Если ты, конечно, не предпочтешь остаться магом пятой ступени, и потратить деньги на домик, эльфа и открытие пивной лавки. В этом мире знания дороже материального благополучия!" — парировал Матроскин, пока Гарри набивал карманы монетами.

"Разве книги могут стоить так дорого?"

"Ха! Конечно! Есть книги, запрещенные к переписыванию. Запрещены магией или самой природой. Попытаешься переписать и, в лучшем случае, забудешь все, что знал. Продвигается тот, кто ищет свой путь, а не довольствуется достигнутым".

Гарри по совету Матроскина взял больше, чем было необходимо. Благо, Хагрид вообще не стал заходить в сейф — он плохо перенес дорогу и стоял, прислонившись к колонне и прикрыв глаза. Когда гоблин закрыл дверь, Гарри протянул ладонь, требуя свой ключ. Гоблин приподнял бровь и бросил ключ в детскую открытую ладошку. Мальчик подмигнул существу.

Оказалось, им предстояло посетить еще один сейф. После второй поездки Хагрид и вовсе позеленел. Гоблин в этот раз не требовал ключ, он провел ногтем по косяку двери, и та просто исчезла.

"Гоблинская магия, нижний уровень... Любопытно... " — Матроскин забрался на плечо Гарри, силясь разглядеть, что спрятано в сейфе, — Там какой-то маленький сверток... Это должен быть сейф Дамблдора, но, либо это огромный бриллиант, заменяющий тысячи галлеонов — хоть это и непрактично, — либо не единственный его сейф. Что более вероятно".

* * *

Гарри стоял перед входом в лавку мадам Малкин. Он немного нервничал, но с ним был Матроскин. Мальчик вздохнул и вошел в магазин.

— Едем учиться в Хогвартс? — спросила хозяйка лавки прежде, чем Гарри успел объяснить ей цель своего визита. — Ты пришел по адресу: у меня тут как раз еще один клиент тоже к школе готовится.

В глубине магазина на высокой скамеечке стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица, а вторая волшебница крутилась вокруг него, подгоняя по росту длинные черные одежды. Мадам Малкин поставила Гарри на соседнюю скамейку.

— Привет! — сказал мальчик. — Тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Гарри.

— Мой отец сейчас покупает мне учебники, а мать смотрит волшебные палочки, — сообщил мальчик. Он говорил как-то очень устало, специально растягивая слова. — А потом потащу их посмотреть гоночные метлы. Не могу понять, почему первокурсникам нельзя их иметь. Думаю, мне удастся убедить отца, чтобы он купил мне такую... а потом как-нибудь тайком пронесу ее в школу.

"Зачем отправлять мать смотреть палочки, если она индивидуальна для каждого волшебника?" — спросил Гарри Матроскина.

"Некоторые чистокровные делают палочки на заказ. Всегда можно примерно просчитать кому и какая подойдет. Но, думаю, он просто принял тебя за грязнокровку и решил похвастаться родителями-магами. Скорее всего, его мамаша сейчас сидит в своей спальне и жалеет о зря прожитых годах".

— Ты уже знаешь, на каком будешь факультете? — спросил мальчик.

— Нет, — Гарри пожал плечами. Он как-то не думал об этом. И как любой нормальный человек (даже с нисколько не завышенной самооценкой), он в глубине души считал себя и храбрым — для того, чтобы рискнуть есть печенье у миссис Фигг уже необходимо это качество, и умным — он всегда учился лучше Дадли, к огромному неудовольствию дяди и тети, и добрым — а как еще объяснить то, что Гарри даже ни разу не подставил кузена из мести, хотя мог незаметно залить его домашнюю работу соком, и хитрым — буквально на днях, в зоопарке он получил мороженое, так как догадался не отходить от лавки подольше.

"Надо было сказать, что на том, где учат магов тринадцатой ступени, умеющих выживать после Авады".

— Ну вообще-то никто точно не знает, но я уверен, что буду в Слизерине. Мои родители учились там. Ну и ну, ты только посмотри на этого! — воскликнул мальчик, кивком указывая на окно.

— Это Хагрид, он работает в Хогвартсе.

Хагрид нравился Гарри больше, чем этот светловолосый мальчик.

— А-а, я о нем слышал. Он там кто-то вроде прислуги. Живет в хижине на территории школы и время от времени напивается. А почему он с тобой? Где твои родители? — казалось, мальчик задал этот вопрос в предвкушении чего-то. Или так только казалось?

— Они умерли, — сухо ответил Гарри.

— О, мне очень жаль, — в голосе ни капли сожаления, — Но они были из наших?

— Они были волшебниками, — желания общаться с мальчиком у Гарри не было.

— Если честно, я не понимаю, почему в школу принимают не только таких, как мы, но и детей не из наших семей. Они ведь другие. Они по-другому росли и ничего о нас не знают. Я думаю, что в Хогвартсе должны учиться только дети волшебников.

— Ты против маглорожденных вообще, или против их учебы в школе?

— Вообще, — немного подумав, ответил мальчик. — Они разрушают наши традиции, они...

"Грязнокровки — низшая ступень. Где-то читал, что они выделяют вдвое больше кала, чем любой чистокровный, — Матроскин внимательно рассматривал светловолосого мальчика, — Это вредит работе мозга. Гиперактивностью кишечной функции и объясняется их второсортность. Во времена великих освободительных войн их путь обрастал несоразмерными кучами фекалий. Хотя, может, это были гоблины. А, может, это и не о грязнокровках или гоблинах писали, я уже не помню. Но я точно это где-то читал. Расскажи ему об этом! Хочу посмотреть на его вытянутое лицо!"

Гарри, однако, совету Матроскина не последовал. Ему вместо грязнокровок представился этот мальчик и тянущиеся за ним горы фекалий. Сдерживать улыбку было трудно.

— Я сказал что-то смешное?

— Нет, что ты. Пусть будет по-твоему, грязнокровки — низшая ступень развития, — скептически ответил Гарри.

— Я с тобой полностью согласен, — надменно произнес мальчик, не заметив скепсиса в голосе Гарри.

"А чистокровные — еще хуже! Половина из них живет с мыслью, что они — центр Вселенной, и звезды благоволили их рождению. При этом ведут они себя как индюки в брачный период. Ненавидят маглов и подражают им. Наверно, из зависти. Скажи мне заклинание, способное уничтожить целый город? Для этого нужно быть магом тринадцатой ступени, чувствовать всю суть мироздания. Волшебникам это не под силу. Но магловские ядерные бомбы — вполне способны! Чистокровные индюки купаются в роскоши, подражая магловской аристократии прошлых веков, порой зовут себя лордами, никакими лордами не являясь. При этом магия выше седьмой ступени чаще всего им доступна. Другая половина живет так, будто магия дана им для того, чтобы уметь быстро разогревать чайник! Они не учат своих детей, не рассказывают о сути. Или сами ее не знают. Подобным и до седьмой ступени не дойти. Эх, жду не дождусь того дня, когда чистокровных повесят на кишках грязнокровок под лозунги всеобщего равенства, приоритета добра и дружбы!"

К этому моменту помощница мадам Малкин закончила свое дело.

Гарри представил этого белобрысого мальчика, повешенного на чьих-то кишках. Потряс головой, отгоняя подобные мысли, и снова подумал о кучах экскрементов, оставляемых грязнокровками.

— Прошу меня извинить, но мне пора, — улыбнулся Гарри.

С шутливым поклоном он оставил отчего-то красного блондина в магазине. Может, тот владеет легилеменцией, и теперь расскажет всем, какой Гарри Поттер извращенец? Ну, Матроскин! Дурацкие у него шутки!

Гарри и Хагрид посетили магазин "Флориш и Блоттс", где купили учебники (там одновременно и великан, и кот пытались оттащить мальчика от книг), лавку "Все для зелий", и Торговый центр "Совы". Хагрид купил Гарри в подарок сову. Сказал, что привезти двух животных — не проблема. Их никто и никогда не считает. Мальчик смущался, благодарил Хагрида, но в то же время не понимал, зачем ему нужна сова. Дурслям письма писать? Или миссис Фигг?

— Осталась только волшебная палочка, — великан заглянул в список, — Нам нужно в магазин Олливандера.

Гарри затаил дыхание в предвкушении. Волшебна палочка! То, о чем он мечтал с того момента, как Матроскин рассказал ему о магии.

Магазин волшебных палочек находился в обшарпанном здании с не менее обшарпанной вывеской. Когда они вошли внутрь, где-то в глубине магазина зазвенел колокольчик. Помещение было крошечным. Хагрид сразу уселся на единственный стул. Вдоль стены тянулся ряд полок, на которых располагались сотни коробочек.

— Добрый день, — тихо произнес хозяин лавки за спиной Гарри.

Мальчик подскочил от неожиданности. Хагрид, если судить по треску стула под ним, — тоже.

Перед Гарри стоял пожилой человек и смотрел на него своими большими бесцветными, но такими... завораживающими глазами. Было в них что-то таинственное.

— Здравствуйте, — выдавил из себя Гарри.

— О да, я так и думал, что скоро увижу вас, мистер Поттер, — старик улыбнулся, — у вас глаза матери. Кажется, только вчера ваши родители были здесь и покупали свои волшебные палочки.

"Где хранятся палочки после смерти волшебника?" — спросил Гарри у Матроскина.

"Их кладут в гроб".

Мистер Олливандер приблизился к Гарри почти вплотную, казалось, еще чуть-чуть — и их носы соприкоснутся. Мальчику было не по себе. Владелец магазина коснулся шрама на лбу Гарри.

— А вот куда... Мне неприятно об этом говорить, но именно я продал палочку, которая это сделала, — мягко произнес он. — Тринадцать с половиной дюймов. Тис. Это была мощная палочка, очень мощная, и в плохих руках... Что ж, если бы я только знал, что натворит эта палочка, я бы...

"Сделал подобную для себя, ага!" — это услышал Гарри, а вот остальные услышали довольно громкое мяуканье. Матроскину Олливандер не понравился.

— Ээ... — опомнился пожилой маг, — Дайте-ка подумать... Какой рукой вы держите палочку?

— Я правша.

— Вытяните правую руку, — скомандовал Олливандер, и стал изменять его руку, затем рост и окружность головы.

— Внутри каждой палочки находится мощная магическая субстанция, мистер Поттер, — пояснял старичок, проводя свои измерения. — Это может быть шерсть единорога, перо из хвоста феникса или высушенное сердце дракона. Каждая палочка фирмы «Олливандер» индивидуальна, двух похожих не бывает, как не бывает двух абсолютно похожих единорогов, драконов или фениксов. И конечно, вы никогда не достигнете хороших результатов, если будет пользоваться чужой палочкой. Что ж, для начала попробуем эту.

Олливандер протянул мальчику палочку. Гарри едва взял ее в руку, как она тут же была выхвачена со словами: "Эта не подходит". И так повторялось чуть ли не сотню раз. Гарри становился все грустнее, Олливандер, напротив, оживлялся. Матроскин и вовсе уснул на полу. И тут, наконец, одна из палочек подошла... Гарри почувствовал тепло, ему казалось, что эта палочка только и ждет его приказа.

— Очень любопытно... Чрезвычайно любопытно... — бормотал себе под нос Олливандер.

"Что случилось, я что-то пропустил?" — открыл глаза кот.

"Мне подошла палочка!"

— Извините, что именно вам кажется любопытным? — спросил Гарри, пока Матроскин не отвлек его, и он не забыл.

— Видите ли, мистер Поттер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой. Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдает только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытным, что эта палочка выбрала вас, потому что ее сестра, которой досталось второе перо того феникса... Что ж, зачем от вас скрывать — ее сестра оставила на вашем лбу этот шрам.

"Вот так фокус! Действительно, любопытно... Хочешь занять место ныне не существующего Волдеморта?"

"Нет", — однозначно ответил Гарри.

"И правильно, в гробу не очень хорошо".

— Мы можем ждать от вас великих дел. В конце концов, Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть творил великие дела. Ужасные — да, но все же великие!

"Убийства теперь считаются великими делами, малыш!" — отозвался Матроскин.

* * *

Гарри сидел в поезде и смотрел в окно. До отправления оставалось десять минут. Месяц... еще целый месяц он должен провести с Дурслями. Мальчик вспомнил, как Хагрид в порыве гнева наградил Дадли поросячим хвостом. Чувствовалась в этом какая-то несправедливость... Еще более несправедливая, чем та, которой был "болен" белобрысый мальчик, повстречавшийся в магазине мадам Малкин. Гарри не любил Дурслей, а Дадли — особенно. Но срывать злость на ребенке... мерзком, подлом, но все же ребенке — казалось недопустимым. Дурсли... они все знали и скрывали от него. От зависти? Злости? Страха? Родители... Что же произошло в ту проклятую ночь, когда Гарри остался сиротой?

Солнце опускалось все ниже, перед окном поезда то и дело мелькали силуэты людей. Маглов. Магов первой или второй ступени просвещения. Они спешили по своим делам или домой, они не знали. Не знали, что десять лет назад какой-то злой волшебник пришел в дом к другим волшебникам и убил их. Вот проходит мимо старичок. Он еле передвигает ноги, но все равно куда-то спешит. Ему нет дела до магии. Лучи заходящего солнца отражаются в его круглых очках, почти таких же, как у Гарри...

"И все же, что произошло в Хэллоуин восемьдесят первого?"

"Хотел бы я знать..." — Матроскин устроился на коленях у "хозяина". Пассажиры, как это обычно и бывает, улыбались, глядя на спокойного кота.

"А уж как я бы хотел! Мне кажется, что все просто... Помнишь, ты рассказывал о логике? Так вот, в тех событиях какой-то детали не хватает. Маленькой, но существенной!"

"Знаешь, можно попытаться это выяснить. У одного человека. Только вот как?"

"Как?" — повторил вопрос Гарри. Даже интонацию Матроскина скопировал.

Через час Гарри сидел в какой-то кофейне неподалеку от вокзала. На коленях так же расположился Матроскин, мантия черным комом лежала на соседнем стуле. Они думали — и кот, и мальчик.

Чемодан и клетка были оставлены в камере хранения — благо, Гарри догадался обменять несколько галлеонов на фунты, особо не рассчитывая на то, что Дурсли вообще согласятся пустить его на порог дома.

Гарри и Матроскин ждали... Ждали они еще не менее двух часов, пока кот не сообщил: "Пора".

Они добрались на метро до "Дырявого котла", прямо перед входом Гарри накинул мантию, скрыл лицо капюшоном и незаметно проскользнул к тупику, открывающему проход в Косой переулок. Матроскин прополз вдали от мальчика — кто-то мог запомнить пятнистого кота Гарри Поттера. Мальчик достал из кармана палочку, снова почувствовал тепло и готовность выполнять приказы. Постучал по нужному кирпичу.

"Не убирай!" — почти прокричал Матроскин, когда Гарри собирался спрятать палочку в карман.

"Чем она мне поможет?"

"Ну, в теории ты ведь знаешь много заклинаний. Или хочешь сказать, что мои уроки прошли мимо твоей лохматой головы? Да и есть подсознание... И инстинкт самосохранения".

Гарри быстрым шагом прошел по освещенной, но безлюдной улице. Большинство магазинов были закрыты. Матроскин пробежал вперед, его уши подрагивали — он прислушивался к каждому шороху.

"Готов?" — кот остановился у узкого входа в мрачный переулок.

Гарри вздохнул и свернул в этот переулок.

А с чего все началось? Ах, да... Гарри пожелал выяснить подробности событий одной единственной ночи десятилетней давности. Матроскин знал какого-то информатора... Причем он никак не мог припомнить его имя, но все равно утверждал, что знает его. Интересно, откуда?

И вот теперь Гарри шел по узкому переулку, в котором воняло мочой. Он прошел мимо магазина, вывеска которого гласила — лавка "Горбин и Бэрк". На витрине стояла высушенная человеческая рука на подставке. Рука внезапно зашевелилась. Гарри от неожиданности подскочил и услышал смех у противоположной стены. Чуть было не подскочил еще раз. Широко открыв рот, смеялся какой-то бродяга в потрепанной мантии, со спутанными темно-рыжими волосами и более яркой бородой. Половина зубов отсутствовала, а та половина, что осталась — была преимущественно черного цвета.

"Не обращай внимания. Не иди быстрее, чем шел до этого. Мы уже близко".

Навстречу Гарри из кабака вышел пьяный мужчина в расстегнутом жилете. Его сопровождали две молодые смеющиеся девушки, ярко накрашенные, в пестрых пышных юбках и тугих корсетах. Мужчина и одна из девушек держали в руках по бутылке с янтарной жидкостью.

Как раз та девушка, что несла бутылку в руках, заметила ребенка в темной мантии и в капюшоне. Она икнула, а затем заливисто засмеялась. Оставила своего спутника и подошла к Гарри.

— Мальчик, а что ты здесь забыл? — от нее пахло табаком, перегаром и какими-то духами. Как ни странно — приятными. Если бы к их запаху не примешивалось остальное.

"Шли ее к Моргане!"

— Ну же, что ты молчишь? А твои мама и папа знают, где ты сейчас бродишь, малыш? — ласково прошептала она почти на ухо Гарри. Мужчина и вторая женщина засмеялись, — Ладно, не буду тебя задерживать. Вижу, ты спешил.

Она одним резким движением скинула капюшон с лица Гарри, поцеловала его в щеку, и под смех своей подруги убежала прочь.

"Что стоишь, как будто перед тобой с неба упал мешок галлеонов, а ты не к месту задумался над непостижимой тайной мироздания? Это была обычная местная проститутка. Идем".

Матроскин остановился напротив одного из самых мрачных зданий в этом переулке. Вывеска гласила, что некий мистер Лаппес торгует тут артефактами. Одно из окон лавки было заколочено, другие были грязными настолько, что не представлялось возможным разглядеть что-либо за ними. Хотя нет, все же на "витрине" выделялся одинокий силуэт чего-то, напоминающего сапог. Дверь сего заведения оказалась незапертой, хоть и скрипела так, будто ее лет десять никто не открывал. Где-то отозвался колокольчик — прям как у Олливандера.

Гарри огляделся. Полки были наполовину пусты. Предметы же, находившиеся на них, на первый взгляд не представляли никакой ценности. Тут стояла треснувшая ваза, осколок глиняного горшка, на крючок к потолку была прикреплена вешалка, на которой красовалось старое платье покроя восемнадцатого века. Были в комнате еще и табакерка, маленький ножичек и пустая рама — вот и весь ассортимент магазина артефактов.

— Лавка закрыта, — из дальней двери показался худой низкорослый старик. Его густые седые волосы были коротко стрижены, брови приподняты вверх, на лбу — продольные морщины, придающие ему удивленный вид. Одет он был в бархатную черную мантию, напоминавшую одеяния священников.

— Я от Ваганта, — сказал Гарри, не снимая капюшон. Чувствовал он себя сейчас паршиво. А как еще должен чувствовать себя одиннадцатилетний ребенок, находясь в подобном месте? Игра в шпиона могла быть интересна только тогда, когда она ограничивалось игрой. Если же игра становится реальностью, то эта реальность обрастает страхом.

— От Ваганта? — старик понимающе улыбнулся, сцепил пальцы в замок, будто ожидая исповеди, ну точно, — священник, — Известно ли вам, молодой человек, что Вагант умер в шестьдесят девятом? Я лично был на его похоронах. Так вот, мне, в отличие от вас, — это известно.

"Скажи ему: "Когда я странствовал, мне встретилась кицунэ".

— Когда я странствовал, мне встретилась кицунэ, — повторил Гарри.

На мгновение глаза старика распахнулись, но он так же продолжал безмятежно улыбаться.

— И что же мешало Ваганту прийти ко мне, по старой дружбе пропустить стакан-другой огневиски, поговорить о жизни? После двадцати лет молчания, после того, как я лично говорил длинную и бессмысленную речь на его похоронах? — старик все так же безмятежно улыбался.

"Обстоятельства".

Гарри повторил сказанное Матроскиным.

— Ах, обстоятельства? — спокойно произнес старый маг, — Ну что ж. Не думаю, что Ваганту понадобилось отправлять ребенка ко мне просто так. Проходите.

"Это не опасно?"

"Малыш, откуда мне знать?"

Гарри прошел вслед за хозяином в соседнюю комнату. Здесь интерьер существенно отличался. Это был обычный кабинет. Весьма дорого обставленный — дубовый стол, бархатные кресла, картины в позолоченных рамах, старинные напольные часы.

— Ваганту бы я предложил огневиски, но вам, молодой человек, думаю еще рано, — улыбнулся старик, сел за стол и сцепил пальцы в замок, — Чай, сок, кофе?

"Проси огневиски. Скажи, что после поцелуя проститутки тебе нужно что-нибудь выпить!"

— Кофе, — было уже около часа ночи, а проснулся Гарри рано утром.

Хозяин просто махнул рукой, и на столе возникли две чашки с кофе. Скорее всего, он дал какой-то сигнал домовику, или что-то в этом роде. Еда не может появиться из воздуха. Но выглядело это эффектно.

— Итак, что вам нужно? — прямо спросил старик.

— Информация.

— Я догадался.

"Что задумал Дамблдор?"

— Что задумал Дамблдор?

— Поначалу он раздумывал над революцией, после передумал. Но что-то он все же задумал.

— Что именно?

— В революции он не видит смысла теперь. Ходят слухи, будто у него есть далекоидущие планы, — волшебник улыбнулся, — Но вас интересует ведь что-то конкретное?

— Ночь Хэллоуина восемьдесят первого.

— О, она всех интересует. К сожалению, по ней у меня нет никакой информации. Есть мнение, что Волдеморту устроили ловушку, есть мнение, что Гарри Поттер — величайший волшебник, есть мнение, что это все комедия, театральная постановка. Какой вариант вам ближе?

"Какой вероятнее".

— Какой вероятнее?

— Первый. На месте развалин была обнаружена руническая вязь. К сожалению, невозможно восстановить, для чего именно предназначались эти руны. Дом был разрушен, и полной картины нам, увы, не восстановить.

"Как человек может выжить после Авады?"

— Как человек может выжить после Авады?

— Самый простой способ — не попадать под Аваду. Еще маг тринадцатой ступени просвещения способен нейтрализовать действие любого проклятия, в том числе и Смертельного. Возможно, есть и другие способы, но я ими никогда не интересовался.

"Пусть поинтересуется".

— Так поинтересуйтесь, — Гарри старался говорить спокойно, но не был уверен, что у него получается. А пожилого мага нервозность ребенка, кажется, лишь забавляла.

— Это сложный вопрос, — волшебник посмотрел на песочные часы на столе.

"Сколько?"

"Что — сколько?" — не понял Гарри.

"Просто спроси", — резко ответил Матроскин.

— Сколько?

Старик все смотрел на старинные песочные часы. Потом встряхнул головой, будто отгоняя свои мысли. Открыл шкатулку, достал оттуда красивое серебряное зеркало. Это зеркало обволакивал дым, но в то же время от него исходило какое-то едва различимое сияние.

— Обычно, когда я заключаю договоры, гарантией служит зеркало Тескатлипока. Уникальнейший предмет...

"Что это?"

"Зеркало... — ответил очевидное кот. — Да, малыш, пора нам отсюда сваливать".

— Как именно оно служит гарантией? — спросил Гарри, не зная, в чем заключена суть этого зеркала.

— В магическом контракте прописано, что неисполнившего обязательства по договору ждет вечное заточение в этом зеркале. Вернее, его души. Разумеется только после смерти, остаток жизни он может жить так, как ему вздумается.

— А в чем суть этого зеркала?

— Для меня оно — путь к бессмертию. Договор — всегда сделка двух или нескольких лиц. Для меня действуют такие же условия. Я не знаю, что ждет человека после смерти, я не знаю, что ждет душу, оказавшуюся в зеркале. Так какая разница? Я хоть с уверенностью могу сказать, что моя душа попадет ни в ад или рай, а в зеркало. Может, для грешника — это путь к спасению? — старик произносил слова задумчиво, продолжая смотреть на странный магический предмет.

— А зачем вы делаете это зеркало гарантией? — шепотом спросил Гарри.

— Говорят, в нем обитают тысячи душ. Но я не знаю, на каком они говорят языке, и сойдемся ли мы с ними характерами, — так же шепотом ответил старик.

— И для меня это зеркало так же будет гарантией?

— Разумеется. Людей неизвестность зеркала пугает больше неизвестности смерти.

— И какова плата за информацию?

— Живая кицунэ, — улыбнулся волшебник, и оторвал взгляд от зеркала.

"Живая кицунэ... Что это такое?"

"Нет, мы все-таки валим, малыш. Кицунэ — мифический девятихвостый лис-оборотень. Никто и никогда его не видел. Кроме того старика, что сейчас сидит перед тобой. Я думаю, что у него была тогда белая горячка после бурной ночи в том кабаке, что неподалеку отсюда".

Пожилой волшебник безмятежно улыбался. В светлом просторном кабинете приятно пахло кофе. Тишину нарушало лишь тиканье часов. Но было в этой тишине, и даже в этом тиканье что-то зловещее...

"Что делать, Матроскин!"

"Улыбаться! Но почему кицунэ? Вот хитрющий старик! Решил обмануть ребенка — заключить договор, выполнение которого невозможно".

— Почему кицунэ? — спросил Гарри.

— Раньше я говорил многим приятелям, что видел его. Потом перестал, — грустно улыбнулся старик, — Мне никто не верил. Хочу получить подтверждение своих слов. Денег у меня достаточно, к чему мне они?

"Нужно уходить, малыш".

— Я пока не готов продавать душу дьяволу, — попытался отшутиться Гарри, хотя сердце его отбивало какой-то сумасшедший ритм.

— Правильное решение, — старик снова махнул рукой, пустые чашки исчезли, — Знание ограничивает мышление. Человек начинает мыслить в рамках этого знания. Мыслите шире, юноша.

— Ээ... да, постараюсь, — Гарри не до конца понял смысл слов, но предпочел согласиться, — Я, пожалуй, пойду.

— Я вас провожу, — поднялся старик.

Когда Гарри был уже у самого выхода из "лавки артефактов", пожилой маг окликнул его.

— Знаете, та руническая вязь, что была обнаружена в Годриковой впадине после трагедии, имела одну особенность.

— Какую? — оглянулся мальчик.

— Никто на это не обратил внимания, даже волшебники из Отдела тайн. Их не интересовали такие мелочи. Но ее делал ребенок. Ребенок, очень неуверенно держащий мел в руках.

Гарри посмотрел в черные блестящие глаза старика. Почему он назначил такую плату? Кто он? Кто такой Вагант, и откуда его знает Матроскин? И кто, в конце концов, сам Матроскин... Только сейчас Гарри задумался над тем, что видел многих кошек, а в Косом переулке ему довелось увидеть и книзла... Но они все — просто животные. Матроскин — анимаг, который скрывается? Беглый преступник? Но в таком случае он бы не светился в Косом переулке, ведь анимагов можно вычислить... И важно ли то, что какие-то руны в Годриковой впадине были сделаны ребенком? Единственным ребенком, жившим там, был сам Гарри, но вряд ли он владел руническим письмом. Вряд ли он тогда вообще знал о существовании рун.

— Спасибо. До свидания, — попрощался мальчик и вышел.

— До встречи, Гарри Поттер. Мы еще увидимся, я в этом уверен, — произнес старый маг и спустя несколько секунд вернулся в кабинет.

Небечено. Возможно, глава будет выложена заново в отбеченном варианте, но маловероятно. Не люблю, когда главы у беты редактируются дольше, чем я их пишу ;)

* * *

— Вставай! Просыпайся! Живо!

Гарри открыл глаза и сел, но обнаружил себя не в чулане, как ожидал, а на довольно просторной кровати. Он никак не мог привыкнуть к своей новой комнате. Мальчик прислушался. Никто больше в его дверь не стучал, тетя Петунья не приходила его будить.

"Что это было?"

"Будильник! Скажи, эффективно? Нам пора вставать, иначе мы опоздаем на поезд" — Матроскин лежал на подоконнике, грелся в лучах восходящего солнца.

Тот август, что Гарри прожил у Дурслей перед школой, нельзя было назвать веселым. Хотя, нужно заметить, что их поведение после встречи с Хагридом изменилось. Тетя и дядя не осмеливались запирать племянника, даже после того, как он явился в дом первого августа в восемь утра к завтраку. Они с ним вообще не разговаривали, но это нисколько не расстраивало Гарри. Будто он сам когда-либо жаждал общения с ними!

Вчера дядя Вернон даже согласился отвезти Гарри на вокзал. Правда, сказал, что племяннику просто повезло, и ему все равно нужно было первого сентября быть в Лондоне. Но, разве это важно? Главное, Гарри не будет ехать с огромным чемоданом, клеткой и совой в поезде и в метро! Ему одного подобного путешествия хватило с лихвой.

Мальчик почесал свою лохматую голову, нацепил очки и потянулся. Сегодня он едет в Хогвартс! Наконец-то! Он с недовольством посмотрел на старые потертые джинсы Дадли, клетчатую рубашку, которая была самой приличной в его гардеробе, и приуныл.

Все вещи уже были сложены, и помимо школьных принадлежностей, в чемодане находились: одна широкая ярко-зеленая футболка с неопределенной надписью — буквы уже стерлись от старости, черные классические брюки, которые некогда входили в костюм Дадли пятилетней давности (пиджак от костюма и сейчас был Гарри слишком велик в плечах), белая рубашка — ее покупали кузену четыре года назад, когда у подруги тети Петуньи была свадьба, две пары носков, черные ботинки, купленные Дадли все на ту же свадьбу неизвестной тетиной подруги, одна единственная пижама и, хвала Мерлину, своя собственная зубная щетка.

"Зимой в Хогвартсе холодно будет. Свитер еще возьми", — проконтролировал сборы Матроскин.

"Почему там холодно? Неужели нельзя создать тепло при помощи магии?"

"Помнишь, что я говорил, когда мы мантии покупали? Волшебство не всесильно. Это у маглов есть центральное отопление, либо электрическое. А волшебники способны сделать теплым небольшое помещение. Кто-то должен постоянно поддерживать чары. А сама магия — как воздух. Она постоянно циркулирует в пространстве. Она не берется из ниоткуда, и не уходит в никуда. И если половину магии пространства тратить на согревающие чары, даже у самых лучших студентов вместо нормальных табакерок из мышей будет получаться волосатые коробочки с лапами".

Гарри бросил в чемодан растянутый шерстяной свитер серого цвета.

Полчаса спустя дядя Вернон запихнул чемодан Гарри в багажник, и они поехали. Мальчик был на вокзале Кингс-Кросс в десять тридцать. Дурсль положил чемодан и клетку на тележку, Гарри с ним вежливо попрощался, но родственник ничего не ответил, лишь поспешил побыстрее скрыться. Гарри достал из кармана билет.

"Платформа девять и три четверти... Это где?"

"Где-то между девятой и десятой. Точнее не могу сказать, идем искать", — Матроскин расположился на чемодане рядом с клеткой. Наверно, одиннадцатилетний мальчик, везущий большой чемодан, сову и кота выглядел странно. Если судить по лицам прохожих — несомненно.

Кот спрыгнул с тележки и стал принюхиваться к колоннам, обошел вокруг билетную кассу. До отправления поезда оставалось пятнадцать минут, и Гарри начинал нервничать. Должно быть, Хагрид забыл сказать ему какую-то важную деталь — по какому кирпичу постучать палочкой, какое слово-пароль назвать билетному кассиру или что-то в этом роде. А, может, ему просто протянуть билет кассиру и тот все поймет? Ну, например то, что в этом мире слишком много ненормальных людей!

— Я так и думала, что будет целая толпа маглов... — услышал Гарри голос неподалеку.

Он резко повернулся. Эти слова произнесла пухлая женщина в странном цветастом тряпье. Она разговаривала с четырьмя огненно-рыжими мальчиками, и держала за руку девочку лет девяти-десяти. Каждый из мальчишек вез чемодан, у самого старшего из них была сова.

— Так, какой у вас номер платформы? — громко поинтересовалась женщина.

— Девять и три четверти, — пропищала девочка, дергая мать за юбку, — Мама, а можно я тоже поеду...

— Ты еще слишком мала, Джинни. Ну что, Перси, иди первым.

Самый старший мальчик пошел вперед, но тут его загородила толпа людей, выходящих из прибывшего на десятую платформу поезда.

"Последи за вещами", — сказал Гарри Матроскину, и отошел в сторону. Как раз вовремя, чтобы заметить, что рыжий мальчик просто вошел в барьер между девятой и десятой платформой.

"Идем, Матроскин. Нам надо пройти через барьер между платформами".

— Фред, ты следующий, — велела женщина.

— Я не Фред, а Джордж, — оскорбился один из двух абсолютно одинаковых мальчиков.

— Извините, можно я пройду, — тихо произнес Гарри и, не дожидаясь ответа, побежал к барьеру.

Разбежался он из-за страха, боялся, что просто остановится перед платформой, а когда бежишь — нет возможности затормозить в последний момент. Зря он это сделал, не предупредив Матроскина. Кот, до этого мирно лежавший на чемодане, по дороге скатился куда-то в сторону, не успев зацепиться. И вот тут-то Гарри и пожалел, что уже не может остановиться.

Гарри оказался на забитой людьми платформе. Прямо перед ним возникла пожилая женщина, загородив обзор. Она держала за руку пухлого мальчика, которого, казалось, сейчас стошнит.

"Матроскин, где ты?"

А Матроскин, шмякнувшись перед барьером, инстинктивно замяукал, привлекая внимание рыжего семейства. Самый младший мальчик громко закричал:

— Мама, это же кот Гарри Поттера!

* * *

— Так, носки я сложила в их чемоданы, мантии погладила. Кажется, я забыла посмотреть, взял ли Джордж пижаму, — полная рыжеволосая женщина размышляла вслух, — Утром проверю.

Женщина в цветном платье и в, некогда белом, фартуке посмотрела на часы. Половина первого ночи. Она вздохнула, закрыла глаза и задремала, ей даже снился какой-то сон.

— Мама! Мама!

Она открыла глаза.

— Что случилось, Рон? Почему ты не в постели?

— Я не могу уснуть, — огненно-рыжий мальчик сел в продавленное кресло напротив.

— Из-за поступления в Хогвартс переживаешь? — улыбнулась женщина.

Мальчик кивнул.

— Иди ко мне, — она раскрыла свои объятия, ребенок сел рядом с ней, и мама обняла его.

Ей хотелось плакать. Она чувствовала себя так... одиноко. В доме пахло старым тряпьем, наверно оттого, что вся мебель и шторы перешли по наследству от дедушек и бабушек, если судить по их виду. За всю свою жизнь эта женщина никогда и нигде не работала, посвятив всю себя семье. И сейчас, когда ее младший сын поступал в школу, ей было грустно. На следующий год в Хогвартс поступит и Джинни — самая младшая в семье, и она останется совсем одна. Ведь муж целыми днями пропадает на работе, которая приносит какие-то гроши, или в гараже, где вечно мастерит что-то бессмысленное. Лучше бы стулья в доме починил!

Внезапно в камине вспыхнул огонь, нарушив уютную идиллию матери и сына. Из камина вышел пожилой мужчина с длинной седой бородой. Одет он был в светло-голубую мантию, на голове красовался нелепый фиолетовый берет.

— Альбус! — вскочила женщина, — Что-то случилось?

— Все хорошо, Молли, — добродушно произнес старик, — Прошу прощения за столь поздний визит. Но, видишь ли, мне больше не к кому обратиться в данное время суток. Хагрид, которого я просил месяц назад сопровождать Гарри Поттера в Косом переулке, забыл сообщить мальчику, как попасть на платформу девять и три четверти.

— Точно, в этом году со мной в одном классе будет учиться Гарри Поттер! — взволнованно отозвался рыжий мальчик, который даже не поднялся с кресла для приветствия старца. Манерам его не учили.

— Да, Рональд, — улыбнулся белобородый маг, и снова обратился к женщине, — Явиться сейчас к самому Гарри я не могу. Боюсь, он уже спит. А вы все равно всегда заходите на платформу с магловской стороны. Молли, я очень прошу тебя встретить его. Он жил с маглами, боюсь, он не сориентируется...

— Я поняла, Альбус. Конечно, не вопрос. Но почему он жил с маглами? — женщина была удивлена подобному.

— Они — его единственные родственники. Гарри жил у родной тети по материнской линии.

Рыжеволосая женщина вздохнула. Да, они, пожалуй, были единственной семьей волшебников, которая добиралась до платформы девять и три четверти магловским способом. Артур даже гордился этим, ведь он очень любил маглов, но причина крылась в ином. Редко какой волшебник способен на больше двух парных аппараций подряд. Аппарируя с кем-либо, пусть даже с родным сыном, волшебник должен отдать часть своей магии другому. Большую часть. А магия, как ни странно (хотя, почему странно-то?), отдаваться не хочет. Это эльфы — альтруистические создания, готовые тратить свою магию на других. Но не Молли Уизли. Артур никогда не брал выходной первого сентября, и мать семейства всегда одна провожала сыновей. Они добирались по каминной сети в "Дырявый котел", а оттуда уже ехали к Кингс-Кросс.

— Но как я его узнаю? — спросила Молли.

— Внешне он — копия своего отца, — улыбнулся старик, — У него будет полярная сова и черно-белый кот. Хагрид рассказывал о его питомце.

* * *

"Матроскин! Где ты?" — Гарри не собирался заходить в поезд. Он готов был даже послать учебу в Хогвартсе к драклам, но без Матроскина туда бы не уехал!

"Ой! Мои ребра! Я в руках младшего из тех рыжих. Он сейчас меня раздавит!"

"Ты сможешь попасть на платформу?"

"Да, иди к последнему вагону, там всегда свободнее. Рыжий сказал, что передаст кота Гарри Поттера лично в руки Гарри Поттеру".

Мальчишка повез тележку к концу состава, думая над какой-то ерундой вроде того, кто возвращает тележки обратно на магловские платформы, и возвращают ли их вообще.

В предпоследнем вагоне Гарри нашел свободное купе, занес туда сначала клетку с совой, имя которой он так и не придумал, но птица уже начинала отзываться на "Сову". Затем пару раз попытался поднять чемодан, но не особо успешно. Огляделся, не видит ли кто его, и впервые в своей жизни произнес настоящее заклинание. Чемодан поднялся на нужную высоту и направился в сторону купе, где аккуратно расположился в углу. Гарри шел следом за своим чемоданом и улыбался так, будто он только что совершил какое-то великое открытие, но окружающие об этом пока не знают.

Гарри сел к окну, притянул в себе ноги, обхватил их руками, и стал наблюдать за волшебниками на улице. Родители провожали своих детей, давали им последние наставления.

"Где там этот рыжий с тобой застрял?"

"Прощается с мамашей. От нее воняет потом и сырой рыбой!" — рыбу Матроскин не любил, впрочем, запах пота, скорее всего, — тоже.

"Ты ведь можешь сбежать..."

"Зачем? Я самый обычный кот, даже не книзл! Я итак им тонко намекаю, что пора бы меня уже вернуть хозяину — ору на всю платформу благим кошачьим матом!"

Прозвучал громкий свисток, и через минуту поезд тронулся с места. Оставшиеся на платформе люди махали руками своим детям, внукам, братьям и сестрам. Какая-то маленькая собачка декоративной породы, жалобно скуля, бежала за поездом, пока состав не свернул вправо. Платформа исчезла из виду, судьба собачки осталась неизвестной.

Гарри почувствовал прилив возбуждения. Он не знал, что ждет его впереди, но очень надеялся, что новая жизнь будет лучше прежней.

Спустя минут пятнадцать в купе ввалился рыжий мальчик с черно-белым котом. Матроскин сразу вырвался из его рук, прыгнул на сидение и потерся о ноги "хозяина".

— Ты кота потерял на платформе, я тебя по всем вагонам искал, — мальчик уселся напротив Гарри.

— Спасибо. Я очень переживал, — поблагодарил Гарри, хотя и был уверен, что Матроскин смог бы самостоятельно пройти сквозь барьер.

"Видишь у него на щеке темное пятно, малыш?"

"Вижу".

"Это размазанное крысиное дерьмо! Я там чуть не задохнулся. От него дерьмом воняет, от его мамаши — потом и рыбой, от мантий — старьем. Как же плохо быть котом с более сильным обонянием, чем у людей!"

Гарри погладил Матроскина, искренне ему посочувствовав.

Рыжий мальчишка уставился в окно. Наверно, он не знал, как начать разговор. Сейчас поезд проезжал мимо каких-то однотипных домов.

— Я Рон Уизли, кстати, — все-таки решил представиться мальчик.

— Гарри Поттер.

— Да, я знаю.

— Откуда?

— Дамблдор сказал, — ответил Рон, и Гарри стало не по себе. Все о нем все знают, все говорят, только он сам ничего не понимает, — Слышал, ты жил с маглами. Какие они?

— Обычные, только колдовать не умеют. Люди как люди, — пожал плечами Гарри. Не жаловаться же на своих родственников первому встречному. — Но я бы хотел иметь братьев-волшебников, как у тебя. Чтоб они могли мне что-то пояснить, рассказать.

"Тебе меня мало, да? Я тебе как будто ничего не рассказывал!" — оскорбился Матроскин.

"Извини... Просто ты можешь многое рассказать, а братья могли бы и показать мне волшебство!"

"Ага. Может это его братья в дерьме измазали, тренируясь в своем волшебстве!"

Рон Уизли поведал душещипательную историю о том, как плохо быть шестым ребенком в семье, когда тебе не достается ничего нового. Даже облезлая крыса Короста, которую рыжий мальчик продемонстрировал, достав из кармана, перешла ему по наследству от старшего брата. Матроскин, как ни странно, никак не отреагировал на появление "лакомства". Гарри было неприятно слушать жалобы Рона.

— А у тебя на лбу действительно есть... ну ты знаешь... — шепотом спросил рыжий мальчик.

Гарри нехотя провел рукой по волосам, открывая лоб.

— Значит, это сюда Сам-Знаешь-Кто... А ты что-нибудь помнишь?

— Нет, — ответил Гарри, хотя сейчас, когда он задумался — вспомнил. Вспомнил зеленый свет, крик женщины и кошачье мяуканье. Такое, будто коту очень больно. Отчаянное... Матроскин был там...

— Совсем-совсем ничего? Жаль, — огорчился Рон.

"Ему жаль! Как ты мог, подлый Гарри Поттер, не запомнить гибель своих родителей, чтобы потом всем об этом рассказывать, будто анекдот!" — отозвался Матроскин.

Гарри был с ним полностью согласен. Хотел бы этот рыжий мальчик помнить смерти своих близких? А то жаль тут ему... Но этот Уизли — из семьи магов, может он что-то знает?

— Скажи, а ты не знаешь, что случилось с Волдемортом? Где он сейчас?

Мальчик отпрянул от Гарри так, будто увидел самого Волдеморта. Причем, если судить по нелепому выражению лица Уизли, Волдеморт был с воздушным шариком в руке, и пел колыбельную.

— Что случилось?

— Ты назвал по имени Сам-Знаешь-Кого! — в голосе Рона звучали испуг и уважение.

— А его нельзя называть по имени? — удивился Гарри.

— Можно, наверно. Но его никто из наших по имени не называет. А я-то думал, уж кто-кто, а ты...

— Я вовсе не хотел показаться храбрым. Я не знал, что его нельзя называть по имени, — стал оправдываться Гарри.

"Хоть ты не начинай! А то надоело уже. Сам-Знаешь-Кто, Сам-Знаешь-Когда, Сам-Знаешь-Что-Решил-Сделать, Сам-Знаешь-Как-Облажался! Ну, назвал ты его по имени, и что? Прогремел гром, засверкали молнии, перед тобой разверзлась бездна?"

"Нет..."

"Вот видишь, хоть сопливым Волдемортишкой его называй — ничего не случится!"

Дальнейший разговор не клеился, мальчишки перебрасывались лишь отдельными фразами. В половине первого в купе заглянула женщина, продающая сладости, и Гарри купил всего понемногу, не зная, что из магических вкусностей ему больше понравится. Рон ничего покупать не стал, сказав, что ему дали с собой бутерброды. И не забыл при этом пожаловаться на маму, которая вечно забывает, что он не любит говядину.

— Угощайся, — Гарри бросил купленные сладости на сидение, взял в руки синенькую коробочку, — "Шоколадная лягушка"... Надеюсь, она не настоящая?

— Нет. Они только сделаны в форме лягушек, а сами из шоколада. Будешь есть, вкладыш не выбрасывай. Я их собираю. У меня их около пятисот!

Гарри развернул коробочку, откусил голову лягушки, и достал вкладыш. На ней был изображен пожилой человек с длинной седой бородой, в очках половинках и в темно-фиолетовой мантии со звездами. "Альбус Дамблдор" — гласила подпись.

— Так вот ты какой, Альбус Дамблдор, — пробубнил себе под нос Гарри.

— Только не говори мне, что ты никогда о нем не слышал!

Гарри перевернул карточку, и прочитал: "Альбус Дамблдор в настоящее время директор школы "Хогвартс". Считается величайшим волшебником нашего времени. Профессор знаменит своей победой над темным волшебником Гриндевальдом в 1945 году, открытием двенадцати способов применения крови дракона и своими трудами по алхимии в соавторстве с Николасом Фламелем. Хобби — камерная музыка и игра в кегли".

"Это все неправда, малыш", — Матроскин перевернулся на другой бок.

"Что именно?"

"Все! Ну, разве что, он действительно директор Хогвартса, и насчет трудов по алхимии не уверен — может, действительно, были такие".

Кто-то постучал в дверь купе. На пороге появилась девочка с густыми каштановыми волосами, которая уже переоделась в школьную форму.

— Никто не видел жабу? — начальственным тоном спросила она, — Мальчик по имени Невилл потерял жабу!

— Держи, — Гарри протянул коробочку с "шоколадной лягушкой".

— Что это? — спросила девочка, однако, коробочку все же взяла.

— Шоколадная жаба. Держи вторую, передашь мальчику по имени Невилл.

— Я ищу живую жабу!

— Живой у меня нет, — грустно вздохнул Гарри.

Девочка покинула купе, хлопнув дверью. И что он такого сказал?

Рон начал рассказывать что-то про квиддич, но чувствуя, что тема не интересна собеседнику, замолчал. Гарри, чтобы как-то поддержать разговор, спросил о том, кем работают его старшие братья.

— Чарли в Румынии изучает драконов, а Билл работает в Гринготтсе. Он сейчас по их делам в Африке. А ты слышал, что недавно в Гринготтсе случилось? Кто-то пытался ограбить банк! Какой-то секретный сейф на нижнем уровне, представляешь?

"А вот это уже интересно!" — Матроскин даже один глаз открыл, и уставился на Рона.

— И что случилось с грабителями?

— В том-то и дело, что ничего! Их не поймали. Поэтому об этом так много говорили и писали. Но самое странное, что грабители ничего не похитили.

"Вот неудачники!"

— И кто мог попытаться ограбить банк?

— Не знаю. Все боятся, что за этим мог стоять Сам-Знаешь-Кто...

"Ну, точно, — неудачник! Ребенка убить не может, ограбить банк ему не по зубам. Стареет".

"А вдруг это, правда, он? Вдруг он вернется?" — начал переживать Гарри.

"Ну и что? Известное зло лучше неизвестного".

Дверь купе снова открылась. На пороге стояли трое мальчишек. Одного из них Гарри сразу узнал — это был тот бледнолицый, встреченный в магазине мадам Малкин. Двое других были крупными ребятам, напомнившими Гарри уменьшенный вариант охранников из супермаркета. Белобрысый мальчик представил их как Крэбба и Гойла, а сам назвался Драко Малфоем. Назвал он свое имя так, будто все тут же, как его услышат, должны падать ниц. Но никто этого делать не собирался. Мальчик сообщил, что в мире волшебников есть несколько династий, которые куда круче всех остальных (а самые крутые, разумеется, Малфои), и Гарри Поттеру необходимо дружить только с представителями этих династий. Сам Гарри Поттер был с этим не согласен. Матроскин так вообще посоветовал слать Малфоя к Мордреду.

— На твоем месте я бы был осторожнее, Поттер, — медленно произнес белобрысый, — Если не будешь вежливее, закончишь, как твои родители.

"Скажи, что уж лучше так, чем быть найденным мертвым в магловской канализации, как его дед".

Гарри передал слова Матроскина Малфою. Тот покрылся красными пятнами, и попытался наброситься на Гарри с кулаками. Но тут в его руки одновременно, как по сигналу, вцепились Матроскин и Короста. Хотя почему как по сигналу? Сигнал был, кот посмотрел на крысу и кивнул ей, только этого никто не заметил. Трое неприятных мальчишек убрались восвояси. Матроскин и Короста притворялись спящими, хотя насчет крысы Гарри не был уверен, может, она действительно спала. Но уж кота Гарри знал хорошо!

"Матроскин! Я же вижу, что ты не спишь. Правда, что деда этого Малфоя нашли в канализации?"

"Правда, но это не важно. Ты только что познакомился с будущей элитой Слизерина!"

Элита Слизерина? Что-то Гарри резко перехотелось считать себя хитрым.

"И куда мне идти?" — мальчик задумался над своим будущим факультетом.

"Иди к Мерлиновой бабушке! Я уснуть пытаюсь".

Через два часа поезд прибыл на станцию Хогсмид. Вещи и животных просили оставить, и Гарри второй раз за день пришлось расстаться с Матроскиным. Школьники, переодевшись в мантии, вышли на платформу. Первокурсников встречал Хагрид, который повел их по узкой извилистой и, отчего-то скользкой, тропинке к лодкам. Когда Гарри увидел замок, он не смог сдержать восхищенный возглас. Мальчик стоял на берегу озера, а на другой его стороне, на вершине скалы возвышался огромный замок с множеством башен. В окнах замка отражался свет звезд.

— По четыре человека в одну лодку! — скомандовал Хагрид, и когда все расселись, флотилия двинулась по гладкой поверхности ночного озера.

Плыли в тишине. Наверно, каждый из первокурсников сейчас думал о том, что ждет его впереди. На какой факультет он поступит, кто из детей, плывущих сейчас в лодках, станет его другом... По крайней мере, Гарри, плывя в одной лодке с Роном Уизли, той девочкой с густыми каштановыми волосами, и пухлым мальчиком, который держал в руках жабу ("должно быть это Невилл, который все-таки ее нашел"), думал именно над этим. Вскоре лодки причалили к подземной пристани, и первокурсники высадились на камни.

Хагрид повел детей по каменной лестнице, освещая дорогу лампой. Они оказались у подножия замка, и преодолев еще один лестничный пролет — у огромной дубовой двери.

У этой двери стояла высокая черноволосая женщина в изумрудной мантии. Женщина показалась Гарри очень строгой.

— Профессор МакГонагалл, вот первокурсники, — радостно сообщил Хагрид.

— Спасибо, я их забираю. Следуйте за мной, — волшебница развернулась и вошла в двери замка.

Гарри оказался в огромном, слабо освещенном холле, мраморная лестница вела на верхние этажи, несколько коридоров открывали пути первого этажа. В один из них и повели первокурсников. Они прошли мимо больших дверей, за которыми слышались голоса, и оказались в небольшом пустом помещении.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — наконец поприветствовала их профессор МакГонагалл. — Скоро начнется банкет по случаю начала учебного года, но прежде чем вы сядете за столы, вас разделят на факультеты. Отбор — очень серьезная процедура, потому что с сегодняшнего дня и до окончания школы ваш факультет станет для вас второй семьей...

"Матроскин, где ты?"

"На складе всякого барахла. Тут какой-то старик проклинает свою работу, волшебников и весь род человеческий".

"Что за старик?"

"Откуда мне знать? Уж точно не Альбус Дамблдор!"

— Я вернусь через несколько минут, — сообщила профессор МакГонагалл, — Пожалуйста, ведите себя тихо.

Когда профессор покинула помещение, школьники стали спорить о том, как проходит распределение. Рон Уизли заявил, что им придется сразиться с горным троллем.

"Матроскин, а как распределяют по факультетам?"

"Это делает древний артефакт. Тебе нужно всего лишь примерить старую Шляпу, потерпеть ее противные наставления и постараться не чихнуть от пыли".

Гарри с облегчением вздохнул. Это лучше, чем горный тролль.

Внезапно воздух прорезали истошные крики, и Гарри с трудом подавил желание убежать. Если кто-то кричит, то не следует ждать ничего хорошего! Но в этот раз правило не сработало. В помещении всего лишь появились призраки.

"Тут настоящие привидения!"

"Радость-то какая! — ехидно отозвался кот. — На складе перебирают вещи. Пойду, помогу".

Мальчик нахмурился, понимая, чего можно ожидать от этой помощи. Неудивительно, если Драко Малфой обнаружит в своем чемодане старые носки дяди Вернона, а Рон Уизли — женское платье или кучу бутербродов с ненавистной ему говядиной.

— Церемония отбора сейчас начнется, — вернулась профессор МакГонагалл. Она строго посмотрела на призраков, и те поспешили скрыться, — выстройтесь в шеренгу и идите за мной.

Гарри встал за каким-то светловолосым мальчиком. Первокурсники вышли из маленького помещения, и на этот раз все же вошли в тот зал, откуда доносились голоса.

Первокурсники оказались в очень странном и красивом месте. В огромном Зале тысячи свечей парили в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели старшие ученики. В противоположном конце Зала стоял пятый стол, за ним сидели преподаватели. Гарри посмотрел вверх, но вместо потолка увидел настоящее ночное звездное небо.

"Тут так красиво!"

"Вижу", — отозвался Матроскин.

"Где ты?" — Гарри оглянулся в поисках кота.

"Да не вертись ты так! Нужно кое-что проконтролировать".

Профессор МакГонагалл поставила перед шеренгой первокурсников трехногий табурет и положила на него Шляпу. На мгновение в зале воцарилась тишина, а потом Шляпа запела, сообщая о различиях в факультетах.

"Ты ведь уже был в Хогвартсе?"

"Был".

"Ты здесь учился, верно? Ты раньше был человеком?"

"Не знаю".

"Все ты знаешь! Ты врешь! Почему мне все врут или что-то недоговаривают? Тетя и дядя знали, как погибли родители, но не говорили ничего. Ты никогда не рассказываешь о себе. Может, ты даже знаешь, как я смог выжить, но не говоришь?"

Тем временем распределение началось и несколько первокурсникам уже присоединились к своим товарищам по факультету. В числе распределенных студентов была и та девочка с каштановыми волосами, которую звали Гермиона Грейнджер. Шляпа отправила ее в Гриффиндор.

"Нет, малыш, я этого не знаю".

"Ты лжешь! Мне уже не пять лет!"

"А ты не пробовал думать, Гарри Поттер? Если тебе уже не пять лет, то твои размышления должны быть логичнее. Зачем я, по-твоему, поплелся с тобой к этому якобы Лаппесу в попытке разузнать что-либо?"

Гарри задумался. Действительно, зачем?

"Извини... Я сегодня в поезде кое-что вспомнил. Ты был там, в доме, когда убили моих родителей! Ты кричал!"

"Мне было больно..."

"Отчего?"

"Не знаю. Видимо, какой-то всплеск магии или что-то подобное. Это может быть, когда встречается магия двух плоскостей".

"Каких еще плоскостей?"

"Ты уверен, что сейчас самое время об этом говорить?"

Тем временем сбылась мечта Драко Малфоя и Шляпа отправила его в Слизерин. Он сел за крайний левый стол между, распределенными ранее, Крэббом и Гойлом.

"Что ты там делал, в доме моих родителей?"

"Я уже говорил — крыс ловил".

"Неправда! И вообще, почему я слышу твой голос в своей голове?"

"А вот это я бы тоже очень хотел понять, малыш. Но, может, поговорим об этом позже?"

"Хорошо".

"Ты следующий, приготовься".

— Поттер, Гарри!

Гарри сделал шаг вперед и по всему залу вспыхнули огоньки удивления, сопровождаемые шепотками:

— Гарри Поттер?

— Она сказала Гарри Поттер?

Последнее, что увидел мальчик, прежде чем Шляпа упала ему на глаза — это зал, полный людей, каждый из которых смотрел на него.

— Гм-м-м, — задумчиво произнес прямо ему в ухо тихий голос. — Непростой вопрос. Очень непростой. Много смелости, это я вижу. И ум весьма неплох. И таланта хватает — о да, мой бог, это так, — и имеется весьма похвальное желание проявить себя, это тоже любопытно... Так куда мне тебя определить?

"Ээ... Желательно не в Слизерин..." — подумал Гарри.

— Ага, значит, не в Слизерин? — переспросил тихий голос. — Ты уверен? Знаешь ли, ты можешь стать великим, у тебя есть все задатки, я это вижу, а Слизерин поможет тебе достичь величия — это несомненно...

"Уважаемая Шляпа! В поезде я встретил трех мальчиков, которых вы отправили в Слизерин. Вряд ли они помогут мне достичь величия. Только могут помочь стать высокомерным злым выскочкой!"

Гарри показалось, что Шляпа усмехнулась.

— Ну что ж... тогда... Гриффиндор!

Мальчик поплелся к гриффиндорскому столу. Рыжий староста вскочил со своего места, схватил руку Гарри и начал ее трясти, прям как бармен в "Дырявом котле", а рыжие близнецы кричали:

— С нами Гарри Поттер! С нами Гарри Поттер!

Сам Гарри Поттер почему-то чувствовал себя паршиво. Если Слизерин бы помог ему достичь величия, то, что ему может дать Гриффиндор? Надо было поинтересоваться у Шляпы. Пока он чувствовал себя здесь черной вороной среди рыжих лисиц. О, а вот еще одна лисица подоспела — Рон плюхнулся на скамейку рядом с Гарри.

Мальчик посмотрел на преподавательский стол. В самом углу сидел Хагрид, который поймав взгляд Гарри, показал ему большой палец. Гарри улыбнулся в ответ. В центре стола стоял большой стул, напоминающий трон, и на этом стуле-троне восседал Альбус Дамблдор. Гарри сразу его узнал, он был таким же, как на вкладыше из "шоколадной лягушки". Дамблдор поднялся со своего трона, широко развел руки и поприветствовал учеников. Потом произнес какой-то несуразный набор слов, удививший Гарри. Школьники зааплодировали, директор сел на место, а Гарри зачем-то так и продолжал на него смотреть. Дамблдор поймал его взгляд. Внезапно в голове мальчика возникла картинка-воспоминание: он едет в Хогвартс-экспрессе, Рон рассказывает о вкладыше в "шоколадной лягушке", и Гарри достается карточка с изображением Альбуса Дамблдора.

"Что ты пялишься на всех! Запомни раз и навсегда: глаза — это зеркало души. В прямом смысле! Курицу лучше ешь, и мне кусочек прихвати".

"Он пытался прочитать мои мысли?" — возмутился Гарри.

"Мысли не читают. Их чувствуют".

"Какая разница?"

"Наверно, никакой".

"У него получилось?"

"А с чего бы у мага девятой ступени не получилось? Только он мои мысли прочитал вместо твоих".

"Как?"

"Курицу ешь! Я тебе лучшее место в спальне занял".

Гарри посмотрел на стол, который сейчас буквально ломился от самых разнообразных блюд. Помимо курицы, запеченной картошки, отбивных, котлет, различных салатов, соусов здесь зачем-то стояла еще и вазочка с мятными леденцами. Гарри взял один леденец, посмотрел на него, пожал плечами и положил в карман мантии. В тарелку же попали салаты, картошка и курица.

— Неплохо выглядит, — послышался голос за спиной Гарри.

Мальчик резко обернулся. На его тарелку с едой грустными глазами смотрел призрак.

— Я не ем вот уже почти четыре сотни лет. У призрака нет необходимости в пище, но мне ее очень не хватает. Кстати, я, кажется, не представился. Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, к вашим услугам. Привидение, проживающее в башне Гриффиндора.

— Я знаю, кто ты! — внезапно выпалил Рон. — Мои братья рассказывали о тебе. Ты Почти Безголовый Ник!

— Я бы предпочел, чтобы меня называли сэр Николас, — строго начал призрак, но его перебил светловолосый мальчик, сидящий напротив Гарри.

— А как это — почти безголовый?

— А вот так! — раздраженно ответил призрак, и потянул себя за левое ухо. Голова отделилась от шеи и упала на плечо. Затем он потянул себя за правое ухо, и голова встала на место. — Всего доброго!

Наверно, сэр Николас обиделся.

После плотного позднего ужина Гарри хотелось только спать. Чтобы не уснуть прямо за столом, он широко распахнул глаза и стал смотреть по сторонам. Взгляд его снова упал на преподавательский стол. Хагрид что-то пил из огромного кубка, профессор МакГонагалл беседовала с Дамблдором, профессор Квиррелл в нелепом тюрбане разговаривал с неизвестным сальноволосым и крючконосым преподавателем. Крючконосый поднял глаза и уставился на Гарри.

"Ай! Дементор меня побери!"

"Матроскин, ты споткнулся?"

"Почти. Что за урод рядом с Квирреллом?"

— А кто это там разговаривает с профессором Квирреллом? — спросил Гарри у рыжеволосого старосты, имени которого он пока не запомнил.

— Ты уже знаешь Квиррелла? Рядом с ним профессор Снейп, преподает зельеварение. Но все считают, что он хочет занять место учителя Защиты от темных искусств. Он декан Слизерина, — сообщил староста, и шепотом добавил, — Говорят, большой знаток самих темных искусств.

"Ты слышал?"

"Ага. Еще один знаток. Вот развелось-то их, знатоков этих".

"Выглядит он жутковато".

"Позер! У настоящего знатока глаза должны быть красными, и в радиусе десяти метров вокруг него все должно застывать!"

"Правда?"

"Нет".

Дамблдор снова поднялся. Что-то говорил. О каком-то Запретном лесе и коридоре. Но Гарри уже не мог нормально воспринимать информацию. Детский организм требовал сна. После речи директора пели какой-то нелепый гимн, и мальчик изо всех сил сдерживался, чтобы не зевнуть.

Наконец, все школьники поднялись и отправились в спальни. Несколько лестничных пролетов, несколько поворотов, множество похожих портретов. Гарри был уверен, что дорогу он не запомнил.

Матроскин действительно занял лучшее место для Гарри — кровать у окна, вдали от входа. Мальчик переоделся в пижаму, кинул куда-то мантию, рубашку и джинсы, и уснул сразу, как только голова коснулась подушки. Даже полог кровати не задернул. А черно-белый кот еще долго смотрел в окно...

* * *

Я вернулся с прогулки и снова смотрю на белый потолок. Где-то вдали играет приятная музыка. Мэри, конечно, противная, но играет на фортепиано великолепно. Я люблю музыку. Под нее хорошо вспоминать... и думать. А мне нужно многое вспомнить и о многом подумать.

Моя память — словно рваное лоскутное одеяло. И эти лоскуты выделяются яркими пятнами на белом фоне. Фон этот — пустота и неизвестность. Я помню отдельные имена — Ксенон, Ибер, Амбра и много других. Хотя, это даже не имена — прозвища. Когда в памяти всплывают лица, я могу сказать, кого из них как звали. Но спросите меня сейчас, кто такой Ибер, и я отвечу, что не имею ни малейшего представления. Хотя, одно имя-прозвище я все же помню лучше других, как и человека, носящего его. Не смогу забыть. Никогда.

Пытаюсь вспомнить события прошлого, а вспоминаю лишь свою смерь. Тот день — самый яркий лоскут моей памяти. Их было немного, но, кажется, все те люди — носители прозвищ, там были. И глаза... Жалостливые, презрительные. Разные.

Две пары глаз я запомнил лучше остальных. Один взгляд полон сочувствия и скорби, другой — презрения. Угадайте, кто произнес тогда заклинание?

Я умер от обычной Авады Кедавры, без боли и страха. Не успел тогда ничего осознать. Всего два слова, и человека больше не существует. И нет больше возможности узнать, понять за что. Но не в моем случае!

Один волшебник каким-то образом смог раздобыть древнейший артефакт, и решил поиграть в Повелителя смерти. И если я сейчас могу мыслить — значит, у него получилось. Не лучшим образом, но все же. Не совсем жив, но и не мертв. Кажется, того волшебника звали Эксторис. Дурацкое прозвище!

Я был магом восьмой ступени, сейчас я ничто. Я мечтал и строил планы, сейчас я смотрю в потолок. Я жил в предвкушении чего-то великого, теперь я лишь существую. А существую ли? Может, мне так только кажется?

Мне удалось узнать, что календарь на стене — не чья-то злая шутка. Сейчас действительно тысяча девятьсот восьмидесятый год. Как такое может быть?

Идет какая-то бессмысленная война двух псевдотайных организаций. Если эту комедию вообще можно назвать прекрасным словом война. Да, настоящие войны прекрасны в своей ужасности! Когда ты живешь будущим, жертвуя настоящим. Нет, не так. Человек всегда живет настоящим, но ради прекрасного будущего. Настоящее — серость и уныние, а в случае войн — предвкушение. Уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю! Любая дверь, закрывающаяся за тобой, открывает несколько новых. А к смерти можно привыкнуть так же легко, как можно привыкнуть просыпаться каждый день в пять утра. Жаль, не к своей.

В какой фарс люди способны превратить замечательную идею! Идея была отчасти моей, что еще неприятнее. Я бы сказал обиднее, но обижаются лишь глупцы. Но я все-таки ничто, а не глупец. Прошу не путать с "никто", тогда бы я имел душу.

Душу? А она существует? У некоторых маглов есть мнение, что существенно лишь то, что имеет внешнее проявление. У человека есть голос, глаза, нос и уши. А душу-то, душу кто-нибудь видел или слышал? Но я не могу согласиться. Вот возьмем, к примеру, такое прекрасное чувство, как ненависть... Разве она имеет внешние проявления на начальных стадиях? Нет, я могу ненавидеть человека, и улыбаться ему. Так это я еще не специалист в таком деле! Есть те, кто друзей и родных ненавидят, и живут они с этой ненавистью всю жизнь, и всю их жизнь она не имеет внешнего проявления. Значит, она где-то внутри. Но где? Не в почках же или кишечнике! В душе, не иначе. Таким образом, ненависть доказывает существование души. И раз уж я испытываю ненависть, значит, душа у меня все же имеется. Только, кажется, я ее когда-то продал? Не ненависть, упаси Мерлин, — душу. Если бы я продал ненависть, меня бы сейчас здесь не было. Ненависть — то, что держит меня на этом свете.

Итак, что я имею? Ненависть. Что я потерял? Все. Тело, душу, магию, знания, понятия о чести и долге, принципы. Ну вот, теперь чаша весов приблизилась к равновесию.

За секунду до смерти я подумал — за что? Сейчас я могу ответить на этот вопрос. За все! Все, что я потерял. Раньше у меня были принципы, я знал, что поступать нужно должным образом, стараться следовать справедливости. Безусловно, мои понятия об этой справедливости отличались от общепринятых, но, тем не менее, они хотя бы были. Раньше я знал, что все в этой жизни покупается, продается, либо отнимается насильно. Спросили бы меня тогда, я бы сказал, что правильнее купить. Сейчас скажу — отнять!

Мне нужны магия и знания. Первое — не продается, второе — вполне можно купить. Но и то, и другое можно отнять! Теперь я это точно знаю.

Сейчас тысяча девятьсот восьмидесятый год...

Попытки объяснения магии напомнили мне фильм "Матрица" и фразу "ложки нет", но я могу представить магию лишь в таком виде. В школе все мы проходили физику и знаем, что есть определенные физические законы, и уж человек точно никак не может летать на метле (разве что, в метлу будет встроен ядерный ракетный двигатель или еще какая-нибудь ерунда). И если мифы и легенды описывают богов, которым могут быть присущи любые качества и способности, то Роулинг в своих книгах описала людей. В целом, вполне обычных. Вот автор и пытается понять, как вполне обычные люди способны нарушать все законы этого мира. И да, глава, по-прежнему, отчаянно небечена, как и все последующие.

* * *

— Вот он, смотри!

— Где?

— Рядом с высоким рыжим мальчиком.

— Это который в очках?

— Ты видел его лицо?

— Ты видел его шрам?

Этот шепот Гарри слышал со всех сторон, начиная с того утра, как проснулся в круглой спальне первокурсников-гриффиндорцев. У кабинетов, в которых проходили занятия Гарри, "случайно" собирались толпы студентов, желающих взглянуть на него. Некоторые школьники по несколько раз специально проходили мимо черноволосого неприметного мальчика в круглых очках. А сам мальчик разрывался между желанием сбежать оттуда, и выкрикнуть что-нибудь экстравагантное — дабы отвадить желающих на него поглазеть.

Матроскин посоветовал заговорить с ними на змеином языке, но когда Гарри уже собирался это сделать, кот зашипел, выгнул спину и закричал, что мальчик идиот, раз не может отличить шутку, от настоящего совета. Правда, потом извинился. Сказал, что просто могло произойти что-нибудь непоправимое.

Нужно отметить, что Матроскин старался не привлекать к себе лишнее внимание. На некоторых уроках он присутствовал и сидел с гордо вздернутой мордой за столом. На других же, например, Астрономии и Травологии, он не появлялся, предпочитая оставаться в спальне или побродить по замку.

Гриффиндорцы буквально боролись во время завтраков, обедов и ужинов за место рядом с Гарри Поттером. Но справа всегда сидел Рон Уизли. Рыжий мальчишка не нравился Гарри. Он жаловался на свою семью, учителей, справедливо снимающих с него баллы, называл нехорошими словами. Слизеринцев ненавидел априори и рассказывал страшные истории о злом и ужасном профессоре Зельеварения. Еще Рон очень гордился тем, что всегда и везде ходил, сидел, читал (или делал вид, что читает) рядом с Гарри Поттером.

Сам Гарри Поттер хотел избавиться от общества надоедливого одноклассника, но Матроскин посоветовал не делать этого. Сказал, что Рон Уизли может быть настоящим другом, и настоящий друг — не тот, с кем весело и интересно, а тот, кто не предаст. Когда Гарри спросил, почему он считает, что Рон может быть настоящим другом, кот сказал, что понятия не имеет, друг он или нет, но отношения лучше ни с кем лишний раз не портить. А понять о том, кто друг можно только спустя годы, если не десятилетия.

Еще Гарри никак не мог запомнить расположение кабинетов, нужные повороты и проходы. Если с ним шел Матроскин — проблем не возникало, но вот Рон Уизли в этом деле точно был не помощником. Гарри вообще казалось, что в Хогвартсе все меняется, и сегодня все иначе, чем было вчера. Матроскин подтвердил, что это действительно так. А все из-за чар ненаходимости. Получается, что Хогвартса не существует, а лишь существенное — подчиняется законам этого мира. Сложнейшая магия десятой ступени, даже на границе десятой и одиннадцатой... Основатели были великими волшебниками!

Еще мальчика ужасно раздражал школьный полтергейст Пивз, который выдергивал из под ног ковры или ронял студентам на головы корзины с бумагой. Казалось, хуже Пивза никого и быть не может, но Гарри ошибался...

Школьный завхоз Филч оказался куда более неприятной личностью. В первое же утро Гарри и Рон обратили на себя его внимание. Филч застал их в тот момент, когда они пытались открыть одну из дверей. К несчастью, выяснилось, что именно эта дверь вела в запретный коридор на третьем этаже, о котором говорил Дамблдор на праздничном ужине. Завхоз и слушать не хотел, что первокурсники пытались найти кабинет Истории магии!

У Филча была кошка — тощее пыльно-серое создание по кличке миссис Норрис, которую сразу невзлюбил Матроскин. Она в одиночку патрулировала коридоры, но стоило ей заметить нарушение, как ее хозяин появлялся через пару секунд. Гарри казалось странным, что к облезлой крысе Коросте Матроскин отнесся нормально, а миссис Норрис — невзлюбил.

Найти нужный кабинет было сложно, но многие занятия оказывались еще сложнее. Волшебство не сводилось к помахиванию волшебной палочкой и произнесению набора странных слов на древнем языке.

Каждую среду в полночь проходили уроки Астрономии, на которых задавали огромнейшие домашние задания, суть которых заключалась в заучивании названий и движений звезд и планет. Матроскин сказал, что это бессмысленная трата времени, астрономия, как наука, мало кому пригодится.

Три раза в неделю проходили уроки Травологии, которые вела низкорослая волшебница, декан факультета Хаффлпафф — профессор Спраут. Гарри нужно было запомнить множество зубодробительных названий волшебных трав и грибов, способы их применения и правила выращивания.

Самыми утомительными занятиями были История магии и Защита от темных искусств. Первый предмет вел призрак, который эффектно появился прямо из стены, когда прозвенел звонок. Но сам урок, в отличие от появления профессора Биннса, эффектным нельзя было назвать даже с натяжкой. Призрак монотонно бубнил что-то себе под нос, и Матроскин посоветовал проводить этот урок в библиотеке, читая учебник по Истории магии.

Заика профессор Квиррелл сумел превратить урок Защиты от темных искусств в юмористическое шоу. Весь кабинет был обвешан чесноком, которым профессор надеялся отпугнуть вампиров. Странный тюрбан на голове Квиррелла тоже не прибавлял занятиям серьезности. Близнецы Уизли поговаривали, будто в нем тоже чеснок, Гарри предположил, что, судя по запаху, там может лежать заначка из тыквенной каши и тухлых яиц — на черный день. Но Матроскин с подозрением отнесся к Квирреллу. У кота начинала болеть голова в его присутствии.

Профессор Флитвик — крошечный преподаватель Заклинаний и декан факультета Рейвенкло, Гарри понравился. Даже несмотря на то, что тот смешно стоял на стопке книг, а когда зачитывал список студентов, на фамилии Поттер, свалился с этой стопки. Он умел простыми словами объяснять сложные вещи, а не зачитывал куски из учебника, которые Гарри и сам мог прочитать.

На уроке Трансфигурации Матроскин решил, что Гарри необходимо сесть за первую или вторую парту, и все внимательно слушать. Трансфигурация — сложнейший предмет, который объясняет всю теорию тринадцати ступеней просвещения. Основа магии — трансфигурация. Преобразование чего-то несущественного в сущее. Любое заклинание — трансфигурация магии пространства. Маг тринадцатой ступени, теоретически, может создать все из ничего, или превратить все в ничто. Высшая, нет, высочайшая трансфигурация. Взять, к примеру, ту же Аваду Кедавру. Это самое устойчивое заклинание, поэтому не каждый маг сможет его использовать. Маг пятой ступени — не может. Это трансфигурация магии пространства в проклятие, которое должно кого-либо уничтожить. Любой щит — тоже трансфигурация, но он — менее устойчив, чем Непростительные. Всегда. Лишь маг тринадцатой ступени способен нейтрализовать их действие, так как способен, в целом, на любую трансфигурацию.

До сих пор нет единого мнения о том, духовна ли сила мага, или это физическая величина, поддающаяся конкретному измерению. Известно лишь то, что магом нужно родиться. А дальше, сила волшебника может варьироваться. Но лишь в пределах двух ступеней, не более.

Матроскин полагал, что эта сила — духовная. Нужно чувствовать то, что все в нашем мире — едино или несущественно. Не знать, а именно чувствовать. И чем глубже, лучше маг это чувствует, тем меньше ему нужно знать заклинаний, и тем выше его ступень. В пример кот приводил себя. Он, будучи всего лишь животным, был магом (или волшебным котом, не суть) пятой ступени просвещения. Но знал в чем суть этих ступеней. Его знаний должно было хватить минимум на восьмую ступень, но знания — лишь часть. Важнее глубина чувств. Когда волшебник чувствует, что камень и воздух — это одно и то же. Не представляет, а просто чувствует, осознает, понимает.

В целом, подобные изыскания свойственны и маглам. Они уже разобрались, что все состоит из атомов, что при соединении одних и тех же элементов в разном порядке и количестве, получаются разные вещества. Та же трансфигурация. За это Матроскин и не любил маглов. Они знают (частично), но не чувствуют. При этом, в отличие от сквибов, которые тоже не особо чувствуют суть мироздания, пытаются все же действовать. Выходит у них, обычно, что-то паршивое. Хотя, магловская пуля, выпущенная из автомата, неплохо заменяет Аваду Кедавру. Даже по устойчивости они близки. Но Смертельное проклятие, все же, устойчивее. Если пуля попадет в ногу — человек будет ранен, но не умрет, место попадания Авады — не важно.

Это все Гарри знал от Матроскина. Но вот почувствовать, что камень и воздух — это одно и то же, не получалось. Камень можно потрогать, им можно ударить, он, в любом случае, существенен, материален. Матроскин доказывал обратное, говоря, что даже камень и мысль человека — одно и то же, поэтому и существует легилименция. Это тоже трансфигурация магии пространства во что-то, в данном случае, в мысли. Причем, в конкретные.

"Тогда кто я? Если даже мои мысли — общее достояние магии?" — спрашивал кота Гарри.

"Ты сам — общее достояние магии. Мыслишь сейчас в правильном русле. Ты — ничто и все, как и камень, и воздух, и мысли. Есть даже такой раздел — трансфигурация человека, проходят его на шестом и седьмом курсе. Если ты поддаешься трансфигурации, значит ты такой же, как и все остальное".

"Но я не ощущаю себя таким же, как камень!" — возражал Гарри.

"И зря. Если хочешь быть хорошим волшебником — должен! Тринадцатая ступень — полное слияние с сутью этого мира. Когда ты — человек, воздух, мысль, время, пространство. Таких волшебников никогда не существовало как раз потому, что все мы ощущаем себя людьми. Материальными объектами материального мира. Но это ложь. Ты — ничто и все сразу, грань сущего и абсолютной пустоты, заслонка между физическими законами этого мира, известными и маглам, и пространством, где не действует ни один из известных законов, где ты — автор этих законов, где время может идти в другом направлении, люди могут ходить по потолку, рождаться стариками и умирать в пеленках".

Профессор МакГонагалл не читала подобных лекций, не стала рассказывать о ступенях просвещения, заставлять детей пытаться почувствовать себя камнем или воздухом. Но она произнесла довольно длинную речь, заставившую студентов усомниться в своих способностях к магии. Строгая женщина в качестве демонстрации превратила свой стол в свинью, и обратно. Теперь Гарри смотрел на стол, и внушал себе, что стол и свинья — это одно и то же.

Профессор МакГонагалл дала всем по спичке и сказала, что они должны превратить эти спички в иголки. Для этого нужно было произнести заклинание, но Матроскин, притворившийся спящим на первой парте, сказал, что это лишнее.

"Пробуй без заклинания".

"Как?"

"Я не согласен с системой обучения в Хогвартсе. Здесь невербальные заклинания начинают проходить лишь на шестом курсе, а магию без заклинаний — не проходят вообще. Но она существует! И твоя отросшая челка, синие волосы учительницы, исчезнувшее стекло в зоопарке — тому доказательства".

"У меня не получится!" — Гарри внимательно разглядывал спичку, пытаясь представить ее иголкой.

"А у Волдеморта — получалось. И помни, что он еще не мертв. Как раз по той же причине, что у него получалось", — подначил Матроскин.

Гарри закрыл глаза, представил серебристую иголку. Открыл глаза. Перед ним — обычная спичка. Взмахнул палочкой. Все равно спичка. Снова закрыл глаза, представил, как спичка становится иголкой. Открыл глаза, направил палочку на спичку, и та стала иголкой, какую он только что представил. Большой такой — ее было проще представлять.

"У меня получилось, Матроскин!"

"Поздравляю! — отчего-то ехидно отозвался кот, открыв один глаз, чтобы оценить работу, — Только ты перед каждой трансфигурацией будешь устраивать сеанс медитации? Я представил картину, в тебя кидают заклинание, щитом от которого служит материальный объект — то есть трансфигурация магии во что-то твердое, пусть и в невидимое. А ты закрываешь глаза, говоришь противнику: "Сейчас, подождите, я сосредоточусь".

"Я потом научусь!" — после удачной попытки Гарри начал верить в свои силы.

"Надеюсь. Хотя, когда я был маленький, мне тоже так проще было, если я закрывал глаза и представлял".

К концу урока перед Гарри, к немалому удивлению профессора МакГонагалл, лежала иголка. Самая обычная, уже не большая, иголка. Матроскин посоветовал еще раз трансфигурировать ее до нормальных размеров, так как из меньшего сделать большее с помощью того заклинания, которое советовали использовать первокурсникам, было невозможно.

"И почему я не могу сказать, что использовал не заклинание, а просто представил иголку?"

"Дамблдор отправил тебя к маглам. Я тогда был в шоке, до сих пор не могу понять причин его поступка. Я тебе с пяти лет потихоньку начинал объяснять что-то, ведь магия — штука сложная, и семи лет обучения в Хогвартсе недостаточно. Но, согласись, будет выглядеть несколько странно, если ты, воспитанный Дурслями, будешь знать приемы трансфигурации, которые в школе не проходят? Вот Грейнджер старается что-то узнать, но и она еще не поняла многого. И не поймет. Перед ней лежит серебристая заостренная, но все-таки спичка".

Профессор МакГонагалл продемонстрировала всему классу иголку Гарри. Гермиона нахмурилась — на Травологии и Астрономии она показала лучший результат, и надеялась, что так будет всегда. Она ведь все делала правильно!

Гарри заработал для Гриффиндора десять баллов, и лично для себя — улыбку строгой преподавательницы.

После урока Трансфигурации Гарри заглянул в библиотеку и попросил у мадам Пинс любую книгу, где говорилось бы об анатомии свиней. Брови библиотекарши поползли вверх — это был первый в истории Хогвартса студент, интересующийся чем-то подобным. Но какая-то литература на эту тему все же нашлась.

Гарри сел за единственный свободный столик — большинство школьников стремились написать домашние задания в перерывах между уроками, чтобы вечером побездельничать или поиграть с друзьями в плюй-камни. Мальчик открыл книгу и начал читать, что организм любого животного состоит из клеток и определенные группы клеток образуют скопления, способные выполнять те или иные функции. Гарри впервые был рад тому, что Матроскина нет рядом, иначе он засмеял бы его, застав за чтением подобной литературы.

— Можно я сяду рядом, все места заняты, — спросила Гермиона.

— Садись, — Гарри мельком взглянул на девочку, и снова уткнулся в книгу.

— Ты читаешь про анатомию животных? — удивилась первокурсница, прочитав название книги, за которой скрылся ее одноклассник.

— Ага. Представляешь, я только что выяснил, что стол на семьдесят процентов состоит из воды. Нормальной температурой для стола считается тридцать девять градусов. А в коже стола различают три слоя: эпидермис, дерму и подкожный слой...

— С тобой все нормально? — скептически осведомилась Гермиона, понимая, что, кажется, кто-то сошел с ума от переутомления, не успев проучиться и недели.

— Да. Пойду, верну книгу. Она неинтересная. Лучше об анатомии камней почитать.

Теперь старый и не смешной анекдот про то, что человек на восемьдесят процентов огурец, приобрел для Гарри иной смысл...

* * *

Наконец, наступило утро пятницы. Гарри уже с нетерпением ждал выходных — учеба в Хогвартсе была утомительнее, чем в начальной школе Литтл Уингинга.

— Что у нас там сегодня? — спросил Гарри, посыпая сахаром овсянку.

— Сдвоенное Зельеварение со слизеринцами, — скривился Рон, — Профессор Снейп всегда и во всем их выгораживает. Он же их декан.

"Из этого мы можем сделать вывод, что рыжий мечтает, чтобы его деканом был профессор Снейп. Шляпа, видимо, что-то намудрила", — отозвался Матроскин.

Пока они завтракали, прибыла почта. В первый день Гарри даже испугался, когда в Большой зал влетело не меньше сотни птиц. Сейчас сов стало меньше, тогда, второго сентября, родители высылали детям забытые зубные щетки и поздравляли с началом нового учебного года.

Внезапно белая полярная сова направилась к Гарри, Матроскин от неожиданности отскочил в сторону, и случайно окунул хвост в тарелку Рона.

"Ненавижу белых сов, у меня с ними плохие воспоминания связаны! Догадался же Хагрид купить тебе именно такую. И вообще, — Матроскин посмотрел на свой хвост, испачканный в каше Рона, — Может, мы уже, наконец, придумаем ей имя?"

"Зачем? Она и на Сову откликается..."

"Дементор меня побери! — Матроскин облизнул кончик своего хвоста, — Невкусная сладкая каша! О, точно, малыш, давай назовем ее Дементором?"

Гарри отвязал письмо, на секунду задумавшись над тем, кто мог написать ему, и оглядел белую красивую сову. Нет, не так — Сову.

"Это будет... неожиданное имя".

"Имя как имя. Неожиданно будет, если ты назовешь ее Авадой Кедаврой. А что, представь, кто-то подходит к совятне, и слышит, — Матроскин закончил приведение хвоста в порядок и окинул взглядом полярное чудо в перьях, после чего продолжил сюсюкающим тоном, каким мамы могут разговаривать с маленькими детьми или хозяева со своими питомцами, — Ой ты моя дорогая Авада Кедавра, лети к моим любимым дяде и тете, передай им от меня весточку..."

Гарри, сбирающийся прочитать письмо от Хагрида, прыснул.

— Что там? — тут же заглянул в пергамент Рон.

— Хагрид на чай зовет, — немного раздраженно ответил Гарри, но потом более мягко добавил. — Хочешь, пойдем вместе?

— Будет здорово, — глаза рыжего мальчика загорелись, а Гарри вздохнул.

Если он надеялся в Хогвартсе встретить настоящих друзей, то его надеждам, похоже, не суждено сбыться. Но ведь Рон не сделал ему ничего плохого, и уж точно, он лучше Драко Малфоя, который ходит по школе с таким видом, будто уже является магом одиннадцатой ступени, как сам Мерлин.

Кабинет Снейпа находился в подземельях. Как и покои его подопечных. Здесь было холодно и довольно страшно. Вдоль стен стояли банки, в которых плавали заспиртованные животные. Матроскин оглядел мрачное помещение и произнес лишь одно слово: "позер".

Гарри сел за предпоследнюю парту. В этом кабинете ему не хотелось находиться близко к профессору. Особенно, после рассказов Рона. Ну и, зельеварение — та же трансфигурация. Как сказал Матроскин, даже более простая и понятная. Сам Матроскин, кстати, разместился на столе рядом с учебником Гарри и сейчас оглядывал класс. Хвост его был в неподвижном состоянии. За десять лет Гарри смог понять, что хвост — неподвластная Матроскину часть тела, и если он переживает или раздражен — хвост живет какой-то своей, собственной жизнью.

Снейп, как и другие преподаватели, начал урок со знакомства с классом. Так же, как и Флитвик, он остановился на фамилии Поттер, разве что не упал. Вместо этого он негромко произнес:

— О да, Гарри Поттер. Наша новая знаменитость...

Малфой прыснул. Кончик хвоста Матроскина на секунду поднялся, но тут же непринужденно лег на учебник.

Закончив знакомство с классом, Снейп обвел аудиторию внимательным взглядом черных глаз.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, — начал он.

Он говорил почти шепотом, но все слышали каждое его слово. Как и на уроке профессора МакГонагалл, никто не отважился перешептываться или заниматься посторонними делами.

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил Снейп. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства... могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.

После этой короткой речи царившая в классе тишина стала абсолютной. Гермиона Грейнджер нетерпеливо заерзала на стуле — судя по ее виду, ей не терпелось доказать, что уж ее никак нельзя отнести к стаду болванов.

— Поттер! — неожиданно произнес Снегг. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

— Напиток живой смерти... — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Гарри. Гермиона разочарованно опустила руку.

"Но это самое простое. Можно получить из этого суп или жареную курицу! — сказал Матроскин, — А можно — деньги, если приготовить зелье на продажу".

— Если я попрошу вас принести безоаровый камень, где вы будете его искать? — профессор внимательно смотрел на Гарри. Даже подошел ближе.

— В желудке козы... — то же, то ли вопрос, то ли утверждение. Ну, действительно, не будет же Гарри его там искать? Заглянет в шкаф с ингредиентами, в крайнем случае, в магазине купит. Еще неизвестно, что проще найти — камень, или козу!

"Спроси, подействует ли безоар, если его засунуть не в рот, а в задницу?"

— А в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха? — Снейп подошел еще ближе к предпоследней парте.

Гарри это все надоело. Вон Гермиона как руку тянет, скоро подпрыгивать начнет! Почему он только его спрашивает?

— Разница, очевидно, в фантазии людей, придумывающих названия для одного и того же растения, — довольно язвительно ответил Гарри, и потом еще более язвительно добавил, — сэр.

Черные глаза профессора расширились. Он приблизился к Гарри и низко наклонился.

— Да как вы смеете, Поттер, разговаривать со мной в таком тоне?

Гарри поднял глаза на Снейпа.

Гарри где-то в лесу. Неподалеку шумит река. К дереву верх тормашками привязан профессор Снейп. Полы мантии низко свисают, задевая землю. Штанов на профессоре почему-то не наблюдается. Гарри обходит его, в руках мальчика блокнот и самопишущее перо. Гарри зачем-то приглядывается к пятой точке полуголого мужчины. Мальчик еще раз обходит профессора. Изо рта мужчины течет пена. Гарри грустно вздыхает, и диктует самопишущему перу:

— Безоар не действует при ректальном применении. Опыт провалился.

Гарри смотрит прямо в глаза профессора Снейпа. Тот отчего-то побледнел и крепко сжал кулаки.

— Поттер, — столько ненависти в этом слове.

— Да, профессор? — мальчик делает самое невинное лицо, благо, школа Дурслей его этому научила.

"Матроскин! Убью!"

"Прямо сейчас? Будет как-то некрасиво, если ты на уроке убьешь своего кота..."

"Значит, убью после урока!"

"Сначала догони!"

Снейп еще раз окидывает Гарри внимательным взглядом, резко разворачивается и возвращается к своему столу.

"Матроскин, какого дракла ты в мою голову лезешь!?"

"Уже и пошутить нельзя?" — кот внимательно наблюдает за Снейпом.

"А если он Дамблдору расскажет о твоей шутке?"

"Не расскажет. Легилименция — не темная магия, но все же запрещенная. Понятие о свободе мыслей есть и у магов. Применение легилименции невозможно отследить, поэтому знающие люди ей и пользуются. Но никому об этом не говорят. Не представляю этого Снейпа, прибежавшего к Дамблдору, и заявляющего, что он только что, без веской причины, использовал легилименцию на первокурснике. Хотя, в случае если мы перейдем грань дозволенного — он прибежит".

"Какую грань?"

"Ну, скажем, если бы он увидел твои воспоминания о разговоре с Волдемортом, где ты, чисто гипотетически, соглашаешься ему помочь — он бы сообщил директору. А о маленькой сценке собственной смерти в твоих мыслях — не скажет. Тем более после того, как пытался унизить тебя перед всем классом. Логично, что ты не будешь желать ему счастья и добра".

После небольшой лекции варили простое зелье от фурункулов. Всех первокурсников разбили по парам. Гарри был в паре с Роном, но тот полностью доверил приготовление зелья своему приятелю. Гарри только попросил его растолочь змеиные клыки. Их зелье получилось вполне сносным, в отличие от зелья Невилла и Симуса. Невилл каким-то образом умудрился растопить котел, который сейчас лежал на столе в виде бесформенной кляксы. Зелье стекало на каменный пол. Все забрались на стулья, а сам Лонгботтом застонал от боли, так как кипящее зелье попало ему на руки.

— Идиот! — прорычал Снейп, одним движением ладони сметая варево в угол, — Вы добавили в зелье иглы дикобраза прежде, чем сняли котел с огня?

"Учись, малыш. Этот мерзкий человек, оказывается, сильный маг".

"В смысле?"

"Ну, помимо легилименции, он еще и зелье в угол загнал. Заметь, палочки в его руках нет".

Невилл вместо ответа заплакал.

— Отведите его в Больничное крыло, — скривившись, сказал Снейп Симусу, а потом повернулся к Гарри и Рону, работавшим за соседним столом, — Вы, Поттер, почему не сказали ему, что нельзя добавлять в кипящее зелье иглы дикобраза? Или вы думали, что если он ошибется, ваше зелье будет выглядеть лучшим? Минус пять баллов с Гриффиндора.

Однако в глаза мальчику профессор больше не желал заглядывать. Мало ли, что там в его голове творится...

Гарри открыл рот, собираясь сказать, что он вообще-то смотрел в свой котел, а следить за всеми студентами — обязанность преподавателя. Но Рон вовремя пнул его под столом.

— Не нарывайся, — прошептал рыжеволосый одноклассник, — Я слышал, что он может сильно навредить.

Час спустя первокурсники вышли из темных подземелий. Гарри зажмурился от яркого света. Радостное настроение, в котором мальчик пребывал еще утром, куда-то улетучилось. Он был немного зол на Матроскина за его шутку. Вдруг профессор все же расскажет директору о странных мыслях Гарри Поттера. И что тогда делать? Рассказать про Матроскина в своей голове нельзя, этот Снейп пустит кота на опыты, или того хуже.

Без пяти три Гарри и Рон вышли из замка, и пошли по тропинке к хижине Хагрида. Он жил в маленьком деревянном доме на опушке Запретного леса. Над входной дверью висел лук и пара галош.

Когда Гарри постучал в дверь, ребята услышали, как кто-то отчаянно скребется в нее с той стороны и оглушительно лает. А через мгновение до них донесся зычный голос Хагрида:

— Назад, Клык, назад!

Дверь приоткрылась, и за ней показалось знакомое лицо, заросшее волосами.

— Заходите, — пригласил Хагрид. — Назад, Клык!

Хагрид шире распахнул дверь, еле удерживая за ошейник огромную черную собаку. Гарри пришел с Матроскиным, и собака отреагировала соответствующим образом. Хотя, как потом понял мальчик, не совсем соответствующим. Кот интересовал Клыка исключительно в исследовательских целях. Пес понюхал Мароскина, и шершавым языком лизнул ему бок. Кот поспешил убраться как можно дальше, не желая потом пару дней вонять псиной.

— Вы... ээ... чувствуйте себя, как дома. Устраивайтесь, — сказал Хагрид.

— Это Рон, — представил своего одноклассника Гарри.

В это время Хагрид разливал чай в огромные чашки и выкладывал на тарелку кексы. Кексы соприкасались с фарфором с таким звуком, что никаких сомнений в их свежести не возникало — они давным-давно засохли.

"Теперь-то ты можешь представить, что кекс и камень — это одно и то же?" — Матроскин скептически оглядел угощение.

Рон и Гарри сделали вид, что камни-кексы им очень нравятся, и принялись рассказывать о первых днях в школе. Ну, как принялись... говорил, в основном, Рон. Гарри за десять лет жизни у Дурслей не привык кому-либо рассказывать о событиях, делиться переживаниями. Кроме Матроскина, разумеется.

Хагрид внимательно выслушал жалобы на профессора Снейпа и Филча, и даже назвал последнего старым мерзавцем.

Рон начал рассказывать о работе своего брата Чарли, лесничий задавал ему вопросы, а Гарри просто осматривал комнату.

"Интересно, в доме одна комната... А где туалет?"

"Ха! — отозвался Матроскин, — За домом, полагаю. Может, он спонсирует уроки Травологии удобрениями?"

Гарри заметил на столе выпуск "Ежедневного пророка", и от скуки принялся листать газету. Ничего интересного там не обнаружилось. Говорилось о назначении нового волшебника на должность главы Комитета по обезвреживанию опасных существ, и о том, что продолжается расследование ограбления в банке "Гринготтс".

"Матроскин, банк ограбили тридцать первого июля, как раз в мой День Рождения!"

"Я просто счастлив от этого. Не могу передать словами свое состояние!" — Матроскин уже засыпал в кресле, а Гарри своим замечанием ему лишь помешал.

Мальчик знал, что Матроскин любит поспать подольше. Вернее, ему приходится спать дольше. Кошачий организм требует не меньше пятнадцати часов сна в сутки.

Когда мальчики возвращались обратно в замок, их карманы были полны каменных кексов, от которых они из вежливости не отказались.

* * *

Гарри сидел на траве в ожидании урока полетов. Светило яркое солнце, дул легкий ветерок. Только слизеринцы, уже пришедшие на место, портили картину. Поэтому мальчик устроился в стороне. Не то, чтобы он боялся. Правильнее сказать, опасался. И почему он ушел раньше других из Большого зала? Наверно потому, что Рон с Дином Томасом, сидящие от него по разные стороны, ругались и обзывали друг друга из-за любви одного к квиддичу, а другого — к футболу. Гарри просто молча встал и ушел.

— Ты куда пропал, дружище? — Рон сел рядом с Гарри, хлопнув его по плечу.

— Вы так мило обсуждали квиддич и футбол, что я решил вам не мешать.

Рон засмеялся, словно Гарри сказал какую-то остроумную шутку.

— Чего вы ждете? — рявкнула мадам Трюк, учитель полетов и судья в школьных квиддичных матчах, — Встаньте напротив метел. Вытяните правую руку вперед и скажите: "Вверх!"

"Я — воздух, я — магнит для этой метлы..." — Гарри занимался самовнушением.

"Ну-ну, смотри, еще срастешься с метлой. Тоже мне, магнит нашелся", — раздался в голове сонный голос. Очевидно, подумать спокойно у Гарри не получится. Или думать нужно в другой плоскости магии. Знать бы еще, что это...

— Вверх! — дружных хор голосов, сопровождаемый недружным шевелением метел.

Метла Гарри сразу прыгнула ему в руку. Но так было далеко не у всех. Метла Невилла даже не сдвинулась с места, а уборочный инвентарь Гермионы покатился по земле и сбил с ног Симуса.

Через пятнадцать минут, когда команда "вверх" срабатывала уже у всех студентов, мадам Трюк объяснила, как нужно правильно держать метлу.

— А теперь, по моему свистку, вы с силой оттолкнетесь от земли. Вы крепко держите метлу, поднимаетесь вверх на полтора метра, затем опускаетесь на землю. Для этого нужно наклониться вперед. Итак, один, два...

Невилл, явно испуганный перспективой остаться на земле, когда все взлетят, рванул вверх, не дождавшись свистка.

— Вернись, мальчик! — закричала мадам Трюк, но Невилл лишь стремительно поднимался вверх. Два метра, четыре, шесть... Гарри видел его лицо... бледное, испуганное.

Бум! Тело Невилла рухнуло на землю, а метла все продолжала подниматься. Мадам Трюк склонилась над мальчиком.

— Сломано запястье, — с облегчением констатировала волшебница. — Вставай, мальчик. Вставай! Сейчас я отведу его в Больничное крыло, а вы ждите меня и ничего не делайте. Чтобы ни одной метлы в воздухе, иначе вылетите из школы раньше, чем успеете сказать слово "квиддич".

Мадам Трюк приобняла заплаканного Невилла, и повела мальчика в сторону замка. Как только они отошли достаточно далеко, Малфой расхохотался.

— Вы видели его физиономию? Вот неуклюжий! Настоящий мешок!

Остальные первокурсники из Слизерина рассмеялись.

— Заткнись, Малфой, — оборвала его Парвати Патил.

— О, ты заступаешься за этого придурка Лонгботтома? — спросила Пэнси Паркинсон, девочка из Слизерина с грубыми чертами лица. — Не знала, что тебе нравятся толстые плаксивые мальчишки.

— Смотрите, это же напоминалка, которую прислала Лонгботтому его бабка! — Малфой поднял с земли стеклянный шарик.

— Отдай ее мне, — негромко сказал Гарри. Все почему-то сразу замерли.

"Ты-то куда лезешь, защитник сирых и убогих!" — услышал Гарри в своей голове.

— Я думаю, что положу ее куда-нибудь, чтобы Лонгботтому пришлось поискать. Например, на дерево, — Малфой перекинул ногу через метлу, намереваясь взлететь.

— Мяу! — раздалось прямо за спиной у слизеринца. Малфой от неожиданности подпрыгнул и выронил напоминалку. Гарри ее тут же подобрал.

— Не знал, что ты боишься кошек... — задумчиво произнес Гарри, рассматривая шар, который приобрел красный оттенок. Что же он забыл? — Ты не переживай, детские страхи, говорят, с возрастом проходят.

Малфой зло посмотрел на Гарри, но ответить что-либо не успел. Вернулась мадам Трюк, и урок продолжился. У всех к концу занятия получалось вполне сносно взлетать на небольшую высоту. У Гарри и еще нескольких первокурсников — лучше других. Мальчику понравилось летать. И там, в небе, легко было представить, что ты — воздух, понимая, что по физическим законам этого мира, человек должен шмякнуться на землю.

Малфой желал отомстить Гарри Поттеру и его проклятому коту за то, что те опозорили его перед всем классом на первом уроке полетов. С котом вышло недоразумение — Драко попытался бросить в него Ступефай, но почему-то угодил в рыцарские доспехи. Причем доспехи стояли справа от намеченного курса заклинания. Хорошо хоть, Поттер этого не увидел, а то бы засмеял, сказав, что он не может попасть даже в неподвижную цель. А Матроскин сидел неподвижно посреди коридора, изображая памятник Чеширскому коту в Регенсбурге. И, хоть Поттер не увидел фиаско Малфоя, но падающие доспехи наделали много шума. Из соседнего класса выглянула профессор МакГонагалл, и сняла двадцать баллов со Слизерина.

После этого Малфой невзлюбил кота и Поттера еще больше. При первом же удобном случае, он вызвал на дуэль... Рона Уизли. Он бы, конечно, хотел вызвать Поттера, но его почему-то не задевали комментарии насчет родителей, жизни с маглами и поношенной одежды. На самом деле — задевали. Но внутренний голос, то есть голос Матроскина, мог вовремя остудить пыл Гарри. Пришлось Малфою переключить свое внимание на Уизли. Тот сразу повелся. У него внутреннего кошачьего голоса не было. Только вот незадача, рыжий назначил своим секундантом Поттера.

Но вечером, перед дуэлью, у Гарри разболелся живот. Сам мальчик не хотел, чтобы Малфой подумал, будто он слабый и просто испугался. Гарри намеревался пойти в полночь в Зал славы, но Матроскин настоял на предварительном посещении Больничного крыла. Мальчика оставили там на ночь, бело-черный кот свернулся клубком в его ногах. И нет, конечно же, Матроскин не имел никакого отношения к внезапной болезни Гарри. Просто случайность.

Когда Гарри заснул, Матроскин перебрался от ног мальчика к голове, положил мордочку к уху, и удобно устроился под боком ребенка.

"Извини, что я так сделал. Мы не можем сейчас попадать лишний раз в неприятности... пока во всем не разберемся. Хотя в них лучше вообще не попадать. Ты еще очень плохо знаешь жизнь, малыш. И лучше ее не знать..."

Как выяснилось утром, у Рона, Невилла, которого рыжий взял вместо Гарри в секунданты, и Гермионы, неизвестно как оказавшейся в их компании, ночь была весьма занимательной. Они убегали от Филча, который поджидал их вместо Малфоя. Но никто не умер, ничего страшного не произошло, детям удалось сбежать от завхоза и его кошки. Гарри было немного стыдно за его неуместную болезнь.

Больше всего Рону хотелось отомстить Малфою, но белобрысому отомстил Матроскин. По традиции, он подкинул дохлую крысу в кровать Малфоя, сумев как-то пробраться в спальни Слизерина. Правда, кот считал, что лучшей местью было бы подкинуть туда дохлую Коросту, тогда бы удалось одновременно отомстить и Рону — за его глупость. Но все же Матроскин не стал так делать, заявив, к немалому удивлению Гарри, что Короста — штука пыльная и, на первый взгляд, бессмысленная, но она может быть полезной. Интересно, чем?

Следующие недели проходили однообразно. Одни и те же уроки, одни и те же лица, одни и те же коридоры Хогвартса и кабинеты. Гарри хотелось остаться в тишине. Он слишком привык к одиночеству в своем чулане, что от общения с множеством новых людей испытывал дискомфорт. Но как можно остаться в тишине, если в твои друзья, неизвестно почему и зачем, записался Рон Уизли? А у этого шумного ребенка с плоским чувством юмора, в школе учились еще и братья! И если Перси Уизли, староста Гриффиндора, надоедал только своими нравоучениями, то близнецы — Фред и Джордж могли спокойно взорвать что-нибудь прямо под носом Гарри. И неважно, что он в этот момент писал эссе по самому важному предмету — Трансфигурации.

Единственным местом, где было тихо и спокойно, оставалась библиотека. Мадам Пинс просто не потерпела бы шума в святая святых Хогвартса! Иногда Гарри скрывался ото всех там, и там же регулярно бывала Гермиона Грейнджер. К ней мальчик испытывал противоречивые чувства. Она порой раздражала его больше Рона своими нравоучениями, которые были еще похуже, чем нравоучения Перси. Но, с другой стороны, она, как заметил Матроскин, стремилась... Пусть неправильно, не особо успешно, но стремилась. Кот сказал, что шестая ступень просвещения ей обеспечена. Выше — маловероятно. Школьная библиотека не рассчитана на продвижение вперед.

Можно заучить все заклинания, прочитать кучу книг о магии, в том числе и темной, можно многое знать, но не чувствовать. Матроскин так вообще ненавидел заклинания.

"Это лишнее", — говорил кот.

"Почему? Мы же их учим, они помогают что-либо сделать!"

"Они упрощают суть. Представь, что тебе нужно выучить иностранный язык. Ты читаешь много учебников, разучиваешь нужные конструкции, но этот язык не станет для тебя родным. Эти конструкции — обобщение. Чтобы язык был родной, нужно воспринимать его с детства, нужно на нем думать, постоянно слышать речь. Тогда ты не будешь знать язык, ты будешь его чувствовать. Тебе будет легко видоизменить слово, придать ему более экспрессивный или уничижительный оттенок, не зная никаких правил видоизменения слов, — рассказывал Матроскин, расположившись на коленях Гарри, пока мальчик читал какую-то неинтересную книгу, вернее, просто смотрел в нее, — В магии то же самое. Заклинание — конструкция. Ты словами лишь помогаешь себе, но у сильного мага в голове возникает желаемый образ, а не слово. Слова — мусор. Ты видишь, как легилименты способны просматривать твои воспоминания, мысли и чувства. Без слов. Ты не рассказываешь ничего о своей жизни, а они о ней уже знают. Если Грейнджер не задумывается над тем, что происходит, когда она произносит заклинание — не быть ей сильной волшебницей. Почему заклинание Империо — способно подчинять? Лишь потому, что это слово с латыни переводится как подчинение, власть, приказ. Магия пространства воспринимает, в целом, любой язык. Можно сказать на английском, если ты сильный маг — подействует. Но суть ведь не в этом! Я могу хоть тысячу раз повторить: Империо, империо, империо, а никто мне подчиняться не станет. Суть в моем желании подстроить часть мира, в данном случае, конкретного человека, под свои собственные физические законы. Изменить законы этого мира. Так зачем говорить слово, если суть не в нем? Ритуалы, заклинания, артефакты — проводники магии, а не сама магия. Но порой, без них не обойтись".

Гермиона, как обычно, уткнулась в книгу, не замечая ничего вокруг. Она, действительно молодец, что в отличие от того стада болванов, как выразился Снейп, хотя бы пытается.

Матроскин спрыгнул с колен Гарри и пошел оглядывать книжные полки. Вернулся он спустя полчаса. Почему-то недовольный.

"Здесь нет ни одной нормальной книги!" — однозначно заявил он.

"Почему?"

"Должно быть потому, что их кто-то забрал!" — этот ответ показался Гарри странным.

"Кто?"

"Нам нужно учиться. Сейчас и ты, и я — маги пятой ступени. Теоретически, моя ступень выше, но я не могу использовать палочку, а без нее — заклинания шестой ступени мне уже не даются", — грустно произнес Матроскин.

"Мне вообще никакие заклинания без палочки не даются!"

"Это плохо. Надо с этим что-то делать. Палочка — вещь нужная. Она — как заклинания. Можно и без нее, но с ней проще. Если умеешь колдовать без палочки, с палочкой получится лучше. Так же как, если можешь без заклинаний, сами заклинания получатся с первого раза".

"Не совсем понял, что ты имеешь ввиду..."

"Ну, смотри, — принялся объяснять Матроскин, расхаживая по столу, — Знаешь же, есть картофелечистка? Но ведь можно использовать нож. Да, с ним будет сложнее, но картошку ты все равно почистишь. Зато после этого использование картофелечистки покажется просто раем! Хотя, это не самый удачный пример. Приведу другой. Вот ты, теоретически, можешь дойти пешком от Литтл Уингинга до Лондона, так? Но ведь поехать на поезде проще! При этом, если ты вообще перестанешь ходить — это приведет к ожирению. Станешь вторым Дадли! То есть, можно использовать вспомогательные приспособления, которые делают жизнь, а в нашем случае — магию, проще. Но злоупотреблять ими не стоит. Иначе — деградация".

У Гарри голова шла кругом — все как обычно. Лекции Матроскина были интересными, но трудными для осмысления одиннадцатилетним ребенком. Хоть кот и пытался приводить примеры из повседневной жизни, дабы облегчить понимание.

"Но какая разница? Использую я проводник — палочку. Так ведь проще, и уровень моего владения магией будет выше!"

"Ага. Представь, в бою ты лишаешься палочки, и что? Ты не сможешь даже послать в противника элементарную Таранталлегру или поставить щит, чтобы выиграть время и аппарировать куда подальше. Это в дуэлях потеря палочки — поражение. В реальном бою и побег, порой, — выигрыш".

"Ты так часто говоришь про бой, сражения... С чего ты взял, что мне это вообще пригодится?"

"Дай Мерлин, чтобы не пригодилось", — произнес Матроскин, и уселся на лекции Гарри по Зельеварению.

Два месяца пролетели быстрее, чем неделя жизни в доме Дурслей. В один прекрасный день, проснувшись, Гарри почувствовал восхитительный запах запеченной тыквы — непременного атрибута Хэллоуина.

На уроке Чар, наконец-то, приступили к практике. Профессор Флитвик разбил всех учеников на пары. Гарри очень обрадовался, что его поставили в пару с Симусом Финниганом. Не с Роном Уизли, не с Невиллом, который жалостливо смотрел на Гарри, а с тем одноклассником, с которым Гарри почти не общался. А вот рыжему не повезло, ему в напарники досталась Гермиона Грейнджер. Хотя, сама Гермиона тоже была не в восторге.

Большинству первокурсников оказалось непросто достичь результата в чарах левитации. Гарри знал, нет, чувствовал, что у него получится, поэтому пока просто наблюдал за попытками Симуса заставить перо летать. Мальчик не хотел привлекать к себе лишнее внимание, быть знаменитостью — очень непросто. Еще не хватало быть лучшим студентом в классе! Симусу удалось, но не совсем то, что было нужно. Он умудрился поджечь перо! Пришлось просить у профессора Флитвика новое.

У Уизли тоже не получалось, он размахивал своими руками, словно ветряная мельница. А Гарри знал, что для преобразования магии пространства в заклинание нужны сосредоточенность, спокойствие и уверенность в своих силах, как минимум. Видимо, у Рона ничего из этого не было.

— Ты неправильно произносишь заклинание, — донесся до Гарри голос Гермионы, — Нужно произносить Вин-гар-диум Леви-о-са. В слоге "гар" должна быть длинная "а".

Эх, жаль, Матроскина на уроке не было, он бы сумел развеселить Гарри, прокомментировав действия Рона и замечание Гермионы.

— Если ты такая умная, сама и пробуй, — пробурчал Уизли.

Гермиона взмахнула палочкой, произнесла заклинание. Перо оторвалось от парты и зависло над девочкой примерно в полутора метрах.

— О, великолепно! — профессор Флитвик захлопал в ладоши, — Все видели? У мисс Грейнджер получилось!

Гермиона гордо вздернула подбородок, и всем своим видом показывала, что по-другому и не могло быть.

К концу урока заклинание вышло лишь у Гермионы, Гарри и Парвати Патил. Профессор успокоил первокурсников, сказав, что они просто еще не чувствуют своих возможностей.

— Неудивительно, что Грейнджер никто не выносит, — бурчал Рон, выбираясь из класса, — по-моему, она настоящий кошмар!

В этот момент кто-то врезался в Гарри сбоку. Это была Гермиона, которая быстро слилась с толпой школьников в коридоре.

— По-моему, она тебя услышала.

— Ну и что? Она должна была заметить, что с ней никто не хочет дружить!

Гермиона не появилась на следующем уроке, ее вообще никто не видел до самого вечера. Лишь спускаясь на праздничный банкет, Гарри и Рон случайно услышали, как Парвати говорила своей подруге — Лаванде Браун, что Гермиона плачет в женском туалете и просит оставить ее в покое. Рону стало не по себе, как, впрочем, и Гарри, который к слезам одноклассницы не имел никакого отношения. Но спустя пару минут, когда первокурсники вошли в Большой зал, они и думать забыли о Гермионе.

В Зале, на потолках и стенах, помахивая крыльями, сидели летучие мыши. Казалось, их было не меньше тысячи. Близнецы Уизли жаловались, что их на отработке заставили трансфигурировать этих мышей.

Вместо обычных свечей, в воздухе парили тыквы с прорезями в виде ужасных мордочек, а внутри них находились свечи. От этого в Зале царил таинственный полумрак.

Гарри принялся накладывать запеченные в мундире картофелины в тарелку, но как раз в этот момент в Большой зал вбежал профессор Квиррелл. Его тюрбан сбился на бок, а сам он, запутавшись в полах мантии, свалился на пол.

— Тролль! Тролль... в подземелье! Спешил вам сообщить... — после этого, итак лежавший на полу профессор, кажется, потерял сознание.

Рон заорал прямо в ухо Гарри, отчего мальчик скривился. Многие школьники повскакивали со своих мест, в зале поднялась суматоха. Лишь после нескольких фиолетовых фейерверков, выпущенных профессором Дамблдором, студенты успокоились.

— Старосты! — голос директора был магически усилен так, будто он говорил в микрофон, — Немедленно уведите свои факультеты в спальни!

— Гриффиндор! За мной! — Перси сразу вскочил с места, чувствуя себя в своей стихии, — Первокурсники, идите вперед. Пропустите первокурсников!

У выхода образовалась пробка и, если Гарри правильно разглядел, ее устроили студенты Хаффлпаффа, которые почему-то не желали слушаться своих старост и стремились выбежать из Зала раньше других. Наконец, спустя пять минут, студенты Гриффиндора смогли выйти.

— Как тролль мог пробраться в замок? — спросил Гарри у Рона.

— Откуда я знаю? — пожал плечами рыжий, — Это странно. Тролли очень глупые. Наверно, его впустил Пивз. Решил так пошутить.

Гриффиндорцы довольно быстро добрались до своей гостиной, куда домовые эльфы принесли еду. Когда все оказались в безопасности, ситуация с троллем показалась школьникам забавной. Близнецы высмеивали Квиррелла, свалившегося в обморок, девочки-старшекурсницы обсуждали глупость студентов Хаффлпаффа, устроивших пробку у выхода, все ели и смеялись.

Гарри сидел в кресле с чашкой горячего шоколада в руках. На колени ему прыгнул бело-черный кот, и мальчик погладил его. Было шумно, но, наверно, из-за приятных запахов и кота на коленях, вполне уютно.

"Матроскин, это не ты впустил тролля в замок?" — неожиданно для самого себя спросил Гарри.

"Где бы я горного тролля нашел? В Запретном лесу они не водятся! Хотя, самому интересно, кто еще мог так пошутить, кроме меня... А Квиррелл там, правда, в обморок свалился?"

"Ага, представляешь, — усмехнулся Гарри, — И это он у нас Защиту преподает!"

"Ох, не нравится мне этот Квиррелл... Что-то в этой истории с троллем нечисто, малыш. А Защита — выдуманный предмет, он нам не нужен".

"Как?" — удивился Гарри.

Матроскин перевернулся на спину, открывая живот, чтобы мальчик почесал его.

"А вот так, — кот захрипел, закрыл глаза, — Я могу понять разные классификации магии. Например, ее деление на трансфигурацию, которую, в свою очередь, можно разделить на несколько подотраслей — зельеварение, собственно трансфигурацию, то есть превращение чего-то материального в материальное, и чары — превращение нематериального в частично материальное, либо полностью нематериальное, и на нетрансфигурационную магию — травологию, выращивание магических существ и другие подотрасли. Есть еще классификация на конкретные и неконкретные отрасли. К примеру, конкретные — чары, трансфигурация, травология... Неконкретными будут — астрономия, прорицания..."

"А по какому принципу магия разделяется на конкретную и нет?"

"Смотри... На уроке Астрономии вы проходите звезды, планеты, их движение... Теоретически, маг может изменить карту неба так, как ему заблагорассудится. Небо — это тот же камень и воздух. Другой вопрос в том, что по устойчивости оно мощнее Непростительных, поэтому еще никому не удавалось это сделать. Про прорицания, полагаю, объяснять не нужно?"

"Ну и почему ты считаешь Защиту бессмысленным предметом?"

"Она относится к подразделу чар, не вижу смысла делать из нее отдельный предмет".

"А деление магии на темную и светлую?" — с каким-то трепетом спросил Гарри Матроскина.

"Это ненаучное деление. То же, что разделять людей на хороших и плохих. Плохой, с твоей точки зрения человек может быть любящим отцом, хорошим мужем. Это деление субъективно, критерием служат последствия", — Матроскин был уже сонным, чувствовалось, как он обмяк на коленях Гарри и засыпает.

"Но это деление считается основным, ведь так?"

"Ага. Все в этой жизни субъективно. И магия, и мысли... Знаешь, когда-то, давным-давно, я задумался над тем, существует ли Бог. Я молился. Вернее, я проклинал его в своей молитве, так как потерял все. И тогда я подумал, что если Бог и существует, то он — маг тринадцатой ступени просвещения. Это даже не противоречит Библии, ведь согласно книге, он создал нас по образу и подобию своему. Но, раз так, я постарался представить себя на его месте... Эдаким наблюдателем за миром, созданным мной. И мне показалось, что интереснее наблюдать за миром войн и разрушений, чем за миром, где все ежедневно молятся. Вспомни компьютерные игры Дадли... Он любил играть во всякие сражения, где его герой дерется, убивает. Никто не станет играть в игру, где нужно молиться и поститься... Я спать, малыш, отнесешь меня потом в спальню", — Матроскин свернулся клубком, а Гарри решил, что с подобными мыслями и сравнениями для кота, должно быть, связано что-то очень личное, тайное...

Кто же такой Матроскин? Как он жил до появления на Тисовой улице? Был человеком? Тем самым Вагантом или просто был с ним знаком? Гарри еще долго размышлял над подобными вопросами.

Отсутствия в гостиной Гриффиндора Гермионы Грейнджер никто не заметил. Во многом, не особо умный, не умеющий анализировать, а порой, не умеющий просто думать, Рон был прав. С Гермионой, действительно, никто не дружил, поэтому и на ее отсутствие не обратили внимания.

Только утром профессор МакГонагалл собрала всех студентов своего факультета в гостиной и устроила им строгий выговор. Говорила о том, что их факультет всегда славился дружбой и взаимовыручкой, и ей очень стыдно, что никто из студентов не вспомнил о первокурснице, которая попала в Больничное крыло с сотрясением мозга после встречи с горным троллем. Гарри стало очень стыдно. Как ни странно, Гермиона была единственным, заслуживающим внимания первокурсником. Хотя бы, своим стремлением к знаниям. Пусть не совсем правильным, порой даже бессмысленным, как считал Матроскин, но все же...

* * *

— Можно я сяду? — спросил Гарри.

Девочка пожала плечами, и мальчик расценил это как знак согласия.

— А что ты читаешь?

— Книгу по Зельеварению, нужно написать эссе для профессора Снейпа.

— Да, нужно... — Гарри совсем забыл про это эссе, поэтому в руках его был учебник по Трансфигурации за второй курс пятьдесят третьего года выпуска. Сейчас школьники занимались по другим книгам, но разве это важно? — Как ты?

— Неплохо, меня сегодня выписали. Знаешь, скоро ужин, а я хочу успеть дописать эссе.

Гарри намек понял и замолчал. Но совесть его все равно грызла. Лучше бы Рон Уизли столкнулся с горным троллем, тем более он был к этому готов еще на распределении! Мальчик уткнулся в книгу, но не понимал ни строчки из того, что читает. В голове возникли слова Матроскина о том, что интереснее смотреть на мир войн и разрушений. К чему они сейчас?

На ужин Гарри спустился позже других. Искал Матроскина, который куда-то исчез, и даже не отвечал на мысленный зов. Мальчик очень переживал. Что будет, если с котом что-то случилось?

Аппетита не было. Рон набил рот картошкой и рассказывал, как его братья подложили Филчу под дверь навозных бомб. Картошка вылетала изо рта рыжего, и Гарри старался не морщиться и улыбаться "другу".

Может, Снейп прочитал его мысли, когда Матроскин не смог проконтролировать сеанс легилименции, и теперь кота пустили на опыты? Гарри окинул взглядом преподавательский стол. Снейп молча поглощал котлеты и не смотрел по сторонам. Квиррелл разговаривал с МакГонагалл, а Дамблдор разглядывал потолок. Погода была пасмурной, и потолок заволокли темные тучи. Звезд не было видно. Директор, почувствовав взгляд первокурсника, повернулся к нему и улыбнулся. Гарри быстро улыбнулся в ответ и уставился в свою тарелку. Сейчас, когда Матроскина нет с ним на связи, его мысли — действительно общее достояние магии.

Кот не обнаружился ни в гостиной, ни в спальне Гриффиндора. Может, он уснул в одном из кабинетов? Нет, это невозможно. Вернее, Матроскин мог спать где угодно, и даже позы его порой были весьма странными, заставлявшими мальчика недоумевать, удобно ли коту так спать. Но кошачий сон — очень чуткий. Гарри в любой момент мог разбудить его, просто мысленно произнеся имя.

"Матроскин! Матроскин, пожалуйста, ответь!" — мальчик готов был расплакаться.

— Ты все задания сделал? — спросил Рон, плюхнувшись рядом с ним в кресло.

Гарри неопределенно кивнул.

— Поможешь с эссе по Зельеварению?

— Я его не написал.

— Как? — уставился на одноклассника Рон.

— Забыл.

— У нас же завтра Зельеварение! — голос рыжего был полон ужаса, — Снейп с тебя шкуру сдерет.

— Тогда я устрою опыт по неклассическому применению безоара... Снейп знает какой, — Гарри неопределенно смотрел в одну точку, — Я иду спать. Устал.

Мальчик поднялся по винтовой лестнице. Он был один в спальне, поэтому заглянул под каждую кровать, во все шкафы (и плевать, что рыться в чужих вещах некрасиво!), в туалет и душ. Матроскина нигде не было...

Гарри улегся на кровать, не снимая обуви и одежды, задвинул полог. В глазах его стояли слезы. Ему казалось, что только смерть кота или его самого способна прервать их мысленную связь. И если он сейчас жив, вывод был один...

Он слышал, как в спальню вошли одноклассники, споря над тем, водятся ли в Запретном лесу тараканы. Глупый спор. Слышал, как Невилл пошел в душ, а Рон просто переоделся в пижаму и лег спать — чистить зубы на ночь (да и вообще) рыжий не привык. Вот уже стало совсем тихо, все уснули... Гарри не мог сказать, сколько прошло времени: минута, час, два. Он так и сидел, подобрав под себя ноги, на своей кровати.

Внезапно в голове его возник образ коридора и странное, туманное, но непреодолимое желание там оказаться. Словно там должно быть что-то важное, ответ на какой-то вопрос. Мальчик аккуратно отодвинул полог кровати, и выскользнул из комнаты. Он шел по ночным коридорам Хогвартса, не различая дороги, лестницы меняли свое направление, но это было не важно. Он сам не знал точно, как дойти до нужного места, просто шел.

"Ну и куда ты идешь?"

Гарри обернулся. Посреди коридора неподвижно сидел Матроскин и, склонив мордочку на бок, рассматривал своего "хозяина". Радости по поводу встречи с утерянным котом Гарри не испытал. Впрочем, он не испытал никаких чувств и эмоций.

"В запретный коридор на третьем этаже..."

Матроскин оббежал Гарри и теперь задом шел впереди мальчика.

"Ты что-то курил? Тебе что-то подсунули близнецы Уизли?"

"Нет. Мне просто нужно в этот коридор. Там что-то важное".

"Да? Посмотри на меня!"

Гарри посмотрел в глаза коту.

"А теперь идем!" — Матроскин развернулся и пошел вперед. Хвост трубой, но немного подрагивает.

"Куда?"

"В запретный коридор".

"Зачем?"

"За сливочным пивом!" — кот остановился и развернулся, глядя на потерянное выражение лица мальчика.

"Где ты вообще был? Знаешь, как я волновался!"

"Где я был? Валялся на лестнице Астрономической башни! Кто-то сзади вырубил меня Ступефаем. Хорошо хоть Короста меня нашла и привела в чувства. Я же говорил, что эта пыльная крыса может быть полезной".

"Кто кинул в тебя Ступефай? Малфой?"

"Нет, его приближение я бы почувствовал. У меня обоняние и слух лучше человеческих. Это сделал кто-то, прекрасно разбирающийся в анатомии кошек".

"Но кто тогда?"

"Судя по тому, что ты шел в запретный коридор, я могу лишь догадываться. Сколько раз тебе говорить, что глаза — зеркало души! Нет же, ты упорно продолжаешь на всех пялиться!"

"Это был Дамблдор? — удивился Гарри, — Но зачем?"

"Это вопрос к нему. Идем".

"Куда?"

"В запретный коридор, раз ему так хотелось, чтобы ты там побывал".

"Ты серьезно?"

"Абсолютно! Вдруг там действительно склад сливочного пива!"

Мальчик и кот направились к запретному коридору. В окнах ярко светила полная луна, отчего пустой ночной коридор Хогвартса выглядел еще таинственнее. Гарри не было страшно, с ним был Матроскин. Это напомнило ему ночь с тридцать первого июля на первое августа, когда они шли по мрачному грязному переулку.

"Мы на месте".

Гарри дернул дверную ручку — закрыто.

— Аллохомора, — произнес он, направив палочку на дверной замок, особо не рассчитывая на успех. Только маглы запирают двери так, что они "аллохоморой" открываются.

Но, к немало удивлению, в том числе и удивлению Матроскина, заклинание сработало.

"А вот это странно. Даже сливочное пиво хранят более надежно. Так, я, как твои ум, честь и совесть, иду первым!"

"А первыми должны идти ум, честь и совесть?"

"Нет, первым должен идти я!"

Гарри открыл дверь, Матроскин пробежал вперед, мальчик вошел следом. Он оказался в пыльной небольшой комнате, посреди которой лежало что-то...

"Что это, Матроскин?"

"Предполагаю, что это помесь Змея Горыныча и Серого волка... Малыш, он на каком-то люке стоит".

"Змея Горыныча?"

"Помнишь сказки, которые я тебе рассказывал?" — Матроскин аккуратно обошел трехголовую собаку. Помесь Змея Горыныча и Серого волка учуяла запах кота, и открыла один глаз одной из трех голов, как раз тогда, когда Матроскин был далеко от выхода.

— Осторожней! — закричал Гарри, но было уже поздно. Собака резко развернулась в сторону кота.

— Ступефай! — вырубилась только одна голова собаки. У пса три сознания? Голос мальчика привлек внимание собаки. Или висящая голова привлекла внимание, не суть.

Две, оставшиеся в дееспособном состоянии, головы повернулись к Гарри. Пес оскалился и лапой отшвырнул мальчишку.

"Беги!"

"Нет!" — палочка отлетела куда-то в сторону, как и сам мальчик. Гарри пытался ее нащупать.

"Беги, Мерлин с палочкой, новую купим!"

Но мальчик помнил, как долго он выбирал палочку... Собака снова переключилась на кота, который наворачивал круги вокруг нее. Должно быть, хотел, чтобы у пса закружилась голова. Что у зверя там закружилось — неизвестно, но одна из голов удивленно уставилась на мальчика, пытающегося что-то отыскать в темном углу. Одной огромной лапой пес с силой отшвырнул Гарри, тот ударился об стену. Хвостом собака отшвырнула Матроскина в самый дальний конец комнаты. Под рукой мальчика лежало что-то деревянное...

"Беги!"

Гарри поднимает это что-то деревянное, оказавшееся обычной ножкой от стула, и пытается этой ножкой запустить в собаку еще один Ступефай. Как ни странно, ничего не выходит. Пасть одной из голов пса низко наклоняется к Гарри...

Последнее, что мальчик запомнил — это рушащийся потолок, крик кота и вой собаки... Нет, вой пары собак.

* * *

Гарри открыл глаза. Голова ужасно болела. Он резко сел, голова заболела еще сильнее. Так, знакомое место — несколько кроватей, тумбочки, белые стены без картин, запах разных трав. Больничное крыло.

"Матроскин, ты где?"

"Здесь, где же еще. На подоконнике", — кот грелся на солнце.

"Что случилось?"

"Случилась великая ошибка природы — ты родился без мозгов! Я же говорил тебе бежать!"

"Извини... просто я потерял палочку, а она... она такая родная, я другой такой не найду".

"Найти можно все, что угодно. Мы живем в мире, где палочку легко купить. Не нашел бы у Олливандера, нашел бы в другом месте".

"Там обрушился потолок, больше я ничего не помню. Что произошло?"

"Потолок сам по себе не рушится в таком месте, это я сделал. Кстати, можешь меня поздравить, это был единственный в моей проклятой кошачьей жизни раз, когда я смог использовать магию шестой ступени".

"Круто! А кто меня сюда принес?"

"Снейп. Он, видимо, патрулировал коридоры, когда услышал шум. Снял пятьдесят баллов с Гриффиндора, ругал Дамблдора с его запретным коридором и дурацкими идеями. Даже не ожидал, что его так расстроит произошедшее... Надеюсь, теперь ты понял, в чем состоит необходимость владения магией без заклинаний и палочки? Мы живем в мире войн и разрушений, в этом, отчасти, и состоит прелесть этого мира".

"Ты не Бог, чтобы судить за него. Кто знает, что ему нужно, если он вообще существует! "

"Не порть всю малину, дай хоть на минуту себя Богом почувствовать! "

"А где моя палочка?"

"На тумбочке".

Гарри плавно повернул голову, опасаясь, что резкое движение приведет к очередному приступу. Волшебная палочка лежала на тумбочке.

"Если Дамблдор хотел, чтобы я встретился с этой собакой, наверно это не просто так... Только зачем в тебя Ступефай бросать? — тут глаза мальчика расширились, — Он что-то понял! Что ты волшебный кот..."

"Ничего он не понял, спасти меня хотел. И тебя обезопасить. Все уже заметили, что ты почти везде с котом ходишь, вот Дамблдор и посчитал, что ты в запретный коридор со мной отправишься. А собаки, тем более, если они трехголовые, на кошек обычно реагируют соответствующим образом".

— Ты очнулся. Наконец-то, я уже начала переживать, — в палату вошла школьная медсестра — мадам Помфри, — Голова болит?

— Болит.

— Тебе повезло. Все раны мы подлечили, тебя задел обрушившийся потолок...

"Обрушившийся потолок они тоже подлечили, я проверял".

— Так, выпей зелье, — мадам Помфри протянула маленький флакончик с прозрачной жидкостью, — Я попрошу домовых эльфов принести кашу и сок.

Медсестра удалилась. Через минуту в палате появилось маленькое ушастой создание, которое поставило перед Гарри поднос с едой. Существо низко поклонилось и исчезло.

"Сколько времени я был без сознания?"

"Четыре дня".

"Сколько?" — Гарри уронил ложку в кашу.

"Обрушившийся потолок — штука серьезная. Хогвартс из хороших стройматериалов делали. Ты весь в крови был, когда Снейп тебя нашел. Перелом кости левых руки и ноги, сломанное ребро, сотрясение мозга — это то, что я запомнил из речи мадам Помфри".

"И зачем ты обрушил потолок?"

"Тебя собака сожрать хотела, если ты не помнишь! Уж лучше сломанные ребра, чем откушенная голова!"

"Собака умерла?"

"Ага, прям на месте! Если ты не умер, то огромному псу-то с чего умирать? Я вот после твоего Ступефая задумался... Если от него только одна голова вырубилась, то и от Авады Кедавры, получается, только одна голова умрет? Смертельное проклятие действует на душу, а не тело. Я убежден, что душа вовсе не в сердце, как утверждают некоторые, а в голове. Соответственно у трехголового пса душ будет чуть больше, чем одна... Только вот в чем вопрос, как будет вести себя тело? По идее, если умрет одна голова, то со временем умрут и остальные... от гангрены. Кровообращение ведь у них общее..."

Размышления Матроскина прервал новый посетитель Больничного крыла, коим оказался сам Дамблдор. Кот постарался стать как можно незаметнее. На старике красовалась смешная остроконечная шляпа со звездами, и весь его вид говорил о том, что он — добрый фокусник из магловского цирка.

— Я рад, что ты пришел в себя, Гарри. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Вполне. Голова только болит... — мальчик смотрел куда-то в стену.

— Ты поступил очень неосмотрительно, Гарри. Ведь запретный коридор на то и запретный, что туда нельзя ходить. Я предупреждал, что там опасно. Хвала Мерлину, что ты остался жив.

У Гарри в голове, к сожалению, крутилось множество "не тех" мыслей. Не дай Мерлин, Дамблдор их прочтет! И вообще, как может этот старик, пустивший в его кота Ступефай и отправивший его в этот коридор, сейчас заниматься подобными нравоучениями!

— К тебе пришел посетитель, твой друг Рон Уизли. Пообещай мне, что в следующий раз будешь осмотрительнее и не наделаешь глупостей. Стихийная магия не всегда способна помочь.

Будешь осмотрительнее, то есть, сделаешь все, как этот старик задумает? Без собственных идей и домыслов, без Матроскина, в конце-то концов? Ага, прям десять раз!

— Конечно, директор, — дежурная улыбка.

Дамблдор удалился, а Гарри задумался над тем, что ничего в его жизни и не изменилось. У родственников он примерно готовил каждое утро завтрак, убирался в доме, стриг газон. Здесь от него тоже требуют чего-то, здесь тоже нужно делать то, что необходимо другим.

— Привет, дружище! — в палату ввалился Рон и сразу же уселся на кровать Гарри.

— Привет.

— Как ты? А, правда, что ты сражался с трехголовой собакой?

— Скорее, пытался.

— Круто! И почему ты пошел туда один? Не мог меня разбудить? Вместе бы мы точно справились!

Гарри скептически посмотрел на Рона, у которого только недавно получились чары левитации. Ну-ну, справились бы.

— Извини. Мне просто не спалось, вот я и решил побродить по замку.

— Обещай, что в следующий раз возьмешь меня с собой?

— Обязательно, Рон.

Рыжий еще некоторое время посидел в палате, рассказывая школьные события, произошедшие за последние четыре дня. Гарри его почти не слушал, какое ему дело, что близнецы Уизли подкинули под дверь Снейпа живых флоббер-червей в подарочной упаковке? Он думал о другом...

Наконец, Рон пошел на урок Травологии, а Гарри все думал...

"Матроскин, иди сюда..."

Кот спрыгнул с подоконника и устроился на кровати Гарри.

"У меня сейчас пятая ступень, говоришь?"

"Пятая", — Матроскин лег под боком мальчика.

"И ступени варьируется только в пределах двух? То есть, я могу стать магом седьмой ступени?"

"Они варьируются в пределах двух только при четком установлении изначальной ступени. У детей она всегда на одну-две ниже, чем у взрослых. Думаю да, ты станешь магом седьмой ступени".

"А у Дамблдора — девятая, да? А у Волдеморта?"

"У него тоже девятая, у его главной сумасшедшей помощницы Беллатрикс Лестрейндж — восьмая. У других — ниже".

"Где сейчас эта Лестрейндж?"

"В Азкабане, где ей самое место, малыш".

"Я могу стать магом выше седьмой ступени? Хотя бы восьмой?"

"Теоретически — можешь, практически — не знаю".

"Ты говорил, что все, написанное на вкладыше от "шоколадной лягушки" — ложь. Дамблдор не победил Гриндевальда?"

"Победил. Подло и некрасиво, но победил. Гриндевальд добровольно отправился в Нурменгард, без суда, следствия... Знаешь, малыш, я считаю, что человек перестает жить тогда, когда перестает верить в то, что считал важным, основным в своей жизни. Наверно, подлость Дамблдора его сломила. Они были друзьями, лучшими. Поговаривали, не только друзьями... А способы использования драконьей крови были известны еще племени майя, просто рецепты были утеряны. Может, он, конечно, сам все изобрел путем экспериментов. Но думаю, он все же нашел литературу на эту тему. Я когда-то тоже увлекался магией майя... к сожалению".

"Почему к сожалению?"

"Неважно".

Гарри посмотрел в окно. Небо чистое, без единой тучи. Запах трав был приятным, он успокаивал, приводил мысли в порядок. Помогал свыкнуться с некоторыми вещами, превратить бесформенные идеи в четкие цели. В палате было уютнее, чем в гостиной и спальне Гриффиндора. Тихо, спокойно... Только ты и твои мысли...

"Матроскин, помоги мне. Я хочу быть магом не ниже восьмой ступени просвещения!"

В конце ноября погода испортилась. Почти постоянно лил сильный дождь, в замке пахло сыростью. Приближался квиддичный матч Гриффиндор против Слизерина, и Гарри уже просто не мог находиться в компании Рона, который только и говорил о квиддиче.

В день матча Гарри очень мечтал заболеть, чтобы на нем не присутствовать. Больничное крыло уже казалось таким родным местом... Если профессор МакГонагалл говорила, что факультет станет для них семьей, то домом для Гарри стала больничная палата.

Мальчик любил летать на метле, там, в воздухе ощущалась свобода. Можно почувствовать себя птицей, парящей в небе, самим воздухом, частью магии пространства, всем и ничем. Гарри даже как-то попробовал колдовать в воздухе, и получалось у него гораздо лучше, чем на земле, в материальном мире, существующим по материальным законам. Но квиддич мальчику не понравился. Должно быть, на это повлияло мнение Матроскина об этой прекрасной игре.

Гарри ушел с завтрака в Большом зале раньше других, сославшись на плохое самочувствие. Рон хлопнул мальчика по плечу и сказал, что будет ожидать его на гриффиндорских трибунах. Пусть ждет, если ему это нужно.

Мальчик направился не в спальню или Больничное крыло, а в библиотеку. Прошелся вдоль книжных полок... На глаза ему попался старый фолиант с названием "Темные искусства и способы себя обезопасить".

В библиотеке было тихо, все школьники собрались на трибунах стадиона. Но что-то здесь было не так, Гарри не мог понять что именно. Ощущение, что за ним следят, в последние дни часто преследовало мальчика. Хоть Матроскин и проверил его сознание — постороннего вмешательства кот не заметил. Но... девятая ступень просвещения. Магу девятой ступени может быть доступна некоторая магия до одиннадцатой ступени, а представить этот уровень Гарри не мог. Ступень — примерный уровень, он может варьироваться в пределах двух, обычно все же в большую сторону. К примеру, маг пятой ступени может быть способен вызывать Патронуса, хоть это заклинание и относится к седьмой ступени. Просто он долго тренируется, пока не выйдет результат, день за днем представляет своего заступника, и со временем, может достичь необходимого уровня понимания для его создания. Непростительные — грань седьмой и восьмой ступени, обычно маги пятой ступени к ним уже не способны, но маги шестой ступени — могут их использовать при большом желании и долгих тренировках.

Ступень просвещения — преимущественная степень чувств. Но один маг может плохо разбираться в зельеварении, так как не смог почувствовать его сути, и в этом разделе он дотянет лишь до четвертой ступени, но при этом, он может хорошо применять чары — на уровне шестой или седьмой ступени. Его преимущественной ступенью будет пятая. Все относительно...

— Мадам Пинс, можно я возьму книгу с собой? Я ее сегодня же верну, — спросил Гарри.

— Не забудь вернуть, иначе я тебе не выдам больше ни одной книги! — строго ответила библиотекарь.

Гарри клятвенно пообещал вернуть учебник, и направился во двор. Там было холодно и сыро — самая нужная атмосфера для восприятия способов обезопасить себя от темной магии.

"Далеко собрался?" — Матроскин встретил "хозяина" у выхода из Хогвартса.

"Книгу почитать. Мне кажется, что за мной постоянно следят... Не могу находиться в замке".

"Я проверял твое сознание, там все чисто", — кот побрел рядом с мальчиком.

"Знаю. А есть другие способы следить? Не проникая в сознание?"

"Есть. Карты, как пример".

"Какие карты?"

"У близнецов Уизли есть. Понятия не имею, где они ее откопали. Полагаю, у Дамблдора может быть вещь и покруче".

"У Фреда и Джорджа? Мать твоя рыжая блохастая кошка! Если даже третьекурсники способны за мной следить, то, что говорить о маге девятой ступени?"

"Мать мою не трогай! Она хоть и была блохастой, но жизнь мне все же подарила! Я на карте близнецов не отображаюсь. Проверял".

"Почему?"

"А меня не существует! Я нематериальное достояние магии в материальном облике, — усмехнулся кот, — Вон Грейнджер сидит, что-то читает. Идем к ней. Она мне напоминает одну знакомую..."

Гермиона сидела во дворе Хогвартса на мшистом камне, у ног ее стояла баночка с синеньким огоньком.

— Привет, можно я сяду рядом? — мальчик приметил мшистый камень и для себя.

— Садись, — пожала плечами Гермиона, — А почему ты не на матче?

— А ты почему? — ответил вопросом на вопрос Гарри.

— Не интересно...

— И мне не интересно, — усмехнулся Гарри, — Игра в квиддич не поможет понять суть.

— Суть чего? — нахмурилась первокурсница.

— Мироздания, чего же еще, — пожал плечами мальчик.

— Ты пытаешься понять суть мироздания? Это до тебя делали сотни поколений магов и маглов!

— Значит, я буду в числе сто первого поколения.

"А ей бы пошел синий цвет волос..." — задумчиво произнес Матроскин.

— Странная книга у тебя в руках.

— Обычная, даже не из Запретной секции.

— Я пролистала ее. Там говорится, в основном, о темной магии — хоть и очень туманно, и лишь потом — о способах защиты.

— Тем лучше, — Гарри посмотрел на серое небо, а Гермиона внимательно посмотрела на Гарри. Даже глаза сощурила.

Матч закончился не особо удачно для Гриффиндора, поэтому вместо празднования победы, студенты алознаменного факультета оплакивали поражение. Но, разницы не ощущалось. Наверно, они так же праздновали бы победу. Старшекурсники достали где-то огневиски и сливочное пиво, Фред и Джордж пробрались на кухню и принесли еду.

"Интересно, если я выпью огневиски, как на это отреагирует мой кошачий организм?" — Матроскин устроился на спинке кресла, в котором сидел Гарри.

"Давай проверим?" — усмехнулся Гарри, которому хотелось сделать что-то... неправильное. А почему, он и сам не знал. То ли из-за Дамблдора с его запретным коридором, то ли из-за однообразности людей... А может, просто так, безо всякой причины.

"А, неси..."

Гарри спокойно поднялся, сказав Матроскину посторожить место (когда в гостиной собирался весь факультет — места были в дефиците), подошел к столу, где стояли напитки с едой, и спокойно налил в бокал огневиски, не обращая внимания на удивленный взгляд Гермионы.

Взгляд Гермионы стал еще более удивленным, когда мальчик, вернувшись в свое кресло, взял кота на колени, и наклонил бокал так, чтобы кот смог выпить его содержимое. Выпить все Матроскин не смог, он чихал, морщился... Кошачий организм был не готов к употреблению крепких спиртных напитков. Остатки выпил сам Гарри, тоже поморщившись от обжигающей жидкости.

Теперь Гермиона, итак уже один раз усомнившаяся в нормальности психического состояния Гарри, была уверена, что с мальчиком что-то явно не так. Близнецы Уизли же, напротив, посчитали идею напоить кота забавной, и даже попытались напоить Коросту. Но тут пришел Перси, и разогнал всю веселую вечеринку в честь проигрыша матча.

Гарри поплелся в спальню, взяв кота на руки. Идти самостоятельно Матроскин не мог, он то и дело, под аплодисменты Фреда и Джорджа, врезался в кресла и другие предметы обстановки гостиной. Мальчик переоделся в пижаму, решив последовать примеру Рона и не чистить зубы. Положил Матроскина на кровать, забрался туда сам и задвинул полог.

"Знаешь, малыш. Идея с огневиски была не очень хорошей..."

"Я заметил".

"А когда-то я любил этот напиток... Мы сидели в мрачном пабе, пили огневиски, смеялись, обсуждали наши планы и чувствовали себя... особенными. А потом я потерял все это, абсолютно все. Я многое терял и до этого... "

"Ты ведь был человеком, я знаю... — уже не вопрос — утверждение, — Как тебя звали?"

"Никак. У меня не было имени. Я сам так захотел. А теперь я живу. Я кот, обычный черно-белый кот. Знаешь, почему я не умер?"

"Нет..."

"Человек умирает тогда, когда теряет основу жизни. А у меня она осталась. Это ненависть. Ненависть ко всему миру! — тут Матроскин, который хоть и был не в самом адекватном состоянии, понял, что говорит много лишнего, — Надо спать, малыш".

Гарри лег на спину, положил кота себе на грудь. Тот, в свою очередь, удобно устроил мордочку где-то на шее, и уснул. А мальчик еще какое-то время думал... о ненависти, способной заставить жить.

* * *

Приближалось Рождество. В одно декабрьское утро Гарри, выглянув в окно, обнаружил, что земля укрыта толстым слоем снега. С каждым днем в замке становилось все холоднее, и серый растянутый свитер Дадли очень даже пригодился. И если согреть свою кровать чарами было возможно (обычно это делал теплолюбивый кот), то на уроках было просто невыносимо холодно. У многих студентов, при произнесении заклинаний, стучали зубы и, в результе, получалось не совсем то, что было нужно. У Симуса, обычно, что-то взрывалось. Но когда у него взорвалась подопытная крыса на уроке Трансфигурации, Матроскин от души повеселился. В отличие от Рона, который крепче прижал к себе Коросту.

— Поверить не могу, что кто-то остается в школе, потому что дома его никто не ждет, — довольно громко говорил Драко Малфой на уроке Зельеварения, — Бедные ребята, мне их жаль.

"А мне жаль этого идиота, столько сил и ненависти тратить впустую..." — Матроскина не было рядом, но за сознанием Гарри он следил. Хоть профессор Снейп и не рисковал больше использовать легилименцию.

Гарри спокойно отмерил на весах толченый позвоночник морского льва и сделал вид, что слов Малфоя не слышит. В крайнем случае, слизеринец будет каждое утро просыпаться с дохлой крысой в обнимку — это ему Матроскин может устроить.

На Тисовой улице Гарри делать нечего. Он, действительно, оставался в школе. И даже надеялся, что это будет лучшее Рождество в его жизни. Огорчало лишь то, что Рон с братьями тоже оставался в Хогвартсе.

По окончанию урока, когда первокурсники вышли из кабинета, путь им преградила огромная пихта. Судя по выглядывающим ступням и пыхтению, ее принес сюда Хагрид. И что пихта делает в подземельях? Снейп готовится к празднику?

— Привет, Хагрид. Помощь не нужна? — спросил Рон, просовывая голову между веток.

— Нее... я в порядке, Рон. Но все равно спасибо...

— Может быть, вы будете столь любезны и дадите мне пройти, — донесся сзади знакомый голос, растягивающий слова, — А ты, Уизли, пытаешься немного подработать? Полагаю, после окончания школы ты планируешь остаться здесь в качестве лесника? Ведь хижина Хагрида по сравнению с твоим домом — настоящий дворец.

Рон набросился на Малфоя как раз в тот момент, когда из кабинета вышел профессор Снейп.

— Уизли!

— Его спровоцировали, профессор Снейп. Малфой оскорбил его, — попытался заступиться Хагрид.

— Может быть, но все же драки, в отличие от словесных баталий, правилами Хогвартса запрещены. Минус пять баллов с Гриффиндора! Проходите вперед, нечего толпиться у моего кабинета.

Каникулы стали для Гарри настоящим раем! В спальне первокурсников остался только Уизли, да и в общей гостиной было куда меньше народа, чем во время учебы. Мальчик, наконец, нашел способ временного избавления от Рона. Достаточно было сказать, что он не любит шахматы и играть в них не собирается. Приходилось рыжему играть с другим рыжим, то есть с собственным братом Перси. А Гарри это время проводил в библиотеке. Он листал разные книги, но чувствовал, что понять суть они ему не помогут. Нужны другие книги... или другой уровень понимания.

В канун Рождества Гарри спокойно уснул, не ощущая какой-либо таинственной атмосферы праздника. Поэтому он немало удивился, обнаружив утром у своей кровати свертки и коробочки. На то, что его кто-либо поздравит с Рождеством, мальчик не рассчитывал, поэтому очень обрадовался подаркам.

* * *

Снова этот белый потолок и календарь... Я уже не могу их видеть. Я не могу бездействовать, но и действовать не в состоянии. Пустота и безысходность — мои постоянные спутники. Пытаюсь что-то понять, но каждый раз передо мной глухая стена. Тоже белая, как и этот потолок. Я ненавижу белый цвет! Уже почти так же сильно, как небесно-голубой!

Пока я не в состоянии действовать, я вспоминаю. Вернее пытаюсь. Мне кажется важным собрать осколки прошлого, но практической пользы от этого я не вижу. Порой, легче не помнить. Но раз уж я помню свою смерть, то просто обязан помнить и жизнь! Я смотрю в потолок, сощуриваю глаза, и вот в голове всплывает образ...

Мы поднимаемся в гору по камням. Где-то вдали — шум морского прибоя. Нас пятеро и мы на задании. Чьем? Нашем. Мы — единая сплоченная команда, мы хорошо знаем друг друга. Я даже помню все лица, могу назвать имена. Нет, прозвища. У нас нет имен!

Высокий стройный светловолосый мужчина идет впереди меня. Он в черной рубашке и брюках, несмотря на тридцатиградусную жару. Я вижу лишь спину, но по цвету волос сразу могу сказать, что это — Крув. Сзади меня еще три человека. Двое мужчин и одна женщина. Эксторис и Ибер одеты одинаково — в простых белых рубашках и черных брюках. Женщину зовут Амбра... Я оглядываюсь, и она мне улыбается.

Я помню ее серые большие глаза и темно-синие волосы. Зачем она их красила в такой цвет? Она — самая обычная женщина, и самая лучшая! На ней светло-голубое платье в горошек с белым воротничком, и белые туфли без каблука. Она бы обула свои туфли-лодочки, но нам нужно идти по этим камням.

Наконец, мы пришли к нужному нам месту. Обычный магловский порт, ничего особенного. Но зашли мы с другой стороны, чтобы не привлекать внимание. Еще рано, у нас много времени... Мы становимся каждый на свое место — примерно в пятидесяти метрах друг от друга. Каждый достает палочку, и по сигналу — снопу красных искр, выпущенных мной, мы начинаем. Каждый произносит свою часть — объединяем магию пятерых в одном ритуале. Так мы приблизимся к десятой ступени, хотя каждый из нас — самый обычный маг. Если ритуал не подействует... Нельзя допустить подобного! То, что мы делаем — неправильно, подло. Но у нас нет выбора! Не все можно купить, но все можно отнять. Тогда я еще не до конца осознавал смысл этой фразы. Но она была популярна — это я помню.

Итак, я читаю нужный отрывок, я помню весь текст наизусть. Стою в нарисованном круге, я его не чертил, это сделал тот, кто стоит далеко от меня — Иберу досталась первая фраза ритуала. Амбра читает по книге. Она никогда не была сильной волшебницей, и в школе ей многое давалось с трудом. Но она старается, много читает...

Спустя пятнадцать минут, показавшихся вечностью, круг исчезает — завершающий текст читает Эксторис. Он для нас и достал древнюю книгу с описаниями ритуалов, что сейчас в руках у Амбры. Интересно, откуда он берет книги? Иногда мне кажется, что он знает все, но так не бывает. Эксторис — низкорослый человек не самой приятной, на мой взгляд, наружности. Он самый старший из нас, в черных волосах уже видна проседь, вокруг глаз — мелкие морщины. Эксторис — циник и прагматик. Он знает многое, но никогда не сделает что-либо просто так. Мне ничего неизвестно о его прошлом, мы познакомились с ним, когда ему было тридцать три. Эксторис любил повторять, что всему есть своя цена, которая варьируется от обстоятельств, и иногда эта цена — жизнь. Порой, и не одна. Этот урок я усвоил еще в восемь лет.

Я чувствую слабость и головокружение — ритуал отнял много сил. Ибер поддерживает Амбру — ей сложнее всех. Но она все равно улыбается, а синие волосы развеваются на ветру...

— Теперь нужно ждать. Мы отойдем в сторону, чтобы нас не задело остаточной магией, — говорит Крув.

Мы идем к скалам, снова поднимаемся... На это уходят почти все мои силы, я в прямом смысле падаю от усталости. Рядом со мной так же падают Амбра и Ибер, по другую сторону Крув и Эксторис. Только сейчас замечаю, что у Ибера такой смешной галстук — со снитчами... На нем, крупном темноволосом мужчине, который, как мне кажется и улыбаться-то по-человечески не умеет, этот галстук смотрится особенно нелепо.

Я ложусь на камни — сил сидеть уже не осталось. Шум прибоя успокаивает... Ясное голубое небо... Ненавижу! Небесный цвет — цвет смерти! Закрываю глаза, вспоминаю...

Все вокруг горит. Страшно. Но это я осознаю позже, а пока я бегу. В сторону горящего дома.

— Стой! Пожалуйста...

Я оборачиваюсь. Это кричит девочка лет тринадцати в сером закрытом платье и в белой косынке. Она бежала за мной, она вся в слезах. Алина... Я остановился всего на мгновение, посмотрел в ее глаза. Там — лишь отчаяние. Но меня оно не остановит! Я снова бегу.

Огонь расступается передо мной, открывает дорогу, но я не обращаю на это внимания. В доме никто не кричит — уже поздно. В большой комнате лежит обгоревшее тело женщины. Жуткое зрелище! Но лишь живот ее не пострадал. Там, в теле маглы, до последнего борется за свою жизнь будущий волшебник. Вернее, как я потом узнаю, — волшебница.

Я не знаю, что делать. Выбегаю из комнаты, возвращаюсь снова. Потом бегу на кухню. Огонь все так же расступается передо мной, но подобная мелочь меня не интересует. И неважно, что это самый мощный выброс магии, который у меня только был. На кухне я роюсь в старом серванте. Нахожу, что искал — нож. Возвращаюсь в комнату.

Лишь на секунду закрываю глаза. Глубокий вздох, и я вспарываю живот мертвой женщине. Родной матери. Я весь в крови, но это мелочи, как и расступающийся передо мной огонь. А вот длинная штуковина, тянущаяся от маленького тельца, которое помещается в двух моих детских ладошках — уже не мелочь. Я задумываюсь на пару секунд, а потом режу эту штуковину ножом. Забираю кукольное тельце и выбегаю из дома.

Вовремя. Прогоревший потолок рушится, я и на десять метров не успел отбежать. Крепко прижимаю ребенка. Ребенка? Это миниатюрное тельце можно назвать ребенком?

У Алины истерика. Она упала на колени и рыдает в голос. Я опускаюсь рядом с ней. Отчаяние в ее глазах сменяется ужасом. Да, сейчас я могу представить свой внешний вид — восьмилетний мальчик, весь в крови и саже, с ножом и недоношенным ребенком на руках. А эта длинная странная штуковина так и болтается. Сейчас я, конечно, знаю, что это пуповина, и ее нужно было завязать. Только вот как?

Маленькое тельце, все в крови, еще больше, чем я, открывает глаза и пытается дышать. А глаза — голубые, цвета чистого неба. Интересно, недоношенный пятимесячный ребенок может видеть? Наверно, нет. Но мне казалось, что она на меня смотрит. Девочка. Моя родная сестра. И в голубых глазах — отчаяние и обреченность, еще большие, чем в глазах Алины до этого. Может, я себе все это придумал? Вполне возможно.

Вздохи у голубоглазой, измазанной в крови, уродливой куклы не получаются. Я где-то слышал об искусственном дыхании. Не помню где, не знаю, как его нужно делать, но пытаюсь. Тщетно. Голубые глаза замирают. Наверно мне все это казалось, но в них навсегда застыла мольба, отчаяние и... благодарность. Пусть за неудачную, но все же попытку спасти.

Истерика начинается у меня. Я кричу. Громко. Где-то в лесу мне отвечает волк. Но это не страшно. Уже — нет. Видя мое состояние, Алина успокаивается. Должно быть, вспоминает, что она старшая. Она снимает свою косынку, теперь ее светлые волосы спадают на плечи. Разжимает мои руки, и забирает ребенка. Осторожно заворачивает в косынку.

— Нужно ее похоронить, — почти спокойно, по-взрослому, говорит Алина.

Спустя полчаса, в лесу, я безуспешно пытаюсь рыть землю руками. Дождя не было две недели, земля сухая, но я все же отчаянно, стирая пальцы в кровь, пытаюсь вырыть могилку для своей сестренки, которая прожила лишь минуту, которая хотела жить, пыталась выжить, еще не успев родиться.

— Давай отнесем ее к реке, — предлагает Алина.

Я поднимаю на нее свои глаза, полные безумия.

— Мы найдем сухое дерево, или сгоревшее, сейчас таких много. Положим ее на кору, и отправим в путешествие. Реки впадают в море, — спокойно говорит девочка, глядя куда-то в сторону, — Я никогда не видела море... Говорят, оно очень красивое.

Темно, но не страшно. Не знаю, как Алине, но мне — нет. В этот день я просто уже не мог бояться. Мы в лесу. Одни. К счастью, одни. Идем к реке, сухую кору мы уже нашли. Тихо, почти. Ведь в лесу есть своя ночная жизнь. Идем молча. Зачем говорить — каждый из нас уже все понял.

В реке красиво отражается луна. Полная. Спокойно, даже ветра нет. Алина кладет тельце, завернутое в белую косынку, на кору, которую я держу. Я спускаюсь к берегу и захожу в воду. Заодно и одежду промою, хоть кровь просто так не смыть. Я отмою лишь ощущение смерти и отчаяния на своей одежде. Опускаю импровизированный плот, и впервые за несколько часов произношу слова:

— Прости, что не смог помочь. Ни тебе, ни маме, ни тете, ни бабушке с дедушкой... — голос хриплый, какой и бывает у человека после долгого молчания, — Я обязательно выживу. Я никогда не умру. Обещаю.

Знал бы я тогда, какую глупость сказал...

Выхожу из воды, Алина молча провожает взглядом плот с тельцем. Она не плачет. Как и я. Девочка не сразу замечает, что я стою рядом, переводит на меня глаза, но, кажется, не понимает, где она, что происходит. А я... осознаю. Все. Обнимаю Алину, она обнимает меня. Тогда я заплакал. Впервые с того момента, как вытащил недоношенного ребенка из дома. И Алина заплакала.

Наверно, только тогда мы и поняли, что теперь одни. Совершенно одни на этом свете. Ей тринадцать, мне восемь. Нам некуда идти, нам нечего есть, нам негде спать.

— Я пообещал ей, что выживу...

— Эй, просыпайся, — нежный женский голос выбрасывает меня из воспоминаний.

Я открываю глаза — опять это ясное голубое небо. Ненавижу! Но рядом со мной Амбра. Ее синие волосы красиво переливаются в солнечном свете. Почему я встретил ее тогда, когда она уже была женой Ибера? Хотя, мы учились с ней вместе в школе, она — на два курса младше. Просто я был идиотом. Впрочем, какая разница? Ибер меня ненавидит, я его тоже не особо люблю, но дело у нас у всех — общее.

— Вон корабль, — говорит Эксторис.

— А я уже вижу встречающих, — усмехается Крув.

Мы ждали этот корабль, а ритуал — ловушка для встречающих. Нам нужно то, что везут из Греции. Встречают только люди, гоблинов с ними нет, хотя вся эта экспедиция — их дела. Гринготтса. Волшебники — работники банка, должны доставить редкий древний артефакт. Они — сильные маги, и снабжены всем необходимым. Других бы сюда не отправили. Мы пришли, чтобы им помешать. Если мы перестарались, или в ритуал прокралась малейшая ошибка — кто-то может погибнуть, хотя, разве это важно? Но я не люблю, когда люди умирают просто так. Всегда вспоминаю голубое небо...

Если все сделано правильно, то они лишатся возможности использовать магию, ощущения времени, пространства, жизни на двенадцать часов. Ритуал — изменение мира под себя, теперь та часть пространства подчиняется нашим законам, в том числе, законам жизни и смерти. Там — Смертельным проклятием может стать Протего, а щитом — хоть Вингардиум Левиоса. Нам нужно забрать артефакт... Надеюсь, ошибки в ритуале не было.

* * *

"Матроскин! Ты только посмотри! Это же — подарки!" — Гарри широко улыбается.

«А я все думаю, какой идиот скинул всякий хлам на твою кровать», — язвительно комментирует Матроскин.

Хагрид подарил Гарри деревянную флейту. Мальчик поднес ее к губам и извлек из нее звук, похожий на уханье совы.

"Отличный подарок! Теперь все совы станут твоими страстными поклонницами!" — сделал свои выводы Матроскин.

Дурсли подарили Гарри монету, мальчик, в свою очередь, передарил ее Рону — тот рассказывал, что его отец очень любит маглов. Пусть отцу и передаст.

На кровати оставалось еще два свертка, и если подарки от Хагрида и Дурслей еще можно было ожидать, то кто подарил остальные — мальчик даже предположить не мог.

— Кажется, я знаю от кого это, — Рон слегка покраснел, тыча пальцем в объемный сверток, — Я написал маме, что некому будет сделать тебе подарок...

"Прибедняешься, малыш?"

Гарри захотелось выкинуть этот сверток куда подальше, подарки из жалости ему не нужны! И если бы Рона не было рядом, возможно, он бы так и сделал. Но пришлось улыбнуться и развернуть сверток.

Внутри обнаружился изумрудно-зеленый свитер ручной вязки и шоколадка.

"О, это намек?"

"Какой?" — не понял Гарри.

"Свитер-то слизеринский! Давай Малфою отправим, а?"

— Она каждый год вяжет нам к рождеству свитер, — простонал Рон, — И мне всегда достается темно-бордовый, — рыжий не мог упустить возможности пожаловаться на свою семью.

— Она молодец, — просто произнес Гарри, и натянул на себя свитер. Как ни крути, а с учетом погоды, подарок был весьма кстати.

Оставался еще один сверток. Гарри поднял его, и отметил, что он был очень легким. Почти невесомым. Гарри неторопливо развернул его.

Нечто воздушное, серебристое выпало из свертка и мягко опустилось на колени Гарри. Матроскин осторожно подполз к странной вещи.

"Осталось найти меч Бальмунг и клад, малыш!" — весело сказал кот.

"Ээ... что это? И зачем нам нужно это искать?"

"Для коллекции!"

— Я слышал о таком... — с трепетом произнес Рон, роняя на пол коробку с леденцами, — Это очень редкая и ценная вещь...

— А что это?

— Это мантия-невидимка, — с благоговейным восторгом прошептал рыжий, — Сам попробуй.

Гарри накинул на себя невесомую ткань.

— Это она! Посмотри вниз! — завопил Рон.

Гарри последовал совету и не увидел собственных ног. Он тут же подбежал к зеркалу.

"Матроскин! Смотри, меня не видно!"

"Поздравляю, теперь ты можешь делать пакости и оставаться незамеченным!"

— Смотри, тут записка! Из нее выпала! — прокричал Рон, поднимая записку, предназначенную не для него.

Гарри выхватил из его рук бумажку. Надпись на ней была сделана мелким почерком с завитушками.

"Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Счастливого Рождества", — прочитал Гарри.

"Не подписана?" — спросил Матроскин.

"Нет".

"Положи записку рядом со мной, чтобы я смог прочитать".

Гарри небрежно бросил записку на кровать, но так, чтобы она оказалось рядом с Матроскиным.

"Вот жук! Это Дамблдор! Я его почерк знаю... Десять лет держать родовую вещь при себе — это ж сколько наглости нужно иметь!" — хвост кота махал из стороны в сторону — Матроскин разозлился.

"В смысле, родовую вещь?"

"Ими часто становятся бессмысленные артефакты, передающиеся из поколения в поколение и обладающие ценностью, лишь ввиду своей древности. Но среди родовых вещиц порой встречаются и бесценные сокровища магии! Предметы, неизвестно кем и когда созданные, и созданные ли в этом мире вообще! Помнишь, тебе предлагали сделать гарантией сделки зеркало Тескатлипока? Вот это зеркало — бесценный артефакт. Оно — вне этого мира магии".

"Это как?"

"Откуда я знаю? Оно не поддается никакому воздействию, через него можно следить за судьбами людей. Зеркало — тринадцатая ступень. Магия вне магии в нашем понимании. Помнишь мои размышления насчет Бога? Возможно, такие вещи, ради шутки создаются им — магом тринадцатой ступени, и подбрасываются в наш материальный мир... Хотя, маловероятно. Я не знаю, но сила зеркала — недоступна ни одному магу. Возможно оно — путь в другой мир, портал. Возможно — книга судеб. Возможно — что-то еще. С подобными вещами лучше не экспериментировать".

"А эта мантия?"

"Тоже магия вне магии. Можешь сам проверить, накинь ее на рыжего и брось в него Риктусемпру. Заклинание не подействует. Слушай... а, может, это и был способ выжить после Авады Кедавры? Хотя нет, не сходится... Тогда бы и шрама на твой голове не осталось..." — размышлял кот, принюхиваясь к серебристой невесомой вещи.

"Мантия способна защитить от Смертельного проклятия?"

"Не уверен... Смотря, что устойчивее. Но от магии до седьмой ступени — точно способна защитить".

"Круто!"

"Наверно... Пойдем ночью со мной по коридорам гулять?"

"Зачем?"

"Нам нужно просмотреть Запретную секцию библиотеки... Хочу найти одну книгу, описывающую легенду".

"Ну, раз теперь у меня есть мантия-невидимка, то идем".

* * *

Гарри пробирался по ночному коридору Хогвартса. Он сейчас всем своим сознанием, душой, ощущал, что Хогвартс — живой. Днем, когда в коридорах шумят школьники, а сами коридоры — освещены, почувствовать это не получалось. Но замок действительно жил своей жизнью. Он — не часть этого материального мира, а часть магии. Эта магия чувствовалась в каждом камне, каждой двери...

К сожалению, нужной книги в Запретной секции не обнаружилось, но Матроскин своими словами пересказал легенду. Согласно ей, наш мир сотворили боги. Они создали реки, озера, пустыни, людей, солнце, луну и звезды. У каждого бога была своя роль в создании мира. И трое из них — самые главные и самые сильные, были ответственны за создание света. Но они не смогли прийти к единому мнению о том, как должно выглядеть главное светило. Хепри решил, что оно должно быть не сильно ярким, не палящим, а согревающим. Бог Ра же, напротив, полагал, что чем ярче будет свет, тем ярче будет этот мир и существа, которым этот мир будет населен. Атум считал, что свет должно привносить что-то иное, сокровенное и таинственное... Он понимал свет не в буквальном смысле.

"Их спор продолжается и по сей день, поэтому мы видим, как солнце возвращается из мира теней, то есть мира Атума, каждое утро, затем становится ярким и палящим, как и хотел Ра, и снова уходит в мир Атума..." — закончил свой рассказ Матроскин.

"Интересная легенда... Только к чему она? И почему книгу с этой легендой изъяли из Запретной секции?»

"Иногда в легендах больше тайн и опасностей, чем в сборнике наитемнейших заклинаний. У меня для тебя есть подарок — кольцо Хепри. Символ возвращения и вечной жизни. Только сейчас я не могу тебе его подарить..."

"Почему?"

"Потому что я аппарировать из Хогвартса не могу. А кольцо нужно еще и достать... из могилы. Согласен на такой подарок?"

Гарри поежился. Доставать что-либо из могилы ему не хотелось.

"А что дает это кольцо?"

"Тоже — магия вне этого мира магии, тринадцатая ступень, полагаю. В отличие от твоей мантии-невидимки, кольцо не делает тебя просто невидимым. Оно временно вырывает тебя из этого материального мира. Ты, согласно легенде, перемещаешься в сокровенный мир теней — мир Атума, чтобы после воскреснуть вновь. На практике — понятия не имею, куда ты перемещаешься. Но куда-то — точно... В мир, где все вокруг — твои мысли. Чистая магия, без материальной сущности. Там страшно... и красиво".

"И я буду должен достать кольцо из могилы?"

"Ага".

"Чьей?"

"Одного идиота, гонявшегося за всякой ерундой и считавшего себя — достойнейшим представителем хомосапиенс".

"Не скажешь чьей, значит?"

"На надгробии увидишь, зачем говорить. Ночь, тишина. Мальчик пробирается по старому кладбищу... Но его никто не видит, так как он — необычный мальчик, он — волшебник. Светит полная луна, где-то воет оборотень, но мальчика это не интересует. Он знает, зачем пришел... Ну как, согласен?"

Гарри отчего-то рассмеялся, хоть описанная Матроскиным картина не была забавной. Но, как и многих людей, мальчика привлекало все таинственное...

"Согласен".

"А теперь идем отсюда".

И вот Гарри снова идет по темному коридору замка. Вот из стены просочился Кровавый барон и снова вошел в стену. Вот Снейп патрулирует коридоры... Может, у него просто бессонница? Что-то уж очень часто он их патрулирует, а это вообще — обязанность старост, а не преподавателей. Можно пошутить, скинуть на лестницу доспехи и убежать. Все равно все свалят на Пивза.

"Давай дадим ему пинка и убежим?"

"Он спас меня, если ты помнишь".

"Ну и что? Жизнь, смерть — почти одно и то же, малыш. Филч с кошкой прямо по курсу, сворачиваем отсюда!"

Мальчик и кот забежали в первый попавшийся кабинет. Если мимо Снейпа пройти труда не составляло, то вот миссис Норрис вполне могла учуять запах.

Гарри обвел глазами комнату. Она была похожа на обычный класс, которым давно не пользовались. У одной стены громоздились поставленные одна на другую парты, на подоконнике стоял обычный магловский глобус. К другой стене был прислонен предмет, казавшийся чужеродным в этом кабинете. Это было красивое зеркало высотой до потолка, в золотой раме, украшенной орнаментам.

"Не подходи... не люблю зеркала!" — сказал Матроскин, однако сам направился к этому зеркалу, — А, можешь подходить. Обычный артефакт".

Гарри, все же с некоторой опаской, подошел к зеркалу. Посмотрел на свое отражение. Вначале он увидел просто себя, но потом картинка изменилась.

Высокая скала, море, закат... На вершине скалы стоит юноша лет семнадцати. Волосы аккуратно лежат, но они не длинные, глаза — изумрудно-зеленые. На нем белая рубашка, черный галстук, коричневый жилет и брюки со стрелками. Он смотрит вдаль. Потом ухмыляется чему-то своему и, внезапно, прыгает со скалы... Но когда вода уже совсем близко, картинка меняется. Лес, волшебный... Не таинственный, как Запретный лес, а по-настоящему волшебный, добрый. Наверно, Гарри представлял такой лес в сказках, и там непременно должны быть феи. Юноша направляется к маленькому деревянному домику на поляне. Вокруг домика — маленький заборчик. Рядом — кусты роз и каких-то неизвестных цветов желтого цвета. Юноша открывает маленькую дверцу домика, наклоняется, чтобы пройти внутрь, и шагает в пустоту. Вокруг — облака, но в них — ряды книжных полок. Человек берет одну из них, удобно устраивается на облаке, открывает книгу. Внимательно присматривается к первой странице магловской книги по истории и, внезапно, оказывается в большом зале убранства начала девятнадцатого века. Сам юноша тоже одет по моде того времени — белые узкие брюки, черный смокинг, перчатки. Навстречу ему выходит девушка в красивом пышном голубом платье с декольте.

— Приветствую вас, мсье, — она делает реверанс.

Юноша берет тонкую ручку девушки, целует и улыбается ей. Навстречу идет низкорослый мужчина, так же в белых узких брюках, только сюртук его — военный, с погонами. На груди — Орден Почетного легиона....

Гарри отбегает от зеркала.

"Матроскин, ты видел? Что это было?" — в мыслях — испуг.

"Зеркало показывает самые сокровенные желания. Поздравляю, малыш, ты мечтаешь познакомиться с Наполеоном!"

"Но я не мечтаю с ним познакомиться!" — у Гарри сейчас было забавное выражение лица, на нем отобразились одновременно непонимание и несогласие.

"Ага, теперь я все о тебе знаю! — отвечает Матроскин, — А на самом деле — красиво..."

"Что красиво?"

"Магия тринадцатой ступени. Зашел в дом, оказался в облаках с библиотекой, открыл книгу — и ты в начале девятнадцатого века... Но для сокровенных желаний — странно. Хотя все мы хотим почувствовать себя самыми особенными из всех, и ты, малыш, не исключение. Красивая созидательная высочайшая магия".

"А что ты видишь в зеркале?" — спросил Гарри, рассчитывая на ответ, вроде: "неважно". Но, к удивлению, мальчика Матроскин подошел к зеркалу.

"Стой в стороне, чтобы не видеть свое отражение в зеркале".

Гарри остановился сбоку от зеркала, но так, чтобы было видно отражение Матроскина.

И вот в зеркале — маленький мальчик лет восьми-девяти, в шортах и гольфах, как одевали детей раньше. Его за руку держит светловолосая девочка-подросток в воздушном белом платье. У нее большие светло голубые глаза, тонкий нос и тонкие губы. Девочка садится на траву, машет кому-то рукой. В зеркале появляется темноволосый кудрявый мальчик с черными глазами, уголки которых опущены вниз, отчего кажется, будто он грустный. Но он широко улыбается. Передние зубы сильно выдвинуты вперед, этого мальчика нельзя назвать красивым. Он ведет за собой совсем маленькую девочку, в розовом коротком платье. Шаги еще даются ей с трудом. Малышка заливисто смеется и падает на траву. Она поворачивает голову так, что можно разглядеть ее лицо. Глаза маленькой девочки такие завораживающие, небесно-голубого цвета...

"Мои сокровенные желания проще твоих, в них нет Наполеонов, малыш", — кот направляется к выходу из комнаты.

Каникулы закончились слишком быстро. Гарри, однажды заглянув в пустой класс, где стояло зеркало, обнаружил, что его там больше нет. Мальчик пожал плечами, он просто хотел еще раз увидеть, как выразился Матроскин, созидательную магию тринадцатой ступени. Но раз зеркала нет, значит — не судьба.

Сейчас Гарри сидел со скучающим видом на уроке Зельеварения. Как понял сам мальчик, зельевар из него был вполне сносный, но что-то было не так... И дело даже вовсе не в преподавателе, который так и норовил снять с него, с Гарри, баллы. Ощущалась в этом предмете какая-то... бессмысленность что ли.

"Матроскин, скажи, если настойка полыни и тыквенный сок — это одно и то же, то какая разница, что добавлять в зелье?"

"Никакой. Можешь туда хоть пописать! Зельеварение — проводник магии, а не сама магия, как и палочки, как и артефакты. Просто ты не обладаешь способностью наделять тыквенный сок магическими свойствами настойки полыни. Вот станешь магом тринадцатой ступени — тогда и будешь писать Феликс Фелицисом!"

"А я стану?"

"Писать Феликс Фелицисом? Ну, если выпьешь зелье, в моче будут остаточные свойства. Можно продать, как б/у".

Гарри улыбнулся. Должно быть, он периодически создавал странное о себе впечатление. Стоит за столом, мешает зелье, и вдруг начинает с мечтательным видом улыбаться чему-то своему. Тем более, Матроскина даже рядом не было. Хотя, это не важно. Если бы рядом был кот, не обладающий мимикой, это не изменило бы впечатления о Гарри Поттере.

— Вам смотрю очень весело, мистер Поттер?

— Нет, сэр, — Гарри смотрит в свой котел.

"Нет, ты только представь... обычный школьный туалет. Темноволосый мальчик застегивает ширинку брюк, смотрит на флакон в своих руках. Берет в руки палочку, направляет на этот флакон. На нем появляются буквы: "Феликс Фелицис. Б/у. Дешево". Как тебе идея для бизнеса, малыш?"

"Если все станет совсем плохо с финансами, я подумаю над твоим предложением, Матроскин", — Гарри снова улыбнулся.

— За ваше неуместное веселье, Поттер, минус пять баллов с Гриффиндора, — Снейп, должно быть, не любил, когда ученикам весело.

"Матроскин, может, прекратишь меня смешить на уроках Зельеварения? А то с меня всегда баллы снимают".

"Я все никак не могу понять, чем же ты так приглянулся крючконосому... Для детской зависти, вроде той, что испытывает Малфой, возраст не совсем тот. Разве что, у него наблюдается отставание в развитии..."

— Снять баллы за то, что ты просто улыбался! Вот Снейп урод! — возмущался Рон.

— Да, Рон, — почему-то самого Гарри снятие пяти баллов не расстроило так сильно, как его приятеля. Тем более, с рыжего их больше снимали. За постоянные драки в коридорах с Малфоем и Ко.

Рону еще и отработки иногда назначали. Вот вечером он и собирался на одну из них. Заработал он ее три дня назад, когда под дверью Снейпа в очередной раз попытался наброситься на Малфоя. Гарри даже понимал ненавистного профессора, ему бы на его месте тоже надоело. А так, кому не помешает бесплатная рабочая сила по очистке котлов?

— Какой же Снейп урод! — бубнил рыжий, складывая учебник, недописанное эссе и перо в сумку.

"Он повторил это сегодня пять раз!"

— Малфой виноват, — сказал Гарри.

— И Малфой тоже урод!

"Кругом одни уроды, малыш. Как же нам дальше жить?"

— Ладно, пошел я. Пожелай мне удачи.

"Пусть передает привет котлам!"

— Удачи, Рон, — милая улыбка.

"Свобода, малыш, — Матроскин спрыгнул с колен Гарри, — И уродов сразу меньше стало!"

Матроскин, к удивлению Гарри, подошел к креслу, в котором сидела Гермиона, и прыгнул ей на колени. Сама первокурсница была удивлена не меньше, но начала гладить кота.

"Матроскин, ты мне изменяешь?"

"Ага. Малыш, пройдут годы, пока ты жить научишься. Ты эссе написал? Нет. А вот Гермиона написала!"

"Ты считаешь, что мне нужно с ней подружиться?"

"Конечно! Пользы больше, чем от рыжего".

"Хочешь сказать, мне можно не писать эссе?"

"Не так быстро, малыш. Но можешь подойти к Грейнджер с каким-нибудь вопросом. Она почувствует себя умной, будет польщена, и через какое-то время вы с ней подружитесь".

— Гермиона, можно тебя спросить?

— Да?

Гарри подошел ближе к ее креслу, опустился напротив, прямо на пол, и раскрыл тетрадь с конспектами.

— Вот смотри, я нашел, — Гарри открыл книгу по Зельеварению, не входящую в перечень учебной литературы за первый курс, — тут один яд с таким же составом, как и та лечебная настойка, которую мы сегодня готовили. Отличие лишь в пропорциях полыни, причем, в яде ее меньше. В чем разница? Получается, из-за нехватки полыни можно приготовить яд вместо лекарства?

— Получается, да. Тут дело в самих магических свойствах полыни. Она способна расстроить нервную систему, поэтому при соединении с другими компонентами, полынь может быть ядом, — Матроскин был прав, девочка гордо вскинула голову, когда к ней с вопросом подошел далеко не самый худший студент, — А в этих зельях разница не только в пропорциях, но и в этапах варки. В лечебном — полынь добавляется в самом начале, она соединяется с чистотелом, ее свойства сразу меняются. Смешивается магия только этих растений, образуя новые совместные свойства. В яде полынь добавляется в середине варки, она не основной компонент, но меняет свойства тех трав, которые добавляются ранее. Причем меняет их так, что они становятся ядом. И здесь полынь будет действовать на нервную систему, вкупе с другими травами разрушать ее.

— Интересный яд, не находишь? — спросил Гарри, приподняв бровь.

— Хочешь сварить?

— Зачем? Все равно не на ком проверить его действие.

"На Снейпе! Это будет шикарная шутка! Заодно и опыт с безоаром претворим в жизнь!"

"Да не желаю я любоваться задницей Снейпа!"

"Как будто я желаю! Просто на ком проводить опыты, как не на отличнейшем зельеваре? А профессор твой действительно, как зельевар — очень хорош, я уже заметил. Это почти так же весело, как сильного волшебника защекотать до смерти простыми чарами щекотки!"

"Уже пробовал?"

"К сожалению, не довелось. Вот пытаюсь восполнить это упущение".

— На крысах? Свойства яда интересные. Разрушение нервной системы, когда человек перестает адекватно воспринимать происходящее, — размышляла Гермиона, взяв в руки книгу, которую принес Гарри, — Когда прикосновение воспринимается как ожог. Или порез — как простое прикосновение...

"В качестве подопытной крысы предлагаю Коросту!"

Гарри и Гермиона еще некоторое время обсуждали свойства магических растений под ехидные комментарии Матроскина, которые слышал лишь Гарри. В гостиной было немноголюдно. У квиддичной команды факультета сейчас тренировка, на которой были и близнецы Уизли, создававшие шум и иллюзию наполненности помещения лишь одним своим присутствием в нем. Студенты расположились в креслах, читали книги, играли в плюй-камни и грелись у камина. Гарри так и сидел на мягком ярком ковре, делая какие-то записи. Гермиона чесала Матроскина, который притворялся, что уснул, за ухом.

Уютную атмосферу нарушил Рон, появившийся в гостиной. Он сразу же подбежал к Гарри, сел на пол рядом с ним.

— Гарри, что Хагрид забирал в Гринготтсе, когда ты там с ним был?

— Что?

"Малыш, посмотри ему в глаза. Сейчас мы все узнаем".

Гарри повернулся к Рону, который что-то в этот момент взахлеб объяснял. Но мальчик его уже не услышал.

Темный коридор, рыжий мальчишка медленно плетется с отработки. По дороге он заходит в туалет и, сделав все свои дела, открывает дверь. До него доносятся знакомые голоса.

— Хагрид, а Гарри видел, что ты что-то забирал из Гринготтса?

— Ээ... да, профессор Дамблдор. А что случилось?

— Ничего, Хагрид. Ничего. Проследи за Пушком, не нужно, чтобы к нему заглядывали студенты. Тем более, мы знаем, кто может охотиться за этой вещью, — голос становится все тише, так как Дамблдор и Хагрид удаляются от двери туалета, — Ступефай, брошенный Гарри в одну из голов пса, навел меня на интересные размышления...

"Да, малыш. Что-то не нравится мне все это..."

— Гарри, нам нужно узнать, что спрятано в запретном коридоре! — радостно сообщает Рон.

Наверно, на лицах Гарри и Гермионы, которая по-прежнему сидела в кресле с Матроскиным, отобразились похожие эмоции, так как рыжий посмотрел на своего приятеля, затем на Гермиону, и сник.

— Я думал, тебе будет интересно... — проворчал Уизли, — Ведь ты же сам тогда ходил в этот коридор...

— Я искал Матроскина, он с вечера куда-то пропал. И пошел туда не из простого любопытства, Рон.

"Ага. Не из простого любопытства, а из простого ментального внушения".

— Если там то, что Хагрид забрал из Гринготтса в День моего Рождения... — Гарри начал размышлять, зачем-то вслух, — То это было незадолго до ограбления банка...

— Точно! — прокричал Рон, но под тяжелым намекающим взглядом Гарри, перешел на шепот, — А как выглядела эта вещь?

— Маленький бумажный сверток, — Гарри показал примерные его размеры, — Что внутри, я не знаю.

— Кхм, — Гермиона скрестила руки на груди, подняла брови, и нравоучительно произнесла, — Я надеюсь, вы не собираетесь шататься по ночам в запретном коридоре, выясняя, что там спрятано?

Рон только открыл рот, намереваясь сказать что-то язвительное, в его понимании этого слова, но Гарри опередил рыжего.

— Нет, мы пойдем простым путем. Попытаемся выяснить все у Хагрида. Завтра.

— Ну-ну, так он вам все и рассказал, — нахмурилась Гермиона.

— Кто знает. Хочешь, идем с нами?

— И зачем вам это нужно? — было заметно, как девочке приятно, что ее позвали с собой. Ведь она так ни с кем и не подружилась в школе, и сейчас продолжала спорить, скорее по инерции.

— Говорили, будто банк ограбил Сам-Знаешь-Кто... — Рон замер, испугавшись пришедшей ему в голову мысли, — Должно быть, это что-то очень могущественное или ценное...

— Ага. И мы собираемся остановить Волдеморта! — весело произнес Гарри, Рон, услышав имя, выпучил глаза, Гермиона скептически подняла бровь и поджала губы, — Да шучу я, шучу. Просто интересно же узнать.

"Не поверишь, малыш. Даже мне стало интересно".

"Правда?"

"Нет. Мне интереснее другое... Какого дементора Дамблдор отправляет тебя на знакомство с... как там этого Змея Горыныча звали... Пушок?"

"Не знаю... А какова вероятность, что Дамблдор хочет, чтобы я защитил то, что там спрятано от Волдеморта, если он хочет это украсть?"

"Тебе по классической теории вероятностей объяснить или по моей собственной?"

"По обеим".

"По классической, вероятность, что твое предположение верно, ничтожно мала. Тебе одиннадцать, ты владеешь лишь детскими элементарными чарами, а Волдеморт — величайший темный маг столетия. Если, конечно, Дамблдор не псих, он бы на тебя не стал рассчитывать. По моей теории, вероятность такого исхода — половина на половину".

— Решено, Гарри, мы идем завтра к Хагриду! — сообщил Рон.

— Да. А пока я иду спать, — Гарри поднялся с пола, забрал кота с колен Гермионы и, пожелав всем доброй ночи, поплелся в спальню.

"А чем твоя теория вероятностей отличается от классической?" — спросил мальчик, поднимаясь по ступенькам.

"Ну, смотри, — Матроскин что-то высматривал за спиной Гарри, — Какова вероятность выжить после Авады Кедавры? Это невозможно. Но ты ведь выжил! Тогда какая разница, зачем что-то высчитывать? Ты либо умрешь, либо нет. Два варианта. Вероятность каждого из них равна, так как если ты выживешь, второй возможный исход будет уже не важен. Ты спускаешься по лестнице, какова вероятность, что ты упадешь? Ты либо упадешь, либо нет. Половина на половину, опять же, два варианта".

"Специфическая теория", — Гарри оставил Матроскина на кровати, а сам стал переодеваться в пижаму.

"Обычная. Просто не вижу смысла строить догадки. Либо так, либо нет. Все".

* * *

— Привет, Хагрид! — весело произнес Гарри, — К тебе можно?

— Да проходите уж, сейчас чай сделаю, — великан держал на поводке Клыка.

Гарри, Рон и Гермиона прошли в хижину, уселись за стол. Рон так и порывался начать разговор, но вовремя получил пинок под столом. Только когда Хагрид поставил перед детьми большие чашки с чаем и, кажется, все те же самые кексы, Гарри решил начать разговор и прямо спросил:

— Как там трехголовый пес поживает?

— И не вздумай, Гарри, больше соваться к Пушку!

— Да я и не думал. Просто интересно, если я четыре дня без сознания пролежал после обрушения потолка, как быстро удалось привести в чувства собаку.

— Да, быстро. Снейп для него зелья принес, он через пару часов уже оправился. Я его еще совсем щенком помню, — начал умиляться Хагрид, — мне его один грек... ну, в баре... продал, в общем. А сейчас вот Дамблдор одолжил его, чтобы охранять... — лесник запнулся.

— Что? — тут же спросил Гарри.

— Хватит! — разозлился Хагрид, — Хватит мне тут вопросы задавать! Это секрет. Самый настоящий секрет.

— Ага, такой секрет, что вся школа о собаке знает! А уж догадаться, что собака для того, чтобы что-то охранять — не сложно! — сегодня Рон проявлял удивительные для него чудеса логики, — И охраняет она что-то, потому что кто-то хочет это украсть!

— Даже если так! Это не ваше дело. То, что Пушок охраняет, касается только Дамблдора да Николаса Фламеля...

— Ага, значит, здесь замешан некто по имени Николас Фламель? — спросил Гарри.

Судя по виду, Хагрид разозлился на самого себя.

Возвращаясь от лесника, гриффиндорцы спорили, что может быть спрятано в запретном коридоре, и кто может хотеть украсть эту вещь.

— Наверно, это Снейп! Посмотрите на него, сразу видно, что он темный маг и честных способов не признает! — выдвигал нелепые теории Рон.

— Ага, конечно! — не согласилась Гермиона, — Уже давно доказано, что теория Ломброзо о внешности преступников не верна, внешность не способна отразить внутреннюю суть человека!

— Теория кого? — сощурился Рон.

— Ломброзо, Рон, — вздохнула первокурсница, будто говорила элементарные и всем известные вещи, но ее не понимали.

"Матроскин, а кто такой Ломброзо?"

"Я вообще-то сплю..."

"Трудно ответить, да?"

"Я понятия не имею, кто такой Ломброзо. Доволен?"

"А кто такой Николас Фламель?"

"Зачем он тебе?"

"Хагрид сказал, что то, что спрятано в запретном коридоре касается Дамблдора и Николаса Фламеля".

"Это самый древний волшебник из всех. Из него песок сыплется, но выглядит он бодрячком. Ему лет шестьсот".

"Шестьсот? — удивление отобразилось на лице Гарри, хорошо хоть никто на него смотрел, — Но столько не живут!"

"Он познал дзен, малыш".

— И кто такой этот Николас Флемель? Ты не знаешь, Гарри? — спросила Гермиона.

"Матроскин, я знаю, кто такой Фламель?"

"Нет".

— Не знаю, — с грустным вздохом отвечает Гарри.

"И что этого Фламеля может касаться?"

"Философский камень, полагаю. Фламель заявляет, что он его создал".

"Что за камень?"

"Превращает любой металл в золото, из него получают эликсир жизни. В смысле из камня, а не из золота. Но этот эликсир не делает человека бессмертным. Это же не уникальный щит от всех проклятий. Фламеля можно убить, но он всю свою жизнь прячется Мерлин знает где. Старый параноик, помешанный на своей псевдогениальности. Шестьсот лет света белого бояться — это вам не шутки! Его никто и никогда не видел, лишь на портретах. А общается он только через совиную почту, которая приходит на какой-то левый адрес, и домовой эльф оттуда уже доставляет ее Фламелю. Хорошо бессмертие, не так ли? Мечтаешь о вечном заточении в собственноручно созданном монастыре?"

— Нам нужно узнать, кто такой этот Фламель! — заявил Рон.

— Можно посмотреть что-то в библиотеке, — предложила Гермиона.

— У нас в библиотеке появился пофамильный справочник? — отозвался Уизли.

— Нет, но его имя может упоминаться в книгах о современных волшебниках!

"И уверен, что смотреть они будут не там, где нужно! Во-первых, пофамильный справочник в библиотеке все же есть, в нем чистокровные и некоторые полукровки значатся. Книжка называется «Генеалогия волшебников Британии». Во-вторых, в книгах о современных волшебниках о Фламеле вряд ли будет что-то говориться. В общем, пожелай им удачи!"

"А у Фламеля есть дети, внуки? Их должно быть уже очень много..."

"Ну-ну. Он сошел с ума еще тогда, когда каким-то образом нашел или изобрел этот философский камень. Решил, что дети будет ему помехой, а позже, жадный до собственного бессмертия как самоцели, не хотел делиться им с другими, не хотел, чтобы среди его многочисленных потомков возникали распри из-за того, кому принадлежит камень, чтобы его из-за камня пытались убить. Говорю же, он сумасшедший!" — Гарри и не заметил, как плетясь сзади Рона и Гермионы, завернул в библиотеку.

"Почему я не могу рассказать им о Фламеле?"

"Малыш, скажи мне, это твое дело? Даже если этим камнем хочет завладеть Волдеморт?"

"Как? Он пытался меня убить! Он убил моих родителей!"

"Он убил многих. Твои родители были просто другой стороной в войне, только и всего. Ты — ребенок, пока тебя все это не касается. Вырастишь, решишь".

"Легко тебе говорить, так как это не твои родители погибли от его руки!"

"Лучше погибнуть так, как они. Моим родителям пришлось хуже. Я знаю, что такое война, малыш. И, кажется, я только что понял..."

"Что?"

"Расскажу, если это окажется правдой. Это твоя жизнь, а не моя. Но постарайся не лезть, куда не следует".

Гарри снял с библиотечной полки первую попавшуюся книгу, и начал ее листать, не обращая внимания на то, что эта книга — справочник по элементарным бытовым чарам для детей—дошкольников.

* * *

"Матроскин, научи меня легилименции. Пожалуйста", — Гарри был очень впечатлен просмотром воспоминаний Рона о подслушанном разговоре.

Кот не спешил с ответом. Он раскинулся на подлокотнике дивана в какой-то нелепой позе. Голова его свисала вниз, сам он лежал на спине, задние лапы вытянуты и упираются в спинку. Гарри чесал его живот, но смотрел на огонь в камине, а не на Матроскина.

"Могу прочитать тебе лекцию о морали. Что у каждого человека есть мысли, его тайные и сокровенные желания и всегда легилименцию по выдуманному критерию причисляли к темной магии, в отличие от окклюменции... Но не буду, так как сам человек — магия, и его мысли — часть этой магии. Общей! Вот, кстати... — кот зевнул, выставил вперед передние лапы, его голова и лапы перевесили, и он нелепо свалился вниз с дивана, — Не мог меня поддержать? На чем я остановился?"

Матроскин забрался обратно на диван, но уже лег в нормальную кошачью позу — свернулся клубком.

"На том, что легилименция относится к темной магии, а окклюменция — к светлой".

"Да. Вот еще одна причина, почему деление на темную и светлую магию ненаучно. Невозможно хорошо знать одно, если плохо знаешь другое. Ментальная магия — единый раздел. Трансфигурация магии пространства в мысли или наоборот. По сути, окклюменция — трансфигурация своих собственных мыслей либо в пространство, либо во что-то еще. При первом варианте — обратной трансфигурации, ты магию делаешь пространством, а не наоборот, как в чарах. Такова природная окклюменция, или природные ментальные щиты, как их называют. При втором — ты траснфигурируешь магию в другую магию, тем самым подменяя свои воспоминания на ложные, путая их. При легилименции — вытаскиваешь чужие мысли из пространства. Теоретически, легилименция способна вытащить и чужую магию, и даже присвоить ее. Но это лишь теоретически. А теперь рассказать, что тебя ждет при обучении этому разделу?"

"Давай".

"Так вот... тебе нужно будет хорошо покопаться в своем подсознании. Что это такое? А, дракл его знает, что тебя там ждет! Это инстинкты, тайные желания, скрытые страхи, огромный багаж теоретических знаний, образов и воспоминаний, начиная с момента рождения! Хочешь вспомнить, как ты рождался в крови и боли? Иногда мы можем что-то вспомнить даже из того, что никогда и не знали. Мерлин голову сломал бы, гадая, откуда тебе могут быть известны те или иные факты. Оказываясь в подсознании, ты попадаешь в пространство личной магии. Ну, относительно личной. Представь, что ты там можешь увидеть?"

Гарри задумался. Ну, увидит он там свои тайные страхи и желания. Последнее он уже видел в зеркале, ему очень понравилась красивая магия. Увидит то, о чем никогда не слышал, и что?

"Ну, увижу я свое подсознание... Разве это страшно?"

"Страшно? Алису в стране чудес читал? Это напоминает путешествие по подсознанию маленького ребенка, причем лишь по малой его части. Что может выдать подсознание взрослого — это еще ладно. Самое опасное — у подростков. Тебе бы перед этим Фрейда почитать, малыш. А то мало ли..."

"Кого почитать?"

"Маггловского психолога одного. Он весьма красочно описывал то, что может быть в подсознании нормального человека".

Огонь в камине мерно потрескивал. Где-то вдали шуршали страницы книг — несколько студентов читали. С другого конца гостиной слышался девичий смех, а за окнами барабанил февральский дождь.

"Все так страшно?"

"Нет. Это ведь все — твое. Но с ума сойти можно. Привыкнешь к своему — перестанешь бояться чужого. Думаю, рано или поздно нам с тобой все равно придется заняться легилименцией и окклюменцией. И лучше рано, чем поздно. Обычно такой магией советуют начинать заниматься людям более старшего возраста с устойчивой психикой. Но, можно попробовать и раньше. Нам нужно или ждать, пока ты полностью станешь взрослым, или учиться, пока ты еще ребенок. Как я уже сказал, самая неустойчивая психика у подростков, а в их подсознании Мерлин бы умер от страха... или от смеха".

"Давай попробуем!"

"Давай. Но это надолго. Будешь перед сном сознание очищать. Твои сны — малая часть подсознания. Хорошим окклюментам сны вообще не снятся, они эти образы могут вытаскивать в любой момент, а не только тогда, когда мозг работает в режиме ограниченной функциональности".

В этот момент в гостиную ввалился Невилл. Причем ввалился в прямом смысле. Непонятно было, как ему удалось пробраться сквозь проем гостиной, потому что ноги его были склеены одна с другой. Должно быть, ему пришлось прыгать всю дорогу до башни Гриффиндора.

Все дружно расхохотались, кроме Гермионы, которая подскочила к Невиллу и произнесла заклинание. Ноги мальчика разъехались в разные стороны, и он смог подняться.

— Не вижу здесь ничего смешного! — сказала Гермиона, обернувшись к сидящим в гостиной, и повела Невилла к дивану. — Что случилось?

— Малфой, — ответил он дрожащим голосом, — Я встретил его около библиотеки. Он сказал, что ему нужно на ком-то попрактиковаться.

— Немедленно иди к профессору МакГонагалл! Это нельзя просто так оставлять.

— По-моему, лучше найти самого Малфоя и дать ему в морду! — огласил гениальную идею Уизли.

— Не говори ерунды, Рон!

— Никуда я не пойду, хватит с меня неприятностей... — подал голос сам Невилл.

"Детский сад, ясельная группа!"

"Ну, Малфой в самом деле идиот, разве будешь отрицать?"

"Не буду. Только как, скажи мне, можно быть волшебником, заметь — чистокровным волшебником, и не знать заклинания Фините Инкантатем? А Гермиона тут пытается развести деятельность по защите ничтожеств".

"Матроскин, у тебя странное отношение к людям, не находишь?"

"Ага. Я уважаю только личностей. Тех, кто даже со склеенными ногами может гордо поднять голову и, тем самым, остаться в победителях! Все относительно, малыш, и победы, и поражения. Можно умереть и выиграть, а можно уйти победителем, но проиграть".

* * *

— И как эту мышь можно во что-то превратить? — шептал Рон, размахивая палочкой на уроке Трансфигурации.

— Не знаю, — ответил Гарри, на парте которого вместо мыши стояла красивая резная табакерка.

— Не знаешь? — рыжий покосился на табакерку.

— Нет.

"А у него скоро День Рождения..." — Матроскин жалостливо посмотрел на Рона.

"Думаешь, нужно что-то подарить?"

"Можно и не дарить".

"Наверно, нужно... Но что?"

"У меня есть одна идея... Идем после занятия на восьмой этаж".

"А что там?"

"Увидишь".

— Мистер Поттер, — профессор МакГонагалл взяла в руки трансфигурированную им табакерку, — Хорошая работа. Десять баллов Гриффиндору.

После занятия Гермиона напомнила, что им нужно зайти в библиотеку, поискать информацию о Николасе Фламеле. Искали они ее уже больше полутора месяцев, но ничего не нашли. За это время Гарри стал лучше общаться с Гермионой, да и Рон тоже. И все это — с легкой лапы Матроскина, прыгнувшего первокурснице на колени. Как просто!

— У меня голова болит, я сегодня не пойду. Извините, — Гарри постарался изобразить в глазах одновременно боль и извинение, и очень надеялся, что ему это удалось.

— Может, тебе стоит зайти к мадам Помфри? — забеспокоилась Гермиона. Видимо, Гарри перестарался с изображением боли и извинения.

— Нет. Все нормально.

Рон хлопнул Гарри по плечу, Гермиона еще раз внимательно на него посмотрела. Они направились в сторону библиотеки, Матроскин провожал их внимательным взглядом.

"А теперь идем, малыш".

Гарри прошел несколько лестничных пролетов и вышел в коридор восьмого этажа. Бело-черный кот пробежал вперед и остановился у нелепой картины, на которой тролли в балетных пачках, пытались побить дубинками какого-то волшебника. Должно быть, того, кто нарядил их в эти нелепые костюмы. Мальчик недоуменно смотрел на гобелен.

"Предлагаешь подарить Рону эту картину? Или балетную пачку? А что, ему бы пошло..."

"Отойди и не мешай, это тайный проход", — Матроскин, казалось, гипнотизировал взглядом гобелен.

После кот прошелся несколько раз вдоль стены с картиной, и в стене появилась полированная дверь с медной ручкой. Гарри подошел к ней.

"Да не бойся ты так!"

"Я не боюсь, просто опасаюсь", — мальчик потянул ручку, и вошел в комнату, напоминающую вторую спальню Дадли, то есть свалку разного старого хлама, но гораздо больших размеров.

"Я впечатлен!" — съязвил Гарри.

"Что-то не так малыш?" — спросил Матроскин, и перед ним тут же появился диван с множеством подушек.

"Как ты это сделал?"

"Представил, как еще. Добро пожаловать в комнату исполнения желаний, или как ее еще называют, Выручай-комнату".

"То есть, здесь появится все, что я представлю?"

"В разумных пределах. Комната не может дать еду, вещи, сохранившиеся в мире в единственном экземпляре и находящиеся под надежной защитой, она не сможет предоставить тебе хорошее настроение, любовь и счастье. Ну, принцип прост. Комната не дает ничего. Все — иллюзия. Но иллюзия качественная, тесно связанная с материальным миром".

"Круто! — Гарри почему-то представил круглую кровать, и когда она появилась, забрался на нее с ногами, — Стоп! А причем тут День Рождения Рона?"

"А вот поэтому мы и стоим в комнате с кучей всякого барахла, а не в номере пятизвездочного отеля с видом на море. Из комнаты можно вынести лишь то, что ты сюда и принес, остальное, как я уже сказал — иллюзия. Я когда-то принес сюда вещицу... — кот спрыгнул с дивана, и прошелся вдоль полок со сломанными глобусами, старыми перьями, разбитыми вазами. На полу валялась фарфоровая кукла в грязном розовом платье. Матроскин остановился у маленького шкафчика, — Открой. Я оставил ее здесь".

Гарри подошел к шкафчику, открыл дверцу. На полке обнаружился стакан с зубной щеткой.

"Очень нужный подарок!"

"Ему бы не помешала. За стаканом цепочку видишь? Тяни".

Мальчик вытащил маленькую серебряную цепочку с миниатюрным колокольчиком. Он повертел этот колокольчик на ладони.

"Это артефакт?"

"Нет. Обычная безделушка, но вариантов у нас нет. Чужое мы отсюда не вынесем, это тоже магия комнаты. В Хогсмид или Косой переулок за подарком нас не отпустят, да и деньги на Уизли жалко тратить. Дарить старые носки дяди Вернона — неприлично".

Гарри положил цепочку в карман и вернулся к круглой кровати.

"Все, что здесь находится — спрятали школьники разных поколений, верно?"

"Ага", — Матроскин представил камин, так что теперь рядом с его диваном уютно потрескивал огонь.

"Неужели многие находили эту комнату? Если за тысячу с лишним лет здесь скопилось столько всего?"

"Немногие, должно быть. Но с чего ты взял, что за тысячу лет?"

"Хогвартс ведь построили в девятом веке", — Гарри растянулся на кровати, закинув руки за голову.

"У этой комнаты особая магия. Вне времени. Тут если покопаться, можно столько интересных вещей найти. Из будущего".

"Это тринадцатая ступень?" — Гарри подскочил на кровати.

"Ага. Если ты захочешь, можешь попросить комнату остановить время, и ты выйдешь отсюда тогда же, когда вошел. Только опасно. Помни, что эта комната действует по принципу артефактов магии вне материального мира магии. Она сильнее тебя, ты для нее — частичка другого, чуждого ей мира. Такая же, как цепочка в твоем кармане, не более. Когда-то я нашел здесь мороженное. Должно быть, его забыл кто-то из студентов. Вон оно, на столе справа от тебя. До сих пор свежее и даже не растаяло".

Гарри посмотрел на стол, где обнаружилось недоеденное клубничное мороженное в хрустальной вазочке. В розовый шарик была воткнута чайная ложечка, казалось, будто кто-то оставил это мороженное не больше минуты назад. Мальчику стало страшно от осознания мощности магии пространства, причем какого-то иного пространства...

"А если я съем это мороженное?" — с опаской спросил Гарри.

"Я бы не советовал. Сомневаюсь, что комната оценит твои действия по достоинству. У каждой вещи есть хозяин — тот, кто эту вещь принес, и комната их помнит. Мороженное принес не ты".

"А я смогу унести в кармане колокольчик?"

"Сможешь, магия комнаты еще сложнее, чем ты думаешь".

Гарри прошел вдоль пыльных стеллажей. Поднял фарфоровую куклу, посмотрел в ее черные глаза с огромными ресницами, и поставил ее на одну из полок рядом с какой-то моделью планет.

"Самым сильным волшебником был Мерлин, так? — Гарри крутил планеты в этой модели, переставляя их в другом порядке, — И у него была одиннадцатая ступень просвещения. Скажи мне, как основатели смогли создать эту комнату?"

"Ритуал объединения магии. Очень просто и сложно одновременно. Вернее, обычно просто, но в данном случае было сложно. Думаю, они потратили несколько месяцев на подготовку, с множеством споров и различными сеансами легилименции. Каждый из них должен был представлять комнату одинаково. Я больше удивляюсь не технической стороне вопроса, а психологической".

"Психологической?"

"Ага. Четыре человека всегда по-разному видят конечный результат. Им нужно было создать уютные гостиные для студентов. Теперь у каждого факультета убранство гостиных разное. И дело не только в цветах. Если конечная цель ритуала объединения магии примитивна, скажем, разрушение здания, то здесь проще. Ломать не строить, как говорится".

"А зачем создавалась эта комната?"

"Уж явно не для того, чтобы кот Матроскин и Гарри Поттер здесь отдыхали. Хотя, может быть и для этого. Я не знаю, малыш. С одной стороны эта комната — хорошее место, чтобы спрятаться во время битв. А они не раз происходили в Хогвартсе, можешь в книгах почитать. Комната находится вне пространства нашего материального мира, искать будут в подвалах, а не на восьмом этаже, и даже если школу разберут по кирпичикам, ты все равно останешься здесь. С другой стороны, о комнате почти никто не знает. Даже директор, как мы убедились в свое время. Поэтому смысл создания мне неясен".

Гарри вытащил из кармана маленькую серебряную цепочку, повертел в руках. Не самый хороший подарок, но Матроскин прав, лучше уж так, чем носки дяди Вернона.

День Рождения Рона отмечали тихо. Близнецы смогли где-то достать сливочное пиво, торт и другие сладости. Гарри подарил Уизли серебряный колокольчик на цепочке и, по настоянию Матроскина, лично надел его на шею приятелю. Мальчик считал этот подарок несущественной мелочью, но Рон так не думал. Ему очень понравился кулон, тем более, серебряный. В магическом мире серебро считалось ценным металлом, обладающим множеством свойств, именно из него делали большинство артефактов.

Было не шумно, небольшой компанией, в составе братьев Уизли, Гермионы и Гарри, они сидели в пустом классе. Фред писал что-то на доске, как тему урока. Кажется, "Правила вычисления Пожирателей смерти" и забавные пункты к правилам. Например, одним из пунктов было вздрагивание потенциального Пожирателя при произнесении слова "Азкабан". Все смеялись или хотя бы, как Перси, улыбались. Но что-то было не так... Гарри чувствовал, что он здесь чужой. И причина этого крылась где-то глубоко внутри, так глубоко, что он и сам не мог ее понять.

Чтобы не тратить зря время, мальчик прикрыл глаза. Пусть лучше считают его странным, зато ему комфортно. Каждый вечер по совету Матроскина, Гарри старался очистить сознание, ни о чем не думать. Оказалось, что ни о чем не думать — очень сложно. Тогда мальчик спросил кота, можно ли представлять что-то, например, красивый лес, шум листвы... Матроскин ответил, что можно. Теперь для Гарри сеансы очищения сознания превратились не в пытку, а в релаксацию, помогающую снять усталость.

— Я нашел его! Я нашел Фламеля! — сквозь пение птиц донеслось до Гарри, и его вышвырнуло из волшебного леса, в котором он мысленно находился.

— Что ты кричишь? — шикнула Гермиона.

— А вы потеряли Фламеля? — удивился Перси.

— Никого мы не теряли, просто хотели узнать, кто это, — ответила Гермиона, окинув неодобрительным взглядом именинника.

— Зачем? — Перси оказался очень любопытным.

— Просто так, — сказала девочка и выхватила из рук Рона вкладыш от "шоколадной лягушки", посмотрела на него, — Когда вчера писала эссе по Зельеварению, мне встретилось это имя. Не у Снейпа же спрашивать, в самом деле? — быстро сориентировалась Гермиона, и Гарри поразился ее выдержке и умению лгать.

Дальнейший разговор протекал в обычном русле, девочка передала Гарри вкладыш с изображением Альбуса Дамблдора, где упоминалось о его совместных исследованиях с Николасом Фламелем в области алхимии.

"Матроскин, Гермиона знает, кто такой Фламель!"

"Предлагаешь всплакнуть от этого?"

"Нет, — смутился Гарри, — Но ты же говорил, что не нужно, чтобы они знали".

"Рон, конечно, идиот, но не настолько. Запомни, малыш, нельзя недооценивать людей. Или ты думаешь, я не предвидел, что рано или поздно они узнают, кто этот Фламель?"

"И что теперь делать?"

"Ничего. Или ты хочешь что-то сделать?"

"Нет".

Немногочисленные друзья и родные Рона еще какое-то время посидели в пустом классе, и вскоре направились в гостиную Гриффиндора. Гермиона тут же поднялась в спальню девочек, и принесла оттуда огромный древний фолиант.

— Мне даже никогда не приходило в голову искать его здесь! — взволнованно прошептала она. — А ведь я взяла книгу в библиотеке еще несколько недель назад! Специально, чтобы отвлечься от учебников, для легкого чтения.

— Легкого? — переспросил Рон.

Гермиона вместо ответа посоветовала ему молчать, пока она не найдет то, что нужно, и начала лихорадочно переворачивать страницы, что-то бормоча себе под нос.

"Вот так внимательно она читает, малыш, что за несколько недель даже не заметила имени Фламеля!" — высказал свое мнение Матроскин, развалившийся в кресле.

— Я так и знала! — воскликнула она, найдя то, что искала. — Я так и знала!

— Нам уже можно говорить? — раздраженно поинтересовался Рон.

Гермиона сделала вид, что не слышала вопроса.

— Николас Фламель, — прошептала она таким тоном, словно была актрисой, исполняющей драматическую роль. — Николас Фламель — единственный известный создатель философского камня!

Неизвестно на какой эффект рассчитывала девочка, но явно не на приподнятую бровь Гарри, и не на вопрос Рона:

— Создатель чего?

— Ну, это уже слишком! — разозлилась Гермиона, и начала объяснять однокурсникам, что древняя наука алхимия занималась созданием легендарного вещества, наделенного удивительными свойствами — философского камня. По легенде, этот камень способен превращать любой металл в золото, а так же с его помощью можно приготовить эликсир жизни — напиток, дающий бессмертие. На протяжении веков ходили слухи, что камень уже создан, но единственный существующий в наше время камень принадлежит Николасу Фламелю, выдающемуся алхимику, которому недавно исполнилось шестьсот шестьдесят пять лет.

"Заметь, малыш. Книжка-то не врет. Нигде не говорится, что Фламель является создателем этого камня!"

"Этой книге лет сто, не меньше, а в ней сказано, что ему недавно исполнилось шестьсот шестьдесят пять..."

"Элементарные обновляющиеся чары, ничего особенного".

Рон и Гермиона принялись размышлять о том, что Пушок охраняет именно философский камень и, скорее всего, Фламель знал, что кто-то хочет ограбить банк, поэтому попросил Дамблдора спрятать камень.

"Тут вся соль не в самом камне, а в том, что он хранился в сейфе Дамблдора... И что-то подсказывает мне, история сложнее, чем нам кажется".

"Хагрид разве не мог забрать камень из сейфа самого Фламеля?"

"Мог, конечно. Но письмо-доверенность, которое Хагрид отдал гоблину в Гринготтсе, было написано Дамблдором. Я не знаю почерк Фламеля, но сомневаюсь, что он идентичен почерку нашего дорогого директора. И если параноик Фламель, теоретически, мог доверить такое важное задание Дамблдору, который считается одним из сильнейших магов, его ступень просвещения выше фламелевской, то уж точно не Хагриду, окончившему три курса в Хогвартсе. Передоверить директор не мог, у гоблинов мощнейшая система идентификации почерков и даже искренности намерений в письмах. Сейф, в любом случае, Дамблдора, малыш".

Рон начал размышлять, что Снейп захотел стать богатым и бессмертным, Гермиона снова говорила о том, что нельзя судить по внешнему облику, а Гарри думал...

Ему вновь казалось, что, как и в истории со смертью родителей, здесь упущена какая-то маленькая деталь. Маленькая, но очень важная. И без этой детали единая картинка не сложится.

"Матроскин, может, написать этому Фламелю письмо?"

"Уж лучше продать душу дьяволу, малыш. То есть, этому Лаппесу из Лютного переулка. Никогда, ни при каких обстоятельствах не пиши людям, которых никогда в жизни не видел".

"Почему?"

"Мне пришла в голову одна мысль, я не уверен в том, что она верна. Но если так, то твое письмо со всеми подозрениями и вопросами может не попасть в руки Фламеля".

"Какая мысль?"

* * *

Предательство... думаете это легко? Сомневаюсь. И только сильный человек способен предать. Слабый настолько привык к своему миру, людям в нем, что никогда не решится на этот шаг. Нет, предают сильные личности... Я имею ввиду не гнусные мелкие пакости никчемных людей, а настоящее предательство.

И теперь я ощущаю себя слабым, ведь предал не я, предали меня! Остается лишь искать причину. И я ищу, все равно нет других забот... Ах, какая это сладкая мука — вспоминать то, чего больше нет, и никогда не будет! Тех, кого больше нет, но кто был дорог...

Поздняя осень. Льет сильный дождь. На кладбище собралось много народа. Интересно, человек в гробу знал их всех, хотел, чтобы они тут были?

Его жена, вернее, уже вдова, не плачет, просто смотрит куда-то вдаль. За руку она держит мальчика лет девяти. Он как две капли воды похож на отца — Офеля. Я знал его еще в школе — светловолосый гордый паренек, он никогда не лез в чужие дела, но и не сторонился всех. Мы подружились на втором курсе. В первый год, полагаю, нам обоим мешали это сделать схожие принципы. Ни я, ни он, никогда бы не подошли первыми. Позже я понял глупость и бессмысленность такого поведения, понял ее и Офель. Но его больше нет.

Кто-то говорит прощальную речь, глупую и не нужную. Кто-то не из наших, те бы не говорили столько лживых слов. Хотя, Эксторис мог бы. Он вообще любил поболтать, и повод для этого — не важен. Пусть это чья-то свадьба и нужно сказать тост, пусть это чьи-то похороны и нужно произнести речь об отваге и доблести, преданности и гордости умершего.

Я чувствую какую-то ложь, неправильность происходящего. Отхожу в сторону и аппарирую. Мне кажется, будто в пабе я сижу не больше пятнадцати минут, но, должно быть, проходит много времени, так как ко мне присоединяются остальные. Официальная часть похорон окончена: все сказали, что хотели, поплакали, кто мог, наколдовали венки, продефелировали в своих черных нарядах, приобретенных специально по такому случаю. Парад лицемерия объявлен закрытым.

Крув, Ибер и остальные садятся за мой стол. Я уже изрядно пьян. То, что рядом со мной стоит почти пустая бутылка огневиски подтверждает, что прошло намного больше времени, чем мне казалось.

— Грустно... — Амбра обнимает меня за плечи, — Нам всем грустно. Мы все любили Офеля.

— Нет, ты не понимаешь...

— Что я не понимаю? Скажи.

— Я и сам не понимаю.

Что-то в смерти Офеля не так. Вернее, в ней все не так. Начиная с того, что Офель умер, а это уже — не нормально! Он умер не здесь, где-то в Индии, когда отправился на задание. Один. Задание было элементарным: магглы нашли какие-то записи на камнях, мы предположили, что записи могут иметь магические свойства. Офель отправился посмотреть. Все. И все это — ложь. Я так чувствую. А чувствам нужно доверять, если бы не вера в собственные чувства, был бы я магглом.

Поднимаю глаза. Напротив меня сидит совсем молодая девушка. Ее черные волосы собраны в высокий хвост, губы накрашены ярко-красной помадой, на ней черная шелковая блуза и длинная юбка. На плечи накинут шифоновый шарф. На спинке стула висит черное пальто с серебряными застежками. Вот она — одна из тех, кто пришел покрасоваться в своем новом наряде на похоронах. Я ее почти не знаю, но разгадка смерти Офеля кроется в ней. Не уверен в этом, но я так чувствую. Она — очень сильный маг, и ей всего семнадцать. Молодая волшебница еще учится в Хогвартсе, она отпросилась у директора на похороны. Мы приняли ее в наше общество, хоть никто ее и не знал. Я сам виноват в том, что она теперь с нами! Я сам голосовал за ее принятие, а если голосуют двое из троих создателей — результат почти всегда предрешен. И на кой Мерлин она нам нужна?

Чувствую, что ее цели пребывания здесь — иные. Они не совпадают с нашими. Сейчас я всем своим нетрезвым сознанием понимаю, что где-то за моей спиной ведется двойная игра. Более сложная, чем моя, или более простая. Это не имеет значения, главное, что она ведется за моей спиной и против меня! Яростно втыкаю вилку в печеный картофель...

Картофель... Интересно, есть ли еще хоть один человек, у которого с этим корнеплодом связано столько воспоминаний?

Я помню, как мы с Алиной сидели у костра, пекли картошку и грелись. Тогда мне казалось, что вкуснее я ничего в жизни не ел. Должно быть, после четырехдневной голодовки — это нормально. Мы наткнулись в лесу на отряд партизан, и если бы не они, мы бы умерли с голоду. Именно тогда начался новый этап в моей жизни. Я пообещал голубоглазой малышке, что выживу, и честно выполнял свое обещание. Я выжил. Выжил вопреки всему миру! Вопреки ему и продолжаю жить.

Ах да, игра, которая ведется за моей спиной... Нет, я тоже не был честным до конца, тоже вел свою игру. Но я — это я, мне можно! А вот когда за спиной кто-то строит козни, да еще такие, что гибнут твои друзья — как минимум, обидно. Смотрю на людей за столом. Обычно в этом пабе шумно и весело, мы здесь отмечаем успешное завершение заданий, экспериментов, личных достижений. Каждый из нас что-то делает... над собой, над другими. Вся наша жизнь проходит в этих экспериментах. По улучшению памяти, способностей, изменению внешности, стремлению к бессмертию и недостижимому приближению к тринадцатой ступени просвещения, ступени вне материального мира магии. Мы не боимся экспериментировать, тем, кого связывает страх здесь делать нечего! Ни меня, ни кого-то еще ничего не должно пугать. Мне нечего терять, я не боюсь. Какая глупая ложь, а ведь это — разработанная мной концепция! Я потерял Офеля и боюсь потерять других, я боюсь смерти, так как уже знаю, что после жизни не ждет меня ничего хорошего. Но все же, в материальном мире терять мне нечего. Только чувства и привязанности, ну и немного жаль собственную душу. Хотя она сама мне не жаловалась, может, это уже выдуманное и лишнее чувство.

Из материального у меня есть квартира на втором этаже старого дома в маггловском районе, немного разных вещей в гардеробе и несколько присвоенных артефактов. Это к слову о нечестной игре... По правилам, все, что мы находим — ничье, общее, как сама магия. Но какого дракла я обязан соблюдать утвержденные мной же правила? Я их вообще-то для других писал!

— А с чего вы взяли, что Мерлин — исторический герой? Может, его никогда не существовало! Великий полукровка, ввязывающийся в маггловские войны. Прелесть-то какая! — Ксенон изрядно выпил, его черные глаза смотрят исподлобья, он ведет какой-то спор с Эксторисом, — То же можно сказать и о Фламеле! Создавал он философский камень, существовал ли этот Фламель вообще когда-нибудь?

— О Мерлине не знаю, но вот Фламель точно жил, — отвечает Эксторис, противно ухмыльнувшись, — И не так важно, создал ли он этот камень, украл его. Вопрос в том, жив ли Фламель до сих пор?

— Ты что-то знаешь об этом? Мы год потратили на вычисление месторасположения его дома, а все впустую!

— Не думаю, что мы первые, кто пытается вычислить место, где он прячется. А что, если кто-то уже сделал это до нас?

— Но во всех книгах с обновляющимися датами написан его возраст, а если бы он умер... — Ксенон резко прервал свою речь.

— Да-да, дорогой друг. Нам обоим известно, как можно убить человека, чтобы это не отобразилось на чарах, считывающих года жизни.

Как они могут говорить о Фламеле в день похорон Офеля? А, может, это кто-то из них виновен в его смерти? Нет, не думаю, что это Эксторис или Ксенон. Ксенон просто труслив и жалок, чтобы вести какую-то свою игру. Тем более против меня. Эксторис всегда был и остается загадкой, у него свои цели, он этого и не скрывает. Кажется, здесь им движет простой интерес. Он спокойно прожил бы и без нас, но ему скучно.

Я осматриваю собравшихся в пабе еще раз. Снова взгляд останавливается на молодой девушке с красными неуместными губами. Пошло, вульгарно, грубо. Но мой приятель, сидящий рядом с ней, должно быть, не согласен. Вряд ли они любовники, но что-то их связывает. Именно он привел ее сюда. Поэтому именно он и виновен в смерти Офеля... Как все просто!

Тем хуже... для меня. Мы с ним вместе стояли у истоков этого общества, провозглашали цели, писали правила, разрабатывали символику. Я, он и Ибер...

Открываю глаза, вырвавшись из этих воспоминаний. Каким же я был идиотом. Все просто! Я стал следующим после Офеля. Тогда, в зале с множеством каминов, когда я смотрел на присутствующих, не хватало Крува и Амбры. Раньше я не мог вспомнить этого, мне казалось, что там были все, лица смешались в моей памяти после смерти. Крув и Амбра были убиты позже... Или я снова что-то путаю?

Открой окно, и свежий ветер

Твои печали унесет.

Он словно небо чист и светел,

Пусть даже это и не все...

Твои глаза полны тумана,

Безумных слез и суеты,

Но нет прекраснее обмана,

Чем жить, любить, сжигать мосты...*

Мэри уже декламирует стихи. К счастью, не о любви. Но, к несчастью, о моей жизни... Вообще она хорошая, эта Мэри. Еще немного, и я к ней привяжусь.

* * *

— Если это не Снейп, то кто? — спрашивал Рон.

— Я не знаю. Но разве это не может быть кто-то из старшекурсников? — размышляла Гермиона.

— Ага, еще скажи, что они способны ограбить банк!

— А почему нет? Семикурсники — совершеннолетние волшебники.

— Хватит спорить! — Гарри надоели бессмысленные размышления приятелей, — Завтра после занятий сходим к Хагриду, скажем, что знаем, кто такой Фламель. Посмотрим на его реакцию.

— Точно, дружище! — Рон широко улыбнулся. Он вообще любое предложение Гарри воспринимал на ура, Матроскин как-то ради шутки посоветовал предложить рыжему сходить в гости к Филчу.

Гарри подхватил кота и направился к выходу из гостиной.

— Ты куда? — спросила Гермиона, — Отбой через полчаса!

— Через полчаса я вернусь, как раз к отбою.

Мальчик вышел. Спустился на один пролет вниз и побрел по ярко освещенному коридору. До отбоя всегда светло, горят все факелы, можно разглядеть портреты. Интересно, как так получается, что портрет — это слепок личности?

"Матроскин, — Гарри сел на широкий подоконник, — Маг ведь никогда не умирает?"

"Где ты вычитал подобный бред? Выкинь эту неумную книгу, даже вампиры умирают".

"Нет, физически — умирают все. А духовно? Вот есть портреты — слепки вечной личности, есть книги, хранящие биографию".

"А есть исторические персонажи, которых проклинают студенты, сдающие экзамены. В этом смысле да, не все, но многие бессмертны".

Мимо Гарри пробежали пятикурсники-гриффиндорцы. Они смеялись. Может, устроили вечным врагам — слизеринцам, ловушку?

"Когда я ждал письмо из Хогвартса, думал, что все изменится. Здесь у меня будет другая жизнь, друзья. Но нет, здесь... противно!"

"Нет, малыш. Здесь прекрасно! Просто ты не совсем там, где твое место..."

"А где мое место?"

"Куда тебя Шляпа планировала отправить, надеюсь, помнишь? Выбор сделал не ты сам, его сделали за тебя. Полагаю, несколько человек. Но грустить не стоит, малыш. Жизнь все расставляет на свои места. И, поверь мне, школьные друзья часто перестают быть таковыми. В пятнадцать-шестнадцать лет у человека оформляется жизненная позиция, меняются интересы, и те, кто были друзьями, порой, кажутся не интересными людьми... или просто чужими. Сейчас у первокурсников интересы — поиграть, быстрее сделать домашнее задание, квиддич, полеты на метле, нарушение школьных правил и так далее. Позже начнут появляться цели и может оказаться, что они противоположны целям твоего друга детства, с которым вы вместе по вечерам играли в плюй-камни и списывали домашнюю работу".

"И зачем Дамблдору понадобилось, чтобы я шел тогда в этот запретный коридор? — Гарри смотрел в окно, солнце уже зашло, но еще было не так темно, как глубокой ночью, — Чувствую себя от этого паршиво! Ненавижу, когда мне лгут!"

"Ты лжешь, он лжет, все лгут. Такова жизнь, малыш. Эти чувства и способны доказать то, что ты существуешь. Но это все неправда".

"Какие чувства?"

"Обида, зависть, ненависть, любовь... В остальном ты несущественен. Как и весь этот мир, поддающийся трансфигурации. Только помни, чувства тоже ей поддаются, всякие любовные зелья тому подтверждение. Идем, малыш, отбой скоро".

Утро пятницы началось как обычное утро пятницы. Жалобы Рона на Снейпа с его сдвоенным Зельеварением, попытки Гермионы доступно объяснить, что плохо о преподавателе говорить нельзя, сонные лица гриффиндорцев на завтраке в Большом зале. Все было таким родным и... чужим. Еще и Матроскин послал Гарри, пытавшегося его разбудить, к лысому Мерлину. Потом почему-то заявил, что лысый Мерлин, должно быть, выглядел как Волдеморт, но к чему это было сказано, мальчик не понял.

— Вы уже поели?

— А ты, дружище, так спешишь на Зельеварение? — удивился Рон.

— Нет, но что делать здесь, если мой завтрак уже в желудке? — спросил Гарри, и поднялся из-за стола.

— Ээ, подожди меня, — Уизли быстро вскочил, засовывая в рот остатки тоста.

Гермиона догнала их у двери.

— У тебя плохое настроение, Гарри? — спросила девочка.

— Я просто не выспался.

— Ты же ушел спать раньше меня! — воскликнул Рон.

Да, так и было. Гарри ушел спать раньше других, только он два часа представлял шум ручья в волшебном лесу. Пока ему еще иногда снились сны, а Матроскин сказал, что он сможет заглянуть в собственное подсознание только тогда, когда подсознание будет полностью отделено от сознания. То есть сниться сны ему не должны!

На Зельеварении готовили заживляющий раствор, которым промывают порезы и мелкие раны. Рецепт уже сложнее, чем те, что были в начале года, но Гарри был уверен, что справится. Только вот это зелье готовили в паре, а его неизменным компаньоном был Рон, способный испортить что угодно. Мальчик решил не подпускать приятеля к котлу, поручая тому задания нарезать те или иные ингредиенты. Как ни странно, сегодня Рон очень старался.

Профессор Снейп ходил вдоль парт, заглядывая в котлы. Снова остался недоволен зельем Невилла, сделал замечание Симусу, нарезающему флоббер-червей слишком крупно. Снова подошел к парте, за которой работали Гарри и Рон... Казалось, все занятия в этих подземельях проходят по одной схеме.

Снейп заглянул в котел Гарри, не нашел к чему придраться — зелье было именно таким, каким и должно быть на этой стадии. Посмотрел на Рона, старательно нарезающего флоббер-червей, и уже было развернулся, чтобы уходить, но снова повернулся к Уизли. Оценивающе посмотрел на рыжего, затем на Гарри.

— Один балл Гриффиндору, — к всеобщему изумлению произнес Снейп, растягивая слова, почти как Малфой. Еще раз взглянул на Рона, после, как показалось Гарри, на колокольчик, который висел на шее первокурсника, — За оптимизацию использования трудовых ресурсов.

Челюсть у Рона отвисла. У Гарри, скорее всего, выражение лица было не многим лучше. Гермиона, работающая за первой партой, оглянулась. Еще бы, Снейп впервые за весь учебный год начислил балл Гриффиндору!

"Поздравляю, малыш!"

"Что произошло, Матроскин?"

"Он оценил мою шутку. Вот так всегда, шучу я, а лавры достаются другим. На прошлой неделе подкинул под дверь МакГонагалл дохлую крысу с запиской: "Приятного аппетита!", так наказали за это Фреда и Джорджа".

"И в чем сейчас заключалась твоя шутка?"

"В колокольчике, в чем же еще!"

"Ты же говорил, что это не артефакт, а простая безделушка!" — Гарри старался сохранить обычное выражение лица, но не был уверен, что у него получается.

"Так и есть, малыш. Чары на ней едва можно отследить. Они почти неуловимы, настолько это тонкая магия, слабая. Но я не могу определить ее ступень, мне неизвестны эти чары. Когда-то такой колокольчик надел мне на шею один человек, чтобы я мог решить, что мне нужно в жизни. Он позволяет понять, что лучше".

"Что лучше? Это как?"

"Какое из двух слов в этой фразе тебе не ясно? В древние времена, когда селекцией еще не увлекались ни маги, ни магглы, этот колокольчик использовали для приручения волков. Империусов тогда, как ты понимаешь, тоже еще не было. И то, под заклинанием подчинения волк теряет свою природную суть. Животное следует инстинктам, основные из которых — добыча пищи, самозащита, размножение. Но волки всегда стремились к свободе, а колокольчик давал им возможность понять, что для них лучше. Ведь человек кормит, защищает, как может. При этом волк оставался волком, но прирученным... Можно надеть этот колокольчик на любого другого зверя. Чары в нем едва различимы, они не подчиняют".

"Почему ты сразу мне не сказал, что я дарю Рону?" — разозлился Гарри.

"Ты бы не оценил", — простой ответ.

"И причем здесь один балл для Гриффиндора?"

"Профессор вот оценил... После того, как я определился с целями, я снял колокольчик. Но через полгода надел его снова. Он помогает отсеивать нужное. К примеру, ты знаешь, что тебе нужно сделать что-то не самое приятное. И если это действительно необходимо, колокольчик подтолкнет к решению. Если нет, ты не станешь заниматься бесполезным и неприятным делом. С Роном происходит... Смотри, он подсознательно понимает необходимость учебы, знает, что он шестой ребенок в бедной семье, что ему нужно всего добиться самому. У него, в отличие от тебя, нет сейфа в Гринготте. Но ему лень. Другие не стараются учиться, и Рон откладывает домашнюю работу на потом. Сейчас ты попросил его нарезать флоббер-червей, и он делает это старательно, понимая необходимость качественной работы. Но ты его не принуждал, это его выбор. Если сегодня днем ты отправишь его делать домашнее задание по Зельеварению, Уизли может отказаться, так как впереди выходные, и он это понимает. Колокольчик не ломает волю, только помогает решить, что человеку необходимо, а что — лишняя мишура. Так что, Рон должен быть нам благодарен!"

"Да уж, может мне и для себя такой колокольчик купить?"

"Их трудно найти, малыш. Сейчас звероводством маги не занимаются, а приручение волков нужно было именно в этой области. По крайней мере, если искать, то не в Британии".

Только сейчас Поттер осознал, что подарил Уизли вещь, когда-то принадлежавшую Матроскину. Когда-то, когда тот был человеком, скорее всего, еще школьником. Таким же ребенком, как и сам Гарри...

* * *

— Хагрид, можно к тебе! — Гарри стучал в дверь хижины лесника, но ему не спешили открывать.

— Хагрид, мать твою за ногу!

— Рон! — возмутилась Гермиона.

До заката, как и до отбоя, оставалось еще много времени, окна в хижине светились, у двери было слишком жарко. Может, Хагрид оставил разожженный камин и ушел? Тогда нужно открыть дверь и потушить огонь, мало ли что может произойти. Тетя Петунья всегда переживала, если не могла вспомнить, потушила ли она огонь в камине или выключила ли она утюг. Боялась, что случится пожар.

— Хагрид! Открой, я знаю, что ты дома! — Гарри не знал, но решил попробовать. Люди не любят, когда их обвиняют в негостепреимстве. Хотя, может лесник просто решил перестроить свой дом в сауну и сейчас выглядит там не лучшим образом? Мальчик не очень-то хотел застать Хагрида в одном лишь полотенце, размером с простынь, и с раскрасневшимся от жары лицом.

Подействовало. Дверь отворилась.

— Вы, конечно, извините, но я немного... ээ... занят, — Хагрид не спешил впускать первокурсников в хижину.

— Мы знаем о философском камне! — выпалил Рон.

Гарри захотелось стукнуть Уизли чем-то тяжелым. Кто его вечно тянет за язык? Но, как ни странно, в этот раз слова рыжего возымели эффект.

— Что вы раскричались-то так! Проходите, — лесник впустил детей в дом, и оглянулся по сторонам прежде, чем закрыть дверь.

В хижине стояла невыносимая жара. Гарри сразу снял мантию и расстегнул последнюю пуговицу рубашки. Из-за жары казалось, будто он скоро начнет задыхаться. Хагрид предложил чай, от которого дети вежливо отказались. Пить горячий напиток не хотелось. Рон и Гермиона так же отказались и от бутербродов с мясом горностая, а вот Гарри решил попробовать экзотическое блюдо. Не сказать, чтобы ему оно понравилось, бутерброд он не доел. И теперь не знал, то ли мясо горностая ему не пришлось по душе, то ли Хагрид его неправильно приготовил.

— Ну, так чего... вы спросить что-то пришли?

— Да, просто... — Гарри хотел начать разговор с вопросов о том, с какими зверями приходилось сталкиваться Хагриду, как знатоку всех лесных тварей, и постепенно подвести к тому, не уместнее ли для охраны использовать чары, а не драконов, как в Гринготтсе, или трехголовых псов, но... передумал. Он посмотрел на Рона, которому, в общем-то, было безразлично. Его интересовала не цель, а само действие. Ему было приятно, что он друг Гарри Поттера, и они вместе собираются все разузнать о философском камне. Посмотрел на Гермиону, с которой до этого никто не дружил, и Никалас Фламель стал предлогом для совместного времяпрепровождения. Замкнутый круг. Деятельность ради создания имитации деятельности. Самому Поттеру все это тоже было не нужно. Если Дамблдор взял на себя ответственность сохранить камень, то пусть хоть спит с ним, ему-то, Гарри, какое до этого дело? Поэтому продолжил он разговор так, чтобы быстрее его закончить, — Мы хотели узнать, что еще кроме Пушка охраняет философский камень.

— Нет, не расскажу, — категорично заявил Хагрид, — Во-первых я и сам ничего не знаю. А если бы и знал, все равно бы не рассказал. Ну и, во-вторых, вы итак слишком много уже разузнали. И камень здесь не просто так, думаю, вы это уже поняли. Его из "Гринготтса" чуть не украли. Вообще, зачем вам это, не пойму?

— Да вот, украсть камень хотим, — ляпнул Гарри, не подумав.

— Что?

— Я шучу, Хагрид, шучу.

Гермиона намеренную глупость и игру Гарри Поттера в "Рона Уизли" не оценила. Она решила взять ситуацию под свой личный контроль.

— Хагрид, прекрати нас обманывать! — одновременно обиженно и властно произнесла первокурсница, но потом перешла на очень мягкий тон, в котором чувствовалась лишь толика лести, — Ведь это тебе Дамблдор доверил такое важное задание, ведь именно ты забирал камень из "Гринготтса". Нам просто интересно, кто из учителей накладывал защитные чары. Ведь мы не знаем, как волшебники защищают что-то ценное. Мы же не просим тебя все рассказать. А кому, как не тебе это знать? Ведь директор тебе доверяет больше других, это видно, — Гермиона завершила свою речь так, будто сказала прописную истину.

— Ну, думаю, не страшно, если я вам расскажу, кто накладывал чары... — глаза Хагрида блестели, он улыбался. Нет, Гермиона не была талантлива в лести, умении манипулировать людьми. Ни с кем бы другим ее приемы не сработали. Разве что, с Уизли.

Гарри стало немного совестно. Гриффиндорка ответственно подходила ко всему, и если уж они решили узнать, как и кто охраняет камень — она пойдет до конца. Будет лгать, стараться обхитрить собеседника, узнать как можно больше. Не такая уж она и правильная, скорее, целеустремленная.

"Только цели нужно ставить другие!" — видимо, Гарри снова размышлял в одной плоскости магии с Матроскиным, который остался в гостиной Гриффиндора.

"Это я ей неправильную цель дал".

"Это жизнь ей неправильную цель дала, малыш. Как и многим людям. Столько амбиций, стремлений, усилий тратится впустую! Нет бы просто жить, радоваться новому дню, солнцу..."

"Ты сам-то можешь этому радоваться?"

"Конечно! Я рад особо сочной крысе, весенней траве, теплу. Если бы не обычные радости — я бы не смог жить. Главное — равновесие. На одной чаше весов ненависть, на другой — простая человеческая, ну или в моем случае, кошачья радость. Не стоит усложнять жизнь. Тем более ее не существует. Жизни, в смысле. Как и тепла, травы и сочной крысы".

Поттеру стало жаль Гермиону. Столько усилий впустую. Лучше бы она учебники по Трансфигурации читала, чем искала информацию об этом Фламеле... Жизни не существует, как не существует и проблем. Если есть проблемы, значит, где-то есть жизнь. Ее иллюзия. Интересно, а у всех были моменты, когда казалось, будто настанет утро, и окажется, что все не так, как было вечером? Ты — это не ты, лишь наблюдатель. Кто-то, смотрящий со стороны на свою жизнь.

— Хагрид, может, мы откроем окно? Тут задохнуться можно! — Гарри уже чувствовал, как маленькие капельки пота текут по вискам.

— Ээ... нет, нельзя, — лесник покосился на камин. Гарри и Рон проследили за его взглядом.

— Это же драконье яйцо! — воскликнул Уизли, — Где ты его взял? Оно кучу денег стоит!

"Снесла курочка Хагрид яичко... А яичко-то не простое, а драконье", — Матроскин почему-то обрадовался драконьему яйцу в Хижине лесника.

— Да выиграл я его вчера, — нехотя произнес Хагрид, — Вчера в деревне. Решил посидеть там... ээ... выпил немного. Ну, там незнакомец был, в карты ему сыграть охота...

— А что ты будешь делать, когда из него вылупится дракон? — спросила Гермиона, внимательно разглядывая черное яйцо.

— Ну, я тут читаю кое-что... — лесник положил на стол огромную открытую книгу. Судя по соотношению в ней текста и картинок, книга предназначалась для любопытных детишек, — Тут сказано, что яйцо в огне держать нужно, а когда дракон вылупится, надо будет его каждые полчаса цыплячей кровью поить. А еще я прочитал, как распознавать яйцо. У меня будет норвежский горбатый дракон.

— Хагрид, ты ведь живешь в деревянном доме, — трагическим голосом произнесла Гермиона.

* * *

В гостиной было неестественно тихо и даже немного мрачно из-за пасмурной погоды. Все ушли на матч Гриффиндор-Рейвенкло. Гарри тоже шел с ними, но в последний момент, когда Уизли и Финниган начали спорить, какая команда лучше, незаметно ускользнул. И пусть ему придется придумать что-то в свое оправдание. Хотя, скажет, что передумал... Ведь может быть у него свое мнение. Не хочет он сидеть на шумной трибуне и радоваться пойманному снитчу.

Еще вчера он нашел под своей кроватью маленького деревянного солдатика вместо носка, который искал. Солдатик был очень старым, должно быть, сделанным несколько десятилетий назад. Почему Гарри положил его в карман, он и сам не знал. Может быть оттого, что такие игрушки в детстве были у Дадли? Хотелось, чтобы и у него тоже были свои игрушки...

Мальчик сидел на ковре в гостиной и как пятилетний ребенок водил этого солдатика, что-то представляя. Воображал, будто это он сам, и он должен сразиться со злым, жестоким и ужасным противником. Матроскин, видимо, решил изображать этого противника, так как норовил лапой выхватить деревянную фигурку.

"У меня были такие в детстве. Мы с сестрой в них играли..." — сказал он, не оставляя попыток когтями зацепить солдатика.

"У тебя была сестра?" — решил поддержать разговор Гарри. Ему очень хотелось узнать что-то о прошлом Матроскина.

"Только двоюродная. Мы жили с ней в соседних домах. А когда отец погиб на войне, мы переехали к бабушке с дедушкой в деревню. Боялись, что начнутся гонения, а там наш дом был под Фиделиусом. Теперь, малыш, я знаю, что Фиделиус не способен защитить от маггловского бомбардировщика".

"Твой отец погиб на войне? А война была маггловской или магической?"

"Магической. Прилетела белая сова с письмом, где говорилось, что он погиб... Я даже не знаю, где он похоронен. Ненавижу белых сов! Знаешь, я долго изучал чары времени. Любое временное воздействие — тринадцатая ступень. Кроме Маховиков времени, это ниже. Одиннадцатая, полагаю. Они ведь перемещают в другое время только тебя, а не всю реальность. Я искал. Долго. Я хотел все изменить, забыть войну, как страшный сон. Спасти отца, остальных... Но, когда ответ был совсем близок, я передумал. Мы с друзьями смогли бы объединить магию, вместе изменить реальность прошлого. Но я испугался. Не того, что могло произойти, нет. Испугался потерять себя. Изменив прошлое, ты изменяешь настоящее. Человек — ничто. Малейшая часть магии, ее проводник, не больше. Но моя ступень просвещения далека от тринадцатой, при которой происходит полное слияние с сутью, и я испугался потерять себя как личность. Ведь та война формировала эту личность. Меня. Лучше просто забыть. Нет плохих и хороших событий в жизни, они просто есть, но что-то можно забыть, а что-то лучше помнить вечно. Забыть — не значит уничтожить. Просто не думать, это несложно".

"Я бы хотел, чтобы мои родители были живы..." — вздохнул Гарри.

"Ты можешь это исправить, не сейчас, конечно. Но помни, что тебя тоже не будет. Ты — слепок событий, порой несущественных, малозначимых. Раз события изменятся, то и тебя уже не будет. Гарри Поттер останется таким же проводником магии, ничего не поменяется для этого мира, ему безразлично. Наш мир не знает ни любви, ни жалости, ни скорби. Это безличное пространство, бездуховное и в чем-то даже статичное. Один элемент заменяет другой. Изменится для тебя. Скорее всего, не будет меня, не будет некоторых знаний, не будет этого солдатика. Все будет лучше или хуже... Просто по-другому".

За окном хмурые тучи. Должно быть, скоро начнется дождь. Сильный, с громом и молниями. Вот одна туча особо темная, мрачная. Она словно подтверждает слова Матроскина. Ей безразлично, что какой-то мальчик нашел под своей кроватью деревянного солдатика, ее не интересует, что он не хочет дождя. Туча безлична, она не знает ни любви, ни жалости. Она просто есть, просто часть бесконечного мира. Как и мальчик, сидящий на полу с котом. Но туча сильнее. Она может сделать неприятно этому мальчику, а он ей — нет. В комнате слишком темно для одиннадцати утра, но тучу это не интересует, она не станет исчезать из-за того, что мальчику в гостиной неуютно, когда стоит полумрак.

"Страшно..." — мальчик подставил под лапу кота солдатика, но когда тот его почти поймал, отдернул руку. Улыбнулся.

"Поэтому лучше просто не помнить. Тем более, все это — несущественно. Если жизнь несущественна, то почему смерть не может быть такой же, малыш?"

"Может... Прошлое всего лишь часть материального пространства бесконечного нематериального мира..."

"Гермиона, малыш".

Гарри медленно поднял глаза. Девочка замерла на пороге гостиной с книгой в руках. Она волшебница, она чувствует. Понимает, что застала какой-то необычный момент, странный эпизод. Что-то не так, но объяснить, что именно не так Гермиона не сможет. И дело вовсе не в том, что одиннадцатилетний мальчик с грустной улыбкой водит по ковру деревянного солдатика...

— Привет, Гермиона. Ты знаешь, что тебя не существует? И меня не существует. И моих родителей Волдеморт не убивал, их просто тоже не существует, — Гарри улыбнулся, зеленые глаза блестели в неосвещенном помещении, — Ты никогда не задумывалась, что все, что тебя окружает — ненастоящее? Оно такое... простое, привычное, но это ложь...

Гермиона попятилась назад, нащупала дверную ручку, и выбежала из гостиной.

"Если она придет сюда с парочкой санитаров из клиники Святого Мунго, ты сам виноват!" — заключил Матроскин, наконец, выхватив солдатика из рук Гарри.

* * *

*Стихотворение нагло украдено из интернета. Автор неизвестен.

Гермиона не вернулась в гостиную с санитарами из клиники Святого Мунго. Ее вообще никто не видел до отбоя. Вернее, никто и не задумался над тем, где первокурсница. Как и тогда, в Хэллоуин. Есть люди, даже короткое исчезновение которых заметно. А есть те, кто может легко скрыться от любопытных глаз. Счастливые! И если Гарри относился к первой категории, то Гермиона — ко второй.

Утром во время завтрака девочка решила сделать вид, будто и не убегала вчера от Поттера из гостиной, словно от самого Волдеморта и летящей из его палочки Авады Кедавры. Должно быть, где-то слышала, что с тихими психами можно спокойно сосуществовать, главное не показывать им самим, что они психи. Теперь ее интересовал другой вопрос: что делать с драконьим яйцом. Гермиона, привыкшая во всем следовать правилам, убежденная в существовании справедливости, не могла оставить все так, как есть. Ее правильное "Я" полагало, что необходимо обо всем рассказать директору или профессору МакГонагалл. Ее же справедливое "Я" было с этим в корне несогласно. Справедливость, как известно, штука странная. Для друзей она одна, для врагов — другая. Поскольку Хагрид в какой-то степени мог входить в категорию друзей, подставлять его не хотелось.

— Он сгорит заживо в своем доме, когда вылупится дракон! — шептала Гермиона.

— Не так все и страшно. Мой брат уже давно работает с драконами, их даже можно приручить. Ну, почти приручить, — Рон был более оптимистичен в этом вопросе, — Тут другое хуже. Дракон в его хижину не поместится, а растут они быстро.

— Надо что-нибудь придумать.

— Я за яичницу из драконьего яйца, — подал голос Гарри, ковыряясь ложкой в невкусной каше. Гермиона на него как-то странно посмотрела, с толикой сочувствия, а Рон заржал во весь голос, радуясь очередной "остроумной" шутке приятеля.

"Нет, малыш. Нужно дождаться, когда дракон вылупится, и сделать шашлык. Всегда мечтал попробовать драконье мясо!" — Матроскин стащил ломтик бекона с тоста Уизли, тот даже понять ничего не успел.

В это время прибыла почта, и Сова Гарри принесла короткую записку от Хагрида, в которой говорилось, что дракон вылупляется.

"Да здравствует шашлык!"

Гарри предложил вместо Травологии навестить Хагрида, Рон идею приятеля поддержал. Кроме Невилла этот предмет никто не любил. Даже Уизли, который с тех пор как ему подарили колокольчик, стал более ответственно относиться к учебе, полагал, что смысла в этом предмете нет. Свое будущее с волшебными травами он не связывал. Правда, Матроскин сказал, что Рон просто волшебных трав еще не видел, ему бы понравилось.

— Послушай, Гермиона, когда мы еще сможем увидеть, как вылупляется дракон? — уговаривал Уизли пропустить Травологию.

— Нам нельзя пропускать занятия, уже скоро экзамены. А вдруг кто-нибудь узнает про Хагрида и его нового питомца? Тут такое начнется... И если мы будем рядом...

"За свою шкуру все боятся. Малфой идет", — предупредил Матроскин.

— Заткнитесь, — коротко приказал Гарри.

— Ты чего, дружище? Вот скажи, ты разве не хочешь посмотреть на новорожденного настоящего дракона? — довольно громко сказал Рон.

"Он идиот, малыш".

— Рон, ты идиот.

Малфой, проходивший мимо, как-то неприятно ухмыльнулся. Последнюю фразу Уизли он не мог не услышать, как, впрочем, и весь их разговор.

"Наверно, дохлых крыс ему недостаточно, малыш".

"На что ты намекаешь?"

"Не намекаю, а предлагаю".

* * *

Гарри отодвинул полог кровати. Прислушался. Рон храпел, Невилл посапывал, Дин и Симус не издавали ни звука. Мальчик накинул поверх пижамы мантию, обулся, взял с собой мантию-невидимку и вышел в гостиную. Матроскин спал, развалившись в кресле.

"Эй, просыпайся!" — Гарри потрепал кота по спине.

"Уже пора?"

"Все уснули... наверно. Где твоя крыса?"

"Может, Коросту? Хотя нет, жалко эту серую мерзость. Вон, клетка у камина стоит. Клетка — кого-то из гриффиндорцев, крыса из кабинета Трансфигурации. Удачи".

Мальчик подошел к клетке, внимательно посмотрел на спящую крысу, вытащил ее. Закусил губу и закрыл глаза.

Он старался во всех деталях воспроизвести образ дракончика Норберта, которого видел сегодня вечером у Хагрида. Тот чихал и плевался огненными искрами, почему-то это запомнилось больше, чем весь его внешний вид. Черное скомканное морщинистое существо, очень тощее, с непропорционально огромными крыльями, выпученными оранжевыми глазами и длинной мордой. Вроде бы так. Гарри открыл глаза, вздохнул и направил палочку на крысу. Заклинание тут ему не поможет, вряд ли в учебниках такое вообще найдется, нужно изменять частичку реальности в виде крысы по-другому.

С первого раза не получилось, как и со второго, и с третьего. Крыса больше напоминала тощую летучую мышь с оранжевыми глазами, нежели новорожденного дракона. Получилось лишь раза с двадцать пятого, Матроскин уже успел уснуть под напеваемую им же самим колыбельную.

"Матроскин, у меня получилось!"

"Молодец, можешь съесть конфетку. Кто-то на столе оставил. Боюсь, это могли быть Фред и Джордж, тогда ты после этой конфеты можешь покрыться волдырями. Полдела сделано. Уменьшай дракона, и идем".

Благо, для этого действия уже существовало заклинание. Гарри уменьшил трансфигурированного дракончика, положил его в специальную, найденную еще вечером, коробочку размером чуть больше спичечного коробка. Матроскин спрыгнул с кресла.

"Слушай, а разве ты сам не мог трансфигурировать эту крысу? У тебя же пятая ступень".

"Не мог. А, впрочем, не знаю. Ментально я мог бы устроить и что-нибудь более веселое, но это жестоко. Хотя, пожалуй, что-нибудь добавлю. Если ты не заметил, ментальная магия мне очень хорошо дается. Так же, как и раньше".

Гарри положил металлический коробок в карман и вышел из гостиной, набросив на себя мантию-невидимку. Он был уверен, что Матроскин справился бы и сам, но почему-то кот видел в его участии какой-то смысл.

Ночной Хогвартс встретил нарушителя школьных правил молчаливым приветствием. Ему, самому зданию, части магии и части пространства, безразличны людские установления. Они менялись на протяжении истории, но сам мир оставался неизменным. Хогвартсу, скорее всего, даже будет безразлично, если его разрушат. Поменяется здание, изменятся школьные правила, назначат нового директора, приедут новые школьники и снова станут бродить в ночной тишине, прислушиваться к каждому шороху. Наш мир безжалостен в своей статичности. Все повторяется раз за разом, из века в век, невзирая на прогресс.

В тишине ночного коридора послышались осторожные шаги. Не только Гарри Поттеру приходят в голову идеи нарушить школьные правила. Вернее, не только Матроскину.

"Малфой. Крадется куда-то, гаденыш, — кот остановился и прислушался, — Стой, где стоишь!"

Зря он это сказал. Сразу стоять на ступеньке одной из лестниц стало труднее, а уж после того, как эта лестница изменила свое направление — вообще невозможно. Гарри зацепился мантией-невидимкой за перила и оступился на лестнице. Как раз в этот момент Малфой, которого до этого не было видно, вышел к лестничной площадке, озираясь по сторонам. Вот и получилось, что Гарри налетел на слизеринца, оставаясь в мантии-невидимке. От неожиданности Малфой закричал так, будто дементора увидел.

"Поздравляю, малыш. Вселенная в очередной раз решила пошутить. Люди называют это законом подлости, но все же, пожалуй, это закон мироздания. Некий способ указать человеку его место".

— Что ты разорался? Все портреты разбудишь!

— Поттер? — лицо Малфоя исказилось в противной гримасе, — Какого дракла ты здесь забыл?

— Прости, Малфой, — Гарри скинул мантию-невидимку с головы, — Не сочти за комплимент, но на дракла ты не сильно похож, а я забыл здесь именно его, а не тебя. Так уж вышло, что наши пути в очередной раз сошлись в одной пространственной и временной точке. Давай ты пойдешь своей дорогой, я — своей. Сделаем вид, что мы друг друга не видели. А еще лучше, что мы друг друга даже не знаем.

— Да, конечно. Может, мне еще сделать вид, что я про дракона ничего не знаю? — ухмыльнулся Малфой.

— Про какого дракона?

— Дракона? — услышал Гарри голос позади себя и резко обернулся.

Сегодня, как ни странно, по ночному Хогвартсу бродил не Снейп. Но, лучше бы уж он... Мальчик надолго запомнит поджатые губы, складку меж бровей и сердитый взгляд профессора МакГонагалл.

— У Хагрида есть маленький дракон! Он вылупился из яйца, я сам видел сегодня! — радостно сообщил Малфой.

— Что вы еще интересного расскажете? — строгая женщина в темно-зеленой мантии переводила взгляд с одного первокурсника на другого, — Может быть о том, как вы оказались в столь позднее время не в своих постелях?

"Матроскин, беги. Ты мне уже ничем здесь не поможешь".

"Да, пожалуй, я так и сделаю", — черно-белый кот скользнул в коридор. В темноте никто и не заметил, что следом за ним поплыла по воздуху маленькая коробочка.

— Я сообщу профессору Снейпу, мистер Малфой, о ваших ночных приключениях. А ваш декан, мистер Поттер, как вы уже заметили, в курсе. Ждите сообщений о наказании за нарушение школьных правил. Информацию о драконе мы проверим. И да, минус пятьдесят баллов с Гриффиндора и Слизерина. Расходитесь по своим спальням.

Гарри направился в сторону гостиной, но все же решил не заходить. Попасться два раза за одну ночь казалось невозможным. Мальчик вспомнил выражение, что молнии два раза в одно место не бьют. Он сел на лестницу и стал прислушиваться к ночной тишине. Поначалу она была спокойной, затем — пугающей. Но чуть позже Гарри показалось, что он слышит дыхание Хогвартса. Более тихое, чем человеческое, медленное... Оно успокаивало, как тиканье часов в гостиной дома номер четыре на Тисовой улице. Так удивительно, но схожие вещи и явления способны вызывать противоречивые чувства. Часы в доме дяди и тети — успокаивали, как и размеренное дыхание Хогвартса, а тиканье часов в доме Лаппеса в Лютном — угнетало...

"Ты решил здесь уснуть? Полагаю, это не лучшая идея".

"Ты уже все?" — Гарри погладил Матроскина, который потерся о ноги мальчика.

"Ага, там недолго. С распаковкой дракона сложностей не возникло. А Малфой, как примерный школьник, сразу в спальню направился. Ему драконы еще неделю сниться будут!"

* * *

Утром Гарри долго не хотел просыпаться. Он вообще многого в жизни не хотел: приближающихся экзаменов, наказания за ночную прогулку по школе, общества Рона Уизли, сердитого взгляда Гермионы Грейнджер, несладкой каши...

— Как ты мог, Гарри? Из-за тебя Гриффиндор потерял столько баллов!

— Что я, по-твоему, должен сейчас сказать в свое оправдание? — мальчик повернулся к Гермионе и посмотрел на нее в упор. Он не любил, когда читают нотации. Ведь все равно уже ничего не исправишь.

Прибыли совы. Гарри очень хотел, чтобы филин Малфоя сделал свою пакость на голову хозяину, но пока еще мальчик не достиг нужной ступени просвещения, при которой бы его желания могли так просто реализоваться. Хотя, слизеринец итак был сегодня особенно бледным, он даже зашел в Большой зал позже других. Еще бы! Ведь ночью в его комнате на тумбочке обнаружился трансфигурированный дракон. Если верить Матроскину, несмотря на то, что дракон был ненастоящим, он все же сумел подпалить мантию Малфоя и пару учебников.

Хагриду повезло больше. Доносить властям о его попытке разведения драконов не стали, лишь вынесли леснику строгий выговор, а животное забрали. Дальнейшая судьба дракона Норберта так и останется неизвестной, но кого это интересует? Гермионе интересны баллы Гриффиндора, которых факультет ночью лишился, Рону — ватрушка, с которой он сейчас пьет тыквенный сок, а Гарри — записка, принесенная одной из школьных сипух, где говорилось, что для отбывания наказания ему нужно в одиннадцать вечера быть у выхода из школы. Судя по хмурому выражению лица Малфоя, рядом с которым топтались филин и сипуха, ему пришло похожее послание.

"В одиннадцать вечера? — Матроскин сидел прямо на столе и заглядывал в записку, — Они решили в качестве наказания провести дополнительный урок Астрономии?"

"Не знаю, но что-то мне все это совсем не нравится".

Гермиона весь день не разговаривала с Гарри и даже не понимала, какое тем самым сделала ему одолжение. Вот бы еще и Уизли на него обиделся! Уроки все казались скучными, а на Трансфигурации профессор МакГонагалл так смотрела на Гарри, что у него все получалось едва ли лучше, чем у Рона. После обеда мальчик скрывался ото всех в самом дальнем углу библиотеки, где ему удалось вздремнуть. Он уже даже ждал одиннадцати вечера. Все-таки любопытство взяло верх.

Без пяти одиннадцать Гарри был у выхода и, прислонившись к одной из колонн, наблюдал за танцующими тенями, пытаясь найти в их движении определенные закономерности.

— Ты доволен, да, Поттер? — Малфой подошел очень близко и сощурил глаза. Первым желанием было оттолкнуть его, но первое — не всегда правильное.

— Вполне, жизнь вообще прекрасная штука. Я ей пока доволен.

— Не строй из себя идиота. Дракон в моей комнате — твоих рук дело?

— Малфой, тебе пора избавляться от мании величия. Ты мне не интересен.

В этот момент в просторном холле появился Филч, и приказал следовать за ним.

— Готов поспорить, что теперь вы серьезно задумаетесь, прежде чем нарушить школьные правила. Если вы спросите меня, я вам отвечу, что лучшие учителя для вас — это тяжелая работа и боль... Жалко, что прежние наказания отменили. Раньше провинившихся подвешивали к потолку за запястья и оставляли так на несколько дней. У меня в кабинете до сих пор лежат цепи. Я их регулярно смазываю на тот случай, если они еще понадобятся...

"Я проникся, малыш! Эта речь изменила мою жизнь! Он ведет вас к Хагриду? Представь, если ваше наказание будет заключаться в очищении его избы от драконьего помета", — Матроскин плелся в самом конце небольшой процессии вслед за слизеринцем.

"В таком случае я бы хотел посмотреть на лицо Малфоя, когда он узнает о сути отработки", — улыбнулся Гарри. Хорошо, что спина Филча не может видеть его улыбку.

— Вы отправитесь в Запретный лес, — продолжал говорить Филч своим скрипучим голосом, — И я думаю, вы запомните эту отработку надолго, — завхоз обернулся, желая посмотреть, какой эффект произвели его слова.

— Лес? — переспросил Малфой, голос его дрожал, — Но там опасно ночью. Я слышал, там даже оборотни водятся!

— Вот какой ты рассудительный стал, — Филч противно ухмыльнулся, обнажая кривые зубы, — Раньше думать нужно было.

"Попроси его составить вам компанию, малыш".

— Мистер Филч, а вы не хотите пойти с нами? — спросил Гарри, глядя в глаза завхозу.

— Ээ... — старик растерялся, — Я школьные правила не нарушал, Поттер. И как жаль, что сейчас наказания не способствуют улучшению дисциплины. Вы знали, — зашептал Филч, — что в подземельях Хогвартса есть темницы? Ниже, намного ниже, чем школьные кабинеты и спальни...

"Что такой маньяк делает в школе, интересно..."

— Интересно, а что такой человек, как вы делает в Хогвартсе? — с милой улыбкой поинтересовался Гарри.

— Какой такой?

— Замечательный, мистер Филч, замечательный!

Теперь и Филч, и Малфой с очень схожим недоумением на лицах смотрели на Гарри Поттера, который, казалось, этим недоумением наслаждался. Но тут двери хижины Хагрида отворились, на пороге появился сам хозяин дома с арбалетом в одной руке, и собачьим поводком в другой.

— Чего вы так долго? Небось Филч опять лекции читал о том, как хорошо было раньше, когда он сам еще даже не родился?

— Я в лес не пойду, — заявил Малфой.

— Пойдешь, пойдешь. Нашкодил, так отвечай, если не хочешь, чтобы тебя исключили.

— Но нельзя так наказывать... Мы ведь не прислуга, — в голосе слизеринца не было и толики обычной надменности, сейчас с Хагридом разговаривал обычный напуганный ребенок, — Я думал, нам нужно будет писать строчки или... Если бы мой отец знал...

— Если бы твой отец знал, что ты нарушаешь школьные правила, он бы вряд ли обрадовался! Можешь идти собирать вещи, если твоего отца больше обрадует, что тебя вышвырнули из школы. А теперь идем.

Хагрид провел их почти вплотную к темному лесу, казавшемуся таким негостеприимным. Их там не ждали, это точно. В лесу своя жизнь, там действуют свои законы. Лесным тварям неважно, кто отец Малфоя, почему им назначили такую отработку, по сути, нарушающую одно из основных школьных правил. Ведь даже Дамблдор первого сентября говорил о том, что ходить в Запретный лес нельзя.

— Пятна серебристые на траве видите? Это кровь единорога. Кто-то его ранил, нам нужно его найти и вылечить... или добить, если уже нельзя помочь. Ясно?

— А если то, что ранило единорога найдет нас раньше?

— Значит, тебе не повезет, Малфой, — Гарри надоело лицезреть трусливого Малфоя. Так он выглядел еще более отталкивающе, чем когда вел себя, как говорил Матроскин, словно индюк в брачный период.

— В лесу нет того, кто бы вас обидел, если вы сюда со мной пришли. Или с Клыком. Так, нам нужно разделиться, чтобы быстрее дело пошло. Ты уж извини, Гарри, но вам лучше с Малфоем пойти, и псину с собой берите, хоть она и трусовата. А я сам буду искать единорога. Сейчас чуть вглубь пройдем, а там разделимся.

Гарри подхватил Матроскина на руки, и пошел следом за Хагридом. В лесу было темно и необычайно тихо. И если первое, с учетом времени суток, было нормальным, то второе... Лес не должен быть тихим! Тем более ночью. В нем живут разные звери, птицы и насекомые, многие из которых бодрствуют в это время. Должен быть, в конце концов, ветер, но нет. Гарри чувствовал себя так, будто оказался в какой-то звуковой изоляции. И от этого становилось страшно...

— Может, это оборотень единорога убивает? — предположил Малфой.

— Нее, не он. У него скорости не хватит. И сил. Единорог же волшебный. Я вообще не слышал, чтобы кто-то единорогов убивал.

Они прошли мимо мшистого пня. Наконец, в лесу появились хоть какие-то звуки помимо их шагов. Сейчас где-то неподалеку отчетливо слышался шум воды, должно быть рядом протекал ручей.

— Быстро за дерево, оба! — Хагрид схватил и Гарри, и Малфоя в охапку, сошел с тропинки и поставил их за широкий дуб. Сам лесник приготовился стрелять и замер, прислушиваясь.

Кроме шума воды невозможно было что-либо различить, однако Матроскин так не считал. Кот выглядывал из-за ног Хагрида.

"Малыш, там какая-то чертовщина ходит!"

"Какая?"

"Волшебник. Звук слышу, а видеть не могу, значит, под чарами невидимости. Он и убил единорога, больше некому. Лесные звери их не трогают. А еще у меня голова болит".

"Прости, но до мадам Помфри идти далеко. Да и сомневаюсь, что она меня правильно поймет, если я скажу, что у моего кота разболелась голова".

— Так и знал, что ходит в лесу кое-что, чему здесь быть не положено.

— Что? — спросил Гарри.

— Не единорог, уж точно. Выходим.

Не успели они пройти и двадцати метров, как впереди увидели какую-то движущуюся тень.

— Стой! Покажись! Стрелять буду! — заорал Хагрид.

Из темноты вышло что-то непонятное...

— Кентавр... — прошептал Малфой, во все глаза разглядывая рыжего человека с телом лошади.

— А, здравствуй, Ронан.

— Ты хотел меня убить, Хагрид? — низким голосом поинтересовался кентавр, однако смотрел он не на лесника, а на детей.

— Да я же не знал, что это ты. Сейчас в лесу опасно, сам понимаешь. Что-то плохое по лесу бродит. Ах да, это школьники наши, на отработке.

— Школьники? И много уже выучили? — кентавр даже наклонился, переводя взгляд от Гарри к Малфою.

— Немножко, — ответил Поттер.

— Это уже что-то, — Ронан поднял голову вверх, — Марс сегодня очень яркий.

— Ага, — подтвердил Хагрид, тоже откинув голову, — Слушай, а ты раненого единорога не видел?

— Всегда первыми жертвами становятся невинные, — туманно ответил кентавр.

— Так ты не видел ничего необычного?

— Марс сегодня очень яркий, — повторил Ронан, — Необычайно яркий.

— Да слышали мы уже про марс, — начал злиться Хагрид, — В общем, если чего увидишь, сообщи, — после этого лесник обернулся к школьникам, — Вот отсюда мы и разделимся. Одна тропинка идет налево, по ней я пойду, другая — направо, там безопаснее. Если и встретите кого, то только кентавров. Так, расходимся.

Гарри взял фонарь, и передал его Малфою. Все равно пользы от него не много, а его глазами были глаза Матроскина, он, как ночной хищник, видел прекрасно и бежал впереди. Слизеринец шел с Клыком на поводке и проклинал Дамблдора и Хагрида такими словами, что Гарри даже от Матроскина никогда не слышал ничего подобного. Чего стоит только фраза: "Мерлином проклятый старый маразматик, свихнувшийся от чувства собственной значимости и осознания простой истины, что без него мир бы был серым и убогим, погряз бы в войнах и разрухах". В целом, как сообщил кот, Малфою удалось верно описать директора.

Лес по-прежнему встречал их молча, как бы давая шанс подумать, стоит ли им идти дальше. Вот так всегда в жизни, шанс подумать есть, а выбора нет. Деревья становились гуще, дети заходили вглубь Запретного леса. Это тихое предлесье встречало их дружелюбно, но сейчас, казалось, высокие и величественные деревья предупреждали, что если они зайдут дальше, дорога обратно им заказана. Пятен серебристой крови становилось все больше. Все корни деревьев и мшистые пни были забрызганы кровью, словно животное металось от боли в попытках спастись. Сквозь толстые деревья виднелась поляна.

— Смотри, — Гарри указал Малфою на блеск, исходящий от земли.

Матроскин первым пробрался на поляну, за ним, раздвинув толстые ветви дуба, пролезли дети. В нескольких метрах от них лежал мертвый единорог. Картина смерти невинного животного приковывала взгляды, она казалась одновременно завораживающей и ужасной. Хотелось погладить единорога по жемчужной гриве, хотя ему уже было безразлично происходящее.

Гарри сделал еще шаг вперед и вдруг застыл, услышав шорох. Кусты на другом конце поляны зашевелились, и из тени выступила облаченная в длинный балахон фигура с наброшенным на голову капюшоном. Кто-то крался к ним, как вышедший на охоту зверь. Гарри, Малфой, Матроскин и Клык были не в силах пошевелиться. Однако фигура в балахоне их не замечала. Некто подошел к мертвому животному, опустился на колени и склонился над огромной рваной раной в боку единорога. И... начал пить кровь.

Первым пришел в себя Матроскин. Он, скомандовав Гарри следовать за ним, рванул к ближайшим кустам. Мальчик вслух повторил команду Малфою, и они с громкими криками устремились подальше от этого проклятого места. Бежали они долго, перепрыгивали через поваленные деревья, цеплялись мантиями за низкие ветви, несколько раз пришлось пересечь ручьи, в один из которых наступил Гарри, и теперь мокрый носок неприятно лип к телу. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Матроскин резко остановился.

"Здесь, думаю, безопасно", — сообщил он и забрался на ближайшее дерево, посмотреть, не гнался ли кто-то за ними.

Гарри и Малфой пытались снова нормально дышать. От быстрого бега и влажного лесного воздуха кружилась голова. Вокруг были лишь густые деревья, но лес уже открыл себя. То тут, то там слышались ночные пугающие шорохи.

"Где мы, Матроскин?" — Гарри прислонился к широкому стволу дуба.

"В лесу, если ты не заметил. Только что сбежали от лысого Мерлина", — кот с высоты прислушивался и присматривался к месту.

"От кого?"

"От твоего давнего приятеля, малыш. Вот Дамблдор, старый придурок. Нужно посоветовать ему хорошего врача в клинике Святого Мунго, занимающегося излечением психических отклонений. Или, может, ему попить какие-нибудь зелья, стимулирующие работу мозга? В жизни не поверю, что этот дед не знал, что у него тут в лесу Волдеморт гуляет!"

"Волдеморт?"

"Ну не Флитвик же кровь единорогов пьет! Это вообще в волшебном мире считается... как бы тебе объяснить, хуже каннибализма, в общем. Представь, если бы ты с другом оказался на необитаемом острове, ты маггл, и единственная возможность выжить — съесть этого прекрасного друга. Тут то же самое, единорог — квинтэссенция магии, сама ее суть или что-то, близкое к магии в первозданном виде. Его кровь может спасти того, кто находится на грани смерти, но убийство единорога — аморальный поступок, в чем-то даже нарушающий состояние магии в пространстве..."

Гарри посмотрел на Малфоя. Обычно идеально выглаженная мантия порвана в нескольких местах, ботинки поцарапаны, белые волосы торчат в разные стороны. Сам он сидел под деревом, прикрыв глаза и обняв собственные коленки. Почти как и смерть единорога, одновременно жалкое и в чем-то даже прекрасное зрелище. Хотя бы потому, что теперь на его лице не читалось вечное презрение к окружающим.

— Как пробежка, Малфой?

— Отвали. Это все из-за тебя и твоего проклятого дракона, — слизеринец открыл глаза, но его слова не сочетались с взглядом, в котором была лишь усталость, — Вообще, где мы?

— Где-то в лесу, — пожал плечами Гарри и тоже сел на землю у соседнего дерева, — А дракон тут не при чем. Ты же чистокровный волшебник, должен знать, что в чужие тайны лезть нехорошо. А иногда и опасно.

— Да ну? — сощурил глаза Малфой и резко повернулся к Гарри, — Тогда какого Мерлина тебе известно о смерти моего деда?

Что на это ответить, Поттер не знал, ведь ему и не было ничего известно. Матроскин слез с дерева и подбежал к Гарри. Мальчик взял его на колени.

"Ты знаешь, как отсюда выбраться?"

"Ха! Конечно. Я на ориентировании в лесу в свое время собаку съел!" — кот подставил ухо, чтобы его почесали.

"Вкусно?"

"Мясо, как мясо, ничего особенного. Но, вернемся к делам насущным. По-моему, нужно сделать так, чтобы они вас всю ночь искали. Хороший урок. Будут знать, как отправлять детей в Запретный лес!"

"И ты специально побежал сюда, а не в том направлении, откуда мы пришли?" — Гарри продолжал гладить кота, но в душе его поднималась злость.

"Вроде того, малыш".

"И чем ты тогда лучше Дамблдора? Он решил, что я должен побывать в коридоре на третьем этаже, ты решил, что я должен потеряться в лесу..."

"Чем я лучше? Может быть тем, что я сейчас рядом, и планы свои обсуждаю с тобой, а не за твоей спиной? Мы в одной лодке, малыш".

— Нужно подать сигнал, что мы в беде, — вспомнил Малфой.

— И где ты сейчас видишь беду? По-моему, хорошо сидим. Да и твои красные искры никто не увидит, нужно салют пускать.

— Можно и салют.

— А нужно? — Гарри поднял бровь и посмотрел в растерянные глаза Малфоя.

— Ты повредил себе мозг?

— Нее, я всегда таким был. Слушай, Малфой, как ты там Дамблдора обзывал? Так вот, этот прекраснейший человек отправил нас в этот проклятый лес. Заметь, не ягоды собирать, а искать раненого единорога. И троллю понятно, что если нужно найти кого-то раненого, то есть и тот, кто его ранил. Это тебе не по ночным коридорам Хогвартса гулять!

— И что?

— А ты еще говорил, что я мозг повредил. Мстить будем, что! Посидим в лесу до утра, в тишине, спокойствии, подышим прекрасным свежим воздухом, мой кот даже может какую-нибудь тварь поймать, чтобы мы поели. Любишь птичек? Ну вот, пока мы наслаждаемся возможностью приобщиться к дикой природе, Дамблдор, Хагрид и остальные поисковую кампанию организуют. Подпортим им немножко нервы. Поэтому я предлагаю прогуляться глубже в лес, а салют пустить мы всегда успеем, — Гарри поднялся, держа одной рукой Матроскина, — Ну так что?

— А где Клык?

— Заблудился. Да идем уже, Малфой. Сейчас ягоды какие-нибудь найдем.

— И отравимся, — пробурчал слизеринец, однако поднялся и пошел вслед за Гарри.

— Ну, это если нам очень не повезет. Представь, найдут нас утром. Да тебе, Малфой, никогда в жизни еще никто так не радовался, как они, рассчитывающие обнаружить твой хладный труп и получить хорошую взбучку от твоего отца!

— И это тебя Шляпа отправила в Гриффиндор? Ай! — мальчик споткнулся о какую-то палку.

— Она предлагала Слизерин, но ты уж прости, я как твою рожу вспомнил, сразу передумал там учиться.

— Заткнись, Поттер.

— Да, пожалуйста.

Глаза уже давно привыкли к темноте. Лес не интересовали школьники, случайно (или специально) заблудившиеся в нем. Конечно, теоретически, в лесу можно встретить столько различных тварей, что они во все семь учебников Защиты не уместились бы. Но теория часто расходится с практикой. Порой, к счастью. Гарри услышал какой-то шум, остановился и начал всматриваться в силуэты деревьев.

"Что там, Матроскин?"

"Река, пока все тихо, но дальше не стоит идти. Можно у реки посидеть".

— Малфой, хочешь искупаться?

— Поттер, отвали. Я уже десять раз пожалел, что во все это вляпался.

"Ну и идиот. Что жалеть о том, чего уже не вернешь?"

Матроскин пробежал вперед и запрыгнул на мшистый ствол поваленного дерева на берегу узкой реки. По обе стороны от нее не росли деревья, давая солнечному и лунному свету свободу. В водной глади красиво отражались звезды и луна. Где-то недалеко стрекотал кузнечик.

— Здесь красиво, — Гарри уселся рядом с котом.

— Тоже мне, эстет нашелся, — фыркнул Малфой и сел на мшистый ствол, только на некотором расстоянии от гриффиндорца.

— Я все никак не могу понять, чем ты вечно не доволен? Все тебе не нравится! Хочешь, чтобы было по-твоему — меняй реальность, а не злись по пустякам.

— Легко тебе говорить. Тоже мне, герой нашелся.

— Малфой, да ты просто завидуешь! И чему? Тому, что у кого-то на лбу есть шрам, мертвы родители? Тому, что кто-то ходит в потрепанной футболке, и провел все детство у магглов? Очнись! Самому не смешно?

Малфой ухмыльнулся. То ли задумался над словами Гарри, то ли, напротив, был не согласен. Мерлин разберет эти эмоции.

— Зачем тебе это? Ну, чтобы нас в лесу искали?

— Хочешь снова узнать чужие тайны и снова платить по счетам? Просто скажу, что кое-что мне не нравится в школе, вот и решил поиграть. А тебе спасибо, что составил мне компанию. Одному бы было скучно. Эх, бутерброд бы сейчас. Матроскин, не хочешь организовать нам ягоды?

Слизеринец посмотрел на Гарри, оценивающе как-то посмотрел.

"Я тебе еще ягоды не собирал! Вон впереди куст видишь? Там какая-то ерунда растет. Акцио красная ерунда!"

Красная ерунда вместе с веткой полетела в Матроскина, Гарри еле успел перехватить.

— И что это? Малфой, ты в Травологии хорошо разбираешься?

— Я не знаю, что это.

— Ну и ладно, — мальчик достал палочку, трансфигурировал несколько ягод в небольшое яблоко, — Надеюсь, не отравлюсь. Будешь яблоко?

* * *

Гарри проснулся, но продолжал рассматривать полог кровати. Если сощурить глаза, то кажется, будто золотой рисунок на красном бархате шевелится. А если взгляд расфокусировать, то рисунок и вовсе исчезает, ткань становится однотонной. Мальчик не знал, сколько сейчас времени, но предполагал, что обед он уже проспал.

Примерно в шесть утра Хагрид с Клыком обнаружили сонных детей на берегу реки. Вокруг них валялось множество огрызков от яблок, но на это не обратили внимания. Лесник был очень рад видеть их живыми. Тут Гарри был прав, Малфою еще никогда и никто так не радовался. Как, впрочем, и Поттеру. Их отвели в Больничное крыло, медсестра нашла их состояние вполне нормальным, но все же прописала Сон без сновидений. И вот теперь, когда Гарри проснулся, он не хотел покидать своей маленькой защиты в виде собственной кровати. Он знал, что стоит ему выйти в гостиную, как тут же начнутся расспросы о том, что было в Запретном лесу. Разумеется, вся школа о его ночной прогулке уже знает. Здесь по-другому не бывает.

"Матроскин! — Гарри сел в кровати, кот обнаружился где-то в ногах, мальчик потрепал его по голове, — Матроскин!"

"Ну что такое..."

"Волдеморт хочет украсть философский камень! Он слаб, поэтому пьет кровь единорога..."

"Ради того, чтобы донести эти размышления, выдержанные в лучших традициях Рона Уизли, ты меня и разбудил?"

"Нет. Хочу спросить, что мне делать!"

"Спать больше не хочешь? Тогда можно поесть".

"Я серьезно! Что, если он вернется? И причем тут я? Зачем Дамблдору меня во все это впутывать?"

"Хочешь убить Волдеморта? Отомстить ему?"

"Да... наверно", — Гарри не был уверен, но ведь этот темный волшебник убил его родителей! Да, конечно, он хочет его убить!

"Ну вот, малыш, ты и попался. И Дамблдор знал, что ты попадешься. Я не знаю причин, но Волдеморт начал охоту на Поттеров еще в восьмидесятом году. Пока я не могу сделать какие-бы то ни было выводы. Но помни, ты — свободен! Все, что ты делаешь, должно быть твоим выбором! Твои поступки не могут быть правильными или неправильными, по этим критериям мы можем делить лишь поступки других людей. Если ты намеренно сделал что-то, значит, это просто твое. Без оценочных характеристик. Поэтому если ты и хочешь убить Волдеморта, убедись, что это твое решение, а не чужое".

Гарри откинулся обратно на подушку. Да, он хотел бы убить Волдеморта! Отомстить за смерть родителей, за свое детство у Дурслей, за собак тетушки Мардж, которые так и норовили его укусить, за старую пижаму Дадли, за яичницу без бекона, в конце концов! И он убьет его!

Матроскин почему-то развеселился от подобных мыслей. Кот укусил мальчика за большой палец левой ноги и спрыгнул с кровати. Гарри отодвинул полог и выскочил в пустую спальню. Он, смеясь, еще какое-то время гонялся за бело-черным котом...

Гарри не мог понять, как ему удалось сдать все экзамены, если учесть то, что теоретической частью большинства дисциплин он не интересовался. Перед экзаменом всем студентам раздавали специальные перья, лишавшие возможности списать. Как они должны действовать, никто так и не узнал, но все списывали. Перо не кусало студента, решившего залезть в карман за шпаргалкой, не сжигало эту шпаргалку и вообще, казалось, не работало, разве что писать могло. Может, в этом году случайно произошла закупка фальшивых перьев? Или близнецы Уизли как-то их заколдовали?

С практикой проблемы возникли лишь на Травологии. Там Матроскин задел хвостом что-то, отдаленно напоминающее кактус, и с диким кошачьим воплем побежал по оранжерее, опрокидывая растения. Гарри не сомневался, что кот отомстит этому кактусу. Проявления мести заметили уже хаффлпаффцы, сдающие экзамен после гриффиндорцев — колючки у растения росли внутрь, снаружи зеленый цветок был не просто гладким, но даже пушистым.

Первокурсникам на экзамене по Зельеварению нужно было приготовить зелье, стирающее память, однако нужного эффекта, то есть отсутствию воспоминаний о том, как его готовить, удалось добиться еще до начала процесса варки. У всех в котлах кипела цветная жидкость, а у Невилла эта жидкость почему-то перешла в парообразное состояние, отчего в кабинете стало трудно дышать. Профессор Снейп выпроводил Лонгботтома из кабинета, не забыв высказать ему все, что он думает о его умственных способностях.

Гарри беспокоился о сохранности философского камня. Мальчик почти каждый день прислушивался к сопению Пушка за закрытой дверью. Он не хотел, чтобы Волдеморт вернулся. А Матроскин сказал, что выкрасть камень из Хогвартса, в любом случае, вполне реально. Рон и Гермиона об этом почти не думали, несмотря на то, что Гарри рассказал им о событиях в запретном лесу, разве что умолчал о том, как они с Малфоем специально не стали давать сигнал SOS.

У Матроскина после той ночной прогулки часто болела голова, Гарри даже сварил в пустом классе зелье, снимающее боль, и теперь периодически поил им кота.

Последний экзамен был по Истории магии. В течение целого часа Гарри старался не зевать, но скрип перьев так успокаивал, клонил в сон....

Он убегает от собак тетушки Мардж, позади слышен смех Дадли. Неприятный такой, как и сам кузен. Но вскоре этот смех исчезает, Дадли остался далеко позади, впереди — пустырь с сухой травой. Матроскин бежит рядом, он всегда рядом. Кот резко сворачивает в другую сторону, собаки разрываются между двумя мишенями — бегущему по пустырю мальчиком и котом, свернувшим в сторону улиц Литтл Уингинга. Они выбирают Матроскина, но Гарри этого не видит, он продолжает бежать. Вскоре, когда дыхание уже совсем сбивается, ребенок падает в траву. Она царапает руки, но он одновременно ощущает такую приятную легкость. Скоро все закончится! Это все — в прошлом. Лишь один шаг до свободы и былого величия. Всего один, такой маленький и такой простой. Но что-то в этой истории не так, все не может быть настолько просто. Если возможно обойти защиту Гринготтса, то неужели старик думал, что при прохождении его полосы препятствий могут возникнуть сложности? Узнать всю нужную информацию у пьяного болтливого олуха — проще простого! Уж очень он хотел дракона. Ха, так глупо попасться на любви к чудищам. Не в первый раз, между прочим. Нет... так не бывает. Наверняка сработают какие-то оповещающие чары и через минуту прибегут авроры. Но выбора нет. Тем более, я ничем не рискую.

Гарри открывает глаза. Боль... Так далеко, но в то же время близко. Она не его, чужая. Но родная... Он ощущает ее не физически, скорее ментально. Она разрывает на куски, не дает понять, осознать происходящее. Перед глазами лишь туман, но даже он ускользает...

"Матроскин! Матроскин, ты где! Ответь!" — Гарри вскакивает со своего места, бросает на преподавательский стол недописанную работу и выбегает из класса, провожаемый взглядами всех однокурсников.

Коридор кажется слишком длинным, а лестниц слишком много. Вот одна из них меняет направление. Очень не вовремя... Наконец, последний поворот. Тяжело дыша, Гарри называет пароль Полной даме на портрете, и та впускает его в гостиную. Опять лестница, спальня первокурсников. На кровати, раскинув лапы лежит Матроскин. Голова запрокинута, глаза смотрят в одну точку, из пасти течет слюна.

"Матроскин! Матроскин, очнись! Пожалуйста..." — Гарри теребит кота, но тот не реагирует на внешние раздражители. Даже кажется, будто кот его не видит, несмотря на то, что глаза его открыты.

Мальчик хватает Матроскина. Снова лестница, коридор. Проклятый огромный замок. Гарри бежит, но сам не знает куда. Нужно найти кого-то из учителей, лишь бы не Снейпа. Дыхание сбилось. Мальчик прислоняется к стене лишь на несколько секунд, чтобы сделать глубокий вздох и снова продолжить свой неопределенный путь.

— Мистер Поттер, смотрите по сторонам! — Гарри врезается в профессора МакГонагалл за одним из поворотов, — Почему вы не на экзамене?

— Пр... прос... простите, — слова даются с трудом. Воздух, почему его вдруг стало так мало? — К... кот...

Декан Гриффиндора посмотрела на бело-черного кота в руках первокурсника и кивнула.

— Следуйте за мной, — женщина быстрыми шагами направилась к лестницам.

Профессор МакГонагалл спустилась на этаж ниже и заглянула в один из кабинетов. Небольшое помещение напоминало склад различных зелий, трав и книг одновременно. За столом, заваленным кучей разных бумаг, стеклянных баночек и предметов неизвестного назначения, сидел пожилой волшебник и что-то диктовал самопишущему перу.

— Сильванус, срочно нужна ваша помощь. Мистер Поттер, проходите.

Старик поднял глаза на мальчика, пригляделся к коту в его руках.

— Кладите на стол, — пожилой маг смел рукой все лишние вещи, но те не упали на пол, а поплыли к шкафам, мусорному ящику и книжным полкам.

Старик заглянул в глаза кота, раскрыв их еще шире. Гарри заметил, что волшебник пользуется лишь левой рукой неспроста, вместо правой конечности у него деревянный протез.

— Минерва, — скрипучим голосом обратился он к профессору МакГонагалл, — открой левую дверцу шкафчика, что стоит позади тебя. Там в узкой колбе фиолетовая жидкость.

Женщина достала из шкафа требуемый предмет. Старичок попросил Гарри открыть пасть кота, а сам левой рукой влил несколько фиолетовых капель, от которых Матроскин резко вскочил, выгнул спину и распушил хвост.

— Тише, тише, — волшебник погладил кота по спине, — Вы нашли его в таком состоянии, мистер Поттер?

— Да.

— Любопытно. Должно быть, кто-то неудачно пошутил... И кому могло прийти в голову использовать легилименцию на животном...

* * *

— Нам нужно к Дамблдору. Сейчас, — заявил Гарри, найдя в гостиной Рона и Гермиону.

— Ты куда сбежал прямо с экзамена? Ты успел все написать? — забеспокоилась Гермиона.

— Нет. Это не важно, — мальчик стал расхаживать взад-вперед, сцепив руки за спиной, — Помните, Хагрид говорил, что выиграл драконье яйцо в баре? Так вот, человеком с этим яйцом был кто-то, кто хотел узнать об охранной системе философского камня. Он напоил Хагрида, и тот ему проболтался. Сами понимаете, он и в трезвом состоянии не сильно-то хранить секреты умеет...

— Откуда ты знаешь это, Гарри? — Гермиона сощурила глаза.

— Мне пришла в голову эта идея на экзамене по Истории магии, — даже врать не пришлось, ведь так оно и было.

— Получается, — девочка неосознанно щелкала пальцами, — тот, кто хочет украсть философский камень, знает, как обойти защиту. Но почему он до сих пор туда не пробрался?

— Должно быть, эта защита сложнее, чем мы думаем. Нужно сообщить Дамблдору, тогда он может что-то предпринять, усилить охранные или сигнальные чары.

— Да, Гарри, ты прав, — Гермиона посмотрела в окно и поджала губы, размышляя, — Ты знаешь, где находится кабинет директора?

— Нет.

— Тогда идем к профессору МакГонагалл, узнаем у нее, — первокурсница поднялась и направилась к выходу из гостиной. Гарри и Рон пошли следом.

"Ты уверен, малыш?" — спросил Матроскин, оставшийся в спальне. Он еще был слаб после произошедшего, и возможно понимал, что Гарри решил действовать отчасти и из-за него. Ведь мальчик боялся потерять единственного близкого... человека. Или кота, не суть. А Матроскин видел то же, что видел Гарри, и именно из-за чужих мыслей в сознании ребенка ему и стало плохо.

"Да. Я уверен", — твердо заявил он.

Профессор МакГонагалл сидела за своим столом и проверяла экзаменационные работы. Она хмурилась, видимо, студентам в очередной раз удалось порадовать ее своими знаниями дисциплины. Увидев приближающуюся к ней троицу первокурсников, она удивленно подняла бровь в немом вопросе.

— Профессор, нам нужно увидеть директора, — решительно произнесла Гермиона, — Срочно.

— Увидеть профессора Дамблдора? — спросила МакГонагалл таким тоном, будто подобная просьба показалась ей подозрительной, — Зачем?

— Это... это секрет, — глубоко вздохнув, сказал Гарри.

— Профессор Дамблдор отбыл десять минут назад. Он получил срочную сову из Министерства.

— Он отбыл... — тихо, с отчаянием в голосе произнес Гарри.

— Видите ли, мистер Поттер, профессор Дамблдор известный волшебник, у которого может быть много неотложных дел.

— Но это важно! — казалось, еще немного, и Гермиона топнет ногой от злости и бессилия.

— Вы хотите сказать, — профессор МакГонагалл поднялась и теперь в упор смотрела на первокурсницу, — Хотите сказать, что ваше дело куда важнее, чем дела Министерства?

— Послушайте... — Гарри запнулся, — Это... касается философского камня. Кто-то хочет его украсть. Мне необходимо поговорить с профессором Дамблдором.

— Я не знаю, откуда вы узнали о камне, но, уверена, он надежно охраняется. Директор вернется завтра, — женщина снова села, и придвинула к себе работы, считая разговор оконченным.

— Но, профессор...

— Поттер, я знаю, о чем говорю. Вам лучше выйти на улицу и насладиться хорошей погодой.

Детям ничего не оставалось, как покинуть кабинет. Однако совету своего декана они не последовали, и в коридоре стали обсуждать дальнейшие действия.

— Это произойдет сегодня ночью. Уверен, что сова Дамблдору пришла не случайно...

— Но что нам... — начала Гермиона, но запнулась, глядя за спину Гарри.

Поттер и Уизли обернулись. Позади них, сощурив глаза, стоял профессор Снейп.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он, посмотрел в глаза Рона, затем перевел взгляд на Гермиону, — Не стоит упускать возможности насладиться прекрасной погодой, — елейным тоном продолжил он. Гарри уже не сомневался, что он прочел в их мыслях все о философском камне.

— Мы... — хотел как-то оправдаться Поттер, но не успел. Снейп посмотрел ему в глаза.

Запретный коридор, простоя Аллохомора. Это не сложно, а если уже знаешь, что тебя ждет — даже не страшно. Трехголовый пес поднимает сначала одну голову, другие просто открывают глаза.

— Империо! Круцио! Авада Кедавра! — каждая из голов получает по заклинанию.

Теперь одна из них смотрит благоговейным взглядом, лишь зрачки ее расширились от боли, которую в полной мере ощущает вторая голова. Все-таки тело у них общее. Средняя голова издает дикий рев, зажмурив глаза, последняя — вовсе не подает каких либо признаков жизни.

— Вот это эффект! Укуси себя за хвост, — детский голос отдает приказ первой голове, и собака начинает кружиться на одном месте, пытаясь поймать свой хвост. Мертвая голова лишь безвольно болтается...

— Только попробуйте, мистер Поттер, — голос профессор спокоен, но в то же время в нем звучит угроза-предупреждение.

— Не понимаю, о чем вы, — Гарри улыбается, — Мы, пожалуй, последуем вашему совету.

Мальчик, ругая Матроскина за его своеобразную защиту сознания, проходит мимо Снейпа, за ним, попрощавшись с профессором, идут Рон и Гермиона.

* * *

Казалось, струны арфы кто-то перебирает, но вокруг никого не было. Даже Матроскин это подтвердил. По небольшому темному помещению разливалась приятная музыка. Она действовала успокаивающе... Хотелось просто сесть, вспомнить что-то хорошее, улыбнуться этим воспоминаниям, а после, укутаться в одеяло и заснуть. Было в этой музыке что-то волшебное. И она так сильно контрастировала с мрачным помещением без окон, с голыми каменными стенами и мирно спящим огромным трехголовым чудищем.

— Это еще что? — спросил Рон, глядя на арфу.

— Должно быть, ее заколдовали так, чтобы она играла. Что-то вроде колыбельной для пса, — Гарри заворожено смотрел на музыкальный инструмент.

— Красивая музыка... — на Гермиону играющая арфа тоже произвела эффект.

— Если собака спит крепко, можно отодвинуть его лапу, — Уизли подошел к Пушку, — Надеюсь, он не проснется.

Рон нагнулся над люком и потянул за кольцо.

— Что ты там видишь? — поинтересовалась Гермиона.

— Ничего не вижу, никаких ступеней. Придется прыгать.

— Вы не обязаны идти со мной! — заявил Гарри.

— Мы, кажется, это уже обсудили, — безапелляционным тоном сказала Гермиона, скрестив руки на груди.

"И ты тоже не обязан идти, малыш".

"Знаю. Я так хочу!" — есть действия, которые сложно объяснить даже самому себе. Мальчик не сомневался, что здесь что-то не так, даже очень надеялся, что там сработают сигнальные чары. Просто хотел пойти. Для него это было чем-то, вроде настоящего испытания. Он знал, с кем может там столкнуться, но... ведь один раз ему уже удалось избежать смерти? Может, в этот раз ему удастся уничтожить Волдеморта? Наверно, это глупая самоуверенность, но все же, если верить Хагриду, темный маг потерял свою силу тогда, больше десяти лет назад. Пожалуй, вера в слова лесника — не лучшее оправдание собственной безрассудности. Гарри преследовало какое-то странное, гнетущее чувство вины, а за что — он и сам не знал. Но был уверен, что к Волдеморту это все имеет самое прямое отношение.

"Это твой окончательный выбор?"

"Да..."

"Тогда бери свою компанию, и идем. Они сами напросились. Иногда за спиной друга можно хорошо спрятаться от проклятий".

"Ты тоже не обязан идти со мной, Матроскин..." — единственным существом, которого Гарри действительно боялся потерять, был кот. Рон и Гермиона не были так близки, но все же он тоже не хотел, чтобы они рисковали собой. Он весь вечер пытался им доказать, что это все не их дело.

"Идем уже, тоже мне, благородный рыцарь нашелся! Меча, доспехов и почти искренней преданности вассалу только не хватает".

И Гарри первым прыгнул в темный люк. Приземление было мягким, но липким и неприятным. Рядом материализовались Рон и Гермиона, прыгнувшие следом. На конце палочки Поттера загорелся огонек, хотя он сам не произносил заклинания.

Мальчик резко упал вниз и ударился коленом о твердый бетон.

"Люмос было паролем?" — удивился он.

"Нет, это была очередной этап гениальной защиты. Вот так и живем, малыш. Дверь детскими чарами открывается, дьявольские силки с помочью заклинания света погибают. Спорим, в следующем этапе этой странной полосы препятствий достаточно будет признаться, что ты волшебник, и философский камень сам упадет тебе в руки! Дамблдор полагал, что Волдеморт в восемьдесят первом повредил себе мозг?"

Гермиона тоже пробралась через силки, а вот Рон продолжал кричать и вырываться. Люмос что ли забыл? Но гриффиндорка быстро сообразила, что интеллекта Уизли не хватит на такое простое действие, и помогла ему.

Первокурсникам не удалось оценить всю систему защиты камня. Так вышло, что дверь в конце темного тоннеля была открыта, хотя около нее летало около сотни ключей с крылышками. В следующем зале на полу было разбросано мраморное нечто, подозрительно напоминающее шахматы Рона, к которым применили множественное Энгоргио. Если бы не обстоятельства и нарастающий страх от осознания того, что кто-то их уже опередил, Гарри бы провел некоторое время в этом зале. Он ему понравился. Потолок, стены и пол были выполнены в виде шахматных досок. Мальчик решил, что когда-нибудь сделает себе такую же комнату. Было здесь что-то сказочное и таинственное. Наверно этому впечатлению способствовало то, что здесь легко было представить, будто ты стоишь на стене или потолке.

В следующей комнате детей поджидала валяющаяся тушка тролля и ужасный запах. То ли тролль уже начал разлагаться, то ли так вонять для представителей этого вида — естественно. Гарри прикрыл рукой нос, и первым перешагнул через огромные ноги уродливого великана, вернее, перепрыгнул. В соседнем помещении, напомнившем Поттеру маггловскую больничную лабораторию, где сдают кровь и мочу на анализы — маленькой комнате, посреди которой стоял белый стол с несколькими стеклянными флакончиками, первокурсникам пришлось расстаться. Зелье, которое пропускало через огонь, было рассчитано на одного человека. Поттер очень надеялся, что они с Матроскиным за одного человека все же сойдут и зелье менее сложное, чем могло бы быть. Ведь есть заклинания, ловушки и зелья, действующие ментально, способные распознать чары маскировки... ну, или кота с сознанием человека.

Гермиона и Рон отправились обратно. И нужно было их с собой брать? Помощники нашлись!

Гарри стало страшно... Теперь он уже жалел, что решился на эту ночную прогулку. Страх... такой липкий и холодный пробежал по телу, оставляя мурашки. В углу комнаты с потолка мелким ручейком стекала вода. Говорят, шум воды успокаивает. Почему тогда едва слышный шум этого ржавого ручейка только действует на нервы?

"Сомневаешься?" — Матроскин встал напротив Гарри и, склонив голову, смотрел ему прямо в глаза.

"Если честно, то да..."

"Там Квиррелл впереди. Тут его тюрбаном воняет".

"Квиррелл?" — обрадовался Гарри. Заика лучше, чем Волдеморт.

"Зря радуешься, малыш. У тебя нет пути назад. Уизли и Грейнджер выпили все зелье, позволяющее вернуться. Ты можешь, конечно, остаться здесь и ждать, пока кто-нибудь тебя найдет. Кто-то из преподавателей, а может быть и сам Дамблдор. Или Квиррелл, когда будет возвращаться. А вдруг он там не один, малыш?"

Гарри вздохнул и поднес зелье к губам.

"Ты специально не отговаривал меня?"

"Каждое твое решение порождает последствия. Ты должен это знать. Ну и... я в свое время изучал теорию действия философского камня, интересно взглянуть на эту вещицу".

Мальчик сделал маленький глоток, и подхватил кота на руки. Он открыл дверь и шагнул в черное пламя, крепко прижимая к груди Матроскина. Пламя лизнуло его, но он не почувствовал боли. Пройдя несколько метров сквозь огонь, Гарри оказался в следующем, последнем зале.

Посреди просторной комнаты стояло огромное зеркало, то самое, которое Гарри видел в пустом классе на рождественских каникулах. В это зеркало с сосредоточенным лицом вглядывался Квиррелл.

— А я все гадал, увижу ли я здесь тебя, Поттер, — видимо, профессор заметил мальчика в отражении зеркала, и сразу же заклинанием связал его, благо кот успел выпрыгнуть из рук раньше, — Ну что ж, глупость всегда была верным спутником смелости.

— А я был уверен, что увижу вас здесь, профессор, — последнее слово Гарри буквально выплюнул, — Вы слишком переигрывали в своем желании казаться обычным идиотом.

— Но, тем не менее, — Квиррелла оскорбление нисколько не задело, он повернулся к первокурснику, — Я сейчас здесь, а Дамблдор далеко. И пока он вернется, я уже завладею камнем.

— Из Лондона не так уж трудно добраться до Хогвартса.

— Поттер, я только играл роль идиота, а не являлся им. Я сделал так, что в Министерстве на самом деле возникли дела. Благодаря мне аврорам удалось поймать одну группу воров-жуликов, сегодня и завтра проходят слушания в Визенгамоте. Считайте это моей благотворительностью.

Матроскин почему-то никак не комментировал происходящее. Он потихоньку, мелкими шагами крался к зеркалу.

— Мне нужно исследовать это зеркало. В нем кроется ключ к камню. Следовало догадаться, что Дамблдор придумает что-нибудь в этом духе.

Квиррелл обогнул зеркало и жадно уставился в него.

— Я вижу камень и собираюсь преподнести его моему повелителю. Но где же этот камень? Может, он находится внутри зеркала и его нужно разбить... — размышлял вслух мужчина, — что показывает это зеркало? Повелитель, помогите мне?

Гарри похолодел от ужаса. В комнате раздался незнакомый голос.

— Используй мальчишку... Используй мальчишку, — Квирелл повернулся к Гарри.

— Так, Поттер, иди как сюда.

Веревки упали, но ноги отказывались слушаться Гарри. Он сделал один неуверенный шаг, и чуть было не упал.

"Лучше иди, так менее болезненно будет", — посоветовал Матроскин.

— Загляни в зеркало, скажи, что ты видишь?

Гарри подошел. Вначале зеркало показывало ему его собственное отражение. Без Наполеонов и магии тринадцатой ступени. Мгновение спустя мальчишка в отражении подмигнул ему, достал из кармана камень, повертел его в руках и положил обратно. Гарри почувствовал, как его карман потяжелел.

— Ну и что ты там видишь?

— Я... я вижу маму и папу... Мама поправляет мне галстук и кладет бутерброды в сумку. Я должен уезжать в Хогвартс.

"Что за бред ты несешь? Еще скажи, что видишь Дамблдора в семейных трусах с бутербродом в руках! Он знает, что зеркало заколдовано на тебя!"

— Он врет... — снова раздался незнакомый голос, — Дай мне поговорить с ним... Я хочу видеть его... И чтобы он видел меня...

— Но повелитель, вы еще недостаточно сильны! — запротестовал Квиррелл.

— У меня хватит для этого сил... — резко отрезал неизвестный говоривший. Хотя Гарри догадывался, кто он.

"А теперь, что бы со мной не происходило, не обращай внимания".

"Что?!"

Страх... он окутывал все сознание Гарри. Это был даже не страх, а настоящая паника. Она мешала дышать, не давала возможности пошевелиться и думать. И мальчик заворожено смотрел, как Квиррелл разворачивает тюрбан. Наконец, ткань упала на пол, и Квиррелл повернулся спиной к Гарри. На затылке у преподавателя было лицо. Самое страшное лицо, которое только доводилось видеть Гарри. Оно было похоже на некрасивую глиняную маску. Вместо ноздрей — узкие щели, а глаза красные...

— Гарри Поттер, — прошептало лицо, — Видишь, чем я стал. Лишь тенью, химерой... Я живу, вселяясь в чье-то тело... Кровь единорога сделала меня сильнее, и как только я завладею камнем, я верну себе былое величие... Почему бы тебе не помочь мне?

Гарри, казалось, забыл все слова. Он хотел что-то сказать, но не мог. В голове мелькало множество образов. Его прошлого. Вот он плачет в чулане. Тетя тогда наказала его за то, что он получил хорошую оценку по математике, а Дадли завалил контрольную. Она кричала, говорила, что он должен был помочь своему кузену, а потом велела сидеть весь день в чулане и не попадаться на глаза. Вот он снова убегает от собак тетушки Мардж, эту сцену он видел уже сегодня утром. Вот он идет в запретный коридор, потому что там должно быть что-то важное. Хогвартс-экспресс, Уизли говорит, как ему жаль, что Гарри не помнит ночь Хэллоуина восемьдесят первого, и Поттер ощущает отвращение и злость на рыжего мальчишку. Темная гостиная Гриффиндора, за окном сверкают молнии, и гремит гром, Гарри водит по цветному ковру деревянного солдатика, а затем оборачивается и улыбается Гермионе. Говорит ей, что ее не существует, а его родителей Волдеморт не убивал, так как их тоже не существует. И много других образов прошлого в странной последовательности... Они, словно узоры в калейдоскопе, сменяют друг друга, что даже самому мальчику трудно за ними угнаться.

Матроскин царапает пол. Гарри ощущает боль. Сильную, чужую и родную, как и сегодня утром. Коту больно, очень. Мальчик хочет оттолкнуть Волдеморта-Квиррелла, броситься на помощь к самому близкому и родному существу, но что-то сдерживает его.

"У... убегай..."

"Нет! А как же ты?"

"Пос... мотри на В..." — кот закрывает глаза, не в силах больше связно мыслить.

Гарри следует совету Матроскина. Восковая маска выражает лишь полную растерянность и непонимание. Красные глаза сузились, но не зло, а в каких-то своих размышлениях...

— Акцио! — мальчик, пользуясь моментом, забирает кота и пытается бежать, но Квиррелл опомнился быстрее своего повелителя. Или просто Матроскин не путал его мысли... Он хватает Гарри за рукав мантии. Не удержав равновесие, мальчик падает, крепко прижимая к себе Матроскина.

Это уже было. Все повторяется. Кот говорил ему бежать, а он медлил из-за палочки, которую выронил. Только теперь ему никто не поможет. Глаза Матроскина закрыты. Никто не обрушит потолок. Если только... Гарри смотрит на каменный потолок, Квиррелл пытается поднять его все за тот же рукав мантии, кто-то кричит, но это уже не имеет никакого значения. Тьма, такая знакомая. Он уже был здесь когда-то. Иногда кажется, будто жизнь человека состоит из этапов, которые сменяют друг друга. Их немного, поэтому часто мы можем ощущать повторение истории, изо дня в день, из года в год. Даже рождение и смерть чередуют друг друга....

— Гарри. Гарри... — кто-то ласково, но настойчиво позвал его, и мальчик открыл глаза.

Длинные рыжие волосы, склонившейся над ним женщины приятно щекотали руку. Он сразу узнал ее, хоть видел всего на одной детской фотографии. Петуния не выкинула ее лишь потому, что она сама на ней уж очень удачно вышла. На черно-белой карточке две девочки — худая блондинка и жизнерадостная рыжеволосая малышка держались за руки.

— Мама...

— Все хорошо, Гарри, все хорошо, — женщина погладила его по волосам, — Только не нужно было тебе туда ходить.

— Я умер? А где Матроскин?

— Ты не умер, и он тоже. Ты где-то между жизнью и смертью. На самом деле ты нигде, этого места не существует, — женщина оглянулась, и сразу позади нее из тьмы проступили четкие силуэты красивой, полностью белой комнаты. Здесь все было белым, и стены, и колонны, и рояль, стоящий в стороне. Гарри захотелось зажмуриться от света, который исходил отовсюду сразу, — И это тоже лишь иллюзия. Если хочешь, здесь появится Матроскин, тебе нужно только захотеть. Это твой мир.

— Вот так выглядит жизнь после смерти? — Гарри приподнялся, чтобы оглядеться.

— Конечно, нет. Я не знаю, как выглядит жизнь после смерти.

— Почему?

Женщина загадочно улыбнулась, заправив выбившуюся прядь за ухо, и пожала плечами.

— А где Квиррелл?

— Я полагала, ты захочешь увидеть своего кота, а не Квиррелла.

— Я и не хочу его видеть, хочу знать, умер ли он.

— Этого я тоже не могу сказать тебе.

— Я... я хотел убить Волдеморта. Отомстить за твою смерть. И Матроскину становится плохо, когда он рядом... Я боялся за него, и... я был идиотом. Мне показалось, что я должен все изменить.

— Будь осторожен, Гарри, — женщина коснулась щеки мальчика. Ее рука была холодной. Этот холод успокаивал, придавал уверенности. Казалось, будто в нем есть какая-то магия.

— Ты бы хотела, чтобы я отомстил за твою смерть и смерть отца? — вопрос прозвучал слишком по-детски. Неуверенно.

— Я хочу, чтобы ты просто жил и был счастлив. Большего мне не нужно. Тебе пора возвращаться.

— Куда?

— Туда. А Матроскин... он лучше, чем сам о себе думает, — женщина улыбнулась и поцеловала Гарри в лоб, посмотрела ему в глаза и одними губами прошептала, — Живи...

Снова тьма. Знакомая, но в этот раз неприятная. Какая-то вязкая, обволакивающая. Открыть глаза удается с трудом. Рядом — осколки разбитого зеркала и груда камней, под ними виднеется окровавленная рука. Гарри не может подняться, он сам лежит под обломками, прижимая к себе кота и закрывая его собой. Наверно, это было его последнее подсознательное действие до того, как он потерял сознание. Проще закрыть глаза и не видеть все это, не чувствовать...

* * *

Мне удалось узнать некоторые детали. Маленькие и несущественные, как все в моей новой, не совсем жизни. Одна псевдотайная организация называется Орден Феникса, другая — Пожиратели Смерти. Как они могут так себя называть? В обеих — те, кого каким-бы то ни было образом не устраивает их жизнь. Или жизнь всего мира. Те, кого все устраивает — сидят себе в своих домах и пьют огневиски, закусывая тыквенным печеньем. Счастливые!

Теперь можно продолжить вспоминать. Мне всегда легче вспомнить, если удалось что-то узнать не о моей, чужой жизни. Сегодня именно это я и сделал.

Итак, поздний вечер, тусклая свеча, письменный стол, удобный мягкий стул. Передо мной — личный дневник, я записываю свои детские воспоминания. Тогда я понял, что время уже ушло, и нужно его как-то задержать. Будучи магом восьмой ступени, я не мог сделать это в прямом смысле, но вот записать в тетрадь — вполне реально. Мне тридцать шесть лет и я вспоминаю событиях двадцативосьмилетней давности. Снова их переживаю... А теперь и в третий раз.

Вот мы крадемся через лес. Я и Алина. Тихо и страшно. Я снова могу бояться. Наверно, страх и определяет реальность жизни. Вот сейчас я не боюсь, поэтому я мертв. Тогда — боялся. Я не ел со вчерашнего дня, но пока еще не заслужил. Вот сделаю то, что должен — тогда и поем. Может, они постреляют уток? Очень хочу мяса!

Железная дорога, ничего особенного. Вокруг лес, где-то вдали — деревня. Тоже обычная. Местные жители этой деревни нас не любят и боятся.

Мы пересекаем пути, нам идти дальше — к поселковой дороге. Нужно перехватить машину, везущую продовольствие. Что-то унести с собой, остальное — взорвать. Голодные солдаты — злые и недовольные солдаты, как сказал наш Командир. Или умрем мы с Алиной, от голода. У каждого свое задание, каждый выживает, как может.

Мы затаились в кустах. Выжидаем. У Алины в руках немецкая винтовка, два вечера подряд Командир учил ее стрелять. У меня пара гранат, их было больше, но они остались у Поляка.

— Стреляй по колесам, — шепчу я Алине, видя издалека приближающиеся машины.

— Я не смогу, — спокойно отвечает она. Нужно реально оценивать свои силы, — кидай гранаты, ты попадешь.

— Давай я буду стрелять, — я забираю у нее винтовку.

— Ты же не умеешь... Она тяжелая и отдача сильная, у меня на плече знаешь какой синяк после уроков Командира остался!

— Я волшебник, — ага, хорош волшебник — без палочки и с маггловским оружием.

Машины уже близко, я даже не буду прицеливаться, смысла нет. Все равно не умею. Но то, что я маг, мне должно помочь. Закрываю глаза, мысленно шепчу самому себе, что мне нужно попасть по колесам и стреляю. Алина права, отдача сильная. Плечо теперь весь день будет ныть тупой болью. Но это пустяки. Я простреливаю колесо. Из машины выбегают солдаты, озираются по сторонам, что-то кричат на своем языке. Я их лишь немного понимаю, хотя в данной ситуации не обязательно знать речь, чтобы понять, о чем они могут говорить.

— Бросай гранату во второй грузовик, — шепчу я Алине, а сам стреляю в солдат, которые палят по кустам, в которых мы спрятались. Я очень хочу жить, моя магия об этом знает, поэтому слушается. Ведь обычно детям в таком возрасте еще не удается ее контролировать.

Зря ты падаешь на землю, солдат. Тебе это не поможет, ведь моя пуля преследовала бы тебя, даже если бы ты сейчас аппарировал. Я просто хочу жить, а чтобы жил я, ты должен умереть. Сегодня наши с Алиной жизни и ужин для остальных, я меняю на жизни четырех солдат. Вы уж нас извините.

Раздается взрыв, это Алина бросила гранату во вторую машину. Смерть, она бывает такой разной. Горячей и ледяной, шумной и неестественно тихой. Я с ней знаком, и скоро научусь отличать ее во всех обличьях — в неестественном шуршании кусов, когда не знаешь, притаились ли там наши или нет, в отдаленном шуме где-то высоко в воздухе, когда летит самолет, в примятой лесной траве, когда понимаешь, что совсем недавно здесь проходил человек. Мои детские шаги теперь тоже могут быть одним из обликов смерти...

У Алины на лбу пот. Она переживала, что не справится, бросит гранату не туда или, не дай Мерлин, взорвется она еще у нее в руках. Мы сделали только половину задания, теперь нам нужно забрать оружие и еду. Совсем немного, лишнее ни к чему, вдруг еще убегать придется.

Мы молчим, засовывая пшеничные лепешки и консервы в рюкзаки. Как тогда, когда хоронили еще не родившегося ребенка. Каждый из нас итак все понимает, слова уже лишние. В том числе, понимает и необходимость что-то сделать. Сбежать? Сейчас? Было бы можно, если бы не пугающая неизвестность. Алина на минуту прикрыла глаза руками. Ей так проще. Мне проще видеть. Быть свидетелем того, что я сам сделал. Я знал, что выживу, ведь обещал голубоглазой девочке. Буду жить за двоих — за себя и за нее. Проживу две жизни. Тогда я не задумывался над этим. Но, может, у меня был пророческий дар?

— Смотри, — Алина вытаскивает из груды металла второй, взорванной машины покореженную железную коробочку. На ней — какие-то забавные картинки. Девочка открывает коробочку, — Мы это не отдадим.

— Не отдадим, — повторяю я, глядя на смятые некрасивые конфеты. Конфеты!

— Пора... А конфеты, ты помнишь?

Я знаю, с чем у нее ассоциируются конфеты. Один солдат угощал ее такими же. Говорил, что хочет мира, а приходится воевать. Его желания не спросили, так же, как и нашего. Я смотрю на чистое голубое небо. Вспоминаю глаза...

— Разве это все важно?

— Пожалуй, нет. Идем, — вздыхает Алина.

Мы снова пересекаем железнодорожные пути и уходим вглубь леса. Сегодня у нас уже была лесная пробежка. На задание мы вышли втроем. Командир не идиот, чтобы отправлять детей одних. С нами шел Поляк — веселый парнишка лет двадцати. Но мы попались. То ли случайность, то ли Поляк просчитался. Он сказал нам бежать. Сейчас цена на жизнь меняется каждую минуту. То наши с Алиной жизни оцениваются жизнью Поляка, то жизнями четырех солдат и пшеничными лепешками. Но об этом я буду думать гораздо позже, когда решу вести дневник. Тогда, в восемь лет, я лишь ощущал отчаянную свободу. Свобода — штука жестокая. К ней можно стремиться, ее можно ненавидеть...

Поздний вечер. Скорее, ночь. Мы сидим у костра. Многие уже спят, мужчины разговаривают о своих семьях. Семей больше нет, это лишь воспоминания. У нас, почти у всех, похожие истории. Кто-то воюет за Родину. Мы — просто так. Родина — это дом, мама и папа, муж или жена, дети, родной лес, река, даже твоя собака. Собаку, пытавшуюся защитить хозяев, убили, лес сгорел, родные погибли, дом разрушен. Мы — остались. А Родины больше нет.

— Алина... — шепчу я, чтобы мужчины у костра не услышали.

— Что? — шепотом отвечает она, наклоняясь ко мне.

— Нам нужно в Англию.

Алина смотрит на меня, как на сумасшедшего. Да, если у меня возникла подобная идея, наверно, я сошел с ума.

— Хорошо, что не в Австралию...

— Я серьезно.

В глазах девочки — жалость, она понимает мое желание, но так же понимает невозможность его исполнения. Она улыбается, я улыбаюсь ей. Алина начинает смеяться. Потом, когда ее истерический приступ веселья проходит, она серьезно отвечает:

— В Англию, так в Англию.

Она сказала это ради меня. Ей нечего там делать. Но и здесь ее ничто не держит. Мы больше не связаны обязательствами места и времени.

Я достаю из кармана письмо, принесенное белой полярной совой. Мама хотела его выбросить, но я почему-то бережно хранил желтый пергамент в собственном кармане. В нем говорится о смерти отца. Перечитываю еще раз, хотя я уже выучил текст с глупыми соболезнованиями наизусть.

— Надо было тебе общаться с моим отцом, тогда бы ты знала английский, — говорю Алине.

— Я его всегда боялась, — честно признается она.

— Почему?

— Он — настоящий волшебник...

— А я что, игрушечный?

Беру небольшой кусочек белого хлеба. Ем и смотрю на звездное небо.

Тогда мне было восемь лет, шла война, и я убивал людей за пшеничные лепешки.

* * *

Гарри открыл глаза и сразу сощурился от яркого дневного света. Проморгался, пытаясь понять, где он сейчас находится, и что произошло. Кровати, тумбочки и белые стены. Значит, это снова больничное крыло. Мальчик заметил в своих ногах развалившегося бело-черного кота с перевязанной лапой и улыбнулся.

"Матроскин! Мы живы!"

"Какая жалость!"

"А что произошло с Квирреллом?" — Гарри нахмурился.

"Он трагически погиб, пытаясь спасти философский камень от злого и ужасного Волдеморта. Светлая память ему", — кот потянулся и зевнул.

"Я ведь серьезно спрашиваю!"

"А я серьезно отвечаю. Умер он, осколки зеркала острыми оказались, малыш. А потолок — тяжелым".

"Получается, я его убил?"

"Получается так".

"Я... я убил человека..." — в глазах Гарри появилась паника. Теперь он искренне жалел Квиррелла, и понимал, что уж точно не хотел его смерти. Тем более, не хотел становиться ее причиной. И даже Волдеморту сейчас он не желал бы смерти. Только понял он это поздно.

Следующее пробуждение было другим. Уже пришло не только осознание произошедшего, но и принятие его, как чего-то естественного. Человек может смириться с любыми обстоятельствами, он всегда прав. Но это не отменяет остаточной пустоты в душе, понимания бессмысленности своих попыток что-то предпринять и разочарования.

Гарри не спешил открывать глаза. По приятному аромату трав, он понимал, что место не изменилось — он по прежнему в Больничном крыле. Ему даже казалось, что он и с закрытыми глазами способен понять, что сейчас полдень, так как ощущалось присутствие солнечного света, его мягкое тепло.

"Хватит притворяться, на тебя Дамблдор пялится уже минут пятнадцать. Открывай глаза. Быстрее он скажет ту чушь, которую пришел сообщить тебе, быстрее уйдет!"

Мальчик распахнул глаза. На краю его кровати действительно сидел пожилой маг, вид его был средоточием мировой скорби. И Гарри стало неприятно... Почти так же смотрела на него Лили Поттер тогда, когда он потерял сознание, и теперь ему казалось, что так может смотреть только мама. Только она может по-настоящему скорбеть о случившемся, только она может искренне желать ему счастья! Не Дамблдор, с которым он разговаривал лишь раз в жизни, и разговор этот нельзя было назвать душевным, даже с натяжкой.

— Добрый день, Гарри, — мягко произнес старик, улыбаясь.

— Сэр, я... извините, — мальчик не знал, что он должен сказать. Он не хотел ничего говорить. Он еще чувствовал слабость и единственным желанием было понежиться в постели, заправленной белыми накрахмаленными простынями, прижать к себя пушистого кота и просто помолчать.

— Тебе не за что извиняться, мой мальчик. Это я должен благодарить тебя за мужество и отвагу, достойную настоящего гриффиндорца.

— Камень... Что с ним стало?

— Что ж, поговорим о камне, — лицо Дамблдора стало серьезным, — Профессору Квирреллу не удалось отобрать у тебя камень. Признаться, я боялся, что не успею. Но... как выяснилось, я бы успел в любом случае. Когда я пришел, Квиррелл был уже мертв, — казалось, директора этот факт расстраивал не меньше, чем самого Гарри при его первом пробуждении.

"У него есть собственная, ничем не подтвержденная теория, что убийство калечит душу, — видимо, Матроскин по голосу Дамблдора заметил, что тот расстроен, — Жалко его приятеля Грюма, душа того должна была скончаться в страшной агонии от полученных ран уже много лет назад. Старику тебя жаль, он считает, что ты теперь у нас с неполноценной душой жить будешь".

— Вы получили сову? Я просил Гермиону отправить вам сову... — Гарри старался сохранить спокойное выражение лица, но слова Матроскина задевали. Вдруг с душой на самом деле что-то происходит?

— Должно быть, мы разминулись по дороге. Еще в Лондоне я почувствовал, что должен находиться в Хогвартсе. Я боялся, что опоздал, Гарри.

— Да, вы могли опоздать. Я в последний момент вспомнил про обрушенный потолок в запретном коридоре, и решил повторить этот трюк. Если бы я этого не сделал, Квиррелл бы отобрал у меня камень.

— Я беспокоился не за камень, а за тебя. Что касается камня, то он был уничтожен.

"Ложь!"

— Уничтожен? — недоверчиво переспросил Гарри, — Но как же Николас Фламель...

— О, ты знаешь о Николасе? — Дамблдор улыбнулся, — Что ж, мы с ним поболтали и решили, что так будет лучше.

— Но тогда он умрет...

"Полагаю, он уже это сделал".

— Такому молодому человеку, как ты трудно это понять. Но для Николаса смерть будет, словно сон, после длинного дня. Для высокоорганизованного ума смерть — это очередное приключение. К тому же камень — не такая уж прекрасная вещь. Представь себе — он может дать столько денег и столько лет жизни, сколько ты захочешь! То есть две вещи, которые в первую очередь выберет любой человек. Но беда в том, что люди, как правило, выбирают то, что для них является наихудшим.

Воцарилась тишина. Не уютная, которую так желал Гарри, нет. Звенящая и неестественная, какая бывает, когда два человека не знают о чем говорить.

— Сэр, — решил нарушить эту тишину Гарри, — даже если камень уничтожен...

"Что крайне маловероятно..."

— Он ведь может найти другие способы вернуться? Волд... я хотел сказать Сами-Знаете-Кто.

"Сами-Знаете,Что-Конечно-Может-И-Обязательно-Найдет!"

— Называй его Волдемортом, Гарри. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит. Всегда называй вещи своими именами.

"Вот в этом и состоит главная ошибка Дамблдора. Но это по моему, личному кошачьему и пушистому мнению".

"В чем ошибка?"

"Позже, малыш".

— Да, сэр. Так он исчез не навсегда?

— Боюсь, что так. Он все еще здесь, возможно, ищет новое тело, в которое сможет вселиться. Он бросил Квиррелла умирать. Волдеморт безжалостен не только к врагам, но и к союзникам. Но ты не должен расстраиваться, Гарри. Ты, пусть и всего лишь на какое-то время, но отдалил его приход. В следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов с ним сразиться. И это не смотря на то, что наша борьба кажется заранее проигранной. Я хочу, чтобы ты понял — это не так.

— Сэр, можно спросить вас еще кое о чем. Я хочу знать правду...

— Правду... — вздохнул Дамблдор. — Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью. Однако я отвечу на твои вопросы — если, конечно, у меня не будет достаточно веской причины для того, чтобы промолчать. Если я не смогу ответить, прошу меня простить: я промолчу, потому что ложь недопустима.

"Сколько пафоса! Я прямо таки прочувствовал всю мудрость этих слов!" — ехидно прокомментировал Матроскин.

— Хорошо, — Гарри прикрыл глаза. Он уже понял, что ответ на интересующий его вопрос придется искать в другом месте, — Почему тогда, десять с половиной лет назад, Волдеморт пытался убить меня? — Гарри посмотрел прямо в глаза Дамблдора. Кое-что из теории легилименции он уже изучил, благо Матроскин — его персональная энциклопедия, помог. Использовать легилименцию образов можно и без заклинания, но рискованно при непринужденной (или пытающейся таковой казаться) беседе. Любой человек может заподозрить что-то неладное, если в его голове внезапно начнут проноситься воспоминания, когда он думал совсем о другом. Поэтому максимум, что директор сейчас почувствует — это усталость и отсутствие надежды узнать эту самую пресловутую правду. Вот и пусть чувствует! Хороший намек, прямой и искренний.

— Увы, Гарри, на этот вопрос я не могу ответить. По крайней мере, не сегодня и не сейчас. Однажды ты узнаешь... а пока забудь об этом. Когда ты будешь старше... Я понимаю — наверное, это звучит неприятно. Тогда когда ты будешь готов, ты все узнаешь.

Гарри не стал настаивать, но грустно усмехнулся, продолжая смотреть Дамблдору в глаза. Такие искренние, светло-голубые, чистые. Казалось, он, так же как и Лили Поттер, желает мальчику лишь счастья. Возможно, оно даже так и было. Но Гарри не верил. Со смертью Квиррелла он утратил веру. Есть события, способные сломать человека, и неважно, сколько ему лет. Сейчас Гарри осознавал в полной мере, что на свете есть он и Матроскин, и любые беды, радости, разочарования — это только его, не Дамблдора, не Рона Уизли или кого-бы то ни было еще. Лишь его.

— А как я смог выжить? — еще один вопрос без ответа, мальчик это уже знал. Вот спроси он про погоду, самочувствие Гермионы или свою оценку за экзамен — Дамблдор ответит. Честно ответит.

— Твоя мать умерла, спасая тебя. Есть на свете вещи, которые Волдеморт понять не в силах. Это любовь, Гарри. Он не мог осознать, что любовь — такая сильная любовь, которую испытывала к тебе твоя мать — оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим... Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в тебе самом.

"Большего бреда я в жизни не слышал!"

Гарри глубоко вздохнул, и не стал ничего отвечать. Ему больше не о чем было говорить с директором. Разумеется, когда Дамблдор уйдет, Матроскин пояснит все, не скроет. Кому он больше верит? Конечно, тому, кто приносил ему в пасти пакетики чипсов, когда из-за Дадли его в очередной раз наказывали, запирали в чулане. Гарри почувствовал, что Матроскин отчего-то развеселился, сказав про "бред" речей старика, но его не интересовали причины веселья кота. Он еще был слишком маленьким, чтобы заметить свое самое первое, выигранное словестное сражение. А он его только что выиграл! Еще до начала войны, которой, скорее всего и не будет. Это сражение — не битва, цена которой жизни людей или власть, нет. Это лишь маленький эпизод чьей-то жизни, конкретно мальчишки в нелепых круглых очках. Но именно этот мальчишка сейчас замолчал, давая понять пожилому магу, что разговор окончен, точно так же, как профессор МакГонагалл снова принялась за проверку работ, когда первокурсники пришли сообщить ей о готовящемся похищении камня. Гарри не радовался своей победе, он ее не заметил, как не заметил и ее возможных последствий, а они будут. Не хорошие или плохие, просто будут. Между взрослым и ребенком должно быть доверие. Если родитель говорит, что какой-то уважаемый человек на самом деле не прав, ребенок искренне верит. Родителем был бело-черный кот, тот, кто видел маленькую победу Гарри. И свою победу. Это было, своего рода, противостояние двух взрослых за влияние на ребенка.

Эта маленькая, на первый взгляд незначительная война была выиграна Матроскиным давно. Еще тогда, когда кот-человек, неизвестно как оказавшийся в доме Поттеров, неизвестно какие цели преследовавший, появился у порога дома номер четыре на Тисовой улице в Литтл-Уингинге после того, как оттуда исчез Дамблдор. Исчез, оставив маленького ребенка на пороге дома, как оставляют молоко. Матроскин выиграл эту войну тогда, когда просидел час на этом самом пороге, глядя на маленького ребенка, которому как-то удалось выжить, размышляя о своих планах и дальнейших действиях. Чтобы потом уйти, но вернуться вновь, после того, как он примет окончательное решение.

Не мог ребенок, говоривший странное слово "Матлоскин" (что, по мнению тети Петунии, лишний раз подтверждало ненормальность ребенка), не верить этому самому "Матлоскину". Как не мог и сам кот, мурлыкавший что-то этому ребенку на ухо, вместо колыбельной, повторявший вместе с ним математику и изучавший историю Великобритании, которую никогда не знал, не привязаться к этому ребенку. И теперь, какие бы свои цели не преследовал Матроскин, он никогда не предаст Гарри, как не может предать любящий родитель своего ребенка. Просто цели теперь у них будут — общие.

Необъявленное противостояние за влияние на мнение ребенка было выиграно давно, а вот первый результат этого выигрыша — маленькая победа самого мальчика, появился только сейчас. Тогда, когда Гарри ничего не ответил на слова Дамблдора, промолчал, так как не поверил. Не поверил из-за замечания Матроскина. Понял ли сам старик, что мальчик ему не верит и хочет, чтобы он ушел? Несомненно. Намек был вполне ясен. Но впереди у него столько лет, чтобы это исправить, поэтому он не придал такому незначительному факту большого значения. Он ведь не знал о Матроскине, не знал, что впереди у него нет этих самых лет. Именно в этот солнечный летний день Альбус Дамблдор, пришедший навестить в Больничном крыле мальчика, потерял свой последний шанс на какое-либо доверие.

Дамблдор перевел взгляд на сладости, которыми была завалена тумбочка. Гарри сам их только сейчас заметил.

— Полагаю, это от поклонников, — улыбнулся старик, — Конечно, то, что произошло — очень большой секрет. Разумеется, все о нем знают. О, драже на любой вкус "Берти Боттс". Мне не повезло, в юности я съел конфету, со вкусом рвоты. Боюсь, с тех пор я несколько утратил к ним интерес. Но вот эта конфетка мне кажется вполне безобидной, как ты считаешь?

Дамблдор улыбнулся, закинул в рот золотисто-коричневую карамельку, и тут же поперхнулся.

— Не повезло, — выдавил он, и побрел к выходу из палаты.

"Ага, не повезло ему! Это я сделал!"

Уже у самой двери старик обернулся и тихо сказал:

— Я очень прошу тебя, Гарри, не рассказывать никому о том, что произошло между тобой и Квирреллом. Даже Рону и Гермионе. Все подробности известны лишь тебе, мне и Волдеморту, пусть это и останется нашим секретом.

"Матроскин... — Гарри заглянул под кровать, где все это время и находился Матроскин, дабы не смущать Дамблдора сентиментальным желанием погладить кота, которое обычно и возникает при виде животного, — что было с Волдемортом? Чем его так поразили мои воспоминания, ведь ты их даже не изменил!"

"Как там сказал Дамблдор, малыш, — кот выбрался из своего временного убежища и запрыгнул на белые простыни, — Нужно называть вещи своими именами? Вот в этом и весь он. Не Волдеморт, а Дамблдор. Для него темный маг — лишь вещь, не более. И в этом его ошибка. Волдеморт не абстрактное зло, он реальный человек. Запомни это, еще не раз пригодится. А человека очень легко сбить с собственных мыслей своими мыслями, нет ничего проще.

Хороший легилемент не тот, кто может просто залезть в чужую голову. Маг должен многое понять, прежде чем это сделать. Я уже говорил тебе, что у человека в подсознании творится. И если ты субъективно воспринимаешь Уизли, как недалекого человека, простого мальчишку, нужно быть готовым к тому, что в голове у него будет куча различных идей, мыслей и нехороших чувств, самое безобидное из которых — зависть. Слепая, черная зависть тебе, Малфою... Увидев ее, ты моментально поменяешь отношение к приятелю, но будешь в корне не прав. Тот действительно не самый умный человек, но он готов был идти с тобой в этот запретный коридор, рисковать собой. А этой черной зависти он сам стыдится, но не может ничего с собой поделать. Он просто считает себя лучше тебя, и со своей точки зрения — он полностью прав. Это естественные мысли, присущие каждому человеку. Он может считать тебя недостойным выскочкой, очкастым уродом, да кем угодно, но одновременно быть хорошим другом, который не предаст. Одно не исключает другого, просто человек не всегда властен над своим подсознанием, тайными мыслями и желаниями.

Волдеморт — не исключение. Он хотел увидеть твои детские воспоминания — он их получил. Если бы я не мешал ему тем, что подкидывал их в определенном порядке, он бы выбрал те из них, которые соответствовали бы его, уже сложившемуся образу о тебе. Но выбирал не он. Разрыв шаблона у него произошел, малыш! Волдеморт ожидал, что ты его ненавидишь, мечтаешь о его мучительной смерти, хочешь быть героем вся магической Британии, а получил воспоминание о том, как ты говоришь, что он не убивал твоих родителей, так как их не существует. Он хотел увидеть ребенка, гордящегося тем, что является идолом для борцов со злом, ребенка, купающегося в лучах славы, наслаждающегося ей, он ведь наблюдал за раболепным лицом Уизли. А получил воспоминание о том, как ты злишься на глупость этого Уизли за то, что тот ляпнул ерунду в поезде. Хотел увидеть гордого выскочку, кичащегося своим младенческим подвигом, а увидел ребенка, водящего по ковру найденного под кроватью солдатика, и наслаждающегося тишиной в гостиной. Ты сломал его образ о тебе. Вернее, я сломал его образ.

В этом еще одно достоинство, но в то же время недостаток легилименции. Ты начинаешь воспринимать все чуть менее субъективно. У всех нас есть представления об окружающих людях. А эти люди могут оказаться другими. Волдеморт — такой же человек, у него тоже может быть свое мнение о Дамблдоре, тебе, своих Пожирателях, устройстве мира и так далее. И он точно так же, как все люди, заблуждается. Все заблуждаются. Истина одна, все остальные ее вариации — ложь. Но наш мир способен жить лишь в этой лжи. Я ответил на твой вопрос?"

"Да... — Гарри погладил кота, и на некоторое время задумался, пытаясь до конца осознать сказанное Матроскиным, — А что там насчет любви моей матери?"

"Нет, твоя мама тебя искренне любила, разумеется. Но сколько родителей погибало за своих детей, а детей потом, тем не менее, убивали. Я сам был свидетелем таких случаев не раз. Любовь — это чувство. Сильное, да. Но, скажем, чувство голода — сильнее. Тем не менее, ни то, ни другое чувство не способно пойти против магии. Если ты хочешь есть, то еда не упадет с неба. Если ты кого-то искренне любишь, и готов пожертвовать собой, чтобы этот человек жил — этого тоже недостаточно".

Яркое летнее солнце освещало палату и казалось таким уютным... Оно, солнце, не знало, что у ребенка в этой палате сейчас нет сил. Не физических — духовных. В данный момент он почему-то почувствовал себя стариком. Он пытается узнать, почему не умер, когда должен был, хочет понять причины поступков людей, в то время как его ровесники наслаждаются обедом в Большом зале. И сейчас этот ребенок понял одно — он хочет домой. А своим домом он пока считает не Хогвартс, который как заверяла профессор МакГонагалл должен был стать таковым, а тесный чулан под лестницей. Там, в чулане, было не важно, что сбило с толка Волдеморта, почему любовь не способна спасти. Там были другие, настоящие проблемы — где достать еду, как почитать ночью книгу, чтобы утром все же вовремя проснуться и не получить крепкий подзатыльник от того, что проспал...

"И еще, малыш... Дамблдор сказал, что Волдеморт беспощаден и к врагам, и к союзникам. Так-то он прав, но не совсем. Хотя, это лишь мое мнение. Я не стану оспаривать твое право на собственное, ты можешь со мной не согласиться. Но, все же, покинув тело Квиррелла, он все сделал верно. Когда твой союзник уже умер, или умирает, было бы высшей глупостью умереть с ним ради нелепых принципов. И что-то подсказывает мне, что сторонники Дамблдора не раз бросали мертвых товарищей, убегая от заклятий Пожирателей Смерти".

Мальчик погладил кота, улыбнулся. Шерсть красиво переливалась на свету, она была мягкой, гладкой. Сколько раз он проводил рукой по этой шерсти, а Матроскин поворачивался, желая, чтобы ему почесали живот.

"Ты сейчас пытаешься оправдать Волдеморта потому, что поддерживал его в войне?" — простой вопрос. Даже слишком, и ответ — не важен. Он не имеет значения.

"Я не участвовал в той войне, малыш. Более того, я в то время вообще не жил. Хочешь — верь, хочешь — нет. Просто я помню, как бежал... Тогда убили близкого мне человека, а я тоже решил не геройствовать, решил не умереть вместе с ним, а просто сбежал. Бросив тело, не похоронив и не проплакав у могилы, я бежал, не оборачиваясь, не сомневаясь, что я все делаю правильно. И сейчас, много лет спустя, я так же не сомневаюсь, что тогда я принял верное решение".

"Извини..."

* * *

Узнать о том, почему Дамблдор попросил не распространяться о произошедшем, Гарри довелось уже через пару часов. К нему заглянули Рон и Гермиона, и оказалось, что они ничего не знают. Квиррелла официально обвинили в попытке украсть философский камень, но никому не было известно, что произошло на самом деле. Более того, никому не было известно, где сейчас сам Квиррелл.

"А вот это интересно..." — подумал Гарри.

"Ничего интересного. Старик молодец, спасибо ему. Или ты хотел бы мотаться по Министерству, доказывая свою невиновность?"

"В смысле?"

"Нет тела — нет проблем, малыш! Учись, пока жив Дамблдор. Тела мертвого Волдеморта тоже никто не видел, а оно было. Я помню!"

— Получается, если камень уничтожен, то Сам-Знаешь-Кто не сможет вернуться? — с надеждой в голосе спросил Рон.

— Я тоже спросил об этом у Дамблдора. Он сказал, что есть и другие способы.

— Плохо, — констатировал Уизли, — А Фламель, выходит, умрет?

— Для высоорганизованного ума смерть — лишь очередное приключение. Как-то так.

— Что за бред? — скривился Рон.

— Дамблдор так сказал.

— Я всегда знал, что он сумасшедший, — благоговейно прошептал Уизли. Директор был его кумиром.

"Как все просто! Если это твои слова — то бред, если Дамблдора — то это философское изречение, малыш".

— Ты не думаешь, что он специально все подстроил? Что он хотел, чтобы именно ты это сделал? — задумчиво произнес Рон.

— Ну, знаете! — взорвалась Гермиона. — Если это он... Я хочу сказать, это ужасно, ведь тебя могли убить...

— Да нет, все было правильно, — после недолгой паузы ответил Гарри, — Я многое понял, правда.

— Наверно, он хотел дать тебе шанс, — все так же задумчиво продолжал Уизли.

— Да, наверно.

"Интересно, оправдал ли я его ожидания... Как думаешь, Матроскин?"

"А как бы ты сам хотел?"

"Не знаю".

"А если не знаешь, то зачем спрашиваешь?"

— Ты бы тут не задерживался, завтра банкет по окончанию учебного года. Конечно, праздновать нам особо нечего, факультетские соревнования выиграл Слизерин, но еда будет вкусной. О, драже "Берти Боттс". Я возьму? — и Рон, не дожидаясь ответа, кинул зеленую конфетку себе в рот. Но тут же скривился.

"А вот так тебе! Покушай рвоту! Что они все сегодня сговорились, и хотят увести у нас конфеты, малыш?"

— Вы уже здесь пятнадцать минут сидите, а я разрешила только пять! Марш отсюда! — мадам Помфри выгнала из палаты Гермиону и Рона.

Гарри почему-то больше не чувствовал прежней неприязни к Рону, да и выводы Уизли сделал правильные. Он, не Гермиона, привыкшая к тому, что старшие всегда правы. Грейнджер умная, со временем и она поймет, что это не всегда так, но Уизли, казавшийся недалеко ушедшим от тролля в своем умственном развитии, уже сейчас догадался, что Дамблдор все это подстроил.

Не догадался он только о том, что старик сейчас смотрит в окно, провожая отправленную сову. Сова несет не важное письмо в Министерство, просто она красиво летит, поэтому взгляд остановился на ней. И если Гарри спрашивал, оправдал ли он его надежды, то здесь не было однозначного ответа. Дамблдор жалел... Он искренне верил, что убийство калечит душу, пусть и совершено оно в целях самообороны. Да и способ убийства — не стандартная Авада Кедавра, а потолок. Все же именно он, мудрый столетний маг, стал причиной того, что одиннадцатилетний ребенок искалечил свою душу. Но у прошлого нет сослагательного наклонения, что сделано, то сделано. Впрочем, о подобных мыслях Дамблдора не догадывался не только Рон Уизли, но и сам Гарри.

Вечером навестить Гарри пришел Хагрид, он долго рыдал, и мальчику стало искренне жаль лесника, не умеющего хранить секреты. Вот его он простил, не задумываясь. Хагрид преподнес Гарри самый замечательный подарок в его жизни — альбом, с фотографиями родителей. И Лили Поттер оказалась почти такой же, какой он ее видел в ненастоящем мире, придуманном собственным воображением.

* * *

Гарри пришел на банкет, когда зал был уже полон. И все из-за мадам Помфри, настоявшей на повторном осмотре. Мальчик медицину не всегда понимал, даже магическую. Он чувствовал себя прекрасно, разве не это главный показатель его здоровья?

Поскольку соревнование между факультетами выиграл Слизерин, зал был оформлен в зелено-серебряной гамме. На стене, позади преподавательского стола, висело огромных размеров полотно, с изображением змеи — герб Слизерина.

Гарри хотел незаметно проскользнуть на свое место, но судьба решила, что это будет слишком просто. Поэтому, как только мальчик переступил порог, в зале наступила полная тишина, и через секунду все школьники одновременно заговорили.

"Встречайте нас, плебеи! В этот момент тебе нужно наслать на них кару Божью, малыш!"

"Что наслать?"

"Ну, не знаю. Сам придумай. Гром и молнии — скучно. Может всем в рот по драже со вкусом рвоты?"

"Да ну тебя, Матроскин".

Гарри сел между Роном и Гермионой. Краем глаза он замечал, как некоторые студенты косятся на него, кто-то даже показывал пальцем. Но он предпочел сделать вид, будто не замечает ничего вокруг себя.

"Прав был Олливандер, малыш. Волдеморт творил великие дела. Видишь, стоит убить человека — как сразу же становишься значимым!"

Через минуту в зале появился Дамблдор. Все разговоры стихли, и Гарри вздохнул свободно.

— Итак, еще один год позади! — радостно воскликнул Дамблдор. — Но перед тем как мы начнем наш фантастический пир, я немного побеспокою вас старческим брюзжанием и пустой болтовней. Итак, позади остался отличный учебный год! Я надеюсь, ваши головы немного потяжелели по сравнению с тем, какими они были в начале года. Впрочем, впереди у вас все лето для того, чтобы привести свои головы в порядок и полностью опустошить их до начала следующего семестра.

"Почему он так часто несет всякую ерунду, Матроскин?"

"Ему досталось бракованное чувство юмора, малыш. Хотя, помню, мы как-то гадали, употребляет ли он что-то..."

Дамблдор, все так же улыбаясь и, должно быть, радуясь своему остроумию, сообщил о количестве баллов, набранных за учебный год всеми факультетами. Гриффиндор оказался на третьем месте, был бы на втором, если бы не провальная игра в квиддич. Таким образом, герб Слизерина висел за спиной директора не зря — этот факультет в седьмой раз подряд выиграл кубок школы. Зал взорвался аплодисментами, которые, разумеется, исходили в основном от самого дальнего стола, где Малфой так усердно хлопал в ладоши, что Гарри задумался над тем, не будут ли у него после этого болеть руки.

— Однако мы не учли последних событий, — Дамблдор хмыкнул, — Итак... Начнем с мистера Рональда Уизли и мисс Гермионы Грейнджер... За выдающуюся храбрость и преданность, которую вы показали, я присуждаю Гриффиндору пятьдесят баллов.

Зал, уже преимущественно благодаря выходцам из алознаменного факультета и хаффлпаффцам, просто умеющим радоваться за других, снова разразился громкими аплодисментами. Рон побагровел, и теперь цветом лица напоминал редиску.

— Мистер Гарри Поттер, — в зале воцарилась абсолютная тишина, — За железную выдержку и ваше мужество я присуждаю Гриффиндору пятьдесят очков.

Поднявшийся шум оглушил Гарри. Судя по согнутым ушам Матроскина, ему приходилось еще хуже. Все, кто умел считать, уже поняли, что Гриффиндор обогнал Слизерин на один балл. Студенты львиного факультета подорвались со своих мест и начали хлопать Гарри по плечу. Поздравлений удостоился и красный от смущения Рон. Поттер, несмотря на неумение использовать легилименцию, чувствовал, что Уизли очень собой доволен. А ему самому стало мерзко...

Мерзко от простой до неприличия, даже гениальной в своей простоте несправедливости. Эх, Дамблдор, Дамблдор... Не ты настоящий гриффиндорец, ведь этому факультету свойственна не только храбрость, но и чувство справедливости. Настоящий гриффиндорец, пожалуй, единственный на всем факультете сидел с кислой миной и размышлял. О том, как странно подогревает директор межфакультетскую вражду. О том, как начисляются баллы и назначаются наказания, когда за нарушение школьных правил можно потерять баллы, а можно получить, когда за ночную безобидную прогулку по Хогвартсу можно заработать отработку в виде менее безобидной ночной прогулки в Запретном лесу, точно так же нарушающую правила школы.

Близнецы Уизли подошли к Гарри и начали что-то говорить, но мальчик их уже не слышал. Он смотрел на умиляющегося Дамблдора, и к горлу подступал ком. Справедливость? Где это? Что это? Нет, мы не знаем такого слова. Мальчик резко поднялся и направился к выходу, в зале сразу все замолчали. Его переполняла злость... на директора за то, что он так откровенно подарил Гриффиндору победу, начислив баллы после объявления о том, что Слизерин выиграл Кубок школы, на слизеринцев, которые молчат, не пытаясь отстоять свои права. Действительно, они же слизеринцы, к чему им открытая борьба. Они просто в следующем году будут тихо мстить, задевая гриффиндорцев, насылая на них заклятия подножки, пока никто не видит и все в таком духе. Дамблдор не может этого не понимать.

Злость, она такая сильная, сильнее разума. Она затмевает его, не дает возможности нормально мыслить. Но есть у нее одно преимущество... Она дает силы. Физические, магические, не суть.

У самого выхода Гарри обернулся, увидел, что за ним бежит Матроскин, а все студенты провожают взглядом и кота, и его самого. Посмотрел на герб Гриффиндора и хлопнул в ладоши, как до этого сделал Дамблдор, чтобы сменить декорации. И вот позади преподавательского стола снова висит зеленое полотно с изображением змеи, а сам зал украшен в зелено-серебристой гамме.

— Я считаю, что нарушение школьных правил не стоит поощрять, прикрывая их храбростью. Это не справедливо, — в абсолютной тишине произнес Гарри.

"Трепещите! Великий и ужасный Гарри Поттер только что продемонстрировал вам неплохую беспалочковую магию, а вместе с ней — несусветную глупость! Сегодня Его Величество добрый и справедливый. Примите наши подачки с барского стола!"

"Заткнись, прошу тебя", — Гарри покинул зал.

"Ладно. Только представление твое — показатель гриффиндорского идиотизма, как еще одной характерной черты факультета. Слизеринцы не оценят подачку, они гордые".

"Да плевать я на них хотел!"

* * *

Гарри ехал на заднем сидении серебристого форда. Матроскина рядом не было, родственники итак чуть с ума не сошли, когда мальчик заявился домой с белой совой. Наличие еще и кота они бы вряд ли потерпели. Гарри вспоминал неприятный эпизод прощания на платформе девять и три четверти, когда несколько человек, которых он даже не помнил, пожимали ему руки. Его выходку посчитали чуть ли не более гриффиндорским поступком, чем решение спасти философский камень. Поэтому, как заметил Рон, Гарри был по-прежнему популярен.

Внезапно за одним из повторов мальчик увидел как на них на полной скорости несется автобус. Единственное, что он успел сделать, это прикрыть ладонью рот, но глаза не закрыл. Он смотрел в глаза Волдеморта, полагая, что Смерть уже не только выбрала его в качестве своей жертвы, но и дышит ему в затылок, шепча на ухо обманчиво ласковые слова. Какая злая ирония, что ему предстоит умереть вот так, в маггловском мире на обычной пригородной трассе. И все вовсе не так, как в фильмах. Более... обычно что ли. Просто понимаешь, что это твоя смерть. Все.

И сколько же мыслей проносится в голове, последняя из них — уже точно истинно гриффиндорская! Гарри переживал за Матроскина, которого нет в машине, который не умрет, но, как минимум, огорчится смерти своего... друга? Воспитанника? Впрочем, сейчас формулировка важна меньше всего.

Но... автобус словно растворился в воздухе! Вот он только что был, только что дядя Вернон попытался вывернуть машину, что, разумеется, уже бы не помогло, и все закончилось, словно было лишь иллюзией.

Дядя Вернон обернулся с ошеломленным видом, мельком взглянул на Гарри, вид которого тоже вряд ли выражал спокойствие, но не сказал ничего. Глупо ругать мальчишку за его фокусы, если эти фокусы только что спасли твою шкуру. Но и поблагодарить его он все же не решился. Дурсль ведь не знал, что автобус был лишь плодом воображения. А воображение у Матроскина хорошее!

"Убью, сволочь!"

"Да ладно тебе, по-моему, весело!"

"Надо запомнить на будущее, что несущийся на меня автобус — это весело. Может, в следующий раз от души посмеюсь!"

"Скучный ты какой-то. Если твоей жизни не существует, то с чего ты взял, что существует смерть? Нашел чего бояться!"

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Второй год обучения Гарри Поттера в Хогвартсе. Тайная комната и еще какая-нибудь мерзость, которую автор придумает.

Сие есть бред. Как и все в нашем бренном мире. Глава рождена бессонницей. Я — апофеоз идиотизма Джека (ну, вы меня поняли)...

* * *

В доме номер четыре на Тисовой улице во время завтрака снова разразился скандал. И все из-за того, что Сова в очередной раз громко ухала. На самом деле, самого Гарри это злило не меньше, чем дядю Вернона. Скорее всего, даже больше, ведь ухала-то она не где-нибудь, а в его комнате! Но что поделать, если совятня в Литтл Уингинге не была предусмотрена. Вот такие они, сложности экзистенциального бытия.

— Третий раз за неделю! Вышвырни ее, раз не умеешь с ней управляться!

"Зачем такой неэкономный расход! Перья пустить на подушку, мясо в духовку. Предложи тете Петунии, малыш".

— Сове в клетке скучно, — принялся в который раз объяснять Гарри, хотя сам уже в эту чушь не верил. Ничего ей не скучно, просто нравится птице изводить обитателей дома!

— Дай мне сковородку! — приказал Дадли.

— Ты забыл волшебное слово.

Эта фраза подействовала на семейство Дурслей, как красная тряпка на быка. Дадли ойкнул и свалился со стула, тетя Петуния прикрыла рот тощей ладонью, а дядя Вернон вскочил с места.

— Я имел в виду "пожалуйста", — пояснил Гарри, протягивая валяющемуся на полу кузену сковородку. Животные должны есть с пола, теперь все верно.

— Сколько раз тебе говорить, — брызжа слюной и стуча кулаком по столу, шипел мистер Дурсль, — Чтобы я не слышал в своем доме никаких слов, начинающихся на букву "в"!

— А как я буду обходиться без множества слов, начинающихся на эту букву? Синонимы искать?

В общем, это было самое обычное, ничем не примечательное утро на Тисовой улице.

— Сегодня, как вы помните, у нас важный день... — начал дядя Вернон.

Гарри от этих слов поперхнулся. Неужели кто-то вспомнил о его Дне Рождения?

— Возможно... — продолжал Дурсль, — именно сегодня я заключу самую важную в жизни сделку.

"Он продаст душу Волдеморту! Ура, малыш!"

У Гарри отлегло от сердца. Дальше пустую болтовню родственника можно и не слушать. Главное, о его личном празднике никто не вспомнил. Кроме Матроскина, который пообещал, что в полночь они отправятся на романтическую прогулку. Ну, в смысле на кладбище — рыть могилу и доставать кольцо Хепри.

— Ну а ты? — повернулся к Гарри дядя.

"Матроскин, не знаешь, что он спросил?"

"Что ты будешь делать, пока он будет пытаться впарить какому-то идиоту свои дрели".

— Я буду сидеть в своей комнате, и помалкивать, — отрапортовал мальчик.

"Только Сова будет ухать... Чтоб ее!"

После завтрака, когда дядя и кузен уехали покупать смокинги, а тетя начала приводить дом в порядок, Гарри вышел во двор. Ясная солнечная погода уже действовала на нервы. Хотелось дождя и свежего воздуха. То, что с Днем Рождения его никто не поздравил — это ничего. Не обидно даже. Только удивительно, ведь Рон и Гермиона вроде бы на него не обиделись. Или обиделись?

* * *

Вечером Гарри, как и обещал дяде, сидел в своей комнате и помалкивал. Сова ухала. Лучше бы она была попугаем, тогда бы можно было накинуть на клетку мантию, чтобы птица заснула. Но с Совой трюк не действовал, мальчик уже пробовал.

Матроскин пытался поговорить с совой, но его мяуканье на уханье все же не сильно походило. Сова смотрела на него надменно. У Малфоя что ли взгляду училась...

Неожиданно посреди комнаты возникло маленькое существо, с огромными глазами и какой-то половой тряпкой, вместо одежды. Гарри подпрыгнул и ойкнул, Матроскин замолчал. Даже Сова удивленно ухнула и больше не издавала ни звука, уставившись на странного гостя.

"Домовик. Чей-то, судя по прикиду".

"А я уж было подумал, это новый тренд в одежде".

"Если Дадли и в этот раз отдаст тебе свои обноски, то считай, что в следующем учебном году ты будешь одет стильно".

— Привет? — вопросительно поздоровался Гарри.

— Гарри Поттер, сэр! Добби так давно мечтал с вами познакомиться! Это такая честь.

"Оказывается, твоя слава распространяется не только на людей, малыш".

— Ээ... благодарю.

"Благодаришь? Да гнать его надо отсюда, и поскорее! Пусть выкладывает, с чем пришел и проваливает. У нас есть более важные дела. У меня почти получилось ухнуть, как у Совы!"

— Ты Добби, да? Знаешь, Добби, давай ты быстро скажешь, зачем пришел и уйдешь. Видишь ли, сегодня не лучший день для знакомства с домовыми эльфами. Тем более, мой кот хочет еще поухать...

— Конечно, сэр. Добби пришел... это сложно выразить... Добби не знает, с чего ему начать.

— Садитесь и просто начните... с чего-нибудь.

Реакция на это простое заявление у домовика была странной. И Гарри усомнился в душевном здравии Добби. Эльф зарыдал в голос.

— Садитесь... Еще никогда...

"Это провал, малыш. Какой же идиот предлагает эльфу сесть? Он и обидеться может! У них очень тонкая душевная организация... Вот если бы ты приказал ему для начала поцеловать свои ноги — это другое дело "

Гарри растерялся, не понимая ни реакции эльфа, ни шуток Матроскина.

— Никогда волшебник не предлагал Добби сесть. Как равному... — продолжал рыдать домовик.

— Тише, прошу тебя. Если тебе так удобнее, то говори стоя, только быстрее. Хотя, по мне, так удобнее говорить сидя...

— Добби — плохой домовой эльф, плохой! — домовик внезапно сорвался с места, и начал головой биться о шкаф, приговаривая, — Плохой Добби! Добби плохо подумал о своих хозяевах!

"Я, пожалуй, что-нибудь из заглушающих чар на дверь наложу..." — Матроскин спрыгнул со стола, на котором сидел до этого, и теперь пялился на дверь, как бывает смотрят кошки, когда хотят, чтобы их выпустили из закрытой комнаты.

Гарри оттащил сумасшедшего домовика от шкафа. Насильно усадил его на кровать, и приказал говорить то, что он хотел сказать. Приказы эльф понимал лучше, даже икать перестал, чтобы удобнее говорить было.

— Великий Гарри Поттер, оказывается еще и добрый.

— Только ты не начинай о моем величии. Надоело уже, знаешь ли.

— Гарри Поттер скромен, — домовик раболепно смотрел на мальчика своими огромными глазами, — Гарри Поттер не хвастается своей победой над Тем-Кого-Нельзя-Называть.

— Волдемортом, — машинально поправил он, как он часто поправлял Рона, чтобы позлить.

— Не надо называть его по имени! Умоляю вас, не произносите это имя!

— Знаю, оно многим не нравится. По-моему, оно вполне забавное. Это же не ругательное слово, чтобы его нельзя было произносить в приличном обществе. Так зачем ты все же пришел?

— Добби хотел предупредить Гарри Поттера об опасности. Гарри Поттеру нельзя возвращаться в Хогвартс, там будут происходить страшные вещи...

"Опять камень в коридор засунут? Или на этот раз что-то новенькое?"

— Но как я могу не возвращаться в школу?

— Вы здесь в безопасности, Гарри Поттер. Готовится заговор. Добби узнал об этом несколько месяцев назад. Кошмарные вещи будут твориться...

— Это связано с Волдемортом?

— Это не связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть, — закачал головой эльф.

— Ну да ладно, разберемся. В крайнем случае, у меня есть кот, и он скоро научится ухать по-совиному. И Сова...

"Которая просто обязана научиться мяукать!"

— А твои хозяева знают, что ты здесь?

— Что вы, сэр. Они бы сильно наказали меня за то, что я пришел вас предупредить, — глаза у Добби расширились, он вскочил с кровати, и начал бить себя по голове настольной лампой.

"Можешь отобрать лампу и поколотить его. Поверь, он не будет против. Мазохист хренов!"

Гарри лампу отобрал, но решил, что колотить домовика он пока не будет.

— В общем, Добби, если ты все сказал, то тебе лучше уйти. Я все равно вернусь в Хогвартс, там... иногда весело, особенно на Истории магии. И у меня там... друзья.

— Друзья, которые не написали Гарри Поттеру ни одного письма?

А вот об этом сам Гарри Поттер забыл. Его как-то не сильно огорчал тот факт, что Гермиона не пишет ему диссертаций по прочтенной литературе, а Рон не жалуется на своих родителей и братьев. Немного было обидно, что его с Днем Рождения не поздравили, но и это можно пережить.

"А он-то откуда знает? Домовики легилименцией не владеют!"

"Зато ты владеешь..."

"Намек понял, но потом эльфа придется шарахнуть Обливиэйтом. И я понятия не имею, как он действует на этих тварей. Хотя... — кот прыгнул на колени Гарри и уставился в глаза Добби, — спроси про письма".

— Ты воровал мои письма?

"Воровал. Поверхностная легилименция вполне возможна, но хорошенько покопаться в голове не получится. Сам понимаешь, он догадается, что здесь что-то не чисто".

— Они все здесь, у меня, — домовик протянул пачку писем, — Добби надеялся, что если Гарри Поттер решит, что друзья о нем забыли...

"Про хозяев спроси".

— Добби, а что сделают твои хозяева, если узнают, что ты приходил ко мне?

"Малфои! Шли его к Моргане, может, это белобрысый его к нам отправил. Ну, мы ему устроим. Я заставлю Малфоя крысу сожрать, раз пробуждение с ними в одной постели его не тревожит. С шерстью!"

— Добби, уходи. Я все равно вернусь в Хогвартс.

— Знайте, Гарри Поттер. Добби придется прибегнуть к крайним мерам!

Крайними мерами оказался торт, приземлившийся на голове миссис... Мейсон? Впрочем, фамилией дурселевских гостей Гарри как-то не интересовался. А вот письмо из Министерства магии его очень заинтересовало. Заинтересовало оно и разъяренного дядю Вернона. Хотя, действия домовика имели именно тот результат, на который он и рассчитывал. Гарри заперли в комнате и сказали, что он никогда не вернется в Хогвартс.

"Что происходит, Матроскин? Вот почему его колдовство приняли за мое? Ты же всегда аппарировал, заглушку на дверь вот поставил — и ничего!"

"Смещение плоскостей магии. Этот придурок не просто тортик кинул, он нам еще и большую свинью положил! И в этот раз не Вернона. Теоретически, я мог бы аппарировать с тобой на кладбище, как и планировал, но уже не выйдет".

"Я столько раз слышал про эти плоскости магии, но так до конца и не понял, что это..."

"Это же элементарно. Смотри, люди могут находиться рядом, и произносить разные заклинания. Заклинание одного никак не влияет на заклинание другого, если это не пара. Ну там, щитовые-боевые чары и так далее. И то, даже тогда, при использовании парных чар, каждый из вас работает в своей плоскости. Чем сильнее маг, тем больше его плоскость магии. Это то пространство, из которого он может черпать магию, радиус варьируется. Смещение происходит в двух случаях. Намерено, как вот этот проклятый домовик устроил. Или случайно, когда в одном и том же месте используется столько магии, сколько в пространстве нет. А заполнится оно снова постепенно. Второй вариант более страшный, сильный волшебник, ритуал или что угодно, начинает черпать магию из живых существ. Это немного больно, на себе испытал... Я же тебе это уже объяснял?"

"Это мне почему-то сложнее представить, чем возомнить себя камнем. Что нам делать?"

"Письмо писать".

"Какое?"

"Официальное, мистер Поттер, официальное".

* * *

Официальное письмо, включающее в себя претензии к Министерству и просьбу расследовать произошедшее, Гарри отправил. Письмо ехидное и злое, с намеками на причастность Малфоев — слова Матроскин придумал. Вот и Сова пригодилась. Дядя Вернон обещал заколотить окна утром, но до утра было еще далеко.

По расчетам кота, им предстояло просидеть взаперти до утра. Письмо-то ночью дойдет, только читать его будет некому.

"Прогулка по ночному кладбищу откладывается на неопределенное время?"

"Почему неопределенное? Вполне себе определенное — от одного до трех дней".

Спать не хотелось. Гарри злился, очень. Что этот проклятый домовик себе позволяет? Одно дело, если за тебя пытается что-то решить седовласый старик, организуя встречу с господином Никто, то есть, простите, Волдемортом, а другое — когда в твою жизнь вмешивается какой-то эльф. Да еще и малфоевский! Это уже не просто неприятно или обидно — унизительно! С каких это пор домовики возомнили себя вершителями судеб? Вот бы Дамблдор с этим Добби подружился, сидели бы в кабинете и на пару придумывали очередную гадость для Гарри Поттера. У мальчика до сих пор в ушах стояли слова дяди Вернона: «Ты не выйдешь из этой комнаты, паршивец!». Вот бы этому эльфу об шкаф убиться!

"Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса". *

Матроскин скучал. Коты — ночные птицы, почти как совы и даже ухать умеют. А теперь он боялся использовать какую-либо магию, чтобы покинуть комнату. Прыгать со второго этажа ему тоже не хотелось, под окном как раз кусты с розами росли.

— Матроскин, наркотики до добра не доводят, — нравоучительно заметил Гарри.

" Какие наркотики?! Ты чего, малыш?

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната

догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито".

— Такие стихи просто так не придумать.

" А я их и не придумывал.

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся".

* * *

Я снова опоздал. Я чувствую магию. Сильную, даже очень. Я вижу лица тех, за кем гоняюсь в некачественно стертой памяти, но не успеваю. Я всегда прихожу позже. Мне нужно знать, кто стоит за этой системой, системой уничтожения... Они всегда действуют быстро, не оставляют лишних следов, лишь Обливиэйтом пользуются грубо, стирая из памяти людей собственные лица. Впрочем, за изящностью исполнения они и не гонятся. Они гонятся за скоростью и качеством. Даже опытный аврор не найдет тут следов. Так уж вышло, что мой уровень владения ментальной магией один из самых лучших в мире, несмотря на высокую, конечно, но все же даже не девятую ступень просвещения. Им нужно лишь то, чтобы магглы, да и маги, если вдруг они в курсе, не вспоминали, что совсем недавно произошло что-то сверхординарное, и больше не было того, кто это сверхординарное устроил. Не было его ни физически, ни в каком либо виде воспоминаний, чтобы даже родные отец и мать не помнили, что у них когда-то был ребенок.

На этот раз магглы говорят, что взорвалась газовая труба. Она, действительно, взорвалась! В монастыре, чтоб его... Мародеры проклятые! Но я чувствую очень сильную магию, газ был позже, чтобы замести следы. И снова в воспоминаниях спасателей и полицейских одни и те же лица. В прямом смысле одни и те же. Я чувствовал присутствие минимум пяти человек за это время, но каждый маггл помнит лишь лысеющего мужчину среднего роста в черном костюме. И то, помнит лишь в подсознании, увидит, подумает, что где-то уже встречался с этим человеком, но не вспомнит где.

Кто стоит за этой машиной уничтожения? Министерство? Несомненно! Здесь и думать не нужно, без его ведома ничего бы не происходило. Отдел Тайн? Я знаю человека, там работающего. Так уж вышло, что в этом отделе много подотделов, они так же между собой не связаны. Лигелименция, Империо и прочие штуки, позволяющие узнать что-то ценное, тут не сработают. Система защиты информации в Отделе тайн гораздо сложнее. И уровень ее гораздо выше в политическом плане. Это уже не проект Великобритании, это международная система.

Я измотан, не высыпаюсь. Мне снится один и тот же сон, словно я пытаюсь поймать воздух, которого мне так не хватает. Я гонюсь за ним, задыхаясь. Ко мне подходит Амбра, обнимает меня за плечи, целует. И спокойным голосом сообщает, что мы умрем. И мне становится так хорошо от этой мысли, так уютно, будто смерть — мое избавление. Не от боли и мук, в том числе и душевных, а от мира с его вечной борьбой. Вернее, от моей борьбы с этим вечным миром.

Я просыпаюсь, и начинается все по новой. Мы с Амброй снова пытаемся поймать воздух, но опять опаздываем. Как обычно. Эти вылазки — наше с ней дело, не общее. Другие тоже много думают над всем тем, что нам удалось узнать благодаря маленькому десятилетнему магглу — Марвину. Или все-таки благодаря Амбре? Каждый сделал свои выводы и выбрал разные пути. Я уже чувствую это.

В перерывах между бессмысленными попытками... спасти? Нет, мы никого не спасаем, мы идем до конца, до того момента, пока нам не будет известно все. Такова цель общества, которое я с друзьями создавал много лет назад. Такова цель моей жизни. Как я теперь понимаю, конечная цель. Совершенствование себя (не мира, как многие в последнее время думают) — мой принцип. А знания — и есть совершенствование, только сами знания должны быть совершенны для этого. Пока же мы не видим полной картины. Так вот, в перерывах между вылазками, мы тренируемся. В легилименции, окклюменции, подмене образов. Амбра никогда не была выдающейся волшебницей, ей труднее. Я же, именно благодаря этим занятиям и поискам лазеек в стандартной системе обучения ментальным искусствам, в них достиг чуть ли не уровня десятой ступени.

Мы должны владеть этим искусством, так как нам приходится идти по краю пропасти, балансировать на грани закона, и нам неизвестен противник. Кто-то бы стал изучать боевую магию, но каким бы хорошим не был маг, пусть сам Мерлин во плоти, против десятерых средних волшебников он вряд ли выстоит в одиночку. Впору позаботится о сохранности секретов.

Теперь на меня не действуют ни Обливиэйты, ни Легилименсы, ни Веритасерумы, ни даже, скорее всего, Империо. Все мои мысли — достояние не просто магии. Иной магии! Нет, не так — иного меня. Они могут проштудировать всю мою голову, но найдут там лишь образы красивого леса, того, где мы с Алиной жили у партизан. Не найдут там они воспоминаний о Хогвартсе, моих друзьях и всех моих знаниях. И пусть после этого хоть имбецилом считают, у которого в голове лишь один образ — не мои проблемы. Пусть убивают, я унесу с собой все тайны, коих не мало. Даже имя свое. Им не узнать и парочки прозвищ, под которыми я известен.

Амбре мой метод не подходил, она — светлая душа. Это я могу эксперементировать Мерлин знает с чем. Хотя, должно быть, и Мерлин не знает. В любом случае ему, то есть Мерлину, мои эксперименты с собственным сознанием, душой, неизвестными мне самому артефактами — до драклов. Если честно, мне тоже как-то безразлично. В рай и ад я перестал верить еще в детстве, в справедливость — тогда же.

Магия... Что это вообще такое и как она работает? Я, волшебник, но сам не в курсе. Я уже начинаю бояться магии. Она — страшная штука. Ее боятся и те, на кого я начал свою охоту, раз уж прибегают к таким крайним мерам.

Магглы... какие же вы счастливые. По крайней мере, те из вас, кого не постигла участь исчезнуть из этого мира. Не умереть — исчезнуть. Хотели бы вы жить, скажем, лет тридцать, а после исчезнуть, словно вас и не было? Когда вашей любимой жене подсовывают неизвестного мужчину, которого ваши же дети будут называть отцом, а вас — словно и не было вовсе. Родители вас не знают, в вашей спальне нет любимых вами книг и вещей, или нет вообще этой спальни. Это походит на изгнание... из реальности. Если бы верил в Бога, сказал бы — это кара небесная. Но я не верю, а творят это проклятые люди, на которых я и пытаюсь выйти. Интересно, они используют ритуалы времени? Совмещения магии или реальности? Как, скажите мне, как можно за пять минут сделать так, что человек исчезает. Убить? Есть тело, его всегда можно отыскать. Тем более магу, даже если это тело сожги и прах развеяли. Стирать воспоминания тысячам людей, которых убитый знал? За пять-то минут? Нет никакой зацепки, кроме странных событий, остаточной магии и на скорую руку исправленной ситуации. Однажды мне удалось прийти раньше, я нашел фотографию женщины, но фотография растворилась в воздухе. Вот я держу карточку, а вот я уже пытаюсь ухватиться за пустоту, полагая, что фотография просто выпала из рук. Не выпала! Ее вообще больше нет!

Я реалист. Но сейчас я начинаю верить в мистику, теории мировых заговоров и прочую чушь. Глупо, да? Я же волшебник, кому, как не мне, в мистику верить? Не верил. Может, зря? Магия тринадцатой ступени в чистом виде — что же еще, как не мистика? Исправление реальности за считанные минуты. Это возможно. Теоретически — возможно, что угодно. Это я уже усвоил. Но вот когда сталкиваешься с чем-то подобным на практике — становится страшно. Вдруг и я так же завтра исчезну? Ну и что, что я маг от рождения и не попадаю под категорию тех, кто этому самому уничтожению подлежит? Я представляю, как просто исчезаю... Просыпаются Амбра, Офель, Крув и остальные одним утром, и словно не было того, с кем они столько всего пережили, с кем смеялись и пили огневиски, устраивали вылазки за интересными книгами, артефактами, проводили эксперименты, следили за магами, делились наблюдениями...

Я делаю попытки обойти этот экзорцизм стороной. Я стал параноиком и готов на любые эксперименты с сознанием. Мне никогда не достичь тринадцатой ступени, чтобы я мог противопоставлять себя тем министерским, или какие они там, работникам. Да, к тому же, достигни я уровня этой ступени — меня бы не было. Когда ты — все, ты — ничто. Не было бы моих детских воспоминаний, они бы заменялись образами миллионов других, не было бы воспоминаний о моих экспериментах, о первой любви и первом поцелуе, в конце концов. Человек реален постольку, поскольку он сам себя таковым ощущает. Маг же тринадцатой ступени — сама реальность. А реальность не может быть субъективной. Мы стремились к этой ступени, но никто не желал ее достичь.

Зато я научился радоваться за себя и других. Я никогда не любил магглорожденных, но теперь я рад за них. Рад тому, что у многих магические способности просыпаются к одиннадцати годам и им дают шанс на нормальную жизнь. Радуюсь за себя, что я полукровка, и мой отец с ранних лет говорил мне, что я волшебник. Радуюсь за Амбру, что ей повезло родиться в чистокровной семье. Никогда не думал, что скажу это, но я и за магглов рад. За тех из них, кому до старости удается прожить нормальную человеческую жизнь, без магии вовсе.

Неуютную, гнетущую, но, тем не менее, родную и привычную тишину моего кабинета нарушает стук. И кого на ночь глядя могло ко мне занести?

Занесло. Того, кого я меньше всего хотел сейчас видеть. Моего лучшего друга, не считая Офеля — тот мне, как брат. Лицо бледное, темные глаза лихорадочно блестят, но это не значит, что случилась неприятность. Он в последнее время всегда бледный, а с глазами уже давно какая-то беда. Что-то мне подсказывает, что его эксперименты над собой до добра не доводят. Мои, впрочем, тоже. Я привык называть его по имени, или Клипотом. Но у него, как и у многих из нас, несколько прозвищ. Амбра так вообще в шутку зовет его Красавчиком. Он злится.

— Ну и что ты задумал? — уставшим тоном спрашивает он, и ставит передо мной бутылку огневиски. Из моего же шкафа к нам плывут стаканы.

— И тебе привет, — какое ему дело, что я задумал? Я что, ребенок, чтобы перед всеми отчитываться?

— Они тебя вычислят, и даже я не вспомню о твоем существовании, — ... разливает огненную жидкость по бокалам, — В одиночку туда вообще лучше не соваться. Оно тебе нужно?

— Если делаю, значит — нужно.

— Я знаю тебя столько лет... Ты ведь не Амбра, которой жаль магглов. Тебе не жалко! — простая истина. И возразить нечего. Мне — не жалко.

— Правду хочу знать, — я отпиваю огневиски.

— Правда никому не нужна. Она всегда либо скучная, либо печальная, либо слишком примитивна, либо страшна. Без других вариантов. Редкая правда может быть лучше лжи.

— И все же лучше. Объективнее.

— Объективнее? — друг смеется, — И это ты мне говорить будешь, Тиккун?

Ненавижу, когда меня так называют! Амбра виновата! Решила, что я встал на путь истинный и теперь мне это прозвище подойдет. Антипод Клипота. Еще обиднее, что из-за него же мне и перепало это прозвище. А я и путь исправления идут разными дорогами! Но глупое слово приелось, теперь, чтобы позлить меня, каждый так и норовит назвать Тиккуном.

— Что тебя теперь не устраивает? Ты же знаешь, я за объективную оценку действительности.

— Ты вообще в курсе, что тебя не существует? Или мы с тобой это все зря затеяли? Хочешь больше объективности, — Клипот начинает злиться, — Получай. Не ты один заинтересовался историей Марвина. Я, знаешь ли, тоже.

— Только разница в том, что ты возненавидел магглов еще больше, а мне на них плевать.

— Не суть. Так вот слушай, что мне удалось узнать, — он отпивает еще огневиски, глаза блестят. Страшные. — Магия не поддается дрессировке, она просто есть! Ее можно контролировать, правда, учиться приходится годами. Или случайно во всех школах семь лет учатся? Но даже тогда она может выйти из под контроля. Ты можешь разозлить чистокровного мага, которого с детства родители учили контролировать силу, и он спалит твой дом. Не специально, разумеется! А теперь представь, ты маггл, еще не дай Мерлин, какой-нибудь священник. Тебе 45 лет, и вдруг обнаруживается, что ты взорвал монастырь. Магией, дракл побери, взорвал! Опять же, разумеется, не специально. Ты понимаешь, что стоит тебе подумать, и все мысли — материализуются! Первое, чему учится маленький ребенок — отделение мыслей от магии. Он учится этому не по книгам, это естественный процесс. Плюс, детские обиды редко приводят к любимому нами всеми пожеланию сдохнуть. А тут человеку кто-то на ногу в метро наступает, и летит в этого человека зелененький луч, Мерлин знает, откуда взявшийся! У них просыпается не просто магия. Сильная, страшная. То, о чем человек боялся думать всю жизнь. Но думал. Понимание копилось, и достигло уровня реализации. В теории мы с тобой маги тринадцатой ступени, но мы боимся идти дальше. Это нормально. А проклятый маггл не знает, что с этим делать! Он и боится, и остановить не может, а за годы жизни мыслей, Дементор побери, правильных мыслей об устройстве мира, накопилось не мало.

Ноздри друга раздувались в геневе. Он... завидовал! Страшно подумать, что этот человек завидует магглам, или они уже, получается, не магглы?

— Я сегодня тоже там был, — уже спокойнее продолжает Клипот, — Я был там даже раньше тебя. Я видел, успел. У этого священника ступень восьмая, не меньше! А глаза сумасшедшие, дикие! Что он там самому себе понапридумывал — не известно. Может, решил, что он теперь сам дьявол. И, самое удивительное, именно у религиозных людей чаще всего что-то подобное случается. Они думают много. Об устройстве мира... Да что я тебе это рассказываю, сам знаешь, кто теорию магии обосновал!

— Что ты задумал? — перебиваю я друга. Уже понял, что он не захочет упускать выгоду. Но вот какую?

— Этих людей надо вычислять.

— Каким образом?

— Я не знаю ни ритуалов, ни заклинаний, ни чего бы то ни было еще, способное их вычислить. Поэтому мы должны захватить Министерство! Или проникнуть в ту структуру, пока не знаю как. И не просто проникнуть — управлять ею!

— Это не первая бутылка огневиски, я так понимаю? — вот что-что, а политикой мы никогда не планировали заниматься. Министерство захватить? Ну-ну, раз плюнуть, завтра сходим, захватим!

— Не важно. Только представь, какую армию мы можем создать. Используя этих... магглов! Какой резерв магической силы, даже если они ничерта не умеют. При смещении магии двух плоскостей можно просто использовать их магию! Используя ее же, можно проводить ритуалы тринадцатой ступени. Любые — временные, пространственные... — друг находился в своих мечтах, — Причем, им будет легко внушить, что они просто мусор. Сгустки энергии и в этом их предназначение... Когда человек сталкивается с чем-то неизвестным, он готов верить всему. Особенно если это ему говорит тот, кто может то же, что и он, только еще и контролирует это...

— Мне кажется, тебе надо поспать и подумать об этом завтра.

Клипот склонил голову на бок, и внимательно смотрит на меня. Как будто что-то решает. Затем улыбается, соглашается с тем, что поспать ему нужно, и покидает мой кабинет. А я сижу с пришибленным видом еще полночи, раздумывая над его словами. Я бы поучаствовал в одном таком эксперименте, не более. Захватывать Министерство или проникать в эту проклятую систему в качестве шпиона в мои планы не входит. Я люблю жизнь, простую, без политики. Мне важны знания. Даже больше, чем их применение.

Вот тогда-то я и подписал себе смертный приговор. Себе, Офелю, Амбре, Круву...

* * *

"Спишь?" — Гарри ворочался под одеялом, ему не спалось.

"Да, малыш. Я во сне разговариваю".

"Расскажи, откуда ты знаешь о системе магии? Ведь нам в школе ничего не рассказывали..."

"И не расскажут. Опасно это, понимаешь? Мне в свое время тоже не рассказывали, но я итак знал. Мне папа в детстве объяснял".

"Почему опасно? Что здесь такого?"

"Знаешь, кто обосновал всю эту систему? Сквиб! Один проклятый сквиб, да к тому же — викарий. Он все понимал, но боялся что-либо сделать, не чувствовал. Поэтому и сквиб. Знаешь же, сквибы — это вторая или третья ступень просвещения. С четвертой берут в Хогвартс".

"И что здесь страшного?"

"Здесь сейчас темно, и у меня глаза светятся. Разве не страшно?"

"Я про магию".

"А... да так, по мелочи. Ступени-то ступенями, а вот откуда это все взялось, малыш? Откуда в пространстве магия, создающая или уничтожающая реальность, преобразовывающая ее? При том, что пространство не реально, значит ли это, что магия тоже не реальна? Откуда берутся магглорожденные? Сквибы? Как вычисляют маглорожденных, если Надроз устанавливают на место жительства и палочку, только после покупки последней волшебником, рожденным в семье магглов?"

"Я вообще-то просил рассказать, а не вопросы задавать!"

"А я и сам не знаю, чтобы рассказывать. Маглорожденных как-то вычисляют. Скорее всего, Отдел тайн в Министерстве этим занимается. И если ты думаешь, что все родители так счастливы, что в их семье родился маг, то ты ошибаешься. Дурслей вспомни, они магии так боятся, что если бы вдруг Дадлик оказался волшебником, они бы с ума сошли. Если я не ошибаюсь, а я могу ошибаться, еще раз повторяю — мне не стоит верить, я высказываю лишь свое мнение, то разрешено применять любые чары, вплоть до первого Непростительного к родителям, отказывающимся отдать своих детей в Хогвартс. Это не право, малыш — обязанность!"

"А почему так?"

В этот момент Сова громко ухнула на подоконнике, что означало благополучную доставку письма. Гарри подавил в себе желание швырнуть в ее сторону свой ботинок. Все-таки за месяц она действительно надоела обитателям этой комнаты.

* * *

*И. Бродский, «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку...» (1970)

— Добрый день! Вы мистер Вернон Дурсль? — раздалось из коридора, пока Петуния и Дадли поглощали завтрак, а Гарри сидел в своей комнате на втором этаже.

— Да, кто вы? — особой вежливостью дядя никогда не отличался.

— Беллинда Борстоун, Сотрудник Отдела обеспечения правопорядка Министерства магии. Я прибыла для выяснения обстоятельств произнесения заклинания Левитации...

— Проходите в гостиную, — довольно произнес Вернон, чувствуя близкую расплату с "любимым" племянником.

"Матроскин! Просыпайся! Из Министерства пришли".

"Что ж они в такую рань-то... Я не выспался..."

— Я бы хотела поговорить с мистером Гарри Поттером, и со всеми представителями семьи Дурсль, ставшими свидетелями произнесения заклинания.

"Вот же идиотская работа у них, малыш. Пришла по такому неважному поводу, а сколько пафоса. Тьфу на Министерство!"

— Петуния, позови Поттера, — заорал дядя Вернон.

"Не позови, а сними два замка с его двери! Стыдно перед властями, пусть и магическими!" — Матроскин как обычно все комментировал.

— Живо спускайся, негодник! Ходят из-за тебя к нам в дом... всякие, — зашипела тетя Петуния, открывая дверь. Гарри спустился в гостиную.

Сотрудница Министерства оказалась русоволосой женщиной в серой мантии. Но даже в таком нетипичном для магглов наряде, ей вряд ли бы удалось привлечь внимание людей. Слишком неприметный пучок на голове, слишком обычные серые глаза и нос, слишком обычная, хоть и немного худощавая фигура. В общем, самая обычная женщина, каких много. Как все, ничего примечательного. Разве что, палочка в правой руке и какая-то бумага с темно-синей крупной печатью в левой, придавали ее облику некую загадку. Особенно для Гарри. Интересно же, что в бумаге написано!

— Мистер Поттер, доброе утро! — со всей министерской надменностью поздоровалась волшебница.

— Здравствуйте, мисс... миссис... — хоть бы представилась, а то пока прямо и грубо, как дядя Вернон, не спросишь, никто правил приличия и не вспомнит.

"Ты погоди еще, она сейчас оскорбится. Как ты посмел не узнать работника аппарата власти?!" — Матроскин отлеживался в спальне, чтобы не смущать Дурслей своей наглой кошачьей мордой.

— Борстоун. Перейдем к делу, мистер Поттер. Вы отправили нам письмо-претензию, с обвинениями в несправедливо вынесенном предупреждении по делу о нарушении запрета колдовства несовершеннолетними, — голос этой мисс, миссис или кто она там, Борстоун, был грубоватым, хотелось, чтобы она быстрее сказала все, что нужно, и замолчала, — Вы сообщили, что заклинание Левитации применил неизвестный вам домовой эльф, который вам угрожал, верно?

Гарри кивнул.

"Он угрожал нам пытками, сказал, что если мы попытаемся вернуться в Хогвартс, он повесит нам на ноги кандалы, будет загонять иголки под ногти, а в задницу вставит анальную грушу!"

"Мне так ей и сказать?"

"Конечно, нет! Просто какого черта выясняется, что домовик нам угрожал? В письме мы такого не писали. Сообщили, что приперся сумасшедший эльф, который пытался доказать, что мы не должны возвращаться в Хогвартс, и последним его доводом стал торт на голове у магглы!"

— Вы так же сообщили, что готовы подтвердить свои слова под Веритасерумом или при использовании Легилименции, верно?

Гарри снова кивнул. Когда они с Матроскиным придумывали текст, кот сообщил, что Легилименцию можно использовать только на совершеннолетних, поэтому, в любом случае, будет Сыворотка правды. Но написать о том, что он готов на все, чтобы доказать несправедливость министерского решения — можно.

— В таком случае, Главой Отдела магического правопорядка Амелией Боунс подписано разрешение на использование Веритасерума в присутствии опекунов и представителей школьной администрации, — волшебница потрясла перед мальчиком бумажкой с синей печатью, — Допрос будет происходить здесь, я немедленно свяжусь с дежурным в Аврорате по зельям и вашим деканом, если ваше решение не изменилось.

— Не изменилось, — со вздохом сказал Гарри. Матроскин обещал вмешаться, если будут проблемы. Все же выболтать под Сывороткой правды можно много лишнего, но если расчет кота окажется верным, сейчас сюда явится не декан, а директор. Ведь есть у них общая тайна, Дамблдор должен проследить.

Волшебница достала зеркало, посмотрела в него и, как показалось Гарри, заговорила сама с собой. Нет, Матроскин потом, конечно, объяснит, что это было Сквозное зеркало, которое используют для связи, но выглядело это все равно несколько странно. Особенно для багрового дяди Вернона, который решительно не понимал, что происходит, но взрослую волшебницу побаивался.

В дверь снова постучали. Дурсль сжал кулаки, но все же, волоча ноги, пошел открывать. Спрашивать, кто соизволил пожаловать, дядя Верно не стал. И так было ясно, что ни один нормальный человек не мог явиться в его дом в бледно-сиреневой шелковой, по виду женской, ночной рубашке и такого же цвета берете.

"Дамблдор сегодня особенно хорош! — Матроскин глазами Гарри тоже оценил внешний вид директора, — колготок в сеточку не хватает для образа страстной барышни, готовящейся... А, впрочем, ему идет!"

Наконец, по прошествии долгих двадцати минут, Гарри подписал какую-то бумажку-согласие на применение Веритасерума, подписали ее и старшие Дурсли, хотя им было не очень-то важно, что подписывать. Петуния сжалась в кресле, уж она-то знала директора Хогвартса, и происходящее ей не нравилось.

Сыворотка правды оказалась слегка горьковатой жидкостью, но если бы ее добавили в чай, Гарри мог бы и не заметить. Его это расстроило. Мало ли, вдруг в Хогвартсе тайно всем подливают всякую гадость в тыквенный сок?

"Радуйся, что не тиопентал натрия или скополамин!"

"Это еще что?" — как ни странно, мыслить Веритасерум ничуть не мешал.

"Маггловская ерунда какая-то. Помню, как-то экспериментировали... Действует паршиво, если честно".

— Назовите свое имя, — над Гарри, сидящем на леветированной в центр комнаты табуретке, нависала Амелия Боунс. Она казалась строгой, но справедливой.

«Как МакГонагалл, только рыжая», — подумал мальчик.

— Гарри Джеймс Поттер.

— Когда и где вы родились?

— Я родился тридцать первого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года... — мальчик запнулся, о месте своего рождения он ничего не знал, — Ээ... Британия?

"Солнечная система, Марс! Звучало бы круче. Всему тебя учить надо. Под Веритасерумом можно задавать любые вопросы, это ж не Империо!"

— Он не знает ответа на вторую часть вопроса, — со вздохом сказал Дамблдор, будто сожалея о подобном недоразумении. Начальница Отдела правопорядка удивленно подняла брови и покосилась на директора, который виновато развел руками.

"Ну, прям театр, ей богу!"

— Что произошло вчера, тридцать первого июля тысяча девятьсот девяносто второго года?

"У тебя, малыш, был День Рождения!"

— Был мой День Рождения, — честно ответил Гарри.

— Беллинда, уточни вопрос, — недовольно шикнула мадам Боунс на свою сотрудницу.

— Что произошло вчера вечером, в период с двадцати до двадцати двух часов, когда в этом доме находилось еще двое магглов, не являющихся вашими опекунами или кровными родственниками? — как-то криво уточнила вопрос работница Министерства.

— Дядя Вернон велел мне сидеть в своей комнате и помалкивать. Я сидел... и помалкивал. Сова ухала, и мой кот пытался ее передразнить. Ну, тоже ухнуть. Или хотел, чтобы она замолчала... Затем в комнате внезапно появился домовой эльф. Глаза огромные, наволочка на нем старая вместо одежды. Он представился Добби. Начал говорить, что я не должен возвращаться в Хогвартс, что там меня ждет опасность. Бился головой о шкаф, потом светильником себя бил. Мне он показался... странным.

"Тебе показалось, малыш", — язвительно отозвался Матроскин, и сбил Гарри с мыслей. Правильно сделал, между прочим. Мальчишка чуть было не ляпнул, что его кот поставил заглушающие чары на дверь.

— Я сказал, что все равно туда вернусь. Ведь там мои друзья. Оказалось, что этот Добби знал, что друзья мне не писали, и я спросил эльфа, воровал ли он письма. Оказалось, что воровал. Он достал прямо из воздуха целую пачку писем от Рона и Гермионы.

"Ты предложил эльфу свалить".

— Я предложил эльфу св... уйти, тем более он все равно не мог толком объяснить, что за опасность меня ждет, — Гарри чувствовал, что действие зелья заканчивается. Сейчас он бы уже мог выдать мелкую ложь, но она ни к чему, — Тогда домовик сказал, что ему придется пойти на крайние меры, выбежал из комнаты и спустился на первый этаж. Я погнался за ним, но не смог его остановить. Он отлевитировал торт на голову миссис... я не помню ее имени, и исчез. И когда все, кто были в гостиной, обернулись, они увидели меня, стоящим в дверях.

Гарри вздохнул, прикрыл глаза и помолчал секунд пять.

— Ээ... действие Веритасерума закончилось, — мальчик открыл глаза, — Думаю, я должен вас предупредить.

— Второй дозы не нужно, — Амелия Боунс махнула рукой стоящему у окна мужчине в серо-зеленой мантии, — Мы выяснили все, что нужно для установления истины. Мистер Поттер, что было дальше?

— Гости быстро покинули дом, где ненормальный мальчишка разбрасывается тортами, — усмехнулся Гарри, — пришло письмо из Министерства, меня заперли в моей комнате и утром обещали забить окна решетками. И мне стало так обидно... я решил написать письмо в Министерство. Понимаете, одно дело, если бы мне что-то подобное пришло, когда я бы практиковался в Протего, а совсем другое — когда меня обвиняют в забрасывании магглов тортами. Несолидно как-то, — Гарри улыбнулся Дамблдору и Боунс.

— Все обвинения с вас сняты, мистер Поттер, — рыжеволосая женщина вернула мальчику улыбку, и расписалась в какой-то бумаге, — Альбус, подпишите, как глава Визенгамота, Беллинда, Марсиус — как свидетели.

Еще минут через пятнадцать, когда Амелия Боунс и неизвестный волшебник, предположительно из Аврората, помахали палочками в воздухе, как объяснил Матроскин, снимая смещение плоскостей, вся министерская компания собралась уходить. Но тут из оцепенения, связанного с внезапным визитом странных людей, вышел Вернон Дурсль.

— Нет, это все прекрасно, — заявил он, покраснев, то ли от злости, то ли еще от чего-то, — Но только мне вчера сорвали крупную сделку. И я потерял приличную сумму денег!

— Не беспокойтесь, ваши... партнеры забудут об этом инциденте с тортом. Они вообще забудут о том, что были вчера у вас в гостях. Считайте, у вас есть вторая попытка, — с долей иронии в голосе сообщила начальница Отдела магического правопорядка, и повернулась к своей подчиненной, — Беллинда, отправь дело на расследование в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Пусть думают, что делать с домовым эльфом Добби. Кстати, мистер Поттер, отчего вы решили, что этот эльф принадлежит Малфоям?

— Ээ... Понимаете, мы с Драко Малфоем не в очень хороших отношениях, а он из обеспеченной чистокровной семьи. Только у таких ведь есть эльфы? И эта шутка вполне в его духе.

— Ясно. Что ж, всего доброго, — волшебница кивнула Гарри и Дурслям, и покинула дом номер четыре на Тисовой улице. Следом за ней вышли Беллинда и волшебник в серо-зеленой мантии.

— Я могу поговорить с Гарри наедине? — спросил оставшийся в гостиной Дамблдор.

Петуния, поджав губы, вышла вместе с Дадли.

— Надеюсь, вы не разнесете гостиную, — огласил свои пожелания Вернон, прежде, чем удалиться.

— Гарри, ты поступил очень необдуманно, написав письмо в Министерство. Хорошо, что я был в это время в Англии. Просто хочу, чтобы ты понял... — директор сцепил пальцы в замок, и сейчас разглядывал электрический камин, — Министерство — странная структура. Пока им выгодно, они на твоей стороне. Но все может измениться в любой момент. Сейчас они провели допрос, как и положено в случае с несовершеннолетними — в присутствии опекунов, представителей школьной администрации и волшебника из Аврората. Но... есть нормы, допускающие и иные формы допроса. В самом Аврорате, если на то "есть причины". Это формулировка из закона, и под причины может попасть, что угодно.

— Извините, — Гарри смотрел в пол, хотя виноватым себя не чувствовал.

— Тебе не за что извиняться, просто будь осторожен. Нужно было написать мне, объяснить ситуацию, — Дамблдор посмотрел на мальчика, все так же рассматривающего паркет на полу, — Все обошлось. В этот раз обошлось. Оставшиеся дни каникул ты проведешь в семье Уизли, Артур завтра заберет тебя. Сегодня он на дежурстве.

"Только этого нам не хватало!" — Матроскин такой новостью был недоволен.

— Хорошо.

* * *

"Надень мантию, и капюшон на голову накинь".

"Зачем? Я буду выглядеть, как идиот!"

"Как идиот ты выглядишь в этой выцветшей футболке! Мы идем на магическое кладбище, там человек в маггловской одежде может выглядеть подозрительно".

"А чем эти кладбища друг от друга отличаются?"

"Ничем. На одном похоронены магглы, на другом — маги".

Гарри в школьной мантии выглядел нелепо в своей комнате. Казалось, будто простой мальчишка собрался на вечеринку по случаю Хэллоуина. Только макияжа соответствующего не хватало, да и тыквы в руках.

"Знаки отличия нужно убрать. Нечего подставлять свой факультет!"

Герб Гриффиндора тут же исчез.

"Не хватает бледности на лице, красных глаз... и чего-то еще. Забыл, как там магглы описывали вампиров. Ну что, идем? Хотя нет, подожди!"

Матроскин окинул взглядом фигуру в черной мантии, посмотрел на себя в зеркало, встряхнул головой и... перекрасился в черный цвет.

"Вот, теперь мы хорошо выглядим".

"Я не пойму, мы магглов идем пугать, или могилу раскапывать?"

"А ты думаешь магглы, увидев ребенка, копающего могилу, не испугаются?"

"Так кладбище же магическое?"

"Ну, мы можем и на обычное заглянуть, вдруг тебе понравится!"

"Ага, конечно".

Черноволосый мальчишка в мантии, очках и с черным котом, идущим впереди, шел по освещенным тихим улицам Литтл Уингинга. Аппарировать прямо из спальни они не рискнули, решили сделать это за городом. Свет горел лишь в окнах некоторых домов, большинство местных жителей уже давно спали. Не было тут даже молодежи, шатающейся по ночным улицам, слишком тихим город был для этого. Если кто-то и хотел развлечься — ездил в Лондон.

"Сейчас меня тут увидят в этой мантии, достанется же от Дурслей потом".

"Завтра нас заберут Уизли, так что неважно. Увидят — надо будет припугнуть".

"Как?"

"У тебя в левом кармане лежит вторая палочка, я у Филча из кабинета стащил еще в мае. Не знаю, чья она, из чего сделана, но это лучше, чем ничего. Или ты чем-то другим могилу раскапывать собирался? Как видишь, лопату мы с собой не взяли. Хотя для образа ее и не хватает".

Гарри нащупал у себя в правом кармане одну палочку, в левом — другую. Усмехнулся, почувствовав себя... необычно. Дети любят делать что-то, чему взрослые не рады. Казалось, будто он герой какого-то мистического триллера, расхититель гробниц или как-то так. А лопаты да, для образа действительно не хватало.

Они вышли к пустырю, так никого и не встретив по дороге. Гарри посмотрел на звезды и вздохнул. Он не боялся кладбища, что в нем такого? Бояться надо живых, а не мертвых. Но все же, доставать что-либо из могилы... Брр... Хорошо, что с ним Матроскин.

"Держись за меня, надеюсь, у меня получится. Мерлин знает, чем кошачья аппарация от человеческой отличается".

"За что держаться?" — Гарри внимательно посмотрел на непривычно черного кота, прикидывая, как хватает его за лапу.

"За хвост!"

Мальчишка последовал совету, отчего Матроскин этот хвост распушил, и всем своим видом показывал недовольство.

"Я пошутил! Мне еще не хватало без хвоста остаться! Он, между прочим, удобный. Иногда. Просто рукой до меня дотронься и все".

Аппарация приятных впечатлений не прибавила. Несколько секунд Гарри стоял на коленях, усиленно борясь с рвотными позывами. Позывы проиграли в этой битве, мальчик смог подняться и оглядеться. Обычное кладбище, не сильно отличающееся от того, на котором были похоронены его бабушка и дедушка. Он как-то ездил на их могилы вместе с Дурслями.

"Противная эта твоя аппарация!"

"Привыкай, что я могу тебе еще сказать. Дымолетный порошок не лучше, выходишь из камина в таком виде, будто утром своей мантией пыль с полок вытирал. Про порталы я вообще молчу, помню как-то в лужу лицом угодил, когда с помощью какой-то зубной щетки перемещался!"

Матроскин уверенно прошел в металлическую калитку кладбища, Гарри, шатаясь, поспешил за ним. Все таки его еще немного мутило после перемещения.

Мальчик шел между рядами одинаковых серых надгробий, еле поспевая за целенаправленно идущим котом. Если бы не скорость движения, он бы заметил каждую мелочь. И маленькие, едва светящиеся датчики движений, установленные родственниками у некоторых надгробий, дабы могилы их близких не осквернялись, и карканье ворон, которых тут было слишком много, и причудливо ветвистые деревья, какие в маггловском мире не встретишь. Но Гарри смотрел на Матроскина, а тот знал, куда идет. И, казалось, хочет закончить все как можно быстрее.

Наконец, кот, Мерлин помоги понять его глупые шутки, черный кот, остановился у одного из надгробий. Ничего особенного. Лишь странные надписи. На камне, казалось, вначале было написано имя и даты — как и у всех. Затем кто-то это зачеркнул, вернее неумело, по-маггловски, стер, и написал другие данные. На месте стертого имени значилось новое — Вагант. На месте дат — перевернутая восьмерка. Чуть ниже, почерком с закорючками — явно с использованием магии, кто-то (уже, получается третий) подписал: "Мы увидимся, помни, что нас ждет вечность в персональном аду!". Под этой надписью шла другая, сделанная каллиграфическим почерком: "Я — следующая". И в самом низу, очень мелко и неаккуратно, как-то даже неумело, словно детской рукой, значилось: "Вы не угадали".

"Матроскин? Это что за чат?"

"Вагант был популярен настолько, что его друзья, видимо, не определились с тем, что нужно написать на надгробии. Сам удивляюсь, что за бред тут творится!"

"А причем тут восьмерка?"

"Вот — минус магического образования! Это знак бесконечности, малыш".

"А как мне... Бомбардой?"

"Ты что, сдурел?! Какая Бомбарда? Чат нужно сохранить! Осторожно плиту убери Левиосой. И землю тоже".

Спустя двадцать минут, когда Гарри, наконец, убрал всю землю, и ему оставалось лишь открыть черный гроб, он захотел оказаться в своей кровати. Такой мягкой, белой. Там так тихо, и вороны не каркают. И не так темно, и даже храп дяди Вернона успокаивает...

"А если ему дать пинка, то этот храп прекратится, и можно поиграть с дядей в догонялки! Что ты стоишь, ворон, в прямом смысле считаешь? Аллохомору забыл? Гробы — это не сейфы в Гринготтсе, открываются простыми чарами".

"А... давно он умер?" — мальчика не прельщала перспектива увидеть разложившийся труп.

"Ага, давненько. Знаешь, я на летних каникулах как-то в маггловском морге подрабатывал, и тебе советую. Для выдержки. И деньги заплатят!"

Гарри набрал побольше воздуха в легкие, на секунду задумался над тем, закрывать ли ему нос — вдруг вонять будет, но все же решил стоически перенести все, что увидит или почувствует. А то итак как-то неудобно перед этим умершим, что он у него кольцо забрать собирается, так стоять с закрытым носом и сморщенным лицом вообще — верх неуважения!

— Аллохомора! — крышка со скрипом поднялась, и Гарри закрыл... не нос, а рот.

Руки, в струпьях, но еще не до конца сгнившие, были сложены на груди. Кожа на лице слезла, кое-где уже виднелись кости. Накрыт человек был флагом Советского Союза, а внутренняя обивка гроба была выполнена в виде...

"Узнаю, кто так шутит над умершими — убью!" — прокомментировал Матроскин, который обивку не оценил.

"Это флаг нацистской Германии?"

"Ага... Маги все равно ничего не поняли, наверно. Вот идиоты! Акцио, кольцо!" — кольцо ударило кота прямо в лоб, отчего тот еще некоторое время вспоминал Мерлина, Хепри и Гитлера. Видимо, наличие флага сказалось.

"Ты же говорил, что кольцо Хепри — артефакт тринадцатой ступени, и оно — магия вне материального мира магии или как-то так. Оно же не должно поддаваться магии?"

"Верно. Но Акцио заменяет привычный хватательный жест, так какая разница? Магия, направленная на изменение кольца — не подействует, а вот шишка у меня на лбу теперь будет!"

Дорога обратно казалась короче. Видимо, и Гарри, и Матроскин хотели поскорее избавиться от странного ощущения... нехорошего такого. Возможно, Матроскин просто хотел домой, но вот Гарри казалось, будто он пришел туда, где его не ждали, где ему не рады. И кольцо это — не радо, вот даже в лоб коту как зарядило.

Матроскин резко остановился, так, что мальчик, рассматривающий серебряное кольцо с непонятными символами на черном камне, наступил ему на хвост.

"Смотри под ноги! Что ж за день-то такой: то кольцом в лоб, то ногой по хвосту!"

"Я же не думал, что ты остановишься!"

"Видишь, могила справа?"

"Ну, вижу... Питтер Петтигрю? Это кто?"

"Одна жалкая крыса. Давай пошутим над ним и над Авроратом?"

"Над мертвыми шутить не хорошо!" — вот только этого еще Гарри не хватало!

"Так Аврорат еще не умер, а в могиле — один палец! Петтигрю сам шутку оценит, когда "Пророк" читать будет!"

"Ээ..." — Гарри так и не успел сформулировать вопрос, который крутился в голове, Матроскин свернул вправо и обошел вокруг светло-серого надгробия.

"Вот как все сложно у магов-то! На маггловской могиле можно вон ту ерунду с немецкого флага срисовать — уже за осквернение сойдет, а тут еще думать надо. И палец желательно не обидеть! Не оценит же!"

"Причем тут палец!"

"О, малыш! Тут у нас похоронен герой, пытавшийся убить предателя. Кавалер ордена Мерлина первой степени и вообще — замечательный человек! Вернее, тут похоронен его палец, а сам он смылся, дабы не быть заживо похороненным. Согласись, это было бы несколько неприятно?"

Гарри на секунду задумался, пытаясь понять сказанное Матроскиным. Не понял. Уже было собирался задать интересующие вопросы, но...

"Придумал! Давай обвешаем его могилу змеями? Серпенсортиа! — рядом с Матроскиным появилась змея, которая тут же решила улизнуть куда подальше, — А ну, стой! Малыш, скажи ей, чтоб оставалась на месте!"

Через пять минут змей, ползающих по надгробной плите и рядом с ней, было уже не меньше десятка. Все они, слушаясь просьбы-приказа юного Говорящего, оставались там, где им было велено. Смотрелась эта картина жутковато, а еще и вороны, казалось, перелетели на ближайшее дерево, чтобы подпортить неустойчивую психику ребенка. В том, что с психикой Матроскина уже что-то случилось, Гарри не сомневался.

"А теперь, готовься сматываться в течение пары секунд, малыш. Присядь и обхвати меня. Да, вот так. Кольцо у тебя! Отлично. Доставай палочку. Да не свою, другую! Вот. Направляешь ее в небо, говоришь: "Морсмордре!", и мы очень быстро аппарируем, а то, не дай Мерлин, веселье не получится!"

В чем суть веселья, Гарри так и не понял. Ему вот весело что-то совсем не было. Но он все же сделал то, что просил Матроскин. В небе появилась какая-то темная картинка, словно сотканная из дыма, но разглядеть ее мальчик не успел. Он уже снова стоял на коленях, и в этот раз все же его организм не выдержал. С остатками плотного позднего ужина, который достался Гарри после второго, более успешного визита Мейсонов, пришлось расстаться.

* * *

Во дворе дома Дурслей аккуратно припарковался очень старый автомобиль Форд Англия бирюзового цвета. Из него вышли взрослый мужчина, подростки-близнецы и мальчишка лет двенадцати. Все они были немного странно одеты, например, брюки мужчины были явно на несколько размеров больше положенного, а старый твидовый пиджак, напротив, был слишком коротким. Игнорируя дверной звонок, рыжеволосый лысеющий мужчина стал стучать в дверь.

— Кто? — осведомился женский голос.

— Мы приехали за Гарри Поттером.

Дверь открылась и на пороге появилась худощавая женщина, она впустила утренних гостей, и прежде чем закрыть дверь, выглянула во двор. От ее глаз не укрылось ничего: сдвинутые шторы в доме напротив (следят!), бело-черный кот под бирюзовой машиной, которая была настолько старой, что казалось, уже не в состоянии ездить, почтальон, стоящий в стороне и разглядывающий раритетный автомобиль, как диковинку. Женщина осталась недовольной.

— Зачем в дверь так тарабанить? Всех соседей разбудите! Поттер! За тобой пришли... эти...

Бросив оценивающий взгляд на гостей, она так и не придумала слова, которым могла бы их охарактеризовать, поэтому просто удалилась, оставив их в коридоре. Свое фирменное гостеприимство, продемонстрированное вечером Мэйсонам, она показывать не желала.

Гарри, услышав, что его зовут, спрятал кольцо Хепри в карман, захлопнул чемодан, и стал спускаться вниз.

— Дружище, мы так волновались! — воскликнул самый младший из четверки, ожидающей его в коридоре.

— Привет, Рон, Фред, Джордж. Здравствуйте, мистер Уизли, — почему-то Гарри был рад их видеть, хотя проводить почти месяц каникул в их доме не желал.

— Давай чемодан, — тяжелую ношу подхватил один из близнецов, — Ты все забрал?

— Нет, в комнате еще клетка с Совой, — Гарри побежал наверх, схватил клетку, окинул взглядом опустевшую комнату, и с каким-то странным сожалением спустился.

Старый форд Англия оказался заколдован таким образом, что на заднем сидении свободно уместились Рон, Фред, Джордж и сам Гарри. Переднее сидение занял Матроскин, нагло свернувшись клубком. Автомобиль был необычным — он умел летать, но использовать эту функцию мистер Уизли решился лишь после того, как выехал за пределы городка.

— Когда я узнал, что тебе вынесли предупреждение, сразу же решил забрать тебя к нам, — поведал маг, — Но на следующий день я не смог отпроситься с работы. По правде сказать, меня и сегодня не хотели отпускать, ночью кое-что произошло. Но Дамблдор смог как-то договориться с руководством. Сейчас в Министерстве и редакции "Пророка" такой шум подняли.

— Из-за чего? — Гарри выглядывал в окно, с высоты птичьего полета летние пейзажи казались особенно красивыми.

— Да, произошла там одна неприятная история.

"Мы ее с тобой устроили, малыш. Поздравляю!"

"Когда?"

"У тебя что, ранний склероз? Нужно обратиться в клинику Святого Мунго, там это быстро лечат!"

— А как решилось дело с домовиком? Я ведь не в курсе...

— Домовик принадлежит Малфоям. Люциус заплатил какой-то штраф, но отпускать эльфа не стал. Видимо, боится, что тот кое-какие его секреты разболтать может, получив свободу. Уж я бы постарался из этого Добби вытрясти всю подноготную о его бывших хозяевах!

Гарри поежился. Ему эти слова Артура Уизли не понравились. Он вообще жалел бедного домового эльфа. Тот ведь не виноват, что родился психом!

— Малфою мало нас в школе доставать, он еще и домовиков подсылает! — возмутился Рон, — А я поначалу даже обижался, что ты на письма не отвечаешь... Потом решил, что Стрелка виновата.

— Это кто?

— Наша старая сова, — скривился Уизли, — мне иногда кажется, что она умрет прямо в воздухе.

— Садимся! — объявил мистер Уизли.

Машина пошла на снижение, и через некоторое время коснулась колесами асфальта. Проехав пятьсот метров обычным наземным способом, автомобиль свернул с шоссе, и остановился на крошечном заднем дворе рядом с покосившимся гаражом. Дом Уизли предстал во всей своей красе.

Похоже, изначально это был небольшой кирпичный свинарник, но потом к нему время от времени пристраивали и сверху и с боков все новые комнаты, дом подрос на несколько этажей, но выглядел так неустойчиво, будто держался единственно силой волшебства (что вполне вероятно). На красной черепичной крыше торчали вразнобой пять каминных труб. У входа на шесте, слегка скособочившись, висела надпись: «Нора». Сбоку крыльца рядом с огромной заржавелой кастрюлей красовалась груда резиновых сапог разных цветов и размеров. По двору ходили упитанные курицы и что-то клевали.

— Не бог весь что, — скоромно сказал Рон, наблюдавший за реакцией приятеля.

— Дом — замечательный! — вполне искренне ответил Гарри. Если не жить в нем все время, то и вправду — здесь было замечательно. Если не сам дом, то уж окружающая природа точно радовала глаз. Тем более, тут прожить ему — меньше месяца. Рядом наверняка есть речка или озеро, можно будет, наконец, поучиться плавать! А то как-то не правильно в двенадцать лет этого не уметь. В общем, как учил Матроскин, нужно во всем искать плюсы. А они, плюсы эти, были даже в рыжих курицах. Ведь они, даже несмотря на то, что тоже рыжие — доставать его ненужными разговорами точно не будут!

"По стене ползет кирпич..."

В очень просторной абсолютно белой комнате с каким-то туманным освещением стоял огромный, не менее белый, чем комната, унитаз. Его высота вместе с бочком для слива, должно быть, достигала высоты девятиэтажного дома. Уровень ободка располагался бы где-то на пятом этаже. По этому ободку, разведя руки в стороны для сохранения равновесия, прохаживался мальчишка. Он доходил до того места, где ободок упирался в бочок, который из-за размеров мог показаться мальчику обычной стеной, и возвращался обратно. На самом бочке сидел бело-черный кот, казавшийся совсем игрушечным. Кот внимательно следил за действиями ребенка.

Мальчик поднял глаза вверх, и брови его удивленно приподнялись. Он заметил кота.

— Привет, а что вы делаете на моем унитазе? Кто вы?

— Я твои ум, честь и совесть, мы это уже как-то выяснили.

— О, отлично. Только почему-то я по-другому представлял свои ум, честь и совесть.

— И как же ты их представлял? — то, что кот говорит, мальчику странным не показалось. Но вот то, что он, по его мнению, все же врал — было неприятным.

— Ну, не знаю точно. Это ведь абстрактные понятия, их невозможно увидеть.

— И с чего ты взял, что если ты их не видел, то они не могут выглядеть, как я?

— Наверно, вы правы. Но почему я вас совсем не помню? Неужели у меня до этого не было ума, чести и совести?

— Я всегда был, просто у тебя ранний склероз. Это мы тоже недавно выяснили. Можно задать тебе несколько вопросов? Что я тут делаю? Какого черта я сижу на бочке унитаза? Почему именно унитаз?

— Что вы тут делаете? Я вас не звал, я бы хотел, чтобы моя совесть была подальше от меня. Она мешает. А унитаз... Вы же знаете, что в унитаз попадают все отходы? Его ведь используют не только по нужде. В него сливают прокисший суп, недопитый холодный чай. То, что уже не нужно. Я вот тоже хотел бы вылить в унитаз то, что мне уже не нужно.

— Ээ... а что именно?

— Грязь, горечь, одиночество, сомнения... Они мешают мне. Вы, наверно, не знаете, но вчера я был на кладбище... Мне нужно было достать кольцо из одной могилы, а потом я осквернил другую. Это плохо, теперь нужно избавляться от сомнений.

— Это я не знаю? Между прочим, это было моей идеей!

— Вот! А я думаю, почему у меня в жизни Мерлин знает что творится... Оказывается, мне сама совесть такие идеи подкидывает!

— Так смой все сомнения! Я отсюда могу нажать на слив.

— Как? Они же нематериальны!

— Ну, совесть тоже нематериальна. Прыгни сам в унитаз, вдруг ты выйдешь оттуда уже без этих сомнений...

— Я могу умереть, или испачкаться в куче дерьма. Не хочу!

— А пусть там будет не дерьмо, а чистая вода. Скажу тебе по секрету — это твой мир. Он может быть любым.

— Правда? А вдруг я умру в водовороте?

— Не умрешь, прыгай.

Мальчик еще раз окинул взглядом белую комнату, взъерошил и без того лохматые волосы, печально улыбнулся коту, и прыгнул в унитаз. Кот, сидящий на бочке с каким-то очень сосредоточенным видом, прыгнул следом.

Мальчика и кота вынесло в маленькую круглую комнату, стены которой были сделаны из красного кирпича. Какого-то слишком красного. Ребенок постарался стряхнуть воду с намокших волос, огляделся. Комнатка была не больше девяти метров, в самом ее центре стояла табличка: "Ракетная база". Как эта надпись сочетается с пустым помещением, было неясно. Мальчик подошел к стене, свободно достал кирпич и выглянул за пределы помещения, в котором у страдающих клаустрофобией уже началась бы паника.

— Ты прыгнул за мной? — ребенок улыбнулся коту, — Я тебя помню! Мы вместе воевали с этими головастиками с планеты Кав.

Кот не удивился. Он оглядел еще раз комнату, двери не обнаружил. Расстроился.

— Ага, было дело, — неохотно подтвердил он, — что там на улице?

— Снег идет. Огромный такой, уже третий день. Сейчас на улицу не выйти, там одни развалины. Наши еще где-то в районе Канады продолжают бороться, но я считаю, что это глупо! Нужно бежать!

— Куда?

— Мы думали над этим, можно посадить всех, кто выжил, на самолеты и отправить на Луну. Хотя, они туда тоже доберутся и всех уничтожат. Можно спрятаться в нашем подземном корабле, но они могут его вычислить по электрополю.

— Да, мне тоже так кажется. Видишь, бежать — не вариант.

— А что нам тогда делать?

— Ээ... ждать?

— Да, пожалуй. Нужно распределить еду на всех, но ее может не хватить. И вообще, мне не нравится эта комната. Она для ракетной базы не годится, — с этими словами мальчик подхватил табличку, и покинул помещение. Через тот же кирпич, который высовывался из стены, разве что, в этот раз кирпич был каким-то непропорционально огромным.

В шахматной комнате, такой же, какая была в запретном коридоре Хогвартса, стояли дети. Было их десять человек, все в рубашках в бело-черную клеточку и в черных атласных шортах. Дети были разных возрастов, двое из них еще не могли ходить, самый младший спал на руках у самого старшего. Все они были очень похожи, казалось, будто это один и тот же человек, просто в разных временных рамках.

— Не подходи к нам, — зло прошипел малыш лет пяти на мальчишку, который вошел через одну из стен с табличкой в руках.

— Кто вы? — резко остановился вошедший, и удивленно осмотрел всю компанию, узнав в этих детях себя самого в разных возрастах.

— Мы — это ты, только ты убийца, ты нас убиваешь, ты нас предал! — зло прошипел самый старший, покачивая малыша.

— Я? Когда?

— Тогда! Ты — волшебник, ты учишься в Хогвартсе, а такое ничтожество! Чему ты научился за этот год? Превращать крыс в табакерки? Очень полезно! А что будет, если вернется Волдеморт? Давай, вместо проклятий преврати таракана в свисток, вдруг это развеселит темного мага и он возьмет тебя к себе в качестве придворного шута!

— Ты жалкий! — подхватил мальчик лет восьми, держащий за руку двухгодовалого... себя?! — Мы все надеялись на тебя! Ты нас всех погубишь, мы все умрем. Мы не можем сами защищаться, мы никогда не сможем этого!

— Я очень хочу жить, — четырехлетний малыш заплакал и уткнулся в плечо старшего товарища по несчастью, который начал успокаивающее гладить плачущего ребенка.

— Почему я вас убиваю? Почему вы не можете сами защищаться?

— Ты идиот? — спросил малыш, спустившись со стены, по которой ходил до этого, — Мы — это ты! Я — это ты, когда тебе было шесть. Я никогда не стану старше, ведь я — воспоминание о тебе. Если умрешь ты — я тоже умру. Смерть забирает с собой все, что есть у человека!

— Я стану сильным, я обещаю! Я не хочу, чтобы вы умирали!

— Мы очень на это надеемся, — вздохнул самый старший ребенок, поглаживая по щеке малыша.

— Я, пожалуй, пойду, — мальчишка с табличкой стал пятиться назад, — Ээ... а можно я это у вас оставлю? Мне табличка больше не нужна.

— Оставляй, только выход — через потолок.

Потолок оказался полом светлой и уютной столовой, где рыжеволосая женщина, поставив на стол тарелки с едой, удалилась, сказав, чтобы двое детей все обязательно съели.

— О, привет, Гарри! Я ждал тебя! — заявил лохматый мальчишка в очках, пытаясь есть куриную ножку с ножом и вилкой. Через некоторое время ребенок плюнул на это, решив взять мясо в руку.

Появившийся через пол мальчишка внимательно посмотрел на лохматого ребенка. Аккуратно выглаженная серая рубашка, черный галстук. Окинул взглядом свои вещи — выцветшую широкую серую толстовку, джинсы с дыркой на коленке, потрепанные кеды. Вздохнул.

Через пол в комнату протиснулся бело-черный кот, огляделся и постарался слиться с интерьером. Так как интерьер был выполнен в бежево-зеленых тонах — получилось у него весьма скверно.

— О, Матроскин, я так надеялся, что ты придешь! — воскликнул мальчишка, убирая курицу в сторону.

— Это я Матроскин, — обижено пропищал младший из сидящих за столом — рыжеволосый кареглазый ребенок в голубой атласной рубашке.

— Ты? Ты — жалкая пародия, я тебя так зову только потому, что у меня нет настоящего Матроскина! Настоящий Матроскин в прошлом был пиратом, потом долго скрывался от властей и его убили авроры. Но он не умер, а стал котом. Когда Волдеморт пришел в наш дом, он хотел убить меня, но Матроскин ему помешал!

Младший ребенок обижено заплакал, но старшему его слезы были безразличны. Он печальными зелеными глазами наблюдал за котом.

— Кто ты?

— Я — это ты, но другой. У меня все хорошо, мои родители живы, отец работает в Аврорате. Но у него совсем нет времени на нас! Мама и папа часто ругаются, мама грозит разводом, а отец говорит ей, что в таком случае заберет детей. Мне порой очень грустно, и я завидую тебе. Ведь у тебя есть Матроскин! Он не такой, как родители. Они не одобряют шуток, ругают меня из-за плохих отметок в школе, говорят, что я плохой, так как обижаю брата. Я хочу быть тобой!

Мальчик в потрепанной серой толстовке поправил очки, облокотился о стену, совершенно не понимая, что он тут делает. У этого сноба в выглаженной рубашке есть родители, а он завидует ему! Тому, кто живет с противными Дурслями! Ему стало обидно, как он может так относиться к младшему брату. Чем он лучше Дадли?

— Исчезни! Уйди! Ты ничего не понимаешь!

— Сам уйди! — зло прошипел ему в ответ мальчишка и швырнул в него недоеденной куриной ножкой. Та оказалась порталом.

Мрачное помещение, скорее напоминающее просторный склеп. В углах — паутина в огромном количестве. В самом центре комнаты стоит черный мраморный стол, на столе — открытый гроб. За столом сидит мужчина с ножом и вилкой в руках. Гроб, должно быть, выполняет функции тарелки. Человек, как истинный ценитель хорошей кухни, пробуя "еду", смакует, немного задумываясь. Кажется, что он сейчас выдаст: "По мне, так немного пересолено. И карри бы сюда добавить".

Мальчик садится за стол без опаски, словно чего-то подобного и ожидал. Кот появляется на столе, рядом с гробом. Заглядывает внутрь, дергает ушами, наверно, увиденным он остается недоволен. Ребенок рассматривает сидящего перед ним мужчину. У него мертвенно-белая кожа, красные змеиные глаза...

— Ты пришел за советом, верно? — странный человек не смотрит на мальчишку, его больше интересует человеческий палец на вилке.

— Да.

— Хочешь бороться со мной в будущем? Зря, конечно. Но что тебя интересует сейчас?

— Мне нужны верные помощники. Мне нужно набирать силу, тренироваться. Матроскин, конечно, хороший теоретик, но теорией сыт не будешь. Нужна практика. А я не знаю в Хогвартсе людей, которым мог бы полностью доверять.

— Только глупец способен кому-либо полностью доверять. Запомни это. Тебе нужны соратники, а пока — те, кто так же как и ты хотят стать сильнее.

— Я пытался подружиться с Гермионой, но она — энциклопедический червь. А мне нужны люди, а не черви!

— Зря ты так о ней, она хоть и грязнокровка, но весьма способная грязнокровка. Просто из слишком благополучной семьи, а такие в ее возрасте о настоящей жизни знают лишь понаслышке. Но даже это — плюс. Любую несправедливость они воспринимают очень остро. Ей просто нужно дать подсказку, не прямо рассказать, а просто намекнуть о неоднозначности. Но все же, да. В чем-то ты прав, она хороший стратег, но не боец. Тебе нужен тот, кто в похожем с тобой положении.

— Я не знаю таких, — вздыхает мальчик, косясь на вилку в руках мужчины.

— Хочешь? Могу попросить эльфа принести приборы.

— Нет, спасибо.

— Так вот, Матроскин прав, у тебя — ранний склероз! Разве кот не рассказывал тебе историю Невилла? Правильно, рассказывал.

— Невилл — почти сквиб! Какой от него толк?

— Его ступень просвещения еще не сформирована, ты не можешь знать этого наверняка. Он хочет мстить, но не мне, а моим последователям. Но сути это не меняет, уничтожение моих людей равносильно уничтожению моих идей, а с ними — меня самого. Те сейчас в Азкабане, но когда я захвачу Министерство — мне не составит труда освободить их. Невилл не станет великим магом, но помни еще и про вариации в пределах двух степеней. Даже если у него всего пятая — он может вытягивать проклятия до седьмой, а там уже — Авада и прочие прелести. Его можно будет натаскать в боевой магии, он будет волшебником вполне сносным.

— А Рон?

— Его тоже можешь брать в расчет, но сильно не полагайся на него. Все семейство Уизли окажется под ударом, и Рон пойдет защищать. Но он довольно-таки завистливый малый. Специально гадости делать не станет, но может разочароваться и захотеть спокойной жизни. Еще есть Симус, но тот ирландец. Он сам к тебе придет, а борьба — у него в крови. Ему, как и Уизли, лучше не сильно доверять. Он не предаст никогда, но может быть слишком вспыльчивым и от этого наделать глупостей. Судя по вечно взрывающимся перьям, пуговицам и даже мышам на Трансфигурации — вспыльчивым, в прямом смысле. Вроде бы, пока все. Ах да, можно еще приглядеться к некоторым хаффлпаффцам и равенкловцам.

Мальчик замолчал, обдумывая услышанное. Он искал друзей, тех, кто его полностью поймет. А нужно искать — соратников! Для этого необходимо оценивать сильные и слабые стороны каждого претендента на эту роль, а не личные качества. И тогда Грейнджер из зануды превращается в мозговой центр будущего фронта, Уизли — в боевого товарища, преданного хотя бы семье, Невилл — в человека, который хотел бы отомстить, Симус — в авантюриста, готового на любой риск.

— Пойдем, малыш.

— Куда?

— Туда, — отвечает кот, и проходит через арку в мрачной стене.

— Идем, — мальчишка направляется вслед за котом, но в последний момент оборачивается. Еще раз смотрит на гроб, на красноглазого мужчину, и произносит тихое: "спасибо".

* * *

Гарри сидел на старом продавленном диване, обняв свои колени. Он покачивался из стороны в сторону, напевая что-то грустное себе под нос. Глаза странно блестели в темноте, наверно, он сдерживал слезы. Рядом с ним развалился кот, но мальчик, казалось, не замечал ничего вокруг.

"Ну, как тебе?"

"Отвратительно! Зачем мне так учиться легилименции и окклюменции? Я просмотрел пару книг на эту тему в библиотеке, везде написано, что начинают обучение с ментальных щитов, а не с посещения собственного подсознания..."

"Хочешь, учись по книгам. Я же не запрещаю. Только учти, что именно я был одним из самых сильных легилиментов в мире. Возможно, сильнее Волдеморта. Остальное мне давалось намного сложнее. Это к слову, чтобы ты не думал, что я — кошачье воплощение Мерлина. Мало кто может похвастаться таким учителем по ментальной магии, считай, что тебе повезло. Если ты заметил, я с легкостью подкидываю в твою голову свои мысли, когда нужно. Без зрительного контакта!"

"Хорошо... спасибо. Только объясни мне смысл этих занятий?"

"Можно найти ответы на многие вопросы. Как ты собираешься просматривать чужие мысли, если в своих до конца не можешь разобраться? Подсознание — не уникальный источник скрытых мотивов, но все же порой более точный, нежели сознание. Помнишь колокольчик, который мы подарили Рону? Он способствует вытаскиванию образов, чувств, эмоций из подсознания. Я всегда, когда сомневаюсь, лезу в собственное подсознание, чтобы понять, оправданы ли мои сомнения, был ли у меня выбор".

"Мне только стало грустно. Что за чушь с ракетной базой? Как мне это поможет в жизни?"

"Не знаю, твое же подсознание, я лишь сопровождал тебя. Но даже я многое понял. Ты, как и Рон, хочешь стать сильнее. Но так же, как и рыжий, откладываешь самосовершенствование на завтра. В итоге ничего в жизни не меняется, есть лишь завтра. Эти твои разновозрастные двойники напомнили тебе об этом".

"А почему я советовался с Волдемортом?"

"Не знаю, сам подумай. Я могу лишь предположить. Ты мог посчитать, что Волдеморту виднее, кто будет более достойным для него противником. В любом случае, там были лишь твои мысли. Тебе повезло, что ты залез в свое подсознание в этом возрасте. Немногим позже — и в этом склепе была бы какая-нибудь оргия, а Волдеморт ходил бы с видеокамерой — компромат собирал".

Гарри резко обернулся к коту. Его мысли направлялись в каком-то своем русле, поэтому шутку Матроскина он вообще проигнорировал. Хотя в любое другое время, в кота уже бы полетела подушка.

"А тот я, у которого были родители?" — мальчик погладил Матроскина, уже догадываясь об ответе, который услышит.

"Полагаю, ты уже сам все понял. Ты, живя с Дурслями, мечтал о семье, но одновременно боялся. Подсознание показало тебе жизнь, в которой нет меня".

Гарри вздохнул, разогнул ноги и взял кота на колени. Как бы он ни хотел, чтобы родители были живы, если бы ему сейчас предложили иную жизнь, ту, где Волдеморт их не убил, но Матроскина бы там не было — мальчик бы отказался.

"Ты, правда, был пиратом и тебя убили авроры?"

"Нет. И я не спасал тебя от Волдеморта. Прости", — Матроскин уткнулся мордочкой мальчику в шею.

"За что?"

"За все".

Гостиная "Норы" становилась тихой и вполне уютной только ночью, и Гарри любил спускаться сюда. Особенно, когда храп Рона становился невыносимым. Единственным недостатком было то, что часы здесь не показывали время, на их стрелках были выгравированы имена всех членов семьи Уизли, а вместо цифр — места, где каждый из них мог оказаться. Нормальные часы висели лишь на кухне, и Гарри жалел, что у него нет наручных. Поэтому он не знал, сколько они еще просидели с Матроскиным в гостиной, прежде чем вернуться в спальню. И кот, и мальчик думали о чем-то своем.

* * *

В целом, в доме Уизли было не так плохо, как можно было ожидать. И уж точно — не скучно. Правда, озера или реки поблизости не было, а учиться плавать в болоте Гарри не рискнул. Зато выдворение гномов проходило вполне весело. Жаль, что Поттер занял предпоследнее место по метанию этих существ за пределы сада. На последнем месте была Джинни — младшая сестра Рона, которая только в этом году поступала в Хогвартс, и Гарри пришлось серьезно подумать над своими физическими данными. Хорошо хоть Джинни его не обогнала, а то бы его самолюбие обросло комплексами и грозило бы перерасти во что-то страшное! Ведь если верить Матроскину, комплексы и завышенная самооценка всегда благополучно уживаются в одном человеке.

Узнать, почему гномов нужно выдворять именно таким способом, Гарри так и не смог, хотя он с этим вопросом подходил ко всем, начиная с Джинни и заканчивая мистером Уизли. Последний, к слову сказать, по достоинству оценил рационализаторское предложение, сделанное Матроскиным и переданное через Гарри. Мужчина обещал, что в следующий раз обязательно завезет гномов на машине в лес. Правда, сразу после этого мальчик задумался, чем же он будет заниматься, если ему еще раз придется гостить у Уизли, как не игрой в метание гномов.

Близнецы тоже выглядели расстроенными, но быстро нашли новое занятие — метание бладжеров на дальность. Занятие было веселым, но лишь до тех пор, пока бладжер, порой имеющий эффект бумеранга, не попал в окно второго этажа. Миссис Уизли долго кричала, затем дала задание Фреду и Джорджу — чистить картошку. Но ребята умудрились и это наказание превратить в веселое соревнование, в результате к обеду было начищено девять ведер картошки.

Спустя неделю после приезда в "Нору", Гарри получил письмо из Хогвартса. В этом учебном году требовалось намного больше книг, чем в прошлом. Почти все — одного автора и по одному предмету — Защите от темных искусств.

— О, тебе тоже нужны все книги Локхарта, — Фред отложил свое письмо и посмотрел в список Гарри, — Новый учитель — его фанат. Спорим, будет ведьма!

— Комплект книг Локхарта будет стоить немало, — Джордж, намазывающий джем на хлеб, искоса посмотрел на маму, — Где мы возьмем столько денег?

— Ничего, на чем-нибудь сэкономим, — неуверенно произнесла миссис Уизли, — Можно купить школьную форму Джинни в магазине подержанных вещей. Гарри, тебе кроме учебников, что еще нужно покупать?

"Мозг, память, внимательность, усидчивость... Мне продолжить?" — зевая, пробурчал Матроскин, нагло забираясь на единственно свободный стул главы семейства, еще не вернувшегося с ночного дежурства.

— Да, пергаменты, перья или ручки, мантии... старые мне уже короткие.

— О, Джинни, скорее всего, подойдут твои старые мантии! — воскликнул Фред, и его сестренка от этой неожиданной фразы подавилась сосиской.

— Не говори ерунды, Фред, — разозлилась миссис Уизли, — Хотя у меня есть знакомый портной, который может подогнать недорого мантии по размеру...

Джинни сидела вся красная. Если бы она играла помидор в какой-нибудь детской сценке, роль ей бы удалась на славу. Девочка искоса поглядывала то на маму, то на Гарри. Поттеру стало ее жаль.

"Только попробуй!"

"Да я и не собирался!"

"Конечно, не собирался! У тебя все эмоции на лице написаны, хорошо, что Джинни в этих эмоциях не разбирается, а то бы ты только что подарил ей надежду и стал бы для нее принцем из сказки о Золушке. У тебя что, деньги лишние? Пусть перешивают твои старые мантии, они все равно в менее плачевном состоянии, чем самые лучшие мантии Рона!"

"Ты не понимаешь каково это — ходить в старом тряпье! Я по себе знаю!"

"Вот и Джинни по себе узнает".

В этот момент на кухню вошел мистер Уизли, вернувшийся с дежурства. Он посмотрел на кота, который даже не пошевелился при попытках главы семейства сесть за стол. Мужчина попытался столкнуть Матроскина со стула, и тот, прежде чем спрыгнуть, смерил мистера Уизли взглядом, в котором читалось глубочайшее презрение. В общем, сделал все так, как сделал бы любой нормальный кот.

— Всем приятного аппетита, — пробубнил мистер Уизли, — Сегодня под утро поступил вызов... Кто-то массово заколдовал сигареты, что те взрывались, когда люди прикуривали. Ох и намучилась же мы. Эти сигареты продавались во многих магазинах Лондона.

"Отличная кампания по борьбе с курением, между прочим", — поделился своими соображениями Матроскин. Гарри передал его соображения окружающим.

— В целом, да, — согласился мистер Уизли, — Только это нарушает многие законы, в том числе и Статут о секретности. Вот если бы эти сигареты продавали в Косом переулке — другое дело.

"Нужно заботиться о благополучии братьев наших меньших, то есть магглов! Необходимо создать взрывающиеся бутылки со спиртным, исчезающие наркотики, падающие при попытке повеситься табуретки, причем падающие на моменте привязывания веревки к люстре, самозакрывающийся газ, самовыключающиеся утюги, самовосполняющиеся кошельки и самовыполняющиеся домашние задания для школьников! Такая мелочь, а мир бы стал несчастнее!"

"Почему?"

"А над чьими неудачами злорадствовать? А чьей беде радоваться? А чьей глупости сочувствовать? Ну, ты даешь, малыш! Такой взрослый уже, а сути жизни не понимаешь!"

— А что вы сидите с такими кислыми лицами? — поинтересовался мистер Уизли, окинув взглядом семейство, и Гарри Поттера к семейству прилагающегося.

— Пришли списки учебников из школы, — Джордж протянул листок отцу.

— Это повод расстроиться?

— Книги Локхарта очень дорогие, — пробубнил Фред.

— Вам можно купить один комплект на двоих, у остальных что в списках?

— Тоже книги Локхарата, — скептически отозвался Перси.

— Ну и отлично! — радостно заявил мистер Уизли, хлопнув в ладоши, — Преподаватель Защиты у всех один, значит занятия у разных курсов в разное время. Достаточно купить лишь один комплект книг на всех!

"Единственная здравая мысль за сегодняшний день... И, что самое удивительное — не моя!"

— Мы могли бы поехать в среду, — предложил Рон, — Гермиона говорила, что она с родителями там будет.

— Они ведь магглы! — обрадовался мистер Уизли.

"Помнишь, я говорил тебе, малыш, что слова для заклинаний не важны? Вот тебе живой пример! Можешь, тренировки ради, представить, как эти же слова горит Малфой... Фраза одна, а как меняется смысл!"

Гарри мысленно представил белобрысого слизеринца, произносящего: "Они же магглы", и предпочел согласиться с Матроскиным. Порой, слова бывают второстепенными и смысл вовсе не в них.

* * *

Утро среды началось с того, что Гарри не выспался. Опять допоздна сидел в темной гостиной на продавленном диване. Мальчик не мог понять, нравится ли ему в доме Уизли или нет. С одной стороны здесь, в почти неконтролируемом хаосе, перенесшимся из рыжих голов семейства в быт, было по-своему уютно. По-домашнему, что ли. С другой стороны Гарри, привыкший считать себя довольно несобранным человеком, понял, что заблуждался. По сравнению со всеми Уизли — он был просто мистер Пунктуальность и Педантичность. Интересно, что бы сказала тетя Петуния, находясь в этом бедламе?

— Почти ничего не осталось, Артур, — произнесла миссис Уизли, глядя в цветочный горшок, — Нужно не забыть купить сегодня... Гарри, ты у нас гость, иди первым.

Миссис Уизли, по случаю выхода "в свет", одетая в особенно яркое и даже не сильно старое вязанное тряпье, протянула мальчику горшок. Он заглянул туда. Нахмурился.

"Как этим пользоваться?"

"Это пепел дедушки Рона, не переживай. Высыпай горсть в камин, произноси "Аминь", в смысле, адрес".

Гарри взял щепотку этого пепла с опаской, хоть и понимал, что Матроскин шутит, и уже собирался бросить его в камин.

"Идиот, ты меня забыл!"

Гарри глубоко вздохнул, пытаясь не реагировать на слова Матроскина, которые иногда обижали, и взял кота на руки.

— Ты можешь оставить Матроскина здесь, думаю, будет неудобно, если ты будешь с котом, — сказала миссис Уизли.

"Мерлиновы экскременты! Я так и знал!" — расстроился Матроскин, спрыгивая с рук Гарри.

— Какой адрес говорить?

— Косой переулок, — ответил Рон с таким видом, будто Гарри спросил что-то нелепое.

— К-косой переулок! — огонь в камине полыхнул зеленым, и последнее что мальчик услышал, прежде чем его унесло в водовороте холодного пламени, это слова миссис Уизли, что главное — не перепутать решетки? Какие решетки?

Приземлился Гарри не слишком удачно. В какой-то огромный котел, благо — холодный и пустой. Вылез из него, посмотрел по сторонам. Вокруг, на деревянных полках стояли бутылки со сливочным пивом, огневиски и винами. Наверх из комнаты вела винтовая лестница. Поттер поднялся по ней и оказался в весьма странном месте. Просторное помещение, с множеством столиков, было ярким и светлым. За барной стойкой стояла светловолосая девушка с ангельским лицом, при этом ее одежда совершенно не соответствовала внешности. На ней было бордовое пышное платье с глубоким декольте. Огромные серьги-кольца доставали до шеи.

Посетителей в неизвестном заведении было немного, двое мужчин среднего возраста курили кальян, низкорослый старичок в смешной шляпе гладил по голове... медведя? Гарри снял очки, протер их — действительно, медведь. Не померещилось, значит.

В отдалении от столиков возвышалась круглая сцена, пустовавшая в данное время. На окнах помещения красовались тяжелые бархатные занавески ярко красного цвета. У стены, противоположной той, где находилась сцена, стоял огромный аквариум с самыми разными рыбами. Мальчик даже не подозревал о таком разнообразии океанской фауны. Кроме круглых столиков с ярко-красными скатертями, здесь были еще и диваны. Винтовая лестница, похожая на ту, по которой только что поднялся Гарри, вела на второй этаж.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался мальчик со светловолосой девушкой, натирающей бокалы. Та удивленно вскинула брови и уставилась на мальчика.

— До свидания, — не менее вежливо сказал Гарри, и поспешил к выходу.

Он оказался в коридоре с темно-бардовыми стенами, гардеробом и гоблином, почему-то заменяющим здесь то ли гардеробщика, то ли охранника, то ли хостес. А может, всех стразу. Гоблин, кстати, одет был весьма специфично — в полосатые короткие штаны, шелковую желтую рубашку и белый парик, какой бывает у клоунов. На этот раз протирать очки Гарри не стал, а как-то даже отстраненно подумал, что существу не хватает красного носа, тогда бы он точно выглядел как клоун.

Улица встретила его резким контрастом с тем местом, где он каким-то чудом оказался. Контраст был во всем: в едком запахе мочи, в унылых домах мрачного переулка, в расположившейся неподалеку небольшой свалке.

"Лютный..." — мысленно вздохнул Гарри.

"Что ты там забыл?" — тут же отозвался Матроскин.

"Случайно попал в какое-то странное место... Там на входе был гоблин в клоунской одежде..."

"Обернись!"

Гарри обернулся, увидел мрачное здание с облезлой вывеской, гласящей: "Искусство жизни".

"Только не понимаю, как ты мог оттуда выйти, если там камин с паролем, который каждый день меняется... А если войти с улицы — попадешь в унылый безлюдный паб, где никогда нет посетителей".

"Что это за место?"

"Помнишь, мы в Лютном с тобой встретили двух проституток? Они оттуда. Иди искать Уизли, а то они с ума сойдут, еще с главным ищейкой Хогвартса за тобой придут. Ну, то есть с Дамблдором".

— Ты не заблудился? — над Гарри нависла старуха с подносом в руках. На подносе лежали человеческие ногти. Ничего примечательного.

— Почем сегодня?

— Десять кнатов за унцию, — ответила старуха.

— А они вкусные?

Такого вопроса старуха явно не ожидала, видимо, ногти предназначались для чего-то другого.

— Ну вот, — расстроенно вздохнул Гарри, — продаете, а сами не знаете ничего о товаре. Ладно, давайте свои ногти.

Поттер выгреб из кармана нужное количество момент, старуха упаковала ему в бумажный пакетик ногти, и мальчик решил подумать над тем, для чего они ему вообще нужны. Но, не сейчас. Думать можно и позже.

— Гарри! — мальчик от неожиданности вздрогнул.

— Привет Хагрид, а что ты тут делаешь?

— А ты?

— Я не там вышел, первый раз пользуюсь каминной сетью. Вроде бы говорил Косой переулок...

— А ногти тебе зачем? Говорят, их в только в темномагических отравах используют.

— Значит, продам Малфою. Мне нужно найти мистера и миссис Уизли, они, должно быть, за меня переживают.

Лесничий с мальчиком пошли по извилистому узкому переулку. Вернее, шел Хагрид, а Гарри почти бежал, чтобы не отставать. Днем здесь было... противнее, что ли. Все, что было выставлено в витринах, теперь можно было рассмотреть. В одной из них Поттер даже увидел высушенные человеческие головы.

"Матроскин, а авроры часто наведываются в Лютный?"

"Периодически. Где-то раз в месяц, чтобы получить причитающийся гонорар за невмешательство с владельцев лавок. В "Искусстве жизни" бывают чаще".

— А чой-то ты мне на письма не отвечал? — насупился Хагрид.

— Тебе Дамблдор не рассказывал? Тогда слушай...

И Гарри рассказал все о домовике Малфоев, о торте, о сотрудниках Министерства и полете на машине. Даже о садовых гномах не забыл упомянуть. Так, под болтовню мальчика, они и вышли в Косой переулок.

— Гарри! — мальчик, второй раз за последние пятнадцать минут услышав свое имя, вздрогнул. Да что ж это такое, сегодня его собственное имя действует, как выпущенная поблизости Авада!

Из "Гринготтса" выбежала Гермиона, и бросилась обнимать Гарри. Он от такого порыва чувств школьной подруги чуть ногти из рук не выронил!

— Мистер Уизли! — закричала Грейнджер, выпустив Поттера из своих объятий.

Семейство Уизли, почти всем составом (Перси ушел куда-то по неотложным делам, какие могут быть только у очень важных старост) направилось в сторону банка.

— Гарри, мы надеялись, что ты проскочил не выше одной решетки, — улыбался мистер Уизли, испачканный в золе не меньше чем Поттер, приземлившийся в каком-то котле, — Молли от беспокойства чуть с ума не сошла.

— Ты из какого камина вышел? — спросил Рон.

"Из интересного!" — мысленно ответил ему Матроскин.

— Не знаю, но приземлился я в какой-то огромный котел.

— Он вышел в Лютном, — сообщил всем Хагрид.

— Ничего себе! — дружно воскликнули Фред и Джордж.

Вся компания, кроме лесничего, двинулась к дверям "Гринготтса". Гарри сразу же представил гоблина, стоящего у входа, в белом парике и полосатых штанах. Скучную форму банка нужно однозначно менять!

— Мы бы хотели кое-что прикупить для своих экспериментов в Лютном, — прошептал Фред, сегодня Гарри отличал его от брата по салатному цвету рубашки.

— Могу отсыпать вам немного ногтей, — пожал плечами Гарри.

— Нет, ногти нам не нужны. Эх, как бы выбраться сюда без родителей.

— Магглы! Вы — настоящие магглы! — широко улыбнулся мистер Уизли родителям Гермионы, скоромно стоящим в стороне. Гарри поспешил удалиться, поведение взрослого мужчины ему казалось недопустимым.

Сейф Уизли находился на самом верхнем уровне, и в нем обнаружилась горстка сиклей и всего один галлеон. Миссис Уизли одним махом выгребла все монеты себе в сумку. Гарри было неудобно, что он едет к своему сейфу не один. С одной стороны, заниматься меценатством Гарри не собирался, да и Матроскин бы не позволил. С другой стороны, хватит ли им денег хотя бы на палочку Джинни? Она стоит от семи до десяти галлеонов!

— Если вам не хватит денег, я могу одолжить, — пробубнил Гарри, густо покраснев.

— Спасибо, дорогой. Но нам на все хватит, — отозвалась миссис Уизли с легкой надменностью в голосе. Бедность — всегда унизительно, что бы ни говорили.

После посещения банка компания разделилась. Мистер Уизли направился с Грейнджерами в "Дырявый котел", Фред и Джордж встретили своего приятеля Ли Джордана, Джинни с матерью поплелись в сторону лавки с котлами.

Гарри, Рон и Гермиона просто шли по улице, обсуждая дальнейшие планы и поедая арахисовое мороженное. У лавки, торгующей всяким старым и сломанным хламом, обнаружился Перси. Он стоял, облокотившись о стену, и читал небольшую книгу в неприметной серой обложке.

— "Старосты Хогвартса и их дальнейший жизненный путь", — громко прочитал Рон название.

— Не мешай! — Перси даже не взглянул на брата.

— Он у нас очень честолюбивый. Мечтает стать министром, — поддел Рон. Перси лишь отвернулся от надоедливого младшего брата.

"Интересно, в этой книжке упоминается короткий путь Марка Моргенбессера?"

"Кто это?"

"Староста, доживший лишь до шестого курса", — почему-то весело ответил Матроски

Через час, как и договаривались, вся разделившаяся компания должна была встретиться у магазина "Флориш и Блоттс". Нужно сказать, что у входа собралась огромная толпа, состоявшая преимущественно из женщин среднего возраста, а увидев вывеску, ставшую причиной столпотворения, Гарри расстроился. Надо им было выбраться в Косой переулок именно тогда, когда здесь будет это шоу! Судя по фотографии волшебника на плакате — раздача автографов — именно шоу.

— Мы увидим Локхарта! — обрадовалась Гермиона, — Он же написал почти все учебники из нашего списка!

— Радость-то какая... — пробубнил Рон, мама которого очень любила этого автора.

— Я вот одного понять не могу, — спросил Гарри, пытаясь пробиться к двери, — Почему список учебников одинаковый у всех курсов? Не думаю, что наш уровень и уровень седьмого курса не отличаются...

— С чего ты взял, что у всех одинаковый список? — поинтересовалась Гермиона.

— Я вообще-то гощу у Рона, я видел списки четвертого и шестого курса.

Будущие второкурсники протиснулись внутрь, клятвенно пообещав женской очереди, что они пришли не за автографом. Где-то ближе к началу очереди обнаружилась миссис Уизли, что-то доказывающая Джинни, которая стояла с таким видом, будто бы только что съела прокисший суп.

— О, хорошо, что вы пришли! — воскликнула миссис Уизли, — Еще минута, и мы увидим его.

Увидели! Локхарт восседал в кресле, в окружении собственных портретов. Все Локхарты подмигивали и улыбались своим поклонникам. Вернее, поклонницам. Живой автор бестселлеров был в мантии цвета незабудок, лицо его обрамляли вьющиеся золотистые волосы.

"Ты это видишь, Матроскин?"

"Ага, я чуть не ослеп! Он подбирает гардероб в маггловском театре?"

Какой-то коротышка крутился вокруг стола, снимая на фотоаппарат это чудо природы с разных ракурсов.

— Не мешайся! — рявкнул он на Рона, — Не видишь, я снимаю для "Ежедневного пророка".

— Тоже мне, — хмыкнул рыжий.

Локхарт услышал это и недовольно посмотрел в сторону Рона. Но внезапно расплылся в особенно широкой улыбке. И как челюсть не сводит!

— Не может быть! Неужели это сам Гарри Поттер! — воскликнул он, и поспешил к мальчику.

Толпа перед ним расступалась, некоторые оглядывались на Гарри. Сам мальчик испуганно озирался по сторонам, казалось, будто он тоже ищет этого Гарри Поттера. Локхарт схватил мальчика за руку и потащил к столу.

— Гарри, улыбнись шире, мы с тобой украсим первую полосу.

Даже если эти фотографии и окажутся в "Пророке", вряд ли они порадуют толпу фанатов этого писателя! На одной из них Гарри будет смотреть на Локхарта с самым глубочайшим презрением, с каким часто взирает на мир Матроскин. На другой мальчик будет показывать язык, а на третьей он постарается изобразить мировую скорбь от глупости этого бренного мира.

— Леди и джентльмены! Какие незабываемые минуты! Позвольте обратиться к вам с одним маленьким заявлением. Юный Гарри пришел сегодня во «Флориш и Блоттс» купить мою книгу с автографом, но ему не придется тратить деньги. Я дарю ему все мои книги.

Зрители зааплодировали.

— Это еще не все. — Локхарт слегка тряхнул Гарри, отчего очки у мальчика сползли на кончик носа. — Знай, Гарри, ты получишь гораздо больше, нежели просто мою книгу «Я — волшебник». Отныне ты и твои друзья получат в свое распоряжение живого меня — волшебника. Да, леди и джентльмены. Я с превеликим удовольствием и гордостью сообщаю вам, что с первого сентября я приглашен занять пост профессора Защиты от темных искусств в Школе чародейства и волшебства Хогвартс!

Толпа снова зааплодировала. После этого Гарри получил комплект из семи книг, и был отпущен с миром на все четыре стороны. Пять минут позора на этом закончились, и мальчику в этот момент больше всего хотелось быть Волдемортом, чтобы эта толпа не глупо аплодировала и улыбалась, а разбегалась в разные стороны от одного взгляда красных глаз.

— Вижу, ты счастлив! — раздался за спиной голос, который Гарри тут же узнал, и резко обернулся к говорившему.

— Да, вполне. Спасибо, что интересуешься, Малфой, — улыбнулся мальчик, — Как сам?

— Не паясничай, тебе это не идет. Выглядишь, как идиот, — скривился Драко, — Знаменитый Гарри Поттер! Не успел войти в лавку, как тут же попал в "Ежедневный пророк".

— Ба-а, Малфой! — притворно удивился Гарри, — Неужели завидуешь? Разве твой отец не может купить эту жалкую газету, чтобы в ней напечатали статью о том, как знаменитый Драко Малфой благополучно сдал все экзамены за первый курс?

— Заткнись, Поттер!

— Ты повторил эту фразу ровно сто раз за то недолгое время, что мы знакомы. Поздравляю! Но могу тебя расстроить, приз за это не полагается. Увы.

Рон и Гермиона, увидев неладное, поспешили на помощь другу. Уизли вообще любил лезть со своей помощью туда, где она не требовалась, за что часто лишал Гриффиндор баллов, заработанных Грейнджер. И все-таки этот мир совершенен и во всем стремится к равновесию!

— О, Малфой. Держу пари, ты расстроен, что фокус с домовиком не сработал.

— Уизли, тебе купили все книги Локхарта? — слизеринец покосился на стопку учебников в руках Рона, — Твои родители, наверно, теперь будут месяц голодать.

— Заткнись, Малфой!

"А он говорит эту фразу в сто сорок шестой раз! Нужно подарить ему коробку шоколадных лягушек. За сохранение традиций!"

Рон густо покраснел, и свалил на всякий случай книги в котел Джинни. Вдруг дело дойдет до драки, и потребуются свободные руки!

— Дети! — сквозь толпу к месту столкновения интересов пробирался мистер Уизли с близнецами, — Идите на улицу! Здесь не магазин, а сумасшедший дом!

— Кого я вижу! Артур Уизли!

Это был отец Драко. По-другому просто не могло быть. Те же светлые волосы, серые глаза и надменный вид. Подойдя к сыну, он положил руку ему на плечо и ухмыльнулся — так же, как делал Драко.

— Здравствуйте, Люциус, — холодно поприветствовал его мистер Уизли.

— Слышал, что у Министерства прибавилось работы. Все эти рейды... Вам сверхурочные-то платят? — с этими словами он подошел ближе к Артуру, сунул руку в котел Джинни, которая стояла рядом с отцом, и среди глянцевых книг Локхарта откопал старый учебник "Руководство по перевоплощению для начинающих", — Судя по всему, нет. Так стоит ли позорить имя волшебника, Артур?

— У нас с вами разное мнение о том, что позорит имя волшебника! — вспыхнул мистер Уизли.

— Кхм, — привлек к себе внимание Гарри, — мистер Малфой, давно хотел спросить, какой краской для волос пользуется ваш сын?

— Если вы решили остроумно пошутить, то у вас ничего не вышло, — надменно произнес мужчина, однако в этот момент все, находящиеся поблизости, смотрели на его сына и смеялись.

Драко Малфой выглядел весьма странно. Во-первых, он был весь в веснушках, даже Рон бы позавидовал их количеству. Во-вторых, платиновыми были лишь концы его волос, корни же были ярко-рыжими. Казалось, будто он действительно красит волосы, просто уже давно не был у парикмахера.

"Матроскин, это ты сделал?"

"Я? Нет, я вообще сижу в компании Коросты, поедаю колбасу".

"А кто тогда?"

"Может, Фред и Джордж?"

Люциус Малфой взмахом трости снял неизвестное Гарри заклинание с собственного сына. Он окинул всех победным взглядом, будто не над Драко все сейчас смеялись, а восхищались его победой в дуэли, бросил учебник назад в котел Джинни, и дотронулся своей тростью до шрама на лбу Поттера.

— Вам следует быть осторожным, мистер Поттер, — спокойно, но с различимой угрозой произнес он, и направился к выходу. Драко поспешил за ним.

* * *

Сборы семейства Уизли — то еще зрелище. Вроде бы они с Роном с вечера складывали свои вещи в чемоданы, проверяли, все ли они туда положили. То же делали и остальные школьники. Почему утром вдруг оказалось, что Фред забыл учебник, Джордж — перья, а Рон — сменные трусы? Причем поисками этих трусов занимались миссис Уизли и Короста. Хотя, последняя, скорее всего, просто путалась под ногами в попытках найти тихое место.

У старого форда "Англия" обнаружилось еще одна дополнительная функция — расширение пространства. В багажник уместились все чемоданы и две клетки, на заднем сидении с комфортом разместились Гарри, Рон, Фред, Джордж и Перси.

— Мы опаздываем, — сказал Гарри.

— Да, нужно поспешить, — отозвался мистер Уизли.

"Да никуда вы не опаздываете, я предвидел что-то подобное, поэтому ночью перевел все часы. Сейчас только девять утра..." — лениво протянул Матроскин.

Мистер Уизли припарковал машину у вокзала Кингс-Кросс без пятнадцати одиннадцать, и только потом узнал, что было без пятнадцати десять. Вернее, поначалу никто не поверил вокзальным часам, и время спрашивали еще у нескольких прохожих. Уизли были удивлены, ведь и наручные часы Перси, и часы в автомобиле показывали неправильное время. Мистика, просто какая-то!

К платформе шли, не торопясь. Фред и Джордж что-то обсуждали, наверно, задумали устроить что-нибудь в Хогвартс-экспрессе. А Рон тихо шепнул Гарри, что отец впервые отпрашивается с работы в будний день, чтобы проводить их на вокзал. Поттеру стало неприятно. От того, что ради гостя мистер Уизли готов сделать больше, чем ради собственных детей. Было в этом что-то неправильное.

Первым на платформу прошел Перси, следом за ним близнецы и мистер Уизли.

— Я возьму Джинни, а вы идите сразу за нами, — сказала миссис Уизли, схватив свою дочь за руку.

— Ну что, идем вместе? — предложил Рон.

— Да.

Бум!

Тележки с грохотом врезались в барьер. Чемодан Рона упал, Гарри сшибло с ног, а клетка покатилась по девятой платформе. Благо, Сову выпустили еще утром. Уизли попятился назад и наступил на хвост Матроскина. В результате получил исцарапанные ноги и порцию кошачьих возмущений. Гарри же пришлось выслушать все, что думает Матроскин о неуклюжем Роне, на понятном ему языке.

— Что произошло? — шепотом спросил Рон.

— Мы врезались в барьер, ты не заметил? Смещение плоскостей магии, — пожал плечами Гарри, с таким видом, будто говорил очевидные вещи, хотя сам до конца не был уверен в их правильности.

— Каких плоскостей? А от чего это произошло?

— Не знаю. Если я правильно помню, этот барьер — магия третьей ступени. Магглы не пройдут. Могли поменять... ээ... силу магии — если говорить простым языком, так, что теперь барьер, скажем, седьмой ступени...

"Хватит изображать из себя Грейнджер, тебе не идет!"

Рон стоял с открытым ртом, и, судя по хмурому виду, искренне хотел понять, о чем толкует его приятель. Но не понимал. Гарри вздохнул.

— Ну, или мы стали сквибами, как вариант, — предположил Поттер, чем вообще выбил из колеи рыжего. Он усиленно захлопал глазами.

Положение спас Дин Томас, который будучи магглорожденным, так же добирался до платформы девять и три четверти, проходя сквозь барьер.

— Привет, ребята! — радостно замахал рукой Дин, который шел к месту происшествия с высокой худощавой женщиной с короткой стрижкой, должно быть, своей матерью, — Что у вас здесь произошло?

— Мы не можем пройти через барьер. Предполагаем, что за лето мы настолько забыли все, чему нас учили, что стали сквибами, — ответил Гарри.

Томас тоже попробовал попасть на нужную платформу. Не вышло.

— Видимо, я тоже стал сквибом. И что нам делать?

— Что происходит? — поинтересовалась женщина.

— У нас возникли сложности, мама.

"Эльфийская магия! — воскликнул Матроскин, который навернул несколько кругов вокруг барьера, — Атака домовиков продолжается, малыш!"

В этот момент с другой стороны платформы выбежал немного потрепанный мистер Уизли с какой-то пожилой дамой в зеленом костюме.

— Фух, еле к вам пробрались, — вздохнул мужчина, — Идемте скорее, я не пойму, кто блокирует вход и выход к платформе. Молли так переживала, когда не увидела вас. Спасибо за помощь, Августа. Без твоего эльфа мы бы не справились.

— Да не за что, эльфийскую магию проще всего снять эльфам. Что вполне логично.

Дин попрощался с мамой, которая поцеловала своего сына в лоб и пожелала ему успехов в учебе, и все благополучно прошли сквозь барьер. На этот раз без приключений.

Гарри и Рон пошли искать Гермиону и заодно свободное купе, которое было найдено весьма быстро — не многие так рано приезжали. Даже пунктуальная Грейнджер, вероятно, еще была в дороге. Спустя полчаса бессмысленного шатания по платформе в поисках знакомых, через барьер, наконец, прошла Гермиона. Рон сразу же взахлеб рассказал ей об утреннем инциденте с барьером.

— Говорите, эльфийская магия?

— Ага.

— А это не может быть тот же самый эльф, который приходил к тебе летом, Гарри?

"Как думаешь, Матроскин?"

"Да он это, он. Его нужно сдать в Комиссию по обезвреживанию опасных существ!"

"Злой ты".

— Наверно, это он.

— Странно, — нахмурилась Гермиона, — Малфой не стал бы второй раз подставляться, значит, эльф действует по своей воле.

— Это и пугает, — вздохнул Гарри, — Отправление поезда через десять минут, пора заходить.

Поттер стал пробираться сквозь толпу школьников и их родственников, которых в это время уже было очень много. Родители со слезами на глазах провожали первокурсников, давали наставления старшим детям. Студенты, в свою очередь, желали поскорее остаться без усиленной родительской опеки.

Ехали спокойно. Гермиона поначалу спорила о творчестве Локхарта с Роном, который скептически относился к любой его писанине. Главным его доводом было то, что бороться с садовыми гномами, согласно пособию Локхарта, бессмысленно.

— В его идиотском пособии сказано, что достаточно только выдворить их за пределы сада, они тупые, дорогу обратно не найдут. Вот то ли нам интеллектуальные гномы попались, то ли Локхарт сам не умнее, чем эти гномы в его книге...

— Рон! Нельзя так отзываться о преподавателе! Он знает свое дело. Значит, вы как-то неправильно выдворяете гномов!

— Ну-ну, — хмыкнул Рон.

Дальнейшие их препирательства Гарри предпочел не слушать.

"Матроскин, — мальчик гладил кота, лежащего на коленях, — А, может, этот Добби действительно хотел нас предупредить об опасности?"

"Полагаю, что да. Но неполучение хотя бы элементарного магического образования, в твоем случае, тоже весьма опасно. Поэтому способ он выбрал не самый лучший. Мог бы Дамблдора предупреждать, что в его школе какой-то заговор намечается!"

"А что, если Дамблдор сам имеет к этому заговору какое-то отношение?"

"Маловероятно. У директора свои заговоры, у Малфоя свои, точек пересечения между этими людьми и их делами я не вижу".

Где-то спустя час, Гермиона покинула купе, ей нужно было найти Энтони Голдстейна, с которым они писали летнее эссе по Чарам на одну тему. Гарри в очередной раз удивился, почему Грейнджер отправили в Гриффиндор, а не в Рейвенкло. Ведь ему перед каникулами даже в голову не пришло узнать, с кем у него одна и та же тема сочинения! А Гермиона — узнала, и теперь горела желанием сравнить свои выводы с теми, что сделал рейвенкловец Голдстейн.

Рон попытался заговорить с Гарри на разные темы, начиная от Локхарта, и заканчивая неожиданно возникшей симпатией его сестры к персоне Мальчика-Который-Выжил. Но Поттер не горел желанием обсуждать всякую ерунду. Уизли, плюнув на собственные попытки разговорить приятеля, решил провести время с пользой — поспать. Матроскин последовал его примеру. Гарри только и ждал этого момента. Посмотрев по сторонам, будто задумав что-то противозаконное, мальчик достал из рюкзака невзрачную книгу "Старосты Хогвартса и их дальнейший жизненный путь", одолженную у Перси. Правда, последний был не в курсе, что одолжил кому-то книгу.

* * *

"Марк Моргенбессер. Староста факультета Рейвенкло в 1948-1950 годах. Годы жизни — 1933-1950. Был убит за два дня до своего совершеннолетия. Похоронен в День своего Рождения на магическом кладбище в пригороде Лондона.

Марк родился четвертого августа 1933 года в Варшаве, в маггловской семье. Он был одиннадцатым, последним ребенком. Во время Второй мировой маггловской войны был в Варшавском гетто и концентрационном лагере Треблинка, где погибла вся его семья. Сказать что-либо о его жизни до 1944 года трудно. Достоверно известно, что в конце 1943 года он попал в Англию вместе с еще одним ребенком-волшебником, своим ровесником. Дети оказались в приюте при монастыре в Лидсе. Уже оттуда они написали письмо директору Хогвартса, профессору Диппету, с просьбой зачислить их на первый курс.

Марк был распределен в Рейвенкло и уже в юном возрасте публиковал статьи в "Научном вестнике" под псевдонимом Вечный странник. В них он проводил параллели между маггловскими философскими и религиозными учениями и теорией магии. На пятом курсе был назначен старостой факультета. В этом же году он договаривается с профессором Диппетом об открытии научного кружка в Хогвартсе. В этот кружок допускались студенты старше четвертого курса любых факультетов.

На летние каникулы Марк возвращался в маггловский приют. Летом 1950 года он устраивается на подработку в морг (место, где магглы зачем-то оставляют тела мертвых). Второго августа, когда он возвращался после дежурства, на него напала компания парней и избила его до полусмерти. Он умирает по дороге в больницу от множественных переломов и черепно-мозговой травмы. Такое заключение было составлено в маггловской клинике.

Его смерть имела широкий резонанс в магическом мире. Известный в то время журналист, Кевин Джордан написал для "Ежедневного пророка" статью об отношении к магглорожденным, об объединении по принципу того, что мы маги, а не по происхождению, о том, что не стоит уподобляться в этом разделении магглам. Марка убила компания темнокожих парней, предположительно, по расовому признаку. Джордан в своей статье описывал парадокс смерти, размышлял о злом роке, который преследует человека. Ведь Марку удалось выжить в концентрационном лагере, где он оказался по национальному признаку, чтобы умереть в Англии потому, что он был белым!

Аврорат не вмешивался в расследование маггловской полиции до тех пор, пока подозреваемые не были найдены в заброшенном доме. Один из них был повешен на собственных кишках, трое других, находясь неопределенное время в этом доме, питались собственными частями тела, самостоятельно отрезая себе руки и ноги. В помещении была обнаружена остаточная магия от применения Импуриуса. Аврорат допросил всех друзей Марка под Веритасерумом, никто из них не был причастен к произошедшему. Предположительно, к преступлению, совершенному из мести за смерть друга, были причастны несколько человек, но их вина так и не была доказана".

* * *

— Интересная история, правда?

Гарри от неожиданности выронил книгу из рук. Напротив него сидел темноволосый мальчишка лет тринадцати-четырнадцати, и нагло улыбался. Поттер не слышал, чтобы кто-нибудь входил в купе.

— Что ты здесь делаешь?

— Сижу, — пожал плечами гость, — В нашем купе было шумно, и я ушел. А у вас тут тихо, этот спит, — мальчишка указал на Рона, — А ты так увлекся чтением, что даже не заметил, как я вошел.

— И зачем ты это сделал?

— Что?

— Вошел в купе, — раздраженно ответил Гарри, пытаясь вспомнить этого мальчика.

— Я уже говорил, не буду повторяться.

— Я тебя не помню...

— А зачем меня помнить? Я ведь не знаменитый Гарри Поттер, которого знает каждый школьник, — ухмыльнулся мальчишка, и проникновенным шепотом добавил, — Скажи, тебя это не раздражает?

— Раздражает, — машинально ответил Гарри, а потом посмотрел в карие глаза наглому гостю, — А ты вообще кто?

— Эмэт Лонджиус. Ты можешь не представляться, — с этими словами он поднял книгу с пола, — Марк Моргенбессер... Я его знал.

— Кого?

— Скажи, ты всегда такой непонятливый? Мне казалось, что Мальчик-Который-Выжил и убил Волдеморта, должен быть, как минимум, неглупым.

— Еще скажи, что Волдеморта знал, — пробубнил себе под нос Гарри.

— И его тоже знал... Ты веришь в перерождение?

— Не думал над этим.

— А ты подумай. Уж кому, как не тебе, в это верить.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ничего, простое предположение, — Эмэт посмотрел на Матроскина, мирно спящего под храп Рона, — Забавный кот, я еще в прошлом году заметил.

— Что заметил?

— Многое.

— Ты пришел, чтобы вывести меня из себя? — начал злиться Гарри, — Еще немного, и у тебя получится.

— Конечно, получится, — мальчишка начал гладить кота, но тот почему-то даже не отреагировал, — Только мне это не нужно. Я не за этим пришел. Твоя злость — бонус.

Гарри внимательно посмотрел на странного собеседника. Вспомнил, что этот мир нереален. Закрыл глаза, открыл. Нет. Сидит, нагло улыбается. Глаза большие, карие. Волосы волнистые и лежат аккуратно, не то, что у самого Поттера. Одет по-маггловски, в пиджаке и брюках. Ботинки на нем какие-то потрепанные, со стертыми носами, они не вписываются в образ. Но в происходящем чувствовалась нереальность, Гарри ощущал ее не только в словах этого Эмэта, но и в том, что тот смог так тихо войти в купе, в реакции кота на прикосновение постороннего человека, даже в том, что Рон стал тише храпеть, будто специально, чтобы они могли поговорить. Нереальностью, казалось, был пропитан сам воздух в купе, которого, кстати, почему-то стало меньше.

— Кто ты?

— Я представился, ты забыл? Учусь на третьем курсе, если тебе это поможет. Но вернемся к нашему разговору. Я пришел не для того, чтобы тебя разозлить. Хочу предупредить. В этом мире все проще, чем кажется, и сложнее, чем мы видим. А теперь мне пора, — Эмэт поднялся, открыл дверь купе.

— Подожди, на каком ты факультете?

— Слизерин, — ответил мальчишка уже за дверью.

Гарри сидел некоторое время с таким видом, словно он еще не успел проснуться, а встать уже пришлось. Книга была у него в руках, он даже не заметил, как Эмэт ее вернул. Теперь казалось, будто и не было вовсе никакого Эмэта, а Гарри всего лишь задремал ненадолго. Мальчик посмотрел на главу, посвященную жизни старосты Марка Моргенбессера. Ну, хоть это ему не примерещилось. Гарри хотел уже закрыть книгу, как заметил надпись на полях страницы, которой не было до этого. Пригляделся. "Не верь никому. Даже себе".

* * *

Я обхватил колени, стараюсь не плакать. Отчаянно вглядываюсь из окна в фигуру матушки Агнессы, которая выкапывает в огороде картошку. По хорошему, мне бы пойти помочь. Алина не может, ее отправили на рынок продавать яблоки. А у меня нет ни сил, ни желания что-либо делать.

Вот мы и ушли от партизан, только наш "свободный" путь был недолгим. Всего две недели. Теперь мы живем в женском монастыре, который имел здесь полулегальный статус. Сейчас монастырь не трогают, здесь живет несколько детей, таких же, как мы с Алиной. Тех, кому некуда идти. Я — самый младший. Мне не дают здесь сложную работу, так, по мелочи — двор подмести, залезть на дерево и собрать яблоки с верхних веток.

У нас здесь — маленький островок благополучия. Ну, относительно, конечно. При монастыре есть сад и огород, жаль только большую часть продуктов забирают. Матушка Агнесса даже находит где-то вещи. Что-то подсказывает мне, что это вещи тех, кто уже умер и кому они больше не нужны, но я не хочу об этом думать.

Уже прошло больше года с тех пор, как мы похоронили голубоглазую малышку в реке. Я только что вернулся из деревни, что находится неподалеку. Я просто гулял. Люди там разные, некоторые песни поют, будто и нет сейчас войны. Поэтому я туда и ухожу. У нас спокойнее, но они — верят. В то, что все беды — временны, что скоро все закончится. Но в этот раз там не было песен...

Уводили молодежь, а куда — я не знаю. Их вели под конвоем, как заключенных, некоторые ребята и девушки — не старше Алины, им лет по четырнадцать, не больше. Поначалу я подумал, что это партизан поймали, но старик, встреченный у колодца, пояснит мне потом, что это обычные, деревенские. Там и его внучка была...

Вот одна девчушка оглядывается по сторонам, а потом бросается бежать в сторону леса. Не успела. Один из конвоиров просто направляет на нее винтовку и стреляет в спину. Почему меня это не удивляет? Я прохожу в стороне, усиленно делая вид, что вообще ничего не заметил. Конечно, заметил! Только я жить хочу! И я просто иду в деревню, мне нет до всего происходящего никакого дела. А сам думаю, как там Алина, ведь она еще утром поехала в город, продавать эти чертовы яблоки.

Обычно я возвращался из деревни в хорошем настроении. Глядя на веру людей, я сам верил. В то, что мы с Алиной доберемся до Англии, нам кто-нибудь поможет. Я поступлю в Хогвартс, а Алина станет медсестрой, как и хотела. Почему именно Англия? Там живет моя тетя — единственный, оставшийся в живых родственник. Они с отцом были в плохих отношениях, но мне кажется, что это все сейчас так неважно.

Я возвращаюсь в монастырь и впервые в жизни молюсь Богу. Нет, не молюсь. Я предъявляю ему свои претензии, угрожаю, проклинаю, смеюсь и плачу, обещаю быть хорошим и правильным. Мыслей в моей детской голове много, они противоречивы и во многом нелепы. Но все же я делаю определенные выводы. И я верю в слова матушки Агнессы. Зло нужно искоренять не еще большим злом. Нет. Чем больше этого зла, тем больше нужно добра. Я верю этим словам еще и потому, что вижу их подтверждение прямо перед глазами. Вокруг война, спасайся сам, как можешь. Но нет, монахини собирают для нас вещи, приводят сюда голодных детей... Чем больше тьма, тем больше нужно света. Как рассказывали нам, ничейным детям, по вечерам в монастыре: если мы заходим в темную комнату, можно махать тряпкой, пытаясь разогнать тьму, а можно просто зажечь свечу.

Я заканчиваю свою странную молитву, и я уже решил. Я буду делать все, чтобы мир был лучше, чтобы в нем не было войн, а дети не оставались одни. Я решил, что когда вырасту, обязательно буду помогать людям, оказавшимся в беде.

Теперь я думаю, что человек — самое противоречивое на свете существо. Почему я, пообещав это себе и Богу, буду проклинать его еще много раз? Почему я буду выбирать лучшее для себя, и остальное — для других? Почему я, когда предложат работу на каникулах в английском приюте, запишусь не в санитары Красного креста, не в строители, а пойду в морг? Выберу не созидательную деятельность, а ту, где больше заработаю денег! На любое зло и любую несправедливость, я буду отвечать большим злом и еще большей несправедливостью! Судьба будет смеяться над каждым моим подобным решением!

* * *

Гарри сидел между Роном и Гермионой за гриффиндорским столом. Аппетита почему-то совсем не было, а вот спать уже хотелось. Склонив голову, он наблюдал. За темноволосым мальчишкой в слизеринской мантии, который делал вид, что слушает своего однокурсника, что-то ему эмоционально рассказывающего. Эмэт Лонджиус все-таки ему не померещился, он не был иллюзией. По крайней мере, не большей иллюзией, чем весь мир. Вполне реальный слизеринец, а в мантии с эмблемой змеиного факультета он даже выглядел не странным, а надменным и чуточку мерзким. Неужели цвет нашивки на черной ткани так сильно меняет впечатление? Эмэт ни разу не взглянул в сторону гриффиндорского стола.

* * *

Этимология имен:

Вагант (лат.) — бродяга, бродячий. Так называли некоторых поэтов Средневековья, которые в противовес трубадурам описывали не возвышенные чувства, а низменную жизнь.

Ибер (лат.) — кабан. Кеннинг корабля.

Амбра (лат.) и Офель (ивр.) — тьма.

Крув (ивр.) — ангел. То же, что Херувим.

Эксторис (лат.) — бездомный.

Ксенон (лат.) — чужой.

Клипот (ивр.) — скорлупы. Обозначает демонические силы, ады и прочую чушь. В Каббале — сфирот зла.*

Тиккун (ивр.) — совершенствование, исправление. Сокращенно от тиккун олам — совершенствование мира. Процесс уничтожения клипот.

Моргенбессер (нем.) — от слов морген — завтра, и бессер — лучше. Прям девиз всех оптимистов ;)

Эмэт (ивр.) — истина. Для любителей искать смысл даже там, где его нет, и никогда не было — это слово имеет сакральное значение. Оно образовано от последних букв фразы ברא אלהום את — Сотворил Бог (если не дословно). Это самые первые слова Библии, после слова "в начале".

Лонджиус (лат.) — дальше, далее. Все вместе получается — истина дальше ;)

*некоторые идеи были нагло украдены из Каббалы, поэтому есть и слова оттуда.

Завтрак в Хогвартсе был таким родным! Гарри скучал по нему. Он был у Уизли в гостях, а здесь — нет. Когда человек не у себя дома, он ведет себя неестественно. И окружающие такие же неестественные. Каждый хочет показаться лучше, чем он есть на самом деле. И гость, и хозяин. Прямо таки ярмарка достоинств!

Хогвартс — школа. То место, где каждый волшебник может получить образование. Здесь дети не в гостях...

"Как же хорошо, что можно быть собой! — радовался Гарри. Он с утра, должно быть, производил своей улыбкой странное впечатление на сонных детей. Они приехали из дома, а он, пусть и не домой — глупо считать школу домом, но он, в любом случае, вернулся, — Можно не есть, если что-то не нравится. И не нужно ссылаться на отсутствие аппетита. Можно смело сказать, что мне не нравится эта геркулесовая каша!"

"Ее даже можно вылить на голову Рону, а потом извиниться. Сказать, что тебе показалось, будто рядом сидит Малфой".

"Не поверит же... — Гарри оценивающе посмотрел на Рона, — И обидится".

"Да, сейчас не поверит. Можно попробовать позже, сослаться на недосып".

Рон с самым безмятежным видом ел тост. Гермиона хмурилась, наверняка вспоминала, все ли точно она запомнила из учебников. Гарри посмотрел на Невилла. Пухлый мальчишка с таким несчастным видом, будто он только что упал в лужу лицом. Нет, может, конечно, его все обижают и все такое... Поттер как-то до этого не интересовался жизнью Лонгботтома. Но все же, несмотря на совет Волдеморта из подсознания, не выглядел Невилл как человек, готовый проявить себя. Мальчишка почувствовал пристальный взгляд, поднял голову. Гарри кивнул ему, после чего отвернулся. И уставился на свой тыквенный сок так, будто был удивлен, увидев его на столе.

"А Веритсерум ведь почти безвкусный... Много еще зелий, которые можно не почувствовать в соке?"

"Пей уже сок, не стоит верить во все конспираторские идеи".

"Но ведь Дамблдору, должно быть, легко добавить что-то в еду... Если он захочет, — Гарри продолжал мысленно рассуждать, однако сок все же отхлебнул, задумался, пытаясь почувствовать в нем что-либо.

"Ну, для этого ему нужно изловчиться. И я даже не представляю как, — Матроскин понюхал сок, и теперь на его мордочке читалось презрение ко всей человеческой еде, — Школу не тролли строили, малыш. Община домовых эльфов — еще один уровень защиты. Если не основной. Домовики приносят присягу Хогвартсу, а не директору. И плевать они хотели на его планы. Особенно если он собирается как-то навредить студентам. В общине домовиков всегда есть главный, в случае осады школы он выведет всех эльфов на бой. И может взять на себя командование всем сопротивлением, если умрет директор или его заместитель. Этих ушастых уродов нельзя недооценивать. Они же фанатики своего дела!"

"А в школе когда-нибудь была война?"

"Ты бы учебники читал что ли, раз уж Бинса слушать сил не хватает. Конечно, была, и не одна! Этот замок — мощная крепость, сюда не раз эвакуировали волшебников из мест их естественного обитания".

— Почта... — монотонно заметил Рон, глядя на влетающих в Большой зал сов, — Хвала Мерлину Стрелка в этот раз к Джинни прилетит.

Не успел Уизли закончить своей фразы, как в тарелку к рыжеволосой первокурснице упало что-то, подозрительно напоминающее сову, но, к сожалению, уже дохлую. Девочка покраснела от смущения, так как приземлившаяся сова умудрилась забрызгать соседа первокурсницы кашей. Соседом оказался Невилл, который этого даже не заметил. Ему из дома прислали увесистый пакет, и он блаженно улыбался.

— Лонгботтом забыл дома носки и учебник по Зельеваренью, — шепнул Рон, — Вчера весь вечер переживал.

Гарри, посмотрев на сверток, который прислали Невиллу, отвел глаза в сторону... почему-то в сторону слизеринского стола. В толпе третьекурсников он высмотрел улыбающегося Эмэта. Тот сегодня прошел мимо Поттера и даже не поздоровался, будто его совсем не знает. Гарри перевел взгляд на преподавательский стол, и от противной улыбки Локхарта захотелось поморщиться. Хорошего настроения как не бывало.

* * *

Локхарт был везде! Он был у теплиц, где проходили уроки Травологии, он был у хижины Хагрида, где давал советы по выращиванию тыквы, он был во всех коридорах Хогвартса и противно улыбался своей ослепительной улыбкой. На радость представительницам прекрасного пола школьного населения, между прочим! Что больше всего удивляло, в число этих радующихся представительниц вошла Гермиона, и Гарри пришлось серьезно задуматься над тем, способна ли она адекватно воспринимать действительность. Ведь и пикси, гордо продемонстрированным на первом уроке по Защите от темных искусств, было понятно, что Локхарт — пустое место.

И это было бы еще полбеды — подумаешь, вечно улыбающийся профессор. Но ведь он старался всех и каждого научить всему, что умеет сам. То есть, улыбаться и давать бессмысленные советы. Пару советов он дал Гарри, чтобы мальчик смог сохранить надоевшую ему славу. Матроскин тогда от души повеселился, описывая Гарри Поттера лицом обложки "Ведьмополитена", а круглые очки — трендом сезона. Благо, хоть в этом году мальчик ходил в более приличной одежде — догадался купить пару рубашек в Косом переулке. А то бы трендом могли стать поношенные футболки Дадли!

"Добавь ногти в зелье, раз уж купил эту ерунду", — услышал Гарри голос в своей голове, в то время, когда он искренне хотел сосредоточиться на приготовлении зелья.

"А что будет?"

"Сюрприз! По идее, должно получиться забавное зелье идеализации, потом споим его Рону".

Гарри, не задумываясь над пропорциями, добавил в котел ногтей из кармана. Темно-серое зелье сразу же стало ярко-желтым. Профессор Снейп, как раз проходивший мимо, уставился на яркий оттенок поттеровского варева.

— Что это? — с ноткой брезгливости и собственного превосходства спросил он. Ну, никакого педагогического такта! Ясное дело, что профессор будет лучше разбираться в зельях, зачем же одним тоном своего голоса уничтожать весь учебный дух?

— Зелье, но, кажется, оно у меня не получилось... — с горечью произнес Гарри.

"Получилось! Наливай себе в колбу!" — обрадовался Матроскин, сидящий в это время на учебнике.

— Я вижу, что оно у вас не получилось, — скривился в противной улыбке Снейп, — Только позвольте поинтересоваться, откуда у вас человеческие ногти?

— Все лето свои стриг, — с самым невозмутимым лицом ответил Гарри, и для эффекта достал из кармана мантии маникюрные ножницы, только что трансфигурированные из носового платка, — А еще у меня есть кошачьи когти, я их у своего кота позаимствовал.

Смотреть в глаза Поттеру профессор категорически отказывался. Психическое здоровье — штука важная, даже — необходимая. Рон тихо смеялся, безуспешно пытаясь скрыть свою улыбку рукой, Гермиона хмурилась. Ей не нравилось, когда студенты безответственно относятся к выполнению заданий.

В это же время на столе Гермионы, как раз рядом с котлом, в котором кипело идеально приготовленное зелье, приземлилась короткая записка. Девочка, получив послание, нахмурилась еще больше, и теперь периодически смотрела в сторону стола, за которым работал Гарри Поттер. Сам мальчик, перехватив ее взгляд, удивленно поднимал брови в немом вопросе, отчего Гермиона поджимала губы и всем своим видом показывала недовольство.

— Гарри! Остановись же! — кричала Грейнджер в коридоре после урока Зельеваренья уносящемуся в сторону лестниц однокурснику, — Гарри Джеймс Поттер! Вернись немедленно!

— Прости, Гермиона, я забыл в спальне эссе по Истории магии, которое нам задавали на лето, нужно успеть забрать его за пятнадцать минут. Поговорим на уроке.

"Ага, забыл эссе... Ты вообще-то забыл его написать!"

* * *

— Гарри, я тебя убью! — в пустой кабинет на пятом этаже входит Гермиона. До отбоя всего час, и она заметно нервничает.

— Теперь все в сборе, — говорит стоящий у окна Малфой. Он презрительно оглядывает вошедшую Грейнджер, ухмыляется, — На вашем факультете не нашлось ни одной нормальной чистокровной девчонки... ну или хотя бы полукровки?

— Будь добр, заткнись! — отвечает Поттер.

— Хорошо, — неожиданно быстро соглашается слизеринец, — Пожалуй, пора начинать.

Сказав это, Малфой отходит от окна и направляется к дальней стене комнаты, где со скамейки поднимается сонный Крэбб. У противоположной стороны боевую стойку принимает Гарри, а Гермиона так и стоит у порога.

— Ну? Долго ты так будешь стоять, будто не знаешь, что нужно делать? Еще скажи, что не прочитала ни одной книги о магических дуэлях!

— Что вообще здесь происходит? Какого черта ты меня позвал, а потом избегал весь день, чтобы я не могла отказаться?

— Я ведь знал, что ты откажешься быть моим секундантом, а так — у тебя не осталось выбора, — пожал плечами Гарри.

— Поттер, ты последняя задница! — топнула ногой Гермиона.

— Оставьте свои семейные ссоры для Гриффиндорской башни, — лениво протянул Малфой, — Грейнджер, становись по правую сторону от Поттера, не трать наше время.

Девочка осталась стоять на месте. Она скрестила руки на груди, и высокомерно посмотрела вначале на Малфоя, затем — на Поттера.

— Я не собираюсь в этом участвовать! — сказав это, она развернулась, намереваясь уйти, но не успела.

— У тебя уже нет выбора! — зло прошипел Гарри, направив палочку на свою однокурсницу.

Гермиону приподняло в воздухе вниз головой, словно кто-то невидимый держал ее за щиколотку, и, пролетев в таком виде некоторое расстояние, она упала как раз на то место, где должен стоять секундант во время дуэли, ударившись головой об бетонный пол.

— Поднимайся! — палочка Поттера была направлена в сторону лежащей на полу девочки, — Быстро!

Гермионе казалось, будто она попала в Зазеркалье, только вот как? И когда? Думать над этим не было ни сил, ни времени. Голова нещадно болела после неудачного столкновения с полом. Опираясь на руки, девочка смогла подняться, решив, что если это сон, то она все равно рано или поздно проснется.

Происходящее после она помнила с трудом. Мелькали вспышки заклинаний, а она стояла под действием заклинания Петрификус Тоталус. Гарри сказал, что так от нее все равно больше пользы. Сколько это все длилось — минуту, пять, десять или полчаса — Гермиона тоже не могла понять. Ей казалось, будто времени здесь нет вовсе. Оно застыло, как и головная боль, как и вкус крови во рту, как и ощущение иррациональности...

— Ты победил, Поттер, — донеслось до Гермионы так, словно Малфой произнес это в другой комнате. Особенности восприятия при действии Петрификуса или это сознание так медленно готовится покинуть своего обладателя?

— Ты сомневался? — ухмыльнулся Гарри.

— Иди к Моргане.

— Скажи, что должен, и сам проваливай.

— Это еще не все, идиот! Нужно пройти два испытания... Ты знаешь.

— Знаю, — с толикой сожаления в голосе говорит Гарри, и подходит ближе к Гермионе, — Прости, но для меня это важно.

С этими словами, он направляет палочку на руку Грейнджер, и произносит заклинание Секо. Крик девочки, должно быть, слышал весь замок, если на помещение не были наложены чары от прослушивания. Последнее, что запомнила Гермиона перед тем, как потерять сознание — лицо своего друга... бывшего друга... или... в общем, лицо Гарри. На его щеке был глубокий порез, шрамы от таких остаются на всю жизнь.

* * *

— Гермиона попала в Больничное крыло, я только что встретил МакГонагалл, — в гостиную вошел Невилл.

— Что с ней? — спросил Гарри, гладя спящего кота, лежащего на коленях.

— Она упала с лестницы и потеряла сознание, — Лонгботтом сел в соседнее кресло, — Я думаю, это не просто так. Наверняка кто-то из слизеринцев ее толкнул!

— Ага, — Поттер посмотрел на настенные часы, — Рон, до отбоя еще полчаса. Как думаешь, мадам Помфри нас пустит в Больничное крыло?

— Попробовать можно... И вообще, это Малфой ее толкнул, я уверен. Решил отомстить за произошедшее в книжном магазине.

— Вас пустят, — отозвался Невилл из кресла, доставая учебник, — Мне профессор МакГонагалл поэтому и сказала про Гермиону, она попросила принести ей сумку с книгами...

"Умно! Сказать об этом вам. Видишь, он сам уже не собирается нести сумку. Еще один слизеринец в стане гриффиндорцев! — Матроскин зевнул, — Идите уже к Грейнджер. Дружбу надо поддерживать..."

"Развелось тут этих слизеринцев по духу..."

— Джинни, принеси сумку Гермионы, нам нельзя появляться в спальне девочек, — Рон уже нашел способ решить проблему с доставкой вещей подруги в гостиную.

Через пять минут Поттер и Уизли пробирались по лестнице на второй этаж в сторону Больничного крыла. Перед отбоем в коридорах было особенно многолюдно. Ярко светили факелы, хотя на улице уже стемнело. Люди в портретах переговаривались, смеялись. На одной из картин мужчины в каком-то мрачном пабе распивали огневиски и смеялись, показывая пальцем на прохожих. Один первокурсник из Хаффлпаффа даже споткнулся, услышав как над ним смеются из-за слишком широкой мантии, словно снятой с чужого плечами. Рон сказал в ответ что-то оскорбительное мужчинам на картине, он знал, что такое носить чужие вещи.

Мимо Рона и Гарри прошла компания слизеринцев, один из них больно задел Поттера по плечу, не желая ни на йоту сдвигаться в сторону.

— Смотри куда прешь, очкарик! — если задел кого-то, то нужно его еще и оскорбить. Разумеется, если рядом нет никого из преподавателей.

В этот же момент неподалеку раздался щелчок фотокамеры — это Колин Криви, первокурсник из Гриффиндора, не мог упустить возможности сфоторграфировать Поттера даже в такой ситуации. А сам Гарри не знал, что ответить... Его толкнул третьекурсник Эмэт Лонджиус, но ведь тот вообще в течение всей первой недели обучения ни разу не поздоровался с Поттером, будто и не знал его. Может, того разговора в купе и не было вовсе? Подходить первым к странному слизеринцу Гарри не собирался, но и такое наглое поведение терпеть — тоже! Но в этот раз стерпел. Пока он размышлял, что ему делать, слизеринцы-третьекурсники уже спустилась на этаж ниже.

— Гарри! Я тебя сфотографировал! — радостный мальчик тряс перед второкурсниками своей камерой.

"Дай ему в нос и сломай камеру! — посоветовал Матроскин, который давно убежал вперед, и только теперь вернулся, чтобы узнать причины задержки Гарри и Рона, — Скажем, что так и было".

— Криви, ты уже достал Гарри, разве не ясно? — вступился за приятеля Рон.

— Это неправда! Я ведь тебя не достал? — с надеждой в голосе пропищал Колин.

— Уже достал, — честно ответил Гарри, и прошел мимо первокурсника.

Гермиона сидела, укутавшись в белое одеяло, и читала какую-то брошюру по колдомедицине — наверно, единственную книгу, которую ей смогла подобрать мадам Помфри для "легкого чтения". Рон скептически покосился на книгу.

— Ты даже болеть не умеешь. Нет бы лежать в тишине, спать... А ты просишь принести сумку с учебниками, — Уизли покачал головой, как бы говоря о том, что Гермиона безнадежна, — Нам Невилл сказал, что ты здесь. Что случилось?

Девочка опасливо посмотрела на посетителей, поджала губы и ненадолго отвернулась.

— Я не знаю, что случилось... — тихо произнесла она, — Я потеряла сознание, а пришла в себя уже в Больничном крыле. Мадам Пофри сказала, что меня нашли на лестнице, ведущей на пятый этаж.

— Что ты делала на пятом этаже? — удивился Гарри, — Там ведь только кабинеты Древних рун и Маггловедения!

"Грейнджер тайком изучает магглов, а то ведь она в них совсем не разбирается!"

"Правда?"

"Ага, как и то, что Уизли — лучший студент Хогвартса за всю историю школы".

— Я не знаю... — прошептала Гермиона, опасливо глядя на своего однокурсника.

— Да что с тобой? Тебя слизеринцы толкнули? — Рон, должно быть, очень хотел кому-нибудь отомстить, а кому именно — не имеет значения.

— Рон, я сказала, что не помню!

— Ладно, ладно, — Уизли поднял руки в примирительном жесте, — Как ты себя чувствуешь?

— Голова немного кружится, но в целом — нормально. Мадам Помфри говорит, что завтра ближе к обеду выпишет меня. А чем вы занимались в это время?

— Прости, но мы так и не сделали этот сравнительный анализ по Траснфигурации... — начал оправдываться Рон, — В гостиной старшекурсники спорили о Локхарте, и мы тоже решили высказать все, что о нем думаем!

— И вы все это время были в гостиной?

— Ага.

— Но ведь когда я уходила, там не было тебя, Гарри! Я ведь тебя искала!

— Как это не было? Ты еще сказала нам всем, что идешь в библиотеку! Я в этот момент как раз ругался с Криви. Представляешь, он решил вывесить мои фотографии на информационном стенде Гриффиндора!

— Да, верно... — Гермиона замолчала и уставилась на белый потолок.

Гарри оглядел светлую палату. Когда он сам лежал здесь, она казалась уютной, но сейчас была какой-то пустой и грустной. В ней был страх, сильный, но едва различимый за внешними рамками того, что все благополучно. Возможно, сказались летние уроки по ментальной магии, и Гарри отчетливо ощущал этот страх, витавший в воздухе.

— Хочешь, я оставлю с тобой своего кота? — предложил Поттер, — Когда я был здесь в прошлом году, мне одному было довольно тоскливо...

"А меня ты спросить не забыл?" — возмутился Матроскин.

"Тебе что, сложно?"

— Не надо, Гарри. Я здесь ненадолго, — Гермиона слабо улыбнулась, — Отбой через пять минут, вам нужно поторопиться. Я слышала, сегодня из преподавателей дежурит профессор Снейп.

Когда Гарри и Рон покинут Больничное крыло, Гермиона проведет левой рукой по белому шраму на запястье правой руки. Он, этот шрам, словно браслет, опоясывает все запястье. Такие бывают, когда маггловские врачи накладывают швы.

Некоторое время девочка будет сидеть неподвижно, а потом резко схватит свою сумку. В ней она найдет учебник по Зельеваренью, из которого выпадет записка, написанная таким знакомым почерком. Гермиона дрожащими пальцами развернет клочок бумаги, вырванный из тетради с конспектами лекций, и еще раз прочтет послание:

"Гермиона! Я поругался с Малфоем и вызвал его на дуэль. Он назначил секундантом Крэбба, а я — тебя. Рон слишком вспыльчивый и на эту роль не годится. Приходи в восемь часов в кабинет на пятом этаже напротив картины с ночными горшками. Не говори никому, особенно Рону, иначе он тоже придет, и Малфой посчитает меня трусом из-за того, что я привел всех своих друзей.

Извини, что так вышло.

Гарри.

P.S. Малфой оскорблял моих родителей, я не мог оставить все так, как есть".

После прочтения этой записки, Гермионе станет по-настоящему страшно. Когда Гарри и Рон пришли к ней в палату, ей показалось, будто все было иллюзией. Возможно, она действительно потеряла сознание, упав с лестницы, а все, что она помнила — бред больного человека, крепко ударившегося головой об бетон. Но записка-то существует! И шрам на руке! При воспоминании о том, как человек, которого она считала своим другом, отрубал ей эту руку заклинанием, девочка заплакала. От бессилия, непонимания и какой-то сурреальности происходящего.

* * *

— В учебнике говорится, что для правильной трансфигурации крысы в бокал, нужно представить, что крыса — уже бокал!

— Верно, Невилл. Тебе важно понять, что твоих сил хватит на то, что крыса станет этим бокалом. Тогда все получится!

— Но ведь есть заклинание, почему оно не действует?

— Лишь потому, что любое заклинание — только слово, — устало объяснял Гарри, — А слова в нашей жизни не так уж много значат. Иначе было бы сложно лгать, но ведь это не сложно! Тут важно другое, то, что ты хочешь, чтобы эта крыса стала бокалом. У тебя в голове должен возникать образ, а не слово! В противном случае, более сложная трансфигурация никогда не будет тебе под силу. Смотри, ты можешь изменить внешность человека, но нет единого заклинания, чтобы создать усы определенной формы, или глаза конкретного цвета и формы. Даже описывая внешность человека, мы используем намного больше одного слова. К примеру, у него волнистые каштановые волосы, миндалевидные карие глаза, прямой нос и так далее. Это все сложно сделать единым универсальным заклинанием. Поэтому и существуют всякие Оборотные зелья. Человеку сложно представлять в мельчайших деталях внешность другого, намного проще — использовать вспомогательные средства. Но сильный маг — может обойтись и без них.

— Тут нужна идеальная память и концентрация! У меня их нет! Я никогда не стану сильным магом...

— Если захочешь — станешь! — Гарри старался подбодрить Невилла, у которого так и не получилось на занятии превратить крысу в бокал, — Твои мысли ведь тоже — магия. Ты можешь запоминать образы, чтобы вытаскивать их в нужный момент.

Гарри схватил учебник по Трансфигурации и превратил его в бокал с красивой гравировкой.

— Этот бокал был в наборе, который подарили моим дяде и тете на юбилей их свадьбы. Я помню лишь образ, я бы никогда не смог точно воспроизвести гравировку, но память человека устроена так, что иногда мы и не догадываемся о ее возможностях. Все, что тебе нужно, уже есть в твоей голове! Но пока ты будешь запоминать слова, а не образы и ощущения — ничего не будет получаться.

— То есть, ты хочешь сказать, что все заклинания, которые мы учим — бессмысленны? — вмешалась в разговор Гермиона, которая в последние дни избегала любого общества, и проводила в библиотеке еще больше времени, чем обычно, — Зачем тогда мы все это учим? Тогда вся система обучения неверна!

— Мы учим то, что должны знать. Необходимый минимум. Как и в маггловских школах, где мы учились до этого. Не каждому дано стать великими математиками или писателями, но каждый человек должен уметь считать и писать. Нас учат этому, но в колледжах студенты будут изучать то же самое углубленно. Иногда неважно знать, что и как работает, чтобы этим пользоваться. Мой кузен Дадли понятия не имеет, как устроен компьютер, но он ведь на нем играет в свои глупые игрушки!

— Тогда зачем ты мне это объясняешь, если мне это не нужно? — обиженно просопел Невилл.

— Ну, если ты хочешь уметь с помощью магии лишь быстро убираться дома и перемещаться с места на место — тогда это тебе не нужно. Школа готовит людей к обычной жизни, вот и все. Мне показалось, что ты хочешь быть сильным магом.

— Хочу! — сразу же заявил Лонгботтом.

— Ну, вот тогда и представляй, что крыса — это бокал! Можешь на своей жабе потренироваться, разницы никакой.

— Откуда ты все это знаешь? — сощурила глаза Гермиона.

— Я тоже читаю книги! А еще — я просто вундеркинд, — очень серьезно ответил Гарри.

Несколько секунд все оставались серьезными, не понимая, шутит ли Поттер. Первой не выдержала Гермиона. Потом ее смех подхватили остальные. Даже Джинни, прислушивающаяся к разговору.

— Гарри, мы можем поговорить? — отсмеявшись, спросила Гермиона.

— Конечно. Что-то случилось?

— Не здесь, — девочка поднялась, и направилась в сторону выхода из гостиной. Поттер последовал за ней, провожаемый любопытными взглядами.

— Гарри... — начала Гермиона, но замялась, не зная, как продолжить этот разговор.

Мальчик поднял брови, но просить продолжать не стал. Если она хочет сказать что-то личное — вряд ли это ускорит и упростит процесс. Тем временем, девочка покопалась в своей сумке и достала оттуда клочок бумаги, неаккуратно вырванный из тетради.

— Вот, — она протянула бумагу Поттеру.

— Что это?

— Ты не знаешь? — удивилась Гермиона, — Разверни.

Гарри послушно развернул записку, прочитал ее. Нахмурился и некоторое время молчал.

— Я не вызывал на дуэль Малфоя.

— Но это твой почерк!

— Мой, но я не писал эту записку! Я ее первый раз вижу. Откуда она у тебя?

— Мне ее подбросили на уроке Зельеваренья неделю назад. В тот же вечер я попала в Больничное крыло. Как раз после дуэли...

— Дуэль была?

— Да, Гарри. Мне очень страшно... Я не хочу говорить о том, что там произошло.

— Но я не писал эту записку... правда.

— Я тебе верю, — Гермиона провела рукой по щеке Гарри, в том месте, где должен был быть порез, оставшийся после дуэли, но его не было, — И от этого мне становится еще страшнее...

* * *

"Матроскин, помнишь, ты говорил о том, что обучение магглорожденных в Хогвартсе — обязанность?"

"Ага..."

"Ты так и не объяснил, почему".

"Потому что здесь учат не столько использовать магию, сколько контролировать ее. Ты вообще почему не спишь?"

"Не хочу!"

Гарри попытался уснуть, пролежал минут сорок неподвижно в кровати, но даже не почувствовал сонливости. Слишком много мыслей было в голове. Хотя и в этом был плюс. Теперь он чувствовал материальность мыслей! Ведь когда их очень много, настолько много, что они уже сказываются на физическом состоянии, трудно этого не почувствовать. Мысли действительно не менее материальны, чем сам человек, мебель в комнате, вода... Или наоборот, все окружающее не более материально, чем мысли. Это уже как посмотреть.

"Ну, так что там с магглорожденными?"

"Да ничего интересного. Просто цель обучения — научить волшебников контролировать магию. Знаешь, когда я учился в школе, один мой одноклассник спросил, смогу ли я убить человека... Я тогда рассмеялся. Каждый человек способен на убийство. Каждый! Взять к примеру ту же воинскую повинность у магглов. Нет, может быть, конечно, и есть исключения. Но исключения лишь подтверждают правила. На войне все убивали. На то это и война, малыш".

"И причем здесь магглорожденные?"

"При том, что только тот, кто умеет контролировать себя, способен не причинить вреда другому. Иначе волшебники, живущие в мире магглов, не умеющие управлять своими силами, много бы дров наломали. Зависть, обида, горечь, желание кому-то что-то доказать — естественны для человека. И пусть лучше магглорожденные живут с этими чувствами в мире равных себе, а не там, где их зависть и обида могут иметь разрушительные последствия. Разозлившийся маггл в запале может швырнуть в стену любимую вазу, а разозлившийся волшебник может снести весь дом к Моргане! Вместе с его обитателями! И тот, кто разбил вазу, и тот, кто снес дом — позже пожалеют о своей вспыльчивости. Но масштабы разрушений, увы, будут разными. Ты никогда не думал, в чем смысл разделения по факультетам?"

"Нет..."

"Знаешь, есть маггловская теория темпераментов человека. Их тоже четыре, как и факультетов. Что-то подсказывает мне, что Основатели были знакомы с учением Гоппократа. Не могу сказать, что в основу деления на факультеты взята только эта теория, но и она в том числе. Человек ожидает от другого такой реакции, на которую сам способен. Поэтому людям со схожим характером может быть проще ужиться вместе в раннем возрасте. Чем старше человек, тем больше эти границы сглаживаются, тем больше человек способен воспринять другого, даже если тот — полная его противоположность. Иногда я думаю, что даже вражда между факультетами поддерживается искусственно. Только здесь человека могут научить побеждать в бою словесно, даже Рон скоро научится! Драки между старшекурсниками — редкость, а вот потасовки младших — обычное явление. Если подумать, в Хогвартсе учат не магии, а наоборот. Учат, как обойтись без нее, без ее разрушающей силы. И эта вражда факультетов готовит к жизни, к тому, что тебе еще не раз придется улыбаться, когда руки будут чесаться стукнуть какого-нибудь идиота Ступефаем. Того, кто полностью контролирует себя — не страшно отпускать в мир магглов".

"А почему тогда сквибы здесь не учатся, ведь они тоже обладают магией?"

"У них вторая-третья ступень, это не опасно. Максимум, на что способен сквиб в приступе гнева — как и маггл, разбить любимую вазу, только магическим способом. Это не критично. А вот среди магглорожденных бывают и весьма сильные маги".

"А некоторые чистокровные так кичатся своим происхождением, будто от него зависят магические способности..."

"Немного зависят, но больше от воспитания. Хотя и они правы... Мир волшебников — закрытый мир, и большое количество магглорожденных — опасно. Когда человек рождается, не известно — будет ли он волшебником, сквибом, магглом. Способности проявляются в пять-шесть лет. Сколько магглорожденных сожгли на кострах в Средние века! Тех, у кого понимание проснулось позже одиннадцати.. "

"И такое бывает?"

"Бывает всякое, малыш".

Гарри отодвинул полог и сел на кровати, свесив ноги. Звезд в окне практически не было видно из-за пасмурной погоды, поэтому в комнате было довольно темно. Рон храпел, впрочем, как всегда. Невилл беспокойно ворочался во сне. Все было так обычно. Только по-другому. Мальчику на мгновение показалось, что все происходящее — сон. Нет на самом деле никакого Хогвартса, магии и умного кота, а он только что проснулся в общежитии какой-нибудь частной средней школы. Это в лучшем случае. В худшем — в палате больницы для душевнобольных, где, должно быть, побывал не один такой "волшебник".

"Матроскин, а может быть, Хогвартса не существует? И мне все это лишь снится?"

"Вполне возможно, малыш", — серьезно ответил Матроскин, будто допускал такой вариант.

"А то, что произошло с Гермионой, на самом деле было или нет?"

"Или было, или нет".

"Я знаю все, я ничего не знаю"

Гарри сидел в душном помещении, пропахшем какими-то духами и прочими косметическими средствами. Надо же, он умудрился заработать отработку! И все из-за Уизли. Рыжий снова ввязался в какую-то потасовку с Малфоем, а Гарри их разнимал. Лучше бы он просто прошел мимо! Прав был Матроскин, эта школа еще и учит тому, чтобы не ввязываться лишний раз куда не следует. Только кот ошибся в одном, кажется, Рон так никогда и не научится контролировать себя.

Радовало, что Уизли весь вечер будет вручную отмывать кубки в Зале Почета. Без магии! И правильно, поделом ему. Пусть насладится обществом Филча.

"Матроскин, у меня уже рука болит все это писать... Забери меня отсюда!"

"Не могу, срочные дела возникли. Я в Запретном лесу, собираю коллекцию яиц из птичьих гнезд в своем желудке".

"Большую коллекцию собрал?"

"Пока только пять штук! Но я на этом не останавливаюсь. Тебе принести для яичницы?"

"Обойдусь".

Гарри отложил перо в сторону и посмотрел на улыбающихся с портретов Локхартов. Под треск догорающих свечей и речи, с позволения сказать, профессора, мальчик стал размышлять над тем, что если бы встретил Локхарта на улице — непременно задумался бы о его сексуальной ориентации. Только вот сейчас он знал, что большинство его фанатов — женщины, и писатель очень гордится этим. Хотя... в принципе, это ведь ничего не значит?

"Иди ко мне... дай схватить тебя... разорвать... убить..."

— Что? — Гарри вскочил с места.

— Я говорю, что уже поздно, — улыбнулся Локхарт, — Отбой был час назад. Как быстро летит время, когда занимаешься любимым делом.

— Голос... вы слышали голос?

— Какой? Нет, я ничего не слышал. Должно быть, ты задремал. Тебе пора возвращаться. Если встретишь дежурных, скажи, что я задержал тебя, — профессор поправил челку Гарри, отчего мальчика, после его мыслей об ориентации Локхарта, передернуло. Фу!

— Спокойной ночи, — Поттер поспешил удалиться, раз уж разрешили.

Сейчас неосвещенный Хогвартс пугал. Ведь все наши ощущения — субъективны. Если человеку страшно, то и окружающие предметы будут страшными. Если он счастлив, то и полная луна в окне, и мрачные стены будут казаться прекрасными. Гарри шел медленно, стараясь ступать как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимания... кого-нибудь.

"Хочу... убить. Иди ко мне... Убить..."

Поттер остановился, как вкопанный, раздумывая над тем, идти ли ему в сторону голоса, который, кстати сказать, как раз слышался в направлении к Гриффиндорской башне. Или же пойти в обход, как последний трус. Решил, что трусом он быть не собирается.

За поворотом никого не оказалось, и Гарри вздохнул спокойно. Он и сам не знал, хочет ли понять, кому принадлежал этот голос, или нет. Стараясь так же создавать как можно меньше шума, мальчик стал пробираться по коридору.

— Привет, — из ниши, в которой стояли рыцарские доспехи, выпрыгнул Эмэт Лонджиус.

У Гарри сердце ушло в пятки от страха. Теперь он знал, что не только мысли, но и чувства могут быть материальными. Страх, например, липкий, вязкий... неприятный. А когда он в сердце, а сердце в пятках — так это вообще противно!

— Что ты так меня пугаешь? — прошипел Гарри, — Это ты говорил, что хочешь кого-то убить?

— Я? Нет, я не собирался никого убивать, — снисходительно улыбнулся Эмэт, — И вообще ничего не говорил. Удивительно, что ты тоже слышал этот голос...

— В общем, не мешай мне идти к своей башне, — общаться со слизеринцем Поттер не планировал.

— Я бы на твоем месте туда не шел, сейчас там опасно. Голос ведь не просто так по замку ходит! — зловеще улыбнулся подросток, — Но это уже тебе решать. Мое дело — предупредить.

— Ты взвалил на себя ответственность по предупреждению меня об опасностях? Ты случайно не реинкарнация домового эльфа Добби? Кажется, ты говорил, что веришь в перерождение. И с чего вдруг все решили меня о чем-то предупреждать! Ты за мной следишь?

— Больно нужно, — хмыкнул Эмэт, — Ты вообще целый месяц успешно делал вид, что меня не знаешь. Можешь продолжать. Меня это не беспокоит.

— Это ты проходил мимо меня, как будто даже не знаешь! А три недели назад даже толкнул на лестнице и обозвал, — обиженно пробурчал Гарри.

— Ха! Какие все люди предсказуемые. И что мешало поздороваться первым? Я могу ответить за тебя — это слабость и неуверенность в себе. Так на твоем месте поступил бы каждый. Ты боялся, что если подойдешь ко мне в присутствии моих однокурсников, я скажу, что вообще тебя не знаю, и все будут над тобой смеяться! А еще сюда примешивалась гордость, вроде как оно тебе и не нужно — мое общество. Ты ведь не просил меня приходить в купе, и теперь за мной бегать не собираешься. Все люди так одинаково мыслят, что становится скучно.

— А я действительно не просил тебя приходить в купе! И сейчас не просил выпрыгивать передо мной и говорить, что мне опасно идти дальше!

— Но тем не менее, ты сейчас стоишь здесь, и идти никуда не собираешься. Поттер, я только что спас твою жизнь, скажи спасибо! — рассмеялся слизеринец.

— Да пошел ты, — Гарри направился по коридору.

— Стой! — Эмэт схватил мальчика за руку, — Да подожди ты. Тебе ведь интересно, что это был за голос? Но снова гордость не позволяет спросить.

— Ну и что это за голос?

— Да ничего особенного, — отмахнулся слизеринец, — Обычная хогвартская зверюшка. Но зато теперь ты не будешь сгорать от любопытства и строить нелепые догадки. Могу дать тебе дружеский совет: если слышишь голос — вали в противоположную сторону. Зверюшки бывают опасными.

— И откуда она здесь?

— Всегда была, — пожал плечами Эмэт, — Просто в этом году она... активировалась. Как уголь.

— Что? — не понял Гарри.

— Ты что, никогда не ел активированный уголь? В общем, это не важно. Тот домовик, Добби, был прав.

— В школе существует заговор?

— Заговор? Первый раз слышу. Видимо, эльфам свойственно преувеличивать. Они же сами маленькие, вот и любые дела, связанные с людьми, им кажутся большими. Нет никакого заговора, так, несущественная подлость одного человека. Но пострадать могут многие.

— И какое отношение к этой подлости имеешь ты?

— Косвенное. Но у каждого в жизни своя роль, и даже в этой подлости несколько человек имеют свои роли. И ты, в том числе. Тебе никогда не казалось, будто жизнь идет по четкому сценарию? Все повторяется так часто, что успевает наскучить. Особенно если вспомнить прошлые жизни.

— А они есть у всех?

— Понятия не имею, я же не все, чтобы за всех отвечать! — казалось, Эмэта вопрос удивил.

— Ну да, — ответил Гарри, — В общем, я пойду?

— Иди.

Гарри пошел в сторону лестниц. В душе было как-то пусто, будто у него забрали из нее что-то важное. Только вот что? Уникальность? Ведь Эмэт сказал, что он такой предсказуемый, а вот Гермиона, напротив, всегда считала, что от Поттера можно ожидать чего угодно. Матроскин говорил, что уникальность определяет степень материальности человека. Не в том смысле, в каком говорят об уникальности интересных личностей. В ощущениях самого человека. Маг тринадцатой ступени — уже не личность, невозможно быть всем и ничем, и сохранить уникальность. У него нет своих мыслей, у него нет своих чувств, он как губка впитывает чужие. И это страшно. И именно сейчас Гарри почувствовал, что потерял часть своей уникальности, как личности. Это стало таким неважным. Ну, поступил он так, как сделали бы другие — и что с того?

Гарри почувствовал чей-то пристальный взгляд за спиной, и резко обернулся.

— Ты лишь то, что ты видишь в других! — карие глаза Эмэта были совсем близко, они безумно блестели, в них не было обычной насмешки, — И ты — убийца! Ты стал им еще в восемьдесят первом. Тогда же — ты стал смертным.

— Что?

— Ты лишь то, что ты видишь в других, — повторил слизеринец, — Ты видел смерть, значит, ты — смертен. Ты видел убийство, значит, ты — убийца! Только видя что-либо, человек осознает.

Гарри отошел на шаг назад. Ему было не по себе больше от присутствия постороннего человека в непосредственной близости, нежели от смысла слов.

— Если ты обвиняешь кого-то, значит — ты сам виновен. Если ты говоришь, что тебя кто-то оскорбил — ты оскорбляешь.

— П-почему?

— Все просто, — усмехнулся Эмэт, его карие глаза стали вполне обычными, больше в них не плескалось безумие, — Если человек, по своему собственному мнению, никого не оскорблял, то обвинения в этом станут для него оскорблением. Разве не ясно? В случае с убийством все еще проще. Человеку свойственно все проецировать на себя. Видя убийство, он примеряет на себя роль... и жертвы, и убийцы. Именно в такой последовательности. Представь, ты видишь, как зверски убивают незнакомую тебе девушку... Первой мыслью, разумеется, после того, как ты убежишь подальше, будет представление на месте жертвы своих близких. Второй — месть. Вот и все, ты примерил на себя обе роли и в своих мыслях ты — убийца. А мысли, как известно, материальны. В случае чего, ты будешь знать, что делать. Разве ты ни разу не думал о том, что хотел бы убить Темного Лорда? Разумеется, думал. Тем более, ты знаешь, что он не мертв.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю все, я ничего не знаю.

Мне из людей всего понятней тот,

Кто лебедицу вороном зовет.

Я сомневаюсь в явном, верю чуду.

Нагой, как червь, пышней я Всех господ.

Я всеми принят, изгнан отовсюду. *

Гарри нахмурился. Ему уже давно пора бы спать. Все из-за Локхарта! Нет, из-за Уизли. Теперь сна нет ни в одном глазу, только усталость и немного страха. И стены с портретами такие высокие... Они словно давят на человека, пытаясь показать свое превосходство. Они такие большие, прочные, а человек такой маленький и хрупкий. Портреты дополняют это ощущение, на них сотни живших когда-то магов, но даже Дамблдор, скорее всего, не помнит их имена. Это такая мелочь — люди. Их столько сменилось за тысячу лет, что портреты — вечные слепки личности — кажутся лишь насмешкой.

— И все они когда-то тоже жили... — грустно заметил Гарри.

— Ага. А теперь они — важный элемент интерьера замка. Поэтому я могу понять тех, кто стремится к бессмертию. Не хотел бы я быть элементом интерьера. Хотя, может, они и не жили... Кто сказал, что прошлое существует? Может, оно лишь предполагается.

— Все возможно. Я пойду спать... Только не преследуй так меня больше, хорошо?

— Договорились. Только и ты не говори никому, что мы с тобой знакомы. Никому — значит никому, Поттер. Ни живым, ни мертвым, ни кому-либо еще каким-то образом существующим во Вселенной. Понятно? А то у меня возникнут проблемы с поддержанием авторитета на факультете.

— Больно нужно было.

— Держу пари, ты планировал кому-то рассказать о нашем разговоре, господин убийца, — в злой ухмылке скривился Эмэт.

— Да пошел ты!

— И тебе спокойной ночи.

* * *

Матроскин вернулся поздно. Гарри даже успел обидеться на него, мысленно с ним поругаться и помириться, разумеется, только после того, как кот попросил прощение. Поэтому к тому моменту, когда мысли обрели более материальные рамки, то есть, кот вернулся, мальчик уже перестал на него обижаться.

"Ты чего не спишь?"

"Не могу... Я голос слышал, в коридоре..." — Эмэт просил не рассказывать о нем самом, но не о голосе!

"Какой?"

"Странный... Он хотел кого-то убить?"

"Кто?"

"Голос".

"Малыш, тебе приснился кошмар?"

"Нет! Да пошли вы все!" — Гарри перевернулся на спину, и натянул одеяло, почти укрыв им голову.

"Эй, ты чего? — Матроскин мордочкой уткнулся в ухо мальчика, — Я не хотел тебя обижать. Ты что-то злой какой-то..."

"Извини, — Гарри развернулся, и удобно лег на спину, — Я очень устал, Матроскин. И я запутался... В том, что реально, а что — нет".

"Этот период у всех бывает. Просто запомни, что реальностью лучше считать все хорошее. Друзей, приятные вечера, интересные события. Я не знаю, реальны ли они на самом деле, но так проще".

"Кто такой Марк Моргенбессер?"

"Человек, который учился в Хогвартсе, был старостой и вообще перспективным малым. Жаль, умер".

"Он был твоим другом?"

"Думаю, что да. Его можно и так назвать. А почему ты спрашиваешь?"

"Я читал о нем в книге про старост... Помнишь, ее еще Перси читал?"

"И что там написано?"

"Ну, что Марк умер, не дожив до совершеннолетия двух дней..."

"Ага, было такое, малыш. Давай спать".

Но если Матроскин, после прогулки по Запретному лесу смог быстро уснуть, раскинув лапы на подушке, то Гарри лишь периодически проваливался в сон. Причем проваливался в буквальном смысле. И сразу же просыпался от страха. Сны человека всегда кажутся реальными, порой даже более реальными, чем явь. Только вот проснувшись, мы часто не можем их вспомнить. Но ведь во сне человек не помнит своей жизни в реальности! Значит, теоретически, каждый человек может прожить много жизней. Во сне...

Гарри осторожно отодвинул полог кровати и решил спуститься в гостиную, пока его мысли окончательно не стали походить на откровенный бред. Там можно почитать маггловскую книгу о теориях возникновения пространства, найденную в самом глубоком закутке школьной библиотеки. К удивлению мальчика, желание почитать в столь поздний час возникло не у него одного.

— Гермиона, почему ты не спишь? — Гарри забрался с ногами в кресло

— Я поздно вечером начала читать книгу, и теперь мне интересно, чем она закончится.

— И о чем ты читаешь?

— Об иллюзиях и многомерных пространствах... В общем, наверное, это все неправда. Но очень похоже на то, что со мной произошло недавно.

— Ты о дуэли?

— Да. Я поднялась на пятый этаж, но не нашла той комнаты, где она происходила. Волшебники могут расширять и создавать пространства, а магглы описывают это в теории. Парадоксально! — усмехнулась Гермиона.

— Ничего парадоксального. Всю теорию магии разработал сквиб...

— Теорию магии? Всю? Я первый раз о таком слышу. В библиотеке ничего об этом нет!

— И не будет. Эти книги запрещены к переписыванию. Возможно, где-то они и есть, но у кого именно — неизвестно. А так, это передается в форме устной традиции.

— А кто их запретил переписывать? Министерство?

— Нет. Магия. Или конкретный человек с помощью магии, я не знаю этого.

— Расскажешь?

— Может быть. Но не сейчас, пока я устал и хочу спать. Но не могу уснуть. Представляешь, я засыпаю, и сразу начинаю падать куда-то в пропасть! И от этого просыпаюсь. Слушай... а, может быть, когда человек умирает, он тоже начинает падать и просыпается в другом мире? Может, это я просто в нескольких параллельных мирах того... game over?

Гермиона скептически посмотрела на Гарри и покачала головой.

— Да, пожалуй ты права. Что-то я этой ночью генерирую бредовые идеи.

* * *

У входа в Большой зал толпилось множество людей. Несколько человек уже вошли внутрь, и все получили тыквой по голове. Школьники ругали Пивза, но улыбки близнецов Уизли и их приятеля Ли Джордана говорили о том, что полтергейст не причастен к Хэллоуинскому розыгрышу.

Профессор МакГонагалл попросила Локхарта, как преподавателя Защиты от темных искусств, разобраться со злобными тыквами. Что произошло с тыквами, было неясно, но теперь они гонялись по Большому залу за профессором в лиловой мантии, убегавшим от разъяренных символов маггловского праздника. Матроскин протиснулся вперед, и к тыквами, гоняющим Локхарта, прибавились еще и летучие мыши. Правда те, пролетев несколько метров, становились старыми газетными страницами и падали на пол. Интересно, студентов какого курса напрягли трансфигурацией "Ежедневного пророка" в летучих мышей?

"Вот так, малыш. Многие первокурсники лишились сказки!" — Матроскин, видимо, был рад этому событию.

"Почему?"

"Ну, они ожидали увидеть праздничное убранство, множество настоящих летучих мышей, почувствовать аромат тыквы... Вместо этого увидели ложь декораций. Это как если бы у магглов ребенок увидел, как папа наряжается в Санта-Клауса. А так, ничего критичного, малыш, — кот победно оглядел зал, который был сейчас в разбитых тыквах и куче старых смятых газетных листов.

Гарри, может быть, и оценил бы масштабы "разрушений", заметил радостные лица старшекурсников, и хмурые — первогодок, но у него с самого утра болела голова. Он спустился на праздничный ужин, чтобы быстро поесть, и вернуться в спальню. Но, судя по всему, поесть ему удастся не скоро. В зал только что вошел Дамблдор, тыква не сделала скидку на его возраст и статус, поэтому благополучно совершила посадку на его седоволосую голову. Директор попросил всех успокоиться, и вместе с профессорами стал приводить помещение в порядок. Забыв при этом расколдовать те тыквы, которые гонялись за Локхартом.

"Матроскин, это надолго. Пойдем спать. У меня весь день голова болит".

"Иди, малыш. Я хочу посмотреть, чем закончится представление. Я скоро приду".

Мальчик стал пробиваться сквозь толпу студентов. У него это вполне неплохо получилось, разве что ему оттоптали обе ноги. Легко отделался, в общем. Дорога была привычной настолько, что можно было о ней не думать. Но других мыслей почему-то не было. Наверно, из-за головной боли.

"Дай мне убить... разорвать..."

Гарри зевнул. За последний месяц он слышал этот голос столько раз, что уже успел привыкнуть к нему так же, как год назад быстро привык к говорящим портретам и призракам. Правда, совет Эмэта мальчик все же воспринял серьезно, и всегда старался уйти от голоса подальше.

Гостиная была пустой, как и спальня. Где-то минуту Гарри раздумывал над тем, позвать ли домового эльфа, и если да, то как это сделать, но все же решил обойтись без ужина. Укутавшись в мягкое одеяло, мальчик провалился в сон. Только в этот раз от падения он не проснулся. Решил наслаждаться им, как полетом в неизвестность.

* * *

— Гарри! Гарри, проснись же!

Мальчик разлепляет глаза. Смутный знакомый силуэт. Ну, что опять Уизли нужно? Он уснул, кажется, только минуту назад... и тут такая подлость!

— Ч-что?

— Да вставай же! Миссис Норрис нашли мертвой, ее подвесили на факеле. А твоего кота неподалеку...

— Что с Матроскиным? — Гарри сразу же вскочил.

— Ну он тоже...

— Где он? — мальчик резко вскочил, отчего у него закружилась голова, но это не помешало ему резко схватить мантию со стула.

"Матроскин! Ты меня слышишь? Ответь! Ты не мог умереть, просто не мог!"

— У профессора МакГонагалл, они с профессором Дамблдором как раз хотели тебя видеть.

Гарри накинул мантию поверх пижамы, попав в рукав только с третьего раза. Обулся, наспех завязав шнурки так, что они развязались уже на лестнице, ведущей в гостиную. И помчался в сторону кабинета декана. Рон бежал следом и не отставал, хотя его дыхание уже сбилось. Эх, не было у Уизли таких тренировок, как у Гарри, когда тот убегал от Дадли и его прихвостней.

Мальчишки вихрем ворвались в кабинет профессора Макгонагалл. Все присутствующие там, кроме Дамблдора, повернулись в их сторону. Директор так и остался стоять, склонившись над столом.

— Кошек определенно убили заклинанием. Скорее всего, Трансмогрифианской пыткой. Я столько раз видел, как оно действует! Жаль, что я не был рядом: мне известно обратное заклинание. Я бы спас... — размышлял Локхарт. Видимо, продолжил повествование, прерванное появлением второкурсников.

Минерва МакГонагалл молча указала вошедшим на диван. Рон послушно сел, а Гарри смотрел на декана... Она помогла ему в прошлом году, когда Матроскину было плохо, и сейчас он надеялся только на нее. Но женщина лишь поджала губы и отвернулась. В дальнем кресле сидел Филч, который всхлипывал и не решался посмотреть в сторону стола, на котором, должно быть, лежали Матроскин и миссис Норрис.

— В Уагадугу, — продолжал на ходу Локхарт, — было подряд несколько подобных случаев, они подробно изложены в моем жизнеописании. Помнится, я тогда раздал несколько амулетов, и бедствие прекратилось...

На хвастливую речь с неприкрытой рекламой собственных книг никто не обратил внимания, все ждали вердикта Дамблдора, который бормотал какие-то слова себе под нос.

— Они живы, — выпрямился директор.

— Миссис Норрис... — прошептал Филч, и посмотрел в сторону стола.

Гарри тоже заставил себя это сделать. На мордочке Матроскина застыло такое удивленное выражение, будто он застал Волдеморта, меняющего Снейпу подгузники и поющего колыбельную.

— Что... что с Матроскиным, профессор Дамблдор? — голос хриплый и какой-то чужой.

— Он и миссис Норрис оцепенели. От чего, я пока не знаю... Думаю, мы имеем дело с искуснейшей черной магией.

— Или родовой, или врожденной, — предположил профессор Снейп, скрестив руки на груди, и отчего-то немного весело глядя на директора.

— Это почти одно и то же, и сути дела не меняет, Северус.

— Неверные формулировки рождают неверное понимание, господин директор, — Снейп произнес это самое "господин директор" так, как даже "мистер Поттер" никогда не говорил. Столько желчи было в двух словах, что у Гарри возникло стойкое ощущение, будто сейчас продолжается какой-то давний спор, в котором директор и профессор имеют диаметрально противоположные взгляды.

— Можно снять эту... как там ее... Искуснейшую черную магию? Или родовую, или врожденную...

— Можно, Гарри, — устало говорит Дамблдор, — Но очень непросто. У профессора Спраут спеет урожай мандрогор, думаю, ты в курсе...

— Эти мандрагоры созреют не раньше мая! — воскликнул мальчик, — Скажите, нужны корни? Я ведь могу купить, нужно только снять денег, а то оставшихся не хватит.

— Успокойтесь, Поттер, — лениво произносит Снейп, — Сейчас не сезон для мандрагор, и купить вы их не сможете. Тем более, думаю грех не воспользоваться возможностью не тратить свои деньги, — сказав это, профессор почему-то смотрит в сторону директора. И снова кажется, будто этими словами он хочет сказать что-то, понятное только ему и Дамблдору.

— Это снадобье сделаю я, — не унимался Локхарт. — У меня огромный опыт! Я могу с закрытыми глазами приготовить живую воду из мандрагор...

— А я могу с закрытыми глазами проклясть, — ехидно отвечает Снейп, — Поверьте, мой дорогой коллега, у меня тоже огромный опыт!

В кабинете повисло неловкое молчание.

— Гарри, Рон, вы можете идти, — добродушно разрешает Дамблдор.

— А Матроскин?

— Думаю будет лучше, если он останется в кабинете профессора МакГонагалл.

— Поттер, а где вы были во время ужина? — Снейп сощуривает глаза.

— Я понаблюдал за взбесившимися тыквами, и решил пойти спать. Рон разбудил меня...

— Северус, ты смеешь подозревать моего студента? — вмешивается профессор МакГонагалл, — Да еще в том, что он проклял собственного кота?! Ты не знаешь, как он бежал по коридорам в конце прошлого года с котом на руках, когда кто-то неудачно пошутил, применив легилименцию к животному? А я знаю! Имей совесть!

— Успокойся, Минерва, — флегматично отвечает Снейп, — Я просто спросил. Поттер, Уизли, отбой через десять минут. Увижу ваш блуждающими по коридору — будете месяц мыть котлы в моем кабинете. Марш в свою гостиную.

Гарри с тяжелым вздохом умоляющее посмотрел на Снейпа. Но тут же отвел взгляд. Это Матроскин подменял его воспоминания на разные забавные шутки. Теперь же ему никто не поможет, пока не созреют эти мандрагоры. А в голове лишь одна мысль, даже не мысль, а простой вопрос: "За что?"

— Мне жаль, Гарри... Правда, — тихо произносит Уизли в коридоре. Он не умный, иногда противный и завистливый, часто лезет куда не нужно, но все же и доброты в нем немало.

— Где именно их нашли?

— В коридоре на втором этаже. Там кто-то потоп устроил, а на стене надпись была кровавая. "Враги Наследника трепещите. Тайная комната снова открыта", или как-то так.

— Идем в этот коридор.

— Будем проводить свое расследование? — Рон приободрился.

— Ага.

В коридоре не обнаружилось ничего сверх того, о чем уже итак сказал Рон. Разве что, бессмысленным и единственным уточнением стало то, что затопили коридор из женского туалета.

— Есть идеи? — спросил Рон, проводя пальцем по кровавой надписи. Судя по запаху, исходящему от нее — это обычная краска.

— Есть. Поймать домовика Малфоя и дать ему в морду. А потом напоить Веритасерумом, и спросить обо всем, что здесь происходит. Уверен, он в курсе!

— Думаешь, об этом он тебя предупреждал?

— Полагаю, что так. Слушай, Рон... ты только не обижайся, но мне сейчас нужно кое-что проверить. Я вернусь через час. Если Гермиона еще не спит, можете подождать меня в гостиной?

Рон кивнул.

— Вот и отлично! Мне есть что сказать, полагаю, Гермионе — тоже. У нас будет совет.

— Военный?

— Мерлин упаси.

* * *

Три раза в одну сторону, три раза в другую. В голове мысли смешались, так, что уже неизвестно, сможет ли Выручай-комната вообще их разобрать. "Хочу знать правду" сменяется на "Хочу увидеть Матроскина", и к этому прибавляется простое человеческое желание поесть, все— таки ужин Гарри проспал. И теперь, когда дверь в стене все же появилась, Гарри искренне надеется, что Комната поймет его желание правильно, и он не увидит там суп с котом и какую-нибудь маггловскую газету, вроде "Всей правды о знаменитостях", что выписывает тетушка Петуния.

Матроскин развалился на подлокотнике кресла, усы дергаются. Наверно, ему снится сон. Гарри улыбается, и гладит кота.

"Я так надеялся, что смогу увидеть тебя здесь!"

"Лучше бы не увидел, — Матроскин открывает один глаз, — То, что я здесь говорит о том, что кабинет МакГонагалл паршиво охраняется! А вдруг меня украдут?"

"Ты настоящий?"

"Игрушечный".

"Я серьезно спрашиваю, Матроскин!"

"А я серьезно отвечаю. Я иллюзия, сам ведь знаешь. Или даже воспоминание обо мне. Твое воспоминание".

"И ты не помнишь, кто тебя проклял?"

"Ну и зачем ты всякие глупости спрашиваешь? Я ведь твое собственное воспоминание! Как я могу помнить то, чего не было?"

"Как ты думаешь, тот голос, что я слышу уже почти целый месяц, может иметь к нападению какое-то отношение?"

"Вполне. Спроси Эмэта, он вроде бы что-то знает. Он весьма любопытный, хоть и немного того..."

В Выручай-комнате, рядом с креслом, в котором со всей, присущей представителям семейства кошачьих, гордостью восседал кот-воспоминание, возникла молодая домовая эльфийка в фартуке с гербом Хогвартса.

— Молодой господин проголодался? — спросила она писклявым голосом.

— Ага, слона бы съел.

"Главное, что не кота!"

"Хочешь чего-нибудь, пока есть возможность?"

"Фи! Еда — это для простых смертных. У нас, Богов, иная пища!"

Видимо, воспоминание сохраняло и свойства характера. Даже немного преувеличивало их. Через пять минут Гарри, сидя в удобном кресле бежевых тонов (от красного цвета, в котором был выполнен интерьер башни Гриффиндора, уже хотелось лезть на стену) и гладя кота, вполне реального, если судить по ощущениям, размышлял. Над тем, кто виноват, и что делать...

* * *

Франсуа Вийон, "Баллада Противоположностей".

Извиняюсь перед всеми за жестокое обращение с животными, то есть, с Матроскиным. Просто в этом году в Хогвартсе появился великий и ужасный открыватель Тайных комнат, и если при Дамблдоре кот шифровался, то в гостиной он не особо переживал над особенностями поведения и восприятия, так как сильных легилиментов в числе школьников, полагаю, не имелось. Наблюдательный мистер Волдеморт мог заметить неладное изахотеть ликвидировать подозрительный объект.

— Голос? — повторила Гермиона, довольно громко, после чего на нее зашипели одновременно Гарри и Рон. Никакого чувства такта, она же могла разбудить Лонгботтома, заснувшего над одной из книг Локхарта!

— Да, я слышал его много раз. Последний раз — сегодня перед нападением. Полагаю, это может иметь какое-то отношение к происходящему.

— Но почему ты не сказал нам раньше? — возмутилась Гермиона.

— Потому что не хотел, чтобы меня считали психом, которому мерещатся голоса, исходящие из стен! А почему ты никому, кроме меня не рассказала о дуэли? — Гарри приподнял бровь.

— Какой дуэли? — Рон непонимающе уставился на Гарри.

— Это... личное, — поспешила ответить Грейнджер.

— Как и голоса в моей голове. Просто мне сейчас кажется, что это все паззлы одной мозаики, понимаешь?

— Я ничего не понимаю! — категорично заявил Уизли.

— В общем, помнишь, когда я попала в Больничное крыло... Тогда произошла дуэль у Гарри с Малфоем, которой на самом деле не было, только вот к мадам Помфри я все равно попала...

— Спасибо, Гермиона. Теперь мне все стало ясно, — язвительно сказал Рон.

— Да это и не так важно. Просто дуэли не было, Гарри все время находился в гостиной, но... такое чувство, что одновременно в разных местах происходят события, которые никак не могут происходить одновременно! — сказав это, девочка выбежала из гостиной.

— И что это было? — озадаченно спросил Уизли.

— Не знаю. Может быть, у нее начался переходный возраст? Ей ведь уже тринадцать...

— Ага, а ты заметил, у нее уже начали расти... Хотя, под мантией не так заметно, конечно...

Гарри внимательно посмотрел на приятеля, отчего тот густо покраснел и отвернулся. Эх, Матроскин, Матроскин... ты пропустил исторический момент! Рон Уизли так и не научился контролировать эмоции и магию, зато уже интересуется тем, что у Гермионы появляется грудь!

Сама Грейнджер, как оказалось, ни на кого не обиделась, и переходный возраст ни в коей мере не отразился на ее действиях. Она вернулась с книгой в руках.

— Это маггловская псевдонаучная книга о параллельных мирах! — заявила она, усевшись в кресло, не обращая внимания на красного Рона, — Здесь описываются причины, по которым люди из этих параллельных миров могут встретиться. В общем, считается, что каждый наш поступок порождает последствия. И одна из причин пересечения миров — это когда разные поступки приводят к одному итогу. Предположим, один человек имел свой крупный бизнес, потом совершил какой-то проступок, теперь он объявлен в розыск. До этого он жил в роскошном доме в пригороде Лондона, ездил на работу на машине с личным водителем... Но его имущество конфисковали, а он вынужден скрываться. И вот он идет, набросив на голову капюшон, по одной из лондонских улиц в не самом благополучном районе... В параллельном мире он не состоялся, как личность. Он ничего не добился и всегда жил в этом районе. И они могут встретиться на этой улице! Миры параллельные, выбор, который они делали, вел их по разным жизненным путям, но итог все равно один!

— Это, безусловно, очень интересно, но к чему все это? — нахмурился Гарри.

— Между прочим, здесь сказано, что это реальная история... Правда, я не уверена, что такой книге можно верить. Просто мне показалось, что в той дуэли словно встретились два параллельных мира...

— Похоже на бред, — озвучил свое мнение Рон.

— Возможно, — согласилась Гермиона, — Но я хотя бы стараюсь найти ответ! Можно рассказать обо всем учителям...

— Точно! Нам нужно пойти к Дамблдору! — поддержал идею Уизли.

— Друзья мои, — Гарри откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся, — Мы в прошлом году уже пытались решить проблему, рассказав о ней МакГонагалл. Я думаю, все помнят, чем это закончилось.

— Но, может быть, теперь они к нам прислушаются! Ведь они тоже помнят, чем это закончилось! — парировала Гермиона.

— И как ты себе это представляешь? — Гарри посмотрел на подругу так, словно она не понимала самых элементарных вещей, — Здравствуйте, профессор Дамблдор, я хочу вам сказать о том, что слышу голоса в стенах, а Гермиона участвует в дуэлях, которых не было. Она может рассказать вам увлекательную историю из маггловской книжки про то, как пересекаются параллельные миры. Пожалуйста, не отправляйте нас в клинику Святого Мунго. Мы — не психи!"

Девочка захлопнула книгу, и посмотрела сначала на Гарри, потом на Рона.

— У вас есть еще какие-то идеи? — сказав это, Гермиона закинула ногу на ногу, и скрестила руки на груди, всем своим видом показывая недовольство.

— Нам нужно узнать историю о Тайной комнате. До этого мы можем лишь строить нелепые догадки, — сказал Уизли.

— Я тоже так считаю, — поддержал Гарри, — Нам нужно то, отчего мы можем отталкиваться.

— О Тайной комнате говорилось в "Истории Хогвартса", но я не обратила на это внимание. А книга осталась дома... Я совершенно не помню легенду.

— Правда, не помнишь? Удивительно! — поддел подругу Рон, за что в него сразу же полетела подушка.

* * *

— Легенда гласит, что это чудовище, которое будет повиноваться лишь наследнику Слизерина, — закончил свой рассказ профессор Бинс в гробовой тишине.

Призрак обвел глазами притихших второкурсников, удивился такому состоянию студентов, обычно переговаривающихся на его уроках. И поспешил добавить:

— Никакой Тайной комнаты не существует! Замок не раз обыскивали и даже перестраивали! Нет Комнаты, нет чудовища! Это всего лишь легенда.

— Сэр, но ведь вы сказали, — подал голос Симус Финниган с задней парты, — Что открыть Тайную комнату может лишь наследник Слизерина. Не значит ли это, что просто никто не мог найти эту комнату?

— Глупости! — запищал профессор, — Это все глупости! Если даже ни один директор...

— Может быть, просто здесь нужна настоящая черная магия, — предположил Финниган, — а в школе таких магов не было... — сказав это, Симус с презрением посмотрел на слизеринцев, сидящих на первом ряду. Камень был брошен именно в их огород, они же кичатся тем, что знают темную магию...

— Если волшебник не прибегает к темной магии, это не значит, что он не владеет ею! — возразил профессор.

Гарри на этот глупый спор не обращал внимания. Как там сказал Дамблдор... искуснейшая черная магия? И тут же Гарри вышел из собственной рефлексии, вспомнив слова Снейпа, что эта магия может быть или родовой, или врожденной.

— Гермиона, — Поттер толкнул подругу локтем, — Я кое-что вспомнил. Потом скажу, только напомни мне.

— Салазар Слизерин был чокнутым, — говорил после урока Рон, — Вот оказывается, кто заварил всю эту чашу с чистотой крови...

"Чаша с чистотой крови... Чаша с чистотой крови? — Гарри думал над разницей между родовой и врожденной магией, поэтому выхватил лишь одну фразу, которая, по его мнению, странно звучала, — Это чаша с кровью в прямом смысле или с чистотой? В последнем случае, это будет уже чаша в метафорическом смысле. Или здесь такой смысл имела чистота?"

— Если бы Шляпа отправила меня в Слизерин, я бы не раздумывая уехал домой, — продолжал Уизли.

Гермиона согласно кивнула.

— В моем случае Шляпа сомневалась между Рейвенкло и Гриффиндором.

— А меня сразу отправила в Гриффиндор! — гордо заявил Рон, — А у тебя как проходило распределение, Гарри?

— Шляпа тоже сомневалась...

— Между какими факультетами?

— Привет, Гарри! — в толпе появился Колин Криви.

— Привет, Колин.

— Ты знаешь, один мальчик из моего класса сказал, что ты...

Но в этот момент толпа, направляющаяся в Большой зал, подхватила маленького Криви, и он не успел договорить.

— И что сказал его одноклассник? — поинтересовалась Гермиона.

— Полагаю, что я наследник Слизерина.

После этого Рон громко заржал, невнятно произнеся что-то вроде: "чего только не придумают", а Гарри стало так грустно... Он вспомнил, как один мальчик из Хаффлпаффа после Травологии убежал, увидев его. Какие-то люди странные! Знали бы они, как у него на душе паршиво от того, что произошло с Матроскиным! Если он бы и был этим наследником, то у него явно наблюдались бы суицидальные наклонности. Кот был словно частью его личности, это кем нужно быть, чтобы вредить самому себе?

— Гермиона, ты думаешь, Тайная комната существует? — спросил Гарри.

— Кто знает, — пожала плечами Грейнджер, — Дамблдор не смог расколдовать Матроскина и миссис Норрис, а он — самый сильный волшебник из всех! Полагаю, их мог заколдовать... не человек.

— А кто? Банши что-ли? — удивился Рон, — Колдовать могут только люди.

— Или магические звери, Рон, — снисходительно произнесла Гермиона, — Гарри, так что ты хотел рассказать на уроке Истории магии?

— Когда произошло нападение, меня с Роном позвали в кабинет МакГонагалл. Дамблдор предположил, что была использована искуснейшая черная магия, но Снейп перебил его. Он сказал, что это может быть еще и родовая магия или врожденная. Я не знаю в чем между ними разница.

— Я тоже... Нужно будет поискать в библиотеке!

— Гермиона, — Гарри остановился, — В библиотеке ты не найдешь ничего ни о черной магии, ни о чем-то подобном. Там всего лишь книжки для школьников!

* * *

— Мы вчера с Дином хотели нарисовать плакат, но я уснул, — вздохнул Финниган.

— Я думаю, что Гриффиндор проиграет, — меланхолично заметил Гарри.

— Да я смотрю ты активно болеешь за наш факультет! — обиделся Симус.

— Как и ты. Намерения человека не играют существенной роли, если остаются лишь намерениями. Итог ведь один, мы идем без плаката. Наверно, мы могли бы сейчас встретить тебя, если бы ты нарисовал плакат в параллельном мире, но его сгрызла Короста...

— Что?

— Да, это все Гермиона со своими теориями...

— А я здесь причем? — возмутилась Грейнджер.

Гриффиндорцы после завтрака шли на стадион. Первый матч по квиддичу — величайшее событие в школьной жизни! Такое нельзя пропускать, а то потом весь день придется объяснять всем, что ты не хотел никого обижать своим отсутствием. Гарри прихватил с собой книгу о зельях, чтобы совсем не заскучать.

Второкурсники заняли удобные места, матч начался. На трибунах было шумно. Школьники громко радовались каждому мячу, попавшему в кольца противников.

"Напиток живой смерти — сильнейшее снотворное. Нередко его использовали для того, чтобы похоронить людей заживо. Это было наказанием за особо опасные преступления. Сегодня единственная казнь, используемая в Великобритании — это поцелуй дементора. Любые другие виды казней запрещены.

Неправильная дозировка снотворного способна привести к смерти. Нередки случаи, когда после использования Напитка живой смерти у людей начинаются проблемы с работой сердечнососудистой системы.

При применении данного снотворного человек как-бы впадает в кому. Многие рассказывали о том, что видели свое тело со стороны и думали, что уже умерли. Некоторые же со стороны видели свою жизнь, при этом события в той жизни отличались от тех, что они помнили. У них были другие семьи, другая работа, другой дом. Ученые сходятся во мнении, что это сказывается субъективное восприятие своей жизни. Человек не раз за свою жизнь обдумывает те или иные поступки и понимает, что сейчас он поступил бы по-другому. Соответственно в состоянии глубокого сна, он видит то, что сам предполагает. Своего рода варианты бытия, но они не объективны. В них есть лишь то, что человек сам представлял.

К таким выводам позволяет прийти тот факт, что почти всегда человек в той жизни, которую он видит, более счастлив. Это свидетельствует о том, что он сомневается в каких-либо поступках, считая, что должен был поступить иначе..."

За чтением статьи о Напитке живой смерти Гарри не заметил, что на стадионе стало более шумно, чем обычно. Как и не заметил причины волнений. А они были связаны со взбесившейся метлой нового ловца Слизерина — Драко Малфоя. И Поттер, увлекшись статьей, так и не понял, что Малфой не справился с управлением и приземлился не куда-нибудь, а прямо на голову Гарри. Это все он узнает позже, когда очнется в Больничном крыле.

* * *

Гарри проснулся поздно. Огляделся. В темноте он мог различить лишь силуэты кроватей и тумбочек. Кто-то плотно задвинул шторы, поэтому лунный ночной свет практически не проникал в больничную палату. Лишь под дверью отчетливо различалась полоса яркого света — коридор, ведущий к апартаментам мадам Помфри, освещался в любое время суток. Ведь кому-то из пациентов может стать хуже, нельзя тратить драгоценное время на зажигание факелов! И неважно, что у волшебника это отнимет лишь несколько секунд.

Некоторое время Гарри просто сидел на узкой кровати, пытаясь вспомнить, как он здесь оказался. Вроде бы сидел на трибуне, читал... Так и не восстановив в голове последующие события, мальчик откинулся на подушку. Но сразу же подскочил снова, пытаясь понять, где его палочка. Полоска света под дверью стала шире, в проеме показался силуэт. А палочки так и не было.

— Не паникуй, — приказным тоном сказал вошедший, — Я всего лишь принес тебе подарок.

— Кто это?

— Эмэт. Прости, заходить днем я не решился, — подросток сел на край кровати, — Держи виноград. И рисунок.

— Какой рисунок?

— Томас и Финниган нарисовали твоего кота, только им никто не сказал, что оставлять свое творчество в кабинете Зельеварения — не лучшая идея. А если бы они срисовывали девушек с журналов для взрослых? Хорошо, что это всего лишь кот... Здесь темно, утром посмотришь.

— Может быть, ты мне ответишь на вопрос, что я здесь делаю?

— О, ты на трибуне поймал Драко Малфоя, — усмехнулся слизеринец.

— Что за бред?

— Это правда. Он свалился на тебя с приличной высоты. Сегодня в нашей гостиной его хотели проклясть. Флинт даже сказал, что устроит ему темную за такую игру. Свалит все на гриффиндорцев, как обычно.

— И почему именно на меня... — вздохнул Гарри.

— Потому что есть люди и всякие существа, от которых только одни проблемы. И ты не избавишься от этих проблем, не избавившись от некоторых идиотов.

— Ты о чем?

— Иногда Авада Кедавра — единственный выход из ситуации. Можно убить себя, можно того, кто виноват в твоих бедах... Ладно, Поттер, я пойду. Виноград я принес, рисунок тоже, о том, как ты попал в Больничное крыло рассказал. Больше мне здесь делать нечего.

После ухода слизеринца Гарри отложил виноград на тумбочку и попытался присмотреться к рисунку. Дин Томас был неплохим художником, но сейчас оценить его творчество не представлялось возможным. Мальчик отложил и рисунок, решив посмотреть его завтра. Он завернулся в одеяло и еще некоторое время прислушивался, будто ожидая чего-то. Но комната оставалась такой же темной и тихой, только теперь Гарри понял, что находится здесь не один. На соседней кровати он слышал дыхание. Должно быть, Малфою тоже досталось. Так ему и нужно!

Поттер повернулся спиной к той кровати, где спал Малфой, и спустя некоторое время уснул. Но поспать спокойно ему не удалось. Вскоре он проснулся от ощущения, будто кто-то на него смотрит. Ощущения не подвели, и Гарри подскочил на кровати с мыслями о том, что администрации Хогвартса не мешало бы побеспокоиться об охране Больничного крыла.

— Ну, прям ночь неожиданных посетителей... — пробубнил себе под нос мальчик, — Что ты здесь делаешь, Добби?

Гарри сощурил глаза, чтобы лучше видеть. Своими глазами величиной с теннисный мяч домовик жалобно глядел на мальчика, и по его длинному острому носу бежала слеза.

— Гарри Поттер снова в школе, — прошептал он, — Добби предупреждал Гарри Поттера. Предупреждал! Ах, сэр, почему вы не послушали Добби?

— Что. Ты. Здесь. Делаешь? — зло зашипел Гарри, — Тебе было мало того, что ты устроил в доме моих родственников? Тебе было мало того, что ты закрыл барьер между платформами? Я видеть тебя не желаю!

Добби посмотрел на свои забинтованные руки. Гарри стало немного жаль сумасшедшего эльфа, но он постарался не думать об этом.

— Добби был ошарашен, когда узнал, что Гарри Поттер вернулся в школу, — он даже сжег обед хозяина. Добби так выпороли, сэр, так выпороли...

— Ты заслужил! Кто тебя просит лезть туда, куда не следует?

— Гарри Поттер должен вернуться домой! Добби думал, что попав в Больничное крыло...

— Что? Так это ты сбросил Малфоя с метлы? Ну, хоть что-то хорошее ты сделал! Или ты хотел убить меня таким изощренным способом? — мальчик внимательно посмотрел на домовика.

— Убить? — испуганно прошептал Добби, — Что вы, никто бы не умер, Добби все контролировал. Вам нельзя оставаться в школе. Здесь опасно!

— Я не вернусь к Дурслям! И здесь мой кот, если ты не знаешь!

— Добби знает. Но вам нельзя оставаться в школе. Добби помнит, как относились к домовым эльфам до падения Темного Лорда. Вы видите эту наволочку? Это знак позора, порабощения. Раньше к нам относились, как к отребью, как к крысам.

— Судя по твоей одежде, ничего не изменилось, — заметил Гарри.

— Вы не понимаете! Вы стали для нас символом борьбы за свои права! Сейчас в Хогвартсе будут происходить страшные события, они уже начали происходить. Тайная комната снова открыта и...

— Значит, она существует?

Домовик понял, что проговорился и сейчас на его лице читались противоречия: наказать себя или вести себя тихо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

— Не спрашивайте Добби! Не спрашивайте! Страшные дела будут твориться в школе, Гарри Поттер должен уехать.

— Никуда я не поеду! Я уже сказал, здесь мой кот. Да я и не магглорожденный, к тому же. Зато моя подруга из семьи магглов и ей опасность будет грозить в первую очередь.

— Гарри Поттер готов отдать жизнь за друзей! — воскликнул домовик, — Как он отважен! Как храбр! Но он обязан спасти себя. Гарри Поттер не может...

— Прости, Добби! — прошептал Гарри, которому все это надоело, — Малфой! Малфой, проснись, идиот! Пожар!

Добби моментально исчез, щелкнув пальцами. Драко подскочил на соседней кровати, озираясь по сторонам.

— Что горит? Где пожар? — испуганно прошептал он, отчего Гарри развеселился.

— Твой дом горит, только что Добби сказал! Откуда у вас взялся этот бешеный эльф?

— Какой Добби? — никак не мог понять Малфой.

— Тихо!

В коридоре послышались шаги.

— Быстро ложись! — шепотом скомандовал Гарри, заваливаясь на подушку и укрывая ноги одеялом.

В палату, пятясь, вошел Дамблдор в длинном шерстяном халате и ночном колпаке, за ним — профессор МакГонагалл. Они внесли что-то вроде статуи и положили на свободную постель.

— Сходите за мадам Помфри, — шепотом попросил Дамблдор.

Профессор МакГонагалл прошла мимо кроватей, на которых притаились Поттер и Малфой, и вышла в коридор. Послышались взволнованные голоса, и в палату вместе с профессором МакГонагалл вошла мадам Помфри, торопливо натягивая кофту поверх ночной сорочки. Увидев статую, мадам Помфри ахнула.

— Что случилось? — спросила она шепотом у Дамблдора и склонилась над неподвижной фигурой.

— Новое нападение, — объяснил директор. — Мы с Минервой нашли его на лестнице.

— Рядом валялась гроздь винограда, — добавила профессор МакГонагалл, — должно быть, он шел навестить Поттера.

У Гарри по спине побежали мурашки, он слегка приподнялся, чтобы посмотреть, кто же еще нес ему виноград. Как раз вовремя, Дамблдор и МакГонагалл стояли спиной к кроватям и загораживали мадам Помфри. На кровати лежал Колин Криви. В руках у него был фотоаппарат, а в открытых глазах его застыл страх.

— Да, — ответила профессор МакГонагалл. — Подумать только... Не пойди Альбус вниз за горячим шоколадом, кто знает, что бы тогда...

Теперь все трое глядели на Колина. Дамблдор нагнулся, покрепче ухватил фотоаппарат и вырвал его из рук Криви.

— Может, он успел снять нападавшего? — предположила профессор МакГонагалл.

Дамблдор открыл крышку фотоаппарата: из камеры повалил дым, Гарри даже за три кровати почуял запах горелого пластика. Мадам Помфри отступила на шаг и растерянно прошептала:

— Надо же, расплавилась...

— Что же это значит, Альбус? — спросила профессор МакГонагалл.

— То, что Тайная комната действительно открыта, — ответил тот.

Мадам Помфри в страхе прижала ладонь ко рту. Профессор МакГонагалл вопросительно глянула на Дамблдора.

— Альбус, но кто же?..

— Вопрос не в том, кто, — не отрывая глаз от Колина, ответил Дамблдор, — а в том, как... Идем, Минерва. Сейчас мы ему не сможем помочь.

Дамблдор и МакГонагалл удалились. Бросив последний взгляд на оцепеневшего ребенка, следом за ними вышла и мадам Помфри.

— Ты это слышал, Малфой? — прошептал Гарри, после того, как дверь за школьной медсестрой закрылась.

— Я не глухой, Поттер! — огрызнулся Малфой, — Не судьба тебе поесть виноград.

— У меня на тумбочки есть еще гроздь... Будешь?

— Иди к Моргане! Зачем ты меня разбудил вообще?

— Я как чувствовал, что ты можешь пропустить что-то интересное!

— Что ты там говорил про Добби?

— Да я пошутил просто, — отмахнулся Гарри. Каким бы противным не был этот чокнутый домовик, мальчик не хотел, чтобы у него возникли проблемы, — Ну и как ты думаешь, кто этот наследник? Знаешь, у нас на факультете некоторые тебя подозревали. А я всегда говорил, что это полный бред. Такой жалкий человек, как ты, не может быть наследником Слизерина!

— Знаешь, у нас на факультете некоторые подозревали тебя. Я им говорил примерно так же.

— У тебя даже фантазии нет, говоришь то же самое, что и я! — сказав это, Гарри бросил в соседа по палате подушкой. Ответная подушка не заставила себя ждать.

* * *

— Дуэльный клуб — это здорово! — произнес Рон, читая объявление у входа в Большой зал, — Ты запишешься, Гарри?

— А кто ведет?

— Надеюсь, это будет профессор Флитвик, — ответил Невилл, — Раньше он был лучшим дуэлянтом в Британии. И не смотри на меня так, Дин, рост волшебника в дуэлях не имеет никакого значения.

— Я, пожалуй, тоже запишусь, — решила Гермиона.

— А тебе зачем? Ты же девочка? — спросил Уизли, после чего Грейнджер смерила его презрительным взглядом.

— Рон, Гермиона, запишите меня. Я вспомнил, что мне нужно сообщить МакГонагалл, что я остаюсь в школе на каникулы. Еще забуду, и мне придется ехать к Дурслям.

— Хорошо, дружище, — Рон стукнул Гарри по плечу так, что Гарри захотел ударить его еще сильнее в ответ. Ну, хоть бы научился свою силу рассчитывать, что ли!

Но вместо кабинета декана Гриффиндора, Поттер направился на восьмой этаж.

— Хочу поговорить с Матроскиным. Хочу поговорить с Матроскиным. Хочу поговорить с Матроскиным, — прошелся он перед гобеленом с троллями в балетных пачках.

В этот раз Выручай-комната почему-то приняла облик Больничного крыла. Даже Колин Криви обнаружился на одной из кроватей. Матроскин спал на соседней.

Гарри подошел к Криви, потрогал его руку. Холодная! Наверно, температура тела при оцепенении понижается на несколько градусов. Он боялся гладить Матроскина в таком состоянии, но в кабинет МакГонагалл наведывался регулярно. Профессор тактично оставляла его одного, и он подолгу смотрел на кота. Но теперь, когда он потрогал руку Криви, ему стало не по себе. Должно быть, такими холодными бывают только мертвецы...

"Матроскин! Мне страшно! — обратился он к иллюзии живого кота, — Ты сейчас, наверно, такой же холодный..."

"Я не жалуюсь. Более того, я понятия не имею, как я себя чувствую", — лениво отозвался кот.

Гарри погладил Матроскина. Живой, пушистый.

"Если ты здесь, значит, ты еще жив?"

"Убить меня вообще трудно. Я неуловимый мститель!" — гордо произнес кот.

"Я хочу с тобой посоветоваться..."

"Мог бы и с зеркалом поговорить. Эффект был бы таким же!"

"Знаю. Но я бы чувствовал себя по-дурацки. А если бы кто-то услышал... У меня из головы все никак не выходит тот виноград".

"Я не люблю виноград, это же не мясо!" — Матроскин перевернулся на живот и потянулся на белых простынях.

"Да это сейчас не важно. Эмэт принес мне виноград. Криви тоже нес мне виноград, правда, у него это не вышло. Есть ли между этим какая-то связь?"

"Возможно. Ты считаешь, что Лонджиус может быть наследником Слизерина?"

"Ну не Малфой же им является, в самом деле! Кстати, Дин очень хорошо нарисовал тебя! А Финниган оживил картину так, что теперь ты на ней забавно зеваешь. Хочешь, покажу?"

"Да я уже видел. Передавай им мое кошачье спасибо".

— Если наследник Слизерина не Малфой, то кто тогда? — спросил, в очередной раз Рон. За последние две недели он задавался подобным вопросом едва ли не каждый день.

— Мы не знаем, Рон! — с раздражением в голосе ответила Гермиона. Разочарования Уизли по этому поводу ей было не понять. Ну, не Малфой, так не Малфой. Семейные ценности рыжеволосого семейства, вроде традиционной неприязни ко всему слизеринскому чистокровному семейству, ей были далеки.

А Гарри молчал и хмурился. Отчего-то делиться с кем-то подозрениями по поводу того, кто может являться наследником, мальчик не хотел. Матроскина ему очень не хватало, он бы помог разобраться!

— Пора, — отозвался Гарри, до этого старавшийся слиться с диваном и выглядеть предметом интерьера, чтобы его не замечали.

— О, Гарри! — удивился Рон.

Поттер посмотрел на Уизли, не понимая, что произошло.

— Тебя здесь до этого не было, а потом ты раз... и в кресле сидишь!

Похоже, слиться с мебелью получилось буквально...

— Ты выучил маскировочные чары, Гарри? Я читала о них, но это курс ЖАБА, и что бы я не пробовала — у меня ничего не выходило! Как у тебя получилось?

— Случайно, — вздохнул Гарри и, глядя на Рона, добавил, — Честно. Как в детстве, понимаешь? Стихийная магия, все такое?

— Аа... — разочарованно протянул Уизли, рассчитывающий, что друг научит его маскировочным чарам.

Пусть сам всему учится! Сейчас Гарри злился. На себя, на Рона, даже на Матроскина за то, что тот не пошел с ним, а решил наблюдать за тыквами, норовившими упасть на седовласую, мудрую голову. Если бы кот тогда ушел с ним в спальню... Он чувствовал, что упускает что-то важное, в том числе и в своем образовании. Даже по собственному подсознанию Гарри пока боялся бродить без Матроскина. Что говорить о легилименции по отношению, скажем, к Рону? Вдруг окажется, что тайной мечтой его друга является разрешение однополых браков и свадьба с Дамблдором. Он же так любит директора! И как потом бедному мальчику жить с подобным знанием?

Коридоры Хогвартса были привычно-скучными, лица школьников кислыми, будто все дружно решили съесть по лимону. Или Гарри так только казалось? Сейчас он понимал... понимал, что запутался.

— Это очень правильно, что в школе открывают дуэльный клуб! — раздался неподалеку голос Симуса, — Весьма кстати.

— Что, хочешь вызвать на дуэль слизеринское чудище? — решил съязвить Рон.

— Нет, — злорадно ухмыльнулся Финниган, — Хочу, чтобы я не стоял, как ты, размахивая руками, когда будут оскорблять моих родителей.

Рон возмущенно открыл рот, и стал размахивать руками, подтверждая свою стандартную реакцию на любое оскорбление. Да что ж за день такой сегодня? Мир окончательно сошел с траектории нормальности? Теперь уже гриффиндорцы друг с другом ссорятся!

В Большом зале, столы в котором были сдвинуты к стенам, а в центре установлен помост, столпились почти все школьники.

— Противостоять чудищу решили научиться все, в том числе и сами слизеринцы! — заметил Невилл.

— Ну, а что? Вдруг это чудище слепое, а по запаху оно не умеет отличать чистокровных от магглорожденных? — предположил Гарри, — Или в школе скоро начнут продавать духи с ароматом "чистой крови", и зверь не сможет отличить своих от чужих, — мальчик нес всякую ерунду, не желая ни с кем говорить на важные темы. Он высматривал в толпе Эмэта.

— А это неплохая идея для бизнеса, — показалась неподалеку голова Фреда Уизли... или Джорджа.

— Определенно неплохая! — подхватил второй близнец, возникший рядом с Роном.

— А еще мы можем запустить в продажу духи "Наследник Слизерина".

— Или "Мальчик-Который-Выжил"!

— Да, Дред, ты только представь рекламную вывеску: "Духи, которые защищают от Авады"!

— Нет, не так, братец Фордж, — Уизли поднял бровь, и томным голосом, каким часто вещали в рекламе всякого барахла по телевизору, продолжил, — Будь уверен в себе. Настоящие мужчины выбирают туалетную воду "Победитель Наитемнейшества". Будь сильным! Будь на стороне победителей!"

Да, сегодня был определенно особенный день — день абсурда. Удачным его завершением стал выход на сцену, то есть, помост, сияющего Локхарта, который выглядел так, будто только что аппарировал из маггловского спектакля. Эффектное появление под аплодисменты девочек дополнил тихий комментарий Финнигана:

— Будь на стороне победителей. Сила — в правильной укладке волос!

— Меня всем видно? Всем слышно? Прекрасно! Профессор Дамблдор одобрил мое предложение создать в школе дуэльный клуб. Посещая клуб, вы научитесь защищать себя, если вдруг того потребуют обстоятельства. А мой жизненный опыт подсказывает — такие обстоятельства не редкость. Читайте об этом в моих книгах. Ассистировать мне будет профессор Снейп, — улыбаясь, говорил Локхарт.

Гарри расхотелось посещать дуэльный клуб. На уроках по Защите ему итак приходилось, изображая оборотня, выть на луну. Ну, на люстру, в смысле. Мальчик даже как-то задумался, сработает ли это умение, как способ защититься от врагов. Ведь говорят, что иногда полезно сбить противника с толку. Пожалуй, он бы сам растерялся, если бы кто-нибудь в Лютном переулке внезапно стал выть.

— Профессор Снейп немного разбирается в дуэлях, как он сам говорит, и любезно согласился помочь мне. Сейчас мы вам продемонстрируем, как дуэлянты дерутся на волшебных палочках. О, не беспокойтесь, мои юные друзья, я верну вам профессора зельеварения в целости и сохранности.

Теперь уже Гарри представил, как Снейп вместо того, чтобы сбить противника с ног, решает сбивать его с толку, воя на луну. Сейчас как раз полнолуние, и в Большом зале, несмотря на множество свечей, мешающих обзору, ночное светило прекрасно видно. Тут большинство студентов со страху в штаны свои дела бы сделали, начни Снейп выть. Ауууу!

Судя по удивленным лицам школьников, застывшему Локхарту и приподнятой брови Снейпа, Гарри сказал это вслух. Вернее, завыл. Мальчик зевнул, протер рукой глаза.

— Простите, я задремал, — с улыбкой сказал он, после чего некоторые еще продолжали смотреть на Гарри. Ну, задумался он, с кем не бывает!

Через пять минут показательная дуэль Локхарта и Снейпа началась. А через пять с половиной — закончилась падением преподавателя Защиты от темных искусств с помоста. Слизеринцы заулыбались, они-то, понятное дело, были за своего декана. Другие же факультеты проявляли единогласное равнодушие с примесью сочувствия и недоумения. А Гарри захотелось снова завыть. На этот раз осознанно. От разочарования в уроке дуэлей и зря потраченного времени.

Локхарт, поднявшись обратно на дуэльный помост, стал говорить, что разгадать прием Снейпа было очень легко, и поэтому он решил показать всем, что бывает с теми, кто хлопает глазами во время дуэлей. Какая-то девочка, мило улыбаясь, подала этому чуду природы его палочку, закатившуюся куда-то под стол к самой стене. Локхарт снова вещал, не обращая внимания на пыльную мантию и грязную щеку. Вот бы его сейчас сфотографировать, так Криви не вовремя умудрился встретиться со зверюшкой одного из основателей.

— Я сейчас разобью вас на пары. Профессор Снейп, будьте любезны, помогите мне, — это была единственная здравая мысль Локхарта за сегодняшний вечер.

— Уизли! — кивком головы Снейп поставил Рона в пару с Симусом, — Поттер! — второй кивок указал на Малфоя.

— Ауууу! — радостно завыл Гарри.

— Поттер! Прекратите этот цирк! У вас синдром дефицита внимания? — язвительно поинтересовался профессор.

— Конечно! — пожал плечами Гарри, направляясь к ухмыляющемуся Малфою.

— Прекрати скалиться, не видишь, у меня настроение паршивое! — заявил мальчик слизеринцу, отчего тот еще шире ухмыльнулся.

— Тебя не учили манерам, Поттер?

— Конечно не учили, я ведь жил у неотесанных магглов, а они, как тебе известно, отбросы общества.

Драко раздумывал над ответом несколько секунд, ведь это он должен был сказать про неотесанных магглов! Но когда обидный ответ уже был готов, Локхарт скомандовал всем расходиться по дуэльным позициям. Удивительнее всего было то, что про эти позиции никто и словом до этого не обмолвился. Поэтому Гарри просто стоял, облокотившись о стену. Для дуэли с Малфоем — и так сойдет!

— Сейчас вы должны поклониться своему противнику, — улыбался Локхарт, поворачиваясь в разные стороны, чтобы все могли его внимательно рассмотреть. Мало ли, вдруг кто-то на уроках не смог этого сделать? — И на счет три, вы можете использовать любые заклинания, входящие в школьную программу.

"Ага, например, Бомбарду..." — лениво подумал Гарри, слегка наклоняясь вперед вместо полноценного поклона. После этого мальчик слишком резко откинул голову назад, ударившись об стену, — Вот не везет же мне сегодня!"

— Раз, два...

Малфой не стал дожидаться, и решил ударить неизвестным Гарри заклинанием на счет "два". Мальчик увернулся, и заклинание попало в стену. Ах так...

"Да чтоб ты Костеростом подавился!" — подумал Гарри, направляя палочку на слизеринца, и намереваясь оставить его в одних трусах.

Но в этот момент из мантии Снейпа вырвался один маленький флакончик, и устремился прямо к Малфою. Тот постарался отстраниться, но скорость стеклянной емкости была очень уж быстрой. Слизеринец успел лишь немного изменить положение головы, поэтому флакончик попал ему не в рот, куда стремился изначально, а в глаз. Малфой завыл почти так же, как Гарри десять минут назад.

— Поттер! — Снейп, казалось, даже побелел, и почти шепотом, в тишине продолжил, — Вы потеряли зачатки разума, получив этот шрам? Ваше сегодняшнее поведение только об этом и свидетельствует. Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора!

— Я даже заклинание не успел произнести вообще-то!

— А что, по-вашему, сейчас произошло? Флаконы в моей мантии — не котлы Лонгботтома, чтобы действовать самопроизвольно. Еще одно слово, и Гриффиндор попрощается со всеми заработанными баллами! — профессор буравил взглядом Гарри, предусмотрительно опустившего голову. Пусть лучше он выглядит виноватым, чем выдаст все свои секреты! Почему-то даже подозрение Эмэта в причастности к происходящему в школе он считал своим, и только своим делом. Ну, и самого Лонджиуса, если все-таки он этот наследник. Только объяснить самому себе о том, почему он выгораживает слизеринца перед его же деканом, Гарри не мог. А уж если Снейп узнает о Матроскине, случае на кладбище, его походе в Лютный к Лаппесу, предложившему странный контракт. Нет, Гарри не гордый, он опустит голову и сделает виноватое лицо.

— Гойл! Живо отведи Малфоя к мадам Помфри! — вспомнил профессор, наконец, о своих обязанностях декана. Видимо, его ненависть к Поттеру была сильнее жалости к Малфою.

Гарри оглядел притихший зал. Мантии у всех помятые, волосы лохматые, у Гермионы так вообще на голове самое настоящее гнездо. По крайней мере, выглядело оно вполне натурально. Невилл сидел на полу, прижимая к себе руку, Финниган парил в воздухе, а Рон прыгал вокруг него, пытаясь понять, как вернуть своего однокурсника на грешную землю.

Гарри облокотился о стену и посмотрел прямо перед собой. Напротив него, у противоположной стены стоял Эмэт Лонджиус. Поттер поднял палочку, слизеринец повторил его движение. Гарри показал ему средний палец, Эмэт сделал то же самое. Он что, издевается?!

— Вставайте, МакМиллан! Осторожнее, мисс Фосетт! Крепче прижмите, Бут, и кровь остановится... Пожалуй, лучше начать с защиты. — опомнился Локхарт. Он растерянно взглянул на Снейпа, но, увидев в его глазах стальной блеск, справился с собой и сказал твердым голосом: — Приглашаю двух добровольцев. Лонгботтом, Финч-Флетчли, не хотите ли попробовать?

— Это не лучшая идея, — равнодушно заметил Снейп, — Лонгботтом способен одним своим существованием натворить столько бед, что я опасаюсь за этот мир, если он попробует применить магию. В лучшем случае, Финч-Флетчли будут хоронить в закрытом гробу.

Спейн оглянулся в поисках подходящей кандидатуры, которая, впрочем, никуда от стены не отходила. Гарри в этот момент показывал язык Эмэту. Профессор проследил за взглядом этого ненормального мальчишки.

— Поттеру и Лонджиусу нечем заняться, как я вижу. Почему бы им не продемонстрировать нам всем свои дуэльные навыки.

Гарри отлип от стены, и нехотя поплелся к помосту. Эмэт манерно поклонился второкурснику, не убирая надменную улыбку со своего лица.

— Раз, два, три!

Эмэт не произнес ни слова, а в Гарри уже летел какой-то белый туман. Мальчик, недолго думая, просто отмахнулся от него, не замечая удивленных взглядов старшекурсников и Снейпа. Какая там у него ступень? Пятая или седьмая? Ему захотелось сделать этому противному слизеринцу больно, захотелось, чтобы его рот не кривился в своей противной ухмылке. Мальчишка взмахнул палочкой, и его желание было исполнено. На месте рта Эмэта была просто кожа... В зале кто-то взвизгнул, увидев подобное. Но сейчас Гарри не было никакого дела до толпы школьников. В него летел красный луч, и он едва успел пригнуться, но дальнейшего он ожидать не мог.

По помосту в направлении Гарри ползли змеи. Не меньше десятка. Большие и, скорее всего, ядовитые. В видах этих пресмыкающихся мальчик никогда не разбирался.

— Укуси того парня с желтым галстуком, — донеся до него едва уловимый шепот, — Ну же...

Одна из змей, повернулась в сторону хаффлпаффца Финч-Флетчли, которому не повезло находиться ближе всех к помосту. Любопытство до добра не доводит.

— Нет! Пошла прочь, — закричал Гарри, не замечая, что другие змеи уже подползли к его ногам. Он завороженно следил за одной единственной, которая медленно, будто ей было лень это делать, повернула голову в его сторону.

Ему показалось, или он услышал едва различимое: "определитесь уже", прежде, чем все исчезло. Не было змей, он просто стоял на помосте, тяжело дыша, будто только что ему удалось убежать от Дадли и Пирса. А потом он посмотрел на остальных школьников. Все взгляды были прикованы лишь к нему... взгляды, полные ужаса. Даже в холодных глазах Снейпа можно было заметить искорку страха, смешанную с брезгливостью.

Захотелось исчезнуть. И последним необычным поступком этого абсурдного дуэльного клуба стало то, что Гарри Поттер, еще секунду назад стоявший на помосте, просто растаял в воздухе.

Маленькая светловолосая первокурсница из Хаффлпаффа громко закричала, и это, словно стало сигналом. Все одновременно громко заговорили, спрашиваля друг друга, видели ли они это все, или им померещилось.

— Он аппарировал? — предложил версию исчезновения друга Рон.

— Из Хогвартса нельзя аппарировать! — нравоучительно заявила Гермиона, — Интересно, кто-нибудь, кроме меня, удосужился прочитать "Историю Хогвартса"?

Исчезновение друга ее удивило меньше, чем других. После прошлогодней встречи в гостиной, когда он заявил, что ее не существует, после дуэли, которой на самом деле не было, гриффиндорку было трудно чем-либо удивить.

* * *

Темно... и сыро. А все из-за змей. Именно из-за них Гарри сейчас сидел на холодной каменной плите там, где он меньше всего хотел находиться. Он исчез прямо из дуэльного класса и по совместительству — школьной столовой. Нет, аппарировать из Хогвартса невозможно. По крайней мере, еще никому не удавалось, даже Мерлину с его проклятой одиннадцатой ступенью просвещения. Так что же говорить о мальчишке, у которого сейчас эта ступень колебалась от пятой до седьмой?

Просто он жил в одном доме с Дадли, а уметь убежать от кузена незаметно — целое искусство. И Гарри научился этому искусству еще в детстве. Правда, в Хогвартсе все было сложнее. Нужно ведь не только незаметно ускользнуть, но еще и успеть набросить на себя мантию-невидимку! Да так, чтобы никто не заметил подвоха.

"Эх, — подумал Гарри, — Из меня бы вышел неплохой фокусник!"

Он летом под смех кота и уханье совы тренировался, Матроскин как чувствовал, что такое умение может пригодиться. Может быть, правда, чувствовал? Иногда Гарри казалось, что Матроскин знал все наперед, ведь он практически никогда не сомневался, как поступить. Но, с другой стороны, мальчик все же считал, что кот разгадывает некоторые тайны вместе с ним. Ведь не знал же он, что в теле Квиррелла живет Волдеморт... Наверное, не знал.

Когда на улице пошел снег, Гарри понял, что окончательно замерз. Он притянул ноги на каменную плиту, и обхватил их руками, стараясь согреться. Он, разумеется, не простынет. Разве может простудиться человек, который сейчас в гостиной Хогвартса?

"Пусть станет немного теплее... Пусть станет немного теплее..." — повторял он дрожащими губами, но не спешил возвращаться в теплую постель. Хоть мрачный пейзаж и навевал определенные воспоминания.

Внезапно мальчик подскочил и выхватил из кармана палочку. Она так и норовила выскользнуть из трясущихся от холода рук, да и Гарри не был уверен, что она ему может пригодиться. Как здесь действует магия, он не знал, поэтому приближающийся силуэт, наталкивал на определенные опасения. Он мог в любой момент исчезнуть, оказавшись в гостиной факультета, но любопытство не позволяло ему этого сделать.