Ликорис (гет)

Несколько дней Такемичи проводила как и раньше, до драки с Вальхаллой и до… до госпитализации Чифую и того ночного кошмара. Девушка ходила в школу, каталась на байке с Майки, вновь находила цветы у себя на крыльце и вроде бы жила обычной жизнью обычной школьницы в обычной Японии.

Вроде бы.

Изнутри Ханагаки продолжали пожирать неприятные чувства, неясные эмоции и страхи. Было так плохо, что аж тошнило, порой приходили другие дурные сны и неприятные мысли. Рассказать о них было некому: из посвящённых были только Баджи и Хината, но первый пока не отошёл от произошедшего с Чифую, а обсуждать подобные темы со второй в школе, где любой мог их услышать, казалось ненадёжным. Вот и приходилось держать всё в себе. Копить.

Подобное казалось издевкой судьбы. Вот тебе друзья, на которых ты можешь положиться, а потом вот тебе ситуация, где ни один, ни вторая недоступны.

И если поначалу Такемичи, привыкшая молча вывозить всё на собственном горбу, держалась, то затем, когда сперва Баджи отложил празднование своего дня рождения до лучших времён (когда Чифую выйдет из больницы), потом Ямагиши прислал ей всю известную информацию о тех загадочных Коконое и Инуи, а вдогонку директор школы позвал её к себе, Ханагаки не выдержала: заперевшись в школьном туалете, она просидела там добрый час, пока последний урок в школе не закончился, а ученики не стали расходиться по клубам или подготовительным курсам. И лишь тогда девушка вылезла из уборной, чувствуя себя как никогда разбитой.

В кабинет директора идти не хотелось, как и смотреть на искривлённое презрением лицо мужчины. На душе было погано и без всяких нравоучений.

Бросить бы всё, да упорхать в нежные и надёжные объятия Майки, спрятавшись в них на пару-тройку дней или пока не станет лучше.

Но нет.

— Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? — ругался директор, меряя комнату шагами и заламывая руки. Такемичи сидела перед его столом и смотрела на свои ладони, сложенные на коленях. — Ты позоришь нашу школу! Мало нам было той истории с Ямамото Такуей, когда он месяц пролежал в больнице, а теперь мне докладывают, что ты общаешься с той гоп-компашкой, которая Ямамото и избила!

Такемичи стиснула зубы и кулаки. Она уже была на пределе, если честно. И выслушивать все эти обвинения, когда она была взрослым и самостоятельным человеком, не обделённым самоосознанностью, не хотелось.

Да, Ханагаки всё ещё оставалась японкой. Она понимала, что мнение большинства важнее, что в будущем идти против системы будет едва ли не самоубийством, что корочка об окончании школы — билет хоть в какое-то нормальное будущее, но она уже один раз пережила всё это дерьмо. Она шла по этой «самой правильной» для социальной структуры дорожкой. Она знала, что будет.

Ей даровали новый шанс, и теперь она собиралась сосредоточиться на более важных для неё и её друзей вещах. Приоритетность учёбы временно сдвигалась в сторону: всё равно она ещё в средней школе, так что есть время пожить в удовольствие.

Вот только жаль, что директору это не объяснить. Он был типичным представителем старшего поколения, для которого аттестат и хорошее примерное поведение были показателем будущего. Откуда ж ему, недалёкому пятидесятилетнему мужчине из две тысячи шестого года, знать, что всего через семь лет технологический прогресс скакнёт настолько, что люди начнут зарабатывать простыми видео на Ютубе? И что корочка для этого не понадобится?

Вот и приходилось выслушивать возмущённые речи, понурив голову и делая вид, что стыдно.

Внезапно директор вздохнул и устало плюхнулся в своё кресло. Наступил момент тишины. Мужчина потёр виски и нечитаемым взглядом посмотрел на Такемичи:

— Ты ещё молода, у тебя есть шанс, — строгим тоном произнёс он, но в его голосе всё равно чувствовалась забота. — Отвяжись от этой дрянной компании, вернись к учёбе, поступи в хороший вуз.

«Эта дрянная компания — моя жизнь», — упрямо подумала Ханагаки, но вслух так ничего и не произнесла.

— Вот скажи, ты знаешь старшую школу, в которую перейдёшь? А чем на жизнь зарабатывать будешь, знаешь? Вот какие у тебя планы, а?

— Стану программистом и вложусь в биткоин, — просто пожала плечами девушка и тяжело вздохнула.

Она, как человек, умерший в две тысячи восемнадцатом году, прекрасно знала, что выстрелит в будущем, а потому особо и не волновалась, позволяя себе растрачивать юность на более приятные вещи. К тому же, не только биткоин приносил деньги, но и прочие мелочи, которые Ханагаки постепенно записывала в заметки, чтобы случайно не забыть.

— Бито… Что? — не понял директор, натурально ошалев от того, с какой уверенностью произнесла это девушка.

— Биткоин. Это цифровая криптовалюта. В две тысяче восемнадцатом году один биткоин будет равен шести-семи тысячам долларам, а в будущем ещё больше вырастет в цене. Так что можете не волноваться за меня. — И то, каким насмешливым тоном это было сказано, заставило мужчину побледнеть. Директор явно решил, что она будет едва ли не азартными играми промышлять — Такемичи поняла это по одному лишь взгляду.

— О боже, — тяжко выдохнул мужчина, прикрывая ладонью глаза. Школьница мечтала сделать тоже самое. — Я звоню твоим родителям. Сначала эти гоп-компашки, теперь казино… А потом? Хост? Или… — Он не стал договаривать, но того и не требовалось: девушку причислили к будущим проституткам. Ханагаки едва ли рукой себе по лбу не ударила.

А с другой стороны… Чего ещё можно было ожидать? Девушка даже не была уверена, что в это время уже существует хоть какой-нибудь вид криптовалюты, что тут о биткоинах говорить?

— Я не собираюсь заниматься ничем подобным, — поспешила она уверить директора, потому как понимала, что один звонок родителям — и ей уже объясняться с ними. Мать может и приняла Тосву, но стоит ей услышать о проституции, как всё — пиши пропало. — Криптовалюта — не более, чем будущая банковская денежная операция. Я собираюсь стать специалистом по инвестициям или финансовым аналитиком, вот и читаю много разных статей. Оттуда и нашла информацию про будущие прогнозы по биткоину.

Директор недоверчиво нахмурился, а Такемичи сделала самое невинное лицо из всех возможных:

— Клянусь. Может, у моих друзей и проблемы с законом, но я ни за что не позволю утянуть меня к себе на дно. Более того, если вдруг я и оступлюсь, уверена, Хината Тачибана-чан из моего класса протянет мне руку помощи.

— Хината Тачибана, да? Хорошая девочка, заняла второе место на экзаменах, — задумчиво согласился директор, почесав подбородок. Ханагаки тут же закивала.

— Вот-вот! У меня есть план на будущее, и я не позволю другим его нарушать. А то, что случилось с Ямамото-куном или с Чифую-куном, — это лишь недоразумение: мальчики, как большие дети, как всегда что-то не поделили. Я гораздо взрослее их, да и не состою ни в каких бандах. Мне сама мысль об этом даже отвратительна. Мы просто… Просто общаемся.

Такемичи врала, и понимал ли это директор — вопрос хороший, но на него у девушки, увы, ответа не было. Она лишь строила из себя пай-девочку.

Наконец, мужчина медленно кивнул.

— Если вдруг такое вновь повторится — я тут же звоню родителям. И постарайся избегать этих своих… друзей.

— Спасибо, — даже искренне поблагодарила девушка.

И стоило ли говорить о том, что только она вышла из кабинета директора, как взяла в руки телефон и позвонила Майки? Тот трубку поднял быстро.

— У меня плохое настроение, мне только что предрекли будущее шлюхи, так что садись на Бабу и езжай к комбини рядом с моей школой. Мы идём на свидание. — И сбросила. Перезванивать Сано не стал — понял всё с первого раза.

За это в том числе Такемичи его и любила: в нужные моменты парень просто брал — и делал.

А пока Ханагаки неторопливым шагом направилась в классную комнату, уже прибранную дежурными этой недели, взяла школьную сумку и сбросила в неё все необходимые тетрадки из ящика в столе, чтобы вечером заняться домашкой. Поверх тетрадок лежала маленькая записка от Хинаты, в которой девушка желала подруге хорошего вечера. Такемичи улыбнулась: Тачибана была самым настоящим солнышком.

И ведь она не лукавила, когда в кабинете директора сказала о том, что Хината вытащит её ещё и не из такого дерьма!

У шкафчиков с обувью девушка накинула на себя шарф, закрывая нос: на дворе уже стоял ноябрь, погода портилась всё больше и больше, предвещая скорое наступление зимы. Теперь приходилось надевать тёплые колготки и менять школьные пиджаки на более толстые, да и перчатки отныне постоянно валялись на дне сумки: вдруг пальцы замёрзнут?

Комбини был прямо за углом у школы. Майки пока не приехал, а потому Такемичи заглянула в магазинчик, покупая себе бутылку холодного чая с лимоном и дожидаясь приезда своего парня в тепле за столиком, где совсем недавно кто-то неаккуратный заваривал себе лапшу быстрого приготовления и умудрился капнуть соусом, так и позабыв стереть его со стола, отчего тот уже засох.

Вскоре вдалеке раздался знакомый рёв двигателя, и Такемичи поспешила на улицу, закидывая полупустую бутылку в сумку и плюхаясь на мотоцикл позади Майки практически сразу же, как тот остановился.

— Эй, а поцелуй? — возмутился парень, приподнимая забрало шлема. Ханагаки весело закатила глаза, но приподнялась с сидения, опираясь на правую ногу и боком чмокая Сано в губы. Поза была крайне неудобной, отчего поцелуй вышел ужасно смазанным и Майки надул губы. — По-нормальному хочу!

— Вот приедем на свидание — я тебя и поцелую, как следует, — пообещала девушка, — а пока давай уедем? Не хочу здесь оставаться.

— Это продавец назвал тебя шлюхой? — угрожающим тоном спросил Майки.

— Директор. И не назвал, а намекнул на то, что со мной такими темпами станется, — отмахнулась Такемичи, возвращаясь обратно на сидение позади парня. — Не обращай внимания, это старый человек родом из пятидесятых. Его кругозор ограничен, вот и несёт всякую чушь.

Сано в ответ хмыкнул и завёл мотор, но по его напрягшейся спине становилось ясно, что он так просто подобное высказывание в сторону своей девушки не простит. От осознания этого факта улыбка сама по себе расползлась на лице, а настроение резко улучшилось.

Всегда приятно знать, что за неё всегда готовы заступиться, даже если того не требуется.

Ханагаки прижалась к спине Майки, ощущая исходящее от парня тепло. Это было так по-родственному, так привычно и вместе с тем так странно! Казалось бы, она всего дней шесть назад вот так вот ехала с ним на мотоцикле по освещённому фонарями ночному Токио, когда они возвращались из больницы, а по ощущениям прошла целая жизнь! Целая жизнь, в которой их пути разошлись, в которой она предпочла Кисаки, в которой у неё был ребёнок и в которой Майки опять умер на её руках. В которой Майки убил практически всех.

Такемичи прикрыла глаза, делая глубокий вдох. Тот Майки был другим. Он был из будущего, но из другого — того, которого она ни за что не допустит. Она лично не позволит своему Майки превратиться в монстра.

А если подобное и случится, то только под её присмотром.

Вообще, сны и опыт, приходящие с ними, были странным явлением. В обоих случаях — обоих кошмарах — Ханагаки очухивалась перед скорой встречей с Майки. Обычно она помнила, зачем приезжала на Манилу, помнила какие-то отдельные фрагменты из пережитых ею жизней, но совершенно забывала другие, пока они не напоминали о себе самым неприятным способом. Так, она не помнила, что была замужем за Кисаки, как не помнила и того, как жила всё эти годы. Зато у неё сохранились воспоминания о том, как они с Теттой выбирали имя для будущего ребёнка, и в какой момент её с Майки пути разошлись.

Это было странным непонятным явлением, но оно позволяло приоткрывать завесу тайны будущего, корректировать свои действия здесь и сейчас, в прошлом — хотя для Такемичи это прошлое уже давно стало настоящим.

«И ты тоже, — подумала она, вдыхая запах Майки, вслушиваясь в ставший любимым рёв Бабу, — ты тоже станешь моим настоящим, обещаю».

И Майки будто услышал её мысли: вздрогнул чутка, остановился на красный сигнал светофора и обернулся к ней, чуть улыбаясь.

— По мороженому — и к игровым автоматам? Я там тир видел, — предложил он. — Выиграешь мне игрушку.

— Обычно это парни выбивают своим девушкам игрушки, — игриво заметила Такемичи, слегка поглаживая рельефный торс юноши.

— Ну, я плохо стреляю, — пожал плечами Майки и отвернулся. На светофоре загорелся зелёный.

«И поэтому ты каждый раз просил кого-то другого убить себя», — с каким-то отчаянием подумалось девушке, но она усилием воли отогнала эти неприятные мысли. А затем девушка натянуто улыбнулась:

— Мороженое и тир? Звучит просто волшебно! Я выбью тебе на этих автоматах любую игрушку, какую только захочешь.

И Майки счастливо рассмеялся.

В принципе, они так и поступили. Они заехали в ближайший парк, где, закупившись мороженым, нашли тир. Такемичи сразу приготовилась опустошать свой кошелек от монет.

Девушка прицелилась и вздохнула. Она на секунду представила, что движущиеся мишени были вальхалловцами. Или Кисаки Теттой.

Выстрел. Один. Два. Три. Четыре.

Она попадала прямо «в сердце» каждой мишени. Майки на заднем фоне улюлюкал и выбирал себе игрушки, и Такемичи, выпрямившись, с умилением наблюдала за тем, как Сано по-детски надувал губы и мучил владельца тира.

Завершением этого крестового похода за игрушками стала плюшевая чёрная кошечка, которая безумно напомнила кота Баджи. Выбила она его как раз для Чифую, который был в диком восторге от всего, что мяукало и ходило на четырёх лапах.

Майки был доволен сверх меры: заваленный парой-тройкой игрушек, накормленный мороженым и с зацелованными губами. Вид счастливого возлюбленного бесконечно радовал сердце Такемичи, заставляя его петь от восторга.

— Хочу в зоопарк, — воодушевленно предложил парень, желая продолжения их свидания. И как только девушка могла ему отказать?

— А на кого ты хочешь посмотреть, Майки-кун? — заплатив за вход и прихватив с собой игрушки, спросила школьница, оглядываясь вокруг. — Может, на львов? — Иногда парень напоминал ей спящего льва, так что было бы здорово посмотреть на них в живую и рассказать Сано об их потрясающем сходстве.

— Хочу увидеть вомбатов! — почти прокричал от восторга Майки, сразу уже направляясь в нужную ему сторону.

Поспешив за ним, Такемичи не могла не задаться вопросом:

— Вомбаты? Почему они?

— Они прикольные! — будто это всё объясняло, воскликнул Майки. — Мы должны их увидеть, Такемучи! Мицуя говорил, что они постоянно улыбаются!

— Мицуя-кун? — недоумённо переспросила Такемичи.

— Агась! Он водил сюда сестёр недели три назад, сказал, что мы обязательно должны посмотреть на вомбатов.

— Так вот оно что… — улыбнулась девушка и вздохнула. Если Майки чего-то хотел, он это получал.

Вомбаты оказались небольшими животными, которые, казалось, действительно всё время улыбались. Майки не мог устоять на месте, пытаясь привлечь внимание каждого вомбата и скривить ему рожицу. Небольшие косолапые «хомяки-переростки», как сказал Майки, напоминали ему Па-чина.

Парочка сделала несколько фотографий, чтобы показать остальным в Тосве для сравнения.

К тому времени, когда они, уставшие, закончили обход животных Африки, наступил закат. Пришло время возвращаться домой, но даже тут Майки нашёл способ растянуть их свидание на подольше: он вывез их на набережную реки, где стоял киоск с дораяки. Купив пару штук, пара остановилась у ограждения, смотря на прозрачную гладь воды.

Такемичи, впервые расслабившись за последние несколько дней, прислонилась к плечу Сано и прикрыла глаза и вслушалась в шум ноябрьского ветра. Ей действительно становилось легче.

Счастливый Майки означал счастливую Такемичи.

— Такемучи, хэй, Такему-учи, — мягко позвал её Манджиро, и девушка приоткрыла глаза и чуть не засмеялась: Майки прямо у кромки воды махал дораяки, изображая плавающую рыбу. И едва он приоткрыл рот, чтобы сказать ещё что-то, как Такемичи произнесла:

— Буль-буль-буль. — И посмотрела на Сано любимого, почувствовав, как тот замер. Юноша пару секунд выглядел ошеломлённым, смотря на неё большими глазами, не моргая. А потом на его лице расползлась самая нежная улыбка, а глаза засверкали мягкостью. Сердце Такемичи затрепетало от тихого любящего голоса:

— Да… Буль-буль.

* * *

Уже вечером, когда Такемичи сидела в гостиной и решала домашнее задание, состоящее из отвратительно трудных задачек по математике и какого-то абсолютно дурацкого упражнения на отработку кандзи и особенностей его употребления в традиционной поэзии, раздался звонок в дверь. Ханагаки поднялась с дивана, думая, что это притащило кого-то из Тосвы, а может, и сам Майки так быстро соскучился и решил остаться у неё с ночёвкой.

Вот только вместо Майки на пороге стояла Хината с чемоданом вещей и рюкзаком за спиной.

— Приютишь? — неловко улыбнувшись, спросила она. — А то я тут из дома сбежала, а идти-то больше и некуда.