Дамы семьи Поттер (гет)

Когда проходившей мимо Патил в который раз отказали руки, Драко закатил глаза и некуртуазно прыснул в кулак.

— Просто молчи, — с расстановкой прошипел Гарри, а затем перегнулся через угол стола, поднял с пола браслет и с вежливой улыбкой подал его Парвати.

Едва та скрылась в дверях библиотеки, пунцовея, то и дело оборачиваясь и стреляя глазами из-под челки, он скрестил руки на груди, качнулся на стуле и продолжил:

— С такими друзьями, как ты, никаких врагов не надо. Нет чтобы помочь, только и можешь, что ржать.

— Но-но! Не ржать, а восторгаться иронией ситуации, — строго поправил Малфой и тут же зафыркал, как самый настоящий конь.

— Весна, — философски заметила Панси, не отрываясь от учебника по Зельям. Подруга опустила голову так низко, что темные пряди занавесили лицо, и Гарри заплатил бы дорогую цену, чтобы заглянуть ей в глаза именно в этот момент. — Нынче все в кого-то влюблены, вот и сходят с ума оптом и в розницу.

— О да, — Драко поерзал на стуле и хищно подался вперед. В окне за его спиной голубело небо, сновали ласточки, и солнечный свет пролег по паркету широкой и теплой полосой. Пожалуй, это были первые выходные, когда погода стала по-настоящему весенней, и Гарри отчаянно потянуло из библиотеки на простор и на волю. — Подумать только, какие вышли пары!.. И если бы только пары — у нас есть и треугольники, и даже целые ромбы! Шекспир бы обрыдался от зависти!

Он принялся нарочито загибать пальцы:

— Патил тоскует по герою, пока по ней вздыхает Дин Томас — причем за самим Томасом ходят по пятам сразу две первокурсницы… Кто там еще? Джиневра, к счастью, переключилась на Лонгботтома, а… эммм…

— А Грейнджер влюблена в Диггори, причем вроде бы взаимно, — тем же сухим тоном подсказала Панси, и Драко благодарно кивнул и покачал головой: видимо, поражался отваге Седрика.

— Сюрприз так сюрприз, — согласно хмыкнул Гарри. — Все-таки хаффлпаффцы — страшные люди, их нельзя недооценивать. Лично я бы к Грейнджер и на милю не подошел, побоялся бы.

— Говорят, они встретились здесь, в библиотеке, на день святого Валентина. Оба решили прогулять праздник, — как ни в чем ни бывало пояснила Панси и, заметив взгляды друзей, смутилась и воинственно добавила: — Да, я знаю все пикантные детали! К вашему сведению, у нас в спальне холодная война: Браун вся обфыркалась, а Грейнджер в отместку заложила ее МакКошке за списывание. Не ровен час достанется мирному населению, так что я почти решила ночевать в гостиной.

Гарри потянулся к ней, сжал плечо подруги в знак поддержки, и Панси благодарно кивнула и улыбнулась краешком губ. Убирать ладонь не хотелось, и понадобился насмешливый взгляд Драко, чтобы его пришпорить. Тем временем Панси тяжело вздохнула и подперла щеку рукой.

— Не любовь, а настоящее моровое поветрие. Хорошо хоть мы еще держимся. Последний оплот здравомыслия в отдельно взятой школе магии.

— Говори за себя, — Драко усмехнулся и поиграл бровями, а затем снова вальяжно откинулся на спинку стула. — Вот взять, к примеру, Гарри… Он совершенно точно болен, и уже давненько. Инкубационный период затянулся, но вот-вот закончится, и тогда наш друг примется заражать окружающих контактно-бытовым путем. Я даже знаю, с кого он начнет.

Иногда Малфоя несло, и за годы дружбы Гарри изобрел только одну меру пресечения — силенцио в упор. К сожалению, это сыграло бы Драко на руку, и судя по бесстыжему взгляду друга, он был в курсе и даже не собирался притормаживать.

— Если что, Парвати — отличный выбор, — поспешила заверить Панси, снова принимаясь листать учебник. Гарри вымучил из себя улыбку, а сам нашарил ногу Малфоя под столом и мстительно вдавил ее в пол. Сигнал дошел до адресата: Драко сжал губы в нитку и резко выдохнул через нос, но усмехаться не перестал, подлец. — Правда, ты можешь сделать партию получше, так что не торопись, ладно? Хорошенько присмотрись…

— И приценись тоже… — тут же вставил Малфой, и Панси с силой захлопнула учебник и взглянула на него прямо и пристально.

— В последнее время ты словно с цепи сорвался, — задумчиво заметила она, похлопывая указательным пальцем по щеке. — Дай угадаю: Лаванда держится осторонь и изводит Грейнджер, ты вовсю даешь волю языку… Так скучаешь по компании Браун, что не можешь держать себя в руках? Вот прямо изнемогаешь, так тянет взбаламутить окружающих?

— Вот еще! Я прекрасно себя контролирую, — возмутился приятель, но Панси только покачала головой и певуче продолжила:

— Романы уверяют, что это один из основных симптомов любовного поветрия. Так и называется: тоска по предмету воздыхания. Ай-яй-яй, Драко! В чужом глазу и соринку видно, правда?

— Скажешь тоже, — невозмутимо отмахнулся друг и заложил ногу за ногу, сцепил пальцы на колене. — Перед девичьими чарами у Малфоев врожденный иммунитет, так что мой интерес лежит исключительно в деловой плоскости. Потратить столько сил и времени, чтобы моя инвестиция тут же сделала ноги! Променяла нас — нас, на минуточку! — на какого-то паршивого МакЛаггена!

— «Нас» — или все-таки «меня»? — сладко улыбнулась Панси, и Малфой запнулся, словно налетел на стену, и недовольно наморщил нос. Гарри усмехнулся: за бархатной обходительностью Панси было легко не заметить сталь, и каждый раз он удивлялся этому открытию, будто впервые… и увязал все сильнее, хотя порой казалось, что глубже некуда.

Потребовалось почти два года, чтобы признаться хотя бы самому себе: это не просто дружба. На просто подругах не хотят жениться, когда вырастут. За их жестами и взглядами не следят со смутной волчьей тоской и не сравнивают с ними каждую встречную девчонку, всякий раз убеждаясь, что Панси лучше любой из них. Что она и ближе, и роднее, и невыразимо притягательнее… Гарри давно пересек черту и уже не мог сказать, что не уверен в собственных чувствах. И на дружбу с Драко он тоже не мог сослаться: какими бы закадычными приятелями они с Малфоем ни были, Гарри не залипал то на губах, то на пальцах лучшего друга и не просыпался с мыслью о том, что однажды Драко женится, и тогда…

Что он будет делать тогда?

Если быть совсем уж честным, Панси понравилась ему с первого взгляда. Раньше Гарри останавливали нежелание переходить дорогу Малфою и страх оттолкнуть ее саму, а затем в котел сомнений добавилась неловкость, почти стыд: ну какие глубокие чувства в их-то годы? Гарри был уроженцем двадцатого века: из каждого утюга он слышал о том, что с любовью спешить не положено. В его маггловской школе старшекурсники могли сменить пару по пять раз на год, и это считалось естественным, более того — правильным, мудрым и дальновидным. Гарри понимал забарьерную логику мозгами, вот только сердцем чуял: конкретно ему нужна только Панси, и даже перебери он половину Хога, это ровным счетом ничего не изменит.

Всего-то и осталось, что окончательно разорвать помолвку избранницы с их общим лучшим другом, одолеть Темного Лорда, да к тому же убедить Патрокла Паркинсона хоть посулами, хоть шантажом, хоть империо… Для настоящего героя это было плевое дело, но для героя липового — подвиг под стать Гераклу.

Гераклом Гарри не был.

— Ну же, Драко, признавайся как на духу! — тем временем пропела Панси. Зеленый обруч в ее волосах блеснул золотой нитью, и у него перехватило дух. — Здесь все свои, можно не стесняться.

Малфой молчал с самым невозмутимым видом, и это заставило Гарри насторожиться и присмотреться. Да ладно! Неужто идеальный наследник, хитроумный авантюрист и послушный сын Драко и правда запал на бесприданницу Лаванду Браун? Пара была бы хоть куда… Очень жаль, что Люциус Малфой думает иначе.

— Вот тебе и хваленый иммунитет, — наклонившись к подруге, прошептал Гарри. Драко тут же повернулся, словно змея перед броском, и как-то по-особенному вскинул бровь и повыше задрал подбородок. В последнее время эта пантомима выходила все внушительнее — не иначе друг тренировался перед зеркалом. Сразу тянуло падать ниц и трепетать, словно из-за спины Малфоя глядели бесчисленные поколения его белобрысых предков — и все как один с неодобрением.

— Классический случай проекции, — наконец фыркнул Драко, делая лицо попроще. — Вам обоим самое место в колдомедицинском справочнике. Взять, например, Поттера: ну вот что ты за герой? Сказал бы Патил честно: не вели казнить, но я не властен над самим собой. Зачем давать ложную надежду? Такими темпами у нее закончатся все браслеты.

— Вот ты за меня и скажи, можешь теми же словами, — вкрадчиво предложил Гарри, жалея о том, что не может отдавить Малфою вторую ногу — далековато тянуться. — Как и положено верному побратиму героя. Так выйдет даже лучше: я не умею отказывать не обидно. С Лавандой получилось намного проще…

— Ну да, ну да, — снова оживился Драко. — Всего-то и стоило, что опозорить Браун перед всеми младшекурсниками скопом! Геройский размах в карман не спрячешь.

— Патил — хорошая девочка, — строго укорила Панси и принялась собирать книги в высокую, неровную стопку. — И, Гарри… Раз тебе нравится не она, а кто-то другой, Парвати заслуживает и откровенности, и мягкого обхождения. У тебя в друзьях целый Малфой, ну же! Используй его мозги по назначению, пока они не испарились на весеннем солнышке.

Она встала, осторожно удерживая книги, обошла его и исчезла за соседним стеллажом, и тогда Гарри дал волю гневу и все-таки припечатал Малфоя силенцио. Драко прищурился, на пробу пошевелил губами и картинно зааплодировал: от злости заклинание вышло и беспалочковым, и невербальным.

— Язык как помело, — проворчал Гарри, нехотя отменяя колдовство. — А хвалился, что просчитываешь на три шага вперед! О чем еще ты мне нагло врал?

— Ай, да ладно тебе, — без капли раскаяния отмахнулся Драко. — Лучше скажи спасибо. Без постороннего вмешательства ты будешь признаваться Панси до второго пришествия короля Артура. Учти: как только отец даст мне вольную, другие женихи тут же выстроятся в очередь. Свято место пусто не бывает, знаешь ли… Примешься кусать локти, а девица уже занята, не вклиниться.

— Уж как-нибудь разберусь, — фыркнул Гарри, и Малфой насмешливо покивал: ну-ну, разберешься ты без меня, а как же! — Понять бы еще, что творится в голове у нашей завидной невесты.

— Скоро все и так станет ясно, — Драко пожал плечами с поразительной безмятежностью. — Весна догоняет всех, и нашу недотрогу тоже обязательно догонит. Может, не в тринадцать, но к выпуску так точно. У всех, видишь ли, по-разному: кто-то ранний, кто-то поздний… А вот крестный, например, вообще побил все рекорды — взял и влюбился еще на первом курсе, причем намертво. На всю жизнь, представляешь? Мне мама рассказывала.

На первом курсе — и намертво… Знакомая история. Интересно, что за девочка сумела покорить самого декана Слизерина? Гарри с трудом представлял Снейпа подростком, но его избранница наверняка была личностью неординарной, кем-то разносторонним, под стать самому декану: с кем можно поговорить на умные темы, а затем сойтись в учебном бою… И, пожалуй, кем-то, кому Снейп мог доверять — Гарри не забыл о схватках вчетвером на одного.

Если он хоть что-то понимал в людях, речь шла о девочке из «пышного цветника» подружек — того самого, о котором Сириус отзывался с насмешливым и горьким недоумением. К удивлению Гарри, стоило задуматься об этих подружках, как стало ясно, что он знал каждую из них. Мог ли Снейп любить маму Панси, Каролину Стивенсон? Или, как бы странно это ни звучало, маму самого Гарри? Как Каролина, так и Лили были умными и начитанными…

Или может… Он нахмурился и поймал себя на том, что сжал кулаки. Представил все еще раз и остервенело помотал головой, выбивая из нее последнюю, совершенно дикую идею. Не может быть, ну правда же? Нет, пускай лучше это будет Каролина или даже Лили… Им уже все равно, любовь к ним, даже самая горячая и преданная, ничего не изменит, в отличие от…

— Так что у тебя с Браун? — бухнул Гарри, чтобы поскорее сменить тему, и Драко вскинул брови. — Если что, я не против.

— Не против он, — Малфой вздохнул так тяжело, словно Гарри признался в том, что до сих пор не умеет зажигать люмос. — Я ценю твое благословение, но с Браун у меня ничего нет и быть не может, ясно? Мы были деловыми партнерами, затем попытались стать друзьями, а теперь и вовсе просто однокурсники. Чужие люди, вот.

— Гладко стелешь, — радостно покивал Гарри, и Драко скривился. — Так и знай: я тебе ни капли не верю. Лаванда Браун, кто бы мог подумать… Ах да, подумать мог бы я! И подумал еще на Рождество, между прочим. Кое-кому белобрысому следовало не плести интриги, а брать быка за рога: снопы омелы висели на каждом шагу! Уверен, что девица не отказалась бы…

— Это вот так ты подумал, да? — прошипел Драко, садясь ровнее и цепко оглядываясь по сторонам. — Чтобы думать, Поттер, нужны мозги, а у тебя вместо них геройский гонор и дурацкое чувство юмора. Это не повод для зубоскальства, ты меня понял? В нашем мире репутация — вещь хрупкая, так что чем меньше мы станем трепать имя Браун, тем лучше для всех.

Гарри открыл было рот, но Драко обжег его взглядом и с нажимом добавил:

— Лаванда почти помолвлена. Все уже решено, остались только формальности. И жених ей достался и без мозгов, и без чувства юмора, настоящий фулхаус. Не нужно давать ему повод для ревности и лишний раз усложнять Браун жизнь. Она…

Драко на мгновение запнулся, а затем продолжил еще тверже:

— Она — молодец, ясно? Заботится о своем будущем и правильно делает. Нам всем нужно брать с нее пример, и тебе в первую очередь. Рекомендую начать прямо сейчас и заняться делом — у тебя еще Чары не выучены, лодырь.

— Это… эммм… не совсем то, что я ожидал услышать, — после неловкой паузы признался Гарри, и Драко закатил глаза и пожал плечами: мол, все, чем могу. — Так она тебе нравится или нет?

— Мне много чего нравится, — усмехнулся друг. — Например, малина прямо с куста. Но то, что мне нравится малина, не значит, что ради нее я рассорюсь с отцом и откажусь от всего, что полагается мне по праву. Что откажусь от самого себя, понимаешь?

— Я так и знал, что она тебе нравится! — победно фыркнул Гарри.

— Да какая разница! — простонал Малфой, прижимая кулак ко лбу с такой силой, что остался красный след. — Сколько времени тебе нужно, чтобы избавиться от маггловских заморочек? Не важно, кто кому нравится, разве ты еще не понял? Нужно всегда учитывать контекст. Всегда.

— Это тебя папа научил? — сладким голосом уточнил Гарри, и друг отчетливо скрипнул зубами.

— Именно так, — отрезал он, скрещивая руки на груди жестом, совершенно точно подсмотренным у декана. — И папа был прав! Возражения?

— Никаких! Учитывай свой драгоценный контекст на здоровье, — Гарри упрямо наклонил голову вперед. — Но при этом продолжай идти к цели. Правила действительно нужно знать, но исключительно для того, чтобы прогнуть их под себя. За что еще бороться, как не за тех, кто дорог и важен?

— Иногда я не понимаю, ты притворяешься или правда в это веришь. Прогибатор сыскался… Все-то у тебя просто, аж завидно, — очень по-взрослому вздохнул Драко и открыл учебник, спрятался за ним, как за крепостной стеной. — Все, изыди. Не видишь, я занят? И ты тоже чем-нибудь займись.

— Иногда я не понимаю, почему вы все это терпите, — в тон другу отозвался Гарри, напрочь игнорируя его молчание. — Говорю же, в здешних правилах есть смысл, но я по-прежнему считаю, что в вопросах брака нужно учитывать чувства обеих сторон. Кому будет хорошо, если ты женишься на постороннем человеке? Кто поблагодарит тебя за личную жертву — портреты предков? Папенька с маменькой? Домовики выстроятся парадным строем и отдадут тебе честь?

Драко продолжал молчать, и тогда Гарри потянулся через стол и постучал по обложке согнутым пальцем.

— Ну хоть признайся ей, что ли, — страшным шепотом прошептал он, и учебник чуть дрогнул. — Вдруг Лаванда только этого и ждет, а жених ей и даром не сдался? Что-то она не светится от счастья.

Друг хмыкнул, но Гарри почуял слабину и поднажал:

— Ну или хочешь, я признаюсь за тебя, как верный побратим прекрасного принца? «Не вели казнить» и дальше по тексту… Ну же, Малфой, хватит прятаться! Опускай свой подвесной мост и давай поговорим, как взрослые люди!

— Как же ты меня утомил, — простонал Драко и действительно опустил книгу — ровно настолько, чтобы поймать взгляд Гарри поверх страниц. — Во-первых, господин аврор, признаваться мне не в чем. Во-вторых, предложить Браун мне нечего. Я никогда не женюсь против воли отца, а он никогда не выберет в невестки дочь лавочника. И, раз ты хочешь взрослый разговор, то будь по-твоему. Какую роль в сказке ты отводишь Лаванде — содержанки принца? Повторяю еще раз: принцессой ей не бывать.

— Ну почему сразу содержанки, — неожиданно для себя смутился Гарри. Друг снисходительно фыркнул и снова спрятался за книгой, но Гарри успел заметить, что кончики малфоевских ушей предательски порозовели. — Вообще-то нам рано о таком думать… или уже нет?

— Да неужели? — ядовито отозвался Драко и с яростью перелистнул страницу. — Ну вот и не думай, раз тебе «рано», и меня в сомнительные разговоры не вовлекай. К тому же, вот-вот вернется Панси — ты ведь не хочешь, чтобы я продолжил при ней?

— Да бог с тобой, — отмахнулся Гарри и откинулся на спинку стула, непримиримо скрестил руки на груди. — Страдай дальше, если тебе так нравится. Лично я намерен идти до конца и добиваться своего хоть мытьем, хоть катаньем. Лет через десять сравним, кто из нас счастливее.

— Главное, не доведи до Третьей магической, — проворчал Драко и сменил гнев на милость, опустил учебник на стол. — Один заносчивый полукровка уже пытался все разрушить и построить заново прямо на дымящемся пепелище. Получилось так себе, до сих пор расхлебываем.

— Ладно-ладно, никаких революций, — пообещал Гарри и сладко потянулся. — Слушай, а мы будем устраивать Рону прощальный вечер?

— Придется, — помолчав, кисло согласился Драко. — Надеюсь, за дело возьмется Лонгботтом, среди нас он самый обстоятельный. Я не вынесу сперва выслушивать капризы рыжего, а потом еще и претворять их в жизнь.

— Уверен: Рон порадуется любой мелочи, — твердо возразил Гарри, и Малфой прищурился с заметным подозрением, но расспрашивать не стал. Оно и хорошо: Гарри и сам не знал, как описать отношения, которые сложились между ним и шестым Уизли. Это совершенно точно не была дружба, но что тогда?

— В последний раз они говорили пару дней назад — Гарри хотел подумать в одиночестве и почти не удивился, заметив вдалеке сгорбленную фигуру Уизли. Рон обладал поразительной натыкаемостью — куда ни глянь, маячила его рыжая макушка. Вот и тогда он устроился именно там, куда обычно не ступала нога человека — на противоположной стороне Черного озера, на одиноком, богом забытом валуне в зарослях камышей. Именно там, куда нравилось приходить Гарри, чтобы подумать о своей запутанной личной жизни, загадке крестражей, грядущей войне и роли героя на передовой.

Тогда он заложил руки в карманы, поколебался, качаясь с носка на пятку и тоскливо поглядывая на замок, но затем все-таки развел камыши руками и шагнул вперед. Здороваться Рон не стал — только и сделал, что окинул однокурсника долгим взглядом и молча подвинулся. Взвесил в руке камень, кинул в озеро, едва целясь, и тот заскакал по черному зеркалу воды и почти без всплеска исчез в глубине.

Гарри потер шею и размял плечи. Зачем-то похлопал себя по коленям и почесал кончик носа. Скосил глаза на угрюмого Рональда. Что тут скажешь, в самом деле? К тому моменту уже вся школа знала, что миссис Уизли уехала, не оставив обратного адреса и даже не попрощавшись с детьми. Гарри сообщили едва ли не последнему — он не привык прислушиваться к сплетням, но с тех пор не мог развидеть очевидных признаков горя. Бойкая и высокомерная Джинни ходила с красными глазами. Близнецы сидели тише воды ниже травы, окончательно замкнувшись друг на друге. Даже важный Персиваль и тот сбавил обороты и не так рьяно штрафовал за все подряд — для старшего Уизли щедрость небывалая.

Рон горевал иначе. В отличие от братьев и сестры он прятался по темным углам и дальним окрестностям Хога — но, видно, Гарри на роду было написано утешать его в моменты раздрая. Как иначе объяснить, что он вышел прямехонько к убежищу своего не-друга?

«Мне жаль, — тихо сказал Гарри, и Уизли нарочито безразлично пожал плечами и бросил новый камешек. Этот ушел под воду быстрее предыдущего, и Рон еще пуще повесил нос. — Что хоть случилось? Может, она вернется?»

«Ага, — охрипшим голосом сказал Рональд, взвешивая в ладони новый камень, c темной и блестящей, почти маслянистой поверхностью. — Обязательно вернется. Вот как папы не станет — так сразу и приедет, да еще с подарками! Не так и долго осталось — ты ведь слышал, что он ушел в запой?»

«Слышал», — нехотя подтвердил Гарри и проследил взглядом за полетом камушка.

Чего он только не переслушал за предыдущую неделю! Стоило уделить внимание сплетникам Хога, как игнорировать их пчелиный гул стало архитрудным, почти невозможным.

Говорили, что миссис Уизли «уехала на воды» — а когда Гарри уточнял, что это за воды такие, поясняли, перемигиваясь и хихикая, что это курорт «от частых мигреней». И что отъезд «на воды» сравним с отплытием на Авалон — оттуда никогда не возвращаются… по крайней мере, при живом супруге.

Шептались, что уехала миссис Уизли не одна, а не то с садовником, не то с молочником; в садовника Гарри не верил, потому что видел сад семьи Уизли своими глазами и мог поклясться, что его не касались ножницы. Девочки постарше уточняли, что Молли видели где-то в Австрии и что она чудесно похорошела — и добавляли, задирая носы, что так бывает всегда, если не уделять супруге должного внимания.

Еще говорили, что покинутый муж запил горькую, что придется вмешаться семье и что это скандал, какого не бывало со времен последнего развода Селестины Уорлок, кем бы ни была эта несчастная женщина.

Вся эта свистопляска была до боли знакома: несколько месяцев назад Гарри прошел через то же самое и теперь сочувствовал Рону почти против воли. Видимо, пример Персефоны Хаффлпафф оказался заразителен — Гарри не желал секретничать с Уизли, ему правда не было до Рональда ни малейшего дела… И тем не менее он продолжал сидеть на холодном валуне и смотреть, как тот молча топит в глубине озера камень за камнем.

«Задолбали, да? — со слабой усмешкой спросил он, потирая бровь, и Рон, помедлив, кивнул. Гарри наклонился и тоже подобрал несколько камешков, крепко зажал их в кулаке. — Что теперь будет? Ну с вами».

«Разберут, как щенят в корзинках, — буркнул Уизли, и Гарри нахмурился. Мимо пронеслась стрекоза, не то синяя, не то зеленая, и уселась на камышине рядом, совсем не боясь людей. — Все уже решено, тебе разве не донесли? Странно, обычно сплетники Хога работают быстрее. Папа сказал, что ноги его в «Норе» не будет, так что теперь он ночует и столуется у брата. А мы — сироты при живых родителях, и нас пристроят куда не жалко».

«И куда не жалко?» — едва сдерживая гнев, спросил Гарри, с силой бросая в воду первый камешек, и Рон стиснул челюсти так сильно, что даже веснушки побледнели.

«Перси, как самый перспективный, отправится к Биллу. Тот попросил о переводе в Европу, в Бордо, — сказал он так глухо и тихо, словно ему было больно говорить. — Близнецы будут жить с дядей Праймусом, братом папы. Джинни забирает тетя Мюриэль, она всегда хотела внучку…»

Рон запнулся и замолчал так надолго, что у Гарри почти закончились камешки. Он всерьез задумался над тем, чтобы взять еще, но не успел.

«А я не пригодился ни единому человеку из собственной семьи, — наконец тихо и горько сказал Рональд. — Не вышел, понимаешь ли, ни мордой, ни мозгами, ни характером. Самый неудавшийся щенок из выводка. Последыш».

«Ну так выжег бы им глаза своим люмосом, — пожал плечами Гарри и от радости сел прямее: очередной камешек наконец-то заскакал по воде. — Ты же великий маг, ау!»

«Последыш, да еще и проклятый, — упрямо, с каким-то болезненным наслаждением, повторил Уизли. — Считай что сквиб».

Гарри поморщился. Впади в уныние Малфой — хотя это было технически невозможно, не позволяла конструкция, — то он расшибся бы в лепешку, но убедил Драко в том, что в конце тоннеля виднеется свет. С Уизли было куда сложнее: их странная не-дружба предполагала массу откровений одно другого страшнее, но при этом не строилась ни на взаимной симпатии, ни на доверии к чужому мнению.

«Но все равно кто-то тебя примет, разве нет? — с нажимом спросил он. — Ты ведь не можешь жить один».

«Твоя правда, примет, — вздохнул Рон и чуть повеселел, расправил плечи. — Чарли отнекивался как мог, но я его все-таки уболтал. Мне бы радоваться, но все равно обидно, что он не предложил сам… что никто из родных не предложил сам».

Рон помолчал и деловито добавил:

«Так что летом я уезжаю в Румынию. Правда, условий у Чарли толком нет: сплошные леса, суровый быт, посменная работа, да и соседи в придачу… Потому я буду жить в городке возле заповедника, с Лавгудами».

«Причем тут они?» — нахмурился Гарри, и Рон захлопал глазами:

«Ты еще не знаешь? Мистер Лавгуд договорился с папой, и после выпуска мы с Луной поженимся…»

Он покачал головой, словно не мог поверить собственным словам, и с силой хлопнул себя по коленям.

«Я, Рон Уизли, женюсь на Луне Лавгуд, — повторил тихо и недоверчиво, и Гарри хмыкнул и, поколебавшись, потянулся и похлопал его по спине. — Каменный тролль Уизли женится на воздушной фее Лавгуд — и она согласна, ты можешь в это поверить? Она согласна, и мистер Лавгуд тоже согласен, и никто, совершенно никто не возражает! Ни единого слова против! Ни от кого!»

«Я так понимаю, ты тоже за», — усмехнулся Гарри, и Рон взглянул на него коротко и дико, как на умалишенного.

«Я не могу быть против, — очень серьезно сказал он. — Луна — это лучшее, что случилось со мной за всю жизнь. Я думал, мне судьба наблюдать за ней издали — ну, знаешь, украдкой, мимоходом, потому что где она и где я… А Луна согласна даже переехать в Румынию, лишь бы не оставаться в Хоге одной. Ну то есть… без меня. Мистер Лавгуд уже начал продавать дом».

«И ты правда хочешь уехать из Британии? — усомнился Гарри. Над ухом противно зазудел комар, и он от него отмахнулся. Начинало смеркаться, и возле воды становилось прохладно, а над озером поплыла белесая пелена тумана. Выглядело это сказочно и в то же время тревожно. — Да еще и в румынские леса? Что там делать, крутить хвосты драконам?»

«А ведь так и есть, — усмехнулся Рон, взвешивая на ладони последний камешек. Тот лихо запрыгал по воде, и Гарри с завистью проследил за ним взглядом — до таких успехов ему было тренироваться и тренироваться. — И знаешь что? Меня это устраивает. Может, я вырасту и стану колдомагозоологом, вот. Повезу Луну в Эритрею — она мечтает поглядеть на нунду…»

Рон помолчал, а затем внезапно повернулся к Гарри и протянул руку. И сбивчиво добавил, когда тот, поколебавшись, пожал ладонь:

«Спасибо тебе, слышишь? Спасибо за все. Понимаешь… не подари ты мне “Саламандру” — ну, свою старую палочку… так вот, не будь ее — и я никогда в жизни не пошел бы в библиотеку, не заговорил бы с Луной и сейчас… сейчас я не знаю, что делал бы, понимаешь? Хоть бери — и топись в Черном озере».

«Если что, я тут ни при чем, — поспешил откреститься Гарри: в пересказе Уизли он выглядел святым угодником и почти ощущал давление нимба на темечко. — Я цинично преследовал шкурные интересы».

«Да знаю я, знаю, — криво усмехаясь, отмахнулся Рон, а затем встал с камня и зачем-то отряхнул колени. — Видишь ли, по итогу важна не причина, а результат. Знаешь, Поттер… возможно, ты спас мне жизнь, пускай и невольно. Не придется еще пять лет сидеть в Хоге и сдавать экзамены, обливаясь холодным потом. В Румынии я буду в безопасности и сам никому не наврежу. Так что спасибо тебе. Спасибо от всей души».

Гарри молча кивнул — добавить тут было нечего, — и Рон помолчал и смущенно добавил:

«Так что если однажды тебе понадобится помощь… эммм… великого мага, — у него вырвался нервный смешок, — то я перед тобой в долгу, так и знай».

«И если в Британии разразится война, можно пригласить тебя на передовую?» — усмехнулся Гарри, заранее зная ответ. Уизли покачал головой, вскинул руки в воздух и даже отступил на шаг-другой.

«Ну уж нет, — широко усмехнулся он. — Я теперь этот, как его… пацифист, вот. Ты же понимаешь, Луна будет переживать, да и мистер Лавгуд не одобрит… А я теперь человек семейный…»

«Иди уже, великий маг», — хмыкнул тогда Гарри, и Рональд бодро отсалютовал и исчез в камышах. Сам он еще немного посидел на камне, глядя на темную воду, а когда начало смеркаться, побрел в замок — туда, где ждали настоящие друзья, готовые встать с ним плечом к плечу против любой опасности…

* * *

Альбус закрыл газету, а затем снял очки, бездумно покрутил их в руках и положил на стол. Закрыл глаза и с силой помассировал переносицу: виски сдавило, как стальным обручем, и что-то внутри тоненько звенело, эхом отдаваясь по всему черепу. В последнее время тело подводило все чаще и чаще, хотя прежде было послушным и беспроблемным настолько, что о нем удавалось легко забыть. Удавалось «жить в голове» — так фыркал когда-то Геллерт и смотрел с лукавой снисходительностью, сверху вниз, хотя был ниже ростом…

Еще один признак перемен: в проклятое «последнее время» Альбус вспоминал старых знакомых все чаще, и события вековой давности казались живее и ярче, чем произошедшее накануне. Возраст, тихий убийца, незаметно подкрался к Альбусу, и пока неясно было, что с этим делать: идти на поклон к Фламелям? Бороться самому? Или сдаться и отпустить край лодки, позволить реке времени увлечь себя по течению?

Ты ведь не думал, что вечен, правда?

Грудной женский голос прозвучал из глубин памяти совсем некстати, и Дамблдор легко считал насмешку и поморщился. Альбус помнил этот голос разным: и скучающим, и фальшиво радушным, и чеканящим слова, как римские легионы чеканят шаг. Неизменной оставалась только насмешка, она звучала в этом голосе почти всегда. Лишь тогда, в тот единственный раз, когда Даниэла перестала быть собой и превратилась в сосуд для пророчества, в одушевленный треножник пифии, сарказм исчез без следа, а голос Стивенсон обрел вибрирующую гулкость. Стал страшным — нечеловеческим, неживым…

Вот ты и остался один, торжествующе сказала Даниэла — морок почти столетней давности, тень давно ушедшей женщины. Твой последний соратник пал, словно колос под серпом жнеца — так, как падают все смертные, так, как падешь и ты сам, и уже очень скоро. Нынче ты стар и сед, но я помню тебя совсем другим: нахальным и быстроглазым мальчишкой с манией величия. Готов ли ты к концу, Альбус Дамблдор? Или ты по-прежнему веришь, что можешь обхитрить судьбу?

Альбус подавил вздох, слепо нашарил рукой очки и снова водрузил их на нос. Перечитал газетную передовицу: не закралась ли ошибка? И снова вздохнул, отложил газету на стол: нет, в таких вещах ошибки быть не может. Аластор мертв, бесповоротно и окончательно. Невероятно, но факт, а с фактами не спорят.

Как так вышло? Кто сумел дотянуться до ветерана магической войны, аврора со стажем и заядлого параноика? Альбус прекрасно помнил явочную квартиру Грюма и десятки проверок одна другой мельче и коварнее — он не поручился бы, что заметил и половину…

Авроры не отыскали следов насильственной смерти, но Дамблдор не слишком полагался на их честность и неподкупность. После короткой подковерной схватки и поражения Аластора аврорат наводнили люди победителя, а Скримжер оставался Скримджером… Кто знает, какие соглашения он заключил, кому продал душу за поддержку на выборах? И чьи следы пообещал заметать любой ценой?

Аластор был не вполне в себе, но он никогда не спутал бы чай и лекарство от драконьей оспы. Старый приятель пил его потому, что существовала веская причина — вот только какая? Колдомедики не обнаружили следов заболевания, и тем не менее Грюм был уверен в собственной правоте…

Осторожно, иначе подхватишь его паранойю, промурлыкало где-то в углу не то комнаты, не то черепа, и Альбус снова поморщился: как всегда, проклятая Стивенсон била не в бровь, а в глаз.

Сдавайся, мальчишка, продолжил мертвый голос, как я и предсказывала, так все и случилось. Двоих волков ты вскормил своими руками, как было предречено. Остался третий — но и он уже ерошит загривок, скалит клычата из темноты…

Гарри Поттер и те, кто за ним стоит… Альбус тяжело поднялся из кресла, подошел к окну, отворил одну из створок и заложил руки за спину. Вгляделся в пейзажи: внизу расстилались мирные шотландские пасторали, знакомые до последней травинки, до последнего камешка. Черное озеро в оправе зазеленевших берегов смотрелось вовсе не черным, а темно-синим, почти фиолетовым, как капля росы на соцветии гиацинта. Любимый цветок Геллерта, первого из напророченных ему Волков…

Он все-таки разорвал тебе сердце, верно? — прошелестело ветерком, залетевшим в открытое окно. И ты ничего не смог поделать, хотя заранее знал, что так и будет — потому что подобные мне не ошибаются. Сдавайся, несчастный, потерянный мальчик…

Ну какой я мальчик, в самом деле? У меня борода до пят, возразил ей и сам себе Альбус, и старая ведьма — призрак, воспоминание — тихо рассмеялась. Он помнил этот смех, низкий и горловой, похожий на кашель. Даниэлу всегда забавляли люди, и особенно те, кто не сдавался на милость судьбы, а смело барахтался в паутине пророчеств. И Альбус ее тоже забавлял, пускай и недолго — после роковой встречи он покинул Штаты так быстро, как только сумел.

Ты умираешь, сочувственно шепнула Даниэла, и сердце сдавило, как по команде, словно Стивенсон дотянулась сквозь время и крепко сжала его костлявой ладонью. Ты подозревал это уже давно, но теперь явственно чувствуешь дыхание смерти на своей шее.

Призрак прошлого оказался прав, как бы ни горько было это признавать. На очередной частной консультации Тед Тонкс не стал советовать новомодных лекарств из-за Барьера и даже не предложил больше двигаться и ограничить сладкое. Альбус понял вердикт без слов — и так удивился, словно и вправду полагал себя бессмертным. Впрочем, в глубине души так полагают все люди… Извечный вопрос: что остается от мира, если в нем нет нас?

Все приходят и уходят, вздохнула Стивенсон, как ушла и я. Сколько тебе осталось, Альбус Дамблдор? Сколько весен ты еще увидишь?

— Эта — последняя, печально ответил он, и Даниэла опять рассмеялась.

Отчего-то вспомнилась Каролина Стивенсон, совсем не похожая на циничную и жесткую, несгибаемую, словно стальной прут, прабабку. Как жаль, что девочка не уточнила старое пророчество — Альбус не просил и не настаивал, но втайне надеялся на это все годы ее учебы в Хогвартсе. Но вместо того, чтобы лучше прозреть прошлое, юная Стивенсон предрекла будущее и этим запустила цепь событий, о которых Альбус старался лишний раз не вспоминать — слишком презирал себя за давнее решение.

Долгие годы жить с Северусом Снейпом под одной крышей, каждый день смотреть мальчику в глаза, улыбаться ему, сотрудничать с ним и молчать, молчать, молчать оказалось неожиданно тяжело, почти невыносимо.

По крайней мере, ты не обагрил руки кровью, пожала плечами Даниэла — или его самая циничная часть. Он должен быть тебе благодарен. Ты выбрал милосердие, пощадил там, где мог обрушить меч на беззащитную шею и положить своему страху конец.

— Да, но согласен ли с этим Северус? — печально спросил Альбус и осекся: в пустом кабинете его голос прозвучал неожиданно громко и вздорно. Даниэла, разумеется, не ответила — потому что ее здесь не было, она пребывала в фамильном склепе Стивенсонов или в уютной могиле под Новым Орлеаном; где угодно, но уж точно не в одной из башен Хогвартса.

Снейпа никто не спрашивал, но Дамблдор и так знал ответ: нет, Северус не согласился бы. Он предпочел бы смерть забвению и этим решением толкнул бы Альбуса в пропасть, вынудил его стать убийцей. Тогда Северус был ужасающе молод и, несмотря на весь свой ум, горяч и до боли наивен. Он не понимал, что смерть окончательна, что до нее еще есть надежда, а после — уже нет… и вряд ли понял нынче, хотя с тех пор прошли годы. Вряд ли вырос, и в этом тоже была вина Альбуса.

Нынешний Северус Снейп оставался умным человеком и выдающимся волшебником, но он по-прежнему не обладал мудростью, к большому сожалению его создателя.

Как так вышло, что тому виной — загадочные ментальные сейфы, которые так и не получилось вскрыть, или что-то другое? Разве Альбус не старался, разве не выложился на полную? Решив помиловать Северуса, он приложил все усилия, чтобы помочь мальчику, сотворить для него личность, куда более подходящую к новым, послевоенным реалиям. Впрочем, пора было признать: результат оставлял желать лучшего. Даже после масштабного и глубокого обливиэйта, изменившего все, что только можно было изменить, Снейп оставался взъерошенным и чутким, словно волк на цепи. Такие похожи на пса только отдаленно — они точно так же умеют вилять хвостом, жать уши к голове и заглядывать в глаза, но стоит дать слабину, как волк обязательно рванется к горлу...

Альбус покачал головой: немудрено, что он просчитался и принял Северуса за последнего фигуранта пророчества. Это была честная ошибка... Все сходилось, совершенно все! И «черная корона» Принцев, и «сладкий змея яд», и волчья повадка, и поразительные таланты — все указывало на то, что Третьим Волком окажется именно Северус!

Альбус так надеялся, что после обливиэйта и изменения личности устремления нового Снейпа будут как на ладони, но горько обманулся. Северус продолжал удивлять, и чем дальше, тем больше. Продолжал настораживать, привлекать к себе внимание: взять хотя бы внезапную смену гардероба! Что послужило тому причиной: естественное развитие личности, ранний кризис среднего возраста — или что-то другое, куда более серьезное? Дамблдор непременно дознался бы, не появись на сцене настоящий Третий Волк. Но он появился — и своим эффектным появлением снял с Северуса все подозрения.

Гарри Поттер. Разрекламированный герой, тайный змееуст и просто неудобный ребенок со сложным, неуступчивым характером и недетской подозрительностью. Друг не тех людей, подопечный не тех людей, а с некоторых пор и политическое знамя не тех людей. Порой Альбусу казалось, что Гарри задался целью во всем и всегда выбирать не то и жить не так, поступать наперекор благим намерениям и добрым советам.

Собственно, как и полагается одному из Волков — все они, как один, были себе на уме, так отчего бы последнему из них отличаться?

В это по-прежнему не верилось, но игнорировать правду дальше становилось неудобным, более того — антинаучным.

Мальчик до оторопи похож на Тома. За его спиной сплотились потомки свиты, принадлежавшей Тому. Он открыл Тайную комнату намного раньше, чем Том. И как теперь понимать загадочную смерть Грюма? Альбус почти решился спустить того с привязи, позволить Аластору удовлетворить жажду крови — но его сумели опередить. Удивительное, настораживающее совпадение.

Снова вспомнилась статья в «Пророке»: Грюм представал читателям сумасшедшим отшельником, пошедшим на поводу у паранойи и отравившим самого себя. В ней не содержалось ни слова о заслугах Аластора перед магической Британией. Не было ни единого упоминания о том, каким храбрым, умным и верным был этот искалеченный, но не утративший силы духа человек…

А каким запомнят тебя? — провокационно шепнула Даниэла, и Альбус прикрыл глаза и впервые за десятилетия позволил себе опереться лбом о холодное стекло — так, как любил делать в детстве.

Что скажут о тебе, Альбус Дамблдор, когда исчезнут все, кто видел в тебе человека?

— Я не хочу быть детоубийцей, — пробормотал он себе под нос, и Фоукс в глубине комнаты встрепенулся и забил крыльями, словно изо всех сил поддерживал это решение.

Так не будь, солнечным зайчиком усмехнулась Даниэла. Смирись, мальчик, ты ведь видел: все сбывается так, как должно. Все предрешено: Третий Волк станет твоим концом, но ты можешь выбрать, как именно покинешь этот мир, как запомнишься людям в последние часы. Послушай старую мудрую ведьму: уйди с достоинством, на своих условиях. Останься в веках как ученый и преподаватель, а не как упорствующий безумец, породивший вендеттой против судьбы сразу троих Темных Лордов. Оставь Гарри Поттера в покое. Сними обливиэйт с Северуса Снейпа. Отпусти край лодки и позволь реке забвения унести себя прочь на теплых волнах…

— Изыди, морок, — слабым голосом прошептал Альбус, открывая глаза, и Даниэла — или голос совести? — исчезла, словно и не бывало. Он остался один и впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему одиноким.

Не стало его последнего друга. Все они ушли, и друзья, и враги; остались лишь долги, да и те было до смешного легко уплатить. Не трогать Гарри Поттера. Вернуть память Северусу Снейпу. И остаться в людской памяти человеком, а не создателем королей или борцом с ветряными мельницами.

Но когда Альбус поступал так, как следовало?