Постояннее временного (джен)

Иллюзия света, коллизии тьмы,

Момент ощущенья пронзительного счастья,

Но мы все за дверями единой тюрьмы.

Гермиона не могла понять, что она делает не так. Профессор Люпин был с ней терпелив и объяснял так же хорошо и подробно, как на уроках. Но у нее все равно ничего не получалось.

— Это всего лишь первое занятие, мисс Грейнджер. Заклинание действительно сложное, ничего удивительного, что оно не выходит с первого раза и даже с пятого. Главный секрет в том, чтобы подобрать действительно подходящее счастливое воспоминание. Попробуйте еще раз.

И Гермиона пробовала снова и снова, но выходила какая-то ерунда. Она ведь бывала счастливой! Она знала это чувство и помнила, в какие моменты была действительно счастлива. Но...

Конец первого курса. Она вместе со всеми болеет на квиддичном матче, радостный Флинт подхватывает ее и кружит в воздухе, она возмущается и боится высоты, но вообще-то она в этот момент — да, счастлива. Потому что азарт, потому что игра, потому что весна, потому что Флинт возится с ней, хотя мог бы не возиться, и это ужасно приятно.

Потом этот Флинт предложит ей когда-нибудь в будущем стать его любовницей — не от большой симпатии даже, а просто потому что ничего лучше ему не светит, и он это осознает.

Заклинание не получается.

Лето перед вторым курсом, она заходит в книжный магазин и видит там самого красивого человека на свете — Гилдероя Локхарта. Это момент безоговорочного, трепетного, оторопелого счастья, что такие люди вообще существуют. Момент, когда она абсолютно точно понимает, что всё, на что она может претендовать, — это быть рядом с этим человеком, даже не рядом, а просто где-то неподалеку, восхищенно смотреть на него снизу вверх, и ей этого достаточно для счастья.

Потом Гилдерой будет преподавать ей Защиту, которую впору будет переименовать в Локхартоведение, станет непрерывно делать глупости и перестанет их делать только попав в Мунго. Палочка выдает одну искру, после которой отсутствие результата становится еще заметнее.

Лето перед третьим курсом, Париж, она гуляет с родителями, и ей хорошо, отлично ей. Это такое спокойное, надежное счастье, без особенного надрыва, просто она с семьёй, и ей не надо слишком много притворяться перед ними, и вокруг красота...

Потом выяснится, что её родители — не совсем её родители. Делает ли это их хуже? Должно ли это омрачать счастье того момента? Не должно. Но воображаемые дементоры плавно входят в воспоминание, делая и его непригодным для использования.

Гринграсс дарит ей закладку, а потом отмахивается от долга жизни — ты, мол, грязнокровка и ничего не понимаешь. Гринграсс стоит за ее спиной, глядя вместе с ней в зеркало Еиналеж. Гринграсс навещает её, оцепеневшую, в Лазарете. Гринграсс удивленно переспрашивает: "А я с тобой дружу?" Гринграсс шипит на неё, как она смела ходить на свидание с Флинтом, а потом она же говорит, что надо было соглашаться на предложение. Гринграсс взвешивает в руке подарок, делая вид, что ей не интересно, что там внутри. Гринграсс подбрасывает ей блокнот с семейной формулой заклинания.

И никаких "потом". Гринграсс всегда была несносной и бесила, поэтому никогда не разочаровывала. Гермиона невольно улыбнулась, поймала где-то внутри себя какое-то новое ощущение, быстро сказала: "Экспекто Патронум!"

Легкая серебристая дымка вырвалась из палочки, самим своим присутствием умножая ощущение счастья. Профессор Люпин говорил что-то одобрительное, но Гермиона его не слушала, она разглядывала серебристый дымок и прислушивалась к себе, впитывая и фиксируя ощущение счастья.

Так вот оно какое, подумала Гермиона, тщательно пакуя это ощущение в какое-то как бы отдельное от прочих место, за такой щит, который не даст испортить его последующими наслоениями. А потом пошла от обратного. Рассмотрела это чувство подробнее, распробовала его и начала искать в памяти моменты, когда ощущала что-то похожее. Их оказалось неожиданно много.

Гермиона впервые заходит в библиотеку Хогвартса. Генри Фоули тычет в неё пальцем и объясняет всему Слизерину: "Она — часть дома". Кот трогает её лапой, намекая, что она может экспериментировать на нём. Она сидит в своей комнате с мамой и плачет. Флинт показывает ей вид на Хогсмид с такой гордостью, будто сам его создал. Профессор Ремус Люпин смеётся. Профессор Снейп раздает проверенные эссе, а там — заметка про зеркало Еиналеж...

Кажется, у неё не было абсолютно счастливого воспоминания, такого, чтобы дух захватывало. Зато это ощущение счастья можно было набрать, нацедить по крупицам из тех крохотных моментов счастья, которых на самом деле было так много. Гермиона снова подняла палочку, снова сказала: "Экспекто Патронум". И у неё снова получилось!

— Второй раз подряд! Отлично, мисс Грейнджер, — голос профессора Люпина наконец-то пробился к ней. — Теперь мы можем с уверенностью сказать, что вы поняли принцип. К сожалению, этого мало, чтобы противостоять дементору. Ужас, который он вызывает своим присутствием, сильно усложняет задачу. Но поскольку дементора нам достать негде, вам остаётся разве что практиковаться...

— А Гарри Поттеру вы тоже сказали просто практиковаться, сэр? — спросила Гермиона. Безо всякого подвоха спросила, просто желая убедиться, что она правильно поняла, и действительно за один урок получила всё, что можно было получить от этого обучения. Но профессор Люпин неожиданно замялся:

— Не совсем, но Гарри... с ним другая история. У него есть некоторая возможность практиковаться.

— Какая возможность, сэр? Он что, ходит к дементорам?!

— Мерлин, конечно, нет! — ужаснулся профессор Люпин.

— А что тогда? Может быть, я тоже могла бы...

— Полагаю, нет, — покачал головой профессор Люпин. Немного подумал и поправился: — Хотя думаю, мне стоит спросить об этом Гарри. Я сообщу вам, если будет возможно, чтобы вы присоединились к его занятиям. А пока что практикуйтесь, Гермиона, у вас отлично получилось для первого раза. И хоть счастливое воспоминание необходимо для вызова Патронуса, одного его недостаточно, правильно поставленный навык тоже очень важен.

Это, конечно, было очевидно, как очевидна была и попытка профессора Люпина дать ей какую-то мотивацию просто заниматься дальше самой. И отвлечь от того, что он будет почему-то согласовывать с Поттером, можно ли учить Гермиону так же, как его самого. Что же такого секретного у них происходит на занятиях, интересно?

На следующий день Гермиону вызвал к себе декан, сказал с плохо скрываемым недовольством:

— Слышал, вы напросились на дополнительные занятия к профессору Люпину, мисс Грейнджер.

— Да, сэр, — сказала она, не вполне понимая причины его недовольства. Она, конечно, знала, что декан его не любил, но и представить не могла, что из-за этого она не может лишний раз взять у профессора Люпина урок.

— И как, был ли этот урок вам полезен? — еще более недовольно спросил он.

— Да, сэр, я немного поняла, как вызывать Патронуса.

— "Немного"? — скептически уточнил он.

Гермиона, всё ещё несколько робея, начала объяснять свои затруднения с выделением счастливого воспоминания и способы решения проблемы, постепенно увлеклась и начала говорить чуть свободнее, тем более что профессор Снейп заинтересовался и начал задавать вопросы.

— В Темных искусствах используется тот же принцип, — наконец сказал он. — При применении Непростительных Заклинаний, например.

Это был неожиданный поворот.

— Но там ведь нужны плохие эмоции, сэр? Злость, ненависть... я думала, их проще в себе вызвать, нет необходимости делать что-то дополнительно...

— Это путь в истерики или сумасшедшие, мисс Грейнджер. Ненависти на всех не напасешься, если ты хоть сколько-то вменяем, — сказал декан, криво усмехнулся, и у Гермионы по спине пополз нехороший такой холодок, как тогда, когда она осознала, что профессор Люпин, вероятно, оборотень. Теперь она точно так же заново осознавала то, что ей уже давно сообщили: профессор Снейп когда-то был Пожирателем Смерти. Вполне возможно, он практиковал Непростительные заклинания. Вполне возможно, он сейчас делился с ней не теоретическими изысканиями, а собственным опытом. Мерлин, зачем? Даже не так. За что?! За что ей это?!

Она сделала над собой усилие, вынырнула из изумленного ужаса и попыталась поддержать теоретическую беседу, расспрашивая декана о нюансах оперирования собственными чувствами. Прямо сейчас её это не слишком интересовало, но она осознавала, что во-первых, лучше говорить о чем угодно, лишь бы не дать декану понять, о чем она сейчас думает, а во-вторых, потом, когда она немного опомнится, ей станет интересно, не расспросит сейчас, пока декан готов отвечать, — будет кусать локти.

Весь оставшийся день она ломала голову, зачем профессор рассказал ей это. Всерьез хотел обучить, полагал, что пригодится? Хотел шокировать или напугать? Намекал на что-то. И ближе к ночи ей пришел в голову вариант совершенно абсурдный и дикий, но показавшийся вполне вероятным. Возможно, это была преподавательская ревность. Возможно, профессор Снейп просто хотел научить ее чему-то, чему не мог обучить профессор Люпин.

* * *

— Тоби, а есть ли у домовых эльфов способы бороться с дементорами? Какие-нибудь чары или что-то в этом духе?

— Лучший способ сражаться с дементором — убежать, мисс! — наставительно сказал Тоби. — Эльфы хорошо умеют убегать, эльфы аппарируют!

Гермиона не это имела в виду, но подумала, что замечание Тоби не лишено смысла. Аппарировать от дементора — куда надежнее, чем пытаться вызвать Патронуса. По идее. Но что делать, если ты, например, третьекурсница, которую Патронусу хоть как-то обучили, а аппарации начнут учить только на шестом курсе?

— А если всё-таки надо не убегать, а дементора отпугнуть? Вы такое можете?

Тоби с сомнением посмотрел на Гермиону, на столешницу, будто раздумывая, не побиться ли об нее головой, но всё-таки не стал.

— Лучше всё-таки убегать, мисс. Тоби очень хорошо умеет убегать!

Гермиона деликатно сделала вид, что не заметила, что Тоби ушел от темы, не отвечая на вопрос.