Гарри Поттер и Клятва Основателей (джен)

Держа Джинни за руку, Гарри медленно сошёл с лестницы. На стадионе царила мёртвая тишина, словно всех присутствующих подвергли заклятию немоты.

— Гарри.

Он обернулся. Рон с Гермионой шли следом, не разжимая рук. А по верхнему ряду к ним уже спешили люди.

— Вот что не должен был видеть Маркус, — тихо сказал Гарри друзьям. Глаза Гермионы расширились от ужаса. — Вот что действительно хотел сделать Флинт.

А через мгновение их окружила целая толпа.

— Ты это сделал, Гарри! Поверить не могу, ты это сделал!

— Общий Патронус. Невероятно, Общий Патронус…

— Вы живы... Хвала небесам, вы живы!

Кто-то пожимал ему руку, хлопал по плечу. Мелькали всюду знакомые и незнакомые лица. Мистер Уизли, Билл, Чарли, Перси. Оуэн, Натали, Деннис, Кьяра, Полумна, Дин, Симус, Невилл, Парвати, Лаванда... Они здесь, и вместе с ними — все остальные, все, кто сейчас был на стадионе. Десятки, сотни, тысячи глаз следили за происходившим на верхней трибуне.

Наконец бурные объятия остались позади. Мистер Уизли огляделся по сторонам, посмотрел на друзей и, нахмурившись, спросил:

— Думаю, я не сильно ошибусь, если предположу, что за этим стоит Флавий Флинт?

Гарри медленно кивнул.

— Уже много месяцев никто не видел дементоров, — продолжил отец Рона, глядя теперь вниз, на поле. — Мы долго гадали, почему они прекратили нападения. Но даже представить не могли, что те готовились сделать.

— Как много их было? — спросил Невилл, глядя на Гарри. Тот пожал плечами.

— Не могу сказать. Должно быть, не меньше тысячи. Но теперь все они уничтожены.

Чарли сокрушённо покачал головой и сказал:

— Увы, но истребить всех дементоров невозможно. Они будут всегда, пока существует страх и отчаяние. Их можно сделать слабее, но от них нельзя избавиться.

Гарри переглянулся с Роном, Гермионой, Джинни. Одинаково усталые, но довольные лица. Приятная тяжесть по всему телу. Он чувствовал, что ничто не смогло бы сейчас вывести его из себя. И поэтому весело сказал:

— Что ж, во всяком случае, теперь они долго не будут нас беспокоить.

Тут стоявшие перед друзьями расступились, и Гарри заметил, как к ним быстро приближались профессор Макгонагалл. Вместе с ней всё так же шли директора магических школ,профессор Стрейдом, Хагрид и Кьяра. Лицо директора было бледным, но, увидев их четверых, стоящих как ни в чём не бывало и даже улыбающихся, она словно бы немного успокоилась.

— Вот вы где, — тихо произнесла она, подходя ближе. Окинув всех четверых быстрым взглядом, профессор Макгонагалл, видимо, успокоилась окончательно, потому что сказала уже привычным, невозмутимо-официальным тоном: — Очень рада, что с вами всё хорошо. Я хочу, чтобы вы четверо немедленно проследовали за мадам Помфри.

— Но с нами всё хорошо, профессор, — воскликнула Джинни, опередив Гарри, который уже открыл было рот. — Мы не пострадали.

— И слушать ничего не желаю, мисс Уизли! — упрямо стояла на своём директор. — Мне совсем не нужно, чтобы потом вас пришлось левитировать в Больничное крыло без чувств. Вы и представить себе не можете, какой ценой даётся вызов Общего Патронуса даже взрослым волшебникам — некоторые потом неделями восстанавливают силы. А вы ещё совсем юны, так что идёмте. Поттер, мне жаль, но вашу речь придётся отменить. Не беспокойтесь, все воспримут это как должное — поступки важнее любых слов.

И тут Гарри, буквально минуту назад чувствовавший жуткую усталость, внезапно приободрился. Словно электрический разряд прошёл по всему его телу и молнией ударил в мозг.

— Знаете, профессор, на самом деле мне очень даже есть, о чём сказать, — тихо произнёс он, переводя взгляд на друзей. Те удивлённо смотрели на него, но ничего не говорили. Профессор Макгонагалл также недоумённо уставилась на него, прищурилась и с сомнением в голосе произнесла:

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужно на поле, профессор, — сказал Гарри и улыбнулся. — Вы же сами хотели, чтобы я выступил. Тем более такой день… это будет правильно.

Директор сощурилась ещё сильнее. Гарри почти физически ощутил, как происходит внутри её мыслей напряжённая схватка, как с трудом рождается решение. Правильное решение.

— Что ж, если вы считаете, что так нужно, — наконец произнесла она, глубоко вздохнув, — то я не могу запретить вам. Тем более после того, что произошло.

Гарри кивнул ей и почувствовал, как улыбка медленно сходит с лица. Внутри сжался крохотный тёплый сгусток. Но он вовсе не собирался исчезать окончательно, нет. Скорее наоборот, теперь, став совсем маленьким, он не просто согревал, а обжигал, словно яркое пламя. Он оглянулся, кивнул друзьям, махнул рукой, приглашая всех следовать за собой, и медленно направился по верхней трибуне в сторону лестницы.

Гарри шёл, ощущая на себе взгляды всех собравшихся на стадионе. Они не спускали с него глаз ни на секунду. Они знали, куда он идёт и что собирается делать. И они с нетерпением ждали.

— Ты уверен, что это нужно? — спросила Гермиона, когда они подошли к лестнице. Гарри посмотрел на уходящие вниз ступени, повернулся к друзьям. В его голове не осталось лишних мыслей, лишь самое необходимое.

— Уверен, — тихо произнёс он, улыбаясь, и начал медленно спускаться.

Внизу его уже ждала целая толпа — профессора и студенты, мракоборцы и сотрудники Министерства. Все бросали на него изумлённые взгляды. Гарри медленно оглядел их, кивнул и направился к раздевалке Гриффиндора. Комната была пуста, лишь лежали на скамьях чьи-то забытые вещи. Он быстро прошёл к двери в дальнем конце раздевалки и открыл её.

Перед ним раскинулось широкое поле. Ещё никогда, привычной дорогой выходя отсюда во время очередного матча, Гарри не обращал внимания на то, каким огромным был школьный стадион. А может быть, это ему всего лишь кажется? Он окинул взглядом трибуны. Сотни зрителей. Мёртвая тишина. Гарри быстро двинулся к возвышавшейся в центре поля сцене. Мракоборцы с палочками наизготовку, мимо которых он проходил, провожали его внимательными взглядами.

Наконец Гарри дошёл до центра поля и быстро взошёл по деревянным ступеням на сцену. Высокопоставленные министерские чиновники, иностранные делегаты — все стояли на ногах, многие всё ещё держали в руках волшебные палочки. Гарри нашёл среди них Кингсли Бруствера, медленно двинулся в его сторону. Экс-мракоборец вышел навстречу. Они сошлись в самом центре сцены. Кингсли медленно вытянул руку, и Гарри ответил на крепкое рукопожатие.

— Ты снова спас всех нас, — тихо произнёс министр магии и отступил на пару шагов назад. — Мы слушаем тебя.

Гарри перевёл взгляд на трибуны, затем на поле. Вот они. Его друзья, его бывшие однокурсники, его семья… Все они сидят в полупустом переднем ряду. Он может видеть каждого, а они могут видеть его. Гарри достал из кармана волшебную палочку, поднёс её к горлу и тихо произнёс:

— Сонорус!

Ощущение, словно поток воздуха прошёл через горло, но не внутрь, а наружу. Он в последний раз оглядел застывший в оцепенении стадион и медленно начал говорить:

— Сегодня уже целый год отделяет нас от того дня. Я не буду лишний раз о нём напоминать, лишь скажу, что каждый присутствующий здесь имеет к нему самое прямое отношение.

Он ожидал, что повсюду раздастся шёпот, думал, что зрители сразу начнут переглядываться. Но этого не произошло — все смотрели только на него, все слушали только его. И он продолжал:

— Победа над Волан-де-Мортом — это не просто победа над злым Тёмным волшебником — это победа нашего единства. Это победа всех нас без исключения, вне зависимости от того, кто и где появился на свет — в роду колдунов, фамильное древо которых занимает целую стену в гостиной, или в семье молочников, с удивлением обнаруживших, что их малолетний сын — волшебник. Со стороны можно сказать, что все мы разные, но, если копнуть поглубже… навряд ли найдутся такие уж большие различия.

Он вновь окинул взглядом стадион. Ему казалось, что в тот момент он мог видеть каждого, различать выражения лиц, с которыми те смотрят на него.

— Год назад в стенах Хогвартса пал тот, кто считал, что идея превосходства одних над другими может и должна взять верх над всем остальным. Ему были чужды мысли тех, кто не придавал значения тому, насколько чиста ваша кровь и насколько вы больше волшебник, чем остальные. Они были чужды лорду Волан-де-Морту, потому что он не понимал, что такое возможно. Но не он первый верил в это заблуждение — столетиями колдуны и волшебницы пребывали в уверенности в том, что тому, чьи родители не принадлежат к чистокровным волшебникам, не место среди таких, как они. И насколько распространены были эти взгляды, настолько и слаб был голос тех, кто призывал их отвергнуть.

Стадион слушал. Стадион затаил дыхание, словно гигантский живой организм.

— Веками крепло убеждение в том, что чистота крови ни на что не влияет: поначалу ему трудно было найти себе место, но постепенно всё больше и больше магов убеждались в его истинности, и вот, наконец, сейчас мы смогли заклеймить позором то, что ещё совсем недавно было в порядке вещей. Однако до сих пор остаются те, кто верен этим ложным идеям. Сегодня один из них попытался силой не допустить торжества нашей победы, торжества справедливости. Равенство всех, независимо от крови — для него это было сродни чему-то ужасному. И поэтому он пошёл на то, что сулило бы ему вечное проклятие — покушение на жизнь сотен ни в чём не повинных людей.

На этот раз слабый гул пронёсся над трибунами, но он не обратил на него никакого внимания.

— Магические школы — не важно, какие: Хогвартс, Шармбатон, Дурмстранг, Ильверморни — это не просто учебные заведения — это места, где под одной крышей собираются сотни волшебников самого разного происхождения. Они живут вместе, они учатся вместе, они помогают друг другу, они становятся одной семьёй. И это никуда не девается, даже когда вчерашние выпускники начинают взрослую жизнь: ученическое братство всегда стояло, стоит и будет стоять превыше любого статуса крови — именно поэтому то, что произошло в Хогвартсе, имеет значение для каждого из нас, и не важно, в какой стране мы сейчас находимся. Поэтому каждый, кто задумал зло против одного, сразу же становится врагом для всех остальных. А враги всегда должны услышать свои обвинения.

Он посмотрел в чистое голубое небо. Облизнул губы, опустил взгляд на трибуны. И голос его загремел с новой силой:

— Я обвиняю лорда Волан-де-Морта во всех злодеяниях, которые он совершил, начиная с тех времён, когда его ещё знали под именем Том Реддл. Своими поступками он подготовил то, что происходило не только в годы его бесчинств, но и то, что случилось сегодня, здесь и сейчас.

Я обвиняю Корнелиуса Фаджа, бывшего министра магии, за бездействие, за то, что тот игнорировал очевидное и тем самым позволил злу окрепнуть и выступить против нас в полную силу.

Я обвиняю всех тех, кто с упоением работал на режим Волан-де-Морта и Пожирателей Смерти, по своей воле губя жизни ни в чём не повинных людей, кто поступками и словами нанёс непоправимый урон идее всеобщего равенства, с таким трудом восстановившей свою важность перед всеми нами.

Я обвиняю Флавия Флинта в том, что он террором и обманом хотел заставить нас свернуть с верного пути и вновь оказаться в плену заблуждений.

Я обвиняю его сообщников: Маркуса Флинта и избежавших наказание Пожирателей смерти: по своей воле они пошли на это, и теперь должны понести наказание.

Я обвиняю всех нас, ведь любая идея сильна в первую очередь своей массовостью, и, не поддержи магическое сообщество уродливую мысль о том, что волшебники лучше маглов, она бы никогда не укоренилась настолько сильно в нашей истории.

И, наконец, я обвиняю самого себя. Долгие годы я и сам был того мнения, что большинство чистокровных волшебников несут в себе непробиваемую убеждённость в собственной исключительности, и никто — даже Рональд Уизли, мой лучший друг, и Сириус Блэк, мой крёстный отец, представители древнейших магических фамилий — не могли убедить меня в обратном. И лишь теперь я понял, насколько сильно и ужасно я заблуждался.

Он медленно сделал два шага вперёд, понизил голос почти до шёпота, но всё равно чувствовал, что весь стадион слышит каждое его слово.

— Смириться с прошлым. Принять настоящее. И думать о будущем. Сейчас вы услышали то, за что многим из нас должно быть ужасно стыдно. Однако не стоит забывать об этом, ведь, помня об ошибках прошлого, гораздо легче их избежать. Сейчас как никогда все мы нуждаемся в единстве, в общих идеалах, общих целях, достигнуть которые сможем, только объединив усилия. А ведь сделать это очень легко — надо лишь захотеть.

Он замолчал и медленно повернулся, оглядывая трибуны Он видел лица каждого, но ни видел ни одного. Вокруг стояла мёртвая тишина.

Секунда.

И весь стадион взорвался восторженным гулом.

Зрители вскакивали с мест, хлопали так сильно, что не было видно ладоней. Он слышал крики, долетающие до поля, но не мог разобрать ни единого слова; кажется, в эту минуту весь стадион скандировал его имя…

На плечо Гарри легла чья-то рука. Он обернулся. Кингсли Бруствер смотрел на него, широко улыбаясь. Кажется, уже очень давно министр магии не был таким счастливым.

— Оставайся здесь, Гарри, — прошептал Кингсли, склонившись к его уху и кивнув на один из пустующих стульев. Затем повернулся к стоявшему чуть в стороне волшебнику. На нём была ослепительно-белая мантия, короткие, аккуратно расчёсанные волосы напомнили Гарри Флавия Флинта. Волшебник коротко кивнул им с Кингсли, затем подошёл к краю сцены, вынул волшебную палочку и направил её себе на шею. Трибуны тем временем медленно стихали: появление нового оратора разожгло всеобщее любопытство.

— Я рад приветствовать всех вас, — произнёс волшебник в белой мантии. Его низкий голос звучал громко, уверенно, лёгкий акцент был едва различим. — Меня зовут Фредерик де Бланк, я президент Международной конфедерации магов.

Стадион замер, последние лёгкие шепотки стихли. Сотни людей, затаив дыхание, слушали.

— Сегодня я не буду произносить длинные речи, превозносить героев и обличать злодеев — по счастливой случайности мне удалось услышать слова мистера Поттера, а лучше него, пожалуй, в этот день не скажет никто. Поэтому сразу же перейду к сути дела.

Он бросил короткий взгляд на Кингсли и продолжил:

— Весь прошедший год британское Министерство магии совместно с Международной конфедерацией магов было занято очень важным и очень секретным делом. Прошедшая война с лордом Волан-де-Мортом, хоть и не выходила за пределы вашей страны, но могла бы создать нехороший международный прецедент. Именно поэтому ещё в мае прошлого года делегация английских чародеев обратилась ко мне с предложением закрепить плоды своей победы не только на словах, но и на деле.

Он повернулся, и только теперь Гарри заметил, что возле деревянной лестницы стоял ещё один человек, неприметный, невысокого роста, в тёмно-серой мантии. В руках он держал большой свиток пергамента. Поймав взгляд де Бланка, он кивнул и вышел вперёд, на ходу расправляя свиток.

— Позвольте представить вам плоды нашего многомесячного труда — Международный статут о волшебной терпимости.

Стадион молчал. Гарри слышал, как шелестит пергамент в руках волшебника.

— Этот документ, обязательный для исполнения всем и каждому, впервые на официальном уровне закрепляет права тех, кто попал в волшебное сообщество из среды людей, не обладающих магическими способностями. Везде они называются по-разному: маглы, не-маги, келали, синпуры… но это не меняет основной сути. Отныне за любую попытку ограничить права рождённых не волшебниками наказание будет наступать быстро и неотвратимо. Сегодня я подписал окончательный текст статута, уже завтра он появится в печати. Поэтому вы первые, кто узнал о нём, и я считаю это вполне заслуженным и справедливым. Ваша победа стала общей победой, ваши деяния открыли всем остальным глаза. И от имени всего мирового магического сообщества я хочу произнести слова благодарности этой древней школе и героям, павшим в борьбе за правое дело.

Он умолк, и поражённые уже в который раз за этот вечер зрители зааплодировали. Де Бланк дождался, когда всё стихнет, и продолжил:

— Но это ещё не всё. Министерство магии и руководство школы чародейства и волшебства Хогвартс посчитало своим долгом сделать ещё одну вещь, чтобы навечно сохранить память о тех, кто отдал за нас свои жизни. Прошу вас, коллеги.

Только сейчас Гарри заметил, что, пока де Бланк говорил, на сцену поднялись несколько человек. Профессор Макгонагалл шла во главе делегации хогвартских преподавателей, мистер Уизли подошёл к Кингсли.

— Прошу всех оставаться на своих местах, — громко произнесла директор, и все собравшиеся на сцене взмахнули волшебными палочками.

Первое мгновение ничего не происходило, затем трибуны, кольцом обступавшие поле, начали медленно раздвигаться. Сидевшие на них зрители изумлённо оглядывались и громко восклицали. Наконец трибуны замерли, образовав полукруг, и взорам всех собравшихся предстала широкая лесная опушка, на которой обычно проходили уроки ухода за магическими существами. Но вот профессора снова взмахнули палочками — и прямо в её центре начал расти огромный белоснежный монумент, тянувший длинный заострённый шпиль к небу. Гарри заметил, что он весь был покрыт жёлтой вязью, но, приглядевшись, понял, что это не рисунки, а крохотные золотые буквы — имена каждого чародея и волшебницы, павших в борьбе с лордом Волан-де-Мортом. Наконец монумент вытянулся полностью и застыл, бросив длинную тень на теплицы, а нанесённые золотом слова заблестели на ярком майском солнце.

— Это было просто потрясающе!

— Ты оратор, парень, настоящий оратор.

— Я ловила каждое твоё слово, Гарри!

Он шёл по тропинке в замок, окружённый ликующей толпой. Студенты Хогвартса, бывшие однокурсники, сотрудники Министерства, новые знакомые из других стран — все они обступили его, обнимая, аплодируя, хлопая по плечу. Гарри отвечал усталой, вымученной улыбкой — ему не нужны были все эти слова. Сколько раз он пытался им объяснить, что Общий Патронус — не его заслуга, что он просто вспомнил о нём в подходящий момент. Наконец Гарри просто махнул на всё рукой, прижался поближе к Джинни, Рону и Гермионе и продолжил молча идти вперёд. В голове было только одно желание — поскорее добраться до гостиной Гриффиндора, поскорее оказаться в спальне. Поскорее лечь и заснуть. Профессор Макгонагалл была права — все они потратили очень много сил, друзья выглядели не менее измождёнными, чем он, едва передвигали ноги от усталости.

Уже на подходе к замку их догнали Деннис, Полумна, Оуэн и Натали.

— А мы вас везде ищем, — сказал слизеринец. — Надо поговорить.

Все четверо переглянулись. И хотя им очень хотелось спать, они решили, что этот разговор не стоит откладывать. Через минуту вся компания уже сидела в бывшем классе Флоренца, и Гарри, полуприсев на преподавательский стол, рассказывал трём не посвящённым в их дела друзьям обо всём, что случилось за этот год. Когда он закончил, Деннис, Натали и даже Полумна выглядели поражёнными.

— Значит, Флавий Флинт хотел опорочить Министерство? — спросила изумлённая Натали. — И потому привёл на стадион Пожирателей смерти?

— Не просто опорочить — физически уничтожить, — сказал Гарри, и от его слов все трое снова вздрогнули. — Наверняка Нотт с остальными по его плану вообще не должны были сбежать, только он вместе с Маркусом.

— А дементоры бы разобрались с остальными, — тихо произнёс Оуэн, задумчиво глядя вперёд. Закрыв глаза, он сокрушённо произнёс: — Я должен был догадаться, что он захочет использовать меня…

— Ты не виноват, — поспешил заверить друга Рон, — кто же знал, что Флинт наложит на тебя Империус? Хорошо, что профессор Стрейдом подоспел вовремя.

— И хорошо, что я не смог внушить ему мысль об убийстве…

— Убийстве? — воскликнула Натали, удивлённо взирая на Оуэна. — Кого он должен был убить?

— Кого-то из своих учеников. Это бы нарушило клятву основателей Хогвартса, — объяснил Гарри.

На этот раз пришло время удивляться Полумне.

— Но ведь тогда вся школа бы разрушилась.

Все семь человек в недоумении посмотрели на неё, какое-то время в классе царила мёртвая тишина.

— Ты знаешь про последствия нарушения клятвы? — нарушила, наконец, молчание Джинни, внимательно смотря на подругу. Та в ответ невозмутимо кивнула.

— У моей мамы была старая книга про древние клятвы и обеты; когда я была маленькой, она иногда читала её мне перед сном. Там в том числе было и про клятву основателей Хогвартса. В ней говорилось, что деканы факультетов не просто назначаются директором, но заключают со школой магический договор.

— Мы это знаем, — сказал Гарри, кивая, — но Флинт говорил, что после нарушения клятвы просто исчезнет защитная магия Хогвартса и в нём невозможно будет полноценно учиться.

— Он врал, — коротко и невозмутимо ответила Полумна. — Защитная магия не может исчезнуть просто так — если декан убьёт своего студента, она воспринимает это как угрозу всем. И разрушает замок. Пожалуй, основатели этого не учли, и только потом поняли, насколько серьёзными могут быть последствия. Поэтому и постарались сделать так, чтобы об их клятве не узнал никто.

Гарри посмотрел на друзей. Лица всех были бледными, губы дрожали. В тишине раздался звенящий голос Полумны, совершенно неоправданно весёлый и невозмутимый:

— Но хорошо, что этого не произошло, верно?

— Знаете, что, — сказал Рон, — мне кажется, нам надо сообщить об этом Макгонагалл.

— Потому что, если вдруг… — продолжила его мысль Джинни.

— Вот и я так думаю, — согласилась с ней Гермиона и вновь посмотрела на Полумну. — И почему мы не спросили тебя сразу. Весь год творили одни сплошные глупости…

— Это вы-то глупости творили? — воскликнул Деннис, да так громко, что все невольно вздрогнули. — Да вы снова спасли школу, спасли всех нас! Гарри, честно, боюсь даже представить, как Хогвартс будет дальше выживать без тебя.

Последняя фраза мгновенно разрядила обстановку, и все засмеялись.

— Спасибо, конечно, за добрые слова, Деннис, — сказал Гарри, проводя рукой по растрёпанным волосам, — но, думаю, вы прекрасно справитесь и без меня.

Они ещё немного посидели, обсуждая произошедшее, а затем вышли из класса и направились к лестницам. Оуэн первый попрощался со всеми, поцеловал Натали и заторопился в подземелья; хоть он и старался держаться невозмутимо, Гарри по глазам видел, что ему сейчас очень тяжело, и понимал его желание поскорее оказаться в одиночестве.

На верхнем этаже с ними попрощалась Полумна, и к гостиной Гриффиндора друзья направились вшестером. Но едва они успели назвать Полной Даме пароль, как их окликнули. Это были Уолтер Крейн и Кэтрин Тассель. Они бежали к ним по коридору, держась за руки.

— Вот вы где! Профессор Макгонагалл зовёт вас к себе.

Все четверо недоумённо переглянулись.

— Она не сказала, зачем? — спросил Гарри.

— Нет, но просила вас прийти как можно скорее, — сказала Кэтрин, кивая Деннису и Натали.

Им ничего не оставалось, кроме как направиться на третий этаж. По дороге они гадали, о чём будет спрашивать их профессор Макгонагалл, и когда, спустя десять минут, друзья вошли в кабинет директора, то застыли поражённые прямо в дверях.

— Входите, — сказала им профессор Макгонагалл указывая на четыре просторных кресла. Возле её стола стояли Кингсли, мистер Уизли, профессор Стрейдом и Кьяра.

Ловя на себе взгляды не только собравшихся в кабинете людей, но и всех портретов прошлых директоров и директрис Хогвартса, друзья медленно вошли в кабинет и расселись по креслам. Профессор Макгонагалл смотрела на них поверх своих квадратных очков.

— Я не буду спрашивать у вас, что произошло — Артур и Кингсли уже рассказали мне обо всём. Как и профессор Лобоска.

Друзья посмотрели на Кьяру. Та улыбнулась им и быстро подмигнула.

— Не могу сказать, что я довольна произошедшим: вы все подвергли себя очень большому риску, неоправданно большому. Однако, — на лице директора появилась лёгкая улыбка, а сама она откинулась на спинку стула, — я, похоже, никогда не должна забывать, с кем уже не первый год имею дело. В очередной раз вы, Гарри, и ваши друзья спасли Хогвартс. А кроме того, уничтожили большую часть оставшихся после войны дементоров и помогли поймать беглых Пожираталей смерти. Знаете, я впервые начинаю сожалеть о том, что кого-то из моих студентов нельзя оставить в школе на второй год.

Все в кабинете рассмеялись. Гарри недоумённо посмотрел на профессора Макгонагалл, но всё же так и не смог удержать распиравшего его изнутри хохота.

— Думаю, Хогвартс справится и без Гарри, Минерва, — заметил Кингсли, когда все, наконец, успокоились. — К тому же им с Роном ещё предстоит обучение на мракоборцев. Вы же ещё не передумали становиться ими, верно?

— Конечно нет, — почти синхронно ответили Гарри и Рон.

— Вот видите, наши лучшие защитники никуда от нас не денутся.

— Понимаю, — кивнула директор и с улыбкой окинула взглядом друзей. — И всё же мне будет не хватать вас четверых.

— Не только вам, Минерва, — раздался за её спиной тихий, спокойный голос, — не только вам.

Все в кабинете посмотрели на портрет Альбуса Дамблдора. Бывший директор Хогвартса светился от счастья, из-под очков-половинок глядели на них весёлые голубые глаза.

— Мне довелось стать свидетелем их становления, — сказал Дамблдор. — Из года в год я наблюдал, как они взрослеют, учатся, осваивают новые знания. И проходят через такое количество испытаний, которое не каждому довелось увидать даже за всю свою жизнь.

Профессор Макгонагалл и стоявшие рядом с ней согласно закивали.

— Скажите, уважаемая госпожа директор, — продолжил, усмехнувшись, старый волшебник, — насколько бестактно с моей стороны будет попросить вас оставить меня с Гарри и его друзьями наедине? Мне нужно сказать им кое-что очень важное.

Мгновение профессор Макгонагалл колебалась, но быстро кивнула, произнесла:

— Конечно, Альбус. Кингсли, Артур, Уоллес, Кьяра, пойдёмте со мной.

И впятером они вышли из кабинета.

— Профессор, — сказал Гарри, поднимаясь со своего кресла. Рон, Гермиона и Джинни последовали за ним.

— Сегодня вы все проявили настоящий героизм, — сказал Дамблдор, по очереди оглядывая каждого. — Впрочем, вам уже не привыкать.

И он снова усмехнулся.

— Мы даже не ожидали, что отец Оуэна пойдёт на такое, — произнёс Гарри, подходя ближе к портрету. — Да, он разделял идеи чистой крови, но… как он мог натравить дементоров на сотни ни в чём не повинных людей?

При этих словах Дамблдор опустил глаза. Некоторое время он молчал, затем вновь посмотрел на друзей. Взгляд его был одновременно задумчивый и печальный.

— Флавий Флинт всегда отличался двумя качествами — он умело пускал пыль в глаза и был убеждённым сторонником того, что цель оправдывает любые средства.

— Как Волан-де-Морт? — спросил Рон. Гарри, Гермиона и Джинни ошеломлённо посмотрели на него, да и сам Рон, казалось, был шокирован не меньше. На их памяти, он ещё ни разу не называл Тёмного Лорда по имени.

— Именно так, Рон, — ответил Дамблдор, кивая. — Вернее, почти так, на самом деле всё гораздо сложнее. Волан-де-Морт предпочитал действовать в открытую, ему были чужды серьёзные интриги и тщательно спланированные на много ходов вперёд сложные игры. Конечно, он умело вносил раздор в ряды своих врагов, но всегда предпочитал тайной борьбе физическое уничтожение.

Гермиона вздрогнула и спросила:

— Но почему тогда Флинт не примкнул к Пожирателям? Ведь он полностью разделял их идеи.

— У меня есть на этот счёт только одна версия, — произнёс Дамблдор, почёсывая нос. — При общем совпадении взглядов, Флавий Флинт не разделял те методы, которыми пользовались Пожиратели смерти. Как я уже сказал, Волан-де-Морт всегда действовал в открытую, а о том, как предпочитает вести себя Флинт, вы очень хорошо узнали за этот год.

— Это точно, — сказал Рон, кивая и слабо улыбаясь.

— И всё же при расхождении методов, цель у них всегда была одна — уничтожение всех так называемых грязнокровок, очищение от них волшебного сообщества. И я боюсь, что Министерство сыграло в становлении подобных взглядов у Флавия Флинта не менее серьёзную роль, чем возвышение Волан-де-Морта.

— Из-за его отца? — спросил Гарри. Дамблдор кивнул.

— Клавдий Флинт был великим мракоборцем. Очень надеюсь, что и вы когда-нибудь станете такими же. Но его отвращение к маглорождённым переходило все возможные границы, и многие коллеги и друзья разделяли с ним эти взгляды. Поэтому вы вполне можете себе представить, в какой атмосфере начинался жизненный путь Флавия Флинта.

— Но ведь его отец никогда бы не пошёл на такое, — заметила Джинни. — Он ведь защищал волшебников, а не убивал их.

Дамблдор снова кивнул и сказал:

— А на эту сторону личности Флинта сильно повлиял уже Волан-де-Морт. Закончив Хогвартс и регулярно узнавая о новых бесчинствах Пожирателей смерти, юный Флавий поражался, но одновременно и восхищался. Его отец боролся со своими противниками долго и методично, никогда не переступая за рамки разумного. Для того, чтобы сохранить работу и репутацию, ему пришлось пожертвовать многими своими идеями. А для Тома Реддла никогда не существовало никаких ограничений — своих врагов он попросту убивал и сразу же переставал думать о них. Конечно, открыто пойти на преступление Флавий Флинт был не готов, но я подозреваю, что в нём тогда шла серьёзная борьба, какие методы лучше выбрать. И в конце концов он выбрал отца. Но влияние Волан-де-Морта никуда не пропало.

Снова повисло молчание.

— Значит, — тихо произнёс Гарри, — значит, не сдерживай он себя…

— То вероятно стал бы начать действовать в открытую и прославился как сильный тёмный волшебник, верно, — кивнув, ответил Дамблдор. — Хотя и это спорно, ведь конкуренция Волан-де-Морту была не нужна. Возможно, кстати, из-за этого Флавий Флинт и предпочёл затаиться, а не примыкать открыто к Пожирателям. Оба раза после поражения Волан-де-Морта он умело доказывал свою непричастность к происходящему. Справедливости ради, Флинт действительно почти никак ему не помогал, хоть и был способен на многое — ещё в школе он отличался большими способностями и мог бы в известной мере составить конкуренцию любому Пожирателю. Впрочем, насколько я мог услышать от Кингсли и Артура, вы смогли с ним справиться.

— Они знают не всё, — тихо сказал Гарри. Мысль, родившаяся в его голове уже давно, не давала ему покоя. — Когда мы ворвались в комнату, чтобы арестовать Флинта, он застал нас врасплох и обезоружил…

И Гарри быстро пересказал Дамлбдору, что происходило в подсобном помещении до прихода профессора Стрейдома. Старый волшебник слушал его очень внимательно, иногда кивая. Наконец, когда Гарри закончил, Дамблдор задумчиво посмотрел на него и произнёс, едва слышно усмехнувшись:

— Порой меня поражает, как охотно все твои враги делятся с тобой своими планами, Гарри.

Он улыбнулся, вспоминая прошедшие годы. Действительно, так оно часто и бывало…

— Но я бы на твоём месте не стал так сильно переживать только из-за того, что вы не смогли задержать Флинта. Хоть это и входило в тот план, который вы разработали с Артуром Уизли.

— Он знал, что мы придём, — тихо сказал Рон, похоже, как и Гарри, уже переставший удивляться тому, что их бывшему директору даже после смерти становится всегда обо всём известно, — он вычислил нас ещё на Рождество…

— Не каждый с первого раза убедительно сыграет чужую роль, — ответил ему Дамблдор, продолжая улыбаться.

— Но отец рассчитывал на нас, — сокрушённо произнесла Джинни.

— Артур прекрасно понимал, на что идёт, — сказал старый волшебник. — Он знал, что вы — при всех ваших выдающихся качествах и прошлых победах — ещё не были готовы к такого рода работе. Не зря же мракоборцы проходят трёхгодичный курс обучения, прежде чем приступить к своей основной работе, а вы в этом году делали то, что доверили бы немногим из них. И справились, несмотря на все возникшие проблемы. И даже кое-что вынесли каждый для себя.

Гарри посмотрел на Рона. Друг чуть улыбнулся и кивнул. Действительно, всё могло бы быть гораздо хуже.

— Можно считать, что вступительные испытания вы прошли, — усмехнувшись, сказала Джинни, обнимая Гарри, и все засмеялись.

— В какой-то степени да, но ведь ваши дела не ограничиваются одной лишь победой над Флавием Флинтом, верно? — при этих словах голубые глаза Дамблдора заговорщически блеснули за стёклами очков-половинок. — Я много слышал о том, с каким счётом сборная Гриффиндора обошла всех в школьном чемпионате; вы не пропустили ни одного гола, и стали бесспорными победителями. А ведь это тоже очень большая и очень сложная работа. Кроме того, что было для меня приятным открытием, в этом году ваш круг друзей заметно расширился, причём не одними только студентами Гриффиндора. И пускай изначально вы начинали общаться с Оуэном Флинтом и профессором Лобоской по необходимости, в конце концов вы приняли их к себе. И уже навряд ли когда-нибудь перестанете считать своими друзьями.

Гарри посмотрел на остальных. А ведь действительно, Оуэн и Кьяра, как и Деннис и Натали, уже успели стать неотъемлемой частью их компании. Совершенно неожиданно и как-то само-собой. Как год назад Джинни стала для них четвёртой.

— Умение работать в команде — очень важное качество, — между тем продолжал Дамблдор. — Однако необходимо уметь привлекать новых людей, завязывать новые контакты, сотрудничать с теми, с кем раньше вы и не подумали бы связываться. Я часто говорил об этом и по-прежнему убеждён, что в будущем это вам всем очень поможет.

Гарри смотрел на их бывшего директора и своего бывшего самого главного наставника. Альбус Дамблдор говорил искренне, говорил от всего сердца. Он действительно был горд за них, действительно был рад, что они справились. Но иного, кажется, он от них и не ожидал.

И тут дверь, ведущая в кабинет, раскрылась. Друзья повернулись и в первое мгновение увидели лишь большую золочёную раму, торчавшую в проёме. Но через секунду за ней показалась профессор Макгонагалл.

— Вот сюда, — указала она нёсшему раму человеку. Тот кивнул и направился к свободному месту рядом с портретом внимательно наблюдавшего за всем этим Дамблдора.

— Минерва, — сказал он, — это ведь то, о чём я думаю, верно?

— Да, Альбус, именно то, — с улыбкой ответила ему профессор Макгонагалл, а у Гарри всё внутри похолодело.

Человек подошёл к стене, нащупал на конце рамы верёвку, подцепил ею торчавший из камня гвоздь и повесил портрет на стену. Закончив, он чуть отошёл назад, присмотрелся, кивнул профессору Макгонагалл, развернулся и направился к выходу из кабинета.

— Приветствую вас, Северус, — весело сказал Дамблдор, поворачиваясь в сторону нового портрета. Впрочем, не только он один. Все бывшие директора и директрисы Хогвартса с интересом взирали на пополнение в их рядах.

А Гарри смотрел на знакомое лицо. Крючковатый нос, длинные сальные волосы. Крошечные чёрные глаза внимательно изучали всё вокруг себя.

За спиной послышались шаги, Гари оглянулся и успел заметить, как за Роном закрылась дверь. В кабинете остался только он один.

Гарри медленно сделал шаг вперёд и ощутил, как дрожат колени. Он открыл рот и произнёс тихим, хриплым от волнения голосом:

— Здравствуйте, профессор Снегг.