Ликорис (гет)

Огромным плюсом нахождения Хинаты у Такемичи стало их постоянное пребывание вместе: они вместе завтракали, вместе ходили в школу, вместе гуляли и вместе делали домашку, после чего также вместе уходили спать. Для самой Такемичи, привыкшей жить одной, это было в новинку.

Точнее, как — в новинку?

Раньше в этом возрасте она несколько лет жила одна, потом переехала в другую префектуру к матери. В тот момент жильцов в квартире стало двое, но всё равно большую часть времени Ханагаки проводила одна. Затем она переехала в свою квартиру, но и там оставалась без соседа. Конечно, не так давно она какое-то время пробыла в доме семьи Сано, но у девушки язык не поворачивался назвать это совместным жильём: там она скорее была гостем и обитала на птичьих правах. Но вот сейчас, в ситуации с Хинатой, она была полноценной хозяйкой, которая наконец-то разделила этот кажущийся большим дом с кем-то ещё.

Первые три дня пребывания у Такемичи Хината прогуливала школу и дополнительные занятия, боясь наткнуться на недовольного отца, который опять начнёт с ней ругаться. На удивление, сам Масато не ошивался у школы, но зато каким-то образом нашёл номер телефона Ханагаки и писал ей несколько раз, узнавая, как там его дочь и всё ли с ней в порядке.

Других вопросов на данных момент он не задавал, но Такемичи знала, что в какой-то момент его терпение закончится.

Пару раз заходил Наото, приносил из дома вкусной еды в контейнерах от матери и рассказывал, что после крупной ссоры мать и отец какое-то время оставались холодны друг к другу, но постепенно их отношения начали налаживаться. Отец был молчалив, угрюм, но скандалов не устраивал. Мальчик прогнозировал ещё где-то неделю таких вот распрей, после чего отец семейства Тачибана будет готов поговорить с дочерью.

На четвёртый день пребывания Хинаты в гостях Такемичи уже сама выпнула её на учёбу, попросив Майки одолжить кого-нибудь на мотоцикле, чтобы подбрасывал подругу на дополнительные, а с дополнительных — обратно к Ханагаки домой. Каждый раз это были разные парни, но всех их объединяли две вещи: каждый из них был из первого отряда и каждый оставался на ужин у сердобольной Такемичи.

Не отпускать же парней без награды.

— У тебя самая вкусная еда! — заявляли они, как один.

— Ну, теперь-то понятно, что наш пахан⁽¹⁾ в тебе нашёл! — смеялись некоторые, запивая домашний рамен холодной колой.

К тому же, они приносили новости:

— Вот Чифую-сан обзавидуется! Ему ж ничего нельзя, кроме той больничной гадости, — заявляли некоторые. А Такемичи только и рада.

Для девушки готовка была не только способом не умереть от голода, но и шансом на самовыражение. Ей нравилось готовить те или иные блюда в зависимости от настроения, нравилось экспериментировать на кухне и, конечно же, нравилось видеть счастливые лица накормленных друзей. И пусть готовка занимала много времени, зато она того стоила.

То чувство удовлетворения не могло ни с чем сравниться, особенно со счастливыми лицами накормленных.

Все эти подвозы Хинаты продолжались какое-то время. И если поначалу этим занимались какие-нибудь малозначительные члены первого отряда, то совсем скоро на пороге дома объявился Кисаки в мотоциклетном шлеме.

— Привет? — немного неуверенно поздоровалась с ним Такемичи, не зная, как себя вести: эта встреча оказалась слишком внезапной. Она выбежала к двери, успев снять фартук, как только услышала знакомые звуки мотоцикла.

— Здравствуй, — кивнул парень. — Сегодня Акахоши-кун был занят, так что я вызвался подбросить Тачибану-тян до тебя.

— Ага, Кисаки-кун прям выручил! — активно закивала девушка и тут же спрыгнула с байка, но Ханагаки успела уловить нотки беспокойства в её глазах.

Баджи уже не раз отзывался о Кисаки как о сумасшедшем и больном ублюдке, который подговорил Па-чина напасть на Осаная с ножом. Именно Тетта управлял Мёбиусом из тени и создал Вальхаллу, и именно он превратил Тосву в бандитов и убийц. А всё ради Такемичи: чтобы она полюбила его, чтобы он стал ей достойной парой, чтобы сделать её жизнь максимально лёгкой и непринуждённой.

Тяжело было признавать, но в какой-то момент прошлого-будущего у него это получилось: Такемичи вышла за него замуж. Они ждали ребёнка.

«Если девочка — Аки, если мальчик — Ясухиро», — промелькнула в голове фраза Кисаки, сказанная нежным и любящим тоном. Ханагаки от такого передёрнуло.

— Всё хорошо? — снимая шлем и поправляя очки, внезапно спросил парень, возвращая её к реальности. Такемичи кривовато улыбнулась и кивнула:

— Да, всё в порядке, просто голова с утра болит, а таблетки никак не помогают, — отмахнулась она, переминаясь с ноги на ногу. — Это… Проходите в дом. Кисаки-кун, будешь чай? Или газировку?

— Лучшей горячий чай, а то на улице холодно, — согласился парень, глуша мотор. Через минуту он уже переступил порог. Ханагаки закивала, подозрительно подмечая, что в её доме Тетта по каким-то причинам чувствовал себя едва ли не как дома.

Девушка прошла на кухню и поставила чайник, а затем принялась рыться в холодильнике, доставая рис (и сразу же отправляя его в микроволновку), филе тунца в кисло-сладком соусе и ростки в качестве закуски, выставляя всё это перед гостями, которые, вымыв руки, уселись за стол.

Итак, они собирались ужинать втроём.

И да, это был самый странный ужин на памяти Такемичи: сбежавшая из дома девушка, которая влюблена в неё, психопат (тоже влюблённый в неё), сделавший банду малолетних гопников самой влиятельной преступной организацией в Токио, и она сама, вернувшаяся во времени и пытающаяся спасти друзей от смерти.

«Из этого получилось бы неплохое аниме», — невольно подумала девушка, палочками отламывая кусок тунца и отправляя в рот.

— Итак… Почему именно ты решил привести Хинату-чан? Разве такая мелочь должна волновать капитана отряда? — осторожно поинтересовалась Такемичи.

— А почему нет? — ответил Кисаки, приподнимая брови. — Тачибана-тян — твоя подруга, а ты… — внезапно запнулся он. — Ты — важный человек для Тосвы, пусть и не все с этим согласятся.

— Не все согласятся? — удивилась девушка, едва прожевав.

— Вроде того. В банде есть несколько недовольных. Они считают, что время, которое Майки мог бы потратить на банду, он тратит на тебя. Им это ужасно не нравится.

Ханагаки сжала палочки в руках, с ужасом пытаясь понять, врал ли ей Кисаки или же говорил правду. Если врал, то насколько мерзким можно было назвать такого человека? Как вообще она согласилась не просто встречаться с ним, но и выносить его дитя? Как часто он лгал ей, пока они встречались? А если сказал правду, то каково количество недовольных? Выльется ли это в новые распри, как было с Па-чином, или беда обойдёт стороной?

Вопросы-вопросы-вопросы. И никаких ответов.

Стало совсем неуютно.

Такемичи сглотнула неприятный ком в горле, стараясь как можно быстрее успокоиться: нельзя показывать слабость. Нельзя, чтобы Кисаки догадался, что ей страшно. Нельзя, чтобы ситуация вышла из-под контроля.

И всё же Кисаки заметил следы беспокойства на лице девушки:

— Не волнуйся, — мягко уверил он, взгляд был нежным-нежным, и что-то внутри Ханагаки сжало неприятно тоскующим комом: она резко вспомнила этот тон, резко вспомнила, как не раз Тетта утешал её подобным образом, резко вспомнила, как доверяла ему все свои переживания.

Воздуха будто не хватало.

Жить с воспоминаниями о будущем, которого никогда не случится, было слишком тяжело. Эти воспоминания заставляли Такемичи испытывать нежную привязанность к человеку, которого она должна проклинать и ненавидеть. Из-за этих воспоминаний даже простые мысли о том, что на Кисаки был одержимым ею психом, шли через какой-то розово-приторный фон.

Нет, Такемичи не любила Тетту, но она была ему благодарна за эти совместные годы. И она, опять же, испытывала привязанность. Тупую и жуткую.

А Кисаки всё продолжал, желая обнадёжить:

— Если кто-то из них посмеет что-то сказать против тебя, мой отряд с ним разберётся. Мы не позволим чернить твоё имя.

— Спасибо, — прошептала Такемичи, прикрывая глаза. Тепло поднялось у неё в груди, и девушка оказалась слишком слаба, чтобы противостоять ему. — Как я могу тебя отблагодарить?

— О, не надо ничего, — заверил её Кисаки, — просто позволь изредка подвозить. Тебя или Тачибану-тян, — и бросил на Хинату взгляд из-под ресниц. Та уткнулась в тарелку, но Такемичи заметила, как ей было некомфортно: пальцы дрожали, взгляд был направлен только на тарелку, а под столом она стучала носкочками об пол.

— Мы будем благодарны, — мягко улыбнулась Ханагаки, почти восстановила контроль, и перевела тему: — Как вам тунец? Я попробовала новый рецепт, который вычитала в подаренной мамой кулинарной книге.

— Очень вкусно! — вскинула голову Хината, а после с мягко-нервной улыбкой попросила: — Прям добавки хочу!

— Я тоже не отказался бы, — кивнул Кисаки. А затем, заметно вздрогнув, заметил: — Тебе не в тягость нас кормить? Дороговато, наверное, выходит.

— Мама стала отсылать чуть больше денег, когда узнала, что Майки-кун часто кушает у меня, — пожимая плечами, необдуманно ответила Такемичи.

Взгляд Кисаки мгновенно изменился: стал тяжелее, неприятнее. В его голубых глазах как будто замёрзли две льдинки. Ханагаки знала: так Тетта смотрел только на врагов.

Майки был для него врагом. Самым страшным и неприятным.

Такемичи посетила ужасающая мысль о том, что Кисаки мог быть тем, кто каждый раз толкал Майки-из-будущего к самоубийству. У Сано и так была нестабильная психика, особенно после смертей близких, а тут им самим могли управлять — у Тетты был самый настоящий талант к манипуляциям, и история с Осанаем и Па-чином была тому доказательством.

А у Майки слабая сторона — это всегда его близкие. Мог ли Кисаки пойти по головам? По их головам, чтобы не только добраться до Такемичи, но и уничтожить врага?

— Ладно, — кашлянула Такемичи. — Добавка тунца, да? Давайте тарелки!

По-быстрому схватив тарелки и отвернувшись от гостей, школьница судорожно положила им добавки, стараясь не думать о своём ужасном предположении. Кисаки бы не стал доводить Майки до самоубийства. Не стал бы, да?

Стал бы. Он не просто довёл бы Майки до самоубийства, он бы вручил ему в руки пистолет и позвал бы Такемичи на встречу, чтобы Сано застрелился у неё на глазах. Чтобы она своими глазами увидела, что у неё есть только он, Кисаки Тетта.

Девушка натянула на лицо улыбку и поставила тарелки перед гостями.

— Итак! Тунец! — наигранно-радостным тоном сказала она. — Рассказать, как готовила?

— Конечно! — закивала Хината, слишком очевидно желая перевести тему.

— Итак! Сперва надо найти свежего тунца. Желательно только недавно пойманного…

Негромкий голос Такемими наполнил кухню, повествуя о том, как правильно отделять филе от костей и кожи, в каком месте важно отрубить голову и на каком огне готовить тунца. Она рассказала и про примерные граммовки специй, которых было не так-то и много: соль, да сушёная зелень. Ну и, конечно же, кисло-сладкий соус.

Рассказ о чём-то настолько простом, как приготовление тунца, немного разрядило атмосферу, и позволило самой Такемичи расслабиться. Её взгляд то и дело натыкался на две пары влюблённых глаз, и сердце от того болело лишь больше.

Вскоре с ужином было покончено, и Такемичи выставила на стол различные конфеты, печенья и моти, а затем поставила перед гостями дымящиеся чашки с чаем. Хинате достался обычный зелёный, а Кисаки — чёрный с кусочком лимона.

— Ого, мой любимый, — приятно удивился парень, и Такемичи резко побледнела. Она не задумывалась о том, какой чай сделать, её руки действовали самостоятельно, будто на каком-то подсознательном рефлексе.

Она много лет готовила Кисаки чай. Вот чёрт!

— Это же здорово, правда? — весьма натурально восхитилась Хината. — У Такемичи-чан есть особая способность: она всегда угадывает любимые чаи своих гостей!

— Правда? Поразительно, — задумчиво прокомментировал Тетта и, судя по всему, его это ни капли не напрягло.

Неприятная атмосфера вернулась вновь, неприятным грузом давя на плечи: это чувствовали все, даже Кисаки, который оказался достаточным джентльменом, чтобы побыстрее допить свой чай и распрощаться.

Лишь закрыв за парнем дверь и услышав, как рычит его отъезжающий мотор, Такемичи смогла спокойно выдохнуть.

Она устала. Боже, как же она устала.

— У тебя дрожат руки, — тихо заметила Хината, подходя к подруге и беря её ладони в свои.

— Я должна полежать. Или посидеть. Или… Просто что-нибудь, — так же тихо ответила Ханагаки.

Тачибана кивнула, взяла подругу за запястье и повела к дивану в гостиной, усаживая на него и обнимая. Такемичи устало облокотилась лбом о плечо Хинаты, глубоко и размеренно дыша.

— Это всё потому, что в последнем будущем вы были женаты? — спросила Хината.

— Угу, — подтвердила Такемичи. — Не знаю, сколько времени мы были вместе, но по ощущениям — несколько лет. И я… Я выучила все его привычки, что он любит, а что — нет. Я знаю все его взгляды и значение всех его движений. Если у него дёргается стопа правой ноги — он недоволен, а вот если поправляет очки — значит, пытается скрыть смущение.

— Но ты любишь Майки, — взволнованно заметила Хината. — Кисаки… Он ведь тот ещё урод!

— Я знаю! — горько воскликнула Ханагаки и яростно продолжла: — Кисаки-кун — урод, но я ничего не могу поделать с тем чувством привязанности и благодарности, которое росло во мне все эти годы, которые, по факту, я даже не проживала. Я просто… Ох, это тяжело объяснить. — Она повела головой, стирая выступившую слезу о плечо подруги. — Я ведь… Я ведь видела будущее, в котором вышла замуж за Кисаки-куна. И мы ждали ребёнка. Даже имена придумали. Если девочка — Аки, если мальчик — Ясухиро. И это… Я не проживала всю эту жизнь, но у меня есть воспоминания о ней, есть эмоции, есть чувства. И я ничего не могу с этим поделать. Оно ломает меня, понимаешь? Ломает?

— О, милая, — прошептала Хината, гладя Такемичи по плечу. Та сглотнула вязкую слюну, чтобы продолжить:

— Я ведь… Я знаю, насколько Кисаки-кун ужасный человек, но каждый раз, когда я думаю о нём, я не могу не вспоминать те моменты, когда он меня поддерживал. Он помогал мне писать рефераты в универе, помогал найти работу. Он помог мне справиться с приставаниями начальника, а однажды даже защитил от пьяного парня, решившего, что «нет» означает «да». Он был рядом в самые трудные моменты, и я ему за это благодарна. И именно поэтому в какой-то момент я выбрала его. Майки-кун… Майки-кун был далеко, он отказывался общаться со мной, видеться. Все мои друзья начали внезапно пропадать, и у меня были смутные подозрения, ощущения, но я… Я закрывала на них глаза. Я была совсем одна, когда Кисаки-кун пришёл ко мне. Он разбавил моё одиночество, дал мне смысл жизни. Я… Я просто… Я просто уцепилась за него, как за спасательный круг, а он… Он оказался хорошим человеком, именно он протянул мне руку помощи. Он остался со мной. Единственный.

— Но где же была я? — с тяжёлым сердцем спросила Хината. — А твои мама и папа?

— Папа разбился в авиакатастрофе, когда летел навестить меня, а мама этого не пережила. А ты… Ты послушалась своего отца и улетела в универ в Лондоне, а потом осталась там жить.

У Хинаты защемило сердце, её объятия стали крепче.

— Прости, — виновато прошептала она. — Прости, прости, прости! Я тебя бросила. Ты мне так помогала, а я тебя бросила. Я ужасная подруга! Ты так страдала!

Такемичи помотала головой, подавляя всхлипы.

— Ты выбрала будущее, и это правильно, — ответила девушка, поглаживая плечо рыдавшей подруги. — А твоё будущее важнее меня. И… Я не переживала всё это на протяжении многих лет, знания об этом просто обрушились на меня. Знаешь, как когда ты переносишь данные в папку на флешке или на диске. То же самое. Просто эти воспоминания просто загрузились. И всё.

— Но они несут чувства. Ты не переживала этого сама, но ты помнишь, что ты чувствовала в тот момент. И чувствуешь это сейчас.

И Такемичи оказалось нечем крыть.

— Мы всё исправим, — заключила твёрдым голосом Хината. — Вместе.

— Вместе, — повторила шёпотом Такемичи. Потому что вместе они приведут к лучшему будущему.

1) Пахан — главарь преступной группы; преступник, имеющий власть, авторитет

Вернуться к тексту