Дамы семьи Поттер (гет)

Ничего в жизни Альбус не ждал с таким горячим нетерпением, как начала своего Гран-тура.

Он мечтал о нем с самого детства: строил сложные планы, составлял списки достопримечательностей, пролагал маршруты и тайком чертил их на картах из домашней библиотеки, отчего мать поджимала губы и качала головой. Альбус точно знал, куда отправится и что именно там увидит. У него даже были средства — безотказный Эльфиас обещал ссудить гениальному другу денег на расходы и сопровождать его в пути. Они уже готовы были выехать в Грецию, когда Альбус получил письмо, перевернувшее все с ног на голову. Кендра умерла. Погибла от чужой руки — Аберфорт писал путано, но все было понятно и так…

Эльфиас хотел остаться в Британии, чтобы поддержать товарища в минуту скорби, но Альбус настоял на том, чтобы тот его не ждал, — хотя сердце разрывалось от тоски и жгучей обиды. Дож не смог бы насладиться наследием Эллады так же полно, как сам Альбус; он вообще был хорошим другом, но никудышным ученым…

Он пробыл дома три дня, до краев наполненных истериками Арианы и препирательствами с Аберфортом, а на рассвете четвертого собрал чемодан — и все-таки уехал. Они с Эльфиасом встретились в Египте, затем отправились в Италию и наконец использовали порт-ключ, чтобы попасть за океан: Альбус припас рекомендательное письмо к приятельнице матери, известной прорицательнице Даниэле Стивенсон.

Та приняла их довольно радушно, но Дамблдор чувствовал себя не в своей тарелке: Даниэла словно видела его насквозь, и он ей не больно-то нравился. К тому же, Альбус не мог скрыть пренебрежение к прорицанию — он не верил в пророчества, ему по душе были точные магические науки наподобие трансфигурации.

За одним из ужинов на веранде их прения наконец достигли апогея: Эльфиас давно ушел к себе, а Альбус и миссис Стивенсон все никак не могли прийти к компромиссу. Наконец Даниэла с ухмылкой предложила пари: она предскажет оппоненту судьбу — и если окажется права, тот признает свое заблуждение. Они не успели даже встать из-за стола, как хозяйка дома замерла и вытянулась в струнку, синие глаза остекленели, и Альбус почувствовал, как его забила дрожь: гулкий и безликий голос доносился будто отовсюду сразу.

«Трех волков ты вскормишь собственными руками. Первый разорвет сердце, второй — душу, а третий станет твоим концом. Одной породы с тобой будут они. Берегись: в тени черна корона принцев, и сладок змея яд», — не своим голосом промолвила Даниэла и, едва выйдя из транса, попыталась закурить. Ее руки тряслись, так что она долго не могла попасть по трубке концом палочки, а наконец прикурив, фыркнула со злым раздражением:

«Учти, мальчишка, судьбу не обманешь — не пытайся избежать пророчества или приблизить его исполнение. Всему свой срок. Будешь рыпаться — станет только хуже».

Но когда это Альбус слушал других людей?

Несмотря на обидный щелчок по носу, он по-прежнему был уверен: прорицания — наука неточная. Нет, пророчество наверняка можно обойти — нужно просто правильно расшифровать смысл, а затем принять необходимые меры: собрать сведения, применить научные методы… в конце концов, завести журнал наблюдений. Настоящая наука никогда его не подводила — не подведет и сейчас.

Но миссис Стивенсон оказалась права, как бы ни было горько это признавать. Альбус совершенно бездарно упустил всех троих фигурантов пророчества — просто не понял, что речь шла именно о них, пока не стало слишком поздно.

Когда он вернулся домой, к угрюмому и разочарованному Аберфорту, в одиночку присматривавшему за Арианой, его поджидал приятный сюрприз — у Дамблдоров появился новый сосед. Белокурый, начитанный, похожий на античную статую Геллерт приехал в гости к двоюродной бабушке и исподволь стал лучшим другом Альбуса и его тайной первой любовью. Впрочем, его никогда не интересовала физическая сторона вопроса — он любил Геллерта исключительно платонически, как любят интереснейшую книгу или полотно работы настоящего мастера. Альбус восхищался Гриндевальдом, щедро делился собственными знаниями и сам жадно впитывал чужие откровения.

А затем Геллерт убил Ариану и этим разбил сердце своего наивного приятеля. После стремительного разрыва бывший возлюбленный отправился покорять Европу, с каждым годом становясь все неукротимее и кровожаднее, и в какой-то момент Альбус с содроганием понял — пророчество уже сбывается. Он своими руками взрастил первого из предсказанных Волков.

«Кровавый волк Гриндевальд рвет на части Европу», били в набат газеты, а Альбус мысленно просил прощения у всего мира. Он не знал, не знал, не знал… Если бы он догадался вовремя, если бы не рассказал Геллерту о Старшей палочке, все пошло бы иначе, и люди не гибли бы понапрасну. Он, Альбус, виноват в Первой магической не меньше бывшего друга. И он же его остановит.

На это ушли годы, но в итоге Гриндевальд отправился в Нурменгард безропотно и даже с некоторым облегчением — к тому моменту он успел пережить с десяток покушений на свою жизнь и всерьез опасался нового. Геллерт ни секунды не сомневался, передавая Дар Смерти Альбусу, и поставил только одно условие — огласить, что Дамблдор победил его в честной дуэли. В реальности дело решил простой экспеллиармус — в бою Альбус всегда уступал бывшему другу…

В их фарс поверили, от Геллерта отстали, а сам Дамблдор снова спрятался в Хогвартсе — дураков лезть в древние стены не было. Шли годы, интерес к нему и Старшей палочке таял, переходил из разряда сенсационных новостей в область туманных мифов, сам он окончательно увлекся научной работой, и, честно сказать, думать забыл о проклятом пророчестве. Однако то все равно напомнило о себе, выскочило, как грабитель из-за угла, — в день, когда Альбус увидел мальчишку с глазами, как горящие угли. Едва встретившись с ним взглядом, Дамблдор глубинным чутьем понял — вот он, Второй Волк, сидит на шатком табурете и кривит в ухмылке тонкие бледные губы…

Томми был совсем еще волчонком, и у Альбуса не поднялась на него рука. К тому же, он ужасно боялся ошибиться… Предсказания — штука ненадежная, а Дамблдор не желал становиться детоубийцей. Что он потом скажет, как объяснится? «Мальчик вырастет новым темным лордом?» Его упекут в Мунго — и будут правы… Нет, сперва за мальчишкой следовало понаблюдать, убедиться в собственной правоте и собрать солидную доказательную базу… Потому Альбус хорошенько припугнул Тома и залег в засаде.

Однако Риддл рос тише воды ниже травы — идеальный ученик, сначала староста, а потом префект… С какого-то момента он включил на полную свое сверхъестественное обаяние, и родовитые однокурсники перестали смотреть на него как на бедного родственника — Том умел поставить себя. После пятого курса и вовсе произошел решительный перелом, но Альбус так и не понял, что именно послужило тому причиной, — просто однажды заметил вокруг Риддла крепко сколоченную свиту из наследников старых семей. Сам собой напрашивался вывод, что дело было в гибели несчастной когтевранки Уоррен…

Тогда Альбус решил — вот он, шанс отправить Тома в Азкабан и обмануть пророчество. Но поймать Риддла за руку оказалось неожиданно сложно, а взятие с поличным недалекого Рубеуса Хагрида и вовсе спутало все карты. Том вышел сухим из воды, не погиб под бомбами и не сел в тюрьму, доучился и выпустился, а Альбус понял: Второй Волк вырос — и выкормил его сам Дамблдор, как проклятая Стивенсон и предсказывала. Его очевидная неприязнь к Тому научила того прятаться, мастерски заметать следы и всегда, во что бы то ни стало держать лицо…

Альбус смирился с поражением и сосредоточился на части про душу. На первый взгляд казалось, что пророчество говорило о том, что его душа пострадает из-за бывшего ученика, но особой привязанности Дамблдор к Риддлу не испытывал. Сердце, конечно, пошаливало, да и неотмщенную Уоррен было по-человечески жаль, но это было не то, совсем не то… Потому Альбус вернулся к уже привычному методу — наблюдение, выжидание и сбор информации…

Какое-то время он надеялся, что обойдется: Том покинул Британию, уехал в собственный Гран-тур, — но уже через несколько лет вернулся и сходу ввязался в грязные политические игры. В каком-то смысле Альбус был даже рад такому повороту событий: он был бы не против, ограничься Риддл выборным постом Министра, — но вскоре стало ясно, что аппетиты у Тома ничуть не меньше, чем были у Геллерта…

А потом, в сентябре 80-го, когда казалось, что пророчество не сбудется по той причине, что Второй Волк из него добьется всех целей, Альбус осознал, что позорно проморгал появление Третьего Волка. Он успел принять меры, но с тех пор частенько просыпался в холодном поту: что если он ошибся? Что если понял пророчество превратно?

Появление на свет Гарри Поттера и то, что Том выбрал на роль своей немезиды именно его, заставляло задуматься — уж не промахнулся ли Альбус, не просчитался ли… Кто именно тот самый Третий Волк, который станет концом Альбуса Дамблдора?

* * *

При мысли о том далеком дне он до сих пор испытывал жгучий стыд и очень не любил его вспоминать. Накануне Минерва как раз пожаловалась, что новый преподаватель Зельеварения, молодой Северус Снейп, не отзывается по камину, и она не может обсудить список ночных дежурств. Трагичным шепотом Минерва сообщила о своих подозрениях: домовики зачастили к Снейпу с огневиски. Нужно срочно принять меры; в конце концов, Хогвартс — учебное заведение, а не джентльменский клуб.

Альбус пообещал провести воспитательную беседу, но втайне решил воспользоваться оказией: он подозревал, что мальчик — агент Тома, и был бы совсем не прочь узнать что-то новое о стане врага. Альбус не ожидал особых открытий — Риддл был менталистом высочайшего класса и наверняка лично ставил Снейпу защиту. Впрочем, попытка не пытка…

Они встретились в смутных октябрьских сумерках и вместе выпили чаю с ромашкой и чабрецом — Альбус заваривал его лично, под пристальным взглядом Северуса. Отличный чай, расслабляющий и успокаивающий, настраивающий на благодушный лад, — Альбус и сам пивал такой, когда оставался наедине с тоскливыми мыслями. Жарко горел камин, окутывая душным теплом, как пуховым одеялом, за окном убаюкивающе накрапывал дождь — уже который день подряд… Фоукс, по просьбе хозяина слетевший на руки гостю, сонно напевал свою песенку, а многочисленные безделушки, которыми был полон кабинет Альбуса, жужжали подобно рою пчел или морскому прибою.

Они все говорили и говорили — ни о чем конкретном, просто приятная беседа, из тех, в которых важны не слова, но интонации. Мальчик был совсем еще юным, он выпустился всего пару лет назад. Ничем особым он Альбусу не запомнился, хотя внешность Северуса неизменно притягивала внимание: этот орлиный нос, да еще и угольно-черные волосы… Чем-то неуловимым Снейп походил на Кендру, и не раз Дамблдор вздрагивал, поймав на себе взгляд пронзительных черных глаз в Большом зале.

Маятник на столе мерно отсчитывал вдохи и выдохи, Фоукс уже не мурлыкал, а пел на грани слышимости что-то невероятно прекрасное, увлекающее прочь, по пути грез наяву. В какой-то момент Альбус осторожно помахал рукой перед лицом гостя и довольно кивнул — Северус все-таки погрузился в транс.

Альбус знал, что Том использует совсем другие приемы и недооценивает старую школу менталистики, считает ее бездарной потерей времени. Ну вот и славно, это значит, что к протеже Риддла следует заходить именно с этой стороны. Он достал палочку, старательно размял пальцы и погрузился в сознание объекта легко и плавно, чтобы случайно не сбить транс. В чужих воспоминаниях Дамблдор был шепотом ветра, плеском воды в Черном озере, шелестом книжных страниц — ничего опасного, ничего угрожающего, но Снейп все равно волновался. Альбус насторожился — навеянный фениксом транс крайне сложно сбросить, но мальчик, со стеклянными глазами сидевший напротив, был к этому подозрительно близок.

Альбус разворачивал его сознание пласт за пластом, как бесценный свиток, — в отличие от Тома он предпочитал вначале понять, с чем имеет дело, а не просто идти к цели кратчайшим путем. Он наблюдал за тем, как Северус рос и постепенно становился тем, кем был сейчас, — и по спине текла предательская капля пота. Мальчик оказался совсем не прост. Все эти годы Снейп показывал окружающим фасад, не имевший ничего общего с реальным положением дел. Такое железное самообладание в школьные годы не снилось даже Тому…

Альбус наблюдал за тем, как Северус учится и дружит, и как враждует тоже — и с каждой минутой тревожился все больше. Сам он не смог бы так умело притворяться — Альбус вообще был довольно безызкусным. Он никогда не пытался выдавать себя за кого-то другого — а Северус делал это почти всю жизнь…

Но хуже всего было не это. Среди воспоминаний Снейпа были и те, где он изобретал собственные заклинания, кардинально улучшал зелья и самостоятельно осваивал легиллименцию и окклюменцию. Ни Геллерт, ни сам Альбус, ни даже Том не были способны на такое в четырнадцать лет! Что же вырастет из этого мальчика? Кем он станет? И на чьей стороне выступит в этой войне?

Ответы были неутешительными: он уже на стороне Тома, и тот выделяет Снейпа среди остальных. Альбус задумался: уж не видит ли Риддл то же сходство между ними двумя, что и сам Дамблдор? Держит опасного союзника под рукой — или считает Северуса вероятным преемником?

Переманить на сторону важную фигуру противника было бы прекрасным ходом. Одним махом сбить с доски если не вражеского ферзя, то как минимум ладью — это ли не удача? Но Альбус увидел в памяти Северуса достаточно, чтобы понять: тому плевать на идеалы добра и света, и на жизни других людей ему плевать тоже. К несчастью, этого юношу интересовал очень узкий круг лиц, и все эти лица так или иначе были в лагере Тома. Альбусу нечего было предложить…

Он подцепил еще одно воспоминание, разговор почти взрослого Северуса с матерью, выслушал ее откровения и похолодел. Все сходилось одно к одному — история почти до деталей повторяла истории Тома Риддла и Геллерта. Альбус взглянул на молодого мужчину напротив совсем другими глазами. Перед ним был его Третий Волк.

Вспомнилась вторая часть предсказания: «в тени черна корона принцев о трех зубцах, и сладок змея яд». «Яд змея» — Северус учился и преподавал на Слизерине. «Корона принцев» — его мать, Эйлин, происходила из одноименной семьи…

Альбус устало прикрыл глаза. Ну вот, час пробил, и он снова столкнулся с невозможным выбором. Нельзя упустить этот шанс, как уже вышло с Томом и Геллертом — тогда он промедлил, но сейчас рука не должна дрогнуть. Дамблдор поднял палочку, тщательно прицелился, но так и не смог нанести решающий удар. Вопреки надеждам, руки тряслись, ходили ходуном, и в конце концов он опустил палочку и сгорбился, чувствуя себя бесконечно старым. Может, стоит позволить Снейпу положить его жизни конец? Он не слишком-то волновался о собственном будущем, но Геллерт и Том оказались зверями кровожадными — и кто поручится, что этот Волк не превзойдет предшественников и не утопит мир магов в крови?

Решено: Альбус посадит его на цель. Волка вполне можно приручить — если цепь достаточно крепка. А что в этом мире держит крепче любви?

Но была тут загвоздка: Альбус чуял, что где-то в глубине сознания Северуса по-прежнему крылись блоки, прятавшие важные сведения от других умельцев. Они были очень похожи на те, которые так любил ставить Том, и один из них скрывал нечто личное: Снейп уже кого-то любил. Правда, как Дамблдор ни старался, он никак не мог взять в толк, о ком шла речь, — видимо, Северус сумел разделить чувства и воспоминания, — однако сама сила этой любви оглушала и ставила на колени, поражала в самое сердце. Альбус не видел лица этой девушки и не знал ее имени, но та крылась за каждым поворотом и за каждой мыслью, вся золотая, будто солнце, — ускользала, стоило приблизиться к разгадке хоть на шаг…

Скорее всего, это была одна из подруг детства Северуса — но вот которая? Хорошенько поразмыслив, Альбус решил, что это неважно: придется выбрать самому. Две из трех девушек никак не годились на роль цепи для ручного зверя Альбуса Дамблдора: ни Поликсена Паркинсон, ни Каролина Стивенсон, по злой иронии судьбы приходившаяся Даниэле правнучкой.

Зато на это место изумительно подходила третья подруга Северуса — гриффиндорка Лили Эванс. Альбус взял идею у самого Снейпа — все его знакомые и так думали, что он был влюблен именно в Лили. О двух других подругах Северусу придется забыть — впрочем, Дамблдор увидел достаточно, чтобы понять: это даже к лучшему, их отношения и так изжили себя, попали в капкан горькой обиды и неизбывной вины…

Подумав, он решил не стирать воспоминания подчистую, а спрятать их и заменить на новые — иначе шанс необратимо искалечить Северуса был слишком велик. Альбус тщательно отредактировал всю доступную ему память и понадеялся, что неизбежные лакуны Снейп со временем заполнит сам, — так уж устроена человеческая память…

Прежде чем закончить, он скопировал себе воспоминание о пророчестве маленькой Стивенсон — та все-таки изрекла свое истинное предсказание. Надо было поразмыслить, кто именно поможет Альбусу одолеть Второго Волка… Он еще раз поразился самообладанию Снейпа — далеко не каждый сумел бы не только выстоять перед легиллименцией Тома, но еще и обвести того вокруг пальца. Должно быть, Северус любил именно Каролину Стивенсон — зачем иначе защищать ее с таким пылом, с угрозой для собственной жизни? Благодаря его нечеловеческим усилиям Том был уверен: пророчество изрекла не школьная подруга Снейпа, а некая Сивилла Трелони, — и надо бы найти девочку, подправить той память и спрятать в Хогвартсе, подальше от лап Риддла…

Наконец он остановил маятник и затушил пламя в камине. Фоукс встрепенулся и захлопал крыльями, а сидевший напротив молодой мужчина вздрогнул и потерянно огляделся по сторонам. Альбус распрощался с ним очень тепло, но когда закрывал дверь, его руки заметно дрожали. Северус Снейп придет к себе и сразу ляжет спать — а завтра проснется совсем другим человеком. Ну а Альбус будет за ним присматривать, и если рискованная затея все-таки выйдет боком, — он наконец решится пойти на крайние меры…

Он был уверен, что поступил правильно, пощадив Северуса. Несмотря на это, перед внутренним взором мелькали подсмотренные картины чужой жизни: безымянная девушка, вся сияющая, как солнце… скрывающаяся за каждым поворотом, за каждым решением, за каждой минутой каждого дня…

Засыпая, Альбус молча вытирал слезы, как когда-то давно, после смерти Арианы, — от жалости к себе, к Северусу и к этому миру, и от омерзения, вызванного собственным поступком.

Сегодня он убил любовь.