Гарри Поттер и Козни Пожирателей Смерти (джен)

19 декабря 1993

Нора

17:00

Зелёное пламя взревело, и из камина Норы практически вывалилось всё семейство Уизли. Они добирались домой из «Дырявого Котла», куда их с вокзала Кингс-Кросс привёз автобус «Ночной Рыцарь» (Молли категорически отказалась ехать на автобусе в Оттери-Сент-Кэчпоул). Последними из камина выходили Фред и Джордж, которые столкнулись плечами и тут же с ненавистью посмотрели друг на друга. Они уже собирались сцепиться, но Перси быстро встал между ними, чтобы их родители ничего не заметили (и чтобы предотвратить очередную потасовку — той, что они устроили в поезде, было вполне достаточно). Близнецы быстро вышли из камина и разошлись по противоположным сторонам гостиной.

Дома не было только Билла и Чарли, но Артур сообщил детям, что их старшие братья будут дома к сочельнику. Впервые на их памяти вся семья будет праздновать Рождество вместе в Норе. Уже много лет Артур и Молли придерживались правила просить своих детей оставаться на праздники в школе, потому что ежегодный рождественский пир в Хогвартсе был намного лучше, чем всё, что они бы могли дать детям, учитывая скромную зарплату Артура. На самом деле, в прошлом, когда дети ещё не учились в Хогвартсе, они отправляли их на Рождество к тëтушке Мюриэль. И хотя еда была хороша, она не могла компенсировать компанию жестокой старой ведьмы, которая никогда не стеснялась в словах и постоянно тыкала детей носом в каждый их недостаток.

Поэтому, когда пятеро школьников Уизли (плюс двое старших сыновей) получили письмо от родителей, что в этом году Уизли будут праздновать Рождество все вместе дома, они были весьма удивлены. И когда они прибыли в Нору, все пятеро были шокированы тем, как богато украшена гостиная, включая самую большую рождественскую ёлку, которую они видели в своей жизни, не считая ёлок в Хогвартсе. Рон, оставаясь верным себе, проигнорировал ёлку и тут же пошёл на кухню, привлекаемый доносившимися оттуда запахами.

— Ух ты! — воскликнула Джинни, увидев украшения. Но разглядев под ёлкой целое множество коробок с подарками, она просто вытаращила глаза. — А это для кого? — спросила она.

— Для вас, конечно, для кого же ещё? — довольно ответил ей отец.

Она удивлëнно на него посмотрела, и Артур продолжил:

— Ваша мама и я немного подзаработали. Ну, в основном, ваша мама, если честно. И мы решили, что раз уж мы наконец-то можем себе это позволить, мы устроим вам настоящее Рождество!

— В основном… мама? — подозрительно спросил Перси.

Молли залилась краской.

— Это, на самом деле, забавная история. Я…

Но тут её прервал голос Рона.

— Мам? Почему на кухне шестьдесят рождественских пудингов? — громко прокричал он с кухни.

— Рональд Билиус Уизли! — заорала она в ответ. — Ничего там не трогай! Это для покупателей!

— У тебя есть… покупатели? — осторожно спросил Джордж.

Молли вздохнула.

— Так, садитесь все, и я вам всё расскажу.

Вся семья расселась на диванах вокруг камина и в ожидании на неё уставилась (за исключением Артура, который уже, разумеется, всё знал и теперь просто светился от гордости).

— Вы помните, — начала она, — прошлым летом, когда с нами несколько дней жил Гарри Поттер, он подарил мне кулинарную книгу?

Все кивнули.

— Ну так вот, после того, как Джинни уехала в Хогвартс, у меня стало много свободного времени, поэтому я начала готовить блюда из этой книги. Просто экспериментировать, — она улыбнулась. — Вы бы знали, сколько ужасных блюд я заставила съесть вашего отца, прежде чем у меня начало получаться!

— Ну, ну, — вмешался Артур. — Ужасным ничего не было. Просто… некоторые блюда мне нравились больше.

— Ну так вот, — продолжила Молли, — в этом году я готовила что-нибудь эдакое только раз в месяц или около того. Но в сентябре вашему отцу повысили зарплату — сразу после того, как вы уехали в школу — и я смогла покупать больше ингредиентов, да и вообще стала уверенней чувствовать себя с выпечкой. И как раз в сентябре настала моя очередь приносить десерт на ежемесячную встречу женского клуба любителей вязания и садоводства в Оттери-Сент-Кэчпоул, поэтому я решила попробовать немного понаглеть и вместо своих обычных шоколадных брауни, которые я носила туда уже много лет, принести кремувки⁽¹⁾.

— Чего принести?! — воскликнул Фред.

— Кремувки, дорогой, — повторила Молли, — это польская вариация мильфëй.

— Ага, — ошеломлëнно сказал Перси, — рад, что мы это выяснили.

— Короче говоря, моя кремувки всем так понравилась, что, клянусь, мы больше времени проговорили о десертах, чем о наших садах или о вязании! И прежде, чем все разошлись, Люсинда Мейберри спросила меня, не соглашусь ли я испечь что-нибудь на день рождения её внука, и она настояла, что заплатит мне. Другие женщины также не захотели оставаться в стороне и тоже начали просить меня испечь для них что-нибудь, предлагая всё больше и больше галеонов, чтобы быть первыми в очереди. Но дело пошло, только когда Элспет Диггори — это мать Амоса, вы, скорее всего, её и не видели никогда — спросила, сколько я возьму за свадебный торт для её дочери Люси — это младшая сестра Амоса. Она живёт в Уэльсе, но иногда приходит посмотреть, как играет Седрик, поэтому, возможно, вы как-нибудь её видели, но это не важно. Важно то, что Элспет хотела, чтобы я испекла четырëхуровневый свадебный торт для Люси, и спрашивала меня, сколько я за это возьму. А я понятия не имела! Поэтому я сказала ей, что всё посчитаю, а затем отправила сову в «Летние Острова» и спросила, сколько они возьмут за такой торт. И они прислали мне ценник в восемьдесят галеонов! Да мне бы и в голову не пришло запрашивать такую цену, даже если бы я была крупным кейтеринговым⁽²⁾ сервисом. Тем более, что Элспет — подруга. Поэтому я сказала ей, что сделаю это за тридцать галеонов, и она тут же мне их заплатила! Я несколько дней ходила, как неприкаянная, пытаясь придумать, что я могу сделать такого, чтобы это стоило столько денег. Наконец, я решила остановиться на лимонном торте с цветами бузины, белой мастикой и лавандовым сливочным кремом. Я также сделала из этого крема белых голубей и зачаровала их, чтобы они взлетали каждый раз, когда кто-нибудь будет отрезать себе кусочек, а потом садились на место. Элспет была в восторге, и, если честно, я сама гордилась тем, как всё получилось.

Она замолчала, чтобы перевести дыхание, пока её дети в шоке на неё смотрели.

— И, если коротко…

— Уже не получилось, — пробормотал Фред.

— Вот так я стала получать две-три совы в неделю с заказами. И это ещё до того, как я купила рекламу!

— Рекламу?! — пробулькал Перси.

— Ну, не совсем рекламу, — словно защищаясь, ответила Молли. — Я разместила в «Пророке» маленькое объявление в середине ноября, что «Волшебные закуски Молли» начинают принимать заказы на рождественские пудинги по цене три галеона за штуку. Вот так на меня свалилось больше пятидесяти заказов! Я совсем забегалась.

Несмотря на слова матери, Джинни подумала, что Молли совсем не выглядит уставшей. Наоборот, такой живой и счастливой Джинни не видела мать никогда. Тем временем, Перси, закрыв глаза, вдруг понял, что не может выполнить в уме простейшее умножение.

— Ты заработала… сто пятьдесят галеонов... на рождественских пудингах?! — наконец, в шоке выдавил он.

Молли посмотрела наверх, проверяя математику Перси.

— За пудинги — да. Это не считая шести пряничных домиков с маленькими пряничными людьми, которые танцуют вокруг и поют рождественские песни, пока не откусишь им голову. Это ещё сто двадцать галеонов.

Артур счастливо улыбнулся и нежно ущипнул Молли за щёку.

— Поют, пока не откусишь им голову! Ну разве ваша мама не чудо?!

Пятеро детей Уизли в шоке смотрели на родителей.

Наконец, слово взял Фред.

— Я… должен спросить… вы решили позвать нас домой на Рождество, потому что вам нужна помощь с этими заказами? — подозрительно спросил он.

— Фред! — воскликнула Молли. — Мы позвали вас домой, потому что семьи на Рождество должны быть вместе.

Тут она немного покраснела.

— Но раз уж вы все здесь…

* * *

22 декабря 1993

Дом Грейнджеров

Кроули, Лондон

Ужиная вечером со своими родителями, Гермиона Грейнджер пребывала в самом благодушном настроении за последнее время. Несмотря на то, что прошлый семестр в Хогвартсе был невероятно тяжëлым по многим причинам, Гермиона считала, что худшее позади, и теперь-то уж всё наладится. Она даже получила похвалу от родителей после стоматологического осмотра и чистки. Девушка волновалась о возможных проблемах из-за огромного количества шоколада, который ей пришлось съесть во время осеннего семестра, но её отец сказал, что её зубы идеальны, как всегда.

Ну, не идеальны, поскольку у неё всё ещё были непропорционально большие резцы. Она была удивлена, когда её отец спросил, нет ли у волшебников специального заклинания, чтобы исправить это. Но прежде, чем она успела ответить, Дэн Грейнджер заметил взгляд, которым его наградила его жена, и быстро сменил тему. С момента её приезда домой это был единственный раз, когда речь зашла о магии, не считая того раза, когда она сказала, что «занятия интересные».

К сожалению, именно в этот день, магия неожиданно стала главной темой семейной беседы, когда огромная рогатая сова приземлилась на оконный отлив кухни и начала громко стучать в окно. Эмма тихо взвизгнула. Несмотря на то, что она старалась, в целом, принять все эти «магические дела», мама Гермионы слегка побаивалась птиц. Особенно огромных хищников, которые сидели у неё на окне и смотрели на неё, как на очень маленького, но необычайно вкусного грызуна.

Гермиона осторожно подошла к окну и, открыв его, впустила зловещую птицу в дом. Дэн направился за ней, привлечëнный и письмом, и совой. Он как-то упоминал, что хотел бы купить дочери сову, но Эмма очень быстро наложила на эту идею вето.

Аккуратно отвязав письмо от лапки совы, Гермиона начала изучать кремовый конверт. Получателем значилась она — её имя было выведено замысловатым каллиграфическим шрифтом, а сам пергамент был запечатан восковой печатью с огромной буквой «П».

«Паркинсон, — с удивлением поняла Гермиона, — Пэнси Паркинсон… что, прислала мне рождественскую открытку?!»

Она посмотрела на родителей и постаралась стереть с лица ошеломлëнное выражение, словно получение письма от такого отправителя было обычным делом.

— Это от одной из моих одноклассниц, — дипломатично сказала она, после чего сломала печать и, вытащив письмо, написанное на тончайшем телячьем пергаменте, начала читать.

Мисс Гермионе Джин Грейнджер.

Я приветствую вас от имени благородного дома Паркинсон. Уже много недель прошло с тех пор, как вы спасли мою дочь Пэнси от смерти от когтей свирепого зверя. Я давно ожидаю от вас публичного признания долга жизни, который мой дом теперь должен вам. Но также я понимаю, что вы — магглорожденная, поэтому мне следует делать скидку на ваше незнание нашей культуры и традиций. Если ваши опекуны согласятся, я бы хотел встретиться с вами через неделю, двадцать девятого декабря, в полдень в «Летних Островах» — ресторане в Косом переулке, чтобы мы могли обсудить условия погашения долга моей семьи перед вами. Мне сообщили, что моя Пэнси была, скажем так, не слишком сдержана во время ваших разговоров, особенно когда дело касалось вашего происхождения. Увы, она очень молода и является воплощением культуры, в которой была выращена. Как, если быть полностью честным, и я. Но иногда некоторые вещи перевешивают вопросы крови и происхождения, и для моей семьи уплата долга жизни — одна из таких вещей. Тем не менее, если вам так будет проще, вы можете привести с собой сопровождающего по вашему выбору. Я рекомендую вам не брать с собой ваших родителей, ибо, как я боюсь, они могут быть обескуражены серьёзностью наших переговоров, которые я хочу провести в серьёзной обстановке. Также их может смутить убранство «Летних Островов». Мне бы не хотелось, чтобы они чувствовали себя неуютно во время нашей беседы, которая будет идти на темы, о которых они ничего не знают. Карточка для ответа приложена к письму. Пожалуйста, верните её моей сове, Гекате.

Искренне ваш,

Эндрю, лорд Паркинсон.

Прочитав письмо, Гермиона вытаращила глаза. С тех пор, как она спасла Пэнси от когтей Клювокрыла, прошло несколько месяцев, и за всё это время она практически не сталкивалась с фанатичной чистокровной примой. Поэтому Гермиона практически забыла о словах Гарри Поттера, что Пэнси теперь должна ей долг жизни. А теперь лорд Паркинсон (который, как она была уверена, был магглоненавистником и Пожирателем смерти) хотел с ней встретиться и «обсудить» этот вопрос.

Она была так ошарашена письмом, что не заметила, что её отец тоже читает, заглянув ей через плечо.

— Ладно, дорогая, — начал он, — я знаю, что мы с твоей матерью не слишком рьяно интересовались твоими делами с тех пор, как ты поступила в Хогвартс, но это не значит, что мы не должны ничего знать. Что это ещё за история о том, что ты спасла какую-то девочку от когтей свирепого зверя, и теперь ты имеешь право на долг жизни? И кто эта заносчивая жопа, которая думает, что мы должны отправить нашу дочь с ним на встречу одну, потому что жалкие маглы могут быть обескуражены тем, что обедают с волшебником?

Гермиона зажмурила глаза от досады. Она знала этот тон. Это означало, что, по крайней мере сейчас, ей не удастся замять тему о том, каков Хогвартс на самом деле.

«Какое счастье, что они не знают о Квирреле или о Василиске», — подумала она про себя.

Несколько минут спустя Гермиона закончила рассказывать родителям сильно отредактированную версию случая с Клювокрылом. О том, как Пэнси Паркинсон, глупая молодая ведьма, проигнорировала все слова учителя о том, как справиться с потенциально опасным существом. Как Гермиона спасла её, применив заклинание. О том, что сама Гермиона ни секунды не была в опасности. О том, что Гермиона считала, что девчонке, на самом деле, ничего не угрожало (небольшая ложь). И о том, что из-за архаичных социальных норм, которым следуют чистокровные, Паркинсоны теперь считают, что они должны ей какой-то долг, который нужно оплатить.

Дэн Грейнджер ущипнул себя за переносицу, пытаясь уложить в голове рассказ дочери. Эмма же ничего не сказала, а просто налила себе ещё бокал.

— Ладно, тыковка, — наконец, сказал он. — Я так понимаю, что если мы просто проигнорируем лорда Как-Там-Его или напишем, что нам это не интересно, это будет ужасным неуважением?

— Вероятно... — неохотно ответила Гермиона. Несмотря на то, что она усердно работала с самого первого дня в Хогвартсе, чтобы узнать всё, что можно, об изолированном волшебном сообществе и его сложных социальных правилах, концепт долга жизни она никогда особенно не исследовала до инцидента с гиппогрифом. И из-за её плотного расписания единственное, что она сделала, это прочитала пару глав о вопросе. Не больше. Она вообще не слышала ничего о долгах жизни с самого сентября и подумала, что Паркинсоны просто решили, что никакого долга жизни нет и всё тут.

Дэн вздохнул.

— Ладно, отправь ответ, скажи, что ты будешь. Встреча будет после Рождества, так что у нас есть время… ну, не знаю, поговорить с адвокатом? У волшебников вообще есть адвокаты?

Гермиона возбуждëнно закивала.

— Да! Моего хорошего друга представляет известная юридическая фирма. Я встречалась с ними однажды. Они показались мне хорошими. И ещё… современными. Мужчина даже костюм носит!

— Хвала богам за маленькое одолжение, — пробормотала Эмма.

Гермиона быстро заполнила карточку с ответом и прикрепила её к лапке Гекаты. Величественная сова громко ухнула и выпорхнула в ночь.

— Гермиона, ты не поднимешься в свою комнату ненадолго? — сказала Эмма. — Я хочу поговорить с твоим отцом.

Гермиона замерла и крепко сжала губы.

— Разумеется, — наконец, сказала она.

Когда молодая ведьма оказалась одна в своей комнате, на неё вдруг навалилась усталость. Немного помедлив, она села за маленький письменный стол, на котором лежали деревянная метла и острый нож, им она вырезала руны на рукоятке метлы. Это было её заданием на каникулы по древним рунам — зачаровать метлу, используя всего четыре руны. И его можно было закончить сейчас. Вырезая руну, она остановилась и включила небольшой телевизор, висящий у кровати. В эфире была «Вершина популярности»⁽³⁾, и сейчас на сцене была какая-то группа мальчиков с удачным названием «BoyZone». Гермиона не была фанаткой, но музыка по большей части помогала заглушить крики её родителей, доносившиеся снизу.

Услышав, как Эмма Грейнджер крикнула: «Ну конечно, тебе нормально! Ты же сквиб! А я просто маггл!», она быстро вытерла слëзы и, сделав музыку погромче, вернулась к работе.

* * *

На следующее утро Гермиона связалась с Гарри Поттером и узнала, как зовут его адвоката. В этот же день после полудня в резиденцию Грейнджеров аппарировала Гестия Джонс. Там она провела около двух часов, обсуждая с Гермионой и её отцом концепцию долга жизни, общеизвестную информацию о доме Паркинсонов и мысли самой Гестии о сложившейся ситуации. Эммы с ними не было, ибо у нее на этот день были запланированы несколько пациентов. И если Дэн и думал, что она могла бы перенести их в свете ситуации с Паркинсонами, виду он не подал.

Однако самого Дэна увещевания Гестии не убедили. Он уже знал об отношении волшебного сообщества к магглорожденным (хотя то, что для них есть специальное слово — грязнокровки, звучащее крайне грубо, было для него новостью). Также он, к своему ужасу, узнал, что не так давно в стране была настоящая гражданская война, в которой одна из сторон хотела полностью вырезать таких, как его дочь. Всё это было ужасно и так, но тут в разговоре всплыло ещё кое-что.

— БРАК!? — взревел Дэн. — Вы серьёзно думаете о возможности выдать Гермиону замуж за одного из этих свиней?!

— Нет, мистер Грейнджер, — начала успокаивать его Гестия. — Я просто говорю, что брачный контракт — это один из способов уладить возникшую ситуацию. Пэнси Паркинсон — младшая из четырёх детей. У нее есть старший брат, второй в очереди на наследование, ему девятнадцать, и он ещё ни с кем не заключал брачный контракт.

— ДЕВЯТНАДЦАТЬ?! — в ярости снова взревел Дэн.

— Но Гермиона не обязана принимать такое предложение, — продолжила Гестия. — Хотя, если честно, для большинства ведьм, рождённых вне благородных семейств, такое замужество было бы неслыханной удачей.

— Моя дочь не станет принимать такое предложение, — холодно сказал Дэн. — Не в тринадцать. И уж точно не для того, чтобы разрешить какой-то средневековый нонсенс, касающийся чести семьи. И тем более не для того, чтобы потешить кого-то, кто так к ней относится и кто был под следствием по подозрению в причастности к организации террористов!

— Хорошо, — кивнула адвокат. — В таком случае, я отправлюсь в офис и займусь поисками информации. Полагаю, что самым простым способом разрешить всю ситуацию будет просто требование денег, — она замолчала и нахмурилась. — Хотя, если подумать, вряд ли Паркинсоны смогут предложить столько, сколько обязывает предложить их статус. Они вассалы дома Малфоев уже много десятилетий вероятнее всего потому, что не могут сами платить свои взносы в Визенгамот.

Гермиона резко выпрямилась и пристально посмотрела на Гестию.

— Эм, а можете узнать об этом поподробнее?

* * *

23 декабря 1993

Поместье Поттеров

09:00

За два дня до Рождества Гарри, наконец, решил, что тянуть дальше уже просто нельзя, и переместился в поместье Поттеров через камин. У него было оправдание за эту задержку, он сказал, что хотел подольше побыть с Невиллом вдали от школы. Высшая Санкция, которой был подвержен Тео, особенно сильно сказалась на Лонгботтоме, и, беспокоясь о душевном здоровье своего друга, Гарри решил побыть с ним подольше. Да, конечно, это было преувеличением, но всё же это было лучше, чем просто сказать, что ему «нужно время, чтобы встретиться с другими участниками побега из Азкабана». Как-то между делом Гарри предложил как-нибудь назвать их группу, но Руфус высказался против.

— Одной из отличительных черт преступных организаций, которыми управляют компетентные люди, является то, что у них нет какого-нибудь претенциозного или устрашающего названия, чтобы суд присяжных, когда его услышит, не испугался ещё больше, — сказал он.

— Позвольте предложить компромисс? Может, будем просто называть это «наше дело»? — с усмешкой сказал Регулус, но, за исключением Бака, никто не понял его отсылку к La Cosa Nostra⁽⁴⁾.

Также леди Августа решила, что хочет провести время с другими членами семьи в этом году, поэтому в поместье Поттеров на все праздники она ехать отказалась. Но, к счастью, Артемиус Подмор согласился быть сопровождающим для Поттера. Гарри отчаянно не хотелось просить Арти проводить праздники в поместье Поттеров, но Арти быстро его успокоил.

— Я вдовец, у которого очень сложные отношения с сыном, Гарри. Если бы ты не пришёл, я бы застрял на все каникулы в огромном пустом доме, и компанию бы мне составляли только домовые эльфы.

В итоге он заверил Гарри, что отпуск в роскоши в поместье Поттеров станет отличной компенсацией за его время, и он выставит счёт только за юридические консультации, если они понадобятся. Одна из таких консультаций должна была понадобиться сегодня после обеда, когда лорд Поттер будет знакомить своего наследника с финансовым отчётом о состоянии семьи. Также к ним для этого отчёта должен был присоединиться Петтигрю, и, на самом деле, присутствие Арти было как нельзя кстати, потому что Гарри не хотел оставаться наедине с Джеймсом и Питером.

Перед тем, как отправиться к Поттерам, Гарри помылся три раза. И всё из-за присутствия крёстного Джима. Сириус всё ещё не мог раскрыть, какая у Петтигрю анимагическая форма, но он предупредил Гарри, что его бывший друг имеет невероятно острое обоняние. И, возможно, он сможет учуять запах Сириуса от Гарри. А возможно и нет — только самые талантливые анимаги могли использовать способности своей животной формы, оставаясь при этом в человеческом обличии, и Сириус сомневался, что Петтигрю подходит под эту категорию.

Мужественно перетерпев серию объятий, Гарри закинул сумку в свою комнату и, понукаемый Джеймсом, переоделся в форму для квиддича. За то время, пока Гарри не было в поместье, Джеймс трансфигурировал одну из пустующих кладовок в комнату десять на двадцать метров и поместил туда что-то вроде огромного теннисного корта, который был разделëн на две части сеткой метров трёх в высоту. Джеймс с гордостью объявил, что они находятся на поле для игры в Квоффлбош.

Оказалось, что квоффлбош был вариантом квиддича, пару лет назад придуманным одним молодым норвежцем. Он раздумывал над игрой, в которую можно было бы играть не полными командами по семь человек, и при этом подходящей для помещения, ибо долгие скандинавские зимы к квиддичу совсем не располагали. Игра так понравилась людям, что распространилась по континенту, словно пожар. Услышав правила, Гарри подумал, что волшебники, наконец-то, узнали о существовании волейбола и решили улучшить его, добавив мëтлы.

«Ну, если честно, — подумал про себя слизеринец, — почти всё на свете становится лучше, если добавить в уравнение метлу».

Вдобавок к Джеймсу и Джиму на поле также вышел Рон Уизли. Из того, что услышал Гарри, он доставил несколько рождественских пудингов и других десертов, что приготовила Молли, которая также разрешила ему задержаться у Поттеров на несколько часов.

Гарри в начальной школе играл в волейбол на физкультуре (хотя, по большей части, ему приходилось уворачиваться от бросков Дадли, который воспринимал игру, как возможность кинуть мячом ему в голову), поэтому он довольно быстро освоился с правилами. Играя в команде с Джеймсом, они быстро победили Джима и Рона, хотя Рон играл очень хорошо. К вящему раздражению Джима, его навыки ловца были почти бесполезны, а вот то, что Рон много лет занимал вратарскую позицию во всех играх семейства Уизли, позволило ему блеснуть. Гарри даже задумался, не будет ли он пробоваться в гриффиндорскую сборную в следующем году.

Джим никак не отреагировал на то, что Рон играет лучше него, и они провели за игрой почти всё утро, сыграв несколько матчей и меняясь командами каждый раз. Джеймс был в отличной форме и выглядел абсолютно счастливым, играя со своими сыновьями. Было видно, что он очень долго этого ждал. Гарри же, в свою очередь, никак не мог разобраться со своими эмоциями. С одной стороны, он чувствовал симпатию к Джеймсу Поттеру, с другой — он был зол на себя за то, что чувствует к Джеймсу симпатию. А с третьей — ему приходилось притворяться, что он в восторге от Джеймса, потому что он планировал наладить с ним отношения, чтобы обеспечить себе наследство, и эти планы не давали ему сжечь все мосты. Иными словами, его эмоциональное состояние было сложным, и, если бы он не был окклюментом, то, скорее всего, он бы не смог чувствовать столько эмоций разом.

После нескольких часов игры трое Поттеров присоединились к Лили и Арти за обедом. Рон вежливо отказался обедать, сказав, что свободным у него было только утро, и у него в расписании стоит ещё пятнадцать доставок. Услышав это, Гарри удивился, но потом заметил, что коробки, которые принёс Рон, имели на себе логотип, гордо гласящий «Волшебные Вкусности Молли»⁽⁵⁾, что, на самом деле, вопросов только добавило.

Примерно к середине обеда прибыл ожидаемый (но нежеланный, по крайней мере, для Гарри) гость: Питер Петтигрю. Джеймс и Джим радостно поприветствовали его. Лили же приветствовала его не слишком радушно, что не преминул заметить про себя Гарри. Когда Гарри и Питер встретились взглядами, они тепло улыбнулись друг другу. И ни один из них не поверил в искренность другого.

Питер сел за стол между Джимом и Джеймсом и начал накладывать себе еду. Гарри постарался расположиться максимально далеко от него, но так, чтобы его поведение не вызвало ни у кого вопросов. Тем не менее, Гарри несколько раз замечал, что Петтигрю принюхивается, словно почуяв знакомый запах. Пока они обедали, взрослые поддерживали вежливую беседу — в основном, о побеге из Азкабана и сбежавших Пожирателях смерти. Гарри был рад услышать, что Джеймс, судя по всему, придерживался версии, что побег устроили какие-то магглорожденные. И, насколько понял Гарри, Джеймс понятия не имел, какой у них может быть мотив.

— Но держите это при себе, — сказал Джеймс, — если это всплывëт, люди снова могут ополчиться на магглорожденных.

Питер на это важно кивнул.

* * *

После обеда был запланирован разбор отчёта о финансах семьи, который должен был пройти в кабинете Джеймса. Лорд Поттер собирался обсуждать дела со своими сыновьями и сопровождающими их адвокатами. В какой-то момент Арти спросил, присоединится ли к ним леди Поттер.

— Нет, — легко ответила Лили, — я больше не отвечаю за благотворительный фонд и всё остальное, что можно отнести к секретным делам Поттеров. Жёнам туда хода нет.

— Ну, дорогая! — извиняющимся тоном сказал Джеймс, заключая жену в объятия. — Я бы с удовольствием пригласил тебя, но…

— Знаю, знаю. Одно из средневековых правил Поттеров. Все, что касается Визенгамота, могут обсуждать только мужчины. Шовинизм и отсталость, но правила есть правила, особенно когда ты магически обязан их соблюдать, — она обняла его в ответ и чмокнула в щеку.

Только Гарри был достаточно внимателен и стоял таким образом, чтобы заметить, как она незаметно сунула Джеймсу галеон в карман брюк, пока старший Поттер витал в облаках.

Когда Джеймс, Арти, Питер, Джим и Гарри направились к кабинету лорда, Лили осторожно проводила их глазами, после чего быстро пошла в свой собственный кабинет. Сев за стол, она открыла заранее приготовленный блокнот. Первая страница блокнота была полностью покрыта сложным рунным массивом, на который у неё ушло три часа, и который был начертан тем же зельем, в котором галеон, лежащий в кармане Джеймса, мариновался несколько дней. Она коснулась рун палочкой и, нарисовав в воздухе сложный узор, произнесла заклинание. Это были невероятно редкие чары, о которых она узнала из одной из множества книг, стоящих на полках окружающих её шкафов. Эта книга была слегка нелегальна и написана на арабском во времена османской империи. Недостаточно незаконная, чтобы за обладание ею можно было получить срок в Азкабане, но достаточно, чтобы Джеймс заверещал от размера штрафа, который им бы пришлось заплатить, если бы о факте обладания этой книгой узнали не те люди.

Как только она произнесла заклинание, она перевернула страницу. Вторая страница была чистой… пока на ней не начали появляться слова и цифры: сегодняшняя дата и время, за которой последовала расшифровка разговора.

ДЖЕЙМС ПОТТЕР: Что ж, джентльмены. Добро пожаловать в кабинет Лорда.

АРТЕМИУС ПОДМОР, ЭСКВАЙР: Впечатляет. В такой обстановке мы обязаны сидеть, покуривая сигары и попивая портвейн.

ДЖЕЙМС ПОТТЕР: (смех) Уверен, здесь такое бывало часто, но, боюсь, мальчики пока ещё слишком молоды.

Удовлетворëнно улыбнувшись тому, что её зачарование работает, как надо, Лили откинулась в кресле и положила блокнот себе на колени, внимательно читая стенограмму встречи.

По большей части, это был довольно скучный разговор, покрывающий финансовое состояние дома Поттеров. Ещё скучнее он становился от того, что Лили не видела документы, которые демонстрировал и на которые ссылался Питер. В прошлом Лили заслуженно гордилась тем, как вырос благотворительный фонд Поттеров под её руководством. И она бы продолжила им заниматься, но, к сожалению, её работа преподавателем не оставляла ей свободного времени, и ей пришлось передать все дела адвокату Джеймса, который, к тому же, был его старым другом.

У Лили не было причин сомневаться в компетентности и профессионализме Питера, но когда она руководила фондом, полный аудит проводился ежегодно. Когда же за дело взялся Питер, то, чтобы сэкономить на проведении таких проверок, полный аудит стал проводиться только каждые пять лет (максимально возможный срок, чтобы не нарушать правила министерства). Это сильно её тревожило, но Джеймс просто сказал, что Питер считает это нормой, поэтому не стоит об этом больше думать. Она одобрительно улыбнулась, увидев, что Артемиус Подмор задал несколько важных вопросов о процессе аудита и других финансовых вещах, которые тут же растолковал ему Питер, и которые Джеймс, скорее всего, даже не понял.

* * *

Не подозревая о том, что их подслушивают, Гарри и остальные провели несколько часов, обсуждая финансовые дела семьи, после чего начали обсуждать дела Визенгамота, в которых принимал участие дом Поттеров. К огорчению Джеймса, Артур Уизли снова вежливо отклонил предложение стать вассалом дома Поттеров. Других вассалов у семьи не было, и Питер переживал о Сириусе Блэке, где бы он сейчас ни был, и праве представителя, которым он воспользовался много лет назад, передав свои голоса Джеймсу. Если Пожиратель подпишет нужные бумаги и передаст их Министерству, то, даже несмотря на то, что он сбежавший заключённый, он может отозвать свое согласие на передачу голосов, и дом Поттеров потеряет десять голосов Блэков.

Завершая официальную часть встречи, Джеймс открыл ящик стола и вытащил оттуда небольшую бархатную коробочку, которую протянул Гарри.

— Я хотел отдать его тебе, когда мы будем обмениваться подарками, но… ну, я гриффиндорец и не умею ждать. К тому же это относится к делам Визенгамота.

Гарри открыл коробку и выдохнул. Внутри было золотое кольцо-печатка с английской буквой «P» в центре — кольцо наследника Поттеров. Или, по меньшей мере, достойная его имитация.

— Боюсь, это всего лишь копия, — с сожалением сказал Джеймс. — Настоящее кольцо наследника всё ещё у зачарователей. Оно должно быть готово к лету, поэтому я подумал, что мы сможем провести официальную церемонию в ваш день рождения. И тогда я объявлю тебя вероятным наследником и отдам тебе настоящее кольцо. Но если ты захочешь носить это до лета, то вот.

Он смущëнно кашлянул.

— Если честно, я никогда не носил своё, когда учился в школе. Мне тогда казалось, что это чересчур. Но я понимаю, что порядки в Слизерине немного отличаются от тех, что были в Гриффиндоре.

Все немного посмеялись над этим преуменьшением.

— Действительно, немного другие, — искренне улыбнувшись, сказал Гарри. — Я с честью буду носить его… по крайней мере, до лета, — он повернулся к брату, который, вытянув шею, смотрел на кольцо наследника.

— Ты как со всем этим? — осторожно спросил он.

— С тем, что ты станешь вероятным наследником? — Джим изобразил задумчивость. — Ну, не знаю. Когда ты станешь лордом, ты позволишь мне жить так, как я привык? Или выкинешь меня на улицу без кната в кармане?

Гарри на секунду задумался.

— Пока не знаю. Давай обсудим это после матча Слизерин-Гриффиндор.

Все снова рассмеялись, и никто не заметил, как Гарри положил коробочку с кольцом себе в карман, так и не надев его (причём он даже и не собирался надевать его, пока его не проверят, ведь кольцо прошло через руки Питера Петтигрю).

Джеймс снова полез в ящик стола и вытащил толстую папку документов.

— И последнее. Не думаю, что это впечатлит тебя больше, чем копия кольца наследника, Гарри, но тебе может быть это интересно. В конце концов, именно ты привлёк к этому моё внимание. В этой папке содержится вся доступная общественности информация, касающаяся смерти Нобби Лича. А также смертей других школьных друзей Тома Реддла. А также смертей и исчезновений нескольких других видных политических деятелей, поддерживающих политику Лича, которые никто не связывал в одно дело, пока ты не обратил на это наше внимание и я не начал искать между этими делами связь.

— Кто такой Том Реддл? — с искренним любопытством спросил Питер, и Гарри решил обдумать это наблюдение после.

Джеймс помедлил, пытаясь понять, как ответить на это с учетом Фиделиуса, защищающего истинную личность Волдеморта.

— Он был студентом Хогвартса в сороковых, замешанным в то дело с Тайной Комнатой, которое случилось в сорок третьем. Сам он пропал в начале пятидесятых, но у него было много близких друзей, которые, впоследствии, все стали влиятельными политиками, ратующими за права магглорожденных… и которые все умерли при разных, но от того теперь не менее подозрительных обстоятельствах. Гарри первым это заметил и привлёк к этому внимание ДМП. И когда вся эта история с побегом из Азкабана закончится, я планирую переоткрыть все эти старые дела, — он помедлил. — Мы думаем, что за этим мог стоять Сам-Знаешь-Кто.

От удивления (Гарри заметил, что в этот раз оно был искренним) Питер несколько раз моргнул.

— Правда? Потрясающе! — он повернулся к Гарри. — И как удивительно, что именно ты вытащил на свет эти давно забытые преступления.

Гарри пожал плечами.

— Мы — Поттеры. Каждый из нас обязан делать всё, что в наших силах, чтобы бороться с Сами-Знаете-Кем. И его лакеями.

— … действительно, — сказал Питер.

* * *

Вскоре встреча завершилась. Сидевшая в своем кабинете Лили коснулась палочкой рун на первой странице и вывела в воздухе сложный узор. Руны коротко вспыхнули, и монета в кармане Джеймса тут же потеряла все магические свойства. Теперь, когда Джеймс найдёт её, если найдёт, он просто удивится тому, что в его брюки как-то попал одинокий галеон. И уж точно он не подумает, что монета может быть магическим подслушивающим устройством.

Выйдя из кабинета, Гарри и Арти направились в комнату Арти, чтобы обсудить то, что они узнали, когда позади них раздался голос.

— Наследник Поттер? — это был Петтигрю, который направлялся к ним с простодушной улыбкой на лице. — Я хочу поздравить вас с вашим примирением с вашим отцом. Я знаю, что во время нашего последнего разговора были сказаны… резкие слова. Надеюсь, вы понимаете, что я действовал только в интересах моего лучшего друга и моего крестника?

— Ну что вы, — легко ответил Гарри. — Я прекрасно понимаю, какие тогда у вас были приоритеты… и какие они сейчас.

Питер улыбнулся без малейшего намёка на искренность.

— Я очень рад это слышать, Гарри. И, раз уж на то пошло, я знаю, что ты будешь прекрасным наследником и когда-нибудь станешь выдающимся лордом Поттером.

Услышав это, в голове у Гарри словно сложился паззл, и он понял, что Питер Петтигрю попытается его убить. Скорее всего, ещё до его избрания наследником в конце июля. Но Гарри также знал, что тайный Пожиратель смерти не станет предпринимать никаких попыток сделать это сейчас, в поместье, где было слишком много свидетелей. Поэтому он мог позволить себе немного «подëргать его за усы».

— Большое спасибо, — с фальшивой улыбкой сказал Гарри. — Услышать это от тебя много для меня значит… дядя Пит.

От этого Питера передëрнуло. Гарри улыбнулся ему, после чего пошёл вслед за Арти. Пожиратель смерти так пристально смотрел вслед Гарри и его адвокату, что не заметил, как сзади к нему подошёл Джим.

— Ты, наконец, поладил с Гарри? — радостно спросил Питера Джим, напугав его.

Питер кивнул.

— Думаю, мы… в самом начале пути, — тут анимаг посмотрел сверху вниз на своего крестника с громко принюхался. — А теперь, когда мы одни... Одна вещь не давала мне покоя весь день. Почему, во имя Мерлина, твоё дыхание пахнет мандрагорой?

Джим рассмеялся.

— У тебя очень острый нюх… дядя Хвост!

Питер вытаращил глаза и быстро огляделся.

— Джеймс рассказал тебе? — тихо спросил он.

— Нет, и я буду признателен, если ты не расскажешь ему, что я пытаюсь пойти по его стопам. Хочу, чтобы это был сюрприз.

Питер кисло на него посмотрел.

— Полагаю, так и будет. К добру или к худу. У тебя, по крайней мере, есть учитель? Мы были абсолютными идиотами, что решили сделать это сами. И раз Джеймс не говорил тебе о моём старом прозвище, то как ты узнал?

— У меня есть учитель, — радостно сказал Джим. — Я бы хотел, чтобы вы встретились. Думаю, вам будет, что обсудить.

* * *

Лёжа в кровати вечером, Гарри закрыл глаза и обратился к своему новому другу.

«Ну, — подумал он про себя, — что ты думаешь о Питере Петтигрю?»

«Он помечен, хозяин, — прошипело змеиное тату, которое переползло на шею к Гарри, чтобы шипеть ему в ухо, — его метка скрыта и спит. Но она есть».

Гарри на это кивнул, а затем приказал метке вернуться к нему на бедро и свернуться буквой «S». А через пару минут усталость взяла своё, и Гарри погрузился в сон.

* * *

24 декабря 1993

Пансион Дьюи Ледбеттера для пожилых волшебников и ведьм

Дорсет, юго-запад Англии

Долорес Джейн Амбридж сидела в неудобном кресле, решая кроссворд из «Ежедневного Пророка», ожидая, когда смерть заберёт её отца. Не так она собиралась провести день перед Рождеством, но медсестра позвонила ей через камин утром и сказала, что состояние её отца сильно ухудшилось, и долго он не протянет. Поэтому Долорес, смирившись, что у нее будет ужасное Рождество, натянула серый свитер и уместную чёрную юбку, наложила кошкам (Тигру, Лаки, Тиддлзу и мисс Фантастико ⁽⁶⁾) побольше еды, после чего аппарировала к отцу.

Орфорду Амбриджу не было ещё и шестидесяти лет, но физически и ментально он походил на девяностолетнего маггла. Долорес так и не узнала, что это было за проклятие, которым приложили её отца, из-за чего он так быстро состарился. Хуже того, проклятие как-то повлияло на его разум, спутав его настолько, что он едва ли мог сотворить заклинание, которое было за пределами программы третьего курса. Но, тем не менее, она была уверена, что это было проклятие. Когда она была студенткой, она даже решила сдавать ЖАБА по ЗОТИ, надеясь когда-нибудь найти способ исцелить отца. Но она так и не нашла — заклятие было слишком тёмным и слишком специальным, чтобы его показывать на уроках в Хогвартсе, который был известен низким качеством образования по части ЗОТИ. Но она знала достаточно, чтобы быть уверенной, что Орфорда прокляли либо незадолго до её рождения, либо сразу после. Она часто задавалась вопросом, не было ли причиной этого проклятия то, что Орфорд влюбился и женился на Эллен Крэкнелл, маггле, которую лучше всего можно было бы описать словосочетанием «отброс общества». Или, возможно, это проклятие просто сделало его настолько глупым, что он не только отправился шляться в мир магглов, но и полностью проигнорировал все недостатки маггловской женщины. А судьба сделала остальное.

Женщина тряхнула головой, пытаясь выбросить эту мысль из головы. Несмотря на то, что Долорес была слизеринкой, она никогда не была сторонницей чистоты крови или магглоненавистницей, даже несмотря на то, что разделяла презрение своих коллег к магглюлюбцам типа Артура Уизли. Но умом она понимала, что чувствовать отвращение ко всем магглам только из-за того, что она ненавидела свою мать-магглу, было неправильно.

И всё же, иногда для Долорес было тяжело оставаться такой понимающей, особенно когда она вспоминала, что её собственная мать пыталась утопить её в ванной, когда ей было восемь.

В шестьдесят третьем году у маленькой Долорес случился выброс спонтанной магии, которую её мать приняла за «одержимость дьяволом» и попыталась вылечить дочь с помощью насильного крещения… а именно — держа голову ребёнка под водой длительное время. Это был уже не первый раз, когда психически неуравновешенная Эллен Крэкнелл пыталась навредить дочери, но тот раз был худшим и, к счастью, последним, так как в этот момент появился Орфорд. После того дня Долорес никогда больше не видела свою мать. Также она решила не идти на похороны женщины, когда та умерла в семидесятом году. И всё же то происшествие настолько повлияло на молодую ведьму, что всё время, пока Долорес училась в Слизерине, он врала своим одноклассникам, что её мать была ведьмой из чистокровной семьи, которая умерла при родах.

Из тяжёлых мыслей Долорес вырвал тихий стон. Орфорд проснулся.

— Папа? — тихо сказала она, наклоняясь к кровати. — Это Ди. Тебе больно? Позвать сестру?

— Д-ди? — промямлил он, всё ещё не до конца проснувшись. — Эт ты?

— Да, папуль. Я здесь.

Умирающий волшебник улыбнулся, не открывая глаз.

— Я рад, что ты пришла… пока всё не закончилось.

— Ш-ш-ш! — сказала она. — Не говори так. Тебе не больно?

Он покачал головой.

— Всё в порядке. Зелья делают свое дело. Просто сядь рядом и поговори со мной немного. Расскажи мне снова о своей новой работе.

И она рассказала. Почти целый час, прерываясь на слёзы и всхлипы, она рассказывала ему, как она сейчас работает, отчитываясь лично министру Фаджу; о том, в каком восторге она была, когда впервые надела официальную мантию Визенгамота; о том, как она рада, что, наконец, может сделать что-то хорошее. Умирающий волшебник снова улыбнулся и закрыл глаза. Его дыхание стало совсем хриплым. Наконец, он заговорил.

— Я г-горжусь т-тобой, Ди, — хрипло прошептал он. — Правда горжусь. И… и я знаю, что если бы твоя мать была здесь, она бы тоже гордилась т-тобой.

Несмотря на ситуацию, Долорес усмехнулась.

— Пап, сомневаюсь, что Эллен Крэкнелл гордилась бы мной, и не важно, что бы я сделала. Особенно, если дело касается волшебного правительства, — фыркнула Долорес, вытирая слезы.

— Нет, Ди, — выдохнул он. — Не Эллен. Я о Делле. Твой настоящей маме.

Долорес Джейн Амбридж не шелохнулась, пока весь её мир переворачивался у неё внутри.

— Что? — наконец, переспросила она дрожащим голосом.

Но Орфорд Амбридж не ответил.

Больше он ничего не сказал. Мертвецы не рассказывают сказки.

* * *

25 декабря 1993 (Рождество)

Площадь Гриммо, 12

08:00

— ВЕСЁЛОГО РОЖДЕСТВА!

Скорее всего, все прошлые лорды Древнего и Благородного дома Блэков даже никогда не произносили эти два слова, не говоря уж о том, чтобы орать их во всю мощь лёгких, молотя в двери спален других членов семьи. Спустя пару секунд в коридор из своих спален вышли заспанные Регулус и Беллатриса и с раздражением уставились на Сириуса (который вырядился в костюм Деда Мороза ⁽⁷⁾).

— Сириус! — злобно сказал Регулус. — Какого дьявола ты тут творишь?!

— Рег, Рождество же! Моё первое Рождество после Азкабана! Праздник! Праздник для всех добрых ведьм и волшебников!

Метаморф зевнул.

— Да, да. Лепестки Зузу и всё такое⁽⁸⁾. Едва ли это повод, чтобы будить нас до рассвета! У нас с Беллатрисой сегодня большой день.

— Ага, — довольно сказал Сириус, который понятия не имел, кто или что такое «Зузу». — Поэтому я решил устроить ранний рождественский завтрак для всех нас! Включая божественный рождественский пудинг, который приготовила какая-то женщина по имени Молли. Добби заказал его для меня. Мы семья! А семьи должны праздновать Рождество! К тому же кто знает, как всё пойдет в Гринготтсе. Может, к завтрашнему утру мы все будем мертвы!

Беллатриса недовольно поморщилась на юмор Сириуса. Последние пять дней она провела, разговаривая с Руфусом Скримджером о каждой крупице информации, касающейся Пожирателей смерти, которую он смогла вспомнить. Когда эти допросы закончились, они решили, что в Гринготтс за чашей они пойдут на Рождество. Когда Руфус не допрашивал Беллатрису, он, Снейп и Регулус (и Люциус, который подключался к ним через камин) обсуждали, как сбежавшей Пожирательнице проникнуть сквозь защиту Гринготтса и попасть в своё хранилище, чтобы забрать, возможно, темнейший из артефактов, который когда-либо хранился в этом банке.

Трое Блэков спустились на кухню, где Добби приготовил для них настоящий пир, венцом которого был рождественский пудинг. К одиннадцати часам пришёл Скримджер, в саквояже которого были несколько флаконов оборотного зелья, сваренного Снейпом — чтобы Беллатриса могла быстро изменить свою внешность на случай, если ей придётся бежать из банка. Регулус также дал ей крайне незаконный портключ, созданный Люциусом Малфоем, который бы перенёс её в Париж, где она бы была в относительной безопасности. В Гринготтс с ней собирались идти Регулус и Руфус на случай, если придётся отвлекать авроров, что могли дежурить снаружи и внутри банка. Заговорщики ожидали засады или чего-нибудь в этом духе, потому что были уверены, что Министерство ожидает попыток одного или нескольких преступников добраться до Гринготтса. По настоянию Руфуса перед выходом группа ещё раз пробежалась по расписанию операции, а также просмотрела карту Гринготтса, которую старый аврор где-то раздобыл.

Группа отправилась на дело после двенадцати — сразу, как только Руфус доел последний кусок пудинга и объявил, что тот был очень вкусным. Сириус обнял Регулуса и Беллатрису и попросил их вести себя осторожнее. Даже без учёта возможного присутствия авроров, охрана и протоколы безопасности Гринготтса были легендарными. Как только они исчезли в хлопке аппарации, Сириус нервно поджал губы, стараясь гнать от себя мысль о том, увидит ли он остатки своей семьи вновь.

Оказалось, что да, увидит. Они вернулись меньше, чем через час. Входная дверь распахнулась, и в комнату влетел раздражённый Регулус, за которым хромал по пятам такой же раздражённый Руфус, а замыкала процессию веселящаяся Беллатриса.

— Что случилось? — взволнованно спросил Сириус. — Что пошло не так?

Руфус и Рег проигнорировали его и просто направились к бару. Белла, у которой под мышкой был тяжёлый саквояж, рассмеялась.

— Что пошло не так? Ничего не пошло не так! Поэтому они так расстроены!

— А? И что это значит?..

— Это означает, Блэк, — раздражëнно сказал Руфус Скримджер, — что мы несколько дней планировали этот налёт, а в итоге прорваться через защиту Гринготтса оказалось проще, чем разорвать салфетку!

* * *

Тридцатью минутами ранее…

— Кхм! — откашлялась Беллатриса, подходя к стойке банка.

Её голос эхом загулял по почти пустому атриуму банка. Авроров не было. На самом деле, других волшебников или ведьм не было тоже. За исключением Беллатрисы и двух её компаньонов, которые стояли порознь в разных частях атриума и неубедительно пытались выглядеть не подозрительно, банк был пуст.

— Да? — прорычал в ответ гоблин.

— Я бы хотела снять деньги со своего счета, но у меня нет ключа.

Гоблин, табличка на столе которого гласила, что его зовут Спинолом, оскалился на неё, а затем протянул ей лист пергамента и кровавое перо.

— Напишите своё имя!

Немного помедлив, ведьма написала на пергаменте «Беллатриса Блэк», игнорируя покалывание на предплечье. Закончив, она передала пергамент Спинолому, который начал пристально его изучать.

— Беллатриса Блэк? — громко сказал гоблин так, что эхо его слов загуляло по атриуму.

— Д-да, — замкнувшись, кивнула она.

Гоблин злобно смотрел на неё несколько секунд.

— С вас десять галеонов штрафа за утерю ключа. Как будете расплачиваться? — наконец, сказал он.

— Деньгами из хранилища, пожалуйста.

Гоблин с интересом, а возможно и с намёком посмотрел на неё.

— Желаете также оплатить услуги конфиденциальности транзакций?

Белла непонимающе моргнула.

— Что?

— За исключением определённых банковских операций, для которых конфиденциальность устанавливается автоматически, все транзакции Гринготтса для клиентов не-гоблинов являются конфиденциальными только, если заключено дополнительное соглашение. Цена такого соглашения варьируется от десяти галеонов за базовый план, по которому мы воздержимся от активного поиска людей, что могут быть заинтересованы в ваших делах, и продажи им информации о вас, до пятисот галеонов за золотой план, согласно которому все вещественные доказательства того, что вы посещали банк, будут уничтожены после вашего ухода, сотрудники, которые получили доступ к истории ваших транзакций, но у которых на это прав нет, будут подвергнут обливиации, а те, у которых такие права есть, принесут непреложный обет никогда не разглашать подобные сведения.

Беллатриса на секунду задумалась, а затем вспомнила, что богата.

— Золотой план, пожалуйста. Возьмите нужные средства из хранилища.

— Очень хорошо, мисс Блэк, — гоблин посмотрел за ее плечо и осмотрел атриум, — вот ваш запасной ключ. Те два джентльмена, которые притворяются, что вас не знают, будут сопровождать нас в ваше хранилище?

Несмотря на всю свою выдержку, Беллатриса ухмыльнулась, увидев, как двое волшебников взволнованно переглянулись.

* * *

— После этого, — рассказывала Беллатриса потрясëнному Сириусу, — мы спустились в моё хранилище, я сняла защиту и просто забрала чашу… и ещё пять тысяч галеонов на расходы. Гоблины даже великодушно дали мне эту сумку, чтобы мне было, куда сложить деньги.

Она открыла саквояж и перевернула его над столом. Из него выпала рельефная золотая чаша (украшенная барсуками) и три увесистых кошелька с золотыми монетами.

— Иными словами, — сказала она, — большое разочарование.

— Я бы лучше описал всё это дело, как чëртов цирк! — включился Скримджер. — Непостижимо. Просто непостижимо, что Министерство не обеспечило охрану в Гринготтсе. Пусть это и Рождество. Чем, Мерлин меня задери, авроры занимались последние пять месяцев? Вязали, что ли?!

Регулус покачал головой, наконец, успокоившись настолько, что вся ситуация тоже начала казаться ему смешной.

— Руфус, ты продолжаешь использовать это слово. Но я не думаю, что ты понимаешь, что это значит.

Скримджер резко повернулся к нему и непонимающе на него посмотрел.

— Какое слово? Вязали?! Разумеется, я знаю, что это значит!⁽⁹⁾

Но злобные крики Скримджера прервал Сириус.

— Моргановы панталоны, мужик! — шокированно сказал он. — Ты серьёзно жалуешься на то, что заполучить один из крестражей Сам-Знаешь-Кого было проще, чем ты ожидал? — тут до него дошло, что он сказал. — Серьёзно жалуешься, хех⁽¹⁰⁾. Это должно быть моей работой!

Регулус скривил губы над очередной идиотской шуткой брата и налил себе ещё бокал бренди.

— Ой, да Мерлина ради! Что это за работа? Бессмыслица какая-то.

Сириус ухмыльнулся.

— Ну, что теперь? Уничтожим эту штуку? — спросил он, указав на чашу.

Регулус нахмурился.

— Нет. Я хочу подождать, чтобы собрались все. Чтобы все видели её уничтожение, — он внезапно побледнел и посмотрел на остальных. — Только я и Гарри знаем, каково это — уничтожить крестраж. Я думаю, всем нам нужно знать, с чем мы имеем дело. Гарри, Невилл, Августа и Люциус свободны на Новый год. Тогда и уничтожим.

Тут настал черёд Сириуса хмуриться.

— У тебя, я полагаю, есть причина, чтобы впутывать в это моего крестника?

— Да, — сказал Регулус, поворачиваясь к чаше, стоящей на столе, — но пока давай просто назовём это слизеринским чутьëм и закончим на этом.

Сириус опасно прищурил глаза, но ничего не сказал.

* * *

28 декабря

«Летние острова»

Снаружи «Летние Острова» совсем не впечатляли. Репутация ресторана была хорошо известна британским магам, поэтому внешней атрибутикой можно было ничего не доказывать. Клиентура «Летних Острвов» включала в себя две категории людей: тех, кто резервировал столики за несколько дней или даже недель, и тех, у кого было в достатке и богатства и статуса, чтобы прийти поужинать без предварительной брони. Последняя группа была сливками британского общества, поэтому «Летним Островам» не требовался роскошный фасад, чтобы привлечь посетителей. К счастью, у Гермионы и её сопровождающих на сегодня бронь была.

Когда юная ведьма вошла в фойе ресторана вместе с отцом и адвокатом, их встретил назойливый молодой метрдотель, который одобрительно кивнул, увидев модную зимнюю мантию Гестии. Наряд Гермионы, состоящий из простого плаща, под которым было обычное маггловское платье, ему понравился меньше. И уж совсем ему не понравился Дэн, который не послушал совета Гестии и решил нарядиться в маггловский костюм с галстуком.

— Могу я вам помочь? — напыщенно сказал метрдотель.

Гестия шагнула вперед.

— Гермиона Грейнджер и Гестия Джонс. Мы обедаем с лордом Паркинсоном. Полагаю, у вас есть бронь на его имя.

Метрдотель притворился, что внимательно изучает книгу резерваций, словно он не знал, что лорд благородного дома зарезервировал отдельную комнату для себя и двух гостей.

— Хм-м. Я вижу, что лорд Паркинсон зарезервировал комнату для себя и еще двоих гостей. Тем не менее, он не упомянул, что будет кто-то ещё, — напыщенный юнец слегка сморщил нос, посмотрев на Дэна, словно мог чуять, что он маггл, — поэтому, боюсь, этому… джентльмену придётся подождать снаружи.

— Серьёзно? — презрительно спросил Дэн. — Снаружи? У вас что, бара нет? Ждать снаружи? Как там было — собакам и ирландцам вход запрещён?⁽¹¹⁾

— Пап! — взволнованно прошептала Гермиона.

— Извините, сэр, но это «Летние острова». Мы не можем позволить… кому угодно сидеть тут.

Дэн уже собирался разразиться чередой ругательств, но его опередили.

— Руперт! — сказал дородный волшебник средних лет с ярко-рыжими волосами и густыми бровями, который, очевидно, находился сразу за главной дверью. — Что здесь происходит?

Метрдотель побелел.

— М-мистер Легард! Я просто говорил этому… джентльмену…

— Да, да. Что у «Летних островов» есть стандарты. Они есть. Но не те, о которых ты думаешь.

Он шагнул вперед и протянул руку Дэну.

— Гастон Легард, к вашим услугам. Добро пожаловать в мой ресторан.

Удивленный Дэн с готовностью пожал Легарду руку.

— Дэн Грейнджер. Рад познакомиться с вами, мистер Легард.

Легард повернулся к Руперту.

— Проводи двух леди к их столику. Я провожу мистера Грейнджера к бару, где он будет моим личным гостем, — тут лицо шефа потемнело. — Когда твоя смена закончится, жду тебя в моём кабинете, — холодно добавил он.

Молодой волшебник побелел, как полотно, но кивнул.

— Р-разумеется, мистер Легард.

Метрдотель повёл Гермиону и Гестию в одну сторону, а Легард Дэна — в другую, в зону бара.

— Можете подождать здесь, мистер Грейнджер. Я полагаю, вы понимаете, что маггл, который испортит обед кому-то, вроде Паркинсона, может навлечь на себя крупные неприятности?

— Как вы узнали, что я маггл? — подозрительно спросил Дэн.

— Вы имеете в виду, если не считать маггловский костюм, который ни в жизнь не наденет ни один чистокровный? И виндзорский узел вашего галстука, который не знает, как завязать, ни один чистокровный? — шеф, он же владелец, улыбнулся. — Я полукровка, мистер Грейнджер, хотя я стараюсь это не афишировать. И я провёл много времени в мире магглов, учась готовить. По-настоящему готовить. Не просто сотворить заклинание, чтобы приготовить пресный суп, а всё остальное скинуть на домовых эльфов. Едва ли хоть кто-то в волшебном мире знает, как приготовить приличный сэндвич с жареным сыром, не говоря уже о тех вещах, что мы подаем здесь.

Бар был небольшим, но всё же мог вместить человек двадцать-тридцать за стойкой и раскиданными по комнате столиками. Сейчас же, однако, бар был пуст, поскольку полдень был не слишком располагающим временем для выпивки, особенно среди уважаемых волшебников и ведьм. Дэн подумал, что бар выглядит роскошно, но, в то же время, сдержанно. Что-то вроде бара с дубовыми панелями, который можно было бы найти в викторианском клубе для джентльменов. Или в очень дорогом пабе. В комнате был только один человек — за стойкой стоял дородный волшебник с напомаженными усами, стильно завитыми на концах.

— Макс, — сказал Легард, — мистер Грейнджер — мой личный гость на сегодня. Его обед и напитки за счёт заведения, — Легард замолчал и уже тише добавил, обращаясь к Максу. — Не давай ему ничего, что может дать… эффект.

— Мистер Легард, — начал Дэн, — вы очень добры, но, право, вам не стоило беспокоиться. Я просто хочу дождаться свою дочь с её… деловой встречи.

— Не переживайте, — сказал Легард. Затем он наклонился поближе к Дэну и прошептал:

— Я тоже когда-то был снаружи, мистер Грейнджер.

Легендарный шеф хлопнул Дэна по плечу и отправился к себе на кухню.

* * *

Снаружи «Летние Острова» можно было бы счесть обычным, а может даже и скучным местом. Внутри же всё было совсем наоборот. Гермиона тихо охнула, когда метрдотель вёл её и Гестию через главный обеденный зал. Огромное помещение было оформлено в стиле модерн и очень напоминало парижский ресторан «Максим», один из самых знаменитых ресторанов мира, в котором Гермиона была с родителями, когда была маленькой. Но спутать «Летние Острова» с маггловским рестораном было сложно. Потолок и все четыре стены были забраны стеклянными окнами, которые были зачарованы так, чтобы показывать песчаные пляжи и лазурные воды океана, залитые солнцем, сияющим с безоблачного неба. Всё выглядело так, словно зал действительно располагался в центре маленького острова посреди моря, освещаемого солнцем, которому не было дела, какая погода сейчас на улице.

Метрдотель провёл двух ведьм через весь зал к небольшому уединëнному алькову, где стоял стол, за которым с комфортом могли устроиться три человека. Паркинсон уже ждал их. Это был мужчина среднего возраста с иссиня-чëрными волосами, зализанными назад. Мантия его была опрятной и элегантной, вопреки ожиданиям Гермионы, которая думала, что богатый чистокровка выберет что-то, чтобы подчеркнуть свое богатство.

Встреча с Паркинсоном началась достаточно гладко. Установив вокруг них чары приватности, мужчина вежливо представился. Гестия, которая также добавила свои собственные чары, ещё дома предупредила Гермиону, что Паркинсон не станет быстро переходить к делу. Этикет чистокровных требовал, чтобы они сперва пообедали и насладились лёгкой светской беседой, прежде чем переходить к делам, которые можно обсудить за десертом и кофе. Единственный напряжённый момент возник, когда к ним подошел официант, который был таким же напыщенным, как и метрдотель, пусть и не демонстрирующим враждебность прямо, и попытался объяснить Гермионе, что написано в меню на французском языке.

— Je sais parler français, merci⁽¹²⁾, — прервала она его на французском. — J’ai prendrais la Salade Niçoise et le Jarret de Boeuf.⁽¹³⁾

Паркинсон на это приподнял бровь, но ничего не сказал. Гермиона так и не поняла, задела ли его её грубость или он одобрил то, что она поставила слугу на место (при условии, что он понял, что она сказала). Она предположила, что Паркинсон тратит много времени на то, чтобы ставить на место людей, которые ниже его по положению. То есть, вероятнее всего, большинство из тех, кого он встречает. Однако, к её удивлению, за обедом он был с ней предельно вежлив, пусть и несколько скован. Обед быстро прошёл за разговорами о занятиях Гермионы в Хогвартсе и её карьерных амбициях. Паркинсон очень впечатлился её учебной нагрузкой, особенно с учетом того, что академические проблемы Пэнси были для него костью в горле с самого её первого курса.

И, наконец, они подошли к истинной цели их встречи. Несмотря на то, что Паркинсон был галантен, пусть и слегка снисходителен, он озвучил свою позицию максимально чëтко. Честь дома Паркинсонов требовала, чтобы долг Гермионе был оплачен настолько быстро, насколько это возможно. В целом, лорд Паркинсон не признавал идею долгов жизни, но он был слишком осторожен и суеверен, чтобы игнорировать это. Гермиона также честно ответила, заставив Гестию поморщиться, что она также не уверена, что Паркинсоны обязаны ей долгом жизни, поскольку она могла спасти Пэнси не от смерти, а просто от серьёзного увечья.

— Может быть, мисс Грейнджер, — ответил он. — И это, определённо, будет фактором в наших переговорах. Но моя Пэнси, определëнно, считает, что она в долгу перед вами, — он улыбнулся. — И, думаю, вам не надо рассказывать, как это её расстраивает.

— Могу представить, — сухо сказала Гермиона.

— И, если честно, меня это также не радует. У меня была возможность изучить ваше прошлое, мисс Грейнджер. Как, я уверен, и вы изучали моё. Поэтому, вы, скорее всего, знаете о татуировке, уродующей мою левую руку. И хотя я до последнего вздоха буду отрицать, что добровольно принял Тёмную Метку, я должен признаться, что мое воспитание и социальные круги, в которых я вращаюсь, сделали определённые… политические взгляды важными для моего благополучия. И эти взгляды будут влиять на наши с вами взаимоотношения.

Он сделал глоток портвейна.

— Я хочу уверить вас, что я не какой-то дикарь, которого вы, скорее всего, ожидали увидеть. Кровь для меня важна, мисс Грейнджер. Но также для меня важен талант, интеллект и амбиции. И из того, что я о вас знаю, юная леди, есть множество возможностей, которые я могу вам предложить, несмотря на ваш неважный статус крови. Но есть и второй фактор, который может эти двери закрыть — Изгой.

Гермиона выпрямилась

— Что с Тео?

— Пэнси уведомила меня, что вы решили продолжить свои отношения с Изгоем, несмотря на враждебность, наведëнную на него Высшей Санкцией. И какими бы дарованиями вы ни обладали, даже долг жизни моей дочери не заставит меня навлечь на мою семью гнев Высшей Санкции. Поэтому уже сейчас мы можем исключить некоторые варианты разрешения этого диспута, например, брак, кровное удочерение или давление на дальних родственников, Дагворт-Грейнджеров, чтобы они признали вас членом семьи, при условии, что вы рассматриваете такую возможность.

Он улыбнулся.

— Жаль, что вы гриффиндорка, мисс Грейнджер. Будь вы слизеринкой или когтевранкой, я уверен, у вас хватило бы мудрости оборвать с Тео Безымянным все связи. И поиметь с этого немало выгод.

— Но я гриффиндорка, и делать этого не стану, — твёрдо сказала Гермиона.

— Разумеется, — сказал он, ставя пустой бокал на стол. — Поэтому довольно танцев в тени. Чего вы хотите взамен того, чтобы признать, что долг Пэнси оплачен? Или, если вы более корыстны, чем я ожидал, сколько вы хотите?

Гермиона ничего не сказала. Она кивнула Гестии, которая вытащила из сумки небольшой клочок пергамента, который подвинула к Паркинсону. Волшебник развернул его… и закашлялся.

— Это… очень большая сумма, — наконец, сказал он.

— Это семнадцать процентов от ваших активов, лорд Паркинсон. По крайней мере, от тех, о которых известно, — прямо сказала Гестия.

Про себя она думала, что Паркинсон не сообщает о своих долгах, чтобы обеспечить семье более высокий социальный статус, но она не собиралась быть той, кто озвучит, что лорд Паркинсон не так богат, как он любит говорить. Однако, определённое удовлетворение она получила, заметив, как над бровью чистокровного мага выступила капелька пота.

— Я изучила историю разрешений долгов жизни в магической Британии за последние три сотни лет. Записей, разумеется, не так много, ибо большая часть семей решают такие вопросы в частном порядке. Но из тех случаев, о которых известно публично и которые утрясались просто выплачиванием денег, семнадцать процентов активов семьи должника — средняя цена. На самом деле, это даже немного меньше, чем то, что у меня получилось.

Она снова сунула руку в сумочку и достала уже свиток пергамента.

— Разумеется, если этот вариант неприемлем, у нас есть альтернативное предложение Сумма там значительно меньше, но само предложение гораздо более… необычно.

Он нахмурился, а затем развернул свиток и начал читать. Первым пунктом шло его обязательство оплатить все услуги Гестии Джонс, как те, что она уже оказала Гермионе, так и те, которые могут понадобиться в дальнейшем для завершения дела. Вторым пунктом значилась сумма в тридцать тысяч галеонов — толика от того, что было на первом пергаменте. Однако, к удивлению Паркинсона, деньги предназначались не для Гермионы, а для создания фонда для магглорожденных и сквибов, предоставление стипендий на обучение и получение мастерства, другие виды финансовой поддержки для первых и помощи в интеграции в маггловское или магическое общество для вторых. Он скривил губы от мысли, что потратит свои честно заработанные деньги на отбросы общества, но это всё равно было намного лучше, чем банкротство, которое обещал первый листок пергамента. Кроме того, он предполагал, что грязнокровка, по крайней мере, не будет возражать, чтобы он пожертвовал эти деньги анонимно.

Дойдя до третьего пункта, он нахмурился. В нём говорилось, что будущая финансовая поддержка фонда будет осуществляться домом Паркинсонов посредством Корсиканского соглашения. Он непонимающе посмотрел на Гестию.

— Что такое Корсиканское соглашение? — осторожно спросил он.

— Это форма контракта, который осуществляет магическую связь, лорд Паркинсон, и именно по этой связи он обязывает тех, кто им связан, платить за нарушения условий контракта и сам осуществляет транзакции. Большинство корсиканских соглашений затрагивают отдельных людей, но когда такой контракт заключает глава дома, а затем заверяет представитель Гринготтса, он начинает связывать всю семью. В условиях контракта может быть список дел, которые должны быть сделаны и\или те, которые делать запрещено. Когда кто-либо из семьи нарушает одно из условий, определённая сумма денег автомаГически отправляется из хранилищ вашей семьи в хранилище, предназначенное для нужд фонда.

Его лицо потемнело.

— И какие же условия вы предлагаете?

— Вы не можете быть расистами, — прямо сказала Гермиона. — Бесплатно — нет. Каждый раз, когда Пэнси назовет кого-то грязнокровкой или предателем крови — пожалуйста, десять галеонов. Каждый раз, когда она проклянëт кого-нибудь из нас в коридоре — сотня, — Гермиона слегка склонила голову, словно оценивая его. — И, разумеется, мы все знаем, что вы были Пожирателем смерти только из-за того, что были под Империусом, и никогда бы не стали служить Сами-Знаете-Кому… но, если вы или кто-либо из вашей семьи когда-нибудь серьёзно ранит или убьёт магглорожденного, сквиба или даже маггла, штраф будет… значительным. Возможно даже… банкротство.

Он усмехнулся.

— Для человека, который не одобряет, как магия обошлась с Изгоем, вы странно легко относитесь к мысли, что загоняете всю мою семью в контракт, который может нас уничтожить.

Гестия пожала плечами.

— Мальчик не сделал ничего, чтобы заслужить эту участь. И если вы или члены вашей семьи не сделаете ничего, чтобы заслужить наказание, вы его не получите.

Он снова взглянул на пергамент.

— За мысли штрафа не будет? Только за слова и действия, направленные на гряз… на тех, кто описан здесь?

— Когда вы и ваша семья не находитесь рядом с теми, кого ваши действия могут оскорбить, — улыбнувшись, сказала Гестия, — используйте это слово на здоровье.

Он мрачно посмотрел на неё, а затем снова перечитал свиток.

— И все? Это все, что вы хотите?

— Да, — сказала Гестия.

— Нет, — одновременно с ней сказала Гермиона.

Адвокат резко повернулась к своей клиентке, которая достала из кармана плаща третий клочок пергамента и пододвинула его к отцу Пэнси. Заинтригованный тем, что девочка, очевидно, не обсуждала это со своим адвокатом, Паркинсон развернул пергамент и прочитал, что в нем было. Затем перечитал. Его глаза расширились от удивления, а затем он прищурился, словно обдумывая последний пункт.

— Неожиданно, — медленно сказал он. — Очень неожиданно. Скажите, мисс Грейнджер, почему вас это волнует?

— Просто волнует, — абсолютно без эмоций сказала девушка.

Он внимательно на неё посмотрел, но мотивов её так и не понял.

— А что, если, в конце концов, он не сможет платить по счетам?

— Тогда, я полагаю, это условие аннулируется, и вам более не следует о нём беспокоиться.

Он посмотрел на неё с пугающей внимательностью, прежде чем откинуться в кресле и кивнуть.

— Условия приемлемы. Составьте финальный договор, советник Джонс. Когда будете готовы, пришлите мне сову, и мы встретимся в Гринготтсе, где подпишем документы и принесëм клятвы.

Он встал и, уважительно поклонившись им обоим, вышел из комнаты. Гестия в смятении повернулась к Гермионе.

— Ну? Расскажешь мне, зачем всё это надо?

Гермиона взяла стакан с водой и сделала большой глоток.

— Давай назовём это… страховкой.

Оказавшись снаружи, лорд Эндрю Паркинсон вытащил из кармана клочок пергамента и снова перечитал его.

«Что за игру ты ведёшь, маленькая грязнокровка? — подумал он про себя. — Или надо спрашивать… что за игру ведёт он?»

Вы поклянëтесь оставаться вассалами Люциуса Малфоя и\или дома Малфоев в течение как минимум десяти лет или пока глава дома Малфоев добровольно не освободит дом Паркинсонов от вассалитета.

* * *

31 декабря 1993

Подземная пещера под аббатством Кушемар

23:48

Тихий стук трости тётушки Камиллы эхом отдавался по тёмным и сырым туннелям, которыми была пронизана земля под аббатством Кушемар, древним гнездом дома Селвинов. Спускаясь к нерестовому пруду, Камилла поплотнее закуталась в вязаную шаль, безуспешно пытаясь защититься от холода, прочно поселившегося в этих глубоких туннелях. Она недовольно заворчала себе под нос. Ритуал, который она собиралась провести, лучше всего было проводить в полночь, в канун Нового года. Практически весь мир рассматривал эту ночь, как время перехода. Момент, когда многоликий Янус менял одно лицо на другое. Краткий миг, когда можно было открыть все двери — даже те, которые мудрые, хорошие и здравомыслящие волшебники оставили бы запертыми. Также Камилла знала, что всего несколько столетий назад Британия праздновала Новый год в марте, когда в этих забытых катакомбах было намного теплее. Декабрьский холод плохо сочетался с её ревматизмом. Ей давно было пора попросить Дедушку исцелить её от болезней старости.

Позади Камиллы на почтительном расстоянии шли девочки-близняшки, Флора и Гестия Кэрроу. Их путь освещал не только шар света, парящий над головой Камиллы, но и жуткое свечение биолюминесцентных лишайников и грибов, которыми были покрыты стены и свод тоннеля.

— Ну, дорогие, — заговорила пожилая женщина, чтобы убить время, — вам понравились ваши рождественские подарки?

— О да, тётушка Камилла, — ответили девочки в один голос. — Жаль только, что нам не удалось поиграть с нашими куклами подольше. Они так быстро сломались.

Камилла цокнула языком.

— Я вам говорила, дорогие, вам нужно заботиться о своих куклах и других игрушках. Магглы очень хрупкие. Нужно совсем немного усилий, чтобы они умерли… или чтобы они просто захотели умереть так сильно, что играть с ними дальше уже не интересно. Но всё-таки, в конце концов, даже после того, как вы сломали их, они всё же послужили нам добрую службу, верно? Вкусный был перекус, не так ли?

Близнецы согласно кивнули, вспомнив недавний пир. Наконец, они вошли в огромную пещеру, где их уже ждал Нерестовый пруд. В этой комнате было намного теплее благодаря пару, поднимающемуся от горячего источника, бьющего из-под земли в центре комнаты. Здесь также было намного светлее — холодный белый свет исходил от больших предметов, похожих на капсулы, которые свисали с потолка. Однако свет был непостоянным. Он то гас, то вспыхивал, поддерживая мерный ритм, словно это было биение человеческого сердца. Этого было достаточно, чтобы, пусть тускло, но осветить всю комнату.

Камилла повела Флору и Гестию прямо к пруду. От тошнотворно-сладкого запаха, исходящего от пруда, у обеих девочек закружилась голова, но не настолько, чтобы одурманить их. Они знали, что будет дальше, и были к этому готовы. Все трое быстро разделись донага и сложили свою одежду в кучу позади себя. Флора копалась дольше всех, потому что не могла оторвать глаз от бурлящей воды у своих ног. Камилла заметила это и положила руку на обнажëнное плечо девочки.

— Боишься? — спросила Камилла с нехарактерной для неё теплотой.

Флора покачала головой.

— Нет, тётушка, — уверенно сказала девочка. — Просто интересно, каково это. Это больно?

— О, да, — тепло сказала Камилла. — Весьма. Но долго это не продлится. Всего какой-то миг — и всё пройдет.

Обе девочки приняли это объяснение без каких-либо вопросов и, по указанию Камиллы, подняли свои волосы, открывая шеи. Старая ведьма достала из груды одежд у своих ног изогнутый кинжал, освящённый темнейшими ритуалами и, подойдя к Флоре, встала у неё за спиной.

— Плоть моей плоти, кровь моей крови, кошмар моих кошмаров. Я возвращаю себе то, что отдала тебе. Умри сейчас, чтобы мы могли воссоединиться вновь.

С последним словом, Камилла быстрым движением перерезала Флоре горло. Девочка издала булькающий звук, в котором смешались боль и удивление. Но она не боролась, даже когда ей на грудь полилась кровь. Камилла толкнула умирающего ребёнка в пруд, и вскоре бурлящая вода окрасилась красным. Гестия бесстрастно наблюдала за смертью своего близнеца, а затем беззаботно откинула голову назад, когда Камилла подошла к ней, чтобы повторить ритуал. Вскоре труп Гестии оказался в пруду рядом с трупом сестры… пока, через несколько мгновений, тела мёртвых детей не начали растворяться в бурлящих водах.

Убедившись, что вода в пруду стала правильной консистенции, Камилла быстро слизала с кинжала кровь, после чего, отложив его, осторожно начала спускаться в пруд. Уродливая старуха побрела к центру пруда, где, наконец, начала погружаться на дно. Вода совсем не держала её. Улëгшись на плоское дно, она вытянула руки и ноги, а затем открыла глаза и немигающим взором посмотрела сквозь окрашенные кровью воды Нерестового пруда, вбирая в себя все знания, которые близняшки Кэрроу получили с момента распределения.

Старый год сменился новым, а она всё смотрела и смотрела. А прямо над ней висели светящиеся капсулы, мерцающие в такт биению её сердца. Каждая была в длину от метра до двух, достаточно большой, чтобы вместить кого угодно, от младенца до молодого человека. И сквозь склизкие полупрозрачные поверхности было ясно видно, что в каждой капсуле кто-то да был: обнажëнное женское тело, свернувшееся в позе эмбриона и находившееся в стазисе до полного созревания. Там было больше десятка капсул, и в каждой из них было тело девочки — одной и той же девочки в разные моменты её жизни. От раннего детства до пубертата. И пока Камилла изучала воспоминания мёртвых близнецов и вспоминала, что когда-то она тоже была маленькой девочкой, такой же, как Флора и Гестия, две капсулы начали сиять ярче остальных. Капсулы были небольшие, и в них содержались окоченевшие тела двух девочек, похожих на Флору и Гестию. Идентичных Флоре и Гестии. Ведь эти тела были выращены специально, чтобы заменить их в Хогвартсе, когда придёт время.

Двоим «детям», порождëнным пропитанными кровью кошмарами, одетым в костюмы из человеческой кожи, уже не терпелось вернуться в Хогвартс, чтобы продолжить дело своих предшественников.

* * *

1 января 1994

Поместье Поттеров

13:00

Утро первого января Гарри Поттер проспал. Несмотря на то, что он был жаворонком, новогодний бал сильно его вымотал. Он не спал почти до трёх часов. Также он впервые попробовал шампанское (Джим припрятал бутылку для него и их друзей — хотя Гарри подозревал, что Джеймс знал об этом и, в тайне, одобрял). Гермиона решила пропустить этот год, чтобы заняться чем-нибудь маггловским с родителями, и, разумеется, Тео тут же отказался приходить, сказав, что «никому не надо, чтобы вечеринка была испорчена какой-нибудь неприятной сценой. Или линчеванием».

Но сёстры Гринграсс были, как и сёстры Патил. Падма и Парвати ладили намного лучше с тех пор, как Парвати чуть не погибла прошлым летом. Гарри галантно потанцевал со всеми четырьмя, хотя Падма и Парвати большую часть времени танцевали с Джимом и Роном, который, судя по всему, чувствовал себя здорово не в своей тарелке из-за того, что Парвати так прониклась к своему спасителю. Остальные Уизли тоже пришли, за исключением Фреда и Джорджа. Когда Гарри танцевал с Джинни, она слегка радостно поведала ему, что близнецы под домашним арестом до конца каникул. Как оказалось, в один из дней Джордж подсыпал Фреду какое-то зелье, которое заставило выпасть каждый волос на его теле, а Фред ответил ему сглазом, в результате которого Джордж мог говорить только вульгарными частушками. Молли была в такой ярости, что заперла их в их комнате, которая, кстати говоря, теперь была поделена надвое охранной линией, чтобы никто не мог зайти на «территорию» другого.

После того, как Гарри наконец-то проснулся, он неспешно позавтракал\пообедал с Арти и Поттерами, после чего засобирался обратно в поместье Лонгботтомов. Джим и Джеймс буквально упрашивали его остаться на ночь, чтобы отправиться в Хогвартс из дома, но Гарри отказался, сославшись на то, что ему ещё надо закончить зачарование метлы для Древних Рун. Лили похвалила его за прилежание, а Джеймс и Джим только покачали головой, не понимая, как можно отказаться от времени на метле в пользу времени, проведённого за зачарованием этой самой метлы.

Гарри и Арти переместились через камин в поместье Лонгботтомов, где Гарри искренне поблагодарил Арти за то, что тот провёл с ним Рождество. Арти обнял его и, пожелав ему счастливого Нового года, отправился через камин к себе домой. Досчитав до десяти, Гарри бросил в камин ещё горсть пороха и шагнул в пламя.

— Площадь Гриммо, двенадцать, — сказал он.

Несколько секунд спустя Гарри шагнул из камина (чуть не споткнувшись в процессе) в гостиную дома Сириуса и Регулуса. Остальные участники заговора Азкабана (включая новых членов: Руфуса, Бака и Беллатрису) уже были здесь и ждали его. Не было только Маркуса, который всё ещё был в Хогвартсе. В центре комнаты стоял стол с небольшой золотой чашей на нëм, которую Руфус и Люциус осторожно изучали, словно это была спящая кобра. Рядом с чашей лежал последний оставшийся клык василиска.

— Это она? — сразу же спросил Гарри.

— Нет, мистер Поттер, — ответил Люциус, не поднимая глаз. — Это абсолютно не связанная с нашей встречей золотая чаша, которую я нашёл в одном из антикварных магазинов Парижа.

Гарри поморщился на сарказм Малфоя, а затем зашипел так тихо, как только мог (но, видимо, недостаточно тихо, поскольку некоторые из собравшихся вздрогнули).

— Метка, ты что-нибудь чуеш-ш-шь?

— Да, х-х-хозяин. Я чувс-с-ствую прис-с-сутствие С-с-создателя. Он дремлет внутри этой чаш-ш-ши. Я слыш-шу, как она поёт нам.

— Угу, — прошипел Гарри, после чего переключился на английский. — Метка говорит, что слышит, как чаша поёт нам.

Несколько заговорщиков нервно переглянулись.

— Эм, я ничего не слышу, Гарри, — сказал Невилл.

— И я ничего не слышу, Нев. Я просто передаю сообщение — фрагмент тёмной метки, который сейчас находится на моей пояснице, говорит, что он слышит её пение, — Гарри замолчал, чтобы прислушаться к словам, которые мог услышать и понять только он. — Ну, метка говорит, что чаша скорее напевает, чем поёт.

Молодой змееуст осторожно двинулся вперёд. Чаша была проще и орнамента на ней было гораздо меньше, чем он ожидал. Никаких украшений, просто обычная золотая чаша с несколькими играющими барсуками, выгравированными на поверхности. А ближе к основанию чаши были начертаны два слова на латыни: Vinum Bibistus.

— Что означает Vinum Bibistus? — спросил Гарри.

— Пей вино! — засмеялся Сириус. — Если бы я знал, что старая Хельга была такой оторвой, то, может, я бы пошёл в Пуффендуй.

Некоторых это позабавило так же, как и Сириуса, но Люциус внезапно всмотрелся в надпись внимательнее.

— Пей вино, — наконец, сказал он с грустной улыбкой. — В нём источник бессмертья и света. В нём — цветенье весны и минувшие лета. Будь мгновение счастлив средь цветов и друзей, ибо жизнь заключилась в мгновение это.

Он поднял глаза и увидел, что все собравшиеся удивлëнно на него смотрят.

— Это из Рубайята⁽¹⁴⁾, сборника поэзии одиннадцатого века, написанного персидским волшебником, известным магглам под именем Омар Хайям. Согласно моим исследованиям, немецкая ведьма, которая позже приняла имя Хельга Пуффендуй, в молодости долго путешествовала по среднему и дальнему востоку, и Хайям был её любовником в то время. Её собственная чаша базировалась на рассказах о легендарной чаше семи колец Джамшида⁽¹⁵⁾, о которой Хайям написал много поэм. Большинство из них было стëрто из маггловских летописей из-за Статута о Секретности.

— Хм, каждый день что-то новенькое, — сказал Бак. — А мы знаем, что легендарная чаша семи колец… Джем-Шида… делала? Может, так мы поймëм больше об этой штуке?

— Нам очень мало известно о Джамшиде и его чаше. Джамшид был королëм-чародеем Древней Персии, но большинство историй о нём всего лишь легенды. Ещё меньше фактов известно о чаше. Но учёные сходятся во мнении, что она дублировала некоторые свойства философского камня Николаса Фламеля. Она могла превращать вино в зелье, схожее по свойствам с эликсиром жизни. Она могла исцелять увечья, ментальные и физические, а также возвращать молодость и продлевать жизнь. Я не знаю, имеет ли чаша Хельги те же свойства, но она прожила дольше всех основателей и умерла, когда ей было хорошо за двести. И, по некоторым источникам, она всегда была молодой до самых последних лет, когда состарилась буквально на глазах. Это произошло после смерти её четвёртого мужа, Амброгинуса Блэксмита, основателя дома, который потом стал домом Смитов. Опять же, по некоторым источникам, она очень любила его, и вскоре после его смерти Хельга начала стареть, после чего и умерла. Я могу только предположить, что из-за горя она добровольно перестала принимать зелье, если мы согласимся, что это магия чаши продлевала ей жизнь. К тому времени она была последней из основателей, пережив остальных трёх на несколько десятилетий. И, в отличие от Фламеля, у нее не было того, с кем она могла бы разделить вечность. Чаша отошла наследникам Амброгинуса, но знание о том, как активировать её — нет. С тех пор она была просто бесценной реликвией, какая бы магия в ней ни скрывалась.

— Погоди, — сказал Регулус, — Хельга Пуффендуй была бессмертной ведьмой, пока не убила себя?

Люциус пожал плечами.

— Если наши домыслы верны, она добровольно прекратила принимать зелье, которое могло продлевать ей жизнь бесконечно. Полагаю, это можно назвать формой суицида.

— И теперь Тот-Кого-Нельзя-Называть может жить так же долго, — сказала Августа.

— Скорее всего. Тому Реддлу должно было быть около пятидесяти на момент его вероятного уничтожения. Но выглядел он значительно моложе. Разумеется, даже тот, кто регулярно принимает Эликсир Жизни всё ещё может умереть. Просто не от старости или болезни.

— Если… если мы сможем… удалить часть души Сами-Знаете-Кого из чаши, — нервно спросил Невилл, — её можно будет использовать? Ну… для исцеления и прочее?

Августа взяла внука за руку, но Скримджер тут же покачал головой.

— Нет, мой мальчик. Риск слишком велик. Я не думаю, что нам стоит медлить с уничтожением этих вещей, когда они попадут к нам в руки.

Стоящий рядом с ним Люциус согласно кивнул.

— И всё же, — сказал Сириус, неотрывно глядя на чашу, — Невилл может быть прав. Это ведь не только бесценная реликвия и часть истории Хогвартса, это могущественный целебный артефакт. Правильно ли, что мы просто уничтожим его, не попытавшись изгнать из него часть души Сами-Знаете-Кого?

— Я принесла эту вещь сюда, — твёрдо сказала Беллатриса, — и я хочу уничтожить её, чтобы отомстить Тёмному Лорду за то, что он со мной сделал. Но я также хочу искупить вину перед людьми, которые пострадали от моих действий, пока он контролировал меня.

Она посмотрела на Невилла.

— Я знаю, о ком вы думали, когда задавали свой вопрос, наследник Лонгботтом, и я согласна с вами, — она повернулась к группе. — Я думаю, Невилл и Сириус правы. Мы не должны уничтожать чашу, пока есть хоть малейший шанс, что её можно будет использовать во благо.

— По крайней мере, — прервал её Регулус, — мы должны хотя бы придержать чашу, чтобы определить, можно ли с ней общаться. Я имею в виду, что мы узнали о чаше только потому, что Гарри смог поговорить с медальоном. И мы понятия не имеем, где находятся другие крестражи. Так что, если мы ничего не узнаем от кубка, мы в тупике.

— Я даже не могу членораздельно сказать, насколько это глупая идея — допрашивать могущественный магический артефакт, в котором засела душа Тёмного Лорда! — отрезал Снейп.

— А я буду благодарен, если ты не будешь называть моего зятя глупым, дружок! — злобно зарычал Бак. — Я думаю, идея хорошая. Пусть парнишка поговорит с чашей, а мы посмотрим, что будет!

После этого в комнате начался бедлам. Все начали спорить о том, как поступить с чашей Пуффендуй, но Гарри отвлекло тихое шипение, которое мог слышать только он.

— Х-х-хозяин! Пение с-с-становится громч-ч-че!

Гарри не стал говорить об этом остальным. Вместо этого он внимательно посмотрел на тех, кто спорит, а затем обратил внимание, кто за что выступал. Удовлетворившись наблюдениями, он сунул два пальца в рот и громко свистнул, прерывая ругань. Подойдя к чаше, он обратился к собравшимся.

— Вместо того, чтобы спорить, почему бы нам не проголосовать? Все, кто, по какой-либо причине хотят оставить чашу, поднимите руки.

Невилл, Белла, Сириус, Регулус и Бак подняли руки. Гарри кивнул.

— Хорошо, теперь поднимите руки те, кто хочет немедленно уничтожить чашу.

Снейп, Руфус, Люциус и Августа подняли руки.

— Ба! — обиженно воскликнул Невилл.

— Прости Невилл, — покачала головой Августа, — но риск слишком велик. Твои родители были выбраны целями потому, что они назвали себя врагами Сам-Знаешь-Кого. Фрэнк никогда бы не простил мне, если бы я медлила с уничтожением части души Тёмного Лорда. Даже если бы из-за этого появился шанс исцелить его и Алису.

— Ну а ты, Гарри? — спросил Регулус. — Сейчас у нас 5-4 в пользу того, чтобы оставить чашу. Если ты проголосуешь с нами, то будет 6-4, а если за уничтожение, то у нас ничья.

Люциус усмехнулся.

— Может, нам послать кого-нибудь за Маркусом Флинтом, чтобы он решил этот спор?

— Нет, — сказал Гарри. — Он нам не понадобится.

Внезапно, прежде, чем кто-либо успел отреагировать, Гарри оттолкнул Регулуса в сторону, почти сбив его с ног, а затем, схватив клык василиска, воткнул его в чашу. В ту же секунду из чаши вырвался оглушительный крик боли и ярости, за которым последовал огромный столб чёрного дыма, который рванулся к потолку. Беллатриса закричала и прижала руки к ушам. Невилл, Бак, Сириус и Регулус тоже были шокированы, но не до такой степени. Остальные присутствующие, хоть и испугались, но всё же нацелили свои палочки на облако, в котором возникли красные глаза, которые в ярости осмотрели комнату. Но прежде, чем кто-либо успел сотворить хоть одно заклинание, крик оборвался, а облако с кроваво-красными глазами, рассеялось.

— Чёрт подери, — дрожащим голосом пробормотал Регулус, пока Снейп вливал в горло дрожащему Сириусу успокоительную настойку.

— Гарри! — обвиняюще воскликнул Невилл. — Как ты мог! Это же ты предложил голосовать!

— Да, — сказал Гарри, не отрывая глаз от оплавленных остатков легендарной чаши Хельги Пуффендуй. — И результаты были следующими: все, у кого сильные окклюменционные щиты, хотели уничтожить чашу немедленно, а те, у кого таких щитов нет, искали отговорки, чтобы оставить её до тех пор, пока мы не придумаем, как её использовать.

В комнате повисла тишина, когда те пятеро, кто голосовал за сохранение чаши, внезапно, к своему ужасу, осознали, насколько тонкими были манипуляции крестража. Бак присвистнул.

— Ну, — сказал он, — это, чёрт подери, жутко.

— Точно, — сказал Снейп, — но, с другой стороны, три уничтожено… — он осëкся и поморщился, — и мы всё также не знаем, сколько ещё осталось.

В комнате повисло неловкое молчание.

* * *

Поместье Поттеров

Поле для игры в квоффлбош

16:40

Дуэльная версия квоффлбоша была ещё труднее, чем командная, даже несмотря на то, что Джеймс играл не в полную силу, поэтому Мальчик-который-выжил сейчас чувствовал себя, скорее, как Увалень-На-Метле. Когда дело подошло к ужину, Джеймс, наконец, сжалился над сыном, и они спустились на землю.

— Ну, это было довольно унизительно, — недовольно сказал Джим.

— Не переживай, Джим, — ответил Джеймс, кладя руку на плечо сына, — у тебя невероятный талант ловца, а они обычно не занимаются тонким маневрированием, не говоря уж о том, чтобы отбивать квоффл головой. Если бы мы устроили гонки на мëтлах, ты бы меня в салат уделал.

Джеймс замолчал и задумался.

— Интересно, сколько будет стоит построить стадион для гонок на метлах?— тут его лицо просветлело, и он усмехнулся. — А, точно, я же богат. Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Джим рассмеялся.

— Держу пари, Гарри бы понравились гонки на мëтлах. В этой части квиддича мы оба хороши, хотя, — он многозначительно посмотрел на отца, — у него есть большое преимущество. Ну, знаешь, пап, я про его Молнию. Ты ведь понял, да?

— Поговорим об этом поближе к твоему дню рождения. А до этого, думаю, тебе придётся просто иногда просить брата одолжить тебе его метлу.

— Ура-а, спасибо, па, — с сарказмом сказал Джим, после чего посерьëзнел. — Так Гарри будет жить с нами летом? Больше никаких адвокатов и сопровождающих? Он снова будет просто Поттером, как и все мы?

Джеймс взъерошил сыну волосы.

— Так же, как и все мы, — тут он тоже посерьëзнел. — Знаешь, Джим, с Гарри я совершил много ошибок. Много ошибок. И я собираюсь сделать всё, что смогу, чтобы их исправить. Ты не будешь обижаться, если иногда я буду выделять Гарри? Ты же знаешь, что я люблю вас обоих, верно?

— Конечно, па, — легко сказал Джим. — И я стал хорошо ладить с Гарри, хочу, чтобы ты знал. Ты уверен, что тебе нормально будет иметь наследника слизеринца?

Джеймс слегка дëрнулся.

— Не буду врать тебе, время от времени мне тяжело выбросить из головы мои… чувства, что ли, относительно слизеринцев. Это всё из-за того, как меня растили. И… из-за того, что я… знаю, — он осëкся, и на его лице появилось несчастное выражение.

— Что ты знаешь? — спросил Джим.

— Забудь, сын, — сказал Джеймс, тряхнув головой. — Есть вещи, которые вам с Гарри предстоит узнать. Но я не стану вам о них рассказывать, пока вам не исполнится семнадцать. Чёрт, я сам не знал о них, пока мне не исполнилось двадцать один. Но я обещаю, что вы с Гарри узнаете обо всём раньше. Я не стану повторять ошибок моих родителей и ждать, пока не станет слишком поздно. И я надеюсь, что тогда вы меня поймёте и простите за те вещи, что мне приходилось делать ради высшего блага.

Джим заинтересованно на него посмотрел.

— Ла-а-адно. И вовсе не загадочно и не жутко.

— Всё в порядке, — сказал Джеймс. — Это… из тех вещей, с которыми Поттерам приходится иметь дело. И, я надеюсь, что ты и твой брат справитесь с ними лучше, чем я, — он достал палочку и сотворил невербальный Темпус. — И на этой ноте я предлагаю закончить. Нам обоим нужно в душ. Ужин в шесть, а тебе очень нужно переодеться в чистое.

Джим усмехнулся.

— Тебе просто не нравится моя счастливая футболка.

— Если честно, я не знаю, что думать, если на футболке, которую ты всё время носишь, написано «Верховный придурок вселенной». Ты ведь не ходишь в ней в Гриффиндорской башне, правда же?

— Не… всë время, — уклончиво ответил Джим. — К тому же, это же ирония! И Гарри как-то сказал, что нам, Поттерам, нужно что-то, чтобы мы оставались скромными.

— Гарри так сказал? — удивлëнно спросил Джеймс.

— Всё хорошо. Он специально включил себя в это предложение.

Джеймс рассмеялся.

— Ты должен как-нибудь отплатить ему. Может, на ваш следующий день рождения ты подаришь ему футболку с такой же… ироничной надписью.

— Например? — заинтригованно спросил Джим.

— Ой, ну не знаю. «Скользкий змей нумеро уно» или что-нибудь в этом духе.

— Пф-ф, — усмехнулся Джим. — Змеи не скользкие, пап! И Гарри нужно что-то стильное, чтобы расхаживать в этом по подземельям, — он остановился в паре метров от двери, когда идея пришла ему в голову.

— Знаю! Как насчет… «Принца Слизерина»?— рассмеялся он.

Тишина.

Джим обернулся и неуверенно замолчал. Джеймс Поттер выглядел так, словно его парализовало. А на лице застыло выражение ужаса.

— Пап? — осторожно спросил мальчик.

— Где… где ты… Джим, где ты слышал это выражение? — прохрипел Джеймс, словно ему внезапно стало не хватать воздуха.

— Пап? Что случилось? — встревоженно спросил Джим, сделав шаг к отцу, а в душе его начала подниматься тревога. Он никогда не видел отца в таком состоянии. Это было почти… пугающе. Внезапно, прежде чем мальчик успел отреагировать, Джеймс рванул вперёд и, схватив сына за плечи, начал его трясти.

— ОТВЕЧАЙ МНЕ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! — взревел Джеймс в бешенстве. — ГДЕ ТЫ СЛЫШАЛ О ПРИНЦЕ СЛИЗЕРИНА!?

— Пап! Хватит! Мне больно!

Джеймс проигнорировал крик сына, и продолжил кричать, спрашивая Джима о его словах.

— ЭТО ГАРРИ?! ОН ПРИНЦ СЛИЗЕРИНА? ПОЧЕМУ ТЫ ТАК ДУМАЕШЬ? ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ?

Наконец, Джим опомнился, и его тело вспомнило уроки боевых искусств. Он схватил Джеймса за руки, а затем, проведя бросок, перекинул отца через себя и бросился к двери, зовя на помощь. Но прежде, чем он смог коснуться ручки, Джеймс схватил палочку и запечатал дверь.

— СЛУШАЙ МЕНЯ, ДЖИМ! — заорал он. — ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО НА КОНУ!

Палочка Джеймса, направленная на его младшего сына, ходила ходуном, пока он пытался подняться на ноги. Старшего Поттера так захлестнули эмоции, что Джим мог бы сейчас победить его в поединке… если бы палочка мальчика была при нём, а не лежала на его прикроватном столике.

— Пап! Просто… просто успокойся! Скажи мне, что происходит! Просто объясни мне!

К этому моменту из глаз Джеймса уже текли слезы, и он дëргал себя за волосы так сильно, что почти выдирал их с корнем. Его рот то открывался, то закрывался, словно он силился заговорить.

— … Он убьёт нас всех, Джим, — наконец, в бреду прошептал Джеймс. — Пламя, которое обжигает холодом! Гарри разрушит всё, что есть вокруг нас. И всё из-за того, что я был слишком глуп и слаб. Ты должен помочь мне остановить его, — голос Джеймса надломился, — прошу… РАССКАЖИ МНЕ ВСЁ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ!

Джим болезненно сглотнул. Он понятия не имел, почему титул «Принца Слизерина» оказал на отца такой эффект, но выглядело всё так, словно Джеймс Поттер свихнулся. Он отчаянно огляделся, но путей отхода не было, и, какими бы полезными ни были его занятия с Ремусом Люпином, они бы ничем не помогли ему в огромной пустой комнате, где негде было укрыться. Особенно когда при нём не было палочки, а его противником был тренированный аврор, пусть и находящийся в данный момент не в лучшей форме. Джим грустно покачал головой.

— Пап, что бы там ни было, мы со всем разберëмся… как семья. Но не проси меня отворачиваться от Гарри, потому что я не стану. Я люблю тебя, но я не стану помогать тебе в твоих делах против Гарри. Наша семья и так уже на нём отыгралась.

Мальчик очень медленно протянул руку к отцу, словно пытаясь успокоить злую собаку. По щекам старшего из Поттеров текли слезы, а тело дрожало так, словно он был на грани припадка, но рука с палочкой всё ещё указывала на Джима.

— Пап, прошу. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда… и не причинишь вреда Гарри. Отопри дверь, и я позову маму. И мы вместе поговорим и…

— ИМПЕРИО!

У Джима было достаточно времени, чтобы испытать шок и почувствовать себя преданным от того, что его собственный отец использовал на нём непростительное. А затем его наполнило восхитительное чувство невесомости, которое унесло прочь все его страхи и желание сопротивляться.

В комнате стало тихо, за исключением болезненных хрипов Джеймса Поттера, который шокированно пытался осознать, какую линию он только что пересёк. И в это мгновение он понял, почему проклятие Империус считалось непростительным. Потому что он только что наложил его на своего сына, чтобы использовать его против другого своего сына. За такое преступление пожизненный срок в Азкабане был именно тем, что заслуживал Джеймс.

Секунды текли ужасно медленно, но Джеймс так не развеивал заклинание. Он просто закрыл глаза и позволил ненависти к себе наполнить всё его существо. Когда он открыл глаза, у него была цель.

— Ты ответишь на мои вопросы, — холодно сказал он. — Где ты слышал фразу «Принц Слизерина», и как она относится к Гарри?

— Я слышал её от Рона, — плоским безэмоциональным голосом ответил Джим. — Он вспомнил, что слышал её, когда был одержим Томом Реддлом в Тайной Комнате. Он не знает других деталей, но он помнит обрывки разговора между Томом и Гарри. Том думал, что Гарри недостоин быть Принцем. Это всё, что я и Рон знаем об этом.

— Том… Волдеморт говорил с Гарри о становлении Принцем Слизерина?!

Зрение Джеймса начало мутнеть. Он испугался, что может отключиться. Или просто его может вырвать. Он тряхнул головой и сосредоточился на Джиме, который начал бороться с проклятием. Какая-то часть Джеймса переполнилась гордостью, что его сын имеет такую сильную волю, но сейчас было не время для эмоций. Джеймс сосредоточился сильнее, чтобы восстановить контроль.

— Ты забудешь всё это. Сейчас ты выйдешь из комнаты. Иди к себе и вымойся. Забудь обо всём, что я говорил и делал с тех пор, как мы закончили играть. Забудь, что когда-нибудь говорил мне о Принце Слизерина.

Немного помедлив, он продолжил.

— Когда ты вернёшься в Хогвартс, ты будешь избегать Гарри, потому что рядом с ним находиться опасно. Если ты увидишь или услышишь что угодно подозрительное о Гарри, ты немедленно свяжешься со мной. Иди.

Джим молча встал и, повернувшись, направился к двери, которую Джеймс отпер, как только мальчик взялся за ручку. Как только Джим ушёл и за ним закрылась дверь, ноги Джеймса, наконец, подломились, и он упал на колени. Палочка упала на пол позади него. Он медленно опустился на пол и начал оттягивать свой воротник, чтобы вздохнуть. Воздуха хватать перестало. Его сердце стучало набатом, отдаваясь в ушах таким шумом, будто ему в ухо ревел дракон.

Пытаясь побороть паническую атаку, Джеймс отчаянно пытался выдавить одно слово, которое могло помочь ему.

— Эл… Эл… Элмо!

Главный домовой эльф Поттеров тут же аппарировал в комнату с тихим хлопком.

— Хозяин Джеймс! — ахнуло маленькое существо. — Что случилось? Сейчас я позову хозяйку Лили!

— Н-н-ет! — удалось выдохнуть Джеймсу. — Принеси… успокоительную… настойку!

— Но хозяин…

— Делай… как я сказал! Сейчас же…. прошу!

Элмо кивнул и аппарировал. Его не было не больше пары секунд. Вернувшись, он протянул Джеймсу небольшой флакон, который тот вырвал у него из рук и тут же проглотил. Через пару секунд сердце волшебника начало замедляться, а дыхание выровнялось. Дрожь в теле тоже начала проходить.

— Хозяин Джеймс, — осторожно сказал Элмо. — Вам не хорошо. Может, Элмо пойти и привести сюда хозяйку Лили теперь?

Джеймс повернулся к Элмо с отсутствующим выражением на лице, словно его резко разбудили, и он не был уверен, спит ли он ещё или уже нет.

— Слушай меня внимательно, Элмо, и повинуйся, — хриплым голосом медленно сказал он, — я приказываю тебе ничего не говорить об этом Лили, Джиму или кому-либо ещё. Ты верно служил этому дому с самого моего детства, но я клянусь, если кто угодно узнает, что ты нашёл меня в таком состоянии, ты немедленно получишь одежду. Ты понял меня?

Глаза домового эльфа округлились от страха, и он кивнул. Повинуясь приказу Джеймса, Элмо аппарировал прочь, оставляя волшебника лежать на полу поля для квоффлбоша. Он откинулся назад, пока полностью не растянулся на холодном твёрдом полу поля, и закрыл лицо руками. Успокоительная настойка сняла худшие симптомы панической атаки, но она не могла помочь с тем ужасом, который снова наполнил Джеймса. Ужасом, который был причиной всех плохих решений, которые он сделал с восемьдесят первого года. С того самого дня, как он впервые услышал из стеклянного шара, найденного им в личном сейфе отца, проклятые слова Кассандры Трелони.

Так закончится наш мир — в холодном, всё пожирающем пламени.

---

Кастинг лист.

Дэн Грейнджер — Бредли Уолш, когда ему было 40

Эмма Грейнджер — Пока не понятно, но автор склоняется к Рейчел Вайс

Гастон Легард — Гордон Рамси

Противный метрдотель — малоизвестный американский актер Джонатан Шмок, который играл такую же роль в Феррис Бьюллер берет выходной.

---

1) Кремувка — (польск. Kremowka) — Кремовка — польский десерт, вариация Мильфëй — слоëный десерт с заварным кремом. В странах СНГ наиболее популярное название — «Наполеон» (фр. Mille-feuille — тысяча листов — французский слоëный десерт с кремом).

Вернуться к тексту

2) Кейтеринг — отрасль общественного питания, связанная с оказанием услуг на удалённых точках. По сути, вы заказываете кейтеринг, и повара приезжают к вам с продуктами, готовят на вашей кухне и подают блюда согласно вашему плану.

Вернуться к тексту

3) «Вершина популярности» (англ. Tops of the Pops) — британское музыкальное шоу, выходившее на BBC c 1 января 1964 по 30 июля 2006.

Вернуться к тексту

4) Помнится, я уже говорил, что La Cosa Nostra с итальянского переводится как «Наше дело».

Вернуться к тексту

5) В оригинале тут Molly’s Magical Morsels — Волшебные закуски Молли.

Вернуться к тексту

6) Tiger, Lucky and Tiddles — обычные кошачьи имена в Британии

Вернуться к тексту

7) В оригинале здесь «Отец Рождество» — персонаж английского фольклора. Решил перевести так, т.к. (а) — это ни на что не влияет, и (б) очень многие англо-русские словари переводят Отца Рождество именно как Дед Мороз. Это не Санта-Клаус, это именно Отец Рождество. Ну и чего уж там, он и выглядит очень похоже на Деда Мороза, а не на Санту.

Вернуться к тексту

8) Здесь отсылка на рождественский фильм 1946 года «Эта замечательная жизнь». Прекрасный образец кинематографа середины сороковых. Рекомендую.

Вернуться к тексту

9) Кхм! Оригинал — Knitting — вязать (ну спицами, носки, вы поняли). Но у этого есть и другой смысл. Когда говорят: Чем вы тут занимались? Вязали, что ль? — это означает мастурбацию. Себе или друг другу. Поэтому Регулусу (и мне) так смешно. Видимо, профессор Скримджер нахватался этого у старшекурсников. (Это на самом деле так, американский сленг, причём только для мужской мастурбации. Автор всё же американец, — прим. Беты)

Вернуться к тексту

10) Seriously complaining — ну вы поняли — Сириусли.

Вернуться к тексту

11) No blacks, no dogs, no Irish — Черным, собакам и ирландцам вход запрещён — такие таблички часто красовались на дверях заведений Великобритании в прошлом. Бриты не любят ирландцев, а те отвечают им взаимностью. Отношения этих двух народов — отдельный предмет для обсуждения, если интересно — загуглите.

Вернуться к тексту

12) Я говорю по-французски, спасибо.

Вернуться к тексту

13) Я буду салат Нисуаз и жаркое из говяжьей голени.

Вернуться к тексту

14) Рубайят — сборник персидской поэзии авторства Омара Хайяма.

Вернуться к тексту

15) Чаша Джамшида — в персидской мифологии волшебная чаша царя Джамшида. Эта чаша давала эликсир, дарующий бессмертие. Воспета в поэзии Омара Хайяма и Аухади Марагаи.

Вернуться к тексту