Орнейские хроники (джен)

Бухта Орвотт, юго-восток Альби

Попетляв между зарослей, тропинка свернула к рыжим орвоттским дюнам. Осел остановился, потянул морду к багрянке, стелющейся по песчаному склону, и рванул зубами изогнутые мелколистные ветки.

— Да иди же, Той, ненасытная твоя утроба! — Линн вытянула его хворостиной.

За дюнами шумело море и орали чайки. Она прислушалась — уж больно громко да сварливо орали. Вчера шторм был, выбросило чего на берег? Сюда течением много чего приносит, чаще, конечно, падаль навроде дохлого дельфина, но случается и годное найти.

Она посмотрела на солнце, уже высоко поднявшееся над пиками Восточного Рубежа. Наверняка, падаль, оттого и грай стоит. И до храма далеко. Вик осерчает да прибьет, ежели проваландается, поди-ка, на стены от боли лезет, эк скрутило... Однажды он тоже в шторм угодил, и фелуку о камни разбило. А его два дня мотало по зимнему морю, за мачту цеплялся, уже, сказывал, Предел как есть узрел, да смилостивился Странник. Но застудился, вот и мается с тех пор, под ненастье особенно.

Однако любопытство пересилило, Линн потянула за повод Тоя, который, воспользовавшись заминкой, снова остановился и обгладывал чахлый тамариск. Поддав ослу по бокам пятками, она повернула животное в сторону моря.

Ноги Тоя увязали в песке, и всем своим видом он выражал крайнее несогласие с решением хозяйки отклониться от привычного ему пути, однако Линн безжалостно подгоняла его хворостиной. Она поднялась на гребень и обомлела. На отмели лежала разбитая штормом галера. Лишившийся палубных надстроек и мачт корабль сильно кренился на правый борт. Берег устилали обломки снастей, в полосе прибоя плясала пара бочонков. Порыв ветра принес зловоние разлагающейся плоти. Линн, сдернув с головы платок, прижала его ко рту, разглядев на палубе скрюченные тела гребцов. Даже после смерти они не обрели свободы, так и остались прикованными. Чайки с визгливыми воплями вились над кораблем, садились на борта и перескакивали на погибших, примеряясь к ним клювами. А ведь не шторм погубил корабль, и дыры в бортах оставили не море и камни... Пираты! Сахрейнцы, не иначе. Первым побуждением Линн было броситься назад. Она заозиралась, будто наводящие ужас на все побережья разбойники могли вот-вот вырваться из-за дюн, потом одернула себя. Странник ведает, откуда в Орвотт принесло галеру. Птицы без опаски расклевывают тела, живых не осталось. Мертвецы-то ей ничего худого не сделают. И о галере никто еще не знает, иначе бы стражу выставили. Так что она спустится и посмотрит, нет ли чего стоящего. Чего пиратам без надобности — ей пригодится. Тут каждый куст знаком, есть, где припрятать. Ничего, потерпит Вик. А потом уже можно и в храм, дальше пусть Светлый Альтансир решает, кому весть слать.

Таласса

«... флот Галеи пополнился кораблями, а в портах Брейтца, Дуаренна и Боннена возводятся дополнительные укрепления. Что же касается Эрминаля, то посол еще раз подтвердил: император Вальтер будет и в дальнейшем придерживаться сугубого нейтралитета по отношению как к Галее, так и другим к государствам Орнея, однако, как мне стало известно, при эрминальском дворе любезно принимают маркиза Лефанта...»

В дверь кабинета негромко постучали и Эрнан, нахмурившись, поднял голову от полученного с тайной почтой письма Харольда Эйрландского.

— Что там у тебе, Труве? — недовольно спросил он.

— Месьер! — на лице вошедшего секретаря читалось сдерживаемое волнение пополам с растерянностью. В руках он держал прямоугольный предмет, завернутый в мешковину. — Боюсь, у меня плохие новости. Прискакал гонец. В бухте Орвотт позавчера обнаружили галеру дука Конти, выброшенную на берег. Она подверглась нападению пиратов...

Эрнан, пытаясь осознать услышанное, выпрямился в кресле и отрывисто спросил:

— Сведения точны?

— Да, ваша светлость. На галере найдены бумаги дона Винченцо. — подойдя к столу, Труве развернул мешковину, демонстрируя портфель из черного сафьяна, покоробленный и покрытый белесыми разводами от пребывания в морской воде, с золотой застежкой, на которой пламенели рубиновые лепестки герба Конти: — И вот письмо Светлого Альтансира, жреца Орвоттской обители.

Принчепс, взяв письмо, сломал печать с изображением ордена Пастыря и пробежал глазами первые строчки с пространными извинениями о причиненных неудобствах, спеша добраться до сути. Дука и его дочь среди мертвых не обнаружены. Это ничего не значит, пираты могли расправиться с ними и бросить тела в море, но скорее всего — взяли в плен. Эрнан отложил письмо и потер виски указательными пальцами. Дон Винченцо был симпатичен ему как умелый правитель, держащий слово, а если подумать о доне Ларе... Но сожаление быстро уступило место тревоге. Пираты напали отнюдь не на купца или рыбака, да еще в такой близи к Альби! Такого не случалось уже давно. Владыки Орнея — и он не исключение, закрывали глаза на мелкий разбой, считая сахрейнских разбойников трусливыми и слабыми врагами, и слишком полагались на либеросов Танкреда. Дук Джинеры стал жертвой этой самоуверенности, не удосужившись позаботиться о надежном сопровождении своего корабля. Что дальше? Если он жив, то пираты потребуют выкуп. А если нет, как знать, удастся ли заключить союз с новым правителем. Но на выяснение уйдут седмицы... И от солнцеликого эмира, погрязшего в чувственных удовольствиях, вряд ли можно добиться внятного содействия. Неопределенность раздражала донельзя, учитывая послание короля Харальда, и то, что обещанного займа Альби еще не получила.

— Я должен сообщить горестные вести полковнику Оденару, — после долго молчания сказал Эрнан выжидательно наклонившемуся Труве. — Ведь дона Лара была его невестой. Пошли записку ему и адмиралу Делакуру.

— Вы желаете принять их одновременно?

— Нет. Начну с разговора со сьером Оденаром. Думаю, получасия нам будет достаточно.

* * *

Стоя перед картой Орнея, принчепс напряженно размышлял. Красные отметки, обозначающие новые галейские гарнизоны, появившиеся вдоль границы с Альби, — будто флажки загонщиков, обложивших зверя. Император Вальтер вполне вероятно затеял свою игру. Если Странник будет к ним неблагосклонен и следы дука Конти затеряются в песках Сахрейна, с кем еще возможно пойти на переговоры? Правящая династия Ибера тесно связана родственными узами с галейской знатью, а король Анэстас не отличается решительностью...

В приемной заспорили, и Эрнан, услышав пронзительный голос жены, поморщился: Труве вряд ли остановит Магдалу. Двери распахнулись.

— Эрнан!

Принчепс обернулся и спокойно произнес:

— Да, моя дорогая?

Жена, не утратившая с годами порывистости движений, стремительно шла к нему. В дверном проеме маячил смущенный секретарь.

— Разве вы забыли о том, что сегодня на обед приглашены граф Моруа с супругой? Они уже прибыли и ожидают вас в голубой гостиной.

Эрнан досадливо прикусил губу. Менее всего сейчас ему бы хотелось расточать любезности галейскому посланнику, да еще в приватной обстановке. После утренних неприятных известий он действительно забыл о встрече с Моруа. А по церемониалу все грозит затянуться до вечернего гонга.

— Кое-что произошло, и я пока не готов встретиться с месьером графом.

Рот Магдалы округлился, в карих глазах сверкнул гнев:

— Весьма недружественный жест! Не только его сиятельство, но и король Лодо воспримет это как оскорбление!

Принчепс пожал плечами:

— Жест не более недружественный и оскорбительный, чем недавнее участие подданных его величества в разбойничьей вылазке в Альто-Альби. Магдала, полагаюсь на вашу находчивость и остроумие. Придумайте что-нибудь.

— Но что?!

— Воспаление седалищного нерва. Несвежие устрицы на завтрак, — сухо сказал Эрнан, начиная раздражаться. — Вы сумеете занять беседой графа и его супругу, а совместный обед состоится в другой день. Когда мне станет лучше, разумеется.

Оставив жену с гневом смотреть ему вслед, он быстро вышел из кабинета и бросил Труве:

— Я буду ждать месьеров Оденара и Делакура во внутреннем дворике. Пусть накроют стол на три персоны в беседке и попадут легкие закуски.

Эрнан прошелся взад и вперед по дорожке меж апельсиновых деревцев, в изумрудной листве которых наливались золотистым цветом плоды. Полдень, несмотря на осень, выдался знойным, принчепс не по этикету расстегнул камзол из плотного лилового атласа и вздохнул, стремясь привести мысли в порядок.

За его спиной заскрипел гравий под чьими-то ногами.

— Месьер, вы желали меня видеть?

Эрнан повернул голову: со стороны восточного крыла дворца, где располагался кабинет, к нему шел Оденар.

— Приветствую, Раймон. Пойдем, — он указал на расположенную в дальнем углу двора круглую беседку с трельяжем*, увитым плющем и жасмином,. — Там можно поговорить без помех.

Оденар кивнул. Срочность, с которой его вызвали, и Труве, со скорбно поджатым ртом, проводивший в святая святых — «дворик для размышлений», говорили о серьезности случившегося, однако сьер Эрнан хранил молчание, и он тоже решил воздержаться от расспросов. Стол был накрыт для троих, слуги позвякивали приборами, заканчивая сервировку. На блюде горкой высились маринованные в пряном соусе мидии, королевские креветки и кальмары, рядом, на резной дощечке лежали головки сыра и свежеиспеченный хлеб, порезанный ломтями. Слуга отодвинул стулья с высокой спинкой, другой наполнил кубки вином светло-соломенного цвета, после чего слуги, поклонившись, ушли прочь. Принчепс сел и приглашающе махнул Оденару рукой.

— Вы ожидаете кого-то еще, сьер Эрнан? — садясь напротив, спросил Раймон.

— Адмирала Делакура. Но он придет позже. А мы пока воздадим должное искусству мэтра Дижона.

Дары моря, которые повар принчепса готовил по особым и весьма секретным рецептам, отличались превосходим вкусом, однако Оденар заметил, что сьер Эрнан почти не притронулся к еде. Осушив кубок, он взял кусок хлеба и принялся задумчиво крошить его на тарелку.

— У меня дурные новости, Раймон, — наконец сказал он. — И дело касается как общей политической ситуации вокруг Альби, так и тебя лично. На галеру дука Конти напали пираты, и что особенно заслуживает внимание — поблизости от наших берегов. Штормом ее выбросило на берег.

Изумление и неверие вперемешку со смутным сожалением охватили Оденара.

— Тел дука и его дочери не нашли, но...

— Но точно ли дон Винченцо и дона Лара были на борту? — спросил Оденар севшим голосом.

— Я тоже не хотел верить, но гонец привез портфель с документами. Бумага пострадала от воды, однако письма написаны рукой дука, я узнал почерк, — принчепс вздохнул. — К тому же, они должны были уже прибыть в Талассу.

— Мне жаль... — пробормотал Оденар.

— Уверен, они в плену, а сахрейнцы часто отпускают знатных пленников за выкуп. Однако, все это может затянуться надолго. И, учитывая произошедшее... Полагаю, ты вправе отказаться от брака. И я настою на том, чтобы ваша помолвка с доной Ларой была расторгнута.

Раймон на мгновение прикрыл глаза, думая о девушке, о которой ничего не знал, кроме того, что она красива и воспитана в строгости. Лучшая доля для обремененного многими заботами мужчины. Какие жестокие гнусности она сейчас претерпевает? Или ее душа уже прошла по Звездному мосту?

— Не буду утверждать, что меня радовал предстоящий брак. Но я положусь на волю Странника и его милость. Скажу так, месьер: сейчас не только о личных бедах следует думать, — ровным тоном произнес Раймон. — Несчастье с доном Винченцо наверняка скажется на ваших договоренностях с этррури.

— Увы. А нам нужны союзники.

— Тогда тем более — я не буду решать преждевременно.

Принчепс внимательно посмотрел на него:

— Иногда ты изумляешь меня. Но я понимаю тебя. Вернее — надеюсь на то, — он помолчал, скатывая шарик из хлебного мякиша. — И сам факт нападения. Необходимо уделить больше внимание патрулированию побережья и охране караванов. Нужны новые корабли — и средства на их постройку. С договоренностями, заключенными с Джинерой, пока ничего не ясно, и возможно, все разрешится благополучно. Но когда? Готовиться надо к худшему. Вопросы патрулирования мы обсудим с сьером адмиралом. Но, как понимаешь, я не могу решать все самолично. Придется созывать совет Равных. И бездарно тратить время, выслушивая некоторых весьма почтенных месьеров, но несколько утративших... представления о реальности. И убеждать, и льстить... — он вдруг скупо усмехнулся: — А тебе — тебе я предлагаю отправиться в отпуск.

— В такой момент?

Оденар удивленно посмотрел на принчепса и тот кивнул:

— Да, Раймон. Пусть это будет запоздалый отпуск для восстановления сил поле ранения и в связи с личными невзгодами. За седмицу все равно ничего не изменится. Но только не в Карду. Поезжай в Кану или Талон или еще какой заповедный край. И — забудь обо всем на эти дни. Потом может долго не представиться такой возможности.

Во дворе дома Оденара встретил возбужденно размахивающий руками мейстер увеселений.

— Сьер Оденар! Этот глупец Боше все перепутал! Я заказал у него шестьдесят локтей шелка цвета бланжэ**, для украшения пиршественного зала, а он доставил бле-д-амур* * *

! А этот цвет не сочетается с оттенком роз, уже не говоря о том, что не подходит сиятельной доне Ларе, ведь по описанию она яркая шатенка!

До сознания Оденара не сразу дошло, о чем толкует невысокий и полнотелый мейстер, чуть не подпрыгивающий на месте от гнева.

— Я вернул ткань обратно, но вот беда — на складе у Боше не найдется и десяти локтей шелка нужного цвета! — продолжал тараторить тот. — Послал записку с вашим Волчонком к другому торговцу, но мы можем не успеть, и что прикажите делать? Можно попробовать...

Встряхнув головой, Оденар прервал поток словоизлияния:

— Постойте, мейстер Журбен. Ничего делать не надо.

— Как это? — воззрился на него Журбен.

— Свадьба отменяется.

Толстяк замер с воздетыми руками и просипел:

— Совсем? О, простите за несдержанность, сьер Оденар...

— Или переносится на неопределенный срок.

От ворот спешил запыхавшийся Уно:

— Господин Ленуар передает нижайший поклон и глубочайшие извинения, но не раньше будущей седмицы! — выпалил он затверженную фразу, затем, спохватившись, принял чинный вид и поклонился. — Сьер Оденар. Господин Журбен.

— Ничего не надо, Уно, — механически повторил Раймон.

Глядя на ошарашенные лица обоих, он удивлялся и царившему в его собственных мыслях сумбуру. Было бы лицемерием говорить, что он глубоко горюет о доне Лары, хотя ее судьба не могла не вызывать печали. Однако, есть о чем поразмышлять. Он не желал брака — и теперь мог бы считать себя свободным от данного обещания. Но прагматичность слов сьера Эрнана нехорошо царапнула душу. В одном тот прав — несколько дней отпуска ему не помешают.

— Уно, Стерен и Линье тебя хорошо обучили? С коня не свалишься? Завтра я еду в Талон, будешь сопровождать меня.

* (здесь) деревянная решётка, покрытая вьющимися растениями

** кремовый

* * *

голубовато-серый