Ворон ворону глаз не выклюет (джен)

Лямка сумки больно врезалась в плечо. Хейд перевесил её на другое, но это отдавил ещё раньше. Хорошо, что он часть продуктов не пожадничал отдать Курьеру, хоть ненамного, да облегчил ношу. Хейд ходил по трубам, как по тропинкам; в старинных домах они вьюном опутывали стены. Толстые и тонкие, уродливые и ржавые, по таким «тропинкам» не каждый бы рискнул идти, особенно перебираясь с одного дома на другой. Легко сорваться, легко провалиться, зато Хейд был спокоен, что никто не подловит его.

В предрассветные часы Горбы были безлюдны и тихи. Горели желтоватым светом окна вечно беспокойного Муравейника, а стоящий на соседнем холме дом призрения, наоборот, полностью погрузился в глубокую дрёму. Иногда вспыхивали огоньки керосиновых ламп в оконных провалах домов, ставших приютом бродягам и нищим, словно приоткрывались сонливо глаза. В руинах, возвышавшихся на центральном холме, неровный свет горел всегда, маяком привлекая к себе Хейда.

— Э-э-эй, братец, рад видеть! — услышал Хейд чересчур жизнерадостный голос, едва он взобрался на холм. Айра лежал животом на подоконнике и, улыбаясь, как идиот, помахал рукой. — Я по тебе соскучиться успел, — устав махать, он оставил руки расслабленно болтаться. — Ты отсюда выглядишь таким маленьким, знаешь? Как жучок. Давить не буду. Ты хороший. Жаль, нельзя спрятать в спичечный коробок.

Хейд измученно потёр переносицу.

— Если зубы опять красные — из этого же окна вылетишь, понял?

— Я бы хотел полетать, — Айра с энтузиазмом подхватил тему. — По-настоящему, а не в роли наблюдателя. Однажды я спрашивал Глашатай, способен ли её дар на такое, но она молча растаяла. Но это же не отказ, да? Значит, всё-таки способен, да?

Радостно, конечно, было видеть, что брат не подыхал в его отсутствие, а вполне себе бодр и навеселе, но вся ситуация от этого лучше не становилась. Поднимаясь по лестнице, Хейд раздумывал, как стоит поступить, какие слова сказать, но не сейчас — утром. Толку читать нотации человеку, у которого в голове сплошной дурман.

— Хе-еди, это ты! — Айра сгрёб Хейда в крепкие объятия. Можно подумать, они не разговаривали пару минут назад. — А я всё гадал — кто идёт? Не ждал тебя сегодня, но рад, очень рад! — вблизи были заметны суженные зрачки, как гвоздичные шляпки. Видимо, это алая улыбка отбила его память. — Ох! Кто разворотил твоё лицо? Только пальцем укажи, я ему такой парад отборных кошмаров устрою, поутру сам в петлю пойдёт!

Глянув на Айру сурово, чтобы не дёргался, Хейд надавил ему на челюсть и оттянул нижнюю губу. Что дёсны, что зубы — алые, как лепестки мака.

— Убью, — прорычал Хейд и с силой оттолкнул брата от себя.

— Зачем ты злой такой! Вечно на меня все злятся, а я ведь так стараюсь быть полезным, — Айра с несчастным видом прижал ладонь к груди.

Хейд демонстративно прошёл мимо, прощупывая взглядом все доступные поверхности. Начать решил со стола. Где Айра только умудрился достать новую порцию алой улыбки? Старый мешочек был давно уничтожен, после чего Хейд ощупал все щели, ища возможные нычки. Не нашёл. В этот раз он будет внимательнее.

— Только пришёл — и сразу за уборку взялся, вот же ты чудной, а! — Айра лез под руку, протягивал открытую баночку с мазью. — Давай помажем скорее, пока гноить не начало. А ещё… а ещё я нашёл способ вернуть птиц, представляешь? — он настойчиво выпрашивал хоть какую-то реакцию, но Хейд на него даже не смотрел, молча перебирая вещи на столе. — Видишь, я полезный, сложа руки не сижу. Вот, к примеру, без сна и отдыха твой подарок изучаю, хе-хе. Я от него в восторге. Таких дел наворотить можно, ух!

Стол оказался чист, Хейд принялся обыскивать щели в стенах. Больше всего на свете хотелось завалиться на лежак и беспробудно спать до обеда — но Айра за это время мог перепрятать свою дурь. На его плечи опустились чуткие руки, заставив остановиться.

— Всё бежишь, носишься повсюду. Можно подумать, тебя гончие преследуют, — Айра потянул Хейда за собой, придерживая за запястья. — Сердце-то, брат, у тебя не из винтиков и даже не костей Предтечей — не выдержит оно вечную погоню.

— Может, и преследуют, — буркнул Хейд, сдавшись быстрее, чем следовало бы. Хотелось верить, что это не Айра повлиял на него своими фокусами.

Рухнув на лежак, Хейд лениво стянул сапоги. Айра тут же переставил их поближе к очагу, заодно помог расстегнуть дождевик и повесил его сушиться рядом с обувью. На полу, у подушки, Хейд приметил знакомый кожаный чемоданчик. Раз уж Айра был настолько болтлив сегодня, стоило воспользоваться моментом и узнать, где он откопал хранительский револьвер.

— О, давняя история! — Айра уселся рядом и щедро зачерпнул мазь из баночки. — Я ненароком привлёк внимание приближённого, и, ну, сам понимаешь, что они с беззаконниками делают… — с кривой улыбкой он ткнул измазанным пальцем Хейду в лоб. — Мне-то не надо оружие, чтобы себя защитить. Одна ночь — и Хранитель приближённого сделал всё за меня. Револьвер я решил взять как напоминание... что надо быть осторожнее.

— Я всё чаще сомневаюсь, стоит ли с тобой общаться, — Хейд смахнул с себя его руку и отобрал баночку.

— Прости, — Айра упустил взгляд и сцепил пальцы в замок.

— Какой смысл в твоих вечных «прости», если ты сам не видишь в том, что творишь, ничего особенного, — ворчал Хейд, пока на ощупь обрабатывал разбитый нос, свежие царапины и синяки.

— Хеди, ты сам — преступник, — осторожно напомнил Айра, всем видом показывая, что укора в его словах нет. — Такова уж наша семейная доля, не находишь?

Хейд насупился, но не спорил — не о чем. Когда Айра полез залечивать швы — не оттолкнул, лишь пошипел немного, когда рана начала болезненно печь. Запоздало он вспомнил о сумке, брошенной где-то у дверей, но Айра не дал её разобрать: «Ну-ну, отдыхай, сам всё выложу». Хейд не был уверен, что озвучивал вслух свой план заняться сумкой, но у него не осталось сил злиться. Кое-как устроившись на жёстком лежаке, он прикрыл глаза. Мысли носились в голове встревоженными зайцами, он всё думал и думал об Игнате, огнекамнях, о вечно рыскающем где-то рядом Ищейке, о Раймонде и чёрте… кстати, о чёрте.

— Хеди, ты уже спишь? — послышался тихий, напряжённый зов. Хейд неопределённо махнул рукой, подавая знак. — Ты… ты что, искупал Пилигрима в крови?

— Не я, — сонно пробубнил Хейд. — Твой дружок, кстати, меня чуть не сожрал.

Айра тут же забрался на лежак, красноватые губы подрагивали, едва сдерживая поток вопросов. Он сходу понял намёк: увидев протянутую Хейдом ладонь, тут же крепко обхватил её и прикрыл глаза. Хейд понятия не имел, как правильно показывать «картинки в голове»; он перебирал в памяти минувший день, надеясь, что сработает. Судя по стремительно мрачневшему лицу Айры — он видел всё.

— Я… прости, — он с виноватым видом сложил руки на коленях. — Не знал, что Пилигрим так умеет. Этот Курьер, чтоб его… Ты только не ругайся, ладно? Сам знаешь, идол — моя первая проба пера, всё сразу учесть сложно. Не беспокойся, я постараюсь исправить ошибки. Правда, задачка эта не из лёгких: Курьер бы ещё целого человека в жертву принёс, о чём он вообще думал!

— Предполагаю, он думал, как вытащить меня из Муравейника.

Айра хмурился, кусал губы, злился, что не он пришёл на помощь, без своих птиц он ничего не знал о том, что происходило буквально за окном. Все его чувства были как на ладони, даже мысли не надо сплетать, чтобы Хейд их читал.

— Зато нашёлся сын Стаха, порадуйся хоть этому. Расскажешь в красках, как своим шаманством отыскал мальчишку, глядишь, Стах от меня отстанет.

— После такого — сомневаюсь. Ничего, я подберу нужные слова, чтобы его успокоить.

— Дерзай, — Хейд перевернулся на бок, надеясь хоть теперь найти покой.

* * *

Он стоит на носу лодки, загребает веслом тёмные воды, не отражающие свет. Набережная Дарнелла едва различается в тумане, прикрытая молочной дымкой, как театральным занавесом, даже неба не разглядеть. Только и слышно, как где-то вдалеке кричит птичий хор. В лодке он не один. По правое плечо сидит мать, в точности, какой он её видел в последний раз, будучи ребёнком: разорванная огромной пастью, с торчащими костями и обескровленными губами. Шепчет тихонько:

— ...утащила уже трёх рыбаков за последние семь лун. Не бойся, я не одна иду — Фарах будет проходить посвящение. К завтрашнему утру вернусь с сувенирами… — она горбится, прижимает окровавленные руки к распоротому животу, удерживая вываливающиеся кишки. Косы-змейки, сплетённые с водорослями, как с праздничными лентами, прилипают к спине.

У другого борта восседает величественная Минерва Аргел, спину держит прямо, ухоженные ноготки барабанят по коленям, тускло мерцают серебряные нити её костюма. Бубнит монотонно:

— ... Не думайте, что его кончина пошатнёт могущество Тормандалла. Клянусь, мои плечи будут крепки и вынесут весь груз ответственности, возложенный на меня как на императрицу-регента, до тех самых пор, пока законный наследник не сможет занять моё место… — и вытирает ладонью кровь, стекающую на белый ворот, размазывая её лишь сильнее.

На противоположном краю лодки полубоком сидит София Таррнет. Зябко обнимает себя руками, растрёпанная рыжая коса перекинута через плечо. На тонкой ткани сорочки заметно большое тёмное пятно. Поймав его взгляд, приближённая силится что-то сказать, но давится кровью из продырявленного горла. Теснятся на узком сиденье Михаил и Соловей, упираются друг в друга локтями. Михаил флегматично раскуривает сигару и изредка поправляет вываливающийся глаз, пока дым валит из расклёванных птицами дыр на щеках.

— Знаешь, братка, буду я скучать и по Скорпиону, и по этой дыре. Повидал уже весь мир, везде свои достоинства и недостатки, но я всегда возвращался именно сюда, — говорит он со светлой грустью, безуспешно ловя дым дырявым ртом.

Соловей же смотрит на всех вокруг с неубиваемой жизнерадостностью, лучезарное солнце на их мрачном судне. Вьющиеся русые волосы стянуты в хвост, на волевом подбородке — лёгкая небритость. Взбудораженный весь, словно собирается на свидание с Нессой, лишь вдавленный в кожу след от верёвки портит его вид.

— У тебя впереди прекрасное будущее, Птенчик. Знаешь, чем ты отличаешься от остальных воришек с улицы? У тебя не только шустрые руки, но и голова, — Соловей подмигивает.

В стороне от всех светловолосый мальчишка прижимает к себе коленки и утыкается в них носом. Покачивается, как маятник, шепчет стыдливо: «Только мешаться ведь буду». Левое плечо стянуто тряпками, тяжело его ранила пуля, долго хворал. Нет у мальчишки имени, отчего-то он боится его, как чумы. Цветок тепличный... руки холёные, жилеточка парчовая, с которой срезаны серебряные пуговицы. «Белоручка» как он есть, лучшей клички не придумать.

— Проныра, сюда! Скорее! Они рядом! — шепчет в панике Белоручка, помощь ищет.

Он стыдливо отводит взгляд, налегает сильнее на весло. Жаль. Жаль, что так всё вышло. Очередная загубленная его руками жизнь, которую он изо всех сил старался спасти, но не справился. В лодке оказывается ещё одна пассажирка, девочка с пронизывающими саму сущность глазками и шрамом по центру лица. Глядит на него снизу вверх, загадочно улыбается. В руках любимая куколка, только выглядит поновее, чем он помнит: без потёртостей и дырок, ткань яркая, не запылилась.

— Воришка встретил другого воришку. Воришка воришке рассказал, куда спрятал огнекамни. Судьба тебя по нужной дороге ведёт — иди по ней, да не оступись.

— Сам разберусь, — он отворачивается от Лийсы, смотрит в туманную даль. На щеку опускается снежинка и мгновенно тает.

— А ты нос не задирай! Ишь, взрослый выискался. Воришкина солидарность взыграла. Мы с сестрицей как лучше пытаемся сделать, а ты нас сгубить надумал. Прикарманишь огнекамни себе — много людей погубишь. Лодка твоя ко дну пойдёт, не выдержав. Ты ко дну пойдёшь.

— Вновь твоя сестра нагадала?

— А ты что же, не веришь? — та смотрит прямо, глаз не отводит. — Ну и зря. Я отсюда многое вижу. Времени-то совсем немного осталось. Время, воришка, тебе не украсть. Оглянуться не успеем, а уже выпадет первый снег.

С каждым словом с неба падает всё больше снежинок. Весло в руках тяжелеет, с трудом загребает кисельные воды. Туман отступает, показывает пристань, покрытую слоем снега. Лодку уже ждут: сгорбленный человек в дождевике сидит на самом краю, свесив ноги к воде; Лийса рядом с ним улыбается, машет рукой, подзывая ближе — зеркальное отражение той, что сидела в лодке. Игрушка в её руках потрёпанная, с дыркой у плеча, из которой выглядывают кости.

С тихим стуком судно притирается боком к краю причала. Обе Лийсы тут же кидаются навстречу друг к другу, обнимаются, как в последний раз. Человек в дождевике поднимает голову, но лица не видать: оно скрыто безликой маской с круглыми отверстиями для глаз. Поверх деревянной основы натянута кожа, она растрескалась уродливыми щелями, стянутыми нитями. Подобные маски носят мёртвые, которых айрхе на плотах отдают морю, на службу Морскому хану.

— Твоя остановочка, воришка. Дальше пока нельзя, — Лийса-с-причала перебирает волосы-верёвочки на голове куклы.

— Давай, давай. Лодка вас двоих не выдержит, потонет, — торопит Лийса-в-лодке.

Едва он ступает на причал, как человек в маске спешит занять его место. Руки гудят от работы, ну хоть отдохнет теперь, пусть этот, другой, с местными водами борется. К общему гулу присоединяется новый голос, странно-свистящий на вдохе:

— Ты боишься птиц? По преданиям дейхе, их зовут глашатаями смерти. Мой народ тоже уверен, что у смерти нет единого лица. Множество духов всадниками на птицах облетают весь мир, пополняя свои ряды... — человек в маске ведёт судно дальше по реке, Лийса-в-лодке прижимается к его ноге, прикрывает глаза. Губы её шевелятся, да слов не разобрать.

Он глядит в молочно-белое небо и различает силуэты птиц. Как же их много. На тысячу душ мест хватит.

— Времени-то совсем немного осталось, — повторяет Лийса-с-причала, тоже задрав голову. — Сделай всё как надо, воришка. А то ведь в следующий раз ты у весла останешься. Так и знай.

* * *

Хейд в полудрёме зябко сжался, натянул на голову одеяло, пытаясь укрыться от холода. Швы напомнили о себе тупой болью, стоило попросить закинуть в очаг растопку. Никто не ответил. Откуда-то издалека послышались совершенно чужие голоса. Мысль даже до конца не сформировалась, а Хейд уже кинулся к окну. От увиденного его всего перетряхнуло: у руин собралось два десятка айрхе; в руках оружие, в голосах — гнев и злоба. Они боялись приближаться к логову страшного-ужасного ведуна, только лаяли издалека, держась у надгробий. Раззадоренную стаю возглавлял Страшный Стах с самострелом наперевес, он не побоялся подойти к рухнувшей стене, ставшей подъёмом наверх, к Айре.

Брат стоял один против всех, глядя на толпу с высоты второго этажа. Гостей он встречал при всём параде, облачившись в свой вонючий перьевой плащ с капюшоном. Он походил на огромную птицу, готовую вот-вот заклевать всех нарушителей спокойствия — прекрасная иллюстрация для квадрианских книжонок, прямо под заголовком «Страшись беззаконников!». Стах был ему под стать: облачился в традиционный для Ашвайлии дэгэл, да ещё из дорогого сизого шёлка, подпоясывал его ушак, с которого свисал ятаган. Можно подумать, Стах сам не определился, на торжественную встречу он собирался или на битву.

— Уговор заключался во взаимной помощи, а не в том, чтобы ты посылал одержимых уродов вмешиваться в мои дела, — голос Стаха был обманчиво спокоен, но он уже начал ходить из стороны в сторону, не отрывая взгляда от Айры.

— Сам виноват, — невозмутимо отозвался Айра. — Я предупреждал не трогать моих людей. Обошлось без крови, так чего же ты злишься?

Окажись на месте Стаха кто угодно другой, Хейд надавил бы на горло страху, но постарался заболтать, перетянуть внимание на себя. Увы, но сейчас самое разумное — не отсвечивать. Совсем.

— Действительно, чего злиться! — Стах оскалился, подпевалы загавкали что-то поддерживающее. — Всего-то выполнял твои прихоти, а в ответ попросил лишь самую, сука, малость!

— И я её выполнил.

— Ну конечно, стоило толпе прийти под окна, так сразу, — Стах звучно щёлкнул пальцами, — пришло озарение, что мой сын на мельнице. Ты кого нагреть пытаешься, амойлах? Другого я бы за такие игры пристрелил нахрен.

— Признайся, ты не хочешь верить, что сын ушёл сам, а не попал в беду, — в отличие от Стаха, Айра стоял неподвижно, лишь ветер играл перьями и птичьими черепками на его плаще. — На твоём месте я бы гордился. Киан нашёл в себе смелость пойти своим путём, что в своё время не смог сделать ты.

Теперь и Стах замер на месте. Стая за его спиной взбеленилась, гневалась на неуважительные слова, обращённые к вожаку, но без приказа не нападала — да и с приказом приблизилась бы к руинам с боязнью.

— Пытаешься впарить, что я должен «гордиться» сыном, который засел в какой-то дыре, жрёт помои и неизвестно как переживёт зиму? — с искренним недоумением уточнил Стах, уперев свободную руку в бок. — Амойлах, ты охренел. Семьи у тебя явно никогда не было.

Айра передёрнул плечами.

— Лучше о своей семье думай, Стах-гуай. Почему, думаешь, я так долго найти Киана не мог? Связался он с маленькой, но талантливой ведуньей. Киан ведь рассказывал о своей новой подружке, но вместо того, чтобы прислушаться, ты от него отмахнулся, не так ли? Как же так, а? Меня разглядел, а такое сокровище под боком — нет. Сын оказался прозорливее отца.

— Если ты мне сейчас по ушам чешешь… — Стах резко переменился в лице, даже побледнел.

— То что? Возьмёшь со своими дружками факелы и придёшь меня жечь? — в голосе Айры сквозил ироничный интерес. — Понимаю, ты сейчас расстроен, но со словами всё-таки поосторожнее. Я ведь тоже разозлиться могу.

— Угрожаешь? Мне? Что, помериться силами хочешь? — Стах провёл рукой по локтям самострела. Медленно ступил на кладку поваленной стены, демонстрируя свою решимость. — Ну, давай. Где твоя стая, а, амойлах? Кончилась?

Внутри всё сжалось и оборвалось. Чемоданчик с револьвером до сих пор лежал у подушки, и пусть Хейд имел лишь поверхностно-теоретическое представление о том, как им пользоваться, но как-нибудь справится.

— Ошибаешься, Стах-гуай, моя стая всегда при мне.

Со стороны крыши раздалось карканье, и под изумлёнными взглядами Грачик эффектно спланировал на вытянутую руку Айры. Повернул голову в сторону толпы и каркнул ещё раз, заставив всех дрогнуть. В каком бы другом месте столько ужаса навела всего лишь одна уродливая птица?

— Раз уж я настолько тебя расстроил — ну, что поделать, давай силами меряться, — Айра развёл руки, открытый перед Стахом. — Учти только, вне зависимости от исхода мои силы будут навек потеряны для тебя. Как и я.

Стах глянул на Айру исподлобья, силясь понять: блефует тот или нет?

— Я ведь проверю, — тихо пообещал он, Хейд едва его расслышал, — и вернусь. И с факелами, и с ножами, да хоть с Законами квадрианскими, но и ты, и твой пронырливый ублюдок пожалеете, что вздумали меня наебать.

— Любишь же ты всё драматизировать, — сказал Айра с мягким укором. — В следующий раз лучше предупреди о визите заранее, да приходи один — я чай вкусный заварю, который тебе понравился в прошлый раз. Поговорим спокойно. Нечего бедолаг за собой гонять, они же все бледные от страха стоят, трясутся. Хорошо, дождя нет.

Стах развернул своих людей и ушли они вовсе не в сторону Муравейника. Грачик каркнул им вслед, придав ускорения. Дождавшись, пока все скроются с виду, Айра задрал голову и поймал растерянный взгляд Хейда. На его лице расцвела озорная улыбка, к счастью, не обезображенная красным.

Револьвер успел вернуться в чемоданчик до того, как скрипнула входная дверь. Какое счастье, что Хейду не пришлось разбираться, как им пользоваться. Из-за брата он чуть было не застрелил человека! Мог ведь подумать трезво, найти способ отвлечь Стаха, помешать ему — да хоть того же чёрта пробудить. Хейд покусывал без того ноющий порез на губе, словно в отместку за то, что вообще про оружие вспомнил.

— Лихо ты их. Хорош спектакли устраивать.

— Рад, что ты оценил, — Айра ссадил Грачика на спинку кресла-качалки и ласково почесал под клювом. На одной птице он ведь не остановится, а если вернёт всю свору — рано или поздно убьётся об свои ритуалы, с таким-то усердием.

— Озвучь я Стаху хоть одну из сказанных тобой фраз, он бы прибил меня без раздумий, — Хейд поёжился, до сих пор чувствуя отголоски липкого страха, но не за себя, а за мелкого. Помог Айре стянуть с плеч плащ, хоть и противно было касаться этого пылесборника. — Он же бешеный. Как ты это сделал?

— Бешеный? По мне, так Стах просто многое принимает чересчур близко к сердцу. Я же, как здесь поселился, первым делом изучил содержимое его головы вдоль и поперёк. Знаю, какие мысли его беспокоят. Умею говорить с ними в унисон.

На языке крутилось едкое: «Спелись двое ненормальных», но Хейд сдержался, понимая — это в нём сказывается разочарование от вчерашней выходки Айры. Теперь-то можно было припереть брата к стенке, чтобы он никуда не сбежал от допроса с пристрастием, но Айра ужом выкрутился и здесь:

— Хеди, ты упускаешь из виду один момент, — он поудобнее устроился в кресле-качалке и начал пинцетом кормить Грачика. — Я давным-давно не ребёнок, хоть тебе и трудно свыкнуться с этим. Сам могу решить, как поступать. Однажды я нашёл способ, как расширить границы своих возможностей, и буду продолжать его использовать, пока в том не пропадёт нужда. Когда выполню свою миссию — уйду на покой, и больше не понадобится расширять никакие границы.

— Сам-то своим словам веришь?

— Надеюсь. Всё, что я могу — надеяться. Главным образом на тебя.

По-хорошему Хейду бы огрызнуться, смахнуть с себя навязываемую ответственность, но вместо этого он принялся за готовку — голод терзал зверский.

— Не навещал, случаем, нашу общую маленькую знакомую? — поинтересовался Айра, пока задумчиво разглядывал идола. Чёрт вёл себя тихо, как-никак костяная рука лежала неподалёку.

Хейд выругался себе под нос. В последний раз он виделся с Айлин в тот день, когда впервые встретил Айру. Разок забегал в библиотеку после землетрясения, но общался только с Мартой, опасаясь попасться Нессе на глаза. Айра своих посланников растерял и тоже не мог связаться с девочкой. Страшно подумать, какие мысли роились у Айлин, оставшейся в полном одиночестве.

— Ты-то чего вокруг неё крутишься? — Хейд бросил на брата требовательный взгляд.

— Она чистокровная дейхе, если ты не знал. На материке таких почти не осталось, а уж молодых... Кто пережил войну Белых ворон и скрылся в горах, тех долгие годы зачищал Молчащий. У него, скажем так, к дейхе особенная неприязнь. Не хочу отдавать ему ещё и девочку.

— Ты ведь не из-за одной лишь жалости о ней печёшься.

— Раскусил, — не стал упираться Айра. — У дейхе тесная связь с духами. Феноменально тесная. Предвестник почуял Айлин и попытался заманить её к себе, надеясь в чужом теле покинуть темницу. Быть одержимым Древним — это всё равно, что сдерживать в грудной клетке солнце, но дейхе — та клетка, которая сдержит. В теории. За Айлин нужен глаз да глаз, она сокровище, чью ценность могут оценить немногие.

— Даже ребёнка втянул в свою войну, с ума сойти. — Хейда укололо нарастающее чувство вины. Если бы он не привёз Айлин в Дарнелл… с другой стороны, а что ему оставалось? Выбор на тот момент был небольшой: бросить девочку в лесу, рядом с трупами родителей и медведя, или забрать с собой. Может, и хорошо, что Несса всё это время держала Айлин в стеклянной башне, иначе снующие вокруг Левиафаны быстро бы прознали про неё.

— Не бурчи, папаша, никуда я Айлин не втягиваю, — с усмешкой заверил Айра. — Если план сработает, то ей больше не придётся беспокоиться о духах. Может, даже вернёт себе зрение.

Вот только пояснять своей «главной надежде», в чём, собственно, план заключался, Айра не торопился: «Если вдруг попадёшь в руки Левиафанов, они же твои мозги наизнанку вывернут и узнают о нашем разговоре. Не сердись, пожалуйста, но я не могу так рисковать». Хейд скривился, но не стал настаивать. Всё-таки в опасениях брата был резон.

— Что будем делать, если Стах не найдёт детей? — Хейд то и дело поглядывал в окно, словно ожидая, что вот-вот увидит толпу с горящими факелами. — Та девчонка может знать, что за ними идут. Она предсказывала, что мы сдадим их логово Стаху.

— Давай решать проблемы по мере их поступления. Я вот считаю, что нам на руку сыграет любой исход, — Айра выбрался из своего кресла и перехватил мечущегося Хейда, заставив остановиться. Тот нахмурился, не понимая, к чему клонит брат. — Огнекамни, Хеди. Если дети сбегут с мельницы или Стах наведёт там шороху, то возвращать камни окажется некому. Уж я постараюсь, чтобы маленькая ведунья больше не смогла до тебя добраться.

Всё-то у Айры было просто. Хейд со вздохом опустил плечи, не разделяя его энтузиазма. Если на чью-то руку ситуация и сыграет, то точно не на его.