Ворон ворону глаз не выклюет (джен)

Он под колпаком, пойманный в ловушку жучок. Под ногами хрустит покров из ослепляющего света, такой же покров сияет высоко над головой, подпираемый мрачным частоколом елей. В центре поля — два единственных цветных пятна, в них он с трудом узнаёт человеческие останки. Впервые в жизни видит кровь столь яркого оттенка.

В руках — старое ружьё, множество раз отремонтированное и залатанное. В голове звучат советы Михаила: как целиться, куда жать, чтобы эта палка стреляла. Спусковой крючок, точно, нужно жать на крючок. Чёрный бесформенный силуэт возвышается над трупами, эхо его рёва разносится до небес. У существа нет глаз, но оно смотрит на него, оно разъярённое, раненое — одно копьё торчит в шее, другое воткнуто под сердце, хотя у силуэта нет ни шеи, ни тела, и копий тоже не видно. Зловещая клякса, жаждущая его смерти. Если он не сделает хоть что-нибудь, то станет таким же красным пятном на снегу. Остальные контрабандисты далеко, у дороги, они не услышат его криков, не успеют прийти на помощь. Всё зависит только от него самого.

Михаил говорил: держи ружьё обеими руками, уверенно и крепко.

Михаил советовал: стреляй, будучи спокойным в мыслях и в сердце.

Михаил напоминал: жми на спусковой крючок плавно, задержи дыхание.

Из дула вылетают огненные искры, оставляют после себя цветной шлейф. Клякса ревёт по-медвежьи и лопается мыльным пузырём. Оружие раскаляется от выстрелов, обжигает даже сквозь рукавицы. Мелочь в сравнении с тем, что он чудом спас не только свою жизнь, но и чужую. Увязая в снегу, он приближается к кульку из меха и шерстяных шарфов. Тянет руки, зовёт: «Айлин, посмотри на меня». На этот раз он оставит её у себя, смирится с тем, что придётся жить не той жизнью, к которой привык. Поможет ей вырасти и встать на ноги, не оплошает, всё сделает так, как надо.

Он переворачивает меховой клубок, но вместо зарёванного детского лица видит череп с клювом, высеченный из розоватого камня. Существо выпрыгивает из одежд и валит его на снег. Острый клюв одним ударом пробивает ему голову.

* * *

Хейд дёрнулся, ошарашенно потрогал лицо, затылок, ожидая увидеть кровь — но её не было. Под ногами истошно орал кот; он заткнулся, когда ему сунули тарелку с нетронутым лавраком. Рыжее чудовище недолюбливало рыбу, но быстро смекнуло, что его никто баловать не собирается: станет воротить нос — помрёт от голода.

Очередной кошмар сморил Хейда за столом, пока он копался в гвардейской рации. Принцип её работы он понял, даже сварганил что-то похожее из завалявшихся деталей, но устройства не передавали сигнал между собой. Придётся экспериментировать дальше. Почитать бы ещё свежие журналы по радиомеханике… но Несса больше не поможет достать нужные издания. Хейд раздражённо сдвинул все детали в сторону. Тошно даже от любимого дела. По правде сказать, ему было тошно буквально от всего, иногда в прямом смысле. Попытался вспомнить, какой сегодня день — а в голове туман. Кажется, уже скоро он уплывёт в Ашвайлию, Михаил дал добро. Через неделю? Нет, меньше. Четыре дня? Три?..

Внутри всё похолодело. Хейд кинулся в прихожую: там, у вешалки, лежала свежая газета. Выдохнул, увидев дату — всё в порядке, он ещё не настолько затерялся во времени. Его скромные пожитки давно сложены в чемодан, скорее бы настал момент, когда он возьмёт поклажу за неудобную деревянную ручку и навсегда закроет за собой дверь квартиры на Обводной.

О скором путешествии думалось куда чаще, чем о том, как сложится жизнь после него: примут ли диковатые айрхе блудного собрата, в котором гораздо больше от энлодов, чем хотелось признавать, и чем Хейд будет заниматься посреди степей и кочующих кланов, которым нужны охотники и ремесленники, а не радиомеханики. Плевать! Не приживётся на родине, так свалит на соседний Вердест. Потерпит уж энлодские рожи, вдруг за морем они не такие противные. Лишь бы выбраться из этой треклятой дыры.

Из гостиной послышалось шипение радио. Его не включали с той злополучной ночи, как погибла приближённая, но сейчас оно каким-то образом ловило сигнал. Помехи стихли, вместо них зазвучал мужской голос — его, Хейда, голос. Говорил он быстро, на одной ноте, практически без пауз:

— Есть догадки кто виноват нет мне за это оправдания убили человека.

Хейд подкрался к раскрытой двери гостиной. Можно подумать, он мог нечто спугнуть. Или наоборот — привлечь ненужное внимание.

— Их перья привлекают души умерших у смерти нет единого лица.

Дрожащей рукой Хейд щёлкнул выключателем: его голос перебил диктор, бодро зачитывавший сводку новостей. Щелчок — повисла тишина. Это… это всё от недосыпа. Вот уже третью неделю он не мог выспаться, а после вылазки в Губернаторский дворец всё стало во сто крат хуже.

Смахнув испарину с холодного лба, Хейд попытался вспомнить, где оставил бутылёк с успокоительным. Вычитал как-то в книге о народной медицине степняков рецепт настойки, совсем простой, потому и запомнился хорошо. Травы поддерживали его расшатывающийся разум, хотя порой он глядел на себя — вот как сейчас — и сомневался: а точно ли сохранил рассудок? Хейд потерянно замер посреди квартиры, надеясь уцепиться хоть за одно воспоминание о настойке. Где он оставил бутылёк? На кухне? В спальне? В уборной? Как что-то могло потеряться в такой маленькой квартирке! Краем глаза он заметил странные пятна стенах: на него уставились иссушённые лица. Или это тени от облупленной краски? Сглотнув, Хейд накрыл ладонью одну из теней, желая убедить себя — вот, смотри, тебе вновь померещилось, ты устал, ты истощён, найди настойку и постарайся заснуть, молясь, чтоб хоть в этот раз не пришлось умирать в кошмарах.

Вдох-выдох, Хейд резко отвёл ладонь в сторону и — замер под взглядом зелёных глаз, пока его пальцы касались девичьей щеки, измазанной кровью. Это было слишком. Слишком! Схватив трость, забытую в прихожей хозяйкой квартиры, Хейд треснул ею поперёк лица. Удар, ещё удар, каждый сильнее предыдущего. Этого было мало, призрачные лица мерещились всюду, они испуганно уставились на него, как та девушка за мгновение до смерти, смотрели с отчаянием умирающей императрицы, давили обречённостью взгляда казнённой беззаконницы. Хейд колотил с такой силой, будто это могло избавить его от кошмаров, от панических атак, от странных видений — вернуть всё как было, вернуть старого Хейда из рода Мортов, надёжного, как часы, который… который совсем не походил на безумца, застрявшего между сном и явью, и раздолбавшего чужую трость в щепки.

— Оставьте меня в покое, стервы! — Хейд долбанул по стене ногой. Его трясло, рубашка прилипла к спине, а пальцы щипало от заноз. С него достаточно, к чёрту всё! Хейд рванул на кухню, отбросил в сторону кусок плинтуса и вытащил из тайника платок, в который были замотаны зародыш из музея и боло приближённой. Стоило коснуться Дара, как он обжёг руку.

— Мстишь за хозяйку, тварь? Думаешь, сломил меня? Нет, ну уж нет, больше дурачить я себя не дам. Отправишься туда, где тебе самое место!

Хейд оказался на пороге уборной. Квадрианская дрянь помутила его разум, присосалась клещом и вытягивала все силы. Почти получилось, почти, но Хейд не дурак, о нет, он раскусил её, он избавится от неё, но не свалит это проклятье на чужую голову — сколько бы шиллетов не давали за Дар, он того не стоил. Хейд вырвал из боло шнур, с силой долбил золотыми крыльями по борту ванны, пока одно из них не отвалилось, а другое не помялось, разрушив идеальный геометрических рисунок. Швырнул покалеченный Дар в унитаз и, довольно скалясь, потянул за кольцо слива. Камень, в полумраке казавшийся почти чёрным, исчез с потоком воды.

Рано, рано расслабляться, это ещё не всё! Остался скелет из музея — прощальная штука Соловья, будь он проклят. Хейд колотил скелетом о все поверхности, но даже не поцарапал его — крохотные косточки оказались прочнее стали. Зародыш полетел вслед за боло как есть. Помнится, Счастливчик не поскупился на витиеватые выражения, когда Хейд притащил ему этого уродца, но на что тот надеялся? Что Хейд будет ползать по залам музея, кишащим гвардейцами, которых, по клятвенным уверениям самого Счастливчика, не должно было быть? Увы, подельник никаких доводов не слушал: орал, что Морт его обманул, зажал добычу, как Соловей, да ещё попытался издевательски откупиться уродцем. Он поклялся хорошенько ославить Хейда, чтобы никто из Сорок с ним дел не имел. Ха, невелика потеря.

Злоба, которая вырвала Хейда из мутного марева, схлынула прочь, оставив его опустошённым, но довольным. Сейчас, когда разум очнулся после долгой дрёмы, правда казалась очевидной: во всём были виноваты про́клятые камни. Лапа, укравшая разум Соловья, боло, погубившее Эдди-ссыкуна и изводившее Хейда, даже зародыш-уродец — всё было сделано из красноватого камня, испещрённого кровяными жилами. Нет, хватит, его это больше не касается! Пора выбираться из ямы, в которую он катился с того дня, как убил человека. Не девушку, всё, хватит заострять на этом внимание. Человека, абсолютно ему чужого. А на чужих Хейду плевать, верно? Как и им плевать на «ашвайлийского паразита».

Стоило апатии исчезнуть, как проснулся зверский голод. Лаврака из Первого обратно не вытрясешь, а другой еды на кухне не найти. Почему бы не побаловать себя и не прокатиться до Оловянного переулка — там одна баба торгует пирогами со всевозможными начинками. Да, определённо, сейчас он хотел пирог. Смородина? Может, вишня? Ревень? Яблоки и корица? Или с мясом, почему бы и нет, он давно не ел сочного мяса. Улицы Дарнелла нагоняли тоску своей промозглостью и серостью, однако в кои-то веки Хейду было на это плевать. Чудом он подловил момент, когда один из омнибусов остановился рядом с ним, чтобы подобрать энлода. Кондуктор, стоявший на ступеньке у двери, помог пассажиру залезть на удобное место рядом с кучером, а вот на Хейда глянул неодобрительно.

— Зайцев не везём, — пригрозил он. Хейд молча протянул плату. — Наворованное всунуть пытаешься?

— Не с той ноги встал? Грузи его, и поехали, — устало рявкнул кучер.

Кондуктор обменял шиллеты на билет, бубня под нос, что не стоило пускать в повозку помойную крысу — но сегодня даже это не могло испортить настрой Хейда. Забившись в угол подальше от всех, он поджал ноги, не желая пачкать ботинки о гадкое месиво из размокшей соломы. Его трясло на рытвинах и кочках, в грязных окнах мелькали пятна фонарей и силуэты домов — вот почему Шелест лучше всех этих вонючих повозок, жаль только, что топливо слишком быстро опустошает кошелёк. Омнибус проехал мимо помоста, на котором часто вешали преступников: цепкий взгляд приметил в одном из свисающих тел нечто знакомое, но Хейд не успел присмотреться и подтвердить догадку. Кондуктор заорал: «Дурной, что ли?», когда Хейд вылетел из омнибуса прямо на ходу, забрызгав грязью проходившую мимо пожилую пару. Плевать на всё — он спешил назад, к помосту, молясь, чтобы ему показалось. Нет. Не показалось. С краю висел Михаил.

Хейда подкосила слабость, словно к нему вновь присосался Дар. Он уселся прямо на ступени помоста, игнорируя косые взгляды зевак. Не знал, по чему скорбеть больше: по гибели хорошего знакомого, не раз выручавшего его, или по пропавшим деньгам. Все планы разрушены. Абсолютно все! Хотелось пнуть труп Михаила, будто он специально залез в петлю. Оставалась всего пара дней! День и ещё один день — и всё, они бы покинули чёртов Тормандалл и счастливо уплыли навстречу закату!

Вздохнув, Хейд тоскливо разглядывал Михаила. Сколько тот провисел? По виду — примерно сутки, птицы не успели обклевать лицо. За деньги Михаил мог выполнить любое желание: он с лёгкостью вывез из Вердеста свёрток прорезиненной ткани для комбинезона Хейда; баллончики с сонным газом — тоже плёвое дело. Когда-то он и Хейда пытался приобщить к делу, но не срослось: хватило одной ходки на север и встречи с разъярённым медведем-шатуном, чтобы отпало всякое желание идти путём контрабандиста. Что же случилось? Почему система дала сбой? Может, Михаила подставили? Или он переоценил свои силы и перешёл дорогу таким людям, от которых не смог откупиться?

«Видишь, твоя любовь к Скорпиону не защитила от его жала», — Хейд смахнул с лица дождевые капли и пошёл прочь от помоста. Ничего. Назло стервам он всё равно вырвется, спасётся. Руки-ноги целы, а большего ему и не надо.

tab>Хейд столько лет безукоризненно играл роль друга четы Эсвайров, он ведь заслужил взамен хоть какую-то помощь, верно? Спустя пару украденных кошельков и несколько пересадок с омнибусов на паромы, он добрался до Ахерона. Адрес Эсвайров он помнил хорошо: частенько провожал Артура после посиделок в пабе, но ни разу не приходил как гость; в чужие дома Хейд предпочитал наведываться как вор или работник бюро, остальное — пустая трата времени.

Дом из красного кирпича, с обвитой плющом крышей, выглядел далеко не так блистательно, как другие здания на Ахероне. Светлана принципиально не хотела нанимать прислугу, но одних её рук не хватало, чтобы поддерживать такой же идеально-кукольный порядок, как у соседей: вместо клумб в саду росла лишь трава, укрытая опавшими листьями, оконные рамы не помешало бы подкрасить, а водосточные трубы — почистить от ржавчины.

— Что-то случилось? — шёпотом спросила Светлана, увидев на пороге позднего гостя. Выглядела так, словно готова к худшему. Как минимум, к известию о смерти мужа при исполнении долга.

— Проходил мимо, вот и решил заглянуть. Пока я не работаю на бюро, мы совсем перестали видеться, — Хейд попытался натянуть на себя личину Фелиса Харрисона. Личина трескалась по швам и выглядела неубедительно.

Справившись с удивлением, Светлана быстро влилась в роль гостеприимной хозяйки: помогла Хейду повесить пиджак, предложила закуску, показала, где находится уборная. Зная Светлану, Хейд ожидал увидеть такой же милый светлый дом, как она сама, но даже его съёмная квартирка могла похвастаться бо́льшим уютом. От пустых стен веяло холодом, на полках не было никаких памятных и личных вещиц, которыми люди обычно окружают себя в родном гнезде.

— Жалость какая: ты впервые зашёл погостить, но ни супруга, ни сына нет, и не знаю даже, заявятся ли сегодня.

— Артур совсем перестал ночевать дома?

— Он занят очередным невероятно важным расследованием. Похороны императора прошли… не очень гладко.

О да, Хейд лучше многих знал, что именно на похоронах пошло не так. Шумиху так и не подняли, газеты молчали. Власти не решились сеять смуту, когда положение Тормандалла без того шаткое, а доверия у народа к императрице было не сказать, чтобы очень много. Отыгрывая хорошего друга, Хейд обеспокоился судьбой Артемия — спросил, где же в столь поздний час пропадает этот тихий домашний мальчик. При упоминании сына взгляд Светланы потускнел:

— Артём редко бывает дома. Как я радовалась, когда он нашёл друзей, но слишком поздно поняла, что никакие это не друзья. Теперь, увы, он меня не слушает. Меня! У супруга же нет ни времени, ни сил, чтобы помочь.

— Мужчины из моего народа в шестнадцать лет уже дают имя своему первенцу. Не может же Артемий вечно оставаться под твоим крылом.

— Супруг тоже так говорит, — Светлана поджала губы, — но я-то чувствую, что не всё так просто. Если бы Артём хоть раз поговорил со мной, а не психовал или сбегал…

Не хватало стать жилеткой ещё и для слёз миссис Эсвайр. Раз Артур не дома, то и смысла тут сидеть нет. Почуяв, что гость собирается её покинуть, Светлана засуетилась.

— Пожалуйста, Фелис, останься ненадолго. В последнее время так редко удаётся поговорить с кем-то не по работе... — она сцепила пальцы в замок. — У нас тут яблоки уродились, да так щедро, что одна не успеваю всё съесть. Приготовлю из них всё, что захочешь.

Хейд почти озвучил твёрдое «нет», как его озарила мысль.

— Конечно, твоя стряпня всегда меня радовала. — И он добавил ужасно расстроенным тоном: — Бедный Артур. Можно подумать, в городе не осталось других старших инспекторов. Он же был занят убийством приближённой, разве нет?

Развести Светлану на новый поток жалоб не удалось: та лишь слегка повернула голову, пока слушала, и молча продолжила мыть яблоки. Какая досада, она всё-таки умела следить за языком. Зная Артура, он наверняка пошёл на принцип и дело приближённой не бросил. Расследование неофициальное, на рабочем месте он бы им заниматься не стал. Во время пьяных посиделок он как-то обмолвился, что действительно тайком хранит некоторые дела дома. Раз Хейду придётся задержаться в этом гадюшнике, то стоило иметь в виду, насколько продвинулись поиски инспектора.

Хейд достал первую попавшуюся книгу и, раскрыв её наугад, бросил на столике у дивана. Готовка вряд ли займёт у Светланы много времени, лучше не тормозить. Запершись в гостевой уборной, Хейд под шум воды залез на край ванны, чтобы дотянуться до шпингалета узкого окна под потолком. Высунувшись на улицу, он нащупал водосток и подёргал, проверяя надёжность. Кое-как, но удалось вскарабкался на узкую часть крыши первого этажа. Уже не раз доводилось грабить подобные дома, так что Хейд примерно представлял, какая у него планировка.

Тихо ступая по тропинке из черепицы, скользкой после дождя, он подкрался к первому окну. Кажется, это комната Артемия — на полу валялись упавшие со стола рисунки; Артур часто хвастался, как его «маленькая гордость» одарена в творческом плане. В следующем окне виднелась комната Светланы, судя по однотипным серым платьям, выглядывавшим из шкафа. Всё стояло строго на своих местах, ни одной лишней вещи на виду, хотя бы семейной фотокарточки на прикроватном столике. Сама кровать оказалась узкой — чета Эсвайров даже ночи не проводит вместе? Как всё плохо. Следующие окна вели в комнату, которая должна была быть супружеской спальней. На подоконнике носок соседствовал с пепельницей, одинокая бутылка виски возвышалась посреди завала папок на столе. Светлана в этом бардаке явно нечастый гость.

Без инструментов открыть окно было не так-то просто, но Хейд попытался — увы, безрезультатно. На его счастье, створки в комнате Артемия оказалось лишь плотно прикрытыми; изнутри на раме чернели отверстия от выдернутых гвоздей. Мальчишку что, запереть пытались? Хейд дугой обошёл разбросанные на полу рисунки. На одном из них хаотичная клякса походила на человеческий силуэт в погребальном саване, из-под которого лезли щупальца — даже от мимолётного взгляда на него стало тревожно. Всё же был у сына Эсвайров зачаток таланта... жаль, развивал он его странным способом.

Пробравшись в комнату Артура, Хейд окинул царивший в ней бардак намётанным взглядом. Что-то тесновато здесь было, куда пропала вторая половина супружеской спальни? Хейд приблизился к зеркалу в массивной раме, висевшему на стене. Артур был из тех людей, кто даже в уборной не всегда смотрит на своё отражение. Прощупав раму, Хейд довольно хмыкнул: зеркало оказалось с секретом. Тайные двери — не редкость, местные сопротивлялись разгулу домушников в меру своих сил и фантазии.

Первое, что бросилось в глаза в потайной комнате: огромная пробковая доска, усеянная фотокарточками, картами с пометками, записями от руки. Всё это было посвящено одному человеку: мастеру Хранителей, Дариусу Таррнету, чьё имя виднелось на газетных вырезках. Артур, помнится, нелестно отзывался о Таррнете, но кто бы мог подумать, что его неприязнь имеет подобные масштабы! Не поленился ведь собрать всевозможные упоминания и о мастере, и о его дочери… Тут-то Хейд в ужасе хватился за голову.

«София? Так тебя звали? — Хейд коснулся портрета дев… человека, умершего от его руки. — Отличное совпадение. Грохнул приближённую, дочь мастера Хранителей — да как я всё ещё живым по улицам хожу?»

На доске засветилась ещё одна личность: Самуэль Ламарк. Хейд нашёл пять газетных вырезок, рассказывавших о его кондитерской фабрике, и портрет — улыбчивый энлод с зачёсанными назад короткими волосами, густой бородой и весёлым взглядом держал в руках поднос с конфетами. Встречались и упоминания о двух бандах: Безголовых судей, которых гвардия уже давно под нож пустила, и Левиафанов, какая-то новая ватага ублюдков с севера. И какую связь между всем этим Артур пытался найти?

На столе, как ни странно, соблюдался порядок, потому папка с именем «София Таррнет» нашлась быстро. Показания свидетелей, записи Артура о месте преступления, какие-то догадки, пометки; целых два листа были посвящены поездке приближённой на север. Хейд нашёл список контрабандистов и официальных поставщиков сонного газа: многие имена уже вычеркнули, в том числе имя Михаила. Артур решил, что он чист, или успел пометить, что мёртв? К счастью, имя самого вора-убийцы нигде не всплыло. О, каков был соблазн опрокинуть на эту папку чашку с недопитым кофе!

Под столом нашлась коробка с ценной находкой — баллончиком. На сердце потеплело, будто Хейд встретил милую подругу после долгой-долгой разлуки. Брать или не брать? Михаил мёртв и новый баллончик ему не достанет, но сонный газ слишком полезен, чтобы так просто от него отказаться. Разрываясь от противоречий, Хейд решил рискнуть, лишь бы Артур не так скоро заметил пропажу.

Тишину разрезал короткий писк, комнатку озарила вспышка света. Хейд чуть концы не отдал прямо там, где стоял. Оказалось, это ожила радиолампа телеграфа, сиротливо стоявшего на тумбе. Колесо аппарата закрутилось, протягивая бумажную ленту и вырисовывая на ней вязь из точек и линий. Какой-то шифр? Вот же Артур засранец — во время попоек грузил Хейда всякой ерундой, а о самой интересной части своей работы умолчал. Как же хотелось внимательнее порыться в его вещах, но Хейд не мог «отсиживаться в уборной» вечно.

Вернувшись в гостиную, он проверил настенные часы: прошло минут пятнадцать. Рядом с раскрытой книгой ждала чашка с остывающим кофе — отсутствие гостя как минимум заметили. Вскоре к нему заглянула Светлана, вытирая руки о фартук. Пришлось стерпеть череду неудобных вопросов о здоровье Хейда, но ему не привыкать врать и увиливать. От неловкого разговора и ещё более неловкого молчания их спас хлопок входной двери. Светлана убежала встречать мужа, послышался её тихий голос: «Фелис пришёл», в ответ Артур протянул задумчиво-удивлённое «Гм-м-м». Вскоре он вошёл в гостиную, поглядывая на Хейда недоверчиво, словно не верил, что это действительно он. Хейд и сам удивился, увидев друга: свежая рубашка, новое пальто, бритое лицо и аккуратно зачёсанные назад волосы сотворили с ним чудеса, лишь бесконечно уставший взгляд остался неизменным.

— Вырядился, как девка на выданье, — Хейд шутливо щёлкнул по запонке на Артуровой рубашке. Рядом со старым другом маска Фелиса ощущалась привычнее. — Небось на свидания со Светланой ни разу так не прихорашивался.

— Обидно, между прочим. Я не всегда выглядел, как пыльный мешок, — проворчал Артур, всё-таки слегка улыбнувшись. Сбросив на спинку стула пальто, он решительно повёл Хейда на веранду, выходившую на яблоневый сад. — Важная встреча с важными людьми. Пришлось соответствовать.

— Вижу, на работе прибавилось хлопот…

— Первое правило в этом доме: никаких разговоров о работе. Здесь оплот моего душевного спокойствия. И никакой работы.

«Никакой работы, конечно-конечно», — Хейд не то оскалился, не то сочувственно улыбнулся, пока Артур пытался втиснуться в узкий стул с подлокотниками. Эти стулья Светлана купила на свой вкус, и теперь Артур бурчал под нос, что если бы помогал супруге с выбором, то выбрал бы что-то более жизнеспособное. Ключевое слово — «если».

— Облегчи мою участь, — со смешком попросил Артур, кивнув на вазу, доверху набитую яблоками. — Супруга уже как только не извращалась: салаты, пироги и пудинги, соусы, мясо и рыба с яблоками, даже супы — и то с яблоками! Какое-то яблочное безумие. Давно предлагал срубить хотя бы половину деревьев — так нет, миссис Эсвайр, видите ли, жалко.

— Даже согласись я, у вас руки дойдут лет через десять, — невозмутимо ответила Светлана, зашедшая на веранду с подносом. Подвинув вазу, она выставила в центр стола тарелку с запеканкой из яблок, моркови и риса.

— Не начинайте. Я, между прочим, собираюсь взять отпуск через пару недель, если высшее начальство даст добро. Иначе, чую, нервы мои не выдержат. Подчинённые уже готовы от меня за решёткой прятаться, с преступниками рядом.

— Отпуск? — Светлана, вместо радости, странно напряглась. — Значит, придётся…

— Не придётся, — одёрнул её Артур. — Всё в порядке. Я договорился. Отвезём Тёмку поглазеть на Андронталл, как он давно мечтал.

Диалог вышел скомканным, чувствовалось нежелание обсуждать детали при Хейде. Тот демонстративно отрезал себе кусок запеканки.

— Никогда такого не ел, но мне нравится, — отозвался он, попробовав угощение. Светлана мягко улыбнулась и скрылась в доме.

Лицо Артура было чёрным от усталости, но Хейд пришёл не жалеть, не слушать нытьё, не быть «Фелисом Харрисоном» — он пришёл просить помощи. Долго не выходило подловить удачный момент для разговора. Сначала инспектор поужинал, выпил чаю, заставил Хейда пройти через очередной круг вопросов о здоровье, и наконец предложил на днях отдохнуть в пабе, «как в старые добрые». Никогда ещё эти разговоры ни о чём не бесили так, как сегодня. Артур уловил настроение друга и примолк, решив раскурить папиросу.

— А как же обещание Светлане бросить?

— Она понимает, что без некоторых старых привычек я скончаюсь за рабочим столом. У меня не так-то много способов сбросить напряжение, — лениво ответил Артур и хлебнул чаю. — Ещё успею завязать. В более спокойные времена.

Хейд придумал уже с десяток вариантов, как подвести разговор к нужной теме, но ни один из них не казался надёжным. Внезапно Артур сделал всё за него.

— Валить бы тебе отсюда, дорогой друг, — сказал он со странной задумчивостью, пока в руке тлела папироса. — Я бы и сам уехал, да не могу — долг. Тебе в этом плане проще, завидую.

— С чего вдруг такие разговоры?

— Даже не знаю, с чего начать. Наверно с того, что с моря нам угрожает Вердест, а с севера — армия головорезов.

— Ты про Левиафанов?

— Верно, — Артур затянулся, расфокусированным взглядом уставившись куда-то вглубь яблоневого сада. — Люди идут к ним толпами, но почему, зачем, ради каких целей? Раньше Левиафаны хаотично разбойничали на севере, досаждая горцам, а теперь всплывают доказательства, что убийство Арчибальда VI — тоже их дело. Неплохо так выросли, да? — он усмехнулся. — Пытаться остановить их — всё равно, что пытаться остановить лавину. Посылаешь людей на разведку — вскоре они начинают работать против нас. Хочется даже взять пару уроков у их вербовщиков.

— Боишься, что и меня завербуют? — полушутливо спросил Хейд. Ответный взгляд Артура оказался пугающе мрачным и серьёзным.

— Вновь угадал. Знаешь, почему я начал так зашиваться за работой? Никому довериться не могу. Боюсь представить, во что всё выльется, когда Левиафаны наберут достаточно пушечного мяса. Пока тебя не коснулось… пока не рванула эта пороховая бочка… бежал бы ты лучше. И друзьям своим настойчиво советуй то же самое.

— Пожалуй, ты прав. Мне бы хотелось вернуться к родной земле… — Хейд взял паузу, делая вид, что только сейчас задумался над таким вариантом.

— Официально корабли в Ашвайлию больше не ходят, Вердест перекрыл все безопасные пути. А неофициально… лучше не лезь — многие из тех, кто рискнул, оказались на дне. Присмотрись к другим вариантам. Шинстари из них не самый приятный, зато можно любую войну пересидеть. Я даже помогу договориться о местечке на судне.

В Шинстари? К этим поехавшим религиозным фанатикам, проливающим кровь ради своих обожествлённых гор? Коренные шины хуже квадрианцев, не зря наиболее благоразумные из них пытались всеми способами оттуда бежать. Хотя если верить Ардаширу — одному из таких перебежчиков — шины к другим народам безразличны, достаточно лишьш соблюдать местные верования, мудрёные и крайне строгие.

— Спасибо, я подумаю.

— С думами не затягивай. Чуется мне, спокойных деньков осталось не так много.

Артур пускал дымные кольца, глядя на розовеющие в закатных лучах листья яблонь. Можно было бы спросить, знает ли он про рисунки в комнате Артемия и всё ли в порядке с его женой. Схватить за грудки, встряхнуть и настойчиво донести, что пока Артур гоняется за Левиафанами, в его собственном доме творится чертовщина. Может, Фелис не остался бы безучастным, Хейд же испытал огромное облегчение от того, что впервые за много лет смог так легко отстраниться от проблем Эсвайров. Надоело. Надоело строить из себя человека, которым он не является. Дарнелл прогнул его под себя, и, чтобы выжить, пришлось подчиниться, играть по чужим правилам. Хватит! Фелису Харрисону придётся смыться в унитаз вслед за про́клятыми камнями. Пора вспоминать, кто есть Хейд на самом деле, а что прилипло от чуждой маски.