Соловей и брусничная фея (джен)

День спустя Клара отправила домой два конверта с тремя письмами. Одно из них предназначалось маме и брату с сестрой. Другое — Гарри, ее лучшему другу в прежней школе. К нему прилагалось третье, для ее подруг: Софи и Молли.

В очередной раз Клара задумалась, что-то делается теперь в Риверс-Холл. Она представила, как мама развешивает белье во дворе, а может, готовит ужин или шьет. Кларе ужасно не хватало самого ее присутствия — и сердце сжималось от тоски. А голова кружилась, когда она вспоминала отца. Если бы можно было его вернуть, снова побыть рядом, услышать его голос.

«Брусничная фея, румяные щеки,

Зеленый, как хвоя, наряд…»

Пасмурное небо, папины большие блестящие очки, узкие плечи добрые руки. Густав внимательно глядел под ноги, ища грибы, а Нора, как всегда, рванула вперед — в к лесу.

«И кудри льняные под темным покровом,

А очи, как звезды, блестят…»

Гарри, веселый рыжий Гарри, хвастал, что непременно найдет Брусничную фею, когда вырастет. Да что там — годам к десяти он уже хотел то ли жениться на ней, то ли отправиться в путешествие. Умница, отличница, ответственная Софи часто укоряла его за недостижимые мечты. Бойкая, драчливая Молли грозилась разбить нос, если не прекратит нести чепуху.

Гарри был любимым учеником папы. Они засиживались в школе, когда у обоих было свободное время, и обсуждали книги и фильмы: Гарри обожал кино. Клара сидела рядом с шитьем или учебником. Как же было хорошо…

Захотелось посидеть одной, и Клара зашла в музыкальный класс. Может быть, она сейчас расплачется — лучше, чтобы этого никто не видел. Инструменты ученицам брать и пробовать разрешалось, и Клара открыла крышку фортепьяно. Припомнила вчерашнюю песенку про соловья и попыталась подобрать начальный звук. Сначала все было слишком низко и грозно, постепенно — легче и мягче, и вот как хрустальная горошинка прокатилась и разбилась. Клара поняла: то, что нужно. Теперь следующий: явно что-то иное, близкое, но не то же самое. Девочки, конечно — Клара это ощущала — пели не слишком правильно, но это больше всегда сказывается в конце строчек. Она попробовала соседнюю клавишу — подошло. Следующие три звука, по количеству слогов — короткие. Жать надо чаще, меньше держать палец. Поначалу она снова неправильно выбрала клавиши — но с третьей попытки получилось. Итак, сыграна вся строчка. Можно повторить: песенка простая, одни и те же звуки повторяются постоянно. Клара наиграла весь куплет, напевая потихоньку. Терпимо, но что-то ей все же не нравилось.

— Нужна партия для второй руки, — раздался голос с порога. Клара подняла глаза: в дверях стояла мисс Эрдли.

Клара испуганно отпрянула от инструмента. Она знала, конечно, что ее не будут ругать, но никак не могла отвыкнуть стараться спрятаться, уйти в тень. Она вообще никогда не любила привлекать к себе внимание, а здесь… Понятно, оно не будет доброжелательным: хвалить ее пока не за что.

— Давайте, я вас все-таки научу хотя бы нотной грамоте, — улыбнулась мисс Эрдли. — Это совсем не сложно. А то вы, например, забудете, на какие клавиши нажимать в следующий раз, когда захотите наиграть свою песенку.

«Не стоит отказываться».

— Да, мисс, спасибо. Вы очень добры.

Мисс Эрдли в первую очередь объяснила Кларе про октавы — от громовой субконтроктавы до самых последних, с едва слышным хрустальным звуком. Затем — про семь нот в каждой из них. На черные клавиши пока велела не смотреть. Потом взяла с крышки фортепьяно разлинованный альбом с черными и белыми овалами на строчках.

— Если нота белая, это нота целая…

Под конец мисс Эрдли записала на свободных строчках ноты, которые подобрала Клара для песни про соловья, и попросила ее через день снова сыграть эту же песню.

Когда Клара вернулась в спальню, то увидела там, кроме Марселлы, еще, как ни странно, Альфонсину Керли. Та сделала вид, что не заметила Клару, но когда следом вошла Джорджи, смущенно улыбнулась.

— Я не помешаю? Просто Офелия в библиотеке, а Фредерику изолировали, и вот…

— Ты решила, что тебя не убьют, если заглянешь к нам, — подхватила Джорджи. — Ну, если что, поднимай крик. Добежать мы не успеем, но сразу скажем, у кого был мотив.

— Какие у тебя шутки страшные, — поежилась Альфонсина, но улыбнулась.

— Джорджи очень добрая, — поддержала ее Марселла. — Юмор странный, но ты просто не обращай внимания.

— Иногда на меня сложно не обращать внимания, — Джорджи оскалилась. — Особенно если я сама внимание уже обратила…

— Джорджи, — Марселла посмотрела с выражением котенка, — мне хочется поболтать с Альфонсиной. Пусть она расскажет о себе.

— Да, именно о себе! — вмешалась Джорджи. — А то о Фредди мы и так слышим слишком многое. То на кухню не явится, то… Тьфу, я опять о ней, вот пристала! Словом, давай о тебе.

Кларе показалось, что Альфонсина взглянула на Джорджи с восхищением.

— Мы, конечно, выросли вместе с Фредерикой и Офелией, — сказала она смущенно. — Но если ты настаиваешь… У нас очень старинный дом, из серого грубого камня, очень мрачный. Там немного сыро. Подвал особенно страшный, капает вода…

— И крысы бегают? — уточнила Джорджи деловито. Альфонсина кивнула.

— А запереть в подвале своих подруг... Ох, я опять о них. Вернемся к тебе и крысам. Они большие?

— Откуда же Альфонсине знать? — возмутилась Марселла. — Она их что, разглядывала, по-твоему?

— А почему бы нет. Я бы разглядела. И вообще, ты никогда не искала привидений? А хотя они чаще на чердаке... А что у вас за чердак?

Марселла взяла Альфонсину за руку.

— Давай лучше погуляем в саду. Джорджи нам слова сказать не дает. Посиди в одиночестве, Джорджи, и подумай над своим поведением.

— Почему в одиночестве? Клара вроде пришла… Или это ветер занавеску пошевелил?

— Конечно, ветер, — откликнулась Клара. Альфонсина поджала губы и чуть скривилась.

Джорджи распахнула какой-то учебник, на пол выпал листок и спланировал прямо к ногам Альфонсины. Та подняла его и вернула. Марселла вывела ее, что-то нашептывая.

Джорджи, впрочем, вылетела из комнаты вслед за ними, так что Клара осталась одна. Пожав плечами, открыла учебник по географии. Эта наука давалась ей нелегко… Здесь Кларе вообще ничего легко не давалось. Даже записывать удавалось не все: слишком быстро диктовали. Теперь прибавились еще занятия музыкой. «Ну что ты ноешь, — оборвала себя Клара. — Где еще с тобой бы так возились? Просто не ленись».

— Сколько раз тебе говорили: не сутулься! — рыкнули с порога. — Опять сидишь крючком! Все как о стенку горох!

— Прости, Лиза, я забылась, — Клара с улыбкой выпрямилась.

Она, в общем-то, знала, как вести себя с такими, как Лиза. Та безумно напоминала и Молли, и Софи в чем-то, а в особенности — Густава, родного брата. Однако если у тех все же были друзья, то Лиза с первых дней настроила против себя всех в классе. «Ты не знаешь, может, у нее были друзья дома. И потом, она тоже недавно потеряла папу. Ей так же больно и плохо, как и тебе». Лиза ненавидела, когда с ней заговаривают, поэтому Клара предпочла накинуть кофту и перейти с учебником на террасу.

Осенний день начинал гаснуть. Тонкая, чуть блекнущая голубая краска неба не затмевала, не отвлекала от ярких пятен на земле. Листва местами еще зеленела, но все больше ее захватывал переливающийся огонь: золотая, розоватая, алая, пурпурная, она не уступала по красоте пышным осенним цветам. Названия некоторых Клара уже успела запомнить. Высокие, точно копья, с напоминающие граммофоны цветками, от зеленоватых до почти черных — мальвы. Белые и сиреневые флоксы дурманили голову чуть приторным запахом. Пушистые георгины поражали глубиной алого цвета. Но самым потрясающим был цветок со сложным названием гелениум. Сверху — плотное соцветие, ниже — алые лепестки. Ни дать ни взять шляпа.

Хорошо бы в самом деле примерить шляпу из гелениума. Хорошо бы при этом выглядеть, не как обычный человек. Или так… нос можно укоротить и сделать тоньше, глаза и волосы — поярче. И лучше бы не такую бледную кожу. Еще неплохо бы подрасти и чуть-чуть поправиться. Отлично, если волосы станут золотыми, как у Джорджианы, а глаза — изумрудными, как у Фредерики. А к этому всему неплохо бы прибавить заостренные на концах уши. Чтобы внешность была необычной. А платья… Платье бы такое бледно-лиловое… Тоже из лепестков.

Она припомнила недавнее посещение семьи Ивлинг. Та женщина, Марта, в общем, тоже напоминала цветок, маленький и нежный. Хрупкая фиалка, пробившаяся меж гранитных скал. И человек стоит на краю скалы… Да, старший сын, Андерс. Совсем не замечает бедный цветок. Почему-то смотрит вниз. (Клара в горах никогда не была, но успела прочитать какой-то роман, где все действие — там, где их много, и в горное ущелье в финале падал с возлюбленной главный герой).

Она попыталась еще представить в такой обстановке соловьиное пение, соединив впечатления последних дней. Но соловей, золотой и зеленоглазый, как Гарри, не годился сюда.

"Кто же может родиться от связи человека и птицы? И кем становятся по ночам вороны и воробьи, что их так страшно встретить?"

Рядом послышались шаги, она вспомнила про учебник географии и спешно схватилась за него. Но шаги смолкли, а перед глазами был ночной город, над которым кружили люди с птичьими крыльями и головами. И жуткая черная тишина...

Наконец Клара снова вспомнила про географию. «Надо все-таки научиться не отвлекаться. А то так никогда и не выберешься из троек. И перестать сутулиться, кстати».

Вечер прошел мирно, потом сразу спустилась черная-черная, как деготь, ночь. В щели в рамах пахло яблоками. Спать было хорошо, и Клара сразу уснула.

Проснулась она от странного звука — как будто на улице, рядом со школой, раздался приглушенный крик. Он тут же повторился, более отчетливый. Клара открыла глаза и села на постели. Другие девочки тоже заворочались. Между тем закричали совсем близко, где-то под окном, и дальше шум послышался уже где-то в доме.

Джорджи соскользнула на пол, подкралась к двери и приоткрыла ее.

— Обуйся, — прошипела Летти, но Джорджи только отмахнулась.

В комнату проник смутный свет: очевидно, внизу зажгли лампу. Захлебывающийся голос, то и дело срывавшийся на испуганный визг, Клара узнала довольно быстро: конечно, это была Фредерика. Получается, кричала тоже она? Но почему? И что она делала на улице?

— Вампир! — голосила Фредерика. — Там был вампир, ужасный! Черный! Он схватил меня! Толкнул! Я едва убежала! Запритесь! Он придет сюда! Встаньте у окон! Он убьет нас всех, а-а-а!

— Мисс Кьюзак! Послушайте меня! — раздался повелительный голос директрисы. — Если на вас в самом деле напали, мы должны вызвать полицию. Но вам придется ответить на все вопросы, которые вам зададут. Вы меня слышите?

В ответ ей раздался переливающийся смех, не прекращающийся, безумный.

— Мисс Эрдли, дайте мисс Кьюзак воды с валерианой, отведите наверх и уложите спать. Я позвоню майору Лайнтоуну. Нельзя, чтобы рядом с нашей школой разгуливал неизвестно кто. Просьба учителям пока проводить занятия в классах и не выпускать учениц из здания в одиночестве.

Джорджи толкнула дверь и выругалась.

— Теперь ложись, — прошептала Летиция. — Или обуйся хотя бы. Не так-то жарко.

Джорджи, отмахнувшись, снова слегка приоткрыла дверь. На лестнице звучали шаги: видимо, Фредерику вели назад в ее спальню.

— Куда мы идем? — вдруг возмутилась она. — Вы должны отвести меня к остальным. Я не желаю ночевать одна! Там гадко! Там нет окон! Пустите, я приказываю!

Послышались звуки борьбы.

— Гадкая девчонка, вы меня укусили! — Клара не верила своим ушам, но мисс Эрдли, кажется, тоже была на грани истерики. Фредерика подняла вой и затопала ногами.

— Когда эту чокнутую уже уймут?! — простонала Лиза, зажимая уши.

— Пусть мисс Кьюзак ляжет там, где считает нужным, — снова услышали они директрису. — Поговорим с ней днем.

Фредди мгновенно замолчала и позволила себя увести.

— Притворяется… — в ярости прошептала Лиза. — Она просто притворяется и выбивает все, что ей надо! Да что же это такое!

В ярости Лиза ударила кулаком по постели.

Клара смущенно молчала: ситуация выглядела очень некрасиво. К ее удивлению, Джорджи промолчала: легла в постель, накрылась одеялом и сразу уснула. А ведь так хотелось обсудить, кто же мог напасть на Фредерику ночью и что она делала вне школы… Но придется отложить это до завтра.