Never Let You Down (гет)

С высоты, превышающей высоту птичьего полета, ночной Нью-Йорк кажется какими-то невнятными пятнами, дороги — тропинками в муравейнике, а голоса людей, гуляющих внизу, сливаются в невнятное жужжание, которое время от времени замечательно приглушается гулом ветра в ушах. Элис без страха подходит к краю — и тотчас же ощущает большие, сильные руки, что обхватывают ее за плечи. Даже через плотный вязаный плед чувствуется холод, будто ее обнимает кто-то неживой. Но Элис невольно, переступая через свою гордость и сжимая горло своему целомудрию, подается навстречу.

— Грохнешься — спасти не смогу. Стой подальше от края, — бурчит Локи, касаясь ее руки, намекая, что все-таки спасет, крепко схватив и притянув к себе. И она в это искренне верит. Не столкнет же он ее сам, в конце концов.

Роджерс нехотя отстраняется, шагая в сторону шезлонгов, чтобы плюхнуться в один из них, взять в руки чашку теплого травяного чая и отпить немного. Лафейсон, чертенок, все продумал до мелочей: предельно романтичное и таинственное время суток, ее любимая еда и напитки, любимое место… куда, разумеется, вход запрещен. Элис, ежась, смотрит, как скачут по поверхности бирюзовой воды в бассейне волны, созданные ветром. Она была бы не прочь искупаться — и затянуть с собой Локи, чтобы оценить его тело, тоже была бы не прочь. Но сейчас близятся холода. Она не отважится, учитывая, сколько у нее обычно длится простуда.

Локи смущенно опускается на шезлонг, который стоит не вплотную, но это расстояние не мешает морозному ветру донести до трикстера лимонный аромат ее развевающихся волос. Элис бросает на него взгляд — и не замечает, как засматривается. Ее цепляет то, каким игривым, немного безумным пламенем горят его зеленые глаза, как дрожат ресницы и как же неумело, по-детски он прячет желание прикоснуться к ее руке. Элис, в отличие от Локи, притворяется мастерски. Но бог обмана об этом никогда не узнает: при нем ее демоны успокаиваются, печали уходят, а нервы усмиряются. Становится спокойно, тепло и уютно. Нет повода скрывать свою искренность и притворяться сильной и независимой.

Элис двигает шезлонг немного ближе, кладет голову на плечо Локи и сплетает их руки. Какой же он холодный. Люди такими холодными не бывают. Но он дышит, он живой, его сердце бьется, колотится как сумасшедшее, она ощущает это в своей ладони. Элис поднимает глаза на его спокойное, безмятежное лицо, сильнее сжимает его ладонь, прижимается лбом к шее. Локи зарывается носом в ее волосы, обнимает за плечо и притягивает к себе.

— Ты замерз? — вырывается у Роджерс-младшей, когда она в очередной раз ощущает мурашки по коже, которую пронзает его могильный холод.

Локи был готов рано или поздно услышать этот вопрос. И именно от нее услышать. Он прекрасно знает, почему кажется ей холодным, и понимает, что она, даже если замерзнет до ледяной корки, все равно окажется теплее его. Объяснять ли ей всю их семейную драму? Лафейсон решает, что не стоит. Не сейчас. Он просто молча кивает, на что Элис почти мгновенно реагирует — сдвигает шезлонги вплотную, сует в руки Лафейсону свой горячий чай и делит с ним плед, поудобнее устраиваясь на руке, которой Локи ее обнимает. Элис сплетает свои пальцы с его и крепко прижимается, будто стараясь согреть; прикрывает глаза и что-то мурлычет. Локи не может не улыбнуться. Он замечательно понимает, что с ним творит эта девочка-беда. Каждым сантиметром бледной кожи чувствует, как она меняет его, лепит из него что-то лучшее, чем он есть сейчас. И самое странное, что он не сопротивляется.

Через пару секунд Элис уже наблюдает за красотой ночного города, вслушивается в его шум, тонет и растворяется в эмоциях. Она ощущает себя королевой, гордой птицей, вырвавшейся из оков города и занимающейся кое-чем незаконным на крыше башни мистера Старка. Ощущает себя защищенной и уверенной. И Локи, безусловно, чувствует это.

— Красиво… — шепчет Элис, слегка передергивая плечами в его объятиях.

— Ты еще не видела Асгард с такой же высоты, — самодовольно произносит Локи.

— А ты покажешь? — завороженно спрашивает Роджерс-младшая, поправляя его волосы.

— Покажу. Когда-нибудь обязательно покажу.

Элис улыбается и прижимается к его груди, сжимая руку и почесывая немного жесткие костяшки.

Сидят они на крыше долго, очень долго — час точно. Обнимаются, говорят ни о чем и обо всем, слышат сердца друг друга, задают глупые вопросы и признаются друг другу, как чертовски скучали и будут скучать. За беседами по душам Элис и не успевает заметить, как край неба окрашивается в ярко-синий. Через пару минут оно сияет сине-зеленым градиентом, воруя и скрывая звезды. Вдалеке виднеются взлетающие самолеты; белые хвосты, что они оставляют за собой, рассекают небо, как ножницы разрезают бумагу. Когда небо заливается светло-оранжевыми и желтыми оттенками, словно кто-то разлил на черный холст акварельные краски, Локи поднимается с шезлонга, приближается к краю и завороженно всматривается в яркие краски рассвета, что сгущаются с каждым вздохом. Элис встает рядом с ним, и на ее плечах нет пледа. Локи не медлит — его мантия, тяжелая, но очень теплая, падает на худые плечи. Элис бросает в ответ скромное и тихое «спасибо», и Локи впервые улыбается ей искренне, не ехидно, с явной любовью и искрами в глазах.

— Элис… — печально говорит он, поставив ее напротив себя. — Мне нужно идти.

Роджерс мотает головой, сжимая пальцами его воротник. Холодные руки касаются ее талии. Элис смотрит ему в глаза и в глубине души понимает, что, каким бы жалостливым ни был ее взгляд, он все равно уйдет. Рано или поздно, но… уйдет. До нее не сразу доходит, что он, как бы ни хотелось, не может быть рядом вечно.

— Прощай, Элис, — говорит Локи и на пару мгновений нежно, сладко льнет к ее губам. Она хотела бы запомнить и никогда не забывать каждую деталь: сухость его губ, холод ветра, из-за которого ее глаза слезятся, как горит ее тело, и как холодны его руки, и… как в одно мгновение он исчезает, и ее губы на вздохе мягко отпускают его, и Элис оказывается дома, одна, еще надолго одна, задумываясь лишь над одним вопросом, надеясь, что Локи ее услышит:

«Почему ты не встретил этот рассвет со мной?»