Вверх по волшебной косе (джен)

До сих пор «Ямуха» шла более-менее споро, вот только лететь все чаще отказывалась. Хорошо хоть, конструкцией предусматривались колёса. Правда, приходилось объезжать леса, а сквозь поля ехать по проложенной телегами колее, но скорости чиха вполне хватало, чтобы протаскивать запатентованное транспортное средство через колдобины и выбоины — не совсем без урона для подуставшей «Ямухи», но Мите с Котом как-то удавалось двигаться вперёд.

Однако на подъезде к деревне Простоквашино «Ямуха» заскрипела, дёрнулась три раза, фыркнула и напрочь отказалась ехать дальше: застряла в колдобине. Пришлось Мите брать Кота на руки, вешать рюкзак на плечи и идти дальше пешком.

Простоквашино вовсе не было старенькой заброшенной деревенькой в три дома, как представлял себе Митя. Оно разрослось, похорошело, вытянулась вширь и вглубь, застроилось хоромами и теремами из силикатного кирпича с мощными оградами вокруг с видеонаблюдением и сторожевыми собаками. Митя, попав на первую же улицу, растерялся и удивлённо закрутил головой, соображая, где он в таком великолепии отыщет дом Матроскина. Каким уж он был, этот дом? С будкой, огромной печью и большим телевизором? Митя огляделся. Дымок шёл почти из всех домов. Лай раздавался почти отовсюду. Телевизионные антенны щетинились чуть ли не с каждой крыши.

— Ну и как дом Матроскина искать будем? — спросил Митя, вытирая потный лоб рукой.

— А мозги включить? — ядовито спросил Кот, открыв один глаз. — А ещё студент. Будущий учитель. Бедное наше будущее.

— А? — Митя растерянно захлопал глазами. — При чём здесь будущее?

— Язык и до Киева доведёт, не то что до Матроскина, — назидательно произнёс Кот и закрыл глаза. — Ладно, примем за аксиому, что влюблённые глупеют.

— Это к-кто здесь влюблённый? — заикаясь, спросил Митя. Его уши заалели, словно спелые помидоры.

— Кто-кто... — пробурчал Кот. — Тот, кто по ночам не спит, а на звёзды таращится...

Митя в который раз подивился своей несообразительности и язвительности Кота, а потом, чтобы не терять времени даром на остроумные ответы, ещё раз огляделся. Улица была довольно пустой, лишь невдалеке шёл какой-то дядечка, звякая бутылками в авоське. Митя направился прямиком к нему.

— Извините, вы здешний? Нам бы Матроскина найти. Вы такого знаете? Он здесь проживает? — вырвались у него все вопросы разом.

Дядечка снял кепку, вытер лысину платочком и степенно объяснил:

— Господин Матроскин туточки проживают, а как же. Очень уважаемая личность. С председателем кооператива на «ты». А вы ему кем приходитесь?

— Дядюшка я его, — лениво протянул Кот, снова приоткрывая глаз, — по бабушкиной линии.

— Ну надо же, — уважительно посмотрел на них дядечка. — И впрямь: одно лицо. Вот господин Матроскин обрадуются-то. А то давненько к нему никто не наезжал.

Кот открыл второй глаз и пристально посмотрел на дядечку. Тот стушевался и закончил:

— Так вы, стало быть, идите прямо да прямо, а в конце дороги свернёте налево. Увидите большой двор с заборчиком таким красивым, с красным кирпичным домом и с постройками разными — там господин Матроскин и проживают.

И подняв кепку на прощание, дядечка удалился.

Дом Матроскина поражал богатством: этажей в нём было три, входная дверь из листового железа, забор под два метра, а на крыше — три спутниковые тарелки.

Митя и Кот переглянулись.

— Интересно, этот чего запросит... — пробурчал Кот.

Матроскин оказался котом важным, представительным. Морда у него лоснилась, усы блестели, шерсть отливала матовым блеском. Однако узнав, от кого пришли Митя и Кот, Матроскин сразу перестал важничать.

— Да вы проходите, проходите, садитесь вот сюда, на диванчик. Может, молочка свеженького с дорожки?

— А молоко какое? — строго поинтересовался Кот. — Из коктейльной речки которое? Сорта «банановое»?

— Тьфу ты, гадость какая, — возмутился Матроскин. — Неужели я буду такой отравой гостей дорогих поить? Своё молоко у меня! От Лапки, Пушинки, Белочки, Снежинки и Софьи Матвеевны — от коровок моих. Жирное — что ваша сметана.

И Матроскин принёс кувшин свежего молока и стаканы. Молоко и впрямь было жирным, прохладным — самое то с жары — и вкусным.

Кот, полакав молока из блюдечка, свернулся клубочком в углу лавки и задремал, а Митя завёл с Матроскиным степенный разговор — а кто сразу так, с порога, о делах говорит?

— Спасибо, Матроскин, вкусное у вас молоко. А коров у вас сколько? Пять?

— Почему пять? — обиделся Матроскин. — Я фермер давнишний, со стажем. Начинал с Мурки моей, а ейный телёнок — Гаврюша — как подрос, так превратился в быка: большой, красивый, рога — во! — в холку метра два, настоящий чемпион. Производитель-осеменитель, — Матроскин чуть не лопался от гордости. — Купили мы ему двух тёлочек, ну и с тех пор стадо моё разрослось: двадцать коровок и пятнадцать телят!

Митя уважительно присвистнул.

Матроскин подбоченился.

— Молоко добываю не абы как, а тридевятовским доильным аппаратом «Му-му» — на турбо-двигателе. Поля у меня есть — и рожь, и пшеница, и овёс. Комбайн новенький недавно из ближнего заморского царства выписал. Ну и тракторов у меня три. Молоко продаю местному молокозаводу, они выпускают молочную продукцию «Деревенские Зорьки» — и молоко, и кефир, и ряженку, и масло. А зерно хлебозавод забирает.

— А Шарик вам, наверное, помогает? — задал вопрос Митя, вспомнив из книжки про лохматого беспородного пса-приятеля Матроскина.

Матроскин даже зафырчал от возмущения.

— Шарик-то? Этот... хринписевец недоделанный?

— Кто? — удивился Митя, услышав незнакомое слово.

— Да Шарик наш. Мало ему было фоторужья. Не-ет. Надо, говорит, зверушек ещё больше защищать... Защитничек... Вот и вступил в этот Хринпись.

— А-а-а, Гринпис, наверное, — догадался Митя.

— Гринпис, Хринпись — какая разница. Как вступил туда — так и пропал. Стал таскать из дому то молоко, то сметану, то сосиски. Вместо того, чтобы сено коровкам заготавливать или урожай собирать. Говорит, кто же ещё о бедных зверушках подумает? А о нас кто подумает, говорю ему я? Ты о нас подумал? Не для того я моих коровок растил, «Му-му» им купил, отборным сеном кормлю, чтобы ты ихним молоком всяких бездомных зверушек кормил. А он обиделся. Жадный ты, говорит, Матроскин, и капиталист. А я разве капиталист? Я просто хозяйственный. Если бы я хозяйственным не был, где бы он сейчас был, Шарик наш? По помойкам и бегал бы, объедки собирал. Мы его с дядей Фёдором отмыли, так сказать, почистили, а он в Хринпись моё молоко таскает!

Матроскин уже пыхтел, как паровоз. Митя быстренько перевёл разговор на другое.

— А дядя Фёдор где?

— Где-где, — буркнул Матроскин. — В Караганде!

— Где?! — Митя даже молоком поперхнулся.

Матроскин душераздирающе вздохнул.

— Женился наш дядя Фёдор. А жена у него из Караганды, ей там дедушка ейный покойный квартирку отписал хорошую. Вот они туда и уехали. Дядя Фёдор же у нас хозяйственный мальчик... был... весь в меня... Закончил кулинарный техникум. И супруга его тоже. Открыли свою фирму — торты пекут на юбилеи, свадьбы и дни рождения. ООО «Пальчики оближешь». Дитёнка недавно завели. Беленький такой. И название у него такое кошачье, — Матроскин задумался: — Мурзик? Барсик? Или Кузя?

— Василий его название, — в комнату вошёл Шарик. — Здрассьте! А имя это не только кошачье. Людей, между прочим, тоже так называют, — назидательно сказал Шарик Матроскину.

— Ой-ой, — скривился Матроскин. — Умный какой нашёлся. Даже слушать противно!

— А ты не слушай! — не остался в долгу Шарик. — Ты вот тут хорошим людям лапшу на уши вешаешь, какой ты весь деловой да хозяйственный, а кроме молока ничего даже на стол не поставил. А если гости с голоду умирают? Жадный ты стал, Матроскин, об этом даже дядя Печкин всегда говорит.

— Печкин? — заинтересовался Митя. — А он всё еще на почте работает?

— Нигде он больше не работает, — Шарик принёс заморские мятные пряники и диковинное печенье и поставил на стол. — На пенсии он. Жизни радуется.

— А вот и работает. На пенсии скучно оказалось. Курьерскую службу открыл, — нехотя ответил Матроскин, обиженный на Шарика. — И галчонка к себе сманил. Разве так хорошие люди поступают? Вот скажите? — Матроскин повернулся к Мите.

Митя открыл было рот, но Шарик тут же вмешался:

— И правильно, что сманил. У тебя Хватайка ничего, кроме ктотама, не видел. Совсем ты его этим своим ктотамом измучил. А у дяди Печкина он людям сообщения передаёт. По быстрой скоростной связи. Галчонку там всяко лучше. Ты тут всё с коровами да с телятами. А Хватайка скучает. Ему даже поговорить не с кем. А ему нужны галчоночьи условия проживания.

— Слов-то каких нахватался в своем Хринписе, — снова скривился Матроскин.

Митя, предчувствуя, что цапанье Матроскина и Шарика войдёт в новую фазу, быстренько перевёл разговор на нужную тему.

— Скажите, Матроскин, а вы, случайно, не знаете, почему у нас в магазинах муки нет?

— Да, скажи им, скажи! — сказал Шарик. — Открой глаза на твою сущность.

— И скажу! — не остался в долгу Матроскин. — Зерно я пока не продаю, придерживаю. Жду хорошей цены, когда она вверх поползёт. А пока она такая, что честному предпринимателю совершенно не с лапы его продавать — это ж грабёж средь бела дня получается. Откуда я знаю: а вдруг опять кризис какой финансовый? Или котоклизьма какая? Я кот жизнью учёный. Вот доползёт цена, куда надо, я и продам.

— Ждёт он, когда цены доползут. А о людях кто думать будет, — в сердцах воскликнул Шарик, — о бабушках, которым пирожки внукам не из чего печь?

— О бабушках он думает! А обо мне кто подумает? — вскипел Матроскин. — Александр Сергеевич Пушкин?

— У Лукоморья дуб зелёный... — во сне пробормотал Кот.

— Вот он наверняка хороший человек был, этот Александр Сергеевич Пушкин, бабушкам муку наверняка не зажиливал, не то что ты. Тьфу на тебя! — выругался Шарик и выскочил из комнаты.

— Видите? Видите, какой он стал психованный? Ему точно надо в больницу для этих... которые того...

— Да вы не сердитесь на него, Матроскин, — примирительно сказал Митя. — Шарик хороший. Он просто... идеалист.

— Дурак он, — буркнул Матроскин.

— А вот скажите нам лучше, Матроскин, где бы нам немного муки раздобыть? — в третий раз попытался перевести разговор Митя, незаметно бросая взгляд на часы. Ох и долго же они тут просидели!

— А зачем вам мука? — заинтересовался Матроскин.

Митя объяснил.

Матроскин посопел, поёрзал. Видно было, что деловая хватка борется в нём с чувством гостеприимства и ничто не может одержать верх.

— Вот что, — сказал наконец измученный выбором Матроскин. — Муку я вам дам. Но не за просто так.

— Точно жадина, — сквозь сон пробормотал Кот.

— Я не жадный, — обиделся Матроскин, — просто если всем всё давать просто так, я без усов останусь. А я кот немолодой, надо и о старости подумать. А то вот работаю тут за десятерых. За всеми глаз да глаз нужен. Порой придёшь вечером домой, ляжешь на диван, включишь любимую передачу «Фермер ищет жену», а бока ломит и лапы отваливаются. Врача бы мне специального, кошачьего, чтобы недуг мой вылечил. Вот приведёте — мешок муки получите. Самой отборной — наивысший сорт. Для себя берёг.

Митя одним глотком допил молоко, вытер рукавом усы и только хотел было спросить Кота, где же им кошачьего доктора раздобыть, как Кот приподнял голову над лапами и лениво произнёс:

— За доктором дело не станет. Есть у нас один на примете. Вот только наш транспорт в ухабе застрял, за деревней. Ни туда и ни сюда.

— А вы на чём приехали? — с любопытством спросил Матроскин.

— На «Ямухе», — ответил Митя.

— Тьфу, — пренебрежительно сплюнул Матроскин. — Разве ж это транспорт? На таком по столичным дорогам разъезжать только. У нас ведь в деревне национальное транспортное средство какое?

— Какое? — заинтересовался Митя. — Джип?

— Трактор! — назидательно произнес Матроскин. — Эх, молодёжь, всему-то вас учить надо. Шарик! Ша-арик!

— Чего тебе? — заглянул из коридора Шарик. — Всех птиц перепугал своим криком.

— Птиц я ему распугал! — привычно буркнул Матроскин. — Гостей надо из ямы вытащить, а у меня спину прострельнуло.

Шарик быстро и без проблем вытащил «Ямуху» своим трактором ТР-ТР МИТЯ из ухаба.

— До чего техника дошла! — сказал он, отцепляя трос. — Митя Митю вытащил.

Митя с Котом попрощались с успешным, хозяйственным и ни чуточки не жадным фермером-предпринимателем и его добрым, но немного ворчливым приятелем-механиком-защитником зверей и птиц и поехали дальше, к доброму доктору Айболиту.