Олений дракон (джен)

— Лорд Станнис, ваш брат разбудил дракона, — холодно известил их всех принц Рейгар.

Мокрые патлы его висели грустными соплями. Маскарадные шмотки он снял, но не надел ничего взамен и сверкал бледной грудью в запахе порядком испачканной дорогой рубахи перламутрового мирийского шёлка.

У Деймона в нормальной жизни была похожая, и цену ей он примерно представлял. Хорошо живёт кронпринц, если не боится такое пачкать...

— Кузен, это звучит, как фраза из дурного лиснийского романа, — скривился Эйгор. — «Миледи, вы разбудили моего дракона!», «Милорд, мои озёра уже трепещут!».

— Ваши дурные шутки не искупят греха вашего брата, лорд Станнис. Знаете, что он сказал?

Ну да, после тирады о пище Ренли решил осведомиться у принца напрямую, зачем тайному месту хвост. Что поделать, если слово «звезда» он, милостью братишки, знал хуже, чем созвучное, но бранное? Ребёнок же, чего с него возьмёшь. Уж на что покойный король был тварь последняя, но сколько бы братишки ни жгли глаголом, хуже порки им ничего не доставалось.

— Не знаю, и не вижу причин, зачем мне это знать. Он уже наказан, сьер Геймон позаботился.

Самое сложное было объяснить, что наказание — не за вопросы сами по себе, а за то, что вмешался во взрослый разговор без разрешения. Вопросы нужны, необходимы, дети должны их задавать — и Деймон ему даже не забыл объяснить, что тайному месту хвост, то есть борода, положен от природы, чтобы укрыть от посторонних глаз. Но вопросам есть своё время, и это время — совсем не когда взрослый исполняет свои творения... какими бы невыносимо-слащаво-туманно-бездарными они бы ни были.

— Речь не о наказании! Речь об оскорблении, нанесённом величию семьи Таргариен в моём лице! Если вы не способны воспитать своё отродье, кузен...

— Это мой брат, вообще-то.

— Брат, сын — какое мне дело, если он позволяет себе оскорблять наследного принца? Лорд Станнис, я буду вынужден...

Деймон покачал головой и отошёл от удобной щели. Маленький лорд Ренли наплакался в подушку и заснул, обняв лилового оленя — из Тироша, такие игрушки упоротых цветов там делали и сотню лет назад. У Эйгора вот был зелёный заяц, у Бриндена...

У лорда же Бриндена Риверса был потаённый приказ от самого короля Дейрона Доброго: не допустить победы Чёрного Дракона любою ценой. И во исполнение того приказа...

Да, поэтому он оставил библиотеку и пошёл подслушивать скандал в благородном семействе — так-то ему там присутствовать не следовало, даже наоборот. Беседа была семейная: принц, сьер Харберт и бедолага Эйгор, которому нельзя и выбраниться всласть, потому что Харберта хватит удар, а у принца хвост отрастёт и тут же отвалится.

...семь зачарованных стрел, принёсших победу делу законного государя, он поместил на свой личный герб...

Книжка — толстая, в деревянном переплёте, красивая «История мятежников» — полетела в стенку. Который уже раз, третий? Пятый? Деймон встал и пошёл подбирать, потому что гнев гневом, ярость яростью — а дочитать-то надо было.

Но чтобы такую клевету, такую откровенную дурную дрянь — и на кого, на Бриндена! Мальчишку, который, конечно, стрелял отменно, и мог, наверное, прибить кого-нибудь в сердцах — но добротою уступал одной сестре, а Гвенис была из ангелов.

Простить историку бред о самом себе, об Эйгоре и Ханне он мог: тот пел явно с голоса Лори, все обвинения один в один. Ну, кроме того, что Деймон пытался свести жену в могилу родами, а Ханна травила Джену и вызывала у неё выкидыши — это было ново и довольно оригинально.

Но Бринден?

Который остался верен полубрату, даже когда его сестра сидела заложницей у тётки Барбы?

Его-то за что?!

Он снова встал из-за стола, взял свечку, торопливо поднялся по ступеням к светлице Эйгора. Принц всё ещё изволил рвать и метать, сьер Харберт ползал на пузе, словно он не от крови Дюррана, а от крови какого-нибудь Фрея... надо было прекращать позорище, и он даже знал, как именно. Всего-то надо — немного вон того красного порошка взять у добрейшего Крессена, подсыпать в вино Грифону, Мутону и Норриджу... и можно бежать за принцем.

— Ваша Милость! Ваше Величество! — дверь он распахнул с самым перепуганным и полным ужаса видом. — Там ваша свита, они... они такое творят! И за кинжалы взялись! И всё по вашему, как будто, приказу!

Он, конечно, пока не видел, что именно они творят — но, помнится, из дорнийцев Родри от этого вот порошочка половина пошла сношать всю мебель подряд, а остальные решили друг друга зарезать. Едва ли эти павлины расфуфыренные будут покрепче ко всему привычному дорнийских распутников.

* * *

Нет, это был не Лори. Совсем не Лори.

Лори, в конце концов, шлея под хвост попадала только тогда, когда речь шла о его дружках-извращенцах или о Деймоне, в остальном с ним вполне можно было иметь дело. И у Лори были Мейкар, сам Эйгор и в особо серьёзных случаях — отец для того, чтобы спускать его с высот драконьего величия на грешную землю. И Лори не был оторван от реальности и народа — так, например, когда новый сотник золотых плащей во время обхода не признал в дорнийском горлопане кронпринца и на сутки упрятал его в каталажку, Лори не орал и не возмущался; честно отсидел положенное, а по возвращении домой со смехом рассказывал, как надул межевика с Марок в кости и как заучивал наизусть непристойные частушки от какого-то перебравшего бондаря.

У принца Рейгара шлею — или что другое — из-под хвоста не вынимали примерно никогда, опускать его на землю было явно некому, а представления о народе были... крайне своеобразными.

— Лорд Станнис, вы меня слушаете? — ввинтился в уши раздражённый голос принца.

Как знакомо. «Эйгор, ты меня слушаешь?», «Эйгор, что я сейчас сказал?», «Эйгор, ты же всё-таки принц, веди себя подобающе»... Ну почему его не могло закинуть в какого-нибудь межевика?

— Да, Ваше Высочество. Со всем почтением.

Рейгар ещё раз страдальчески вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Лорд Станнис, я вижу, что вы не в состоянии привить вашему брату должные манеры и почтение к величию королевской семьи. Как ваш принц и старший родич...

Эйгор насторожился. Принц впервые за всё время, кхм, визита, сам вспомнил, что они родственники. Плохой знак.

— ...я вынужден настаивать, чтобы вы передали лорда Ренли на воспитание в подобающую семью, а сами явились ко двору.

Что?

Этот петух не только в народе, но и в людях вообще не разбирается? Ради сисек Девы, даже папаша Эйгора подождал, пока ему исполнится пять, прежде чем забрать у матери!

— Ренли четыре года, ни одна семья не примет такого маленького воспитанника. И что мне делать при дворе?

— Семью я подыщу, — милостиво кивнул Рейгар. — Что до вас, то, очевидно, вы не можете дать брату подобающего воспитания, поскольку сами им не обладаете. Побудете при дворе, обтешетесь... вам это пойдёт только на пользу.

Судя по тому, как побелел дед Харберт, польза была сомнительной.

— А кто будет управлять Пределом и... всем остальным?

— Вашему брату Роберту давно пора вернуться из Долины домой. Но если он не пожелает, то ваш дед, сьер Харберт, отлично справится с замком, а Штормовые земли можно передать наместнику.

Судя по тому, что трепали по тавернам, наместника он уже выбрал.

На деда Харберта было больно смотреть, и Эйгор решил в кои-то веки последовать совету Лори, когда их или их с Дейроном ссоры заходили слишком далеко. А именно — «заткнись и не доводи до греха».

— Это лишнее, Ваше Высочество, — нехотя выдавил он. — Я... приму меры.

Рейгар снова милостиво кивнул и только собирался сморозить что-то ещё, как в горницу ворвался взмыленный Деймон с воплями, что рыжий петушатник-де творит непотребства.

Петушатник и впрямь творил непотребства, и ещё какие. Но теперь за Штормовые земли Эйгор был спокоен: вряд ли простые люди станут подчиняться наместнику, который на их глазах пытался совокупить кресло, горланя о своей любви к серебряному принцу, в то время как двое его приятелей в чём мать родила пытались его зарезать — из ревности, очевидно. Коннингтона было не жаль, а вот кресло — очень даже, его теперь оставалось только выбросить.

В любом случае, принцу резко стало не до Эйгора и чтения нотаций, так что лучшего момента для того, чтобы съе... сбежать в библиотеку сложно было представить.

— Ну что, нашёл что-нибудь?

Идиот посмотрел на него как-то странно — вроде бы и с сочувствием, и вроде бы неуверенно, словно собирался сообщить какую-то очень хреновую новость и очень не хотел этого делать.

— Нашёл.

— И что там? Кто это сделал?

Деймон снова замялся, будто девица перед первой брачной ночью.

— Уверен, что хочешь это знать?

— Да говори, не тяни! — взорвался Эйгор. — Я, что ли?!

— Нет, не ты, — сдался наконец Деймон. — Вон там, на столе, книга.

Эйгор недоверчиво хмыкнул, подхватил тяжёлый том в дорогом переплёте — «История мятежников», он видел её раньше, но не подозревал, что это о нём — и открыл на месте, отмеченном Деймоном.

Прочитал.

Моргнул.

Протёр глаза фигой, как учила в детстве мать — от наваждения и дурного глаза.

Нихера, написанное не пропало и не изменилось.

— Это что за сраный бред?

Иначе это и назвать было нельзя, разве что клеветой. Бринден-де застрелил сыновей Деймона по приказу Дейрона. Бринден, который и охотиться-то не любил, даром что в свои годы стрелком был отменным, а в мятеж Айронвудов предпочитал быть медиком, а не снайпером. По приказу Дейрона, который их всех вырастил, не особо разбирая, где свой, а где чужой.

У кого только рука повернулась такое нацарапать?

Закатив глаза, Эйгор перелистнул несколько страниц назад и чуть не выронил книгу.

— Ты пытался свести Ханну родами в могилу, чтобы получить Дени? Ханна травила Джену, чтобы у Джены были выкидыши?! — от возмущения он аж дал петуха. — Да кто, мать его, и под какой шмалью это писал?!

Книга полетела в стену — судя по свежим царапинам на обложке, не в первый раз.

— Эйгор, — Деймон осторожно взял его за плечо. — Эйгор, мы должны выяснить, что стало с...

— Да какая нахер разница? — слёзы, злые, почти детские сёезы застилали глаза, и Эйгор раздражённо смахнул их рукавом. Он бы ещё мог читать клевету на себя — а доставалось ему там изрядно, — но клевету на младшего брата... на возлюбленную... на человека, который заменил ему отца?.. — Просрали восстание и поубивали друг друга, будто эти грёбаные хронисты напишут что-то другое! А я наверняка пережил их всех и сдох в старости и одиночестве в каких-нибудь эссосских ебенях!

У Деймона сделался такой вид, что Эйгор понял — про себя он попал в точку.

— Читай это дальше, если хочешь, — он сердито рванулся из хватки брата. — А я забыл и вспоминать не желаю. И вообще, хватит с меня всей этой королевской хуйни на сегодня!

Двери в Штормовом Пределе, во всяком случае, делали не хуже, чем в Красном Замке.

Даже пыль не посыпалась, когда он от души грохнул дверью библиотеки за собой.

Эйгору снился сон.

На этот раз это точно был сон, потому что ни в Пределе, ни где-то ещё не могло быть такого странного места — вроде пещеры или подземелья, с тонкими чардревными корнями по стенам. В центре пещеры на огромном чардревном пне сидел Бринден — такой, каким Эйгор его помнил: тощий и нескладный, локти, коленки и глазища красные. Но не успел Эйгор спросить, что происходит, как Бринден поднял голову и, с ужасом глядя на Эйгора, прошептал:

— Он убил их.

Эйгор оторопел. Медленно, очень осторожно, он подошёл к брату и опустился на одно колено.

— Кого? — спросил так мягко, как мог. — Кого убил, Брин? Кто?

— Их всех, — Бриндена затрясло. — Эми и Эни, Деймона, Дейрона, Валарра и Матариса... и Гвенис, о боги, Хози⁽¹⁾, он убил Гвенис, — Бринден зажал рот рукой. — Он сказал ей, что это просто травяной чай, но это была отрава, я сам видел, как он брал воду из заражённого источника...

— Кто? — повторил Эйгор, холодея. — Брин, о ком ты говоришь?

Бринден не ответил. Его тень начала расти в размерах, постепенно превращаясь в гигантскую фигуру в чёрной короне с тремя пустыми гнёздами; тень улыбнулась — Старица и её фонарь, Эйгор и не знал, что тени могут улыбаться — а затем единым слитным движением втянулась в Бриндена. Тот вздрогнул всем телом, изо рта и глаз у него хлынула кровь, тело стремительно покрывалось белёсыми перьями; миг, два — и перед Эйгором вместо младшего брата сидела гигантская ворона, с оперения которой капала кровь; два её глаза были непроглядно-чёрными, а третий — алый, как рубин — жутким пламенем горел во лбу.

— Чтоб тебя, — прошептал Эйгор, облизав пересохшие губы. — Что ты за тварь?

Ворона распахнула клюв и закаркала — насмешливо и презрительно. Эйгор невольно схватился за звезду⁽²⁾ на груди и принялся судорожно вспоминать гимн Старице, тот, что про долину смертной тени... как вдруг проснулся.

Он всё так же был в своих покоях в Штормовом Пределе; на столе едва тлела свеча, в окна заливал дождь, а подле кровати сидела Гвенис — тоже такая, как Эйгор её помнил, разве что полупрозрачная.

— Идём, — тихо сказала сестрёнка.

— Куда? — только и смог спросить Эйгор.

Гвенис не ответила — только кивнула в сторону окна. Окно выходило как раз на богорощу; присмотревшись, Эйгор сумел сквозь темноту и пелену дождя разглядеть на мокрой траве под чардревом знакомую тощую фигуру.

— Твою мать, — выдавил он и в чём был, даже без свечи, бросился наружу.

1) По авторскому фанону, у Таргариенов было два имени — одно валирийское, второе — данное при миропомазании в септе в соответствии со святцами. «Помазанное имя» Эйгора — Хостер.

Вернуться к тексту

2) Семерянам при миропомазании в септе вешают маленькую семиконечную звезду на шнурке.

Вернуться к тексту