Осколки чужого прошлого (гет)

Попытки объяснения магии напомнили мне фильм "Матрица" и фразу "ложки нет", но я могу представить магию лишь в таком виде. В школе все мы проходили физику и знаем, что есть определенные физические законы, и уж человек точно никак не может летать на метле (разве что, в метлу будет встроен ядерный ракетный двигатель или еще какая-нибудь ерунда). И если мифы и легенды описывают богов, которым могут быть присущи любые качества и способности, то Роулинг в своих книгах описала людей. В целом, вполне обычных. Вот автор и пытается понять, как вполне обычные люди способны нарушать все законы этого мира. И да, глава, по-прежнему, отчаянно небечена, как и все последующие.

* * *

— Вот он, смотри!

— Где?

— Рядом с высоким рыжим мальчиком.

— Это который в очках?

— Ты видел его лицо?

— Ты видел его шрам?

Этот шепот Гарри слышал со всех сторон, начиная с того утра, как проснулся в круглой спальне первокурсников-гриффиндорцев. У кабинетов, в которых проходили занятия Гарри, "случайно" собирались толпы студентов, желающих взглянуть на него. Некоторые школьники по несколько раз специально проходили мимо черноволосого неприметного мальчика в круглых очках. А сам мальчик разрывался между желанием сбежать оттуда, и выкрикнуть что-нибудь экстравагантное — дабы отвадить желающих на него поглазеть.

Матроскин посоветовал заговорить с ними на змеином языке, но когда Гарри уже собирался это сделать, кот зашипел, выгнул спину и закричал, что мальчик идиот, раз не может отличить шутку, от настоящего совета. Правда, потом извинился. Сказал, что просто могло произойти что-нибудь непоправимое.

Нужно отметить, что Матроскин старался не привлекать к себе лишнее внимание. На некоторых уроках он присутствовал и сидел с гордо вздернутой мордой за столом. На других же, например, Астрономии и Травологии, он не появлялся, предпочитая оставаться в спальне или побродить по замку.

Гриффиндорцы буквально боролись во время завтраков, обедов и ужинов за место рядом с Гарри Поттером. Но справа всегда сидел Рон Уизли. Рыжий мальчишка не нравился Гарри. Он жаловался на свою семью, учителей, справедливо снимающих с него баллы, называл нехорошими словами. Слизеринцев ненавидел априори и рассказывал страшные истории о злом и ужасном профессоре Зельеварения. Еще Рон очень гордился тем, что всегда и везде ходил, сидел, читал (или делал вид, что читает) рядом с Гарри Поттером.

Сам Гарри Поттер хотел избавиться от общества надоедливого одноклассника, но Матроскин посоветовал не делать этого. Сказал, что Рон Уизли может быть настоящим другом, и настоящий друг — не тот, с кем весело и интересно, а тот, кто не предаст. Когда Гарри спросил, почему он считает, что Рон может быть настоящим другом, кот сказал, что понятия не имеет, друг он или нет, но отношения лучше ни с кем лишний раз не портить. А понять о том, кто друг можно только спустя годы, если не десятилетия.

Еще Гарри никак не мог запомнить расположение кабинетов, нужные повороты и проходы. Если с ним шел Матроскин — проблем не возникало, но вот Рон Уизли в этом деле точно был не помощником. Гарри вообще казалось, что в Хогвартсе все меняется, и сегодня все иначе, чем было вчера. Матроскин подтвердил, что это действительно так. А все из-за чар ненаходимости. Получается, что Хогвартса не существует, а лишь существенное — подчиняется законам этого мира. Сложнейшая магия десятой ступени, даже на границе десятой и одиннадцатой... Основатели были великими волшебниками!

Еще мальчика ужасно раздражал школьный полтергейст Пивз, который выдергивал из под ног ковры или ронял студентам на головы корзины с бумагой. Казалось, хуже Пивза никого и быть не может, но Гарри ошибался...

Школьный завхоз Филч оказался куда более неприятной личностью. В первое же утро Гарри и Рон обратили на себя его внимание. Филч застал их в тот момент, когда они пытались открыть одну из дверей. К несчастью, выяснилось, что именно эта дверь вела в запретный коридор на третьем этаже, о котором говорил Дамблдор на праздничном ужине. Завхоз и слушать не хотел, что первокурсники пытались найти кабинет Истории магии!

У Филча была кошка — тощее пыльно-серое создание по кличке миссис Норрис, которую сразу невзлюбил Матроскин. Она в одиночку патрулировала коридоры, но стоило ей заметить нарушение, как ее хозяин появлялся через пару секунд. Гарри казалось странным, что к облезлой крысе Коросте Матроскин отнесся нормально, а миссис Норрис — невзлюбил.

Найти нужный кабинет было сложно, но многие занятия оказывались еще сложнее. Волшебство не сводилось к помахиванию волшебной палочкой и произнесению набора странных слов на древнем языке.

Каждую среду в полночь проходили уроки Астрономии, на которых задавали огромнейшие домашние задания, суть которых заключалась в заучивании названий и движений звезд и планет. Матроскин сказал, что это бессмысленная трата времени, астрономия, как наука, мало кому пригодится.

Три раза в неделю проходили уроки Травологии, которые вела низкорослая волшебница, декан факультета Хаффлпафф — профессор Спраут. Гарри нужно было запомнить множество зубодробительных названий волшебных трав и грибов, способы их применения и правила выращивания.

Самыми утомительными занятиями были История магии и Защита от темных искусств. Первый предмет вел призрак, который эффектно появился прямо из стены, когда прозвенел звонок. Но сам урок, в отличие от появления профессора Биннса, эффектным нельзя было назвать даже с натяжкой. Призрак монотонно бубнил что-то себе под нос, и Матроскин посоветовал проводить этот урок в библиотеке, читая учебник по Истории магии.

Заика профессор Квиррелл сумел превратить урок Защиты от темных искусств в юмористическое шоу. Весь кабинет был обвешан чесноком, которым профессор надеялся отпугнуть вампиров. Странный тюрбан на голове Квиррелла тоже не прибавлял занятиям серьезности. Близнецы Уизли поговаривали, будто в нем тоже чеснок, Гарри предположил, что, судя по запаху, там может лежать заначка из тыквенной каши и тухлых яиц — на черный день. Но Матроскин с подозрением отнесся к Квирреллу. У кота начинала болеть голова в его присутствии.

Профессор Флитвик — крошечный преподаватель Заклинаний и декан факультета Рейвенкло, Гарри понравился. Даже несмотря на то, что тот смешно стоял на стопке книг, а когда зачитывал список студентов, на фамилии Поттер, свалился с этой стопки. Он умел простыми словами объяснять сложные вещи, а не зачитывал куски из учебника, которые Гарри и сам мог прочитать.

На уроке Трансфигурации Матроскин решил, что Гарри необходимо сесть за первую или вторую парту, и все внимательно слушать. Трансфигурация — сложнейший предмет, который объясняет всю теорию тринадцати ступеней просвещения. Основа магии — трансфигурация. Преобразование чего-то несущественного в сущее. Любое заклинание — трансфигурация магии пространства. Маг тринадцатой ступени, теоретически, может создать все из ничего, или превратить все в ничто. Высшая, нет, высочайшая трансфигурация. Взять, к примеру, ту же Аваду Кедавру. Это самое устойчивое заклинание, поэтому не каждый маг сможет его использовать. Маг пятой ступени — не может. Это трансфигурация магии пространства в проклятие, которое должно кого-либо уничтожить. Любой щит — тоже трансфигурация, но он — менее устойчив, чем Непростительные. Всегда. Лишь маг тринадцатой ступени способен нейтрализовать их действие, так как способен, в целом, на любую трансфигурацию.

До сих пор нет единого мнения о том, духовна ли сила мага, или это физическая величина, поддающаяся конкретному измерению. Известно лишь то, что магом нужно родиться. А дальше, сила волшебника может варьироваться. Но лишь в пределах двух ступеней, не более.

Матроскин полагал, что эта сила — духовная. Нужно чувствовать то, что все в нашем мире — едино или несущественно. Не знать, а именно чувствовать. И чем глубже, лучше маг это чувствует, тем меньше ему нужно знать заклинаний, и тем выше его ступень. В пример кот приводил себя. Он, будучи всего лишь животным, был магом (или волшебным котом, не суть) пятой ступени просвещения. Но знал в чем суть этих ступеней. Его знаний должно было хватить минимум на восьмую ступень, но знания — лишь часть. Важнее глубина чувств. Когда волшебник чувствует, что камень и воздух — это одно и то же. Не представляет, а просто чувствует, осознает, понимает.

В целом, подобные изыскания свойственны и маглам. Они уже разобрались, что все состоит из атомов, что при соединении одних и тех же элементов в разном порядке и количестве, получаются разные вещества. Та же трансфигурация. За это Матроскин и не любил маглов. Они знают (частично), но не чувствуют. При этом, в отличие от сквибов, которые тоже не особо чувствуют суть мироздания, пытаются все же действовать. Выходит у них, обычно, что-то паршивое. Хотя, магловская пуля, выпущенная из автомата, неплохо заменяет Аваду Кедавру. Даже по устойчивости они близки. Но Смертельное проклятие, все же, устойчивее. Если пуля попадет в ногу — человек будет ранен, но не умрет, место попадания Авады — не важно.

Это все Гарри знал от Матроскина. Но вот почувствовать, что камень и воздух — это одно и то же, не получалось. Камень можно потрогать, им можно ударить, он, в любом случае, существенен, материален. Матроскин доказывал обратное, говоря, что даже камень и мысль человека — одно и то же, поэтому и существует легилименция. Это тоже трансфигурация магии пространства во что-то, в данном случае, в мысли. Причем, в конкретные.

"Тогда кто я? Если даже мои мысли — общее достояние магии?" — спрашивал кота Гарри.

"Ты сам — общее достояние магии. Мыслишь сейчас в правильном русле. Ты — ничто и все, как и камень, и воздух, и мысли. Есть даже такой раздел — трансфигурация человека, проходят его на шестом и седьмом курсе. Если ты поддаешься трансфигурации, значит ты такой же, как и все остальное".

"Но я не ощущаю себя таким же, как камень!" — возражал Гарри.

"И зря. Если хочешь быть хорошим волшебником — должен! Тринадцатая ступень — полное слияние с сутью этого мира. Когда ты — человек, воздух, мысль, время, пространство. Таких волшебников никогда не существовало как раз потому, что все мы ощущаем себя людьми. Материальными объектами материального мира. Но это ложь. Ты — ничто и все сразу, грань сущего и абсолютной пустоты, заслонка между физическими законами этого мира, известными и маглам, и пространством, где не действует ни один из известных законов, где ты — автор этих законов, где время может идти в другом направлении, люди могут ходить по потолку, рождаться стариками и умирать в пеленках".

Профессор МакГонагалл не читала подобных лекций, не стала рассказывать о ступенях просвещения, заставлять детей пытаться почувствовать себя камнем или воздухом. Но она произнесла довольно длинную речь, заставившую студентов усомниться в своих способностях к магии. Строгая женщина в качестве демонстрации превратила свой стол в свинью, и обратно. Теперь Гарри смотрел на стол, и внушал себе, что стол и свинья — это одно и то же.

Профессор МакГонагалл дала всем по спичке и сказала, что они должны превратить эти спички в иголки. Для этого нужно было произнести заклинание, но Матроскин, притворившийся спящим на первой парте, сказал, что это лишнее.

"Пробуй без заклинания".

"Как?"

"Я не согласен с системой обучения в Хогвартсе. Здесь невербальные заклинания начинают проходить лишь на шестом курсе, а магию без заклинаний — не проходят вообще. Но она существует! И твоя отросшая челка, синие волосы учительницы, исчезнувшее стекло в зоопарке — тому доказательства".

"У меня не получится!" — Гарри внимательно разглядывал спичку, пытаясь представить ее иголкой.

"А у Волдеморта — получалось. И помни, что он еще не мертв. Как раз по той же причине, что у него получалось", — подначил Матроскин.

Гарри закрыл глаза, представил серебристую иголку. Открыл глаза. Перед ним — обычная спичка. Взмахнул палочкой. Все равно спичка. Снова закрыл глаза, представил, как спичка становится иголкой. Открыл глаза, направил палочку на спичку, и та стала иголкой, какую он только что представил. Большой такой — ее было проще представлять.

"У меня получилось, Матроскин!"

"Поздравляю! — отчего-то ехидно отозвался кот, открыв один глаз, чтобы оценить работу, — Только ты перед каждой трансфигурацией будешь устраивать сеанс медитации? Я представил картину, в тебя кидают заклинание, щитом от которого служит материальный объект — то есть трансфигурация магии во что-то твердое, пусть и в невидимое. А ты закрываешь глаза, говоришь противнику: "Сейчас, подождите, я сосредоточусь".

"Я потом научусь!" — после удачной попытки Гарри начал верить в свои силы.

"Надеюсь. Хотя, когда я был маленький, мне тоже так проще было, если я закрывал глаза и представлял".

К концу урока перед Гарри, к немалому удивлению профессора МакГонагалл, лежала иголка. Самая обычная, уже не большая, иголка. Матроскин посоветовал еще раз трансфигурировать ее до нормальных размеров, так как из меньшего сделать большее с помощью того заклинания, которое советовали использовать первокурсникам, было невозможно.

"И почему я не могу сказать, что использовал не заклинание, а просто представил иголку?"

"Дамблдор отправил тебя к маглам. Я тогда был в шоке, до сих пор не могу понять причин его поступка. Я тебе с пяти лет потихоньку начинал объяснять что-то, ведь магия — штука сложная, и семи лет обучения в Хогвартсе недостаточно. Но, согласись, будет выглядеть несколько странно, если ты, воспитанный Дурслями, будешь знать приемы трансфигурации, которые в школе не проходят? Вот Грейнджер старается что-то узнать, но и она еще не поняла многого. И не поймет. Перед ней лежит серебристая заостренная, но все-таки спичка".

Профессор МакГонагалл продемонстрировала всему классу иголку Гарри. Гермиона нахмурилась — на Травологии и Астрономии она показала лучший результат, и надеялась, что так будет всегда. Она ведь все делала правильно!

Гарри заработал для Гриффиндора десять баллов, и лично для себя — улыбку строгой преподавательницы.

После урока Трансфигурации Гарри заглянул в библиотеку и попросил у мадам Пинс любую книгу, где говорилось бы об анатомии свиней. Брови библиотекарши поползли вверх — это был первый в истории Хогвартса студент, интересующийся чем-то подобным. Но какая-то литература на эту тему все же нашлась.

Гарри сел за единственный свободный столик — большинство школьников стремились написать домашние задания в перерывах между уроками, чтобы вечером побездельничать или поиграть с друзьями в плюй-камни. Мальчик открыл книгу и начал читать, что организм любого животного состоит из клеток и определенные группы клеток образуют скопления, способные выполнять те или иные функции. Гарри впервые был рад тому, что Матроскина нет рядом, иначе он засмеял бы его, застав за чтением подобной литературы.

— Можно я сяду рядом, все места заняты, — спросила Гермиона.

— Садись, — Гарри мельком взглянул на девочку, и снова уткнулся в книгу.

— Ты читаешь про анатомию животных? — удивилась первокурсница, прочитав название книги, за которой скрылся ее одноклассник.

— Ага. Представляешь, я только что выяснил, что стол на семьдесят процентов состоит из воды. Нормальной температурой для стола считается тридцать девять градусов. А в коже стола различают три слоя: эпидермис, дерму и подкожный слой...

— С тобой все нормально? — скептически осведомилась Гермиона, понимая, что, кажется, кто-то сошел с ума от переутомления, не успев проучиться и недели.

— Да. Пойду, верну книгу. Она неинтересная. Лучше об анатомии камней почитать.

Теперь старый и не смешной анекдот про то, что человек на восемьдесят процентов огурец, приобрел для Гарри иной смысл...

* * *

Наконец, наступило утро пятницы. Гарри уже с нетерпением ждал выходных — учеба в Хогвартсе была утомительнее, чем в начальной школе Литтл Уингинга.

— Что у нас там сегодня? — спросил Гарри, посыпая сахаром овсянку.

— Сдвоенное Зельеварение со слизеринцами, — скривился Рон, — Профессор Снейп всегда и во всем их выгораживает. Он же их декан.

"Из этого мы можем сделать вывод, что рыжий мечтает, чтобы его деканом был профессор Снейп. Шляпа, видимо, что-то намудрила", — отозвался Матроскин.

Пока они завтракали, прибыла почта. В первый день Гарри даже испугался, когда в Большой зал влетело не меньше сотни птиц. Сейчас сов стало меньше, тогда, второго сентября, родители высылали детям забытые зубные щетки и поздравляли с началом нового учебного года.

Внезапно белая полярная сова направилась к Гарри, Матроскин от неожиданности отскочил в сторону, и случайно окунул хвост в тарелку Рона.

"Ненавижу белых сов, у меня с ними плохие воспоминания связаны! Догадался же Хагрид купить тебе именно такую. И вообще, — Матроскин посмотрел на свой хвост, испачканный в каше Рона, — Может, мы уже, наконец, придумаем ей имя?"

"Зачем? Она и на Сову откликается..."

"Дементор меня побери! — Матроскин облизнул кончик своего хвоста, — Невкусная сладкая каша! О, точно, малыш, давай назовем ее Дементором?"

Гарри отвязал письмо, на секунду задумавшись над тем, кто мог написать ему, и оглядел белую красивую сову. Нет, не так — Сову.

"Это будет... неожиданное имя".

"Имя как имя. Неожиданно будет, если ты назовешь ее Авадой Кедаврой. А что, представь, кто-то подходит к совятне, и слышит, — Матроскин закончил приведение хвоста в порядок и окинул взглядом полярное чудо в перьях, после чего продолжил сюсюкающим тоном, каким мамы могут разговаривать с маленькими детьми или хозяева со своими питомцами, — Ой ты моя дорогая Авада Кедавра, лети к моим любимым дяде и тете, передай им от меня весточку..."

Гарри, сбирающийся прочитать письмо от Хагрида, прыснул.

— Что там? — тут же заглянул в пергамент Рон.

— Хагрид на чай зовет, — немного раздраженно ответил Гарри, но потом более мягко добавил. — Хочешь, пойдем вместе?

— Будет здорово, — глаза рыжего мальчика загорелись, а Гарри вздохнул.

Если он надеялся в Хогвартсе встретить настоящих друзей, то его надеждам, похоже, не суждено сбыться. Но ведь Рон не сделал ему ничего плохого, и уж точно, он лучше Драко Малфоя, который ходит по школе с таким видом, будто уже является магом одиннадцатой ступени, как сам Мерлин.

Кабинет Снейпа находился в подземельях. Как и покои его подопечных. Здесь было холодно и довольно страшно. Вдоль стен стояли банки, в которых плавали заспиртованные животные. Матроскин оглядел мрачное помещение и произнес лишь одно слово: "позер".

Гарри сел за предпоследнюю парту. В этом кабинете ему не хотелось находиться близко к профессору. Особенно, после рассказов Рона. Ну и, зельеварение — та же трансфигурация. Как сказал Матроскин, даже более простая и понятная. Сам Матроскин, кстати, разместился на столе рядом с учебником Гарри и сейчас оглядывал класс. Хвост его был в неподвижном состоянии. За десять лет Гарри смог понять, что хвост — неподвластная Матроскину часть тела, и если он переживает или раздражен — хвост живет какой-то своей, собственной жизнью.

Снейп, как и другие преподаватели, начал урок со знакомства с классом. Так же, как и Флитвик, он остановился на фамилии Поттер, разве что не упал. Вместо этого он негромко произнес:

— О да, Гарри Поттер. Наша новая знаменитость...

Малфой прыснул. Кончик хвоста Матроскина на секунду поднялся, но тут же непринужденно лег на учебник.

Закончив знакомство с классом, Снейп обвел аудиторию внимательным взглядом черных глаз.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, — начал он.

Он говорил почти шепотом, но все слышали каждое его слово. Как и на уроке профессора МакГонагалл, никто не отважился перешептываться или заниматься посторонними делами.

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил Снейп. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства... могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.

После этой короткой речи царившая в классе тишина стала абсолютной. Гермиона Грейнджер нетерпеливо заерзала на стуле — судя по ее виду, ей не терпелось доказать, что уж ее никак нельзя отнести к стаду болванов.

— Поттер! — неожиданно произнес Снегг. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

— Напиток живой смерти... — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Гарри. Гермиона разочарованно опустила руку.

"Но это самое простое. Можно получить из этого суп или жареную курицу! — сказал Матроскин, — А можно — деньги, если приготовить зелье на продажу".

— Если я попрошу вас принести безоаровый камень, где вы будете его искать? — профессор внимательно смотрел на Гарри. Даже подошел ближе.

— В желудке козы... — то же, то ли вопрос, то ли утверждение. Ну, действительно, не будет же Гарри его там искать? Заглянет в шкаф с ингредиентами, в крайнем случае, в магазине купит. Еще неизвестно, что проще найти — камень, или козу!

"Спроси, подействует ли безоар, если его засунуть не в рот, а в задницу?"

— А в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха? — Снейп подошел еще ближе к предпоследней парте.

Гарри это все надоело. Вон Гермиона как руку тянет, скоро подпрыгивать начнет! Почему он только его спрашивает?

— Разница, очевидно, в фантазии людей, придумывающих названия для одного и того же растения, — довольно язвительно ответил Гарри, и потом еще более язвительно добавил, — сэр.

Черные глаза профессора расширились. Он приблизился к Гарри и низко наклонился.

— Да как вы смеете, Поттер, разговаривать со мной в таком тоне?

Гарри поднял глаза на Снейпа.

Гарри где-то в лесу. Неподалеку шумит река. К дереву верх тормашками привязан профессор Снейп. Полы мантии низко свисают, задевая землю. Штанов на профессоре почему-то не наблюдается. Гарри обходит его, в руках мальчика блокнот и самопишущее перо. Гарри зачем-то приглядывается к пятой точке полуголого мужчины. Мальчик еще раз обходит профессора. Изо рта мужчины течет пена. Гарри грустно вздыхает, и диктует самопишущему перу:

— Безоар не действует при ректальном применении. Опыт провалился.

Гарри смотрит прямо в глаза профессора Снейпа. Тот отчего-то побледнел и крепко сжал кулаки.

— Поттер, — столько ненависти в этом слове.

— Да, профессор? — мальчик делает самое невинное лицо, благо, школа Дурслей его этому научила.

"Матроскин! Убью!"

"Прямо сейчас? Будет как-то некрасиво, если ты на уроке убьешь своего кота..."

"Значит, убью после урока!"

"Сначала догони!"

Снейп еще раз окидывает Гарри внимательным взглядом, резко разворачивается и возвращается к своему столу.

"Матроскин, какого дракла ты в мою голову лезешь!?"

"Уже и пошутить нельзя?" — кот внимательно наблюдает за Снейпом.

"А если он Дамблдору расскажет о твоей шутке?"

"Не расскажет. Легилименция — не темная магия, но все же запрещенная. Понятие о свободе мыслей есть и у магов. Применение легилименции невозможно отследить, поэтому знающие люди ей и пользуются. Но никому об этом не говорят. Не представляю этого Снейпа, прибежавшего к Дамблдору, и заявляющего, что он только что, без веской причины, использовал легилименцию на первокурснике. Хотя, в случае если мы перейдем грань дозволенного — он прибежит".

"Какую грань?"

"Ну, скажем, если бы он увидел твои воспоминания о разговоре с Волдемортом, где ты, чисто гипотетически, соглашаешься ему помочь — он бы сообщил директору. А о маленькой сценке собственной смерти в твоих мыслях — не скажет. Тем более после того, как пытался унизить тебя перед всем классом. Логично, что ты не будешь желать ему счастья и добра".

После небольшой лекции варили простое зелье от фурункулов. Всех первокурсников разбили по парам. Гарри был в паре с Роном, но тот полностью доверил приготовление зелья своему приятелю. Гарри только попросил его растолочь змеиные клыки. Их зелье получилось вполне сносным, в отличие от зелья Невилла и Симуса. Невилл каким-то образом умудрился растопить котел, который сейчас лежал на столе в виде бесформенной кляксы. Зелье стекало на каменный пол. Все забрались на стулья, а сам Лонгботтом застонал от боли, так как кипящее зелье попало ему на руки.

— Идиот! — прорычал Снейп, одним движением ладони сметая варево в угол, — Вы добавили в зелье иглы дикобраза прежде, чем сняли котел с огня?

"Учись, малыш. Этот мерзкий человек, оказывается, сильный маг".

"В смысле?"

"Ну, помимо легилименции, он еще и зелье в угол загнал. Заметь, палочки в его руках нет".

Невилл вместо ответа заплакал.

— Отведите его в Больничное крыло, — скривившись, сказал Снейп Симусу, а потом повернулся к Гарри и Рону, работавшим за соседним столом, — Вы, Поттер, почему не сказали ему, что нельзя добавлять в кипящее зелье иглы дикобраза? Или вы думали, что если он ошибется, ваше зелье будет выглядеть лучшим? Минус пять баллов с Гриффиндора.

Однако в глаза мальчику профессор больше не желал заглядывать. Мало ли, что там в его голове творится...

Гарри открыл рот, собираясь сказать, что он вообще-то смотрел в свой котел, а следить за всеми студентами — обязанность преподавателя. Но Рон вовремя пнул его под столом.

— Не нарывайся, — прошептал рыжеволосый одноклассник, — Я слышал, что он может сильно навредить.

Час спустя первокурсники вышли из темных подземелий. Гарри зажмурился от яркого света. Радостное настроение, в котором мальчик пребывал еще утром, куда-то улетучилось. Он был немного зол на Матроскина за его шутку. Вдруг профессор все же расскажет директору о странных мыслях Гарри Поттера. И что тогда делать? Рассказать про Матроскина в своей голове нельзя, этот Снейп пустит кота на опыты, или того хуже.

Без пяти три Гарри и Рон вышли из замка, и пошли по тропинке к хижине Хагрида. Он жил в маленьком деревянном доме на опушке Запретного леса. Над входной дверью висел лук и пара галош.

Когда Гарри постучал в дверь, ребята услышали, как кто-то отчаянно скребется в нее с той стороны и оглушительно лает. А через мгновение до них донесся зычный голос Хагрида:

— Назад, Клык, назад!

Дверь приоткрылась, и за ней показалось знакомое лицо, заросшее волосами.

— Заходите, — пригласил Хагрид. — Назад, Клык!

Хагрид шире распахнул дверь, еле удерживая за ошейник огромную черную собаку. Гарри пришел с Матроскиным, и собака отреагировала соответствующим образом. Хотя, как потом понял мальчик, не совсем соответствующим. Кот интересовал Клыка исключительно в исследовательских целях. Пес понюхал Мароскина, и шершавым языком лизнул ему бок. Кот поспешил убраться как можно дальше, не желая потом пару дней вонять псиной.

— Вы... ээ... чувствуйте себя, как дома. Устраивайтесь, — сказал Хагрид.

— Это Рон, — представил своего одноклассника Гарри.

В это время Хагрид разливал чай в огромные чашки и выкладывал на тарелку кексы. Кексы соприкасались с фарфором с таким звуком, что никаких сомнений в их свежести не возникало — они давным-давно засохли.

"Теперь-то ты можешь представить, что кекс и камень — это одно и то же?" — Матроскин скептически оглядел угощение.

Рон и Гарри сделали вид, что камни-кексы им очень нравятся, и принялись рассказывать о первых днях в школе. Ну, как принялись... говорил, в основном, Рон. Гарри за десять лет жизни у Дурслей не привык кому-либо рассказывать о событиях, делиться переживаниями. Кроме Матроскина, разумеется.

Хагрид внимательно выслушал жалобы на профессора Снейпа и Филча, и даже назвал последнего старым мерзавцем.

Рон начал рассказывать о работе своего брата Чарли, лесничий задавал ему вопросы, а Гарри просто осматривал комнату.

"Интересно, в доме одна комната... А где туалет?"

"Ха! — отозвался Матроскин, — За домом, полагаю. Может, он спонсирует уроки Травологии удобрениями?"

Гарри заметил на столе выпуск "Ежедневного пророка", и от скуки принялся листать газету. Ничего интересного там не обнаружилось. Говорилось о назначении нового волшебника на должность главы Комитета по обезвреживанию опасных существ, и о том, что продолжается расследование ограбления в банке "Гринготтс".

"Матроскин, банк ограбили тридцать первого июля, как раз в мой День Рождения!"

"Я просто счастлив от этого. Не могу передать словами свое состояние!" — Матроскин уже засыпал в кресле, а Гарри своим замечанием ему лишь помешал.

Мальчик знал, что Матроскин любит поспать подольше. Вернее, ему приходится спать дольше. Кошачий организм требует не меньше пятнадцати часов сна в сутки.

Когда мальчики возвращались обратно в замок, их карманы были полны каменных кексов, от которых они из вежливости не отказались.

* * *

Гарри сидел на траве в ожидании урока полетов. Светило яркое солнце, дул легкий ветерок. Только слизеринцы, уже пришедшие на место, портили картину. Поэтому мальчик устроился в стороне. Не то, чтобы он боялся. Правильнее сказать, опасался. И почему он ушел раньше других из Большого зала? Наверно потому, что Рон с Дином Томасом, сидящие от него по разные стороны, ругались и обзывали друг друга из-за любви одного к квиддичу, а другого — к футболу. Гарри просто молча встал и ушел.

— Ты куда пропал, дружище? — Рон сел рядом с Гарри, хлопнув его по плечу.

— Вы так мило обсуждали квиддич и футбол, что я решил вам не мешать.

Рон засмеялся, словно Гарри сказал какую-то остроумную шутку.

— Чего вы ждете? — рявкнула мадам Трюк, учитель полетов и судья в школьных квиддичных матчах, — Встаньте напротив метел. Вытяните правую руку вперед и скажите: "Вверх!"

"Я — воздух, я — магнит для этой метлы..." — Гарри занимался самовнушением.

"Ну-ну, смотри, еще срастешься с метлой. Тоже мне, магнит нашелся", — раздался в голове сонный голос. Очевидно, подумать спокойно у Гарри не получится. Или думать нужно в другой плоскости магии. Знать бы еще, что это...

— Вверх! — дружных хор голосов, сопровождаемый недружным шевелением метел.

Метла Гарри сразу прыгнула ему в руку. Но так было далеко не у всех. Метла Невилла даже не сдвинулась с места, а уборочный инвентарь Гермионы покатился по земле и сбил с ног Симуса.

Через пятнадцать минут, когда команда "вверх" срабатывала уже у всех студентов, мадам Трюк объяснила, как нужно правильно держать метлу.

— А теперь, по моему свистку, вы с силой оттолкнетесь от земли. Вы крепко держите метлу, поднимаетесь вверх на полтора метра, затем опускаетесь на землю. Для этого нужно наклониться вперед. Итак, один, два...

Невилл, явно испуганный перспективой остаться на земле, когда все взлетят, рванул вверх, не дождавшись свистка.

— Вернись, мальчик! — закричала мадам Трюк, но Невилл лишь стремительно поднимался вверх. Два метра, четыре, шесть... Гарри видел его лицо... бледное, испуганное.

Бум! Тело Невилла рухнуло на землю, а метла все продолжала подниматься. Мадам Трюк склонилась над мальчиком.

— Сломано запястье, — с облегчением констатировала волшебница. — Вставай, мальчик. Вставай! Сейчас я отведу его в Больничное крыло, а вы ждите меня и ничего не делайте. Чтобы ни одной метлы в воздухе, иначе вылетите из школы раньше, чем успеете сказать слово "квиддич".

Мадам Трюк приобняла заплаканного Невилла, и повела мальчика в сторону замка. Как только они отошли достаточно далеко, Малфой расхохотался.

— Вы видели его физиономию? Вот неуклюжий! Настоящий мешок!

Остальные первокурсники из Слизерина рассмеялись.

— Заткнись, Малфой, — оборвала его Парвати Патил.

— О, ты заступаешься за этого придурка Лонгботтома? — спросила Пэнси Паркинсон, девочка из Слизерина с грубыми чертами лица. — Не знала, что тебе нравятся толстые плаксивые мальчишки.

— Смотрите, это же напоминалка, которую прислала Лонгботтому его бабка! — Малфой поднял с земли стеклянный шарик.

— Отдай ее мне, — негромко сказал Гарри. Все почему-то сразу замерли.

"Ты-то куда лезешь, защитник сирых и убогих!" — услышал Гарри в своей голове.

— Я думаю, что положу ее куда-нибудь, чтобы Лонгботтому пришлось поискать. Например, на дерево, — Малфой перекинул ногу через метлу, намереваясь взлететь.

— Мяу! — раздалось прямо за спиной у слизеринца. Малфой от неожиданности подпрыгнул и выронил напоминалку. Гарри ее тут же подобрал.

— Не знал, что ты боишься кошек... — задумчиво произнес Гарри, рассматривая шар, который приобрел красный оттенок. Что же он забыл? — Ты не переживай, детские страхи, говорят, с возрастом проходят.

Малфой зло посмотрел на Гарри, но ответить что-либо не успел. Вернулась мадам Трюк, и урок продолжился. У всех к концу занятия получалось вполне сносно взлетать на небольшую высоту. У Гарри и еще нескольких первокурсников — лучше других. Мальчику понравилось летать. И там, в небе, легко было представить, что ты — воздух, понимая, что по физическим законам этого мира, человек должен шмякнуться на землю.

Малфой желал отомстить Гарри Поттеру и его проклятому коту за то, что те опозорили его перед всем классом на первом уроке полетов. С котом вышло недоразумение — Драко попытался бросить в него Ступефай, но почему-то угодил в рыцарские доспехи. Причем доспехи стояли справа от намеченного курса заклинания. Хорошо хоть, Поттер этого не увидел, а то бы засмеял, сказав, что он не может попасть даже в неподвижную цель. А Матроскин сидел неподвижно посреди коридора, изображая памятник Чеширскому коту в Регенсбурге. И, хоть Поттер не увидел фиаско Малфоя, но падающие доспехи наделали много шума. Из соседнего класса выглянула профессор МакГонагалл, и сняла двадцать баллов со Слизерина.

После этого Малфой невзлюбил кота и Поттера еще больше. При первом же удобном случае, он вызвал на дуэль... Рона Уизли. Он бы, конечно, хотел вызвать Поттера, но его почему-то не задевали комментарии насчет родителей, жизни с маглами и поношенной одежды. На самом деле — задевали. Но внутренний голос, то есть голос Матроскина, мог вовремя остудить пыл Гарри. Пришлось Малфою переключить свое внимание на Уизли. Тот сразу повелся. У него внутреннего кошачьего голоса не было. Только вот незадача, рыжий назначил своим секундантом Поттера.

Но вечером, перед дуэлью, у Гарри разболелся живот. Сам мальчик не хотел, чтобы Малфой подумал, будто он слабый и просто испугался. Гарри намеревался пойти в полночь в Зал славы, но Матроскин настоял на предварительном посещении Больничного крыла. Мальчика оставили там на ночь, бело-черный кот свернулся клубком в его ногах. И нет, конечно же, Матроскин не имел никакого отношения к внезапной болезни Гарри. Просто случайность.

Когда Гарри заснул, Матроскин перебрался от ног мальчика к голове, положил мордочку к уху, и удобно устроился под боком ребенка.

"Извини, что я так сделал. Мы не можем сейчас попадать лишний раз в неприятности... пока во всем не разберемся. Хотя в них лучше вообще не попадать. Ты еще очень плохо знаешь жизнь, малыш. И лучше ее не знать..."