1+1 (гет)

— Стоп, стоп, стоп, я свалился с метлы? — перебил Гермиону Гарри.

— Ну да, — невозмутимо ответила она.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — вознегодовал он.

— Знаешь, это не самое страшное, что с тобой могло приключиться, — Гарри так иронично изогнул бровь, что Гермиона прыснула. — Да ладно тебе, я думала, что ты уже смирился с тем, что в этой школе всё время что-нибудь случается.

— Привыкаешь быстро только к хорошему, — резонно заметил он.

— Ну, по сравнению с предыдущими и последующими годами нашего с тобой обучения, этот был довольно безобидным.

— Безобидным?! Да там на поле дементоры были готовы кусать меня за пятки только лишь для того, чтобы душу мою достать!

— На поле был сам Дамблдор, — Гермиона поспешила успокоить не на шутку разошедшегося Гарри. — Вряд ли бы он позволил случиться с тобой чему-то серьёзному. Хотя, когда дементоры прорвались на территорию школы, он просто рвал и метал…

Раздался хлопок, и ребята, прервав разговор, уставились на появившуюся перед ними огромную старинную чашу с ножками.

— Добби выполнил просьбу сэра Гарри Поттера и юной мисс, — он водрузил чашу на стол, затем его ручка скрылась в складках фартука, откуда он извлёк вчетверо сложенный лист пергамента. — Вот ответ профессора МакГонагалл, — он протянул бумагу Гарри, но Гермиона оказалась ловчее. Она выхватила письмо из ручки домовика и поспешила поблагодарить его.

— Добби, большое спасибо тебе за помощь, ты нас здорово выручил!

— И от голода спас, — добавил Гарри.

— И это тоже. Ты настоящий друг, — подвела итог она.

— Именно, — и на этот раз Гарри не лукавил, ибо Гермиона провела с ним разъяснительную беседу. Кто такие домовики и как они живут, с конкретикой на примере Добби. Про Г.А.В.Н.Э. она умолчала: воспринимаемую Гарри информацию приходилось фильтровать, и поэтому не особо важное отбрасывалось. Хотя ему стоило бы напомнить об этом, ведь он был казначеем сей организации и выполнял свои обязанности из рук вон плохо. А если уж начистоту, то вообще никак.

Глаза Добби так и лучились счастьем. Но потом он, быстро спохватившись, посерьёзнел:

— Добби нужно срочно вернуться в замок. Скоро закончатся каникулы и вернутся ученики, — он собрался было аппарировать, но потом передумал и стукнул себя ладошкой по лбу. — Добби — дырявая башка, — он опять запустил руку под фартук и извлёк небольшую, со спичечный коробок, книжечку. — Это... — получилась заминка, во время которой Добби сильно нахмурился, видимо, силясь что-то вспомнить, а потом его мордашка просияла: — инструкция по эксплации!

— Эксплуатации, — машинально поправила Гермиона.

— А, да, она, — Добби повёл плечами, извиняясь за неправильно произнесённое слово. — Профессор МакГонагалл просила передать юной мисс её наставления: “Прежде чем извлекать воспоминания, ознакомьтесь с содержанием этой книги. Закладки уже лежат в нужных местах”. Да, вроде так она сказала, — кивнул Добби. — Юная мисс, — он поклонился Гермионе, — сэр Гарри Поттер, — Добби отвесил ещё один почтительный поклон, — если Добби вам понадобится, вы только позовите. Добби обязательно откликнется на зов. Всего доброго! — он аппарировал.

— Отлично, нам нужна лупа, — Гарри, прищурившись, разглядывал книгу, которая с лёгкостью помещалась у него на ладони.

— Зачем, мы же волшебники. Энгоргио! — он еле удержал в десятки раз увеличившуюся книгу, которая превратилась в огромный увесистый талмуд.

— Предупреждать же надо, Гермиона! — возмутился Гарри, аккуратно положив книгу рядом с чашей.

— Извини, не сообразила, что книга может быть настолько огромной.

— Да ладно, — отмахнулся он. Гермиона посмотрела на него, прищурившись, но ничего говорить по этому поводу не стала.

— Ладно, Омутом памяти займёмся чуть позже. Лучше давай прочитаем письмо профессора МакГонагалл, — она начала разворачивать листок у себя в руках.

«Не знаю, мисс Грейнджер, чем вы там с мистером Поттером заняты, но меня насторожил тот факт, что вы каким-то образом попали под влияние недружественной ментальной магии. Это очень тонкая материя, и воздействие на разум может быть достаточно опасным. Вспомните профессора Локонса. А ведь заклятие Забвения — это азы ментального искусства. Что же применили к мистеру Поттеру... Я теряюсь в догадках, но надеюсь, что не всё столь ужасно, как я представила себе.

Вашу идею касаемо применения Омута памяти всецело одобряю. Тем более если обычные рассказы о прошлом имеют положительный результат. Только перед тем, как приступить к работе с Омутом, ознакомьтесь с содержанием книги, которую я вам передала с домовым эльфом. Закладки в нужных местах уже лежат. В особенности это касается вас, мисс Грейнджер. Когда будете извлекать свои воспоминания, делайте это предельно аккуратно. Иначе у вас может возникнуть довольно неприятная головная боль, да и не совсем корректно извлечённые воспоминания при просмотре будут недостаточно чёткими.

Эта книга из личной библиотеки профессора Дамблдора, которую он завещал Хогвартсу, но, думаю, он не стал бы возражать, если бы я одолжила её на некоторое время вам, мисс Грейнджер, и, конечно же, мистеру Поттеру. К тому же, зная вашу любовь к новой информации и, прошу прощения за не совсем подобающие слова, скудные знания, связанные с ментальной сущностью волшебников, вам было бы полезно ознакомиться со всем содержанием книги.

По поводу ваших вопросов: дела у нас обстоят неважно. Но мы держимся. Ради тех, кто сражается, и ради друг друга.

Вы выбрали отличный способ связи, но не советую вам слишком часто к нему прибегать. У других эльфов могут возникнуть вопросы, и информация о несанкционированном отсутствии Добби может достигнуть директора. Будьте осторожны!

С наилучшими пожеланиями, Минерва МакГонагалл.

P.S Ни в коем случае не называйте Того-Кого-Нельзя-Называть его полным именем (которое начинается на букву В). После того, как Министерство пало, он смог добраться до архивов Отдела Тайн. Он наложил заклинание Вето на территорию всей страны. Это достаточно древняя магия, но она отслеживалась Министерством, а теперь никто не может её отследить. Вето пробивает все защитные чары, кроме, пожалуй, Фиделиуса, и, возможно, сильной защитной родовой магии жилищ волшебников. Будьте аккуратны и следите за тем, что говорите».

— Как хорошо, что мне тогда не хватило духу назвать его по имени! — облегчённо вздохнула Гермиона, когда закончила чтение.

— Наверное, на тебя стала распространяться моя удача, вот только жди беды. За хорошим обязательно придёт какая-нибудь дрянь, — скептически произнёс Гарри.

— Не говори ерунды, — осадила его Гермиона.

— Ну а что, его имечко и у меня чуть пару раз не сорвалось с губ, и я, лишь памятуя о том, что упоминать его имя — дурной тон, так сказать, машинально поддерживал этикет магического сообщества, — чересчур развёрнуто объяснил он, — так что нам дважды повезл, что помянут Вол…

— Гарри! — в ужасе расширив глаза, перебила его Гермиона. Он стушевался и поджал губы.

— Прости, — тихо вымолвил он, потупив взор, — просто МакГонагалл как всегда немногословна, особенно в том вопросе, который волнует и тебя, и меня больше всего.

— Может, не хотела нас расстраивать? Она и так, наверно, думает, что нам несладко приходится, — с пониманием ответила Гермиона. Ей было чуть легче, потому что она ещё в сентябре запретила себе мысли о ком угодно, кроме Рона и Гарри, в том числе и о родителях. Она надеялась, что те в безопасности, а остальным она ничем помочь не могла. Точнее, могла. И делала это: изо всех сил помогала Гарри. Приоритеты у неё были расставлены, хоть с уходом Рона они и пошатнулись, но фундамент не дал трещины. Для Гарри же всё было немного сложнее.

Он воспринимал всё произошедшее с ним с чужих слов, хотя и сам уже мог делать определённые умозаключения. Но из-за мешанины воспоминаний в голове ему вновь пришлось взвалить на свои плечи даже то, что, казалось, давно уже должно было быть забыто.

— Но можно было и сказать хоть что-нибудь. Как там ребята? — понуро сказал он и надул губы как обиженный ребёнок.

— Гарри, — Гермиона сделала глубокий вдох, — не уверена, что тебе понравится то, что я сейчас скажу, но послушай меня внимательно, хорошо? Я понимаю, что ты обо всех беспокоишься, даже практически никого не помня и зная тот факт, что идёт война и что мы в её эпицентре. На происходящее в стенах Хогвартса мы не в состоянии повлиять, да и, наверное, в события снаружи этой палатки у нас сейчас не получилось бы вмешаться. Мы должны сосредоточиться на своей миссии. Сейчас это — как можно скорее вернуть тебе память! — запальчиво сказала Гермиона, кинув на Гарри взгляд, полный решительности.

Гарри встретил её взгляд со всей серьёзностью, на которую был способен, но говорить что-то не спешил, видимо, размышляя над сказанным.

— Я постараюсь, Гермиона, вот только… — он умолк. “Это будет не так-то просто”, — закончила она про себя за него.

— Я буду рядом, Гарри, — неприятное ощущение хватки на сердце вновь посетило её, но в этот раз она выдержала тяжесть его взгляда.

Гермиона села за стол, а Гарри расположился напротив. Омут памяти оказался между ними. Она быстрым движением пододвинула увесистый том к себе и раскрыла его на первой закладке. Сейчас времени для подробного изучения книги у неё не было, им был нужен экспресс-курс. Благо всё, что им пригодится, уже было помечено.

Бегло пробежавшись по строчкам, Гермиона подняла на Гарри глаза.

— Ты когда-нибудь читал или сталкивался с извлечением воспоминаний? — Гарри скептично посмотрел на неё.

Мозг Гермионы, перестроившийся на восприятие новой важной информации, не сразу сообразил, что она сделала что-то не то, но когда она спохватилась, было уже поздно.

— Не помню, — сухо ответил Гарри, — и, как ты выразилась, осадочные знания тоже молчат по этому поводу.

— Прости, — виновато протянула она.

— Да ничего страшного, ни ты, ни я ещё до конца не адаптировались к новым обстоятельствам, — Гермиона кивнула, соглашаясь с его словами, но в ответ ничего не сказала и сосредоточенно склонилась над книгой.

Гарри улыбнулся. Такая картина ему была знакома. Он прекрасно понимал, что Гермионе сейчас мешать не стоит. Сначала он огорчился тем фактом, что ему придётся помаяться какое-то время от безделья, пока Гермиона будет изучать книгу. Это было неприятно, учитывая тот факт, что нутро требовало деятельности. Но потом он вспомнил, что неплохо было бы что-нибудь приготовить, благо стараниями Добби у них был сносный запас продуктов.

Всё для себя решив, Гарри отправился в кухонный отсек, ведь то место, где они обычно готовили еду, кухней назвать язык не поворачивался, если только походной. Но Гарри не знал, как выглядит походная кухня.

* * *

Гермиона позвала его примерно через полчаса, но ему вполне хватило этого времени, чтобы на скорую руку приготовить обед и самому перекусить. Поэтому к столу он направился с двумя чашками крепкого чая.

— О, спасибо, Гарри, — поблагодарила она и сделала небольшой пробный глоток, довольно прищурившись.

— Да ерунда, — отмахнулся Гарри, — лучше скажи, у тебя получилось? Ты разобралась? — он в ожидании уставился на неё.

— Ну, — она слегка поморщилась и сделала очередной глоток, — не скажу, что менталистика — достаточно точная наука, до нумерологии далеко, но это явно не прорицания, что радует. В принципе, я разобралась, как извлечь воспоминания палочкой в материальный объект, но не более. Как обрезать воспоминания и уж тем более как делать из нескольких одно, пока не понимаю, но, думаю, со временем разберусь. Пока что будешь просматривать по несколько воспоминаний в день, остальное я тебе так же буду рассказывать.

— Почему так мало? — удивился Гарри.

— Это не так-то просто, во всём нужен опыт. После извлечения воспоминаний начинает болеть голова, так что за чашку чая тебе спасибо, она пришлась очень кстати, — вновь поблагодарила Гермиона и несколькими большими глотками допила остатки чая.

— Ты уже? — к удивлению в голосе Гарри прибавилось беспокойство. — Это точно не опасно?

— Небольшая мигрень, не более того, но ощущения всё равно неприятные. Абсолютно не опасно, но первоначальный дискомфорт придётся потерпеть. Это как... — она задумалась, — как учиться кататься на велосипеде. Сначала не получается, ты падаешь, зарабатываешь ушибы, разбиваешь коленки, но потом в один прекрасный момент садишься и едешь. Тут тот же принцип: стоит только научиться, и запомнишь на всю жизнь.

— Или как полёты на метле.

— Точно! Думаю, такая аналогия тебе больше понравится. Не сразу сообразила, ты же знаешь, что я недолюбливаю полёты на мётлах.

— Знаю, — кивнул Гарри.

— Если хочешь, мы можем приступить прямо сейчас.

— Мы?

— Ну да, только вот для пробы я извлекла то воспоминание, о котором рассказывала, когда вернулся Добби.

— Хорошая идея. И, Гермиона, может, я всё-таки воспользуюсь Омутом один? Ведь если мы нырнём оба, то в случае чего обороняться будет некому.

— Резонно, — согласилась Гермиона.

— В таком случае ты пока передохни, обед на кухне, а я отправлюсь в увлекательное путешествие по глубинам твоей памяти, — она кивнула и оставила Гарри одного. Он, недолго думая, опустил своё лицо к жидкому серебру чужих мыслей.

Гарри испытал странные ощущения. Он смутно помнил свой прошлый опыт знакомства с чужими воспоминаниями посредством Омута памяти, но точно не испытывал никаких эмоций, идущих извне, никаких сомнений, только свои чувства и ощущения от увиденного. Сейчас же он ощущал назойливое беспокойство, причём не внутри себя, а как будто в пространстве вокруг, это-то и было странным.

Он со стороны наблюдал за носящимися по всему полю игроками. Погода была отвратительной, видимость — ещё хуже, сплошной стеной лил дождь. Гарри даже показалось, что он увидел себя самого, на мгновение мелькнувшего на поле и тут же резко взмывшего вверх к затянутому тучами небу.

Стоило ему осознать тот факт, что это всё-таки был он, как восприятие мира сразу же раздвоилось. Вроде он стоит на трибуне рядом с переживающей Гермионой, а вроде и на метле, подгоняемый адреналином и азартом, преодолевая трудности непогоды, мчится за вечно ускользающим маленьким золотым мячиком.

Воспоминания наслаивались одно на другое, но в конце концов состыковывались между собой, дополняя друг друга.

Вдруг резко похолодало, причём не только там, в небе, но и на трибунах. Беспокойство Гермионы ощутимо усилилось: теперь он ещё и чувствовал, как колотится её сердце прямо под горлом. Там же в небе мелькнул чёрный балахонистый плащ, и ещё один, и ещё. Они стали стремительно приближаться к Гарри. Он вновь услышал крик матери, злобный смех, перед глазами промелькнула зелёная вспышка смертельного заклятия. Его руки начали соскальзывать с намокшего древка, и Гарри потерял сознание. На этом моменте обрывалось его воспоминание, но не Гермионы. Он слышит девичьи вскрики и видит наполненные ужасом глаза Гермионы, взглядом провожающие стремительно приближающуюся к земле фигуру в насквозь мокрой ало-золотой квиддичной форме ловца.

Осознание того, что всё происходящее длилось не более нескольких секунд, ни на миг не покидало его, но все события прокручивались перед глазами словно в замедленной съёмке. Он чувствовал, как беспокойство Гермионы сменяют страх и паника. Она пытается выхватить палочку, но опыта в этом деле у неё пока не хватает, и от осознания этого она начинает паниковать ещё больше, понимая, что сейчас Гарри разобьётся. Стоя рядом с ней, он физически почувствовал, как её сердце пропустило удар, когда она подняла взгляд на поле и увидела, что тот Гарри уже практически на земле и она не успевает ему помочь.

Но вот время вокруг вновь ускоряется, а падение на землю ловца гриффиндора замедляется. Гарри видит, как крылья носа Гермионы раздуваются в облегчённом судорожном вздохе, и вместе с ней бросает взгляд на трибуну преподавателей, где с поднятой на изготовку палочкой стоит хмурый и в то же время разгневанный Дамблдор.

Потом пространство вокруг начинают освещать вспышки патронусов преподавателей и даже некоторых старшекурсников, но Гарри видит это только краем глаза, потому что ему приходится следовать за второпях покидающей трибуну Гермионой. И где-то примерно на середине пути к выходу на поле воспоминание резко оборвалось, выбрасывая его обратно.

Ошарашенный Гарри склонился над чашей, взглядом гипнотизируя лёгкую рябь на поверхности Омута, пытаясь прийти в себя. Послевкусие от испытанных тогда Гермионой эмоций было всё ещё отчётливым.

— Ну как? — с неподдельным энтузиазмом спросила Гермиона. Гарри вздрогнул и поднял на неё взгляд. Она поедала один из бутербродов, кажется, с ветчиной, и запивала его оставшимся ещё с ночи бульона.

— Эмоционально, — единственное слово, которое смог подобрать Гарри.

— В каком смысле? — не поняла Гермиона, отправив в рот последний кусочек и поставив пустую кружку на стол, но Гарри её как будто не слышал.

— И ты сказала, что этот инцидент с дементорами на поле был ещё меньшим из двух зол? — уточнил он и поднял взгляд на Гермиону.

— Ну да, а что-то не так с воспоминанием?

— Да нет, всё так, я же говорю, что очень эмоционально, — голос Гарри ничего не выражал, а вот руки, что не укрылось от Гермионы, слегка дрогнули, и она сразу всё поняла.

— А, эмоции, ты уж прости, беспристрастное извлечение воспоминаний — тоже искусство, ибо память напрямую связана с чувствами, а отделить их друг от друга, особенно лицезря такое, не так уж и просто.

— Я как никогда рад, что ты своими глазами не видела драки с Квирреллом или схватки с василиском. И как ты с таким спокойным выражением лица мне об этом рассказывала, когда за всем этим кипел котёл со взрывающимся зельем?

— Ах, ты об этом. Скажу сразу, в то мгновение, когда я выскочила на поле, у меня была только одна мысль: прибить тебя и закончить то, что не доделали дементоры, но потом всё же рассудок взял верх над эмоциями, — услышав это, Гарри хмыкнул, но посерьёзнел.

— Гермиона, я практически физически чувствовал твои эмоции: беспокойство, испуг, панику, страх.

— Не волнуйся, я буду работать над этим и стараться делать воспоминания максимально безэмоциональными.

— Нет, я не об этом. Ты всегда подобным образом реагировала на такие ситуации? — Гермиона вопрошающе уставилась на него, явно не понимая сути вопроса, но потом всё же ответила, буквально истолковывая сказанные им слова.

— Конечно, я же твой друг, я всегда буду переживать и беспокоиться о тебе. Знал бы ты, сколько страха я натерпелась, когда ты с драконом сражался!

— С драконом? — он уже научился задавать подобного рода вопросы без скепсиса. — Только не говори мне, что я по собственной воле решил стать говорящим шашлыком, так сказать, а-ля натюрель. Я бы и под прицелом волшебной палочки не полез к этой волшебной рептилии, если только, — Гарри прервал свою явно желчную тираду и, прищурившись, уставился на Гермиону, — мне не нужно было бы кого-то спасать.

— Не нужно было, там ситуация намного запутаннее, Гарри, с магическим контрактом связанная, но об этом позже.

— Как скажешь, — после эмоциональной мясорубки от Гермионы и явно нерадужных пробудившихся воспоминаний о ночи гибели родителей настроение Гарри резко пошло в минус.

— Если хочешь, мы можем заняться этим чуть позже, — аккуратно произнесла Гермиона, подмечая угрюмое настроение Гарри. Тот сделал глубокий вздох и мысленно собрался с силами.

— Нет, Гермиона, давай продолжим, — голос его прозвучал твёрдо, — ты же сама сказала, что в наших интересах покончить с этим как можно скорее.

Она проницательно посмотрела на него, а потом коснулась виска палочкой и отправила в Омут серебристую нить воспоминаний, а за ней ещё одну, и ещё. С каждой опущенной в Омут нитью глаза Гарри становились всё шире и шире, а Гермиона — всё бледней и бледней.

Когда она потянулась к виску в шестой раз, Гарри услышал болезненный вздох и перехватил руку Гермионы с палочкой.

— Не надо, — тихо сказал он.

— Это последнее, Гарри, — убитым голосом ответила Гермиона. Было что-то в её взгляде, что заставило его убрать руку, и она достала последнюю серебряную нить. Самую длинную. Гарри видел, что это далось ей с трудом, но она сама отстранила его так, что ему только и оставалось, что стиснуть зубы да крепко сжать кулаки.

Гермиона села за стол, понуро склонившись к столешнице, и начала аккуратно массировать свои виски.

Гарри плюхнулся рядом, виновато склонив свою голову к её плечу.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться, Гарри, — Гермиона выпрямилась и за подбородок подняла его лицо к себе.

— Есть за что, — не согласился Гарри, разглядывая её усталое лицо с тёмными кругами под глазами. Усталое, но при этом улыбающееся. Ему.

— Не бери в голову. Мы обязательно справимся, — она ласково погладила его ладонью по щеке.

— Хотелось бы верить.

Улыбка Гермионы стала чуть шире, но в ответ она ничего не сказала и ладонь с его щеки убирать не торопилась. Прохлада её прикосновения дарила приятное умиротворение, в котором постепенно растворялось беспокойство за получающую за него все шишки подругу. Где-то в глубине затеплился огонёк благодарности к ней, и, судя по ощущениям, это было давно ему знакомое чувство.

Первой контакт разорвала Гермиона. Разочарованный Гарри машинально потянулся за её ладонью, но Гермионаэтого не заметила.

— В этот раз твоё путешествие по моим чертогам разума будет намного продолжительней. Несколько часов. Я, конечно, постаралась выделить только основное, но информации слишком много. И вся она — важная, — Гарри кивнул, поднимаясь на ноги и вставая напротив Омута, — если возникнут какие-то вопросы, обсудим после.

— Ладно, только это, Гермиона, отдохни как следует, хорошо? — заботливо попросил Гарри и склонился к омуту.

Гермиона же вопреки его просьбе отправилась на кухню, чтобы заварить себе чайку, да покрепче. После, захватив книгу Дамблдора, она вышла на улицу. Свежий воздух ей сейчас не помешает. Пора было возобновлять череду дежурств и потихоньку возвращать события на круги своя.

* * *

Гермиона не заметила, как задремала над раскрытой книгой. Вроде закрыла глаза только на минутку, а солнце уже начало спускаться к горизонту. Она сладко потянулась и глазами стала искать в книге то место, на котором остановилась, провалившись в дневную дрёму. Но не успела она возобновить чтение, как на улицу к ней из палатки вывалился Гарри.

Он взял вторую подушку и устроился напротив Гермионы, подняв на неё такой же, как и весь его внешний вид, озадаченный взгляд. Поторапливать его сказать хоть что-то она не спешила.

— Гермиона, — каким-то траурным голосом начал он, — ты же меня не предашь? — она опешила от такого вопроса. Честно, она ожидала чего угодно, любых умозаключений после увиденных вновь событий, произошедших с ним на третьем курсе, но того, что его занесёт не то, что не в ту степь, а вообще в снега Арктики, она представить себе не могла.

— К чему такие вопросы глупые, конечно нет! — несмотря на смятение, голос её прозвучал уверенно и категорично.

— Петтигрю, наверное, то же самое отцу говорил.

— Мы же не знаем, какие у них были между собой отношения.

— Крайне доверительные. Мне профессор Люпин всё рассказал, а потом и Сириус много чего поведал, да и ты сама краем уха слышала, чтобы сделать надлежащие выводы.

— Гарри, я... — ей хотелось сказать, что она никогда его не предаст, что скорее она лишится жизни, чем пойдёт на такое, и вообще ему стоит выкинуть из головы всю эту дурь. Но у неё не хватило силы воли, ибо она опять увидела в его глазах на мгновение мелькнувший самый главный страх — страх одиночества. И вопрос этот, скорее всего, касался не только её, но и отсутствующего здесь Рона.

После десяти лет лишений и абсолютно беспросветного существования терять людей, проявивших к тебе положительные эмоции и занявших в сердце почётное место, непросто.

Сейчас же Гарри не знает точной причины ухода Рона и может только догадываться, но всё равно испытывает боль. Потому что, пусть даже на подсознательном уровне, он понимает, что уход друга сродни предательству, намеренному обречению его и Гермионы на одиночество, вот только не обычное, а парное, хотя сама суть от этого не меняется.

После затянувшейся паузы Гермиона всё-таки сказала:

— Я рядом, Гарри, несмотря ни на что, — она твёрдым взглядом посмотрела в его слегка потерянные зелёные глаза. Он моргнул, одобряя и принимая ответ.

Опять повисла тишина, но на этот раз её нарушил сам Гарри, начав с резкой смены темы и настроения беседы.

— Ты моя девушка? — вопрос прозвучал так обыденно и непринуждённо, что Гермиона не сразу сообразила, что к чему.

— Что?! — возглас получился слишком возмущённым. Она с удивлением уставилась на Гарри. Тот же смотрел на подругу — и теперь подругу ли — с полнейшим недоумением. Те факты его жизни, которые ему, благодаря рассказам Гермионы, удалось восстановить, увиденное им в её воспоминаниях и то, что он вспомнил сам, говорили об обратном.

— Ты моя девушка? — вновь повторил он вопрос, делая паузы после каждого слова. И спрашивал он на полном серьёзе.

— Нет, Гарри, с чего ты взял? — она с трудом перестроилась на новую волну разговора и никак не могла понять, из-за чего он сделал такие умозаключения.

Видя застывшее недоумение на лице Гермионы, Гарри сделал глубокий вдох и начал постепенно излагать свои мысли и доводы, как это делала Гермиона, освежая его воспоминания.

— Мои родители мертвы, опекунам я, по факту, не очень-то и нужен. Остаются только друзья. Ты и Рон. Рона рядом нет, чему я, конечно, удивлён, но подробностей мне из тебя выудить не удалось, из чего я сделал умозаключение, что мы крупно повздорили, и он ушёл. А ты осталась и сейчас возишься со мной, заботишься, помогаешь всем, чем только можешь. И не только сейчас, а вообще всегда. Ты же не знаешь, как я о тебе беспокоился, когда ты на втором курсе окаменевшая лежала в Больничном крыле. Или наша операция по спасению Сириуса — Дамблдор даже фразу закончить не успел, а ты уже была готова к временному скачку. Беспокоилась обо мне и переживала за меня всё время. Как девушка, — после всей своей тирады последней фразой он Гермиону просто припечатал.

Зерно сомнений, засевшее в сознании после того проклятого кошмара, навеянного крестражем, и благополучно отодвинутое на второй план в свете случившихся событий, благодаря проникновенной речи Гарри вышло наружу. Поэтому сейчас его слова вонзились в Гермиону словно лезвие в мягкую плоть.

— Или как друг, — буркнула она, пряча от проницательного Гарри своё лицо. А то мало ли, может, он из её реакции сделает неправильные выводы.

Конечно, получалась немного двоякая ситуация: Гарри мог взглянуть на свою жизнь со стороны, причём посторонними глазами. Иногда его умозаключения из увиденного вводили Гермиону в полнейший ступор, потому что они били не в бровь, а в глаз. Но сейчас его вывод улетел в молоко. Стоило всё как следует объяснить самому Гарри.

— Рон тоже мой друг, — заговорил Гарри раньше собравшейся с мыслями Гермионы, — вот только я что-то не наблюдаю его рядом с собой в сложной ситуации, — раздражённо сказал он.

— Просто, — она до сих пор не могла подобрать нужных слов, — у нас небольшие расхождения во взглядах, — осторожно сказала она. Не говорить же Гарри, что Рона всё достало и последней каплей стала для него небезосновательная ревность.

Сейчас при объяснении ситуации Гермиона подходила к красной черте, ступать за которую должна была аккуратно, чтобы преподнести всё Гарри максимально объективно.

Она решила начать издалека:

— Ты вспомнил свою жизнь только до конца третьего курса. Как думаешь, многие мальчишки в тринадцать лет задумываются об отношениях с противоположным полом, причём достаточно серьёзно, судя по той картине, что вырисовывается из сказанных тобой слов?

— Я не ощущаю себя тринадцатилетним юношей, если ты об этом, — спокойно ответил Гарри, — хотя я и не помню всего, но не думаю, что мировоззрение меняется из-за потери памяти. Я же не впал в детство? Верно? К тому же я сам начинаю кое-что вспоминать, правда, это пока что какие-то бессвязные и непонятные мне куски, но скорее всего, они не только из первых трех лет моего обучения в Хогвартсе.

“Провал”, — подумала про себя Гермиона, хотя попытка была неплохая. Может, стоило ещё жёстче?

За неимением других кандидатур для рассказа Гарри об этой деликатной теме Гермиона махнула рукой и решила выложить все карты на стол.

— Я не могла быть твоей девушкой хотя бы потому, что на старших курсах у тебя были дамы сердца, и в их список я не входила. На четвёртом курсе, к примеру, тебе было вообще не до дел сердечных, ты участвовал в Турнире Трёх Волшебников, на пятом курсе был увлечён Чжоу Чанг, а на шестом твоей девушкой стала Джинни.

— Уизли? — удивлённо переспросил Гарри. Гермиона кивнула. Он нахмурился и задумался, видимо, что-то решая для себя.

— Странно, — изрёк наконец он.

— Не вижу ничего странного. Если Чжоу я не одобряла, то за Джинни была всеми руками и ногами.

— Да не это странно, — он проницательно посмотрел на Гермиону, как бы оценивая, говорить или нет.

— А что тогда? — Гермиона в конец запуталась, теряя нить рассуждений Гарри.

— Ты рьяно утверждаешь, что не являешься моей девушкой, и подтверждаешь это тем, что у меня было увлечение противоположным полом, но не в твоём лице.

— Именно, — покивала Гермиона, радуясь, что хоть кое-что им удалось прояснить.

— Тогда почему у меня в голове хранится воспоминание о том, — он немного покраснел и смутился, — как мы с тобой занимаемся любовью? — Гермиона чуть не поперхнулась. Этот его вопрос был словно удар под дых.

— Может быть, это был сон? — уклончиво ответила она, не уточняя чей.

— Сон? Но даже если это сон, то почему я допускаю до себя сны подобного содержания касаемо моей лучшей подруги? Было бы логичней, если бы я мечтал о своей девушке?

“Железобетонно”, — мысленно оскалилась Гермиона и так же мысленно обречённо простонала. Слова Гарри запустили и её память, которая являла ей самые яркие моменты из того, что показал крестраж.

— Ты просто извращенец, Гарри Поттер! — не выдержала она, покраснев и выкрикнув первое, что пришло на ум.

— И ты дружишь с этим извращенцем? — вопрос-провокация.

— Да, — как ни странно, но Гермиона ответила спокойно, на провокацию не поддаваясь и остывая.

— И тебя это ничуть не смущает? — продолжил гнуть своё Гарри. Она не понимала, какие цели преследует он, задавая ей все эти вопросы.

— Нет, — она поняла, что от неё без ответа не отстанут. — Все мальчишки в твоём возрасте извращенцы, но ты бы мог держать при себе свои грязные фантазии, — раздражённо ответила она, уже смутно догадываясь, к чему идёт разговор.

— От чего же, если я допускал такие мысли, значит, ты мне была интересна как девушка. И это судя по тому, что с противоположным полом я всё же общался и с тобой был в таких отношениях, что признание в некой симпатии к твоей персоне было не самым страшным секретом, который могли услышать твои симпатичные ушки, — Гермионе захотелось застонать, а Гарри ей игриво подмигнул. Почему-то ей захотелось снова расхохотаться, но она подавила в себе это желание, потому что смех бы получился натянутым и напряжённым.

Гарри тем временем продолжил. Он наклонился к ней поближе и зашептал:

— Я ещё мог бояться признаться тебе, чтобы не разрушать нашу прекрасную дружбу, но гриффиндорец я или кто? Так что либо мне врут мои глаза, либо ты что-то не договариваешь, — очки Гарри сверкнули, отражая лучи уже почти полностью склонившегося к горизонту солнца.

Гермиона устало и обречённо вздохнула. Видимо, всё-таки пора.

— Твои глаза тебя не обманывают, Гарри. Просто это не твой сон.

— Интересно, а чей? — вся напускная наигранность тут же слетела с него.

— Рона, — сквозь сжатые зубы ответила Гермиона.

— А вот с этого места поподробнее, — тут же посерьёзнел Гарри.

— Только не перебивай меня, хорошо? Не думаю, что сейчас я смогу извлечь хоть одно воспоминание и поместить его в Омут.

— А я и не прошу, я верю тебе на слово, рассказывай, — он поёрзал на подушке, усаживаясь поудобнее.

— Что ж, для начала всё же стоит рассказать о четвёртом годе твоего обучения в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, — последнюю фразу Гермиона сказала сухим отчуждённым голосом.