За Монолит! (джен)

Впервые «Изделие 62» поступило на вооружение группировки уже после ухода из О-Сознания Лебедева. Проект, который он начал и не закончил, ибо психанул, заканчивали другие. Что, возможно, и к лучшему.

Прототип гаусс-пушки, сделанный Лебедевым, был огромен. При первом взгляде на эту чудовищную конструкцию возникала уверенность, что у Лебедева маленький, совсем небольшой комплекс неполноценности и как следствие склонность к гигантомании. В общем, полный Фрейд.

Но нашлись люди без комплексов и сильно уменьшили прототип, превратив пушку в снайперскую винтовку. «Изделие 62» видоизменилось кардинально, но название осталось. В один прекрасный день во дворе собрали сотню лучших стрелков и показали им три готовых гаусс-пушки.

Бродяга пялился вместе со всеми и чувствовал, что влюбился. Божественный Монолит в его сердце только что потеснился, чтобы освободить место для неведомого Гаусса, благодаря которому было создано подобное чудо. Монолитовец был готов продать душу Дьяволу, лишь бы получить возможность обладать прекрасным оружием.

Гаусс-пушки соблазнительно поблёскивали в тусклом дневном свете. Футуристический дизайн, плавные, обтекаемые формы вкупе с точностью и совершенством линий вызывали эстетический восторг. А боевые характеристики делали эти винтовки просто мечтой. Бродяга смотрел и прямо физически чувствовал, как поднимается его… боевой дух от подобного великолепия.

Конкурс на обладание чудесным оружием был жесточайшим. По тридцать с хвостиком стрелков на одну боевую единицу оружия. Это потом «гусят» даже новичкам давали, а в то время винтовки были ещё в диковинку. Каждому конкурсанту давали сделать пару выстрелов, а потом смотрели результаты.

Выстрелив из гаусс-пушки хотя бы однажды, ты уже никогда не станешь прежним. Понятное дело, страсти кипели похлеще, чем на конкурсе красоты. Народ с каждым этапом конкурса постепенно отсеивался. Всё больше братьев стали искать уединения по углам, переживая жесточайшую депрессию.

Бродяга был отличным стрелком, одним из лучших. Кроме того, его подогревало лютое желание победить. Денно и нощно парень молился священному Монолиту, а заодно Иисусу, Будде, Аллаху, Перуну и за компанию Кришне, испрашивая помощи и благословения. Трудно сказать, благодаря чьей протекции Бродяга добрался до финала. Остался у парня один-единственный соперник.

В день Х Бродяга встал пораньше, тщательно помолился и отправился на стрельбище. В этот день решалась его судьба. Будет ли он тварью дрожащей или властелином мира, винтовка Гаусса одна штука прилагается.

Ощутив в руках тяжесть гаусс-пушки, Бродяга невольно улыбнулся. Впервые в жизни он реально почувствовал, что у оружия есть душа. Он приник к прицелу и, повинуясь внезапному порыву, помолился ещё и Гауссу, которого он, очевидно, только что вознёс в ранг святых.

Пресвятой Гаусс молитву услышал, в этом не было никаких сомнений. И даже послал своему адепту знамение. Метко так послал. Дважды. При первом же нажатии на курок гаусс-пушка повела себя, словно психованная клубная стерва. Она вырвалась из рук Бродяги и, выпустив заряд в молоко, долбанула монолитовца стволом по лбу.

От неожиданности парень выронил оружие. При падении гаусс-пушка произвела ещё один выстрел и вынесла стекло в кабинете Харона. Отдача у нее, конечно, была минимальной, но инерции хватило, чтобы подскочить и ударить Бродягу в лоб вторично.

Парень, не ожидавший подобного коварства, брякнулся в глубокий, продолжительный обморок. Стоит ли говорить, что конкурс был безнадёжно провален, а своенравная винтовка досталась другому. Да ещё выволочка от Харона за нанесённый криворуким стрелком ущерб, а вся секта целую неделю потешалась и подкалывала.

Бродяга неудачу воспринял тяжело, но стойко. А через пару недель высший замысел стал ясен. Выигравшие конкурс стрелки были отправлены контролировать Припять. И надо же было такому случиться, что прошлась по городу группа Стрелка. Все монолитовские снайперы с гаусс-пушками были застрелены. Из калаша! А их винтовки безнадёжно испорчены ударами об асфальт. Вот тогда Бродяга преисполнился запоздалой признательностью, ибо понял — Пресвятой Гаусс не дурак и хранит его не хуже Монолита.