Camerado (гет)

Гермиона быстро шла, почти бежала, по коридорам Хогвартса короткими, мелкими шажками, обходя учеников, возвращающихся в спальни — приближалось время отбоя. Во рту у неё пересохло, ей хотелось плакать, но слёзы не жгли уголки глаз. Да и чем помогут слезы?

И вообще, из-за чего было плакать? Да, профессор Снейп наорал на неё, но в этом не было ничего нового. Их договоренность оставалась в силе — он был намерен продолжать обучать её окклюменции. И, думая о том, что произошло, она задним умом понимала, что было глупо требовать от него большей информации, особенно на первом занятии.

Прозанималась Гермиона со Снейпом всего около двадцати минут, прежде чем она всё испортила своими несуразными требованиями. Дойдя до входа в замок, она остановилась. Погружённая в глубокую задумчивость, она машинально пришла к башне Гриффиндора. Мальчики поделились с ней мыслями о прогулке после ужина возле озера, пока есть время до отбоя. Вне замка мало кто мог их подслушать. Она самонадеянно думала, что сможет отвлечь Гарри и Рона от их бесконечных разговоров о квиддиче, который занимал все их помыслы.

Гермиона решительно перекинула сумку через плечо и вышла из огромных парадных дверей замка. Пройдя двор, она направилась к озеру.

Вскоре Гермиона нашла мальчиков: те сидели под деревом возле озера, склонившись над — хотя это было невероятно! — над чем-то, похожим на книгу. Она сощурилась (лучи вечернего солнца били прямо в глаза) и, увидев, что ребята читали гаррин учебник по зельеварению, разозлилась. Невероятные успехи Гарри в зельеварении были чудом — если учитывать, что в предыдущие годы он с трудом успевал по этому предмету. Но когда Гермиона поняла, что всё это время он использовал заметки, которые оставил в учебнике его предыдущий владелец, она пришла в негодование. Особенно её бесило, когда профессор Слагхорн хвалил Гарри. Она всегда зарабатывала оценки собственным трудом, а не как Гарри, который пошёл довольно простым путём и использовал чужие наработки, а не свои знания. Ладно, она ещё посмотрит на него, когда не станет в очередной раз проверять его домашнее задание.

Ни Рон, ни Гарри не услышали, как она подошла, поэтому Гермиона шумно плюхнулась на траву рядом с ними. А её школьная сумка — с несколькими тяжёлыми учебниками — буквально бухнулась о землю.

— Гермиона! — повернулся в её сторону Рон, удивлённый её внезапным появлением. Однако он не растерялся и одарил ее свойственной ему радушной улыбкой. Гермиона улыбнулась в ответ, стараясь не замечать его улыбку, которая уже осветила всё его лицо.

— Привет, — произнесла она.

— Привет, — ответил ей Гарри. Он произнёс это с обычной интонацией, но она заметила, что он быстро закрыл книгу и сунул её в свою сумку. Потом он нахмурился. — Ты что-то слишком рано, не находишь?

Гермиона села возле них, прижав к груди колени и уткнувшись в них подбородком.

— Да, — вздохнула она.— Я поступила как идиотка и вывела его из себя.

— Ну вот! — воскликнул Гарри. — Я так и знал. Как в воду глядел, что он так и останется гадом и не научит тебя ничему, несмотря на то, что это может помочь Ордену. Ты знаешь, — начал он взволнованно, — возможно, это поможет доказать, что он верен вовсе не Дамблдору. Не удивлюсь, если он помогает Малфою с его кознями.

Гермиона закатила глаза. Гарри начал постоянно говорить о Драко Малфое с тех пор, как увидел его в «Горбине и Бэркесе». И Гермиона не могла отрицать, что посещение этой лавки было подозрительным, но она не стала бы утверждать, что Малфой злодей, каким рисовал его Гарри.

— К твоему сведению, — ответила она, — профессор Снейп будет меня учить. И наш следующий урок запланирован через пару дней.

Гарри удивлённо посмотрел на нее и закрыл рот — но тут же открыл снова.

— Оу, чем ты его так разозлила?

Она тяжело вздохнула.

— Я не хочу говорить об этом. Но вы были правы в одном: я уверена, что он действительно ненавидит меня.

Рон лёг на траву, подложив руки под голову вместо подушки, и посмотрел наверх, на ветви кроны раскинувшегося над ними дерева.

— Снейп всех ненавидит, — пренебрежительно заметил он. — И я думаю, что это взаимно, — он взглянул на Гарри. — Но, дружище, мне кажется, что если этот гад готов добровольно научить Гермиону окклюменции, то пусть учит. Что мы на нее накинулись?

Во взгляде Гарри читался протест, но он, как ни странно, промолчал. Гермиона, в благодарность, передумала дёргать его по поводу книги по зельям Принца Полукровки.

Вместо этого Гермиона задумчиво взглянула на Гарри.

— Что именно происходило на ваших с ним уроках окклюменции? — спросила она.

— Я же говорил тебе… — смущённо произнёс Гарри.

— Да, ты кое-что рассказывал нам, — перебила она его, — но я думаю, если я узнаю всё досконально, то, может быть, смогу понять, почему он так… так лютовал сегодня.

— Лютовал? — Рон приподнялся на локтях и взглянул на неё. — Гермиона, что он сделал?

Она махнула рукой, показывая, что это не так важно, хотя втайне ей польстили проскользнувшие в его голосе нотки заботы и беспокойства о ней…

— Ну, он накричал на меня. Ничего необычного. Это было… Не знаю. Будто мои слова послужили переключателем, — неосознанно она часто использовала магловские метафоры, — и вот он только что был просто неприветлив, а через считанные секунды взбесился.

— И что ты тогда сказала? — спросил Рон.

Гермиона вздохнула.

— Я попросила научить меня, помимо окклюменции, ещё и легилименции.

Рон фыркнул.

— Только ты могла попросить два дополнительных занятия со Снейпом в первую неделю учёбы.

Она слегка толкнула его в плечо.

— Вы должны быть благодарны! Кто-то должен знать всё это, — она повернулась в сторону Гарри: — Ну так что?

Он на мгновение возмущённо на неё взглянул, и Гермиона была внезапно поражена гневом, от которого исказилось его лицо. Это было лицо незнакомца. Гнев, так же внезапно, как и появился, исчез, и Гарри снова принял облик её давнего друга, который теперь смотрел на неё с опаской.

— Ладно, вы же знаете, как он подавлял меня и принуждал закрыть мой разум? — Гермиона и Рон кивнули. — От этого становилось всё только хуже. Я до сих пор не могу представить, как он мог ожидать от меня бесстрастия, учитывая то, что он унижал меня на каждом шагу.

Гермиона поджала губы, еле сдержавшись от повторения комментариев Снейпа о том, что, если Гарри не может закрыть разум даже от него, как же он ожидает удержать Волдеморта, когда придёт время? Было неожиданно, даже удивительно понять, что это и было целью Снейпа — не только на уроках окклюменции с Гарри, но и в каждом уроке, который он преподал им в этих стенах, — подтолкнуть их к пределам терпения, лимитам возможностей, давая им опыт, достаточный для того, чтобы за дверями безопасных классов Хогвартса они не дали слабину под давлением обстоятельств. Она поняла, что, научившись успешно варить зелье, когда Снейп постоянно висел над душой в своей излюбленной манере, или колдовать прекрасное Щитовое Заклятье, когда он ехидно комментировал действия учащихся, стоя посреди кабинета Защиты, если они столкнутся с реальными Пожирателями Смерти вновь, то могли бы сражаться, не падая в обморок от страха.

Конечно, Гарри на занятиях Отряда Дамблдора смог заставить их действовать… Что ж, может, и не на "ура", но, по крайней мере, они не упали в обморок и не погибли в Отделе Тайн несколько месяцев назад. Но Гарри был приятным, даже немного чересчур чувствительным мальчиком, а вот заподозрить Снейпа в излишней чувствительности было невозможно. Гарри учил их Защите, периодически хваля, когда они делали что-то правильно, — такой метод Снейп не одобрил бы никогда.

Вспоминая битву в Отделе Тайн, Гермиона бессознательно потирала ладонью шрам, прочерченный от правой ключицы через всю грудную клетку и оканчивавшийся у самого пупка. Она не показывала шрам никому, кроме Джинни, которая была полна сочувствия и, по крайней мере, не кривилась от отвращения. Мадам Помфри, конечно же, исцелила её и свела уродство шрама до минимума. Родители Гермионы ничего не знали, ведь всё лето она вместо топов надевала разнообразные футболки. Несколько лет она старательно избегала упоминать о некоторых своих приключениях как в письмах, так и на каникулах. Конфликта не миновать, узнай они о том, что она и её друзья не только вломились в Отдел Тайн, но и сражались там c приспешниками Волдеморта, а она, к тому же, была чуть ли не смертельно ранена во время боя.

Всё ещё прижимая ладонь к шраму, который, к счастью, отлично скрывала мантия, Гермиона повернула голову к Гарри и с чувством вины поняла, что пропустила часть из того, что он говорил.

— Он, конечно, продолжил оскорблять моего отца, — тем временем продолжал Гарри. Он дергал какой-то пучок травы, пряди его волос спадали со лба, пряча глаза, словно под занавесом. — И он продолжал проникать в те мои воспоминания, которые я не хотел, чтобы он видел. Не знаю, понимаешь ли ты меня, — сказал он, вдруг глядя ей прямо в глаза. — Понимаешь? Снейп может увидеть всё, что захочет. Я знаю, что ты, конечно, учишься лучше, я бы никогда так не смог, но он узнает все твои секреты. Например, кто тебе… эм-м… нравится, — он старательно избегал смотреть на Рона, а Гермиона почувствовала, как вспыхнули её щеки. Неужели ее было так легко разгадать? — И о том, что ты стащила кое-что из его запасов на втором курсе.

— Я понимаю, — сказала она, радуясь, что её голос прозвучал спокойно, несмотря на по-прежнему горящие щёки. Со стороны озера раздался всплеск. Они с Гарри и Роном взглянули на гигантского кальмара, размахивавшего щупальцами в уходящих лучах солнца. — Но, — продолжила она, не отводя взгляда от мощных щупалец, показывавшихся над водой, — как я уже говорила, полагаю, мы с профессором Снейпом достигнем какого-то оптимального соглашения.

Краем глаза она заметила, что Гарри и Рон одновременно переглянулись с озадаченными выражениями на лицах, но отнеслась к этому равнодушно.

— Что-нибудь ещё? — спросила она. — Я имею в виду ваши уроки.

Гарри шумно выдохнул. Он снова взглянул на озеро, обхватив руками голени и положив подбородок на колени.

— Я и так был не в духе, — сказал он наконец. — У меня не получалось… А когда он увидел воспоминания, которые были слишком личными, я взбесился… Я остановил его, но не так, как он хотел, а с помощью Протего, и тогда мне открылись его собственные воспоминания. Он не остановил меня сразу же. Я видел, как ругались его родители, и… самые разные вещи. Странное ощущение.

Он ненадолго замолчал и как бы замкнулся в себе. У Гермионы было дурное предчувствие насчет его последующих слов.

— Я видел, как над ним издевались. Ну, в школе. Он был… Это были Мародёры. Они вели себя ужасно по отношению к нему, — он посмотрел на Рона, но взгляд Гарри был расфокусированным, словно он видел перед собой не своих друзей, а воспоминания, которые описывал. — Это были мой отец и Сириус. Они поносили его перед толпой других учеников, а в один момент подняли его над землёй и спросили… Ну, спросили, хочет ли кто-нибудь увидеть его подштанники.

Глаза Гермионы округлились. Рон насмешливо фыркнул.

— Я бы многое отдал, чтоб увидеть Снейпа вверх тормашками для разнообразия, — сказал он со сверкающими глазами.

— Рон, прекрати! — повысила голос Гермиона. Она почти ощутила боль, мысленно представляя то, что описал ей Гарри. Ей даже не верилось, что их ныне взрослый профессор когда-то был подростком, болтавшимся на невидимой нити, подвергавшимся словесным издёвкам и заклятьям Сириуса, который вёл себя точно так же, как после побега из Азкабана; и его друга, выглядевшего точь-в-точь, как Гарри. Она тяжело сглотнула, понимая, почему Снейп так не хотел учить её легилименции: она могла увидеть то, что должно было оставаться неприкосновенным, ударить по самым больным местам, нарушить его почти нечеловеческий образ.

Она бросила взгляд на учебник Принца-полукровки, уголок которого виднелся из сумки Гарри. Гарри получал хорошие оценки только по тем предметам, которые действительно хотел изучать, например, в Защите от Темных Искусств. Учить его окклюменции, основываясь лишь на её собственных знаниях и теории, было бы неблагодарным делом, если только он не будет полностью отдаваться этим занятиям.

Гарри угрюмо уставился в сторону озера.

— Да, я тоже думал, что многое могу отдать за такое зрелище, — сказал он вдруг, не глядя на Рона. — Но это совсем не так весело, как кажется.

* * *

Альбус в тот вечер прибыл в гостиную Северуса через камин, не потрудившись предупредить о своём визите. Северус сидел за столом, листая старый журнал, который, как он отчётливо помнил, содержал в себе весьма занимательную статью о дегенеративных проклятьях. На столе горела толстая свеча — его зрение потеряло остроту за последние несколько лет, и света от настенного светильника было недостаточно для комфортного чтения. Его перо было занесено над пергаментом, готовое законспектировать нужную информацию сразу же, как только он её найдет.

Он определенно не думал о своём прерванном уроке с Грейнджер.

Лишь свист зеленых языков пламени предупредил его о скором прибытии директора. Он опустил перо, которым так и не воспользовался, снял очки и отложил их сторону. Дамблдор уже отряхивал пепел со своей одежды на видавший виды коврик перед камином. Устранив беспорядок, он повернулся и с улыбкой посмотрел на Северуса.

— Добрый вечер, мальчик мой, — сказал он добродушно, словно Северус пригласил его выпить или сыграть в шахматы.

— Директор, — Северус склонил голову, полный решимости не дать раздражению выплеснуться наружу. Он точно знал, зачем пожаловал Дамблдор.

Но, как только он сел в одно из кресел лицом к камину, директор удивил его. Он поднял почерневшую руку и посмотрел на неё.

— Я чувствую, как проклятье берёт своё, — непринуждённо произнёс он.

Внезапная душевная боль охватила Северуса. Едва осознавая, что делает, он устремился к Дамблдору, опустился перед ним на колени и обхватил ладонями повреждённую конечность старика. Приподняв рукав мантии, он убедился, что проклятие и впрямь не было щадящим. Кисть руки полностью почернела, а по коже предплечья уже распространился сероватый оттенок. Это было поистине страшно, хоть Северус и свыкся с наличием проклятия за то время, что прошло с тех пор, как Дамблдор пытался уничтожить кольцо. Пальцы руки, тонкие и ломкие, словно сморщенные от ужасного ожога, почти что вплавились друг в друга.

— Альбус, — хрипло сказал Северус.

Дамблдор немного грустно улыбнулся.

— Я решил, что должен показать вам это прежде, чем вы сами заметите в неподходящий момент.

Северус поднялся, не чувствуя ног, и встал напротив него.

— Я найду лекарство, — сказал он, снова по привычке завесившись волосами, чтобы закрыть лицо от всеведующего взгляда Дамблдора. — Перед тем, как вы вошли, я как раз вспоминал о статье, которую прочитал несколько лет назад, это могло бы помочь…

— Нет.

Северус ненадолго прикрыл глаза, затем, вновь открыв их, встретил взгляд Дамблдора.

— Нет, — возразил Дамблдор. — Вы не сможете здесь ничего поделать, Северус. Мы оба знаем это — вы сами мне сказали, что я умру в течение года, — он откинулся назад и уставился на огонь, сцепив руки на животе. — И перестаньте тратить время на поиск другого решения. Мы оба знаем, каким оно должно быть, — он вздохнул. — Я уверяю, что не испытываю особого желания умереть, но, в конце концов, моя смерть будет полезной.

Полезной. Северус горько усмехнулся, борясь с побуждением заорать во всю мочь. Дамблдор не лицемерил: он всю жизнь верил, что ценность человека зависит от его полезности, и не считал себя исключением из этого правила. Неудивительно, что старик сделал ставку на свою руку; и никто больше не превзойдет в знаниях Дамблдора, так что он навсегда останется самым великим и могущественным.

— Да.

Больше ничего не скажешь. Смерть Дамблдора будет и правда чрезвычайно полезна: Поттер исполнит свою миссию; Тёмный лорд уверится в преданности Северуса; душа Драко не расколется на две части в результате убийства.

"А моя душа, Дамблдор? Моя?"

На его вопросы Альбус никогда не отвечал прямо, а правда состояла в том, что Северус сам не знал, насколько пагубно отразится на его душевном состоянии убийство своего… наставника, покровителя, учителя, коллегу… хозяина, тюремщика, мучителя… иногда — врага, иногда — друга. Его мутило уже от одной мысли, и он настолько злился, что в последнее время не мог смотреть на директора — из страха, что его ярость станет очевидной для остальных сотрудников.

Голос Дамблдора прервал его размышления.

— Том не вызывал вас с начала учебного года?

Северус отрицательно покачал головой.

— Нет, — встревожившись, произнес он. Темный Лорд обычно призывал его в ночь первого учебного дня, после того, как он произносил приветственную речь декана, а его слизеринцы либо были отправлены по кроватям, либо сидели в гостиной. С начала этого учебного года метка его не беспокоила. — Как вы знаете, он был весьма недоволен мной за заключение Непреложного Обета без его ведома. А также Беллатрикс и Нарциссой за то, что потребовали его с меня.

Дамблдор мягко улыбнулся.

— Конечно нет. Я бы на месте Волдеморта немного сомневался в вашей пригодности в качестве моего убийцы, полагая, что Малфой—младший не пройдет проверку. И Том любит все полностью контролировать; самоволие трех его последователей в таком важном деле, естественно, не придется ему не по нраву. Но я уверен, что он, тем не менее, в конце концов, одобрит ваши действия.

— М-м-м, — Северус угрюмо откинул волосы со лба.

— Пожалуй, можно поставить на этой теме точку, — Дамблдор поглядел на него с некоторым беспокойством. — Я высоко ценю все, что вы делаете для меня, для стороны Света, Северус, — он задумчиво посмотрел вниз на свою руку, игнорируя неотступный взгляд Снейпа. — По крайней мере, это не больно, — сказал он и неожиданно встал, одёргивая рукав так, чтобы его рука, запястье и кисть были менее заметны.

Северус тоже поднялся.

— Спокойной ночи, Альбус, — произнес он с явным облегчением.

Но Дамблдор остановился, прежде чем взяться за жестянку с Летучим Порохом, стоящую на каминной полке.

— О, как мисс Грейнджер показала себя на первом занятии? — как бы мимоходом спросил он.

Северус скрипнул зубами.

— Удовлетворительно.

Директор приблизился к нему.

— Можно? — любезно спросил он, снимая очки. Челюсти Северуса непроизвольно сжались в ответ, но он кивнул, встречая пронизывающий взгляд голубых глаз Дамблдора с чувством, подобным физической боли. Он ничего не прятал, стремясь вынести воспоминания о нескольких последних часах на первый план в своем сознании, чтобы сократить время проникновения. Перед ним возникали одна за другой картинки, быстро сменяя друг друга поверх статичного изображения самого Дамблдора: поднятая вверх рука мисс Грейнджер; он сам, нервно ходящий по классу во время объяснения сложных постулатов Окклюменции; ее сияющие карие глаза, когда она заявила о намерении изучать Легилимецию; и, наконец, ее побег из класса, и сам Северус, без сил падающий в кресло.

Дамблдор мягко покинул его сознание.

— Интересно, — он провел здоровой рукой по своей бороде. — Должен признать, что больше не настаиваю на том, чтобы вы обучали Легилименции такую молодую особу… На самом деле, я бы никогда и не порекомендовал бы это…

— Я понимаю это, Альбус, — Северус не скрывал горечи в голосе. После его возвращения к Свету, как Дамблдор упорно называл сторону Ордена, директор обучил его Окклюменции, но отказывался учить его Легилименции, считая это излишним. Северус угадывал невысказанную истину за этими словами: Дамблдор доверял ему не до конца.

Темный Лорд, напротив, находил Легилименцию чрезвычайно нужным навыком для своего хогвартского шпиона и сам обучал этому Северуса за несколько недель до своего поражения, предоставляя необходимое количество маглов, на которых Северус мог совершенствоваться в своём мастерстве. Альбус, естественно, был недоволен, когда узнал.

Но теперь Дамблдор постукивал кончиком пальца по передним зубам — раздражающая привычка, действовавшая Северусу на нервы.

— У нас мало времени, — сказал он. — Вы понимаете. Гарри должен научиться закрывать сознание от Волдеморта. Я опасаюсь, что он… заупрямится.

— Он как баран, — пробормотал Северус, настороженно глядя на Дамблдора.

Дамблдор покачал головой.

— Сила — великий мотиватор, — снисходительно сказал он. — Особенно для подростка, который до сих пор не может контролировать события в своей жизни, — как вы знаете по опыту, — голубые глаза блеснули из-за очков-половинок. — У Гарри появляются некое понимание о том, что происходит, когда он контактирует с сознанием Волдеморта. И если он не попытается полностью выложиться во время занятий с мисс Грейнджер, я боюсь, что вся ваша напряженная работа пропадет зря.

Северус выпрямился во весь рост, сложив руки на груди и посмотрев на директора сверху вниз.

Дамблдор похлопал его по руке.

— Я уверен, что Гарри сможет учиться прилежнее, если его… учитель… имеет возможность самостоятельно испытывать его щиты, — он раскрыл жестянку с Летучим Порохом и взял пальцами щепотку. — Я боюсь, у меня нет времени потакать своей обычной предусмотрительности или же вашей обычной скрытности, Северус.

Он обернулся к камину, довольно выкрикнул: «Кабинет директора!» — и исчез в свисте зеленого пламени.

* * *

Гермиона встретилась со Снейпом в его классе через два дня с некоторым трепетом.

Она вошла в темный, как обычно, кабинет, освещаемый только неверным светом факелов, висящих на стенах. Профессор Снейп стоял перед классом рядом с детальным изображением действия отвратительного проклятья. Факел позади него придавал его суровому облику резкую рельефность, и она замерла на пороге. Он выглядел… жутко: весь черный, за исключением воротника и манжет, кистей рук и лица. Он по-прежнему носил преподавательскую мантию поверх обычных сюртука и брюк, и, когда он так стоял, с руками на узких бедрах и локтями в стороны, раздувающаяся вокруг него мантия придавала ему исключительно драматический вид. Его бледное, узкое лицо, обрамленное с обеих сторон свисавшими прядями черных волос, имело привычный хмурый вид.

— Доб… добрый вечер, профессор, — выговорила она, поморщившись от своего дрожащего голоса.

— Вы собираетесь всю ночь стоять на пороге, мисс Грейнджер? У меня есть множество дел, которыми я мог бы заняться прямо сейчас, если вы передумали… — низко пророкотал Снейп и вопросительно поднял бровь.

— Нет, сэр, — Гермиона сняла с себя сумку и осторожно положила ее на пол, потом сделала три больших шага, проходя на середину класса.

Снейп не шелохнулся, за исключением того, что достал палочку из рукава наставил её на тусклый факел будто для проверки. Исподтишка наблюдая за ним, Гермиона затруднялась сказать, кого она видела — сильного, хладнокровного, зачастую сурового мужчину или того подростка из воспоминания, ровесника Гарри. Сейчас, стоя перед его нынешним воплощением, как ни пыталась, она не могла вызвать картину, которая пришла к ней так просто в тот день на озере и которая не давала ей спать несколько ночей. Она не могла представить себе этого человека в роли жертвы издевательств.

Она снова взглянула на него, но именно в этот момент он смотрел прямо на нее — со странным торжествующим выражением на худом лице. Прежде чем она успела моргнуть, он направил палочку на нее.

— Легилименс! — вскричал он.

Голова Гермионы закружилась при проникновении в ее недавние воспоминания. Она видела стоящего в нескольких шагах перед ней Снейпа, не могла отвести взгляд даже — свет факелов создавал на его лице отпугивающую игру теней, углубляя впадины на его скулах, подчеркивая его тонкие губы и уподобляя его глаза провалам тьмы под тяжелым лбом и черными бровями. Она явственно чувствовала эмоции и четко осознавала мысли, что одолевали ее сознание. Затем глаза Снейпа сузились, и он проник в более глубокий пласт памяти. Она увидела разрозненные картинки последних дней — ее саму, смеющуюся вместе с рыжеволосой Джинни над ее шуткой; вот она склонилась над домашним заданием в библиотеке; смотрит, как Рон выигрывает у Гарри в шахматы, а его веснушчатое лицо в глубокой задумчивости изучает расположение фигур на доске. Она пережила все заново: стук сердца при взгляде на него, влечение к нему, которое она заметила ещё на третьем курсе, более укорененные, одинаково дружеские чувства к обоим мальчикам. Потом она снова оказалась на озере и вдруг ясно увидела картинку, которую узнала по описанным Гарри занятиям окклюменцией. В ужасе она попыталась отвести глаза, но это было невозможно, и она знала, что Снейп все это видел: самого себя, подростка, висящего вниз головой, в то время как Гарри и Сириус пускают в него заклятья и оскорбляют его.