Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Ваше высочество, принцесса Юань, дочь императора Вей, обвинённая в государственной измене, коленопреклонённо просит выслушать её.

Конмин подошёл к дверям своих покоев и распахнул их, она — босая, без верхней одежды, с распущенными волосами — стояла у дверей.

— Приказываю командиру удальчи взять королеву на руки и отнести до повозки.

— Командир удальчи Чхунсок приказ исполнит.

— Ваше высочество, — на глазах Ногук выступили слёзы, — вы убиваете меня.

— Чхунсок, что творишь? Бери и неси — это мой приказ, — вскричал Конмин.

— Ваше высочество, — голос юаньской принцессы срывался от сдерживаемых рыданий, она пала ниц перед королём, — меч Чхве Ёна, я заслужила его, отдайте мне.

Король вынес меч, снял с себя халат, завернул в него королеву и закрыл двери своих покоев.

* * *

— Эй племянник, что скис? — Чхве Ён лежал на невысокой деревянной лавке в монастырской келье и смотрел в потолок, Намбо сидел в его головах на табурете.

— Я должен встать, дядя, — проговорил генерал.

— Да, достал уже — должен, так вставай, кто тебе мешает. Целыми днями тебя туда-сюда таскать приходится: спина уже болит, — никак тебе не лежится, а лучше не становится. Смирись уже: считай, легко отделался, жив остался, — про руки и ноги забудь, лежи, отдыхай. Брат мой помер, а тебя я сберегу, на то сил моих хватит — прокормлю.

Чхве Ён тяжело опёрся локтями на короткие изогнутые палки и попытался спустить ноги с постели:

— Тэман-а, помоги, — позвал он.

— Малец твой занят с девчонкой, и, как тебе не стыдно, племянник, не слышишь: травки они собирают и милуются по-тихому.

— Дядя, полнолуние когда, завтра?

Генерал королевской гвардии, который когда-то в бою один стоил двух тысяч воинов, упал с лавки на колени — его лицо исказилось болью — и, тяжело переставляя ноги, он на коленях пополз к выходу из комнаты.

— Вот осёл, — ругнулся Намбо, но остался сидеть на месте. — Я ж говорю: для тебя же лучше, лежи, отдыхай. Я до сих пор жалею, что братцу моему тогда вторую руку не оторвало, глядишь, жив был сейчас — а у тебя ни рук, ни ног, и всё равно куда-то намылился. Эй Чхве Ён-и, долго будешь на коленках-то ползать? Ведь всё равно по дороге судорога прихватит… Ну, не доползёшь, племяш...

* * *

Монастырь Тхэгу находился в трёх днях пути от столицы. Принцесса Ногук, лёжа между обитыми драгоценными тканями и обложенными подушками лавками на полу в королевской повозке, долго заходилась рыданиями, кутаясь в халат мужа и баюкая меч того, кто оставался теперь её последней призрачной надеждой.

— Ваше высочество смилостивитесь, успокойтесь, подумайте о своём здоровье, — пела дама Чхве, заглядывая в повозку через приоткрытые створки окна, но королева была не в силах остановить рыдания.

— Ваше высочество, милостью королевы остановимся, поешьте что-нибудь.

Принцесса Юань либо молчала, либо что-то говорила сквозь слёзы: просила оставить себя в покое. День прошёл в мучениях, она забылась сном и, проснувшись, позволила сделать короткую остановку на постоялом дворе в маленькой деревеньке, но докучливые взгляды заинтересовавшихся странными гостями местных крестьян не давали ей покоя. Сперва она думала не ехать к месту ссылки вовсе, остановиться в каком-нибудь пригороде — пускай-де он прознает о её непослушании и приедет усовестить, а уж она к тому времени найдёт способ либо оставить его подле себя, либо вернуться с ним во дворец… но эта деревенька, эти взгляды и перешёптывания заставили её передумать.

— Ваше высочество смилостивитесь, монастырь Тхэгу, мы приехали, — проговорила дама Чхве.

Королева перебрала в голове несколько вариантов побега и возвращения, собиралась обратиться к родственникам за помощью: благо, до них теперь было очень близко и легко добраться, — но все варианты были негодными и отвергались по веским причинам. Монастырь оказался большим и старым, на лицах у большинства монахов читалась явная усталость от жизни, на вновь прибывших они обращали мало внимания, и, позволив своим спутникам суетиться и обустраивать быт, Ногук просто прогуливалась: заходила в храмы и кланялась блёклым от сошедшей позолоты равнодушным идолам, пока, успокоившись окончательно, не стала искать себе компанию. Её внимание привлёк старый монах, отличавшийся от прочих необычно крепким телосложением:

— Отче, отче, — нежно позвала королева, и коренастый старик оглянулся.

Должно быть, юаньская принцесса производила странное впечатление: заплаканная, босая, кутавшаяся в мужской халат, с распущенными по плечам длинными иссини чёрными волосами и с мечом в руках — удивление, отразившееся на лице монаха с длинной окладистой седой бородой и разбойничьими глазами, было искренним и неподдельным.

— Ваше высочество, как вы здесь, милостью королевы ответьте, — монах упал на колени и склонил голову.

— Намбо, Намбо На Менга? — слёзы выступили на глазах принцессы Юань. — Намбо, вы нашли племянника? Скажите мне, Чхве Ён жив? Он здесь?

— Жив мой племянник, жив милостью королевы, ваше высочество, — по лицу старика потекли слёзы благодарности.

— Где он? — воскликнула Ногук.

— Так, где ж ему быть в полнолуние-то?! Вон видите на холме том дальнем дерево? Вот туда он пошёл, там рядом дырка эта в камне-то, которую он небесными вратами зовёт. Вот, там он сидит сиднем и всем богам молится, — Намбо говорил, надеясь отвести душу в разговоре с умной и красивой женщиной, но королева уже не слушала. — Куда же вы, ваше высочество, это очень далеко, это уже Юань, не Корё, ваше высочество...

Королева бежала со всех ног: сколько планов она могла воплотить теперь! В конце концов, просто тихо убить этого монаха тоже было планом.

«Чхве Ён, слышишь меня? Генерал, ты будешь скоро так занят, что забудешь про все свои болезни и душевные раны.

Ты будешь занят, и её отсутствие не будет так сильно мучить тебя. Тебе столько всего надо успеть до её возвращения… Слышишь меня, генерал?»

Королева бежала со всех ног. Ветер трепал, путал её длинные чёрные волосы и бил в лицо, — но разве это могло остановить её?! Чужая земля жгла и колола её нежные ноги, но разве это могло остановить её?! В конце концов, усталость от слёз, долгой дороги и недавней болезни брала своё, но разве это могло остановить её?! Королева на негнущихся ногах взобралась на холм и подбежала к дереву — это был он, генерал Корё, живой Чхве Ён: сидел под деревом на огромном вылезшем из земли корне, тяжело опираясь на ствол, безвольно раскинув руки. Да, это был он: его лицо было именно таким, как она помнила, без каких-либо следов болезни, — услышав шум шагов, генерал перевёл взгляд с небесных далей, и в его глазах отразились так знакомые принцессе нежность, беспокойство и забота. Королева ощутила слабость в ногах и не стала с ней бороться: воин Корё не позволит ей упасть. Чхве Ён конечно же подхватил её, но ожидаемое объятие оказалось слабым и неловким: генерал усадил королеву себе на колени, — Ногук обняла его голову, прижалась поцелуем к виску и залилась слезами.

— Я боролась, боролась… я не жалела жизней, и мои руки в крови, но я проиграла… Слышишь генерал? Я, королева Корё, принцесса Юань, дочь императора Вей, преклоняла колени и склоняла голову не один, а много раз, и не все, перед кем я это делала, были достойны. Слышишь генерал, я проиграла, и он теперь совсем один, он, как будто, попал в капкан, и мне не хватило сил, чтобы... Генерал вставай, пойдём, вернёмся к нему — мы так нужны ему сейчас. Этот монах, этот изверг, он не остановится ни перед чем, он никого не пощадит.

Чхве Ён печально оглядел королеву — она была рада, что, наконец, встретила того, перед кем может свободно выплакаться, не стесняясь и не скрывая своих чувств. Он старался успокоить её, поглаживая по спине, а она удобно устроилась у него на коленях и собиралась поведать обо всех своих несчастьях.

— Как вы здесь, ваше высочество?

Ногук ждала этого вопроса:

— Он обвинил меня в государственной измене, — слёзы опять выступили на её глазах, и генерал крепче прижал принцессу к себе: Ногук уткнулась в плечо Чхве Ёна, как будто спрятавшись от остального мира.

— Кто он, ваше высочество, милостью королевы ответьте.

— Синдон — тот монах, что убил тебя, генерал.

— И его стали слушать? Чхунсок не перерезал ему глотку, едва он открыл свой грязный рот?! — рассерженный тон воина Корё осушил слёзы на лице принцессы.

— Они защищали меня, они пытались защитить, но король... — Ногук отстранилась, посмотрела в рассерженное лицо генерала и улыбнулась ему. — Я была больна, но кто-то исцелил меня, сейчас я думаю, что это был Синдон, и моя ссылка была условием, которое выполнил мой муж.

— Этот человек совсем не совершает ошибок?

— О нет, генерал, этот гад, гаже которого не носила ещё эта земля, совершает ошибки, и я сумела не раз поймать его, но подобно всем гадам он скользок и изворотлив. Послушай, генерал, я знаю, что у тебя на сердце, но, просто сидя здесь, ты не сможешь защитить её. Она вернётся, она вернётся — это будет скоро — но, чтобы защитить её, ты должен уничтожить этого гада.

— У меня есть надежда, вера и цель, ваше высочество, я должен отвоевать земли до бурного Амноккана...

Ногук не позволила генералу договорить — она знала, она повторяла его слова как мантру с тех самых пор, как не удержала его ослабевшее тело в своих объятиях. Теперь всё встало на свои места: он обнимал её, а она читала в его душе, как в открытой книге.

— Да, генерал, и эта полноводная река защитит твою страну и твою женщину, поэтому сейчас вставай и пойдём со мной — мы должны вернуться в Кэгён. — Королева поднялась. — Взгляни, что я принесла тебе, — твой меч, король хранил его. Я уверена, что бессонными ночами в час, когда ему казалось совсем темно, он снимал ножны и любовался его мягким светом. Возьми свой меч, вставай и пойдём со мной.

— Командир, командир, — Тэман вбежал на холм и резко остановился рядом с деревом, — этот, дядька твой, велел тебя обратно вернуть, — проговорил он, размахивая руками.

— Я сам приду, скажи ему, до завтра, а сейчас королеву проводи.

Командир королевской сотни тяжело, не отрывая спину от ствола дерева и помогая себе локтями, поднялся, склонил голову и принял меч из рук королевы: только сейчас Ногук заметила странность в том, как он держался — вложенный в его руки меч опасно закачался, и генерал торопливо опустил его на землю рядом с собой.

— Давай, помогу тебе, командир, где палки свои оставил? — проговорил Тэман, и Ногук встревожено посмотрела на Чхве Ёна.

— Я тебе что сказал делать, Тэман-а? Её высочество устали с дороги. Иди за лошадью, негодник!

— Одну лошадь привести, а, командир? — в голосе воспитанника генерала слышалась явная издёвка.

— Одну, говорю же, для королевы, — недовольно пробурчал Чхве Ён.

— И правильно, ты ж в седле всё равно не удержишься, — милостиво согласился малец.

— Тэман-а, умолкни и голову береги, — командир королевской сотни повысил голос.

— Да и бить у тебя меня давно не получается, а дядька твой сказал мне: сперва тебя привести, чтобы королева посмотрела, во что ты превратился, и обратно на цепь не звала. А вот они где, твои палки-то, за деревом были. Ну, я тебя под руки обниму, чтоб тебе не так больно было на коленки падать, командир, — сейчас обратно поползём…

Чхве Ён замахнулся и отвесил своему воспитаннику чувствительную затрещину.

— Эт командир, ты меня ребром ладони ударил, так же ещё больнее, — малец потирал ушибленное место.

— Я же сказал: «За лошадью иди»! — закричал Чхве Ён, и королева вздрогнула от его крика.

— Тебе велено со мной идти, чтобы королева видела… — Тэман попятился, закрываясь руками.

— Иди за лошадью, мерзавец! — закричал генерал, сделав несколько шагов от опоры, Тэман подпрыгнул на месте и в следующую секунду кубарем катился с холма.

Королева смотрела на генерала королевской гвардии — воина, который когда-то в бою один стоил двух тысяч. Чхве Ён почти в падении привалился обратно к дереву и тяжело задышал — слёзы потекли из глаз юаньской принцессы — она обняла генерала под руки, не позволив опуститься на землю, и уткнулась ему в плечо. Он ребром ладони поглаживал её по спине:

— Я не могу так долго стоять, рук почти не чувствую. В общем, этот разбойник, дядька мой, конечно, прав — ни рук, ни ног у меня больше нет, ваше высочество...

На следующее утро Чхве Ён проснулся от резкой боли в руках — ему не в первый раз было так просыпаться — поэтому по совету разбойника Намбо он просто лежал, стараясь не двигаться, но боль не утихала. Тупая ноющая боль в ладонях становилась всё более резкой, потом перешла на пальцы и сменилась покалыванием, а после того, как вся рука запылала огнём, раздираемая тысячью игл, Чхве Ён застонал и открыл глаза:

— Ваше высочество, что вы делаете? — королева сидела у кровати больного и растирала его правую руку.

— Ты проснулся, генерал? В моей семье все мужчины были войнами, и в детстве я как-то видела, как мать лечила дядьку, который упал с лошади и повредил спину. Попробуй пошевелить пальцами: смотри на руку и представляй, как двигаются пальцы.

Генерал королевской гвардии без особых усилий смог сконцентрировать мысли на разрываемой иглами руке и мысленно представить, как поднимается указательный палец — палец пошевелился — дикая боль началась в руке, дошла до сердца и пронзила мозг командира королевской сотни, всё тело свела судорога. Чхве Ён сжал зубы и застонал. Принцесса Юань вскрикнула, подскочила к больному и обняла его голову. Разбойник Намбо появился в дверях:

— Мы уже пытались лечить его так — всё бесполезно. Или вам, ваше высочество, так же как вашему супругу, нравится наблюдать за страданиями этого пса?

— Прости, прости меня, — говорила королева, баюкая голову изнывающего от боли генерала.

— Уйди дядя, а мы продолжим, — проговорил командир удальчи сквозь сжатые зубы.

Принцесса аккуратно уложила голову генерала на подушки, поцеловала его в лоб и вернулась к его руке. Она осторожно поднимала его пальцы один за другим, сгибала и разгибала их, сжимала его рукой свой кулак, разминала его запястье и руку до предплечья. Чхве Ён попытался пошевелить пальцами, и это у него получилось, он сжал и разжал кулак — за этим последовала новая судорога и очередной приступ боли.

Королева не могла на это смотреть:

— Хватит, хватит, достаточно, — закричала она, — это не поможет! Дама Чхве, дама Чхве, вы же можете снять боль, сделайте это!

Родная тётка впервые вошла в комнату к племяннику — он посмотрел на неё сумасшедшим от боли взглядом — дама Чхве приподняла голову генерала королевской гвардии, серебряная иголка блеснула в её руках: Чхве Ён успокоился и затих.

— На вид это не так: я не долго, опираясь на что-то, могу стоять, — но на деле с ногами всё хуже, чем с руками.

— Позвольте мне это сделать, ваше высочество, — произнесла дама Чхве. Она смотрела на племянника со страхом, как на мертвеца, восставшего из могилы.

— Нет, я сделаю это сама, — проговорила Ногук, закатала правую штанину и вскрикнула — ноги ниже колена были покрыты багровыми кровоподтеками, а на щиколотке чёрным широким рубцом остались следы кандалов. Королева подавила подступившую к горлу панику. — Если удалось заживить руки генерала, разве нельзя сделать то же и с ногами?! — воскликнула она.

— Этот негодник сам уродует свои ноги, — Намбо не собирался исключать себя из процесса исцеления племянника, — шляется, где не попадя, на этих палках, которые ему монахи принесли. На ноги он наступать не может — больно ему — а палки короткие, вот он на коленках ползает, а ноги бьются о камни и кочки.

— Тоги, ты же лечила командира, Тоги, — позвала королева, но на зов первым прибежал Тэман…

— Тащи свою зеленуху, Тоги-я, — заголосил он, подпрыгивая на месте, — вместе собирали, а толок я один. Зеленуху эту местные монахи повытравили, насилу набрали, а из речки Тоги заставила меня этой грязи набрать, говорит, поможет.

Хозяйка королевского сада не нуждалась в упрашиваниях и, пока Тэман распространялся в объяснениях, уже покрывала ноги больного целительными притирками.

* * *

— Дама Чхве? Дама Чхве, как здоровье генерала? — королева вошла в комнату и говорила шёпотом, опасаясь разбудить Чхве Ёна.

— Спит он, — последовал такой же тихий ответ.

— Вижу, что спит, как давно?

— Четверть часа не больше: весь извёлся от судороги, всё сердце мне изорвал смотреть на него, — а руками как не мог пошевелить, так и не может. Даром, что столб здоровенный да ложку не удержит.

— Отдохните, дама Чхве, я посижу с ним. — Королева придвинула простой табурет ближе к постели. — А как отдохнёте, возвращайтесь в Кэгён и скажите королю, что хотите… нет, попытайтесь сперва сказать ему правду, а, когда не поверит, скажите ему, что я при смерти… Нет! Скажите, что угодно, но приведите его сюда, чтобы он не оставался в одном дворце с этим чудовищем, — придворная дама, кланяясь, вышла из комнаты.

* * *

— Король готов выслушать чиновников Совета, — Конмин занял своё обычное место, по уже успевшей сложиться у него привычке опустил голову и закрыл глаза рукой.

— Милостью короля глава Совета, чиновник первого ранга, икджэ Ли Чжэхён просит принять его отставку, ваше высочество, — король поднял взгляд и затравленно посмотрел на своих подданных.

— Милостью короля чиновник второго ранга, могун Ли Сэк просит принять его отставку, ваше высочество.

— Милостью короля, ваше высочество, чиновники Совета просят принять их отставку, — мир Конмина перевернулся: в ушах стояло жалобное, но громкое подвывание, а взгляд застили согбенные спины в красных балахонах.

— С чем связано это решение? — проговорил король, стирая выступившую на лице испарину, — несчастья сыпались на него одно за другим.

— Ваше высочество, милостью короля чиновник первого ранга, икджэ Ли Чжэхён просит выслушать его.

— Слушаю, — нервно проговорил Конмин, ему с трудом, но всё же удавалось ясно мыслить.

— Чиновники Совета опасаются за свою жизнь, ваше высочество.

— С чем связаны опасения чиновников Совета?

— После осуждения королевы Корё мы стали следующей целью Синдона. Сможет ли его высочество защитить нас, если в наш адрес прозвучат такие же обвинения, или осудит? Если не осудит, то остановит ли он произвол этого монаха, который получил невиданные для человека простого сословия привилегии.

— Я, король Корё, не принимаю отставку чиновников Совета, — Конмин поднялся с места и покинул зал приёмов.

— Тойча, королева достигла места ссылки? — спросил он евнуха, вернувшись в свои покои.

— Сопровождавшие королеву к месту ссылки гвардейцы вернулись милостью короля, ваше высочество, — проговорил евнух.

— Чхунсок войди, — Конмин оживился и стал мерить свои покои шагами.

— Милостью короля командир удальчи Чхунсок…

— Как здоровье королевы, Чхунсок? — Конмин не мог скрыть нетерпение и не позволил гвардейцу соблюсти приличия, опустившись на колени перед королём.

— Её высочество рыдали всю дорогу до Тхэгу, нам было больно слышать её страдания. Только на второй день она позволила сделать короткую остановку на постоялом дворе, но даже там королева ничего не пила и не ела…

— Я всё потерял, всё… — правитель подошёл к своему столу и взял кисть в руки, в его глазах стояли слёзы, — теперь, когда до неё три дня пути, я всё потерял. Есть ли новости от генерала, Чхунсок, — в глазах Конмина засветилась надежда.

— От генерала, ваше высочество? — переспросил гвардеец.

— Да, от генерала, Чхунсок, от генерала королевской гвардии Чхве Ёна есть вести?

— Генерал мёртв и похоронен, ваше высочество.

— Знаю, что мёртв, знаю, что похоронен… Я всё потерял… — Конмин отбросил кисть и сжал виски руками. — Знать, что до неё дойти несколько минут, — прежде мне это было утешением. Знать, что она жива, здорова и думает обо мне, — от этого на душе было легче, а теперь я всё потерял. Тойча, книги, что королева читала, вели их мне принести…

— Ваше высочество, милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон смиренно просит об аудиенции, — послышался голос снаружи.

— Чхунсок не уходи, встань по левую руку от меня, там, где он стоял, встань, заслони меня, мне страшно, — прошептал правитель, его тело судорожно дёрнулось и зашлось дрожью.

— Ваше высочество, милостью короля Синдон, глава управления по упорядочению земель и податного люда, смиренно просит об аудиенции.

— Ваше высочество, милостью короля успокойтесь, — проговорил Тойча, — нельзя так убиваться, подумайте о своём здоровье.

— Ваше высочество, милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон смиренно просит об аудиенции, — челобитная звучала всё настойчивее, и Конмина била дрожь.

— Пускай войдёт, — взвизгнул Конмин и упал в кресло.

— Ваше высочество, милостью короля Синдон, глава управления по упорядочению земель и податного люда, готов представить еженедельный отчет.

— Говори.

— Ваше высочество, я готов обвинить в государственной измене всех чиновников Совета, которые согласились служить королеве. Я готов сейчас же арестовать всех удальчи, запереть и сжечь их заживо в казармах, это будет достойным наказанием для предателей и заменит четвертование. — Чхунсок вздрогнул, повернулся спиной к монаху и пал ниц перед королём. — У меня на это есть веские основания.

— Монах, — Конмин спрятал лицо и застонал.

— Я готов представить вам кандидатуры новых чиновников Совета — всё это мои люди — и я готов поручиться за их верность. Вот приказ о назначении меня канцлером и передаче мне королевской печати.

— Монах, — король поднял голову и взглянул в глаза ненавистному человеку. — Чхунсок, что творишь? Убей его, убей, как бы сделал твой командир.

— Спросите меня, ваше высочество, что я собираюсь делать с этой страной.

Король остановил готового подняться и выполнить приказ командира удальчи взмахом руки:

— Что ты собираешься сделать с моей страной, монах?

— Я собираюсь сделать то, на что вы не способны, ваше высочество, я собираюсь сделать её великой. Я не отдам эту землю врагам, я обеспечу людей Корё продовольствием — ведь многое я уже сделал. Разве вы не знаете, что народ поёт и танцует на улицах, славя совершенно мудрого монаха Синдона.

— Что будет со мной, монах? — спросил Конмин, спускаясь с помоста.

— Трон короля никогда не интересовал меня: я позволю вам уехать… Уезжайте, я позволю вам воссоединиться с женой. Я даже позволю вам взять один отряд удальчи и поселиться в столице, — там, где я разрешу.

— Монах, чиновников Совета и гвардейцев не трогай их, позволь им жить.

— Обещаю, ваше высочество, милостью короля бывшие чиновники Совета и гвардейцы будут жить.

* * *

— Люди, люди… люди Корё, услышьте и возрадуйтесь, совершенно мудрый монах Синдон назначен канцлером и будет заменять короля в его отсутствие. Совет распущен. Люди, люди… люди Корё…

* * *

— Люди, люди… люди Корё, услышьте и возрадуйтесь: крепость Чхунджу выдержала осаду, милостью короля Чхве У защитники страны награждены по заслугам и пожалованы чинами. Супостаты полегли в землях Корё. Люди, люди… люди Корё, услышьте и возрадуйтесь...

— Эй Синдон-а, заходи ко мне чайку попить, — тонкий, как тростинка, малец бежал по полю и звонко голосил.

— Бегу, тётенька.

Инсу усадила монашка за стол.

— Как поживает учитель Хан, малыш? — спросила она жадно поглощавшего снедь ребёнка.

— Хорошо, тётенька, болезни бегут от него, — проговорил Синдон, жуя.

— Я приготовила тут кое-каких закусок, отнеси ему и проси, чтобы он продолжил меня учить, — Инсу поставила перед монашком узелок с едой.

— Учитель Хан будет учить вашу милость и без закусок, — Синдон подтянул к себе узелок и благодарно посмотрел в глаза лекарки, — он сказал, что такой умнице и красавице передаст всё, что знает.

— Так значит, я нравлюсь тебе, малец, — Инсу рассмеялась и лукаво ответила на взгляд ребёнка, — или ты просто слова учителя повторил?

— Ещё как нравитесь, тётенька, — проговорил Синдон и светло улыбнулся, — только вот я не понимаю, раз ваша милость — Небесный лекарь, ученица Хваты — может вылечить любую хворь и поднять мёртвого, то зачем вам у моего учителя учиться?

— Мал ты ещё, монах храма Пута, и не понимаешь: учиться всю жизнь надо. А что крепость Чхунджу, много там раненых?

— Ой много, тётенька, а лекарей не хватает. Сражение такое было: монгольская конница вся побита, а сила это страшная, сколько они по округе-то проказили, сколько людей побили. Осадили они, значит, крепость-то, а наши их стрелами поливали и огнём забрасывали, тех ничего не берёт. Так тамошний командир гарнизон собрал, на лошадей посадил, и они из крепости вышли — так такая бойня была: вот, раненых много среди наших и тяжёлые, а супостаты все погибли.

— Отведёшь меня, малец, я буду тех солдат лечить.

— Отведу, только зачем так далёко в крепость Чхунджу идти? Когда исцелять хотите, то в Согёне раненых никак не меньше.

* * *

Ссыльным не позволялось носить более одного слоя одежды, и, соблюдая эти условия, королева мёрзла в исподнем всю дорогу от Кэгёна. Только теперь она чувствовала, наконец, что окончательно согрелась: не хотелось просыпаться, не хотелось открывать глаза, впервые за последние четыре месяца она просто тихо и спокойно спала без сновидений, — но всё же Ногук не могла позволить себе расслабиться — её ждал генерал, которому отчаянно нужна была её помощь.

Принцесса Юань открыла глаза и посмотрела в лицо Чхве Ёна.

— Вы проснулись, ваше высочество? — произнёс он и усмехнулся. Королева спала на груди командира: он обнимал её одной рукой, поддерживая одеяло, его пальцы сжимали её плечо, и сейчас он аккуратно поддержал её под спину, чтобы она не упала, резко поднявшись, с табурета. — Поверьте мне, ваше высочество, в этом монастыре вам совсем не обязательно придерживаться условий ссылки: никто не узнает, если вы приберёте волосы, наденете верхнюю одежду и обувь, — а если вы твёрдо решили позаботиться обо мне, то в первую очередь сами должны быть здоровы, — теперь он подхватил одеяло, не позволив ему сползти с плеч королевы.

— Ты держишь меня за руку, ты можешь согнуть пальцы?! — вскрикнула королева. Она скинула одеяло и взяла руку генерала в свои. — Сожми мою руку.

— Приказ получил, — генерал сжал руку юаньской принцессы и опять улыбнулся — ни судороги, ни боли за этим не последовало.

Королева коротко вскрикнула:

— Как твои ноги? — Ногук ошелушила притирки с правой ноги и разочаровано вздохнула — следы кандалов и кровоподтёки никуда не исчезли. — Пока синяки не пройдут, дальнейшее лечение бесполезно, согни колено, — проговорила она и дотронулась до ступни генерала, он отчетливо застонал. — Прости моего мужа, генерал, слышишь — прости! Он — чудовище — ради этой страны пожертвовал единственным другом, но…

— Я никогда не обвинял его, даже на пороге смерти, — вы знаете это, моя королева, — проговорил Чхве Ён и откинулся на подушки, пережидая боль. Ногук обняла его и поцеловала в лоб.

* * *

— Ваше высочество, дама Чхве смиренно просит об аудиенции, — мрачно меривший шагами свои покои Конмин, услышав эту челобитную, заметно оживился.

— Впусти её, — проговорил он и направился к дверям.

— Вашей милостью…

— Как здоровье королевы? — спросил правитель, не позволив придворной даме опуститься на колени, и заглянул ей в лицо.

— Её высочество нижайше просит вас приехать к месту ссылки… — последовал ответ.

— Она больна?! — Конмин отпустил руки женщины, отвернулся и в панике пошёл обратно к своему столу.

— Она просит вас приехать, — проговорила Дама Чхве.

— Я немедля выезжаю. Чхунсок, готов ли королевский поезд?

— Готов, ваше высочество, — голос командира удальчи доносился снаружи. — Первый отряд будет охранять вас в дороге.

— Так что случилось с моей женой? — переспросил Конмин.

— Ничего страшного, ваше высочество, она просто просила вас приехать, — дама Чхве смиренно опустила голову.

— Так ли это, дама Чхве? — Конмин вернулся ко входу и взял женщину за предплечья, она удивлённо посмотрела ему в глаза.

— Это правда, ваше высочество. Вы всё увидите собственными глазами.

— Я собираюсь забрать королеву из Тхэгу и увезти обратно в Кэгён.

— Забрать, ваше высочество, королева прощена? — на лице дамы Чхве отразилось радостное возбуждение.

— Я собираюсь перевести её в Кэгён, мне позволено жить в столице.

— Вам позволено, ваше высочество, милостью короля объясните, — радостное возбуждение на лице дамы Чхве сменилось недоумением.

— Я тороплюсь, дама Чхве, я должен увидеть королеву, — проговорил Конмин, распахнул двери и вышел из своих покоев, придворной даме осталось только бежать за ним.

Включавший две повозки королевский поезд под охраной двенадцати удальчи следовал старой дорогой к границе с Юань. Во время коротких остановок, которые Конмин допускал исключительно из заботы о своих подданных, молодой правитель в крайнем возбуждении мерил шагами любое доставшееся ему жизненное пространство, не пытаясь занять себя рисованием или чтением. Книги, которые читала королева в Чонбан, он зачем-то взял с собой.

— Ваше высочество, милостью короля монастырь Тхэгу — мы прибыли.

Конмин выскочил из повозки:

— Королева? Где королева? — спрашивал он каждого встречного, пугая монахов. Они жестом указывали ему дорогу, и он судорожно менял направление. — Королева?! — Конмин зашёл в одно из помещений монастыря и теперь просто звал жену.

— Ваше высочество, — монарх оглянулся на оклик: крепкий старик с окладистой абсолютно седой бородой и разбойничьего вида глазами стоял, опираясь о стену; несмотря на наличие твёрдой опоры старика покачивало — он был слегка навеселе — и красный нос явно свидетельствовал о количестве выпитого.

— Намбо, Намбо На Менга? — король сразу узнал главу Сурибан. — Как ты здесь? Королева уверяла меня, что ты нашёл племянника.

— Племянничка-то нашёл ли я, ваше высочество? Конечно, нашёл: только не племянничка, а то, что милостью короля от него осталось. — разбойник, покачиваясь, подошёл к королю и, дыхнув перегаром ему в лицо, схватил за ворот. — Ваше высочество, идёмте-ка сюда поближе, — я вам сказочку расскажу, страшную сказочку, правдивую сказочку, коли совру — не сойти мне с этого места, этак вашей милостью меня и поправьте. Был у нашего короля пёс: король для своего пса горелой корки жалел, бил его, на цепи держал, а глупый пёс ему всё дичь таскал и руки лизал. Спустил король псину с цепи, чтобы тот ему жирных кроликов собрал: пёс старался изо всех сил — кроликов собрал, крыс загрыз, — а король решил, что пёс больно много силы взял, и повелел сварить. От боли, пока король псу внутренности отбивал, тот и сбежал. Только недалеко убёг — когда на короля крысы напали, пёс к нему на брюхе приполз и всех крыс загрыз. Тогда король пса опять на цепь посадил, а пёс ему опять руки лизал. Сорвался пёс с цепи и злейшего врага нашего короля загрыз, только покалечил тот враг пса. Покалеченного пса королю до конца дней кормить решил — незачем, и повелел убить… Что не так сказал? Так, так, всё — правда. Вон там тот пёс лежит только, если король рассчитывает пса опять на цепь посадить, то не выйдет. Пёс он, конечно, не сдох, только ни кроликов таскать, ни крыс загрызть больше никогда, никогда не сможет. Слышь, ваше высочество, оставил бы ты пса в покое жизнь доживать, а, ваше высочество…

Молодого правителя трясло мелкой дрожью: на негнущихся ногах он вошёл в указанную разбойником Намбо комнату и пошатнулся — королева сидела на простом табурете в подаренном им платье, её волосы были собраны в тугой узел на затылке, а рядом с ней на лавке лежал командир королевской сотни Чхве Ён. Конмин должен был убедиться, что это не плод его кошмаров, покачиваясь как пьяный, он направился к постели — Ногук подняла глаза от книги и заметила долгожданного гостя.

— Ваше высочество, вы приехали, ваше высочество. Нет, ваше высочество, не надо, не будите его сейчас: он только что заснул, весь измучился и заснул. Не сейчас, ваше высочество, позже, — шёпотом повторяла королева, но муж не слышал её.

Монарх опустился на кровать рядом с генералом, взял его за плечи, приподнял и обнял тёплое живое тело:

— Ты жив, ты выжил? Ты не оставил меня? Ён-а, не молчи — ответь! Слышишь, друг-брат? Я так благодарен тебе за то, что ты жив.

— Ваше высочество, — королева уронила книгу и вскрикнула, — не надо, не сейчас, отпустите его, он только что заснул.

Генерал открыл глаза и явственно застонал, оглядел комнату сумасшедшим от боли взглядом — его тело пронзила судорога, и он забился в руках короля. Конмин в ужасе отпустил друга и отпрыгнул, не удержался на ногах и свалился навзничь — тело генерала с глухим стуком опустилось на лавку и продолжало биться.

— Ваше высочество, милостью короля ныне покойный Ён клана Чхве из Чханвона, — пропел Намбо, стоя в дверях.

— Дама Чхве, дама Чхве, — закричала королева, — быстрее. Ваше высочество, ваше высочество, вы не сделали ничего плохого сейчас, успокойтесь, ваше высочество, он жив, Чхве Ён жив, тяжело болен, но жив. Сейчас боль отпустит, и вы сможете поговорить, он не может ходить и руки недавно стали двигаться, но генерал обязательно выздоровеет.

Дама Чхве подошла к племяннику, серебряная иголка блеснула в её руках — Чхве Ён успокоился и затих.

— Я… я сотворил с ним такое, — Конмин подполз к кровати.

— Ваше высочество, встаньте с колен, — простонал Чхве Ён, — встаньте с колен, королю не престало… вести себя так. — Генерал подхватил правителя под локоть и помог подняться. Конмин опять сел на кровать рядом с больным.

— Тебе так больно, Ён-а?

— Ваше высочество, генерал пытался ходить, но каждое движение даётся ему с трудом, — королева, как могла, старалась оградить больного от чрезмерной нагрузки, связанной с принятием посетителей. Чхве Ён смотрел перед собой пустым взглядом, ещё переживая недавнюю боль, — его ноги ещё не зажили, но генерал пытался ходить, поэтому к вашему приезду он так измучился, что ваши объятия вызвали очередную судорогу. — Конмин, кажется, не совсем понимал, что происходит вокруг. Он поднялся и сел в ноги к больному. — Ваше высочество, не делайте этого, — вскрикнула Ногук, но было поздно: король приподнял до середины разрезанные штанины, увидел синие ноги генерала, чёрные отмеченные следами от кандалов щиколотки, и прикоснулся к изуродованным ногам — Чхве Ён не смог сдержать крик боли. Конмин схватился за голову — сбылся его самый страшный кошмар.

— Вот же везёт тебе, племянник, как утопленнику: жив едва, лежать бы тебе, да чтобы не трогали, — а тебя в покое оставить не могут. Изуверы, оставьте моего племянника в покое, — Намбо на нетвёрдых ногах вошёл в комнату, — вот, сейчас же увезут и на цепь посадят. Уходи, уходи король — оставь его в покое, дай хоть умереть спокойно…

— Дядя! — позвал Чхве Ён, оглядывая убивающегося над ним короля.

— Чего, племяш?

— Умолкни! — сказал генерал твёрдо и закусил губу.

— «Умолкни», — говоришь, как же умолкну?! Вот, также я брата своего потерял: король его позвал — наградить хотел, ушёл брат во дворец — и нет у меня больше брата, а ты мне хоть и приёмный, но единственный родственник остался. «Не отдам», — говорю, и рот мне не затыкай. Хочешь, скажу, что будет с тобой: вот, если сейчас уйдёшь, то больше не воротишься. Попомни слова старика, попомни! Слышь? Что мало тебя уродовали? В цепях что один раз сидел? Сколько раз оклеветан? Кровью же харкаешь. Сгинешь же не за что — попомни слова старика. Заживо не тебя хоронили?

— Дядя! — Чхве Ён приподнялся на локтях и почти сел, только удержаться в таком положении ему удалось недолго.

— Ну чего? — проговорил Намбо, стараясь вложить в слова всю нежность, на какую был способен.

— Похоронили меня заживо, — генерал откинулся на подушки и кусал губы, сдерживая стон: боль, несмотря на поставленную иголку, всё ещё мучила его, — только чина не лишали. Что там на поминальных столбах было написано — ты же читал, так что выходит, я на службе.

— Вот, пёсье племя, — разбойник Намбо плюнул себе под ноги и ушёл.

Чхве Ён облегченно вздохнул и закрыл глаза.

— Ён-а, тебе больно? — спросил король, отняв руки от головы.

— Больно, ваше величество.

— Очень больно?

— Очень, ваше величество.

— Прости меня, Ён-а, прости.

— За что мне вас прощать, ваше величество? — проговорил Чхве Ён, слова выходили из его рта как-то натужно. — За то, что у меня не хватило сил бороться, и Ки Чхоль победил меня? В этом нет вашей вины. За то, что у меня не было сил, чтобы управлять собственным голосом? У меня есть надежда, вера и цель. Я должен отвоевать земли до бурного Амноккана, чтобы обезопасить возвращение Небесного лекаря. Это я хотел сказать вам тогда, только сил не хватило. Разве вы виноваты в том, что у меня не хватило сил?

— Ваше высочество, генерал милостью короля должен спать сейчас, — проговорила королева, и Конмин, наконец, обратил внимание на жену.

— Королева, моя королева… жена, ты одна верила, что…

— Ваше высочество, милостью короля командир удальчи Чхунсок сообщает, что королевский поезд готов к отъезду, — гвардеец встал на пороге и оглядел комнату. — Генерал? — его лицо вытянулось и побледнело. — Генерал живой, ты живой… — пошатываясь, командир удальчи вошёл в комнату — король с трудом успел отскочить с дороги, чтобы уступить воину место у кровати больного, которому пришлось выдержать очередные объятия. — Живой, ведь живой, — слёзы непрерывным потоком текли из глаз гвардейца, он не мог сдержать рыдания, обнимая Чхве Ёна, временами отстраняя его и заглядывая в лицо: королева видела, что хогун морщится от боли, но терпит.

— Чхунсок, этот придурок Тэман говорит, что наш командир жив и здесь находится. Слышишь, Чхунсок? Я пойду и изобью придурка, ты не против? — Токман стоял в дверях и наблюдал душераздирающую сцену встречи после долгой разлуки, безразличное раздражение на его лице сменялось растерянностью. — Командир! — вскрикнул он. — Ребята, наш командир здесь живой! Слышите? Живой, живой командир!

Королева поднялась с табурета: если нежности её мужа так повредили больному, то какое влияние окажут на него изъявления любви и преданности от дюжины высоких и сильных гвардейцев.

— Именем королевы остановитесь, — удальчи замерли на пороге, намертво перекрыв своими телами вход: королева, раскинув руки, преграждала им путь — секунда — и они сметут её, присутствие её мужа никак не останавливало их, они уже и забыли, что в комнате находится король, который в таком же шоке, как и его гвардейцы, вжимался в стену.

— Первый отряд, разойтись! Сказал: «разойтись», — гаркнул Чхве Ён, и королева облегчённо вздохнула. Гвардейцы утирали носы, шептали: «Командир», — и медленно расходились. — Чхунсок, я жив, а ты как? — спросил генерал, воин отпустил его и завыл в голос — стон Чхве Ёна, опустившегося на лавку, никто не услышал. — Поехали уже, куда мы там собирались, ваше величество, — произнёс генерал и отвернулся к стене.

— Командир…

— Командир…

— Командир…

— Старайся наступать на ноги, генерал, не волочи их по земле, — произнесла королева под дружный шёпот гвардейцев, которые, забыв про охраняемых августейших супругов, по старой привычке на безопасном расстоянии провожали своего командира до повозки. Чхунсок и Токман несли его под руки, и он, повесив голову, тяжело опирался на их плечи.

— Слышишь командир, наступай на ноги, — повторяли за ней Чхунсок и Токман, поддерживая своего генерала под грудь и спину.

Конмин без посторонней помощи, окончательно забыв о королевском достоинстве, забрался в повозку и тут же наполовину вылез, готовясь принять тело друга, тот обвёл присутствующих затуманенным болью взглядом, будто ожидая, что его посадят на лошадь, и промолчал. Король подхватил тело под руки и тяжело потянул на себя: ноги генерала безвольно бились о край повозки.

— Что стоите: поддержите его под ноги, — проговорила Ногук. Чхунсок и Токман вместе с королём тяжело загрузили тело генерала в повозку. — Не пытайтесь усадить его на лавку, ваше высочество, пусть лежит на полу и вытянется, положите подушку ему под голову и следите, чтобы его не сильно мотало в дороге.

— Жена, здесь мало места, он не может вытянуть ноги, — прокричал король, и Ногук услышала нотки паники в его голосе.

— Так уложите его по диагонали, ваше высочество, — воскликнула она, надеясь успокоить мужа своей уверенностью.

— Жена, поедем с нами, — донеслось из повозки в ответ.

— Ваше высочество, лошади не вытянут повозку: выходите, я поеду с генералом.

— Нет, я не оставлю его: я умру по дороге, думая, что с ним…

— Тогда возьмите себя в руки. Не может вытянуть ноги, поднимите их на лавку, он согнёт их в коленях…

— Ему же будет больно…

— Ему больно, ему вообще больно: те две недели ему было еще больнее, — не пугайтесь, если от боли он потеряет сознание. Надеюсь, ему удастся заснуть… Возьмите себя в руки, ваше высочество!

Король отчетливо застонал.

— Изуверы, изверги, убьёте же моего дурака, оставьте в покое, — разбойник Намбо, пошатываясь, вышел из дверей: цвет его носа говорил, что степень подпития с лёгкой сменилось на крайнюю. — Эй племянничек, покойничек, вылезь — тебе говорю: сам в могилу ложишься добровольно.

— Умолкни дядя, — прошептал Чхве Ён, но только король слышал его слова.

— Племянничек-покойничек, — дядя Чхве Ёна шатался из стороны в сторону.

— Умолкни дядя, — проговорил генерал, повысив голос.

— Не отдам! Слышите изверги? Не отдам: брата мово убили, он мне единственный родственник остался, хоть и приёмный, брат мой в него всю душу вложил так не для того, чтобы он был заживо похоронен. Руки, ноги перебили, теперь верёвкой шею перетянете, в грязной луже утопите и закопаете… Эй Чхве Ён-и, вылезь, тебе говорю — вылезь…

— Поехали уже, ваше величество! — проговорил генерал и закрыл глаза.

— Трогай, — вскрикнул Конмин, повозка тронулась, тело Чхве Ёна мотнулось в сторону, и король упал на пол повозки, чтобы удержать его.

— Я живой, возьмите себя в руки, ваше величество, и позвольте мне потерять сознание милостью короля, — проговорил генерал и отключился…

* * *

— Ваше величество, милостью короля Совет готов представить еженедельный отчет.

Король Чхве У расположился на троне и опустил крупную абсолютно седую голову на мягкий подголовник:

— Собраны ли налоги? — его звучный голос без особого труда разносился по залу.

— Собраны, ваше величество, милостью короля, — пропели чиновники.

— Ваше величество, милостью короля ставка налога слишком высока, — проговорил один из чиновников громко, и другие вздрогнули.

— Не снижать ставку налога, — Чхве У принял более активную позу. — Боритесь с самодурством и казнокрадством, в стране нет производительных сил на то, чтобы поддерживать мелкие хозяйства — все они должны перейти в собственность крупных землевладельцев, те должны укреплять свои владения и собирать личные армии, запомните и запишите. Что монголы?

— Монголы вернулись с запада, набеги участились, ваше величество.

— Строить укрепления и сидеть по крепостям, запомните и запишите. Что крепости?

— Крепости выдерживают осаду, но мелкие поселения…

— Ликвидировать мелкие поселения, говорю же, — король лишь немного возвысил голос, но чиновники уже испугано переминались с ноги на ногу и перешёптывались, — поддерживайте крупных землевладельцев: хотят выжить, должны укрепляться, запомните и запишите. Почему я так поздно получаю сообщения о передвижениях войск на границе? Усильте посты, держите свежих лошадей на дороге, используйте соколов для доставки сообщений. Что урожай?

— Урожай будет хороший, ваше величество!

— Что говорят люди на рынке?

— Люди не довольны высокой ставкой налога.

— Пусть. Что ещё?

— Поговаривают, в окрестностях Согёна появилась Небесный лекарь, ученица Хваты, может вылечить любую хворь и даже мёртвого поднять: она лечила раненых и спасла многих безнадёжных.

— Это всё? — ответ чиновников был утвердительным, и Чхве У усмехнулся. — И что вы мне предлагаете?

— Велите этого лекаря ко двору привести, ваше величество…