Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Что он сделал тебе, этот немощный старик? За что ты избил его? Этот человек сказал, что может исцелить тебя, а ты, что сделал? — Инсу стояла перед дверями зала приёмов напротив мужа и ругала его, он тяжело опирался на меч, нежно и преданно смотрел ей в лицо и изредка опускал голову, сдерживая стон. Инсу видела, что ему плохо, но возмущённая поступком супруга не находила в себе сил пожалеть его. — Это всё ревность? Меня к старику приревновал? Я же объяснила тебе, что его с детства знаю. Вот, поди теперь, проспись один, пока не одумаешься, — Инсу направилась в противоположную от отведённых им покоев сторону. Ноги Чхве Ёна сводила судорога, и он с трудом смог дотянуться до руки жены:

— Милая, ты куда? — воскликнул он.

— Я найду Синдона и принесу ему извинения за твоё недостойное поведение. Совсем не ожидала, что ты когда-нибудь поднимешь руку на человека, который выглядит втрое старше тебя.

— Остановись, ты не понимаешь, что творишь, это опасно. Стой, стой, послушай меня, останься со мной, уйдёшь, и я не смогу защитить тебя, милая, — тело генерала сводила судорога и он с трудом удерживал жену.

— Я не нуждаюсь в охране. Убери свои руки, — Инсу оттолкнула мужа и ушла, не оборачиваясь.

— Прошу, остановись, умоляю, только не так, только не сейчас, не оставляй меня, — прошептал Чхве Ён, его ноги подкосились, и он упал на колени.

Инсу завернула за угол и увидела того, кого искала, монах Синдон стоял, прислонившись к стене.

— Синдон-а, прости, прости его, слышишь, тебе плохо? Он меня четыре года ждал, весь исстрадался, на каждую тень кидается, прости.

Монах внимательно вглядывался в лицо Небесного лекаря:

— Я живу уже больше сотни лет на этом свете, милая, и генерал едва ли может навредить мне. Я знал ещё его прадеда короля Чхве Ыя, Чхве Ён — его копия, только взгляд другой.

— Да, да, копия. Как тебе удалось выжить в том страшном мире и прожить так долго, Синдон-а?

— Я открыл секрет долголетия, я — великий лекарь, могу излечить любую хворь.

— Я, Синдон монах храма Пута, могу излечить любую хворь, — передразнила Инсу. — Всё ещё не можешь вспомнить меня? Я, Небесный лекарь, ученица Хваты, прозываемая на Небесах Ю Инсу, не помнишь? Поможешь мне мужа исцелить? Он тяжело болен. Знаешь, я не могу диагноз поставить. Это просто детективная история, а он же мне ничего не рассказывает. Всё же боится, что моему сердцу больно будет, как будто оно на его страдания смотреть не разрывается. Из симптомов судороги, частичное онемение конечностей и самый тяжёлый — лёгочное кровотечение. Я пыталась лечить по симптомам, когда другого выхода уже не было, чтобы остановить кровотечение дала гемостатик — средство, повышающее свёртываемость крови. Так знаешь, он как психанул, так чуть до инфаркта не дошло. Нельзя, выходит, свёртываемость крови повышать. А диагноз, диагноз — понятно, что нарушение кровообращения, очень похоже на тяжёлую форму анемии с осложнением на сосуды ног, для молодых мужчин такое осложнение характерно. Только, что могло быть причиной? Большая кровопотеря? Кости у него целы. Сдавливание сосудов, у него на щиколотках следы от цепей, только кто мог его в цепи заковать? Инфекция? Что ещё может быть? Длительный приём антикоагулянтов — разжижающих кровь препаратов? Синдон-а, ты не узнаёшь меня?

— Просто не могу глазам поверить… — прошептал старик.

— А ты поверь, Синдон-а, я это, я…

Старый монах протянул ссохшуюся дрожащую руку к лицу Небесного лекаря и поправил упавшие на её лоб волосы. Инсу хотела обнять его, но внезапно двенадцать гвардейцев выскочили из-за угла и с криками: «Небесного лекаря защищать» — окружили её, оттеснив от старика.

— Что творите, — вскричала Инсу, подражая интонациям мужа, — разойтись, именем Небесного лекаря разойтись.

Монах усмехнулся и пошёл по коридору, удаляясь от Инсу.

— Пропустите меня, — Инсу пыталась прорваться через стену мечей, чтобы последовать за лекарем, который мог спасти её мужа.

— Приказ — Небесного лекаря в дом генерала Чхве Ёна проводить и защищать, приказы Небесного лекаря не слушать. Других приказов не было. Шестой отряд.

Удальчи стояли сплошной стеной, через которую невозможно было пробиться.

— Где командир, где ваш командир? — закричала Инсу, великий лекарь исчез за поворотом. Гвардейцы молчали. Инсу толкнула ближайшего к себе — он не ожидал удара и едва не задел мечом соседа. — Командира зови.

— Да, что с тобой, женщина? Командир с Токманом генерала в госпиталь понесли, у него ноги отнялись. Изверг этот ушёл, сейчас мы тебя домой отведём, мужа ждать, может, вернётся, хотя дураку понятно, что не жилец.

— Что ты сказал, мерзавец, что ты сказал?! — Инсу отвесила гвардейцу такую затрещину, что тот не устоял на ногах.

— Вот, женщина, иди саван шей, жалко, генерал хороший был, а ты красивая вдова будешь, сам бы женился, когда бы характер не знал.

Инсу растолкала гвардейцев и побежала по коридорам дворца в направлении королевского госпиталя. Красное платье мешало ей, подаренные королевой украшения вывалились из причёски по дороге от быстрого бега, слёзы катились по лицу, она вбежала в королевский сад, пробежала через хранилище трав и замерла, прижавшись к стене, он не должен видеть её такой — надо успокоиться, отдышаться и привести себя в порядок. Он лежал за стеной и разговаривал с названой тёткой.

— Ну, не могу я здесь лежать и в этот потолок смотреть, сердце от страха заходится, — услышала Инсу голос мужа.

— Не можешь, не лежи, вставай и иди, куда глаза глядят, никто тебя не держит. Вон, к молодой жене иди.

— К жене не пойду, сам себе противен, ног совсем не чувствую. А ты уверена, что это поможет?

— Поможет, как же… Послушай, племяш, разве муж мой не предупреждал тебя, когда из монастыря полумёртвого увозили? А теперь чего хочешь? Когда хозяин пса варить собирается, он ему все внутренности отбивает. Так, для чего? Правильно, чтобы мясо нежнее было.

— Король никогда мне зла не желал.

— Вот же, шумный, лежи и слушай. Здесь болит?

— Да, — выдохнул Чхве Ён, стараясь сдержать стон.

— Это хорошо. Хорошо, что ноги не посинели, всё хорошо. Не хотел король тебе зла, правильно, не хотел, просто съесть хотел и сейчас хочет.

— Ну, что за глупости говоришь? — простонал генерал.

— Послушай, племяш, ну, не могу смотреть на твои страдания. Сам подумай, ног, говоришь, не чувствуешь, судорога тебя бьёт, а всё отчего?

— Не знаю.

— А оттого, родненький, что крови в тебе не осталось, всю до капли этот изувер выпил. Вот, уходи со службы, дом он тебе подарил, переезжай в свой дом и в своё удовольствие с молодой женой поживи, ешь вовремя, пей, по саду гуляй, сам не ходишь, Чхусок с Токманом тебя на руках носить готовы, спи побольше, глядишь, поживёшь так годик, два и полегчает. Ну вот, ноги опускай с лавки-то, вставай на ступни, — Чхве Ён закричал от боли, Инсу почувствовала, как будто её всю с ног до головы прошило той же судорогой, — как больно, колит? — вскричала названая тётка генерала.

— Больно, — охнул Чхве Ён, — ноги будто иглами раздирает.

— Губы не кусай, племянник, вот палочку зубами держи и ложись, только ноги не поднимай и полежи так пол часика.

— Тётя… — простонал Чхве Ён.

— Держи, говорю, ну, не могу я боль снять, терпеть придётся, ну, ну, тише, тише…

— Опять этот потолок…

— Потолок тут не при чём, терпи, через пол часика я иглы достану, полежишь немного, отдохнёшь, а потом ванночку горячую сделаю тебе, да травок попьёшь.

Инсу медленно съехала по стене на пол — в голове шумело — тяжелая форма анемии, спровоцированная кровопотерей, кровопотерей на грани выживания, вот зачем в её рюкзаке оказались шприцы, зажимы и системы для переливания крови, только она сама никогда не осмелится сделать прямое переливание крови, пусть у неё и первая группа. Прямое переливание крови запрещено. В голову Инсу пришла мысль, которая посещает в моменты отчаяния, в той плошке та жидкость, ведь это кровь была, вот почему муж её избил Синдона. Генералу Корё Чхве Ёну предложили выпить кровь, и как же отреагировал генерал? Избиение предложившего могло стать наиболее естественной реакцией, а вот понять генерал этот жест мог двояко: либо его называют кровопийцей, либо… Взращенное на благодатной почве дорам воображение Инсу рисовало мир вампиров, оборотней и красноволосых кумихо. Нет, понятно, почему её муж избил старика, но тэогун ошибся — ему предложили лекарство. Инсу поднялась на ноги и побежала обратно к залу приёмов.

— Тётя… — простонал Чхве Ён.

— Ну, чего тебе, племянник, зачем палочку выплюнул?

— Дядя узнал, что я просил?

— Ну, чего опять удумал, племянник, зачем тебе тех изуверов, что хоронили тебя заживо искать? Мстить удумал? Так, не кому же мстить, Тэман твой убил их, зачем родственников ищешь? Говорю же тебе, поживи спокойно.

— Не даст он жить спокойно этот монах ни мне, ни жене моей. Он только постоял рядом, уже убил меня. Я умру, он за других примется.

— Дядька твой ноги в кровь сбил, весь Кэгён обегал, все окрестности, ни в тот день, ни на следующий — никто не помирал, а день-то памятный, гроза была, сколько деревьев повалило, а, кроме тебя, никто не помер.

— Плохо, а может и хорошо, значит, они не здешние были. Не могу я на этот потолок смотреть, сердце заходится, я тогда смотрел на него, всё думал: только бы не уснуть, не расслабиться, молнии держать, на секунду отключился — проснулся уже в цепях, как только они замки закрыть успели. Потом думал, только бы король пришёл. Думал, придёт, увидит меня — и всё, лишь бы до этого часа не зарезали они меня, не спал, не подпускал их к себе, — Чхве Ён горько усмехнулся. — Король пришёл, посмотрел, и всё, и вправду всё, потом я спал, думал, чтобы яд побороть спать надо, а они будили меня. Глаза открою: этот потолок, и монах плешивый надо мной стоит — лицо до середины тряпицей закрыл и густой суп бобовый льёт, довольный, усмехается. Я в ярости цепи натягиваю, вот-вот поддадутся, ан нет, отключаюсь, думаю, всё, можно успокоиться с миром, и просыпаюсь оттого, что они молотами упоры, которые я вытащил, в пол глубже забивают. С тех пор я больше не спал, старался не спать, только лежу и думаю, хватит ли сил, чтобы его молнией ударить, лежу и жду, когда подойдёт, а он всё равно умел как-то так подкараулить, чтобы я не в себе был, то суп этот, то мокрую бумагу на лицо положит, я задыхаюсь и думаю, только не снимай, только стоит подумать, как он снимет и в душу смотрит. Всё мне тогда было одинаково, только бы рожу его не видеть и взгляд этот, об одном жалел, что никто никогда не узнает, что не сам я умер, что вернётся она и думать будет, что не ждал. Кровь когда горлом пошла, я уже не понимал ничего почти, однажды просыпаюсь, смотрю, а это не Синдон, а королева надо мной стоит, зовёт и плачет… Нет, не могу я на этот потолок смотреть...

— Я вот сижу над тобой и думаю, командир, — Тэман обосновался на высоком табурете в головах своего командира.

— Тэман-а, ты давно здесь? Чего думаешь-то?

— Как монаха буду убивать.

— Негодник, не думай даже, не по зубам тебе, только себя угробишь, не лезь, слышишь, не лезь.

— Меня дядька твой прислал, велел сказать, что в ночь, когда тебя заживо хоронили, на торговцев юаньских в лесу Папён разбойники напали — одного убили, а другого так и не нашли. Жили эти торговцы табором недалеко от Кэгёна в деревеньке Хоксач и исповедовали культ Мантрейи, только вот как красноголовых ты ухайдакал, совсем затаились.

— Понятно, Тэман, одежду принеси, где та деревенька говоришь?

— Эй, племянник?! Куда намылился? — Чхве Ён поднялся на ноги, закричал от боли и повалился навзничь, Тэман бросился к своему командиру, с трудом поднял его и уложил на лавку. — Ну, чего ты, племяш, полчаса полежать не можешь? На ноги тебе долго не встать. Лежи, отдыхай, а то ткну иголкой, сознание потеряешь, лежи.

— Ну, не могу я на этот потолок смотреть…

— На ночь тебе иголку поставлю, чтобы не просыпался, а сейчас просто лежи и попытайся не думать, а то хочешь, ребяток твоих позову, они тебя к молодой жене мигом доставят, она же тоже у тебя лекарь, говорят, на моё место хочет.

— Она не знала, что место теперь твоё, — проговорил Чхве Ён.

— Ну, так ты объясни ей.

* * *

Инсу обежала все помещения дворца в поисках старого лекаря, привлекая к себе ненужное внимание, но монаха нигде не нашла — спрашивать было бесполезно — только риск натолкнуться на гвардейца, придворную даму или евнуха, которому приказано проводить Небесного лекаря в дом генерала Чхве Ёна. Она окончательно отчаялась, когда услышала тихий мелодичный оклик:

— Остановитесь, Небесный лекарь, — королева в сопровождении двух охранниц шла по коридору.

— Ваше величество, — Инсу была счастлива её видеть, вот кому она может задать любой вопрос.

Королева поравнялась с ней и протянула потерянные украшения, Инсу только сейчас смогла разглядеть, как они были прекрасны — две золотые заколки с фениксами, держащими в клювах драгоценные камни.

— Спасибо, — проговорила Инсу, принимая подарок.

— Я многим обязана вам, Небесный лекарь, не только жизнью, и сейчас хочу вернуть часть долга, помнится, вы как-то объяснили мне значение небесного слова «любовь», вы сказали, что любить значит скучать, переживать и помогать, я добавила ещё два смысла к этому слову и хочу поделиться с вами. Любить значит слушать и слышать, а ещё верить, верить в него и ему, безоговорочно верить. Небесный лекарь, я знаю, что вы любите генерала, но только годы семейной жизни научили меня понимать значение этого чувства, вам это ещё предстоит, и я хочу помочь. Я не хочу, чтобы вы повторяли мои ошибки, боюсь, что ваш муж слишком слаб, чтобы пережить их, он подобно этим фениксам не раз уже воскресал из пепла, но его сердце очень легко разбить. Не делайте этого. Я провожу вас в дом генерала, это было его желание, вы должны просто подчиниться на этот раз, прошу вас.

Инсу не могла сдержать слёзы:

— Чего мне ждать в том доме? Чего? Мой муж медленно умирает, а я буду сидеть в том доме и ждать чего-то.

Королева обняла Небесного лекаря:

— Вы должны просто ждать и верить, что он вернётся. Я знаю, как это сложно, но от этого зависит его жизнь.

— Я останусь во дворце, чтобы быть с ним рядом, я пойду в госпиталь ночью и буду оберегать его сон, также как он оберегал меня, я сделаю всё, чтобы исцелить его, чего бы мне это не стоило.

— Я не буду настаивать, вы мудрее меня, но прошу вас вернитесь сейчас в свои покои, вечером я пришлю к вам своих охранниц, чтобы они проводили вас, и умоляю держитесь подальше от Синдона, это человек — гад, гаже которого не носила ещё эта земля.

— Гад, — Инсу не ожидала услышать такое слово из уст королевы, — но почему же гад?

— Этот старик… — королева замолчала, внимательно вглядываясь в лицо небесного лекаря. — Ваш муж не рассказывал вам о том, что случилось с ним в ваше отсутствие?

— Я спросила его, он сказал, что умер, и моему сердцу будет больно, если я узнаю от чего. Но как связаны мой муж и Синдон?

— Значит, у него были причины не рассказывать вам о Синдоне, о лекаре, которого король нашёл, чтобы исцелить его. Я не смогу сказать вам то, о чём не хочет говорить генерал. Просто поверьте мне, поверьте, — королева взяла Инсу за руки, — поверьте…

К счастью, ожидание ночи в дворцовых покоях было недолгим, Инсу переоделась в форму удальчи и в отчаянье мерила шагами доставшееся ей жизненное пространство: «Анемия… анемия, сужение икроножных вен или артерий, препятствующее притоку крови к конечностям — одно из наиболее тяжёлых проявлений этого заболевания. Причина понятна, стоит вспомнить только тот случай в Согёне и этого достаточно. Лечение, да, лечения не было, такие проявления болезни являются показанием для переливания крови, но крови нет, если бы была кровь… Прямое переливание, она, как опытный хирург, на это никогда не решится в таких условиях, прямое переливание в таких условиях — риск смерти и донора, и реципиента. Для переливания, кроме донора и реципиента, нужны ещё два человека, которые будут контролировать сам процесс. Что же произошло в эти две недели, королева не сказала, отгадка — Синдон. Синдон? Синдон, малец, что же ты сделал с моим мужем? За что? Теперь можно было восстановить порядок событий: сперва обморожение, лёгкое обморожение, будем называть его лёгким, лечение, лечила Тоги и лечила правильно. Хозяйку королевского сада обвиняют в попытке убить генерала, и мой искалеченный муж остаётся в королевском госпитале один. Затем в строй входит Синдон, мой Синдон. В результате огромная кровопотеря и лёгочное кровотечение, затем хоронят заживо, потом тяжёлая форма анемии и неподвижность. Что ты сделал с моим мужем, малец? Ты скажешь, что ты сделал, и поможешь мне это исправить. Я заставлю тебя».

— Ваша милость, мы пришли сопроводить вас, — донеслось снаружи.

Инсу вышла из покоев, нет, никак не ожидала она такой первой брачной ночи. Небесный лекарь в сопровождении двух охранниц следовала знакомой дорогой, она шла в королевский госпиталь, куда же было ей ещё идти. Она быстро миновала коридоры дворца, охранницы остановились у дверей лечебницы, и дальше она шла одна. Помещения госпиталя были заботливо прибраны, чувствовалась женская рука, занавеси, кипельно белое бельё на лавках, под белыми тряпицами в котелках готовились лекарства, запах засушенных трав, Инсу вошла в последнее помещение госпиталя перед королевским садом и увидела его. Лавка стояла в центре комнаты: да, здесь же он лежал в её сне, здесь же он лежал, когда она лечила его. Её сон, её кошмар… Чхве Ён спал, Инсу села на высокий табурет у него в головах, она никогда не видела, чтобы этот человек спал так беспокойно: холодный пот выступил у него на лбу, холодный, липкий пот — симптом анемии, он мёрз, его потрясывало, а одеяло лежало на полу. Инсу вытерла пот с его лица, он явственно застонал и замотал головой, тяжело задышал, приподнял руки и тут же уронил их, его руки повисли по сторонам лавки. Инсу поднялась, штанины на его ногах были разрезаны до колена, ноги выглядели абсолютно нормально, Инсу подняла одеяло и подоткнула его под ноги, подняла его руки, согнула в локтях и положила на грудь, залезла на лавку и обняла его, этот человек успокоился и затих.

— Племянничек, покойничек… — Инсу вздрогнула и приподнялась на локте, с трудом балансируя на лавке. Намбо, глава Сурибан, названый дядька Чхве Ёна, сидел в кресле рядом с лавкой и спал пьяным сном. Глиняная бутыль в его руках колебалась, изредка роняя на пол капли алкоголя, а цвет носа разбойника говорил о средней степени опьянения. — Был у нашего короля пёс, был значит пёс... всё дичь таскал, крыс отваживал да руки лизал. Вот как-то сорвался пёс с цепи и злейшего врага короля загрыз… покалечил тот пса, зачем королю пёс покалеченный… Вот, король и решил пса сварить… как варить-то пса, шкуру надо содрать и мясо отбить. Содрал, значит, шкуру король, бьёт, бьёт, а пёс всё сдохнуть не может, жалко стало королю пса, и он ему яд поднёс. Пёс его за доброту благословил и яд выпил, только вот не задача, и тогда не сдох, не сдох же… что же делать: мясо отравлено, а пёс не сдох, — тогда король пса решил в грязной луже утопить…

Инсу вскрикнула, упала на грудь мужу, крепче обняла его и разрыдалась.

— Милая, — простонал Чхве Ён, и разбойник Намбо очнулся то ли от этого стона, то ли от крика.

— Эй, как ты здесь, красавица? — проговорил он, заметив нежданную гостью. — Этак ты к мужу пришла, правильно пришла. Глотнёшь? — спросил Намбо, указывая на бутылку, Инсу покачала головой, проглотив слёзы. — Ну, и правильно, а я вот пью королевское пойло и ем, что дают, пока этот изверг последнего моего родственника изводит. Ну, погоди, сейчас я с тобой поговорю, — Намбо на нетвёрдых ногах вышел в сад и, судя по звукам, опустил голову под струю воды. Инсу не чувствовала в себе сил мыслить, пёс, король, сорванная шкура, яд и лужа, она чувствовала, что всё это имеет какое-то отношение к этому человеку, но всё это вместе было так страшно и жестоко, что измыслить это было невозможно. Намбо вернулся в комнату, разбрасывая вокруг водяные брызги. — Хорошо лежишь, — проговорил он, — удобно? Хорошо, пришла, он, глядишь, успокоился, а то сердце моё изболелось смотреть, как он во сне трясётся и руками машет, что снится ему, знаю, здесь пытали его на этом самом месте, но жена сказала не будить, а ты пришла, и он затих. Хочешь, разбужу его, дел-то две иголки вытащить? — Инсу покачала головой и вытерла слёзы. — Ну, и правильно, вот правильно, пускай спит, сам не проснётся.

— Пытали, вы сказали, пытали?

— Так и пытали, так ты не подумай, не знал я, пока он не помер, а то штурмом бы дворец взял, этак ты не подумай.

— Умер?

— Ну, умер. Кожу с живого содрали, цепями приковали, потравили, а, покуда от яда помирал, ещё и душили. Что, по-твоему, после такого можно выжить? Этого мало, так опосля решили заживо похоронить, только что закопать не успели, так могилу бы водой залило — гроза была, когда бы в земле не задохнулся, так в воде бы утоп. Мне жена моя рассказала сегодня, что он ей сказал, покуда лежал, в этот потолок смотрел да боль терпел, вот с тех пор я и пью. Глотнёшь?

Инсу никак не могла понять то, что ей говорили. Она приподнялась на руках и вгляделась в лицо возлюбленного, в неверном свете лучин на спокойное лицо мирно спящего ложились тёмные тени — Инсу видела, как смерть уродовала его черты — под глазами залегала чернота, щеки западали:

— Он жив! — вскрикнула она и потеряла сознание.

* * *

— Ну, что же ты, лапочка, давай, давай, в себя приходи. А ты, старый, впредь думай, что говорить. Давай, давай, лапочка, нельзя тебе так, беременна же.

— Невестка, невестка, в себя приходи, — вскричал Намбо, и Инсу открыла глаза, — ну вот, глаза открыла, — воскликнул он и обежал комнату.

— Ну, что же ты, лапочка, тебе ночью спать надо, о себе не думаешь, так о ребёнке подумай. Беречься надо, нервничать совсем нельзя, гляди, если отца не сбережёшь, так хоть ребёночек останется, — Инсу закрыла лицо руками и разрыдалась, она лежала на лавке одна в другом помещении, и супруги На Менга с растерянными лицами наблюдали за ней.

— Пойду-ка я папашу разбужу, — проговорил Намбо, — они тут с моим внучком лучше вдвоём разберутся, а то сам я чего-то не понимаю.

— Стой, дед, стой, кому говорю.

— Ну, чего тебе? — переспросил Намбо, оглянувшись в дверях.

— Не буди его, не ходит он пока, не буди. — Инсу резко прекратила рыдания и оглядела родственников воспалённым взглядом. — Послушай меня, лапочка, вот молодец, что успокоилась, — Инсу жалобно всхлипнула, — сейчас я тебя покормлю, потом Токмана с Чхусоком позову, они тебя в повозке домой доставят. Видела бы ты, какой дом моему племяннику король отвалил, долго бы здесь не засиживалась. Так что не переживай и живи в своё удовольствие, да мужа жди, я его за неделю на ноги поставлю. Хочешь с ним поговорить? Если хочешь, сейчас же разбужу. — Инсу вытерла слёзы и отрицательно замотала головой. — Ну, вот и правильно, он только больше свою немочь переживать будет, когда узнает. Вот, полежи тихонько, не плачь, слышишь, — тётка Чхве Ёна погладила невестку по голове и ушла.

— Пойду-ка я с племянником посижу, — проговорил разбойник Намбо, которому, по-видимому, было неудобно находиться в обществе женщины, которую он своей разговорчивостью довёл до обморока.

— Намбо, — Инсу окликнула старика, и он замер на месте, — батюшка, — разбойник оглянулся, — батюшка, где я могу Синдона найти?

— Так зачем он тебе? — переспросил Намбо.

— Нужен, — последовал ответ.

— Этак, невестка, чего удумала? Не лезь, куда не понимаешь, подожди, пока муж на ноги встанет. Не предпринимай ничего.

— Батюшка, — всё существо старого разбойника проникалось блаженством от этого оклика, — скажите, как мне монаха Синдона найти, мужа спасти.

— Спасти его хочешь? Монах в Чонбан обосновался, после того как оттуда все ценные книги вынесли. Только ты в Чонбан не ходи, там его охраняют, проще всего его на рынке подкараулить, он там едва ли не каждый день возле травяных лавок околачивается. Ох, невестка, не лезла бы ты на рожон, знаю, что племянник мой тебя с ножом хорошо управляться научил, да и не робкого ты десятка, только б не лезла ты на рожон.

Инсу слушала речь старого разбойника. Её мозг отчаянно работал, пытаясь сопоставить все факты. Обморожение, пытки, Синдон, яд, тяжёлая форма анемии, лёгочное кровотечение. Сердце Инсу зашлось болью и что-то в верхней части живота болезненно сжалось.

— Батюшка, каким ядом мужа моего отравили? — спросила она.

— Ядом этим стрелы смазывают, чтобы, как стрелу вытащишь, кровь не остановить было. Только мой племянник не первый раз этим ядом отравлен был, да и король ему столько яда поднёс, что на тысячу стрел бы хватило.

Инсу схватилась за голову:

— Король, вы сказали, король, но почему король, за что?

— За что спрашиваешь? Думаешь, все беды моего племянника из-за кого? Так я объясню тебе. Кто мог его приказать больного в цепи заковать, кто? Король.

— Цепи? — воскликнула Инсу.

— Кто ему яд поднёс?

— Король?

— Как из могилы вытащили, племянник мой мало того, что кровью харкал, так ни руками, ни ногами пошевелить не мог, чтобы перевезти, я его к седлу привязывал, а поводья на руки наматывал, в седле он не держался сам. Так, негодник в таком состоянии к каким-то там вратам поскакал, мало того, что ходить не мог, так на коленках каждое полнолуние к этой дырке ползал, в постели удержать его невозможно было, ноги у него посинели. Так знаешь, невестка, кто его из монастыря полуживого увёз? Кто? Король.

— Посинели?

— С красноголовыми он, как ты думаешь, сражался, много ему лучше было? А всё король. Думаешь, после такого армии вести по силам было ему? Сколько раз он на границе умирал. Ведь не один раз его здесь хоронили. А всё король.

Инсу схватилась за голову и отчётливо застонала.

— Эй, дед, ты чего творишь? — названая тётка Чхве Ёна вошла в дверь с миской супа и чашкой. — Дед, ну-ка к племяннику иди да буди его, уже рассвело, вредно столько спать. Давай, давай, милая, кушай да посиди тихонечко. Сперва глотни, чтобы успокоиться. Слышь, дед, ещё раз невестку до мату доведёшь, прибью, как пить дать, прибью. Давай, давай, кушай, милая, кушай, — проговорила тётка Чхве Ёна, доставая ложку из-за пазухи.

Инсу вперилась в одну точку пространства перед собой и вся обратилась в слух.

— Просыпайся, племянник, — голос разбойника донёсся из соседней комнаты. За словами Намбо послышался тяжкий стон:

— Дядя, что жена моя? В дом её привезли, охраняют? Что изверг этот приближался к ней? — голос Чхве Ёна звучал взволнованно, он торопливо старался задать все мучившие его вопросы. — Она мне снилась. Если б не она, я ночью с ума сошёл. Всё этот потолок, и монах плешивый надо мной стоит, а я даже пошевелиться не могу.

Названая тётка Чхве Ёна зачерпнула суп и затолкала ложку в рот Инсу.

— Да, не волнуйся ты так, племянник, всё нормально с твоей женой: с гвардейцами подралась, во дворце ночевала.

Инсу судорожно проглотила суп, звук жующих челюстей мешал ей слушать. Чхве Ён застонал:

— Когда я ходить смогу? Не могу я лежать… — очередная ложка супа заглушила следующую фразу.

— Не думай, племянник, сил у тебя не хватит, эти люди — убийцы не хуже тех, с которыми ты дрался, когда чиновников защищал, только их не семь, не шесть, а десятка три, не меньше.

— Убийцы, говоришь? Кто их нанял? Можешь не отвечать. Сам знаю. Как доказать, что он нанял их? Я должен пойти туда, увидеть всё своими глазами.

— Вот же, племянник, жить надоело. Только что женился, жена уже беременна, а сам в петлю лезешь?

— Что ты сказал? Беременна жена моя?

Инсу оттолкнула ложку ото рта, вскочила на ноги и бросилась в соседнюю комнату. Он, морщась от боли, сидел на лавке, и она с разбегу бросилась ему на плечи:

— Глупый, глупый, какой же ты глупый… Ты жив и рядом — это всё, что мне нужно. Ты думал, что больной мне будешь в тягость? Ты — отец моего ребёнка, ты мне самый родной человек, единственный родной. Я никогда не прощу его, никогда не прощу за то, что он с тобой сделал, слышишь, никогда. — Он обнимал её. — Ну, чего ты молчишь?

— Он не даст нам жить спокойно, ты многого не понимаешь, я должен побороть его, а ты должна беречь себя и нашего ребёнка, — он обнимал её, закрыв глаза от наслаждения, она чувствовала спокойное биение его сердца и нежное прикосновение его огромных жестких рук. — Ты должна уехать, в доме, который подарил нам король, ты будешь в относительной безопасности, шестой отряд будет охранять тебя. — Она прижалась к нему и тихонечко кивнула.

* * *

— Ваша милость, приехали. — В дороге Инсу могла думать только о своём ребёнке: «Какой ты, милый мой, чудесный и хороший ребенок, как мне хорошо, легко и спокойно с тобой. Ты так любишь меня, что даже решил мне токсикоз не устраивать, сынок» — Инсу отчего-то была уверена, что будет сын. — «Совсем как твой папа. Ты же будешь вылитый папа, сынок, такой же большой и могучий».

Инсу вышла из повозки и удивленно огляделась:

— Эй, Токман-а, ты нас куда-то не туда завёз, это же принца Ток Сона дом.

— Истинно так, ваша милость, дом принца король генералу и подарил.

Инсу вошла в распахнутые настежь ворота: «Вот, негодник, а мне сказал, что в доме ни разу не был, и как ты интересно теперь выкрутишься?» Она представляла, какое удовольствие мог бы ей принести сейчас осмотр этого огромного и красивого дома, если бы он был рядом, но его не было. Вот здесь она впервые держала его за руку, а здесь...

— Ваша милость, мы расставим дозоры на крыше и будем охранять возле ворот, выберите три смежных комнаты, которые будете использовать, нас мало, мы не сможем охватить большую площадь.

«И опять как под конвоем» — подумала Инсу. Сейчас она бы, размахивая руками, медленно обходила покои этого дворца и мысленно расставляла мебель, если бы он был рядом. Он бы замирал в каждой комнате, куда бы она не вздумала зайти, подпирая собой стены, и, улыбаясь, выслушивал все её планы, только его нет рядом. Он сейчас лежит на жесткой лавке и не может подняться, а его ноги тысячью игл раздирает насильно возвращаемая кровь. «Господи, за что ему такие страдания? Разве он не часть святого воинства твоего? Разве он нападал первым? Разве он обижал убогих? Господи, охрани. Синдон, Синдон». Инсу схватилась за голову, нет, что-то не складывалось в её голове: почему Конмин приказал пытать её мужа, король, которого она знала, никогда не поступил бы так. Нет, мотивация короля понятна: заставить сломленного больного человека биться — только её муж не был сломлен её уходом, он ждал её, тогда почему, за что? Инсу казалось, что она вот-вот сойдет с ума от гнетущих её переживаний. Мозаика в её голове начинала складываться. Обморожение второй степени, последствия — временная немота, повреждение кожных покровов на большой площади, судороги и, естественно, боль. И вот вместо того, чтобы дать её мужу отлежаться неделю, две, его пытают по приказу короля. «Приказ? Нет, этого быть не может! Теперь сон мой в руку», — сердце Инсу зашлось болью. — «В результате, кровопотеря на грани выживания, сдавливание и, как следствие этих двух обстоятельств, частичное онемение конечностей, а, главное, лёгочное кровотечение. Нет, лёгочное кровотечение выпадало из общей картины. Получается так, увидев к каким последствиям привели пытки, король испугался и решил подарить истерзанному человеку милостивую смерть? Нет, этого не может быть. Какой-то бред. Получается Тоги отказалась выполнить приказ короля, а её за это обвинили в убийстве? Бред пьяного человека. Бред. Что же делать? Необходимо восполнить кровопотерю, но как? Крови нет, что же поднёс её мужу Синдон на свадьбе, неужели, всё же кровь?»

— Её величество королева почтила этот дом своим присутствием.

«Королева?» — Инсу не нашла в себе сил подняться, и коронованной гостье пришлось самой искать хозяйку дома.

— Бора, Бора-я, доченька, — юная принцесса с довольным воплем вбежала в помещение и принялась исследовать новое для неё жизненное пространство, — доченька, не убегай далеко. Дама Чхве, проследите за принцессой.

— Слушаюсь, ваше величество. Ваше высочество, ваше высочество…

Голос придворной дамы растаял в отдалении, Инсу подняла голову и посмотрела в лицо незваной гостье.

— Я видела генерала, — произнесла юаньская принцесса. — Вы не должны предаваться унынию. Я пришла, чтобы сопровождать вас на рынок, где мы должны выбрать обстановку для этого дома.

«Не могу поверить, что твой муж сотворил с ним такое, неужели, ты просто покрываешь его» — Инсу сидела на приступке в одном из помещений дворца и держалась за голову. Королева села рядом и обняла её за плечи.

— Генерал непременно встанет на ноги, это я могу сказать вам с уверенностью, как та, кто лечила его.

— Лечила? — мозг Инсу был пресыщен информацией.

Королева обняла её крепче и положила её голову себе на плечо.

— Генерал болен давно. Я застала его в худшем состоянии в монастыре Тхэгу, куда меня сослали по обвинению в государственной измене. Он не чувствовал рук, а ноги его до колена были покрыты багровыми кровоподтёками, ходить он не мог, хотя и пытался. У него были такие короткие изогнутые палки — он вставал на колени, опирался на эти палки и перемещал своё тело при помощи предплечий. Сердце разрывалось смотреть на него, движение и даже прикосновение вызывало у него судорогу. Казалось, ничто не может помочь ему — он приговорён к такому существованию, и лучше оставить его в покое и не мучить. Намбо хотел именно этого, но генерал сумел подняться, он не просто поднялся, он победил армию красных повязок, он сражался в одиночку, всего с сотней гвардейцев он вернул наместничество Сансон, а потом, потом он отвоевал северные земли, Небесный лекарь. — Инсу закрыла лицо руками и разрыдалась. — Что с вами, Небесный лекарь? — воскликнула королева, поражённая такой реакцией на свои слова.

— Вы все, все вы рассказываете мне одно и то же только разными словами, и из всего сказанного я поняла только одно — что этот человек день за днём страдал и умирал, пока меня не было, а я вернулась слишком поздно и неподготовленной, чтобы помочь ему. Судьба была мудра, она открыла врата, стоило мне попросить о том, она отправила меня сюда, чтобы спасти его, и теперь, если он умрёт, это будет означать лишь одно — я не справилась, я стала причиной его смерти. Это всё, что я поняла, но я не поняла главного, как здоровый молодой мужчина в результате лёгкого обморожения стал калекой, как? Я видела сон. Когда я была там, куда меня забросила судьба, я видела сон. В этом сне он был таким, что я не узнала его: он лежал на лавке, обмотанный кровавыми бинтами, и истекал кровью, он был прикован тяжёлыми цепями, которые до костей прорезали плоть, он умирал, и я уже ничем не могла помочь ему, но как, как такое могло с ним случиться? Кто? За что? Намбо сказал мне, что король приказал пытать моего мужа. Выходит, Синдон был тем, кто исполнял приказ.

Королева отпустила небесного лекаря и отстранилась:

— Ваш сон я видела наяву. С того момента, как генерал умер на моих руках, мне приходилось не раз преклонять колени и склонять голову, чтобы вымолить для моего мужа прощение, единственным, кто не требовал от меня этого, был сам Чхве Ён. Перед вами, Небесный лекарь, я встану на колени без малейшего содрогания, — Инсу поймала королеву под локти и не позволила ей опуститься на пол. — Мой муж виновен в смерти генерала Корё Чхве Ёна, — продолжала королева, оставшись на том же месте и опустив взгляд, — я не буду этого отрицать. Простите его.

— Я не смогу простить, не смогу, уйдите, оставьте меня, король погубил моего мужа, кровопотеря на грани выживания, которую нечем восполнить, — Инсу закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Когда мой муж привёз умирающего Чхве Ёна от небесных врат, он хотел лишь одного — как можно быстрее вылечить генерала. Он нашёл лекаря, лучшего лекаря на этой земле, лучшего по слухам, того, который может вылечить любую хворь. Это был Синдон. Этот лекарь сказал ему, что залогом выздоровления генерала является полная неподвижность, что отмершую кожу, не разрушая волдырей необходимо плотно привязать к телу…

— Такое лечение должно было убить его. Такое лечение вызывает застой крови и приводит к сепсису, — Инсу вытерла слёзы и попыталась подняться, Ногук удержала её…

— Дослушайте меня. План этого лекаря не удался, к тому времени Тоги уже срезала волдыри, — тогда Синдон обвинил хозяйку королевского сада в том, что она пыталась убить генерала, живьём сдирая с него кожу. Мой муж поверил, он видел язвы на теле Чхве Ёна, он думал, что, подобно ему самому после моего похищения, генералу после вашего исчезновения жить не хочется, что командир пытается умереть для того, чтобы попасть на небеса. Он дал этому лекарю, Синдону монаху храма Пута, полную свободу действий. Старик потребовал удалить от генерала всех, кто может посочувствовать ему, и приковать тяжелыми цепями. Это было сделано по приказу короля. Чхве Ён до конца сопротивлялся смерти, он окружал себя грозовыми разрядами, не позволяя убийцам приблизиться, а, когда сил уже не было, выплёвывал яд, который насильно вливали ему в горло, — всё это мой муж воспринимал как попытку генерала покончить с собой. Что бы вы думали на его месте, я не пытаюсь оправдать его, он видел, что лечение убивает генерала, он был тем, кто дал вашему мужу яд, думая, что это лекарство. Когда я сумела добраться до Чхве Ёна, он был на грани жизни и смерти, кровь шла у него горлом, цепи впились в руки и ноги, бинты, которыми было перевязано его тело, были пропитаны кровью насквозь. Я велела перенести его в мои покои и отправилась к королю, к тому времени как король, осознав своё преступление, пришёл, чтобы увидеть его результат, ваш муж уже не дышал. Мой муж виноват — и я на это ничего не могу возразить. Мой муж — чудовище, ради этой страны он готов пожертвовать единственным другом. Простите моего мужа, простите его, — королева взяла Инсу за руки и полными слёз глазами посмотрела ей в лицо, Инсу обняла юаньскую принцессу. Ногук поднялась и вытерла слёзы.

— Мама, я хочу играть с генералом. — Юная принцесса вбежала в комнату и оглашала окрестности своим звонким голосом. — Тот дядечка ткнул его иголкой. Он не устал играть со мной. Его ткнули иголкой, и он стал скучный. Мама…

— Доченька, потерпи, мы сейчас пойдём с тобой гулять на рынок, хорошо? Небесный лекарь, я пришла, чтобы сопровождать вас, вам просто необходимо покинуть этот дом на короткое время.

Инсу поднялась на ноги и кивнула.

— Бора, Бора-я, доченька, — королева поминутно отвлекалась на девочку, которая норовила убежать и скрыться в ближайшей подворотне. Инсу оказалась практически предоставлена сама себе. — Вот там, Небесный лекарь, плотник, к которому вам просто необходимо зайти, он делает прекрасную мебель… Бора, ну, куда же ты, доченька… — Инсу остановилась возле травяной лавки и в задумчивости огляделась:

— Дяденька, а для того, чтобы крови в человеке больше стало, у вас есть что-нибудь?

— Крови, говоришь, надо больше, красавица, этак бывает. Вот, взгляни, настоящие змеиные таблетки в золотой оболочке, а вот от этой микстурки… — Инсу посмотрела в разбойничьи глаза продавца и перестала его слушать.

— Милая, — этот тихий окрик заставил её обернуться, Синдон стоял у неё за спиной, и Инсу стало страшно. — Милая, — повторил он и поманил за собой. Инсу шла, как заворожённая, повинуясь завладевшему ей наваждению, узкие улочки, подворотни, тупики, несколько раз она проходила насквозь какие-то заброшенные дома — сама обратно она бы не выбралась. Наконец, монах остановился, улыбаясь, и указал на вход в покосившуюся от времени хибарку, двор которой был устлан сохнущими на солнце травами, аккуратно подписанные мешочки были развешены по стенам, но запах готовящихся трав не мог заглушить запаха крови. — Я очень давно живу, милая, и всю свою жизнь занимаюсь изучением циркулирующих в человеческом теле жизненных потоков. Человеческое тело как река, жизнь в нём течёт и бурлит. За долгие годы я научился усиливать течение этой реки при помощи простого лекарства. Это лекарство действует так, будто в человека вливают кровь. Яквон, тащи сюда пса, — Инсу закрыла нижнюю часть лица, подавляя поступившую к горлу рвоту, дюжий мужик в форме королевского травника волок по земле тело огромного чёрного пса, который, жалобно моргая, умным осмысленным несчастным взглядом смотрел в какую-то одну точку пространства. — Неделю назад я перерезал на теле этой собаки второстепенные сосуды и следил за тем, чтобы кровь медленно покидала его. Затем я позволил ранам зажить, но к тому времени пёс лишился большей части своей крови, и теперь он медленно и мучительно умирает. Посади пса на цепь, Яквон. — Здоровенный мужик подтащил бедное животное к столбу и застегнул у него на шее тяжелый железный ошейник, к которому крепилась мощная цепь, пёс не пытался сопротивляться и даже не огрызался. Инсу не могла отвести взгляд от несчастного животного. — Я приготовил вам подарок, Небесный лекарь, — Инсу посмотрела на старика, в руках которого внезапно появился большой обитый красным шёлком ларец. — Это украшение достойное вашей красоты, — Синдон приподнял крышку, — и лекарство, которое поможет вам спасти мужа, — монах приподнял верхнюю полочку в ларце, полочку, на которой покоилась тонкая цепочка с кулоном в виде черепашки, её цепочка, которую она потеряла сто лет тому назад, и взгляду Инсу открылась батарея глиняных флакончиков с красными пробками. Синдон взял один пузырёк, поставил ларец на стол и подошёл к псу: шерсть на теле животного встала дыбом, и пёс жалобно заскулил, впрочем, сил сопротивляться действиям мучителя у него не было. Синдон зубами выдернул пробку из пузырька, открыл зубастую пасть животного и влил содержимое пузырька ему в рот. — Лекарство скоро подействует, а пока я могу показать тебе свою коллекцию лечебных трав.

— Проводи меня домой, Синдон, мне страшно, я не хочу здесь оставаться, — проговорила Инсу.

— Милая, я — лекарь, я лечу людей, мои методы пугают тебя, но это необходимо для спасения тысяч и тысяч человеческих жизней. Вот, посмотри, многое из этого может пригодиться тебе.

— Я знаю, что ты лечил моего мужа, как так получилось, что в результате твоего лечения он потерял способность нормально передвигаться? Как так получилось, что в результате твоего лечения, подлец, мой муж оказался на грани жизни и смерти? Как так получилось, подлец, что ты угробил этого человека? — Инсу сбросила оковы завладевшего ей наваждения и сжала кулаки, готовясь бежать куда угодно, только дальше отсюда.

— Успокойся, милая, — Синдон подошёл к Инсу, и её передёрнуло от отвращения. — Король считал, что сердце генерала разбито, и он пытается покончить с собой, признаться, все так думали, кроме королевы. Король приказал приковать его к лавке тяжёлыми цепями, чтобы он не мог отправиться на небеса…

— Ты лжёшь, королева всё рассказала мне…

Синдон опустился на колени:

— Меня пригласили лечить умирающего, у которого не было ни единого шанса на спасение. Его мучила адская боль, судороги, я никогда прежде не видел подобных ран. Кожа на его теле, как будто, вспенилась. Что я мог ещё сделать, кроме как примотать её к телу? Примотать обратно, но эта мерзавка уже убрала кожу к тому времени, как я добрался до пациента, ты не представляешь, что я пережил, увидев эти кровоточащие язвы на месте волдырей. Этот человек он не мог ни минуты пролежать спокойно, что я мог ещё сделать, кроме как приковать его к лавке? Этот человек не подпускал меня к себе, как я мог оценить эффективность лечения, не имея возможности пощупать его пульс? Я ошибся, лекарство, которое я для него составил, оказалось ядом. Я испугался, король не помиловал бы меня за убийство вернейшего из своих верноподданных, даже мне тяжело расстаться со своей старой жизнью. Но теперь я знаю, как исправить свою ошибку, милая, я спасу генерала Корё, лучшего из ныне живущих, и он будет и дальше служить процветанию этой страны и прославлению клана Чхве из Чханвона.

Инсу вздрогнула от неожиданности, низкое утробное рычание за её спиной сменилось угрожающим лаем — она оглянулась: огромный чёрный пёс, пошатываясь, стоял на ногах и зло смотрел на обидчиков. Невероятным усилием пёс оборвал цепь и кинулся на старого тщедушного монаха.

— Убей его, Яквон, — проговорил Синдон, и его помощник метнул в животное копьё, — копьё попало в живот, и тёмная кровь полилась изо рта и раны животного, обильно заливая землю вокруг. — Видите, Небесный лекарь, сколько крови в этом животном, — Инсу не устояла на ногах и потеряла сознание.

* * *

Инсу очнулась в королевском госпитале, королева сидела над её изголовьем:

— Вы очнулись, благодарение небесам. Объясните мне как вы оказались там, где я нашла вас, как вы в вашем состоянии убежали от охраны, зачем, почему?

Инсу посмотрела на королеву стеклянным взглядом.

— Мой муж, где он?

— Спит в соседнем помещении, — последовал ответ.

Инсу прислушалась, из соседней комнаты доносились звуки семейной перебранки:

— Послушай, старый, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, прибью тебя. Племяннику нашему уже на ноги вставать пора, а я на свою голову научила тебя иголкой его усыплять, так ты и рад стараться, чего он у тебя круглые сутки спит.

— Пока спит — живёт. Проснётся — и один чёрт знает, куда его ноги понесут. Вот так и брат мой ни секунды на месте усидеть не мог, так и помер.

— Думаешь, я своего мужа покойного не помню, но, когда бы я его стала так подле себя удерживать, думаешь, он бы жил так? Да, чего ты творишь, старый?

— Эй, эй, жена, чего дерёшься-то, чего… Ай, ай, по голове не бей…

— Гляди, старый, ещё раз ребёнка иголкой ткнёшь, я тебе эту иголку… Вот, буди его теперь, жена его в соседней комнате, пускай помилуются, да ребяток его зови, пускай потаскают туда-сюда, чтобы он ноги попереставлял, и гляди у меня, ты меня знаешь — прибью.

Инсу поднялась с лавки, королева поддержала её под спину и помогла встать на ноги, Инсу направилась к мужу и застыла в дверях комнаты. Он открыл глаза:

— Ничего не понимаю. Только что было утро, я принцессу на руках качал, а теперь уже вечер. Ты, ты пришла ко мне, — проговорил Чхве Ён, увидев жену, опустил ноги и сел на лавке, — зачем ты пришла, я велел охранять тебя в том доме. — Инсу подошла и забралась ему на колени: «Знаю, глупый, по голосу слышу, как ты рад меня видеть» — она обняла его, спрятала своё лицо на его груди и разрыдалась. — Что с тобой, жена? Милая, не плачь, что-то случилось? — он гладил её по спине, а она заливала слезами его рубашку и никак не могла остановиться. — Тебе тяжело без меня? — она коротко кивнула. — Я сейчас же встану, и мы домой пойдём, вот, увидишь. — Чхве Ён подхватил её на руки, поднялся с лавки и поморщился от боли.

— Так, племяш, коли встал, значит, стой и говори, где болит. Хорошо игрушку держишь, держи — будешь терпеть и молчать — отберу, ты меня знаешь. — Инсу попыталась спрыгнуть с рук мужа. — Не, невестка, если удобно сидишь — сиди, не мешаешь. — Названая тётка Чхве Ёна тяжело опустилась на колени и ощупывала ноги племянника. — Здесь болит?

— Нет.

— Хорошо, а здесь?

— Нет.

— Так, врать будешь — отберу.

Инсу всхлипнула и сильнее прижалась к нему. Сидеть у него на руках и вправду было очень удобно, так удобно, что её потянуло в сон, она решила не бороться с этим желанием, закрыла глаза и уснула.