Significant Digits - Значащие цифры (джен)

После Десяти Лет Попыток я должен признать, что жертву Вернуть Нельзя. Жизнь растения, пожертвованную в ритуале, не удастся вернуть никакими Силами. Следует заключить, что в этом Смертном Витке существуют некоторые неисправимые Повреждения, и после того, как субстанция Рассоздана и её Сущность Превращена в Проводник для Сил Магии, эта субстанция полностью Исчезает с этой Земли. Обратное означало бы разлом в течении самого Времени, ибо тогда Созданное было бы Рассозданным в прошлом. Подобный путь привёл бы к Катастрофе.

— Размышления об Использовании Ритуалов, Бартлеби Бертрам

≡≡≡Ω≡≡≡

Замок Повис, Уэльс

16 мая 1999 года

Спустя две недели после нападения Беллатрисы Блэк

Впервые за всю весну день выдался таким тёплым. По зелёной поляне праздно ходил кругами павлин: ярко-синяя птица время от времени останавливалась и величественно расправляла свой цветной хвост, качая головой и надувая зоб. Возвращённые молча наблюдали за ним уже около десяти минут.

Гермиона подумала, что это единственный павлин в округе, по крайней мере, других она не видела. Впервые он появился два года назад и с тех пор показывался каждую зиму, когда егерь выкладывал еду для фазанов: он стоял в толпе скучных коричневых птиц — единственный в своём роде, сильный и прекрасный — и клевал зёрна.

Сейчас павлин вышагивал на некотором удалении от Возвращённых, которые сидели на своих трансфигурированных стульях и грубых деревянных креслах. Других птиц рядом не было, но он всё равно казался особенным. Павлин склонил голову набок, пристально уставился на людей и расправил перья.

— Παγώνι, — прошептал Никита. — По-английски?

— Павлин, — ответила Сьюзи, тоже шёпотом.

Тонкс сидела, ссутулившись, скрестив ноги и спрятав ладони между ними, и нервно качала ногой. Её волосы представляли собой фантасмагорию цвета: чёрные у корней, они превращались в платиновый блонд на концах, то тут, то там виднелись отдельные яркие сине-зелёные пряди, напоминающие окрас павлина.

Наконец, она наклонилась вперёд и застонала, протяжно и тихо. Павлин застыл на месте и повернул голову, настороженно уставившись в их сторону. Ург, сидевший рядом с Тонкс, встал, чтобы оказаться с ней на одном уровне, и утешительно положил руку ей на спину.

Гермиона тихо спросила:

— Тонкс, как ты...

— Облака не белые, они разных цветов, серые, синие, жёлтые, всякие, — перебила Тонкс неестественным быстрым шёпотом. — Однажды, когда я была маленькой, я столкнулась с мужчиной в переулке за Гринготтсом, он положил руку мне на зад, и я пнула его с такой силой, что он сел на землю и охнул. На седьмом курсе я оставляла кончик пера на семидесятой странице учебника по зельеварению, чтобы быстрее её найти, потому что там были сводные инструкции по дистилляции, которая у меня плохо получалась. Я люблю бутерброды с говядиной, но только горячие, иначе они напоминают мне какую-то мерзость. У корней мандрагоры детские голоса, они кричат и кричат, но у них ведь нет лёгких, и я не знаю, откуда выходит воздух.

Джесси поднялась со своего трансфигурированного кресла, подошла к Тонкс, наклонилась и крепко обняла метаморфомага.

— Ш-ш-ш, всё хорошо.

Она бросила взгляд на Гермиону, в её пустых глазах читалось беспокойство.

Павлин собрал хвост и неспешными, но уверенными шагами направился к подлеску. Вся эта суета спугнула его.

Тонкс сделала глубокий вдох, с усилием втягивая воздух, словно это причиняло ей боль.

Эстер, сидевшая рядом с Гермионой, прошептала:

— Ей становится лучше.

Она бросила взгляд на Шарлевуа, ожидая подтверждения, и француженка кивнула.

— Да, — наконец ответила Гермиона, не отрывая взгляда от Тонкс, — Но медленно и тяжело.

— Она окклюмент, — сказала Эстер. — Нам повезло.

Гермиона кивнула. Они подождали, пока Тонкс успокоится.

Во время нападения Беллатриса заставила её выпить целый пузырёк Веритасерума. К счастью, рядом была Эстер, лежавшая без сознания после Смертельного Проклятия, — она бросилась за противоядием, как только очнулась. Большую часть сыворотки правды удалось нейтрализовать прежде, чем она нанесла непоправимый ущерб организму, но Тонкс теперь страдала «синдромом Прака», как назвал его Гарри (Жизнь, Вселенная и всё остальное, страница 223, автоматически добавил её мозг), или, по терминологии волшебной медицины, Неконтролируемым Словесным Недомоганием. Это иногда случалось с нервными людьми при применении более двух капель Веритасерума и являлось одной из причин, почему никому, даже опытным окклюментам, не давали больше трёх капель, хотя последние могли сопротивляться малым дозам.

Само по себе разбалтывание мыслей и секретов не было проблемой. В конце концов, у Возвращённых не существовало тайн друг от друга, между ними было лишь абсолютное доверие и особая, только им известная, несокрушимая любовь. Нет, опасность заключалась в том, что неконтролируемый порыв говорить только правду, любую правду, всю правду, мог повредить разум. Жертвы допросов могли остаться калеками, неспособными построить простейшую цепочку рассуждений.

— С тобой всё хорошо, — серьёзно сказал Ург, — Мы рядом.

— Я не смогу вернуться к работе аврором, — прошептала Тонкс, — Не смогу, уже не смогу.

— Нет, дорогая, ты ошибаешься, — сказала Сьюзи, — Целитель сказал, что постоянных эффектов не будет. Эстер успела вовремя.

— Нет, всё кончено, — замотала головой Тонкс, сгибаясь пополам и обнимая ноги. Её голос срывался. — Они не позволяют вернуться после подобного, после Святого Мунго. — Едва закончив фразу, она снова бессвязно затараторила: — У мадам Малкин не позволяют брать мантии с витрины, потому что не хотят, чтобы они помялись, но мне сказали, что я могу аккуратно примерить ту симпатичную бархатную. Компьютеры — это какая-то глупость, и Гарри потратил столько лет на то, чтобы построить себе игрушку, и теперь он будет только играться. Пальцы Одетты выглядят ужасно, и их не удастся исцелить, они всё равно через время снова покроются шрамами, потому что она их пожертвовала, чтобы вернуть Гермиону, но ей не стоило этого делать, если она знала, что они будут изувечены, ей следовало пожертвовать пальцы на ногах. Я правда хочу когда-нибудь завести детей, но мне нравятся волосатые мужчины, а волосатые мужчины обычно воняют, терпеть этого не могу, поэтому даже не знаю, что делать.

Ург молча похлопывал её по спине. Шарлевуа задумчиво опустила взгляд на свои руки, сложенные на подоле, её лицо не выражало эмоций.

Лучше перейти к делу, подумала Гермиона. Они собирались кое-что обсудить — ну, до того, как появился павлин.

— Я хотела поговорить с вами. Я много думала о том, что следует сделать, о перспективах будущего. Похоже, очень скоро все страны подпишут новый Договор. На первый план выйдут вопросы логистики и эффективности исцеления населения волшебного мира, сквибов и, наконец, маглов. Но обязательно появится что-то ещё, даже когда Договор будет подписан, даже когда все дементоры будут уничтожены...

Она замолчала и огляделась: все, кроме Тонкс, внимательно слушали. Гермиона продолжила:

— Об этом странно говорить, об этом странно даже думать, но так будет. Я считаю, что мы не можем и не должны перестать делать правильные вещи. «Спаси одну жизнь»... Я всегда верила и буду верить в эти слова, всегда буду стараться им следовать. Тем не менее... что дальше? Возможно, пора начать размышлять о том, что несёт с собой вечная жизнь, — она снова неловко замолчала, а затем тряхнула головой. — Просто... всего несколько недель назад Шарлевуа и Эстер сообщили, что хотят жить отдельно в собственном доме. Вы знаете об этом. И, Тонкс, ты обязательно вернёшься к работе аврором, как и хотела. Это не касается темы, но я хочу сказать, что... Я так рада за вас и так вами горжусь. Это именно то, чего я желала бы каждому из вас... чтобы вы хотели чего-то.

Она вздохнула и улыбнулась слабой улыбкой, печальной и радостной одновременно.

— Я люблю всех вас. Вы всегда в моём сердце. И мне всегда хотелось бы быть рядом. Нет никакой спешки, совершенно никакой, ведь в нашем распоряжении целая вечность. Пришла пора подумать и о себе. Мир на правильном пути. Теперь всё будет хорошо.

≡≡≡Ω≡≡≡

Министерство Магии, Уайтхолл

17 мая 1999 года

Амелия Боунс представляла мир в виде стада двурогов: они беспорядочно топтались и вечно бодались, каждый народ пытался идти своим путём, мыча и утыкаясь лбом в препятствия, и лишь изредка могло получиться так, что два существа направлялись в одну сторону. И чтобы заставить всех бежать в одном направлении, вам нужны не только лидерские качества, но и что-то достаточно громкое, чтобы испугать всё стадо.

Боунс как раз думала об этом, когда писала письмо представителю Кореи, чтобы подтолкнуть страну к подписанию Договора сохранности жизни и независимости. Была вероятность, что Китай пойдёт на попятную, а Таиланд заявил, что не станет выступать против союза Десяти Тысяч в одиночку. Сплочённость делала их слишком сильными, давала слишком много рычагов для переговоров. Поэтому сейчас нужно было отколоть от союза небольшое, но сильное государство, при этом создавая для Рубинового Суда иллюзию, что он может заставить Россию отказаться от нового Договора.

Дело было сложным и тонким, поэтому Боунс не обрадовалась стуку в дверь.

— Войдите, — бросила она, раздражённо подняв глаза, и тут же вернула внимание к письму в надежде закончить предложение, прежде чем забудет выбранный оборот речи. Рубиновый Суд думает только о ваших интересах, канцлер Ли, написала она, и хотя у меня может быть собственное видение вопроса, я призываю вас прислушаться к нему.

Дверь открылась, и на пороге появилась небритая физиономия Рэджа Хига.

— Мадам Боунс, у вас найдётся минутка?

— Да, Советник. Пожалуйста, входите, — сказала Боунс. Она не задумываясь проглотила раздражение и совершенно спокойно поднялась со стула, натягивая дежурную вежливую улыбку, не тёплую, но доброжелательную.

— Благодарю, — сказал Хиг, усаживаясь в кресло напротив. Боунс опустилась на своё место.

— Чем я могу вам помочь? Хотели бы обсудить что-то по вчерашнему совещанию? Я знаю, нас обоих беспокоит Беллатриса Блэк, и я с удовольствием рассмотрю любое ваше решение. Все знают, как великолепно американцы умеют работать с устройствами.

— Вопросов, которые я хотел бы с вами обсудить, несколько, — сказал Хиг. — Во-первых, до меня дошли слухи о том, что ваши гоблины готовят новое восстание. Во-вторых, я хотел бы поговорить о пунктах Договора, касающихся расширения прав Созданий. Я не вполне уверен, что они применимы для кентавров: у них отсутствуют институты, которые есть у волшебников, поэтому нужно обсудить альтернативы. — Боунс открыла было рот, но Хиг поспешил продолжить: — Однако самый давящий вопрос касается мистера Поттера.

Боунс выжидательно молчала.

— После совещания, — продолжил Хиг, — у нас с мистером Поттером состоялась небольшая беседа об Исчезательных комнатах и новой торговле, которая началась после увеличения тарифов. Он тогда между делом спросил меня о законах Соединённых Штатов, касающихся безопасности волшебных исследований. Он хотел узнать, какой у нас самый строгий закон — какой самый долгий срок можно получить в американской тюрьме за создание угрозы жизням других людей в процессе проведения опасного трансфигурационного исследования, — Хиг замолчал и подался вперёд, сверля Боунс взглядом. — Интересно, к чему бы он интересовался подобным?

Боунс искренне улыбнулась. Гарри всё ещё порой вёл себя очень по-детски и не всегда задумывался о том, как в большом мире могут трактовать его слова. Так по-своему очарователен... этот его подход полной честности. Он легко мог признать свою неправоту или извиниться за случайную обиду, тем не менее, Гарри можно было назвать взрослым лишь с большой натяжкой.

— Советник, могу вас уверить, что мы не проводим в Америках никаких экспериментов. Все исследования проводятся либо здесь, в Тауэре, либо в Антарктике. Каким бы зловещим ни казался вопрос мистера Поттера, он является хорошим знаком — сейчас поймёте, почему. Вам будет полезно узнать, что мы держим в Нурменгарде волшебника, которого поймали во время первых серьёзных столкновений с Благородными, когда мы только начали давать отпор нападкам Независимых. В своё время за халатность при проведении исследований его пришлось уволить из Тауэра, а также изменить его память, чтобы не дать ему продолжать работу. Когда мы снова взяли его под стражу, то обнаружили, что он не прекратил свои опасные исследования, поэтому ему пришлось предстать перед Визенгамотом. — Дело было засекречено, поэтому Боунс изо всех сил старалась не вдаваться в детали, при этом оставаясь убедительной. Вестфальский Совет повсюду имел уши, и чем меньше им будет известно об этом деле, тем лучше. — К сожалению, мы не смогли заключить его на заслуженно долгий срок... по этой статье много прецедентов, и длительный срок в Нурменгарде привлёк бы внимание.

— В подобных случаях существуют и другие варианты, — сказал Хиг. — Когда такое происходит в Америках, вопрос решается менее официально.

Боунс кивнула.

— Конечно, это в порядке вещей. И некоторые из нас пытались донести до мистера Поттера, как на самом деле работает мир. На что он ответил, что закон, возможно, необходимо изменить, и что он не намерен бросать людей в тюрьму за опасные идеи. Так что он лишь настоял на строгом надзоре, — Боунс с сожалением покачала головой. — Мистер Поттер ещё молод и идеалистичен.

— Значит, вы полагаете, это хорошие новости, потому что он спрашивал о возможности отправить опасного исследователя в американскую тюрьму. Полагаю, это можно организовать, хотя есть и более простые решения, — задумчиво сказал Хиг. — И всё же странно, что он поменял позицию и заинтересовался более практичными способами решения подобных проблем. Совсем не похоже на мистера Поттера, насколько я его знаю.

— В последние недели, — сказала Боунс, — он кажется более жестокосердным. Он больше похож на себя из прошлого, когда он впервые пришёл в Хогвартс мальчишкой. Мне это нравится. Тогда он был достаточно смелым, чтобы предстать перед Визенгамотом и спасти друга... Перед лицом грядущих трудностей подобная твёрдость характера нам только на руку.

Хиг кивнул и откинулся на спинку.

— Понятно. Интересная мысль. По крайней мере, вы дали слово, что в Америках нет секретных исследовательских станций, и я могу быть спокоен. Давайте обсудим остальные вопросы. Кентавры. Несомненно, я рад, что мы не движемся в обратную сторону, и что юный лорд Малфой больше не пытается заставить нас разрешить охоту на кентавров. Но не считаете ли вы, что мы перегибаем палку?

На это у Боунс имелся готовый ответ, а у Хига — заготовленный контраргумент. И прежде, чем Боунс смогла вернуться к письму, прошло слишком много времени, и она сбилась с мысли. Проклятые американцы.

≡≡≡Ω≡≡≡

Форт, Мумбаи

17 мая 1999 года

8:00 утра

В пекарне Яздани уже был аншлаг, все столики были заняты гостями, они пили масалу со сдобными булочками брун маска, окуная их в горшочки с маслом. Многие посетители были из местных парсов, но встречались люди и из других районов: пекарня была довольно популярна. В углу даже скромно ютилась парочка немецких туристов, они пили чай, держась за руки, а их огромные пыльные рюкзаки были спрятаны под сиденье.

В дверь вошёл старик в светлой футболке и лунги. Он проскользнул между двух столов и обогнул третий, отмахнувшись от официанта, когда тот направился к нему.

Старик протиснулся в дальний конец заведения и остановился, скрестив руки на груди, перед столиком, за которым два парня завтракали имбирным печеньем и булочками брун маска. Третий стул был свободен.

Парни переглянулись, один из них поднял глаза на незнакомца.

— Столько народу... присаживайтесь к нам, дедушка? — сказал он по-английски.

— Благодарю, — с улыбкой ответил старик, тоже по-английски, затем кивнул и осторожно опустился на сидение. — Так много людей.

— Это всё работники из Чейфекар Чоук, они пришли раньше и целый час пили свой чай, — объяснил парень, пододвигая тарелку с печеньем к старику. — Угощайтесь, дедушка, у нас его много.

Старик слегка покачал головой и снова улыбнулся.

— Нет, благодарю, — он подался вперёд, пристально вглядываясь в лицо собеседника. — Простите, вы случайно не Рашад Ирани? Я не ошибся?

Молодой мужчина широко улыбнулся и поднял брови. Он переглянулся с другом, тот тоже улыбнулся и пожал плечами. Первый вернул своё внимание к незнакомцу.

— Да... простите, мы знакомы?

Старик усмехнулся и положил руку Рашаду на предплечье.

— Можно и так сказать... Я старый друг, Кумар Хан. Эгестиментис.

Рашад отрешённо посмотрел на своего товарища, а тот нахмурился и подался вперёд:

— Что?

Вопрос повис в воздухе на несколько секунд, наконец, старик отпустил руку Рашада и повернулся к его другу.

— Я учился с матерью Рашада в одной школе. Она так хорошо справлялась с самхитами! Гораздо лучше, чем я.

— Да-а-а, правда? — удивился парень, снова улыбаясь. — И вот мы столкнулись в магловском кафе, дедуля! Я думал, только нам двоим тут нравится. Рашад, ты представляешь?

— О, брун маска здесь очень-очень хороши, — отозвался старик.

Рашад быстро заморгал, словно возвращаясь на землю, коротко кивнул и на мгновение нахмурился. А затем на его лице снова расцвела улыбка.

— Jāt khāli-yé! Очень хороши! — он повернулся к другу. — Господин Хан столько сделал для нашей семьи, мама постоянно рассказывала, как он помогал нам в очень тяжёлые времена. Я всегда хотел его как-то отблагодарить... — Рашад просиял, запуская руку в карман, — Вот, вот... возьмите, дедушка, — сказал он, доставая маленький футляр из чёрного сафьяна размером с ладонь.

— Рашад, ты что? — пробормотал второй парень, ошеломлённо глядя на друга, — Твой портключ?

— Да, да... вот, пожалуйста, возьмите, господин... это путешествие в Лондон, — сказал Рашад, уверенно вкладывая футляр в руку старика.

— Рашад, ты же копил на него много месяцев! Это целых пятьдесят котлов! — воскликнул второй парень. Ему было неловко, словно он стал невольным свидетелем чего-то слишком личного.

— Господин Хан спас нашу семью! — отрезал Рашад, — Мы обязаны ему гораздо большим.

— Ну-у, — неуверенно протянул друг, — Тогда...

— Благодарю, Рашад, — старик слабо кивнул, — Большое спасибо. Прошло очень-очень много времени с тех пор, как я последний раз был в Лондоне.

— Нет, это вам спасибо, господин Хан... я рад, что могу хоть что-то для вас сделать.

— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать вашему магловскому завтраку. Спасибо, Рашад, за такой щедрый подарок... — торжественно произнёс старик, вставая из-за стола. Парни из вежливости тоже поднялись.

— Господин Хан, навестите, пожалуйста, мою мать, пока вы в городе. Она до сих пор о вас вспоминает, — сказал Рашад, пожимая руку старику.

— Постараюсь, — с улыбкой пообещал тот, — Вы хороший молодой человек, Рашад, — он повернулся пожать руку второму мужчине, — Рад знакомству. Эгестиментис.

Парень пустым взглядом посмотрел на старика, а затем медленно кивнул. Рашад нахмурился.

— В чём дело?

Его друг часто заморгал и повернулся к нему.

— Кажется...

— Эгестиментис Пха, — сказал старик и ушёл, прихватив со стола пригоршню имбирных печенек. Он протиснулся через заполненную людьми пекарню, вышел на улицу и исчез.

Парни какое-то время молча стояли, потом сели на свои места, медленно и неуклюже, словно во сне. Это не осталось без внимания: девушка за соседним столиком пошутила о них, а её друг засмеялся.

Некоторое время молодые люди смотрели в пустоту. Наконец, Рашад взял свой чай, поднёс чашку к губам, сделал глоток и потянулся за имбирным печеньем, которого почти не осталось. Рашад посмотрел в тарелку и нахмурился, а затем поднял глаза на друга.

— Ты съел всё печенье.

≡≡≡Ω≡≡≡

Из дневника Эдгара Эразмуса, написанного в камере Нурменгарда:

Они не понимают. Маленькие людишки с ограниченным мышлением, они не понимают.

Эти идеи маглов слишком великие, чтобы их игнорировать, слишком внушительные, чтобы просто оставить там, где мы их нашли. Почти никто не понимает. Да, существует риск, я признаю... но разве они не видят, как высоки ставки? Сколько поколений волшебников уже знали о том, что магия исчезает, что волшебные палочки превратятся в прутики прямо в наших руках. Но, как мне кажется, никто всерьёз не пытался хоть что-то предпринять. Есть варианты, которые мы могли бы попробовать. Если уничтожить или выслать всех маглов из Шотландии, разгорится ли сильнее пламя Гебридского Тёмного дракона? Если очистить Кипр от грязнокровок, засияет ли ярче Кипрский Киприйский Киприотский свет?

Но никто не осмеливается сделать подобное, поэтому гении обязаны взять всё в свои руки. С каждым поколением магия иссякает, разбавляется, превращается в свою бледную копию. Мы должны хвататься за любые новые идеи. И если людишки отвергают инновацию, потому что она идёт от маглов, они глупцы вдвойне! Если людишки отвергают инновацию, потому что она создаёт незначительный риск, они глупцы втройне! Будь проклят мальчишка в башне, проклят, проклят, проклят за то, что он такой идиот.

Тем лучше, ведь я вижу форму ещё не познанных идей — истинные и новые прорывы в магическом мышлении. Они витают в воздухе среди этих новых мыслей... испытания и систематизация, новые «протоколы» и прочее. Ждут, чтобы их открыли. Новая подлинная идея магии — новое понимание того, как она работает. Если бы это произошло впервые за много поколений... поразительная новая сила. Невозможно переоценить, какое огромное могущество подобное открытие может принести. А эти дураки всё время вставляют палки в колёса!!!!

Уже два моих исследования отобрали, даже само знание о них у меня забрали и спрятали за стеклом. Но им меня не удержать. Через какие-то два года моё заключение закончится, а пока у меня будет много времени для размышлений. Открыть новый закон магии значит стать властью.

≡≡≡Ω≡≡≡

Наш вождь, неустрашимый Кромвель, тот,

Кто с мудростью и верой неизменной

Стезёй добра сквозь мрак страды военной

И тучу клеветы нас вёл вперёд,

Не раз сподобил бог своих щедрот

Тебя в борьбе с фортуною надменной:

Ты рать шотландцев сбросил в Дарвен пенный,

Под Данбаром побед умножил счёт

И в Вустере стяжал венок лавровый.

Но и в дни мира ждут тебя бои;

Вновь на душу советчики твои

Надеть нам тщатся светские оковы.

Не дай же им, продажным псам, опять

У нас свободу совести отнять.

— Джон Мильтон (перевод Ю. Корнеева)