Гарри Поттер и Козни Пожирателей Смерти (джен)

27 марта 1994

Главное фойе Хогвартса

20:40

Минерва МакГонагалл проверяла работы студентов, когда её напугал огромный серебряный олень, появившийся в её кабинете, который голосом Джеймса Поттера объявил, что он и отряд авроров собираются приехать в Хогвартс для расследования убийства. Несколько минут спустя она уже была у выходных дверей и с понятным раздражением увидела, что Джим Поттер и Рон Уизли пытаются открыть их самостоятельно.

— Мистер Поттер! Мистер Уизли! Уже поздно, скоро отбой. Вас не должно быть здесь.

— Профессор, что происходит? — с тревогой спросил Джим. — Мы были на астрономической башне и увидели, что в лесу творится что-то странное. Была вспышка света, а затем туда направились дементоры, чтобы посмотреть, что случилось. И… я думаю, что слышал голос моего крёстного, который использовал Сонорус. И он сказал что-то… о Сириусе Блэке!

— Мистер Поттер! — с лёгкой резкостью в голосе сказал МакГонагалл. — В данный момент я ничего не знаю об этом, но ваш отец скоро будет здесь. Если он решит, что ваше присутствие необходимо, вы сможете остаться. В противном случае вы немедленно вернётесь в башню Гриффиндора! Вам ясно?

Оба мальчика кивнули, и профессор шагнула вперёд, чтобы отпереть дверь. Закончив снимать заклинания, она вышла на крыльцо, чтобы встретить главного аврора и сопровождающий его отряд.

* * *

Тем временем в Запретном лесу…

Пока дементоры отступили, квартет быстро обошёл озеро и направился к границе леса.

— Если мы не можем укрыть Сириуса в Тайной комнате, — спросил Невилл, — то куда мы его ведём?

— В раздевалки для квиддича. Моя метла там.

Сириус нахмурился.

— Если только они не переделали тут всё с тех пор, как я был тут в последний раз. Эти раздевалки находятся на противоположной стороне замка, если смотреть отсюда. Учитывая весь шум, что мы тут наделали, мы вообще сможем добраться так далеко, чтобы нас не заметили?

Гарри внезапно остановился и поднял руку. Затем он махнул палочкой и прошептал заклинание чар сверхчувствительности.

— Видимо, нет, — злобно прошептал он. — Я вижу Джеймса… и ещё как минимум полдюжины авроров. Они только что прошли через ворота и направляются в замок.

— Отсюда есть другой путь? — спросил Невилл.

Тео на секунду задумался, а затем повернулся к Сириусу.

— Мистер Блэк, как у вас с уходом за магическими существами?

— Зови меня Сириус. И я занимался ими до уровня ЖАБА. И получил «П», — Сириус подозрительно посмотрел на мальчика. — А что?

* * *

Несколько минут спустя…

Поляна, где ночью отдыхал гиппогриф, была очень близко к краю леса, конкретно — к хижине Хагрида. Но это всё равно было в лесу, который авроры пока не начали обыскивать. Невилл, опять же по-гриффиндорски, медленно подошёл к Клювокрылу, который ещё не спал, и уважительно поклонился. Через несколько напряжённых секунд Клювокрыл поклонился в ответ, и Невилл повёл его к остальным.

Сириус с сомнением посмотрел на гиппогрифа. Он действительно катался на гиппогрифе в школе, но он в то время был на шестом курсе и изучал гиппогрифов на уровне ЖАБА. Он был шокирован (и немного потрясён), когда узнал, что его крестник оседлал гиппогрифа в свой самый первый урок по УЗМС. С лёгким трепетом он посмотрел в глаза Клювыкрылу, после чего просто пожал плечами.

— Ай, ладно. Уверен, это как на велосипеде, — сказал он, — если однажды научился, больше не разучишься.

— Ты знаешь, как кататься на велосипеде? — удивлённо спросил Гарри.

— Нет, но я уверен, что это очень похоже на езду на гиппогрифе.

Сириус и Гарри оба поклонились Клювыкрылу, который кивнул в ответ, а затем расправил крылья. Странно, казалось, что гиппогриф понимал, что они задумали и (что ещё более странно) одобрял это. Сириус направился к животному, но прежде, чем он залез, Гарри схватил его за руку.

— Перед тем, как ты улетишь, мне нужно тебе кое-что рассказать, — тихо сказал мальчик с таким несчастным видом, какого Сириус у него никогда не видел.

— Тогда тебе стоит поторопиться, Гарри, — улыбнувшись, сказал Сириус, но, заметив, в каком Гарри состоянии, он тут же посерьёзнел.

— Сириус, я должен рассказать тебе… — Гарри потёр глаза и сделал глубокий вдох. — Мы предупреждали тебя сегодня, что Сивый будет охотиться за вами, полностью себя контролируя из-за зелья, которое ему дал Петтигрю. Что я не рассказал… так это то, что это зелье предназначалось для Ремуса Люпина, который использовал Визжащую Хижину для своих превращений. Петтигрю украл зелье у него, а затем… — Гарри часто заморгал, — он оставил меня и Джеймса связанными в той комнате, где Люпин обращался. И…

Сириус положил руку на плечо крестника.

— Это должно было быть ужасно, Гарри. Я рад, что ты смог уйти оттуда невредимым.

Гарри вперил взгляд в землю.

— Я не… ушёл оттуда, Сириус. Я смог заполучить палочку и освободился от своих пут. Но затем Люпин… он собирался разорвать меня. У меня не было времени на раздумья, чтобы придумать что-нибудь…

Из глаз Гарри хлынули слёзы. Это были самые сильные эмоции, какие Сириус когда-либо видел у крестника.

— Гарри, — сказал он. — Ты имеешь в виду… ты…

— Д-да, Сириус. Я… я убил Ремуса Люпина. Прости меня. Я… я знаю, что он был твоим другом, и я не хотел…

Но прежде, чем Гарри успел сказать что-либо ещё, Сириус заключил мальчика в крепкие объятия.

— Тише, Гарри, тише. Это не твоя вина. Ничто из этого. Ублюдок сделал с тобой то же самое, что я однажды сделал со Снейпом — использовал нашего друга Ремуса в качестве оружия. Ты — такая же жертва, как и Ремус. Не вини себя за это.

— Ты… ты ненавидишь меня теперь? За то, что я убийца? — тихо сказал Гарри, всё ещё уткнувшись лицом в грудь крёстного.

Сириус отстранился от него и заглянул ему в глаза.

— Ты сделал это из злого умысла? У тебя были другие варианты? Нет? Тогда, разумеется, я не ненавижу тебя. И никогда бы не смог.

Гарри шмыгнул носом.

— Джеймс ненавидит.

Лицо Сириуса потемнело.

— Джеймс — идиот. И как только я восстановлю своё доброе имя, я скажу ему это в лицо.

Они оба улыбнулись. Затем Сириус ещё раз обнял Гарри, после чего вскарабкался Клювокрылу на спину. А ещё спустя пару секунд он и Клювокрыл уже были в воздухе и взяли курс прочь от школы.

— Ладно, с этим закончили хотя бы, — сказал Тео, глядя, как гиппогриф набирает высоту. — Что теперь?

— Теперь вы отправляетесь в Хогвартс так, чтобы не попасться. Джеймс не знает, что вы участвовали в этом, и я не хочу, чтобы он узнал.

— Не нужно тебе встречаться с ним один на один, Гарри, — сказал Невилл.

— Всё равно в итоге придётся, Невилл. Незачем растягивать удовольствие. И впутывать вас двоих в это дело, особенно когда он не знает, что вы связаны с Сириусом и другими делами Азкабана, незачем вдвойне.

Он улыбнулся друзьям.

— По крайней мере, вы снова говорите друг с другом. Если бы я знал, что тебя можно избавить от санкции так просто, я бы придумал что-нибудь, чтобы заставить тебя снять кольцо давным-давно.

Невилл попытался улыбнуться, но в его глазах читалась грусть.

— Гарри… снять кольцо было недостаточно, — нехотя сказал Тео.

— Тео, это сейчас неважно… — перебил его Невилл, но Гарри остро посмотрел на друга.

— Что неважно? Скажи мне.

Невилл вздохнул, а Тео продолжил.

— Чтобы освободиться от высшей санкци, Невилл не просто снял кольцо. Он сделал это, как сознательный акт, отвергая его и всё, что оно олицетворяет. Он разорвал свою связь с домом Лонгботтомов.

Гарри в шоке вытаращил глаза и повернулся к Невиллу.

— Ты имеешь в виду… ты больше не наследник Лонгботтомов?

Невилл дёрнулся и немного смутился.

— Точнее… я больше вообще не Лонгботтом. Я не окажусь под Санкцией, как Тео, но… с сегодняшнего вечера я официально Невилл Безымянный.

Он неожиданно улыбнулся.

— Я сейчас вдруг подумал, что это довольно неплохо звучит, — он повернулся к Тео. — Надо нам после Хогвартса жить вместе. Будем всем говорить, что мы «Братья Безымянные». Можем работать сыщиками или типа того.

Тео слабо улыбнулся. Гарри не улыбался вообще. Он внезапно подумал, сколько ещё катастроф ему предстоит вынести, прежде чем этот вечер закончится.

* * *

В Хогвартсе…

— Ремус Люпин… мёртв? — в шоке переспросила МакГонагалл. — И… он был здесь, в Хогвартсе, всё это время? Выдавая себя за мистера Стерджена? Но почему я его не узнала?

Позади неё Рон обнимал Джима, которого эта новость просто уничтожила. Всхлипы сына разрывали Джеймсу сердце, он был здесь в качестве аврора.

— Видимо, Альбус вызвал Ремуса в Хогвартс, чтобы тот присматривал за Джимом и укрыл его личность с помощью Фиделиуса. Я сам не знал об этом до сего вечера. И теперь, когда Ремус… мёртв, Фиделиус пал, потому что секрет более не является истинным.

Он сделал шаг вперёд.

— Профессор, вы случайно не знаете, где мой другой сын? Или, может, как найти его?

— Нет, прямо сейчас не знаю, но я могу приказать всем студентам собраться в их общих гостиных для проверки.

— Да, пожалуйста, сделайте это.

Она кивнула и пошла внутрь замка. Но прежде, чем она смогла закрыть дверь, Джим проскочил мимо неё.

— Пап, дядя Пит в порядке? Я слышал его голос из леса не так давно! Он всё ещё там?

Язык Джеймса словно оцепенел, пока он пытался понять, как вообще он может ответить на этот вопрос. К счастью (или к несчастью, тут с какой стороны посмотреть), его спасло неожиданное вмешательство.

— Да, пап. Где наш дорогой дядя Пит?

Джеймс удивлённо повернулся. Гарри вышел из ближайшего сводчатого прохода, который отделял эту часть замка от леса и Гремучей ивы. Несмотря на то, что Гарри провёл много времени в Запретном лесу, одежда его была чистой, да и сам он не выглядел уставшим. Даже его волосы были идеально уложены — свидетельство его аккуратности и магии зелья «Простоблеск», которое он всегда держал при себе, не важно, был ли он пленником или беглецом, спасающим свою жизнь.

Пока Гарри отвлекал всеобщее внимание, храбро подходя к отцу (для какой угодно гриффиндорской конфронтации, которую мужчина хотел устроить), Невилл и Тео осторожно прошмыгнули в замок через боковой вход. Его друзьям не нравился этот план, но Гарри знал, что этот разговор состоится в любом случае — он оглушил главного аврора и лорда своего дома, всё-таки — поэтому он подумал, что хоть тут можно извлечь из этого выгоду. Хотя бы в качестве отвлечения внимания.

В итоге план Гарри удался, ибо ни Джеймс с Джимом, ни другие авроры не заметили ни как Тео с Невиллом пробрались в замок, ни как гиппогриф с всадником на спине растворились в ночном небе.

* * *

Переговорная комната рядом со входом в подземелья

21:00

Как только Гарри вошёл в переговорную комнату, он тут же поморщился от отвращения. Комната, которую его отец выбрал для этого «опроса» была той же самой комнатой, которую Петтигрю выбрал для встречи с Гарри, когда тот был на втором курсе. Ту встречу Гарри запомнил как «закрытую сессию с угрозами». Портретов в комнате не было, поэтому Джеймс, не теряя времени, установил самые мощные защитные чары, известные ему, после чего повернулся лицом к своему наследнику.

— Где Сириус Блэк? — без предисловий спросил он.

Гарри наградил его презрительным взглядом.

— Самое интересное в этом вопросе — это то, что ты почему-то думаешь, будто я вообще знаю хоть что-то. И спрашиваешь ты это просто потому, что Питер Петтигрю — Пожиратель смерти, который признался, что лгал тебе и предавал тебя более десяти лет — сказал тебе это, прежде чем оставить нас умирать от когтей оборотня.

Джеймс разозлился на дерзость сына, но, что странно, впервые за много месяцев Гарри было просто плевать на то, что думает его отец. Сириус был свободен, и уже скоро Скримджер представит миру свою пьесу о Марселлусе Фрампе, доказывая, что Блэк был невиновен и ложно осуждён, а Питер Петтигрю и Нарцисса Блэк — Пожиратели смерти.

При условии, конечно, что Джеймс сам не сделает правильную вещь, переоткрыв дело Блэка, параллельно подписав ордер на арест Петтигрю. Но Гарри уже давно не надеялся, что его отец в принципе способен делать правильные вещи. В любом случае, Сириус уже обновил свою клятву крёстного, и, если даже сейчас Джеймс попытается лишить его статуса наследника, Гарри был уверен, что Арти и Гестия смогут уладить все дела в Визенгамоте до его совершеннолетия. Но даже если это им не удастся, на случай, если его погонят из семьи, он автоматически станет Блэком. Так что всё было в порядке.

Джеймс смотрел на сына несколько секунд, словно оценивая его, будто он какой-то преступник.

— Хорошо, другой вопрос, — он сделал шаг к Гарри. — Кто такой принц Слизерина?

Этот вопрос мальчика удивил. Недостаточно, чтобы потерять самообладание — он всё-таки был уже окклюментом четвёртого уровня. Но если бы Джеймс обладал хоть какими-то навыками легиллименции, он бы смог засечь быстро подавленное удивление.

— Не понимаю, — ответил Гарри. — В волшебной Британии нет принцев, а если бы и были, Слизерин никогда не был благородным домом.

— Хватит вилять! — взорвался Джеймс. — Я не знаю, что значат эти слова. Но я знаю, что они значат что-то. И я знаю, что ты знаешь, что именно!

Гарри в недоумении смотрел на отца. Он не ожидал, что разговор пойдёт так.

— Тогда сначала расскажи мне, что ты знаешь. И почему этот принц Слизерина так для тебя важен.

Джеймс покачал головой.

— Я не могу. Но я могу сказать тебе вот что: принц Слизерина, кем бы он ни был, никогда не должен быть Поттером! Я не могу описать тебе, как это важно! Всё зависит от этого.

Калейдоскоп в голове Гарри прокрутился, и он в шоке уставился на Джеймса.

— Вот… вот почему ты так себя вёл, — тихо сказал он. — С самого начала! Вот почему ты отправил мне тот громовещатель в мой первый день в школе! Ты боялся, что моё распределение означает, что я стану не просто слизеринцем, а принцем Слизерина!

Тут, несмотря на всё своё самообладание, Гарри коротко усмехнулся.

— И всё, что ты мог придумать — это напиться и угрожать мне! Лили знает об этом?

Джеймс кивнул.

— Уже знает. Тогда не знала. Если… если на то пошло, она на твоей стороне, но клятва не даст ей ничего рассказать об этом, — он отвёл взгляд и часто заморгал. — Скорее всего, из-за этого я её потеряю.

— Не придётся, — спокойно сказал Гарри, — терять её. Или меня. Просто скажи мне, в чём тут дело, и, может быть, мы сможем всё исправить.

Джеймс неподвижно смотрел на него несколько секунд так, что Гарри начал нервничать. Он выглядел так, словно в нём… что-то сломалось.

— Мне жаль, — наконец сказал он. — Мне правда жаль. Хотел бы я, чтобы всё было так просто. Но теперь у меня нет выбора.

И он вытащил свою палочку.

Гарри сделал шаг назад.

— Что ты делаешь?

— Адриан Ремус Поттер, настоящим я обвиняю тебя в сговоре с Пожирателем смерти Сириусом Блэком против правительства и народа магической Британии!

— Что?! Сириус Блэк невиновен! И ты знаешь, что он невиновен! Петтигрю признал это, стоя прямо перед тобой! Чёрт, да это он, скорее всего, и поместил Джима под Империус!

Джеймс дёрнулся и отвёл глаза. Гарри мгновенно всё понял и в шоке уставился на отца.

— Нет… нет, не он это сделал! Это был ты! Ты поместил одного из своих сыновей под Империус, чтобы заставить их возненавидеть друг друга!

— Я не… — Джеймс осёкся прежде, чем успел сделать признание. — Это неправда, — неуверенно произнёс он.

Гарри с презрением посмотрел на отца.

— Как скажешь. Это не важно. Важно то, что Питер Петтигрю был тем, кто предал твою семью. Сириус Блэк невиновен. И в любой момент правда выплывет наружу, и Сириус будет свободен!

— Возможно, — ответил Джеймс. — И если так случится, я надеюсь, он простит меня за мои грехи. Но сейчас Визенгамот считает, что Сириус Блэк — Пожиратель смерти.

Он напрягся и снова поднял палочку.

— Как лорд дома Поттеров, я перед самой магией признаю, что нахожу обвинения Питера Петтигрю, что ты помогал Сириусу Блэку и укрывал его, вескими. Оказывая такую помощь преступнику, ты стал предателем этой нации!

Глаза Гарри расширились, когда он понял, что только что случилось.

— Нет! — крикнул он.

— Поэтому, как лорд древнего и благородного дома Поттеров, я, Иакомус Карлус Поттер…

— Не. Смей!

— … призываю на тебя Высшую Санкцию и объявляю тебя Изгоем… Адриан Ремус Безымянный!

Ярость. Ярость, такой силы, которой Гарри никогда не испытывал раньше, взорвалась у него в мозгу, снося его окклюменционные щиты, словно тайфун. Действуя на рефлексах, его рука дёрнулась, готовая принять в себя палочку, пока его мозг перебирал все атакующие заклинания, что он знал. Мужчина был меньше, чем в двух метрах от него, и палочка уже была у него в руке. Гарри нужно было быть быстрее, чем он. Успеет ли Джеймс обезоружить Гарри, прежде чем мальчик успеет произнести заклинание? Потому что, если нет, Гарри сегодня уже убил оборотня Сектумсемпрой, усиленной парселтангом. И он подозревал, что даже аврор не сможет сотворить щит, который отразит такое заклинание до того, как оно разрежет его на куски.

Потому что Гарри в долю секунды, которая прошла после того, как Джеймс призвал на него Высшую Санкцию, осознал, что только что произошло: в отличие от стандартного изгнания из семьи, Санкция разрывала все существующие клятвы, которые признавал Визенгамот. Он хорошо изучил этот закон после того, как Санкцию навели на Тео, но и представить не мог, что Джеймс обезумеет настолько, чтобы использовать Санкцию против него, пусть он, по глупости, и дал ему повод для этого. Поэтому Гарри хорошо понимал, насколько всё теперь плохо.

Клятва крёстного, произнесённая Сириусом, аннулировалась, поэтому Сириус не сможет усыновить его без того, чтобы Сириуса официально признали лордом Блэком… после чего он тоже начнёт ненавидеть Гарри, несмотря на всё время, что они провели вместе. Но что ещё хуже, изгой, находящийся под эффектом Высшей Санкции, не может претендовать на то, чтобы стать наследником любого благородного дома. Что означало, что то наследство, которое у него было от предков Лили и которое он планировал использовать, чтобы спасти Эми Уилкес от брака с Тибериусом Ноттом, он тоже не сможет получить. И, наконец, финальная пощечина: даже если он останется в Хогвартсе и продолжит учиться на Слизерине ещё четыре года, что было ещё хоть как-то возможно, Гидра никогда не примет его в качестве Принца.

В мгновение ока он потерял всё.

Всё, кроме возможности отомстить.

Гнев Гарри был столь велик, что мальчик лишился возможности говорить, возможности чувствовать, и почти лишился возможности думать. Он вспомнил Невилла, его «компас» и обещание, данное ему: «никаких смертей, расчленёнки и непоправимых увечий». Наплевать. Он представил Гермиону, умоляющую его не становиться хладнокровным убийцей. Наплевать. Он вспомнил вину, которую он чувствовал, убивая Ремуса Люпина. Плевать. Он представил Невилла, Гермиону и Тео, стоящих между ним и Джеймсом; представил, что его заклятие разрезает по пути и их, прежде чем ударить в его отца. Наплевать. Он мельком задумался, на что похож Азкабан, потому что он был уверен, что именно туда его пошлют за убийство лорда древнего и благородного дома, который также занимал пост главного аврора. И не важно, насколько молод Гарри.

И ему было наплевать.

Желание видеть Джеймса Поттера мёртвым за его предательство, за то, что он сделал Гарри и, косвенно, за то, что он сделал Эми (и, вероятно, Тео и Невиллу, потому что Гарри больше не сможет защищать их) перекрыло все остальные мысли. Видение Джеймса Поттера, разлетающегося по комнате кровавыми ошмётками, наполнило каждый миллиметр его мозга. Ничто не могло остановить его от убийства отца. Или смерти в попытке.

Кроме одной вещи.

Когда волны ярости прокатились через разум Гарри, к нему внезапно пришло неожиданное осознание.

«Я уже чувствовал это!»

Внезапное и ужасное чувство дежавю поразило Гарри настолько, что он, сам того не осознавая, открыл второй мыслепоток и начал анализировать своё состояние. И тогда он вспомнил.

— Они сказали мне, что вы оба мертвы. Что ты был безработным алкашом. Что моя мать была проституткой и продавала себя, чтобы достать наркотики для вас обоих. И что вы оба погибли в автокатастрофе из-за того, что оба были пьяными и под кайфом. А я чудом выжил.

— Это ложь, Гарри. Грязная, ужасная ложь.

— Знаю. Я всегда знал, что они лгали мне о вас. Но я даже представить не мог, что однажды настанет день, когда я захочу, чтобы это было правдой.

А затем одиннадцатилетний Гарри зашёл в дом и захлопнул дверь перед носом отца, потому что это всё, что он мог тогда сделать! Он только получил палочку. Он не знал ни одного заклинания. Он знал, что он ничего не мог сделать холёному мужчинке, который снова появился в его жизни после того, как оставил его на десять лет в аду, и который теперь ожидал, что может просто начать с того же места, где они остановились когда-то и притвориться, что ничего не случилось. Это было за много месяцев до разговора с Невиллом на берегу Чёрного озера, когда Гарри нашёл в себе силы отпустить едва сдерживаемую жажду убийства. И задолго-ЗАДОЛГО до момента, когда он хотя бы начал допускать возможность простить своего отца. Но в тот день — в первый день — он бы убил Джеймса Поттера без всяких раздумий, если бы у него был шанс.

И только теперь, проведя годы за изучением окклюменции и легиллименции, он снова почувствовал ярость, сравнимую с прежней. И только теперь он заметил что-то, чего не заметил тогда.

Он почувствовал… это.

Он не знал, чем это было, но он каким-то интуитивным чувством знал, что в этом причина того, что маглы его боятся. Это не могла увидеть в нём Луна Лавгуд, потому что это что-то скрывалось слишком хорошо (за исключением того случая, когда она поймала его врасплох и смогла почувствовать исходящую от этого ярость). И теперь Гарри понял, что это хотело, чтобы он убил Джеймса. Хотело, чтобы он сдался отцеубийственной ярости и хладнокровно разделал собственного отца.

И каким-то образом Гарри знал, что если он поддастся, это победит. И мальчик будет обречён на судьбу, которую он был не в силах понять, за исключением того, что такая жизнь будет хуже смерти. Даже хуже, чем Азкабан.

Гарри заставил свою правую руку расслабиться. Он почти слышал вой бессильной ярости, доносящийся откуда-то из глубин его сознания, когда это отступало в самые потаённые уголки его разума, чтобы вновь скрыться от всех.

Гарри сделал три медленных вдоха, прежде чем позволить себе говорить.

— Почему? — тихо спросил он.

Его голос был абсолютно таким же, как когда он задал своему отцу этот же вопрос, сидя в кафе Фортескью и рассматривая креманку стремительно тающего мороженого на свой одиннадцатый день рождения.

— Я… прости. Я не могу…

— Я был неправ, разумеется. Теперь я это понимаю. Всё это началось не с распределения. Всё началось, когда я был ребёнком. Чем бы ты ни руководствовался, накладывая на меня Санкцию, это то же самое, что заставило тебя отправить меня к Дурслям! Это из-за тебя моё детство было полным страданий. И теперь ты разрушил и остальную мою жизнь. Поэтому, Джеймс Поттер, ты расскажешь мне, почему ты сделал это со мной, или прямо сейчас мне в лицо признаешь, что лорд дома Поттеров — ТРУС БЕЗ ЕДИНОЙ ТОЛИКИ ЧЕСТИ!

От этих обвинений Джеймс подался назад. Он посмотрел на мальчика, который был его наследником до этого вечера, а затем громко сглотнул.

— Нужно, чтобы ты принёс клятву, — едва слышно прохрипел он. — Особую.

— Ну разумеется, — презрительно сказал Гарри, а затем, подняв палочку, повторил слова клятвы Поттеров, которую ему продиктовал Джеймс.

«Я, Адриан Ремус… Безымянный, даю сию клятву своей магией и собственной душой. Отныне и до последнего дня жизни моей я обязуюсь хранить тайну дома Поттеров в сердце своём и не открывать её никому из посторонних. Да свяжет сама Магия язык мой, воспретив мне всякое откровение — как умышленное, так и невольное, за исключением слов, обращённых к тем, кто уже посвящён в тайну сию. Дабы тайна сия была сохранна не только от предательства моего, но и от неосмотрительности моей. Да будет так».

Это была необычная клятва, видимо, специально созданная для дома Поттеров конкретно для сохранения этого секрета. Она не накажет Гарри за раскрытие тайны. Она физически не даст ему этого сделать. Ни один легиллимент не найдет её в его разуме, а если он попытается обсудить любую часть секрета с кем-то, кто его не знает, он физически же не сможет сказать ни слова. Он даже не сможет говорить о секрете с другим посвящённым, если рядом с ними находится кто-то, кто подслушивает их разговор, даже если сам Гарри не будет знать, что рядом кто-то есть!

Завершив клятву, Гарри Безымянный почувствовал, как эманации магии откуда-то извне пронизали его тело и опутали его сердце, язык и затылок. Так он узнал, что теперь он связан этой клятвой до самой смерти.

— Удовлетворен? — злобно сказал изгой. — Выкладывай.

Джеймс побагровел от такого неуважения, но затем просто отпустил это. Он и так знал, что шансов на то, что Гарри когда-либо снова будет его уважать, просто нет.

Он закрыл глаза… и начал.

Так закончится наш мир — в холодном, всё пожирающем пламени.

 

Поместье Поттеров

31 июля 1780 года

23:49

Бал был грандиозным успехом, и леди Антигония Поттер могла гордиться собой. Сливки сливок британского волшебного общества пришли в поместье Поттеров, чтобы отпраздновать её недавнее назначение министром магии — самой молодой женщиной-министром магии во всех странах-членах Международной Конфедерации Магов с самого принятия Статута о секретности больше ста лет назад. Среди гостей были не только влиятельные и могущественные британские ведьмы и волшебники. Поместье Поттеров также распахнуло свои двери для зарубежных сановников со всей Европы, которые пришли поприветствовать нового министра (и присесть ей на уши с различными предложениями, которые через них хотели передать Британии их правительства).

Поэтому, разумеется, она была очень довольна тем, как проходит её приём. Настолько довольна, что ей было абсолютно всё равно, что лорд Поттер также пригласил в их дом свою гостью.

Натаниэль Поттер заглянул в огромную пустую комнату на втором этаже и осторожно огляделся. Он всегда считал, что в его доме слишком много гостиных, поэтому в этой он подумывал сделать комнату для музицирования. Сам он, конечно, играть не умел, но подумывал прикупить себе инструмент, чтобы поиграться. Например, виолончель. Сын и наследник Натаниэля, Хардвин Поттер, недавно женился и переехал в собственный дом, а «любимая жена» Натаниэля проводила всё своё свободное время за скучной политикой. Следовательно, свободного времени у Натаниэля было в достатке.

Не мог же он, всё-таки, затаскивать Кассандру в свой дом и в супружескую постель каждый день.

— Ну-ка, есть тут кто-нибудь? — спросил он у пустой комнаты, прежде чем войти внутрь. — Горизонт, как говорят маглы, чист.

Леди Кассандра Трелони последовала за ним, всё ещё держа в руках бокал шампанского. Немного нервно она осмотрела тёмную гостиную.

— Ты уверен, Натаниэль? Я убеждена, что видела итальянского посла, поднимающегося наверх.

Натаниэль рассмеялся.

— Он, вроде бы, просто атташе, моя дорогая, но, чтобы ты была спокойна, я проверю снова, — он нарочито откашлялся. — Кхм! Я СПРАШИВАЮ, ДИПЛОМАТЫ-МАКАРОННИКИ, ВЫ ТУТ ПРЯЧЕТЕСЬ?

— Натаниэль! — зашипела Кассандра, ударив его по руке. — Это важный вечер для твоей жены! И я бы не хотела, чтобы ты позорил её, оскорбляя её гостей магловскими обзывательствами! — она глотнула шампанского. — Хватит и того, что ты утащил меня с такого замечательного приёма для свиданья в полутёмной гостиной!

Натаниэль усмехнулся.

— У неё там есть прихлебатели, чтобы боготоворить её. Это делает её счастливой. Поэтому ей все равно, что делает счастливым меня.

Он наклонился и нежно поцеловал знаменитую провидицу. Она не сопротивлялась. После поцелуя он отстранился и с нежностью посмотрел на женщину.

— Я должен был жениться на тебе, — сказал он сиплым голосом, — и плевать, что там говорили твои чёртовы карты.

— Карты сказали нет, Нат, — тихо ответила она. — Как и шар, зеркало и кости. При всех её недостатках Антигония была лучшей партией для тебя. Если тебе это не нравится, ты всегда можешь попросить её освежить ваши клятвы и снова принять Амортенцию вместе.

Он поднял руку и осторожно убрал от её лица выбившийся локон волос.

— Лучше у меня будет что-то реальное с тобой, чем фальшивое с ней и Амортенцией.

— Невыразимцы уверяют нас, что никакой ощутимой разницы нет.

— Они ошибаются. Я знаю.

Он снова наклонился и поцеловал её. В этот раз страстно, и прорицательница ответила ему тем же. Поцелуй продолжался до тех пор, пока их не прервал звук упавшего на пол бокала из-под шампанского, разлетевшегося на мелкие осколки. Это на секунду отвлекло Натаниэля, он отстранился от женщины… и тут же испуганно отпрянул от неё.

Глаза Кассандры Трелони стали полностью белыми.

Всё её тело словно свело спазмом и обездвижило, а её волосы словно зажили своей собственной жизнью, превратив её в подобие Медузы Горгоны. Температура в комнате резко упала, и Натаниэль внезапно увидел, как с каждым судорожным выдохом из его рта вырываются облачка пара. Лорд Поттер в ужасе начал оглядываться, почувствовав, как Магия и Судьба начали сплетаться в воздухе вокруг него, словно живые существа. Волшебник попытался снова подойти к любовнице, но понял, что тоже не может пошевелиться. Теперь он был всего лишь беспомощным свидетелем пророчества. И когда Кассандра наконец заговорила, это был не её голос. Это был голос, чуждый этому миру. Голос самой Реальности!

Так закончится наш мир — в холодном, всё пожирающем пламени.

В последние дни Тёмный Лорд, Темнейший из них,

явит себя в двух ипостасях — Мессии и Губителя,

объявив всем о своей порочной родословной.

Он разорвёт цепи единства, что связывают нас и сковывают.

Он попрёт все устои разума и сострадания

и сокрушит само основание нашего единства.

И, сделав это, Тёмный Лорд станет Тёмным Богом.

И все мы содрогнёмся от могущества его.

Он протянет вперёд свою руку,

и каждая палочка будет сломана,

каждое заклинание обезмолвлено.

И так будет, пока мы все не станем подобны ничтожнейшим из сквибов.

Но бессилие наше не будет худшей из наших кар.

Когда Холодное пламя пожрёт Мир,

Последним врагом, коего истребить надлежит, станет Смерть.

И победитель в той, последней битве обретёт владычество над всем сущим.

Будь то Забвение… или Проклятие.

Ибо если Бог Тьмы в той финальной битве победу одержит,

Мир наш возрождён будет по образу и подобию его.

Мир ненависти и страха. Мир отчаяния.

Мир страданий, коим нет конца.

И все мы будем возрождаться в мире кошмаров

снова. И снова. И снова.

На веки вечные, на все жизни наши заключены мы будем

в АД Тёмного Бога!

И знамения эти укажут, что рука об руку грядут Эра Тёмного Бога и конец этого мира:

Когда Двое, что должны были быть Одним, воспылают ненавистью

безрассудной друг к другу, и последний из Поттеров воцарится как принц Слизерина.

Как только прозвучали последние слова Кассандры о «последнем из Поттеров» и «принце Слизерина», её паралич наконец прошел. Глаза вернулись к своему обычному состоянию и тут же закатились. Ее колени подломились, и она начала падать. К счастью, её любовник тоже вновь обрел способность двигаться и успел подхватить её, прежде чем она упала. Он осторожно опустил Кассандру на пол, и, когда он коснулся её щеки, её веки затрепетали.

— Ч-что случилось? — слабо спросила Трелони.

— Ты… любовь моя, я… я думаю, ты только что изрекла Истинное Пророчество!

Она непонимающе посмотрела на него… а затем на её лице появилась тревога, когда она увидела, в каком Натаниэль состоянии.

— Всё… всё будет плохо? — спросила она.

Натаниэль помедлил.

— Я… да. Твои слова были… чудовищны. Я боюсь за всех нас.

Она с трудом села.

— Так, помоги мне встать, Нат. Мы должны немедленно бежать к Омуту! Я хочу знать, что Судьба заставила меня сказать! Только после мы сможем придумать план!

Все еще пытаясь прийти в себя, лорд Поттер помог своей любимой подняться и поспешил следом за ней прочь из комнаты.

А через пару секунд после того, как за ними закрылась дверь, шторы, отделяющие огромные витражные окна от остальной части комнаты, отъехали в сторону, открывая двух человек, которые прятались за ними всё это время. Одним из них был волшебник с оливковой кожей и угольно-чёрными волосами, который спешно заправлял свою дорогую шёлковую рубашку в бриджи, попутно пытаясь их застегнуть. Второй персоной же была молодая британская ведьма где-то двадцати пяти лет, которая отчаянно пыталась вернуть свою нижнюю юбку в правильное положение.

— Что, во имя Мерлина, только что произошло?! — спросила молодая женщина. — Ты слышал, что сказала леди Кассандра?!

— Слышал, cara mia⁽¹⁾, — ответил мужчина с лёгким итальянским акцентом.

— Ну и? Думаешь, это действительно было Истинное Пророчество?!

А затем женщина, к своему шоку, заметила, что её спутник вытащил палочку и направил её прямо ей в лицо.

— Не думай об этом, cara mia, — сказал Арманд Забини, атташе итальянского посла и наследник дома Забини. — Тебе не стоит об этом беспокоиться. ОБЛИВИЕЙТ!

* * *

Сейчас…

— Пророчество! Ты последовательно превращал мою жизнь в ад с тех самых пор, когда я был младенцем, из-за ещё одного долбаного пророчества?!

Джеймс поморщился от тона Гарри.

— Натаниэль под руководством Кассандры Трелони предпринял определённые шаги, чтобы гарантировать, что пророчество никогда не исполнится. Или, если ему это не удастся, отсрочить его исполнение, насколько это возможно. Вот уже двести лет каждое поколение Поттеров рожало только одного ребёнка, всегда мальчика. И мы всегда учили детей, как не быть распределённым в Слизерин. И это работало, пока…

— Пока у вас не родились близнецы, — холодно закончил Гарри. — А затем ты решил разрулить всю эту ситуацию настолько тупо, насколько это возможно.

Мужчина проигнорировал оскорбление.

— Я сам не знал о существовании пророчества, пока вы с Джимом не родились. Мои родители планировали рассказать мне о нём, когда мне исполнится двадцать один. Но когда время пришло, они уже были мертвы. А мы в то время жили в Годриковой Впадине, а не в поместье Поттеров. Я случайно нашёл копию пророчества в сейфе отца, когда мы вернулись в поместье спустя месяцы после нападения Сам-Знаешь-Кого.

— И тогда ты решил, что я и мой брат-близнец обречены воспылать ненавистью безрассудной друг к другу, и отправил меня на десять лет к маглам, которые использовали меня как боксерскую грушу.

— Я НЕ ЗНАЛ ОБ ЭТОМ! — в отчаянии заорал Джеймс. — Прости, Гарри! Поверь мне! Я никогда не хотел, чтобы с тобой случилось что-нибудь такое!

Он спрятал лицо в ладонях и только потом продолжил.

— Целители сказали, что ты стал сквибом. И стал ты им, скорее всего, из-за того, что Джим что-то сделал с твоей магией, чтобы победить Сам-Знаешь-Кого! Я не мог допустить, чтобы ты завидовал славе и силе Джима. Чтобы ты когда-нибудь попытался вернуть себе магию, что-то сделав с ним. Чтобы ты ненавидел всех нас за то, что в нас есть магия, а в тебе нет. Поэтому… я отправил тебя к Петунии. Я думал, что это ради высшего блага.

— Ради высшего блага, — фыркнул Гарри. — Знаешь, в прошлом году у меня был разговор с директором. И он сказал мне, что думает, что «ради высшего блага» — это три самых опасных слова в английском языке. Потому что люди, если смогут убедить самих себя, могут использовать эти слова, чтобы оправдать всё что угодно.

Тут Гарри выпрямился и гордо поднял подбородок.

— Иными словами, ты отправил меня к Дурслям, потому что думал, что я сквиб. И поэтому умыл руки. Но потом выяснилось, что я волшебник. И хотя мы с Джимом не ладили поначалу, в конце концов мы подружились. Между нами всё было хорошо! Если твоим страхом было, что я и Джим «воспылаем ненавистью безрассудной друг к другу», на кой хрен ты наложил на него Империо, заставив его меня ненавидеть?!

Джеймс смутился.

— Это было… не специально. Я услышал от него о твоей связи с принцем Слизерина. Рон помнил, что, когда он был одержим, ты и Том Реддл говорили об этом, и я… запаниковал. Я не хотел, чтобы он ненавидел тебя. Я только хотел, чтобы он сообщал мне, если ты начнёшь вести себя… подозрительно. Но заклинание пошло не туда. Я стыжусь этого. Стыжусь этого момента слабости, из-за которого я наложил на Джима проклятие. И буду стыдиться до последнего вздоха.

— Но, я смотрю, ты не особо стыдишься за то, что сделал со мной, — прямо сказал Гарри.

— Нет, мне всегда будет стыдно за это! И я всегда буду жалеть об этом, Гарри. Всем сердцем! — воскликнул Джеймс сломленным голосом. — Я знаю, что ты не веришь мне. Но я никогда не хотел, чтобы всё так обернулось. Но ты знаешь пророчество! Весь мир сгорит и превратится в АД! На кону буквально стоит ВСЁ!. Я с радостью бы отдал свою жизнь, если бы это могло спасти мир от этого. Но… таких вариантов нет. Всё, что я могу сделать, это гарантировать, что ты не станешь принцем Слизерина. Или, если я не смогу остановить это, гарантировать, что ты не будешь Поттером, когда это случится. Только такие варианты Судьба оставила мне. Я… я надеюсь, что однажды ты поймёшь и, возможно, простишь меня.

Гарри просто посмотрел на него.

— Это… это всё, лорд Поттер? — наконец сказал он холодным как лёд голосом.

— Я… я не буду заполнять документы до понедельника. Визенгамот не соберётся раньше в любом случае. Поэтому… поэтому никто не будет… ненавидеть тебя из-за Санкции до этого момента. И твоё хранилище останется твоим даже после того, как Санкция вступит в свои права. Я переведу туда ещё денег в выходные. Пятьдесят тысяч галеонов. Этого хватит, чтобы начать всё сначала… где-нибудь далеко.

Гарри продолжил смотреть.

— Это всё, лорд Поттер? — повторил он.

Джеймс слабо кивнул.

Гарри направился к двери, но затем остановился и достал из кармана палочку Питера.

— Палочка Петтигрю, — сказал он, протягивая ее Джеймсу. — Она покажет, что он использовал сегодня три непростительных заклятия. Если, конечно, ты не планируешь прикрыть всё это, потому что это проще, чем признать, что ты слепо доверял Пожирателю смерти все эти годы. Ты ведь любишь простые решения.

Джеймс взял палочку.

— Я обещаю тебе, Гарри. Питер Петтигрю ответит за всё, что он сделал сегодня ночью. Я обещаю тебе.

Гарри презрительно усмехнулся. Обещания этого человека теперь для него ничего не значили.

— Знаешь, в одном, я думаю, ты точно ошибся.

— Только в одном? — попытался пошутить Джеймс. Гарри его проигнорировал.

— «Двое, что должны быть Одним, воспылают ненавистью безрассудной друг к другу». Ты решил, что это обо мне и Джиме. Но я думаю, ты ошибаешься. Я думаю, что «двое, что должны быть Одним» относится к лорду и его наследнику, которые должны быть одним целым, отстаивая интересы семьи.

Гарри прищурил глаза, и Джеймс подался назад от силы его взгляда.

— И я обещаю тебе, я никогда не перестану ненавидеть тебя за то, что ты сделал со мной сегодня. Никогда. Я буду ненавидеть тебя до самой смерти.

А затем, не сказав больше ни слова, Гарри открыл дверь… и нос к носу столкнулся с Джимом, который ждал в коридоре, пока они с Джеймсом закончат разговаривать.

— Гарри? — неуверенно сказал Джим.

— Поздравляю, Поттер, — оскалился на него Гарри, — ты выиграл.

Наградив своего бывшего брата презрительным взглядом, Гарри направился в подземелья.

Джим посмотрел ему вслед, а затем повернулся к отцу.

— Что ты сделал? — зло спросил он, подозрительно глядя на Джеймса.

* * *

В коридоре…

Пройдя дальше по коридору, Гарри получил первые хорошие новости за последние часы — Северус Снейп был жив и, очевидно, ждал его.

— Я… рад вас видеть, профессор. Питер Петтигрю сказал, что оставил вас умирать.

Снейп оскалился.

— Неужели? Что ж, я надеюсь, вы достаточно проницательны, чтобы не верить кому-то вроде него на слово. Идёмте, мистер Поттер. Отбой уже прозвучал. Я провожу вас в подземелья.

Снейп повернулся и направился к лестнице. Гарри последовал за ним.

— Вам, вероятно, стоит знать, сэр, что я больше не Поттер. Теперь я Гарри Безымянный.

Снейп на это зашипел и пробормотал что-то себе под нос о «невозможной свинье».

— Понятно, — уже с обычной громкостью сказал он, — уверен, мне не нужно объяснять вам, с какими сложностями вам предстоит столкнуться.

— Нет, сэр. Не нужно.

— Также я думаю, мне не нужно объяснять вам, что все эти сложности непреодолимыми не являются. Я не просто так провёл большую часть последних трёх лет, помогая вам культивировать слизеринские ценности. Не важно, насколько безнадёжной кажется ситуация, я уверен, вы, проявив свою обычную хитрость и хладнокровие, сможете обернуть всё себе на пользу.

— Сделаю всё, что смогу, сэр, — Гарри сделал паузу. — Кстати говоря, как вы спаслись?

— Меня поймал гриффиндорец, который решил, что он — тёмный волшебник. Вместо того, чтобы избавиться от меня любым разумным способом, он оставил меня в хитроумной смертельной ловушке, которую он подготовил, воспользовавшись моим советом. Тем более, он дал мне веритасерум из моих собственных запасов.

Гарри кивнул.

— И раз уж это ваши собственные запасы, на вас он эффекта не имел?

— К сожалению, нет. Дело не в этом. Эффект был обычным, тем не менее, я — мастер-окклюмент, а одна из высокоуровневых техник окклюменции — это создание побочных персоналей. Например, в случае, если мне дают веритасерум, несколько таких персоналей выходят на сцену, и одна из них активируется, если мне задают вопрос, правдивый ответ на который приведёт к моей немедленной смерти. В таком случае вторая персональ придумает ложь, которая поможет мне выбраться сухим из воды, а также убедит мою основную личность в правдивости этой лжи. В нашем случае Петтигрю просил меня порекомендовать ему, как бы он мог убить меня, подстроив какой-нибудь инцидент в лаборатории. Персонали активировались, и Петтигрю оставил меня без сознания рядом с зельем, которое, как я сказал ему, будет выделять ядовитый газ. В действительности же это было просто обычным зельем для облегчения боли при ревматоидном артрите.

— Умно, профессор.

Снейп немного поморщился.

— Увы, недостаточно. Процесс создания и внедрения таких личностей очень длителен, и у меня не было возможности создать такую личность для защиты тайны волчьелычного зелья. Петтигрю теперь знает всё, что я знаю об этом. У него уйдёт какое-то время, чтобы найти компетентного зельевара, который сможет сварить такое зелье, но, в конце концов, он сможет снабжать этим зельем оборотней, чтобы они сохраняли рассудок во время трансформаций. Пугающая перспектива для всего мира.

Гарри на это кивнул, но ничего не сказал. До самой двери в гостиную Слизерина они шли в молчании.

— Что вы планируете делать дальше, мистер П… мистер Безымянный?

— Я планирую отправиться спать, профессор Снейп. Это был очень длинный день, и я очень устал. У меня есть ещё три дня до того момента как лорд Поттер заполнит все бумаги, завершая наложение на меня санкции. Надеюсь, я придумаю что-нибудь умное. Или, если мне не удастся, может, произойдёт чудо. Оно бы мне сейчас пригодилось.

— Слизеринцы творят свои собственные чудеса, мистер… Гарри. Не теряйте надежду.

На это Гарри сказать было нечего. Он вошёл л в гостиную и, не вступая ни в какие разговоры, отправился в свою комнату. Уже не в первый раз он подумал, что рад, что у слизеринцев теперь отдельные комнаты. Оказавшись внутри, он быстро переоделся и лёг в постель. Посмотрев на часы, он покачал головой. Даже десяти часов ещё не было.

Внезапно его внимание привлёк тихий звон, исходящий от его сумки. Гарри устало вздохнул и, наклонившись с кровати, поднял сумку с пола. Достав оттуда пергамент, связанный с пергаментом Гермионы, он развернул его.

Гермиона: Гарри? Ты здесь? Прошу, ответь.

Гарри: Здесь. Чё как, Гермиона?

Гермиона: Не надо мне тут своих «Чё как?», Гарри Поттер. Сначала Невилл возвращается в башню в таком состоянии, как будто пробежал марафон. Потом он заявляет, что он отказался от своей фамилии. Потом приходит Джим, который, судя по всему, недавно плакал. А только что я узнала, что в Хогвартс пришли авроры, в Запретном лесу шуруют оборотни, а завхоз — мёртв. Невилл просто говорит: «Поговори с Гарри!». Что там происходит?!

Гарри: Ну, во-первых, не зови меня больше Гарри Поттер. И будь добра, передай Невиллу, что мне тоже нужна будет комната с ним и Тео. Мы будем называться Безымянными Тройняшками.

Несколько секунд сообщений не было

Гермиона: Нет!

Гарри: Да.

Гермиона: Вот *%;!№!@

Несмотря на всю серьёзность ситуации, Гарри громко рассмеялся.

Гарри: Гермиона, ты что, добавила в эти пергаменты механизм цензурирования?

Гермиона: ...Может быть. Это не важно! Как он мог так поступить с тобой?!

Гарри хотел было уже начать писать ответ, но его рука замерла над пергаментом. В своей груди он внезапно почувствовал магию клятвы, которая теперь сковывала его. Клятва, которая гарантировала, что он физически не может ничего рассказать Гермионе. Он фыркнул про себя и начал писать ответ.

Гарри: У него есть причины. Я считаю их глупыми, но они есть. Это всё, что я могу рассказать.

Гермиона: Гарри, пожалуйста. Расскажи мне, что сегодня произошло!

Гарри: Честное слово, Гермиона, я просто не знаю, что я могу тебе рассказать. Я под эффектом двух разных клятв сейчас! Всё, что я могу сказать, это то, что я видел, как Питер Петтигрю убил Маркуса Флинта, а затем мне пришлось убить оборотня, защищаясь. А затем мой отец наконец нашёл козырь, чтобы изгнать меня из семьи, но немного перегнул палку, задействовав для этого Высшую Санкцию.

Гарри: А, и ещё Петтигрю — Пожиратель смерти. И он сбежал с формулой зелья, которое позволит оборотням сохранять рассудок во время обращений. Поэтому нам всем теперь нужно беспокоиться о наступлении армии оборотней. Думаю, мне стоит всё-таки это упомянуть, вместо того, чтобы жаловаться о моих личных проблемах.

Гермиона: Армии… оборотней.

Гарри: Да, армии оборотней.

Гермиона: Звучит ужасно. Наверное, мне стоит потренироваться в заклятии Сектумсемпра завтра. Просто на всякий случай.

Гарри: Думаю, стоит. Оно отлично выполняет свои функции.

Гермиона: Кхм! Я собиралась сказать, что всё это — не твоя вина. Питер Петтигрю — злодей. И, я полагаю, твой отец — тоже. Я решила, что буду называть его злобный упырь. Они виноваты. Не ты.

Гарри: Не знаю, Гермиона. Вины тут хватит на всех. Ничего из этого бы не случилось, если бы я не отдал мистеру Стерджену свою карту.

Гермиона: Я понятия не имею, что это означает.

Гарри: Длинная история. Давай просто скажем, что вчера утром я по глупости позволил мистеру Стерджену, который на самом деле был Ремусом Люпином, укрытым Фиделиусом, а также близким другом Питера Петтигрю, забрать у меня магическую карту. Вот тогда-то всё и началось.

Гриффиндорка не отвечала почти тридцать секунд. Гарри решил, что она пытается уложить в голове всё, что он написал в последнем сообщении, которое, как он вдруг понял, содержало очень много плохо структурированной информации.

Гермиона: То есть, если бы ты не отдал завхозу эту карту, нам бы не грозила встреча с армией оборотней под командованием Пожирателя смерти, вооружённого, помимо всего прочего, ещё и степенью в юриспруденции?

Гарри: Ага. Теперь, если у тебя больше нет вопросов, Гермиона, я действительно очень устал. А ещё мне очень грустно, и я невероятно зол на одного главного аврора. Но, в основном, я устал.

Гермиона: Ладно.

Гермиона: Гарри, можешь встретиться со мной завтра утром? В комнате, которую группа Голдштейна использует для проекта по древним рунам?

Гарри: Наверное. Во сколько?

Гермиона: 9:15. Ровно. Не раньше, не позже.

Гарри: У меня Древние Руны. Если подумать, у тебя тоже.

Гермиона: Прогуляй их.

Гарри: И с какой это радости я должен прогулять урок, чтобы помочь тебе и Энтони с вашим небольшим проектом?

В этот раз сообщений не было дольше.

Гермиона: Потому что это изменит твою жизнь.

Гермиона: Завтра утром. 9:15. Увидимся там. Доброй ночи, Гарри.

Гарри смотрел на последние сообщения подруги несколько минут, прежде чем отложить пергамент в сторону и попытаться немного поспать.

* * *

28 марта 1994

07:30

Гарри нехотя направлялся на завтрак, когда услышал неповторимый голос Августы Лонгботтом, чей громовещатель прямо сейчас кричал на Невилла, сидящего за столом Гриффиндора. Он заглянул в Большой зал и увидел, что Невилл спокойно слушает обвинения бабушки. За это Гарри тоже чувствовал вину. И поскольку поводов у него сейчас было хоть отбавляй, Гарри решил не идти на завтрак, чтобы никого не видеть. От громовещателя его отвлёк один из префектов Слизерина, который передал ему запечатанный конверт, после чего быстро отошёл от него, ни сказав ему ни слова.

«Гарри,

я вернулся в Хогвартс вчера ночью, как только получил патронуса от профессора Снейпа. Я решил, что тебе стоит отдохнуть, но я бы очень хотел поговорить с тобой о событиях прошлого вечера перед началом занятий. Пожалуйста, зайди ко мне в кабинет, как только получишь сообщение. Я очень люблю шоколадных лягушек.

Директор».

Гарри смотрел на письмо несколько секунд, затем повернулся и направился в сторону кабинета Дамблдора.

* * *

Десять минут спустя молодой слизеринец сидел в кресле перед столом директора. Дамблдор смотрел на него с великой грустью и, как почему-то подозревал Гарри, с некоторой виной во взгляде, хотя мальчик не понимал, в чём тут дело. Он быстро обежал комнату глазами и заметил, что портреты обездвижены. Это будет приватный разговор.

— Мистер… Гарри… Я не могу описать, как мне жаль, что всё так случилось. Я и представить себе не мог, что Джеймс пойдёт на такие крайности. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я помогу тебе всем, чем только смогу, чтобы преодолеть это… проклятие.

— Спасибо, директор. Я благодарен. Но, я думаю, Тео и Невиллу потребуется больше помощи, чем мне.

— Разумеется. Прошу, передай им, что моя помощь распространяется и на них.

Дамблдор странно посмотрел на Гарри, словно обдумывая свои следующие слова. Гарри так же пристально посмотрел на директора и, спустя секунду раздумий, он понял, что он не чувствует ограничений клятвы Поттеров в этой комнате. Он внезапно подумал, что знает, почему портреты обездвижены.

— Сэр… вы знаете, почему Джеймс использовал на мне Высшую Санкцию? Конкретно?

Старик помедлил, прежде чем кивнуть.

— Да, Гарри. Джеймс принял у меня клятву Поттеров в конце твоего первого курса, после твоей встречи с Волдемортом. Только тогда он открыл мне пророчество, в котором причина его сверхъестественной враждебности к тебе.

— Вы знали всё это время?!

— Да. Но я также выяснил — через весьма болезненный опыт — что пытаться перехитрить Истинное Пророчество — почти всегда готовый рецепт катастрофы. На самом деле, я получил тот урок непосредственно перед тем, как твой отец поделился со мной информацией об этом новом-старом пророчестве, когда понял, насколько усугубили ситуацию мои собственные попытки обмануть пророчество, касающееся твоего брата. Я не смог убедить твоего отца вести себя разумнее, но я также и не мог прямо вмешиваться в его действия. Не беря в расчёт действие клятвы, которую я дал ему, мне было бы сложно оказывать какую-либо существенную помощь тебе по юридическим и политическим причинам. Как директор Хогвартса, я обладаю значительной властью влиять на жизнь сирот и маглорожденных благодаря моей роли in loco parentis⁽²⁾ здесь. Но когда родители ребёнка не только живы, но также влиятельны и политически могущественны, моя власть ограничена гораздо сильнее. Поэтому я решил, что для тебя будет гораздо безопаснее, если просто буду игнорировать пророчество Поттеров и относиться к тебе, как к любому другому студенту, — тут он смущенно кашлянул. — Ну, к любому другому студенту, который невероятно одарён и является наследником Древнего и Благородного дома. Так точнее.

Гарри улыбнулся.

— И я благодарен вам за это, сэр. Скорее всего, это был наилучший ход. А, не хотелось бы менять тему, но вам, вероятно, следует знать, что я так и не смог понять, что Ремус Люпин — оборотень. Я понял это, только когда Петтигрю показал мне тот пергамент, на котором был написан секрет. Я почти уверен, что мне говорили, что Люпин — оборотень, по меньшей мере два раза, но я просто не мог удержать эту информацию в голове.

— Спасибо, что рассказал мне. Хотя сейчас я глубоко сожалению о своём решении вовлечь тебя в этот эксперимент. Возможно, если бы ты знал всё о состоянии Ремуса, ты бы повёл себя по-другому с мистером Петтигрю… и самим Ремусом, — он грустно посмотрел на Гарри. — Как ты держишься после… после того, что случилось с Ремусом?

— Я… не знаю. Я всё ещё думаю, что у меня не было другого выбора. У меня буквально были доли секунды, чтобы решить, что делать…

— И ты сделал единственную вещь, что мог. Я настоял, чтобы Джеймс показал мне воспоминание о вашей встрече. И хотя я ничего не могу сделать, чтобы снять с тебя Высшую Санкцию, но если Джеймс или кто угодно попытается угрожать тебе уголовными последствиями, я буду счастлив свидетельствовать в твою пользу. Это была самозащита.

— Я ценю это, директор. Значит… вы знаете теперь, что я змееуст.

— Да, я заметил эту деталь. Хотя, если быть честным, я подозревал это ещё с прошлого года, когда оказалось, что Джим тоже змееуст. Сама идея, что он как-то получил этот дар через право завоевания всегда казалась мне тарабарщиной. И, учитывая все обстоятельства, едва ли я могу поставить тебе в укор, что ты решил скрыть свой собственный статус змееуста. Должен признаться, я не знаком с проклятием, которое ты использовал. Произносится как… Сектумсемпра?

— Эм, да, — удивлённо сказал Гарри. — Профессор… вы — змееуст?

Дамблдор улыбнулся.

— Меня всегда завораживали магические языки. Поэтому, когда я был молодым, я занимался парселтангом в качестве самообразования. К сожалению, когда я был ребёнком, я слегка заикался и, хотя я усердно работал, чтобы избавиться от заикания в моей обычной речи, в парселтанге произношение играет ключевую роль. И, несмотря на все мои усилия, даже остатков моего заикания оказалось достаточно, чтобы я не мог правильно произносить слова на языке змей. Но понимаю я его хорошо. Что до проклятия, которое ты использовал, я не узнал его, но я предполагаю, что это просто сильно модифицированное Ласеро, усиленное проклятием антикоагуляции⁽³⁾. И хотя ДМП, скорее всего, отнесёт его к тёмной магии, оно, очевидно, отлично работает против оборотней. И, если понадобится, я буду свидетельствовать, что это был единственный выход.

— Спасибо, директор. Мне… мне жаль мистера Люпина. Я знаю, что он был вашим другом и, конечно, был очень близок с Джимом. Жаль, что не было другого выбора.

Гарри на секунду задумался.

— Хотя, знаете, вообще-то есть одна вещь, которая бы заставила события пойти по другому пути. Я имею в виду не тогда, когда мы уже были связаны в Визжащей Хижине, нет. Вы случайно не достали то зелье невыразимцев? Которое должно отменить действие зелья, что Петтигрю использовал, чтобы изменить память моих… я имею в виду память Лили и Джеймса, чтобы они забыли, кто именно был их хранителем?

Дамблдор отвёл глаза.

— Сол Кроакер дал мне несколько флаконов антидота пару дней назад вместе с образцом самого зелья. Я хотел встретиться с Лили и Джеймсом на следующей неделе после того, как вернусь из Парижа, и убедить их принять антидот. Оглядываясь назад, я должен был сделать это раньше. И если бы я сделал, всего этого можно было бы избежать.

— Вы не могли знать заранее, сэр, — успокаивающе сказал Гарри. — Вы же не можете видеть будущее.

Дамблдор ничего не сказал, но внезапно наклонился вперёд и пронзил Гарри странным взглядом.

— Сэр? — встревоженно спросил Гарри.

Дамблдор покачал головой.

— Ничего, Гарри. Ничего. Просто… причуды старика. Расскажи, у тебя есть какие-то особые планы на это утро? Ты пережил страшное потрясение, и я пойму тебя, если тебе нужно… время, чтобы прийти в себя и всё обдумать. Или, возможно, провести время с друзьями?

Гарри пожал плечами.

— Никаких особенных планов, кроме занятий. И я должен встретиться с Гермионой этим утром, но я понятия не имею, зачем. Она была очень… уклончивой на этот счет.

— … действительно? — тихо сказал Дамблдор.

Затем он открыл ящик стола и достал пропуск, на котором написал сообщение и расписался.

— Возьми это. Считай это универсальным пропуском, чтобы не идти на любые занятия, когда нужно.

Гарри взял пропуск и прочитал его.

— Здесь нет даты.

— Конечно нет, Гарри. Никто тебя не торопит. У тебя столько времени, сколько тебе нужно.

Мальчик улыбнулся.

— Спасибо, сэр. Я очень ценю это.

— Ну а теперь, думаю, тебе нужно идти на встречу с мисс Грейнджер. Уверен, это дело чрезвычайной важности.

— Если честно, — начал Гарри, — мне кажется, она просто хочет, чтобы я помог ей с её проектом.

— Думаю, это очень важный проект, — сказал Дамблдор, поблескивая глазами.

Гарри поднялся и направился к двери. Дамблдор окликнул его, когда он уже взялся за ручку.

— Гарри, если когда-нибудь возникнет ситуация, когда я тебе понадоблюсь — действительно понадоблюсь в какой-то момент времени — просто попроси кого-нибудь отправить мне патронус, и я немедленно приду, — старик наклонил голову и посмотрел на Гарри поверх очков. — Очевидно, такую привилегию не стоит использовать по пустякам.

— Я… я никогда бы и не подумал обратное, директор. Сообщение должно быть… конкретным? — немного помедлив, спросил Гарри.

Дамблдор на мгновение задумался, после чего расплылся в улыбке.

— «Tempus fugit» ⁽⁴⁾.

— …Хорошо? — осторожно сказал Гарри, незнакомый с этим выражением. — Хорошего вам дня, сэр и спасибо за всё!

Он повернулся и вышел за дверь, слегка сбитый с толку странным разговором.

* * *

09:15

Несмотря на наличие пропуска, Гарри решил так и не идти на завтрак из-за сильнейшего желания не говорить ни с кем. Вместо этого он просто бродил по школе, наслаждаясь видами. У него было мало надежды, что он останется здесь, поэтому он хотел унести с собой столько воспоминаний, сколько было возможно.

В девять часов Гарри взял курс к классу-тире-лаборатории, где Энтони, Су и Гермиона проводили эксперименты «как лучше вырубить гриффиндорцев». Пятнадцатью минутами позже он стоял перед дверью в класс и думал, что, вообще, «потому, что это изменит твою жизнь» может значить. Решив, что, скорее всего, что бы это ни было, сделать его жизнь хуже оно не сможет, он открыл дверь…

И застыл от удивления.

Гермиона была внутри, ожидая его рядом со столом, который она и двое когтевранцев зачаровали, чтобы он выпускал массовое оглушающее, когда будет сказано слово-ключ. Но прямо сейчас Гарри больше был интересен не сам стол, а объект, который на нём стоял. Это была странно выглядящая штука примерно тридцати сантиметров в высоту и около метра в ширину. Но она была такой странной формы, что её истинные габариты было оценить сложно. Объект чем-то напомнил Гарри игрушку, которую Дурсли купили Дадли, когда ему было семь или восемь: змею Рубика. Разумеется, решить головоломку было за пределами способностей Дадли, поэтому игрушка оказалась разломана на мелкие кусочки после пары дней использования её в качестве дубинки, чтобы бить Гарри по голове.

Тот объект, которым сейчас занималась Гермиона, был чем-то похожим по натуре, но намного больше и гораздо более заковыристым — сложным трёхмерным паззлом со множеством движущихся деталей, которые могли вращаться и перемещаться, создавая невероятное разнообразие различных геометрических фигур. Внешние стороны были покрыты чем-то вроде хрома, а внутренние секции были чёрными. Но на каждой внутренней поверхности располагались крошечные ручки и циферблаты. Головоломка выглядела необычно и довольно увлекательно. Настолько, что Гарри чуть не упустил из виду другую (и, вероятно, более важную) деталь комнаты.

На полу рядом со столом лежали без сознания двое мужчин, одного из которых Гарри опознал, как Сола Кроакера, голоса невыразимцев!

— Гермиона? — встревоженно позвал её Гарри.

— Заходи и закрой дверь, пожалуйста, — сказала она, не отрывая глаз от головоломки.

Пока она говорила, она продолжала вращать разные секции, превращая их в новые фигуры, периодически прерываясь, чтобы свериться с заметками, которые лежали на столе рядом с головоломкой.

Гарри быстро захлопнул за собой дверь и подошёл ближе к столу, постоянно переводя взгляд то на Гермиону, то на головоломку, то на оглушённых волшебников на полу. И всё это время он пытался понять, какого дьявола тут творится! А затем он подошёл достаточно близко, чтобы рассмотреть, с какими заметками сверяется Гермиона. Оказалось, что это её проект по прорицаниям. Конкретно — его гороскоп, который она делала пару дней назад.

Прежде, чем он успел сказать хоть слово, Гермиона с пугающей пристальностью посмотрела на него.

— Не хочу цепляться, но это может быть очень важным. Ты уверен, что ты родился в 23:52 тридцать первого июля?

— Эм, да. А… это Сол Кроакер тут валяется на полу?

— Да, — просто ответила она, вернувшись к вращению других секций головоломки. — Другого зовут Невыразимец номер семнадцать. Вероятно, они используют цифры. Типа, как Джеймс Бонд, — она замолчала. — Джастин ведь рассказывал тебе о Джеймсе Бонде, верно?

— Ага. Бонд, Джеймс Бонд, и всё такое, — он нахмурился, осознав, что это какая-то бессмыслица, и попытался вернуть разговор в нужное русло. — Так… а почему двое невыразимцев лежат на полу без сознания?

— Потому что я их оглушила, — сказала она, прежде чем сделать финальный поворот.

А затем она толкнула две большие части головоломки с противоположных сторон, и разные секции внезапно аккуратно соединились, образовав идеальный куб, который она тут же повернула на сто восемьдесят градусов. Закончив, она подтолкнула всю конструкцию к Гарри. Он посмотрел на куб и заметил, что сверху, где соединились разные секции, посередине находился небольшой круглый кусочек, немного отличающийся по цвету от остальной части головоломки. Словно это была кнопка, которую нужно было нажать.

— Ладно! — радостно воскликнула Гермиона. — Он заряжен. Нажми на кнопку и поехали!

Гарри посмотрел на свою подругу с таким недоверием, с каким никогда на неё не смотрел.

— Эм… нет?

— Гарри!

— Нет, Гермиона. Не буду я нажимать странную кнопку на странном кубе, который ты, вероятно, отжала у двух невыразимцев! И который теперь… заряжен! Не буду, не буду, пока ты не объяснишь мне, что, во имя Мерлина, тут творится?! — он посмотрел на странный куб. — Что это за штука?

— Это криптоэдр, — ответила Гермиона.

— Вот вообще яснее не стало, — разозлился Гарри. — Выдуманное слово какое-то!

— Гарри, ты мне доверяешь?

Парень мгновенно поднял руку, останавливая её.

— Нет, нет, нет! Не надо играть со мной, Гермиона. Не так! Я слишком много пережил за последний день, чтобы так поступать со мной!

— Гарри! Я знаю, через что ты прошёл. Вот почему я просила тебя прийти. Весь год ты знал о моих странностях. Знал и принимал их. Сейчас мы наконец-то подошли к финалу. К моменту, когда я смогу ответить на все твои вопросы о том, что я делала и почему. Я обещала тебе, что то, что я тебе покажу, может изменить твою жизнь, и оно действительно может! Просто доверься мне ещё один раз и нажми на эту кнопку. А потом я наконец-то смогу рассказать тебе всё!

Гарри посмотрел на Гермиону долгим взглядом, после чего его рука медленно начала движение к кнопке на криптоэдре.

— Лучше бы тебе сдержать слово, — сказал он, нажимая на кнопку.

Швы криптоэдра мгновенно вспыхнули, а затем расширились и слились воедино, так, что теперь весь куб казался покрыт хромом. Затем криптоэдр медленно поднялся в воздух, где начал вращаться. Сначала медленно, но с каждой секундой всё быстрее и быстрее. Когда движение началось, Гарри заметил, что форма объекта начала меняться. Сначала это был идеальный куб, но потом углы начали искажаться и словно вдавливаться внутрь, образуя дополнительные плоские поверхности. Сначала у куба было шесть сторон. Потом их стало семь. Восемь. Двенадцать. Двадцать. И ещё. И ещё.

Движение всё продолжалось, и Гарри открыл свои легиллиментные чувства, чтобы лучше понять, что происходит… и тут же пошатнулся. Несмотря на то, что он едва мог понять то впечатление, что он получил с помощью легиллименции, он точно понял одну вещь. Этот «криптоэдр» не менял свою форму вовсе. Скорее, его истинная форма была такой, что её невозможно было полностью постичь. Никто не смог бы этого сделать. Ни он. Ни кто угодно другой в этом мире. Только когда криптоэдр двигался, он позволял отдельным аспектам его истинной формы быть видимыми. Это внезапное осознание вызвало у Гарри новый приступ головокружения, поэтому он быстро прекратил сканирование объекта.

После примерно двадцати секунд вращения криптоэдр сформировал так много граней (или, скорее, показывал, что он столько сделал), что он стал казаться сферой, пусть Гарри и знал, что это лишь иллюзия. В сущности же Криптоэдр всё ещё был многогранным объектом, но с таким количеством граней, что их невозможно было посчитать, пока объект находился в движении. Наконец движение замедлилось, и объект остановился, замерев в воздухе. А затем он начал раскручиваться в обратном направлении. Теперь объект терял грани, пока спустя ещё двадцать или около того секунд он снова не стал (казаться) кубом. Только тогда он опустился обратно на стол в то же место, где стоял до этого.

Гарри уже собирался заговорить, но Гермиона подняла руку, затыкая его. Сверкнула ещё одна ослепительная вспышка света, и раздался звук вращающихся шестерней. Если раньше криптоэдр казался единым цельным кубом, то теперь он выглядел так, словно состоял из десятков и сотен крошечных кубиков, сложенных вместе. Затем меньшие кубики начали двигаться. Верхние кубики начали скользить от центра, а те, что были под ними начали двигаться вверх, где, на мгновение заняв место первых, тоже отъезжали в сторону. По мере того, как кубики разделялись, вся конструкция всё больше начинала походить на странный металлический цветок, который вот-вот готовился зацвести. И в какой-то момент из центра криптоэдра вырвался столп яркого белого света, который ударил в потолок и осветил всю комнату.

Несмотря на всё своё самообладание, Гарри наклонился вперёд, собираясь заглянуть в криптоэдр.

— Нет! — резко сказала Гермиона, и он отпрянул назад, наградив подругу раздражённым взглядом.

Затем он снова посмотрел на объект, и у него перехватило дыхание.

Из криптоэдра, словно поднимаемое светом, медленно поднималось что-то новое и в каком-то смысле ещё более пугающее, чем сам криптоэдр. Это была небольшая вещь, не более нескольких сантиметров в длину. И по большей части она была прозрачной, словно была сделана из стекла. Она выглядела как длинная тонкая стеклянная трубка, которая как-то изгибалась и уходила назад в саму себя каким-то невозможным образом. А внутри этой трубки была щепотка золотого песка, который, вытянувшись в тончайшую нить, перетекал по этой трубке сверху вниз, после чего каким-то образом все равно оказывался наверху, чтобы вновь повторить процесс.

И всё же, какой бы маленькой и невыразительной эта трубка ни была, её вид внезапно наполнил Гарри чувством запредельного ужаса. Не было ужасного зловещего жужжания. Не было ощущения, что что-то вот-вот прорвётся сквозь стены. Но было чувство, что за ним наблюдает нечто. Нечто, коему не было места в этом мире. Сейчас он чувствовал точно то же самое, что он чувствовал годом ранее, когда в воспоминании Луны Лавгуд он увидел, как её мать пробудила силу Имаго Дей.

Это было прекрасно.

Это было ужасающе.

Продолжая смотреть на непостижимый стеклянный объект, Гарри облизнул губы.

— Гермиона? На что я смотрю?

А затем он услышал, как его подруга глубоко вздохнула. Он посмотрел на неё и увидел, что Гермиона выглядит более расслабленной, чем он видел её за весь этот год. Напряжение, казалось, мгновенно ушло. Она выглядела так, словно месяцами несла непосильную ношу, которую наконец-то смогла сбросить. Или, по крайней мере, разделить с кем-то.

— Это, мой друг, — почти торжествующе произнесла она, — Маховик Времени!

---

1) Cara mia (итал.) — моя любимая, моя дорогая

Вернуться к тексту

2) in loco parentis (лат.) — на месте родителя. Это описывает ситуацию, когда лицо или организация берёт на себя ответственность и обязанности родителя по отношению к ребенку, становясь его законным представителем.

Вернуться к тексту

3) Вопрос к знатокам мира фанфиков — здесь в оригинале используется выражение Weeping blood curse — проклятие рыдающей (плачущей) крови. И я понятия не имею, что это значит. Я перевёл это, как проклятие несвертываемости или проклятие антикоагуляции. Т.е. проклятие, которое, по сути, не даёт крови свернуться. Я где-то видел или читал, что при серьёзных проблемах с тромбоцитами может открыться внутреннее кровотечение и даже кровь из глаз пойти. Может быть, отсюда такое название, но я, честное слово, без понятия. Если вы знаете, что это такое, дайте мне знать, пожалуйста.

Вернуться к тексту

4) Tempus fugit (лат.) — Время летит.

Вернуться к тексту