Significant Digits - Значащие цифры (джен)

На карточках из шоколадных лягушек про Гермиону Грейнджер было написано следующее:

«Также известная как «Богиня», Грейнджер является одним из ведущих сторонников Договора о сохранности жизни. Она также знаменита тем, что вокресла в момент окончательного поражения Лорда Волдеморта в 1992 году, и в результате приобрела способность уничтожать дементоров. В своё свободное время она преподаёт в Школе Сомнения⁽¹⁾ Тауэра».

Гермиона перевернула карточку и посмотрела на свой портрет. Она узнала свой взгляд, который старалась изобразить для этой движущейся картинки: она назвала его «скромная сила». Сперва уверенно и прямо смотрим на зрителя, а затем приопускаем подбородок, отводя глаза вниз и вправо, так, чтобы два локона спадали чуть касаясь щеки. Затем изображение возвращалось в начало, на момент, когда она снова обращала к зрителю своё лицо.

Бесконечный цикл волшебной фотографии очаровывал. Она, конечно же, позировала для неё… Это было частью тщательно организованной кампании по созданию публичного образа. Главная мысль которой строилась на «культе девственницы» королевы Елизаветы I: «Я в высшей степени могущественна, но меня не стоит бояться». Однако даже если у волшебной камеры была длительная выдержка — или как бы там она ни работала, — как она заполнила «вторую» часть цикла, где взгляд вновь обращался на зрителя? Это не было эффектом обратного воспроизведения или перемотки, а это значило… что? Не имеет же камера собственного воображения, чтобы получилось связное цикличное изображение?

Она поморщилась и убрала карточку обратно в стол. У Гермионы было, наверное, штук тридцать таких. Видимо, всякий раз, когда где-то в Британии (или в Австралии, или в Новой Зеландии) у ребёнка появлялась лишняя копия, то он отправлял её Гермионе. В этом не было никакого смысла, но её личный помощник регулярно находил их в её почте часто вместе с детскими письмами (Гермиона прочитала одно: «Дорогая Мисс Грейнджер: Я восхищаюсь вами, потому что вы храбрая, вы делаете то, что правелно⁽²⁾, вы убиваете дементоров. И потому я восхищаюсь вами. С уважением, Хосеа Хасси»).

Подойдя к гардеробу, она задумалась о том, что бы было написано на карточке, если бы ей дали возможность придумать описание самой. «Гермиона Грейнджер, девятнадцатилетняя дочь двух дантистов из графства Суррей, известна благодаря своим разбойным нападениям на национальную собственность пяти различных волшебных государств и ключевой роли в планах мировой революции.» Она перебирала мантии, пока размышляла и придумывала что-нибудь должным образом формальное. «Мисс Грейнджер частично единорог, а частично горный тролль, объединённые абсолютно бессмысленным образом, если вы только не перечитали комиксов.»

Гермиона достала длинный, бледно-голубой комплект официальных мантий — в сущности, тщательно продуманное бальное платье с вплетёнными в него чарами. У этого комплекта был вырез на спине и короткие заострённые рукава. Для непосредственного наблюдателя это служило тонким намёком, но всё ещё выглядело довольно мило. Она улыбнулась, но, заметив свои ногти, снова нахмурилась. Лак уже сошёл, и они вернулись в своё чрезвычайно яркое и блестящее естественное состояние. Вздохнув, она сложила мантии и взяла лак с туалетного столика.

Гермиона ощущала ответственность за смерть этих волшебных и поистине чудесных созданий, и она чувствовала себя виноватой, жалуясь на подобные неудобства. Два единорога умерли ради неё, даже при том, что в обоих случаях она была не в том положении, чтобы возражать, и казалось кощунством испытывать что-либо кроме благодарности. У неё не было таких плохих ощущений по поводу троллей, а уж тем более драконов, летифолдов или других тёмных созданий (и к чёрту дементоров!), но она никогда не обесчестит память об этих единорогах. Или память о Гранвиле. Она непроизвольно поджала губы, а её глаза на секунду вспыхнули , но она справилась с собой и закончила маникюр.

Как только ногти высохли достаточно, чтобы блеск потускнел, она оделась, добавила к платью своё ожерелье и встала напротив вертикального зеркала, критически оценивая себя. Оттенки синего были достаточно светлыми, чтобы она не казалась слишком бледной (её лёгкий загар был вечным и неизменным), и ткань подчёркивала её фигуру достаточно, чтобы привлекать, но не настолько плотно, чтобы смущать. Пора идти.

Она подхватила свою дорожную сумку, поднялась по лестнице и выбралась через люк, который плавно открылся для неё. Легко ступая, она выбралась из сундука и огляделась. В доме тихо. И это нормально. Она проверила дверь. Сигнализация и Защиты всё ещё были на месте, волосок всё ещё торчал там, куда она его поместила на прошлой неделе (конечно, это не её собственный волос). Никто не приходил. Комната запылилась, и ей как-нибудь надо прибраться... когда будет свободная минутка. Не сейчас.

Сейчас Гермиона просто проходила мимо: она пересекла комнату, открыла дверь в светло-каштановый Исчезательный Шкаф и шагнула внутрь. Она на секунду закрыла дверь, а когда открыла снова, увидела другую комнату, хотя никаких ощущений изменения не было. Теперь всё, что ей нужно было сделать, это аппарировать («Сознание. Стремление. Сосредоточение.») из этой второй арендованной и надежно защищенной квартиры, и она оказалась в Хогсмиде. Относительно легко, учитывая сколь значительную степень безопасности обеспечивали эти предосторожности.

Большинство ведьм и волшебников не стали бы повседневно использовать Исчезательный Шкаф или аппарацию в обыденных передвижениях. Риск расщепления был невелик, но если вы достаточно долго бросаете стогранный кубик, в конце концов выпадет единица. Однако Гермионе не приходилось об этом беспокоиться. Ее тело знало форму, которую должно иметь, и постоянно в неё трансфигурировалось. Даже если её бы расщепило во время транспортировки по вине незначительного дефекта Шкафа или недостатка концентрации при аппарировании, самое худшее, что бы произошло — это потеря нескольких литров серебристой крови.

Мало что могло повредить Гермионе. Серьёзные проклятия могут нанести урон или вывести её из строя, а вот к лёгким — она невосприимчива. Они не были в точности уверены почему — быть может, помогала её непрерывная трансфигурация, а может, целебные свойства её крови, — она могла просто игнорировать их. Проклятие желейных ног вызывало мимолётную дрожь в коленях, а Иммобулус лишь придавал её суставам жёсткости. Кроме того, в лабораторных тестах сильную боль ей причинила кислота, которая останавливала её регенерацию на срок от десяти до двадцати секунд.

Но самой серьёзной опасностью был огонь, и подобных атакующих заклинаний было до неприятного много. Двадцать три обычных боевых заклинания, в которых использовалось пламя или высокая температура, и сорок менее известных, характерных для отдельных регионов либо особенно сложных.

Тело Гермионы было пронизано магической природой единорога и тролля. У троллей были магически усиленные ткани и кости. Учитывая, что тролли были созданием какого-то ужасного волшебника прошлой эпохи, это свойство вероятнее всего позволяло им достигать их большого размера (до четырёх метров), не вызывая разрывов кровеносных сосудов или сломанных бёдер. Кроме того, они непрерывно трансфигурировали себя в форму, предположительно, продиктованную их ДНК (но это не было единственным неизменным шаблоном, поскольку тролли имели естественные жизненные циклы).

С другой стороны, у единорогов была волшебная аура невинности и чистоты, а также кровь, обладающая мощным эффектом поддержания жизни. Она не давала настоящей регенерации повреждений, но даже самый тяжело раненный человек мог поддерживать свою жизнь, если бы испил крови единорога. И, конечно же, кератин⁽³⁾ единорога был заколдован, чтобы иметь более высокую прочность на разрыв, чем подавляющее большинство других материалов.

И даже после стольких лет это было немного странно: она, Гермиона Грейнджер, была сверхъестественно сильной, быстрой и изящной, благодаря удивительной работе мышц. У неё была аура, которая склоняла людей к тому, чтобы хорошо о ней думать, и которая заставляла её казаться чистой и невинной. Она не могла быть отравлена, не могла заболеть — она никогда даже не страдала усталостью мышц, так как вредные продукты метаболизма уничтожались трансфигурацией. Она была устойчива к большинству разрушительных чар и сразу же исцелялась от большинства других. Даже огонь или кислота могли причинить ей лишь временные повреждения, а потому что-либо меньшее, чем полное сожжение, скорее всего не смогло бы вырвать жизнь из её тела. Авада Кедавра, предположительно, всё равно её убьёт, а Адский огонь уже однажды сделал это. Но в целом…

Что ж, она была супергероем. Это была огромная ответственность, но, по крайней мере, она смогла помочь огромному количеству людей. И сегодня она отправилась в Штаты, чтобы расследовать теракт, который, как поговаривали, был работой Нарциссы Малфой или одного из её злобных партизанствующих союзников. Никто никогда не скажет, что её жизнь была скучной.

* * *

— Гарри, ты знаешь что-то об этом, и ты не говоришь мне. Нет, ещё хуже... это часть какого-то плана. Ты дёргаешь за ниточки, тогда как я даже не знаю, что на другом конце. И в последнее время ты стал другим.

— Я такой же, как и всегда.

— Нет. Ты другой. С тех пор, как ты отослал своих родителей. Прости, я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, но...

— Ты права. Я не хочу. Мне трудно рассуждать, когда я вспоминаю об этом, поэтому, пожалуйста, не усложняй.

— Всё нормально. Прости. Но ты что-то скрываешь, Гарри.

— Иногда я должен это делать, даже когда дело касается тебя.

— Для моей же пользы? Или ты больше не доверяешь мне?

— Гермиона, я искренне считаю, что ты можешь делать то же, что делаю я, только лучше.

— Тогда почему ты не расскажешь мне, что происходит?

— Я просто не могу сейчас. Ты должна быть там и делать то, что делаешь. Ты спасаешь людей. Я не могу заниматься тем же. Поэтому, пожалуйста... поверь мне.

— …хорошо, Гарри.

* * *

Шарлевуа и Эстер уже ждали Гермиону в атриуме Министерства Магии. Был полдень, было столпотворение, и обе ведьмы встали рядом с Фонтаном Магического Братства, чтобы их можно было легко увидеть.

Атриум был просто сказочным помещением... Совершенно типичным представителем магического великолепия, если не сказать довольно приземлённым и заурядным. По мнению Гермионы у него была та же самая проблема, что и у большей части прочего декора в волшебном мире: не было центрального посыла.

Этот зал пытался выглядеть величественным? Он безусловно был достаточно большим. К тому же, потолок был насыщенного синего цвета, а полы из темного полированного дерева.

Было ли это попыткой продемонстрировать богатство? В стенах рядами разместились позолоченные камины, через огромные хрустальные панели над ними были видны дюжины офисов, и среди всего этого располагался огромный золотой фонтан.

Но попытка донести обе идеи означала, что дорогое выглядело вульгарно, а величественное — глупо. Если бы это было важно, Гермиона шепнула бы нужному человеку и посоветовала им уменьшить количество золота на квадратный метр. Как то так вышло, что это место смущало её само по себе. Оно напоминало ей о Горации Слизнорте: однажды на прошлогоднем Святочном Балу он так сильно напился смородинового рома, что спросил её, не хочет ли она присоединиться к его «Клубу слизней». Какая мерзость. «Как и он сам», — подумала Гермиона, приближаясь к двум Возвращённым. Она помахала им и почувствовала, как на её лице появляется широкая улыбка. Её Возвращённые были такими замечательными людьми.

Шарлевуа слабо улыбнулась в ответ, увидев свою «Богиню». Гермиона перебросилась с французской ведьмой лишь парой слов с момента нападения на Каппадокию; на этой неделе Возвращённые встретились в Повисе лишь единожды, и эта встреча была посвящена обсуждению и планированию вопроса по уходу за людьми, спасённым из Гёреме. Один из этих семи подвергался пыткам лишь несколько недель, так что немного шоколада и пары дней отдыха хватило, чтобы он был готов вернуться домой. Но остальные шестеро были сломлены из-за воздействия дементоров. И что ещё хуже, семьи трёх из них настаивали на том, чтобы пострадавшие были отправлены к ним, несмотря на самые строгие рекомендации Гермионы этого не делать. Также, оставались ещё трое, которых нужно было каким-то образом реабилитировать и воспитывать.

Эстер внимательно наблюдала за Гермионой и окружающими её людьми. Когда Гермиона притормозила, чтобы поздороваться и одарить своей ослепительной улыбкой нескольких ведьм и волшебников, ожидающих в очереди у каминов, она практически почувствовала, как тревожный взгляд Эстер ощупывает людей в поисках неприятностей. И Гермиона была благодарна. Она читала о людях, находящиеся при исполнении, которые чувствовали гнев или подавленность в такой ситуации, горячо настаивая, чтобы их параноидальные телохранители оставили их в покое (её мозг поставил в пример «Слово Президента», ужасную книгу Тома Клэнси, которую Гарри заставил бы вас прочитать в качестве руководства как-делать-не-надо). Но ведь это было глупо. Когда вы согласились делать общественно значимые вещи, вы сделали себя заложником судьбы. Нехорошо притворяться, будто это не так.

Гермиона ожидала, что в этой поездке Эстер будет полезна и по другим причинам. Эта волшебница была готова не только предупредить и прикрыть, для американцев она была ещё и символом доброй воли. Вокруг её заключения в Азкабане споры не утихали несколько лет; её судили и посадили в тюрьму за разведение сфинксов, что было совершенно законным в Америке, но тяжким преступлением в Британии. Когда она была освобождена, из Магического конгресса (этот орган действовал в основном под руководством Вестфальского совета, который контролировал в нём большинство мест на протяжении последнего столетия) прислали неофициальное письмо благодарности. Так что это был заведомо выигрышный политический ход.

У Эстер были рыжевато-русые волосы, которые она держала в тугом пучке, и тёмно-карие глаза. Как и в случае с Шарлевуа, за этими глазами была пустота.

Гермиона знала, что присутствие дементора было странным видом агонии. Это была не совсем физическая боль. Дементор захватывал эмоции и мысли, составляющие эго, а то и само «я», высасывая их. Это ощущение было абсолютно ни на что не похоже. Обычно процесс описывался как «высасывание», потому что вы ощущали как вас становится меньше, но при этом не было реального физического изменения. Вскоре процесс становился глубже. Положительные воспоминания помогают нам определять себя в мире, а дементоры были рваными дырами, в которые затягиваются эти воспоминания.

В конце концов, жертвы впадали в кататонию, так как их самые глубинные части личности уничтожались, будто выеденные личинками. Они лежали и страдали, оставаясь в живых лишь благодаря неизвестному чудовищному механизму (жертвы могли обходиться почти или совсем без пищи в последние месяцы) до тех пор, пока не погибали от инфекции или сердечного приступа.

При содействии Тауэра лечению поддавались любые физические повреждения, даже такие как опухоли головного мозга. Пострадавший от воздействия дементоров мог восстановить свой ум и личность с помощью профессионального подхода, состоящего из трёх частей: консультации у личного психолога, всё более длительного погружения в благоприятную среду и приобщения к общечеловеческим ценностям через художественную литературу (сильно помогал "Гекльберри Финн"). Гермиона даже разработала протокол для оказания помощи жертвам дементоров после своего визита в Азкабан и улучшала его при реабилитации очередной группы пострадавших, о которых она заботилась.

Те, кто подвергся воздействию на короткий срок, часто получали незначительный ущерб для самосознания и могли вернуться домой после небольшого оздоровительного периода. Бывало, что и жертвы длительного заключения выздоравливали после радушного приёма на родине, где им оказывался хороший уход.

Но были и те, что покончили жизнь самоубийством, едва покинув программу реабилитации, и это несмотря на лучшие усилия Гермионы. Это разрывало ей сердце, но она могла сделать не так много, чтобы предотвратить такой исход — если только снова не посадить этих людей под стражу. Эта тема была причиной ожесточённых споров, ведь к примеру, Гарри говорил, что каждый человек сам имеет право решать, сколько страданий он сможет вынести.

Некоторые пациенты никогда не приходили в сознание, их конечности оставались обескровленными, а взгляд пустым. Большинство из них содержались в больнице Святого Мунго. Гермиона всё ещё надеялась на их выздоровление и часто раздумывала над этой проблемой.

Но были и другие: бездомные, или не желающие возвращаться домой, или те, кто хотел посвятить свою жизнь борьбе с ужасом, который пережили сами. Все они прошли восстановление в Тауэре и потому были молодыми и здоровыми, и жили активной и полной жизнью. Но у них была ни с чем не сравнимая форма посттравматического стрессового расстройства. Не то, чтобы она пыталась принизить чью-либо боль от каких бы то ни было трагедий, но эти люди были духовно раздавлены дементорами до сверхъестественной степени. Смерть коснулась их сердец и оставила пустоту, которую ничем не заполнить.

Гермиона мягко следовала методу жми-руку-и-скользи, чтобы пройти мимо последних незнакомцев, которые хотели встретиться с ней. Это был метод, который она разработала, наблюдая, как магловский член парламента пробирается сквозь толпу: благодушно улыбайтесь, пожимая чужую правую руку, и тяните её, положив свою левую руку на правое плечо оппонента, и двигайтесь мимо него. Она встретила Шарлевуа и Эстер весёлым:

— Доброе утро!

У каждой из них были свои сумки.

Они улыбнулись, а у Гермионы защемило в груди. Она так любила их.

— Пора возвращаться домой, — сказала Эстер. — А я нервничаю. Я столь много не помню о родине.

— Я никогда не была ни в Северной, ни в Южной Америке, — подхватила Шарлевуа. — И Гермиона тоже. Так что нам всё покажут и объяснят. Никто ничего не узнает.

Гермиона кивнула.

— Да. Всё может ограничиться лишь публичным визитом. Взрыв был вчера, и сегодня ночью Гарри передал, что его последствия уже устранили и американцы начали собственное расследование. Возможно, мы уже ничем не поможем.

Она на секунду отвернулась, чтобы наклониться и приобнять мальчика, смотрящего на неё с трепетным восторгом.

— Какое может быть расследование? — спросила Шарлевуа. — Это были Малфои и их группа без названия.

Гермиона пожала плечами, выпрямляясь.

— Им все ещё нужно удостовериться.

«Потому что они считают, что Гарри мог фальсифицировать атаку, чтобы очернить собственных врагов», подумала она. «Теперь, когда я об этом подумала, я не могу быть уверена, что это неправда».

«Сказал бы он мне, если бы действительно так сделал?»

— Пойдёмте, — сказала Эстер. — Мне не нравится эта толпа.

Гермиона потянулась к наружному карману своей сумки и вытащила межконтинентальный портключ, который дал ей Гарри. Это был короткий кусочек обработанной меди, с несколькими неровностями и яркой синей полосой поперёк центра. Дизайн отличался от большинства британских портключей, которые обычно были деревянными. Должно быть, это было более разумно... У него была ниже вероятность случайного срабатывания и очевидное предназначение. Она решила сказать Гарри, что им, наверное, нужно перенять эту конструкцию для "Жезлов безопасности", если он не подумал об этом сам.

— Хватайтесь, — сказала она.

Шарлевуа подняла сумку с пола, накинула на плечо и подхватила сумку Гермионы. Затем две волшебницы взялись с разных концов портключа. Гермиона взялась за центр и сжала кулак. Портключ согнулся, внезапно их всех пошатнуло и будто дёрнуло в сторону. Не налево или направо, но каким-то образом... просто в сторону. Перемещение получилось жёстким от того, что расстояние было довольно большое.

Шарлевуа и Эстер легко приземлились, оказавшись на месте; обе возвращённых материализовались в Бостоне с отточенной благодаря практике грацией путешественников-ветеранов. Гермиона едва заметила приземление, закрутившись в fouetté rond de jambe en tournant⁽⁴⁾ в один оборот, тогда как её глаза уже бдительно следили за происходящим вокруг.

Они были в Бостоне, и солнце только поднималось. Алый рассвет тянулся над бетонной приёмной платформой на крыше Альтинга⁽⁵⁾, Мистического и Милостивого Совета Вестфалии. Советник Лимпэл Тинегар ждала их, скрестив руки. Она была высокой и, возможно, чересчур худой, а её рот скривился в слабой и горькой улыбке.

— Приветствую вас, мисс Грейнджер, и добро пожаловать в Соединённые Штаты Америки.

Прекрасное утро для расследования убийства, не так ли?

Я услышала в сумерках трели дрозда,

Виртуозных три ноты в густой тишине.

Над моею душой загорелась звезда,

И тревожное сердце вернулось ко мне.

Прозвучали три ноты ночного певца,

Будто звёздных фанфар долгожданный призыв.

И я, жизни дыханье поймав у лица,

Целовала её, ран следы ощутив.

Сара Тисдейл (перевод стихов Аркадий Равикович)

1) Такое ощущение, что это отсылка к Школе Злословия Ричарда Шеридана, но ничего, кроме схожего написания как в русском, так и в английском варианте не говорит в пользу этой гипотезы; также есть подозрение, что именно эту школу имел ввиду Гарри, приглашая советников в филиал Имплисинта

Вернуться к тексту

2) Авторская орфография и пунктуация не сохранена, но передана максимально близко; в английском тоже с ошибками написано

Вернуться к тексту

3) Ткани из которых стоят рога, копыта, когти, перья и другие подобные части тел животных

Вернуться к тексту

4) балетные термины на французском

Вернуться к тексту

5) А́льтинг (исл. Alþingi, ‘всеобщее собрание‘) — парламент Исландии, старейший в мире, похоже американские органы магической власти кое-что у кое-кого позаимствовали

Вернуться к тексту