Под кроной Ясеня (джен)

Тем утром Донни долго не мог заснуть. Болели руки и спина, требовало выхода скопившееся нервное напряжение, протестовало все тело, наконец ощутившее смену дня на ночь. Но хуже всего была беспомощность, наполнявшая горечью рот, не дававшая дышать. И еще — страх перед маячащими на почтительном отдалении снами.

Очнувшись с немым воплем от секундной дремы, Донни решил, что с него хватит. Тихо, чтобы не разбудить соседей, встал. Оделся. Перебрал зачем-то содержимое своего тощего рюкзака. Недобро улыбнулся темноте. Пробежав на цыпочках до коридора, обернулся, чтобы затворить приоткрытую дверь, и замер: в падавшей внутрь спальни полоске света стало видно лицо Элвина. Тот не спал. Донни приложил к губам палец, жестом показал, что скоро вернется и снова налег на створку. Но не успел он дойти и до ближайшего поворота коридора, как сзади послышались шаги: его догоняли, причем не только подменыш, но и полностью одетая Мифрен. В приоткрытых дверях позади них виднелся смутный силуэт Куэ.

— Ты что, совсем дурак?! — яростно зашептал Элвин, хватая однокурсника за руку. — Знаешь, какая здесь охрана?! Ты и шага за территорию школы выйти не сможешь, думать забудь!

— Сам дурак, да еще и конопатый, — Донни не без труда отцепил его пальцы, легко подтолкнул подменыша обратно к спальне. — Да не собираюсь я бежать, не собираюсь, успокойтесь уже! Дело одно есть, сделаю и приду. Думал, как-нибудь попозже выбраться, но... а-а-а, вы все равно не поймете. Просто не засну, пока не сделаю какую-нибудь гадость одному... хорошему человеку.

Выговорил и тут же пожалел: теперь его держали в четыре руки.

— А ну, отпустите! — шепотом рыкнул он, опасаясь не столько непрошенных доброжелателей, сколько того, как бы не проснулись обитатели соседних спален.

— Нет, — сказала Мифрен, еще крепче вцепляясь в него. — Это ты не понимаешь. Илмирн не драться с тобой будет, он тебя убьет. У илитиири детям дают оружие лет в восемь-девять, тебе с ним не тягаться... — в ее голосе прорезались панические нотки.

— Так, хватит этого цирка! — Донни вдруг остановился, прекратив сопротивляться.

Соседи по комнате тоже замерли, но отпускать его предусмотрительно не стали. Он сделал шаг навстречу, так что лица их сблизились. Мифрен глядела с непритворным испугом. У Элвина подрагивали губы: вот-вот разревется. По всему выходило, что объяснения не избежать.

— Ни с кем я драться не буду, ясно? — начал он самым спокойным и рассудительным тоном, какой только мог взять в этот момент. — Но и просто так спустить мерзавцу все это нельзя. Это вопрос гордости.

— Чего-чего? — переспросил явно не понимающий Элвин.

— Ну, репутации... не знаю. Авторитета... Ладно, считайте, что это тоже такое заветное правило смертных: не позволять придуркам гулять совсем уж безнаказанными...

— Это называется «честь», — кивнула Мифрен, — я понимаю. Но что ты можешь сделать?

— Это ведь что-то типа интерната, так? — Донни выразительно выгнул бровь. — Я как-то учился в одном интернате. Там было популярно для острастки всяких-разных по ночам, пока они спят, прятать их вещи в людных местах или сыпать им в постель стиральный порошок... ну, то есть, тертый мыльный корень...

— Погоди! — перебил его Элвин. — Я все верно понимаю? Ты собираешься ночью совсем один спуститься в Дроузкейв — в Дроузкейв! — зная, что, если тебя поймает охрана, то запрут в каземате на неделю-другую, а если темные — то вообще очень повезет, если просто изувечат, а не прикончат сразу, и все это только для того, чтобы подсыпать мыльного корня в постель Илмирну?!

— Да, примерно так, — кивнул Донни и похлопал по карману своего фартука.

— Парень, да ты не в себе! — со смесью ужаса и восхищения выдохнул подменыш.

И почти одновременно с ним заговорила Мифрен:

— Я с тобой.

— Что?! — Элвин уставился на дуни так, словно у нее вторая голова выросла. — Но... но... зачем?!

— Затем, — тихо, без малейшей аффектации, пояснила она, — что завтра мне снова придется стоять за его спиной во время трапезы. И послезавтра, и потом... Да, то, что предлагает Спригган — это только шутка. Но это хорошая шутка. Если нам повезет, завтра, стоя за спиной Илмирна, я буду улыбаться.

— Я ценю твою помощь, правда, но... — Донни взглядом указал на пострадавшие ребра Мифрен.

— Это ничего, — она упрямо мотнула головой. — На нас, если нет серьезных увечий, все быстро заживает. Я пригожусь тебе. Я могу наслать туман, спутать преследователей иллюзиями...

— Можешь не уговаривать, я и так за, — Донни широко улыбнулся. — Только хватит тут топтаться, еще, неровен час, кого разбудим.

— Не, ребят, я пас, — Элвин отчаянно замотал головой. — Мне еще пожить охота. Да и мамс... опять же... — бормоча все это, он, тем не менее, сделал несколько неуверенных шагов вслед за друзьями. — Э-э-эй, вы хоть дорогу-то себе представляете, мстители хогговы?

— До Зала, а там — вниз, — лаконично ответил Донни.

— Вниз! Да там же целый лабиринт, полночи проплутаете! — всплеснул руками Элвин и, точно на что-то решившись, нагнал остальных, пошел с ними вровень. Поймав вопросительный взгляд Мифрен, пояснил смущенно: — Да я, вообще-то, немного знаю, где там что: у нас сегодня домоведение в их жилом блоке было. Расскажу вам по пути к Залу, на что ориентироваться, чтобы выйти к спальням... ну, или... или... ладно, покажу уже, затопчи вас быкодав!

* * *

Добирались до места без малого три четверти часа. Впрочем, насчет «лабиринта, в котором можно проплутать полночи» Элвин, к счастью, не то приврал, не то с испугу нафантазировал. В Дроузкейве, если брать его в целом, действительно можно было бесследно кануть, но первокурсников здесь, так же, как и в Пике, селили неподалеку от Зала. И та черепашья скорость, с которой компания подбиралась к жилому блоку противника, объяснялась не столько длиной и запутанностью маршрута, сколько общей тревожностью.

Сразу договорились не рисковать почем зря и при малейшем намеке на чужое присутствие прятаться, выжидая, пока минует опасность быть пойманными. «Малейшие намеки», конечно же, не заставили себя ждать. Пару раз, еще на стороне Пика, друзья едва не нарвались на патруль брауни. Еще трижды пришлось, едва дыша, дожидаться, пока уйдет по своим делам кто-то из страдающих бессонницей обитателей Дроузкейва. Последний из этой троицы, восьмифутового роста зеленокожий амбал, произвел на Элвина такое неизгладимое впечатление, что спутникам пришлось срочно зажимать подменышу рот и силой удерживать от немедленного панического бегства, которое в текущих обстоятельствах могло бы стать роковым.

Еще был случай, когда Донни почудилось в тихом топоте их ног какое-то странное эхо, словно кто-то осторожно крался следом, пытаясь ступать шаг в шаг. Изо всех сил стараясь не выказать охватившего его ледяного ужаса, мальчик жестами велел Мифрен затаиться в тупичке, отходящем от основного коридора, а сам повел не подозревающего об опасности Элвина дальше, чтобы преследователь не сразу понял, что его обнаружили. Несколько следующих минут заставили его действительно поволноваться и даже пожалеть о своем необдуманном намерении… ну, может, совсем чуть-чуть пожалеть. Вернувшаяся из разведки дуни, выглядела скорее задумчивой, чем встревоженной.

— Все в порядке, — одними губами шепнула она в ответ на вопросительный жест друга. — Это Куэ. Идет за нами.

— Но… почему не вместе?

Эльфийка лишь пожала плечами, и это, вероятно, был единственно возможный в такой ситуации ответ: понять, что творится в голове у тихой пернатой крохи, было задачей ничуть не более легкой, чем та, что занимала их сейчас. Идет и идет, грим с ней. Может, так даже лучше: с той стороны уж точно никто не подойдет к ним незамеченным.

Больше всего, конечно, случалось ложных тревог. Этому очень способствовали сами интерьеры Дроузкейва: никаких тебе уютных ламп, сплошной мрак, в котором едва-едва мерцают, на самой границе инфракрасного и видимого спектров, руны-указатели. Все дороги здесь, похоже, вели вниз, и бесконечно спускаться в этот мрак было невыразимо жутко.

С первых же шагов за границу колледжа они едва не заплутали. Пришлось срочно остановиться для военного совета. Подумав, Мифрен начаровала «одноглазую свечу». Фокус этого магического светильника, больше похожего не столько на саму свечу, сколько на ее призрак, заключался в том, что излучаемый им свет был различим только для тех, кто смотрел, зажмурив правый глаз, для глядящих же обоими (прежде всего — преследователей) все по-прежнему утопало в темноте.

Стало полегче, во всяком случае, больше не приходилось уповать на удачу и шарить руками по стенам, пытаясь найти очередную развилку. Но то, что стало зримым в этом неверном сиянии, пугало, пожалуй, больше темноты. Местные дизайнеры явно с ума сходили по паукам, подводным чудовищам, демоническим маскам, темным алтарям и прочему декору в том же духе. Элвин в итоге быстро сдался и, открыв оба глаза, слепо брел вперед, держась за руку Мифрен. Донни, которому тоже было очень и очень не по себе, крепился. И потому, что, затеяв все это, было бы смертельно стыдно праздновать труса из-за каких-то там масок, и потому, что некоторые из открывающихся картин при всей своей нарочитой угрюмости обладали своеобразным величием. Больше всего его поразил огромный, лишь немногим уступающий трапезному, зал, со всех сторон оплетенный извивами корней гигантского дерева. Здесь даже было немного света, который давал прижившийся на исполине пещерный мох.

— Первый Ясень, — шепнул Элвин, благоговейно разглядывая корень толщиной с туловище быка. — Наставник показывал нам это место. Отсюда уже недалеко: два поворота налево и лестница вниз. И все-таки… может, нам лучше вернуться? Ну, пожалуйста! Это последний шанс!

— Нет, — Донни упрямо тряхнул головой. — Может быть, ты потом найдешь себе оправдания, не знаю, но я-то для себя не найду точно.

* * *

Непосредственно к спальне Илмирна подкрадывались со столькими предосторожностями, что под занавес Донни даже начал чувствовать себя несколько глупо. И очень зря: хотя сквозь приоткрытую на полдюйма дверь не пробивалось и лучика света, как минимум один из обитателей комнаты явно не спал. Периодически изнутри доносился звук тяжелых шагов, долгие хрипловатые зевки, какое-то царапанье. Донни инстинктивно попытался погасить свечу, на миг забыв, что фейри все равно не увидит сквозь щель ее сияния. Мифрен шлепнула его по руке, показала жестами, что хочет заглянуть внутрь. Отрицательно мотнув головой, мальчик пошел сам. Сердце у него колотилось, как бешеное, но теперь, когда долгий путь был позади, и приближалось время решительных действий, страх почти пропал, вытесненный чем-то вроде жестокой радости.

Комната оказалась куда больше, чем их собственная. Магическое сияние не достигало ее дальней стены. Но главное разглядеть удалось. Илмирн, безошибочно узнаваемый по молочно-белым прядям распущенных волос, занимал кровать в алькове по левую руку от двери. Он глубоко дышал во сне. Правее виднелись еще две занятые постели. На ближней Донни разглядел какого-то незнакомого рыжего илитиири, не из обычной компании Илмирна, третьего обитателя комнаты скрывали тени, но, судя по разбросанным тут и там вещам, здесь постоянно жила как минимум одна девчонка. Больше спальных мест не было, а вот четвертый фейри наличествовал. Это был уже знакомый мальчику мохнатый гигант, файнодири.

Отступив от двери, Донни поманил друзей за собой вглубь коридора.

— Плохо дело, — тихо проговорил он, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы файнодири не мог их услышать. — Этот тип не просто страдает бессонницей, он их охраняет. Чтобы войти внутрь, нужно будет как-то его отвлечь, а лучше всего — ненадолго выманить из комнаты. У тебя есть какая-нибудь иллюзия в арсенале?

— На самом деле, есть даже кое-что получше, — Мифрен едва заметно улыбнулась. — Сонные чары. Они удаются лишь раз за ночь и действуют недолго, я берегла их на крайний случай. Видимо, это он и есть.

— Недолго — это сколько?

— В переводе на счет смертных? — дуни нахмурилась, пытаясь сообразить, потом ответила неуверенно: — Минут пять… или чуть-чуть дольше. Но это не точно!

— Хватит. Значит, план, у нас такой. Элвин, ты остаешься здесь. Спрячься вон за той горгульей. Если кто-то будет идти по коридору — подашь знак.

— Какой? — спросил подменыш, явно разрывавшийся между опасениями остаться одному в темном переходе и облегчением от того, что решающая фаза операции пройдет без его участия.

— Почем я знаю, какой? Можешь убежать с воплями, если больше ничего в голову не придет. Главное — не затопчи Куэ. Мифрен, тебе нужно их видеть, чтобы усыпить?

— Видеть — нет. Но подойти поближе, желательно — к самой двери, нужно. Чтобы точно накрыло всех, кто внутри.

— Отлично. Подходишь первая. Колдуешь. Отдаешь мне свечу. Сразу же... поняла?.. сразу же, не дожидаясь меня, возвращаешься к Элвину и вместе с ним начинаешь двигаться к лестнице. Я делаю дело и догоняю вас. А потом бежим так быстро, как только сможем. Всем все ясно?

* * *

Ожидая, пока Мифрен освободит ему место, Донни постарался максимально собраться и еще раз прокрутить в голове план. Кровать в алькове слева. Порошок в кармане. Ни в коем случае не на тело, только на постель… Вечером будет весело. О, очень весело.

Но когда дуни обернулась, предвкушение триумфа мигом оставило его.

— Не вышло? — прижавшись губами к ее уху шепнул Донни. — Не все заснули?

— Все! Только… — Мифрен беспомощно махнула рукой в сторону двери.

Мальчик прильнул к щели и сразу же понял, в чем дело: у них действительно были проблемы. Файнодири, которого чары застали стоящим, упал поперек прохода и придавил своим телом дверь. Все внутри спали, но попасть в комнату было невозможно. Донни вцепился обеими руками в волосы, лихорадочно размышляя.

— Если его потревожить, он проснется?

— Пока действуют чары — нет. Но они же скоро…

— Вот и поторопимся.

Отбросив колебания, Донни всем телом налег на створку, потом чуть отступил и ударил в нее плечом, как делал это на тренировках по регби. Тело спящего немного сместилось, щель стала шире. Мальчик налег снова, кивнул Мифрен, чтобы та помогала. Вдвоем им кое-как удалось расширить проход дюймов до десяти, но дальше дело не пошло: тело гиганта уперлось во что-то с другой стороны.

— Ч-черт! Не пролезу! Никак не пролезу! — Донни что только зубами не заскрежетал от ярости и разочарования. В том взвинченном состоянии, в котором он находился, трудно было оценивать время, но минута уже точно прошла, а то и две. План разваливался на глазах. — Что же делать… Что же…

— Давай корень! — Мифрен решительно протянула ладонь. — Я сама.

— Нет! — Донни мотнул головой, видимо, придя к какому-то решению. — Быстро, нам нужен Элвин!

— Он, конечно, самый худой из нас, но… Я пролезу, честно!

— Нет. Именно Элвин.

Подменыш, как и было условлено, ждал их около гаргульи.

— Уже все? — обрадованно вскинулся он. — Бежим?

— Бро, тут такое дело, — Донни схватил его за руку и торопливо поволок к дверям спальни, по дороге наставляя не терпящим возражения тоном. — Дверь, зараза, заклинило. Мы войти не можем. Но можешь ты. И немного времени они еще поспят, все безопаснее, чем конфетку у младенца отобрать, зуб даю. Держи сверток крепче, вон он. Перелазишь через косматого — и сразу налево, запомнил? До кровати буквально пять шагов, мы тебе посветим. Высыпаешь порошок на постель. Запомни! Ни в коем случае не на него, на постель! И сразу линяем. Охнуть не успеешь, как уже все закончится, поверь мне!

Примерно на середине этого монолога, подменыш начал сопротивляться, пытаться вырвать руку, тормозить пятками. Голова его беззвучно моталась из стороны в сторону: нет, нет, нет, нет, нет! Но Донни не обращал на это никакого внимания. Сунул ему в руки пакет, подтащил к самой двери. Кивнул Мифрен: свети, мол. Увидев перегораживающее проход тело, Элвин застыл окончательно. Его колотило так, словно он вот-вот свалится и умрет от разрыва сердца.

— Ну, давай! — яростно скомандовал Донни. — Я тебя подсажу, даже не придется на него наступать.

— Н-н-н… — боротал Элвин, в его вытаращенных глазах плескался ужас.

— У нас нет на это времени, — зло зашептала Мифрен, тщетно пытаясь вырвать сверток с порошком из сведенных судорогой пальцев подменыша. — Ты что не видишь, он просто не сможет! Либо пойду я, либо нам надо сразу бежать, время почти истекло!

— Я сказал, что пойдет он! — уже не сдерживаясь, рявкнул Донни, грубо отбрасывая ее руку. — Пойдет или, клянусь всем святым, что только есть, я лично убью его прямо здесь! НУ ЖЕ!

Секунду казалось, что ничего не произойдет. А потом Элвин вдруг сделал крохотный шаг в сторону спальни. Еще один. Еще. Содрогнулся всем телом, когда голых ног коснулась шерсть файнодири, но все-таки протиснулся в щель и исчез внутри.

— Поразительно! — ахнула Мифрен. — Но все-таки и я могла бы…

— Молчи и свети!

Еще в той, человеческой жизни, во время острых моментов некоторых матчей или на пике школьных разборок, Донни доводилось переживать чувство замедления времени. Но теперь оно не просто замедлилось, а практически остановилось. Казалось, на то, чтобы одолеть несколько шагов до кровати илитиири, у Элвина ушла целая вечность. Угасали звезды, возникали и рушились цивилизации, Вселенная семимильными шагами двигалась к тепловой смерти, а подменыш все шел, увязая в секундах, точно муха в густом меду. «Давай! Давай же! Скорее!» — стучало в голове, и Донни уже не смог бы с уверенностью сказать, думает ли он это сам или слышит мысли Мифрен. А потом в дверном проеме снова показалась голая мальчишечья нога, пытающаяся нашарить пол за бесчувственным телом стража, и все вдруг закончилось. Время рванулось вперед с такой скоростью, что едва не сбило их с ног.

— БЕЖИМ! — не то вслух, не то мысленно крикнул Донни, одной рукой хватая за плечо Мифрен, а другой — вытаскивая в коридор друга.

И они побежали, как не бегали, наверное, никогда. Керк-младший, если бы его спросили, назвал бы себя не самым плохим спринтером, но и он вскоре начал задыхаться, сбиваться с шага: мощный приток адреналина заставлял неистово колотиться сердце, выжигал в легких остатки кислорода. Пот заливал глаза, а стоило попытаться их вытереть или сощурить, пропадал свет «одноглазой свечи». Сумрачные интерьеры Дроузкейва возникали и исчезали вокруг, точно в мерцании стробоскопа.

На лестнице Элвин споткнулся и скатился вниз на полпролета, до крови ободрав бедро о края ступеней, но тут же вскочил и побежал дальше. Когда он обгонял Донни, который так и не отпустил руки Мифрен, опасаясь, что та из-за своей хромоты может отстать, тот увидел, что лицо подменыша сияет. Он беззвучно хохотал.

— Я… каж… кажется… п-поняла, — задыхаясь пробормотала эльфийка, изо всех сил стараясь еще ускорить темп, — почему… д-должен был… именно… он.

Если бы Донни еще мог говорить, он ответил бы, что смысл его выбора был не только в поднятии духа. Но они бежали. Мчались из последних сил.

Дуни сломалась первой. Захромала, сбилась на быстрый шаг, потом и вовсе остановилась.

— Н-немгу, — простонала она, массируя ногу. — Дай минуту... буквально минуту...

Донни, который выдохся еще много часов назад, на полеведении, и все это время держался на одной спортивной злости, молча плюхнулся на пол рядом с ней, покрутил головой, пытаясь сообразить, куда их занесло. Узкий холл выглядел совершенно незнакомым, очевидно, в горячке бегства, они где-то свернули не туда. Но выступающий в одном месте из стены толстый корень в островках светящегося мха указывал на то, что пещера Первого Ясеня находится где-то в непосредственной близости. Спустя несколько секунд вернулся убежавший вперед Элвин, нервно притопывая, встал поблизости. Его все еще распирала эйфория.

— Мужик, ты невообразимо крут, — совершенно искренне сказал Донни и похлопал приятеля по ноге. — Это было… божественно.

— Да, ты поступил как герой, — поддержала немного отдышавшаяся Мифрен. — Даже жаль, что никто об этом не узнает. Кстати… — она вдруг замерла, точно сообразила что-то, прежде не приходившее ей в голову. — А зачем мы вообще так бежали? Когда чары спадут, они даже не поймут, что произошло. Спавшие до заклятия не проснутся. Страж может что-нибудь заподозрить, когда очнется на полу, но, скорее всего, подумает, что просто задремал на несколько секунд, и побоится докладывать о своей оплошности. Илмирн, конечно, ближе к вечеру обнаружит, что его простыни мыльные, но к тому моменту мы давно будем у себя в спальне. Гораздо безопаснее было пробираться тайком, как и раньше, наше счастье, что мы ни на кого не наткнулись!

— Это при условии, что его ожидают всего лишь мыльные простыни, — Донни, наконец, позволил себе улыбнуться самой широкой из богатого арсенала своих злорадных улыбок.

Друзья вопросительно посмотрели на него. Выждав эффектную паузу, он обронил всего два слова:

— Кора рябины, — но потом все-таки не удержался от пояснений. — У меня завалялся маленький кусочек за подкладкой рюкзака. Потихоньку растолок во время занятий в лаборатории... Поэтому и было так важно, чтобы это сделал Элвин. Ты бы себе все руки сожгла.

* * *

— Не помню, — Элвин виновато склонил голову. — Вроде бы правый коридор, а вроде и нет… Ребят, ну чего вы хотите, я всего один раз здесь раньше был…

— Нам нужно выбираться и срочно, — Мифрен нервно дернула себя за прядь волос, еще раз окинула взглядом приютивший их холл. — Мы слишком близко к их спальне. Как только он перевернется во сне и коснется порошка, в этом колледже даже мертвые проснутся.

— Если ты думаешь, что от угроз у меня прояснится память, ты очень ошибаешься! — огрызнулся мальчик. — Не помню я и все тут!.. Эй, может, ты поможешь вместо того, чтобы пялиться на эту штуку?

— А? — Донни, к которому была обращена последняя фраза, вздрогнул и отошел от выступа корня Первого Ясеня, но тут же снова ушел в свои мысли, даже губу в задумчивости прикусил. — Знаете, — сказал он, наконец, — первый раз жалею о том, что валял дурака на уроках...

— Какие еще уроки, о чем ты? Не слышал? Нам валить отсюда надо!

— Так и я об этом. Нам сегодня на домоводстве что-то такое рассказывали о том, как разговаривать с растениями. Эта штука, — он похлопал по выступу, — просто огромная, у нее здесь, наверное, повсюду корни. Кому как ни ей знать, куда ведет каждый коридор?.. Вот только я не слушал. Спина, дрянь, болела так, что не до бла-бла-бла с березками было.

— Нет так нет, — философски заметил Элвин. — Ну что, выбираем правый коридор? Или монетку бросим?

— Постой! — прервала Мифрен. — Его план лучше.

— Какой еще план? Типа, если бы он умел болтать с деревьями, то мы вмиг бы отсюда вышли? С тем же успехом я мог бы сказать, что, будь у меня крылья, я бы…

— Крыльев у тебя, положим, нет. А вот он с деревьями говорить вполне способен. Он же спригган.

— О, еще одна! — Донни фыркнул. Как всегда, когда кто-то называл его спригганом, у него внутри поднялась волна протеста. — Все, перекур закончен. Идем направо.

— Нет, — Мифрен и не подумала сдвинуться с места. — Ты спригган. У тебя это в крови. И я не собираюсь вслепую блуждать по Дроузкейву, рискуя своей жизнью просто для того, чтобы понянчить твои предубеждения. Чего ты боишься?

— Я ничего не… — начал было он с гневом. Договорить не успел: где-то вдалеке раздался вопль ужасной боли, почти сразу к крикам присоединились звуки нескольких голосов.

— Началось! — Элвин зябко обхватил себя за плечи, новая волна ужаса стерла с его лица остатки эйфории.

— Давай! — не то приказала, не то взмолилась Мифрен, отчаянно вцепившись в руку Донни, а потом, больше не спрашивая, точно согласие уже было получено, прижала тыльную сторону его ладони к корню.

Мальчик хотел воспротивиться. Правда, хотел. На долю секунды он почувствовал, как это глупо, стоять вот так, трогая какую-то там деревяшку, и изображать из себя фейри, и даже вознамерился рассказать об этом Мифрен. Но на самом-то деле его — какого-то отдельного его, мальчишки тринадцати лет с двумя ногами, двумя руками и набитой человеческими сказками головой — больше не было. Первый Ясень вобрал Донни, как океан вбирает каплю. Первыми исчезли слова, он больше не знал их, не видел в них смысла. Был только шепот листьев, местами уже тронутых предосенней желтизной, неторопливое, полусонное движение соков, хлопотливая жизнь насекомых в складках коры, такая непрочная и мимолетная по сравнению с его веком, такая деловитая и важная. Он был Ясенем, но Ясеню снилось, что он человек, и что человеку нужна помощь, что над одним из молодых побегов внизу уже занесен топор. А в следующий миг он уже снова был этим побегом; человеком ли, спригганом ли — не так важно, ведь это только короткоживущим свойственно запирать бытие за решетку слов. Он вернулся в свое тело, но тонкая ниточка связи с гигантским деревом уцелела. Донни буквально видел, как под его сомкнутыми веками разворачивается что-то вроде трехмерной карты: сложное ветвление корней, созданный самой природой лабиринт, к которому примыкали подземные этажи Шейдихиллз. Теперь он знал дорогу до Зала, или, скорее, дорога была его неотъемлемой частью, как линии на подушечке пальца…

Так и не вспомнив слов, он просто указал рукой налево, и Мифрен с Элвином, молча и быстро, пошли в этом направлении, ничуть не сомневаясь в его новоприобретенном знании. Позади просыпался Дроузкейв.

* * *

Речь вернулась к Донни, когда до спасительного каменного сада оставалось не больше сотни шагов. Там уже действовали гарантии, данные родителям, отправившим своих чад в Шейдихиллз, как древние, должно быть, отправляли своих детей в чужой город — не то гостями, не то заложниками, хранителями заключенного союза. В Зале было безопасно… насколько вообще могло быть безопасно в этом причудливом месте.

Тут лететь бы к убежищу, точно на крыльях, но, по правде говоря, друзья едва плелись. Травмированное бедро Элвина превратилось в один сплошной кровоподтек. Донни, почти до дна вычерпавший за эти сутки запас своей выносливости, шатался на каждом шаге. Но хуже всего приходилось Мифрен. На ровных участках парни по очереди поддерживали ее, помогали идти, но последние две лестницы дуни пришлось одолевать чуть ли не ползком.

— Жаль, что ты не можешь как Лим, — натужно пошутил Донни, буквально выволакивая ее на очередную площадку. — Превратилась бы в лошадь и живо довезла нас до места…

— На сам… самом… деле я могу, — Мифрен попыталась улыбнуться, но губы отказывались ее слушаться. — Только зачем вам лошадь с человеческой ногой?

Пустой по случаю послеобеденного часа Зал встретил их рассеянным солнечным светом, заставившим Мифрен и Элвина неуютно поежиться. Впрочем, после пережитых страхов отсутствие привычки к дневному образу жизни казалось не более чем легким неудобством. К тому же сейчас солнце было им лучшим другом: илитиири не переносили его просто органически, это была прекрасная защита.

Не в силах идти дальше, друзья забились в заросли каменной бузины и растянулись прямо на полу, давая покой усталым телам. Дуни почти мгновенно заснула, точно ее выключили. Элвин, кряхтя и ругаясь вполголоса, поворочался немного, пытаясь удобнее устроить одеревеневшие ноги, но вскоре тоже затих. Донни же еще некоторое время просто лежал, бездумно наблюдая сквозь полусомкнутые веки за игрой света и тени в искусно вырезанных ветвях. Наверху, в кроне ближайшего высокого дерева, что-то белело. Приглядевшись, он удовлетворенно вздохнул и перевернулся набок. «Значит, Куэ тоже выбралась» — была его последняя мысль перед тем, как над ним сомкнулось теплое марево сна. Обдумывать ее Донни не стал. Теперь он мог спать. Наконец-то.

* * *

Это было как прыжок в холодную воду. Как перемещение между мирами. Миг назад он был Донни Керком, оставшимся в каменном саду, и спал, и знал, что спит, и знал, что знает, что спит, и наслаждался этим знанием, укутанный, точно одеялом, уютной дремой. И тут же, сразу, почти без временного зазора, он снова стал Первым Ясенем. Его крылатым семенем. Крохотной живой пылинкой, копошившейся где-то далеко внизу, у самых корней… его собственных корней. Он был изранен. Нет, не так, как мальчик там, наверху — иначе. Его плоти коснулось злое волшебство, и полученным ранам предстояло исцелиться еще нескоро. Он был зол, смертельно зол. И шел убивать, пусть и не знал пока, кому именно суждено сегодня корчиться в муках под его сапогом.

Со сдавленным воплем Донни проснулся. Охнул от пронзающей боли в пояснице, торопливо подполз к Мифрен, сильно потряс ее за плечо.

— Он идет! — прошептал ничего не понимающей эльфийке. — Илмирн! Надо немедленно уходить!

— Но как же… здесь же… ведь солнце! Он не может…

Донни хотел ей сказать, что она не права. Хотел объяснить, что знает это потому, что крохотная частичка его самого прямо сейчас поднимается наверх, шатаясь, прикрывая ладонью лицо, почти ослепнув, но все-таки не останавливаясь. И не мог.

— Вот же упорный сукин сын! — беспомощно выругался Элвин и попытался встать. — Он знает, кто это с ним сделал?

— Нет, пока не знает.

— Тогда и не должен узнать! Бежим!

К сожалению, сказать это было куда проще, чем сделать. После короткого отдыха сил у измотанной троицы не просто не прибавилось, скорее — наоборот. Подхватив под руки стонущую Мифрен, мальчики заковыляли вперед, и Донни почти сразу почувствовал: не успеют. Как бы медленно не двигался вверх Илмирн, он все-таки был быстрее. И сильнее, если уж на то пошло. Намного сильнее. Испытываемая боль лишь делала илитиири еще опаснее: теперь их не спасут никакие школьные законы.

Наверное, потом кто-то мог бы похвалить его за мужественное решение (или обругать за глупое). Но на самом-то деле решения никакого не было, как не было и другого выхода. Донни просто остановился.

— Дальше один, — велел он Элвину. — Она тяжелая, но это ничего, осталось немного. Придете в комнату — сразу ложитесь в постели. Вы не выходили днем и ничего не видели. Лим, конечно, может рыпнуться и наболтать лишнего, но Мифрен умеет с ней управляться.

— А ты?

— А я здесь. Кто-то должен задержать.

— Я с тобой! — Элвин яростно мотнул головой, по его лицу текли слезы.

— Ты — человек и ничем тут не поможешь. Зато можешь спасти ее, — терпеливо разъяснил очевидное Донни, внутренне досадуя на медлительность друзей, на их такую несвоевременную совестливость. А потом прикрикнул так же, как когда пытался заставить подменыша войти в спальню к илитиири. — НУ ЖЕ!

* * *

Про человека Донни, конечно, ввернул исключительно для убедительности. Стоя в ожидании Илмирна, он вполне ясно понимал, что его нежеланная наследственность здесь и сейчас не способна помочь ровно ничем, и в качестве противника для озверевшего темного эльфа он ничуть не менее жалок, чем Элвин. Мелькнула, конечно, мысль, попробовать оживить деревья сада или вновь воззвать к Первому Ясеню, который одним движением могучих корней мог бы превратить в руины полшколы. Но Донни утешался этим не больше мгновения: что-то глубоко внутри подсказывало ему, что этот мрамор — просто мрамор, а лесной исполин слишком глубоко погружен в поток возобновляющей самое себя жизни, чтобы убивать по чьей-то указке, даже будь указующий сто раз спригганом.

Оставив надежду, он отказался и от страха. Просто стоял, прислонившись к каменному стволу, с непонятным наслаждением ощущая удовольствие от прохлады и тишины. Прежде он где-то слышал, что перед смертью перед глазами проходит в ярких картинках вся жизнь. Но то ли смерть ему все же не грозила, то ли слухи врали — в его голове отчего-то крутилась не длинная кинолента, а всего одно воспоминание, такое же прохладное и тихое, как этот бесконечный момент.

Ему пять лет. Зимний день в парке, рождественский легкий снег, норовящий набиться в сапоги. Разрумянившееся от бега лицо младшего братишки. И мама…

Донни тихо запел. По старой привычке оборвал себя, не желая, чтобы кто-то заметил эту примету нервозности. Но потом усмехнулся и продолжил выводить простенькую, смутно знакомую мелодию. В какой-то момент она словно раздвоилась… как раздваивались прежде их шаги в гулких коридорах Дроузкейва.

— Куэ? — он перестал петь и поднял взгляд. — Это ты?

На него действительно смотрели серьезные глаза Куэ. Только по этому ускользающему взгляду он ее и узнал: там, где он ожидал увидеть хрупкую девушку, возвышалось самое причудливое создание из всех, что ему доводилось встречать, даже с учетом Шейдихиллз. Крупное, на добрых две головы выше Донни, оно чем-то походило на крылатую белую лошадь, чем-то — на хищную птицу и очень немногим на человека. Из белого оперения выглядывала маленькая острая грудь, похожие на изогнутые кинжалы когти на мощных лапах отливали светлым серебром. Это было очень красиво, очень. И одновременно пугающе.

— Теперь иди, — сказала она, не разжимая губ, и Донни, в сознании которого сами собой возникли эти слова, вдруг со всей ясностью понял, что обычная речь для нее вообще недоступна, что в истинном облике, что в прежнем. — Кто-то должен задержать. Куэ задержит.

Даже не пробуя спорить — рядом с ней это казалось немыслимым — Донни со всей доступной быстротой устремился к уютной безопасности Пика. И почти не дрогнул, когда, точно кинжал под лопатку, его достигла последняя фраза-мысль Куэ. Задумчивая, даже нежная:

— Быть может, он вкусный…