An Imago of Rust and Crimson (джен)

Утром я проснулась, чувствуя себя разбитой, с головной болью и сильным насморком. Вероятно, простудилась, и скоро слягу. Я еще, конечно, устала, но это не новость, в прошлые дни я тоже уставала. А открытие того, что я могу контролировать появление этих снов наяву, не заставило кошмары о попадании в шкафчик исчезнуть.

Может быть, со временем? Я сильно надеялась на это.

Потому что, если я свихнулась, в моем безумии, по крайней мере, была система. Я убедилась в этом прошлым вечером, после того, как принесли мои вещи — те, которые мне разрешили здесь иметь — и Ханна заглянула, чтобы извиниться. Я не возражала, что она понадобилась в другом месте, потому что у какой-то другой девушки «случился кризис». Это дало мне время на эксперименты.

Концентрируясь на этом странном ржавом месте, я могла снова увидеть его, меняя декорации окружающего мира. Сочащееся багровое масло, ржавчина и упадок, трещины и лед. Это затрагивало даже людей, если произошедшее с моим отцом и с женщиной-полицейским что-то показывало. То же самое, должно быть, случилось в школе, оставив ее пустой и превратив Эмму и остальных девчонок в демонов. Очень надеюсь, что так все и было.

К счастью, я нашла способ выключать это. Очистив разум, сознательно ни о чем не думая, я могла вернуться в нормальный мир. Я переключалась туда-сюда, снова и снова, каждый раз пугаясь, что это не сработает. Но это срабатывало, и сегодня утром — тоже. Я попробовала сразу же, как только проснулась. Это было почти как зависимость — теперь, когда каждое переключение подтверждало, что я не сошла с ума.

Это не сумасшествие. Безумие невозможно так контролировать. Безумцы не могут взять и решить стать нормальными в любой момент, когда им захочется, верно?

Во всяком случае, в это мне хотелось верить, когда я смотрела на это странное другое место. Здесь моя комната была клеткой с бетонными стенами и холодным полом. Я старалась не смотреть на черно-багровое масло, пропитавшее мой матрас и натекшее под кровать, или на зловещие знаки на стенах, или… ну, на самом деле было не очень много мест, смотреть на которые было безопасно. Небольшая стопка книг, взятых из дома, казалась нормальной, маленький проблеск цвета и чего-то знакомого по сравнению с багровой ледяной обнаженностью всего остального.

Однако присмотревшись, я обнаружила, что даже мои книги не остались совсем неизменными в этом безумном видении. Цвета были не совсем такими, которые должны были быть, и чем меньше говорить о том, как изменялись рисунки на обложках, тем лучше. Я открыла верхнюю книгу из стопки, и на рассмотрение мне было представлено слово

ОДИНОЧЕСТВО

написанное угловатыми заглавными буквами на обороте обложки. Моим почерком. Но я его там никогда не писала. Хотелось ли мне перевернуть страницу? Посмотреть, есть ли какие-то еще изменения?

Нет, но я все равно это сделала.

ГЛАВА 1:

МОЯ ЖИЗНЬ — ТЮРЬМА, А ЭТО — ОКНО,

ЧЕРЕЗ КОТОРОЕ Я НАБЛЮДАЮ ЗА ПТИЦАМИ.

Я закрыла книгу, очень плотно, и переключилась на реальный мир, для разнообразия. Можно было удостовериться, что я не накарябала бессмыслицу заглавными буквами в книге, но мне не хотелось заниматься этим прямо сейчас. По одному шагу за раз. Я подумала о том, чтобы одеться, и тут же почувствовала себя довольно глупо. Я буду ходить в пижаме весь день. Каждый день, пока я здесь.

И все же…

Что бы ни случилось со мной в школе, теперь у меня есть контроль над этим. Я могу видеть кое-что, неочевидное с нормальной точки зрения. Намеки и подсказки. Психические отпечатки, возможно, — сохранившиеся в этом другом месте.

Нет, постой-ка. Надо использовать заглавные буквы. Заглавные буквы важны. Другое Место. Это сделает звучание более осмысленным, более выразительным. «Я могу заглянуть в Другое Место». «Другое Место открывает мне свои тайны». «Сдавайся, преступник, пока я не показала тебе ужасы Другого Места». Да. Это звучало намного ближе к тому, что можно сказать так, чтобы это не было совершенно беспомощно и безумно.

Минуточку. Может быть, лучше перевести это на другой язык. Так будет еще более впечатляюще. Хмм. Надо будет залезть в гугло-переводчик и проверить, как будет «Другое Место» или «Другой Мир», или что-то в этом роде, на множестве разных языков. Или может быть, надо взять словарь, потому что на старинных языках это будет звучать еще круче. Что-нибудь типа латыни, греческого или арамейского.

В местной библиотеке, однако, скорее всего не найдется англо-арамейского словаря. Хотя у них может быть англо-латинский. Но вряд ли.

Так значит, я стала кейпом? Думаю, да. Конечно, у меня на самом деле не было плаща, и по большинству признаков я была пациенткой в психиатрическом отделении с подозрением на попытку суицида, а вовсе не супергероем. Но некоторых из первых кейпов тоже считали сумасшедшими, пока они не начинали стрелять лазерами из глаз. Если я научилась чему-нибудь за прошедшую пару недель, так это тому, как много зависит от точки зрения.

Это не значило, что меня бы выпустили, расскажи я об этом персоналу. Отлично, Тейлор. Так, говоришь, ты можешь видеть сумасшедший ржавый мир, и это твоя суперспособность? Мм-хмм. Можешь доказать? Что-то подсказывало, что они не примут «поверьте мне на слово» как аргумент.

И даже если я смогла бы доказать, что стала парачеловеком, это означало бы, что вся больница узнает, кто я такая. Есть важная причина, почему большинство кейпов — паралюдей, борющихся с преступностью, и тому подобным — сохраняют свою личность в тайне. Команда под названием «Новая Волна» раскрыла свои личности около десяти лет назад, и для них это обернулось не очень хорошо. Конечно, есть много Умников и Технарей, которые работают на правительство и корпорации, и не нуждаются в таких предосторожностях, но если имя раскрыто, обратного пути уже не будет.

Так что все, что мне оставалось — это дождаться, когда они решат, что я не собираюсь сброситься с причала в Доках.

До тех пор мне придется проводить время за дальнейшими экспериментами со своим безумным зрением. Возможно, я сумею получить больше контроля над ним, и не буду пугаться каждый раз, когда мое восприятие переключается. Еще мне хотелось бы выяснить, как много информации я смогу из него извлечь. Разумеется, я уже могу получать кое-какие расплывчатые намеки, но мне не нужно видеть пылающего демона, чтобы понять, что папа злится. «Способность заглянуть в мир кошмаров» — не самая очаровательная сила, если не делает ничего реально полезного.

А еще меня беспокоил тот демонический монстр, которого я там видела. Конечно, это могла быть лишь извращенная версия Эммы и остальных, но я не была в этом вполне уверена. Я очень надеюсь, что способность заглядывать в Другое Место не привлечет ко мне каких-нибудь чудовищ. Действительно ли я видела иное пространство со своими ужасными обитателями, или мой разум просто искажал то, что находится в реальном мире? Я была не вполне уверена, так что решила предполагать наличие монстров, пока не будет доказано обратное.

Я понятия не имела, как долго пробуду тут, но по крайней мере, у меня был список вещей, которые нужно сделать. Мне было чем заняться, и надеюсь, это не даст мне и в самом деле сойти с ума:

1. Научиться лучше контролировать мои новые способности.

2. Проверить, есть ли какие-нибудь полезные вещи, которые я смогу делать с их помощью, тем или иным образом.

3. Не дать себя сожрать монстрам, обитающим в Другом Месте.

3а. Выяснить, обитают ли на самом деле в Другом Месте какие-нибудь монстры, не нарушив при этом пункт 3.

Немного подумав, я добавила еще четыре пункта в этот воображаемый список.

4. Позавтракать.

5. Проверить, смогу ли я получить тайленол⁽¹⁾ от моей головной боли.

5а. Удостовериться, что они не подумают, будто я пытаюсь его использовать, чтобы покончить с собой.

6. Убедить всех, что я не свихнулась.

7. Начать регулярно упражняться, как я себе все время обещала раньше. Во всяком случае, это может помочь убежать от возможной угрозы из пункта 3.

Маленькая частичка меня осознавала, что я рационализирую, разделяя напряжение и ужас на маленькие кусочки, с которыми могу справиться и сдерживать их. Остальной части меня было наплевать, что именно я делаю, пока это помогает закрыть глаза на то, что я в психиатрической больнице и не выберусь отсюда в течение нескольких недель. Это как минимум.

Я потерла глаза, но это мало помогло. Я чувствовала себя истощенной, но засыпать снова не стала. Вместо этого я включила телевизор, который оставался на новостном канале. Была половина седьмого, и диктор некоторое время взволнованно рассказывал про госпитализацию какой-то знаменитости минувшим вечером, перед тем как перейти на сюжет о бедности в Нью-Йорке.

Разумеется, вот что охотнее освещает пресса. В конце концов, не каждый день звезды ловят передоз. Как правило, это случается лишь раз в неделю. И всем известно, что бедняки — это не новость. Это скорее старость.

Новости не слишком помогали бороться со сном, поэтому взамен я решила оценить возможности, как я смогу здесь поддерживать физическую форму. Я не могла делать отжимания или что-то другое, создающее нагрузку на руки, это было бы слишком болезненно. Для бега здесь не хватает места. Я могла бы бегать на месте, но у меня не было никакой обуви, кроме тапочек, а пол тут жесткий и холодный. Как еще можно упражняться, не задействуя руки? Прыжки на месте? Приседания? Я справилась с тремя приседаниями, расположившись на пластиковом покрытии пола, прежде чем свалиться от усталости. Мышцы живота болели, и я чувствовала себя развалиной.

Надеюсь, это лишь следствие простуды. Иначе то, что я не могу осилить даже четыре приседания, будет значить, что время, проведенное на больничной койке, оставило меня полностью разбитой. Может, стоит подождать, пока я не оправлюсь, прежде чем браться за это дело.

Нет. Я не буду откладывать. Я сказала, что начну заниматься, значит, так и будет. Я смогла сделать еще два приседания, потом заставила себя выпрямиться и потянуться. Наверное, надо спросить, есть ли тут спортзал или что-то типа того, когда в следующий раз встречу моего куратора, Ханну.

Внезапно я задрожала от ледяного холода, пробиравшего до костей, и кожа покрылась мурашками. Звук из телевизора сделался отдаленным и тихим. Я до сих пор слышала его совершенно отчетливо, но теперь это был как будто громкий звук, доносящийся издалека. В каждом вдохе чувствовался железный привкус крови. Я стиснула зубы и сжала кулаки, чувствуя, как заболели шрамы.

Я ощутила Другое Место, почувствовала его через озноб и боль в руках. Это чувствовалось, как будто оно звало меня. Оно хотело, чтобы я заглянула в него. А может быть, я сама хотела в него заглянуть, это трудно было различить. В любом случае, я постаралась сохранить контроль. Я крепко зажмурилась, постаралась очистить разум и не думать вообще ни о чем. Но любопытство победило, и я все-таки глянула.

Со мной комнате было что-то еще. Не человек. Даже не имитация человека, наподобие той пустой куклы, подменившей полицейскую. Это был белый туман или дым, плывущий возле того места, где я сложила книги. У него был блеклый оттенок, иногда лавандовый, иногда слегка бледно-зеленый или чуть голубоватый. Не похоже, что это явление относилось к миру серости и ржавчины, и к черно-багровому маслу из отражения моей комнаты. И внутри этого дыма что-то было. Я мельком видела, как что-то движется в нем.

Оно выглядело не слишком похоже на человека.

Я пискнула, задохнувшись, и повалилась обратно на кровать. Быстро восстановив дыхание, я постаралась притвориться спокойной.

— Ладно, п-похоже, я слишком слаба, чтобы делать п-приседания, — пробормотала я, стараясь следить за ним краешком глаза. Если притворюсь, что слишком устала и не замечаю его, возможно, оно не обратит на меня внимания.

Оно живое? Разумное? Я не была уверена. Я не могла разглядеть ни лица, ни каких-либо особых признаков, поэтому нельзя было понять, смотрит ли оно на меня. Оно не приближалось и вообще никак на меня не реагировало. Я смотрела, как туман струится по моим вещам. Негодование, растущее в душе, приглушалось ощущением того, как холодное черно-багровое масло липнет к моим ногам. Скосив глаза, можно было заметить знаки, медленно ползущие по стенам. Если вы когда-нибудь видели, как мед стекает с ножа, то знаете, на что это было похоже. Только это масло двигалось вдоль по стенам, а не вниз. Оно закручивалось и сплеталось, как будто хотело что-то написать, но я не смогла бы это прочесть, даже если бы вдруг захотела.

В комнате находилось нечто. Нечто, чего я обычно не смогла бы увидеть, нечто, от которого холод Другого Места стал еще холоднее, чем обычно.

Я старалась не засмеяться над телевизором, который до сих пор пытался показывать новости под каракулями губной помады. Не знаю, почему, но это показалось мне чрезвычайно забавным. Видимо, это и вернуло меня с той грани, за которой начинается истерика. Безумно смеясь над новостным сообщением, я подмигнула: кажется, погода будет не слишком хороша для тех, кто слушал этот выпуск. Это даже ни чуточки не походило на хомяка на роликах или хоть на что-нибудь, над чем положено было смеяться.

Если я начну смотреть комедийные каналы, этот смех мог бы сойти мне с рук, — отметила холодная часть моего рассудка. И она также отметила, что я слышу шум за пределами комнаты, поэтому надо сосредоточиться на реальном мире и игнорировать холодное присутствие неизвестной сущности.

Мне захотелось спрятать голову под одеяло, но я заставила себя не обращать внимание на Другое Место и подойти к туману, как будто я совершенно спокойно собираюсь взять книжку и почитать. Кажется, книги поблекли? Я не была уверена в этом. Нет, скорее все дело в освещении. Было утро, и бледный свет, проникающий через окно, сулил ясный денек.

Ощущение холода пропало еще до того, как я подошла к импровизированной библиотеке, и я заглянула в Другое Место, чтобы убедиться, что туман и нечто внутри него тоже пропали. Так и было. Выбрав случайную книгу, я устроилась на кровати и стала ждать, когда начнется первый день, который я целиком проведу в сумасшедшем доме.

1) Тайленол — торговая марка парацетамола, популярная в США.

Вернуться к тексту