О чёрных котах и белых воронах (джен)

Через несколько дней Дурсли все же сменили гнев на милость и позволили Гарри пойти в школу — причем их совершенно не волновало, как он станет объяснять преподавателям свое трехдневное отсутствие.

Тетя Петунья утром просто отперла дверь в чулан, и недвусмысленным стуком дала понять, что племяннику лучше собираться в школу: «Мне надоело, что ты ошиваешься здесь и бездельничаешь, а Дадли, между прочим, в это самое время трудится, не покладая рук», — любезно сообщили Гарри, прежде чем выставить его за порог.

Хотя он был, в общем-то, рад этому обстоятельству (сидеть взаперти в чулане — не самое веселое времяпрепровождение), все же легкое разочарование прогнать не удалось — вообще-то Гарри мог бы поспорить и с тем, что он «ошивается» (ну как можно ошиваться, если тебя даже из чулана не выпускают?), и с трудящимся в поте лица во имя науки Дадли.

Но не успел Гарри открыть рот, как дверь захлопнулась, едва не прищемив его видавшую виды сумку. Без сомнения, старый рюкзак не пережил бы столь близкого знакомства с дверью и попросту порвался, но, к счастью, Гарри успел отскочить.

Над городом занималось серое, скучное утро, такое же унылое, как и сам Литтл Уингинг. Тусклое осеннее солнце, на минутку выглянувшее из-за тучи, не могло разогнать туман, а одинокий солнечный зайчик, скользнувший по кроссовку, видимо, с горя утопился в луже, образовавшейся прямо около любимой тети-петуньиной клумбы.

Гарри вздохнул и медленно побрел к выходу. По правде говоря, идти в школу совершенно не хотелось, тем более что промоченные несколько дней назад ноги давали о себе знать — он громко шмыгнул носом и чихнул.

По мнению Гарри, это было еще терпимо — во всяком случае, к Дурслям обращаться с жалобами на простуду было бессмысленно. Они вообще едва замечали, когда племянник болел.

Разве что однажды, когда он пару лет назад свалился с высокой температурой в обморок, дядя Вернон долго ворчал, что приходится тратиться на лекарства. Тетя Петунья же с удвоенной энергией стала заботиться о стерильности своего жилища — не дай бог, чтобы Дадли заразился! Наверное, микробы у Гарри были какие-то особенные, потому что, когда болел дядя Вернон или она сама, тетя такого усердия совсем не проявляла, с обидой подумалось Гарри.

Но не только из-за простуды ему хотелось остаться в чулане. На самом деле, его больше интересовали пауки. Пауки, которые маршировали, как солдатики из его сна, которым он отдавал приказы.

Значило ли это, что они могли его слушаться?

Разумеется, все те дни, что он просидел в чулане, Гарри пытался повторить опыт — строгим голосом приказывал паукам строиться в ряды... или хотя бы просто заползти в стакан.

Однако подчиняться солдатской муштре они отказывались, плетя свои паутины с таким равнодушным видом, как будто и не отбивали задними лапками ритм по столешнице несколько дней назад. И вообще, Гарри слушались какие-то другие пауки, а они к этому и вовсе никакого отношения не имеют.

Гарри был уверен, что пауки упрямились из чистой вредности. Впрочем, в стакан они иногда заползали — непонятно, правда, случайно, или все же по приказу.

Как бы то ни было, Гарри был доволен — один раз они правда маршировали! Он точно знал: так вести себя могли только радиоактивные пауки. Значит, его метод сработал, и скоро он точно станет супергероем.

Его просто распирало от желания похвастаться своим успехом, но, во-первых, хвастаться было некому — у Гарри не было друзей — а, во-вторых, он боялся, что если секрет изготовления радиоактивных пауков станет известен всем, то школа мутирует вплоть до учителей (и даже Дадли). И всё вернётся на круги своя. Какой смысл становиться супергероем, если ты не будешь самым сильным и особенным?

* * *

Гарри не успел еще перейти шоссе, как вдруг какое-то непонятное чувство заставило его обернуться: по направлению к дурслевскому дому, пригнувшись к земле, короткими перебежками передвигался чёрный кот.

Он почти полз, часто оглядываясь, и с таким серьезным и осторожным выражением на усатой морде, что напоминал по меньшей мере, разведчика на вражеской территории — во всяком случае, такому воинственно задранному хвосту (Гарри был уверен в этом) точно позавидовал бы любой разведчик.

Зверь казался смутно знакомым, и Гарри даже на секунду замедлил шаг, стараясь припомнить, где он мог его видеть. Но тут кот повернул к нему морду — и по сердитым ярко-желтым глазам Гарри узнал Бетмена, того самого кота, с которым безуспешно пытался подружиться. Заинтересованный, он осторожно вернулся обратно, приблизившись к коту на пару шагов.

Но, не знай Гарри, что это именно Бэтмен (надо признать, что морда у кота была уникальная — серьезная, высокомерная, с чрезвычайно бешеным выражением огромных, ярчайших глаз), он, пожалуй, и не узнал бы своего пушистого знакомого: прежде всего ввиду отсутствия этой самой пушистости.

Шерсть на коте потеряла прежний блеск и кое-где висела грязными сосульками, от былого лоска не осталось и следа, даже живот, казалось, прилип у него к позвоночнику. Хотя Гарри не стал бы этого утверждать наверняка: сомнительно, чтобы зверь разрешил ему потрогать свой живот, чтобы это проверить.

Если пару дней назад он видел ухоженного домашнего любимца, пусть и несколько вредного по характеру, то сейчас перед ним был стопроцентный бродячий кот: мокрый, худой и грязный.

«Да он, наверное, голодный, — уколола Гарри внезапная мысль. — И замерз еще, бедняга: на улице же холодно... Интересно, что с ним? — спросил себя Гарри, и сам себе ответил: — Выгнали, наверно».

И забыв о школе, да и вообще обо всем на свете, он стянул с плеча сумку — на дне ее, в пакете, лежал бутерброд, прихваченный с собой вместо завтрака. Гарри и сам был бы не прочь его съесть, да и не был уверен в том, что коты вообще едят такое, но, во-первых, Бетмена было жалко, а во-вторых, он все же отчасти еще надеялся с ним подружиться. Что может быть лучше для супермена, чем бешеный кот-напарник? Сама мысль об этом приятно грела душу.

Если его накормить, возможно, он станет поласковее? В любом случае, рискнуть однозначно стоило.

Предупредительно вытянув руку с пакетом, Гарри сделал маленький шажок по направлению к коту. Тот, надо отдать ему должное, как настоящий разведчик, тут же насторожился — обернулся и прижал уши, нервно шевеля хвостом: точно ожидая нападения.

Но, увидев Гарри, кот, казалось, расслабился, вот только хвост его принялся дергаться куда более энергично — по-видимому, невкусный бутерброд в пакете не слишком впечатлял, даже несмотря на голод.

Гарри, наверное, и сам бы в подобной ситуации не впечатлился, но шипеть на того, кто пытается тебя накормить — это уж слишком!

Гарри сделал шаг.

Кот выпустил когти и угрожающе зашипел: «Убирайся, а то я за свои когти не отвечаю», — ясно говорило выражение его бандитской морды.

Гарри, тем не менее, сделал еще шаг: негодующая совесть вопила, что зверь, тем не менее, голодный, а поорать он может и потом, когда наестся.

Кот этого явно не понимал, и шипение его перешло уже в совсем дикий мяв: Гарри ощутил, что сейчас его ругают уж совсем нехорошими кошачьими словами. «А ну, кому говорю, убирайся!» — будто наяву услышал он.

— На детей орать нельзя, — зачем-то сказал Гарри.

Объяснил бы это кто-нибудь дяде Вернону.

«И только попробуй сегодня вернуться хоть на минутку позже Дадли! Шкуру спущу, так и знай, мальчишка!» — сказал он сегодня, прежде чем Гарри успел пройти мимо.

Кот, будто подавившись на полумяве, смерил Гарри презрительным взглядом и уселся на траву под деревом: «Ну, давай, что еще ты сделаешь?» — всем своим видом спрашивал он.

— Я вообще-то накормить тебя хотел, — пробурчал Гарри обиженно, помахав пакетом.

При слове «накормить» уши у Бетмена мгновенно встали торчком — черный пройдоха явно был заинтересован. Зрачки его, не отрываясь, следили за пакетом.

Гарри сделал к нему большой шаг. Кот и это стерпел, продолжая наблюдать за приближением бутерброда. Гарри был совсем близко, и тут ему снова пришла в голову несчастливая идея попробовать погладить зверя. Не надо было этого делать. В следующее мгновение он уже с открытым ртом наблюдал, как кот на всех когтях карабкается вверх по стволу ближайшего дерева.

— Ну как хочешь, — сердито сказал Гарри. — А бутерброд я тебе все же оставлю.

И, под негодующим взглядом желтых глаз положив пакет около дерева, он вернулся, подобрал сумку и отправился в школу. Настроение снова стало паршивым — честное слово, иногда и компания пауков куда лучше — тем более, что в теории пауки могут тебя покусать.

* * *

На этот раз Гарри изо всех сил спешил домой, предусмотрительно держась на некотором расстоянии от Дадли и его компании, весело гомонящей в нескольких шагах впереди (по счастью, они его не замечали). Ничего, сейчас можно будет свернуть в переулок и немного срезать.

Если он не обгонит кузена, то от дяди Вернона точно достанется... Могут и снова в чулане запереть.

Нет, с некоторых пор Гарри был, в общем-то, не против такого наказания, но ему совершенно не хотелось, чтобы стараниями Дурслей за ним закрепилось звание главного хулигана и прогульщика. Настоящих хулиганов хотя бы боятся, а вот быть злостным нарушителем порядка, когда тебя никто не опасается — совершенно не выгодно.

Задумавшись, он едва не прозевал нужный поворот, но вовремя спохватился: несколько шагов в полумраке — и вот он уже на Тисовой, осталось только дорогу перейти, и он на месте. Оглянувшись, Гарри расслабился: Дадли был еще довольно далеко, громких возгласов не слышно.

Значит, его не заметили.

По крайней мере, не зная обходных путей, которые Гарри изучил в совершенстве (кузен с дружками, когда им не удавалось побить Гарри в школе, часто преследовал его до самых дверей), до дома номер четыре оставалось, как минимум, четверть часа пути.

Трава под кроссовками заиндевела и похрустывала совсем по-зимнему. Гарри зябко поежился: похоже, нужно бы и вправду поспешить домой, пока он окончательно не простудился. И так целый день чихал, точно пират от нюхательного табаку, заработав пару неприязненных взглядов от учительницы, да и в горле точно кошки скреблись...

А кстати, где Бэтмен? Интересно, он все так же сидит на дереве? Гарри почему-то был уверен, что он точно не станет его дожидаться, а отправится куда-нибудь на поиски пищи... Конечно, не есть же ему какой-то засохший бутерброд?

Вдруг около того самого дерева, где он еще утром оставил пакет с завтраком, ему почудилось какое-то движение — и Гарри, наученный горьким опытом, как мог неслышно, на цыпочках, прокрался туда, жалея в этот момент, что он не может двигаться бесшумно, как хоббит... ну, или хотя бы как кот.

Гарри подошел к дереву с другой стороны, укрылся за стволом и принялся наблюдать: зрелище и впрямь было занимательное.

С ужасно независимым видом, как будто он делает кому-то величайшее в мире одолжение, черный котяра деловито исследовал содержимое пакета — и, судя по утробному урчанию, под когтями и зубами рвался не только целлофан, но и нечто куда более съедобное.

Ну и как довесок под когтями рвалась кошачья гордость, заставившая его предпочесть сидение на дереве, новому «фамильярному» хозяину. Гарри подозревал, что именно из-за жажды независимости бедняга Бетмен и сбежал от своих хозяев.

И, между прочим, Гарри кота прекрасно понимал: он бы сам с удовольствием сбежал от Дурслей, если бы был уверен, что где-нибудь найдется кто-то, кто будет о нем заботиться.

Тем временем, покончив с немудреной трапезой, хитрое животное тут же принялось уничтожать следы своего грехопадения, попросту закопав остатки пакета в землю, усиленно работая задними лапами.

Гарри не выдержал и хихикнул — и в это же мгновение Бэтмен, точно ошпаренный, отскочил от кучки земли, которую сам и набросал. Остатки сливочного масла на усах выдавали его с головой, но кот отворачивался с самым что ни на есть равнодушным видом, будто он тут вовсе ни при чем. Гарри едва не расхохотался снова.

— Ну и что мы с тобой будем делать? — спросил он, изо всех сил сдерживая распирающий его, как воздушный шарик, смех. Чего доброго, гордый зверь мог и обидеться, к тому же не стоило забывать, что он бешеный.

Кот оскорбленно фыркнул, изящным движением вскочил на ноги, и потрусил по подъездной дорожке к дому номер четыре.

— Ты считаешь, что нам пора домой?

Кот не ответил. Хвост его был задран гордо и независимо.

— Постой! Да стой же ты, Бэт...

Кот обернулся и, фыркнув, опять смерил мальчика уничижительным взглядом, а потом, как ни в чем не бывало, легко перескочил через живую изгородь и в мгновение ока оказался на лужайке около дома номер четыре.

— Стой! Не туда!

Тяжело вздохнув, Гарри уныло потащился следом — толкая тяжелую калитку, он втайне слегка завидовал такой супергеройской ловкости.

* * *

На самом деле, Гарри совсем не разделял здорового кошачьего оптимизма по поводу реакции Дурслей: они даже Дадли не разрешали никого заводить.

И вовсе не потому, что тот через неделю выбросил бы на улицу надоевшего питомца, как ломал и выбрасывал надоевшие игрушки, а потому, что тетя Петунья просто ненавидела всех животных без исключения.

По мнению этой ревностной блюстительницы чистоты, все домашние питомцы годились только на то, чтобы сеять хаос: гадить, разбрасывать повсюду шерсть, пачкать грязными лапами только что вымытый пол, портить мебель и так далее.

Гарри, мягко говоря, сомневался, что кот такого непрезентабельного вида (чего только одна грязная шерсть стоила!), как Бэтмен, вызовет у тети Петуньи хоть сколько-нибудь нежные чувства: где уж ей, женщине, ничего не смыслящей в котах и супергероях, понять, какой он классный!

Нет, если уж проникать на вражескую территорию с секретным оружием (а чем бешеный кот не оружие?), то проникать надо тайно.

Гарри замер на пороге и, нагнувшись к коту, быстро прошептал:

— Понимаешь, мои тетя и дядя совсем не любят животных, и если они узнают, что я привел тебя сюда, будет скандал... Понимаешь?

Кот понимал — он прищурил глаза и бросил быстрый взгляд на калитку.

— ...поэтому сейчас я засуну тебя в сумку...

Глаза кота потрясенно расширились, и сердце Гарри упало — вот, сейчас Бэтмен сбежит, и он снова останется один. Ну что за несправедливость — и все из-за Дурслей! Сейчас Гарри был бы рад жить даже с сумасшедшей миссис Фигг — та хотя бы против кошек ничего не имела...

Упавшим голосом он, тем не менее, продолжил:

— А ты не кричи и не царапайся, хорошо?

Он был готов поклясться, что кот ухмыльнулся. Ускользнув от рук Гарри, он мгновенно и безо всякой помощи сам забрался в сумку, будто делал это тысячу раз, и, судя по шуршанию тетрадей, вполне удобно там устроился.

Удивленно открыв рот, Гарри едва выдавил:

— А ты, оказывается, еще и умный!

«Мяу» из сумки прозвучало совсем уж оскорбленно.