О чёрных котах и белых воронах (джен)

— Северус?

МакГонагалл тихо постучала и, не дожидаясь приглашения войти, просочилась в щёлку приоткрытой двери. Снейп нехотя оторвался от проверки работ и поднял глаза на коллегу. Вид у МакГонагалл был нарочито незаинтересованный, дипломатичный и покладистый. Не будь она такой стопроцентной гриффиндоркой, Северус сказал бы «заискивающий». А это могло означать только одно: декан Гриффиндора пришла его о чём-то просить. Не требовать, даже не договариваться, а именно смиренно надеяться на его, Снейпа, благосклонность. Редкий случай. Он еле заметно усмехнулся. «Неужели один из её подопечных совершил что-то настолько нехорошее, что это не удалось спихнуть на слизеринцев?» — почти мечтательно подумал Снейп и приготовился слушать.

МакГонагалл тем временем очистила второе кресло от вороха лежавших там свитков и, не дожидаясь приглашения, села, порывисто и нарочито честно глядя ему в глаза. «Нет, ну если Минерва смотрит на меня этим взглядом серны, которым она, наверное, не пользовалась с выпускных экзаменов, значит, дело нечисто... В чём же проблема? Запретный лес? — размышлял Снейп, пока его коллега то ли собиралась с силами, то ли пыталась сформулировать свою просьбу. — Нет, тогда бы я уже знал. Магическая дуэль? Она знает, как я к этому отношусь. Отравление? Тогда бы пришла Поппи. Ах, да...»

— Я не выпущу Оливера Вуда до следующих выходных, Минерва. И не проси!

— Я не...

Снейп явно промазал. Одного взгляда на МакГонагалл было достаточно, чтобы понять: она удивлена его словами и в кабинет явно явилась не за этим. Но привычка защищать своих «львят» оказалась слишком сильна:

— Гриффиндорская команда проиграет, если в ней не будет нормального вратаря! Он не сделал ничего серьёзного, Северус. Ну почему ты так не любишь квиддич? — немедленно возмутилась она.

— Я равнодушен к квиддичу, — Снейп со скучающим видом смахнул пылинку с мантии и, не выдержав, добавил: — Зато ты, я смотрю, от него просто без ума... — Минерва сердито сжала губы в ниточку и явно приготовилась дать Снейпу суровую отповедь, но он снова прервал ход её размышлений: — Ты же хотела обсудить что-то другое, разве нет?

— Да!

Снейп выждал, но МакГонагалл снова не решалась продолжить, теребя платок. Узкое кружево, словно хвост декоративного голубя, так и мелькало перед глазами Снейпа, раздражая своим мельтешением. Северус вопросительно посмотрел на Минерву, и та, наконец, заговорила:

— Завтра в Канаде пятый Ежегодный конгресс по Трансфигурации. Его хотели проводить только в ноябре, но в последний момент перенесли. Альбус не может покинуть школу, а я не успела скорректировать планы. Для Хогвартса присутствие там преподавательского состава очень важно, и...

— Минерва, и причём здесь я? Ты прекрасно знаешь, что я не силён в трансфигурации — ты же у меня её и принимала!

МакГонагалл поморщилась, как всегда, когда Снейп говорил какую-то бестактность или намекал ей на возраст. На него это никогда не имело ни малейшего воздействия, но Минерва продолжала каждый раз морщиться, словно это был своего рода нервный тик.

— Я помню, Северус, — смиренно продолжила она. «Слишком смиренно. Чего она от меня хочет?» — с лёгким беспокойством подумал Снейп. — Поэтому я не прошу тебя заменить меня на Конгрессе. Я надеюсь выехать туда завтра. Проблема в другом: на завтра назначена очередная социальная проверка, и...

Снейп едва подавил в себе желание выругаться. «Я так и знал». Социальная проверка означала вовсе не магловские детдома или приёмные семьи волшебников. Хогвартс не занимался подобными вещами — для этого существовали специальные люди в Министерстве. Нет, под этим обтекаемым названием члены Ордена Феникса скрывали наблюдение всего лишь за одним мальчиком: Гарри Поттером. И иметь к этому хоть какое-то отношение вовсе не входило в планы Северуса Снейпа.

— Перенесите проверку, — выдохнул Снейп и отвернулся, не в силах смотреть на Минерву.

Конечно, она не знала всех подробностей отношений Снейпа с родителями Гарри, но и того, что ей было известно, казалось бы, должно было с избытком хватить, чтобы даже и не думать просить его о подобном одолжении.

— Северус, я уезжаю на целую неделю, так что...

— Нет!

— Северус, тебе всего-то надо обойти дом, кое-что послушать, в окна позаглядывать...

Она потянулась через стол и похлопала его по руке, словно пытаясь успокоить, но Снейп резко убрал руки со стола, едва не опрокинув локтём чернильницу.

— Нет, нет и нет, Минерва!

— Но почему, Северус? Я же тебя по-хорошему прошу!

«Она что, правда не понимает?»

— Почему ты не можешь послать кого-нибудь другого? Флитвика? Артура Уизли? — раздражённо взмахнул рукой Северус. — Любой согласится на эту «почётную миссию».

Последние слова он произнёс особенно издевательски, с такой неприкрытой ненавистью, что Минерва потупилась, словно присутствовать при подобном резком выражении эмоций казалось ей неприличным. «А чего она хотела? Чтобы я с восторгом отправился лазить по кустам в саду у Петуньи? Эта бледная цапля всегда обожала выращивать цветы, так что не сомневаюсь — вокруг её дома самое полное собрание бесполезных растений во всей Британии».

Снейп даже не пытался смягчить свой тон. Может, хотя бы так МакГонагалл догадается попросить кого-то другого? Но нет: справившись с собой, она снова перешла в наступление.

— Потому что ты, как никто другой, знаешь магловскую жизнь, их быт! Да большинство волшебников испугаются, увидев кофеварку! Как они могут определить, всё ли в порядке с мальчиком в магловском доме?

«Сколько раз меня дискриминировали и унижали за то, что я полукровка! Однако это первый раз, когда меня одновременно пытаются убедить, что это преимущество»

— Если так, отправь преподавательницу маггловедения! — не сдавался Северус.

— Она не состоит в Ордене! — парировала МакГонагалл.

— А какое отношение имеет проверка условий содержания ребёнка к деятельности Ордена?

Снейп довольно правдоподобно разыграл чистое неведенье. Минерва открыла рот, но тут же его закрыла, видимо, на сей раз поставленная в тупик обманчиво простым вопросом. Снейп мог бы ответить куда лучше: он-то прекрасно знал, почему для Ордена не было задачи более важной, чем сохранность драгоценного «мальчика, который...». С минуту они с МакГонагалл напряжённо смотрели друг на друга, не решаясь прервать зрительный контакт. Наконец, медленно, словно выкладывая на стол последний козырь, Минерва произнесла:

— Дамблдор сказал, чтобы я обратилась именно к тебе. И что ты не откажешься, потому что он тебя просит. Лично.

Это было поражение. На лице Снейпа не дрогнул ни единый мускул, но, глядя, как в глазах Минервы медленно разгорается торжествующий огонёк, он понимал: она знает, что теперь он не откажется. С особым, специфически гриффиндорским великодушием она давала ему шанс согласиться самому, но исход схватки был предрешён заранее.

«Никогда не доверяй женщинам, которые превращаются в кошек». Правда, по глубокому убеждению Северуса Снейпа, женщинам доверять вообще не стоило. «Но тем, которые превращаются в кошек, — особенно, — мысленно подчеркнул Снейп, глядя на Минерву, как никогда напоминавшую свою анимагическую форму. — Кошки существа очаровательные и милые на вид, но по сути — машины для убийства, двуличные манипуляторы, не способные на малейшее сострадание».

— Хорошо, — сквозь зубы процедил Северус, изо всех сил пытаясь смотреть на Минерву настолько мрачно, чтобы она даже и не вздумала разыгрывать спектакль с фирменной фразой: «я так благодарна тебе, Северус». — А теперь объясни мне: как я смогу незаметно прокрасться к чужому дому, ходить везде, заглядывать в окна и тому подобное? Дезиллюминационными чарами здесь не обойдёшься. Не всем дана кошачья изворотливость, знаешь ли!

— Я поговорю об этом с Альбусом, — кивнула МакГонагалл. — Уверена, он что-нибудь придумает.

«Ну, разумеется...»

— И... Северус!

— Что?!

— Спасибо!

Всё-таки высказав свою беспардонную, типично-гриффиндорскую благодарность, МакГонагалл удалилась, чрезвычайно довольная собой. Снейпу ничего не оставалось, кроме как, обмакнув перо в красные чернила, с остервенением продолжить проверять работы.

* * *

— Северус?

«Могла хоть не искриться такой явной радостью», — мрачно подумал Снейп, кивая и впуская МакГонагалл в свой кабинет. Та вошла, помахивая каким-то странным аксессуаром, более всего напоминавшим браслет, покрытый коротким чёрным мехом. Расположившись в том же кресле, что и вчера, Минерва торжественно положила загадочный предмет на столешницу и пододвинула его к Северусу, не проронив ни слова, словно вещь говорила сама за себя. Наконец, Снейп решил первым нарушить молчание:

— Милая вещица. Я видел такие в витрине магловского секс-шопа. Только их должно быть два, не так ли?

Щёки Минервы, которая была стеснительна, как девочка в день конфирмации, моментально покрылись алым румянцем.

— Северус!

— А что? — с деланной невозмутимостью воззрился на неё Снейп. — Я всего лишь проявляю то самое знание маггловского быта, которое, по твоему мнению, делает меня столь незаменимым!

Изводить МакГонагалл мелкими подколками — вот и всё, что ему оставалось после того, как Альбус Дамблдор так ловко загнал его в ловушку. «А всё-таки: как можно учить этих малолетних нарушителей общественного порядка и по-прежнему смущаться?»

— Это — твой пропуск на Тисовую аллею, — веско пояснила справившаяся с приступом непрошеной стыдливости коллега. — Браслет поможет провести трансфигурацию человека, а точнее — тебя, в животное, а точнее — в кота.

«Звучит так, как будто я — меньше, чем человек, а кот — больше, чем животное», — мысленно съехидничал Снейп.

— А повязка не будет выглядеть подозрительно? — задумчиво протянул он, разглядывая браслет с неподдельным интересом: артефакты, позволявшие любому волшебнику на время стать анимагом, на дороге не валялись. Это была дорогостоящая и редкая вещица. «Мерлин, сколько реверансов, — и всё ради поттеровского мальчишки».

— Она чёрная, так что будет неразличима на фоне шерсти, — пояснила МакГонагалл. — Ты же не думаешь, что случайно трансфигурируешься в белоснежного перса?

— А что? Может быть, я в душе белый, пушистый и курносый, — равнодушно пожал плечами Северус. — Ладно, верю. Значит, я трансгрессирую туда, надеваю браслет, проверяю дом на Тисовой, отхожу на безопасное расстояние, снимаю браслет — и трансгрессирую обратно. Так?

— Именно! — подтвердила МакГонагалл и улыбнулась, добавив с едва слышимым превосходством: — Не волнуйся, что бы ты ни делал, браслет не потеряется. Я наложила на него соответствующие чары.

— Как предусмотрительно... — проворчал Северус, забирая браслет и мысленно готовясь к экскурсии в жилище Поттера. — Ни чешуйки, ни пламени тебе на конференции.

— Спасибо, — вежливо кивнула Минерва. Северус весь обратился в слух, и точно: тихо-тихо, на границе слышимости она пробормотала: — К дракклам!

Когда дело касалось трансфигурации, суеверия Минервы МакГонагалл побеждали её воспитанность.

Небо над Литтл-Уингингом было затянуто тучами, похожими на обрывки сладкой ваты, хорошенько вывалянные в грязи. Тучи выглядели так внушительно, будто в любой момент были готовы разразиться ливнем; однако пока из них накрапывал, точно нехотя, лишь мерзкий, какой-то скользкий дождик. Его капли, падая на лицо или пробираясь за воротник, напоминали прикосновения лягушачьих лапок.

Редкие прохожие, впрочем, привычно вооружились зонтами, и дождь, барабанивший над головами, был им совершенно нипочем.

Мальчик, шедший в тот момент по улице, явно был вражеским шпионом в этой зонтичной армии — во-первых, он был без зонта, и холодные капли затекали ему за шиворот, отчего он все время ежился.

Во-вторых, в отличие от других прохожих, он явно не спешил оказаться дома, в тепле. Напротив: шлепал по лужам с таким рассеянным видом, будто никуда конкретно не шел, а просто бесцельно шатался по улицам.

Впрочем, какому-нибудь обывателю с Тисовой могло показаться, что никакого дома у мальчика и вовсе не было, потому что выглядел он слишком уж неухоженно: старая куртка была велика размера на три и спускалась ниже колен на такие же безразмерные джинсы, висевшие пузырями на тонких, как палочки, ногах.

Маленький, растрепанный, с криво сидящими, погнутыми очками — привет кулакам Полкисса! — он был совершенно не похож на ребёнка, о котором хоть изредка, но заботятся.

В довершение картины под глазом красовался наливающийся синяк, который мальчишка время от времени озабоченно трогал, словно надеясь, что тот сотрется сам собой, как карандашный рисунок от ластика. Увы, синяк и не думал исчезать, отчего мальчик то и дело тяжело вздыхал, вспоминая события сегодняшнего, не самого хорошего школьного дня.

* * *

— Эй, Поттер! Гарри Поттер!

Не стоило тогда оборачиваться, с тоской думал Гарри. Надо было бежать — может, они его и не догнали бы, кто знает? Кузен, во всяком случае, уж точно не бегун, со всеми своими килограммами...

То ли Гарри как-то не так шел по коридору, то ли очки блестели слишком уж вызывающе — неизвестно. Но через десять минут он уже летал от одной стенки неширокого коридора к другой, от одного кулака к другому, как мячик.

Нет, били его несильно — еще бы, колотить "этого странного Поттера" было исключительное право Дадли. А тот пока скромно стоял в сторонке, разминая кулаки, и гаденько ухмылялся. Поросячье лицо лоснилось от предвкушения, будто за то, что он побьет Гарри, ему вручат какой-нибудь приз. Словно за углом стояла тетушка Мардж, припасшая для любимого племянничка очередной подарок.

Впрочем, избиение Гарри никто не оплачивал — Дадли издевался над ним бескорыстно, исключительно ради удовольствия.

Наконец, он, не спеша, вразвалочку, подошел к своим товарищам. Гарри как раз отправился в новый «полет».

То ли толкнули его сильнее, чем раньше, то ли еще что, но в этот раз он приложился о стену здорово — в глазах запрыгали красные искры, в ушах зазвенело. Спина и затылок отозвались мгновенной болью — и Гарри просто сполз по стенке, думая только об одной... нет, о двух вещах: только бы не разреветься, и еще об очках — лишь бы не слетели.

Впрочем, очки участливая рука кузена тут же с него смахнула, и они отлетели в сторону, жалобно звякнув.

«Только бы не разбились», — снова запаниковал Гарри. Новые ему, разумеется, никто не купит — не стоит и рассчитывать — а что он будет делать без очков? Он же без них хуже крота, совершенно ничего не видит! Не хватало еще из-за Дадли наощупь ходить, натыкаться на стенки и слушать, как одноклассники хохочут.

Дадли, персонально для Гарри превратившийся сейчас в огромное размытое пятно, наклонился над ним и «заботливо» спросил:

— Что ж ты на полу валяешься? Упал?

Гарри промолчал.

Подпевалы Дадли глумливо заржали, подбадривая своего главаря, и тот расплылся в улыбке: пятно на месте его лица раздалось вширь, — и продолжил:

— А ты знаешь, что валяться на полу не по правилам?

Еще одно пятно стремительно полетело к нему — непонятно как, но от оплеухи Гарри увернулся, откатившись в сторону. Все же Дадли был неповоротлив, и в этом были свои плюсы.

Впрочем, пинок Малкольма тут же вернул его на место. Хотя, может, это и не Малкольм был — пятна-то все одинаковые. Но пятно, что его ударило, сопело точь-в-точь, как Малкольм.

— Отстаньте от меня! — пискнул Гарри и немедленно пожалел об этом — удар, прилетевший неизвестно откуда, выбил из него вместе с воздухом всё желание возражать.

— Ты что-то сказал, недомерок? — высокий, уже начавший ломаться дребезжащий голосок второгодника Гордона неприятно резанул слух.

Гарри сжался.

— Недомерок обнаглел, — присоединился к дружку Малкольм, довольно хмыкнув.

— Врежь ему, Дад!

— Врежь, врежь, врежь! — взвыли все остальные.

И Дадли врезал. Кулаком. В глаз.

Гарри на миг показалось, что снова произошел Большой взрыв, о котором он читал в книге о космосе. Если так, он даже знал, где появится новая вселенная — на его глазу, вот где.

«Только бы не разреветься, — убеждал он себя, — только бы...»

Самым ужасным была не боль, нет. И даже не страх: Гарри думал, что всякому будет, так скажем, не по себе, если на него набросятся семеро здоровых парней, не считая собственного кузена, — все они были чуть старше, чем Гарри, и намного, намного сильнее.

Нет, самое ужасное было в другом. Он хотел, но никак не мог дать сдачи: просто позволял над собой издеваться, даже не пытаясь защититься. Неужели он трус?

С сожалением приходилось признать, что дело обстояло именно так. Как бы он ни старался, когда Дадли и его дружки решали над ним поиздеваться, Гарри ничего не мог сделать. Хотя бы ударить... хоть один разочек!..

Может быть, тогда они бы отстали?

Но нет, на это надеяться было глупо — вон их сколько, огромных, сильных. Они хвастаются всем, что каждый вечер чуть ли не мизинцем поднимают тяжелые гантели.

А Гарри был маленьким и слабым.

Нет, он, конечно, мечтал, к примеру, что однажды его укусит какой-нибудь радиоактивный паук, и он станет сильным-пресильным, и тогда они узнают, они все узнают!

Между прочим, это было не так уж невероятно: в чулане, где жил Гарри, пауков было более чем достаточно. Они заползали всюду, даже в носки, и утром их приходилось оттуда вытряхивать. Правда, вряд ли эти пауки были радиоактивными, но Гарри и тут нашел выход. Раз пауки не радиоактивные, значит, надо их такими сделать.

Где взять радиацию, Гарри уже знал — разумеется, в радио! Когда Дурслей не было дома, он потихоньку стащил радио тети Петуньи и отнес его к себе в чулан, выкрутив ручку громкости на полную мощность, — чтоб радиоактивность побольше была.

Музыка орала так громко, что Гарри понял — еще чуть-чуть, и не только пауки, но и он сам станет радиоактивным. Ну, или уши лопнут.

Уши не лопнули, но вот голова от громкой музыки уже через полчаса заболела очень сильно. Осторожно возвращая радио на место, Гарри все гадал, сработал ли его метод.

Сами пауки были явно в шоке: неизвестно, подействовала ли на них радиация, но в эту ночь они отчего-то даже в тапочки не забрались, а носки тем более оставили без внимания, попрятавшись, видимо, в какие-то свои, только им известные паучьи квартиры. Потом стресс у них немного прошел, и они, как и раньше, принялись плести свои паутины, путешествовать по носкам... — но вот кусаться решительно отказывались. Впрочем, Гарри пока не терял надежды. Может, однажды он зазевается, и какой-нибудь паук осмелеет и укусит его. Тогда держись, Дадли!

Может быть, Гарри даже дядю Вернона сможет победить. Возьмёт его за шиворот, приподнимет над землей — так, чтобы ноги болтались — а дядя заплачет и скажет:

— Гарри, не надо! Я буду хорошо себя вести! Можешь идти посмотреть телевизор, можешь поиграть в компьютер Дадли, ты это заслужил! Ты меня победил, — робко проговорит он и покраснеет, да, покраснеет, только не от злости, а от стыда.

А Гарри укоризненно покачает головой, встряхнет дядю за шиворот — вот тетя удивится, расплачется даже, потому что племянник такой сильный, и его теперь надо бояться, а не обижать. Тетя скажет, чтобы он прекратил, а Гарри только рассмеется ей в лицо, крепко встряхнет дядю за шиворот, и, сердито хмурясь, велит:

— Отправляйся в чулан, и чтобы я тебя больше не видел!

Вот только влезет ли дядя Вернон в чулан? А если влезет, то целиком? А если нет, то куда девать то, что не влезло?..

От приятных мыслей его отвлек Дадли.

— Эй, Поттер, ты что, уснул? Мы с тобой еще не закончили!

Дружки кузена одобрительно загудели. Дадли наклонился, — что с его животом было нелегкой задачей, — видимо, намереваясь еще раз ударить Гарри.

Но Гарри (в мыслях все еще засовывавший дядю Вернона в чулан) не успел вспомнить, что он маленький и слабый, а потому изо всех сил вцепился в лицо обидчика.

Дадли от неожиданности громко заверещал, отшатнувшись в сторону. Руки Гарри он стряхнул до обидного быстро — но все же отскочил и бить перестал. Неужели испугался?

— Дад, ты как?

— Вдруг он заразный?

— Дерется, как девчонка! Всю щеку расцарапал!

— Как кот бешеный, — процедил Дадли, отходя. — Пошли, ребята. Ты за это еще заплатишь, — прошипел он, напоследок от души пнув Гарри по коленке.

«Готов поспорить, Дадли раздует из этой царапины целую историю», — невесело подумал Гарри.

Так и вышло — за драку в школе наказали именно его, причем со слов кузена выходило, что именно он, Гарри Поттер, в одиночку побил его, Дадли Дурсля, и семерых его друзей. Ну, прямо как самый настоящий супергерой. Причём кузен старательно изображал тяжелораненого, хотя на щеке у него красовалась всего лишь одинокая красная полоска.

Зато очки не разбились — ну, разве что погнулись совсем чуть-чуть.

* * *

Гарри подозревал, что этим дело не кончится. Из школы наверняка уже позвонили Дурслям, и дома его ждала настоящая буря. Поэтому он не спешил возвращаться, хотя, по правде говоря, уже весь продрог, да и в кроссовках хлюпало.

Еще и есть хотелось...

Нет, домой нельзя — там его уже дожидаются разъяренные родственники. Кто-кто, а Дадли точно не упустит возможность насолить ненавистному двоюродному братцу. Наверняка Гарри обвинят, что он едва не убил «малыша Дидди», как ни объясняй, что все было совсем не так. Бесполезно. Кто же ему поверит, если даже в школе учителя считают, что Гарри побил Дадли, а не наоборот? Дурсли и слушать не станут...

А если кто-то захочет проверить слова Дадли (вдруг произойдет такое чудо?!), то его друзья подтвердят всё, что этот врун скажет.

Наверное, если бы у Гарри были друзья, ему жилось бы куда легче. Здорово, когда никто не дает тебя в обиду: ведь друзья даже учителям могут врать, чтобы помочь, а что ещё нужно, когда ты в школе? Таких друзей — увы! — у него не было.

«Но ведь некоторые люди и с животными дружат, — невесело размышлял Гарри (в правый кроссовок просочилась вода, и настроение стало еще хуже), — например, как миссис Фигг со своими кошками».

Вот бы и у него был какой-нибудь зверь, с которым можно почти по-настоящему дружить...

Воображение Гарри тут же нарисовало огромного шипастого дракона, который одним плевком может сжечь и школу, и дом на Тисовой, а одним движением лапы — отправить Дадли в такой полет, который и не снился ни ему, ни его дружкам. На луну, например.

Жалко, что драконов не существует... Но вместо дракона можно завести собаку: огромную, сильную. Она будет его любить, а всех остальных облаивать.

Хотя, нет. Ему этим летом хватило общения со Злыднем тети Мардж, который однажды загнал Гарри на дерево и продержал там до ночи, не давая спуститься... А Дурсли только смеялись: им это казалось забавным.

Нет, не нужна ему собака.

Как его сегодня назвал Дадли? Бешеный кот?

Вот! Надо кота завести, обязательно бешеного, чтобы царапал всех, кроме Гарри, и кусался. У кошек зубы тоже острые: когда его укусил кот миссис Фигг, рука два дня болела.

Решено — у него будет кот! Только не такой, как у миссис Фигг — толстый и сонный — а бешеный, чтоб драться умел!

И тогда держись, Дадли!

* * *

Гарри сам не заметил, как ноги принесли его к дому номер четыре по Тисовой улице. Вот уже и живая изгородь. Сердце с каждой секундой стучало всё громче, да ещё и синяк разболелся... «Что сейчас будет?» Его наверняка накажут, но вопрос в том, как? Хорошо, если просто в чулан запрут, а если кормить перестанут?

В животе возмущенно забурчало, и Гарри вздохнул — надо идти. Может, его хотя бы покормят? Честно говоря, надежда была слабая.

Внезапно Гарри почувствовал, что его кто-то рассматривает. Он не мог сказать, почему ему так кажется, но совершенно точно чувствовал чей-то взгляд: внимательный, изучающий.

Под ноги ему что-то метнулось, и, опустив глаза, Гарри увидел, что около левой ноги уселся кот. Да какой! Именно такой, о каком он только что мечтал: совсем не сонный и не толстый, а наоборот: поджарый, черный, с гладкой, блестящей шерстью! Именно так в представлении Гарри должны были выглядеть все бешеные коты. А еще зверь был чем-то похож на Бэтмена.

Глаза его: желтые, страшные — смотрели на Гарри внимательно и сердито.

«Точно, бешеный», — с восторгом подумал он.

— Кис-кис-кис, — заискивающе позвал Гарри, боясь спугнуть зверя. Тот возмущенно фыркнул, и, поднявшись на все четыре лапы, обошел своего гипотетического хозяина (Гарри уже решил забрать зверя себе, несмотря на то, что кот был явно домашним) кругом, точно желая осмотреть со всех сторон. Видимо, такой хозяин коту не понравился: чем дольше он смотрел на Гарри, тем сильнее дергался его хвост.

Гарри знал, что так бывает, когда коты чем-то недовольны.

Тем не менее, Гарри осторожно протянул руку, попытавшись погладить зверя. Не тут-то было: кот прижал уши и отскочил, в мгновение ока куда-то скрывшись.

— Ну и пожалуйста, — вздохнул Гарри и зашлепал по лужам к дому. — Даже котам я, оказывается, не нужен.

В окнах горел свет. Его уже ждали.

Хлопок аппарации прозвучал неприятно громко, отражаясь от стен. Северус приземлился посреди тупика-«колодца», с трёх сторон окружённого глухой кирпичной кладкой. Шёл дождь, грязно-красные кирпичи сочились влагой, под ногами размокало неопределённое месиво из окурков, щепок от ящиков и каких-то отбросов. Судя по запаху, органического происхождения. Слегка скривившись, Снейп сделал шаг вперёд, на относительно чистое место. «В такую погоду хорошо копать флоббер-червей», — почти мечтательно подумал он. Действительно, даже прочёсывать опушку Запретного леса в поиске этих скучных магических тварей было гораздо интереснее, чем бродить по маггловскому кварталу. Ливень над Литтл Уингингом словно смывал с городка грим, и тот представал таким, каким и был на самом деле: небрежным карандашным наброском на серой холстине, бесцветным и плоским. Это Хогсмид и Косая аллея от дождя становились только ярче — маггловским же районам стихия на пользу не шла.

«И тем не менее, сегодня я торчу именно здесь», — с раздражением подумал зельевар. Ржавая вода, капавшая с крыш, водопадом низвергалась в маленький тупик на задворках Тисовой улицы. Она пахла, как свежая кровь: железом, землёй и дождевыми червями. Снейп поморщился и еле заметно повёл рукой. Волосы и одежда моментально стали сухими. «Так-то лучше». Он вытащил из кармана браслет, взвесил его на руке, ощупал, провёл ногтем и даже зачем-то понюхал. А затем надел на запястье правой руки.

* * *

Если бы Снейп пил (точнее, хотя бы раз напился до зелёных гоблинов), то ему было бы знакомо это ощущение: вот ты спокойно разглядываешь виды города — а вот твой мир уже повернулся на 90 градусов, ты стоишь на четвереньках, а всю нижнюю половину обзора занимает асфальт. Но Снейп был убеждённым трезвенником, а потому произошедшее преобразование было отмечено ничем не замутнённой новизной. Деревья и дома стали гораздо больше. Дождь пах сильнее, помойка — тоже. В птичьем щебете слышалось что-то сродни звяканью кастрюли перед плотным ужином. Ошеломлённый обрушившимися на него ощущениями, Снейп от неожиданности покачнулся и совсем неаристократично уселся на попу... покрытую шерстью и увенчанную хвостом.

«Получилось», — мысленно констатировал обращённый Снейп и потянулся. Когти наполовину выдвинулись из подушечек, царапнув по земле. «Интересный эффект». Он несколько раз на пробу втянул и выпустил когти — и только после этого бодрой кошачьей трусцой направился к дому № 4. Улицы были почти пустынны, и на чёрного (всё-таки чёрного!) подозрительно сухого кота никто не обращал внимания.

На углу, где витринное стекло булочной начиналось от самого асфальта, Снейп не выдержал и остановился перед импровизированным «зеркалом». На него смотрел угольно-чёрный гладкошерстный кот с жёлтыми глазами. Почему-то именно эти глаза со светлой, ярко-лимонной радужкой, в которой ясно виднелась вертикальная щёлка зрачка, больше всего удивили Снейпа. «Как у вейлы», — мысленно проворчал он и прищурился. Отражение ответило ему фирменным высокомерно-слизеринским выражением кошачьей морды — и Снейп успокоился. «Что ж, хотя бы не красные», — примирительно подумал он и юркнул за угол.

Не доходя до калитки дома 4 по Тисовой улице, Снейп свернул с дорожки и углубился в сад, чтобы, как и положено уважающему себя партизану, зайти в селение огородами.

* * *

— Lathyrus... — думал Снейп, с переменным успехом воюя с враждебно настроенной садовой флорой, — Lathyrus odoratus. Абсолютно бесполезное растение. Да ещё и эти цветы. Р-р-розовые, будто тропическая плесень. Кто в здравом уме и трезвой памяти высадит такое?

Выпутавшись, наконец, из зарослей душистого горошка, он продолжил свой путь. Но легче не становилось: то справа, то слева лезли какие-то шипы, метёлки, коробочки... Царапали, цеплялись за шерсть, щекотали ноздри до чиха — и раздражали! Тем более что вызывающий розовый цвет, видимо, был идефиксом хозяйки сада. Различив в другом конце посадок два подозрительно знакомых розовых кустика, Снейп фыркнул от возмущения:

— Rhododenron ponticum и Daphne cneorum*. Она бы ещё Aconitum napellus додумалась посадить... Это же опасно для здоровья, особенно если в доме есть маленькие дети. Надо будет сообщить Альбусу... С другой стороны, — задумался Снейп. — Поттер ведь до сих пор жив. Хм, либо Петунья объяснила мальчишке, что трогать цветы в саду нельзя, либо он удачлив как... как Поттер.

Снейп наконец-то выбрался на садовую дорожку, подошёл вплотную к дому, вскочил на карниз (тоже украшенный кадками с цветами) и аккуратно заглянул в окно кухни. Никого. Кухня сияла чистотой, стулья казались выстроенными по линейке, а тарелки в сушилке были безупречно параллельны. «Что ж, по крайней мере, они соблюдают чистоту и порядок». Снейп прошёлся вдоль стены и заглянул в следующее окно. В гостиной женщина с блекло-белёсыми волосами, забранными в тугой пучок, вытирала пыль с фарфоровой безделушки, вооружившись метёлкой до перьев. Играло радио.

You and I, moving in the dark,

Bodies close, but souls apart...**

— проникновенно выводил женский голос. К вящему ужасу Снейпа, Петунья — а в гостиной была именно она — с удовольствием подпевала:

All I want is just once to see you in the light.

But you hide behind the color of the night...

«И Министерство ещё удивляется, почему вылазки вампиров на маггловские территории почти всегда заканчиваются успехом. Да они сами к этому готовы! — возмутился Снейп. — Таинственные рыцари ночи, драконья оспа их забери... Романтические незнакомцы, окутанные тенью. Идиотизм. Ещё чуть-чуть, и эти магглы с дементорами целоваться полезут...». Впрочем, глупо было полагать, что Петунья за это время поумнела...

Итак, нижний этаж он проинспектировал, — оставалось тихо забраться в дом и посмотреть на детскую. Снейп уже занёс лапу за порог дома, когда его внимание привлёк новый запах.

— Корень валерианы, — поморщился он. — Ещё одна шарлатанская уловка маггловской ароматерапии. Бесполезная травка, которая... обладает восхитительным ароматом, пронизывающим всё твоё существо до самых кончиков пальцев, посылающим в позвоночник разряды удовольствия и заставляющим забыть всё на свете, отдавшись на милость животворному теплу, разливающемуся по венам, как...

«Драккл!»

Снейп задержал дыхание и кубарем скатился с крыльца, беспорядочно царапая лапами дощатые ступеньки. Он пулей умчался обратно в огород и зарылся носом в грядку с мятой. И только тогда решился вдохнуть снова, с наслаждением замечая, как освежающий аромат перечной мяты прогоняет дурман.

«Как я мог так забыться? Валериана ведь действует на кошек... гхм, специфически. То-то Минерва дёргается, когда впечатлительные мамы магглорождённых учеников эти капли достают» — мысленно упрекнул он себя и начал огибать дом по дуге, стараясь не приближаться к кустам. «Вдруг парадная дверь тоже открыта». Она и вправду была не заперта, и Снейп почти достиг цели, как вдруг перед ним на землю спрыгнул крупный серый кот, такой пушистый, словно его специально начесали. Впрочем, возможно, так оно и было.

«У них здесь, наверное, споры за территорию», — предположил Снейп, примирительно поджимая хвост и всем своим видом показывая, что драться не намерен. Он попытался обойти серый комок шерсти слева, но тот придвинулся ближе к стене, закрывая путь. Снейп замер, не зная, что бы ещё такое сделать, чтобы отвлечь внимание животного. Кот, впрочем, не спешил нападать. Напротив, вполне мирно вытянулся на траве и потянулся во всю длину. Что-то было в этом жесте подозрительно фамильярное, и до Снейпа внезапно дошло: это был не кот. А кошка.

«А у Минервы весёлая жизнь, оказывается. Секс, наркотики и рок-н-ролл, только без рок-н-ролла». Снейп попятился, размышляя, как же дать серой соблазнительнице знать, что он вовсе не в восторге от её предложения. «Просто попытаться говорить, как обычно?»

— Мисс, я не думаю, что...

Никакой реакции. Серая кошка продолжала приближаться, щуря разные глаза — правый жёлтый, левый голубой — и игриво (как ей казалось) помахивая хвостом.

«Драккл, а если кошачий — это как иностранный язык, его надо учить? Отличается ли язык британских кошек от французских?» — лихорадочно размышлял Снейп, пока серая бестия теснила его к стене с вполне недвусмысленными намерениями.

Своим изогнутым в отчаянный вопросительный знак хвостом он уже мог почувствовать шершавость кирпичной кладки за спиной. Кошка облизнулась и замурлыкала, ровно и неотвратимо, как портативная бензопила на холостых оборотах. И Снейп сделал то, что делал всегда, когда его загоняли в угол: рявкнул. Кажется, по тексту это должно было быть что-то вроде «двести баллов с факультета и отработка до конца месяца!». В любом случае, в кошачьем образе эти слова преобразовались в громкий утробный рык, закончившийся немузыкальным визгом.

Кошка отпрыгнула, как ошпаренная, стукнулась плечом о кадку с рододендроном и спешно ретировалась, напоследок угрожающе прошипев в ответ. Неизвестно, научился ли Снейп понимать кошачий, или так сработала легиллименция, но смысл её шипения он понял с оскорбительной дословностью:

— Один из этих евнухов, которые подлизываются к людям, не иначе. Прощай яйца, здравствуй миска с едой!

Глупо, но Снейп обиделся за свою кошачью ипостась всерьёз. «Как она смеет, эта ожившая меховая варежка обвинять меня...». И мяукнул ей вдогонку, уже не заботясь о том, насколько правильно его поймут:

— Может, ты просто не в моём вкусе, шалава серая?!

Впрочем, кошки уже и след простыл.

«Пора отсюда выбираться», — заключил Снейп и потрусил в сторону калитки. Свою шпионскую миссию он считал выполненной сполна. А что? Дом аккуратный, тётя — чистюля и зануда. Что ещё надо для правильного воспитания ребёнка, особенно если он — Поттер? «Я в детстве мог только мечтать о таком доме, — подумал Снейп, перебегая дорогу. — Так что мальчишке грех жаловаться. У Петуньи, конечно, отвратительный вкус, но это не основание для докладной записки».

_______

* Рододендрон понтийский и Волчеягодник (дафна) боровой — растения с розовыми цветами, довольно ядовитые, однако часто используются, как садовые культуры. Aconitum napellus — аконит клобучковый. Аналогично, ядовит, впрочем, поклонники ГП знают это и без меня =)

** Песня Lauren Christy «Color of the Night» ставшая популярной приблизительно в те далёкие годы.

* * *

Спеша побыстрее добраться до какого-нибудь тупика, где можно снять браслет, не привлекая внимания магглов, Снейп едва не врезался в мальчишку, который медленно шёл по улице, цепляя асфальт носками кроссовок. Растрёпанные чёрные волосы и пронзительно-зелёные глаза, абсолютно неуместные на вполне заурядном лице мальчишки, подсказали Снейпу, что это и есть «объект Гарри Поттер». Одет он был небрежно и неряшливо, под глазом набухал синяк, а очки сидели криво.

Снейп прислушался к его мыслям. Перед внутренним взором возникла огромная рептилия, напоминающая помесь змеи и мантикоры («дракон, что ли?»), которую Поттер вёл на поводке, приказывая этому биологическому недоразумению сначала сжечь школу, потом — дом тёти, а потом избить какого-то похожего на поросёнка толстого блондина.

Жёлтые глаза кота-Снейпа расширились и едва не полезли на лоб.

«Когда он прибудет в Хогвартс, надо следить за ним как можно внимательнее. Такой маленький — а уже проявляет явную склонность к агрессии! Если он станет вожаком гриффиндорцев, то семь лет хаоса и анархии гарантированы... Впрочем, чего ещё ждать от Поттера?»

Мальчик, тем временем, наклонился над ним и произнёс «кис-кис-кис», очевидно, пытаясь этим завоевать кошачье доверие. Но со Снейпа на сегодня было уже достаточно историй. Он зашипел, выгнул спину, показал для порядка когти — и был таков.

Забежав в уже знакомый тупик, Снейп облегчённо выдохнул и потянул браслет с лапы. Но дракклов браслет не поддался!

«Что за...?»

Снейп грыз браслет, пытался перекусить, запускал под него когти и изо всех сил дёргал — но проклятая повязка сидела, как влитая!

«Ну Минерва, ну кошка драная... Значит, «не потеряется, что бы ты не делал»? На себе проверить не догадалась, прежде чем мне всучивать? Вернусь, оболью весь твой кабинет валерьянкой, запру тебя там, а ключ выброшу. Дра-а-а-кл!»

От мыслей Снейпа отвлекло приглушённое рычание. Подняв глаза, он увидел трёх матёрых дворовых собак. С жёлтых клыков капала слюна. Стоявшая с краю лохматая дворняга коротко гавкнула, и в ответ на это, словно услышав приказ, псы начали приближаться, постепенно смыкая ряды.

Неприятно возвращаться из школы под вечер, когда над городом уже сгустились прозрачно-лиловые, как смородиновый компот, сумерки, и кое-где зажглись фонари, мягкими, полупрозрачными отсветами разгоняющие темноту, в которой совершенно точно притаился кто-то страшный.

Когда в кроссовках хлюпает вода, легко вообразить, что вокруг тебя бушующий океан, что каждый фонарь — это маяк, а сам ты — корабль, несущийся по бурным волнам невысохших луж, и никакие пираты, прячущиеся в темноте, тебе ну нисколечко не страшны.

«Штурман, мы пережили шторм, но у нас течь в правом кроссовке... по правому борту, что делать?»

«Спокойно, капитан, мы уже почти прибыли в порт, жаль только, что жалкие сухопутные крысы нас в момент съедят, едва стоит нам пришвартоваться! Право руля, курс на четвертый Тисовый порт!»

Гарри вздохнул и толкнул дверь — делать было нечего, да и он совсем закоченел от холода, как ни кутался в свою старую куртку.

Сухопутные крысы радостно запищали, предвкушая славно поужинать маленьким корабликом — трюм кораблика откликнулся тоскливым урчанием.

Надо было идти.

* * *

Тщательно вытерев ноги о коврик (не хватало еще наследить — тетя Петунья та еще чистюля), Гарри с внезапно гулко забившимся сердцем вошел в прихожую, на минуту ослепнув из-за яркого света и моментально запотевших в тепле очков. Кое-как протерев стёкла и не успев толком насладиться ощущением мгновенно согревшегося кончика носа, Гарри вздрогнул — из гостиной доносились громкие вопли дяди, истеричные, на высокой ноте, причитания тети и, самое главное, могучий рев Дадли, а это значило, что представление, разыгранное кузеном еще в школе, перед учителями и директором, продолжается.

Вот только неприятностей будет куда больше, чем в школе, подозревал Гарри.

— Ма-а-ам, ты ведь не позволишь ему больше меня обижать? — жалобно просюсюкал кузен.

— О-о-о, Дадличка! Нет, конечно, нет! — судя по дрогнувшему голосу, тетя от избытка чувств залилась слезами.

Гарри поморщился.

Хотя актер из Дадли был никудышный, все почему-то ему верили, хотя самому Гарри досталось куда больше: глаз все еще ныл (синяк, наверное, не сойдет еще несколько дней), а на затылке вскочила большая шишка.

Дадли отделался лишь царапиной, и, тем не менее, все с ним носятся, жалеют его... Несправедливо.

Тем временем, из гостиной донесся бас дяди Вернона:

— Ну, попадись мне этот негодный мальчишка, — клянусь, я всю дурь из него вытрясу!

Гарри красочно представил, как именно из него будут «вытрясать дурь».

Дядя Вернон поднимет его за ноги, вниз головой, и станет трясти, как копилку, пока у Гарри из ушей, носа и рта не посыплется дурь ... а как, кстати, она выглядит? Наверное, как разноцветные тараканы — Гарри краем уха слышал, как взрослые говорили, что у миссис Фигг тоже есть какая-то дурь, от которой у нее в голове живут тараканы. Или наоборот — сначала появляются тараканы, а потом уже дурь.

Как они могут жить в голове, Гарри не знал. Но думал, что тараканы там как-то сами заводятся, а как только заведутся, то закапываются поглубже в мозги (мозги мягкие и теплые, тараканам там наверняка очень удобно).

Ошеломленный этой идеей, он осторожно потряс головой: чтобы тараканы, разбуженные неожиданной встряской, проснулись и зашевелились. Однако никакого шевеления внутри головы не последовало, и Гарри мало-помалу успокоился: раз никто у него в голове не шуршит, значит, нет там никаких тараканов. Стало быть, и дури тоже нет — бояться не нужно.

Гарри поежился — живет у него в голове кто-нибудь или нет, совершенно неважно: дядя Вернон все равно собрался из него всё вытрясти — и дяде для этого, в отличие от самого Гарри, совсем не нужен укус радиоактивного паука.

Правда, Гарри не исключал, что в детстве дядю все же покусал какой-нибудь радиоактивный зверь (явно не паук — ведь пауки юркие и ловкие. Скорее всего, грузного и неповоротливого дядю Вернона покусал медведь), но дядюшка был слишком ленивым или слишком злобным, чтобы стать супергероем.

В любом случае, испытать на себе «вытряхивание дури» Гарри определенно не хотелось, поэтому он решил незаметно прошмыгнуть в свой чулан. Проблема была в том, чтобы незаметно пройти мимо гостиной, не привлекая внимания раздраженного семейства, а это было задачкой похитрее, чем сбежать от Дадли и его банды — тем более что в этот раз Гарри даже с этим не справился.

Вечно стоять у дверей тоже было нельзя, но, едва он собрался сделать первый шаг и на цыпочках прокрасться в свой чулан, как рык дяди Вернона заставил снова замереть:

— Где, кстати, бродит этот мальчишка?

— Не знаю, Вернон, — раздался равнодушный голос тети, — во всяком случае, из школы он еще не возвращался.

— Знает, что виноват, маленький паршивец, — удовлетворенно крякнул дядя, — потому и не спешит идти домой. Ничего, рано или поздно он объявится. Может быть, стоит сейчас под окнами, неблагодарный... И он еще смел поднимать руку на нашего сына!

Послышался скрип отодвигаемого стула — скорее всего, тетя Петунья решила лично убедиться в отсутствии всяких там племянников на ее ревностно оберегаемых клумбах.

— Слишком темно, я ничего не вижу, — сказала она спустя пару мгновений. — Знаешь, Вернон, я думаю, нам все же стоит поискать мальчишку.

Дядя фыркнул:

— Нам? С чего бы это?

Тетя замялась.

— Ты понимаешь, дорогой, если он потеряется, могут быть разные... неприятности из-за этих странных типов...

Тетя Петунья вдруг осеклась, будто сказала что-то нехорошее.

Гарри прислушался.

Что они имеют в виду? Какие неприятности могут быть из-за него? И что это за типы? До него же никому нет дела, и никогда не было — разве кому-то может быть неприятно, если он вдруг исчезнет?

Дурсли, например, только обрадовались бы — так почему тетя говорит о каких-то неприятностях? Может быть, за ним охотятся бандиты?

Но даже Гарри со своим не в меру живым воображением, не мог поверить в то, что это могло быть правдой.

Редчайший случай — но туповатый Дадли, похоже, задумался о том же. Недовольный, что родители перестали обращать внимание на его персону, он спросил:

— Какие типы? А неприятности? О чем это ты, мам?

— Ни о чем, Дадличка, ни о чем, маленький, — мгновенно заворковала тетя. — Ты слишком устал, ты столько сегодня пережил, тебе спать пора...

«Пережил он, — сердито подумал Гарри, — Как будто это Дадли сегодня побила целая банда, как будто это Дадли мерз под дождем до самого вечера и ничего не ел. И не из своего сыночка дядя Вернон хочет дурь вытрясать... Хотя из Дадли, пожалуй, ничего и не вытрясешь — он слишком толстый и его так просто не поднять».

Наверное, чтобы вытрясти дурь из Дадли, нужно использовать подъемный кран со стройки. Хотя, если тараканы живут у человека внутри мозга, вряд ли у Дадли их слишком много: просто потому, что жить им будет особо негде.

Тем временем кузен, почувствовав, что от него что-то скрывают, мигом перестал изображать из себя смертельно покалеченного, с грохотом отодвинул табурет, вскочил и затопал ногами, гневно вереща (для солидности ему не хватало папиного баса):

— Я хочу знать, слышите?! Я хочу знать! Кому он нужен, этот ваш Поттер? От него только у меня неприятности, разве нет?! Почему у вас тоже, почему, почему?

Надо сказать, что, несмотря на полное отсутствие мыслительных способностей, Дадли обожал всякие тайны и загадки. А Дурсли умилялись и всячески потакали его любопытству: «какой у нас любознательный мальчик».

Но на этот раз, к немалому огорчению Гарри, никто не стал ничего объяснять Дадли. Тётя Петунья мигом сориентировалась:

— Успокойся, Дидди, ты сегодня перенервничал! Тебе пора спать.

И, не слушая протестов сыночка, увела его. Последнее, что Гарри услышал, было:

— Мальчишку нужно найти, Вернон, и как можно быстрее, понимаешь?

Судя по недовольному сопению, дядя понимал.

— Ну хорошо, Петунья, ты права — я найду его, хотя бы для того, чтобы хорошенько всыпать этому негоднику!

И тут Гарри понял, что, в сущности, на улице было не так уж плохо — по крайней мере, там не было злобных дядюшек, готовых всыпать и вытряхивать, будто Гарри не мальчик, а солонка. Нет, он должен уйти, пока его не обнаружили.

Гарри осторожно снял куртку с вешалки, быстро надел кроссовки и стал уже потихоньку отступать к дверям, как вдруг...

Ему снова не повезло — пятясь, он нечаянно зацепил ногой подставку для зонтов, и та с ужасающим грохотом повалилась на пол. Гарри испуганно пискнул и сжался в комочек — ну теперь-то его точно заметят!

И действительно:

— Что ещё... — загрохотал дядя Вернон, неуклюже выбираясь в прихожую. Как Гарри не пытался провалиться сквозь землю, у него это не вышло. И ему оставалось лишь смотреть, как в маленьких поросячьих глазках дяди медленно разгорается торжество, а широкое усатое лицо кривит злобная усмешка.

— Ты, — сказал он торжествующе, раздувая усы. — Явился.

* * *

Гарри схватили за шиворот и отконвоировали на кухню. Дядя Вернон не потрудился снять с племянника насквозь вымокшие кроссовки, а потому тетя Петунья в воспитательном скандале участия не принимала, в немом шоке наблюдая, во что превратился ее хирургически чистый пол. Впрочем, для такого полезного дела дяде Вернону помощники были не нужны — он вопил и бушевал за двоих.

Даже Дадли, рассчитывавший полюбоваться, как весело родители будут ругать Гарри, счел за лучшее убраться в свою комнату — под горячую руку отцу разумнее было не попадаться.

Гарри же и вовсе было не до смеха — его трясли так, что к горлу подкатывал комок, а в глазах прыгали странные светящиеся пятнышки.

— Как ты посмел, свинья неблагодарная!...

Тетя Петунья со свистом выдохнула, видимо, от всей души соглашаясь с тем, что ее племянник самая настоящая свинья — в конце концов, пол ее кухни изрядно пострадал.

— Как ты посмел. Поднять! Руку!! На нашего сына?!! — всё громче вопил дядя Вернон, с каждым словом все сильнее встряхивая Гарри.

— Я-я-я-я...

Ответить членораздельней было попросту невозможно: Гарри слишком сильно трясли.

Наконец до дяди Вернона дошло, что Гарри всё же не солонка и не яблонька, да к тому же, несмотря на худобу, довольно-таки тяжелый: дядя шумно выдохнул и поставил племянника на пол, отчего там появилось еще два грязных отпечатка.

Тетя тоненько взвизгнула.

— Петунья, солнышко, — устало проговорил Вернон. — Накапай себе валерьяночки... и мне, пожалуй, тоже.

Тетя послушно вышла — кажется, она шла с закрытыми глазами, чтобы не видеть, во что превратилась ее блиставшая чистотой кухня. Отдышавшийся и слегка пришедший в себя Гарри попытался улизнуть следом, но не тут-то было.

— Я с тобой еще не закончил, — свирепо рявкнул дядя Вернон. — Сначала ты вымоешь здесь пол, а потом... Петунья, солнышко, мы кое-что забыли, Будь добра, захвати-ка ножницы.

* * *

Сохраняя на лице свирепое выражение, больше подходящее какому-нибудь лихому разбойнику, тетя Петунья, крепко вцепившись в руку племяннику, резала ему ногти — не стригла, а именно резала, потому что иначе как пыткой этот процесс нельзя было назвать.

Гарри, стараясь не вопить от боли («добрая» тетушка снова откромсала ноготь едва ли не с мясом), вспоминал картинку из книжки про инквизицию, которую, неизвестно зачем, подсунула ему все та же тетя Петунья: руки ведьмы, закованные в колодки, и страшный инквизитор, закутанный в плащ, склонившийся над ведьмой со щипцами.

Гарри в эту минуту готов был поспорить, что если бы на картинке была изображена тетя Петунья с ножницами, это было бы куда страшней каких-то щипцов.

— Ай, больно! — не выдержал он. Но тетя только хмыкнула — еще бы, ей-то было все равно.

По счастью, пыточный энтузиазм Дурслей на этом иссяк, и Гарри отправили спать (за что он был едва ли не благодарен), мимоходом пригрозив уморить его голодом.

На следующее утро в школу Гарри не пошел — чулан был заперт на задвижку. Малодушно радуясь возможности еще немного поспать, Гарри вернулся в постель. Во сне ему снились игрушечные солдатики, еще вчера конфискованные бдительной тетей — только во сне они были ничуть не сломанные, а блестели новой краской, точно их только вчера привезли из магазина.

Но самое главное, эти солдатики были точь-в-точь, как живые: они выстраивались в шеренги, маршировали — словом, были прекрасно обученным войском, совершенно не нуждавшимся в том, чтобы их кто-то переставлял и передвигал.

Несмотря на это, Гарри чувствовал себя великим полководцем.

Пока какое-то неясное беспокойство не проникло в его сон...

Что-то его тревожило, но что?

Какой-то... неясный шорох.

Гарри открыл глаза — определенно, он что-то слышал.

Он повернул голову, и почувствовал, как в горле пересохло: на столе, в точности повторяя движения солдатиков из сна, маршировали и выстраивались в шеренги...

Пауки.

Внизу раздавался неясный визг и поскуливание. Снейп удовлетворённо кивнул и с нескрываемым удовольствием воззрился на своих преследователей с высокого забора.

«Что, съели, шавки блохастые?»

Он как никогда жалел, что строение кошачьей лапы не позволяет показать дворнягам средний палец в универсальном жесте, знакомом любому жителю рабочих районов Большого Манчестера. А так хотелось, аж когти чесались! Новообретённые кошачьи инстинкты подсказывали, что существует вполне удобоваримая замена: сесть демонстративно вылизываться, не пропуская те элементы организма, в отсутствии которых его недавно обвинила нахальная серая кошка.

Судя по тому, что скулёж сменился приглушённым рычанием, в мире животных это и впрямь заменяло глобальный F**K, аккуратно положенный на жалкие попытки дворняг поохотиться. Для завершения картины полагалось на них помочиться, но Снейп после беготни по городу и так чувствовал себя обезвоженным. «Обойдутся», — решил он и степенно удалился, аккуратно переступая лапами по забору.

Старушенция, державшая этот сад, была либо гениальным цветоводом, либо патологическим параноиком, но, в любом случае, имела неплохие связи на военных складах. Иначе откуда бы она достала такую первоклассную, армейскую колючую проволоку, опутывавшую забор сверху (любой уважающий себя кот знает, как её аккуратно обойти) — и снизу (вот почему дворняги так надсадно скулили).

«Странно, — размышлял Снейп, переступая очередной виток проволоки. — Для кота высота забора — почти то же самое, что для человека — средняя высота полёта на метле. Но меня абсолютно не мутит...». Он ещё раз прислушался к своим ощущениям, но нет: всё было в порядке. «Вероятно, это потому, что голова ближе к ногам... тьфу, к лапам. И чувство баланса у кошек лучше», — решил Снейп. Что ж, в кошачьем обличие он почти получал от высоты удовольствие.

Незамеченным спрыгнув по другую сторону дома, он потрусил туда, где, по его представлениям, остался дом несносного Поттера. «Когда меня хватятся, — думал зельевар, — да, когда меня хватятся, то искать будут возле дома мальчишки. Надо быть там прежде них». Кто такие «они» и как быстро они «хватятся», Снейп пока не задумывался.

* * *

— Драккл подери. Где?! Где эта дракклова улица?!!

Было совершенно ясно, что Снейп потерялся. Бесповоротно и окончательно. Одинаковые белые домики с низкими белыми или высокими кирпичными заборчиками. Одинаковые садики. Одинаковые дурацкие деревья, среди которых не было — не было! — ни единого тиса, что как бы намекало: поиски предстоят долгие.

Чёрный кот утробно, с подвыванием, заурчал, что было больше похоже на стон, и уселся прямо на асфальт, не забывая держаться поближе к забору, — на случай, если собаки в квартале не были редкостью. Плутать по Литтл Уингингу можно было дольше, чем предполагало его название*. Вдобавок ко всему, сгущавшиеся сумерки обещали окончательно перерасти в ночь. Самым разумным было забраться в какой-нибудь сад и заночевать... Да-да, на сырой земле.

— Отвратительно! — высказался Снейп, но, разумеется, от его слов пушистая перина под деревом не появилась. Приходилось довольствоваться тем, что есть.

«Шерсть тебе спальный мешок», — мысленно проворчал зельевар и перемахнул через ближайшую ограду. Собаками не пахло, так что вполне можно было рассчитывать на спокойный сон. Кошачья шерсть и вправду отлично согревала... Вскоре чёрный кот уже спал под кустом чего-то напоминающего вереск, нервно подёргивая во сне хвостом.

____

* «Литтл» по-английски «маленький»

* * *

«Сколько раз говорил этому домовику: задёргивай шторы...»

Солнце светило Снейпу прямо в лицо. Громкий птичий гомон был слышен словно со всех сторон сразу.

«И окно на полную мощность чтобы не распахивал. Так и простудиться недолго! Нет, я всё-таки надеру поганцу его зелёные уши! А может быть — и носком пригрожу. Неснимаемым и неснашиваемым»

Снейп открыл глаза — и обнаружил себя спящим под деревом.

«Что за... Дра-а-акл»

Он страдальчески прикрыл глаза и открыл их снова. Однако пейзаж с подмороженной ночным холодом травой и кустом (а вовсе не деревом!) никуда не исчез. Значит, события прошлого дня, к великому сожалению, Снейпу вовсе не приснились. Чудовищно пахнувшие цветы, хулиган Поттер, кошки-нимфоманки... а потом эта кошмарная, отвратительная, мерзкая... одним словом, возмутительно неотдираемая-ничем-даже-зубами повязка, приковавшая его к кошачьему телу! «Минерва мне за это заплатит», — хмуро пообещал он и протиснулся между кустами живой изгороди на тротуар.

Что делать он не знал. Но мозг (подогретый лютой злостью на всех, кто заставил его, Северуса Снейпа, пренебречь нормальной жизнью и уподобиться скаутам, ночующим в первом попавшемся лесу) работал особенно напряжённо. Хмурый взгляд зельевара остановился на случившейся рядом церквушке... и тут его осенило!

Было поникший хвост принялся выписывать азартные дуги в нетерпении: колокольня! Башня с церковным колоколом и часами, возвышавшаяся над городком так, чтобы с любой улицы без труда был виден циферблат, — вот, что ему было нужно.

В воодушевлении перейдя на галоп, Снейп замедлил шаг только у дверей «богоугодного заведения». Чёрной тенью метнувшись мимо отвернувшегося священника, он устремился вверх по казавшейся бесконечной винтовой лестнице. Прыг-скок, прыг-скок... нескончаемая, словно змея, она уходила всё дальше по спирали вверх. Наконец, пошатываясь от усталости, Снейп вскарабкался на последнюю ступеньку, прошёлся по маленькой звонарной и запрыгнул на подоконник. Пейзаж до горизонта. Домики. Кинотеатр. Лесок у самой кромки неба. И — ничего. Никакого узнавания.

Негодующе фыркнув, он попытал счастья с другим окном, на противоположной стороне. Та же история.

И только в третьем окошке для Снейпа забрезжила некая надежда. Или он сам захотел за неё уцепиться? Дом Поттера с такого расстояния, конечно, было не разглядеть, но вот булочная... та самая булочная, возле которой он останавливался, чтобы первый раз посмотреть на себя в кошачьем обличии! — была видна, как на ладони. Рядом располагалось небольшое летнее кафе, теперь уже, конечно, закрытое. Несколько сложенных зонтиков и пластиковая мебель. Такие простые и пошлые, но — знакомые.

Душа Снейпа возликовала. Он проследил взглядом обратный путь от кафе к церкви, пытаясь запомнить маршрут... и тут выяснилось, что кошки всё-таки боятся высоты. Пока он смотрел вдаль, всё было хорошо, но при попытке взглянуть вниз Снейп ощутил себя астронавтом, разглядывающим землю с Луны. Он отчаянно попятился, с перепугу цепляясь когтями за камень. Ещё чуть-чуть — и он бы спрыгнул внутрь. Но это было время утренней молитвы.

Первый удар большого колокола застал Снейпа врасплох. От неожиданности он втянул когти, дёрнулся — и, кубарем скатившись с подоконника, выпал в окно.

* * *

У кошек девять жизней. И они падают на лапы. Чистая правда.

Слегка прихрамывающий, но вполне живой Снейп растерянно шевелил ушами посреди церковного двора. Хорошо, что во время полёта он от ужаса даже и не пытался думать, и кошачий организм взял управление в свои руки. Иначе Снейп совершенно точно бы разбился — пусть и в полном соответствии с законами логики.

Спеша скрыться из «обители божьей», он случайно перебежал дорогу группе прихожанок. Те загалдели и, как по команде, остановились. Служба уже начиналась, но чёрный кот перебежал аккурат вход в церковь — не обойти и не свернуть.

— Это суеверие, Луиза, — высказалась одна из женщин.

— Ну, так иди первой, Мэри, раз ты в это не веришь, — пожала плечами вторая. — Я же считаю, что чёрный кот в любом случае пособник дьявола. Это не суеверие, а народная мудрость, проверенная веками.

«Ох, не нравятся мне эти разговоры о дьяволе и котах...» — подумал Снейп, сердито прижимая уши. Но ретироваться не стал, справедливо полагая, что побег зачтётся как признание вины. Тем более, что лапа после падения ещё болела.

— Вот что бывает, когда присылают священника, учившегося за границей! — сердито заметила третья прихожанка.

— Я слышала... — заговорческим шёпотом подлила масла в огонь четвёртая, — что отец Джон симпатизирует кальвинистам.

Упоминание об этом «несмываемом пятне» на биографии неизвестного Снепу отца Джона было встречено почти такими же воплями ужаса, как и появление собственно Снейпа. «Но всё же чуть тише», — не без удовольствия отметил он. Думать о том, что он, Снейп, внушает больше страха, чем кальвинисты, было по-своему очень даже приятно.

— Сгинь, исчадие ада! — истеричным высоким голоском провозгласила молоденькая блондиночка, делая неверный шаг в сторону кота и тыча в него небольшим распятием.

Страха в её голосе было гораздо больше, чем уверенности в своих силах и святом слове божьем.

— Мур? — недоумённо переспросил кот, но с места не сдвинулся.

— Дай мне! — взяла на себя инициативу та самая Мери, которая выступала против суеверий. Покрутила распятие подруги и фыркнула — Оно даже не намоленное правильно. Вот!

На сей раз, Снейп не стал дожидаться явления «правильно намоленного» распятия и ринулся в кусты. Энтузиазма у Мэри было достаточно. И что именно она бы предприняла, когда не помогло бы и оно — Снейп и предполагать-то не хотел, не то, что знать наверняка. За спиной раздались хлопки и поздравления. Чёрный кот даже не стал мысленно ехидничать. Жизнь была не столько прекрасна, сколько удивительна. И становилась всё удивительнее.

* * *

«Я ненавижу тебя, Поттер!»

К концу второго дня оказалось, что лапу Снейп подвернул себе всерьёз и надолго. О кошачьем галопе пришлось забыть. Он передвигался медленно, подолгу останавливаясь и мяукая себе под нос что-то очень и очень нелицеприятное по поводу колоколен, собак и поттеров.

К концу второго дня пошёл дождь, в процессе которого выяснилось, что осушающее заклятие больше не действует. Снейп ощущал себя чайкой в нефтяной плёнке, каких показывают в роликах про экологию. И выглядел приблизительно так же. Мокрая шерсть была холодной и слипнувшейся, совсем перестав согревать тело. А чем больше мёрзнешь, тем больше хочется есть.

К середине третьего дня зверский голод заставил пренебречь правилами приличия и санитарной гигиены: Снейп первый раз в жизни поймал мышь без применения мышеловки. И, что характерно, съел.

«Я нарезаю препарат тонкими ломтиками», — аутотренинг работал плохо. Точнее, совсем не работал. Но думать о мыши как об ингредиенте было приятнее, чем как о компоненте меню. «И помещаю в дистилляционную колбу», — судорожное движение горлом, и «измельчённый препарат мыши» по пищеводу скользнул в желудок.

«Я ненавижу тебя, Поттер!»

Через несколько дней Дурсли все же сменили гнев на милость и позволили Гарри пойти в школу — причем их совершенно не волновало, как он станет объяснять преподавателям свое трехдневное отсутствие.

Тетя Петунья утром просто отперла дверь в чулан, и недвусмысленным стуком дала понять, что племяннику лучше собираться в школу: «Мне надоело, что ты ошиваешься здесь и бездельничаешь, а Дадли, между прочим, в это самое время трудится, не покладая рук», — любезно сообщили Гарри, прежде чем выставить его за порог.

Хотя он был, в общем-то, рад этому обстоятельству (сидеть взаперти в чулане — не самое веселое времяпрепровождение), все же легкое разочарование прогнать не удалось — вообще-то Гарри мог бы поспорить и с тем, что он «ошивается» (ну как можно ошиваться, если тебя даже из чулана не выпускают?), и с трудящимся в поте лица во имя науки Дадли.

Но не успел Гарри открыть рот, как дверь захлопнулась, едва не прищемив его видавшую виды сумку. Без сомнения, старый рюкзак не пережил бы столь близкого знакомства с дверью и попросту порвался, но, к счастью, Гарри успел отскочить.

Над городом занималось серое, скучное утро, такое же унылое, как и сам Литтл Уингинг. Тусклое осеннее солнце, на минутку выглянувшее из-за тучи, не могло разогнать туман, а одинокий солнечный зайчик, скользнувший по кроссовку, видимо, с горя утопился в луже, образовавшейся прямо около любимой тети-петуньиной клумбы.

Гарри вздохнул и медленно побрел к выходу. По правде говоря, идти в школу совершенно не хотелось, тем более что промоченные несколько дней назад ноги давали о себе знать — он громко шмыгнул носом и чихнул.

По мнению Гарри, это было еще терпимо — во всяком случае, к Дурслям обращаться с жалобами на простуду было бессмысленно. Они вообще едва замечали, когда племянник болел.

Разве что однажды, когда он пару лет назад свалился с высокой температурой в обморок, дядя Вернон долго ворчал, что приходится тратиться на лекарства. Тетя Петунья же с удвоенной энергией стала заботиться о стерильности своего жилища — не дай бог, чтобы Дадли заразился! Наверное, микробы у Гарри были какие-то особенные, потому что, когда болел дядя Вернон или она сама, тетя такого усердия совсем не проявляла, с обидой подумалось Гарри.

Но не только из-за простуды ему хотелось остаться в чулане. На самом деле, его больше интересовали пауки. Пауки, которые маршировали, как солдатики из его сна, которым он отдавал приказы.

Значило ли это, что они могли его слушаться?

Разумеется, все те дни, что он просидел в чулане, Гарри пытался повторить опыт — строгим голосом приказывал паукам строиться в ряды... или хотя бы просто заползти в стакан.

Однако подчиняться солдатской муштре они отказывались, плетя свои паутины с таким равнодушным видом, как будто и не отбивали задними лапками ритм по столешнице несколько дней назад. И вообще, Гарри слушались какие-то другие пауки, а они к этому и вовсе никакого отношения не имеют.

Гарри был уверен, что пауки упрямились из чистой вредности. Впрочем, в стакан они иногда заползали — непонятно, правда, случайно, или все же по приказу.

Как бы то ни было, Гарри был доволен — один раз они правда маршировали! Он точно знал: так вести себя могли только радиоактивные пауки. Значит, его метод сработал, и скоро он точно станет супергероем.

Его просто распирало от желания похвастаться своим успехом, но, во-первых, хвастаться было некому — у Гарри не было друзей — а, во-вторых, он боялся, что если секрет изготовления радиоактивных пауков станет известен всем, то школа мутирует вплоть до учителей (и даже Дадли). И всё вернётся на круги своя. Какой смысл становиться супергероем, если ты не будешь самым сильным и особенным?

* * *

Гарри не успел еще перейти шоссе, как вдруг какое-то непонятное чувство заставило его обернуться: по направлению к дурслевскому дому, пригнувшись к земле, короткими перебежками передвигался чёрный кот.

Он почти полз, часто оглядываясь, и с таким серьезным и осторожным выражением на усатой морде, что напоминал по меньшей мере, разведчика на вражеской территории — во всяком случае, такому воинственно задранному хвосту (Гарри был уверен в этом) точно позавидовал бы любой разведчик.

Зверь казался смутно знакомым, и Гарри даже на секунду замедлил шаг, стараясь припомнить, где он мог его видеть. Но тут кот повернул к нему морду — и по сердитым ярко-желтым глазам Гарри узнал Бетмена, того самого кота, с которым безуспешно пытался подружиться. Заинтересованный, он осторожно вернулся обратно, приблизившись к коту на пару шагов.

Но, не знай Гарри, что это именно Бэтмен (надо признать, что морда у кота была уникальная — серьезная, высокомерная, с чрезвычайно бешеным выражением огромных, ярчайших глаз), он, пожалуй, и не узнал бы своего пушистого знакомого: прежде всего ввиду отсутствия этой самой пушистости.

Шерсть на коте потеряла прежний блеск и кое-где висела грязными сосульками, от былого лоска не осталось и следа, даже живот, казалось, прилип у него к позвоночнику. Хотя Гарри не стал бы этого утверждать наверняка: сомнительно, чтобы зверь разрешил ему потрогать свой живот, чтобы это проверить.

Если пару дней назад он видел ухоженного домашнего любимца, пусть и несколько вредного по характеру, то сейчас перед ним был стопроцентный бродячий кот: мокрый, худой и грязный.

«Да он, наверное, голодный, — уколола Гарри внезапная мысль. — И замерз еще, бедняга: на улице же холодно... Интересно, что с ним? — спросил себя Гарри, и сам себе ответил: — Выгнали, наверно».

И забыв о школе, да и вообще обо всем на свете, он стянул с плеча сумку — на дне ее, в пакете, лежал бутерброд, прихваченный с собой вместо завтрака. Гарри и сам был бы не прочь его съесть, да и не был уверен в том, что коты вообще едят такое, но, во-первых, Бетмена было жалко, а во-вторых, он все же отчасти еще надеялся с ним подружиться. Что может быть лучше для супермена, чем бешеный кот-напарник? Сама мысль об этом приятно грела душу.

Если его накормить, возможно, он станет поласковее? В любом случае, рискнуть однозначно стоило.

Предупредительно вытянув руку с пакетом, Гарри сделал маленький шажок по направлению к коту. Тот, надо отдать ему должное, как настоящий разведчик, тут же насторожился — обернулся и прижал уши, нервно шевеля хвостом: точно ожидая нападения.

Но, увидев Гарри, кот, казалось, расслабился, вот только хвост его принялся дергаться куда более энергично — по-видимому, невкусный бутерброд в пакете не слишком впечатлял, даже несмотря на голод.

Гарри, наверное, и сам бы в подобной ситуации не впечатлился, но шипеть на того, кто пытается тебя накормить — это уж слишком!

Гарри сделал шаг.

Кот выпустил когти и угрожающе зашипел: «Убирайся, а то я за свои когти не отвечаю», — ясно говорило выражение его бандитской морды.

Гарри, тем не менее, сделал еще шаг: негодующая совесть вопила, что зверь, тем не менее, голодный, а поорать он может и потом, когда наестся.

Кот этого явно не понимал, и шипение его перешло уже в совсем дикий мяв: Гарри ощутил, что сейчас его ругают уж совсем нехорошими кошачьими словами. «А ну, кому говорю, убирайся!» — будто наяву услышал он.

— На детей орать нельзя, — зачем-то сказал Гарри.

Объяснил бы это кто-нибудь дяде Вернону.

«И только попробуй сегодня вернуться хоть на минутку позже Дадли! Шкуру спущу, так и знай, мальчишка!» — сказал он сегодня, прежде чем Гарри успел пройти мимо.

Кот, будто подавившись на полумяве, смерил Гарри презрительным взглядом и уселся на траву под деревом: «Ну, давай, что еще ты сделаешь?» — всем своим видом спрашивал он.

— Я вообще-то накормить тебя хотел, — пробурчал Гарри обиженно, помахав пакетом.

При слове «накормить» уши у Бетмена мгновенно встали торчком — черный пройдоха явно был заинтересован. Зрачки его, не отрываясь, следили за пакетом.

Гарри сделал к нему большой шаг. Кот и это стерпел, продолжая наблюдать за приближением бутерброда. Гарри был совсем близко, и тут ему снова пришла в голову несчастливая идея попробовать погладить зверя. Не надо было этого делать. В следующее мгновение он уже с открытым ртом наблюдал, как кот на всех когтях карабкается вверх по стволу ближайшего дерева.

— Ну как хочешь, — сердито сказал Гарри. — А бутерброд я тебе все же оставлю.

И, под негодующим взглядом желтых глаз положив пакет около дерева, он вернулся, подобрал сумку и отправился в школу. Настроение снова стало паршивым — честное слово, иногда и компания пауков куда лучше — тем более, что в теории пауки могут тебя покусать.

* * *

На этот раз Гарри изо всех сил спешил домой, предусмотрительно держась на некотором расстоянии от Дадли и его компании, весело гомонящей в нескольких шагах впереди (по счастью, они его не замечали). Ничего, сейчас можно будет свернуть в переулок и немного срезать.

Если он не обгонит кузена, то от дяди Вернона точно достанется... Могут и снова в чулане запереть.

Нет, с некоторых пор Гарри был, в общем-то, не против такого наказания, но ему совершенно не хотелось, чтобы стараниями Дурслей за ним закрепилось звание главного хулигана и прогульщика. Настоящих хулиганов хотя бы боятся, а вот быть злостным нарушителем порядка, когда тебя никто не опасается — совершенно не выгодно.

Задумавшись, он едва не прозевал нужный поворот, но вовремя спохватился: несколько шагов в полумраке — и вот он уже на Тисовой, осталось только дорогу перейти, и он на месте. Оглянувшись, Гарри расслабился: Дадли был еще довольно далеко, громких возгласов не слышно.

Значит, его не заметили.

По крайней мере, не зная обходных путей, которые Гарри изучил в совершенстве (кузен с дружками, когда им не удавалось побить Гарри в школе, часто преследовал его до самых дверей), до дома номер четыре оставалось, как минимум, четверть часа пути.

Трава под кроссовками заиндевела и похрустывала совсем по-зимнему. Гарри зябко поежился: похоже, нужно бы и вправду поспешить домой, пока он окончательно не простудился. И так целый день чихал, точно пират от нюхательного табаку, заработав пару неприязненных взглядов от учительницы, да и в горле точно кошки скреблись...

А кстати, где Бэтмен? Интересно, он все так же сидит на дереве? Гарри почему-то был уверен, что он точно не станет его дожидаться, а отправится куда-нибудь на поиски пищи... Конечно, не есть же ему какой-то засохший бутерброд?

Вдруг около того самого дерева, где он еще утром оставил пакет с завтраком, ему почудилось какое-то движение — и Гарри, наученный горьким опытом, как мог неслышно, на цыпочках, прокрался туда, жалея в этот момент, что он не может двигаться бесшумно, как хоббит... ну, или хотя бы как кот.

Гарри подошел к дереву с другой стороны, укрылся за стволом и принялся наблюдать: зрелище и впрямь было занимательное.

С ужасно независимым видом, как будто он делает кому-то величайшее в мире одолжение, черный котяра деловито исследовал содержимое пакета — и, судя по утробному урчанию, под когтями и зубами рвался не только целлофан, но и нечто куда более съедобное.

Ну и как довесок под когтями рвалась кошачья гордость, заставившая его предпочесть сидение на дереве, новому «фамильярному» хозяину. Гарри подозревал, что именно из-за жажды независимости бедняга Бетмен и сбежал от своих хозяев.

И, между прочим, Гарри кота прекрасно понимал: он бы сам с удовольствием сбежал от Дурслей, если бы был уверен, что где-нибудь найдется кто-то, кто будет о нем заботиться.

Тем временем, покончив с немудреной трапезой, хитрое животное тут же принялось уничтожать следы своего грехопадения, попросту закопав остатки пакета в землю, усиленно работая задними лапами.

Гарри не выдержал и хихикнул — и в это же мгновение Бэтмен, точно ошпаренный, отскочил от кучки земли, которую сам и набросал. Остатки сливочного масла на усах выдавали его с головой, но кот отворачивался с самым что ни на есть равнодушным видом, будто он тут вовсе ни при чем. Гарри едва не расхохотался снова.

— Ну и что мы с тобой будем делать? — спросил он, изо всех сил сдерживая распирающий его, как воздушный шарик, смех. Чего доброго, гордый зверь мог и обидеться, к тому же не стоило забывать, что он бешеный.

Кот оскорбленно фыркнул, изящным движением вскочил на ноги, и потрусил по подъездной дорожке к дому номер четыре.

— Ты считаешь, что нам пора домой?

Кот не ответил. Хвост его был задран гордо и независимо.

— Постой! Да стой же ты, Бэт...

Кот обернулся и, фыркнув, опять смерил мальчика уничижительным взглядом, а потом, как ни в чем не бывало, легко перескочил через живую изгородь и в мгновение ока оказался на лужайке около дома номер четыре.

— Стой! Не туда!

Тяжело вздохнув, Гарри уныло потащился следом — толкая тяжелую калитку, он втайне слегка завидовал такой супергеройской ловкости.

* * *

На самом деле, Гарри совсем не разделял здорового кошачьего оптимизма по поводу реакции Дурслей: они даже Дадли не разрешали никого заводить.

И вовсе не потому, что тот через неделю выбросил бы на улицу надоевшего питомца, как ломал и выбрасывал надоевшие игрушки, а потому, что тетя Петунья просто ненавидела всех животных без исключения.

По мнению этой ревностной блюстительницы чистоты, все домашние питомцы годились только на то, чтобы сеять хаос: гадить, разбрасывать повсюду шерсть, пачкать грязными лапами только что вымытый пол, портить мебель и так далее.

Гарри, мягко говоря, сомневался, что кот такого непрезентабельного вида (чего только одна грязная шерсть стоила!), как Бэтмен, вызовет у тети Петуньи хоть сколько-нибудь нежные чувства: где уж ей, женщине, ничего не смыслящей в котах и супергероях, понять, какой он классный!

Нет, если уж проникать на вражескую территорию с секретным оружием (а чем бешеный кот не оружие?), то проникать надо тайно.

Гарри замер на пороге и, нагнувшись к коту, быстро прошептал:

— Понимаешь, мои тетя и дядя совсем не любят животных, и если они узнают, что я привел тебя сюда, будет скандал... Понимаешь?

Кот понимал — он прищурил глаза и бросил быстрый взгляд на калитку.

— ...поэтому сейчас я засуну тебя в сумку...

Глаза кота потрясенно расширились, и сердце Гарри упало — вот, сейчас Бэтмен сбежит, и он снова останется один. Ну что за несправедливость — и все из-за Дурслей! Сейчас Гарри был бы рад жить даже с сумасшедшей миссис Фигг — та хотя бы против кошек ничего не имела...

Упавшим голосом он, тем не менее, продолжил:

— А ты не кричи и не царапайся, хорошо?

Он был готов поклясться, что кот ухмыльнулся. Ускользнув от рук Гарри, он мгновенно и безо всякой помощи сам забрался в сумку, будто делал это тысячу раз, и, судя по шуршанию тетрадей, вполне удобно там устроился.

Удивленно открыв рот, Гарри едва выдавил:

— А ты, оказывается, еще и умный!

«Мяу» из сумки прозвучало совсем уж оскорбленно.

Сердце Гарри бешено колотилось, когда он осторожно проскользнул в прихожую — рюкзак с контрабандным котом висел на плече, и Гарри казалось, что со стороны прекрасно видно, как внутри что-то шевелится.

— Тихо, Бетмен, — на всякий случай еще раз предупредил Гарри. Хотя кот и вел себя тихо, его новоиспеченный хозяин на всякий случай решил, что, если Бэтмен будет мяукать, он сам начнет громко кашлять.

«Все равно как-нибудь протащу его, — подумал Гарри, — а если Дурсли его выгонят... — тут ему живо представился брызжущий слюной дядя Вернон, одной рукой трясущий за шкирку самого Гарри, а другой кота. — Если Дурсли выгонят моего Бетмена, я сам от них уйду — но пусть сначала попробуют нас найти!»

Гарри представил, как дядя Вернон нанимает десяток сыщиков, вооруженных большими лупами, истратив все свои деньги, так, что даже на мороженое для Дадли ничего не останется. Сыщики обшаривают весь дом, забираясь во все углы, ища улики и кота, и ничего не могут обнаружить: Бетмен ведь умный, а значит, его можно научить прятаться.

А если сыщики будут пытать Гарри, чтобы выяснить, где он прячет своего друга, он все равно никому не скажет, никогда.

«Я супергерой, — заявит им Гарри, — А супергерои не предают напарников».

Так и придется сыщикам отпустить его ни с чем — зато Дадли останется без мороженого.

Вдвоем им с Бетменом никакие сыщики не страшны — Гарри счастливо вздохнул и покрепче прижал к себе рюкзак.

Внутри что-то протестующе зафыркало.

Гарри спохватился и торопливо зашептал:

— Тише, пожалуйста, тише, а не то нас обнаружат злоде... тетя и дядя! Готов поспорить, что твой прежний хозяин никогда на тебя не кричал, но тут... тут все по-другому.

Рюкзак послушно затих, и Гарри облегченно выдохнул — кот, кажется, тоже кое-что понимал в конспирации.

— Пришел-таки, Поттер? Сегодня ты вовремя, — донесся не особо приветливый рык дядюшки со стороны кухни. Казалось, он был даже несколько разочарован. — Что ты там возишься?

Гарри испуганно втянул голову в плечи (рюкзак, как ему показалось, тоже мгновенно скукожился), и прошептал, успокаивая то ли себя, то ли свою контрабанду:

— Все хорошо, он ничего не заметит, — и добавил уже громче, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал: — Да, дядя Вернон, — получалось как-то чересчур испуганно, и поэтому он поспешил вежливо добавить: — д-добрый вечер...

Если голос его и подвел, то дядя Вернон этого не услышал. На приветствие же он и вовсе не обратил никакого внимания: для него вечер был добрым только в том случае, если рядом не было Гарри... ну, или если он обогнал очередного конкурента и продал дрелей больше всех в городе.

Сейчас же, судя по всему, дрели не слишком радовали дядю, потому что он недовольно сказал:

— Петунья убирает в гостиной, а ты бездельничаешь!

— Но я же только что вернулся из школы, — попытался возразить Гарри.

Как выяснилось, зря. Дядя Вернон терпеть не мог, когда ему возражали — тяжело ступая, он вышел из кухни и оперся о косяк, загораживая дверной проем. Лицо его приобрело хорошо знакомый Гарри свекольный оттенок.

— Ты еще спорить будешь? — зашипел дядя. — Марш помогать тетке!

— Хорошо, — покорно пробормотал Гарри. — Только рюкзак оставлю...

При этих словах сердце упало — как же он оставит, там же Бетмен! А если дяде или Дадли, который тоже вот-вот вернется из школы, придет в голову заглянуть в его рюкзак, пока он будет помогать тете Петунье с уборкой?

Но времени на раздумья не было.

Дядя смерил его сердитым взглядом — он дышал тяжело, как паровоз, и Гарри казалось, что сейчас у него из ушей повалит пар, а нос даст самый настоящий паровозный свисток. Однако ничего такого не произошло: Вернон лишь завопил на призадумавшегося племянника:

— Давай живей, мальчишка, пошевеливайся!

Гарри вздрогнул:

— Хорошо, дядя Вернон... я только... рюкзак в чулан уберу, — запинаясь, объяснил он.

— Учти, не вздумай там задержаться, иначе вообще не выйдешь из своего чулана!

С этими словами он развернулся, и, видимо, считая свой долг исполненным, тяжело затопал обратно на кухню, досматривать какую-то очередную невероятно скучную телепередачу.

Гарри не удержался и показал спине дяди язык, торопливо скидывая куртку и кроссовки.

Гарри почти бегом добрался до чулана под лестницей, и, только прикрыв за собой дверь, смог немного расслабиться.

Он опустил рюкзак на пол и торопливо нашарил выключатель ночника, который недавно починил сам (и втайне очень этим гордился). Темноту чулана разбавил тускловатый желтый свет лампочки, и Гарри опустился рядом с рюкзаком на колени.

— Ну вот, Бэтмен, мы и дома, — улыбнулся он, потянув застежку.

* * *

Из распахнувшегося нутра рюкзака немедленно высунулась усатая разбойничья морда.

Кот только подслеповато щурился, привыкая к неяркому электрическому освещению, после темноты, видимо, казавшемуся ему ослепительным.

Гарри ждал. А вдруг его новому другу не понравится его чулан? Да и в самом деле, какому нормальному человеку... то есть какому нормальному коту может он понравиться?

По правде говоря, Гарри и сам предпочёл бы жить на улице. Оставалось надеяться только на то, что бешеный Бетмен уважает спартанские условия — ведь он совсем не похож на раскормленных, изнеженных питомцев миссис Фигг...

Предыдущий хозяин наверняка о нём сильно заботился. И уж, конечно, ни за что не стал бы держать своего питомца в темном чулане. Получается, что Гарри оказался худшим хозяином, чем предыдущий владелец Бэтмена?

«Но, — внезапно с облегчением подумалось ему, — я хотя бы никогда не выброшу его на улицу!»

Тем временем, его неясные опасения начали подтверждаться. Кот распахнул глаза — даже сейчас, при слабом свете, отчетливо, хоть и слабо, светившиеся — и замер, изумленно оглядываясь.

Шерсть на его загривке встала дыбом, пока в зрачках скользили отражения: раскладушка, на которой Гарри спал (как говорила тетя, кровать в чулан попросту не влезла), единственный стул с жестким сиденьем, на котором Гарри сидел, когда его запирали в чулане.

Также там был небольшой шкафчик, в котором Гарри хранил свою скудную одежду; столик, на котором раньше стояли его сломанные солдатики... Больше в тесный чуланчик не влезло ничего.

Уши у Бетмена прижались к голове, усы раздулись, совсем как у дяди Вернона — ну, почти, — кот оглянулся еще раз, точно не веря своим глазам, и вдруг, резко оттолкнувшись всеми четырьмя лапами от учебников Гарри, одним красивым прыжком выскочил из рюкзака.

«Ну, все, сейчас сбежит», — обреченно подумал мальчик.

Однако Бетмен, кажется, никуда уходить не собирался. Он, смерив Гарри обвиняющим взглядом, осторожно прошелся по периметру чулана: заглянул во все углы, все должным образом обнюхал, пару раз чихнул от пыли, и, по-видимому, все же решил остаться.

Кот хотел ещё исследовать содержимое шкафа, даже попытался приоткрыть лапой дверцу, но после двух безуспешных попыток справиться с ней оставил это бесполезное занятие.

Он обошел раскладушку, дотронувшись носом до холодного металла остова, сунул лапу в паутину, оплетшую угол, вскочил на стол, прошелся по тетрадям Гарри... И чем больше Бетмен осваивался в чулане, тем более недовольным он выглядел.

Гарри, затаив дыхание, наблюдал за ним. Наконец, кот закончил свой осмотр, спрыгнул на пол и уселся напротив. Хвост раздраженно постукивал по полу. Гарри виновато изучал собственные коленки и молчал.

— Мяу, — сказал кот сердито.

— Знаю, — пожал плечами Гарри.

Желтые глаза строго сузились, и он принялся оправдываться:

— Ну да, я живу в чулане.

Кот с иронией покосился на него, склонив голову.

— Но я смогу тебя кормить и все такое, честно! — затараторил Гарри. Поскольку кот недоверчиво фыркнул, он добавил: — Меня не морят, голодом, ты не думай. Просто дядя и тетя меня не особо любят... а еще они не любят, чтобы я им мешал, поэтому я и живу тут, в чулане...

Хвост кота задергался еще сильнее, и весь он, от кончика усов, до кончика хвоста, выражал сильнейшее негодование.

— Мы же будем дружить? — с надеждой спросил Гарри. Кот скептически посмотрел на него и ничего не ответил.

И тогда Гарри нерешительно протянул руку, попытавшись погладить его — однако, как и в прошлый раз, кот воспринял это без должного энтузиазма.

Бэтмен пружинисто, точно огромный черный мячик, отскочил в сторону, и вспрыгнул на стол, чтобы Гарри, до сих пор сидевший на полу, его ни в коем случае не достал. Шаткая мебель не выдержала столь невежливого обращения, и с громким скрипом покачнулась. На пол с громким стуком свалился учебник.

— Тише, ну пожалуйста, — взмолился мальчик. Кот прищурился и демонстративно улегся на столе, вытянув лапы и хвост. Вид у него при этом был крайне самодовольный.

Гарри испуганно оглянулся, но за дверью чулана все было тихо — Дурсли, по-видимому, ничего не слышали: на кухне, где сидел дядя Вернон, о чем-то громко и нудно бормотал телевизор, а тетя Петунья была занята уборкой в гостиной.

Уборка! Гарри внезапно вспомнил, что он давно уже должен помогать тетке. По правде говоря, пока он пытался поладить с Бетменом, это совершенно вылетело у него из головы.

Что же делать? В любой момент сюда может прийти дядя Вернон, а если он увидит кота...

Нужно было на что то решаться. Гарри осторожно встал с пола, и, растирая затекшие коленки, спросил:

— Э-э... Бэтмен!

Кот отвернулся, как будто это не с ним разговаривали.

— Бэтмен!

Ноль внимания, пара килограммов презрения, усы, лапы и хвост.

— Тебе не нравится имя? — внезапно догадался Гарри. — Но согласись, это лучше, чем... Барсик... или там Пушистик...

Кот равнодушно шевельнул хвостом. Принципиальной разницы он не видел.

— Пушистик, слезь со стола? — попробовал Гарри и сам же хихикнул. Кот не пошевелился, всем своим видом выражая лютое презрение. — Вот видишь, это имя тебе совершенно не подходит, да? И звучит как-то глупо — Пу-шис-тик, так только девчонки котов называют...

Кот покосился на него, пожалуй, с подозрением. В его глазах читался немой укор.

— Поэтому давай ты все-таки будешь Бэтменом? — как ни в чем не бывало, продолжил Гарри. — Попробуем еще раз — Бэтмэн, слезь со стола... пожалуйста.

С таким видом, будто он делает Гарри величайшее в мире одолжение, кот спрыгнул на пол, усевшись от своего незадачливого хозяина на безопасном расстоянии.

— Мне сейчас нужно идти, — принялся растолковывать коту Гарри, — но я скоро вернусь. Ты побудешь тут один, без меня?

Морда кота немедленно выразила такое облегчение, что Гарри тут же понял — он готов.

— Только веди себя тихо, ладно? Я оставлю тебе свет.

Прикрывая за собой двери, Гарри увидел, что Бэтмэн снова юркнул в рюкзак.

* * *

— Тетя Петунья? — робко спросил Гарри, просовывая голову в дверной проем. — Мне дядя Вернон сказал помочь вам убраться...

— Вот и убирайся, — последовал резкий ответ с дивана. — Отсюда.

Тетя Петунья — вот странность! — не стояла посреди гостиной с венчиком из перьев в одной руке и фарфоровой фигуркой — в другой, а сидела на диванчике, поджав под себя ноги, и читала какую-то книгу в яркой обложке. Но, прежде чем Гарри успел разглядеть ее название, тетя быстро засунула книгу за диванную подушку.

— Ну, что тебе нужно? — неприветливо спросила она.

— Мне дядя Вернон велел вам помочь, — повторил Гарри. — Сказал, что иначе запрет меня в чулане.

— Ну что за наказание... — недовольно вздохнула тетка. — Возьми вон те мягкие игрушки... Зайца, лису и медведя и... постирай их... а то запылились.

— Как?

— Руками! — фыркнула тетя Петунья. — В ванной. Только уйди куда-нибудь, и не задавай мне больше глупых вопросов!

Гарри внимательно посмотрел на игрушки, и внезапно в голову ему пришла одна безумная идея — по правде говоря, он знал ещё кое-кого, кто нуждался в водных процедурах не меньше, чем плюшевые звери тёти Петуньи.

Спустя десять минут Гарри нес в ванную четыре игрушки: зайца, медведя, лису и — кота. Черный кот был, пожалуй, чуточку грязнее, чем его соседи, но в остальном, если не присматриваться, ничем не выделялся. Во всяком случае, дядя Вернон, оторвавшийся от телевизора, чтобы проконтролировать племянника, ничего не заметил.

* * *

У Бэтмена хватило ума и выдержки не вопить, пока Гарри набирал воду в маленький тазик. У него почти хватило ума и выдержки, чтобы не царапать предусмотрительно запертую дверь. Но когда он увидел, чем его собираются мыть (Гарри так и не решил, чем конкретно моют котов, поэтому щедро налил в тазик первое, что попалось ему под руку — а именно пену для ванны тети Петуньи, благоухавшую цветами и еще чем-то приторно-сладким), кот запротестовал.

Отцепить его от футболки оказалось довольно сложной задачей, и к тому времени, когда кот все же плюхнулся в таз с водой, ткань успела изрядно пострадать от когтей.

Стараясь не обращать внимания на страдающий вид мокрого и несчастного Бетмена, с обвисшими усами и сразу как-то похудевшего, Гарри довольно быстро его отмыл.

Завернутый в розовое пушистое полотенце, кот, конечно, перестал быть похожим на мягкую игрушку. Но Гарри каким-то чудом удалось беспрепятственно протащить его в чулан...

* * *

Засыпая, Гарри думал, что завтра непременно нужно взять кота с собой в школу — оставлять его наедине с Дурслями было попросту опасно. А еще он думал, что спать без подушки даже удобно.

Его подушка лежала на стуле, а на ней, свернувшись клубочком, спал кот. Его кот.

— До свиданья, тётя Петунья! — нарочито бодрым голосом прокричал Гарри.

Снейп услышал звук захлопнувшейся входной двери и позволил себе расслабиться. Точнее, вытянуться в полную длину на груде тетрадей. Над его головой был импровизированный «вигвам» из учебников по математике и почему-то по ботанике. Кошачье зрение вполне позволяло читать заголовки даже в закрытом рюкзаке — Снейпу хватало дневного света, просачивавшегося сквозь дырочки в ткани.

«Лучше бы мальчишка изучал английский. «Тут», «кушать», «всё такое прочее»... Даже я, когда прибыл в Хогвартс, разговаривал лучше. А ботаника магловская ему всё равно не пригодится», — мысленно ворчал Снейп.

Самое отвратительное, что со стороны его недовольное ворчание вполне могло сойти за тихое мурлыканье. К четвёртому дню в обличье кота Снейп отчётливо понял: анимагическая сущность намертво приклеивается к характеру. И готов был запаниковать — но кошки, судя по всему, не паникуют. Они испытывают «смутное раздражение».

Итак, смутно раздражённый Северус «Бэтмен» Снейп готовился совершить самый идиотский поступок в своей жизни — провести день в магловской школе.

«Как будто мне не хватает этих малолетних преступников в Хогвартсе, — подумал он и поймал себя на совсем уж крамольной мысли: и правда, не хватает! — Как там слизеринцы? Сколько очков с них сняла эта шерстяная варежка, иногда перекидывающаяся в человека, пока я здесь прохлаждаюсь? Дали ли «змеёныши» достойный отпор гриффиндорцам? Сколько незаслуженных баллов по Зельеварению начислили этому хулигану и поджигателю Чарли Уизли?»

Снейп малодушно зашипел от бессилия. Скорее бы уже его кто-нибудь нашёл. Хотя бы Флитвик — тот достаточно умён, непредвзят и внимателен к деталям. Пропажа преподавателя — вполне себе деталь. А если профессор Чар пойдёт к Дамблдору, то, возможно, этот старый склерозный трансфигуратор наконец-то вспомнит о «социальном контроле» за Поттером.

Поттер — вот в чём была единственная надежда Снейпа. Кто-то должен был наконец-то отправиться проверить, как живёт этот мальчишка, раз уж он, Снейп, пропал, так и не передав сведения социальному контролю. Пропажу преподавателя вполне могут не заметить, но отсутствие чиновничьей бумажки — никогда. Снейп почти любил бюрократию в этот момент.

Единственным минусом такой стратегии было то, что теперь Снейп должен был держаться к Гарри поближе. «Это ненадолго», — неубедительно подумал большой чёрный кот и почувствовал новый приступ «смутного раздражения».

* * *

В рюкзаке было тепло и спокойно, и Снейп начал подрёмывать (обычно он страдал бессонницей, но кошки... правильно, даже слова такого не знают). Возможно, поэтому он так бездарно попался, когда на уроке той самой бесполезной магловской ботаники послышался шум открывающейся двери и противный гнусавый голос возвестил:

— Поттер, тебя к директору.

«Ну и пусть... — лениво подумал Снейп, переворачиваясь на другой бок. — Наконец-то Дамблдор посмотрит на этого мальчишку...»

Через десять минут сознание пронзила мысль, что они не в Хогвартсе, и директор здесь совсем другой. А ещё через пять в чёрную и пушистую кошачью голову закралось подозрение, что Поттера не будет ещё долго. А рюкзак остался в классе. А скоро перемена. А Снейп в рюкзаке.

От сонной кошачьей одури не осталось ни следа. Он встрепенулся и начал вслушиваться в слова учителя ботаники, пытаясь определить, через сколько минут поттеровский рюкзак либо 1) запрут в пустом помещении, либо 2) оставят на милость ватаги бешеных бабуинов, в просторечии именуемых школьниками.

Учитель как-то неубедительно пригрозил, что следующий урок начнёт с контрольной по крестоцветным. Прозвучал звонок — и мир вокруг Снейпа превратился в звуковой ад. Кто-то орал, визжал, гудел, дразнился... Топот десятков ног, сливаясь с этим ором, производил шум африканской саванны во время сафари.

Снейп сидел на самом дне рюкзака, прикрыв чувствительные кошачьи уши передними лапами. «Тишина, только бы наступила тишина», — мысленно молился он. Судьба ради разнообразия вняла его молитвам, но, как обычно, самым издевательским образом.

* * *

— Смотри-ка, рюкзак По-оттера, — протянул кто-то совсем близко.

Снейпу не понравился этот словно бы скучающий тон. Таким на тёмных улицах обычно просят закурить.

— Точно. То-то будет потеха... — поддержал его второй.

«Засада, — на удивление цензурно подумал Снейп. И сейчас же исправил сам себя: — П*!?%ц!»

А потом мысли замелькали, как в калейдоскопе:

«Как можно быть таким идиотом, чтобы оставлять рюкзак без присмотра? Он что, вчера родился?»

«Это хулиганьё его совсем не боится. Какой-то нетипичный Поттер, драккл меня подери».

«Нахрен психологию, что мне-то делать? Без палочки и харизмы?!»

«Ага, помогла бы тебе палочка: маглов авадить в публичных местах не рекомендуется»

«Но припугнуть-то можно»

«Припугнуть можно и без палочки»

В спутанном сознании Снейпа, похожем на только что вытащенные из кармана проводки магловских наушников, как будто вспыхнула лампочка. Нет, даже не так — огромная неоновая надпись, выполненная кричащими, беспардонно-заглавными буквами:

ПРИПУГНУТЬ МОЖНО И БЕЗ ПАЛОЧКИ

* * *

В годы своей полной болезненных разочарований юности Северус Снейп называл эту технику «мысли идиота». А в учебнике по легиллименции она значилась как «А ну-ка, подеритесь!» Автор учебника клятвенно заверял, что человек, как существо, не привыкшее считать себя спятившим, на внезапный «голос в голове» реагирует без истерик. Потому что считает своими собственными мыслями. Или — внимание! — репликами соседа.

На последнее Снейп и надеялся. Он чуть-чуть, самую малость, вылез из рюкзака, чтобы увидеть «поттеровских одноклассничков», прищурился и сосредоточенно послал им одну единственную мысль:

— А ну посторонись, я его первый увидел!

...Когда Поттер всё-таки добрался до класса ботаники, рюкзак был единственным уцелевшим предметом в классе. Ну, ещё учительский стол: он оказался слишком тяжёлым.

* * *

— Прости меня, Бэтман, я больше никогда тебя не оставлю.

«Свежо предание»

— Я даже и подумать не мог...

«А, так ты думать умеешь? Что же раньше не сказал?»

— Обычно у меня там ничего ценного нет: ну попинают сумку, ну распотрошат — какая разница...

Снейп уже приготовился выдать очередную мысленную ехидную реплику, но когда до него дошёл смысл сказанного, замолчал и задумался. Надолго. Ему захотелось завизжать, заорать, расцарапать сумку когтями и... Стоп. Ему хотелось выругаться и назначить отработку. «Какие когти? Не знаю никаких когтей!». А голос он и вообще никогда в жизни не повышал.

Снейп обескуражено потряс головой и снова разлёгся в «вигваме» из арифметики и ботаники. Поттер молчал, поэтому Снейп смог снова вернуться к мысли, которая и привела его в бешенство:

«Как можно говорить «какая разница»? Как можно спускать этим... маглам... этим... маргиналам... этим... хулиганам, наконец, такое с собой обращение? Тебе что, никогда не хотелось отомстить?!»

Снейп с запозданием вспомнил, что Поттер его не слышит, как бы громко он, Снейп, не думал. В закрытом пространстве ему вдруг стало душно до клаустрофобии. Он решительно ткнул головой завязку рюкзака, распустил узел и выпростался наружу, внимательно глядя на Гарри. От взгляда Снейпа не утаились ни содранные в кровь ладони, ни свежеразорванный ворот куртки.

— Ты думаешь, что я трус, верно?

Чёрный кот не стал разубеждать, только недобро прищурился. Гарри вздохнул и пожал плечами.

— Наверное, так оно и есть... ну а что я могу сделать? Их больше и они сильнее...

«Стать сильнее самому!» — не выдержал Снейп, который ненавидел думать банальности, но ещё больше ненавидел их слышать.

И сейчас же понял, что Поттер принял эту мысль за собственную:

— Я хочу стать сильнее. Правда, хочу, — продолжил Гарри.

«Ну, хоть что-то», — мысленно проворчал Снейп, предусмотрительно отведя взгляд.

— ...Я думал, может, со мной приключится что-то чудесное, например, меня покусает паук...

Снейп чуть не бултыхнулся обратно в рюкзак:

«То есть, должны разверзнуться небеса и подарить тебе всё и сразу, причём желательно в подарочной упаковке с бантиком? С какой радости? Чем ты такой избранный, Гарри Поттер, что всё должно крутиться вокруг тебя?!»

Гарри повёл себя неожиданно. Он уселся, а точнее почти рухнул на обочину, совсем по-детски подтянул колени и уткнулся в них головой. А потом расплакался.

Тишину прерывали только редкие гудки проезжающих машин и шум деревьев. Да ещё тщательно сдерживаемые всхлипывания.

Первые минут пять Снейп ощущал себя прекрасно. Он парил орлом в восходящих потоках пронизывающего довольства самим собой, как человеком, волшебником и преподавателем. Ему казалось, что опостылевшая кошачья шкура вот-вот лопнет и спустится к его ногам тряпочкой для полировки ботинок. Никогда он ещё не чувствовал себя настолько собой. «Кто-то должен был это ему сказать. Невозможно ожидать, что все проблемы за него будут решать другие. Маги не верят в чудеса, — подумал он и мысленно добавил: — И в пауков тоже».

Однако время шло, а Поттер всё не унимался, самозабвенно рыдая и всхлипывая. Пойди вдруг такой же ливень, как пару дней назад, Гарри и то не промок бы сильнее — казалось, внутри мальчишки открыли какой-то потаённый кран с морской водой и забыли закрыть.

Сначала Снейп растерялся. Потом занервничал. И, наконец, почувствовал себя как-то неуютно — словно запорол простое зелье по нелепой оплошности. Он мог бы подумать, что Поттер прикидывается, но кроме них двоих на улице никого не было. А никто, даже самый законченный лгун на свете не станет притворяться перед котом.

«Ладно», — мрачно подумал Снейп и полез снова устанавливать зрительный контакт, пока Поттер окончательно не расплавил древние очки своими горючими слезами.

Он осторожно потрогал кеды мальчишки лапой. Тот не отзывался. Тогда Снейп с размаху боднул его чёрной головой под коленку. Поттер оглушительно всхлипнул и поднял заплаканные глаза. Он рассеяно погладил кота по пушистой макушке, а потом подхватил его под живот и пересадил себе на колени. Снейп от такой фамильярности опешил и только чудом не выпустил когти, но быстро вспомнил о своей миссии и уставился в зелёные и заплаканные («Драккл») глаза Поттера:

«Рыдать смысла нет. Надо что-то менять. Самому, — Снейп постарался подчеркнуть последнее слово. — Всегда быть настороже. Избегать неприятностей. А когда сбежать не получилось — давать отпор».

— Давать отпор больно, — пробормотал Гарри. Но глаз не отвёл.

Снейп едва подавил насмешливое фырканье.

«Им тоже больно. Больнее, потому что они не привыкли»

Теперь уже Поттер усмехнулся. Если бы Снейп не был так увлечён попытками вложить в лохматую поттеровскую голову утешительную (и практичную) информацию, он бы заметил, что ухмыляется Гарри почти по-слизерински: с пониманием и готовностью реализовать на практике.

Финальную фразу Снейп, для пущей убедительности, транслировал прямой речью:

«Завтра же запишусь в секцию бокса».

Гарри поерзал на табурете и в который раз посмотрел на часы — минутная стрелка едва сдвинулась с десяти. Он вздохнул тихонько, затем погромче, так, чтобы тётя Петунья, остервенело полирующая столешницу, точно услышала.

Тётя резко подняла голову и недобро взглянула на племянника, не переставая оттирать только ей одной видимую грязь:

— Ты что-то хочешь сказать? — процедила она, влажно шлёпнув тряпкой по столу и сжав губы в тонкую полоску.

Гарри постарался улыбнуться как можно невинней:

— Тётя, у меня в чулане учебники не убраны, можно мне пойти и…

— Можно подумать, Мардж приезжает в твой чулан, — презрительно фыркнула тётя Петунья. — Я сказала, что ты с места не двинешься, пока я не закончу уборку. Ты же просто сеешь вокруг себя беспорядок, стоит только оставить тебя без присмотра. А когда приедет Мардж, всё должно быть… идеально!

Тетя Петунья нахмурилась и принялась за уборку с удвоенной энергией. Гарри, который читал про дикарей, которые добывали огонь трением, не удержался и принялся исподтишка наблюдать за ней, почти уверенный, что стол загорится.

Всё-таки тётя бы и в дикой саванне не пропала — из неё получился бы прекрасный дикарь-людоед.

Гарри представил, как тётя Петунья в юбочке из листьев сидит на куче человеческих костей, а раскрашенный, как попугай, Дадли подносит ей очередную жертву.

— Я не могу сожрать этого бледнолицего, — заявит тётя недовольно. — От маленьких нерях у меня несварение желудка!

Гарри честно задумался: а как бы звали тётю Петунью в дикарском обличии? У них же нет нормальных имен, только всякие смешные прозвища: Бычье Ухо, Тихий Суслик и так далее.

Гарри оценивающе взглянул на тетку и решительно отмёл первое пришедшее на ум дикарское имя. Всё же обзывать родную тетю Худой Лошадью было как-то неудобно, получалось даже немножко обидно.

Впрочем, быть Бычьим Ухом разве лучше?

В конце концов, Гарри подумал и решил назвать тётю очень длинно — и для дикарей, пожалуй, немного сложновато. Но если тетя будет их предводительницей, то почему бы и нет?

Итак, он остановился на имени «Пятно-на-шкуре-у-жирафа» — «у жирафа» потому, что у неё очень длинная шея, а «пятно» — из чистой вредности: тётя терпеть не могла пятна, кляксы и прочую грязь.

Приятные мысли Гарри прервал заливистый звонок в дверь, и Пятно-на-шкуре-у-жирафа, вождь племени дикарей-людоедов, она же миссис Петунья Дурсль, помчалась открывать.

Гарри осторожно сполз с табуретки и потащился следом, не то тётя вёрнется и сожрёт… то есть обвинит Гарри, что он опять что-нибудь натворил.

На самом деле, Гарри хоть и считал себя очень невезучим человеком: над ним вечно смеялись одноклассники, дядя и тётя были постоянно недовольны, а жизнь весёлой компьютерно-зоопарково-сладостной стороной поворачивалась только к кузену… Так вот, хоть Гарри и считал себя невезучим человеком, он постоянно забывал, что в один прекрасный момент всё может стать ещё хуже.

Дурсли, если разобраться, были ещё ничего.

Но у Дурслей, помимо множества мелких, средних и умеренно-крупных недостатков, был один большой и совершенно неустранимый минус.

Этот минус был толстым, у него росли усы, и он всегда, зимой и летом, носил неизменный зелёный твидовый пиджак.

Звали этот минус мисс Марджори Дурсль. Или тётушка Мардж, как должен был, но терпеть не мог называть её Гарри.

Радовало только то, что и сама тётушка Мардж очевидно, терпеть не могла, когда Гарри её так называл, потому что сразу начинала занудно объяснять всем, кто находился в пределах слышимости, почему Гарри следовало отдать в приют, а не воспитывать вместе с её обожаемым Дадличкой.

Итак, дверной звонок бренчал, Гарри осторожно ступал чуть позади тёти, поспешно растягивавшей недовольное лицо в сладчайшую из улыбок, а из кухни двумя переевшими, но жутко самодовольными пончиками грузно выступали дядя Вернон и Дадли. Всё было так торжественно, будто семейство встречало не тётушку Мардж, а, как минимум, саму королеву.

Распахнулись двери, и на пороге предстала Марджори Дурсль. В принципе, она осталась такой же, как помнил Гарри — грузная фигура, затянутая в зелёное.

Тётя Петунья недавно купила диван похожей расцветки, и дядя Вернон долго кричал, что она сделала это специально.

Гарри так и не понял, почему, но, наверное, в этом было что-то смешное, потому что тётя Петунья ехидно хихикала, как нашалившая девчонка. Гарри тогда ещё очень удивился — не знал, что она так умеет.

Гарри опустил взгляд ниже и тихо, сдавленно охнул. У ног тёти Мардж сидел её любимый бульдог с характерным именем Злыдень.

Гарри показалось, будто его окунули в холодный снег по самую шею. Это же собака: огромная, злая псина. Если сейчас эта злобная зверюга войдет в дом и учует Бэтмена…

— А собаку нельзя пускать в дом! — сам собой сказал язык Гарри.

Все обернулись к нему — дядя Вернон и тётя Мардж синхронно побагровели, точно наливающиеся соком томаты, Дадли пакостно захихикал в предвкушении скандала, но первой, как ни странно, нашлась тётя Петунья.

Она цепкой рукой ухватила его за шиворот, крепко встряхнула, так, что у Гарри заломило шею и клацнули зубы, и зашипела:

— Что ты несёшь, мальчишка? Что за хамские вопросы?! Даже не поздоровался с тетей Мардж, грубиян!

— А ну марш к себе в чулан, — согласно рявкнул дядя Вернон. — Я с тобой ещё потом поговорю, — мстительно добавил он, а, оборачиваясь к сестре, залепетал: — Мардж, солнышко, ради бога, я приструню его...

— Ничего-ничего, Вернон, — перебила его та. — Ничего страшного.

Гарри так удивился этому «ничего страшного», что от пережитого облегчения окончательно забыл, с кем находится и что говорит:

— Да, собаку нельзя пускать в дом, — продолжил он, делая к тому же самоубийственно смелый шаг вперёд и уменьшая свои шансы убежать и спрятаться. — Потому что… потому что… потому что тётя Петунья убиралась, вот. Она очень старалась, и вообще… а собаки очень нечистоплотные и мерзкие животные, тётя сама так говорила Дадли, когда он собаку просил. Правда же, тётя Петунья?

Он оглянулся в поисках поддержки, но лицо тёти было совершенно непроницаемым, только уголок рта самую чуточку подрагивал.

И только сейчас Гарри осознал, какую большую ошибку он только что совершил. Вернее, ему немного помогли это осознать.

С ревом раненого буйвола дядя Вернон ринулся к нему, ухватил за плечо, и поволок за собой, так, что ноги у Гарри безвольно заскользили по полу.

— Невоспитанный… маленький… негодяй… — пыхтел дядя на ходу, через каждые пару шагов останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Да как… ты… смеешь… такое… говорить! Ничего, посидишь в чулане, научишься себя вести! — произнёс он со сдавленным пыхтением, останавливаясь, выпуская Гарри и шумно выдыхая.

— Ничего страшного, Вернон, — донеслось до Гарри снова. Но на этот раз тёте Мардж никто не помешал договорить. — Ничего страшного, и, я бы сказала, ничего удивительного. Кровь-то дурная, не правда ли, Петунья, милочка?

Гарри обернулся и увидел, что тётя внезапно замерла в какой-то не очень естественной позе.

Не решившись наблюдать за тем, что будет дальше, он юркнул в чулан и закрыл дверь. Только бы дядя не запер его!

Но дядя Вернон, по счастью, грузно затопал обратно, от злости, наверное, позабыв обо всем на свете. Если бы он всегда был таким забывчивым, его можно было бы считать хорошим человеком.

Щёлкнув выключателем, Гарри увидел, что Бэтмен вновь растянулся на его подушке, вытянув лапы и всем своим видом выражая покой и довольство. Но неожиданно вспыхнувший свет, вероятно, потревожил его, потому что он тут же пружинисто вскочил, распахнул глаза и выжидательно уставился на Гарри.

Тот несмело протянул руку, чтобы почесать кота между ушами. Бэтмен ехидно склонил голову набок, будто интересуясь: «Ну-ну, и что ещё ты придумаешь»?

Гарри вздохнул, но руку все-таки убрал.

— Привет, приятель. Похоже, у нас проблемы.

«Надо бы объяснить, что за проблемы», — подумалось Гарри.

— У нас гости, — вздохнув ещё тяжелее, объяснил он. — Жутко злая сестра дяди Вернона… и её собака, которая ещё злее. Её, кстати, так и зовут — Злыдень.

Бэтмен вопросительно взглянул на Гарри, прищурив глаза.

— Я думаю, тебя надо унести отсюда, пока они здесь, ну, на всякий случай, — сбивчиво принялся оправдываться Гарри.

Ему самому жутко не нравилась эта идея, уж очень она была похожа на предательство. Но другого выхода не было.

— Ты не думай, я тебя не брошу. Я буду тебя кормить, навещать, и всё такое… Считай, что это наше первое приключение.

Кот фыркнул, прижав уши, и отвернулся.

— Я же не собираюсь уносить тебя далеко, — расстроенно проговорил Гарри. — Как насчет того, чтобы пожить в саду?

С этими словами он вытряхнул из сумки учебники и тетради и приглашающе распахнул её.

Бэтмен нерешительно помял лапами удобную подушку — и запрыгнул внутрь, легко и стремительно, как пружина.

Гарри несмело улыбнулся.

* * *

Гарри пригнулся и тихо, как мышка, прошмыгнул мимо открытого окна дурслевской гостиной. Ему даже не надо было воображать себя шпионом — он действительно сбежал из заключения и нёс с собой контрабанду, самую ценную в мире.

Контрабанда тихо возилась в сумке и время от времени фыркала.

— Спокойно, Бэтмен, — героическим тоном прошептал Гарри. — Злыдень тебя не учует, даю слово, даже если дядя Вернон обо всём узнает.

О том, что будет, если его запрут в чулане, и он не сможет навещать Бэтмена в саду, Гарри предпочёл не думать.

Кот внутри, кажется, чем-то подавился.

«Ну и зачем ты это устроил?» — сердито сказал внутренний голос Гарри.

Тот страшно удивился.

«Мало меня Дурсли ругают, — подумал он, — не хватало, чтобы я сам себя ругать стал!»

— Ты же мой друг, — добавил он смущённо.

Кот в ответ на это заявление только выпустил когти. Правда, к счастью, промахнувшись мимо голой ладони: Гарри считал себя весьма терпеливым мальчиком, но от встречи с такими когтями завопил бы и нарушил всю конспирацию. Решив, что это недвусмысленный намёк поторопиться, Гарри на курьерской скорости миновал заднюю дверь дома и углубился в сад.

Среди идеально подстриженных кустов, ровных дорожек и ухоженных клумб было одно место, куда не дотянулась вездесущая рука тёти Петуньи. Чуть в сторону от старого дерева, между стволом и прилегавшей к нему живой изгородью, находился пятачок земли, на котором очень удобно было прятаться: со спины прикрывала изгородь, сверху — ветви дерева, спереди — ствол. Гарри однажды даже удалось там переждать погоню Дадли.

Словом, это был настоящий необитаемый остров посреди тётиной цивилизации. Бэтмену там точно должно было понравиться. Оставалось только как-нибудь тайком принести коробку, в которой он будет спать...

Вдруг сквозь Гарри точно ток пропустили — рука, потянувшаяся было к застёжке сумки, чтобы выпустить Бэтмена, так и замерла.

Это хитрый Злыдень, незаметно подкравшийся к нему со спины, торжествующе залаял.

Его маленькие глазки цепко следили за сумкой. Без сомнения, пёс чуял кота. Страшные челюсти клацнули — и в один миг сомкнулись на сумке. Гарри придушенно пискнул и изо всех сил потянул её на себя. В пасти у бульдога остался здоровенный клок материи. Правда, по счастью, подкладка осталась цела — а значит, и Бэтмен тоже.

Бульдог отбросил вырванный кусок ткани и снова оскалился. Гарри почувствовал, как паника, точно холодный бульон, поднимается из живота и охватывает слабостью коленки.

«Сумку перехватить. Крепче! — неожиданно чётко подумалось Гарри. — А теперь — отступай к дереву. Медленно. Ну же!»

Гарри послушно сделал шаг назад. Злыдень следил за ним исподлобья, переступая на толстых, кривых лапах.

Внезапно подпрыгнув, точно Бэтмен, Гарри вцепился в нижнюю ветку. Сдирая пальцы о мокрую от дождя, шершавую кору, он подтянулся, судорожно перебирая кроссовками по стволу, затем изо всех сил обнял ветку и, наконец, тяжело навалился на неё всем весом. Квест «устроиться на нижней ветке подальше от собачьих зубов» можно было считать выполненным. Хоть и не слишком изящно.

Злыдень снова залаял.

Сумка хлопнула по ноге, и Гарри запаниковал снова — вдруг кот выпадет? Но нет, тот только сердито и громко мяукнул.

Услышав это, Злыдень залаял ещё громче. Но это было уже неважно.

— Тихо, Бэтмен, — сказал Гарри сумке, устраивая её поудобнее. — Мы спасены.

Он помолчал, прислушиваясь к шелесту листьев над головой, и добавил:

— Как бледнолицые, которые сидели на дереве, спасаясь от индейцев. С одной стороны — индейцы… с другой пекари… не те пекари, которые булочки пекут, а которые свиньи-людоеды. И бледнолицым тоже было никак не спуститься.

Из сумки показались чёрные треугольные уши.

Гарри рассказывал, Бэтмен слушал.

В конце концов, всё было не так уж и плохо.

— Как думаешь, Бэтмен, кем мы атакованы? — спросил Гарри около получаса спустя, разглядывая сверху жирную спину Злыдня. — Он больше похож на индейца или на пекари?

В сумке неразборчиво завозились и отрывисто фыркнули.

— Я тоже думаю, что на свинью, — вздохнул Гарри. — Интересно, как скоро индейцы племени Дурсли заметят, что мы сбежали из чулана?

— Мяу, — сердито отозвалась сумка.

— Тут неизвестно, что хуже, — возразил Гарри. — Спасти они нас, конечно, могут, но ведь и скальп же снимут.

Сумка презрительно фыркнула — и вовремя: на помощь терпящим бедствие на дереве уже спешила Пятно-на-шкуре-у-жирафа, вождь племени, вооруженная веником.

— Гарри Поттер, — крикнула она злодейско-предводительским тоном, подняв голову. — Кто тебе разрешил выходить из чулана?

— Дядя Вернон меня не запер, значит, можно было! — смело крикнул Гарри, чувствуя себя куда уверенней на дереве, откуда тётя Петунья не могла его достать.

— Я с тобой ещё поговорю, — мстительно пообещала она. — Зачем ты собаку дразнишь?! Слезай с дерева, немедленно!

Злыдень, чуя беду и тётин веник, умело притворился болонкой.

* * *

Гарри уныло плелся за тётей в гостиную.

— Значит, так, — громко и сердито наставляла его тётя Петунья. — Сидеть на чердаке. Разбирать хлам. Мардж на глаза не показываться! Ясно?

— Ясно, — протянул Гарри, украдкой оглядывая сумку — не заметно ли, что внутри кот?

Но Бэтмен был тот ещё конспиратор — лежал где-то на дне сумки, неотличимый от пары кедов и столь же беззвучный.

— Так, что ещё? — резко спросила тётя Петунья, поворачиваясь к нему и вытягивая и без того длинную шею. — Собаку. Не. Дразнить. Посидишь пока здесь, пока я развлекаю Мардж, — сказала она без перехода всё тем же резким тоном, — а потом — за уборку. Понятно?

— Понятно, — уныло сказал Гарри, провожая взглядом очень прямую спину тёти.

Вздохнув, он осторожно поставил сумку на пол, а сам плюхнулся на диван — впрочем, тут же подскочив: в спину впилось что-то твёрдое. За диванной подушкой что-то лежало. Или даже было спрятано.

Гарри громко ойкнул. Бэтмен заинтересованно высунул голову наружу, щурясь от яркого света.

— Ничего, — успокоил Гарри кота, вытаскивая странный предмет наружу. — Видишь? Это просто книга.

Совсем непохожая на те, яркие, в мягких обложках, что обычно читала тётя Петунья. Название на каком-то непонятном языке, вытертый, грязно-серый переплёт… Насколько Гарри знал свою тётку, та бы побрезговала такую книгу и в руки взять. Может, поэтому и прятала?

Бэтмен выскочил из сумки и внимательно уставился на книгу, а потом на Гарри.

«Давай посмотрим, что это»,— азартно предложил Гарри внутренний голос.

«Нельзя, это тетина книга», — возразил ему сам Гарри.

«Ну давай, посмотри, интересно же!»

Гарри заколебался.

— Неудобно же, вдруг тётя Петунья увидит? — сказал он вслух.

«А-а, весь в ма… мало в тебе любопытства», — презрительно добавил голос.

Бэтмен сунулся любопытной мордой к книге, но Гарри поспешил спрятать её обратно, тем более, что внезапно услышал шаги — тётя Петунья возвращалась.

Гарри испуганно заозирался, думая, куда ему спрятать Бэтмена. Но тот оказался сообразительней — только хвост чёрной, блестящей змеёй втянулся под диван.

Тетя Петунья вошла бледная, сжимая пальцами виски. Но взгляд её тут же прояснился, едва она увидела валяющуюся на полу драную сумку. Она набрала полную грудь воздуха, чтобы хорошенько отчитать Гарри…

И неожиданно успокоилась, добавив совершенно будничным тоном:

— Там, на чердаке, должны остаться вещи твоей матери: когда я переезжала к Вернону, нечаянно захватила коробку с её барахлом. Там должна быть её старая школьная сумка. Найди её, а этот кошмар выброси, — она презрительно поджала губы, неодобрительно покачала головой и взялась за дверную ручку.

Хлопнула дверь. А Гарри так и застыл на месте, потрясённый и неверящий.

Вещи его мамы! Он сможет их увидеть, он сможет к ним прикоснуться — прямо сейчас!

Из-под дивана вылетела чёрная молния.

«Мальчишка сам притягивает к себе неприятности. И нарывается на совсем не обязательные подвиги, — резюмировал Снейп, вцепившись изнутри в подкладку сумки, пока Гарри карабкался на дерево. — Какого драккла ему понадобилось вытаскивать меня из чулана? Эта пародия на собаку обделена не только здравым смыслом, но и обонянием… Но, к сожалению, не обделена зубами, — сокрушённо добавил он. — Когда я верну себе человеческий облик…»

Снейп регулярно предавался грёзам об обратном очеловечивании — и вовсе не потому, что был мечтателен от природы. Просто ему надо было помнить, что котом он не родился, а Гарри вовсе не «милый глупый хозяин, который приносит почти вкусные бутерброды» (да-да, даже кошмарные сэндвичи с ветчиной стали казаться Бэт… Снейпу почти вкусными), — а «надежда магического мира» и «этот несносный Поттер».

Как раз сейчас у Снейпа был прекрасный повод поразмышлять о глупости человеческой, а вернее — гриффиндорской. Жить в мире, полном бульдогов и родственников — и при этом до сих пор не научиться их избегать… И даже не знать, что делают в таких случаях… Например, можно подсыпать этому «Злыдню» содержимое аптечки — всё равно собаки жрут что попало, а нет собаки — нет проблемы. Так нет же, ему надо геройствовать, как последнему… — голову Снейпа наполняли многозначительные многоточия, додумать которые можно было только матом и никак иначе. «Спасибо хоть по деревьям лазить умеет», — непоследовательно заключил он, свернулся клубком и затих. Как раз вовремя, чтобы его не заметила Петунья.

Впрочем, даже если для спасения его здоровья и жизни срочно надо было пошевелиться, Снейп всё равно остался бы лежать неподвижно. Возможно, добавил бы, лениво прикрыв один глаз: «расстреливайте, всё равно не встану». А всё пресловутая легиллименция. Без палочки — можно, в чужом кошачьем теле — сложнее, но тоже можно, но без зрительного контакта… «А что я должен был делать? — мысленно фыркнул он. — Дать этой тупой псине меня сожрать, пока мальчишка разбирался бы, что к чему?»

Поэтому когда Гарри сдавленно ойкнул, Снейп предпочёл не лезть к нему с мысленными вопросами, а посмотреть, что происходит. Книга в потёртой серой обложке с выведенным на корешке коротким заголовком «Тайны богини Баст». Откуда, откуда она у Петуньи? Бестолковая бесполезная брошюрка, но — внимание! — из Косого переулка. Магическая, что б её дракклы задрали. Кошачья ипостась Снейпа в волнении забила хвостом по бокам. Предчувствие тайны манило, словно аромат валерианы и перепелиных гнёзд… То есть, как запах Амортенции, разумеется. Можно было бы найти издательство, печать магазина или даже посвящение.

Но с мальчишкой Поттером случился внеочередной приступ честности, а с его тёткой — приступ интуиции, поэтому теперь Снейп сидел под диваном (слава Мерлину, здесь и правда совсем не было пыли!) и скучал. Ровно до того момента, пока до его чувствительных кошачьих ушей не донеслось волшебное и невероятное:

…вещи твоей матери.

Вещи Лили! Поттер пойдёт разбирать коробки с имуществом Лили, а Снейп, разумеется, будет его сопровождать. Если понадобится, он будет царапаться и даже визжать, но чего он точно не позволит, так это уйти на чердак без него. Вещи Лили!!! В разуме Снейпа эта мысль украсилась совершенно непозволительным количеством восклицательных знаков. Чёрные и узкие, они нахально задирали хвост трубой, совсем как стая котов.

Поэтому, как только тяжёлые шаги мадам Петуньи Дурсль затихли вдали, Снейп буквально вылетел из-под дивана и снова забрался в сумку, недовольно мяукнув. В его человеческой ипостаси это мяуканье означало бы приблизительно следующее:

— Мистер Поттер, вы будете и дальше стоять здесь, ничего вокруг не замечая, как мандрагора, не вступившая в стадию созревания? Или вы всё-таки изволите сделать хоть что-то полезное и проследуете на чердак?

Поэтому Гарри несказанно повезло, что он не понимал по слизеринско-кошачьи.

* * *

Бытует мнение, что в глазах любого мальчишки чердак, заваленный хламом, выглядит, как пещера с пиратскими сокровищами. Также бытует мнение, что с точки зрения кота чердаки выглядят приблизительно так же. Северус Снейп котом был совсем недолго, а мальчишкой, наоборот, слишком давно. Но он был согласен. О, совершенно согласен…

Тем более, что даже склонные к преувеличениям коты и мальчишки умеют считать и твёрдо знают, что «коробка с барахлом» — это гораздо меньше, чем три больших картонных ящика и чемодан в придачу. Все с криво наклеенными ярлыками, на которых паучьим почерком Петуньи было выведено «Лили».

«То ли Петунья страдает клептоманией, то ли что-то здесь не так, — мысленно проворчал Снейп, оглядывая доставшиеся им богатства. Такую прорву вещей случайно утащить просто невозможно!» Это была последняя связная мысль Снейпа, потому что потом он погрузился в поток воспоминаний, выпрыгивавших из казавшихся безобидными вещей, словно шоколадные лягушки из фантиков.

Толстая тетрадь в кожаном переплёте — гербарий. Тонкая рисовая бумага с запахом сена. Паучьи лапки цветов мандрагоры и с похожие на бабочек кисти душистого горошка. Полынь, крошившаяся под неловкими пальцами.

Стеклянный шарик с «замком принцессы» внутри и падающим снегом. То есть это Гарри замок наверняка казался сказочным, а Снейп прекрасно знал, что это была уменьшенная копия Хогвартса. Магический замок, да — но не сказочный, не воображаемый

Красно-жёлтый шарф, при виде которого чёрный кот, разлёгшийся прямо на полу, оглушительно чихнул. «От пыли», — подумал Гарри и снова ошибся.

Коньки… Рамка с фотографией семейства Эвансов: родители и две дочки… Залихватское полосатое писчее перо, видимо, вырванное из хвоста фазана…

Правда, сумки пока нигде не было.

— Может, она в чемодане? — неуверенно предположил Гарри. Снейп в принципе не возражал. Что угодно, только бы продлить самоистязание обрывками воспоминаний.

Заржавевшие от времени и пренебрежения защёлки тяжёлого кожаного чемодана поддались не сразу. Наконец, крышка с тяжёлым и густым, как далёкий пушечный выстрел, «у-ух» описала дугу и стукнулась о доски пола, подняв маленький фонтанчик пыли. «Всё интереснее и интереснее», — подумал Снейп, разглядывая примостившиеся там вещи. Вещи взрослого человека. Казалось бы, что за разница может быть между перчатками шестнадцатилетней девчонки — и двадцатилетней, очень молодой женщины? А между платьями? Но если вы не умеете с первого взгляда отличить одно от другого, то вас не просто воспитывали в закрытой школе с раздельным образованием — у вас ещё было феноменально плохо с Дезиллюминационными чарами, главным помощником мальчиков в незаметном изучении противоречивого и изменчивого женского мира.

У Снейпа с этими чарами было хорошо, точнее «Превосходно». Поэтому он почти не удивился, когда Гарри выудил из груды вещей нечто, напоминающее очень-очень летнее платье с некоторым переизбытком кружев. Выудил, замер на несколько секунд, демонстрируя феноменальную непонятливость в вопросах пола — и только потом покраснел, как гриффиндорское знамя и резво бросил кружевной предмет гардероба обратно, пробормотав что-то нечленораздельное вроде «здесь всё равно ничего нет, попробую в другом ящике».

И он действительно начал копаться в последней оставшейся коробке, так резво, как будто пытался закопать своё смущение. Будь Снейп человеком, он бы сейчас уже ухмылялся во весь рот и недоумённо пожимал плечами. Но в качестве кота он просто потянулся — и одним прыжком оказался внутри чемодана, с комфортом разлёгшись на кружевной комбинации, сохранившей лёгкий аромат духов. Он даже глаза прикрыл от удовольствия и не сразу понял, что вибрация пола — на самом деле не что иное, как мурлыканье. Его собственное мурлыканье. Вот теперь Снейпу было абсолютно и решительно наплевать, найдёт ли Гарри сумку или нет. Главное, чтобы Петунья не заходила подольше. Может вообще про них забыть — он, Снейп, будет не в обиде.

Однако минут через десять — по очень, очень субъективным ощущениям — привередливая кошачья натура безжалостно выдрала Снейпа из сладостных грёз и заставила недовольно поёжиться. Лежать было неудобно! Что-то мешало, упираясь углом в покрытый чёрной шерстью бок, а острой кромкой давя под подбородок. Снейп заворочался, пытаясь устроиться получше, но ничего не вышло. Тогда, бросив вороватый взгляд на Гарри, он сошёл с шёлковой комбинации и осторожно поддел её край носом. Открытка! Поздравительная открытка, старая, пожелтевшая, пахнущая чернилами, совами и… магией. Послание, зашифрованное от маглов? А это уже интересно!

Снейп забрался под комбинацию целиком, обошёл открытку так, чтобы было удобнее читать косые летящие буквы почерка Лили, и… застыл на месте.

Северус!

24.12.1979

В голове Снейпа взорвался как минимум фейерверк, причём отнюдь не рождественский. Скорее в духе Дня Гая Фокса.

— Мур? — вопросил он у мироздания, которое не только покосилось, но и медленно начинало вращаться. — Мур! Взгхрмя-яу-у-у!

Гарри блаженствовал, как будто внезапно обнаружил карту — нет, внезапно оказался на острове сокровищ.

В урчании Бэтмена за спиной отчётливо слышалось: «Пиастры! Пиастры!» — но то, что лежало в неказистых картонных коробках, было, несомненно, куда лучше всяких там пиастров.

В коробках было много удивительных и непонятных штук: странная желтоватая бумага, скрученная в свитки и до ужаса напоминавшая карты каких-нибудь таинственных земель; правда, свитки были пустыми, но возможно, карты на них видны только в полнолуние... или если бумагу бросить в огонь, или натереть лимонным соком...

Возможно, мама была путешественницей.

Гарри нашел даже птичьи перья — и он сразу понял, откуда они.

«Ну конечно! Мама ощипала индейца!»

Конечно, Гарри имел в виду его головной убор — но в любом случае, это было прекрасно. Индейцы, когда побеждают врагов, снимают с них скальпы.

Видимо, мама в одном из путешествий победила индейца, и, не желая снимать скальп (девчонки обычно брезгливы!), сняла с поверженного индейца парочку перьев.

Определённо, его мама была очень крутая. Возможно, подумал Гарри, если у него не получится стать супергероем, он станет путешественником. Как мама.

Задумавшись, Гарри выудил из коробки крошечные весы — наверняка какой-то сувенир. Он бы хорошо смотрелся у тёти на каминной полке, странно, что она оставила вещицу пылиться на чердаке.

Бэтмен громко фыркнул.

— Потише, приятель, — шикнул на него Гарри.

Кот посмотрел на него в упор. Жёлтые глазищи будто впитывали скудный свет, сочившийся из узкого окошка.

Прошла секунда, вторая.

Кот смотрел.

Гарри моргнул.

Кот смотрел.

Комната отчего-то закачалась перед глазами, взметнулась пылью, приблизилась и мгновенно отдалилась, сжалась в узкую ленту и распрямилась.

Перед глазами запрыгали маленькие чёрные точки, подозрительно похожие на чёрных ехидных котят, и в голове Гарри внезапно пронеслась вся его короткая десятилетняя жизнь.

Она раскручивалась, как старая фотоплёнка, отдельными засвеченными кадрами. А где-то внутри что-то корчилось и билось. Что-то очень громко орало внутри его головы.

Это кричал Гарри...

Или нет.

— Охренеть! Охренеть! Охренеть! — вопила его голова, и Гарри был с ней, в общем-то, согласен. Ему было, мягко скажем, нехорошо — и это слово подходило к его ощущениям как нельзя лучше. За исключением того, что Гарри вообще-то таких слов не употреблял.

Гарри открыл глаза и посмотрел на Бэтмена. Тот сделал вид, как будто он тут совсем ни при чём.

— Охренеть, — повторил Гарри вслух интересное слово, и сразу почувствовал себя очень-очень взрослым. — Охрене... а что это было, а?

Бэтмен фыркнул что-то очень сердитое, затем одним элегантным прыжком выскочил из чемодана. Взобрался к Гарри на колени.

Тот почти успел обрадоваться, и потянул было руку, чтобы погладить нежданно привалившее ему счастье и сказать что-нибудь более длинное и осмысленное. Но сказать Гарри ничегошеньки не успел. На Остров Сокровищ вторгся разъярённый Билли Бонс. Она же Пятно-на-шкуре-у-жирафа. Она же тётя Петунья.

Очень злая тётя Петунья.

— Коты? В моем доме! — завизжала она, и Гарри понял, что всё пропало.

— Сначала собаки! Теперь коты! Хватит с меня! Хватит! — тетя выла просто до неприличия громко, и с целеустремлённостью очень одинокого и соскучившегося по человеческому обществу каннибала двигалась к Гарри.

Тот обреченно зажмурился и покрепче прижал к себе Бэтмена, зная, что в общем-то, уже поздно, и спасти друга он ни за что не сумеет. Теперь кота точно выгонят на улицу. А Гарри придётся уйти следом за ним. Жалко, конечно, будет, оставлять мамины сокровища, но...

«Что-то тётя Петунья долго», — внезапно подумал Гарри.

Прошла секунда, другая. Ничего не происходило. Тогда Гарри отважно приоткрыл один глаз.

Тётя Петунья замерла в двух шагах от него. Рот её был приоткрыт, что делало её длинное лицо ещё длиннее, руки безвольно опустились вдоль туловища.

Взгляд её казался странно застывшим. Она смотрела прямо на Бэтмена.

«Интересно, тётя знает слово «охренеть»?» — подумал Гарри. Не то чтобы он сомневался, просто тётя была настолько фанатичной сторонницей всего правильного, что представить её бранящейся было всё равно как предложить индейцу надеть парадный галстук дяди Вернона.

Гарри, затаив дыхание, ждал.

Но тётя Петунья не стала браниться. Она сделала кое-что совсем неожиданное: упала на колени.

— Ты что-нибудь понимаешь? — озадаченно спросил Гарри у Бэтмена и готов был поклясться, что кот самодовольно ухмыльнулся в усы, обнажив длиннющие клыки.

* * *

А дальше стало твориться что-то совсем невероятное. Гарри, неся на руках гордо восседающего Бэтмена, спустился вниз — за ним шла необычно молчаливая тётя Петунья.

А потом она его окликнула.

— Гарри, — сказала она. — Если тебе что-то понадобится...

Гарри от изумления едва не выронил Бэтмена. Обычно его звали «мальчишка», «Поттер» — и всякими другими, куда менее приятными прозвищами. И никогда, решительно никогда просто по имени.

Гарри обернулся — лицо тёти казалось решительным и полуиспуганным, но отнюдь не сердитым.

Бэтмен довольно заурчал. Тетя Петунья косилась на мурлыкавшего кота с почти благоговейным восторгом. Последний раз такое выражение лица Гарри видел у неё года три назад, когда в продажу поступил «новый чудесный полироль для мебели», который отталкивал пыль и превращал в зеркало всё, что им натирали.

Гарри посмотрел на тётю, посмотрел на Бэтмена.

— Вы ведь не выгоните моего Бэт... кота? — осторожно спросил он. Если честно, Гарри не особенно надеялся — но вдруг странности продолжатся, и чудо произойдёт?

— Конечно! — поспешно и как-то неестественно бодро ответила тётя Петунья.

Гарри показалось, что глаза у него сейчас выскочат из орбит и мячиками поскачут по лестнице.

— Правда? — спросил он недоверчиво. Уж не подменили ли тётю Петунью верные подданные из племени людоедов?

Тётя Петунья сердито поджала губы — и Гарри облегчённо выдохнул: нет, похоже, это всё-таки она.

Стуча каблуками, она спустилась на пару ступенек вниз, обернулась, окинула его критическим взглядом, и сказала:

— Собирай вещи. Ты переезжаешь во вторую комнату Дадлика.

Повисла оглушительная тишина, которую, впрочем, тут же нарушил сдавленно мявкнувший Бэтмен: уж очень сильно Гарри его стиснул. Наверное, от волнения.

* * *

Гарри рассеянно возил ложкой по тарелке, гадая, как же там, в его новой комнате, устроился Бэтмен: тётка бережно подхватила его на руки и унесла, невзирая на слабые протесты Гарри.

Почему-то он уже совсем не опасался, что коту причинят вред или обидят. Было совершенно ясно, что Бэтмен необычный кот. То ли он наелся кошачьего корма с криптонитом, то ли ещё что-то, но Гарри готов был поклясться: это суперкот. Как минимум, он всё понимал и как будто почти умел разговаривать: во всяком случае, каждый раз, когда Бэтмен заглядывал Гарри в глаза, тот как-то сразу понимал, чего тот хочет или не хочет. Не то чтобы Гарри обычно был непонятливым (хотя прежняя версия тёти бы с этим поспорила) — но чтобы вот так, сразу?

Может быть, кот и с тётей Петуньей поговорил? Только как спросить, чтобы тётя не подумала, будто Гарри сошел с ума?

«Тётя, скажите, вы такая добрая, потому что мой кот с вами разговаривал?»

Глупо, очень глупо.

— Вы слишком балуете мальчишку, — пророкотала внезапно тётя Мардж. — И Дадли расстроен.

Все ещё сердитый из-за потери комнаты (двухчасовая истерика с разбиванием игрушек оказалась напрасной), Дадли мгновенно откликнулся надрывным — и, увы, совершенно фальшивым — всхлипом.

— Мы решили, что так будет лучше, — сухо отозвалась Петунья.

Тётя Мардж утерла толстые губы, поблескивавшие от жира, и, икнув, продолжила:

— Ему и чулана-то было многовато. Я бы на вашем месте...

Гарри ощутил, как к горлу подкатил очень противный комок. Ему внезапно захотелось спрятаться под стол. Или чтобы у него были такие же когти, как у Бэтмена: острые, страшные когти.

— Это его дом тоже.

Гарри вздрогнул. Кто это сказал? Неужели тётя?

Он осторожно, искоса взглянул на неё: тётя почему-то побледнела, но смотрела на Мардж очень уж решительно.

Тетя Петунья... за него заступалась?

Дядя Вернон переводил взгляд с сестры на жену, и медленно, но отчетливо зеленел.

— Я слышал недавно умопомрачительную шутку, — медленно начал он и натужно захихикал.

Вышло, по мнению Гарри, довольно глупо.

Настоящая буря грянула потом.

До вечера обе тётушки ходили хмурые и только поглядывали друг на друга исподлобья.

«Наверное, они, как вожди враждующих племён, заключили перемирие», — решил Гарри.

Потом тетя Мардж, кажется, решившая улестить тетю Петунью через её любимчика Дадли, подарила ему огромного игрушечного робота-супергероя.

Глядя, как Дадли радуется, Гарри тихонечко потешался: интересно, что бы сказал Дадли, узнай он о том, что у него есть самый настоящий супергеройский кот.

— Эй, ты, — вырвал его из приятных мыслей бас тёти Мардж. — иди сюда, у меня для тебя тоже есть подарок.

Сказать что Гарри страшно удивился — ничего не сказать. Ладно, допустим, тётя Петунья — её вполне мог «уговорить» Бэтмен. Но тётя Мардж?

«Наверное, мне это снится», — решил Гарри и ущипнул себя за руку (в книгах всегда так делали). Правда, что при этом должно произойти и как это поможет отличить реальность от сна, Гарри представлял очень и очень смутно.

На плохо гнущихся ногах Гарри подошел к тёте Мардж: неужели она и ему купила робота?

По правде говоря, несмотря на наличие Бэтмена, Гарри вовсе не отказался бы иметь такого.

Но это был не робот.

Это была коробка собачьего печенья.

И, пока Гарри раздумывал, что это, собственно, означает и что ему делать, за спиной у него раздались шаги, и вкрадчивый голос произнёес:

— По-твоему, Марджори, мой племянник похож на собаку?

Тётушка Мардж ответила что-то про дурных щенят и дурных сук, от которых они появляются (Гарри не вполне понял, при чем тут собаки)… — а потом начался скандал.

Нет, не так. Начался Скандал.

Тётя Петунья кричала на тётушку Мардж. Она отвечала ей тем же. Потом тётя Петунья запустила в неё салфетницей.

Мардж ответила не вполне точным броском собственной туфли. Промахнулась — и была вынуждена, удирая от тёти Петуньи, смешно подскакивать на ходу, потому что нормально бежать ей мешал оставшийся на правой туфле каблук.

Дядя Вернон надрывался, пытаясь успокоить обеих, но безуспешно.

Спустя каких-то десять минут в доме не осталось ни безупречного порядка, ни тётушки Мардж. Причём тётя Петунья совершенно не выглядела расстроенной ни тем, ни другим обстоятельством (скорее даже наоборот), чего нельзя было сказать о дяде Верноне. Но и он — кажется, осознав, как здорово его жена метает салфетницы, — не посмел ей перечить.

* * *

По-настоящему расстроенным выглядел, похоже, только Дадли — и то потому, что тётя Мардж не успела в довесок к игрушечному роботу подарить ему что-нибудь ещё.

Виновник в скором отъезде любимой тётушки мог быть только один.

И, конечно, это была не мать.

Дадли действовал по давно отработанному плану — догнать и побить…

Вот только исход был неожиданным: в угол поставили их обоих.

* * *

— Нечестно, — ныл Дадли, стоя в углу (точнее, не совсем в углу, а в шаге от него — мешало толстое пузо), — Нечестно! Почему меня наказали тоже!

Гарри, если честно, и сам не вполне понимал, почему, поэтому просто пожал плечами.

Дадли пожевал губами и немного помолчал:

— А у меня зато робот есть клёвый.

Гарри улыбнулся краешком рта, как Бэтмен недавно. Конечно, будь у него такие же клыки, вышло бы, наверное, куда эффектнее.

— Тебе не завидно? — уточнил Дадли, недоверчиво.

Гарри покосился не него и лениво, подражая кошачьему мяву, протянул:

— Не-а.

Дадли, кажется, даже растерялся. Он подтянул сползавшие с пуза штаны, и сказал:

— А я тогда тебя завтра ещё раз побью. И послезавтра, и вообще каждый день бить буду.

— Да пожалуйста, — не остался в долгу Гарри. — Скоро я тебя тоже бить буду.

— Это почему? — вытаращился на него кузен.

«Потому что я стану супергероем», — хотел сказать Гарри, но вместо этого ответил:

— Потому что я запишусь в секцию бокса, школьную, и дам тебе сдачи.

Дадли фыркнул:

— Да мы тебя... ну... это, — он замялся, — нас же больше. Мы тебя все равно побьём.

Гарри задумался:

— Но настоящий боксёр сам кого хочешь побьёт! Хоть десять одноклассников, хоть двадцать.

Дадли надулся и отвернулся.

Спустя пару минут (Гарри почти слышал, как скрипят под толстой кожей его маленькие мозги), он обернулся с торжествующим блеском в глазах:

— Тогда я тоже стану боксёром и побью тебя один на один.

На этот раз Гарри крыть было нечем. Он сказал:

— Тогда давай попросим дядю Вернона купить нам боксёрскую грушу.

— Точно, — внезапно с жаром закивал Дадли. — И гантели тоже.

Неприятности всегда поджидают человека… да и кота тоже, — именно в тот момент, когда он имеет неосторожность расслабиться и предаться размышлениям о глобальных вселенских вопросах.

Вихрь мыслей крутился в голове Снейпа так быстро, что сердитый вопль: «Коты? В моём доме?!» — он даже расслышал не сразу, не говоря уже о возможности как-то среагировать. Как в замедленной съёмке Снейп наблюдал надвигавшуюся на него фигуру в ситцевом платье в цветочек. Масштабирование и прошедшие с момента их последней встречи годы совсем не красили Петунью, а вот пунцовые пятна, которыми пошла её блеклая кожа — совсем наоборот.

Правая рука «вредины Туни», как любила называть сестру Лили (у Снейпа такое имя вызывало ассоциации скорее с тунцом в банках), уже была занесена в опасной близости от его загривка, когда Снейп наконец-то вспомнил, что надо бы действовать — и побыстрее.

Он встретился с Петуньей Дурсль взглядом и что есть мочи мысленно завопил:

«Стоять!»

Петунья притормозила, растерянно хлопая глазами. Снейп перевёл дух. Жаль, что её замешательство долго не продлится… «Ступефай» помог бы остановиться этому воистину прекрасному мгновению, но без палочки и в шерсти Снейп был приговорён не искать лёгких путей. И здесь его внезапно осенило. Книга! Дурацкая книжечка, которую он совсем недавно нашёл за подушкой: про богиню домашнего очага, дарующую магию. Вряд ли она могла принадлежать Дадли или Вернону. А значит Петунья по-прежнему хотела стать ведьмой. С помощью египетской богини-кошки…

Снейп мысленно вздохнул, набрал в лёгкие воздуха и приготовился к самой дурацкой речи в своей жизни. Еженедельные отчёты для Дамблдора даже в подмётки не годились этому бреду.

«Внемли мне, о неверная последовательница, ибо богиня милостива. Великая Баст будет говорить с тобой, Петунья Дурсль!»

Эффект превзошёл все ожидания. Глаза Петуньи зажглись, по бесцветной щеке скатилась сверкающая слезинка недоверия и восторга, а сама миссис Дурсль, аки Жанна Д’Арк в гроте, рухнула на колени. Внутренне чертыхаясь и даже не пытаясь представить, что успеет подумать Гарри, если это увидит (пока мальчик сидел, предусмотрительно зажмурившись), Снейп мысленно зашипел:

«Встань, идиотка! Не пугай ребёнка!»

— Да-а… — слабым голосом протянула Петунья.

«Час от часу не легче. Хороша она будет, разговаривая с самой собой»… Снейп снова вперил взгляд в её зрачки и постарался приказать максимально чётко:

«Отвечай мне мысленно!»

Петунья с готовностью закивала и резво поднялась с колен, отряхивая подол. Судорожно сглотнула, поводила головой из стороны в сторону — видимо, ожидая столпа света или ещё каких-то спецэффектов — и снова остановилась на чёрном коте на руках у племянника.

«Мм… Госпожа Баст?» — неуверенно подумала Петунья.

Мысли у неё были визгливыми и запинающимися, с интонациями маленькой девочки, и Снейп мстительно подумал, что если бы Петунья вслух разговаривала так же, то ни Гарри, ни кто-либо ещё никогда не стали бы её бояться.

«Я слушаю тебя, о последовательница».

«Разве… — Петунья снова судорожно прочистила горло, — прости моё любопытство, но я так давно ждала встречи с тобой! О богиня, разве ты… кот? Потому что я слышу мужской голос. Или со мной что-то не так?»

Снейп снова мысленно чертыхнулся, но постарался сделать так, чтобы до Петуньи его мысль не дошла. Больше, чем попадать в неприятные ситуации, он ненавидел только импровизировать, но жизни, видимо, было на это начхать. Ладно. Допустим, он не бог, а… кошачий ангел? Короче, кто-то из божественных клерков. Но посерьёзнее, чем «подай-принеси», иначе несолидно… Вот! Он пресс-секретарь. Ра-зу-ме-ет-ся.

«Личный разговор с богиней превышает способности смертных к восприятию. Я — Глас Богини. Я доношу каждое слово Великой Баст до её последователей».

Петунья снова закивала, но как-то неуверенно. Видимо, логика потихоньку начала брать верх над шоком. Этому процессу нельзя было дать закончиться — иначе Петунья начнёт задавать осмысленные вопросы (к сожалению, ей это часто удавалось), и наспех склеенная версия затрещит по швам. Хуже будет, только если Петунья заподозрит, что в этом замешаны волшебники. Поэтому настало время для шоковой терапии…

«И богиня тобой недовольна! — снова возвысил мысленный голос Снейп. — Очень недовольна!»

Петунья пошла красными пятнами и сжала губы. Её веки задрожали. Казалось, ещё чуть-чуть — и она расплачется от обиды. Или ярости — во всяком случае, её мысленный вопль был скорее недовольным, чем оскорблённым в лучших чувствах.

«Что? Я выполняю все указания, мой дом — пример для подражания. Я зависть садоводов, лучшая хозяйка, примерная жена и заботливая мать! Каждый мой шаг — молитва Баст!»

Хм… какое чудесное упрямство. Снейпу всегда казалось, что верующим не положено спорить с божествами. С другой стороны… — он вспомнил прихожанок той церкви, где не так давно подвернул лапу, — видимо, сведения устарели. Ну ладно, ему есть что ответить:

«Ой ли? — ехидно осведомился Снейп. — А что я вижу перед собой? Этот мальчишка, твой племянник, он тоже часть твоей семьи. Или нет?»

«Я… — Петунья вспыхнула и принялась нервно мять в руках фартук. — Я… не хотела его воспитывать. Мне… мне его подбросили».

«Всё верно, потому что богиня посылала тебе испытание».

Да! Абсурдные конкурсы — верный признак религии. Ну или Турнира Трёх Волшебников. В любом случае, должно сработать.

«Испытание?»

«Разумеется. Или ты думаешь, что служение Богине — лишь служение твоим капризам? Баст — богиня рода, а не богиня избранных его членов».

Петунья нервно облизнулась. Теперь оставалось подкинуть ей что-то приятное. Снейп задумался. Тётка с бульдогом, да. Петунья — аккуратистка, она не должна любить собак. И эта… «Мейдж»? Нет, кажется, «Мардж»… наверняка родственница Вернона.

«Твой род должен быть на первом месте. Выше капризов. И выше рода твоего мужчины, у которого есть собственный род. А ты привечаешь чужаков, но отказываешь своим? Что случилось с твоим послушанием, Петунья Дурсль?!»

Мысленный голос Снейпа предательски дрогнул, не выдержав груза пафоса. Но дело было сделано: Петунья, похоже, переживала самый острый кризис мировоззрения за свою жизнь. Судя по выражению её лица, она с удовольствием бы и вовсе знать не знала никакую Баст, голоса в голове порядком пугали, а необходимость заботиться о племяннике — настораживала. Но принципы принципами — а с мысленными наставлениями от богини не особенно поспоришь.

Всего два часа спустя вместо чулана они с Гарри были в комнате (бывшей комнате Дадли, но в остальном — довольно приличном помещении), а Петунья выдавила из себя:

— Гарри, если тебе что-нибудь понадобится…

О, да. Снейп даже не решался представить, что всё пройдёт так просто.

* * *

Вечером снизу раздавались звуки скандала. Снейп довольно прикрыл глаза и замурлыкал, слушая визгливые голоса Петуньи и Мардж, как музыку. Ох и достанется этой… бульдогофилке. Нет чтобы любить котов, как поступают все приличные люди. Настроение Снейпа было прекрасным. Лучше, чем за всю эту неделю. Да что там — лучше, чем за долгие, долгие годы до этого!

Но когда Гарри пришёл и подробнейшим образом рассказал, что произошло: и про собачье печенье, и как Петунья поругалась с Мардж, и как Гарри и Дадли поставили в угол, — внутренний оптимизм, присущий кошачьим, притух до внутренней паранойи, присущей Северусам Снейпам.

Он с грустью подумал, что, пожалуй, перестарался. «У мальчишки теперь пропадёт стимул заниматься… — проворчал мысленно Снейп. — Он расслабится и вырастет хлюпиком, ещё и научится жаловаться тётке, чуть что не так… Вот как его распирает от радости от одной мысли, что пришёл кто-то большой и сильный — и всех наказал! Почти как вся эта чушь про слюну акромантулов».

Недовольно мявкнув, он прошёл мимо Гарри и царапнул лапой дверь, указывая, что неплохо было бы его выпустить. Гарри сказал что-то вопросительное, но Снейп не расслышал, продолжая предаваться печали, — только сильнее боднул дверь.

Вниз, в открывшуюся щель, по ступенькам на первый этаж, мимо всего — и в сад. Снейп пробежал мимо валерианы, на секунду даже задумавшись, а не нанюхаться ли её, чтобы перестать размышлять обо всём этом сумасшедшем доме хоть на полчаса… Но позорные мысли были классифицированы как разлагающее влияние кошачьей натуры и отметены.

Итак, Снейп выбежал в сад, оставшись наедине со своими мыслями. И только он успел пристроиться на каменном парапете рядом с какой-то декоративной вазой, как на его участок вторгся захватчик! Какой-то незнакомый кот (вернее, кошка) дворовой полосатой окраски. Мелкая, но наглая, она даже не обнюхала участок по периметру, а сразу побежала к дому!

Снейп спрыгнул с парапета, умудрившись в одном прыжке схватить кошку зубами за холку, придавить её к земле и… и вспомнить наконец-то, кто она такая.

— Минерва, какого драккла ты не явилась раньше… — Снейп хотел завопить изо всех сил, но не мог отпустить загривок МакГонагалл, поэтому каждую реплику ему приходилось цедить уголком рта. Хорошо, что в этом он был натренирован за долгие годы диалогов с учениками. — Ты заперла меня в этом проклятом… проклятом кошачьем теле. Чары Неснимаемости говоришь? Я покажу тебе такие чары…

Кошка пискнула что-то протестующее.

— Что? Я не слышу!

— Северус! — мяукнула МакГонагалл. — Я только сегодня вернулась, а Дамблдор был не в курсе и…

— А совиную почту придумали идиоты?

— Я же говорю: я не знала, пока не приехала! — сердито огрызнулась она и попыталась перевести разговор: — Как мальчик?

Если она ожидала, что разговор примет более спокойный оборот, то жестоко ошиблась. Снейп зашипел так, что почувствовал, как его собственная шерсть становится дыбом, повинуясь каким-то дремучим убийственным инстинктам, советовавшим перед решающей битвой быть похожим на меховой помпон.

— Как?! Ты ещё спрашиваешь? Чем ты вообще занималась все эти годы? Под окнами ходила?! «Мальчик», как ты выразилась, жил в чулане под лестницей, его бил кузен, он тощий как спичка, боится громких звуков и мечтает, чтобы его покусал акромантул!

Раздалось протестующее урчание:

— Северус, ты что, применил легиллименцию? Это же запрещено и…

— А превращать деканов конкурирующих факультетов в котов, по-твоему, разрешено?! — буквально завизжал Снейп, больно тяпнув МакГонагалл за загривок. — Признавайся, ты сделала это специально, чтобы твои драккловы гриффиндорцы...

МакГонагалл резко дёрнулась. На этот раз ей удалось сбросить с себя Снейпа, и она застыла напротив него, угрожающе подняв переднюю лапу с выпущенными когтями.

— Следи за словами, Северус! Я никогда… Никогда…

— Если мы собираемся драться, отойдём поближе к кустам, — прервал её Снейп. — Единственное, что со мной не успели сделать за эту дракклову неделю, так это не обливали холодной водой из окна. И я хочу, чтобы так и осталось!

Впрочем, разумеется, выяснять отношения ему уже расхотелось. Пар он спустил, высказался и теперь позволил глубокому чувству облегчения затопить себя до кончика хвоста. Наконец-то его нашли! Прощай шерсть, здравствуй шерстяная мантия!

— Пойдём, я уберу заклятие Неснимаемости, — примирительно сообщила МакГонагалл и было потрусила к выходу из сада.

Снейп увязался за ней, но не пробежал и трёх шагов, как его остановила мысль о Гарри. Он же не может пропасть просто так. Мальчишка будет его искать, попадёт в неприятности… Да и Петунья может быстро передумать, если кот вдруг исчезнет.

— Стой! — мявкнул он, для пущей убедительности потянув МакГонагалл за хвост зубами. — Не так!

Та только устало вздохнула. Села под кустом ежевики, обвернула хвостом лапы и коротко тявкнула:

— А как?

— Сейчас расскажу…

В дверь его новой спальни тихонечко поскреблись, и Гарри поднял голову. По правде говоря, он уже начал волноваться, не случилось ли что-нибудь с Бэтменом. Но нет. Дверь приоткрылась, и в щёлочку просунулась усатая кошачья морда.

— Проголодался? — спросил Гарри.

Бэтмен протиснулся в спальню целиком и посмотрел на него так оскорблённо, как будто тот не поесть ему предложил, а предать весь кошачий род вплоть до полосатой прабабушки.

Почему-то стало вдруг очень неуютно. Гарри готов был поклясться, что с Бэтменом что-то не так. Его кто-то обидел... Или расстроил... Или...

— Что случилось?

Кот внимательно посмотрел ему в глаза.

«Мы должны идти вниз», — раздалось в голове Гарри, и он, едва успев вскочить с кровати, снова на неё сел.

— Так ты правда умеешь разговаривать?

Бэтмен только презрительно сощурился. А потом сделал кое-что, что удивило Гарри куда больше говорящего кота.

Бэтмен одним великолепным прыжком оказался у него на коленях, а затем ткнулся круглым лбом в его плечо. И замер так.

Гарри замер тоже.

«А сейчас пойдём вниз, — сказал ему в голове странно дрогнувший голос Бэтмена, — и ради Мерлина, какую бы чушь ты там ни услышал, ничему не удивляйся».

Гарри подумал, что Мерлин — это, наверное, тоже супергерой. Настоящий хозяин Бэтмена. А вдруг... Вдруг он его заберёт? И поэтому Бэтмен так расстроился?

Чувствуя, что сердце сейчас выскочит и запрыгает по лестнице, как мячик, Гарри бросился вниз. Бэтмен чёрной молнией метнулся за ним.

* * *

Тяжело дыша, Гарри влетел в гостиную и огляделся, но никакого супергероя Мерлина там не увидел.

Вместо этого на диване рядом с тетей Петуньей обнаружилась высокая пожилая женщина в квадратных очках и просторном платье в шотландскую клетку. Больше всего она напоминала учительницу Гарри, миссис Сэлмон, и уж совершенно точно не могла быть связана с супергероями.

— А это наш Гарри, — сказала тетя Петунья спокойно. Гарри, который хотел было облегчённо выдохнуть, чуть не подавился воздухом.

Она назвала его по имени: не сквозь зубы, и даже губы не поджала. Может быть, её правда кто-то подменил?

Возможно, им с Бэтменом придется провести расследование таинственного исчезновения вождя племени людоедов...

— Гарри, возьми печенье, — сказала тетя Петунья.

Но, возможно, лучше оставить всё, как есть.

— Мальчик осенён благом Богини Баст, — страшным шепотом сказала «миссис Сэлмон», и тетя Петунья с жаром закивала. — Но теперь ваша инициация пройдена, Петунья. Вы оказались достойны и переродились в свете Богини... Берегите этот свет.

— Ты что-нибудь понимаешь? — озадаченно спросил Гарри.

Бэтмен фыркнул.

«Минерву с руками оторвали бы в какой-нибудь секте… Так, ты этого не слышал!»

Гарри даже не успел в очередной раз удивиться, как вдруг тетя Петунья спросила:

— Так вы заберёте его прямо сейчас?

Гарри похолодел.

— Я никуда не пойду!

Он смутно представлял, что такое «инициация», но подозревал, что это очень больно.

Тетя Петунья наконец-то поджала губы, вновь становясь похожей на себя.

— А речь и не о тебе. Речь о твоём... Ммм... Коте.

Гарри посмотрел на тетю Петунью. Посмотрел на поправляющую очки странную женщину.

И шагнул вперёд.

— Я Бэтмена не отдам!

Губы тети Петуньи сжались так крепко, что стали почти невидимыми.

— Позвольте мне поговорить с вашим племянником наедине, — сказала «миссис Сэлмон», которую его кот ужасно непочтительно назвал просто «Минервой».

* * *

— Моё имя — Минерва Макгонагалл, и во-первых, я очень рада с тобой познакомиться, Гарри, — мягко сказала она, едва тетя Петунья вышла. — А во-вторых, я хочу тебя предупредить, что наш разговор должен остаться тайной. Особенно для твоих родственников.

— Вы хотите забрать у меня Бэтмена, — сердито сказал Гарри своим коленкам.

— Некоторые люди обладают некими...

— Суперспособностями... — докончил Гарри. — Я знаю!

— Знаешь?! — страшно удивилась миссис Макгонагалл. — Откуда?

— Я сам догадался, — вздохнул Гарри. — Бэтмен супергеройский кот, а ещё он умеет разговаривать. Как в комиксах. Но я вам его не отдам!

Миссис Макгонагалл озадаченно смотрела на Гарри.

Гарри смотрел на миссис Макгонагалл.

А потом она рассмеялась.

— Боюсь, ты все неправильно понял. Позволь, я тебе кое-что покажу.

А затем она превратилась в кошку.

Гарри никогда не думал, что супергероини бывают похожи на учительниц. Но Минерва Макгонагалл определенно была супергероиней.

* * *

— С днём рождения, Гарри! — завопил Дадли, распахивая дверь. — Прекрати уже рисовать свои дурацкие комиксы, пойдём вниз. Там мама уже торт приготовила!

Гарри отложил карандаш.

И тут раздался звонок в дверь.

— Гарри, живо открой, — крикнул из гостиной дядя Вернон.

Дадли хлопнул его по плечу.

— Если это Пирс, пни его по лодыжке. Мы тебя ждём. Но если я съем весь торт, пока ты тут возишься, будешь сам виноват.

Гарри улыбнулся и распахнул дверь.

На пороге стоял мужчина в чёрном, почти супергеройском плаще.

— Здравствуйте, — сказал Гарри.

Незнакомец откинул капюшон.

И уставился на него очень знакомым взглядом. Глаза у незнакомца, правда, были не жёлтыми, а чёрными, но вот прищур Гарри узнал бы и из миллиона.

Гарри ел мороженое и трещал без умолку.

Неизвестно, стоил ли Париж мессы, но вот эта идиллическая (хотя немного шумная) картина стоила в общей сложности скандала, сдержанного стоического молчания, допроса, парочки признаний — и обморока. Правда, не в этом порядке.

* * *

В самом начале (то есть сразу после возвращения Северуса в человеческий облик) было совещание у Дамблдора, куда Альбус позвал Минерву как последнюю надежду убедить Снейпа не пороть горячку и не забирать Гарри к себе, причём немедленно. Когда МакГонагалл нарисовалась в дверях кабинета, Дамблдор после многословных и дежурных слов вежливости (у Снейпа едва не заныли зубы от нетерпения, пока он это слушал) попытался перейти к сути дела, но и к ней подступил с прямо-таки оскорбительной осторожностью:

— Минерва, мы здесь обсуждаем кровную защиту Гарри. Как думаешь, если передать его другим родственникам… это будет опасно?

Ничего не понимающая Минерва нахмурилась. Кинула на Снейпа взгляд, в котором ясно читалось «я не хочу обсуждать защиту Гарри в его присутствии». Северус ей назло принял абсолютно безмятежное выражение лица — и уже одним этим насторожил МакГонагалл куда больше, чем вся речь Дамблдора с подтекстами, сносками и примечаниями.

— Альбус, — начала она, совсем как в какой-нибудь старомодной пьесе, где герои изо всех сил стараются не говорить об очевидном, вместо этого делая многозначительные паузы и зловеще вращая глазами. Снейп такой театр не любил, впрочем, он не любил театр вообще. Однако, знал достаточно, чтобы понимать: Минерву скоро ждёт «кульминация сюжета». — Ты же помнишь, как мы проверили связь с семьёй Джеймса. Мы передали Гарри его тёте и дяде, потому что со стороны Поттеров никакой защиты не обнаружили.

Дамблдор взял драматическую паузу и вдумчиво кивнул. Искоса посмотрел на Снейпа и медленно, очень медленно произнёс:

— Да… И теперь мы знаем, почему…

МакГонагалл нахмурилась. Посмотрела на Дамблдора. На Снейпа. Снова на Дамблдора. Намёк был не то чтобы очень прямым, но понятным. И теперь логика тащила Минерву в ту сторону, куда пресвитерианское воспитание идти вовсе не хотело. И не собиралось. Пожалуйста, не уговаривайте. Я не хочу об этом знать. Пощадите.

Прошла по меньшей мере минута, прежде чем Минерва, наконец, смогла выдавить из себя:

— У Гарри… другие родственники?

Последние слова она произнесла полушёпотом и еле заметно дёрнула рукой — Снейп был готов поклясться, что она пыталась перекреститься, но спохватилась.

Дамблдор прочувствованно кивнул. МакГонагалл сглотнула, прочистила горло и хрипло осведомилась:

— И… кто это?

Весь этот цирк начал порядком надоедать. Видя, что следующую порцию информации Дамблдор такими темпами выдаст разве что к будущей среде, Снейп не выдержал:

— А ты сама как думаешь?

Минерва нахмурилась. Задумалась. Закатила глаза — и начала вспоминать. Снейп ясно видел, что начала. И здесь настала уже его очередь судорожно вздыхать: ведь декан знает о своих «питомцах» ох как много… Слишком много. А то, о чём догадывается, вообще тянет на несколько тюремных сроков и несколько Непростительных. Он поднял руку в предостерегающем жесте и выпалил, прервав её на полувдохе:

— Это я.

Вот тогда-то Минерва и упала в обморок.

* * *

— А на каком факультете я буду учиться? — задал вопрос Гарри.

Снейп вздохнул. Эх, если бы он не знал, что его воспоминания будут тщательно просматривать! Он бы нашёл, что сказать. Но как на грех эти гриффиндорские шантажисты поставили условие: «никакой агитации, только справедливые и равные возможности». «Равные возможности!» Как будто сами они упустили бы такой шанс!

— Зависит от твоих личных качеств. И от того, куда ты сам хочешь, — скрепя сердце, дипломатично начал он. — Например, Рейвенкло для тех, кто больше всего любит знания. Им важно понимать, как всё устроено.

— «Ботаники»? — уточнил Гарри.

Снейп честно покопался в своём пассивном словаре магловской слэнговой лексики и с трудом нашёл там соответствие, не имевшее отношения к оранжереям.

— Гхм, можно сказать и так. Но в хорошем смысле.

— Которые поступают в университет, или исследуют всякое, или собирают механизмы из чего попало? — словоохотливо подсказал Гарри.

— Верно, — коротко подтвердил Северус, не желая заходить дальше в подробности. Но Рейвенкло хотя бы были нейтральной темой. Остальные факультеты он постарался озвучить скороговоркой, не давая Гарри возможности вставить очередной вопрос:

— Хаффлпафф — важнее всего друзья, семья, помощь друг другу…

«У нас это называли «даже в туалет вместе ходят», — промелькнула ехидная мысль, но, к сожалению, озвучивать её было никак нельзя.

— Гриффиндор — храбрые, инициативные, любят приключения…

«О, Мерлин, что я несу?!»

— Слизерин — хитрость, тайна, окольные пути.

— Одни бузотёры, другие шпионы, — нехитро перевёл Гарри.

Снейп на «шпионах» поперхнулся, но смолчал. А нахватавшийся вместо прежних просторечных выражений дворового слэнга Гарри («отношения с кузеном у него явно улучшились») тем временем грустно вздохнул:

— Кажется, меня на Гриффиндор отправят, — ещё один горький вздох. Гарри даже мороженое есть перестал. — Мой тренер говорит, что я сначала делаю, а потом думаю. Почти как Дадли, но он хитрее.

Северус едва подавил желание, которое не охватывало его уже лет… много. А именно: расхохотаться во весь голос. Ай да парень! Он представил, как с Минервы упадут очки, когда она увидит, что её обожаемый факультет в глазах Гарри — нечто среднее между тяжкой повинностью и проклятой неизбежностью. Но это будет потом. А пока Снейп с максимальной доступной ему серьёзностью спросил:

— Неужели ты туда не хочешь?

Гарри только покачал головой. Кинул быстрый взгляд на Северуса и спросил:

— А вы что заканчивали?

* * *

Отпоенная чаем и откормленная печеньем, Минерва, наконец, пришла в себя. Всё ещё массируя пальцами виски, она вникла в создавшуюся коллизию, вздохнула и изрекла:

— Какая грёбанная жалость, что мы растрезвонили о мальчике повсюду!

Слышать, как Минерва ругается, пусть и эвфемизмами, было само по себе неожиданно, поэтому смысл сказанного до Альбуса и Северуса дошёл не сразу. Но когда дошёл, они синхронно спросили:

— Почему?!

МакГонагалл посмотрела на них, как на двух идиотов.

— Если бы Гарри не был так известен, мы бы отдали его на воспитание Северусу, сменили фамилию и всё, что полагается! А так… — она вздохнула. — Вы в курсе, как дети называют… м-м… других детей, которые родились не… м-м… не в браке?

Дамблдор глубоко задумался. Снейп тоже. Эта сторона вопроса им действительно в голову не приходила.

— И где они только берут такие слова? — мрачно заметил Дамблдор.

— От старших братьев и сестёр. Или на улице, — предположил Снейп.

— Никогда не говорила такого братьям, — возразила МакГонагалл и насупилась.

— Я тоже, — заметил Дамблдор. — Что делать будем?

* * *

— Я не могу этого сказать, — уклончиво заметил Снейп. — И от какого факультета преподаю я или госпожа МакГонагалл — тем более. Ты должен выбрать сам.

Гарри слопал остатки мороженого, как будто это была секретная записка, которая не должна попасть к врагу: быстро и организованно.

В его голове, кажется, шла какая-то работа. Судя по сведённым бровям — напряжённая, но какая именно? Баловаться легиллименцией же Снейпу тоже запретили. Поэтому он был вынужден ждать и наблюдать.

— Хаффлпафф, — наконец, выдал Гарри. — Я хочу туда, где друзья. Отличника я с моими отметками не потяну. А секреты, конечно, замечательно, но секретов мне и так в жизни хватает…

Это он так намекал на уговор никогда и ни за что не называть Северуса «Бэтменом». А также не особенно раздражать тётю Петунью магией, пока будет на каникулах. С помощью пяти учебников по скоромагии для сквибов, компиляторским способностям Минервы и бешеного желания Петуньи «делать магию», какого-то результата она за эти годы добилась. И теперь ходила по району гордая, свысока посматривая на соседок и тихо упиваясь «благословением богини Баст». Теперь её дом стал ещё аккуратнее, выпечка — ещё калорийнее, а сад — ещё пышнее, если такое вообще было возможно. Вдобавок Петунья сдружилась с Арабеллой Фигг, на которой (да ещё на Филче) всю эту скоромагию тайно тестировали. Наличие у Арабеллы кошек хорошо вписалось в легенду, и Дамблдор легко дал Минерве разрешение на «раскрытие страшной тайны».

Арабелле даже понравилось играть в «жрицу богини», а уж то, что теперь она могла убрать дом без помощи тряпки (то есть впервые вообще задуматься об уборке), вовсе было бесценно.

Но Снейпу не без оснований казалось, что стоит Гарри начать выдавать нечто большее или пользоваться магическими предметами — и вся зависть Петуньи к сестре, «вытаскивавшей лягушат из карманов», вернётся. Одно хорошо — благодаря комиксам, идея держать магию в секрете была Гарри понятна и даже радовала: какой же «супергерой» без двойной жизни?!

* * *

— Оставим всё как есть, — постановила МакГонагалл. — Расскажем, когда станет взрослее и всё поймет. Тем более, что отношения с семьёй у него, кажется, начали налаживаться? И всё равно выше материнской жертвенной защиты ничего не придумано… Уж прости, Северус, но это так.

Взгляд Минервы на секунду опустел. Правда, улёгшаяся было в её голове, снова начала ворочаться и грызть, будто хорёк за пазухой.

— Северус, а ты правда… вы правда… ты уверен, что…

— Минерва, ещё раз это скажешь, и я тебе покажу, какая это правда, — пригрозил Снейп, держа палочку у виска. — Во всех подробностях.

МакГонагалл примирительно развела руками.

— Факультет? — продолжил Дамблдор. Они обсуждали ситуацию уже третий час, но желания расходиться пока не было.

Минерва промычала нечто неопределённое.

— Надеюсь, потянет Рейвенкло, — пробурчал Снейп.

Дамблдор повернулся к нему в шоке:

— Не Слизерин?

— Его там сожрут, — безапелляционно рубанул воздух ребром ладони Северус. — И… как я должен буду к нему относиться? Мои… бывшие коллеги сразу заподозрят неладное.

При мысли о «бывших коллегах» все снова надолго задумались.

— Тогда Хаффлпафф.

— Он для идиотов…

— Не обижай Помону. Кстати, если я это ей расскажу, кто-то останется без ингредиентов.

— Минерва, ты думаешь, я забыл, как можно залезть в оранжерею без спроса?

— У Хаффлпаффа плохой имидж, но если там будет Гарри, другие тоже туда потянутся…

— Альбус, ты собираешься использовать мальчика, как рекламу факультета?

— Ну, им бы это не помешало…

— Чушь какая-то… Хотя! Это нейтрально и мальчик будет под присмотром…

— Решено: Хаффлпафф!

* * *

Разумеется, на следующий день Снейп передумал. Но время было упущено, и всё, чего он добился от Альбуса, — аргументации в стиле «первое слово дороже второго». Ой, как удобно играть в детский сад, когда ты директор! Наконец, волшебники доторговались до того, что не будут влиять на выбор мальчика, но постараются убедить его выбрать что-то нейтральное: Рейвенкло или Хаффлпафф.

— Ну что ж, обязательно убеди в этом шляпу, — постановил Снейп, скрывая лёгкое разочарование.

Но, может быть, так и правда будет лучше. Интересно, кто из любимых мальчиком «супергероев» учился бы на Хаффлпаффе? Кто-то из «людей Х», наверное.

Снейп начал читать комиксы из желания лучше понять, что может повлиять на Гарри. Начал — разумеется, по чистой случайности — с серии про Бэтмена. И едва не сгрыз перо с досады.

— Мог бы придумать что-то получше, — бормотал он под нос, яростной пролистывая страницу за страницей. — Если бы у меня были ресурсы этого… мажора в латексе, я бы…

Он посмотрел на перо и решительно обмакнул его в красные чернила. Полегчало Снейпу только тогда, когда он исписал весь несчастный комикс пометками типа «где логика?», «противоестественное развитие событий» и «они что, идиоты?».

Однако потом он дошёл до Харли Квин, немедленно представил на её месте Беллу Лестрейндж (просто вопиющее сходство!), Джокер определился сам собой (и это был совсем не Рудольф) — и комикс фантастическим образом обрёл смысл!

Снейп так увлёкся, что спустя пару дней был пойман Минервой МакГонагалл за чтением теперь уже о человеке-акромантуле, так приглянувшемся Гарри в качестве ролевой модели. Желая хоть как-то оправдаться, Снейп почти без энтузиазма наплёл что-то про пользу комиксов в социализации маглорождённых… и понеслось.

Спустя неделю эпидемия комиксомании дошла даже да Флитвика, а то, что Помона читала допоздна что-то про Ядовитый плющ было видно по отпечатку зелёного силуэта на её щеке, когда она утром спустилась к завтраку в Большом зале.

— Ты представляешь, дети сразу перестают задавать вопросы! — радовалась МакГонагалл. «Это магия» не действует, а «Как у Супермена» — действует. В чём секрет, хотела бы я знать?

* * *

Самое большое усилие, как ни странно, Снейпу пришлось приложить, чтобы убедить Петунью, что «с Гарри ничего не случится в вашем волшебном… хаосе».

«Хаос», видимо, был самым сильным ругательством в мире Петуньи Дурсль, а это означало, что Минерва могла бы многому её научить.

Увидев Снейпа на дне рождения Гарри, Петунья едва не выпустила из рук блюдо с пирогом — к счастью, не потому, что узнала Северуса, а просто потому, что ждала чего-то подобного: всё-таки одиннадцать лет это одиннадцать лет.

Снейп красочно расписывал, что магия богини Баст даётся только девочкам — и очень редко мальчикам, поэтому адеватных методов обучения для таких как Гарри не существует и… — трагический вздох и взгляд вдаль — «Поэтому мы вынуждены обучать их там же, где волшебников».

Петунья осознала. Но была в отчаянии. Как сказал бы Дамблдор, «кто бы мог подумать, что она так привяжется к мальчишке». Но Петунья, видимо, всегда переживала за то, во что вложила силы, будь то кусты роз или племянник.

* * *

И вот теперь, спустя допрос, обморок и много, много скандалов Снейп наконец-то шагал по Косой аллее вместе с Гарри. Они шли выбирать палочку. Светило солнце. Всё было хорошо.