Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Командир, командир, слышишь меня? Очнись, приехали. Командир, — Конмин тряс тело Чхве Ёна, который, судя по всему, за три дня ни разу не пришёл в сознание: он определённо тяжело перенёс дорогу. Несколько раз они останавливались на постоялых дворах, но задерживались не дольше, чем требовало удовлетворение естественных потребностей. На этих остановках короля заставляли выходить — женщины поднимались, закрывали двери повозки и о чём-то тихо переговаривались — Конмин прислушивался, несколько раз ему слышались стоны и тихий слабый голос, так не похожий на голоса тех, кто был в повозке, но, судя по тому, что каждый раз еда и питьё в руках женщин оставались нетронутыми, Чхве Ён был без сознания. Королева выходила, держала мужа за руку, говорила что-то одобрительное, насильно запихивала в него несколько ложек из простой глиняной миски с какой-то кашей, и всё повторялось: тряска, которой прежде Конмин никогда не замечал, — тело генерала подбрасывало на ухабах, каждый раз заставляя сердце короля заходиться от боли, — и наблюдения за изменениями в лице друга, изменениями, которым Конмин уже был свидетелем, — лицо генерала Корё темнело, кожа желтела и приобретала пергаментный оттенок.

— За домом следят грязно и неумело, но меня не пропустят, узнают, и всем — конец. — Слова, сорвавшиеся с губ Чхве Ёна, заставили короля вздрогнуть, он никак не ожидал, что тот заговорит: глаза генерала были закрыты. — До ночи надо ждать: ночью вынесут — а сейчас здесь останусь. Выходите, ваше величество, не задерживайтесь, а то заподозрят.

— Послушай командир, тебе же плохо, как ты будешь здесь лежать пол дня, — король осторожно уложил тело генерала обратно на пол повозки.

— Королева же вам сказала, ваше величество, что мне давно хорошо не было, так что пол дня ещё я пролежу, и так три дня мотало без остановки, не знаю, как цел остался.

— Командир, я не оставлю тебя, — проговорил король.

Чхве Ён приподнялся, открыл глаза и схватил короля за мантию, его затуманенный болью взгляд заставил Конмина вздрогнуть:

— Выходите, говорю, и ничего не приносите сюда: ни воды, ни одеял — за домом следят. Ведите себя, как будто ничего не произошло, и меня здесь нет. Я — живой и до ночи доживу, тогда Чхунсок и Токман вынесут меня из повозки, а сейчас просто уходите. — Генерал отпустил короля, и его тело со стуком опустилось на пол повозки. — Передайте командиру мой приказ — проверить крышу и укрепить дранку, искать потайные помещения и подземные ходы, проверить дверные косяки, если выдержат, навесить крюки под засовы, окна проверить и укрепить, чтобы запирались изнутри, осмотреть прилегающие улицы. Хорошо было бы несколько выходов. На крыше обязательно оставить дозорных, пускай меняются каждые два часа. О том, почему мы не во дворце, спрошу позже, сейчас я должен уснуть, просто уснуть…

Остаток дня король умирал потихоньку, меряя шагами доставшееся милостью Синдона жилище. Большой сырой старый дом располагался на окраине Кэгёна, там, где лес подходил к городу вплотную, стены этого жилища были ненадёжны — чего только не было вмуровано в них при постройке: в глине угадывались крупные камни и галька, стволы ещё живых на тот момент деревьев, которые и разрушили со временем кладку, — и теперь по ближайшей к лесу стене шла широкая трещина. Пока гвардейцы изучали диспозицию: отсутствие потайных ходов, единственный выход через слишком широкие для такого негостеприимного убежища ворота на оживлённую прямую не имевшую ответвлений улицу, порядком обветшавшую крышу и как будто нарочно расширенные окна — король пытался осознать глубину собственного падения, впрочем, мысли о постигшей его незавидной участи занимали монарха меньше всего:

«Как она может быть такой чёрствой?» — думал Конмин, нарезая круги вокруг расположившейся за круглым столом жены.

— Ваше высочество, сядьте, это может быть вам интересно, — Ногук отчаянно пыталась занять мужа чем-то полезным, но все её усилия были обречены.

«Она же лечила его: сидела возле его постели, — а теперь ведёт себя так, будто ей всё равно, пока этот человек умирает там.

Этот странный малец, который бегает за Чхве Ёном хвостом, и то сидит, покачиваясь, подобно китайскому болванчику, и повторяет слово «командир» как мантру — переживает, а она читает книги и что-то даже выписывает из них.

Да, что говорить: у всех работа не клеится, вон Токман уже себе дважды по пальцам ударил, — а ей всё равно.

Чхве Ён, Ён, Ён-а, слышишь меня? Я так рад, что ты жив, слышишь? Поверь мне, теперь всё будет хорошо: я никогда не забуду слова твоего дядьки, мы с тобой будем просто тихо жить здесь, жить, как обычные люди этой страны живут. Ты заново научишься ходить рано или поздно, но, даже если этого не случится, у меня хватит сил…»

Конмин так и не придумал, на что ему понадобятся силы, так как опустилась ночь, и Чхунсок под покровом темноты внёс Чхве Ёна в дом. Король оторопело наблюдал за тем, как командир удальчи захватом через плечо пронёс тело своего генерала и аккуратно, поддерживая голову, точно ребёнка, уложил этого человека в постель.

Конмин сразу же понял, что с ним что-то не так:

— Он мёртв? — спросил король, и Ногук смерила мужа строгим осуждающим взглядом.

— Просто спит или без сознания, в его случае это выглядит одинаково. Ему тяжело дышать, и я пока не могу понять отчего. Несите свет, воду и суп, нужно накормить его. Дама Чхве, Тоги, будите генерала, он уже достаточно спал.

Тэман вскочил с места и побежал к Чхве Ёну.

— Эй командир, просыпайся, — закричал он, — сейчас кормить тебя будут. Пускай и меня покормят так заодно, хоть я и ел недавно. Эй Тоги-я, неси сюда супчик-то: я сам командира покормлю и с ним поем. — Женщины не слушали разговорчивого парня, подошли к постели больного и переглянулись. — Эй Тоги-я: всё считай, ты — труп! — крик Тэмана заставил гвардейцев оставить посты, малец запустил руки в волосы и продолжал голосить на весь дом. — Чего это командир… Эт ты чего, командир?! Чего это у него кровь горлом идёт? Тоги-я! Тебе не жить, считай! Чего говоришь, чего? Яд в теле остался? Ну, так тащи свои отвары и лечи. Эй командир, очнись, очнись…

Конмин вошёл в комнату: в неверном свете коптящих лучин лицо этого человека по цвету сливалось с бельем на постели, а проливавшаяся на лицо изо рта и носа кровь была ярко алой — Конмин ощутил слабость в ногах и покачнулся. Чхве Ён открыл глаза и зашёлся кашлем, королева помогла ему перевернуться на бок и, с трудом сдерживая слёзы, поглаживала его по спине, пока он выплёвывал алые кровавые сгустки. Тэман в ужасе трепал волосы на голове.

— Я не могу это вылечить, — принцесса Юань в слезах отскочила от постели больного и скрылась в отведённой ей комнате.

— Ён, Ён-а, — позвал король и занял место жены.

Чхве Ён с явным трудом бешеным взглядом оглядел помещение:

— Чхунсок, — прохрипел он. Гвардеец склонился над своим генералом.

— Я здесь, командир.

— Чего все собрались, заняться нечем? Что дозорные, как было вас двенадцать — так все здесь и стоят, что творишь, командир?

— Генерал, у тебя кровь пошла горлом. Не умирай! Слышишь?

— Я не собираюсь, а ты за домом смотри, а то ведь сам угробишь себя и меня заодно. Разойтись… «Разойтись», — говорю: не на что здесь смотреть. — Он опять зашёлся кашлем, гвардейцы и не думали исполнять приказ, опять столпились в дверях. — Ну, что опять? — Он поднялся на локтях, сел, взял из рук застывшей изваянием у его постели тётки миску с супом и стал есть.

— Нам нужен лекарь, — проговорил Конмин, Чхве Ён отложил полупустую миску, откинулся на подушки и явственно застонал.

— Вы кого собрались позвать, ваше величество? — спросил он.

— Монаха Синдона.

Чхве Ён уставился на короля своим насмешливым взглядом:

— Ваше величество, я жить хочу.

* * *

— Он спит? Он опять спит? Я собираюсь разбудить его, — проговорил Конмин, меряя шагами пространство перед дверями больного. Каждый его день за год в этом доме был повторением одного и того же сбывшегося кошмара — генерал Корё Чхве Ён умирал на его руках — только к этому кошмару с каждым днём добавлялись всё новые подробности: страдания обычных людей вокруг, от которых он уже не был отделён стенами дворца, страдания королевы, которая ходила за больным, страдания любящих генерала Корё людей, вынужденных смотреть как умирает этот человек. Монарх устал, он чувствовал, что бесконечно устал. В конце концов, этот человек истязал себя и окружающих сам: гвардейцев он заставлял на дню несколько раз поднимать себя с постели и водить по внутреннему двору под присмотром дозорных, вымотавшись, он засыпал, но этот его сон был коротким и прерывался лечебными процедурами, которыми королева пользовала больного просто без разбору — всё, что знала и слышала; после такого лечения даже кормить его приходилось насильно, что-то затрудняло его дыхание, мешая употреблять пищу, — но в этом круговороте мучений хуже всего были дни приближающегося полнолуния. В эти дни у этого человека откуда-то появлялись силы встать, дойти до ворот и сесть на лошадь. Так в сопровождении Чхунсока или Токмана он исчезал на неделю, а возвращался тем же живым трупом. Конмин конечно же знал, куда исчезал Чхве Ён, и в первый, и во второй раз эти путешествия не вызывали у короля раздражения, но так продолжалось ровно до тех пор, пока монарх не понял, что именно полнолуние губит результаты лечения.

— Не делайте этого, ваше высочество, он недавно уснул и полностью измотан, — ответила принцесса Юань и отложила книгу.

— Но сколько можно спать, и почему он до сих пор не может ходить? Ноги у него зажили, — вскричал Конмин: он недавно выслушал жалобы на тяжёлую жизнь от нескольких мелких землевладельцев, получивших земли в результате реформы и теперь не имевших сил их обработать, и был не в духе.

— Ваше высочество, ноги зажили у него недавно, он ходит тяжело с поддержкой, но ходит. — Королева старалась, как можно спокойнее и нежнее, втолковать мужу положение дел. — После этого всё тело у него болит, он вынужден носить свой вес на руках, его мучают судороги. Нельзя требовать от него большего.

— Нельзя? А к небесным вратам ему ходить можно? — монарх окончательно перешёл на крик: это духовное единение, возникшее между его женой и генералом Корё за прошедшие месяцы, в последнее время раздражало его всё больше. — Каждый раз, как он возвращается оттуда, лечение приходится начинать заново, как будто он ни разу не поднимался с постели.

— Ваше высочество, говорите тише, он услышит. — Ногук перешла на шёпот и приблизилась к супругу, решив приласкать его. — Я не ожидала, что вы так быстро сдадитесь. Ноги этого человека зажили, но следы от кандалов, которые вы приказали на него надеть, останутся на всю жизнь, и яд, который вы ему дали, всё ещё в теле. Вы излечились от мук совести, а он пока не смог побороть свою болезнь.

— Этот человек должен подняться и защитить меня и мой народ от кровопийцы. — Уговоры жены производили на Конмина обратный эффект, он только больше раздражался. — Я готов уже пойти на штурм дворца, но без него это предприятие обречено. Я больше не могу смотреть на страдания моего народа!

— На страдания народа вы смотреть не можете, а этот человек уже не является вашим подданным, на его страдания вы можете смотреть? — королева показала, что и у неё есть связки, но тут же по выражению лица мужа поняла, что совершила ошибку. — Вы думаете, что победить в этой битве, на которую вы его обрекаете, ему по силам?

— Армии Ынян и Эхо разбиты, военные больше не охраняют столицу, а этот человек один в бою стоит двух тысяч, — Конмин гневно размахивал руками в направлении комнаты, где лежал генерал, и королева, рискуя получить удар, перехватила его руки в воздухе.

— Это было так давно, ваше высочество, генерал сейчас слаб, а дюжина гвардейцев не сможет противостоять дворцовой страже — он погибнет, вы этого хотите?

Конмин вырвался из рук жены:

— Сейчас для него лучше было бы умереть, чем служить такому королю. Для него лучше было бы умереть, чем жить в такой стране. Я сейчас разбужу его и заставлю встать на ноги, почему вы защищаете его? Почему вы во всём потворствуете ему? Он не ест, не пьёт, отказывается принимать лекарства и ездит к вратам каждый месяц, а вы потворствуете ему! Он отвергает всё, чем мы пытаемся помочь, поэтому пусть вернёт мне трон, и я отпущу его умирать к вратам. Ведь этого он хочет! Почему вы преграждаете мне путь?

— В отличие от вас, ваше высочество, я всё помню, — проговорила юаньская принцесса и отвернулась от мужа.

Чхве Ён лежал с открытыми глазами, пережидая очередной приступ боли, и смотрел в потолок.

— Люди, люди… люди Корё, услышьте и спасайтесь, спасайтесь, кто может: красные повязки вошли в Кэгён, дворец взят. Бегите, люди Корё, спасайтесь, кто может.

С улицы донеслись крики, плач, топот — звуки овладевшей городом паники. Король и королева прекратили свою перепалку.

— Люди, люди… люди Корё, услышьте и спасайтесь, они идут по городу, заходят в дома и вырезают всех, кого видят.

— Ваше высочество, уходим, — гвардейцы ворвались в дом, — быстрее, они близко: мечники, копейщики, лучники. — Командир, командир… Где командир? Командир, надо бежать: красные повязки уже в городе, дворец взят, — Чхунсок вбежал в комнату, где лежал генерал, и бросился к кровати.

— Не побегу, оставь меня, — Чхве Ён отвернулся к стене.

— Командир, это фанатики, они никого не щадят, заходят в дома и добивают всех, кого видят, не жалеют ни женщин, ни детей. Командир…

— Знаю. «Оставь», — говорю, со мной не уйдёшь. Живых охраняй.

— Токман-а, помоги мне, — Чхунсок схватил Чхве Ёна под руку и поднял с кровати: тот не сопротивлялся, но и не помогал, — меч его не забудь, под другую руку держи. Мы с генералом выходим, остальные за нами охраняют короля и королеву.

— Оставь, говорю же, это — мой приказ!

— Я не слушаюсь твоих приказов! — Чхунсок и Токман вывели своего генерала из дома.

Чхве Ён огляделся и прислушался:

«Копейщики справа, мечники слева, лучники… лучники — это плохо. Как бы крепко Чхунсок с Токманом не держали меня, вырваться — дело нескольких секунд. Для этого нужно сделать всего один шаг. Сбить с ног этих двоих — дело следующей секунды, ещё шаг; за шкирку и втащить в дом — два шага».

— Поздно, — выдохнул он и ударил поддерживавших его под руки гвардейцев в спины так, что они ткнулись носами в землю и остались лежать оглушённые. Генерал подхватил своих подчинённых за доспех и, приподняв их тела над землёй, внёс обратно в дом. Король с королевой и оставшиеся гвардейцы были настолько ошарашены, что замерли на месте, не пытаясь помешать. — Где они эти засовы? Вот молодец, Чхунсок, — крепкие засовы: только этими засовами я двери снаружи подопру, — говорил генерал себе под нос. Он вышел на улицу, затворил за собой тяжёлые ворота и подпёр их засовами — и только тогда гвардейцы, очнувшись, налетели на двери с криками: «Командир, командир…»

«Можете звать и кричать сколько угодно», — подумал Чхве Ён, а вслух прокричал:

— От окон отойти, я сказал: «отойти от окон…»

«Вот, теперь подходи: меч и ножны, щит пригодился бы, но щита нет. Улица узкая, дома глинобитные старые — хорошенько пнёшь, упадут — впритык стоят по обе стороны, но даже если бы был просвет, всё равно не сбежать — лучники добьют, а эти, как пожар, уничтожают на своём пути всё. Копейщики первые по четыре в ряд идут слишком плотно. Кто же так ходит? Первые сейчас поднимут на копья, посмотрим, а вторые даже пошевелиться за ними не могут. Говорите, двух тысяч стою, ваше величество, да нет, больше чем с шестью никогда не мог справиться, но их всего четверо в ряд».

— Уходить, мой приказ — уходить, заднюю стену пробить, ту, на которой трещина, — крикнул Чхве Ён.

— Командир, не делай этого, — Конмин подлетел к воротам и пытался помочь гвардейцам выбить их.

«Не бойтесь, ваше величество, возьмите себя в руки. Скоро я буду мёртв, и так будет лучше», — Чхве Ён горько усмехнулся и в последний раз крикнул:

— «Уходить», — я сказал, — солдаты вражеской армии непреодолимой лавиной наступали с двух сторон.

«Так, вот это первое — в живот: увернулся — прошло мимо, резануло; одновременно второе по спине; вот, три шага сделать — это больно, остальное так; третье — по плечу; четвёртое — по шее. Ну всё - все мимо, вошли в дверь по наконечник. Теперь моя очередь: хорошо держатся копья, крепкая дверь, а из копий получилась лестница, - одно, второе, третье, четвёртое — оттолкнуться, и первый ряд — головы с плеч…

Очень больно… хорошо хоть приземлился на руки, копья удержали.

Теперь это — мои копья. Плотно стоят копейщики — это хорошо. Сколько убить за раз — неважно, надо просто попасть. Первое, второе, третье, четвёртое».

Чхве Ён вырывал копья из ворот и посылал их влёт в наступавших на него копейщиков.

«Теперь для того, чтобы убить меня, придётся перелезть через гору трупов.

Теперь справа — передышка, слева — мечники, сверху лучники… лучники — это плохо: был бы щит, но щита нет.

Мечника убить — это четыре шага: надо перестать считать, когда считаешь ещё больнее.

Удары градом и все на ножны, даже по руке ни один не попал. Теперь моя очередь. Первый, второй и третий, четвёртый думает меня в живот ударить. Посмотрим.

А вот и нет, четвёртого удержал на ножнах, хорошо, что перестал шаги считать, так лучше.

Остановился-то зачем: две стрелы по голове — ничего, царапина. Сзади копья — увернулся».

Чхве Ён не удержался на ногах, изворачиваясь от копий, упал на колени и замер посреди улицы между двумя наступавшими на него отрядами.

«Неужели будет судорога? Нет, копейщики хороши, помогли — ноги не держат, на колени упал, а эти копья, которые влёт в меня пустили, своих же мечников и убили. Как там сзади? Подняться бы да оглянуться, неужели никак? Неужели всё? Неужели, уже мёртв? Слишком рано. Как там они? Ушли, надеюсь. Нет, ещё не всё, не плачь, милая, не надо. Теперь повторим — первый, второй, третий — мечники уже боятся меня, это хорошо. Ещё раз и ещё — последний, этот последний, больше никогда так делать не смогу… Мечники из первых рядов замерли - куда им по трупам - а сзади на них свои же давят. Это хорошо, будет давка. Теперь лучники: щит, был бы щит, — нет, руку не сберечь.

Значит: ножны над головой, стрелы отбивать, отступать к стене — стрелы непременно по руке, и там меня и убьют…»

Чхве Ён тяжело опёрся о стену дома и замер на месте.

«Повезло, не попали. Сколько я уже прошёл? Хорошо, что отступил прямо к стене, есть на что опереться. Боятся теперь: правильно, пускай боятся, — а что если я вас ещё сильнее припугну?»

Чхве Ён застыл на месте, стрелы градом летели в него — его тело осветилось изнутри, молнии вырвались наружу: стрелы замерли в воздухе, потеряв ускорение, потом был взрыв, и лучники попадали с окрестных крыш — немногие уцелевшие спасались бегством.

«Всё, теперь всё, милая. Они успели уйти, надеюсь. Осталось только переступить через меня. Вот так я и умру, хорошо, что не в грязной луже, хотя это и не важно».

Генерал королевской сотни упал на колени, секунду его тело балансировало в воздухе, а потом повалилось навзничь.

— Командир…

— Командир…

— Командир…

Чхве Ён очнулся от этого возбуждённого шёпота и осторожных, но настойчивых прикосновений:

«Зачем я здесь?

Нет, не хочу, милая, мне жаль, прости, но это конец.

Ты плачешь, милая. Не плачь, ты разрываешь мне сердце, но это всё: я мёртв, так лучше.

“Не умирай! Не умирай!”

Нет, милая, я умер давно, не стоило и бороться, зачем я тебе такой, я не смогу защитить тебя.

“Чхве Ён-сси! Чхве Ён-сси! Спаси меня!”

Ты зовёшь меня, милая? Я здесь, милая, я здесь: я иду, иду…»

— Ай Тоги, ты же не видела ничего. Ведь совсем ничегошеньки не видала, а я на крышу залез, и мне оттуда всё было очень хорошо видно. Когда бы супостаты по мне стрелять не стали, я бы командиру нашему помог. А наш командир, наш командир от четырёх копий увернулся, копья те в дверь воткнулись. Чхунсок с Токманом — эти растяпы: в них росту-то немного меньше чем в командире, а соображения в два раза меньше чем во мне, — да, что говорить, из всех удальчи соображают только двое — я и командир, так вот… едва их этими копьями не задело. Они ж вместо того, чтобы стену ломать, ломанулись командиру помочь. Так, наш командир на эти копья взобрался, подпрыгнул да коршуном на супостатов бросился и в капусту их порубал. Нет, ты ведь ничего не видала, Тоги-я! Наш командир копья-то из двери выдернул и каждым по десятку супостатов уложил, точно на вертел надел. Так, супостаты через своих покойничков никак перелезть не могли, ну я выдохнул, думаю: «Молодец, командир! Давай в дом возвращайся», — а тут, как с другой стороны попёрли, я смотрю — конец командиру, а он, а он… Ай Тоги-я, ты ж ничего не видала, и не ты одна: вон гляди, какая толпа вокруг собралась, сам король уши развесил. Ну слушай, Тоги, так уж и быть, ты ж мне дорога тем, что командира лечила. Уж тебе, Тоги-я, я расскажу, как всё было. Эти те, которые слева, на нашего командира как налетели, а лучники сверху уже прицельно по нему стреляют — но наш командир, он же одним ударом троих зарубает и вертится волчком, так они в него не попали, — а в это время те, что справа были, они ему в спину копья-то… Ух, мог бы я вылезти, на куски бы порвал этак за командира-то! Но наш командир пригнулся — и копья в супостатов самих и угодили-то, тех, что слева значит. Вот, каков наш командир. Ты это подливай, Тоги: не один командир, я тоже устал. Вот значит, Тоги, смотрю я: устал наш командир, стоять не может, — а эти лучники в него, ну стрелять, уж некуда деваться командиру — один чёрт погибать… Я чуть сам на крыше не помер, пока смотрел! А наш командир, он как молниями своими запустил в них — тут как затрещало, как бабахнуло, и супостаты, кто жив остался, тот бежал — только пятки сверкали. Давай-давай Тоги-я, подливай…

— Командир…

— Командир…

— Командир…

Чхве Ён открыл глаза.

— Командир очнулся, слышите, очнулся командир, наш командир, кома-аанннди-иир…

Чхве Ён закрыл глаза. Он почувствовал, как его тело подбросило, и кто-то, отчаянно воя, сжал его в железных объятиях.

— Чхунсок прекрати — убьёшь меня…

Конмин, нарезавший круги возле стола, за которым расположились королева, дама Чхве, Тоги и приканчивающий очередную миску супа Тэман в окружении этих женщин, услышав слабый голос генерала, в один прыжок преодолел расстояние, отделявшее его от постели больного:

— Командир, командир, прости меня, прости…

— Ваше величество… — простонал Чхве Ён, но Конмин не позволил ему договорить.

— Нет молчи, я всё знаю сам о себе: Ки Чхоль был прав на мой счёт, я был готов бросить тебя в пучины ада, а ты сам с готовностью кинулся туда по доброй воле, такой ты человек. Прости, я больше никогда не потребую от тебя такого…

— Значит, я могу умереть, вы отпускаете меня, ваше величество. Теперь я мёртв, так лучше… — шея генерала неестественно изогнулась, и он потерял сознание.

— Нет Чхве Ён, открой глаза, что это с ним, он ранен? Чхве Ён! Ён! Ён-а! — закричал король. — Нет вставай, поднимись, я не отпускаю тебя, ты должен встать и захватить дворец, ты должен вернуть мне трон. Он мёртв? Он не дышит? Ён-а!

«Милая, слишком далеко… ты так далеко, я не дойду.

“Я здесь, я рядом”, — я вижу тебя, милая: вот, склонилась над моей могилой и плачешь.

Кто это рядом с тобой, милая? Милая оглянись — у него нож. Нож!

Как же тяжело земля давит, недавно забросали, а уже слежалась. Пошевелиться не могу, вылезти не могу… Милая, оглянись!

Нет, нет, не трогай её, я убью, убью тебя, кто бы ты ни был, сейчас, милая, милая моя, нет! Нет, нет, не надо, не падай ко мне, я мёртв — живи, милая очнись, посмотри на меня, милая. Не-еееет!»

Чхве Ён очнулся от собственного немого крика и вскочил с постели.

— Ваше величество, стена обрушилась, — донёсся голос Чхунсока снаружи, и генерал вышел из комнаты. — Тело командира я возьму на плечо, и пойдём во дворец.

— Не надо меня брать — я сам пойду. Где мой меч, где меч, говорю?

— Генерал, позволь гвардейцам нести себя, ты весь изранен, — Ногук оглянулась, из всех присутствующих она, казалось, меньше всех была удивлена внезапным появлением Чхве Ёна.

— Королева пойдёт за мной, — Чхве Ён взял Ногук за предплечье, — остальные охраняют короля.

Удальчи быстро перемещались по опустошённым улицам столицы, отдельные разрозненные отряды красных повязок при виде генерала королевской сотни бежали от страха. К тому времени как гвардейцы добрались до дворца, он был давно покинут и полностью опустошён.

— Удальчи, занять боевые посты. Чхунсок, собери всех из королевской сотни, кто остался, проверь казармы. Дама Чхве…

— Я и без тебя разберусь… — тётка осадила племянника.

Чхве Ён проигнорировал её и продолжал отдавать распоряжения, быстро перемещаясь по коридорам дворца.

— Необходимо быстро собрать Совет.

— Совет был распущен, и я не знаю, собирал ли Синдон новый, — король бежал за генералом вприпрыжку.

— Чиновники Совета, должно быть, попрятались, необходимо узнать у Сурибан — куда, этим я займусь сам, — генерал королевской сотни замер на месте, и Ногук взяла его за предплечье.

— Как ты себя чувствуешь, генерал?

Чхве Ён остановился и посмотрел юаньской принцессе в лицо:

— Я жив, ваше высочество. Дама Чхве проводит вас в ваши покои и будет защищать.

— Когда ты вернёшься в казармы? Я приду к тебе, — проговорила королева.

— Ваше высочество, королеве не престало появляться в казармах, — ответил генерал и, помолчав немного, добавил, — Тоги осмотрит мои раны, но сперва я встречусь с дядей. Нам нужен лекарь. Если мои родственники достаточно напуганы нападением красных повязок, они не откажутся от защиты королевской сотни, и я смогу уговорить их перебраться во дворец. Моя названая тётка — хороший лекарь.

* * *

— Ваше высочество, милостью короля генерал королевской гвардии Чхве Ён, — заголосил евнух.

Конмин быстро поднялся и сошёл с трона:

— Я жду его, Тойча, впусти немедля.

Чхве Ён вошёл в зал приёмов и опустился на колено перед королём:

— Ваше величество, Совет собран и ожидает вас в библиотеке. Чиновники передадут вам новую королевскую печать.

— Я уже подготовил первые два указа: указ о помиловании королевы и указ о повышении тебя до полного третьего ранга, теперь в Корё нет генерала выше тебя.

Чхве Ён тяжело вздохнул и покачнулся:

— Как твоё здоровье, командир?

— Я жив, ваше величество, — ответил Чхве Ён.

— Что с тобой, воин Корё? — Конмин взял генерала за руку.

Тело командира королевской сотни сводила судорога, он с трудом держался на коленях — молнии готовы были вырваться из его тела.

— Ваше высочество, милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон…

Чхве Ён тяжело поднялся, опираясь о меч, и заслонил монарха своим телом.

— Ваше высочество, милостью короля Синдон, главный лекарь этой страны, глава управления по упорядочению земель и податного люда, канцлер Корё.

Чхве Ён с трудом сдерживал вырывавшуюся наружу силу: его тело чувствовало приближение этого человека и готовилось к защите.

— Говори, — коротко ответил Конмин и направился обратно к помосту, генерал Корё, высокий и мощный, за которым можно было спокойно спрятаться от всех опасностей, тяжело опираясь о меч, заслонял его.

— Ваше высочество, милостью короля канцлер Корё принёс королевскую печать и готов вернуть её.

— Тойча, прими печать, — приказал монарх.

Синдон приблизился к трону и поравнялся с генералом королевских гвардейцев — Чхве Ён остановил его, приставив меч в ножнах к его груди.

— Ваше величество, милостью короля вернейший из ваших подданных генерал Корё Чхве Ён тяжело болен, позвольте мне милостью короля главному лекарю этой страны исцелить его. Это лекарство, — Синдон достал пузырёк из-за пазухи, — генерал должен выпить.

Терпение Чхве Ёна истекло: несколько ударов ножнами по запястьям этого изувера, и пузырёк упал в руку генерала, в следующую секунду командир отбросил меч в руки оторопело наблюдавшего за происходящим Чхунсока и схватил плешивого старика за шею.

— Ваше величество, мой меч не примет кровь этого гада, позвольте мне раздавить его голыми руками.

Синдон хрипел, задыхаясь, Чхве Ён душил его.

— Одно моё слово, монах, и он убьёт тебя. Говори сейчас, ты будешь служить мне? Служить по чести и по совести на благо этой страны?

— Буду, ваше величество, — прохрипел старик.

— Ты лишаешься должности канцлера и не в праве распоряжаться королевской печатью, ты лишаешься должности главного лекаря этой страны. Отпусти его, командир. Генерал, отпусти его, слышишь меня? — Чхве Ён сжимал горло монаха, и он синел на глазах короля. -Ён-а, отпусти его, он нужен мне, — генерал королевской гвардии разжал пальцы, — уходи, монах, — проговорил король, и Синдон поспешил скрыться с глаз долой. — Генерал?

Чхве Ён зубами выдернул пробку из пузырька, понюхал и усмехнулся — в следующую секунду пузырёк полетел на пол, упал и разбился: жидкость в нём запузырилась, прожигая полы, — генерал с интересом наблюдал за реакцией.

— Яд Хваго, ваше величество, мучительная смерть — внутренности сгорают, но умереть отравленный ещё долго не может, — произнёс Чхунсок, сжимая кулаки. — Позвольте мне нагнать и убить мерзавца…

Чхве Ён опустился на колено и остановил помощника, схватившись за меч в его руках:

— Ваше величество, милостью короля прошу отправить армию новобранцев, собранную Синдоном, к границе с Юань.

— Ты хочешь повести её? — спросил Конмин и стал спускаться с помоста.

— Нет, ваше величество, — натужно проговорил Чхве Ён. — Вести армию к границе должен главнокомандующий, а не генерал королевской сотни. Присутствие армии на границе после нападения красных повязок недовольства империи не вызовет. Я королевскую сотню в наместничество Сансон поведу…

— Ты пойдёшь на Сансон? Генерал, прости меня за то, что я сказал тогда… Ты болен, останься здесь, останься со мной в тепле и безопасности королевского дворца под охраной королевской сотни. Тебе нужен покой — никто не посмеет побеспокоить тебя, даже я.

— Я заберу королеву и сопровожу её высочество в монастырь Могул, куда она будет сослана по обвинению, которое вы вскорости придумаете. У меня хватит сил защитить эту женщину, — Чхве Ён горько усмехнулся и смерил короля испытующим взглядом.

— Ты тронулся умом, генерал? — вскричал Конмин.

— Я буду сопровождать королеву, сосланную в монастырь Могул, что в окрестностях Ханяна в наместничестве Сансон, — проговорил Чхве Ён, не отводя взгляд от лица короля.

— Как ты смеешь, генерал? — Конмин сжал кулаки.

— Что ж, видимо, мне с королевской сотней придётся сопровождать пустую повозку, — проговорил Чхве Ён. Король вгляделся в лицо друга и заставил себя успокоиться, ему показалось, что под маской боли и страданий в глазах генерала промелькнул такой знакомый насмешливый взгляд.

— Что ты задумал, генерал? — Конмин спустился с помоста и взял друга за руку.

— Всего лишь небольшую разведывательную миссию, в которой королева могла бы очень помочь мне, — тень улыбки исчезла с лица Чхве Ёна, и он, сощурившись, посмотрел в глаза королю. — В Сансоне живут родственники принцессы под предлогом встречи с которыми я мог бы разведать планы юаньцев и расположение войск…

— Тебе придётся сопровождать пустую повозку, генерал, — улыбнулся Конмин.

Чхве Ён изобразил подобие улыбки на своём лице в ответ:

— Надеюсь, её высочество перенесёт вынужденное заключение в ваших покоях: её присутствие в покоях королевы может быстро открыться.

— Останься со мной генерал, ты болен, я найду способ исцелить тебя, а пока останься со мной в тепле этого дворца, под защитой королевской сотни. Мой личный телохранитель, останься подле меня.

— Рано или поздно здесь этот монах найдёт способ влить яд мне в горло. Рано или поздно вы прикажете мне принять яд из рук этого монаха. Я должен жить, — произнёс Чхве Ён.

— Я велю передать тебе дом, принадлежавший принцу Ток Сону, и участок земли. Если не во дворце, то там ты будешь в безопасности. Я дам тебе всё, что может пожелать человек. Всё, что тебе нужно, чтобы жить…

— Верните мне дыхание, я задыхаюсь, я не могу дышать без моей женщины. — Чхве Ён посмотрел в глаза королю. — Вы можете вернуть мне дыхание? Больше мне ничего не нужно, я должен отвоевать земли до Амноккана, чтобы обезопасить её возвращение. Я могу понять, зачем вам нужен этот плешивый монах, и простить ему свою смерть, но не крах надежд на возвращение моей женщины…

* * *

— Ваше величество, милостью короля велите Небесного лекаря ко двору привести…

Чхве У сидел на троне и недовольно оглядывал чиновников Совета, склонившихся перед ним ниц и постоянно голосящих.

— Зачем мне эта женщина? — спросил правитель.

— Ваше величество, с ней вы получите небесный мандат и будете править от имени небес.

— Небесный мандат... — король подавил поднявшуюся в душе ярость и, глубоко вдохнув, продолжал говорить спокойно. — Мой отец был обычным воином и никогда бы не покусился на трон, если не монгольское вторжение: он видел боль покорённого народа и не мог смотреть на это равнодушно. А вы предлагаете мне небесный мандат? Вы предлагаете мне, воину, спрятаться за спину женщины? — голос короля отдавался эхом в огромном зале, и некоторые советники вздрагивали, слыша его.

— Ваше величество, народ недоволен высокой ставкой налога, небесный мандат — единственный способ усмирить недовольство народа.

— Я сказал, этого не будет, — правитель Чхве У поднялся с трона, его высокое мощное тело нависло над чиновниками Совета, а голос заполнил собой зал приёмов.

* * *

— Люди, люди… люди Корё, услышьте и возрадуйтесь, генерал Чхве Ён вернул наместничество Сансон. Люди, люди… люди Корё, услышьте и возрадуйтесь генерал Чхве Ён всего с сотней воинов вернул наместничество Сансон, захваченное юаньскими прихвостнями. Люди, люди… люди Корё, наместничество Сансон возращено без единой капли пролитой крови. Люди...

— Ваше высочество, милостью короля тэогун Чхве Ён смиренно просит об аудиенции.

Конмин сбежал со своего помоста и направился к дверям:

— Впустите его быстрее. — Генерал вошёл и опустился на одно колено перед королём, Конмин едва успел подхватить друга под локти. — Ты вернул наместничество Сансон, ты знаешь, как долго я ждал этого события, ты знаешь, как долго народ мой ждал этого события, теперь в нашей стране праздник, и ты, друг мой, пришёл разделить радость этого события со мной...— король говорил в запальчивости, стараясь заглянуть другу в глаза, но Чхве Ён прятал взгляд.

— Ваше величество, я не мог отправиться на север, не вернув наместничество Сансон. Если бы наместничество Сансон оставалось во власти Юань, армии, расположившись на границе, могли ждать удара с тыла, — я не мог допустить этого. В наместничестве Сансон живут наши братья. Они предали нас, но от этого братьями нам быть не перестали, и войти в Сансон мы могли только, если они сами откроют нам ворота.

— Так тебе удалось взять Сансон, не пролив ни капли крови? — король лучился от счастья и смотрел на коленопреклонённого генерала со всей нежностью, на какую только был способен, а Чхве Ён не поднимал стеклянный взгляд от пола.

— После победы над красными повязками обо мне рассказывают всякие небылицы, должно быть, поэтому приближение королевской сотни вызвало панику в Ханяне, — генерал горько усмехнулся. — Наместник приказал своему младшему сыну открыть ворота крепости, но старший сын наместника воспротивился решению отца: когда ворота были уже открыты, он с отрядом стражей напал на нас, и мне пришлось убить его.

— Как твоё здоровье, командир? — Конмин с трудом мог побороть желание обнять друга.

— Я жив, ваше величество, — последовал ответ.

— Ты возглавишь армию, стоящую на границе, — продолжал радоваться Конмин. — Четырёхтысячная армия ждёт твоих приказаний, генерал. Я могу сейчас же отправить с тобой ещё шесть тысяч воинов.

— Не делайте этого, ваше величество, — проговорил Чхве Ён и посмотрел, наконец, монарху в глаза. Конмин вздрогнул, почувствовав на себе искажённый болью взгляд друга. — Новобранцы не обучены: чем больше армия, тем сложнее обучить их. Отпустите со мной сотню удальчи — дворцовая стража будет охранять вас и её высочество, — эти слова уже не доходили до сознания короля — он обнял брата и теперь на глазах у евнухов и гвардейцев ощупывал голову, шею и непривычно холодные ладони. — Что вы делаете, ваше величество? — Конмин отстранился и ещё раз заглянул в лицо брата, на котором всё яснее проступали следы тяжёлой болезни.

Король отпустил Чхве Ёна, отвернулся и, не дойдя нескольких шагов до трона, опустился на одну из ступеней помоста: «Ты болен, брат? Чем я могу помочь тебе?» — собирался спросить Конмин, впрочем, он не был твёрдо уверен в том, что интонация этой фразы должна быть вопросительной.

— Если я попрошу тебя остаться со мной, ты откажешь мне? — сорвавшиеся с его губ слова сложились в совсем другую фразу, Конмин сжал виски руками и с трудом сдержал стон.

— Я даже одобрения вашего не буду спрашивать, — ответ Чхве Ёна звучал грубо и полностью нарушал придворный этикет, но король внезапно осознал, что ждал от брата именно такой запальчивости. — Моё место сейчас возле небесных врат. Я остаюсь на службе только по одной причине — мне нужна королевская армия, чтобы отвоевать северные земли.

Последняя фраза, пожалуй, была излишней, но такой понятной и ожидаемой: «Да, этот человек никогда не служил ему. Никогда: всего лишь использовал положение глупого слабовольного короля для достижения собственный целей», — подумал Конмин, но всё же нашёл в себе силы продолжить уговоры.

— Там, возле небесных врат тебе каждый день будет угрожать смертельная опасность. Я смогу защитить тебя здесь, друг. Останься со мной — живи: она вернётся, тебе надо только дожить до её возвращения.

— Здесь мне угрожает не меньшая опасность, только смерть моя там, возле небесных врат, будет не бессмысленна, а здесь меня похоронят заживо.

— Я всё-таки потерял тебя, — Конмин тяжело вздохнул. — Возможно, тэогун Чхве Ён всё ещё служит и верен мне, но друга Чхве Ёна я потерял.

— Простите, если разочаровал вас, ваше величество. Вы как-то спросили меня, кто для меня важнее — страна, король или женщина — и я вам ответил, что важнее для меня всегда была она. Я должен отвоевать земли до Амноккана, чтобы небесные врата оказались на территории Корё, и бурная река защитила их от нападения врагов.

Нет, Конмин ничего не мог сделать, этот человек всё решил сам: сам вылез из могилы, сам поднялся и сейчас сам обрекает себя на печальный конец.

— Мой личный телохранитель, останься со мной, что если я попрошу тебя заслонить меня?

— Я пытался заслонить, но вы показали, что вам это не нужно, поэтому я отправился туда, где нужнее.

— Ступай, Чхве Ён, — выдохнул Конмин, едва сдержав слёзы.

— Слушаюсь, ваше величество, — генерал вышел и замер посреди коридора. Вопрос о том, кем был для него этот человек: только королём или всё же другом, — казался неразрешимым.

— Генерал? — тихий мелодичный голос королевы вывел Чхве Ёна из задумчивости. Командир королевской сотни поднял голову и встретился взглядом с юаньской принцессой. — Как твоё здоровье, генерал?

Чхве Ён склонил голову и уступил королеве дорогу:

— Я очень расстроил его, — проговорил он вместо приветствия.

— Не волнуйся командир, я найду способ его утешить, — проговорила королева и улыбнулась. — Как твоё здоровье, генерал, склони голову и ответь мне как перед лицом короля.

Чхве Ён посмотрел в лицо королевы и усмехнулся:

— Чхунсок, не я, клялся служить вам, ваше высочество.

— Ты отказываешься служить мне, генерал? — Ногук попыталась прикоснуться ко лбу генерала, он дёрнулся, отстраняясь.

— Я не могу решить, кому я служу сейчас и служил ли я кому-то прежде, — лицо командира королевской сотни исказилось гримасой боли. — Возможно, я всегда был предан только себе самому. Сейчас моё единственное желание — вернуть мою женщину: я хочу увидеть её, увидеть и прикоснуться. Для этого я должен отвоевать земли до Амноккана, чтобы Небесные врата оказались на территории Корё, и бурная река защитила их от нападений врагов. Что если король этой страны хочет того же? Служу ли я ему, претворяя в жизнь свои желания? Что, если нет? Что, если я никогда не служил ему, что, если я использовал его желания для удовлетворения собственных?

— Я могу рассеять все твои сомнения, знаю, что с моей стороны жестоко не делать этого и позволять тебе терзать своё сердце, но, пока я знаю, что, кроме братской любви и преданности, тебя заставляют бежать на помощь моему мужу ещё и муки совести, я спокойна за него. Слышишь генерал Корё: береги себя, всё, что я не сказала тебе сейчас, я расскажу своему мужу, чтобы сегодня спокойно уснуть в его объятиях. Прости меня.

Ногук отпустила руку генерала и направилась в зал приёмов, Чхве Ён проводил её взглядом.

— Ваше высочество, королева смиренно просит об аудиенции.

— Пусть войдёт, — послышался голос короля в ответ.

Принцесса Юань вошла в раскрывшиеся перед ней решётчатые двери.

— Я пришла напомнить вам о том, что обещала сказать в один из праздников, который будет отмечать эта страна. Этот праздник наступил, ваше высочество: наместничество Сансон вернулось в состав Корё, — и я пришла разделить с вами радость этого дня…

— Праздник наступил, королева, праздник для этой страны, но не для меня — страна приобрела плодородные земли, а я потерял единственного друга: Чхве Ён уехал умирать к небесным вратам. Что бы я не предлагал ему, он не захотел остаться подле меня. Я пытался подкупить, удержать, помочь, защитить — он не принял от меня ни подкупа, ни помощи, ни защиты.

— Что, по-вашему, есть дружба, ваше высочество? Разве, отказавшись от всего того, что вы предлагали ему, генерал повёл себя не как настоящий друг? Разве вы в тайне не желали того, чтобы он отказался от всего того, что вы предложили. Вам стыдно в том признаться, но это так. Генерал не предал вашей дружбы, он не изменил своего отношения к вам, несмотря на всё, что вы ему сделали. Я бы назвала то, как относится к вам генерал, братской любовью, но родной брат мог бы предать вас в борьбе за этот трон, а генерал не захочет этого. Я бы назвала то, как генерал относится к вам, муж мой, отцовской заботой, но ваш отец, не задумываясь, пожертвовал вами ради этой страны, а генерал никогда не сделает этого. Этот человек готов отдать собственную жизнь, следуя вашим прихотям, он выполнял все ваши приказы — даже приказ умереть он исполнил без единого недовольного слова. Я бы назвала то, как генерал относится к вам, собачьей преданностью, мне жаль обижать этого человека, но даже сейчас, вызвав ваше малейшее недовольство, он страдает от неразрешимых для него сомнений и испытывает муки совести. — Король, не отрываясь, смотрел в глаза юаньской принцессы, его взгляд становился уверенней и разгорался, и, как только королева закончила свою длинную отповедь, Конмин в несколько шагов преодолел отделявшее их расстояние и обнял жену. — Ваше высочество… ваше высочество, — королеве было сложно говорить, муж крепко сжимал её в объятиях и покрывал поцелуями её лицо, — вы должны всё помнить: и хорошее, и плохое. Вы должны помнить, как этот человек служил вам, не признавая в вас короля, не видя в вас человека, как он старался умереть тогда. Вы должны помнить, как вы впервые заковали его в цепи и как спасли его, вы должны помнить, как он возвёл вас на этот трон и возвеличил, как вы наказали его в благодарность. Вы должны помнить, как он пожертвовал всем, чтобы спасти вас, и как был готов отказаться от вас, но не сделал этого. И то, как он умирал, истекая кровью, как принял яд из ваших рук, как сражался, умирая по вашему приказу, и как победил, как он хотел убить и не убил по вашему приказу. Всё это нужно помнить и жить дальше, ваше высочество.

— Королева, моя королева, жена, дорогая, — Конмин подхватил принцессу Юань на руки, — праздник, вы говорили, сегодня у нас праздник.

— Да, муж мой, сегодня праздник, и я приказала накрыть стол в моих покоях.

— Стол в ваших покоях?

— Да, мои покои здесь ближе, только поставьте меня на пол, я должна дойти на своих ногах.

— Значит в ваших покоях, надо поторопиться…

— Да, ваше высочество…

* * *

— Синдон-а, эй малец, что за шум? Опять монголы? Хорошо, что мой домик такой маленький, и его не видно за холмом. Синдон-а? Синдон-а? — Инсу вышла из ворот своего дома и смотрела, как монашек бежит к ней.

— Тётенька, это воины, бегите, бегите, они едут сюда, они едут за вами, — малец бежал с холма, рискуя поломать ноги, и кубарем влетел в ворота хижины.

— Бежать? — сомнение лишь на секунду отразилось на лице Инсу. — Сейчас, сейчас только вещи соберу.

— Тётенька, бросайте всё и бегите, — Синдон утёр пот и побежал в дом, помогая собирать вещи.

— Не могу, малец. Ты и представить себе не можешь, насколько это всё ценно. — Инсу разложила свои вещи на столе и теперь внимательно разглядывала получившуюся композицию. — Так малыш, я должна это всё оставить или взять с собой? Пожалуй, оставлю — возьму только антибиотики, шприцы и системы… Этот человек, если он будет болен, когда я вернусь, то антибиотики — это единственное, что я так и не смогла приготовить здесь.

— Тётенька! Быстрее тётенька, — Синдон подпрыгивал на месте от нетерпения.

Топот копыт затих.

— Не бойся малыш, вот видишь, они проехали мимо, — Инсу постаралась успокоить разволновавшегося ребёнка.

— Его высочество принц Чхве Ый милостью своей почтил это жилище, — донеслось снаружи. — Его высочество принц Чхве Ый милостью своей почтил это жилище.

Топот солдатских сапог во дворе дома заставил Инсу замереть на месте. Два воина в тяжёлых доспехах вошли в её дом и встали по правую и левую стороны от ворот. Следующим в ворота вошёл он, сердце Инсу забилось чаще, этот человек был поистине огромен и имел мощное телосложение — она вскрикнула и протянула к нему руки — она не знала, как это ему удалось, но сквозь пространство и время командир королевской сотни пришёл за ней. Инсу подняла взгляд и посмотрела этому человеку в глаза: его взгляд был совсем другим — пустым и равнодушным, а вокруг рта залегли складки, придававшие лицу этого человека надменное выражение.

— Его высочество принц Чхве Ый милостью своей почтил это жилище.

Инсу склонила голову, она знала, что только что совершила как минимум две непростительные ошибки, но она была небесным лекарем и считала, что жителю небес неучтивость должна проститься. Красивое лицо принца исказила недовольная гримаса, но он быстро совладал с собой:

— Я, принц Корё Чхве Ый, милостью Небес пришёл смиренно просить Небесного лекаря о помощи.

— Слушаю, — произнесла Инсу, совершая третью непростительную ошибку, но, несмотря на сходство с ним, она теперь окончательно поняла, что принц ей неприятен.

— Мой отец, милостью Небес король Корё Чхве У, болен, и ты должна спасти его.

— Я лекарь и спасаю людей, но ничего не должна ни тебе, принц, ни тем более твоему отцу, — проговорила Инсу, смерив незваного гостя презрительным взглядом.

Красивое лицо принца исказила гримаса гнева:

— Как ты смеешь, женщина…

Инсу перебила принца:

— Я не женщина, я — Небесный лекарь, ученица Хваты — могу вылечить любую хворь и даже мёртвого поднять, а вы, ваше высочество, пришли смиренно просить меня о помощи. Я лечу людей, привезите своего отца сюда, и я буду лечить его, я не могу удаляться от этого жилища.

— Ты, как ты смеешь?! Я приказываю именем принца Корё схватить эту женщину, — на лице принца праведный гнев сменялся бешенством.

— Именем Небесного лекаря вы не посмеете прикоснуться ко мне, не посмеете…

Воины подхватили Инсу под руки и потащили к выходу.

— Тётенька, — малыш Синдон отчаянно ухватился за подол платья Инсу и не отпускал её, — милая…

— Я вернусь, Синдон-а, обязательно вернусь, жди меня здесь.

— Нет изверги, отпустите её, да будет проклят клан Чхве, который высасывает последние соки из этой несчастной страны. Небесный лекарь должна лечить обычных людей, а не умирающего короля, которому давно пора в могилу, — тщедушный монашек собрал все свои силы и набросился на огромного и мощного принца, тот одним движением своей десницы отбросил его — тело малыша пролетело по воздуху и впечаталось в стену дома.

— Синдон-а, малыш, Си-ииндон-ааа, — закричала Инсу…