Чудовище (джен)

Хотела бы я сказать, что сразу после приема ударной дозы транквилитатума все как по волшебству встало на свои места. (п/а: от лат. tranquillitas — спокойствие) Увы, в таком случае никакое заклинание, никакое зелье помочь не могут. Потребовалось несколько дней, чтобы мелкий смог смириться с происходящим и перестал попусту дергаться. А не нервничать у него при всем желании не получалось: во-первых, меньше всего на свете Воробей любил отвечать за чужие проступки, а во-вторых, его бесило то, что он опять вынужден плясать под чужую дудку. Помимо всего прочего, в Хогвартсе все же были люди, чье мнение было для подростка небезразлично. Не стоило забывать и о Реддле с Джуниором. Обстановка как бы вернулась на два года назад, когда неизвестная сволочь начала болтать о Поттере — Наследнике Слизерина. Ну, или на все шесть — когда шкета после третьей подряд большой драки с приятелями кузена стали по большой дуге опасливо обходить все дети в начальной школе. Чудненько!

Впрочем, уже на следующий день выяснилось, что кое о чем мелкий напрасно беспокоился. Те, кто действительно были для шкета важны, все так же ему верили и доверяли. И я имею в виду вовсе не мисс Грейнджер, прождавшую Поттера все утро на диванчике в факультетской гостиной в компании заботливо заначенных бутербродов — завтрак мелкий проспал самым безобразным образом.

К полнейшему охренению Воробышка Луне было абсолютно до лампочки, кидал ли бумажку со своим именем Поттер или нет. А Невилл — впрочем, и Луна тоже — в любом случаю собрался поддержать друга всеми силами. И да, птаху поверили безо всяких условий. На вопрос «почему?», Лонгботтом удивился:

— А зачем тебе нас обманывать?

Луна же, перенося на холст богатство красок осеннего Запретного леса, спокойно заметила:

— Гарри, не имеет значения, обманываешь ты нас или нет, ты все равно участвуешь в Турнире, а значит — тебе нужна наша помощь. Мы же друзья.

A Mhaighdean Dé! (п/а: ирл. Дева Божья!) Офигительная логика. Чудненько!

Общество Луны и Невилла оказывало на шкета поистине терапевтическое воздействие. Была бы на то его воля, Воробей бы весь день провел в их обществе. Однако реальность всегда вносит свои коррективы, и ближе к обеду до Поттера добралась-таки Грейнджер. И началось... «Пойми Рона, он просто завидует», «напиши Сириусу, вот перо и пергамент». Да только мелкий не желал делать ни того, ни другого. И больше всего подросток не хотел совершать что-либо по чужому указу, так что с Носорожкой он почти поссорился. Почти в данном случае означало, что он не послал ее по известному адресу: девочка как-никак. Но то, что он в достаточной степени самостоятелен, чтобы решать, что и когда ему делать, а потому в указчиках не нуждается, шкет девчонке все же высказал, после чего демонстративно развернулся и ушел. И не разговаривал с нею, пока та не извинилась. Сие случилось только в понедельник — почему Поттер вдруг на нее обиделся, до лохматой умницы дошло не сразу.

А Сириусу он все же написал... После того, как тот ему прислал поздравление с участием в Турнире Трех Волшебников и пожелание выиграть. Go dtachta an diabhal air! (п/а: ирл. чтоб его черт задушил!)

К понедельнику шкет пришел в себя в достаточной мере, чтобы у него вновь заработало чувство юмора. Ничем другим его пари с Малфоем я объяснить не могу. Да-да, именно так: когда в понедельник слизеринец что-то вякнул на счет того, что Поттер и десяти минут не продержится, мелкий не нашел ничего лучшего, чем поспорить — на двадцать галеонов — что не просто продержится, а займет первое место. А на вопрос Малфоя, как же шкет расплатится, если сыграет в ящик, заверил, что внесет белобрысого в свое завещание. Моя ж ты прелесть!

Систематическое и регулярное употребление успокоительных позволило Воробышку вновь начать забивать болт на общественное мнение и не дергаться от шепотков, что несказанно облегчило подростку его школьные будни. Он с одинаковым — пусть и несколько показным — равнодушием пропускал мимо ушей как рукоплескания гриффиндорцев, так и насмешки слизеринцев. Кстати, популярности Поттера на собственном факультете та самая пламенная речь нисколько не убавила, даже, кажется, наоборот. А посему Рон Уизли с Поттером не разговаривал. Приятели с Хаффлпаффа мелкого так же игнорировали.

Успокоительное — успокоительным, но нервное напряжение никуда не делось. С учетом взрывного характера шкета это ни к чему хорошему привести не могло. Поэтому он либо тренировался сам или с Невиллом по вечерам, либо до умопомрачения летал. К тому же у шкета прибавилось раздражителей. Пятница, тринадцатое с лихвой оправдало свою недобрую репутацию: на этот день пришлось появление малфоевских значков в поддержку Диггори и первый опыт общения с журналистами.

Как это ни нелепо звучит, но значки, то ли зачарованные, то ли заказанные Хорьком (как стали все звать Малфоя после принудительной сентябрьской трансформации), были тем, на что не отреагировать Воробей не мог. Каким-то неведомым мне образом слизеринец нашел весьма уязвимое место мелкого — обвинение в дурном запахе. Уж не знаю почему, но шкета можно было звать уродом, психом, недоумком — и тот даже не дергался. Стоило же ребенка назвать вонючкой… В свое время в первый раз он кинулся на Дадлика именно после этой дразнилки. Можно даже сказать, что Малфою повезло — ему не разбили голову. Воробей просто достал палочку и запустил в обидчика Фурункулюсом, и сразу быстро добавил весьма неприятным сглазом — Фетесом. Оно очень легкое, буквально для первоклашек, да и стоял белобрысый близко, а поэтому мелкому его не нужно было орать. Он его прошептал. (п/а: Фетес — плод авторской фантазии, при малейшем контакте с водой от жертвы начинает вонять, и чем больше и чаще этот контакт будет происходить, тем сильнее зловоние. от лат. Fetes — от тебя дурно пахнет)

И Малфою не повезло. Первое заклинание он отбил (видимо на каникулах папа показал, с какой стороны за палочку браться), но тут в мальчишескую разборку сунулась за каким-то хреном Грейнджер, и шепот Поттера он пропустил. Дура-девка за свои миротворческие порывы схлопотала Дантисимус. А продолжению развлекалова помешал Снейп, злой как сто чертей. В результате Гриффиндор потерял баллы, Носорожка в слезах убежала к Помфри, а мелкий с Уизли получили по отработке: милые мальчики вдвоем открыли рот на зельевара. Хорек же за ужином попал под водяную бомбочку (причем кидал, я так понимаю, Добби), и до понедельника его никто не видел.

А буквально минут через десять после злополучной недодуэли шкета вызвали на взвешивание палочек, где его ждала великолепная мисс Рита Скитер. Это она в начале учебного года неплохо прошлась по Министерству и Артуру Уизли в частности. Встреча с акулой пера произвела на Воробья неизгладимое впечатление, а уж результат этой встречи… Статья, вышедшая на следующее утро, была великолепна. Я читала и комментировала, птах шипел рассерженным василиском, а к коллекции значков с идиотскими надписями добавилась коллекция носовых платочков: в своем опусе, написанном, по-видимому, для домохозяек, мисс Скитер утверждала, что Гарри Поттер плачет ночами в подушку, вспоминая своих родителей. Léan léir uirthi, эту пронырливую журналюгу! Plá ar a theach! (п/а: ирл. Черт ее побери! Чума в ее дом!) Нет, но как написано, это же нечто!

История со значками имела свое продолжение. Мелкий не пожалел сил и времени, чтобы найти способ переколдовать надпись. В этом достойном деле Воробью весьма помогли близнецы Уизли, которые были ему должны за ириски для Дадлика. Эти дурные головы даже соответствующее заклинание подобрали. В результате уже к следующим зельям вместо «Поддержим Седрика Диггори» и, если на надпись нажать, «Поттер — смердяк» на значках сияло «Поддержим Гарри Поттера» и «Хорек — смердяк» соответственно. Самое забавное, что эти недоучки что-то не до конца просчитали, и в результате на последней надписи клинило, и она не убиралась. Гриффиндор был в экстазе.