Never Let You Down (гет)

— Это просто ночевка у друга, успокойся, — надевая футболку, говорит Роджерс и встряхивает волосы. Локи недовольно фырчит и смотрит на Элис как на последнюю идиотку, считая, что, впрочем, так и есть.

— Ты тащишься на ночь. В Квинс. Одна. И просишь меня успокоиться? — монотонно произносит он с наигранным спокойствием на лице. Из его уст такой тон звучит как чистая ревность.

— В третий раз говорю — тащусь я не одна, до Квинса можно без приключений добраться на метро, и ты можешь даже меня не сопровождать. В случае чего Питер меня встретит и проводит. Ты можешь не волноваться. — Она поправляет воротник рубашки, одергивает рукава и тянется за резинкой, чтобы собрать волосы в хвост, но ее перебивает очередное ворчание:

— Да иди уже, иди с глаз долой, мисс Роджерс.

Она тепло улыбается ему и, завязывая волосы, говорит:

— Ты все равно будешь скучать.

Элис целует его в щеку. По-дружески. По-детски. И его это выводит из себя. Роджерс будто намеренно играет с ним, всячески провоцирует, но никогда, черт возьми, не делает чего-то напрямую. Издевается.

Нехотя, с тяжестью на душе, но он отпускает ее. Пусть и чувствует, что противоречит всем своим принципам и правилам общения с девушками.

Элис очень быстро добирается до Квинса — обычно, в час пик, она едва проталкивается между людей, очень часто путает станции, а сейчас все словно специально подстроено: людей немного, поезда стоят недолго, вагоны полупустые, а улицы ярко освещены фонарями и фарами проезжающих машин. Квинс очень низкий, тихий и спокойный по сравнению с Манхэттеном — это и нравится Элис больше всего. Выходя из метро, она уже ищет глазами Паркера: внимательно, пристально вглядываясь в каждого прохожего, в каждый уголок, из-за которого он может выйти и встретить ее. Но он подбирается из-за спины, хватает Элис за плечи так, что та от неожиданности вздрагивает.

— Паркер, твою же… — Она легонько дает ему по щеке пальцами, а тот прикрывается от ее гнева руками и смеется.

— Ты как, Элис? — спрашивает Питер, выпрямляясь и быстрым шагом устремляясь куда-то вперед.

— Я? — выпучив глаза и закидывая на одно плечо рюкзак, удивляется девушка. — Я хочу суши.

— Сначала химия, — воодушевленно изрекает Питер, и Элис закатывает глаза, недовольно рыча что-то нечленораздельное.

Всю дорогу Роджерс опасливо оглядывается по сторонам, каждый раз облегченно выдыхая и удивляясь тому, что Лафейсона нет рядом. Последние пару месяцев она не может представить себе и пары мгновений без него — и каждое из них безумно ценит. Но все-таки порой хочется уделить долю времени себе — самую малую, чтобы успеть остыть, а потом загореться еще сильнее и с новыми силами начинать борьбу за его сердце, которое, Элис иногда думает, отсутствует. Да и вообще, черт знает этих Асгардских богов…

У Питера дома, как всегда, вкусно пахнет, чисто и уютно, за окном красивый вид: не шумная улица и угасающие огни города, похожие на гирлянды в темной комнате. Элис интереснее смотреть в окно, чем слушать, что говорит Питер про валентность, плотность и строение молекулы. Они сидят в гостиной, Элис, закинув ноги Питеру на плечо, ищет новости за сегодня — хоть какие-нибудь, начиная от того, на какой миссии ее отец, и заканчивая тем, что китайские панды не размножаются. Она вздыхает, поправляет волосы и смотрит на Питера.

— Ты что-то давно не рассказывал, как там у тебя с девушками. Как Лиз? — не без раздражения говорит Элис.

— Знаешь, она все еще прекрасна.

— Ее красно-бирюзовое платье было отвратительно… — кривится Элис.

— Ну, я бы не сказал…

— А я бы сказала, — говорит Элис, почесывая шею и заправляя прядь волос за ухо. — Серьезно, Пит… Ну что ты в ней нашел?

— Она просто идеальна, понимаешь? — И тут у Элис в голове рождаются тысячи вариантов ответа на этот вопрос, а она в нем собаку съела — любить бога обмана и коварства не так просто, как кажется, а еще сложнее делать это в тайне ото всех и от себя в том числе.

— Питер, под ее идеальностью больше ничего нет. А хотелось бы, чтобы было. Ты заслуживаешь лучшего. Например… Ну…

— Тебя.

Элис усмехается, недоумевающе хмурится и продолжает листать ленту. Все-таки Питер Паркер, несмотря на всю свою гениальность в точных науках, в общении с девушками кретин, каких поискать. И это она думала, что Локи намеков не понимает.

Еле-еле они добираются до стола, и, попивая чай, Роджерс пытается понимать то, что говорит Питер: тема вроде и сложная, а вроде и нет. Намного более интересным занятием ей представляется разглядывание плакатов над его столом. Но и это со временем наскучивает, и она решается попытаться что-то да понять. После череды глупых и странных вопросов Питер тяжело вздыхает, откидывается на стуле, зарывается руками в волосы, оттягивая кожу на голове, и отчаянно кричит себе в колени. Элис это смешит, и она, кусая карандаш, думает о том, что делает это Пит только ради того, чтобы она помогла ему с сочинением, если он сам не сможет придумать, что написать. Так напрягаться из-за вероятности, что что-то не получится, Элис кажется немного глупым, но, с другой стороны, это придает ей уверенности в Питере — он всегда готов помочь, поддержать, подсказать, дать толчок, и это делает его бесценным другом.

Они сидят так где-то час. Час криков Элис, что она ничего не понимает. Обычно спокойный, добродушный Паркер, кажется, на волоске от того, чтобы выбросить эту чертову химию в окно. А еще Элис уверена, что небезразлична Питеру. Прийти к такому выводу можно, лишь учитывая то, сколько раз он заикается, соотнести это с тем, сколько раз смотрит ей в глаза и сколько раз убеждает, что она не глупая, а просто особенная и больше склонна к языкам. А еще он несколько раз трогает ее волосы — но это незначительная погрешность, как Элис сначала думала. Питер явно заигрался — притворяется, что влюблен в одну, чтобы вызвать ревность у второй, но в итоге он все равно будет с Мишель Джонс, и Роджерс лично об этом позаботится. Поменяет итог на такой, которого Питер точно не ожидает.

В соседней комнате слышится шорох. Ни Элис, ни Питер, полностью погруженные в «Острые козырьки», не придают этому значения: может ветер шуметь за окном, может машина затормозить в одном из соседних районов и глухим эхом достучаться до этого, или просто кто-то на этажах выше делает ремонт. Но когда раздается хлопок двери, то не по себе становится обоим. Роджерс сразу понимает, в чем дело, и вздыхает, выбираясь из-под одеяла и нажимая на кнопку разблокировки.

— Питер, я отлучусь… Надо кое-что обсудить с ЭмДжей, а ты пока закажи суши.

— Суши?

— Жутко хочу суши. И скажи, чтобы побольше васаби.

Элис бежит на кухню и, схватившись за дверной косяк, с трудом удерживает равновесие. Полы начищены до блеска — она скользит по ним, как по льду. Запыхавшись, встряхивает головой и поправляет волосы. За столом на кухне сидит тот, кого она точно не желала увидеть этим вечером. Локи отвечает на ее недовольство лишь улыбкой. Он отпивает немного из стакана, а потом, подобно шкодливому коту, не прилагая особых усилий, сбрасывает его на пол. Бог подпирает голову рукой и, взглянув на Элис, опять расплывается в улыбке и тихо-тихо, будто одними губами, произносит:

— Упс…

Роджерс делает пару уверенных шагов навстречу и отвешивает Лафейсону подзатыльник, ногой отправляя осколки под стол.

— Боже, да неужели все мужчины — идиоты? — шипит она.

— Почему это идиоты? — усмехается Локи, вставая из-за стола. Элис тут же задирает голову кверху: он высокий. И иногда, когда так смотрит и стоит прямо перед ней, страшный.

— Потому что я просила не идти за мной.

— А я пришел. Ты не рада?

— Нет, — наивно улыбается Элис, надеясь, что ложь удастся скрыть. Не удается. Локи смеется и шепчет:

— Ты все еще не умеешь врать.

Роджерс направляется к выходу стремительно и уверенно, раскачивая длинными волосами из стороны в сторону. Она останавливается в дверном проеме и оборачивается на Локи. Элис часто замечает, что каждый раз, когда ей хочется закатить скандал, ударить его, буквально всыпать по самое не хочу, ее постоянно что-то останавливает — какое-то странное чувство, или сила, или что-то еще, что-то странное и при этом являющееся частью ее самой. Локи подходит к окну, поворачивается лицом к Элис и опирается руками о столешницу. Он смотрит на нее так, словно чего-то ожидает… Чего?

Элис ломается — подходит к нему, медленно, словно к хищному зверю, и когда приближается вплотную, то опускает голову. Локи проделывает то же самое — и они сталкиваются лбами, отчего оба недовольно хмыкают и тихо смеются. Элис аккуратно поднимает голову и смотрит на него, вздыхая:

— В любом случае, Локи, это не совсем прилично.

— А без тебя скучно, — усмехается он.

— Потерпел бы немного.

— Нет, не потерпел бы.

Она вновь вздыхает и, поправляя ему воротник, думает о том, что Лафейсон все-таки никогда не появляется не вовремя. Так или иначе утихомиривать раздраженного и до боли ревнивого Локи куда лучше, чем наблюдать за тем, как Питер время от времени смотрит, не устала ли она, не холодно ли ей, интересно ли… Локи даже не читает ее мысли и уже знает, чего она хочет, чего не хочет, и причины ее хорошего или плохого настроения для него не секрет. В большинстве случаев.

Все серии досмотрены, роллы съедены с большим удовольствием, а от васаби не остается и капли. Элис ежится в кровати Питера: ей непривычно спать на такой маленькой, жесткой кровати. Это похоже на армейские кровати, о которых рассказывал Стив, по крайней мере, для такой нежной особы, как мисс Роджерс. Она, как всегда, долго не может уснуть — ворочается, мычит, переворачивает подушку и всеми известными способами обнимает одеяло, но все без толку. Элис уже откладывает мысль о сне в самый дальний угол, как вдруг ее со спины обнимает Локи, прижимает к себе за плечо, и она сладко и довольно мычит что-то, прижимаясь к нему. Она чувствует, как он дышит, как бьется его сердце, и понимает, что ей больше ничего не надо.

Но после их прошлой встречи остался странный осадок. Вспомнив, Элис немного отстраняется, убирает руку, хмурится и переползает на край кровати. Локи тут же понимает причину, но, чтобы не доводить ее еще больше, тихо спрашивает:

— Что такое, Элис? — Он касается ее волос, гладит по голове и льнет ближе.

— Локи, почему ты тогда не встретил рассвет вместе со мной? Почему ушел? — Она оборачивается, смотрит на него своими кошачьими глазами, которые, кажется, светятся в темноте, и поправляет ту прядь волос, которой он коснулся пару секунд назад.

Лафейсон призадумывается. На пару секунд. Понимает, что его заботу, пусть и не прямую, не оценили. Он резко поднимается, нависает над Роджерс и, упираясь руками в кровать и уставившись ей в глаза, чуть громче, чем нужно, говорит:

— Элис, это не единственный рассвет в твоей жизни. Если хочешь, я встречу с тобой еще тысячи. И их будет еще тысячи. Рассветов, которые мы сможем встретить вместе. Не делай драму из одного восхода, который нас разделил.

Она опускает глаза и сильнее вжимается в кровать. Он вновь залез в ее нутро, вывернул наизнанку, и все ее мысли принижены донельзя — Элис осознает свою глупость и чувствует стыд за такую странную и детскую обиду. Роджерс кивает и, выпутав руки из-под одеяла, притягивает Лафейсона к себе. Он пристраивается у нее на плече, и спать становится значительно легче.