Практическое руководство по злу (джен)

«Забавно, не правда ли? Не важно, на каком языке говорит человек — когда вырываешь им ногти, все звучат одинаково».

Жуткий Император Подлый III, Языковед

На стол рухнула стопка книг.

Сверху лежали «Наиболее выдающиеся истории несравненной Жуткой Империи Праэс», тома с I-го по III-й. А когда я увидела, что под ними прячутся «Исследования лицерианских войн», то потеряла интерес окончательно. Боги, эти тома размножались как вши. Я ведь только-только закончила чтение нескольких трактатов о падении Мизанской Империи, в которых каждый захудалый грамотей бессовестно воровал куски чужих работ. И при этом воображал, что именно его собственный взгляд на то, почему Баалиты победили, уникален и беспрецедентен.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я это прочитала, а не, скажем, забила этой стопкой кого-то до смерти? — сухо спросила я.

— Ты весьма сообразительна, — заметил Чёрный. — Днём мы отправляемся в Саммерхольм, но сначала мы определим распорядок твоих дней на обозримое будущее.

— И, очевидно, этот распорядок включает… — я присмотрелась к названию одной из книг внизу пачки, — доскональное изучение методов ведения сельского хозяйства праэси? А точно нельзя использовать эти книги, чтобы забить кого-нибудь насмерть?

Рыцарь нахмурился.

— Скучное чтение, признаю, но необходимое.

Лично я в жизни не видела ни единой фермы, а он наверняка видел их только проездом, так что это заявление я решила не принимать без боя. Я приподняла бровь.

— Видимо, следующие несколько месяцев мы будем много заниматься сельским хозяйством? Ты сам-то был хоть раз на ферме?

Он насмешливо посмотрел на меня.

— Вообще-то я вырос на ферме. Мой отец был свободным землевладельцем в Зелёной полосе.

Мне понадобилась секунда, чтобы вспомнить все уроки географии понять, о чем он. Так называли узкую полосу плодородных земель Пустоши неподалёку от Блаженного острова. Я слышала, это единственная часть Праэс, где их люди смешиваются с равнинцами. Вполне логично, учитывая откровенно бледный тон кожи моего учителя. И всё равно, мысленный образ лидера Бедствий, пашущего поле, был крайне уморительным. «Не сомневаюсь, что эти поля были угнетены как никакие другие поля прежде», — усмехнулась я самой себе.

— Свободный землевладелец? — повторила я незнакомый термин. — А чем они отличаются от обычных фермеров?

Чёрный уселся на скамье с другой стороны стола. Банкетный зал был так же безлюден, как и две ночи назад — я, похоже, проспала весь день и умудрилась пропустить, как вешали Мазуса — впрочем, с полированных столов были убраны и еда, и посуда. Я уже расправилась с обильным завтраком, который мне предоставила дворцовая кухня, с жадностью проглотив две порции и опустошив половину чайника. Очевидно, видение здорово пробуждало аппетит. Я решила не рисковать и не стала никак комментировать, что зеленоглазый злодей уже держал в руках бокал с вином, хотя не прозвенел ещё и полуденный колокол.

— Земли в Праэс обычно принадлежат знати, — пояснил он. — Точнее, Высоким Лордам или их менее знатным коллегам. Люди, которые работают на земле, платят ренту и не имеют никакого права голоса по поводу её судьбы. Зелёная полоса не принадлежит знати.

Я приподняла бровь.

— Как-то слишком прогрессивно для Империи, — заметила я.

Он фыркнул.

— Просторы — это хлебная корзина Праэс. Северная часть Пустошей выращивает зерно, которого едва хватает для её собственных нужд, на продажу почти ничего не поступает. А юг — это в буквальном смысле слова пустыня. Любой благородный, располагающий значительной частью земли в Полосе, может стать способен по своему желанию вызвать в Империи голод.

Ага. В этом был смысл, пусть и несколько удручающий.

— Полагаю, свободные земледельцы платят ренту непосредственно Императрице?

— В некотором роде, — кивнул он. — Существует единовременная выплата при вступлении во владение, которое продолжается до конца жизни свободного землевладельца. Если земля наследуется, выплату нужно произвести ещё раз. А в остальном Башня обычно не вмешивается в дела региона.

Я всегда считала Праэс одной цельной сущностью, но чем больше я узнавала, тем понятнее становилось, что всё было совсем не так. Интересно, сколько промахов в управлении Равнинами были вызваны не глупостью, а необходимостью ублажать Высоких Лордов? И как могла женщина с репутацией Императрицы Зломыслящей терпеть, что ей приходится действовать с оглядкой на этих идиотов?

— Почему Высокие Лорды всё ещё существуют? — наконец спросила я. — Я имею в виду, они очевидные претенденты на престол. Почему бы тогда Императрице не перебить их и не передать все земли Империи свободным землевладельцам? Я хочу сказать, судя по твоему разговору с Мазусом, ты уже давно хочешь это сделать.

Пальцы Чёрного задумчиво постучали по столу.

— После того, как мы победили в гражданской войне, я так и посоветовал Зломыслящей. Если было бы по-моему, мы бы живьём прибили их к воротам их маленьких королевств. И разрушили аристократию настолько основательно, чтобы следующие тысячу лет в Праэс не было бы ни одного благородного.

— И всё же, никуда они не делись, — спокойно заметила я.

— Она не согласилась, — ответил он. — Она считала, что последующий хаос неизбежно дестабилизирует Империю на десятилетия. А поскольку у неё всегда будут враги, лучше знать, кто они, и иметь надёжный способ победить их в случае необходимости.

Он странным образом сформулировал свои слова — в них не было убеждённости. Он не отстаивал эту точку зрения, лишь пересказывал чужое мнение.

— Ты до сих пор считаешь, что это следовало сделать, — я скорее утверждала, чем спрашивала.

— Да, — согласился он. — Но она всегда лучше меня разбиралась в политике, так что я доверяю её суждениям. У меня есть определённая склонность к... упрощению проблем.

В смысле, склонность прибивать эти проблемы живьём к воротам их «маленьких королевств». Скорбящие Небеса, этот образ… Во время своей вербовочной речи он уже упоминал стоящую выше него, но этот наш разговор дал предельно ясно понять, какова она. Не то, чтобы были какие-то сомнения. Легионеры в Гнезде говорили о Чёрном Рыцаре с восхищением, но об Императрице они упоминали с благоговейным трепетом.

— У нас будет ещё время обсудить внутреннее устройство Империи, — сказал Чёрный, меняя тему. — Лучше, если это будет уже после того, как ты прочтёшь достаточно, чтобы понять её культуру. В первую очередь эти три книги.

Он мягко постучал по корешку трёх особенно потрёпанных манускриптов в середине стопки. Подпись на одной из них я не смогла прочитать — буквы походили скорее на символы, которые использовали маги, чем на собственно буквы. Но то, что было написано на двух других, я могла прочитать. Два слова: первое — «Тагреби», а второе — «Мтетва». И то и другое — названия языков.

— Я думала, все люди Империи говорят на нижнем мизанском? — спросила я.

Именно на этом языке мы вели этот разговор, и только на нём я и говорила. Сказать по правде, кроме него мне ни один другой никогда и не требовался. У нас было несколько уроков по старому мизанскому, но сейчас это был исключительно письменный язык. Дорахе на севере всё ещё говорили на том самом языке, который они использовали с рождения Королевства. Кроме того, в землях на юге Равнин всё ещё использовали племенные диалекты, но нижний мизанский понимали все. На нём говорили даже люди из Принципата, которые и не торговали никогда с мизанцами. Но это было, скорее всего, потому, что их собственный язык был дьявольски сложным и никто другой не хотел его изучать.

— Говорят, — согласился Чёрный. — Он стал основным языком общения, ещё когда мы были провинцией. Но если тебе когда-нибудь придётся командовать солдатами праэси, ты должна понимать их родной язык — если, конечно, хочешь знать, что они говорят, когда не пользуются нижним мизанским.

Я раздраженно хмыкнула. Смысл в его словах был, но это не делало перспективу изучения двух совершенно новых языков сколь-нибудь более привлекательной. Не обнадеживало и то, что у меня появилось ощущение, что изучать их мне придётся одновременно.

— А третья? — спросила я вместо того, чтобы купаться в собственном раздражении. — Что это за символы?

— Это письменный харсум, впрочем, я был бы удивлён, если бы ты его узнала.

— Харсум? — удивлённо повторила я. — Ты хочешь, чтобы я изучала орочий?

— Харсум, — поправил он меня. — Запомни правильное произношение. И это не единственный язык орков, всего лишь наиболее общий диалект.

— Мне и гоблинский выучить тоже? — пожаловалась я.

Чёрный безрадостно улыбнулся.

— Я работаю с гоблинами уже более пятидесяти лет и до сих пор не знаю достаточно слов, чтобы поддержать разговор. Они не обучают чужаков.

Любопытство победило моё возмущение, хотя и с небольшим перевесом.

— Так они что, говорят на языках других народов?

— Даже гоблины самых отдалённых племён к тому времени, как научатся ходить, говорят минимум на двух языках, — сообщил мне Рыцарь. — В среднем они говорят на четырёх, большинство матрон на семи, есть даже такие, кто говорит на процеранском.

— Это безумие какое-то, — простонала я. — Это сколько же нужно времени…

— Меньше, чем ты думаешь, если начать в достаточно юном возрасте, — прервал меня он. — Кроме того, у тебя есть преимущество, которого нет ни у кого из них.

Хм. Это что-то новое.

— Если ты скажешь «талантливый учитель», я за свои действия не отвечаю, — предупредила я.

Он усмехнулся.

— Нет, хотя это и в самом деле преимущество. Если я не ошибаюсь, по меньшей мере один из твоих трёх аспектов облегчит эту задачу.

Я приподняла бровь.

— Ты хочешь сказать, что эти «три греха» на самом деле существуют? — спросила я.

Он удивлённо моргнул.

— Три греха? — он повторил одновременно озадаченно и с любопытством.

— И каждого из тех, кто поднимет знамя Зла, Небеса наградят тремя грехами, посеяв семена их падения во имя Справедливости, — процитировала я по памяти.

Проповеди Дома Света обычно были скучными, но эта привлекла моё внимание: всегда интереснее было послушать что-то про злодеев, чем поучения по поводу важности семнадцати основных добродетелей.

— Ваши священники всегда умели играть с словами, — усмехнулся он. — Впрочем, я заметил, они не упомянули, что героические Роли обладают собственными аспектами.

— Значит аспекты, а не грехи, — заметила я. — Вполне логично. И зачем они?

— Они определяют твою Роль, — серьёзным тоном сообщил он. — Они в какой-то степени меняются от воплощения к воплощению, но некоторые аспекты остаются незыблимыми. Например, «Покоряй» — это основа Роли Чёрного Рыцаря.

— И что конкретно это означает? — спросила я с изрядной долей скепсиса. — Ты хорош в покорении всяких штук?

— Чем в большей гармонии ты своими аспектами, тем большую часть силы своей Роли ты можешь получить, — улыбнулся он. — А значит когда я, как ты выразилась, «покоряю всякие штуки», я становлюсь… в большей степени тем, кто я есть.

— Тогда почему ты не покоряешь что-нибудь всё время? — спросила я. — Разве это не сделало бы тебя совершенно неуязвимым?

— Подобное рассуждение было весьма популярным среди некоторых моих предшественников, — согласился он. — Но, в конце концов, их сила не стала бесконечной, а слишком глубокое погружение в свой аспект приводит к туннельному зрению. Не говоря уже о второй стороне уравнения.

— Герои, — пробормотала я. — Почему у меня ощущение, что на каждую Роль Зла с «Покоряй», найдётся такая же Роль со стороны Добра с «Защищай?»

— Потому что я редко терплю общество идиотов? — предположил он.

Я взглянула на него.

— Прошу вас, сэр, не говорите так — я смущаюсь, — сообщила я с каменным лицом.

Ему не удалось отпить вино достаточно быстро, чтобы спрятать улыбку.

— Так какие у меня аспекты? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Только ты можешь ответить. В должное время они проявятся. «Учись» — типичный аспект. Вот почему я считаю, что наилучшего результата можно добиться, если в вопросе изучения языков сбросить тебя с пресловутого обрыва, — ответил он.

Так значит его действия были не полностью необоснованными. И всё равно, орочий?

— Я даже и не знала, что у орков есть письменный язык, — призналась я, разглядывая странные буквы на корешке книги.

— Вообще-то он появился раньше всех остальных письменных языков нашего континента, — заметил он. — В этом отношении прибытие Мизанцев отбросило их на века.

Насколько я могла судить, с Мизанцами всегда возникала такая проблема. Они строили поразительные сооружения и при помощи магии творили невероятные чудеса, которые до сих пор никто не сумел превзойти. Однако у них была отвратительная привычка втаптывать в грязь подчинённые культуры и подавлять любые восстания. Орки-невольники были ценным предметом торговли поздней Империи, ведь они великолепно подходили для тяжелого ручного труда. Те же кланы, которым не нравилось подобное отношение к их детям, жестоко наказывались, вплоть до полного уничтожения. Нам повезло, что Первая лицерианская война вспыхнула до того, как мизанцам удалось добраться до мешанины мелких королевств, которые позже стали Равнинами. Сомневаюсь, что в противном случае моя родина была бы такой, какой я её знаю.

— Ну хоть скажи мне, что я буду изучать что-то по-настоящему интересное, — взмолилась я.

Он фыркнул.

— Читать будешь в своё свободное время, — сообщил он мне. — С завтрашнего дня ты будешь просыпаться на рассвете для уроков сражения на мечах либо со мной, либо с Капитаном.

Я осклабилась. Вот это уже по моей части.

— Это мне больше нравится.

Он насмешливо посмотрел на меня.

— Не сомневался. После обеда и до дневного колокола ты предоставлена самой себе. Далее, до вечернего колокола ты занимаешься теми аспектами обучения, которые нельзя почерпнуть из книг.

Это звучало многообещающе.

— И что это значит?

Он хмыкнул.

— Вечером мы отправляемся в путь, так что, полагаю, сейчас наилучшее время для нашего сегодняшнего урока. Возьми нож, и посмотрим, не удастся ли нам раздобыть тебе подходящего жеребца.

Всё время ходить в акетоне было необычно.

К теплу я достаточно быстро привыкла — хотя можно было бы обойтись и без постоянной испарины — но ощущение, которое вызывал толстый слой дополнительной защиты, закрывавший меня от шеи до колен, было странным. Мне даже постоянно хотелось броситься на стену, просто чтобы посмотреть, как я от неё отскочу, хотя разумом я понимала, что этого не случится. Следуя за Черным через лабиринт коридоров средоточия власти своего родного города уже во второй раз, я постаралась разглядеть изображения на стенах. Все картины описывали разнообразные сцены охоты и сражений, и я отметила с молчаливым удовольствием, что картины с изображениями побед королей и королев Равнин над Империей также остались на своих местах. На одном необычайно живом изображении Жуткий Император Гнусный получал под зад от Чародея Запада во время последней неудачной попытки вторжения на тех самых Полях Стреджес, где позже Королевство потерпело сокрушительное поражение в сражении с Чёрным Рыцарем. Я почему-то сомневалась, что Гнусный, спасаясь бегством, и в самом деле уронил свою корону, но всё же эта сцена наполнила моё сердце теплотой. Большую часть стен покрывали расписанные деревянные панели с искусной резьбой по краям, однако по пути к западному крылу дворца, куда уводил меня Рыцарь, их становилось всё меньше и меньше.

— Значит мы направляемся в конюшни? — спросила я.

Прямо сейчас он, кажется, не был особенно настроен на разговор, но когда это меня останавливало?

— В конюшни, — рассеянно ответил он. — Королевские конюшни уже не обслуживают рыцарей личной свиты короля, поэтому они снабжаются не так хорошо, как раньше, и тем не менее, там мы найдём то, что нам нужно.

— Мне кажется, я должна предупредить, что никогда не ездила на лошади, — сообщила я. — Я даже не помню, чтобы приближалась к ним ближе, чем на расстояние броска камнем.

Он искоса взглянул на меня, пока мы проходили через невероятно просторное помещение, по видимому, пристройку к кухне.

— Очень интересный выбор единицы измерения, — заметил он секунду спустя.

— Хотела, чтобы лошадь лягнула стражника, — бесстыдно признала я. — Бедолага.

— Стражник? — Чёрный Рыцарь приподнял бровь.

— Лошадь, конечно, — ответила я. — Стражник просто напрашивался.

Тень улыбки скользнула по его лицу, когда мы вышли на мощёный двор. Меня внезапно ослепило изменение освещенности. Но не прошло и двух мгновений, как глаза уже приспособились к новым условия. Значительно быстрее чем обычно, отметила я. От необычности этого ощущения по моей спине пробежали мурашки, не имевшие никакого отношения к холоду. «А ведь я ещё даже не Оруженосец».

— Кроме того, ты будешь лучше видеть во тьме, — сообщил Чёрный. — Впрочем, не так хорошо как гоблины.

— Я почти выбрала квоту жутковатых откровений на сегодняшний день, — сообщила я ему.

Он хмыкнул.

— Значит, тебе не слишком понравится наш следующий урок.

— Да уж, ни разу не зловеще, — ответила я с каменным лицом. — И кстати, ты не хочешь ничего мне пояснить? О том, что все захотят убить меня? Я всё ещё хочу услышать объяснение.

— В своё время, — ответил он с безмятежной улыбкой, и мне очень захотелось приложиться к его лицу молотком.

Я почувствовала ароматы королевских конюшен ещё до того, как увидела их: навоз и животные всегда обладали отчётливым запахом, особенно в больших количествах. «Можно подумать, к нашему времени маги изобретут, наконец-то, заклинание против запаха дерьма». Сами по себе конюшни были выстроены из того-же серого гранита, что и весь остальной дворец. В длинной череде стойл размещалось около пятидесяти лошадей. В отдалении какой-то конюх скармливал жеребцу сено, но заметив нас, тут же скрылся из виду.

— Так что, мерин? — предположила я, когда мы подошли достаточно близко, чтобы разглядеть лошадей. — Я слышала, новичкам проще на них ездить.

Лошади здесь, в конюшне, ничем не походили на тех, что таскали по улицам телеги: они были выше и мощнее. Боевые кони, а не рабочие лошадки. Некоторые отличались яркой внешностью, которая, я ни на секунду не сомневалась, была отличительной чертой отдельных пород. Впрочем за свою жизнь я ни одного названия так и не выучила. У процерианцев, кажется, была какая-то порода, которую называли дестриэ? Я знала, что Равнины когда-то славились своей кавалерией, но, учитывая, что во время Завоевания почти все рыцари были истреблены, теперь их вряд ли можно было где-то встретить.

— Темперамент лошади проблем не вызовет, — ответил Чёрный. — Мне сообщили, что один из бедламских строевых заболел, но… А, вот и он.

Конь был тёмно-каштанового цвета, шкура покрыта потом. Наверное, он был метра полтора высотой. Трудно было определить, поскольку сейчас он лежал. Глаза были закрыты, дыхание неровное.

— Мне же не придётся возиться с ним, пока он не поправится, правда? — спросила я с тревогой в голосе. Это было чудесное животное. Но я ничего не знала о лошадях и предпочла бы не убить свою первую из-за какой-нибудь глупой ошибки, которую бы ни за что не совершил кто-то, имеющий представление, как с ними обращаться.

— Главный конюх полагает, что шансы этого коня протянуть ещё месяц не больше одного из трех, — сообщил он мне. — Сложный случай голубиной лихорадки — множественные абсцессы под кожей. Крайне болезненная смерть.

Я поморщилась. Сейчас, когда появилась возможность рассмотреть коня, я заметила, насколько истончилась его кожа. Сквозь неё проступали рёбра, а грудь была обильно покрыта потом.

— Ты хочешь, чтобы я его исцелила?

Я знала, что некоторые Роли были на это способны — вернуть людей, стоящих на краю гибели, или даже слегка за краем. Но у меня сложилось впечатление, что такое умение относилось скорее к героическим Ролям, наподобие Целителя или Священницы. Чёрный покачал головой.

— Мы собираемся убить его.

Когда слова дошли до меня, я изумлённо моргнула.

— Мы собираемся что?!

— Ты не ослышалась, — спокойно сказал зеленоглазый человек.

— Послушай, если это какая-то проверка… я уже прикончила двух человек на этой неделе и серьёзно подумываю над третьим, так что я не вижу никакого-смысла…

— А затем мы поднимем его из мёртвых, — ровным тоном сообщил Чёрный, словно его и не пытались перебить.

Я была слишком ошеломлена, чтобы одарить его достойным взглядом.

— Это вообще дьявольщина какая-то, — наконец сумела выдавить я. — Некромантия? Да это же слово с большой буквы «З»…

Я замолчала.

— Зло, — спокойно закончил он. — Да, Катерина. На этой стороне ты сейчас и стоишь. Это выбор, который ты сделала.

Я попыталась придумать достойный ответ, но мысли были слишком спутаны. Я не могла понять, почему убийство лошади, которую я раньше никогда не видела, показалось мне морально более сомнительным действием, чем перерезание глоток двум живым человеческим существам, и всё же. Они были ужасными людьми, само собой, но они всё равно были людьми. Официальная позиция Дома Света заключалась в том, что животные вообще не имели души, так что их убийство даже и грехом не являлось, но…

— Проклятье. Ты мог бы организовать мне пологую кривую обучения, и не начинать сразу с поднятия мёртвых, — выдавила я сквозь сжатые зубы. Меня переполняла неуверенность, и это необычайно раздражало. — Ну, знаешь там, дал бы мне попрактиковать злобный смех и монологи, а уже потом мы перешли бы к этому метафорическому прыжку вперёд.

— Монологи для любителей, — сообщил Чёрный. — Если у тебя есть время произносить речь, значит есть время и убить героя. Так что это как раз таки пологая кривая обучения. Ты не взаимодействуешь с душой лошади, ты лишь оживляешь её тело энергией некромантии. С точки зрения морали это ничем не отличается от того, чтобы повалить дерево и сделать из него телегу. Ты используешь в качестве транспорта что-то, что когда-то было живым.

— Ты пропустил ту часть, где я его вначале убиваю, — пожаловалась я.

Черноволосый человек равнодушно пожал плечами.

— Он всё равно умрёт. Кроме всего прочего, избавляя его от мучений сейчас, ты спасаешь его от нескольких недель бессмысленного страдания.

— Так если подойдёт любой труп, почему ты просто не приказал Чёрной страже принести какую-нибудь мёртвую лошадь? — спросила я.

Вообще-то я не была уверена, было ли бы так легче. Если бы я никогда не видела животное живым, было бы проще дистанцироваться, но тогда я ощутила бы себя настоящим некромантом. Ну знаете там, каким-то колдуном, который вползает в древнюю башню, а его прислужники притаскивают ему тела, которые он превращает в нечестивую нежить.

— Тогда ты не сумеешь поднять её, — возразил Чёрный. — Ты еще не настолько окрепла в своей Роли, чтобы справиться с подобной задачей. Тебе необходимо сохранить связь с трупом. Кроме того, свежий труп даст нежить лучшего качества.

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Пальцы сжались на рукояти ножа на поясе. Я всегда знала, что ради успеха в Империи мне придётся перейти определённые границы. Боги, я ведь отреклась от всех шансов попасть на Небеса после смерти, просто приняв Имя с противоположной от них стороны, и это действие меркло в сравнении с тем. «Всё равно что повалить дерево, чтобы сделать телегу», — повторила я, и слова наполнили меня холодным спокойствием.

— Это будет болезненно? — спросила я, открыв глаза. — В смысле, для коня?

— Он даже не проснётся, — ответил Чёрный.

Я знала людей, которые умерли и вполовину не так мирно.

— Так что я должна сделать? — выдохнула я, вынимая нож.

— Положи руку на его шкуру, — спокойно подсказал Рыцарь. — Я сделаю большую часть работы, ты лишь должна суметь прочувствовать, что происходит.

Я опустилась на колени перед конём, неуклюже протянула руку и положила на его шею. Он даже не шевельнулся. Чёрный присел рядом со мной, поместил палец на лоб животного и едва заметно прищурился. Не было никаких вспышек энергии или света. Я осознала, что здесь не было магии, по крайней мере такой, которую использовали маги. Но внезапно я ощутила вес, который навалился мне на плечи. Тело коня стало холодным, и в ту же секунду у меня по коже побежали мурашки. То, что я почувствовала… это было трудно описать. Я как-то плавала в Серебряном озере прошлым летом, на одном из самых мелких пляжей. Солнце пекло весь день, так что вода у поверхности была необычайно тёплой, но в глубине, там, до куда могли дотянуться ноги, было холодно. То ощущение чем-то напоминало происходящее сейчас. Словно тёплая вода была мирозданием, а всё моё тело погрузилось в глубину. Сила не казалась неправильной или неестественной, чего я ожидала от работы Зла. Она была просто на каком-то фундаментальном уровне иной.

Конь сделал последний вздох, а затем неподвижно замер.

Чёрный сдвинул брови.

— А теперь сложная часть.

В ответ на волю Рыцаря сила внутри животного натянулась словно верёвка, и труп изогнулся. Мои пальцы впились в шкуру коня, я пыталась сосредоточиться на происходящем, заставляла себя не упустить ни единого мгновения. В ладони возникло резкое колющее ощущение, словно я наткнулась на иголку, и передо мной, словно шестым чувством, развернулось полное осознание мёртвого тела. Я ощущала аккорды, которые побуждали движения животного, и теперь они были моими в той же степени, как мои собственные пальцы. Я пожелала, и строевой поднялся на ноги. Я не имела ни малейшего понятия, как должны двигаться лошади, как должны работать их конечности, но труп всё это знал, и я положилась на то, чем он был при жизни.

— Неплохо, — пробормотал темноволосый человек, вставая на ноги.

Я осознала, что уже стояла. Когда я успела подняться?

— Ему нужно имя, — заметил Чёрный.

Я задумалась на секунду. Можно было бы дать ему какое-нибудь героическое или вдохновляющее имя, но это станет в некотором роде ложью, отрицанием того, что я совершила. «Называй лопату лопатой».

— Его зовут, — объявила я, — Зомби.