Исчезнувшая (джен)

Да, его решение не убивать, а похитить жену скользкого мерзавца Люциуса Малфоя оказалось правильным. Убить её было бы слишком просто и слишком милосердно. Он зачастил в Министерство — только для того, чтобы понаблюдать, как Малфой, по-прежнему лощёный и надменный, обивает пороги Аврората, а министерские служащие потом перешептываются за его спиной. Кто злорадно, а кто даже сочувственно.

Время шло, и он с мстительным удовлетворением начал отмечать хорошо ему знакомые перемены во внешности этого лощёного мерзавца.

Сначала Малфой выглядел как обычно — невозмутимый, ухоженный, смотрящий на всех с видом; вы все дерьмо, а я — весь в белом! Неудивительно — Малфои единственные в Магической Британии вышли сухими из воды после после обеих войн с Неназываемым... тьфу, с Волдемортом. В первый раз Люциус отоврался (и откупился) под предлогом Империо, во второй — за напыщенного павлина и его семейку с какой-то радости вздумал заступаться Поттер. Не иначе, Авада Кедавра отшибла мальчишке последние мозги. И как итог — все Пожиратели либо мертвы, либо пожизненно в Азкабане. А Малфой снова отделался лёгким испугом.

Но потом Малфой начал меняться. Уже не так высоко тянул подбородок вверх и выглядел уже не словно с картинки. По крайней мере, не с новой. И вид его — вот этот отвратительно заносчивый вид! — куда-то пропал, и в его глазах теперь вместо высокомерного презрения застыла так хорошо знакомая смесь безнадёжности и надежды.

И он был по-настоящему счастлив — впервые за последние двадцать лет.

Пусть теперь этот мерзавец на своей шкуре испытает, каково это — жить, ежеминутно бросаясь от надежды к отчаянию. И терять надежду — раз за разом, каждый проклятый день. И снова, вопреки всему, пытаться искать — безрезультатно.

Какой идиот сказал, что месть иссушает душу? Его душа только радовалась.

Про магглу, которой он стёр все воспоминания, а потом просто выбросил на другом конце страны, предварительно трансфигурировав лицо, чтобы её даже случайно никто не смог связать ни с пропавшей женой Малфоя, ни с ею же, ставшей теперь школьной учительницей на рабочей окраине, он даже не вспомнил.

Что вспоминать о мусоре, случайно попавшемся на глаза?

А она, между тем, жила. С новым именем и новой жизнью — которую начала с нуля в больнице, куда её привёл полицейский, обративший внимание на бесцельно бродящую по площади много часов подряд женщину.

Она не помнила ничего — ни как её зовут, ни где она жила, ни чем занималась... Ей пришлось заново учиться читать и писать, пользоваться самыми обычными вещами...

Единственное, что она помнила — строчку из баллады Стивенсона. «Из вереска напиток забыт давным-давно...»

Больше ничего. Только эти несколько слов.

И поэтому новые документы, которые ей с трудом оформили через социальные службы, были на имя Джейн Стивенсон.

Не Джейн Доу же её называть?

Имя это ей нравилось. Так же, как нравилась и работа, которую ей подобрали: секретарём в организации помощи бездомным. Платили ей мало, но зато дали социальное жильё — крохотную квартирку на третьем этаже довольно нового дома. Район был не лучший, но тихий — чего ещё желать?

Но она желала — желала узнать, кто она.

Откуда она? Что с ней произошло? Ищет ли её кто-то, пытаясь понять, куда же она пропала?

Ведь не может быть такого, чтобы был человек — и вдруг исчез.

Ведь не может быть?