Любовь приводит в Ад (I) (гет)

Уныние внутри Астрид нарастало со скоростью звука. Печальная картина предстала перед путешественниками, которую она в дальнейшем часто вспоминала.

Подземные тучи Ада, полностью лишённые цветов, кроме чёрного, покрывали небесное пространство, закрывая собой кроваво-красные пламенные оттенки вышины. Казалось, что в Адских Просторах сейчас ночь — мрачная, с отсутствующими даже огненными демоническими оттенками. Вдалеке спутники увидели марширующий отряд красноголовых ящеров, идущих на двух задних ногах, держащих копья в своих передних лапах. Тона, которыми украшался мир Салеоса, были лишены даже мёртвых деревьев и огненных рек — сплошные остроугольные пепельно-угольные скалы, по своему цвету схожие с кораллами. Троицу ожидал очередной спуск вниз. Но на этот раз чем ниже путешественники спускались, тем меньше становилась видимость для голубых очей Хофферсон. Следуя за демоном и придерживаясь за Беззубика, Астрид увидела мрачные круглые высоченные башни, окружающие необычное громоздкое в своей ширине здание, на крыше которого виднелся золотистый купол. Одинокий, в скалистой низине, куда почти не проникал даже свет демонического зарева, а вокруг него расстилался мрачный чёрный туман Бездны, в коем покоился, как она быстро догадалась, дворец Салеоса. Он добавлял ощущение покинутости и… брошенности… в атмосферу Адских Просторов, которые по своим очертаниям просторами вовсе не являлись. Если только в глубинных, лишённых огненных зарев, просторах Бездны.

Душевное одиночество нарастало в сердце Астрид. Ей хотелось скорее повернуть обратно, вновь оказаться в более светлых и необъяснимо спокойных пустошах Предвратности. Но упрямый характер, будто непримиримая совесть, напоминал ей о том, что надо идти до конца. Надо спасти душу Иккинга из воистину забытого Богом места. Освободить его из адских чертогов.

В скором времени, не такой крутой, но довольно извилистый каменный спуск, как в Предвратности, закончился, подведя спутников к узкому оранжевому каменному мосту, лишённому каких-либо перил по бокам. Дракон напряг зрение. Он пустил фиолетовую волну из пасти вперёд себя, внимательно просматривая всевозможные хитрости, устроенные демоном на мосту. Вроде бы всё было просто, ибо Беззубик не обнаружил ничего подозрительного. В кромешной полутьме, почти закрывающей взор, даже ему летать было очень опасно. Демоны, наподобие Салеоса, любили устраивать воздушные ловушки для незваных гостей. Это могли быть ловушки подобно катапультам, установленным на скалах, окружающими его дворец, готовых в одночасье пустить мощный поток огненных лавовых залпов по нарушителю.

По другую сторону моста Астрид увидела двоих красноголовых ящеров, держащих в руках длинные алебарды — выше, чем они сами. Их лезвия горели адским огнём. Дракон рыкнул что-то, словно оповещая слуг демона о своём приближении. Беззубика здесь встречали как дорогого гостя, ибо статус дракона в Аду находился на одной строчке с титулом Князя демонов. Не пустить дракона в свою обитель — означало только одно — измену Аду, его обычаям и традициям, какими бы жестокими и лицемерными с точки зрения человеческого рассуждения они ни были. Ящеры безоговорочно выпрямились по стойке «смирно», и содержащие на себе расписные старинные узоры из янтаря позолоченные двери, высотой в три этажа, распахнулись внутрь в знак появления столь почётного гостя.

За драконом слуги завидели Астрид. Один из стражников что-то пробормотал и забил тревогу. Из широких залов дворца выбежало существо, до боли напоминающее крупную собаку земной бойцовской породы. Она злобно зарычала, устремив чёрные, как Бездна, глаза на Астрид. Та испугалась, но не дрогнула. Шмыгая небольшими ноздрями, словно обнюхивая на расстоянии, адская гончая завиляла коротким хвостом, признавая её одной из демонов. Завидев реакцию черноглазой собаки, ящеры вновь выпрямились, позволяя Астрид беспрепятственно войти во дворец. За ней ящеры увидели своего повелителя, гордо шагающего и окидывая равнодушным взглядом сторожевых.

— Вот мы и пришли, — обрадовался Салеос, наконец вернувшись в свой дом.

Астрид поразилась внутреннему интерьеру дворца. Словно из чистого золота, внутреннее убранство создавало идеальную атмосферу, достойную звания Герцога. Однотипная прямолинейная разбивка на тесные комнатки с узким коридором в гостевой части, зальные помещения с каминами и центральной лестницей — в замковой. Главный элемент внешнего облика, вокруг которого строился весь уникальный стиль дворца: круглое панорамное окно, рама которого была высечена из сернистого мрамора, уникального строительного материала, использовавшегося исключительно для возведения каких-то особенных, подчёркивающих элементов высокого демонического статуса предводителей легионов, служившее особым символом среди демонов. Из него открывался вид на угольные скалы, чьи основания скрывала чёрная густая пелена. Чем выше был статус демона, тем мрачнее должен был иметься вид на его владения. Тем глубже, в недрах адских поверхностей, располагался дворец Герцога. В камине поигрывал желтоватый огонёк, словно сам по себе, не съедающий никаких кусков мёртвых деревьев или чьих-то демонических тел.

Как только путешественники пришли во Внешний зал, Астрид громогласно заявила:

— Ты обещал, что я найду здесь Иккинга. Найду и выведу его обратно, на Землю.

— Верно, дорогая, — лукаво отмечал Салеос.

— Я должна его увидеть! Немедленно! — Астрид стукнула по красному круглому столу, на поверхности которого можно было видеть отражение демона, дракона и её самой.

Демон повернулся к охранникам-ящерам и жестом руки приказал отвести Астрид в подземелья дворца. Один из стражников, подошедших к ней, ткнул острием алебарды в спину. Дракон увидел это и выпустил по слуге демона плазменный залп. Затем он оскалился, став подле Астрид. Стража моментально среагировала, и пятнадцать ящеров с зажжёнными алебардами моментально окружили дракона и кшатрию. Беззубик внимательно следил за движением каждого из красноголовых, готовясь чуть ли не разорвать обидчиков девушки.

— Отставить! — скомандовал басом демон. — Разойтись по местам!

Никто из рептилоидной стражи не ослушался. Все стали на свои посты, дальше охранять дворец. Салеос подошёл к красноголовому, ткнувшему Астрид алебардой в спину. Он сжал горло стражника, приподнимая того над гладким полом, на глазах Хофферсон. Ящер пытался ослабить хватку демона, стараясь хоть на немножко получить больше доступа к мгновенно снижающемуся потоку кислорода — или чем там дышали рептилии-слуги Герцога. Салеос не обращал на бессмысленные попытки красноголового никакого внимания.

— Распахнуть окно! — разъярённо крикнул демон. Стража открыла окно, стеклянные дверцы которого, словно сетка на вид, выстроились по бокам, и Салеос прорычал: — Я терпеть не могу, когда кто-то или что-то без моего приказа начинает своевольничать!

Герцог настолько сильно сдавил горло ящера, которого Астрид в душе́ начала даже жалеть, что тот не мог ему ничего ответить — молить о прощении или милости. Воин швырнул задыхающегося адского слугу в Бездну. Стражники, закрывшие по жесту демона окно, не показывали ни страха перед господином, ни сочувствия перед осуждённым товарищем, ибо считали наказание для своего провинившегося собрата справедливым.

Астрид не стала читать мораль Герцогу Ада, опасаясь разозлить его, подставив под удар его устрашающий авторитет. Она не стала делать этого, рискуя, прежде всего, своей жизнью и сделкой с ним. Однако, несмотря на человеческую половину, Астрид согласилась с приговором, вынесенным демоном прилюдно. Адская натура Хофферсон ликовала не в меньшей степени, чем жестокая гордыня Салеоса. Она даже скривила улыбку, как это делал Салеос. Беззубик, увидев пробуждение жестокой природы Хофферсон, удивлённо вылупил глаза, не понимая, чему та радуется. Она даже не поблагодарила дракона за то, что он защитил её от кольнувшего в спину алебардой красного двуногого ящера. Астрид словно пропитывалась изнутри демонической аурой этого проклятого междумирья Ада. Беззубик забеспокоился, но виду подавать не стал. Он рыкнул, как подобает дракону, соглашаясь с поступком Салеоса.

Демон обернулся к Астрид.

— Вижу, тебе нравится подобная мера наказания для провинившихся, — ухмыльнулся он. — Твоя демоническая натура начала стремительно проявляться. Это хорошо.

— Да, — интонация голоса как-то начала изменяться в сторону полученного ею садистского удовольствия. В глазах ужас и ненависть к демону постепенно сменились переполняющим её нечестивую половину ликованием. — Верно сказано.

Дворец будто наполнял Хофферсон злыми мыслями, мгновенно проникающими в её разум, тем самым, искажая все людские понятия о справедливости и милосердии.

— Думаю, ты сможешь помочь мне кое с чем. Что принесёт, в первую очередь, тебе, милая Астрид, море… удовлетворения.

Демон провёл когтем на пальце по лицу Астрид. Та не испытывала отвращения. Человеческая натура Хофферсон стремительно угасала. В ней пробуждался демон.

— Что я должна сделать? — лукавым голосом спросила она, едва сдерживая любопытство.

— Возле камина находится проход, который выведет тебя к пленнику. Там с ним сейчас забавляются мои… суккубы. Поучаствуй в истязании того, кто своими пустяками… — голос демона понижался, обозлясь на своего бывшего призывателя. — Отвлёк меня от важных дел!

Беззубик слега дёрнулся от восклицания Салеоса.

— С удовольствием! — подчеркнула радость от полученного ею поручения Хофферсон.

Беззубик, тем временем, не мог поверить, что та реально на такое согласилась.

«Может быть, это такой план — притвориться слугой демона, чтобы перехитрить его и спасти возлюбленного от невыносимых пыток в каземате под дворцом?» — размышлял дракон. Он решил последовать за Астрид, надеясь убедиться в правдивости своих доводов.

— Беззубик! — Герцог повернулся к чёрной крылатой рептилии. — Ты так же отлично поступил с тем бездумным красным отпрыском! — на что дракон кивнул, не произнеся ни звука в ответ. — Помоги Астрид в её новом задании, — ухмылялся демон, затем громогласно рассмеялся.

Дракон побрёл за девушкой, которая спокойным размеренным шагом ступала по мраморным ступеням, освещающимся настенными горящими факелами. В глазах Астрид менялось мировоззрение. Жестокость и наслаждение болью начали приносить ей радость. Услыхав внизу истошные крики, она невольно улыбнулась.

Словно околдованная магией демонов, Астрид ступила в подземелье обители Любвеобильной Боли. Чёрные мраморные камни, из которых состоял каземат, раздавливали всяческое понятие человечности и миролюбия. Расположенные посреди комнат плоские, но очень прочные фанерки, к которым было прибито множество острых, как бритва, шипов; деревянные гробы, стоявшие по бокам отвратной пыточной, внутри которых торчали сверкающие гвозди и прибитые — или вонзённые в них — замученные люди и какие-то непонятные создания; калёное железо, торчащее в огне казематного камина, заготовленное для наслаждения агонией жертвы, ужаснули даже дракона. Кошачьи глаза Беззубика поразились увиденным. Но ещё больше дракон едва не пошатнулся от реакции голубоглазой Хофферсон, пошедшей в сторону криков некого юноши.

Проходя через пыточный зал, она будто проводила рукой над каждым из пыточных приборов — словно заряжалась энергетикой каземата. Пройдя несколько метров, дракон и Астрид увидели перед собой двух демониц, смотрящих на прикреплённого к одной из досок — но на этой отсутствовали шипы — мученика. Его руки были скованы прочными цепями, идущими в разные стороны. Они не позволяли мученику шевельнуть конечностями. Аналогично и с ногами. Парень едва сохранил способность дышать после многочасовой пытки. На нём почти не было одежды. Всё тело несчастного, как видел Беззубик, было проколото иглами, страдало от многочисленных ожогов, пузырившихся на руках, коленях, груди. Как у него ещё хватало сил орать и стонать от дикой агонии, устроенной двумя обаятельными демоницами, оставалось загадкой для дракона.

«Суккубы, в свою очередь, напоминали прекрасных юных девушек невообразимой красоты, мгновенно пробуждающих у встретивших их мужчин желание провести часы, а может, и сутки в сладостных объятиях распутниц. В мире людей, как знал дракон из рассказа демона другого Междумирья, демоницы в мире смертных выглядят исключительно, как люди. За единственным отличием: они обладали невероятной притягательностью. Притягательностью к своей избранной жертве. Когда суккубе удаётся заманить в свои страстные и порочные объятия мужчину, она завладевает его душой, низвергает её в Ад, к владыкам демонов, обожающих боль и держащих суккуб в качестве пытателей и палачей. В Аду демоницы выглядели несколько иначе. Пепельные крылья, подобные крыльям летучих мышей, ростом с самих нечестивых дев, отросшие из лопаток когда-то живых земных, но отвратительно развратных женщин, с когтями по бокам. Оранжевый, нежный, словно кожа суккуб, хвост, концы которого напоминали треугольную стрелу. И копыта, гладкие, вместо похожих по цвету на человеческие побритые женские ножки. Каждая из демониц носила красивое, с ума сводящее одеяние, которое, как и их пламенный характер, пробуждал у представителей противоположного пола самые непристойные желания. Страстный характер этих самых, пожалуй, безжалостных чудовищ в Аду, не сравнимый ни с чем в Нижнем Мире, настолько извращённый, садистский, любящий боль и сладостные последующие за ней крики своих жертв…»

Все эти слова врезались воспоминаниями в памяти чёрного дракона во время его пребывания в Предвратности, когда с ним делился впечатлениями некий Валеор — младший человекоподобный демон из измерения Адских Чудес. То, что видел и слышал Беззубик в каземате Любвеобильной Боли, полностью подтверждало рассказ о сущности опаснейших представителей из числа демонов.

— Он так прекрасен, когда скулит, как маленькая собачонка, когда той ломают лапы… — ласково проговорила демоница с бурыми, длинными, до поясницы, волосами, с серыми глазами, одетая в льняную белую блузку, сопряжённую с чёрной юбочкой, напоминающей очень короткие шорты. Она проводила коротенькими коготочками по оголённой груди Иккинга.

— Скорее, как волчонок! Упрямый! Сопротивляющийся нашим стараниям! — резкими выпадами бросалась другая, рыжая, с волосами, доходившими до лопаток, кареглазая суккуба, одетая в оранжевую майку, своей длиной едва покрывающей прелести, и джинсовые чёрные шорты.

— Умоляю тебя, подруга. Давай ещё немножко его помучаем! — соблазнительным тоном заявила буроволосая демоница, почти опустив когтистые пальчики до нижней передней части тела Иккинса.

— Нет! Салеос дал понять нам совершенно чётко — мы должны предоставить всё остальное веселье блондинке с голубыми глазами, — не поддавшись на приятное искушение, ответила рыжая. Затем она повернулась к Хофферсон. — А, вот и ты, Астрид! Добро пожаловать! Салеос рассказывал нам о тебе и твоей… необычной природе.

Пламенные очи взирали на Астрид спокойно, не чувствуя угрозы. Она хранила молчание, но глаза выдавали радость обнаруженной ею находки, в каком бы удручающем состоянии она ни находилась.

— Ну, почему?! — насупилась буроволосая суккуба. — Почему она должна сделать это? Это только наша привилегия, — возмутилась она.

— Она должна стать демоном, таким же, как мы с тобой, — спокойно отвечала рыжая.

— Её… «особенность» позволит ей раскрыть свой истинный потенциал и обрести ту часть себя, которой ей семнадцать лет недоставало…

— Так она должна стать нашей… — в восторге начала плести языком буроволосая, но прежде словила мощную оплеуху от подруги.

— Пока Астрид — кшатрия, этому не бывать! — грозно проголосила разгневанная суккуба.

Дракон пытался понять смысл слов, сказанных развратницами, но не смог этого сделать.

— О каком потенциале идёт речь? — спросила заинтригованная Хофферсон.

— Я расскажу тебе, Астрид, об этом, только когда ты станешь такой, как мы — суккубой, — искушающим тоном проговорила рыжеволосая. — И для полноценного обращения в демоницу, ты должна совершить два самых дерзких поступка по отношению к человеку, который тебя искренне любит. Любит, даже несмотря на многочисленные пытки, причинённые ему нами, — расслабленно и довольно продолжала суккуба.

Да. Речь шла об Иккинге Хеддоке — пожертвовавшем собой ради спасения Астрид Хофферсон, теперь же прикованном цепями к пыточной доске и претерпевшем бог знает сколько времени неисчислимые муки без права на малейшую передышку. За исключением той, что сейчас происходила, благодаря появлению Астрид.

Несмотря на ожоги, следы от игл, размером с гвозди, в теле, и почти сломленные разум и дух, он был счастлив увидеть Хофферсон.

Но неожиданно его осенило: «Почему она здесь? Та ли эта была девушка?»

Та ли, кто жаждала его поцелуя в ослабленном состоянии и иллюзорно влюбилась в него? Иккинг мгновенно сообразил, зачем сюда пришла Астрид. Зачем она разговаривает с демоницами, соблазняющими её на самые отвратные поступки. Поступки, которые в корне изменят внутреннюю сущность возлюбленной раз и навсегда.

Беззубик сохранял хладнокровие, глядя Иккингу в его зелёные, полные отчаяния глаза. Дракон хотел помочь ему и нейтрализовать Астрид, не убив её своим зарядом, чтобы она пришла в себя и перестала оборачиваться в дикого и садистского монстра. Но осуществить это в присутствии двух суккуб не представлялось возможным. Опасная затея могла обернуться для Беззубика аналогичным наказанием, через которое проходил Иккинг. Всё, что он мог в данной ситуации: безмолвно и смиренно наблюдать, пропуская ужас и страх в своё сердце.

— Первое, что нужно сделать — измучить Иккинга до полной потери сознания. Но при этом не убив его! — украдкой говорила рыжеволосая демоница.

— А что потом? — ожидала ответа Хофферсон.

Наступила десятисекундная тишина. Суккуба воскликнула:

— Ты должна пробудить своего внутреннего демона. Я ощущаю в тебе… суккубу. Очень сильный дух… Чтобы она проявилась в тебе, нужно соблазнить исстрадавшуюся душу! Через похоть!

Астрид не выказала эмоций отвращения или счастья.

— И когда ты совершишь это — закончи его муки. Убей его, как тебе вздумается. Тогда твоя демоническая половина возьмёт над тобой верх и ты станешь одной из нас.

Недолго думая, Астрид дала жёсткий ответ:

— Я согласна!

Рыжеволосая ухмыльнулась. У Беззубика, едва сдержавшего желание широко распахнуть свои кошачьи глаза, чуть не отвалилась нижняя челюсть от услышанной им позиции кшатрии. Иккинг осознал, что его поступок, как ему казалось, был единственным выходом из сложившейся ситуации, обернулся страшным возмездием возлюбленной. Для него это не означало ничего хорошего. Собравшись с последними силами, он приготовился принять свою судьбу, закрывая изумрудные, полные горя и отчаяния глаза.