Мифы (гет)

В долине Арголиды (Арголида — административная территория античной Греции) в Микенах жила благочестивая семья. Муж и жена прилежно трудились на винограднике и пасли маленькое стадо. По праздникам они приносили богам щедрые дары. Брак их был договорным, роды их были равны в достатке и положении, поэтому и супруги жили в мире и согласии.

Боги послали им детей. Мальчика с раннего детства приучали владеть копьём и мотыгой. Девочка пряла, шила и ухаживала за скотиной. Родственники уже присмотрели им будущих супругов, обсудили приданое, так что жить бы семье и радоваться.

Однако боги рассудили иначе.

Дочь их Дилия (греч. «робость») была красива, но боязлива и застенчива. Окрестные юноши, зная, что она просватана и находится под защитой родни, не особенно докучали, так что на празднествах ей приходилось танцевать лишь с братом или будущим женихом. Родители гордились дочерью, брат готов был защищать ценою жизни, будущий жених уважал и ценил её.

Нежный облик и в особенности робкий характер девушки приглянулся одному из богов. По несчастливой случайности, был он сыном самой Афродиты, богини плодородия, любви и страсти. От матери унаследовал он красоту и ненасытность телесными наслаждениями, а от отца, бога Гермеса — способности к торговле и счастливую удачливость, вороватость, хитрость и острый язык.

Предприимчивый и беспринципный, решил он, что Дилия должна стать его возлюбленной, а её характер не позволит ей открыться родне, дабы избежать позора. С такими нечестивыми мыслями слетел он, невидимый, утром в Микены, когда Дилия гнала на пастбище овец. Дождавшись, когда город останется позади, явился он девушке, не тратя слов, крепко обнял и поцеловал.

Дилия испугалась, вырвалась из объятий и стремглав понеслась домой. Но расчёт коварного соблазнителя оказался верен: не посмела она признаться, что целовалась с мужчиной, а солгала, будто видела волка. Брат пошёл с нею на поле, но волка не увидел.

На следующее утро на пастбище Дилию вновь обхватили невидимые руки и жаркие поцелуи вновь обожгли её губы. И вновь убежала девушка, а на третий день пасти стадо отправился брат.

Распалённый страстью бог был в ярости. Надел он женский хитон и отправился на рынок. Дождавшись, когда его недоступная возлюбленная придёт за покупками, он приблизился и завязал разговор. Так было и на следующий день, и на третий, и постепенно он втёрся в доверие, под видом подруги стал вхож в их дом. Дилия не боялась его в виде женщины; он сам торжествовал, ожидая, что вскоре сможет добиться своего и играя со своей будущей жертвой, находя в обмане извращённое удовольствие.

И вот наступил долгожданный момент. Родители и брат собрались на ярмарку в столицу нома, Нафплитон, а Дилия оставалась в доме одна. Коварный бог предложил навестить её и помочь по хозяйству, и девушка не нашла причин для отказа.

Он вошёл совершенно открыто, кутаясь в женский хитон, затворил дверь и запер на засов. Дилия была в его руках; он сорвал с неё одежду и опрокинул девушку на ложе.

Он надеялся, что его ласки будет довольно, чтобы невольная возлюбленная ответила ему взаимностью, но та только отбивалась и плакала.

— Отпусти меня! — молила она. — За что боги так жестоки!

— Боги благосклонны к тебе, — отвечал любовник, — я и есть бессмертный бог и возлюбил тебя с первого взгляда.

— Я погибла! — вскричала девушка.

— Ты ответишь на мои чувства, — досадливо оскалился мужчина. — Все видели, как ты меня впустила. Я рассажу, что переоделся женщиной по твоей же просьбе. Выбирай. Или ласкай меня, или будешь опозорена.

Плача, Дилия на коленях молила о милосердии, но он был непреклонен. Шантажировать и торговаться он умел с рождения. Причинить себе вред она не смогла бы — слишком боязлива. Позволить открыться их связи — тоже. Оставалось немного. Нежное тело манило, похоть разгоралась и туманила рассудок.

— Взять тебя силой я мог бы в любое время, — заявил бессердечный. — Подойди и начинай ласкать меня. Или я выброшу тебя за порог обнажённой.

Он схватил её и потащил к дверям, приговаривая:

— Будешь кричать — созовёшь соседей.

Понуждаемая насильником, опустилась она на колени и ласкала его, как он ей приказывал. Коварный сын Афродиты и Гермеса торжествовал и излил свою страсть.

Не желая уходить так скоро и стремясь повторить удовольствие, сбросил он женский хитон и, тоже обнажённый, увлёк её на ложе.

— Обними меня, — велел он.

— Что это, о боги? — ахнула вдруг Дилия, нащупав пышную грудь.

Она отчаянно рванулась прочь, трепеща от ужаса. Он отпустил, поскольку безумие священно, и выпрямился во весь рост. Тело его было прекрасно, вот только было одновременно и женским естеством и мужским.

— Кто ты? — прошептала несчастная.

— Я сын Гермеса и Афродиты, — отвечал он, — и я всегда получаю, кого хочу.

— Герм-афродит,— ахнула Дилия и лишилась чувств.

* * *

Очнулась девушка одна. Рассказать родителям о произошедшем она не могла; позволить Гермафродиту использовать её тело — тоже. Бежать ей было некуда, да и какой смертный спрячется от бессмертного бога? Лишить себя жизни? Дилия оделась, покинула дом и направилась к храму Афродиты.

— О прекрасная богиня-мать, услышь меня, — обняв ноги статуи, заплакала несчастная. — Помоги мне умереть. Спаси от Гермафродита. Спаси от позора мою семью.

Тут она вспомнила, как Гермафродит принуждал ласкать его, схватилась за горло и извергла его семя прямо на мраморный постамент.

Афродита почувствовала семя своего сына. В виде прекрасной женщины явилась она испуганной Дилии и обещала, что Гермафродит её больше не потревожит.

— Ты осталась девственной, но не невинной, — сказала она девушке. — Выбирай. Можешь вернуться и выйти замуж, и твой супруг будет самым счастливым мужем на свете. Можешь остаться здесь и стать жрицей моего храма.

Взмахом руки развеяла она семя своего сына в мельчайшую пыль, которая осела на платье Дилии.

Гермафродит попытался найти девушку, но не смог. Как только он приближался к ней, пыль из его собственного семени устремлялась к лицу и застилала ему глаза, и вместо возлюбленной виделась ему совсем другая женщина. Как он ни старался, волшебство Афродиты оказалось сильнее.

А людям в назидание осталась лишь поговорка «Пускать пыль в глаза», и лишь бессмертные боги помнят, откуда всё началось.