Ребис (гет)

Это произошло несколько дней назад, но, казалось, минула целая сотня лет.

Однажды вечером прилетела сова от Нотта. Послание было перевязано лентой и с обоих концов скреплено рельефной печатью. Едва глянцевый сургуч размяк, как из импровизированного конверта выпало что-то блестящее.

В записке Тео написал лишь одно слово: «Удачи!»

Драко взял выпавший предмет в руки и тут же узнал в старом позолоченном кругляше с выгравированным на аверсе клеверным листом волшебную монету.

В детстве, начитавшись сказок, они с Тео пообещали найти котелок с золотом лепреконов, не с тем фальшивым, что исчезает через пару-тройку часов, а с самым настоящим, приносящим удачу своему обладателю. За добычей после недолгого военного совета было решено отправиться в сад, где за конюшней Ноттов то и дело показывались вредители — гномы. Для восьмилетних Драко и Теодора между гномами и лепреконами не было особой разницы. Упрямые коротышки никак не желали выдавать местонахождение золотого котелка. Драко хорошо помнил тот летний день, помнил, как они с другом раскручивали верещащих от радости садовых гномов вокруг оси и пинками отправляли за ограду.

Эти детские наивные воспоминания почти стёрлись из памяти, почти ушли... И вот Малфой с силой сжимал тонкими пальцами монету и улыбался. Он уже и не верил, что о нём кто-то помнит.

Никто из бывших однокурсников не писал ему после окончания школы, а он — им. На самом деле, немое соглашение начало действовать гораздо раньше — ещё зимой. И только Теодор Нотт иногда отправлял Драко короткие послания. Переписка была для Малфоя глотком свободы во время пребывания в мэноре.

Обычно они ограничивались описанием выполненных домашних заданий или набившими оскомину анекдотами о жадности гоблинов или неповоротливости троллей. Драко искренне не понимал, почему Нотт не бросит это нелепое занятие — не перестанет ему писать, но в глубине души боялся, что Тео это сделает.

А теперь Нотт прислал диковинную монету.

Малфой подставил ладонь с ней под свет, разглядывая со всех сторон. Точно — настоящая ирландская монета. Вон как блестит ребро, отливает всеми цветами радуги.

В сказках чего только не пишут, но в россказнях волшебников правды чуточку больше. Считалось, что золото лепреконов приносит удачу.

И Драко хотелось в это верить. Мерлин, очень хотелось!

Даже, когда он шагал через Атриум, входил в лифт, спускался к залу суда.

Мрачные коридоры подземных этажей были для него не в новинку. Мать ступала рядом, сохраняя завидное спокойствие. Они уже подходили к дверям, когда до Драко донеслись до боли знакомые голоса.

— Я говорил тебе, Джинни, что этот зал здесь самый большой.

— Ты тут и не был!

— Неправда! Мы были тут с Гарри, когда стащили медальон. Здесь судят только самых мерзких злоумышленников, таких как Малфои. Двумя словами — редкостных преступников.

Последнее слово словно ножом пронзило сердце Драко. Не сдержав рвущийся наружу гнев, он оставил Нарциссу за спиной, сунул монету Нотта в карман и быстро сократил расстояние до Уизли.

— Стащили медальон? Ты уже в воришки заделался, Уизли? Я знал, что когда-нибудь этот день наступит.

— Заткнулся бы ты! — процедил Рон, сощурившись. Веснушки на его щеках точно запылали. — Судят-то сегодня твоего папашу. И я сделаю всё от себя зависящее, чтобы он попал в Азкабан, где ему и место! И все будут видеть твою кислую физиономию.

— Так всё рыжее семейство пришло поглазеть на мою физиономию? Какая честь, — не сводя глаз с побуревшего лица, проговорил Драко. — Ой, или, кажется, не всё? Одного где-то потеряли.

— Урод! Лацеро! — Рон мигом выхватил палочку и кинулся на Малфоя. Драко попытался увернуться от режущего заклинания, чувствуя, как с треском рвётся на лоскуты ткань плаща. По пальцам заструилась кровь. Заклинание рассекло рукав, оголяя предплечье и побледневшую метку.

— Вот кого надо судить! — сказал Уизли, указав на неё палочкой.

Драко с ненавистью посмотрел на него, сжимая разорванные края мантии.

Джинни попыталась успокоить брата, что-то прошептав ему на ухо, затем смерила Малфоя странным взглядом и прошла вперёд. Рон разъярённо раздул ноздри.

— Надеюсь, твоего жалкого отца дементоры зацелуют! — выкрикнул он и направился в зал суда следом за сестрой.

Это было просто неслыханно!

— Что же ты делаешь? — гневно сверкая глазами, спросила мать, когда Драко готов был разразиться гневной тирадой.

— Он оскорблял моего отца!

— Этот мальчишка выступает свидетелем по делу Люциуса. Уизли и без того нас не жалуют, а теперь представь, что они наговорят! Дай руку! — Нарцисса едва слышно прошептала что-то, и рана сына затянулась.

— Спасибо, — недовольно сказал Драко. — Так Уизли — свидетель?

Нарцисса лишь устало покачала головой.

— Ты ничему не учишься. Когда-нибудь это тебя погубит, как Люциуса.

Она намекала на возвращение отца к Тёмному Лорду. Старое кладбище, а потом и Отдел Тайн.

Драко надеялся, что всё будет хорошо. Уж точно не так плохо, как боялась мать. Он надеялся даже тогда, когда едва узнал в узнике, введённом в зал дементорами, Люциуса.

Мало кто знает, каково это: видеть своего отца, прикованного цепями к железному креслу. Люциус выглядел ужасно.

Когда перед коллегией выступал Уизли, Малфой сжал кулаки.

«Лучше бы ты остался в подвале навсегда», — думал он, буравя взглядом рыжую макушку.

Но ничто не заставило его так испугаться, как слова Корнелиуса Фаджа. Бывший министр обвинил Малфоя в применении Империо сначала к какому-то невыразимцу, чьё имя Драко слышал впервые, затем к самому себе. Это стерпеть нельзя!

В ушах грохотало, кровь стучала в висках. Сотни глаз устремились на Драко.

— Успокойся, сядь. Я прошу тебя, — словно издалека он услышал мягкий материнский шёпот. Чувствуя себя пристыженным и опозоренным, Малфой-младший сел.

Последним выступал Поттер. Зал встретил «Мальчика, Который Выжил» вдохновенным вздохом. Драко лишь поморщился. Каково же было его удивление, когда бывший однокурсник попытался выгородить Люциуса. Неуклюже, совсем не по-слизерински.

Гриффиндорцы отвратительно врут, а Поттер практически лгал. Его слова вызывали у присутствующих недоумение. Люциус смотрел на него с удивлением, Нарцисса с безграничной благодарностью. Но Драко не желал испытывать признательность к Поттеру. Нет! Он не переживёт этого. И он знал, что Люциус — тоже.

Для полного комплекта не хватало только Грейнджер.

— И всё же вы настаиваете на том, что Люциус Малфой не препятствовал вашему побегу, во время которого был смертельно ранен домовой эльф Добби? — спросил один из судей.

Драко помнил эту веснушчатую физиономию.

Перси Уизли — староста Хогвартса. Что он делал в Визенгамоте? Как можно было взять его в число судей? Все Уизли только и мечтают засадить Малфоев в волшебную тюрьму. Это жалкое подобие волшебника, переметнувшееся от одного министра к другому, не имело права судить Люциуса Абраксаса Малфоя.

Остальные члены рыжего семейства сидели на верхних скамьях. Драко хотел бы их ненавидеть. Ненавидеть всех, но не находил в себе силы на это. У них было своё горе, у Малфоев — своё. Он жалел о своих словах. Противный внутренний голосок снедал Драко изнутри. Он поступил просто омерзительно, напомнив о смерти одного из близнецов. Если бы время можно было отмотать назад, Малфой бы воздержался от гадости, сорвавшейся с языка.

— Может быть, это связано с тем, что к тому моменту мистер Малфой уже валялся в камине под Оглушающим?

Драко очнулся от мыслей.

«Что сейчас сказали? Почему весь зал смеётся? Неужели мне почудилось? Как же обещание? Как же наш договор?»

Он взглянул на Аурелиуса Гринграсса, улыбающегося собственной шутке, и почувствовал самый горький вкус на губах — вкус предательства. В этом было что-то страшное. Ледяной холод заполз под кожу Драко ядовитой змеёй. Ему захотелось спросить мать, не ослышался ли он. Нарцисса безотрывно следила за Поттером, уверенно повторяющим одну и ту же фразу в третий раз.

— Никто из Малфоев не нанёс ни мне, ни моим друзьям ни одного ранения. Моей подруги Гермионы здесь нет, но из всего сказанного ранее, вы знаете, что её пытала Беллатриса. И Добби был убит Лестрейндж.

— Гарри, что ты говоришь?! — воскликнул Перси. — Такие как Люциус Малфой убили Фреда!

Волна возмущения захватила Драко с головой. Нет, в смерти этого мальчика не было вины Малфоев.

— Но мой отец никого не убивал! А тебя, Уизли, не должно быть в коллегии, ты заинтересован лишь в том, чтобы усадить моего отца в Азкабан! — он хотел добавить что-нибудь ещё мерзкое и колкое, но язык не повернулся сделать это во второй раз. Драко так и замер, хватая ртом воздух в попытке подобрать слова.

Нарцисса сжала его запястье и потянула назад, умоляя держать себя в руках.

Все вокруг зашумели.

Драко остро ощутил, что нить надежды вот-вот разорвётся, и некогда ненавистный Поттер — последнее, что делает её целой. Герой и любимец Британии. Его слова чего-то да стоят.

Напряжённо слушая приговор, Драко ощущал, как слова тяжело повисают в воздухе и снежными хлопьями оседают на плечи, пробирая своим холодом до глубины души. Звучавшие имена не задерживались в сознании, ускользая навеки.

Суд признавал Люциуса виновным снова и снова. Драко беспомощно взирал на отца, казавшегося совершенно безучастным к происходящему. Может быть, здесь уже нечего спасать? И тут Люциус взглянул на Нарциссу. Нет, потерянный человек так смотреть не может. В этом взгляде читалось всё: пережитые мгновения прошлой жизни, преданность, любовь, духовное единение, жертвенность и готовность принять свою судьбу.

— Люциус Малфой, вы приговариваетесь к смертной казни, — объявил Тиберий Маклагген. — К вам будет применён поцелуй дементора сразу после заседания...

Драко зажмурился, чувствуя, как горло скребёт рыдание. Он сунул руку в карман мантии, чтобы выкинуть глупую монету с трёхлистным клевером. Она не принесла ему удачи. Но не нашёл её. Наверное, монетка упала, когда Уизли разорвал заклинанием мантию. Драко взвыл. Ему стало наплевать на галдящих вокруг волшебников и чародеек.

Ухмыляющийся Гринграсс пожимал руку Маклаггену.

Драко бросился к судейской трибуне, в одно мгновение пересекая площадку, и даже успел ухватиться за кресло второго ряда, прежде чем чьи-то сильные руки стащили его вниз.

— Вы меня обманули! Мордред вас заколдуй! Вы за это ответите! — заорал Драко, с ненавистью глядя на Аурелиуса. — Вы обещали!

Мракоборцы крепко держали его, пока члены Визенгамота покидали зал суда.

— Ох уж эти Малфои, — сказал Хиггс. — Жаль, что так вышло.

— Не жалейте, — сказал мистер Гринграсс. — Увы, вся семья давно уже потеряна для магического общества.

Драко извернулся, как мог, и выскользнул из рук оттащивших его мракоборцев. Он выскочил за дверь зала суда и побежал по коридору, пол которого подёрнул тонкий лёд. Сердце сжималось в груди, хотелось остановиться и прекратить бессмысленную погоню. У Малфоя не было даже палочки, но он упрямо следовал за дементорами, уводившими Люциуса для исполнения приговора.

Драко свернул за угол и застыл на месте. Его отец стоял на коленях, а над ним парили две злобные твари со свистящим дыханием.

— Стойте, пожалуйста! СТОЙТЕ! — заорал Драко. Леденящее чувство пронзило его до костей, глаза застлали слёзы. «Это нечестно!» — хотелось крикнуть ему. — Умоляю, прекратите!

Один из дементоров двинулся к нему, протянув серую руку, облепленную язвами. Чёрный балахон загородил Люциуса от глаз.

— Зачем вы это делаете? — прошептал Драко, упав на колени и ощутив оглушающую апатию и безысходность, затем сознание покинуло его. Он не знал, сколько времени прошло: секунды или годы, но мрак отступал.

За спиной раздались шаги торопящихся волшебников. Яркая вспышка света заставила дементора отпрянуть от Малфоя назад. Небольшая изящная рысь разрезала туман, сгустившийся в коридоре.

— ПРОЧЬ! УБИРАЙТЕСЬ! — прокричал мужчина, показавшийся в лучах серебряного света.

Дементоры злобно взвыли и бросились от Патронуса прочь. Чьи-то руки затрясли Драко за плечи.

— Всё в порядке? Мерлин, как вы это допустили?! Я запретил применение поцелуя дементора!

— Вы ещё не министр, Кингсли, — ответил кто-то. — И не можете менять законы, как вам заблагорассудится!

Шеклболт помог Малфою подняться на ноги и заглянул в затуманенные глаза.

— Вам повезло, молодой человек, что Поттер так быстро отреагировал. Его олень добрался до меня за считанные секунды.

Драко ничего не понимал. «Какой олень? Причём тут Поттер?»

— Он жив? — прохрипел Малфой, изо всех сил сжав протянутую руку Кингсли Шеклболта. — Мой отец жив?

* * *

Мать выглядела больной, казалось, первый порыв ветра мог её сломать. Драко привык видеть её такой за последний год. Она сидела за столом и смотрела на вазу с амариллисами — последними цветами, оставшимися в Малфой-мэноре. Они уцелели только потому, что росли у самой западной ограды, и люди туда никогда не заходили.

Утром Челли срезал их и поставил в вазу, чтобы хоть как-то порадовать своих хозяев. Цветы показались вошедшему в столовую Драко воплощением красоты. Раньше он не признавал ничего кроме роз, очаровывающих сложностью бархатных лепестков.

Выращивать их трудно и долго, капризные розы легко замерзают зимой и чахнут летом. А эти амариллисы выжили несмотря ни на что. Они не погибли от июньской жары и долгих зимних сумерек.

Дивный тонкий аромат витал в воздухе.

Окна были распахнуты. Ветер гулял в помещении, надувая шторы словно паруса. На террасе копошились домовые эльфы. Челли, недавно назначенный Главным домовиком, раздавал указания остальным эльфам Малфоев. Домовики Гринграссов быстро испарились из мэнора.

В саду пахло свежевскопанной землёй и удобрениями.

Какое-то время Малфой молча сидел возле матери.

— Нам нужно заполнить бумаги. Гоблин уже ушёл, — Драко презрительно скривил губы. — Пригрозил, что мы должны послать ему сову не позднее шести часов вечера, иначе... Слышала бы ты, каким тоном он со мной разговаривал, и какая самодовольная физиономия была у этой твари в цилиндре ростом с него самого.

— Какие-то проблемы с завещанием?

— Все счета отца арестованы, ты же знаешь. Они переходят ко мне, но я не скоро смогу ими воспользоваться, — Малфой старался осторожно подбирать слова. — Ты так до сих пор и не воспользовалась своими правами на часть состояния Блэков. И я подумал, что сейчас пора... Что ты на это скажешь?

Нарцисса не отвечала, беззвучно кивая самой себе, и Драко осторожно коснулся её ладони, чтобы привлечь внимание.

— Я не привык быть бедным, мама, я не умею, — сказал он капризным тоном, как раньше, когда хотел получить новую крутую метлу, настоящего домашнего авгура, волшебные шахматы из лунного камня...

Нарцисса наконец взглянула на сына, посмотрела на него не как безжизненная кукла, а осмысленно.

— Что мне сделать, чтобы всё стало как прежде? — прошептал Драко. — Я устал. Я не могу так больше, — он почувствовал, как короткие рыдания рвутся из горла, но здесь не от кого было прятаться. Никогда раньше он не делился с матерью своими опасениями не выдержать. — Я хочу, чтобы отец стал прежним! Хочу, чтобы он был здоров! Они сделали это с ним. Уничтожили, растоптали... Я просто хочу, чтобы мне не было так больно.

— Все этого хотят, только боль не пройдёт. Но мы всё выдержим.

— Что же нам осталось? — спросил Драко. — Терпеть?

— Жить дальше, милый, — уверенно произнесла Нарцисса.

Потрясённый словами Драко замер, а потом крепко обнял мать, мечтая раствориться в её тепле. Она права. Нельзя сдаваться.

Нарцисса провела рукой по его волосам.

— ...и заставить их пожалеть обо всём, — произнесла она совсем иным тоном. — Мы должны защищать друг друга, потому что больше некому, и вынудить их заплатить за все обиды.

Её слова пробрали сына до костей. Малфой кивнул. Мать нуждается в нём. Пусть не сразу, не сейчас, но он найдёт способ расплатиться со всеми врагами. Они сохранили ему жизнь и свободу, теперь он заставит их об этом пожалеть.

— Я... я буду бороться, обещаю! Я найду способ вернуть отца, клянусь, — прохрипел Драко, сжимая складки на платье Нарциссы в кулак. — Всё сделаю для того, чтобы ты была счастлива.

— Ты теперь единственный смысл моей жизни. Мы вернём Люциуса. Ты уже занялся мэнором, я приму свою часть состояния Блэков. Мы всё здесь восстановим. Однажды твой отец очнётся и вернётся сюда, а мы будем его здесь ждать. Только представь, как он удивится, увидев Малфой-мэнор во всей его былой красоте.

— Единственный смысл... — произнёс Драко и беззвучно повторил свою клятву во второй раз.

* * *

Глаза Люциуса превратились в два бездонных колодца с мутной водой. Глаза мёртвой рыбины. Под ними залегли глубокие тени. Серая кожа обтянула скулы. Губы постоянно заветривали. Люциус лежал неподвижно, прикованный к кровати навечно.

Драко взял его руку, больше похожую на жёсткую шершавую клешню, упрямо вглядываясь в родное лицо. Дыхание отца было слабым, грудная клетка едва заметно вздымалась и опадала под покрывалом.

Душа осталась на месте. Люциус был жив. Дементоры не успели закончить своё ужасное дело, но Малфоям не было от этого легче. Хотелось верить, что всё будет в порядке, что всё наладится...

Если бы Поттер был чуточку расторопнее. Неужели он не мог вызвать этого проклятого Шеклболта раньше?

Назначенный исполняющим обязанности министра магии Кингсли Шеклболт первым делом издал указ о запрете применения Поцелуя дементора.

В кулуарах Министерства поговаривали, что совсем скоро стражи Азкабана навсегда покинут волшебную тюрьму. Закон об этом уже лежал на столе Собрания чародеев.

Драко поправил подушку, наколдовал свежую воду в стакан и смочил губы отца. Ему предстояла не самая приятная встреча с ворчливым гоблином, не желающим выдавать Малфоям ключи от хранилища, куда была переведена часть состояния Блэков. С палочкой из боярышника разговор должен был пройти легче, чем в прошлый раз. Теперь Малфой чувствовал себя полноценным волшебником.

Нарцисса просто положила её на стол перед Драко, когда он собирался в госпиталь.

— Откуда? — ошарашенно пробормотал Малфой.

Нарцисса лишь виновато и немного удивлённо улыбнулась в ответ.

Малфой вышел из палаты Бонама Мунго в коридор больницы. Волшебник в дурацком головном уборе, приставший к Драко ещё на лестничной площадке и увязавшийся за ним на пятый этаж, поджидал его в чужой картинной раме.

— Вы так молоды, а уже поседели. Это симптом, юноша!

— Мерлин, Моргана и весь круглый стол короля Артура! — прошипел Малфой. — Когда же ты от меня отцепишься! Заткнись!

— Я настоятельно советую вам обратиться в кабинет номер триста девятнадцать, — затараторил колдун на портрете. — На вас же смотреть страшно.

Драко крепко сжал палочку, стараясь припомнить какое-нибудь подходящее заклинание, когда вдруг услышал до зубовного скрежета знакомое имя.

— Гермиона, смотри!

Малфой вздрогнул так, словно над его ухом прозвучал выстрел Авадой.

«Где же хвалёное гриффиндорское понимание? — едва сдерживаясь от захлестнувшего его гнева, подумал Драко. — Неужели всем так не терпится увидеть раздавленного врага?»

Он сжал кулаки и вздёрнул подбородок. Готовый обрушить всё, что накопилось в душе за прошедший год, Драко в три шага преодолел расстояние до двери комнаты, откуда услышал имя, и, только взглянув на латунную табличку с названием «ПАЛАТА ЯНУСА ТИКИ», ошеломлённо замер на месте. Его раздражение вдруг лопнуло, как мыльный пузырь. «Может, это какая-то другая Гермиона?» — неожиданно пришло ему на ум, но за стеной раздался голос самой Грейнджер.

— Чем же вы занимаетесь?

Драко устало прислонился к двери, пытаясь на слух понять, кто ещё за ней разговаривает. Речь шла о книгах и газетах. Ничего важного или значимого, но Малфой стоял за дверью и не мог уйти. В какой-то миг силы оставили его. Будущее никогда ещё не казалось ему таким мрачным, а эмоциональная уверенная речь Грейнджер словно возвращала его в школьные классы.

В Хогвартсе встречи с Гермионой изобиловали шпильками и едкими фразочками, которые заставляли пикировщиков чуть ли не ненавидеть друг друга.

Но сейчас Драко упивался этим голосом, представляя себе прохладные коридоры и затемнённые шумные классы. Грейнджер возвращала его назад — в то время, когда он был спокоен и безмятежен.

— Что ты сказала? — донеслось из-за двери. Эти слова явно принадлежали Невиллу Лонгботтому.

Малфой закрыл глаза, целиком отдаваясь слуху.

Если он всё понял правильно, то Грейнджер и Лонгботтом говорили о Философском камне и каком-то лекарстве для своих родных.

И ведь точно, где-то в Мунго лежали Лонгботтомы, доведённые тёткой Беллатрисой до безумия... Драко никогда не думал о Невилле как о человеке, заслуживающем его жалости, и сейчас, остро ощущая себя равно несчастным, Малфой больше не мог здесь находиться.

— Этот напиток может исцелить от любой болезни. Он вернёт их! Годы идут, но ничего не происходит с твоей мамой и твоим отцом. Я не допущу такого с моими близкими. Я не собираюсь ждать! Напиток — единственное спасение, — отчётливо сказала Грейнджер, когда Драко уже готов был уйти.

«Спасение от любой болезни? Конечно! Философский камень!»

— Зачем уничтожать камень, вот скажи? Такую редкость? Его можно было спрятать или...

— Обратитесь пока не поздно! — увещевал целитель на картине, не давая Малфою расслышать всё до конца.

— Внутрь зеркала Желаний? — спросил Лонгботтом.

Последовала недолгая пауза, прежде чем Грейнджер произнесла:

— Зеркало ведь тоже пропало! Дамблдор оставил себе Бузинную палочку. Согласись, она куда более опасная вещь, — отозвалась Гермиона. — Неужели, профессор смог бы разрушить Философский камень? Я думаю, нет. Так! Мы должны спросить об этом директора.

Из палаты магглов вышла целительница.

— Молодой человек, что вы здесь делаете?

Драко, нисколько не смутившись под её удивлённым взглядом, поспешил к лестнице.

Что он делает? Конечно, спасает своего отца.