Расходные материалы (гет)

Другой город, другой пансион. Когда они сошли с поезда, отсутствие багажа стало бросаться в глаза. Минерва сомневалась, что хозяйка, которая по широкой лестнице провела их в крошечную комнатку с окнами во двор, поверила в потерю вещей при пересадке. Но вопросов задавать не стала, и этого было достаточно. Хозяйка согласилась принести воду, утюг и одежную щетку, и Минерва надеялась, что им удастся привести себя в приличный вид.

Пока Минерва договаривалась насчет обеда в номер, Аластор осматривал комнату. Когда хозяйка ушла, он отвернулся от окна и грустно усмехнулся:

— Я бы чувствовал себя увереннее, наложи я охранные чары.

— Я тоже, — согласилась Минерва.

Крохотная, скромно обставленная комнатка выглядела довольно уютно, хотя в безопасности Минерва себя не чувствовала. Она села за маленький столик, расстегнула пуговицы на ботах и со вздохом облегчения стянула их с ног. Потом содрогнулась, поглядев на почерневшие от грязи носки чулок.

— А еще не помешало бы согревающее заклятье и парочка ночных туфель, вроде тех, что шьет сапожник на Лайтер-аллее.

— Я бы не отказался от огневиски, — сказал Аластор. — Но, боюсь, нас ждет разочарование.

— Точно, — ответила Минерва. — Максимум, на что мы можем рассчитывать — что хозяйка принесет пару горячих кирпичей и подогреет воду для умывания.

— Ты не забыла попросить у нее чаю? — поинтересовался Аластор.

— Хотя это и сразу выдало в нас англичан, но да.

Аластор улыбнулся. Он повернулся к ней спиной и стащил с себя тяжелое пальто. В камине были сложены дрова, и Минерва надеялась, что скоро кто-нибудь придет его растопить. Она еще раз оглядела комнату, стараясь не смотреть на кровать. Та казалась меньше и удобнее той, в которой им довелось спать в последний раз. До того, как их отношения каким-то неясным Минерве образом изменились.

В дверь коротко постучали. Минерва поднялась, собираясь открыть, и кивнула Аластору, который встал прикрыть ее сзади. Минерва видела, что он держит руку наготове, намереваясь, если что, сразу достать палочку. Дверь распахнулась, и за ней обнаружилась хозяйка с уймой разных вещей и горничная с тележкой. Обе принялись суетиться в комнате. Когда они вышли, стало гораздо теплее и теснее. Минерва обернулась к Аластору.

— Никакого огневиски, но, если ты накроешь стол к чаю, я постараюсь добиться, чтобы мы меньше походили на пугала.

— Предполагается, что мы должны совершать героические поступки, — пожаловался Аластор, но перешел к столу и принялся расставлять чашки.

Минерва выскользнула из пальто и повесила его рядом с пальто Аластора. Она поработает над пятнами влажной губкой и потом хорошенько пройдется щеткой. Горячий чай взбодрил обоих. После этого Аластор помог ей почистить и починить одежду. Они неторопливо снимали грязные тряпки, а потом, стараясь двигаться как можно осторожней, стирали, отжимали и развешивали их перед огнем, чувствуя себя совсем как дома. С полной беззаботностью Минерва прицепила чулки к веревке, натянутой перед камином, а Аластор отставил в сторону ботинки и ваксу. Они легко обходили друг друга, слаженно и без всяких усилий переходя от одного дела к другому. Минерва редко испытывала подобное спокойствие.

Аластор встал и потянулся, так что позаимствованный у хозяев халат распахнулся на груди. Минерва заставила себя отвести глаза. Она не хотела, чтобы на смену уютному вечеру пришел гораздо более опасный уют постели. За последние несколько часов ей почти удалось забыть жар кожи Аластора под пальцами и торопливое давление его губ. Плотно задернутые шторы отделяли их от мира, свеча на столе и огонь в камине постепенно угасали, комната становилась все меньше, а кровать — все больше.

Не то чтобы Минерва не знала о сексе. Маггловские коллеги в свое время изрядно позабавили и одновременно напугали ее своими странными, удушающими представлениями о том, как надлежит себя вести. Она была рада, что в колдовском мире у женщин больше свободы. Но ее беспокоило, что она во всем зависела от Аластора, а тот — от нее. Существовавшее между ними доверие делало физическую близость сразу и более трудной, и более интимной, и грозило самыми разными осложнениями. Они уже были нераздельны. За несколько коротких недель Минерва узнала об Аласторе больше, чем о подругах, с которыми прожила семь лет в одной хогвартской спальне. Близость, нагнетавшаяся, как давление в скороварке, наводила ужас и одновременно усиливала желание.

— В чайнике еще есть немного чая, — заметил Аластор, опуская руки и поворачиваясь к столу. Если он и заметил, что она не сводит с него глаз, то виду не подал.

— Отлично, — ответила Минерва. Она подошла и села за стол. Босые ноги немного мерзли, но зато были чистыми. Она натянула подол чужого халата на скрещенные колени и подняла глаза. Аластор подавал ей чашку. Он торопливо отвел взгляд от ее ног, и Минерва почувствовала, как по телу прокатилась волна жара. Она взяла чашку и сделала глоток, рассматривая развешанную перед камином мокрую одежду. Комната была невероятно уютной, но она думала только о том, что они оба практически голые и настолько в безопасности, насколько это возможно в сложившихся условиях.

— Надеюсь, завтра мы доберемся до испанской границы, — сказала она.

— Я тоже надеюсь, — согласился Аластор. — Я, в отличие от Дамблдора, не считаю, что Гриндевальд не станет преследовать нас во Франции. Чем дальше от него мы окажемся, тем спокойнее мне будет.

— Верно, — ответила она. — Ты точно не хочешь забрать пергамент и аппарировать?

— Мы уже сто раз это обсуждали. Аппарацию будут отслеживать в первую очередь.

Минерва нахмурилась и отпила еще чаю. Он отдавал ромашкой и мятой из хозяйского сада. Минерве было все равно.

— Хотела бы я верить, что из Лондона отправят кого-нибудь на помощь.

— Но знаешь, что никого не будет. Нас отправили с поручением потому, что Визенгамоту нужно было заткнуть Дамблдора, а не потому, что его сочли важным. Нас с тобой заранее списали в расход: начинающий неуправляемый аврор и молодая девушка. Но мы друг друга списать в расход не можем.

Минерва, слегка улыбаясь, слушала его усталый голос. Они были слишком молоды, чтобы стать циниками, но стали.

— Верно, — сказала она. — Для меня ты представляешь ценность. Кто еще возьмется меня сторожить, пока я сплю в промерзшем грязном маггловском вагоне?

— А я такое доверю только тебе, — заявил Аластор. Именно заявил. Он посмотрел на нее в упор. — Пойдешь со мной в постель?

О сне речь даже не шла. Минерва встала, поставила чашку и, придвинувшись к Аластору, протянула ему руку.

— Да.

Она отпустила все свои заботы и свободной рукой провела по его щеке и шее. Подавшись вперед, она дождалась, пока он поднял лицо ей навстречу, и прижалась к его губам.

Это совсем не походило на поцелуй в вагоне. Тот был изучающим: первый шаг в опасном направлении нежности. Аластор прервал поцелуй и встал, обхватив ее руками и едва не приподняв над полом. Минерва закинула руку ему на шею и снова потянулась к губам. В едином слаженном ритме они двинулись к кровати.

Минерва отпустила Аластора, почувствовав, что наткнулась ногами на кровать. Она торопливо откинула простыню и схватилась за пояс его халата. Аластор, запустив руку в ее волосы, снова прижался к ней губами, когда пояс разошелся под ее рукой. Она жадно провела по его коже, прикасаясь там, где раньше побывал ее взгляд, потом обхватила за талию и прижала к себе. Его член упирался ей в бедро, и она чувствовала страстное, нетерпеливое желание получить от Аластора как можно больше.

— Ложись, — выдохнул Аластор.

— Ты тоже, — сказала она.

Она развязала пояс и позволила халату упасть на пол, пока Аластор торопливо скидывал собственный халат и забирался в кровать. Он устроился на подушках, глядя на нее с неприкрытой страстью, пока она перебиралась через него к стенке. Она подумала, как он прекрасен в мерцании свечей и пламени камина. Надежный человек, которому можно довериться. Аластор подался вперед, притянул ее к себе и вовлек в поцелуй, сжимая горячими ладонями ее талию. Она оседлала его бедро. Каждый следующий поцелуй становился все яростнее, и Минерва расслабилась, позволяя страсти охватить себя.

Именно это ей и было нужно: настоящая близость, несущая совсем иную опасность, чем мир за дверями. Аластор был опасен именно потому, что отличался надежностью, потому, что она ему полностью доверяла. Когда он прервал поцелуй, чтобы отодвинуть ее волосы и пройтись губами по ее шее и плечу, она вцепилась ногтями ему в спину и прижалась ближе. Она хотела отдавать и получать на равных. Раствориться в этом мгновении было блаженством. Рука Аластора скользнула по ее бедру, поднялась выше и сжала живот. Минерва придвинулась еще ближе, провела рукой по его груди, спустилась вниз, обвела пальцами член и, услышав стон, улыбнулась ему в подбородок.

Минерва потерялась в прикосновении кожи к коже. Они с Аластором стали единым целым: два сердца бились, как одно, нервы переплелись. Он медленно и нежно скользнул пальцами внутрь нее и, услышав стон, спрятал улыбку в ее шее.

— Противозачаточное, — выдохнула она. Она хотела, чтобы он вошел в нее. Аластор открыл глаза, потянулся за палочкой и замер.

— Колдовать нельзя.

Он упал на подушки. Минерва потрясла головой, пытаясь восстановить дыхание, и произнесла:

— По-маггловски. Французские письма [1]. У тебя есть?

— Нет, — ответил Аластор. — Что это?

— Не важно. У меня где-то есть в чемодане.

— Идиотский запрет на колдовство, — буркнул Аластор.

Минерва разглядывала его, пока он лежал на подушках. Щеки у него пылали, а кожа поблескивала от пота. Она перевела взгляд ниже, от четкой линии груди к изгибу члена.

— Есть и другой способ, — сказала Минерва.

Аластор открыл глаза и, сообразив, что она имеет в виду, медленно улыбнулся. Минерва вскрикнула, когда он опрокинул ее на спину, прошелся поцелуями по шее и спустился ниже, сбивая простыни, чтобы устроиться между ее ног. Смеясь, Минерва подтолкнула его вниз, чтобы он поторопился. Он достиг цели, и смех перешел в стон. Она улыбнулась потолку, чувствуя себя свободной и счастливой, переполняясь радостью и позволяя Аластору делать все, что угодно.

Примечание:

1. Так в чопорной викторианской и поствикторианской Англии называли презервативы.