Расходные материалы (гет)

При появлении Минервы мужчины поднялись на ноги. Оба не слишком умело замаскировались под магглов. Обходя стол, за которым устроились усталые люди, возвращавшиеся с ночной смены, Минерва подумала, что тут все так вымотаны, что им все равно. Она сама, перед тем как сесть в Блетчли[1] на поезд, провела за арифмометром восемнадцать часов подряд, и держалась на ногах только благодаря силе воли и нескольким вовремя примененным заклятьям.

Дамблдор протянул ей руку и благожелательно улыбнулся. Она ответила на пожатие, чувствуя, как под тонким слоем маггловской помады губы осторожно растягиваются в улыбку. Потом повернулась к спутнику Дамблдора и протянула руку ему.

— Мисс Макгонагалл, позвольте представить вам Аластора Моуди.

Дамблдор продолжал улыбаться снисходительной отцовской улыбкой, плохо сочетавшейся с молодым лицом. Моуди сжал ее ладонь.

— Рада знакомству, — вежливо произнесла она, глядя на суровый профиль.

— Взаимно, — сказал он.

Минерва отняла руку и пододвинула к себе третий стул, отмахнувшись от запоздалой попытки Дамблдора ей помочь. Она с облегчением отметила, что, оказавшись за столом, колдуны стали больше походить на магглов, и тут же почувствовала, что на стол искусно наложены чары, гарантирующие, что ни один маггл не обратит на них внимания. Правда, она всегда считала, что не стоит полагаться на чары, когда притвориться совсем несложно.

Минерва разгладила юбку своего серого костюма и скрестила ноги, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в лодыжках.

— Вы хотели что-то обсудить? — спросила она. Зачем ходить вокруг да около? Ей предстояла долгая дорога до Блетчли, а ее защита была столь же ненадежной, как маггловские дома во время бомбежки. Ей не хотелось бы сорваться в присутствии двух колдунов.

— Хотели, — без всякого удивления ответил Дамблдор. — Гриндевальда и дальнобойное оружие, которое создается по его распоряжению. Власть его по-прежнему сильна, и я боюсь, что еще немного — и он сможет наносить удары по Англии. Пострадают все — и колдуны, и магглы.

— Насколько мне известно, в Министерстве не верят, что это ваше оружие настолько опасно — заметила Минерва.

— В Министерстве засели трусы и слюнтяи, — заявил Моуди. — Если решат, что им выгодно, тут же примутся лизать сапоги кому угодно.

Минерва едва заметно улыбнулась. Сказано резко, но суть дела описана точно.

— Это не означает, что они ошибаются насчет дальнобойного оружия.

— Я считаю, что ошибаются, — сказал Дамблдор. — И убедил их, что надо отправить кого-нибудь на разведку.

— Вот как? — сказала Минерва. Она старалась выглядеть как можно простодушнее, и даже не покосилась на фыркнувшего Моуди. Дамблдор снова улыбнулся тщательно отрепетированной добродушной улыбкой, слишком старой для его лица.

— Вы будете польщены, мисс Макгонагалл, когда узнаете, что в Министерстве для этой миссии выбрали вас.

— Выбрали? — повторила Минерва, вложив в это слово бездну ехидства. — Насколько мне известно, в Визенгамоте до сих пор утверждают, что ведьмам нечего делать на войне. Именно поэтому я дни напролет — а если шифровка попадается сложная, то и ночи — занимаюсь маггловской математикой, чтобы помогать спасать маггловские жизни.

— В Министерстве не видят дальше своего носа, — вмешался Моуди. — Ты не дура и должна понимать, что Альбус преувеличил. Он не любит говорить прямо. А если прямо, то Дамлбдор получил кое-какие расплывчатые обещания, и не собирается рассказывать министерским ничего, кроме самого минимума.

— Мисс Макгонагалл действительно не дура, — любезно согласился Дамблдор, как будто только что не пытался обвести ее вокруг пальца. Она порадовалась, что выучилась никому не доверять, и подавила легкую горечь, вызванную неискренностью Дамблдора. С неискренностью тех, с кем ей приходилось работать, она сталкивалась постоянно. Время покажет, можно ли доверять Дамблдору. Она улыбнулась, стараясь не показывать зубы, и повернулась к Моуди.

— А какова ваша роль в этом… м-м-м… сомнительном приключении, мистер Моуди?

Тот усмехнулся, и она обнаружила, что широко улыбается в ответ. Еще молодой, примерно ее лет, и довольно неотесанный. Взгляд настойчивый, но не упрямый, и улыбка полностью меняет лицо.

— Меня тоже «выбрали», как выразился Дамблдор. Окончил школу авроров, но сейчас им зеленые выскочки вроде меня не особо нужны. Поэтому я взял отпуск, чтобы выполнить поручение.

— Вы оба с чего-то решили, что я за него возьмусь. Могу вас уверить, я предпочитаю взламывать маггловские шифровки, а не шататься по Европе в компании жаждущего подвигов юнца в поисках сведений, ценность которых сомнительна, и по распоряжению Министерства, которое вряд ли нам поверит, даже если удастся их раздобыть.

— Ну, ты и молодчина! — заявил Моуди. — Не верь ни единому слову Дамблдора. Он тебе скормит парочку правдоподобных банальностей, и все. Одному мне не справиться: плохо разбираюсь в трансфигурации и не умею выдавать себя за маггла. И ты одна не справишься, потому что не умеешь убивать. Не знаю, насколько нужно то, за что мы беремся, но с Альбусом случился редкий приступ правдивости и он ручается, что дело того стоит. Поэтому я согласился.

— Я никуда не делся, — заметил Дамбдор. Он и бровью не повел. Минерва мельком подумала: «Как это ему удается?». Но у нее имелась более важная тема для размышлений: впутываться ли в это безумное приключение? Садясь на поезд, она никак не ожидала, что ей сделают такого рода предложение.

— Да, я заметила. Может, у вас снова повторится редкий приступ правдивости и вы заверите и меня, что дело того стоит?

Она увидела, как с лица Дамблдора соскользнула маска любезности, и на мгновение оно стало юным и усталым. «Что это», — не без яда сказала себе Минерва, — «настоящий Дамблдор или просто очередная маска?». Но он не улыбался, и глаза его утратили добродушный блеск.

— Ладно, — сказал он. — Да, это важно. Я вам ручаюсь, и вы мне нужны. Вы оба. Мисс Макгонагалл, вы — единственная ведьма, какую я знаю, которая разбирается в трансфигурации и арифмантике и при этом может сойти за магглу. К тому же вы говорите по-французски и немецки.

Он покачал головой.

— Я бы и не вспомнил про вас, если бы вы так не старались доказать, что ведьмы могут сражаться не хуже колдунов. Пожалуйста, подумайте над моим предложением.

Минерва посмотрела на него, потом поискала глазами официантку и сделала знак усталой женщине за стойкой.

— Я закажу чай, — сказала она. — За чаем я выслушаю ваши объяснения, а потом скажу, что думаю об этом безрассудстве.

Дамблдор изогнул губы в еле заметной искренней улыбке. Она перевела глаза на Моуди. Тот опять ухмылялся во весь рот.

— Надеюсь, вы обзавелись офицерскими удостоверениями, и мы получим чай бесплатно. Я, конечно, убеждена, что ведьмы могут сражаться не хуже колдунов, но это еще не причина платить за чай самой.

Моуди расхохотался. Минерва отвернулась от него и заказала чай и все, что в этой забегаловке подавалось к чаю. Его веселье оказалось заразительным, и она обнаружила, что усмехается.

Примечания:

1. В Блетчли-парке во время Второй мировой войны располагалась «Station X», главное шифровальное подразделение Великобритании. Здесь с помощью высшей математики и природной смекалки взламывали шифры стран Оси, включая шифр «Энигма», которым передавались донесения немецкого генерального штаба. Поскольку первый в мире электронный компьютер запустили в Блетчли-парке только в 1943 году, все расчеты велись на арифмометрах, для чего мобилизовали всех имеющихся в Англии женщин-математиков (женщины усидчивее и реже ошибаются). Видимо, Минерва сумела попасть под мобилизацию.

В столовой крошечного французского пансиона царила мрачная скука. Напряжение буквально висело в воздухе: во время скромного обеда почти никто не позволил себе расслабиться. Минерва прислушивалась к тихому шелесту разговоров, который нарушал только доносившийся из угла громкий смех. За угловым столом вино лилось рекой и трое мужчин с налитыми кровью лицами давно вышли за рамки благопристойности. Минерва пропускала мимо ушей их грубые шутки, сосредоточившись на наблюдении за напряженной спиной хозяйки пансиона.

Напротив нее Моуди целиком погрузился в еду. Минерве не надо было смотреть на него, чтобы знать, что он приглядывает за тремя пьяницами. Он наверняка уже все спланировал и готов к любой неожиданности. Она отрезала еще кусочек мяса и чуть вздрогнула, когда новенькое обручальное кольцо звякнуло, задев вилку. Даже надевать его было странно. Моуди выудил кольцо из свертка с фальшивыми документами и небрежно перебросил ей. Она просунула внутрь палец и открыла фальшивый паспорт на имя Мари Бенуа. Моуди проверил свой паспорт, и она постаралась хорошенько запомнить его новое имя. Его звали Ален, он был французом, занимал мелкую должность в правительстве Франко и был командирован в Сербию, чтобы провести какие-то переговоры для своих испанских хозяев. Она порадовалась, что он учел все ее замечания насчет костюма и прически, и испытала облегчение, поняв, что он говорит по-французски и по-немецки и даже немного знает испанский. Ей было интересно, как он их выучил, но спрашивать она не стала.

— Надеюсь, поезд завтра придет вовремя, — сказал Моуди.

Минерва посмотрела на него и ответила:

— Мне тоже надоело вечно торчать на станциях.

Моуди искоса поглядел на угловой стол, где как раз беззаботно, щедрой рукой разливали коньяк в широкие бокалы. Жилеты туго обтягивали животы, а крайний выпивоха залил сорочку вином, так что на ней красовалось алое пятно. Минерва решила, что это вишисты из какого-нибудь мелкого местного учреждения. Она аккуратно подцепила вилкой еще кусок картошки и, подняв глаза, встретила сердитый взгляд Моуди. Для такого горячего и вспыльчивого человека он неплохо прятал раздражение.

— Может, нам лечь пораньше? — предложила она. Моуди улыбнулся краем губ, признавая, что она права и ему лучше побыстрее убраться из столовой. Она поднесла вилку ко рту, и кольцо на мгновение вспыхнуло ярким блеском. За угловым столом раздался звук отодвигаемых стульев: пьяницы поднялись на ноги, и после очередного тоста проглотили коньяк, словно это была вода. Минерва с трудом удержалась от презрительной усмешки.

— Тебе это тоже не помешает, — заметил Моуди, улыбаясь во весь рот, потому что поймал ее на том, что она вышла из себя.

— Хорошо, что у меня есть ты, — ответила Минерва.

— Верно, мадам Бенуа. Доедай свой обед. По мне, тут чересчур шумно, что не способствует крепкому сну.

Минерва заметила, что один из выпивох, сжимая в руке бутылку коньяка, двинулся прочь из угла. Она похолодела, опасаясь, что сейчас начнутся неизбежные тосты во славу Франции. Пьяница приближался, весь раскрасневшийся, с отвисшей челюстью, и коньяк в его стакане и бутылке ходил ходуном. Взглянув на дверь, она обнаружила, что другие постояльцы исчезают один за другим, стараясь избежать общества коллаборационистов.

Когда пьяница поравнялся с ними, Минерва демонстративно вздрогнула от удивления и задела стакан с водой, который слетел со стола и выплеснулся на брюки мужчины. Тот замер, в пьяном недоумении уставившись на свои ноги. Она знала, что недоумение очень скоро сменится оскорбленным достоинством и яростью, поэтому тихонько вскрикнула и замахала руками, делая вид, что пытается смахнуть воду с брюк. Моуди вскочил с места и сунул в руку пострадавшего салфетку, вынудив того перехватывать то стакан, то графин. Потом забрал графин и поставил его на стол.

Минерва с выражением ужаса на лице прижала собственную салфетку к губам. Внутренне она веселилась, слушая, как Моуди рассыпается в извинениях. Она поднялась на ноги и присоединилась к нему, продолжая бессмысленно размахивать руками в попытках стряхнуть воду. На самом деле она вовсе не собиралась прикасаться к пьянице, и держалась по другую сторону стола, ближе к Моуди и двери. Услышав, как Моуди предлагает оплатить всем троим ужин, чтобы искупить допущенную неловкость, и нет, он на этом настаивает, она отступила назад. Моуди двинулся за ней, прямо к двери и к хозяйке пансиона. Та стояла на выходе с каменным лицом, но Минерва чувствовала, какое та испытывает облегчение от того, что за ужин все-таки будет уплачено.

Моуди закрыл дверь и, ухватив Минерву за плечо, подтолкнул ее в сторону лестницы.

— Почему именно стакан с водой? — спросил он.

— Разбей я бокал с вином, тебе пришлось бы платить за чистку брюк. А так несчастная женщина по крайней мере получит деньги за обед, который эти свиньи сожрали.

— Всегда думаешь о других, — насмешливо заметил Моуди.

— Всегда думаю, как уберечь людей от твоих заклятий, мужлан ты неотесанный.

Моуди коротко хохотнул и повернул ключ в замке их крохотной спальни.

— Жаль, что твои хитрости такие дорогостоящие. С чего ты решила, что я купаюсь в деньгах?

Он впустил Минерву, проверил, в порядке ли затемнение и надежно ли закрыта дверь, и зажег стоявшую на ночном столике лампу.

— Я знаю, что ты купаешься в деньгах.

Теперь, когда они остались одни, Минерва перешла на английский.

— Ты что, забыл — я видела, сколько Дамблдор тебе дал на дорогу.

— К черту Дамблдора с его некстати прорезавшейся честностью! — ответил Моуди на том же самом языке. — Я тут кое-что подтянул у этой свиньи, так что, может, мне и не понадобится тратить собственные деньги на твои хитрости.

Он подтащил к ночному столику стул, вытащил чехол с палочкой и положил его так, чтобы был под рукой. Потом сунул руку в карман и достал бумажник, который определенно ему не принадлежал. Минерва улыбнулась, вспомнив, какие гигантские усилия прилагал Дамлбдор, чтобы как можно откровеннее описать ей все трудности предстоящего путешествия. Увидев, что Моуди вытаскивает из бумажника деньги, она улыбнулась еще шире, отстегнула собственный чехол и повесила его на спинку кровати. Потом села и принялась расшнуровывать башмаки. Маггловская одежда, особенно под конец дня, раздражала ее своим неудобством. Она чувствовала, что Моуди не сводит глаз с ее пальцев и лодыжек, но не испытывала никакой неловкости, в отличие от поездов и автобусов, где на нее порой пялились незнакомцы. Сняв башмаки, она пошевелила пальцами в чулках и выпрямилась.

— Можно рискнуть и надеть ночную рубашку? — спросила она. — Нам не придется бежать из города посреди ночи?

— Не думаю, — сказал Моуди. — Я подлил сонного зелья в графин с коньяком.

Минерва рассмеялась.

— Так я и знала. И как они доберутся до дома?

— Хозяйка проследит, чтобы они ночью не валялись по всему пансиону.

Он отвернулся от Минервы и уставился на запертую дверь. Минерве понадобилось время, чтобы привыкнуть делить с ним общую комнату и общую кровать. Она до сих пор чувствовала неловкость, но Моуди вел себя как настоящий джентльмен.

— Надо выспаться, пока есть возможность.

Минерва кивнула. Здесь не бомбили и не было авианалетов. Не то, чтобы ей не хватало гула заходящих на цель самолетов, но она все равно то и дело просыпалась, словно мысленно отмеряла время до прилета очередной эскадрильи. Моуди встал, и они стали неловко устраиваться на ночь.

Расчесывая волосы и прислушиваясь к шороху одежды, Минерва вспоминала школу и веселую болтовню, которой сопровождались приготовления ко сну. Но там вокруг были девочки, а Моуди ничем не походил на ее сокурсниц. Она выскользнула из белья и торопливо просунула голову в ворот длинной и широкой ночной рубашки. Они так старательно отворачивались друг от друга и так осторожно снимали одежду, что намного превосходили в скромности девочек, с которыми она в свое время жила в одной спальне. Минерва задумалась, как это было в мужской спальне и не испытывает ли Моуди тоски по вольному обращению соседей.

— Я всё, — сказала она.

— Я выключу свет, — отозвался Моуди. Минерва скользнула под одеяло. Простыни были ледяные, хотя хозяйка и сунула в постель замотанный в тряпки разогретый кирпич. Она повернулась на бок и обхватила себя руками. Свет погас, матрас прогнулся под тяжестью Моуди. Странно, подумала она — насколько легко им друг с другом днем, настолько неловко ночью. Слов, чтобы поговорить об этом, как-то не находилось. Вместо этого она уставилась в темноту, вслушиваясь, как скрипят ступеньки и хлопают двери по всему дому. И гадая, не пришлось ли погрузить пьяниц в тачку, чтобы по узким городским улочкам развести по домам.

Минерва стала бояться нового дня. Вокруг были одни солдаты, хотя она ни разу не увидела и не почувствовала присутствия людей Гриндевальда. Чем дальше они продвигались на восток, тем чаще поезда застревали на полустанках, что изрядно ее напрягало. Она видела, что Моуди это тоже не нравится, поэтому держала руки церемонно сложенными на сумке. Тот сдерживался, не пытаясь достать палочку. Им уже приходилось два или три раза ночевать в вагоне, засыпая по очереди.

Глубокой ночью Минерва услышала, как грохочет встречный состав, и, поглядев в окно, увидела, как мимо, покачиваясь, проходит грузовой поезд. Она снова устроилась на сиденье в нетопленом вагоне. Рядом дремал Моуди.

Когда он спал, оставив ее на дежурстве, она чувствовала к нему особенную близость. Почему-то зрелище того, как он дремлет, привалившись к стенке вагона, казалось более интимным, чем сон с ним в общей кровати. Она обнаружила, что не может толком закрыть глаза, когда настает его очередь дежурить. Ей было непонятно, она боится или предвкушает его взгляд. Моуди что-то пробормотал и слегка повернулся, вздрогнув от холода. Она накинула на него часть своего одеяла и горько пожалела, что нельзя применить согревающие чары.

В дальнем конце коридора хлопнула дверь. Послышались шаги. Она понадеялась, что это пассажир, который ищет место, а не поездной вор или еще похуже. Шаги гулко раздавались в коридоре: два человека, идут не в ногу. Они приблизились, и на нее нахлынул холод. Похоже на следы заклятий, вплетенных в одежду. Она напряглась и толкнула Моуди ногой. Колдуны. Лучше бы Моуди проснулся. Тот не пошевелился, но она почувствовала, как участилось его дыхание.

Шаги замерли совсем рядом. Она моргнула и подняла глаза, надеясь, что это сойдет за сонное изумление. На нее смотрели два колдуна. Совсем молодые, даже моложе, чем они с Моуди. Она быстро сортировала чары у них на одежде, раскладывая их на защитные и оборотные. Несколько заклятий оказались совсем незнакомыми. У нее руки чесались вытащить палочку и разобраться с ними поосновательнее.

— Мадам, так поздно, а вы не спите, — сказал по-французски первый колдун. Акцент был немецкий, и Минерва, секунду поколебавшись, ответила на том же языке, подчеркивая свой парижский выговор.

— Мне показалось, что поезд тронулся с места. Я скоро снова усну.

Он улыбнулся косой неприятной улыбкой и потянулся за палочкой. Минерва напряглась. Но спутник положил руку ему на плечо и что-то пробормотал. Хотела бы она знать, что именно! Они снова двинулись по коридору, и Минерва облегченно вздохнула. Рядом замер Моуди. Только когда шаги затихли и брякнула дверь в тамбур, он открыл глаза и выпрямился.

— Как ты их! — заметил он. — Интересно, что они делают посреди ночи в маггловском поезде.

Минерва открыла было рот, чтобы сказать, что выследить колдунов было совсем не трудно: они буквально источали магию. Вдруг в соседнем вагоне что-то загремело, и раздались крики. Потом купе закачалось от мягких приглушенных толчков, и Минерва заскользила с сиденья. Моуди подхватил ее за руку и придержал. На мгновение они оказались тесно прижатыми друг к другу, но Минерва едва это заметила за криками и шумом. Стали просыпаться пассажиры. Одни прижимались лицами к стеклу, другие, наоборот, старались отодвинуться от окна как можно дальше. Моуди выпустил ее руку и начал приподниматься. Теперь Минерве пришлось его удерживать.

— Что бы ни происходило, нас это не касается, — сказала она.

Моуди опустил глаза и попытался стряхнуть ее руку.

— Нас это не касается, — повторила она. Крики затихли, и пассажиры снова стали устраиваться на сиденьях. Всем уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Если не хуже. Моуди, сжав челюсти, занял свое место.

— Ненавижу наше поручение, — сказал он.

— Знаю.

Она подняла одеяло и протянула ему угол, но он только криво улыбнулся.

— Ты, как всегда, чертовски права, девушка.

— Спасибо, — ответила Минерва и укутала ноги в одеяло. — Мне пришлось научиться терпению.

— Вижу. Возможно, поэтому я с тобой и связался.

— Ален! — воскликнула Минерва, как она надеялась, с упреком. — А говорил, что любишь.

Моуди рассмеялся. Другие пассажиры открыли глаза и тут же их закрыли, убедившись, что ничего опасного не происходит.

— Конечно, люблю. Всем сердцем. Никакой другой женщине с тобой не сравниться.

Она улыбнулась и подсунула ему край одеяла, укутав его ноги. Он обвил рукой ее плечи и притянул к себе. Она обнаружила, что ей это даже нравится, и постаралась устроиться как можно удобнее, положив голову ему на грудь.

— Спи. Я посижу до утра.

— Не знаю, можно ли тебе доверять. Вдруг убежишь и ввяжешься в какую-нибудь историю.

— Мне надо тебя караулить. Так что никуда я не денусь.

Минерва улыбнулась в лацкан его пиджака и закрыла глаза.

В маленькой мрачной гостинице даже пропагандистские плакаты были потрепанные, с оборванными краями. И лица на плакатах были унылые, в отличие от тех, что улыбались Минерве со стен в Англии. Она отвела глаза и сосредоточилась на женщине за стойкой, которая мучительно медленно перелистывала их документы. Минерва с удовольствием бы поселилась в другом месте. От серых стен у нее мурашки по коже бегали. Но это была единственная гостиница, в которую пускали иностранцев, поэтому выбирать не приходилось. Она успела заметить снаружи группу немецких офицеров, которые садились в черные машины. Может, поэтому и нервничала.

— Так по какому вы делу? — спросила женщина. Моуди улыбнулся и терпеливо ответил, как будто не слышал этот вопрос уже в третий раз.

— Там написано. Я — младший советник в испанском Министерстве внутренних дел. Мы хотим заключить контракт с местной шахтой.

— Нет у нас никаких шахт, — сказала женщина, не скрывая подозрения в голосе. По-немецки она говорила с акцентом.

— Здесь находится компания, у которой шахты по всей округе.

Женщина фыркнула. Насмешка была такой же нескрываемой, как заплаты на одежде. Минерва напряглась еще сильнее. Но им надо было провести в гостинице только одну ночь. Все будет хорошо. Она подалась назад, чтобы Моуди мог проследить за тем, как женщина изучает их документы, и стала разглядывать плакаты на стенах. Одна машина с офицерами отъехала, вторая двинулась следом. Она услышала скрип пера Моуди — тот заполнял регистрационный бланк. Женщина все-таки им поверила, во всяком случае, на какое-то время. Взяв саквояж, Минерва повернулась, чтобы вместе с Моуди пойти наверх, и почувствовала на коже укол заклятья. С трудом удержавшись, чтобы не оглянуться и не выяснить, кто его бросил, она поднялась за Моуди по голой лестнице и тускло освещенному коридору.

Дверной замок открывался с трудом, но после нескольких попыток поддался и Моуди пропустил ее внутрь.

— Стой смирно, — сказала она, как только он закрыл дверь. — Ты заметил?

— Что заметил? Сквозняк?

— Заклятье. Я попытаюсь понять, что это было, по оставшимся следам. Не шевелись.

Моуди покорно выпрямился, и она подошла к нему с протянутыми руками. Он не сводил с нее глаз. Она положила ладони ему на плечи, закрыла глаза и сосредоточилась на колдовской отметке, зацепившейся за ткань костюма. С палочкой дело пошло бы быстрее, но применять ее было опасно. Заклятье оказалось знакомым. С чем-то подобным она недавно сталкивалась, но с ходу разобраться не могла. Нахмурившись, она позволила остаткам волшебства впитаться в ладони, стараясь разложить их на слои. Чем-то напоминает диагностические чары, которые используются при трансфигурации, чтобы оценить глубину превращения. Только эти чары сами искали следы волшебства, или даже вполне определенный его тип.

Она открыла глаза и обнаружила, что Моуди смотрит на нее. Вид у него был спокойный, но она чувствовала, как напряжены его плечи и руки. Она убрала ладони и отступила назад, стараясь не обращать внимания на то, что ее сразу пробрал холод.

— Думаю, хотя и не уверена, что нас только что проверили на следы колдовства.

Моуди приподнял брови.

— И это ты по моим плечам вычитала?

Минерва улыбнулась.

— Они у тебя разговорчивые.

— Что-то еще можешь выяснить?

Он снова смотрел на нее тем же пристальным взглядом, как когда она первый раз положила ладони ему на плечи.

— Без палочки — вряд ли.

Ужасно хотелось достать палочку и разложить заклятье на составные части. Хитрая штука, и довольно злобная. Теперь, когда заклятье перешло к ней на руки, она почувствовала, как сильно оно похоже на то, что применил колдун в поезде.

— Тот человек в поезде тоже его использовал.

— Как ты догадалась? Я его едва заметил. Пока ты не сказала, я думал, это сквозняк.

— Я с детства умею. Бабушка научила.

— Научишь меня при случае.

— Ладно, если удастся выбраться отсюда в целости.

Моуди криво усмехнулся и отступил от двери.

— Давай-ка я проверю комнату. А потом поговорим.

Минерва ждала, пока Моуди проверит их жилье на маггловские устройства. Больше всего ей хотелось выпить чашку чая и дать отдохнуть усталым ногам, но бдительность прежде всего. С момента, когда в поезде появились колдуны, ей было не по себе, а теперь это чувство только усилилось. При мысли, что за ними следят, что за несколько дней они дважды столкнулись с одними и теми же людьми, ей делалось плохо. Даже когда они пересекали границы с фальшивыми маггловскими документами, ей не было так страшно.

— Все чисто, — объявил Моуди. Он поставил чемоданы на кровать и устроился на жестком стуле рядом со столиком у окна. Минерва села рядом.

— Это следящее заклятье, — спросил он, — насколько оно чувствительное?

— Не знаю, — сказала она. — Может, настроено только на применение магии, и отслеживает тех, кто открыто пользуется чарами. Есть такие заклятья, но это немного другое.

— А что тогда?

— Оно может быть настроено на наличие магии. Тогда оно отслеживает палочки, зелья, и даже самих колдунов. Мне такие заклятья неизвестны, но… все может быть.

— Ты бы так не сказала, если бы не почувствовала что-то, пока водила по мне руками.

Минерва чуть не улыбнулась. Моуди порой попадал в самую точку.

— Да. Что-то мне в нем не нравится, но не могу понять, что. Злобненькое такое заклятье.

— А избавиться от него можно?

Минерва поднялась и подошла к вделанной в стену крошечной раковине. Горячей воды не было, но мыло оказалось вполне приличным, хотя сильно отдавало дегтем. Она ополоснула руки и вытерла их потертым полотенцем, висевшим рядом с раковиной. Уколы магии на коже превратились в легкий, едва ощутимый жар. Она посмотрела на ладони. Не от всякого заклятья легко отделаться, и она не была уверена, что мытье рук сработало.

— Не думаю, что оно долгосрочное, — сказала она. — Может, не действует на длинные расстояния, а может, большую часть времени дремлет.

Она поглядела на Моуди.

— Если пойти в коридор и вычистить твой костюм щеткой, должно сойти.

Моуди кивнул и достал из сумки платяную щетку. Перебрасывая ее в ладонях, он вышел за Минервой в коридор. Стояла полная тишина. Минерва протянула руку за щеткой.

— Как тебе будет удобнее? — спросил он.

— Стань здесь, — она показала на место рядом с дверью. Так они услышат любого, кто станет подниматься по лестнице, а сами останутся незаметными. Но все равно, пока Минерва поднимала щетку и чистила Моуди плечи, она остро осознавала, что в любой момент их могут застать врасплох. Щетина с громким шорохом скользила по габардину, но Минерве казалось, что стук ее сердца заглушает все вокруг. Она взяла Моуди за руку и потянула в сторону. Ей показалось, что он резко втянул воздух, но она не подняла глаз от его рукава. Сильными длинными взмахами она очищала его плечи и руки, скользила по спине вплоть до брюк.

— Они его прицепили к спине, — сказала она, стряхнула щетку и протянула Моуди.

Тот начал с воротника, придерживая рукой лацкан. Минерва почувствовала, как сбивается дыхание и вздымается грудь, задевая кончики его пальцев. Она глянула в лицо Моуди. Тот полностью сосредоточился на движениях щетки по грубому сукну. Он стоял так близко, что Минерва ощущала исходящие от него жар и силу. Она вспомнила, как напрягались его плечи под ее руками, и ей захотелось ощутить это снова. Это было бы так легко…

— Повернись, — сказал Моуди.

Минерва подняла взгляд и увидела, что он на нее смотрит. Очень внимательно, во все глаза. Она повернулась, прежде, чем он успел заметить, как она покраснела. Моуди придержал ее за плечо, и у нее перехватило дыхание. Он начал чистить спину. Потом подвинулся, вероятно, чтобы легче было двигать щеткой, и задел пальцами обнаженную шею. Минерва прикрыла глаза. Пальцы на мгновение задержались, уперлись покрепче, а потом щетка снова ритмично задвигалась по спине

— Теперь подол, — сказал Моуди.

Минерва открыла рот, чтобы объяснить — в этом нет необходимости, заклятье было нацелено в спину, но услышала слабый стук, а потом ей на талию легла рука Моуди. Тот принялся чистить юбку. Минерва сглотнула и ничего объяснять не стала. Сложив руки на груди, она размышляла, что бы такое сказать. Молчание не то, чтобы вызывало неловкость, но смущало.

— Готово, — сказал Моуди, убирая руки. Она повернулась и обнаружила, что тот поднимается на ноги, причем находится гораздо ближе, чем ей казалось. Она подняла руки, не слишком понимая, зачем, и слабо удивилась, когда обнаружила, что расправляет лацканы его пиджака. Ладонь Моуди снова легла ей на шею. Кожа под ней запылала.

— Аластор, — прошептала она. Он что-то пробурчал, поглаживая нежную кожу.

Затрещала лестница. Оба подскочили. Минерва опустила руки и пошла к двери, Аластор двинулся за ней следом. Шаги на лестнице становились все громче. Минерва подошла к окну, надеясь, что ей удастся скрыть горящие щеки. Аластор закрыл дверь, и с громким скрежетом повернул ключ в замке.

Минерва слабо представляла, как ведут себя настоящие шпионы. В Блетчли-парке, прежде чем допустить ко взлому шифров, их учили, как распознавать вражеских лазутчиков. Но она никогда не думала, что сама станет лазутчицей, поэтому не могла решить, насколько нормальной является испытываемая ей смесь предвкушения и ужаса. Поверх костюма на ней было застегнутое на все пуговицы темно-серое пальто, волосы затянуты в узел, палочка засунута в чехол, откуда ее мгновенно можно вытащить. Она была рада, что та под рукой, как и маленький маггловский пистолет за подвязкой чулка. И рада, что в Блетчли ее научили стрелять.

Аластор с хмурым видом застегивал пальто. Минерва надеялась, что ей не придется использовать ни палочку, ни пистолет. Но, отправляясь в темноте на встречу, которую устроил им Дамблдор, они рисковали гораздо больше, чем за все время своего путешествия. Она не могла забыть волшебника из поезда, и все гадала, не он ли наложил на них заклятье в гостинице.

В сумерках город выглядел мрачно. Несмотря на пустынные улицы, лучше было соблюдать осторожность. Они переулками выбрались к амбару, где их должен был ждать связной. Минерва не испытала ни малейшего облегчения, когда дверь оказалась открытой и они пробрались внутрь. Вместо этого она напряглась еще сильнее, всматриваясь в почти неразличимую тьму внутри. Они замерли у самой двери, и Минерва подумала: «Что мешало передать документы ясным днем, где-нибудь в толпе? Вряд ли это более опасно!».

Аластор медленно отошел от двери, держась спиной к стене. Минерва двинулась следом. Из-за угла слабо замерцала свеча. Аластор осторожно посмотрел в ту сторону, кивнул Минерве, отступил от стены и свернул за угол. Руки он вытянул перед собой, чтобы показать, что в них нет палочки.

— Кто ищет по ночам старые газеты? — спросил тихий голос по-немецки, с сильным акцентом.

Минерва вздохнула свободнее. Именно этих слов они и ждали.

— Новости нужны в любое время, — ответил Аластор.

Свеча загорелась ярче. Послышался звук шагов. Аластор поманил Минерву за собой, и та осторожно пошла на свет, также вытянув перед собой руки.

— Значит, вы оба здесь.

Связная оказалась темноволосой ведьмой на несколько лет старше Минервы.

— Зовите меня Илоной. Выходите на свет.

Минерва сделала шаг вперед. Начиналась ее работа — документы надо было проверить. Илона улыбнулась и протянула ей лист пергамента. Минерва коснулась его и ощутила магический след. Она нахмурилась — след был тот же самый, что и в двух предыдущих случаях.

— Тут заклятье, — сказала она. — Нам говорили, что снимут копию маггловским способом.

— Так и есть, — подтвердила Илона.

Минерва поглядела на Аластора. Тот вытащил палочку, но, прежде чем она успела что-то сказать, амбар озарился светом, кто-то выкрикнул «Экспеллиармус» и ее палочка вылетела из футляра. Она сморгнула. Аластор оказался рядом с ней. Илона, оскалившись, стояла по другую сторону.

— Кровавые крысы, — прошипела та.

Минерва побледнела. Ужас, который она ощущала весь вечер, сгустился вокруг, когда вперед выступил колдун из поезда в сопровождении того же спутника. Она почувствовала, что Моуди… что Аластор вот-вот сорвется, и сжала его руку. Колдун нагнулся и показал им их палочки, улыбаясь самодовольной хищной улыбкой.

— Предательница, — сказал он, направляя палочку на Илону. — Круцио!

Минерва, задыхаясь, смотрела, как Илона бьется в судорогах и кричит, терзая собственную кожу.

— Смотрите хорошенько, шпионы. Вы — следующие, — продолжал колдун, повысив голос, чтобы перекрыть стоны Илоны. Минерва услышала рык Моуди и поняла, что сейчас он бросится вперед и пожертвует собой ни за что. Она пошатнулась, делая вид, что ей дурно.

Колдун расхохотался.

— Нервишки шалят, а, шпионы?

Минерва недрогнувшей ладонью обхватила рукоять маггловского пистолета. Выпрямляясь и прицеливаясь, она понимала, что другого шанса не будет. В руку ударила отдача, и ей показалось, что она видит, как пуля пронзает воздух и врезается в тяжелое кожаное пальто. При свете свечи фонтан крови оказался ярче, чем она ожидала. Она выстрелила второй раз. Эта пуля тоже пришлась в грудь, немного выше первой. Стоны Илоны резко оборвались, и в наступившей тишине она услышала, как с невероятным грохотом падают на пол палочки. Слегка сдвинувшись, она наставила пистолет на второго колдуна. Прежде, чем она успела что-то сказать, послышался голос Аластора. Колдун оцепенел и рухнул лицом на пол, прямо в лужу крови своего коллеги.

— Документы, быстро, — скомандовал Аластор, наклоняясь над телами. Первый колдун был мертв. Минерва видела это, даже не прикасаясь к нему. Она снова засунула пистолет за подвязку.

— Надо проверить, нет ли на нем следящих чар, — сказала она, гордясь, что голос не дрожит. — Дай палочку.

Аластор молча перебросил ей палочку и стал рыться в одежде колдунов. Она услышала сдавленное ругательство, потом «Ступефай», но не поднимала глаз от пергамента. Неизвестно, сколько еще в округе приспешников Гриндевальда. Она легко обнаружила следящие чары. Те были наложены очень неуклюже и сразу бросались в глаза. И были совсем не похожи на те, что люди Гриндевальда использовали до того. Морщась, она осторожно их удалила. Чары казались ей живыми, она воспринимала их как своего рода колдографию — разные оттенки серого, образующие узор, который надо распутать.

— Вот подонки, — бормотала она, разматывая палочкой чары, которые прятались под поверхностью. Она чувствовала своего рода мрачное удовлетворение. Следящие чары были наложены грубо и откровенно, но под ними скрывались совсем другие, одновременно следящие и записывающие, которые высасывали силу из обладателя пергамента. Она выругалась себе под нос. Никакого смысла в этом не было. Что-то было не в порядке либо с чарами, либо с документами, либо с тем и другим разом.

— Что там? — спросил Аластор.

— Надо снять не меньше пяти заклятий, и не уверена, что смогу скрыть вмешательство.

Она не была уверена, что понимает, в чем дело, но не собиралась сообщать об этом Аластору.

— Но сведения правдивые? — настаивал он.

— Пока не смотрела. Сначала хотела убедиться, что нам не приготовили еще какие-нибудь сюрпризы.

— У нас мало времени. Амбар пуст.

Она услышала, как стонет Илона, медленно отходя от Круциатуса. Аластор что-то тихо прорычал и двинулся вперед.

— Погоди, — вмешалась Минерва.

Она закусила губу.

— Я сначала спрошу ее.

Может, Илона сумеет объяснить, даже если доверять ей нельзя.

— Она нас предала, — сказал Аластор.

— Может, и нет. Копию снимали по-маггловски. Заклятья наложили поверх, и в них есть что-то странное.

— Что? — нетерпеливо спросил Аластор.

— Чем свежее заклятье, тем оно заметнее. Если бы это была подстава, они вряд ли бы стали возиться с маггловским копированием.

— К черту логику! Нас предали. Забираем документ и идем.

— Я с кровавыми крысами дела не имею, — проговорила Илона, садясь и ругаясь на незнакомом языке. Из пореза на голове текла кровь, и дыхание все еще было неровным. — Это вы привели хвост. Я вас ждала три дня.

— Они проникли в амбар, а ты не заметила? — с вызовом просил Аластор.

— Да. Я снимала копию сама, с документа, который хранится в Нурменгарде. Мне его отдал брат, а ему — тот, кто там работает.

Минерва смотрела, как поднимается и опадает ее грудь. Она прикоснулась к пергаменту и попыталась вникнуть еще раз. Надо разобраться, и разобраться как можно быстрее. В Блетчли ей уже приходилось разрываться между ответственностью и спешкой.

— Это не она, — сказала Минерва.

— Уверена? — уточнил Аластор. Илона промолчала. Она переводила взгляд с колдуна на ведьму и ждала.

— Уверена.

Аластора она не убедила — на его лице по-прежнему читалось недоверие Илоне.

— Там такие же чары, что были на нас. Думаю, они подают сигнал тревоги или помогают вычислить место. Не могу сказать наверняка, но, похоже, они шли за навешенным на нас заклятьем.

— Они наложили на вас заклятье? — спросила Илона.

— В маггловской гостинице, — ответила Минерва, вспоминая холодное жжение между плеч, и холодную волну, хлестнувшую с пергамента. Она была уверена, что между ними существует связь. Она упорно отводила глаза от двух тел на полу, вместо этого наблюдая за Илоной. Та стала дышать ровнее и на ее щеках появилась краска. Но, судя по тому, как она прижимала руку к ребрам, ее все еще мучила боль.

— Если вы путешествовали под видом магглов и вас обнаружили, значит, они знают, что документ пропал, — сказала она. — Значит, мой брат…

На мгновение она не сдержала печаль и ненависть, но тут же ее лицо разгладилось и приняло спокойный вид.

— Не важно. Главное — чтобы вы вернулись с доказательствами.

Минерва посмотрела на Аластора. Тот не сводил глаз с Илоны, но, словно почувствовав, отвел взгляд. Он косо усмехнулся и повернулся к Илоне:

— Держите.

Он протянул той палочку.

— Минерва, рискнем поколдовать?

— Только не сейчас. Думаю, заклятье все еще на нас. Можем его снова запустить.

Ей совершенно точно не нужны были дополнительные сюрпризы. Рука все еще помнила, как сжимала рукоятку пистолета и то, как тот дернулся, когда она выстрелила.

— Я сумею вылечить ребра, — сказала Илона. — И все остальное, что сломано.

— Надо снять чары, — ответила Минерва. — Потом мы исчезнем. И никакого колдовства, даже самого тайного.

— Я расспрошу второго, — сказала Илона.

«Расспрошу» Илоны прозвучало так безжалостно и неумолимо, что Минерва мысленно содрогнулась, хотя понимала, что Илона обойдется со слугой Гриндевальда не лучше, чем тот обошелся бы с ней и Аластором. Она провела ладонью по ноге и сглотнула. Пока Илона медленно поднималась с пола, Аластор подошел поближе.

— У меня есть с собой набор маггловских документов. Стоит ли возвращаться в гостиницу за вещами?

— Дай разобраться, — сказала она. — Я хочу понять, насколько глубоко сидит заклятье.

Она еле заметно улыбнулась:

— Придется применить магию. На всякий случай приготовься. Другого выхода нет.

Аластор свободной рукой обхватил ее ладонь поверх палочки. От его жара ледяная кожа потеплела. Минерве захотелось втянуть этот жар и, наконец, согреться. Она глубоко вдохнула и оперлась свободной рукой о стол.

— Ступай, помоги Илоне. Понадобишься — позову. И будь осторожен.

Она поглядела на Илону и повысила голос:

— Если я ошибусь, может подняться новая тревога. Неизвестно, сколько их будет.

— Надеюсь, тварь нам всё расскажет, — ответила Илона.

Минерва поглядела на застывшее тело и подавила приступ тошноты. Колдун лежал в луже крови, практически опираясь на труп. Он пришел в себя, но под наложенным Аластором Петрификусом мог только в ужасе перебегать взглядом с одного противника на другого. Минерва сосредоточилась на пергаменте. Каждая нить изгибалась, вынося на поверхность замысел своего создателя.

Проведя пальцами по чернильным строчкам, Минерва погрузилась в заклятья, вплетенные в пергамент и наложенные на ее кожу. В уме она видела, как плывут и извиваются цветные нити, сплетаясь в легчайшую сеть колдовства. Минерва так и этак поворачивала в голове схему заклятья, стараясь учесть все пересечения, из которых та была сложена. Она обожала такие мгновения, наслаждалась, когда запутанная сеть превращалась в более или менее четкий набор по-своему изящных формул, определявших ее устройство. И то, удастся ли им найти выход.

Минерва не знала, сколько просидела, бормоча себе под нос, пока разбирала заклятье на нити. Потом она принялась вытаскивать их из сети, терпеливо отцепляя от пальто Аластора, собственного пальто и кончиков пальцев. Наконец она открыла глаза и сморгнула — Аластор стоял прямо перед ней.

— Готово, — сказала она.

— Отлично, — ответил Аластор. — Скоро утро.

Минерва вскинула голову и увидела, что через грязные окна сочится слабый свет. От рывка у нее заныла шея. Аластор, обняв ее за плечи, помог подняться и придерживал, пока она пыталась встать ровно. Она потопала по полу, чтобы разогнать кровь в застывших ногах. Серый силуэт Илоны едва виднелся в слабом утреннем свете. Та все еще прижимала руку к ребрам, но, несмотря на усталость, вид у нее был решительный.

— Что-нибудь нашла? — спросила она.

Минерва вздохнула.

— Я расплела заклятье и рассеяла чары. На вас, Илона, они тоже были, там, где вы касались пергамента. Думаю, что они есть на всех наших вещах.

— Запасные удостоверения при мне, — вмешался Аластора. — И, как утверждает наш приятель, к гостинице приставлен соглядатай.

Минерва посмотрела, куда он показывает, и тут же об этом пожалела. Теперь на полу валялись два тела. Крови стало заметно больше.

— Они следили за гостиницей? — нахмурилась Минерва. — Я думала, Гриндевальд считает магглов не заслуживающими внимания.

Илона пожала плечами.

— Не знаю, почему крысы устроили слежку. Но знаю точно, что ждать их недолго. Надо уходить.

— Куда вы пойдете? — спросила Минерва.

Илона снова пожала плечами. Лицо ее затвердело.

— Искать семью. И то, что осталось от ячейки.

Минерва видела по ее лицу, что та не надеется найти хоть кого-нибудь. Даже тела, чтобы похоронить. Она хотела бы сказать что-то утешительное, но понимала, что здесь ничем не поможешь.

— Его мы забираем с собой, — сказал Аластор, взяв со стола лист пергамента. — Это переменит ход войны.

— Я в это поверю, когда развалины Нурменгарда зарастут мхом, — ответила Илона. — Но, надеюсь, какая-то польза от него будет. Я аппарирую, как только миную охранные чары.

Она подошла к двери, распрямила спину и свернула за угол. Минерве хотелось что-то сказать или сделать на прощание, но это было невозможно. Она даже не знала настоящего имени Илоны. И, скорее всего, никогда не узнает, удалось ли той выжить. Глядя, как Илона уходит, и сама едва держась на ногах от усталости, она ненавидела войну.

— Надо идти, — сказал Аластор, вырывая ее из раздумий. Минерва забрала у него пергамент и аккуратно положила его в карман. Подтянув пояс и стряхнув пальто, она двинулась за Аластором к двери. Она пробралась по заваленному мусором амбару к полуоткрытой двери и погрузилась в серый утренний туман.

Минерва обогнула ругающуюся в проходе парочку и посмотрела в конец вагона. Тот был практически пуст. Она с облегчением выдохнула и направилась к самой дальней скамье. Лучше, чтобы за спиной была стена. Аластор шел следом, положив руку ей на талию. Минерва чувствовала, как горит под его ладонью кожа, но даже не пыталась убрать руку. Пусть это было частью их прикрытия, но она не собиралась скрывать от самой себя, что это значит. И, кроме того, она так устала, что, если бы не Аластор, вряд ли сумела бы идти, не шатаясь. Возможно, только необходимость вести Минерву удерживала на ногах самого Аластора.

Опустившись на скамью прямо рядом с окном, Минерва скромно положила сумку на колени, и оглядела платформу, пока Аластор внимательно осматривал вагон. Она следила, как мимо бредут люди, а охранники тщательно проверяют билеты. Поезд должен был перевезти их через границу обратно во Францию, и Минерва не могла дождаться, когда он тронется в путь. Она надеялась, что на обратном пути им удастся где-нибудь остановиться на ночь. Ее измотала необходимость дремать урывками в нетопленых вагонах. От амбара до вокзала они шли пешком, и только в поезде Минерва обнаружила на манжете кровь. Она давно засохла, и только бурое пятно напоминало Минерве, всякий раз, когда она на него глядела, о том, что они сделали. Впрочем, она вряд ли забыла бы об этом и без пятна.

Аластор опустился рядом и положил на соседнее сиденье сложенное одеяло — единственное, что они успели купить, когда бежали по вокзалу. Минерва глянула на одеяло и заставила себя не думать о наступающей ночи, когда, сжавшись под одеялом, один будет бодрствовать, а другой — спать (или хотя бы пытаться). Стук сердца Аластора стал ей привычен так же, как стук собственного сердца. Она знала, когда ему снится сон, по тому, как дергались его веки и менялось дыхание. Она никогда не была так близка с кем-нибудь, хотя они всего лишь спали рядом. Она продолжала рассматривать платформу и внезапно напряглась. У дальней стены возникли два закутанных силуэта.

Поезд разводил пары. Минерва схватила Аластора за руку.

— У стены, под часами.

Поезд дернулся. Она почувствовала, как у Аластора перехватило дыхание.

— Поцелуй меня, — распорядился он, прижав ладонь к ее щеке и притягивая к себе. Она повернулась и ткнулась в него губами, потом поменяла позу, прижимаясь к нему и стараясь как можно сильнее скрыть лица. Поцелуй вышел грубым и торопливым, только губами и только для обмана, но все равно, когда она положила руки на плечи Аластора и обхватила его за голую шею, по пальцам пробежала дрожь. Поезд медленно тронулся и двинулся со станции, постепенно набирая скорость. Когда Минерва, тяжело дыша, отодвинулась от Аластора, станция уже скрылась из виду. Ей некогда было думать о том, какой гладкой оказалась кожа Аластора под ее пальцами, и как напряглись под ее руками его мышцы. И некогда воображать, куда мог завести поцелуй.

— Думаешь, они нас заметили? — произнесла она, гордясь тем, как спокойно это прозвучало.

— Не думаю, — ответил он хрипло, откашлялся, и попытался снова. — Чистая случайность.

Минерва неуверенно хмыкнула. Она не слишком верила в случайности, и сомневалась, что Гриндевальд в них верит.

Откинувшись на спинку скамьи и избегая взгляда Аластора, Минерва расправила рукава и юбку. Он провел пальцами по ее руке. Быстро взглянув на него, она не стала отодвигать руку. Они слегка соприкасались пальцами. Она стала смотреть в окно, по-прежнему избегая его взгляда.

— Я волнуюсь, — сказала она. — И хотелось бы хотя бы ночь провести не в поезде.

— Граница будет в полдень, — ответил Аластор. — Дамблдор говорил, что во Франции слуг и лазутчиков Гриндевальда почти нет, но не могу сказать, что я в это верю.

— А я хотела бы верить.

— Мне нравится, что ты такая недоверчивая.

— Эта добродетель часто недооценивается.

— Я-то ее ценю, — сказал Аластор. — Ты — женщина на редкость находчивая и бдительная.

— Постоянная бдительность, — согласилась Минерва. — И бесконечная находчивость.

Аластор рассмеялся и подвинулся ближе. Минерва отвела глаза от окна и посмотрела в его улыбающееся лицо. Он взял ее руки в свои, поднес к губам и торжественно поцеловал каждый палец.

— Постоянная бдительность — мне это нравится, — сказал он.

Минерва сжала его пальцы и улыбнулась. На другом конце вагона появился кондуктор. Аластор выпустил ее руки и принялся искать билеты. Минерва сложила ладони на коленях и снова стала глядеть в окно на деревенские виды, дожидаясь, когда же поезд остановится.

Другой город, другой пансион. Когда они сошли с поезда, отсутствие багажа стало бросаться в глаза. Минерва сомневалась, что хозяйка, которая по широкой лестнице провела их в крошечную комнатку с окнами во двор, поверила в потерю вещей при пересадке. Но вопросов задавать не стала, и этого было достаточно. Хозяйка согласилась принести воду, утюг и одежную щетку, и Минерва надеялась, что им удастся привести себя в приличный вид.

Пока Минерва договаривалась насчет обеда в номер, Аластор осматривал комнату. Когда хозяйка ушла, он отвернулся от окна и грустно усмехнулся:

— Я бы чувствовал себя увереннее, наложи я охранные чары.

— Я тоже, — согласилась Минерва.

Крохотная, скромно обставленная комнатка выглядела довольно уютно, хотя в безопасности Минерва себя не чувствовала. Она села за маленький столик, расстегнула пуговицы на ботах и со вздохом облегчения стянула их с ног. Потом содрогнулась, поглядев на почерневшие от грязи носки чулок.

— А еще не помешало бы согревающее заклятье и парочка ночных туфель, вроде тех, что шьет сапожник на Лайтер-аллее.

— Я бы не отказался от огневиски, — сказал Аластор. — Но, боюсь, нас ждет разочарование.

— Точно, — ответила Минерва. — Максимум, на что мы можем рассчитывать — что хозяйка принесет пару горячих кирпичей и подогреет воду для умывания.

— Ты не забыла попросить у нее чаю? — поинтересовался Аластор.

— Хотя это и сразу выдало в нас англичан, но да.

Аластор улыбнулся. Он повернулся к ней спиной и стащил с себя тяжелое пальто. В камине были сложены дрова, и Минерва надеялась, что скоро кто-нибудь придет его растопить. Она еще раз оглядела комнату, стараясь не смотреть на кровать. Та казалась меньше и удобнее той, в которой им довелось спать в последний раз. До того, как их отношения каким-то неясным Минерве образом изменились.

В дверь коротко постучали. Минерва поднялась, собираясь открыть, и кивнула Аластору, который встал прикрыть ее сзади. Минерва видела, что он держит руку наготове, намереваясь, если что, сразу достать палочку. Дверь распахнулась, и за ней обнаружилась хозяйка с уймой разных вещей и горничная с тележкой. Обе принялись суетиться в комнате. Когда они вышли, стало гораздо теплее и теснее. Минерва обернулась к Аластору.

— Никакого огневиски, но, если ты накроешь стол к чаю, я постараюсь добиться, чтобы мы меньше походили на пугала.

— Предполагается, что мы должны совершать героические поступки, — пожаловался Аластор, но перешел к столу и принялся расставлять чашки.

Минерва выскользнула из пальто и повесила его рядом с пальто Аластора. Она поработает над пятнами влажной губкой и потом хорошенько пройдется щеткой. Горячий чай взбодрил обоих. После этого Аластор помог ей почистить и починить одежду. Они неторопливо снимали грязные тряпки, а потом, стараясь двигаться как можно осторожней, стирали, отжимали и развешивали их перед огнем, чувствуя себя совсем как дома. С полной беззаботностью Минерва прицепила чулки к веревке, натянутой перед камином, а Аластор отставил в сторону ботинки и ваксу. Они легко обходили друг друга, слаженно и без всяких усилий переходя от одного дела к другому. Минерва редко испытывала подобное спокойствие.

Аластор встал и потянулся, так что позаимствованный у хозяев халат распахнулся на груди. Минерва заставила себя отвести глаза. Она не хотела, чтобы на смену уютному вечеру пришел гораздо более опасный уют постели. За последние несколько часов ей почти удалось забыть жар кожи Аластора под пальцами и торопливое давление его губ. Плотно задернутые шторы отделяли их от мира, свеча на столе и огонь в камине постепенно угасали, комната становилась все меньше, а кровать — все больше.

Не то чтобы Минерва не знала о сексе. Маггловские коллеги в свое время изрядно позабавили и одновременно напугали ее своими странными, удушающими представлениями о том, как надлежит себя вести. Она была рада, что в колдовском мире у женщин больше свободы. Но ее беспокоило, что она во всем зависела от Аластора, а тот — от нее. Существовавшее между ними доверие делало физическую близость сразу и более трудной, и более интимной, и грозило самыми разными осложнениями. Они уже были нераздельны. За несколько коротких недель Минерва узнала об Аласторе больше, чем о подругах, с которыми прожила семь лет в одной хогвартской спальне. Близость, нагнетавшаяся, как давление в скороварке, наводила ужас и одновременно усиливала желание.

— В чайнике еще есть немного чая, — заметил Аластор, опуская руки и поворачиваясь к столу. Если он и заметил, что она не сводит с него глаз, то виду не подал.

— Отлично, — ответила Минерва. Она подошла и села за стол. Босые ноги немного мерзли, но зато были чистыми. Она натянула подол чужого халата на скрещенные колени и подняла глаза. Аластор подавал ей чашку. Он торопливо отвел взгляд от ее ног, и Минерва почувствовала, как по телу прокатилась волна жара. Она взяла чашку и сделала глоток, рассматривая развешанную перед камином мокрую одежду. Комната была невероятно уютной, но она думала только о том, что они оба практически голые и настолько в безопасности, насколько это возможно в сложившихся условиях.

— Надеюсь, завтра мы доберемся до испанской границы, — сказала она.

— Я тоже надеюсь, — согласился Аластор. — Я, в отличие от Дамблдора, не считаю, что Гриндевальд не станет преследовать нас во Франции. Чем дальше от него мы окажемся, тем спокойнее мне будет.

— Верно, — ответила она. — Ты точно не хочешь забрать пергамент и аппарировать?

— Мы уже сто раз это обсуждали. Аппарацию будут отслеживать в первую очередь.

Минерва нахмурилась и отпила еще чаю. Он отдавал ромашкой и мятой из хозяйского сада. Минерве было все равно.

— Хотела бы я верить, что из Лондона отправят кого-нибудь на помощь.

— Но знаешь, что никого не будет. Нас отправили с поручением потому, что Визенгамоту нужно было заткнуть Дамблдора, а не потому, что его сочли важным. Нас с тобой заранее списали в расход: начинающий неуправляемый аврор и молодая девушка. Но мы друг друга списать в расход не можем.

Минерва, слегка улыбаясь, слушала его усталый голос. Они были слишком молоды, чтобы стать циниками, но стали.

— Верно, — сказала она. — Для меня ты представляешь ценность. Кто еще возьмется меня сторожить, пока я сплю в промерзшем грязном маггловском вагоне?

— А я такое доверю только тебе, — заявил Аластор. Именно заявил. Он посмотрел на нее в упор. — Пойдешь со мной в постель?

О сне речь даже не шла. Минерва встала, поставила чашку и, придвинувшись к Аластору, протянула ему руку.

— Да.

Она отпустила все свои заботы и свободной рукой провела по его щеке и шее. Подавшись вперед, она дождалась, пока он поднял лицо ей навстречу, и прижалась к его губам.

Это совсем не походило на поцелуй в вагоне. Тот был изучающим: первый шаг в опасном направлении нежности. Аластор прервал поцелуй и встал, обхватив ее руками и едва не приподняв над полом. Минерва закинула руку ему на шею и снова потянулась к губам. В едином слаженном ритме они двинулись к кровати.

Минерва отпустила Аластора, почувствовав, что наткнулась ногами на кровать. Она торопливо откинула простыню и схватилась за пояс его халата. Аластор, запустив руку в ее волосы, снова прижался к ней губами, когда пояс разошелся под ее рукой. Она жадно провела по его коже, прикасаясь там, где раньше побывал ее взгляд, потом обхватила за талию и прижала к себе. Его член упирался ей в бедро, и она чувствовала страстное, нетерпеливое желание получить от Аластора как можно больше.

— Ложись, — выдохнул Аластор.

— Ты тоже, — сказала она.

Она развязала пояс и позволила халату упасть на пол, пока Аластор торопливо скидывал собственный халат и забирался в кровать. Он устроился на подушках, глядя на нее с неприкрытой страстью, пока она перебиралась через него к стенке. Она подумала, как он прекрасен в мерцании свечей и пламени камина. Надежный человек, которому можно довериться. Аластор подался вперед, притянул ее к себе и вовлек в поцелуй, сжимая горячими ладонями ее талию. Она оседлала его бедро. Каждый следующий поцелуй становился все яростнее, и Минерва расслабилась, позволяя страсти охватить себя.

Именно это ей и было нужно: настоящая близость, несущая совсем иную опасность, чем мир за дверями. Аластор был опасен именно потому, что отличался надежностью, потому, что она ему полностью доверяла. Когда он прервал поцелуй, чтобы отодвинуть ее волосы и пройтись губами по ее шее и плечу, она вцепилась ногтями ему в спину и прижалась ближе. Она хотела отдавать и получать на равных. Раствориться в этом мгновении было блаженством. Рука Аластора скользнула по ее бедру, поднялась выше и сжала живот. Минерва придвинулась еще ближе, провела рукой по его груди, спустилась вниз, обвела пальцами член и, услышав стон, улыбнулась ему в подбородок.

Минерва потерялась в прикосновении кожи к коже. Они с Аластором стали единым целым: два сердца бились, как одно, нервы переплелись. Он медленно и нежно скользнул пальцами внутрь нее и, услышав стон, спрятал улыбку в ее шее.

— Противозачаточное, — выдохнула она. Она хотела, чтобы он вошел в нее. Аластор открыл глаза, потянулся за палочкой и замер.

— Колдовать нельзя.

Он упал на подушки. Минерва потрясла головой, пытаясь восстановить дыхание, и произнесла:

— По-маггловски. Французские письма [1]. У тебя есть?

— Нет, — ответил Аластор. — Что это?

— Не важно. У меня где-то есть в чемодане.

— Идиотский запрет на колдовство, — буркнул Аластор.

Минерва разглядывала его, пока он лежал на подушках. Щеки у него пылали, а кожа поблескивала от пота. Она перевела взгляд ниже, от четкой линии груди к изгибу члена.

— Есть и другой способ, — сказала Минерва.

Аластор открыл глаза и, сообразив, что она имеет в виду, медленно улыбнулся. Минерва вскрикнула, когда он опрокинул ее на спину, прошелся поцелуями по шее и спустился ниже, сбивая простыни, чтобы устроиться между ее ног. Смеясь, Минерва подтолкнула его вниз, чтобы он поторопился. Он достиг цели, и смех перешел в стон. Она улыбнулась потолку, чувствуя себя свободной и счастливой, переполняясь радостью и позволяя Аластору делать все, что угодно.

Примечание:

1. Так в чопорной викторианской и поствикторианской Англии называли презервативы.

Граница вишистской Франции с Испанией. Очередной путевой столб по дороге к безопасности [1]. Они прошли через центральный выход вокзала на улицу. Минерве казалось, что они почти дома, хотя им предстоял еще целый день пути, прежде чем они доберутся до надежного портключа, который доставит их в подготовленное Дамблдором убежище. Аластор подтолкнул ее влево, к маленькому ресторанчику. У них было время поесть до прихода поезда, который, как они надеялись, окажется последним.

После долгого путешествия Минерва так привыкла к стуку колес, что ей трудно было освободиться от их ритма и двигаться так же неторопливо, как остальные прохожие. Аластор придержал дверь, и она шагнула внутрь, поблагодарив его улыбкой. Она оглядела зал, и улыбка замерла у нее на губах. Что-то было не так, хотя она и не могла понять, что именно. Слишком тихо: даже вилки с ножами двигались почти беззвучно. Она крепче прижала к себе руку Аластора. Они подошли к стойке небогатого привокзального буфета.

Аластор ощутил ее напряжение и повел к столику в самой глубине зала. Она опустилась на стул, который он придержал за спинку. Молчаливая официантка стала расставлять приборы. Аластор тоже сел, обведя комнату тренированным взглядом. Толкнув ее коленом, он отвлек Минерву от осмотра обедающих посетителей. Их глаза встретились, и она поняла, что он вычислил колдунов. Она тут же отвела взгляд, небрежно развернула салфетку и положила ее на колени. Аластор сделал то же самое, придвинул тарелку и принялся неторопливо есть. Минерва тоже приступила к еде, медленно разламывая картофелины в жидком жарком. Она жевала и пыталась почувствовать и определить, что за колдовство превратило зал в мертвое место.

Очень умелое колдовство, отличающееся от всего, с чем она сталкивалась ранее. Никаких следов злобного намерения. Что-то вялое и приглушенное. Может, так оно сумело подавить живой шум? Аластор, делая вид, что все в порядке, стал есть быстрее, чтобы вернуться к наблюдению за залом. Минерва все так же медленно подносила вилку ко рту, скрывая за механическими движениями бешеный напор мыслей и чувств. Чем дольше они просидят, тем четче она почувствует заклятье. Словно вата — нежное и бесформенное. Аластор поглядел на нее. Ей не надо было слов, чтобы понять, о чем он думает. После того, как они выйдут отсюда, надо быть готовой ко всему.

Минерва вслед за Аластором поднялась на ноги, надеясь, что их подводит излишняя бдительность и колдуны оказались в ресторане совсем не по причине их с Аластором невезения. Повернувшись, она заметила их за столиком у окна. На них почти невозможно было смотреть, взгляд все время уходил в сторону, и она поняла, что это за чары. Старательно отводя глаза, она вышла на улицу.

Рука Аластора на талии поддерживала ее, пока они шли к вокзалу. Каждый нерв в теле замер в ожидании вспышки заклятья за спиной. Рука горела, так хотелось схватиться за палочку, но она подавила желание похлопать по рукаву, чтобы убедиться, что та на месте. Немного успокаивала только тяжесть пистолета на бедре. Каждый щелчок каблуков по асфальту приближал ее к дому и к безопасности. Минерве ужасно хотелось бросить взгляд через плечо.

Они свернули за первый угол, и Минерва почувствовала, как Аластор слегка расслабился.

— Что-нибудь заметила? — спросил он.

— Какая-то заглушка, — сказала она. — Чтобы не привлекать внимание.

Ее восхитило изящество заклятья и то, как оно придавило всю атмосферу ресторанчика. У нее еще будет время разобраться. Удовлетворение любопытства подождет, пока они не окажутся в поезде.

— Не думаю, что искали нас, — заметил он.

— Повезло.

— Точно, — согласился Аластор.

Хотя с каждым шагом они уходили от опасности, оба продолжали идти все быстрее. Минерва устала от постоянного напряжения. Она мечтала о сомнительной безопасности бомбоубежища в Блетчли, мечтала перестать подстраивать походку под стук колес о рельсы и избавиться от постоянного напряжения притворства. Аластор вышагивал рядом, и она гадала, рвется ли он домой или наслаждается жизнью на острие ножа. Подняв глаза, она увидела его мрачное, усталое, напряженное лицо и поняла, что он тоже мечтает о доме.

— Когда вернемся, — сказал он, — расскажешь, как научилась чувствовать заклятья.

На нее он не смотрел, и Минерве оставалось догадываться, какая часть сказанного была предназначена убедить, что вернуться удастся.

— А ты расскажешь, как выучил столько языков, — ответила она.

Аластор поглядел на нее и слабо улыбнулся. Они свернули за последний угол и оказались перед вокзалом.

— А ты — где ты научилась стрелять.

— Я хочу узнать, где ты освоил беспалочковый Петрификус.

— Нам придется провести много времени вдвоем.

— Зато потратим его с пользой. Жажда знания украшает жизнь.

— Ненасытная жажда, — сказал Аластор.

— Мы все еще про знание? — спросила Минерва.

Она бросила на него невинный взгляд и улыбнулась только после того, как он рассмеялся. Она толкнула вокзальную дверь и ступила внутрь, предоставив ему догонять. По пути на платформу, пока они огибали кучки людей, толпящихся у касс, она несколько раз коснулась его плечом. Они шли, переставляя ноги в общем идеальном ритме, весь долгий путь до поезда.

Примечание:

1. Вишистская Франция официально придерживалась нейтралитета. Испания также сумела сохранить нейтралитет: Франко отделался отправкой на Восточный фронт «Голубой дивизии», отчего впоследствии и умер в своей постели, пережив Гитлера почти на тридцать лет. Так что, хотя в Испании кишели разведчики и контрразведчики всех воюющих держав, там было относительно безопасно. Относительно — потому что в случае чего испанская полиция в дела немецкой контрразведки вмешиваться бы не стала, а английскому посольству было бы проще и удобнее сделать вид, что ничего не происходит.

— Великолепно!

Дамблдор сиял, разворачивая протянутый Минервой пергамент.

Минерва опустилась на узкий диванчик у горящего камина и улыбнулась. Аластор устроился рядом. Дамблдор в развевающейся мантии и с выбившимися из-под остроконечной шляпы рыжими волосами казался пришельцем из иного мира. Может, они слишком долго выдавали себя за магглов? Оставалось только надеяться, что Аластор в мантии не будет смотреться также нелепо.

— Нелегко пришлось? — спросил Дамблдор.

— Да, — резко заявил Аластор. — Нелегко. И я практически уверен, что ваш человек в Нуменгарде мертв.

Вежливая маска Дамблдора на мгновение спала, и под заученным благодушием проступило настоящее горе. Минерва смотрела, как он берет себя в руки, как на его лице вновь появляется любезное выражение. Аластор фыркнул. Она знала, о чем он думает: какая жалость, что Дамблдор не способен быть искренним. Сам-то он что думал, то и говорил, хотя, как ей было известно, тоже умел притворяться. Правда, когда они встретились первый раз, много недель назад, ей бы такое в голову не пришло.

— Мне жаль, — сказал Дамлбдор.

Минерва, конечно, ему не поверила. Она не сомневалась, что для достижения своей цели он не остановится ни перед чем. Ей повезло, что его цель ее устраивает. Хотя это было не важно.

— Вам все равно: вы заполучили свои доказательства. Надеюсь, Министерство в восторге.

Дамблдор не стал спорить. Он взмахнул палочкой, и к Минерве с Аластором рысью подбежал целиком накрытый — с полным чайным сервизом и подставкой для пирожных — столик. Позабавленная Минерва неторопливо оглядела расписанные бабочками чашки и кексы с лимонной глазурью.

— Или вы предпочитаете кофе? — спросил Дамблдор.

— Вовсе нет, — ответила Минерва.

Она посмотрела на Аластора. Тот уставился на сервиз так, словно позабыл, что это такое. Она поставила две чашки на блюдца, взяла молочник и налила немного молока в одну из чашек. Аластор предпочитал чай с лимоном. Она подняла голову и увидела, что Дамблдор не сводит с них глаз. Она вскинула брови,и он вернулся к чтению пергамента.

Пока Дамблдор разбирал и копировал текст, они, запинаясь, рассказали свою историю. Он серьезно и внимательно их слушал. Когда Минерва описывала заклятье, с помощью которого их выследили, он кивнул и стал слушать еще внимательнее. У Минервы ныли ноги и к тому моменту, когда они закончили, совсем не осталось сил. Аластор, откинувшись на спинку дивана, похоже, задремал.

— Вы оба устали, — сказал Дамблдор. — Вам надо отдохнуть.

— Было бы неплохо, — согласилась Минерва. Она толкнула Аластора ногой и тот рывком проснулся.

— Спасибо, — сказал Дамблдор. Он перестал изображать благодушие и позволил показаться чему-то вроде искренности. — Хотелось бы мне, чтобы вам пришлось не так тяжело.

— Нас было двое, — ответил Аластор. — Так легче быть расходным материалом.

— Вы не были расходным материалом, — возразил Дамблдор.

В этот раз фыркнула Минерва. Она видела его насквозь. Полезно знать пределы его правдивости, хотя печально, что она оказалась права. Она почувствовала грустную усмешку Аластора и поднялась.

— Спасибо за чай. Думаю, я доказала, что ведьмы способны сражаться.

— Когда я стану главнокомандующим, — сказал Дамблдор, — вы будете моим начальником штаба.

— Ловлю вас на слове.

Она протянула руку, чтобы помочь Аластору встать, прикидывая, как бы спросить его, не хочет ли он пойти к ней домой. Он усмехнулся, и она поняла, что все получится, как бы она ни спросила. Усмехнувшись в ответ, Минерва стащила его с дивана.