Право на поражение (гет)

Мы аппарировали на улицу в спальном районе: вереница домов, похожих друг на друга как близнецы, была с одной стороны, с другой — металлическая решётка и сквер, полный деревьев с голыми стволами. Площадь Гриммо совсем не изменилась с моего последнего визита.

— Риддл получил в наследство от Поттера дом? — удивился Лестрейндж.

Правда, это не помешало ему крепче сжать мою руку и потащить ко входу. Он не мог видеть дом, но каким-то образом понял, что я могу. Что я — одна из хранителей и смогу провести его внутрь. Гарри сам настоял на этом после войны. Он тогда сказал, что мы с Роном его семья, и что бы не случилось — двери этого дома всегда будут для нас открыты.

Дом двенадцать на площади Гриммо обещал безопасность, был своеобразным убежищем для зверя, по следу которого вот-вот пустят гончих, чтобы затравить и поймать.

— Я не убегу, — сказала я, пытаясь выдернуть свою руку из захвата Лестрейнджа.

— Ещё бы ты попробовала убежать, маггла. Риддл за подобную глупость живьём с тебя шкуру спустит! — Он хохотнул, но всё же отпустил меня.

Дом появлялся медленно, не спеша, словно старая неповоротливая черепаха. Казалось, что он просыпается после долгой спячки, потягивается, хрустит костями и отряхивает со шкуры пыль и мелкий мусор.

В этот раз я сама взяла Рабастана за руку. Вернее, за рукав мантии, брезгуя прикасаться к коже. Мы взошли по крыльцу, дверь оказалась не заперта. Внутри воздух был влажным, тяжёлым, противно пахнущим старыми башмаки и лавандой.

Было темно. Я взмахнула палочкой и шепнула:

— Люмос!

У подножья лестницы лежал Кричер в своем старом грязном полотенце. Он свернулся калачиком, обхватив себя тонкими руками, словно ему было холодно, но он слишком устал, чтобы дойти до кровати и согреться под одеялом.

— Эй! — окликнул его Лестрейндж. — Эльф, я с тобой говорю.

Он подошёл к нему и пнул, отчего Кричер перекатился на спину. Я увидела, что лицо домового эльфа искажено в жуткой гримасе, а глаза неподвижно смотрели в потолок.

Рабастан взъерошил волосы и усмехнулся:

— Ничего не меняется: наш Тёмный лорд так и не научился убирать за собой сломанные игрушки.

* * *

Том вернулся утром. Вошёл в дом словно ни в чём не бывало, не обращая внимание на такие мелочи, как накрытое простыней тело Кричера на полу и нацеленную на него волшебную палочку.

— Брось, Гермиона. Я слишком устал, чтобы слушать нотации и прочую чепуху. Ты всё равно не станешь причинять вред телу Поттеру.

— Зачем?

Я не уточняла, что имею в виду, но Том понял меня без слов. Такое случалось всё чаще, словно он знал меня не первый год.

— Мне нужен был этот дом, но глупый эльф не признавал меня хозяином и настроил защиту так, что я не мог войти внутрь. Он мешал — я от него избавился. Всё просто.

Риддл подошёл и протянул руку, словно хотел обнять, но я не позволила. Уклонилась, отступила, прячась за креслом и не выпуская палочку из рук. Всё было как-то глупо, неправильно, но в то же время до смешного просто и понятно.

Что поделаешь, если ныне такое время: от ненужных избавляются, неблагонадёжных запирают в клетках, а остальных ценят не больше, чем статистическую погрешность в эксперименте.

— Что с Луной? С Ханной? Нас ищут?

— Иди отдыхать. Завтра обо всём поговорим.

— Нет. Я не для того впутывалась в эту авантюру, чтобы сейчас делать вид, что всё хорошо.

Риддл молча протянул мне свежий выпуск Пророка и, развернувшись, ушёл. Наверное, к Лестрейнджу. Наверное, это было важно, но меня сейчас интересовала только газета в моих руках с огромной колдографией Кингсли на первой полосе. Заголовок над ней гласил: "Перевёртыши под крылом министра или начало новой войны?"

* * *

Кингсли на колдографии выглядел безмятежным и в то же время печальным. Как ему это удавалось — загадка. Я помнила его другим: сильным и решительным, серьёзным и весёлым, уставшим и отважным, но никогда таким фальшивым и искусственным, словно цветы в погребальном венке.

Риддл был прав — нам действительно надо было поговорить обо всём завтра, но я не захотела, за что теперь расплачивалась головной болью и опустошением. Луна в Мунго с сотрясением и переломами, а Ханна мертва. Холодный расчёт или шальное заклинание — сейчас это не так уж и важно. Аббот больше не было, не стало и угрозы разоблачения, если бы её схватили живой.

Во всём винили Маклаггена. Судя по статье, он сейчас находился в следственном изоляторе Синих, и одному Мерлину было известно, что с ним сделают, чтобы узнать имена соучастников.

Лестрейнджа тоже похоронили. Это было удобно. В конце концов, мёртвый Пожиратель всегда предпочтительнее Пожирателя живого. Я не строила иллюзий: его будут искать. После эксперимента он стал слишком ценным, чтобы спустить дело на тормозах.

Ни обо мне, ни о Риддле в статье ничего не было сказано, но это ничего не значило. Нас могли видеть до того, как портключ сработал, или же фантомы могли исчезнуть посреди бального зала раньше, чем это было запланировано.

Ни в чём нельзя было быть уверенной, а единственный, кто мог ответить на вопросы — это Риддл.

В дверь постучали.

— Можно?

— Это твой дом, — отозвалась я.

Я не запирала дверь в комнате — это было бессмысленно. Если бы от меня захотели избавиться, то ни Риддла, ни Лестрейнджа не остановили бы банальный замок и чары.

— Это дом Поттера.

— У тебя его тело, его жизнь, его палочка. И дом тоже — нечего играть в благородство.

— Это вежливость, Гермиона.

Том вошёл и сел рядом со мной на кровати. От него пахло свежестью и гелем для душа. Забавно, он очень щепетильно относился к чистоте, стараясь внешней безупречностью компенсировать жестокость и расчётливость.

Интересно, можно ли отмыться от крови? Наверное, можно, если очень постараться.

— Ханна мертва. Она тоже стала бесполезной?

— Отчасти, но не я её убил, — сказал Риддл.

Я слабо улыбнулась — он не врал, незачем было врать.

Его волосы были гладко зачёсаны назад, рукава рубашки небрежно подвёрнуты, а очки исчезли. От моего друга совсем ничего не осталось, но я знала этого человека почти так же хорошо, как и Гарри. Я знала его привычки, жесты, слова и фразы, которые он чаще всего использовал. Трудно было не знать всего этого, живя с человеком под одной крышей столько времени.

Я была слепа: все эти три года Риддл постепенно день за днём захватывал тело Гарри, подчинял его себе, пока в какое-то мгновение не вытеснил совсем. Он изучил всех его друзей и знакомых, изучил и меня. Возможно, даже привязался по-своему, скорее используя, чем дорожа.

Пришло время признаться себе в том, что я так долго отрицала: Гарри больше нет. Он не спит внутри сознания Риддла и не связан заклинаниями. Он исчез, растворился в личности Тома, как капля коньяка в кружке кофе.

К худу это или к добру — время покажет. У меня не было времени оплакивать его. Как ни смешно, но Тёмный лорд больше не был самой страшной угрозой. Его потеснили Синие с их безумным планом сделать идеальное общество с идеальными волшебниками, марширующими вперёд, в идеальное будущее.

Но это не означало, что я забыла и простила.

Такое невозможно простить.

— Не стоит грустить за погибшими, Гермиона. Это бессмысленно.

Риддл обнял меня, скользнув горячими руками по плечам и спине. Так сделал бы Гарри, чтобы утешить и ободрить. Он был мне как брат, которого я любила несмотря ни на что. Том же братом никак не воспринимался. Его объятия были слишком другими, а причины — совсем непонятными.

И всё же его не хотелось оттолкнуть, не было ни отвращения, ни брезгливости, только какая-то болезненная потребность прижаться сильнее, чтобы забыть обо всех тревогах хотя бы на миг.

— Расскажи о том, что произошло после того, как сработал портключ.

— Аббот убили, я продолжал обороняться. Нужно было потянуть время, чтобы ваш след смазался, затерялся среди других заклинаний. В этом мне помогла пара фантомов в масках Пожирателей. Иногда людей бывает очень просто обмануть.

— А потом? Как тебе удалось выбраться?

— Помогли фантомы — они оттягивали внимание на себя. Они не могли никому причинить вреда, но создавали много шума. Мне удалось спрятаться под мантией-невидимкой и вернуться назад, в бальный зал. Я развеял своего фантома и продолжил танцевать с твоим. Подмены никто не заметил, поэтому, когда подняли тревогу, я первый вызвался добровольцем и поспешил в лабораторию.

— Как удобно, — протянула я, а затем спросила: — Это конец? Мы победили?

Риддл молчал долго, уткнувшись подбородком в мою макушку. Так долго, что я уже не надеялась получить ответ.

— Я не знаю, Гермиона, — наконец произнёс он. — Время покажет.

* * *

Следующие два дня я провела в доме на площади Гриммо двенадцать вместе Лестрейнджем. Кто за кем присматривал — тот ещё вопрос. Правда, у меня было преимущество — волшебная палочка. Палочку, которую Рабастан забрал у Луны, он сломал в первый же вечер. Сломанную палочку нельзя было отследить.

Рядом с Лестрейнджем я не была в безопасности. Это всё равно что закрыться в клетке со спящей мантикорой. До поры до времени она похожа на безобидного котёнка, но стоило только её потревожить — и никто не дал бы и кната за целостность твоей шкуры.

В отличии от Сириуса, он совсем не пил, оставаясь всегда собранным и готовым в любой миг отразить нападение. Казалось, что время, проведённое в Азкабане и лаборатории, нисколько не притупило его инстинктов.

Как-то утром я застала его в гостиной бросающим ножи в самодельную мишень из доски, разукрашенной разноцветными красками. Где он их достал, было непонятно, ведь ещё летом перед пятым курсом миссис Уизли выбросила из дома всё, что так или иначе было опасным или связанным с тёмной магией.

Заметив меня, он усмехнулся и протянул мне нож со словами:

— Присоединишься?

Я покачала головой и отступила.

— Ну и зря. Нужно уметь защищаться и без палочки. Она не всегда будет у тебя под рукой, — сказал он, бросив нож. Он вошёл в центр мишени на половину лезвия, легко, словно перышко.

— Зачем вам учить меня этому?

— Мне скучно, а ты забавная. Иди сюда.

Я медленно подошла к нему, беря протянутый нож. Он стал за моей спиной, обхватив мою ладонь и показывая, с каким размахом и под каким углом стоит бросать нож, чтобы он вошёл в мишень.

Его прикосновения мне были по-прежнему неприятны, но я попыталась сосредоточиться на процессе обучения. В первый раз у меня ничего не получилось, во второй тоже. В пятый нож попал в мишень, стукнулся об неё рукояткой и упал. В пятнадцатый мне удалось зацепить край доски. Через час занятий нож попадал в мишень. Не в центр и не всегда ровно, но достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что он сможет причинить вред.

Рабастан одобрительно улыбнулся и сказал:

— Пару тренировок — и ты будешь бросать ножи не хуже Беллатрикс.

— Не думаю, что буду продолжать.

— Эх, маггла. Вроде и умная волшебница, а всё продолжаешь чудить. Как ты не можешь понять, что до сих пор жива только потому, что полезна Риддлу. И чтобы оставаться ему полезной, ты должна постоянно осваивать новые навыки.

— Навыки убивать? — с вызовом спросила я его.

— И это тоже.

— Почему вы называете его Риддлом? Почему не Волдемортом?

— Потому что он больше не Волдеморт. — Лестрейндж замахнулся и снова бросил нож в мишень. — Тебе это сложно понять, но поверь мне. Я знал его до падения, знал после возрождения. Это были два разных человека. А этот — не похож ни на одного из них. Может быть, дело в Поттере. Может быть, он сумел как-то повлиять или изменить то, что осталось от Тёмного лорда... Я не знаю, а он не скажет.

— Мистер Лестрейндж, есть ли вероятность, что... что Гарри...

— Нет, — перебил он меня. — Не строй иллюзий. Поттер мёртв, а его место занял Риддл. Я не знаю этого Риддла, не знаю, на что он способен и к чему стремится в этот раз. Так что на всякий случай готовься к войне, маггла, — добавил он со смешком.

Что ж, Рабастан только подтвердил мои подозрения. И как бы горько и больно не было, как бы не хотелось наказать его, я не могла ничего сейчас поделать. Дело было не только в том, что Том сильнее и искуснее меня в волшебстве.

Риддл был полезен в борьбе с Синими. И пока он оставался полезным — он будет жить.

* * *

Я вернулась в квартиру, которую мы делили с Риддлом. Было начало ноября, дни становились всё больше дождливыми и унылыми, а ночи — длиннее и холоднее.

К тому времени Ханну уже похоронили, а министр обзавёлся новым помощником из Синих. Им стал Гарри Поттер.

Казалось, что для Риддла все эти перемены не имели большого значения. Несчастный случай, удачное стечение обстоятельств, улыбка фортуны — всё это сплелось в клубок разноцветных нитей, который не сможет расплести даже мойра.

Утром за завтраком Том протянул мне небольшую бархатную коробку со словами:

— Наденешь на безымянный палец.

Я открыла её — внутри оказалось кольцо. Золотой ободок с затейливой резьбой без каких-либо камней.

— Это такая шутка?

— Отнюдь. Для продвижения по службе мне нужна невеста, которая позже станет женой. Человек с семьёй внушает уважение, он выглядит надёжным и предсказуемым. Им легче манипулировать, поэтому таких людей охотнее допускают к власти.

— Фиктивный брак? Но почему я?

— А кто? Джинни? Все знают, что мы с ней разошлись. А с тобой Гарри Поттер прожил последние полгода. К тому же вы с детства дружили — никого не удивит такой союз.

— Ты заранее всё спланировал.

— Разумеется. Надень кольцо и купи вечернюю мантию. Завтра мы приглашены на ужин к одному из преторов; там я официально объявлю о нашей помолвке.

— Нет.

— Что нет?

— Я не буду в этом участвовать.

Том откинулся на спинку стула, задумчиво рассматривая меня. Мне не нравился этот взгляд, оценивающий и в то же время снисходительный, словно он говорил не с взрослым человеком, а с малым неразумным ребёнком.

— Чего ты хочешь? Ухаживаний и романтики? Заверений в любви до гроба? Или, быть может, обещания, что после всего я верну это тело Поттеру? — спросил он.

Каждое его слово звучало как насмешка над тем, что было мне дорого. Над тем, во что я верила и в тайне желала. Каждое его слово ранило, и он это прекрасно знал.

— Ты не вернёшь тело Гарри. Его больше нет, — медленно произнесла я. Слова давались мне с трудом, но стоило сказать их вслух — и стало легче.

— Он всё ещё здесь, во мне, и я не могу от него избавиться, как бы не старался. Ты права — я не верну тело Поттеру, некому возвращать. Не смогу и дать тебе то, во что не верю. Могу предложить лишь сделку, а соглашаться на неё или нет — решай сама.

Риддл ушёл, оставив меня один на один с мыслями, сомнениями и обручальным кольцом. Я не надела его, сунула в карман, трусливо откладывая решение на потом.

В конце концов, у меня всё ещё оставалась иллюзия выбора.

* * *

Я застала Невилла складывающим свои вещи в коробку. Снаружи она выглядела небольшой, но внутри наверняка были наложены расширяющие пространство чары: в неё легко помещались как справочник и чернильница, так и история зельеварения в пяти томах.

Франческа стояла на столе, лениво шевеля листьями в попытке дотянуться до сэндвича с ветчиной.

— Привет, — поздоровалась я.

Невилл мельком взглянул на меня и кивнул, продолжая собираться. Он спешил, у него не было времени на праздные разговоры.

— Проект закрыли?

— Да, — ответил Невилл. — По крайней мере, мы им больше не нужны.

— Я сегодня хочу проведать Луну. Пойдём вместе?

— Не могу. Я буду... занят. Нужно перевести вещи, да и бумажной волокиты много. Ты же знаешь этих бюрократов — за каждую разбитую пробирку потребуют отчёт.

Я невольно улыбнулась: несмотря ни на что, Невилл оставался прежним, чуточку рассеянным и надёжным. Вместе с тем я ощутила, что пришла не вовремя. Что сейчас он не сможет ни выслушать меня, ни дать совет.

— Мы же не прощаемся? Не навсегда?

Глупости! Какие глупости лезли в голову! Но мне так важно было услышать, что всё это — отчуждение и спешка — временно, что всё закончится, и мы снова будем встречаться за чашкой кофе в обеденный перерыв и говорить обо всем на свете.

Мне было важно знать, что мы по-прежнему остались друзьями.

— Конечно, нет.

Невилл подошёл ко мне, порывисто обнял, сжимая до боли в костях. Он прощался, прощался надолго, но ничего не мог мне рассказать. У стен тоже могли быть уши или глаза, ведь магия почти всесильна.

За нами следили, только после побега слежка усилилась, из тени превратившись во вполне осязаемых ищеек, которые только и ждали повода, чтобы нас схватить и утащить к себе.

Мой друг не хотел рисковать ни мной, ни собой, ни Луной, поэтому сторонился и собирался уйти в глухую оборону. Он прекрасно понимал, как и Риддл, что с побегом Лестрейнджа ничего не закончится.

— Береги себя и позаботься о Фрэнси, хорошо?

Всё было действительно плохо, раз он отдавал мне свою любимицу. Я ни о чём не спрашивала, вопросы были слишком опасны. Молча взяла вазон с геранью и ушла. Глаза были мокрыми, и то и дело приходилось моргать, чтобы не споткнуться. Я шла вперёд, опустив голову и моля Бога о том, чтобы он защитил моих друзей. Мысленно обещала, что сделаю что угодно, только бы с ними ничего не произошло. Только бы они жили.

Потерю ещё одного я бы не пережила.

* * *

Вечером, вынимая мелочь из карман мантии, чтобы постирать её, я обнаружила клочок пергамента. Внутри было написано всего пару строк знакомым, чуть угловатым почерком Невилла:

Используй фильтры для воды и не забудь пересадить Франческу в новый вазон. Из старого она уже выросла.

Невилл с самого начала планировал найти меня и отдать герань. И предупреждение, ведь при мне он ничего не писал. Для него это было важно, важнее, чем собственная безопасность, иначе обо всём этом он сказал бы мне в кабинете.

Значит, об этом нельзя было говорить. Мерлин, Невилл, что же мы создали в лаборатории и к чему это нас приведёт?

Я скомкала клочок пергамента и сожгла его, прошептав:

— Инсендио!

В тот день я так и не пошла к Луне. Осторожность Невилла передалась и мне: в каждой тени мне чудился соглядатай и шпион. Не купила я и мантии, упрямо решив, что ни за что на свете не буду плясать под дудку Тома. Хватит! Он и так только и делал, что помыкал мной и всё дальше втягивал в неприятности.

Если кому-нибудь станет известно о нашем участии в побеге заключённого, о срыве эксперимента и противостоянии Синим — мы не жильцы. От нас избавятся в два счёта, без оглядки на последствия и общественное мнение.

Мы с Риддлом давно перестали быть неблагонадёжными, превратившись во врагов нового режима. Но, несмотря ни на что, я была рада этому.

Я сражаюсь — значит, живу.

* * *

...а утром стало известно, что Невилл исчез. Его дом, доставшийся ему после смерти бабушки, сгорел. Тело не нашли.