Мразь (джен)

Прим. автора: впереди две очень спорные главы, но щито поделать. Автор очень просит молча отписаться, если вам не зашло.

С уважением, Г.К.

Гарри осторожно отворил дверь спальни Сириуса. Тот спал. На полу валялась бутылка виски — так он ждал жену, рожавшую ему наследника в клинике Мунго. Гарри сказал Сириусу, что видел Мэгги со старшим Селвином, когда узнал, что Мэгги ждет ребенка. Он посчитал, что будет честным рассказать. Почти мгновенно он пожалел об этом. Гарри думал попросить Сириуса не говорить Мэгги, что именно он рассказал этот секрет, он хотел сказать, что знает это случайно, но не успел ничего пояснить. Сириус взбесился и тут же пошел искать Мэгги. Они ругались весь вечер, Мей привела Миру во вторую гостиную и пыталась отвлечь от голосов родителей, но у нее ничего не вышло, и она сама в итоге разревелась.

С тех пор Мэгги почти не разговаривала с Гарри. Она ни с кем почти не разговаривала дома, часто пропадала, а один раз Гарри видел, как Сириус ударил ее. Он хотел попросить прощения у Мэгги, но она сказала, что всегда поддерживала его, относилась к нему, как к своему сыну, а он предал ее доверие. Она заявила, что Гарри уже взрослый и сделал один свой настоящий выбор в жизни. Говоря такое, Мэгги показала на синяк, оставленный Сириусом как раз в тот день, пару дней назад, когда они с Сириусом почти дрались и Сириус выбил рукой у Мэгги палочку, чтобы она не могла колдовать. Мэгги сказала, что этот синяк на ее теле — последствие его выбора. И ему самому надо решить, хорошо он поступил или плохо.

Хорошо или плохо? Вот бы он мог слышать те разговоры, сохраненные лишь в виде записок, которые он теперь закопал недалеко от дома, положив в бутылку из под виски Сириуса, чтобы листы не сгнили. Каждый вечер он писал себе, что в бутылке лежат секреты, клал записку под подушку, чтобы утром проверить, помнит ли он в какой бутылке и какие секреты. Он так и не придумал, что бы сделал, если бы не вспомнил, но тогда бы он точно знал, что ему стерли память, и что он знал какие-то секреты. И знал бы, что стерли память ему дома, это сделали Мэгги с Сириусом. Он считал чрезвычайно важным помнить об отношении людей к себе. Августус Ринг, автор исторического путеводителя по чарам, который Гарри нашел в библиотеке, считал, что самое страшное заклинание — не Авада Кедавра, а Обливиэйт. Можно поступить подло с человеком и заставить его забыть, относиться к себе так же, как до этого подлого поступка. Хорошо или плохо не знать? Когда Сириус и Мэгги говорили, что он не сын Джеймса Поттера, чья это была мысль? Мэгги говорила, что он станет злым темным магом или Сириус? А как реагировал тот, кому это было сказано? Заступался за него или соглашался? Хорошо или плохо он поступил, рассказав Сириусу об измене Мэгги? Но разве сама Мэгги хорошо поступала?

Сейчас Сириус спал, на столе его лежала какая-то книга, пергаменты, почему-то валялся черный носок, маггловская зажигалка и графин с водой. Гарри прикрыл дверь и вернулся в большую гостиную с камином. Он даже задремал в кресле, но проснулся от бубнежа Кричера.

— Что такое? — спросил он.

— Мерзкая полукровка родила сына. Мерзкие полукровки захватили дом благороднейшего семейства Блэков. Мерзкая полукровка спрашивает меня, и я должен отвечать. Бедная, бедная Вальбурга.

Гарри подскочил к Кричеру, завернувшему обоину в том самом месте. На родовом дереве Блэков от выжженного пятна, которое когда-то было Сириусом Блэком и белого пятна без имени, которое должно было быть Маргарет Сэмьюэлс, появилась третья линия и новое имя — Авиор Блэк. Было поздно, темно, и это новое имя почему-то казалось ярче других. Эта яркость раздражала Гарри. Он сам не знал, почему не спал этой ночью, когда и Мей, и Мира давно видели свои сны, и даже Сириусу, казалось, было не так уж важно, несмотря на все его слова, от него ждет ребенка Мэгги или от Селвина. И теперь Гарри не понимал, что за щемящее чувство возникло у него в груди. Ощущение неправильности и грусти. Теперь, когда в семье Сириуса появился сын, о нем все вообще забудут. Мэгги только этого и ждала. И Сириус тоже, потому что ему просто было важным, чтобы его наследник был не чистокровным, как Ригель Лестрейндж, чтобы «благороднейшего и древнейшего семейства Блэк», как он говорил, не существовало. Мэгги сказала, что относилась к нему, как к своему сыну. Относилась ли? Если бы он был в семье Мэгги и Сириуса как сын — им бы не нужен был другой сын, несмотря на все эти заморочки с наследством!

— Скоро все, что тебе дорого, будет принадлежать мерзкой полукровке! — зло бросил Гарри, повернувшись к домовику.

— Родословное дерево Блэков можно заклеить, закрасить, но нельзя закрасить кровь! Кричер знает, что старший сын Сириуса — вот здесь, — Кричер показал пальцем на нарисованного Ригеля.

— Он бастард, и будет наследовать только в случае смерти его, — Гарри ткнул в новое имя.

Гарри поднялся с колен, вытер рукавом потекшие сопли и собрался уйти. Но у двери остановился. Обернулся, глядя на Кричера, который сидел на корточках, пошатываясь, смотрел в одну точку дерева и повторял едва слышно: «мерзкие полукровки».

— Ты же владеешь хорошей магией? Ты можешь зарисовать этого Авиора и показать Сириусу?

— Кричер не может. Ребенок все равно будет. Кричер так не сделает.

— А ты подрисуй к белому пятну, которое обозначает Мэгги, Ричарда Селвина, и проведи от них линии к ребенку. Ты же хочешь, чтобы настоящим наследником дома Блэков был чистокровный Ригель? Чтобы род Блэков процветал, а полукровки выметались вон из этого дома. Тогда сделай, как я говорю! Я-то уйду отсюда, как только мне исполнится семнадцать. Ноги моей здесь не будет!

С этими словами Гарри выбежал из малой гостиной, уже не сдерживая слезы. Он не понимал, что с ним творится, и почему он так не хотел, чтобы у Мэгги родился сын. Он ведь никогда не был сыном Сириуса. Но его воспитывали как старшего в семье, учили заботиться о Мей и Мире, как будто бы он был их старшим братом. Но при этом он всегда им был чужим.

Гарри вошел к себе в комнату и сел на кровать, подтянув к подбородку колени. Слезы текли сами собой. Он думал, как хорошо было бы жить с родными мамой и папой. Они, наверное, были не такими как Сириус с Мэгги, не изменяли друг другу, и там он бы был настоящим сыном, его бы учили заботиться о настоящих сестрах. В памяти его возникла записка о стертых воспоминаниях, как Мэгги и Сириус обсуждали, что он, возможно, не сын Джеймса, и от этого Гарри заревел еще сильнее. Ни об этой записке, ни о той, где Лора предлагала убить Сириуса, Гарри не сказал никому. Первое касалось только его, оно было личным, а второе было слишком важным, и Гарри справедливо опасался, что ему могут не только стереть память. Он понимал, что убийство — это самое страшное преступление, на которое способны только темные злые маги! Хвост за меньшие проступки был в Азкабане. Было странно считать Мэгги темной и злой. Это мысль казалась какой-то абсурдной. Может, они обсуждали это все в шутку, а ему стерли память, потому что решили, будто он не поверит, что это была шутка?

Он не заметил, как уснул. Ему снилось, что он назло Мэгги и Сириусу становится самым злым волшебником в истории, чтобы им стало стыдно за него. Но спал он недолго, проснулся от крика домовика, понял, что лег, не переодевшись в пижаму, и в голову сразу же закралась мысль, что Мэгги за это его бы выругала. Он выбежал по направлению крика в сторону спальни Сириуса на второй этаж.

Когда он вбежал туда, ему показалось сразу, что что-то не так, но он не мог сообразить, что именно. Он осматривал комнату, и только когда домовик приподнял Сириуса, понял, что на его теле совершенно нет головы. Вообще. А комната какая-то странно мокрая. Он зажмурился и открыл глаза.

— Кричер плохой домовик! Кричер погубил хозяина! Кричер должен убить себя! — сказав это, безумный домовик бросил тело Сириуса, грубо оттолкнул Гарри, как будто даже не замечая, что толкает человека, а не предмет мебели, и убежал.

Гарри упал от толчка Кричера, но быстро поднялся. Он приблизился к тому, что еще несколько часов назад было крестным. Сириусом. Который считал, что Гарри не сын Джеймса Поттера. Который пил маггловский виски, пока его жена была в больнице и рожала его сына. Который ударил Мэгги, женщину намного слабее его, к тому же беременную. Который учил его летать на метле и читал вслух истории из книг, когда еще сам Гарри не мог читать. Который говорил ему, что он не должен делать ничего назло и вопреки, но Гарри не послушался, он делал назло! Палочка выпала из руки Сириуса и откатилась на полметра, в другую сторону откатился бокал с виски. Ошметки мяса, костей и мозгов валялись у стены, на стене, везде… Как будто у Сириуса была не одна голова, а несколько, так было много всяких кровавых очень мелких кусков, костяшек и самой крови. На кровати лежали какие-то бумаги. Гарри осторожно, стараясь не задеть Сириуса, перешагнул через его ноги и схватил бумаги.

«Мерзкая шлюха, пиздуй к своему Селвину. Наверное, я так и не вырос и продолжаю мстить матери, но я хочу стереть с лица земли род Блэк. Я изучил наследное право Блэков, и я имею право влиять на ход событий. Могу написать завещание на любого человека мужского пола, кого считаю «достойнейшим продолжателем традиций благороднейшего дома Блэков». И я желаю, чтобы через двадцать лет не осталось ни одного волшебника, носящего эту проклятую фамилию. Да будет так».

Второй бумагой оказалось завещание, написанное на его, Гарри Поттера, имя, где говорилось, что после смерти Сириуса Блэка ему отходит все имущество Блэков, но с обязанностью заботиться о Меиссе и Мире до их замужества и обеспечить им щедрое приданое.

Гарри бросил бумаги и попятился из комнаты. Он побежал по лестнице на первый этаж, в гостиную к стене, где отодвигалась обоина, и увидел аккуратно сделанную подделку, все как он незадолго до этого сказал Кричеру. От белого пятна, которое дерево никаким именем не обозначало, шло две нити, связанные с именем Сириуса Блэка и оканчивающиеся именами Меиссы и Миры. Но вот дальше, третья линия, была не объединена с Сириусом, а шла от Ричарда Селвина, которого до этого, несколько часов назад, тут не было, и заканчивалась именем Авиора Блэка. Гарри провел пальцем по холсту, попытался ногтем отскрести нарисованное, но у него ничего не вышло. Это не было простой краской, это было магией Кричера.

И Гарри стало по-настоящему страшно. Еще никогда и ничего он не боялся так сильно, даже когда провел полдня в одной комнате с боггартом, пока Мэгги не нашла его. Теперь Кричер всем расскажет, кому принадлежала эта идея, и его арестуют. Отправят в Азкабан к дементорам, а ведь он совсем не хотел ничего такого! Он даже любил Сириуса!

— Кричер! — Гарри, пошатываясь, выбежал из гостиной. — Кричер!

Домовик не откликался. Он вообще имел привычку через раз притворяться глухим и игнорировать зов «этих мерзких полукровок». Гарри завернул к лестнице, ведущей в каморку Кричера, и не выдержал. Его вырвало на деревянные темные ступени, он закашлялся и в очередной раз за сегодняшнюю ночь заревел. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог подняться, но уже светало, из окна в холле виднелось светлое небо. Наверное, он просидел на лестнице не меньше двух часов.

Наконец, он поднялся и, держась за стену, побрел в комнатку Кричера. Чтобы увидеть то же, что он уже видел в спальне Сириуса. Он аккуратно осмотрел пространство вокруг на предмет прощальных записок, но ничего подобного не обнаружил. Наверняка, домовик был умнее, и его записка появятся прямиком в Аврорате. В том, что он в полной заднице, Гарри не сомневался.

Последнее, на что хватило его сил, это позвать Хвоста через камин. Как только Хвост, одетый в полосатый домашний халат, вышел из камина, Гарри позволил себе провалиться в тяжелый, глубокий сон без снов. Или, скорее, в обморок.

* * *

— Ты обнаружил тело твоего крестного?

Аврор был с ним мягок, но Гарри весь дрожал. Потому что ждал в любой момент, что его отправят к дементорам в Азкабан, и он проведет там остаток своей жизни. В библиотеке, где он часто делал уроки, висел портрет Арктура Блэка, жившего еще лет двести назад, который провел десять лет в тюрьме и любил рассказывать им с Мей всякие ужасы. Он говорил, как все светлое и радостное отнимают дементоры, что в душе остаются только самые плохие воспоминания. И Гарри представлял, как изо дня в день видит умершего Сириуса, потому что никаких светлых воспоминаний дементоры ему не оставят.

Хвост, которому Гарри все рассказал, говорил, что все будет в порядке, если они будут молчать. Он сказал, что поговорит с Мэгги, не рассказывая ничего про дерево и роль Гарри. Хвост так же заметил, что домовики при всем их упорстве, чаще всего глуповаты, и Кричеру бы не хватило мозгов. Он даже пошутил, что Гарри должен был заметить разницу в количестве вышибленных мозгов человека и глупого эльфа. Шутка показалась Гарри очень жестокой, но он понимал, что Хвост, скорее всего, пытался его подбодрить. Просто не очень умел это делать.

— Да.

— Ты не спал ночью?

— Спал. Но я услышал крик домовика, — Гарри потупился в пол, он не мог смотреть в глаза аврора.

— Ты знал, что твой крестный напишет завещание на твое имя?

Гарри покачал головой и сжал кулаки. Начинается. Его начинают в чем-то подозревать. Но он ведь не виноват! Он не знал, что этот проклятый домовик, сделает так, как он ему предложил! Он вообще сказал это просто так, от злости, не подумав.

— Знаешь, почему он так сделал?

— Да.

— И почему же?

— Потому что Мэгги родила сына от другого мужчины, — очень тихо прошептал Гарри своим ботинкам.

Хвост сказал врать до конца. И Гарри послушал его, он решил рассказать правду только в самом крайнем случае, если терять уже будет нечего.

— Ты знал, что у твоих опекунов были плохие отношения?

— Да. Они ссорились. Один раз Сириус бил Мэгги, когда она была уже беременной, это было несколько месяцев назад. И это я во всем виноват!

Гарри разревелся. Натурально, вспоминая все, что привело к тому, что случилось. Это из-за его злости на Мэгги, потому что она стирала ему память! И не один раз. А сколько раз он не писал записки! Между прочим, использовать часто Обливиэйт вредно, он читал об этом! Это плохо сказывается на психике, так писали в книге! Это не этично! Гарри много читал и любил вставлять в свою речь, и даже просто в свои мысли, умные слова, такие как этика или психика. Это уже получалось непроизвольно. И жутко раздражало Мей, которая всегда говорила, что он умничает. От этого он использовал всякие умные слова еще чаще.

— Почему ты считаешь себя виноватым?

— На свадьбе Кристофера Селвина и Оливии Нотт я видел Мэгги и Ричарда Селвина вместе. Ну, они… — Гарри не знал, как прилично назвать этот процесс, потому что знал только грубое слово, но уже не помнил, где его услышал. — Делали то, что делают взрослые в своих спальнях, чтобы появились дети.

Про Лору Гарри умолчал, понимая, что такое бы, скорее всего, сильно осуждали. По крайней мере, тот же Арктур Блэк с портрета в библиотеке, очень осуждал такие отношения, когда Гарри решил спросить у него насчет того, что он видел.

— Они стерли мне память, но до этого я успел убежать, вырвать лист из книги, написать в нем, что видел, и спрятать его в мантии. Дома нашел этот лист и понял, что это значит. Я рассказал Сириусу. Из-за этого он стал плохо относиться к Мэгги, а Мэгги стала плохо относиться ко мне.

— Ты знаешь, что незаконное применение Обливиэйта карается наказанием в Азкабане?

— Нет! Не нужно, я не хочу делать плохо Мэгги! Она хорошая!

— Мы об этом еще поговорим, Гарри Поттер.

— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, аврор Робардс, не надо делать ничего плохого Мэгги!