Орёл и Кошка (гет)

Последнее утро перед Рождеством я провёл, как это ни странно, в обществе Альбуса. Он пришёл ко мне в кабинет сразу после завтрака и попросил уделить ему полчаса. Естественно, я согласился.

— Филиус, для тебя это важнее, чем для других, поэтому скажу тебе первому: сообщение через камин вскоре будет существенно ограничено.

— «Существенно» — это насколько?

— Боюсь, что в преподавательских комнатах будет работать только переговорная функция, а перемещения станут возможны исключительно через кабинет директора. Прости, я понимаю, как это неудобно, но, похоже, мне не оставляют выхода. Вчера вечером кое-что произошло, и, признаю, мне тревожно.

— Я могу чем-то помочь?

— А ты хочешь?

— А можно ли узнать об этом поподробнее? Пока я не понял, в чём дело, от меня вряд ли будет толк. По крайней мере, когда меня используют втёмную, я начинаю плохо соображать.

— Хорошо, — вздохнул Альбус. — Ко мне вчера приходил с визитом один наш бывший выпускник. Он хотел, чтобы я взял его на должность преподавателя по Защите от Темных искусств, но, знаешь ли, это не тот человек, которого я желал бы видеть в Хогвартсе постоянно, — Альбус сделал паузу, ожидая моей реакции. Я пожал плечами:

— Помнится, и меня не все сразу приняли в качестве педагога. А чем провинился этот человек? Кто он вообще? Я его знаю?

— Ты вряд ли с ним знаком. Он поступил в школу вскоре после твоего выпуска. Но, насколько я понимаю, тебе небезразлична судьба Хагрида, так вот, в своё время Хагрида исключили из школы именно по донесению этого человека. Тогда он был старостой и пользовался безграничным доверием со стороны всех преподавателей… за исключением меня.

— Это становится интересным, — понимающе кивнул я. На кого-на кого, а на труса и паникёра Альбус похож не был. — А чем он занимался после школы?

— Поступил приказчиком в лавку. Его выбор удивил многих, но, полагаю, Карактак Берк знал, что делал. Их с Борджином бизнес пошёл в гору.

— А у приказчика, как я понимаю, мог быть неограниченный доступ к информации о постоянных клиентах, а также об имеющихся у этих клиентов ценностях, да?

— Ну, Филиус, мне нечего добавить, — развёл руками Альбус. — Ты на ходу подмётки рвёшь — впрочем, это неудивительно.

— Иными словами, этот молодой человек испытывает интерес к различным тёмным артефактам, древностям, ценностям — видимо, он одержим идеей власти и наживы, и к детям его пускать категорически нельзя, — заключил я. — Потому что пусти его в школу — он, не будь дурак, начнёт коллекционировать знакомства. В результате у нас через полгода появится новый клуб, и это с гарантией будут не вечеринки наподобие Слагхорновских, а…

— Я вижу, ты меня понял, — кивнул Альбус.

— Чего уж тут не понять. Кстати, похоже, я его видел, — вспомнил я, припомнив вчерашний вечер. — И Минерва, кажется, столкнулась с ним на лестнице, — мне вовсе не хотелось обсуждать с Альбусом подробности нашего с Минервой тет-а-тет, но информацию скрывать было бы нехорошо.

Я вкратце описал свои перемещения по замку после «ссоры» — так я выразился, чтобы не углубляться в детали — а также сообщил, что Мими тоже столкнулась с кем-то, кого я видеть не мог, но чей голос был мне незнаком.

Альбус выслушал очень внимательно, и пока я говорил, лицо его было сосредоточенным и даже хмурым.

— На восьмом этаже… — протянул он. — Послушай, Филиус, а ты уверен, что этаж был восьмой, а не, скажем, третий?

— Конечно, восьмой. Это не так далеко отсюда, а я, хотя и был раздосадован, но всё же не рехнулся и прекрасно помню, на каком этаже живу.

— А тебе не показалось странным, что незнакомый человек бродит по замку в столь поздний час?

— Честно — нет, — огорчился я. — Во-первых, после отбоя все студенты, как правило, разбредаются по гостиным. Во-вторых, сейчас каникулы, и ко многим из моих коллег приезжают родственники и друзья. В-третьих, с твоего назначения не прошло и месяца, поэтому здесь можно встретить и министерских, и попечителей, и Мерлин знает кого ещё. Но ты, безусловно, прав. Мне стоило насторожиться.

— Ничего страшного, надеюсь, пока не произошло, а значит, ты не виноват. Значит, впредь ты будешь внимательней и запомнишь, что отныне школа — это место, где могут находиться только учителя и школьники.

Я кивнул.

— С Минервой я поговорю чуть позже, — чуть погодя прибавил Альбус. — Филиус, я ещё вот о чём хотел бы попросить… — он слегка замялся. — Меня интересует всё, что связано с именем мистера Риддла и разнообразными артефактами. Слыхал я, что твой отец увольнялся со скандалом, так что, кроме тебя, вряд ли кто-то сможет уговорить его связаться со мной и рассказать более подробно обо всём, что он может знать.

— Мистер Риддл и артефакты… — я покачал головой. — Не уверен, но попробую, может быть, отец что и слышал… — мне вдруг вспомнилось, как я сидел возле постели отца в маггловской гостинице и обсуждал детали расследования. — Погоди! Альбус, ты сказал, что Риддла интересуют артефакты; скажи, он их скупает с целью продажи или, скорее, коллекционирует?

— Да, именно так, — подтвердил Альбус слегка удивлённо. — Он слывёт коллекционером…

— Точно! Коллекционер! — от волнения я что есть силы хлопнул себя по колену. Нога тут же заныла: укус периодически давал о себе знать. — Послушай, Альбус, ты помнишь студента по фамилии Грюм? Он учился на твоём факультете, а теперь стал лейтенантом Аврората.

— Боюсь, у меня более точные сведения: не так давно его повысили до капитана, — сообщил Альбус. — Ты хочешь сказать…

— Незадолго до отъезда мы с отцом встречались с ним в маггловском кафе, — сказал я. — Отец настаивал на повторной даче показаний, и Грюм охотно согласился. Встреча была неофициальной, показания не вошли в дело. Человеку, возглавлявшему оперативную группу, тогда велели повесить всё на гоблинов, а Грюм решил, что лично ему важнее знать правду.

— Ах, Филиус, какой же ты молодец! — воскликнул Альбус. — Спасибо огромное. Ты мне очень помог.

— Обращайтесь, — усмехнулся я.

— А с Минервой всё же помирись. Вам ещё работать вместе, — и с этими словами Альбус отбыл восвояси.

Я охотно внял бы Альбусову совету, тем более, что, если кто и пострадал от этой размолвки, то это однозначно был я, но, увы, Минерва явно придерживалась иного мнения. Не выказывая ко мне явного недружелюбия, она держалась со мной настолько официально, насколько это вообще возможно. Министерская школа!.. Я даже пожалел о том, что она вернулась в Хогвартс, настолько по-чиновничьи безразличной она выглядела, когда спускалась в Большой зал и когда я случайно встречал её в библиотеке.

Она была безукоризненно вежлива со всеми, включая меня, но я догадался, что из-за нашей ссоры ей приходилось вести себя с остальными коллегами несколько сдержаннее, чем ей бы хотелось — просто для того, чтобы разница в обращении не привлекала чрезмерного внимания окружающих.

Что ж, значит, теперь будет так. Я принял эти новые правила, хотя иногда мне приходилось очень туго.

Надо думать, студенты, вернувшись с каникул, вдохнут в неё немного жизни — а ведь я вначале собирался помочь ей, прекрасно понимая, как нелегко придётся новоиспеченному профессору и декану. Минерве будет особенно сложно ещё и потому, что она слишком молода — ей всего двадцать один год, и многие студенты помнят её старшекурсницей. Я уже не говорю о её брате — тот, похоже, не станет утруждаться, избавляя сестрицу от лишних хлопот; скорее, в силу своего юношеского бунтарства он добавит проблем, попутно подрывая её и без того непрочный ещё авторитет среди учеников и педагогов.

Однажды я предпринял попытку донести эту информацию до её сведения, однако был выслушан с таким вежливым безразличием, что зарёкся вмешиваться.

По возвращении с каникул мистер Роберт Макгонагалл-младший и впрямь развернул бурную деятельность: ухитрялся терять баллы буквально по любому поводу, дерзил Слагхорну, выводя из себя Минерву. Со своим новым деканом, однако же, он, как ни странно, поладил: профессор Спраут отзывалась о нём как о хорошем товарище, хотя и отмечала, что учёба занимает в его жизни едва ли не последнее место.

Однажды он улучил момент, когда я задержался в классе, и попросил меня на полслова.

— Слушаю вас внимательно, мистер Макгонагалл, — я жестом предложил ему сесть.

— Профессор Флитвик, знаете ли вы, почему люди так несчастны?

Сказать, что я крайне изумился — значило бы ничего не сказать.

— Мистер Макгонагалл, можно ли попросить вас выражаться конкретнее?

— Профессор Флитвик, сэр, я выразился максимально конкретно, — он явно нервничал, но отступать не собирался.

— Если так, то отвечу вам: понятия не имею. Что-нибудь ещё? Но предупреждаю сразу: эссе об Отталкивающих чарах я вам зачесть не могу. Ведь вы его нахально сдули у мисс Амелии Боунс, не так ли?

— Амелия здесь не при чем, сэр, — твёрдо проговорил мистер Макгонагалл. — И вообще, тема, на которую я хотел бы поговорить, не имеет ко мне и к моим делам ни малейшего отношения.

— Очень жаль, молодой человек, — достаточно строго отозвался я. — Потому что ваши дела, по правде говоря, обстоят довольно плохо. Итак, можно мне, наконец, узнать, с чем вы пришли?

— Это касается моей сестры, профессор Флитвик. Я хотел бы, чтобы вы на ней женились, сэр, — скороговоркой выпалил мистер Макгонагалл и выжидательно посмотрел на меня.

— Так. Только этого мне не хватало, — ошарашенно пробормотал я. — Позвольте спросить, мистер Макгонагалл, откуда у вас такие странные идеи?

— Она любит вас, сэр. Я точно знаю, — произнёс Макгонагалл — впрочем, тон его был не слишком уверенным; видимо, некоторые сомнения в правомочности такого заявления у него всё же оставались.

— Да ну, — усмехнулся я. — Это она сама вам сказала?

— Это не имеет значения, профессор. Я просто знаю, и всё.

«Если пытаешься спорить с подростком о вещах, которые начисто его не касаются, но при этом составляют существенную часть твоей жизни — лучше не пытайся ему врать, особенно если он припёр тебя к стенке и ты не видишь другого выхода», — подумал я и, вздохнув, ответил честно:

— Боюсь, мистер Макгонагалл, что у меня на этот счёт есть другая информация. Причём, в отличие от вашей, она взята непосредственно от первоисточника, — я развёл руками. — Если у вас всё, закончим на этом.

— Профессор Флитвик, я, конечно, не в курсе, что между вами произошло, но, думаю, вы просто неправильно её поняли, — сказал мистер Макгонагалл. — Не может быть, чтобы Минерва...

— Увы, друг мой, я, к сожалению, уверен в обратном. Видите ли, некоторые признаки не могут быть истолкованы двояко.

— Но, профессор, она же всегда относилась к вам... лучше, чем к кому-либо другому! Помню, когда она рассказывала нам с братом о Хогвартсе, она часто упоминала вас, но только наедине, понимаете? И никогда — если при этом присутствовали мама и папа. А когда закончила школу и приехала на лето домой, она о вас больше ничего не говорила, просто молчала и ждала. Иногда ревела — то есть, я хотел сказать, плакала... Что, по-вашему, всё это может означать?

— Дорогой мистер Макгонагалл, женщин вообще довольно трудно понять, — мягко произнёс я. — А уж вашу сестру — тем более. Она, что называется, цельная личность, но при этом сама не слишком представляет, чего бы ей хотелось. Уверен, с возрастом к ней это понимание придёт. А пока — ступайте, займитесь своими делами. И настоятельно рекомендую вам более не докучать разговорами на эту тему ни мне, ни, тем более, Минерве. Поверьте, я знаю, что говорю. Какими бы благими ни были ваши намерения, вмешательства посторонних в дела такого рода не могут привести ни к чему хорошему, — я старался сохранять спокойный, ровный тон, который дался мне с таким трудом в начале беседы.

— Хорошо, сэр, — хмуро произнёс мистер Макгонагалл, выходя из класса. — И... завтра я принесу вам эссе. Нормальное — я имею в виду, что я напишу его сам, хотя кому нужна эта магия, если люди между собой договориться не могут, — последние слова донеслись до меня уже из-за закрытой двери.

«Значит, тем летом она ждала письма и плакала...» — моя память, казалось, готова была выхватывать любую зацепку, лишь бы отсрочить момент, когда мне придётся смириться с окончательным поражением и признать очевидное. Что же, кроме предательницы-памяти, у меня ещё остаются разум и сила воли.

Итак, эта страница моей жизни перевёрнута, и, надеюсь, навсегда. Дай-то бог, чтобы этот нахальный мальчишка действительно понял, о чём я ему толкую, и не сунулся со своими нравоучениями к Минерве. А я — я-то уж как-нибудь справлюсь, тем более, что мне уже приходилось принимать непростые решения.

Я вернулся в свои комнаты и принялся заново рассматривать подарки, присланные мне на Рождество. Если до того родители мои обычно дарили книги по специальности, или, в крайнем случае, что-нибудь из художественной литературы, то на этот раз подарок оказался настоящим сюрпризом — дюжина флакончиков, плотно запечатанных и подписанных, где, судя по этикеткам, содержались воспоминания о различных концертах и спектаклях, которые мама с отцом успели посетить в уходящем году. Надо сказать, что сам я замотался настолько, что только лишь чудом успел отыскать для родителей достойные подарки — мне и сейчас было ужасно стыдно при мысли, что я мог вообще о них забыть.

Выхватив наугад пару флакончиков, я собрался с духом и направился в кабинет директора. А что? Своего Омута памяти у меня пока ещё нет и не предвидится, а замысел отца я без труда разгадал: он беспокоился, как сложатся в дальнейшем мои непростые отношения с Дамблдором.

Альбус, похоже, действительно рад был меня видеть. Я спрятал за спину оба флакончика и предложил ему выбрать, в какой руке загаданная вещь. Выбор пал на левый флакон с сольным концертом какой-то итальянской пианистки. Наверное, мне повезло: Мендельсон, Сен-Санс и Дебюсси — то, что нужно, если хочешь найти общий язык со сложным человеком.

В этот вечер мы не говорили о делах, не касались никаких неприятных тем, а просто отправились гулять по воспоминаниям...

На обратном пути я случайно услыхал, что в одном из коридоров как будто кто-то тихо всхлипывает. Направившись туда, чтобы разобраться и, по возможности, помочь, я увидел студентку-семикурсницу, которая при моём приближении спешно вытерла лицо платком, коротко поздоровались и, кажется, вознамерилась ретироваться.

Я окликнул её, предложил помощь — вернее, навязал, так как говорил тоном, не допускающим возражений. Девушке ничего не оставалось, как следовать за мной.

В моей преподавательской практике изредка попадались случаи, когда мне очень хотелось оспорить решение Распределяющей Шляпы. Мисс Принц была именно таким исключительным случаем. В её характере я не замечал ни какого-то особого честолюбия, ни высокомерия, ни желания пренебрегать правилами — зато отличал наблюдательность, проницательность и некоторую замкнутость — свойства, позволившие мне негласно приписать её к моему факультету. Она всегда держалась особняком, вовсе не имела подруг, зато приятель у неё был весьма заметной фигурой. Альфард Блэк — отличник, староста, остроумный и начитанный, он постоянно появлялся рядом с мисс Принц, чем, похоже, нередко провоцировал всплески недоброжелательности в её адрес. Странно: хотя прежде мне уже приходилось принимать меры, когда я видел, как девицы со Слизерина пытаются «заклевать» мисс Принц, сейчас я впервые видел, чтобы она плакала. Обычно ей хватало духу отвечать на оскорбления язвительно и умно, а до драк между девочками, слава Мерлину, на моей памяти ещё не доходило. Она казалась мне натурой закалённой, даже несколько циничной, и тем более тревожно становилось при мысли, что́ могло бы довести её до слёз.

— Мисс Принц, присядьте, пожалуйста. Выпейте чаю, — я не сбавлял тон, опасаясь, что, если дать ей опомниться, она просто встанет и уйдёт. — И расскажите мне, что произошло, отчего вы плакали?

— Профессор Флитвик, эта тема не из приятных, дело это очень личное и, вдобавок, такого свойства, что вы вряд ли можете мне помочь, я не вижу смысла отнимать ваше время.

— Ну, в моих силах в любом случае хотя бы выслушать вас, а там поглядим, — я приготовился слушать.

— Начнём с того, что я, с недавних пор, сирота, которой некуда идти, потому что дом ушёл с молотка за долги, оставленные ещё моим дедом, — начала мисс Принц, загибая один палец. — Далее: родственники моего друга, мистера Блэка, пишут мне письма с угрозами, мол, если я не оставлю его в покое, они сделают со мной что-то такое, после чего, по их словам, я не буду жить, — она хотела усмехнуться, но получилась какая-то странная гримаса, будто она вот-вот заплачет вновь.

— А ещё, — продолжала она, — сам мистер Блэк, похоже, не желает оставлять меня в покое. Мы поссорились с ним перед самыми каникулами; он сказал, что я идиотка, раз не хочу за него замуж...

— А вы что же, и вправду не хотите? — с сомнением спросил я.

— Вам тоже это странно, да, профессор? А ещё, наверное, вы не можете понять, что он во мне нашёл, не так ли, сэр?

— Почему же, — пожал плечами я. — Напротив, отлично понимаю.

— А вы приглядитесь повнимательнее ко мне, профессор, — произнесла она довольно резко. — Я и в детстве-то никогда не была хорошенькой, а сейчас так и вовсе сделалась страшной. Альфард общается со мной только потому, что ему со мной интересно, но меня он не понимает, или не хочет понять. Поверьте, я много думала о нас с Альфардом и поняла, что он мне не пара.

— М-да, — я задумался, не зная, что посоветовать. С одной стороны, брак с одним из Блэков существенно поправил бы дела мисс Принц. В пользу этого союза говорила и взаимная склонность молодых людей. С другой — увы, противостояние родственников, тем более, столь непримиримых, как семейство Блэк, могло бы отправить жизнь кому угодно.

— Странные люди эти Блэки, — произнёс я, — если их, при их достатке, настолько смущают ваши долги. Тем более, что эти самые долги сделали не вы. Пока я вижу перед собой разумную, порядочную юную леди, способную составить счастье достойного молодого человека. И, знаете ли, может быть, когда-нибудь позже этим людям придется пожалеть о том, что они сами упустили своё счастье...

— Не думаю, сэр. Чистота крови для них на первом месте.

— Простите мою нескромность, а разве вы?..

— Чистокровная, сэр, однако с моей семьёй не всё так однозначно. Исследования нашей родословной показали, что где-то в семнадцатом веке в наш род вошла некая Энкарнасьон де лос Рейес, вроде бы, чистокровная колдунья, однако Рейес в Испании — слишком распространенная фамилия, у Рейесов-магов, тем не менее, полно магглокровных однофамильцев, и моему деду так и не удалось доказать, что её кровь была чиста. Именно поэтому мы не вошли в список двадцати восьми.

— Забавно, — протянул я. — А ведь в Британии точно так же полно магглов по фамилии Блэк, вы не думали об этом?

— Да неужели? Знаете, сэр, я как-то не задумывалась над этим, — мисс Принц заулыбалась.

— Кстати, мисс Принц, а эта самая Энкарнасьон де лос Рейес, случайно, не приходилась родственницей знаменитому Эль Брухо?

— О, боюсь даже представить, что было бы, окажись это правдой! — мисс Принц всплеснула руками в притворном ужасе. — Он ведь был безродный цыган и бродячий фокусник, из тех, что развлекают публику на маггловских базарах...

— А ещё он, согласно преданию, сковал Кольцо Рейеса, легендарный артефакт, дававший власть над змеями, — продолжил я. — И, благодаря своему уникальному мастерству чародея-артефактора, смог сойти за потомственного змееуста. И, знаете ли, некоторые по сей день убеждены, что это кольцо и вправду существует!

— Да, этот пройдоха-маггл, в конечном счёте, стал великим волшебником... — она задумалась на минуту. — Знаете, профессор, я никогда никому не говорила об этом, но лично я считаю, что дело не в крови, — полушепотом сказала мисс Принц.

— А в чём же тогда? — притворно удивился я.

— Может быть, в наличии мозгов в голове, колоссального упорства, ну, и некоторого везения? — она рассмеялась и тут же сделалась почти хорошенькой.

— Мисс Принц, если вы уже немного пришли в себя, то я могу предложить вам на выбор, что вам больше нравится: сочувствие, совет или реальную помощь?

Она явно удивилась:

— Профессор Флитвик, да чем тут можно помочь? Мои долги — мои проблемы. В сочувствии толку мало, так что, наверное, я выбираю совет.

— Мой совет — постарайтесь понять, что движет мистером Блэком, когда он столь настойчиво ищет вашего внимания. Полагаю, вы и сами понимаете, что замужество за ним могло бы стать для вас поддержкой; судя по всему, он вам дорог, так, может быть, стоит разобраться в ваших и его чувствах? Что же касается его родни, то, полагаю, он не всегда будет от них зависеть, верно?

Она покачала головой.

— Профессор, увы, здесь всё ясно и всё решено. Это не любовь, а значит, это пройдёт, и я останусь один на один с его семейкой. Всю жизнь терпеть унижения ради каких-то четырехсот восьмидесяти галлеонов? Сомнительное удовольствие. Знаете, что подарил мне на Рождество мой так называемый жених? Чучело вороны! И он так зачаровал его, что оно поёт рождественские гимны и будит меня карканьем ровно в семь утра. Очень мило, не правда ли, профессор?

— Да, с такими друзьями и враги не нужны, — протянул я, пытаясь сообразить, как бы я сам поступил на её месте. — Скажите, а вы его очень любите?

— Да, наверное, — горько ответила мисс Принц. — Уж если я терплю всё это... Но замуж я за него всё равно не выйду! Конечно, на выплату долгов у меня уйдут годы, но лучше потратить эти годы, работая на себя и свою независимость, чем страдать от безответного чувства к собственному мужу. Так я, по крайней мере, сберегу нервы и здоровье.

— Что ж, мисс Принц, признаю, вы рассудительны не по годам, — кивнул я.

— Спасибо вам, профессор, — произнесла мисс Принц, прежде чем попрощаться. — Вы оказались правы: мне необходимо было выговориться.

— Это я должен благодарить вас, мисс Принц, — отозвался я. — Мне было жизненно необходимо почувствовать себя нужным... именно сейчас.

Когда за мисс Принц закрылась дверь, я вскочил с места и заметался по кабинету. Давно я не испытывал такого душевного подъёма! Идея помочь беспомощной сироте или хотя бы существенно сократить количество её проблем захватила меня целиком. По крайней мере, я сделаю это просто по велению чувства справедливости, а не под влиянием личных симпатий. Сделаю всё, что в моих силах, — желательно анонимно — и пускай, наконец, хоть кому-то станет хорошо!..

«Не рубить сплеча, не рубить сплеча! — думал я, меряя шагами комнату. — Нельзя забывать, что это не она просит помощи, это я хочу помочь. Она совсем ещё ребёнок, хотя и разумный не по годам. Мне вначале стоит проверить информацию, навести справки: быть может, всё обстоит не так уж и скверно. Опять же, выходка с чучелом вороны могла быть неудачной шуткой, но с тем же успехом могла оказаться и местью отвергнутого жениха или даже вовсе проявлением банального неуважения, свидетельствующим об отсутствии у мистера Блэка подлинных чувств к избраннице...»

Мне очень бы не хотелось ввязываться в противостояние с Блэками. Не зря отец всегда обходил эту семью десятой дорогой, и не случайно предостерегал меня. Их руки могли дотянуться и до мисс Принц, и до меня самого; но у самых влиятельных семей есть и свои слабости. Например, слабость к высоким должностям в Министерстве. А между тем, есть на свете человек, который умеет как никто другой наживаться на нашем дорогом правительстве, причём, самым что ни на есть законным способом.

В ближайшую же субботу я отправился в кафе-бар «У Мартина».

— Филиус, дорогой мой! — завопил Мартин, бросаясь ко мне и заключая меня в объятия. Я был несколько удивлён столь эмоциональной реакцией на моё появление, однако Мартин тут же объяснил мне, что как раз недавно вспоминал «рекламную акцию», которую я устроил в его заведении пять лет назад.

— Если ты пришёл, чтобы повторить успех, то я угощаю в течение года, — полушутя заявил Мартин.

— Ты мне сначала расскажи кое о ком, а уже после рекогносцировки я тебе отвечу, будет заварушка или нет, — сказал я.

— О, с превеликим!.. — засмеялся Мартин. Вообще-то он был отнюдь не болтлив, но ради меня всегда делал исключение. Строго говоря, это ещё большой вопрос — кто из нас кому больше обязан. По крайней мере, ради удовольствия иметь собственного осведомителя о делах Министерства иногда стоило время от времени устраивать небольшое шоу.

— Итак, с кем воюем на сей раз?..

— Блэки, — коротко ответил я. Мартин присвистнул:

— Да ты, брат, не мелочишься, — с уважением произнёс он.

Уважение уважением, но особой радости в его голосе я не услышал. Что ж, вполне объяснимо.

— И что требуется конкретно от меня?

— Ничего, кроме информации, — поспешил успокоить его я. — Думаю, как бы улучшить жизнь одному хорошему человеку. И Блэки мне пока мешают, а должны помочь.

— Ладно, спрашивай, — тряхнул головой Мартин.

— Что спрашивать? — не понял я.

— Который из Блэков тебя интересует?

— Ах, чёрт! Забыл уточнить... В общем, меня интересуют родители и наиболее близкие родственники Альфарда Блэка.

— Альфард, Альфард... Навскидку не припомню, но кое-что слыхал. Это же Поллукса сын, получается, да? Только он же ещё студент. Так, это становится интересно, Филиус, совсем интересно. Ты можешь толком объяснить, что он натворил?

Я кратко ввёл Мартина в курс дела и даже назвал имя мисс Принц. Тот встрепенулся:

— О, Принцы! Так они же ж по миру пошли, это история давняя... Старый Принц всё у гоблинов кредиты брал, а отдавать не торопился; так сын его искал, у кого перезанять... Подрядился яды на заказ варить, взяли его, Азкабан светил; ну, он молодым умер. И, знаешь, многие считают, что неспроста. Двое детей остались, сын и дочка, но сын утонул в восемь лет, а мать с горя запила. Девочку взяли на воспитание Мальсиберы — ну, старшие; это, получается, ещё её деда друзья. А прошлой осенью мать допилась-таки до смерти, девчонке в наследство достались одни долги, ну и одежонка какая-то. Дом в момент с молотка ушёл. Так что куда ей теперь податься — вопрос... Так что, говоришь, молодой Блэк на неё глаз положил? Ну, значит, в кои-то веки девчонке повезло. Хотя, это как посмотреть, — Мартин хмыкнул. — Блэки, знаешь ли, тот ещё подарочек судьбы. Я бы не брал... Хотя мне и не предлагают! — и Мартин зашёлся от смеха — не то над собственной шуткой, не то от счастья, что уж ему-то не светит получить Блэков в родственники.

Внезапно смех его оборвался; Мартин вновь стал предельно собранным, серьёзным и даже немного злым.

— Скажи уж прямо, Филиус, — он понизил голос, — там ведь не просто свадьба наклёвывается, да? Этот Альфард, он что же, обидел девушку? И ей надо срочно грех покрыть?

— Да бог с тобой! — замахал руками я. — Ничего такого она не говорила.

— Так вернись и расспроси, — посоветовал Мартин. — Я тебе так скажу: даже если она с приплодом, не стоит ей лезть в эту семью. Пускай отступного требует кругленькую сумму, а замуж не надо.

— Говорю же: нет, — сердито перебил я. — Она держалась спокойно, вдобавок, ей, похоже, сама идея свадьбы не очень нравится.

— Так что же ты мне голову морочишь! — завопил Мартин. — Я тут о твоей Принц как о родной уже беспокоиться начал, а ты... Ладно. Чего она хочет?

— Свободы и независимости, — ответил я.

— Чего?!

— Денег хочет заработать, чтобы долг отдать.

— Так ты её сюда трудоустраивать пришёл?

— Ха! Скажешь тоже!.. — и тут я задумался: идея была недурна.

— На работу я не беру, — сказал Мартин, правильно понявший причину моего молчания. — А вот что посоветую: знающие люди говорили, что Принцы не просто так разорились. Их до этого довели. Девчонке твоей, если выжить хочет, надо держаться, во-первых, от Малфоев подальше...

— А эти-то здесь при чём? — перебил я.

— Это им было выгодно, чтобы Принцы вылетели в трубу, они наняли ее папашу людей травить, им и её запрячь будет охота. Слушай дальше. Значит, пускай затаится года на три и поживёт среди магглов. Пусть о ней забудут. А потом я замуж её выдам фиктивно, у меня сквиб знакомый есть, фамилию его возьмёт. А под чужой фамилией ей спокойнее будет, работу найдёт, отдаст долги. Понимаешь?..

Я покачал головой. Мартин неплохо знал жизнь, он сам когда-то начинал с нуля и в подобных вопросах смыслил больше моего. Но в предложенной им схеме мне не нравилось слишком многое, и больше всего — что лично я не приму в этом участия.

— Опять не слава богу, Филиус? Да что же ты за человек такой!..

— Мартин, у меня есть идея получше. Я сам отдам её долги, отдам сейчас, и она сможет залечь на дно уже свободной. И замуж пойдёт не фиктивно, а за того, за кого захочет — в своё время...

— Ты что, решил скупить её векселя? — Мартин, казалось, был неприятно поражён; он даже отшатнулся.

— Векселя, шмекселя... За кого ты меня принимаешь? Я просто хочу сделать анонимный взнос в счёт погашения её долга. Как ты думаешь, что для этого может понадобиться? Надеюсь, не личная явка в Гринготтс?

— То есть, ты хочешь выкинуть кучу своих денег на чужую девчонку, да так, чтоб она не узнала об этом?! Филиус, ты чёртов псих, и я не желаю в этом участвовать, — Мартин хлопнул себя по коленям обеими руками.

— Хорошо. Тогда забудь всё, что я говорил, — я слез со стула и направился к выходу.

— Стой! — заорал Мартин. — Куда ты? Я уже всё придумал! Подожди минуту, — он сунулся в камин, забормотал там что-то, а потом огонь вспыхнул ярче, и из пламени высунулась бородатая рожа.

— Аб, ты сейчас свободен? — спросил Мартин.

— Пока да. А что?

— Подваливай ко мне — увидишь восьмое чудо света, — и Мартин вновь загоготал.

— И чего это я не видел? — спросил неизвестный Аб.

— Учителя, которому не плевать на студентов!

— Этого-то? Да я его знаю, как облупленного, — хмыкнул Аб. — Жаль, он непьющий. Я б ему налил. Ладно, уговорил; буду через пять минут, только козочек загоню, — сказал Аб и пропал из камина.

— Кто это был? — спросил я, как только Аб исчез. Вообще-то, у меня уже были кое-какие догадки на этот счёт, но я на всякий случай решил уточнить.

— О, это великий человек! — воодушевился Мартин. — Организатор и почётный председатель ЗОТМБ, собственной персоной!

— А что это такое — «ЗОТМБ»? — вот теперь мне стало по-настоящему интересно.

— Закрытое общество трактирщиков магической Британии, — важно проговорил Мартин. Я не сдержал смешок. Подумать только, чего эти ребята только не выдумают! Профсоюз трактирщиков — каково?

— Даже так? И чем занимается ваше общество?

— Не поверишь: тем же, чем и ты в данный момент. Помогаем всем хорошим людям против нехороших.

— А как вы отличаете одних от других?

— А для этого у нас есть Секретный Совет, — подмигнул Мартин. — И сейчас ты увидишь одно из наших малых заседаний.

— Послушай, а разве о секретном, как ты говоришь, совете могут знать посторонние?

Мартин только рукой махнул.

В принципе, к странностям Мартина обычно все относились с пониманием: каждый знал, что это оттого, что бедолага был контужен на войне с Гриндевальдом, и, в общем-то, пока он был в себе, это не мешало его бизнесу. Однако сейчас мне показалось, что эти бредни становятся опасны. Я только начал задумываться, а не могут ли последствия магической контузии со временем прогрессировать, как вдруг в камине полыхнуло, что означало прибытие «великого человека» на «Секретный Совет».

...У покойного доктора Сметвика было не так уж много врагов — профессия школьного колдомедика вообще не очень-то располагает к конфликтам. Однако было на свете два человека, неприязнь к которым доходила у Асклепиуса до решающей стадии, переходя в ненависть: профессор Слагхорн и некто Аберфорт, хозяин трактира «Кабанья голова». Если с первым я, по долгу службы, регулярно (и неплохо) общался, то второго, разумеется, видел неоднократно, но, что называется, не был представлен. Не то чтобы я лично имел что-то против Аберфорта... скорее, я не стремился с ним знакомиться, из уважения к чувствам друга, а после — к его памяти. Мне-то как раз было бы весьма любопытно узнать, что он за человек. Хотя бы потому, что он носил ту же фамилию, что и наш нынешний директор, — что давало повод заподозрить дальнее родство; да и некоторое внешнее сходство между ними имелось. Теперь же, судя по всему, знакомство стало неизбежным.

— Добрый день, профессор Флитвик, — усмехнулся Аберфорт. — Как говорится, где бы мы ещё встретились, — и протянул мне руку, которую я, естественно, пожал.

— Здравствуйте, мистер Дамблдор. Искренне рад знакомству, — произнёс я.

— Ну что ж, на этом официальная часть закончилась, и я предлагаю перейти на «ты». Итак, я — Аберфорт или просто Аб. Ты — Филиус, а Мартин сейчас немного помолчит, — и Аберфорт предупреждающе поднял палец, строго поглядев на Мартина. Тот захлопнул рот, не успев ничего сказать.

— Ну, Филиус, давай, рассказывай.

И я рассказал — и о мисс Принц, и о своём былом намерении помочь ей в противостоянии Блэкам (здесь Аберфорт нахмурился), и о новом, только что придуманном плане. Напоследок я прибавил:

— Только... мне бы хотелось, чтобы это выглядело не как анонимный благотворительный взнос в четыреста восемьдесят галлеонов, а как, скажем, письмо с уведомлением о том, что в предыдущих расчётах была допущена ошибка, и, следовательно, долг погашен. В любом другом случае она будет считать, что у неё отныне есть некий покровитель, человек, которому она обязана... Не хочу, чтобы её новая жизнь начиналась с долгов, на сей раз — моральных.

— Ничего себе! — воскликнул Аберфорт. — Но, к счастью, ты обратился по адресу. У меня есть один вариант... В общем, считай, что дело в шляпе. И комиссии с тебя не возьмут, по крайней мере, не деньгами. Так что, поздравляю тебя со вступлением в наш клуб.

— Что касается клуба, то есть небольшая проблема: видишь ли, я не трактирщик и не планирую менять род деятельности, — начал было я, но Аберфорт меня не дослушал:

— Филиус, твои идеи и убеждения как нельзя лучше подходят к нашей компании — так зачем нам обращать внимание на такие мелочи?..

— Хорошо. Ещё один момент: я прекрасно сознаю, что членство в таком клубе не может быть бесплатным. Итак, каков будет мой взнос?

— Хороший вопрос, профессор!.. — засмеялся Аберфорт. — Признаться, я давно присматриваюсь к тебе, и мы с Мартином не раз сокрушались, что ты непьющий. Ну ладно, — проговорил он нехотя. — Акустические чары. Можно самые слабые. Мартину и мне. То́му — не нужно, он вышел у нас из доверия. Идёт?

Я задумался. Идти на явное нарушение чужой приватности, а может быть — и закона, ради сомнительного членства в сомнительной организации? Да мне дешевле будет лично всучить эти галлеоны мисс Принц, и драккл с ней, с анонимностью. И пусть только попробует отказаться!..

Хм. А ведь всё равно откажется. Характер у неё ещё тот...

— Джентльмены, за кого вы меня приняли? Ставить подслушивающие чары в общественных местах — а вы уверены, что это законно?

— Представь себе, да. И даже есть (с недавних пор) такая платная услуга. Правда, это недёшево, а самое главное — Аврорат имеет право в любой момент затребовать информацию у хозяина заведения. Поэтому сделать это надо потихоньку, не светясь перед Министерством, — встрял Мартин.

— Мартин, если ты не знал, то я скажу тебе: в подобных случаях «не светясь» — значит: «в обход закона».

— Да?.. Что же нам делать? — Аберфорт упёрся руками в бока. Я посмотрел на него внимательно. Было ясно, что он тянет время, а значит, не отступит.

Ясно. Со мной или без меня — они всё равно найдут способ устроить так, чтобы над акустикой в их кабаках поработал грамотный чародей, а значит, в любом случае будут подслушивать за всеми, кто имеет неосторожность обсуждать важные дела в их заведениях. И если я вступлю в клуб, то у меня будет, по крайней мере, теоретическая возможность влиять на принимаемые ими решения и меры. А без меня они, дуралеи эдакие, точно ввяжутся в криминал. Значит, я должен буду попасть в клуб, но только на своих условиях.

— Конечно, я мог бы на этом распрощаться с вами, джентльмены, и направиться в Гринготтс знакомиться с дальней роднёй, — начал я медленно. — Однако меня заинтересовал ваш клуб и его правила, и я готов присоединиться к вам, при условии, что войду в Совет. С меня — Акустические чары, с вас — информация и полномочия.

— Идёт, — обрадовался Аберфорт. — Значит, слушай: наш клуб был основан полтора года назад. Всего нас четверо — я, Мартин, ты и Том. Мы разбираем дела, чтобы было по справедливости, а не сводим личные счёты. Не болтаем о клубе зазря, не допускаем баб до решения важных вопросов. То есть, любая хозяйка таверны может рассчитывать на мою поддержку, и они об этом знают, но они не в курсе о том, что существует такое общество.

— Почему?

— Чтобы не возникало личных счётов, ревности там, мести... И вообще, нам без них спокойнее. А ещё мы находим полезных людей и иногда нанимаем на работу — временно, и обычно от моего имени. Вот и всё. Теперь говори, когда принесёшь деньги, я договорюсь и дам знать... там, по своим каналам.

...Итак, проблема мисс Принц начала решаться. А мне, по возвращении в Хогвартс, уже не хотелось ни обсуждать, ни ввязываться, ни общаться с кем-либо. Я должен был срочно проверить, как там поживает стеклянная банка с моим трофеем — ржавой пылью, которая, к моему удивлению, медленно, но верно приобретала странный жёлтый оттенок...

Однако планам моим не суждено было сбыться: у двери, ведущей в мои комнаты, стояла Поппи Помфри, наша школьная колдомедсестра. К груди она прижимала какую-то папку, а ещё она пыталась закрыть рукавом мантии нижнюю часть лица. Глаза у неё были испуганные.

— Добрый вечер, мадам, — произнёс я. — Вы ко мне? Чем могу быть полезен? — я жестом пригласил её войти.

— Профессор Флитвик... — простонала она, едва вошла в мой кабинет. — У меня... вот, — и она отняла рукав от лица. Да, там было на что посмотреть! Нос несчастной колдомедсестры вытянулся на несколько дюймов и, вдобавок, позеленел.

— Профессор, это старинное проклятие, оно снимется только с вашего разрешения. Я ничего не смогу сделать с этим, пока не расскажу вам всю правду, — всхлипнула мадам Помфри. — Это всё из-за папки; я нашла её среди бумаг доктора Сметвика. Я не должна была заглядывать туда, простите меня, пожалуйста!

Это действительно был простенький старый трюк, рассчитанный, чтобы проучить излишне любопытных. Снять заклятие мог только хозяин вещи (как правило — шкатулки или ящика письменного стола, но я знал, что такие чары накладываются и на дневники).

— Было бы на что сердиться, — проворчал я. — Фините инкантатем!

Нос мадам принял обычный вид. Она так обрадовалась, заохала, заизвинялась, что у меня разболелась голова. Наконец, она ушла, рассыпаясь в благодарностях.

За эту незабываемую сцену я должен был поблагодарить доктора Сметвика, который, как недавно выяснилось, завещал всю свою личную библиотеку и архивы своему будущему преемнику на посту школьного колдомедика. Как бы то ни было, чужие секреты, особенно — врачебные, он хранил свято...

Я держал папку из Асклепиусова архива, подписанную моим именем, и боялся открывать. Нетрудно было догадаться, что́ содержится в ней: конечно же, результаты наших с ним попыток психоанализа. Безусловно, эта информация может скомпрометировать меня в глазах окружающих, попади она не в те руки, а мне самому вряд ли будет приятно читать и перечитывать всё это. А не швырнуть ли мне папку в камин?..

Со вздохом я подошёл к столу, к заветному дальнему ящику, где уже лежали те самые три письма. Ну вот, вся моя личная жизнь теперь будет лежать в одном надёжном месте. Чары, охранявшие мой стол, были куда сложнее, чем мелкая каверза с удлинением носа.

До склянки с волшебным прахом я добрался только на следующей неделе. Ржавчина неуклонно покрывалась жёлтым налётом, при этом приобретая тусклый металлический блеск, по виду напоминающий золото. Причём, когда я тряс банку (открыть её я пока не решался), в шуршании и позвякивании частичек слышался странный призвук: так шумит в ушах, если приложить к уху морскую раковину.

Итак, в моих руках оказался сгусток материи, пропитанной Духом Времени. Редчайший феномен, о котором говорится только в старых трактатах, и то вскользь и с оговорками — мол, опасность запрещённых знаний нельзя переоценить. Ну, опасности я всегда любил, а к знаниям тянулся. Одно меня смущало: для воплощения моей безумной идеи были необходимы особые, углублённые знания арифмантики плюс нешуточное мастерство трансфигуратора, и если с арифмантикой я планировал справиться без особых проблем, то на тренировку трансфигураторских навыков должного уровня могли уйти годы. Ах да, ещё необходимо было найти кого-то с руками, растущими из правильного места, чтобы создать сам механизм и колбу. Конечно, я знал, что не может быть и речи о том, чтобы трансфигурировать такую вещь: волшебный материал не перенесёт вмешательства чужеродной магии. Превращение — вернее, преобразование — должно было стать венцом, завершающим работу — но никак не базисом и не надстройками.

Не то, чтобы в моём окружении не было двоих людей, которым подобное мастерство подвластно... Нет, хватит с меня трансфигураторов! Я сам должен сделать всё, что потребуется — всё, для чего нужны магические способности. А для работы руками у меня, кажется, есть кое-кто на примете...

Между тем, близилась середина февраля, и я прекрасно помнил, что должен буду навестить дублинского ювелира и забрать заказ. Что с ним делать — я не имел представления; скорее всего, колечку тоже суждено будет навеки упокоиться в том же ящике стола.

Разумеется, явившись, чтобы забрать заказ, я старался держаться как ни в чём не бывало — из гордости, а ещё из-за нежелания обсуждать это с посторонним лицом.

Я надеялся на дальнейшее сотрудничество и, чтобы не обидеть мастера, был вынужден очень внимательно рассмотреть изделие — действительно, шедевр! — и выслушать недолгую лекцию о том, что символизирует собой количество листочков, расположение цветка, орнамент по краям и тому подобные важные элементы, из которых было составлено целое послание. Это оказалось неожиданно интересно, и я даже пожалел, что вряд ли смогу запомнить всё; но, как выяснилось, мастер предусмотрел мой интерес и записал всё это на листке бумаги, а листок, сложив многократно, вложил в футляр.

Я расплатился и вышел, преисполненный благодарности и новых надежд. Всё-таки, мистер Корриган — истинный волшебник, вот только на свой, маггловский, лад!..

Следующие несколько дней я провёл в такой суете, что непонятно было, как я ещё умудряюсь преподавать. Наконец, я уладил дело мисс Принц, поставил Акустические чары у Аберфорта и у Мартина, зашёл к Хагриду (обещал, да чуть не забыл), послушал с Альбусом «Дидону и Энея» в отличной постановке — редкий случай, когда певцы действительно умеют не только петь, но и играть, поэтому, можно сказать, что оперу я не только слушал, но и смотрел. Дважды ко мне заходила мисс Принц, моя новая протеже. К счастью, она ничего не заподозрила; просто зашла поделиться новостью, что информация о долге была ошибочной, видимо, в банке что-то напутали. Я порадовался за неё, после чего мы обсуждали «Двенадцатую ночь» Шекспира — мисс Принц прочла её по моему совету. Больше всего ей понравилось, что в пьесе Себастьян, брат-близнец главной героини, не утонул; а ещё её не оставило равнодушной брутальное обаяние сэра Тоби...

«Не понимаю, профессор, — говорила она. — Что Виола нашла в изнеженном и капризном герцоге Орсино? Тем более, когда рядом такой кавалер, как сэр Тоби Бэлч!..»

Мы посмеялись над этим от души.

* * *

— Очень красивая гравюра, — задумчиво произнёс мистер Корриган, отрываясь от разглядывания картинки, скопированной мною из «Прикладного Артефактоведения». — Красивая и… необычная. Что ж, я охотно беру ваш заказ, но, прежде чем приступить к работе, мне хотелось бы кое о чём вас расспросить.

— О чём же, мистер Корриган?

— Ещё с первой нашей встречи вы заинтриговали меня. Обычно заказчики бывают двух видов: «профессиональные любители», как я их называю, которые неплохо разбираются в ювелирном деле, и полные профаны, которые с порога говорят нечто вроде: «Мне нужен подарок для моей Эмили, ей на следующей неделе исполняется пятьдесят лет», — они, как правило, и сами не слишком понимают, чего бы им хотелось, однако просто обожают вмешиваться в процесс. Конечно, я уже давно научился общаться и с первым, и со вторым типом, но вы — вы не подпадаете ни под одну из категорий. Нечасто встретишь человека, который, не будучи хоть сколько-нибудь знатоком ювелирного искусства, мог бы настолько точно описать, что ему нужно. И если первый ваш заказ был для меня более-менее понятен — по крайней мере, в том, что касается его назначения, — то нынешний… За свои сорок восемь лет я видел многое. Кого здесь только не было — и русская княгиня, и магистр Ордена Розенкрейцеров… А кто же вы, профессор Флитвик? Откуда вы взялись? Для чего вам нужна эта вещь?..

— А сами вы как думаете? На что это похоже?

Разумеется, сначала я думал, что ювелиру, в принципе, должно быть всё равно, какой заказ выполнять. Однако, когда я познакомился с мистером Корриганом чуть лучше, мне действительно стало интересно, к какому выводу может прийти маггл, увидев картинку с магическим артефактом.

— Странная гравюра, на ней странный кулон. Можно, конечно, предположить, что эти вращающиеся песочные часы — символ Времени: с одной стороны — быстротечность, а с другой — цикличность… нет, скорее, обратимость; но каким же образом? Это же Время, его нельзя обратить вспять. Загадка!..

…Вот так, Филиус. Получай! Человек, не наделённый даром волшебства ни на йоту, с одного взгляда понял, в чём принцип действия Маховика времени. Интересно, будь он волшебником, сколько бы ему потребовалось дней, чтобы изучить чары, необходимые для создания артефакта? И разве он не заслуживает знать правду?..

И что теперь?.. Нарушить Статут ради удовлетворения любопытства первого встречного маггла? Исключено! Ведь именно так сказал бы на моём месте любой здравомыслящий волшебник.

Но, к счастью, я среди магического сообщества был кем-то вроде мистера Корригана — живым исключением из мёртвых правил, достаточно безумным, чтобы мыслить метафорами, но и достаточно адекватным, чтобы обращать их в формулы… А если называть вещи своими именами, то настоящим мастером, с умом и фантазией. Именно поэтому его интерес ко всему необычному был лично для меня вполне объясним. Что, если Асклепиус был прав, и мне недоставало именно такого человека?

Внезапно мне пришло в голову, как обойти Статут и рассказать всё, не сказав ничего. Даже если меня поймают (что маловероятно, так как мистер Корриган, судя по всему, человек неболтливый), у меня останется малюсенький шанс выкрутиться из положения, зацепившись за букву закона. Что ж, пойду ва-банк!

— Вы спросили, кто я?.. Я отвечу вам, мистер Корриган, как на духу. Я — сумасшедший. Днём преподаю, общаюсь с людьми, веду себя обыкновенно, а по ночам… Знаете, почему я сплю по двенадцать часов в сутки, половину жизни проводя во сне? Потому что там, за завесой сна, у меня параллельно течёт совершенно другая жизнь, в другом мире, лишь отдаленно похожем на наш…

Рассказал о себе, о своей министерской работе, о курсах обливиации, о дуэлях. Затем — очень осторожно, делая поправки — о войне с Гриндельвальдом, о подвигах Дамблдора, о школе, о Мими… И закончил визитом в странный дом с аномальными проявлениями магической силы. Расписав подробно, что именно я хотел бы сделать, используя магию Часовика, сохранившуюся неведомо как и ожидающую своего часа в стеклянной колбе, полной ржавой трухи, я, наконец, умолк и выжидающе посмотрел на ювелира.

Мистер Корриган сидел нахмурившись, как будто я не дал ответ на его вопрос, а, напротив, сам задал ему задачку.

— Профессор Флитвик, я не уверен, что являюсь именно тем специалистом, который вам необходим, — он сделал паузу, а у меня в голове пронеслось: «Да как я мог вообще ему довериться! Сейчас он скажет, что среди его знакомых есть неплохой психиатр…» — В связи с чем, дорогой профессор, у меня к вам лишь один вопрос: почему вы не обратились к часовых дел мастеру, почему решили, что вам нужен ювелир?..

Я испытал такое неимоверное облегчение, что едва не засмеялся.

— Да хотя бы потому, мистер Корриган, что теперь, когда вы меня выслушали, вам в голову пришёл именно этот вопрос!.. — я постарался успокоиться, перевёл дыхание, и затем продолжил:

— Я хочу получить нечто большее, нежели просто искусная работа. Для меня важно быть услышанным и правильно понятым. Вот поэтому мне нужен не «часовщик», не «ювелир», не представитель ещё какой-либо узкой специализации, мне нужны вы.

— В том, что я вас понял, нет никакой моей заслуги, — заявил мистер Корриган. — Видите ли, дело в том, что всё, что вы мне сейчас рассказали — не что иное, как ожившая сказка Гофмана, а вы — самый настоящий романтический герой: живёте сразу в двух мирах, окутанный туманом неизвестности, подпадаете под обаяние различных иллюзий, ищете любви… И я, как большой поклонник Гофмана, предрекаю вам, что, согласно законам жанра, любовь вы обретёте и, конечно же, последуете за нею…

— Так, по-вашему, мира, где я живу, не существует?! — я внезапно разозлился, сам не зная, почему: ведь я сам не хотел, чтобы он поверил в магию, а теперь мне отчего-то стало так досадно, что мистер Корриган принял мой рассказ за метафору…

— Разве я это сказал? Я, признаться, даже не удивился бы, достань вы из кармана волшебную палочку и начни творить чудеса…

— Вы мне не верите, — я был раздосадован; честно говоря, в тот момент я находился в шаге от того, чтобы и впрямь выхватить палочку и доказать, что я не сошёл с ума и не лгу.

— Профессор Флитвик, прежде, чем вы обидитесь, выслушайте меня. Я действительно очень люблю сказки Гофмана. И… я верю вам, насколько это вообще возможно. Но, умоляю, если вы и вправду владеете… чем-то таким, не сто́ит демонстрировать мне доказательств. В подобных делах лично я предпочитаю верить, а не знать.

— Воля ваша, — развёл руками я.

…Я вышел из мастерской, вполне удовлетворенный исходом дела, но совершенно разбитый физически. Неподалёку, на соседней улице, я приметил небольшое кафе с большим окном, на подоконнике которого стоял горшок с геранью. Самое лучшее место для того, чтобы немного передохнуть за чашкой ароматного кофе.

Что ж, сказано — сделано, и вот я уже устроился возле окна и начал ждать, когда мне принесут заказ.

…Дверной колокольчик тренькнул. Хозяйка кафе подскочила к стойке:

— Добрый день, миссис Райли! Вам как обычно?

— Если можно, попозже, Дженнифер, — ответила вошедшая. У неё был приятный голос тёплого тембра, с лёгкой хрипотцой, показавшийся мне знакомым, хотя лица женщины я не узнавал. А вот она, похоже, меня узнала, судя по тому, как она посмотрела на меня, словно я ей знаком и она очень рада встрече.

Странное дело, я не припомню, чтобы в моём кругу была хоть одна маггла. Нет, я вовсе не испытывал предубеждений, просто как-то не случалось с ними близко пересекаться. А от магического сообщества, судя по внешнему виду, эта дама была явно очень далека. Модно подстриженные светлые волосы, бледно-сиреневый деловой костюм, идеально сидящий на худощавой подтянутой фигуре… Нет, я определённо не знал её!

Дама подошла к моему столику, посмотрела прямо мне в глаза и улыбнулась, сверкнув белыми зубами. На левой щеке у неё обозначилась ямочка — подумать только, на одной щеке!

— Анна! — выдохнул я. — Не может быть! Ты ли это?

— О, Филиус, какой ты стал! А я шла мимо и увидела тебя в окне и… Интересно, что ты забыл на нашей улице? — она хитро прищурилась, улыбаясь мне от души.

— Да так, было одно дело здесь неподалёку, — уклончиво ответил я.

— А я работаю в здании напротив, поэтому каждый день здесь обедаю.

Я бросил беглый взгляд в окно. Там высилось громадное сооружение — какая-то маггловская корпорация.

— Интересно, — произнёс я, по-прежнему ничего не понимая.

Анна решила всё-таки сделать заказ, и вот мы уже мило болтали обо всём, что успело произойти за все прошедшие годы.

Надо сказать, выглядела она неважно. Её некогда фарфорово-белая кожа пожелтела, глаза ввалились, и всё лицо покрыла тоненькая сеточка ранних морщинок — но всё же это была Анна, и радость от встречи ничто не могло омрачить.

— В вашем офисе есть вакансии для волшебниц-арифмантов? — спросил я вполголоса, чтобы не привлекать излишнего внимания.

— Не угадал, — она покачала головой. — Я вот уже четыре года как финансовый директор этой денежной махины. А ты по-прежнему в Министерстве?..

После этих слов хозяйка кафе застыла, оторопело уставившись на меня. М-да, предосторожности были не лишними.

— Нет, Анна. Я преподаю.

— Филиус, не может быть!..

— Представь себе, может, — улыбнулся я.

— И… где, если не секрет?..

— Догадайся с одного раза, — фыркнул я. — В нашей школе.

Хозяйка заведения посмотрела на меня с нескрываемой жалостью. Я откровенно веселился, жалея лишь, что Анна сидит спиной к стойке кафе и не может видеть этих выразительных перемен в лице.

— Надо же, профессор… Знаешь, ты почти не изменился, только возмужал, — Анна склонила голову набок, пристально разглядывая меня. — А вот я… Неудивительно, что ты не узнал меня. Да я сама знаю, что постарела. Курю много, опять же, нервы ни к черту…

— Ну что ты! — воскликнул я. — Ты очень красивая, — добавил я, про себя отметив, что, наверное, почти не солгал.

Она действительно была красива — куда красивей, чем в первые годы после выпуска. Правда, сейчас она выглядела несколько старше меня, но ей шёл этот возраст.

— Спасибо, Филиус, — благодарно улыбнулась Анна. — А ты… Ух, какой ты стал!..

— Да что я… Думаю вот, не отпустить ли бороду для солидности.

— Не вздумай! — замахала руками Анна. — Наверное, я уже говорила это, но не могу удержаться и скажу ещё раз: ты здорово выглядишь!

— Я долго не мог понять, куда ты пропала, — меня смущали её комплименты, и я решил сменить тему. — Специально я тебя не искал, понимал, что тебе с маленьким ребёнком, наверное, не до общения.

— Когда Джонатану исполнился год, Джек ушёл из дома, — Анна усмехнулась. — Сейчас об этом смешно даже вспоминать, но тогда я была в отчаянии. Больше всего боялась попасться на глаза кому-то из знакомых, — она поглядела на меня с этим своим непередаваемым выражением лица, которое было у неё всегда, когда я не понимал очевидного.

— Может быть, ты не знала, — произнёс я несколько раздосадованно, — но именно для этого и существуют друзья.

— Вот перед друзьями-то и было особенно стыдно, — негромко отозвалась Анна. — Не подумай, не за себя, а за его поступок.

Я кивнул — а что ещё я мог сделать теперь?..

Мы поговорили ещё немного, а потом Анна ненадолго отлучилась — ей надо было зайти к себе на работу, чтобы отменить и перенести какие-то дела, сделать необходимые звонки.

А потом, когда она вернулась, мы отправились бродить по городу.

— Знаешь, Филиус, я не гуляла так уже восемь лет, — вздохнула Анна. — Ужас, что за работа. Но, как ни странно, я люблю её, да и платят хорошо. По-видимому, это моё.

— А я вот иногда вырываюсь на свободу, — поделился я. — В моём случае это жизненная необходимость, чтобы не сойти с ума.

— Филиус, — ей отчаянно хотелось спросить, но она не решалась. — Как ты… вообще?

— Я-то? По-прежнему холост, своих детей нет. Работаю с удовольствием, но иногда бывает очень тяжело всё время сидеть на одном месте. Вообще, мне грех жаловаться, но до чего же иногда хочется новых впечатлений!

— Понимаю, — Анна усмехнулась. — Знаешь, у меня есть идея. Послезавтра у нас в корпорации банкет по случаю юбилея генерального директора. Ты бы хотел со мной пойти?

— Ты сейчас серьёзно?

— Как никогда.

— Честно — очень хотел бы. Но, увы, не могу. Самый загруженный день, а на вечер… Понимаешь, мне не так-то просто выбраться из замка даже на выходных. Я, видишь ли, уже пять лет как декан Равенкло.

— Ух ты! — восхитилась она. — Знаешь, а я тебе завидую…

— Было бы чему. И вообще, у тебя есть сын.

— Сын уже взрослый, — печально сказала Анна. — И в последнее время мне тяжело с ним общаться. Кажется, ему уже совсем не нужна мама. Тем более, что я всегда занята. Это моя вина…

— Не плачь, — я взял Анну за руку. — Мама не может быть не нужна. Даже такому взрослому мальчику, как я, например. А ведь у меня мама тоже вечно была занята. Помню, иногда она так много работала, что у неё даже не было времени готовить. По двадцать часов в сутки заседала в кабинете, переводя книжки. Мы с отцом переходили на «литературную» диету — сыр, фрукты и вино. Мне-то ничего, я к мясу равнодушен, а папа страдал…

Анна засмеялась.

— Знаешь, мне и правда очень бы хотелось пойти с тобой на банкет. Жаль, что я не смогу. Интересно, а танцы будут?..

— Нет, у нас это не принято, — удивлённо проговорила Анна. — А почему ты спросил?..

Я улыбнулся.

— Забыла уже?

— Даже и не думала забывать, — тихо отозвалась она. — Прости меня. Я была дурочкой и эгоисткой и ничего не понимала.

— За что прощать? — пожал плечами я. — Вот ещё, глупости какие. Всё хорошо.

— Я должна была догадаться…

— Ничего подобного. Ещё неизвестно, как бы всё обернулось. А так — видишь, всё складывается не так уж и плохо.

— Но будет ещё лучше… Если ты не против, — сказала Анна неожиданно серьёзным тоном.

Я был не против.

Теперь у меня не осталось ни малейшей причины для недовольства жизнью. И произошло это благодаря двум факторам: сотрудничеству с мистером Корриганом и начинающемуся роману с Анной. Я старался быть с нею внимательным и нежным в надежде, что со временем вспомнится всё лучшее, что связывало нас когда-то, а всё, что разделяло — исчезнет, изгладится из памяти и растворится без следа.

Весна в этом году выдалась тёплая: уже в начале марта полили дожди и снег размыло. Слякотная погода, конечно же, не способствовала прогулкам, и мы с Анной чаще виделись у неё дома. Как-то раз я решил познакомить её с мистером Корриганом, и она согласилась составить мне компанию во время визита в ювелирную мастерскую. Мистер Корриган, ставший к тому времени моим хорошим приятелем, был чрезвычайно поражён её умом, изяществом и чувством стиля, а я испытывал законную гордость, что эта необыкновенная, потрясающая женщина выбрала моё общество.

В следующий раз я в шутку спросил его, что, по его мнению, господин Гофман мог бы сказать по поводу миссис Райли? Не она ли и есть та самая загадочная любовь из мира грёз?

Мистер Корриган усмехнулся.

— Профессор Флитвик, я полагаю, вы и сами знаете ответ, — проговорил он мягко. — Миссис Райли удивительная женщина, и ни к чему тревожить господина Гофмана. Это могу сказать вам и я.

К концу учебного года Альбус был, что называется, на взводе: кадровые перестановки доконали его, и он пригласил меня к себе — пообщаться и встряхнуться. В этот раз мы ничего не смотрели, а директор просто жаловался на жизнь. Оказалось, Помона Спраут не могла продолжать преподавать в следующем году, так как они с мужем ожидали прибавления. Герберт Бири не мог её подменить, так как его театральная деятельность только-только пошла в гору. Вариант вновь «пригласить старушку Глэдис» не рассмотривался ввиду очевидных причин; поэтому Альбус начал переписку с Джереми Синклером, который слышать не желал о Хогвартсе с тех самых пор, как они с новоиспеченной супругой были вынуждены уволиться, не выдержав крайне напряжённой атмосферы в коллективе.

Супруга профессора Синклера, Аманда Тёрнер, тоже могла бы быть полезна: нынешний профессор Защиты давно уже хотел уйти.

А ещё, как выяснилось, Альбус принёс мне добрую весть: мои давние мечты о курсе Теории магии должны были вот-вот осуществиться, правда, в несколько видоизменённой форме — Совет Попечителей не мог пойти на то, чтобы ввести аналогичный предмет. Предлагалось разбить курс на две части и отдать его профессору трансфигурации и мне, увеличив количество часов и сильно видоизменив существующие учебные планы. Фактически, мы с профессором Макгонагалл должны были разделить между собой темы и главы утверждённого Советом учебника, а потом переписать эти самые главы так, чтобы это выглядело, как разделы наших «родных» предметов. М-да, такое решение было явно выгодно Попечительскому Совету: чем тратиться на жалованье и пансион для ещё одного профессора, намного дешевле будет увеличить нагрузку нам с Минервой. А вот мы... Нет, у меня, ясное дело, с Теорией магии всё обстоит довольно благополучно, поскольку я давно уже давал детям адаптированный курс теории (потихоньку ото всех), а потом в своей методике даже развил эту идею, и теперь осталось только осуществить полный, развернутый, готовый план — уже на законных основаниях.

За Минерву было страшновато. Конечно, она сможет освоиться и с этим новшеством, однако резко возросшая нагрузка, и вдобавок — необходимость существенно видоизменить то, что ты пока ещё не вполне изучил... Будет сложно. Но всё-таки, как здорово, что Альбус провёл эту идею!

Я высказал ему благодарность на этот счёт, однако Альбус недоуменно поглядел на меня поверх очков:

— Филиус, а кто тебе сказал, что эту идею пролоббировал я?..

— Но разве кто-то другой смог бы?..

— Уверяю тебя, в том, что отныне в Хогвартсе в рамках профильных предметов будет читаться курс Теории магии, нет никакой моей заслуги. С благодарностями можешь обратиться к Минерве. Это была полностью её инициатива, — произнеся это, он выдохнул и откинулся в кресле, заложив руки за голову.

...Выйдя от Альбуса, я направился вниз, надеясь застать профессора Макгонагалл в её личном кабинете. Возле двери, прежде чем постучаться, я чуть помедлил. Не расценит ли она это как попытку снова перейти границы?.. Но, по здравом размышлении, я решил, что больше не позволю своим личным обидам взять надо мною верх.

— Вы кого-то ищете, профессор Флитвик? — я обернулся и увидел Минерву, подошедшую к двери в кабинет.

— Я ищу вас, Минерва, чтобы поблагодарить вас за курс теории магии, — просто сказал я.

Она сдержанно улыбнулась.

— Будем знакомы, Филиус, — и протянула мне руку.