Орёл и Кошка (гет)

— Он согласился, — глухо проговорил мистер Поттер, аккуратно прикрыв за собой дверь директорского кабинета.

Казалось, его реплика была адресована нам, то есть всем собравшимся в ожидании решения, однако мистер Поттер даже головы не повернул в нашу сторону. Выглядело это не очень-то вежливо, однако, учитывая неприятную специфику нашей просьбы и неловкость ситуации, у него, пожалуй, были все основания для подобного тона.

— Вот и хорошо, — подала голос Минерва. — Думаю, теперь вы вполне убедились, мистер Поттер, что раз уж даже сам директор Дамблдор не имеет никаких возражений на этот счёт, то и вам не стоит беспокоиться.

— Вам легко говорить, — возразил мистер Поттер. — Ведь это я должен буду забрать палочку, значит, это мне, а не всем вам, придётся лезть в… в могилу к близкому другу и учителю! А я не могу так! Нет, я, конечно, сделаю, раз так надо для восстановления Хогвартса, но… Мне кажется, это всё равно как-то подло.

— Гарри, ну что ты говоришь! — воскликнула мисс Грейнджер. — Иногда ради установления истины и торжества справедливости приходится проводить эксгумацию, и ничего преступного в этом нет!

— Так то истина и справедливость, а это — ремонт, — возразил мистер Поттер.

— Разрушения, нанесённые замку Пожирателями, были актом чудовищного вандализма, и я не знаю более справедливого дела, чем восстановление школы! И медлить тут нельзя! — мисс Грейнджер была непреклонна в своей логичности.

— И правда, Гарри, чего мы тянем? Давай уже пойдём и закончим с этим делом. В конце концов, ты же у нас последний Мародёр, — с этими словами мистер Уизли хлопнул друга по спине. Тот вздрогнул.

М-да, если это было попыткой одобрения, то крайне неудачной.

— Ой, Гарри, прости, это я опять что-то сморозил…

— Ничего, я всё правильно понял, спасибо, Рон, — вымученно улыбнулся Гарри. — Конечно, вы совершенно правы. Я иду. Кто со мной?

Естественно, присутствовать при эксгумации не хотелось никому, но так же естественно было, что мы все вызвались сопровождать мистера Поттера. Я пребывал в лёгком недоумении, что шутка младшего Уизли оказала-таки неожиданно благотворное воздействие на исход дела. Впрочем, мистеру Поттеру этот натужный юмор тоже не показался уместным, скорее, он просто оценил искренность намерений друга.

Когда мы подошли к месту захоронения, я решительно оттеснил всех от гробницы.

— С вашего позволения, я возьму на себя техническую часть операции, — заявил я, доставая палочку. — Всё, что потребуется от вас, мистер Поттер, это, собственно, забрать вашу вещь. С остальным я справлюсь сам.

Что ж, справился я неплохо. Минерва, как я и предполагал, отвернулась, мистер Уизли поддерживал за плечо мисс Грейнджер, которая мужественно ждала окончания процедуры. Мистер Поттер внимательно смотрел на меня, а когда всё закончилось, тихонько подошёл, чтобы поблагодарить.

— Это совершенно не стоит благодарности, мистер Поттер, — отозвался я, понизив голос. — Идея принадлежала мне, потому и воплощать её должен был я.

…Возвращались мы молча. Минерва плакала — тихо, без единого всхлипа. Мисс Грейнджер шла на полшага позади неё, не зная, как утешить, и не решаясь что-либо сказать.

— Профессор Флитвик, — вновь обратился ко мне мистер Поттер. — Директор Дамблдор… на портрете… он просил меня передать вам, чтобы вы зашли.

Спасибо, мистер Поттер, я так и сделаю.

* * *

— Ну, и чья теперь настала очередь принимать «неудобные» решения? — весело спросил Альбус.

— И тебе тоже доброго утра, — я решил не поддаваться на провокацию. — Спасибо, что поговорил с мистером Поттером.

— Не за что, — беззаботным тоном отозвался Дамблдор. — Всегда рад быть полезным… Да, тебе ещё предстоит многое узнать о роли директорских портретов в жизни школы. Думаю, ты, как заместитель, должен будешь…

— Какой ещё заместитель?! — перебил я.

— Минерва умная женщина, она должна понять, что кандидатуры лучше ей не найти.

— Я рад, что ты наконец-то оценил её ум, но сомневаюсь, чтобы она назначила заместителем меня!

— Почему же?

— Хотя бы потому, что я отнюдь не стремлюсь им быть, — спокойно ответил я. — Дружеская помощь — это одно, административная должность — совершенно другое. В плане ответственности с меня вполне хватает деканства.

— Заместитель заместителю рознь, — возразил Дамблдор. — Разве не с тобой она бегала советоваться по любому поводу? Разве не ты знаешь её лучше всех, с самой юности? Разве не тебе одному она всегда могла пожаловаться на меня, в конце концов?

— Вот именно. Было бы непростительной глупостью всё это потерять.

— Но тебе всё равно придётся занять какое-то место при дворе её величества, — вкрадчиво произнёс Альбус. — А должность заместителя можно трактовать по-разному. И настало время тебе самому выбирать, быть ли тебе шутом, серым кардиналом или, возможно, принцем-консортом — если ты простишь мне мою стариковскую бестактность?

— Альбус, если тебе это кажется остроумным…

— Не кажется. Извини.

— Извиняю, — пожал плечами я. Интересно, что сказал бы наш покойный директор, если бы я заметил, что он шутит, как младший Уизли?

— Что ж, прости за беспокойство, не буду тебя задерживать.

Я откланялся и вышел.

* * *

Минерва взяла свою чашку, вдохнула аромат, с явным удовольствием сделала глоток и неожиданно сказала:

— А не выпить ли нам чего-нибудь покрепче в честь начала ремонта?

Я едва не поперхнулся чаем.

— Минерва, я… Э-э-э… Извини, но у меня нет… Ты же знаешь, я не большой любитель, тем более в школе…

— Да чего ты так перепугался, Филиус? Просто я сейчас вспомнила, что у меня как раз есть бутылка превосходного виски. И я бы хотела предложить тебе распить её вместе. Ты ведь не против?

Конечно, я не против, вот только…

…Минерва, отказавшаяся от шахмат. Минерва, ни словом не выразившая удивления по поводу улуна, который я заварил вместо её любимого жасминового чая. Минерва, предложившая мне распить с ней бутылку виски…

— Кто ты? Что с Минервой? — прямо спросил я, направляя палочку в грудь собеседницы.

— Филиус, ты что?! — испуг выглядел искренним, но мог быть и искусно сыгран.

— Детское прозвище Минервы Макгонагалл?

— М… Мими, — пролепетала она.

— Откуда оно взялось?

— Моя маггловская бабушка любила оперу и вечно таскала меня с собой…

— Уф, слава богу, — с облегчением выдохнул я, убирая палочку. — Прости, пожалуйста, хорошая моя, — пробормотал я, обнимая подругу.

Минерву трясло.

— Ничего… Ничего страшного, — с усилием выговорила она. — Только теперь нам обоим уж точно придётся выпить, — и Минерва неловко поднялась с кресла. Уже в дверях она обернулась и спросила:

— Кстати, этот трюк с ключевыми вопросами — это же Орденский фокус, откуда ты его знаешь?

— Орденский, говоришь? Да мы с Аберфортом уже лет двадцать им пользуемся.

— Не понимаю, что может связывать тебя и Аберфорта? — хмыкнула Минерва, возвращаясь с бутылкой.

О, это хороший признак. Любопытничает — значит, от шока отошла.

— Тебя удивляет, что я с ним дружу, хоть он и не моет стаканы?

— Да, и ещё он мрачный тип, — слабо улыбнулась Минерва.

— Ну, мы с ним просто иногда беседуем о жизни, а иногда что-то затеваем. И потом, знаешь, ему приносят такие занятные артефакты…

— Угу, или ворованные, или проклятые. Да и виски у него дрянь.

— Не без этого, — кивнул я. — Но зато агентурная сеть — что надо. Может быть, потом расскажу подробнее о наших приключениях.

— О твоих приключениях я готова слушать вечно, — негромко сказала Минерва, разливая виски.

— На столько времени у меня историй не хватит, боюсь. Знаешь, мне никогда раньше не доводилось пить со своей студенткой.

— Прошло больше сорока лет после выпуска, — напомнила она.

— Ага, а я всё так же вижу перед собой девочку с косичкой. Косичку, если помнишь, я сам же тебе и заплетал.

— Не сам, а заклинанием!

— Всё равно считается.

— Ладно, пусть считается, — засмеялась Минерва. — Мне не жалко. Ох, Филиус, я, кажется, совсем пьяна. Пойду-ка, наверное, спать. Да что ж это за день такой…

* * *

Ничто так не объединяет коллектив, как ремонт, осуществляемый «своими силами». И, кстати, ничто так не губит субординацию, как руководство стройкой. Вот взять, к примеру, новоиспеченных лучших подруг — Гермиону Грейнджер и Минерву Макгонагалл. Нет, конечно, они не переходят известных границ, однако беседуют запросто, я бы даже сказал, по-родственному.

Что ж, понимаю Гермиону: её родители сейчас проходят реабилитацию в Мунго, и вполне естественно, что девочка чувствует себя в некотором роде почти сиротой. За тот год, что она их не видела, чета Грейнджер успела рассориться и даже развестись: «Наша совместная жизнь казалась нам пустой и лишённой смысла, непонятно было, как мы вообще смогли прожить в браке столько лет», — сказала мать мисс Грейнджер. Гермиона была в отчаянии.

Однако спустя неделю интенсивной терапии и ежедневных визитов дочери мистер Грейнджер действительно заметил, что «эта мисс и впрямь очень похожа на мою бывшую жену, и, мне кажется, мы с нею в родстве».

— Если так пойдёт и дальше, они окончательно вспомнят вас, а потом, возможно, сойдутся вновь, — заявил доктор. — Впрочем, гарантий, что они захотят снова жить вместе, нет никаких. Но память возвращается, а значит, прогресс налицо.

Мне стоило огромного труда устроить так, чтобы лечащий врач указал в истории болезни заведомо ложный диагноз — «амнезия»: хоть и незаконно, но всё же проще, чем убедить Аврорат вычеркнуть из «дела о незаконной обливиации, применённой лицом, не имеющим соответствующих полномочий» имя дочери пострадавших.

А мы всё трудились над замком, старательно выискивая в памяти мельчайшие детали: здесь был выступ, а здесь — ниша; вон тот портрет висел левее…

Наконец управились, и очень скоро — всего-то две недели прошло. Хогвартс, со всеми его пристройками, теплицами и квиддичным полем, приобрёл вполне пристойный вид.

На самом деле, это было лишь самое начало — «верхушка айсберга». Конечно, таким, как прежде, он уже не станет — слишком многое переменилось безвозвратно. И дело тут не только в том, что замок пришлось сильно перестроить, нет. Дело в нас. Нам в этот жуткий год выпало слишком много горя. Лично я не назову ни одного из коллег, кто бы так или иначе не пострадал. У Септимы поседели виски, у Поппи Помфри, если приглядеться, слегка подрагивают пальцы. Батшеда боится засыпать из-за кошмаров, в которых Пожиратели убивают кого-то из её многочисленных племянников (правда, она призналась, что теперь, просыпаясь, всякий раз безумно радуется, ведь на самом деле все они живы). Аврора изо всех сил делает вид, будто войны вообще не было, и многие уже выражают недоумение по поводу её бесконечного щебетания за столом. То есть поговорить она всегда любила, однако сейчас это уже ощущается, как что-то нездоровое; к тому же, этот её нервный смешок… раньше так не было.

На кого действительно больно смотреть, так это на Минерву. Хотя на самом деле на неё не смотреть надо, а помогать ей изо всех сил. Что мы и делаем.

Есть и хорошие новости: Сибилла всё чаще спускается к общему столу, да и хересом от неё больше не пахнет — правда, возможно, это связано не с волевым решением, а с нехваткой денег.

Кстати, о финансировании. Огромных трудов мне стоило принять тот факт, что для Министерства, похоже, не существует понятия «личное», когда дело касается преподавателей Хогвартса. Так, например, недостающее оборудование, взамен уничтоженного в битве, нам было предложено закупить на собственные сбережения. Минерва, бледная от ярости, зачитывала эту бумагу, брезгливо держа листок двумя пальцами, и очевидно было, что она не только возмущена, но и растеряна.

Вопреки ожиданиям, весь штат единогласно поддержал идею. И я в том числе; правда, никто, похоже, так и не поверил, что сотня галлеонов — это всё, что у меня есть. Кто-то (голоса я не узнал, а говорившую не видел) выкрикнул, что ради школы, ради детей я мог бы и открыть свой гринготтский сейф — с чего они взяли, что он вообще у меня есть, интересно?

Чёрт меня дёрнул в тот момент ненароком глянуть на Минерву! Она и так была едва ли не в бешенстве, но при этом обвинении вообще пошла пятнами. Могу представить, что и как бы она ответила, если бы не данное мне слово!..

…И тем не менее, собранных денег на первое время нам хватило. Дальше всё шло хуже и хуже. Спешно принятый закон о конфискации имущества у бывших Пожирателей, увы, не принёс школе ничего, кроме ложных надежд, ибо что в Министерство попало, того уж больше нет. Господин Шеклболт тряс протоколами судебных заседаний и обещал, что через полгода на счёт Хогвартса хлынет река галлеонов, однако на дворе уже давно стоял июнь…

И я решил рискнуть.

Долорес Джейн Амбридж, ещё не успевшая предстать перед судом и ответить за свои преступные действия, слыла обладательницей некоторого состояния, к тому же, по слухам, весьма солидного. Итак, нам с Минервой предстояло опередить Кингсли и первыми подать иск о возмещении ущерба, причинённого Хогвартсу во время так называемого «инспектирования». Я попросил Розмерту написать отставному министру Фаджу и передать ему моё предложение встретиться в ближайшую субботу в Хогсмиде. В ходе беседы экс-министр выразил свою готовность к полному содействию нам как пострадавшей стороне (возможно, не последнюю роль сыграло имя адвоката, избранного мною для ведения дела).

Оставалось дело за малым: подготовить Минерву. Наверное, кандидатуру адвоката она не одобрила бы никогда, не зайди к ней в тот момент Персиваль Уизли, на которого произнесенные мною два слова — «Реджинальд Эджком» — оказали неожиданно мощное воздействие: он разве что на одной ножке не скакал от восторга. «Ну, профессор Флитвик, примите заранее мои поздравления! Уж если за дело взялся Реджи-Эджи, он даже мокрого места не оставит от противника!»

Ободренная таким началом, Минерва хоть и смотрела вопросительно-строго, но своё «добро» дала.

Денег наш адвокат решительно не хотел: ему требовалась наша помощь. Его дочь (и секретарь по совместительству) должна была выйти замуж в октябре. «Полагаю, в ваших силах было бы повлиять на решение мисс Грейнджер… ну, вы меня понимаете…»

Я понимал. Более того, с пониманием отнеслась к проблеме и сама Гермиона. Узнав о том, как страшно рисковала мать Мариэтты, скрывавшая своё маггловское происхождение, и как тряслась сама Мариэтта, уверенная, что её участие в незаконных собраниях может стоить матери не только карьеры, но и свободы (Эджкомы знали, откуда ветер подует), мисс Грейнджер сама предложила свою помощь. Мариэтта была крайне смущена, даже пыталась протестовать. Было видно, что ей безумно хочется вернуть своё прежнее лицо, но ей казалось, будто она не имеет права пользоваться добротой людей, которых когда-то предала. Услуга, оказанная её отцом, не могла быть достаточным основанием для прощения самой Мариэтты…

Я пригласил её на небольшую прогулку и долго, очень долго слушал. Напоследок она попросила прощения. Почему-то — у меня, хотя при чём тут я?..

* * *

В общем, дело мы выиграли. Необходимое — мебель, книги, ингредиенты, экспонаты, телескопы и прочие хрустальные шары — закупили. Каюсь, в накладных и прочих документах по купле-продаже Минерва разбиралась без меня: в делах финансовых я проявляю редкостную тупость и очень боюсь туда лезть, чтобы ничего не испортить. Обычно я не афиширую эту свою некомпетентность, но Минерва и Аберфорт в курсе.

Аберфорт, друг ты мой бесценный!.. Вот не зря меня Альбус предупреждал, что брат — человек неболтливый, однако, если его допечь, выскажет даже больше, чем знает!

Он дал интервью корреспонденту «Придиры». Хорошее, правильное интервью хорошему, замечательному корреспонденту — юной мисс Лавгуд.

Аберфорт рассказал, что мы с ним несколько лет вкладывали практически все наличные средства в закупку нелегально произведённых палочек. И весь этот арсенал хранился у меня в личных комнатах, а с наступлением войны Аберфорт начал потихоньку снабжать этими палочками магглорождённых волшебников и волшебниц, скрывавшихся от егерей. Естественно, кустарные поделки в работе были существенно хуже Олливандеровских великолепных инструментов, однако скольким хорошим людям удалось помочь!

На мои деньги было куплено шестьдесят восемь палочек. На Аберфортовы — почти вдвое больше. «Одна палочка — одна жизнь» — так называлась статья, занявшая передовицу июльского «Придиры».

Коллеги, умножив шестьдесят восемь на приблизительную стоимость волшебной палочки, перестали на меня коситься из-за той сотни галлеонов.

Вскоре воспоследовала реакция бдительного Аврората.

За мной пришли. Если быть честным, то за Аберфортом тоже; правда, надо учитывать, что его-то за язык никто не тянул.

Мы даже прогулялись на заседание в Визенгамот: «Пока — как свидетели, но это только пока…»

Минерва сидела очень прямо, одной рукой вцепившись в Поппи Помфри, а другой — в клочок ваты с нашатырём — при входе в здание суда зелья, палочки и артефакты полагалось сдать, но на маггловские средства это правило почему-то не распространялось.

Оказалось, что нескольких магглорождённых, облагодетельствованных нами, егеря всё же успели разоружить (этих-то егерей, пойманных с «нашими» палочками, и судили), вот так и получается, что преступный мир магической Британии обогатился на несколько единиц контрафактного, нигде не зарегистрированного оружия, — и выходит, что в этом была доля нашей вины.

Аберфорт держался очень замкнуто, отвечал сквозь зубы. На меня не смотрел — видимо, стыдился, что невольно подставил нас обоих. Я искал способ его подбодрить — очевидно же, что пока нам нечего бояться.

Внезапно в зале суда появилась ещё одна свидетельница — дама лет тридцати на вид, в безупречном маггловском костюме и шляпке с вуалью.

— Леди Финч-Флетчли, — раздался резковатый голос адвоката. — Можете ли вы сообщить суду всё, что вам известно об этой палочке, а также о роли мистера Дамблдора и профессора Флитвика в событиях прошлой зимы и весны?

— Разумеется, — спокойно ответила дама. — Эту палочку мой сын получил в подарок от своего профессора Чар. Мой сын был со мной не слишком откровенным, и, к сожалению, я слишком поздно узнала об опасности, угрожающей нам, обычным людям, со стороны магической элиты, — какая убийственная ирония прозвучала в голосе свидетельницы! Очевидно, Малфоев и прочих она считала «элитой» ровно в той же мере, в какой себя и сына могла причислить к «обычным людям».

Так же спокойно и чётко леди Финч-Флетчли ответила на все вопросы адвоката и прокурора, подробно рассказав, как они с сыном подверглись нападению со стороны «господ Пожирателей» и чудом уцелели; как переживал Джастин по поводу утраты палочки и невозможности достать новую; как они безмерно благодарны профессору Флитвику и мисс Боунс, изыскавшей возможность передать Джастину эту палочку, благодаря чему их семья смогла переместиться в Бат, чтобы «благополучно переждать грозу»…

Дальше я знал и сам. С этой самой палочкой храбрый Джастин аппарировал в Хогсмид, чтобы принять участие в Битве за Хогвартс…

— К моему глубокому прискорбию, самого мистера Финч-Флетчли в данный момент допросить не удастся, так как он пребывает без сознания в стационарном отделении клиники св. Мунго, — подытожил адвокат.

Суд поблагодарил свидетельницу и удалился. Леди Финч-Флетчли подошла к Минерве, та кивнула в мою сторону, и обе дамы подошли ко мне.

* * *

И вот, хотя ремонт давно окончен, по-прежнему оставалась куча нерешённых дел, и, сколько мы ни бились, их не убавлялось; вдобавок, новые проблемы продолжали сыпаться, как из рога изобилия, — срочные сообщения. «Министр Шеклболт требует», «Совет попечителей настаивает», а ещё — совы, совы, бесконечные совы от студентов. Бывших и нынешних. И от тех, кто пропустил целый год, и от тех, кто пережил этот проклятущий год вместе с нами. И ещё не забыть бы про набор малышей — разослать письма, обойти, пообщаться с родителями.

Мы с Минервой часто спорим, но в главном сходимся всегда: школа существует не ради Министерства и не ради отчётности, но горе тому директору, который посмеет заявить об этом прямо. У Альбуса неплохо получалось чихать на Министерство, попечителей и их дрессированных журналистов. Но то Альбус… Минерве такого не простят, даже если на её защиту, кроме нас, коллег и соратников, встанет Гарри Поттер. От орденцев поддержки мы не ждали: половина из них уже вовсю вьёт гнёздышки в кабинетах различных департаментов, вторая половина — отлавливает Пожирателей и егерей, а в перерывах мотается в Мунго проведать своих раненых.

Шеклболт вытрясает душу (фигурально) и галлеоны (буквально) изо всех, кто пособничал режиму Волдеморта, надеясь поправить дела магического сообщества за счёт виновных в столь плачевном состоянии этих самых дел. Всё бы хорошо, но полученные денежные компенсации потом перераспределяются довольно странно. Нет, я далек от мысли подозревать министра в нечистоте ведения финансовых дел, просто тратить все ресурсы на восстановление бюрократического аппарата, когда госпиталь и школа лежат в руинах, — по меньшей мере нецелесообразно. И это ещё не самые странные из его идей. Одно время он всерьёз грозился разогнать Слизерин, идя на поводу у «общественного мнения» — вот вам и хвалёные надёжность и здравомыслие. Как мы с Минервой на него орали через камин! А беднягу Горация чуть удар не хватил…

— От Кингсли и от уважаемых господ попечителей я, так и быть, отобьюсь, — махнула рукой Минерва. — Но все остальные… Я понимаю, Филиус, это верх наглости с моей стороны, но ты бы мог взять на себя хотя бы старшекурсников?

Я ответил, что возьму на себя всех студентов, включая новый набор, и что это само собой разумелось. Ещё я попросил разрешить мне задействовать других преподавателей по своему усмотрению. Минерва на радостях предоставила мне полную свободу действий, а затем быстро нацарапала что-то на пергаменте и ткнула мне под нос.

— Что это означает? — я не жаловался на зрение, однако прочитанное меня слегка шокировало. Особенно в свете памятного разговора с портретом…

— Филиус, ты же не думал, я надеюсь, что моим заместителем будет Помона? Или Гораций — Мерлин меня сохрани, конечно?!

Я хмыкнул, представив себе Слагхорна, сочиняющего послание родителям какой-нибудь магглорождённой студентки Хаффлпаффа, пропустившей прошлый учебный год. При том, каким снобски-неприятным может быть тон Горация, вынужденного тратить время на переговоры с… нет, не то чтобы он испытывал какие-то предубеждения, однако пределов его терпимости лучше не искать. Что касается Помоны, то она, к сожалению, так до конца и не оправилась от последствий ранения, и мы до сих пор не были уверены, что она сможет вернуться из Мунго к началу учебного года.

— Спасибо за доверие, Минерва, — чуть погодя ответил я.

— Филиус, зачем ты так? — огорчилась она. — Конечно, я подумала прежде всего о тебе, но если ты не веришь…

— Ну о чём ты говоришь? — я не сдержал улыбку. — Что за глупости, разве это похоже на меня? Ты считаешь, что я стал бы требовать к себе особого отношения, рваться вверх по карьерной лестнице и портить тебе нервы? Я просто поблагодарил за доверие. И всё. Не надо искать обиды там, где их нет.

Минерва выдохнула с облегчением.

— Извини, пожалуйста, я действительно что-то не в себе последние пару дней. Переходный возраст, видимо, — она развела руками и виновато улыбнулась.

— Чаю хочешь?

— Разве только у тебя. И… не сейчас, а когда с делами закончим.

— Идёт, — кивнул я, уже размышляя, как получше разобраться со студентами и заодно с педагогическим составом. Идеи были… достаточно новаторские и казались трудноосуществимыми, но сдаваться я не привык — вода камень точит.

Как и следовало ожидать, не все из собравшихся восприняли мою инициативу однозначно. Если милая, спокойная Батшеда охотно согласилась с необходимостью обойти все маггловские семьи с детьми-волшебниками, а Септима так и вовсе заявила, что давно мечтала поучаствовать в чём-то подобном, — «хоть какое-то развлечение, а то недолго и умом тронуться!», то Аврора заметила, что, на её взгляд, для дела, с которым ранее справлялась в одиночку Минерва, двоих вполне достаточно; а если нет — разве это не входит в традиционный круг обязанностей заместителя директора?

Я удержался от искушения пообещать присоединиться к акции, как только захвачу с собой Рубеуса и Фиренце — так сказать, для полноты картины, — и ответил (по возможности, миролюбивым тоном), что, во-первых, нет, не входит, а во-вторых, нынешний набор учеников должен включить тех, кто не мог получить приглашения в прошлом году. Кроме того, нам также придётся навестить семьи всех магглорождённых, кто уже являлся студентом Хогвартса, но в силу известных причин был вынужден прервать обучение, и нет никаких гарантий, что родители согласятся вновь оказать доверие нашей школе; соответственно, семей, с которыми необходимо провести работу, будет существенно больше.

Аврора неохотно согласилась с этим доводом; когда же я трансфигурировал ей изумительное кашемировое платье василькового цвета, с белым воротничком-стоечкой, лёд окончательно растаял (а я мысленно поблагодарил знакомую, загодя, по первой же просьбе, приславшую мне журнал мод).

Я настоял на проведении генеральной репетиции, чтобы каждая из участниц свыклась с костюмом и ролью во избежание неловких ситуаций. Отдельно оговорили, кто и как сможет эффектно продемонстрировать навыки волшебства, и, наконец, я раздал письма и списки адресов.

Вечером Минерва нарадоваться не могла, что мы так ловко со всем справились, а Сибилла не на шутку обиделась, что её не позвали. Разумеется, дело было не только в её манере предрекать всем подряд малоприятные события; помимо этого, ещё до битвы за Хогвартс для меня отнюдь не являлось секретом, что наша прорицательница, увы, растеряла все навыки обращения с палочкой, вплоть до неспособности применить простое Репаро; таким образом, продемонстрировать родителям, что именно мы подразумеваем под словом «волшебство», ей было бы не под силу. Сказать об этом напрямую, да ещё и при свидетелях, я счёл недопустимым, и попытался было переменить тему, но не успел рта раскрыть, как Трелони, очевидно, преследуя те же цели, изрекла очередную несуразицу, мол, у нас в последнее время что ни год — то новый директор; разреши глянуть в твою чашку, Минерва…

Так. Этого только мне не хватало. Тем более, что в последнее время, глядя на бледную, измотанную вконец Минерву, на её посиневшие губы и чёрные круги вокруг глаз, я твёрдо решил: вот раскидаем все дела, и я, вступив в коалицию с Поппи Помфри, запру нашего директора в Больничном крыле на пару суток и силком заставлю отоспаться, а уже потом переведу на здоровый режим дня с ежевечерним моционом. И тут на тебе…

После ужина я поспешил к себе — заваривать обещанный чай и ждать Минерву.

Самому смешно. Ну да ладно — она пока не догадалась ни о чём, что могла бы счесть излишним или неуместным. За пятьдесят лет ко всему привыкаешь, и сердце почти не ёкает, когда в дверях появляется тонкий, почти девичий силуэт. И всё-таки, как она исхудала за эти несколько недель, так же нельзя, ей бы поберечься хоть немного!

— Филиус, открой секрет, как тебе удаётся всё это?

— Что — «это»?

— Задумывать и осуществлять все эти действия по спасению школы от полного упадка, запустения и разорения. Так как?

— Никак, просто ищу, как тебе помочь. Иногда получается, иногда — не очень.

— Ничего себе «не очень»! Да если бы ты не уговорил Гарри помочь, мы бы до сих пор копались посреди руин!

Здесь я вынужден покаяться: мистер Поттер был нужен нам только как хозяин Старшей палочки. Меня впечатлил его рассказ о том, как ему удалось с её помощью починить свою старую, с фениксовым пером. Ведь если, по словам Олливандера, палочки и впрямь не подлежат ремонту, то надо быть дураками, чтобы не попытаться применить столь мощный инструмент для восстановления замка! Меня просто с ума сводила эта идея.

— Жаль, что Гарри не сразу согласился, — вздохнула Минерва. — Но я его понимаю: он так устал…

— Ничего, зато теперь отдыхает. Да и тебе бы не мешало последовать его примеру.

— Некогда отдыхать, Филиус, дела не ждут. Спасибо тебе, теперь нам не грозит трагедия остаться без студентов в будущем году; а вот мои успехи на сегодня, увы, несколько скромнее.

— Попечители досаждают?

— И это тоже, — она устроилась в кресле поудобнее и прикрыла глаза.

— Неужто Кингсли? Он же, вроде бы, нормальный человек.

— Он нормальный министр, — поправила Минерва. — Но, что ни говори, я всё же не Альбус, увы, и министр Шеклболт это хорошо понимает. Что ж, с моим мнением он считается — спасибо и на том. Так что компромисс теоретически возможен.

— Может быть, я могу помочь тебе?

— Не думаю, — покачала головой она. — Разве что пришлёшь ему вызов.

— Ты же знаешь, что я предпочитаю мирный способ разрешения спора.

И давно ли? — лукаво прищурилась Минерва. — Признайся, когда ты в последний раз дрался на дуэли?

— Лет шесть назад, под Новый год, — признался я.

Как интересно, и с кем же?

— С Локхартом. И тут совершенно нечем хвастать, сама понимаешь.

— Ну, ещё бы, — улыбнулась она. — Наверняка бедняга горько пожалел о той мерзкой выходке в Большом зале. Хотя… постой: ты сказал — «под Новый год, около шести лет назад», значит, он оскорбил тебя уже после дуэли?..

— Полагаю, его выходка стала небольшой местью мне и Снейпу. Если помнишь, крах его затеи с Дуэльным клубом произошёл вследствие неудачного выбора ассистента…

— Конечно, такое не забывается, — фыркнула Минерва. — Но, прости моё любопытство, хотелось бы узнать, что послужило причиной дуэли между тобой и этим болваном? Я имею в виду, драться с заведомо слабым противником — это на тебя не похоже…

Я чуть помедлил, прежде чем решился ответить. В конце концов, Локхарт лишился памяти, следовательно, всех обстоятельств дуэли она узнать не сможет, и я могу говорить без опасения затронуть чужую честь.

— Ты совершенно права, — начал я. — История самая пустяковая. Однажды в Хогсмиде не вполне трезвый мистер Локхарт пытался ухаживать за дамой и был при этом скорее настойчив, нежели учтив. Я случайно оказался неподалёку и, естественно, вмешался. Как выяснилось, во хмелю Локхарт оказался не таким уж и трусом… хотя исход дела был очевиден с самого начала.

Минерва улыбнулась и кивнула. Меня всегда поражала её готовность выслушивать мои россказни, даже когда время для них совершенно неподходящее. Вот, например, сейчас… Да, мне давно не приходилось видеть её такой: успокоенной, умиротворённой, почти радостной. Последний раз это выражение появлялось на лице Минервы два года назад, когда она лежала в Мунго, куда угодила стараниями подосланных Амбридж бравых авроров. Помню, как она сияла, когда я заявился к ней с визитом, и как стало остро, до судорог, жаль Минерву: с её повышенным чувством долга и глобальной ответственностью за всё и вся только в госпитале и отдохнёшь…

Жаль, что на этот раз мне пришлось опуститься до… ну, если не совсем вранья, то как минимум сознательного искажения ряда фактов, — но что поделать, если подробности этой истории явно не предназначены для её ушей?!

…А пьяный Локхарт действительно трусом не был, как не был и слабаком — по крайней мере, что касается физической силы. Помнится, дверь он вышиб с одного удара, по-маггловски, плечом; Розмерта, ойкнув, нырнула с головой под простыню, да и я, признаться, слегка занервничал, не найдя на тумбочке своей палочки, — видимо, закатилась под кровать, когда Локхарт высадил дверь. К счастью, Розмертина палочка была на месте, и я успел приманить свою, заодно нашарив очки. Тем временем наш непрошеный гость огляделся по сторонам и, очевидно, собирался добиться если не благосклонности, то хотя бы внимания хозяйки дома, для чего попытался сдёрнуть простыню с Розмерты. Не тратя времени на одевание, я, как был, в очках и с палочкой наизготовку, вскочил на ноги (именно в этот момент он меня, наконец, заметил), применил Инкарцеро и сразу же пожалел, что не выбрал Петрификус: связанный Локхарт шумел и дёргался, обвинял меня в подлом нападении на безоружного, похвалялся тесной дружбой с Ритой Скитер и угрожал оглаской. Надо было сразу заткнуть его Силенцио: пока я спешно одевался, этот дебошир-недоучка успел наговориться, и в результате Розмерта, испугавшись его длинного языка, сама начала упрашивать меня не сдавать негодяя аврорам.

Что ж, в её желании избежать публичного скандала был определённый резон, и я решился на компромисс. Раз молодой человек упрекал меня в нападении на безоружного (что весьма спорно, так как изначально отнюдь не я выступил в роли агрессора, да и на момент начала конфликта мы, по сути, оба не были вооружены), тем не менее, я выразил готовность исправить упущенное и завершить дело честным поединком. В случае проигрыша мой противник должен был немедленно покинуть данное помещение без права вернуться когда бы то ни было; вдобавок, ему предписывалось навсегда позабыть обо всём, увиденном здесь. Нарушив договор, он навеки лишался чести… хотя интуиция подсказывала мне, что Непреложный обет был бы весьма уместен.

Поединок закончился, толком не успев начаться, — что вполне естественно: будучи нулём без палочки, Локхарт не научился превращаться в более весомое число даже с помощью последней. На прощание он обещал со мной поквитаться и заявил, что найдёт способ поведать всему миру о моих тёмных и грязных делишках. Я, признаться, не вполне понял, что он имеет в виду, однако не прошло и двух месяцев, как его домыслы относительно природы женского интереса к моей скромной персоне во всеуслышание прозвучали в присутствии всех обитателей Хогвартса. У Минервы были свои причины помнить об этом инциденте; готов признать, что воспоминания о её реакции на эту эскападу грели моё старое сердце. Тем не менее, развёрнутая и правдивая версия тех событий, несомненно, не является приемлемой темой для чайных посиделок. Что ж, та Минерва, которую знают все, возможно, меня бы и осудила, но мне повезло вдвойне: я помню Минерву Макгонагалл совсем другой, хоть и не сумел до конца разгадать природу постигшей её метаморфозы.

Выбор у меня, по сути, был невелик: или позволять себе иногда побыть легкомысленным — или прожить жизнь крайне скудную и не очень счастливую.

Усталость навалилась внезапно, и я почувствовал, что могу свалиться, не добравшись до постели. Поясница предательски ныла, требуя горячей воды и массажа. Хорошо, что я могу сделать его сам, не прибегая к помощи посторонних. Плохо, что иногда до смерти хочется, чтобы обо мне позаботился кто-то другой. Но — вот поди ж ты! — одинокая старость. А ведь, казалось бы, ничто не предвещало...